Ведомственная поликлиника. Четвертая терапия, где принимают ветеранов. Очередь перед кабинетами. Сидят деды, у каждого в руках карточка, толстая, как энциклопедия. Знакомых видишь. Как звать не знаешь, но встречал когда-то. Взглядом пересечешься, кивнешь, подсядешь и поговоришь. О чем? Ну о чем еще говорить?... Конечно о службе, о том, что было.
* * *
Я на разных участках работал. Жизнь кидала - мама не горюй! Тут часть сократят, там штаты урежут. Лихое время было. Жалованье не давали по три месяца. В отпуск не уедешь: отпускных нет, перевозочные документы в кассах не принимают. И ничего, выжили. В управлении, когда очередной подполковник проворовался, меня на пайки поставили. 'У тебя, - говорят, - совесть есть - много не украдешь'. Не работа, а сказка. Сижу с важным лицом. Коммерсанты так и ломятся. Думают, я что-то решаю. Разрешите, товарищ майор, представить вам новый образец пайка?!
- Надо попробовать, - отвечаю.
- Вот ящик - пробуйте, а вечером пожалуйте в ресторан.
Я тогда разъелся так, что мне офицеры, когда в уазике ехал, козыряли на всякий случай, присмотрятся в рожу за стеклом и козыряют. Еду, киваю. Пайки домой везу. Только недавно эти образцы их доел.
Потом перевели меня, оказалось, что должность эту для кого-то держали, и её просто на время прикрыть надо было.
* * *
Когда Кавказ начался, много народу уволилось. Молодых, а больше старых, тех, кто о долге больше всех кричал и на собраниях с трибуны с пеной у рта нам про него рассказывали. Всё говорили, что уйти не могут, поскольку дело не на кого оставить. Нет им на смену надежных людей. Так и сидели - должности держали, а мы на капитанских, да майорских - годами перехаживали. Хорошие были офицеры. Настоящий командный состав. Поставят тебя по стойке 'смирно' и давай кричать в лицо.
Тут война. И наши 'деды' не в оружейку побежали, а в поликлинику. Как-то сразу вспомнили, что долг уже отдали и все что можно выслужили.
Один, правда, распетушился. Улетел в командировку на три месяца. Вернулся через неделю. Мозоли у него какие-то открылись. Какие мозоли? У него мозоли только на жопе от многолетнего сидения. Ну и за другими полканами в госпиталь. Растолкал корешей с криками: 'Я участник боевых действий!' и тоже уволился.
Года не прошло, как оказалось, что выбили проклятые чеченцы наш лучший командный состав. В моей части двое старых остались, что наравне с молодыми в командировки мотались. И ведь раньше - в мирное время - они в выговорах были как ежики в иголках. А тех, кто уволился, всё нам в пример ставили. Говорили - впитывайте и равняйтесь! До сих пор их вспоминаю. Как они строевым рубили! Любо-дорого смотреть. Равнение в строю держали. На смотрах у них и конвертов сколько надо в вещмешке, и иголка с ниткой в фуражке спрятана и запасная лампочка к фонарику есть, стержень к ручке. Все как-то не пригодилось.
* * *
Война, если майора переполз, та же канцелярия, но в полевых условиях. Те же бумажки, только в палатке рожают. Зайдешь в штабную палатку: все как на большой земле. Принтеры стрекочут, мониторы мигают. Дизель тарахтит, лампочка то ярко светит, то гаснет, ну и мониторы за ней тухнут и сразу крики из всех палаток:
- Наладьте свет - невозможно работать!
Три месяца проходит - возвращаются с медалями, а то и орденами. Чем к кадрам ближе - тем орден больше. И боевые у них закрыты со дня, как они на аэродроме в командировку вылетали.
Я в командировке в часть с проверкой приехал, говорю командиру: оформи мне боевые.
Командир - капитан молодой, его жена здесь же в командирской палатке - ефрейтор на делопроизводстве. Девчонка совсем еще, на меня уставилась и глазами изумленно хлоп-хлоп.
Муж её мне докладывает. Три дня боевых ему на подразделение выделили, так не знает, кому их оформить: саперам, фугас обезвредившим, разведчикам, которые из поиска с трофеями вернулись или легко раненому бойцу. С кого ему снять, чтобы на меня перебросить?
Главное, жена его на меня смотрит, вот-вот скажет: 'Как же так, товарищ подполковник?!'
Плюнул я, в вертолет и к себе в штаб вернулся. Потом ведомости на боевые посмотрел: не обманул капитан, все по честному расписал: день себе, день жене, день солдату.
А с наградами... Орден получить хотелось, к разведчикам подъехал, попросился на спецоперацию, а то на документах этих досиделся до геморроя.
Возьмите, говорю, с собой, только чтобы не сутки в канаве лежать, а то насекомые сожрут.
Те пошушукались, потом говорят:
- Мы тебя на уазике пустим, будешь с портфелем ездить. Вид такой, что тебя точно захватить захотят. Езди себе туда-сюда. На рынке мелькнешь - они своим сообщат, что какой-то босс важный путешествует. Три точки, где они напасть могут, мы перекроем, а вот четвертую, извини, сил нет.
Портфель такой видный, документы туда сунули, которые захватить должны. И началось...
Поездил так неделю, а потом у разведчиков лимит на бензин кончился. Документы, правда, сперли на рынке. Хотел их порадовать, а они за голову схватились. Документы - хорошо, а как мы портфель спишем?!
Но медаль мне тогда дали. 'За укрепление содружества'. Странная какая-то, ни у кого из наших такой не было.
Другие - я представления читал - и снаряды подавали, и командование подразделениями на себя брали, и ценные указания раздавали направо-налево, а мне как-то не выпало.
* * *
Раз, еще в первой командировке, отличился. С правого фланга корреспонденты какие-то прорвались с видеокамерой. Их как людей встретили. Накормили, из автомата популять дали, а потом один офицер услышал, как они на камеру наговаривают на тему, что войска бандитствуют и издеваются. Оператор кассету панасоник в видеокамеру вставил, зиндан наш снимает. В нем кепка камуфляжная валяется, кости куриные, видно, что люди живут, время от времени, и вот эта коза пальцем туда показывает и распинается со слезой в голосе, что зиндан, пустой, поскольку всех, кто там был, расстреляли перед их приездом. Одна кость и лежит.... Засняли, нас поблагодарили и, довольные, уехали в другом месте гадить.
Сунул в карман кассету с мультфильмами, в уазик и поехал.
На блок-посту этих корреспондентов тормознули.
- Давайте кинокамеру, - приказываю корреспондентке, - вы секретный объект засняли.
Те изнутри закрылись, кричат про закон о печати, конвенцию какую-то.
- Ничего не знаю, пленка будет засвечена! - Бубню в ответ. - Засветим и отдадим.
Они переглянулись, потом стекло опустили, оператор видеокассету из камеры достает и мне протягивает.
Я ее поднял, подержал на свету.
- Нет, - говорю, - там солнце ярче, - и в сторону повернулся.
Пока крутился, кассету им подменил. Ну и вернул, как обещал.
Уже блок-пост проехали, корреспондентка дверцу приоткрыла:
- Майор, ты - дуб!
И уехали, ухмыляясь.
Дуб так дуб, ясно, что не осина. Езжай, ежик ты наш в тумане.
В расположение вернулся. Генерал в крик:
- Отпустил?!
Нет, расстрелял! Корреспондентка потом в своей Москве сопли размазывала, бегала, жаловалась.
Генерал меня вызвал - улыбка до ушей, говорит:
- Приказали тебя наказать, - а сам ржет. - Проси, что хочешь.
- А чего просить - знаю же, что у него ничего нет. Времена такие были. Штанами людей награждали, как в годы разрухи в гражданскую войну, так в приказах и писали: 'наградить комплектом камуфляжа', генералов - газонокосилками. Сам приказы готовил.
Бойцу удостоверение на знак вручали, а потом он знак этот у чеченцев на рынке покупал.
Это теперь у всех все есть. А тогда и штаны через раз давали.
А зиндан тот для своих вырыли. Пьяниц в нем держали, самовольщиков. Это каким тупым надо быть, чтобы в Чечне в самоволку ходить?! Лейтенанта, помню, командир туда загнал. Достал его своим пьянством.
Меня тогда камуфляжем наградили. До сих пор цел. На грядках в нем копаюсь.
* * *
Главное в службе - получить полковника, квартиру и списать новый уазик. По крайней мере, раньше так было. В годы, когда только коммунизм строить перестали.
Главное, конечно, квартира. Времена были: в кабинетах жили, в спортзалах. В часть сорок лейтенантов пришло, командир голову почесал и приказал сорок коек в спортзал поставить. И доклад наверх: всех молодых офицеров жильем обеспечил!
Миллионы получали, если в рублях. А на нормальное перевести: жалованье - сто долларов, снять квартиру - двести. И живи, как хочешь. Общежития майорами, да подполковниками забиты. Многие давно уволились, а живут, выезжать некуда.
У меня комната в общаге была, потом бабу нашел местную, поселился у нее.
Наши пронюхали, что комната пустует. Зам по тылу наседает: 'пропишись, раз бабу нашел - пропишись и съезжай к ней. А по закону от двадцать третьего года, если бабу на стороне нашел, тебя выписать можно. А по закону от тридцать седьмого, там вообще можно выписать в восточный округ вместе с бабой. А комнату мы твою заселим'.
Тут свои шепнули, что уже селят, ходят какие-то, смотрят комнату, вещи заносят.
Надо оборону держать. Прибежал, вещи чужие в коридор выкинул, еды набрал, книжку на развале купил, танку, думал военная, а оказалось, что стихи японские какие-то недописанные, но, черт его дери, забавно.
Лежу, стихи читаю.
Какой-то майор в мою комнату вваливается и с порога вещает:
- Я заместитель начальника по квартированию, вечному квартирному стоянию. Товарищ подполковник встать!
Смотрю на него как на насекомое.
- Выйди, - говорю, и постучи сначала, чтобы я тебя еще тогда далеко послал.
И сапогом в него. Я последний в управлении сапоги носил.
Он сразу понял, побежал куда-то. Вернулся через час с полковником. Тому полковнику генералы ручку целовали. Так и он как попугай:
- Я начальник главного квартирного стояния! Вста-а-ать!
Пришлось к нему японцев применить, прямо из книжки. Руки развел и в одном сапоге иду к нему, будто обнять хочу. Портянка на второй ноге размоталась, за ноготь зацепилась, следом тащится. И стихи читаю:
- Ах, не заснуть
Одному на холодном ложе.
А тут этот дождь -
Так стучит, что даже на миг
Невозможно сомкнуть глаза.
(Акадзомэ-эмон)
Кто видел, говорили, что полковник несся по коридору с выпученными глазами.
Неделю из общаги не вылезал и на службу не ходил. С утра звонок начальнику, доклад: в общежитии - держу оборону. Через неделю мне отбой дали. Черт с тобой, за тобой комната - иди на службу.
Одно плохо. К бабе той пришел, а у нее уже другой. Всего две недели отсутствовал по военным делам.
Хорошая баба. В булочной работала. Так у нее дома черного хлеба не было. Одни круассаны. Утром - какао. И сама как булка. До сих пор жалею.
Я тогда с расстройства и одиночества сам стал стихи писать:
'В понедельник мы приняли обязательства по требованиям министра.
Во вторник приняли обязательства по директиве главкома.
В среду приняли указания командующего.
В четверг поклялись выполнить все, что приняли.
В пятницу поняли, что ничего из того, что напринимали за неделю, выполнить не сможем.
Сегодня суббота, пойду и я приму триста грамм'.
Тетрадку этими стихами исписал. Потом затерялась куда-то.
Теперь, что... Квартир понастроили. Дожили: очередников нет. Губу оттопырят, смотрят - отказываются. Зеленоград им уже не Москва.
* * *
С культурой проблемы еще большие. Не понимаю я её. Двадцать пять лет службы. Картина какая - все восторгаются, и я вместе с ними. Потом остальные уйдут, я специально задержусь, осмотрю всю тщательно, поколупаю и только плечами пожму.
Мне и генерал говорил: ты серый как лапоть, до сих пор в сапогах ходишь. У нас новые требования, а ты таблицу в 'ворде' составить не можешь. Припадай чаще к источникам и очагам. Припадал я, да все без толку. Вот говорят: 'Чехов-Чехов'. Специально книгу из серии 'Школьная библиотека' на дежурство взял, чтобы с Чеховым разобраться. Ночью час читаю, другой, до середины дошел и ничего понять не могу: ходят, разговаривают...
Заснул на дежурстве - наказали. Постарадал за этого Чехова.
А боевик какой - милое дело. Трах-пах, часа не прошло, как один боец руками, ногами и внутренней энергией целую армию замочил. Задачи решил, которые мы годами группировкой разрулить не можем. Книжку дочитаешь, голова пустая и гудит и самого тянет по косяку ногой двинуть. Только та уже выше табурета не поднимается.
А классика это когда непонятно о чем или когда в конце все умерли.
* * *
Когда нормальному человеку генерала присваивают, у него в мозгах что-то происходит. Ещё вчера он человек был, а сегодня - генерал! И учатся, где только можно, и из Москвы черти куда уезжают, только чтоб генерала получить. Один перед самым развалом в республику поехал. Присягу местную принял, получил лампасы. Потом его национальным кадром заменили, и он домой вернулся. Но форма генеральская осталась, пусть и не с нашими гербами. Так он в ней так и ходил. Кто ему козырнет - он и рад. Но больше в кокарду всматривались и отворачивались. Тогда он стал в форме у академии гулять. В ней и офицеры с той республики учились, так они его видели - фигели и разбегались, кто куда. Их понять можно - приехали в другое государство, только расслабились, а тут национальный генерал в кустах сидит. Выскочит неожиданно, отловит кого из них, и начинает пытать, что и как. Полчаса попытает, потом день ходит довольный.
Сколько служил - все меня генералы воспитывали. Перед увольнением нажимали, чтобы сам потом воспитывал других. Все последние годы: идите в школы, в клубы, передавайте опыт, несите в массы военно-патриотическое воспитание. И все мне стыдно было, что я на пенсии в эти массы не пошел. Сейчас и агитаторы эти уволились. Я людей поспрашивал. Иван Иваныч, генерал наш, он как, в кружок пошел? Нет, говорят, в Газпром. А Сергей Сергеич, правая его рука, наверно в патриотическом клубе? Да нет, отвечают, нефтепроводное что-то. Но, Василий Васильевич, что рассказывал, как сам из народа вышел, в народ-то вернулся? И этот, как оказалось, обратной дороги не нашел, сейчас от того же народа в Совете Федерации сидит. Расспросил, про всех узнал и теперь меня совесть не мучает.
* * *
Капитаном еще был, так захотелось мне как-то праздник устроить. В отпуске. Только зарплату нам два месяца не платили, воинские перевозочные документы в кассах не брали. Сиди дома или шатайся по городу. А по городу, куда не повернешь к своей части выйдешь, проверить, не привезли ли деньги. Так что настроение соответствующее. И, главное, праздника хочется, а то безнадега. И решил я от тоски часы свои командирские продать. С дарственной надписью: 'От командующего'. Дал бесплатное объявление в газету, и уже на следующий день подъехал мужик на мерседесе. Как в сказке.
Бывший военный - хотя какой военный, свалил еще из курсантов. Как рыночные дела начались - уволился, месяца не прослужил. Теперь при делах, мерседес, пиджак малиновый, цепь золотая, такая, что волкодава выгуливать можно.
Захотелось ему такие часы. И ведь купить может любые и надпись у гравера сделать хоть от Вини-Пуха. Но вот нужно, чтобы именно от командующего, настоящие. Может, когда в бурсу военную шел, о них мечтал. Заплатил мне за них хорошо, на руку нацепил и уехал довольный.
Я тогда себе пейджер купил черный с цепочкой. В гастрономе мясо, колбасу, консерву какую-то иностранную, картошку-капусту из части взял.
Вечером бутылку открыл, колбасу нарезал, вилкой в консерву залез. Праздник. Сижу, думаю. Вот денег много, а чего не хватает - часов с надписью, у меня часы эти, медаль, значков ряд - так денег нет. Нет в жизни совершенства. И так всю жизнь. Что не получишь, все равно чего-то не хватает. Когда служил, только из части выйдешь, все форму норовил снять, гражданку одеть. А теперь в шкафу на старый свой камуфляж наткнешься - так надеть тянет. Будто это жизнь твоя прошедшая в шкафу висит.
В армии хорошо было. Сразу видно, кто есть кто. Ты козыряешь или тебе козыряют, раз в год отпуск дают, два раз в год - сукно. Армии сегодня большое внимание уделяется. Платят много. Кого ни встречу, глаза выпучат: полковник сейчас в главке... министерстве... получает, а у него тринадцатая такая, а четырнадцатая вот такая. И руки разводит, будто про рыбалку рассказывают.
Говорят, папахи вернули. А мне вот чего-то жалко. Годы, наверное, свое берут. Барашек новорожденный, он, может, проблеять не успел, а его в каракуль и на папаху полковнику. У нас один пенсионер купил такую и ходит. Как баран.
Из сослуживцев в строю мало кого осталось. Пару знакомых генералов и полковников в новостях видел, как их спецназ на пол кладет, а их карманные деньги перед камерой раскладывают.
Да и чему завидовать, если в гарнизонной поликлинике в очереди к врачу сидим, пусть и на разных этажах.
Что он себе бутылку пива в три раза дороже может купить? Так и ему и мне уже нельзя ни дешевого, ни дорогого.
Все равно всем нам скоро туда, где бараны носят шапки из кожи полковников.
Это я про сверстников. Молодые те да. Смотришь и завидуешь. Молодости завидуешь. Больше в жизни завидовать нечему.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023