В серой парусине дырка. Заглядываешь и видишь... ничего не видишь. В полумраке коридор, по нему, переваливаясь с ноги на ногу, прошла уборщица с ведром. Два статиста пронесли свернутый ковер. Темно, пыльно, резкий запах зверей.
Я оторвался от дырки. Огромный шатер в поле за последним домом. С утра снег с дождем, парусина с влажными темными пятнами. Под ветром шапито словно парус. Еще один порыв - сорвется и улетит. Куда-то в облака. Но канаты в чехлах надежно держат его.
Я шел вдоль шапито, вел пальцем по шершавой парусине.
Как странно. Вечером внутри играл оркестр. Нервно взмахивал палочкой дирижер. Силач поднимал огромные блестящие гири. Гимнастка летала под куполом, как ласточка. Ездил на мотоцикле медведь. А клоуны?! Выбегали на арену, мешали артистам, гонялись друг за другом, белый за черным, черный за белым, вдвоем зачем-то били огромными пыльными мешками клоуна рыжего. Шел по кругу задумчивый верблюд. Собачки, встав на задние лапы, кружились в танце. Жонглер швырял в купол и ловил тарелки. В луче прожектора сверкавшие, как маленькие солнца.
Все это вчера вечером. А утром тишина, мокрая тяжелая парусина, грязь под ногами.
Еще одна дырка. Глянув в нее, я отшатнулся. Змеиная голова в нескольких сантиметрах, посмотрела на меня холодными глазами и выпустила длинный раздвоенный на конце язык. Кажется, он коснулся моего носа.
Внутри захохотали. Откинув брезентовую дверь, выскочили двое мужчин. Высокий и низкий.
- Спасибо! - протянул руку высокий. Он был в зеленой майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками.
Я пожал его руку, не зная, за что меня благодарят.
Второй - ростом не выше метра, в замызганном как у маляра халате, недоволен.
- Проспорил-проспорил, - закривлялся высокий, показывая на него рукой, и пояснил. - Видим, смотришь в первую дырку. Хотели прыснуть тебе в глаз одеколон, потом поспорили, дойдешь ли до второй дырки. Дошел, и я выиграл!
Он радовался как ребенок.
- Проспорил и проспорил, чего кричать, - пробурчал лилипут.
Я их узнал. Клоуны Белый и Черный. У высокого белого вчера костюм был мал, руки и ноги торчали из коротких рукавов и штанин, у маленького черного рукава закрывали ладони. А ботинки у обоих были большие, как лыжи. 'Полтора клоуна', писали о них на афише. Это они во втором отделении пыльными мешками били третьего клоуна. Рыжего.
Неожиданно клоуны замолчали и уставились на меня.
- Я тебя помню, - заявил Черный, - приходишь каждый вечер и стоишь у арены.
Белый поежился, потер голые предплечья.
- Хочешь посмотреть, что внутри цирка? - спросил он.
Брезентовая дверь отворилась, и я шагнул...
Я купил свою мечту. Дома на шкафу стояла копилка. Розовая свинья с прорезью на спине. Пятикопеечная монета приклеена свинье на пятак. Пятак на пятаке. Начинал копить на альбом с марками. Пока копил, мода на марки прошла. Собирал на магнитофон, но его мне мать подарила на день рождения. Дальше копил без цели. Свинья тяжелела. Глиняные бока словно распирало. А потом... потом я сходил в цирк. Не в главный, который в центре города, а в шапито на окраине. Мы переехали и жили неподалеку. Новая школа. Друзей не было. Сосед по парте заболел. Сидел дома, с замотанным шарфом горлом. Принес ему домашнее задание, он мне отдал пропадавший билет.
Место оказалось в последнем ряду. Я опоздал. Поднимался в темноте, луч прожектора вел передо мной девушку в усыпанном блестками купальнике. Она легко бежала по ступенькам.
Наступая на чужие ноги, пробрался на свое место, девушка же забиралась все выше. По лестнице на площадку. Пристегнула лонжу и подняла руки.
- Под куполом Неля-воздух! - пророкотал голос ведущего.
Девушка бесстрашно шагнула вперед. Пролетев несколько метров, ухватилась за перекладину и легко подтянулась. Перекрутилась. Вот уже висит, зацепившись за перекладину ногами. До арены десятки метров. Удержит ли тонкая незаметная лонжа, если девушка сорвется? Вновь, взявшись за перекладину, раскачалась и ласточкой перелетела на площадку. Завела руку за спину и отстегнула страховку. Свободная лонжа повисла.
Зал ахнул. Тревожно забил барабан. Неля потерла руки, магнезия летела на зрителей, как сухой снег. Пока барабанщик выбивал дробь, музыканты в оркестре выглядывали из-под навеса. Девушка вытянула руки, бросилась вперед, словно ныряла в воду. Она летела ко мне. Пролетела над зрителями, над оркестром и кончиками пальцев ухватилась перекладину. Несколько пушинок магнезии упали мне на лицо.
Зал взорвался аплодисментами. Некоторые встали. Толстяк в рубашке с расстегнутым воротом кричал: 'Браво'.
'Неля-воздух!' - провозгласил ведущий.
Девушка спустилась. На арене поклонилась зрителям и убежала за кулисы.
От аплодисментов болели ладони. Я хлопал, пока сидевшая рядом тетка в кудряшках с широким лицом не сказала плаксивым голосом:
- Хватит уже!
Ее сын лет десяти, такой же широколицый, смотрел в пакет с конфетами, шуршал обертками. Кидал их на пол. Дурак! Пока конфеты жрал, над тобой девушка летала!
Теперь на арене клоуны изображали акробатов. Маленький, ростом не выше моего соседа, в черном костюме, прыгал под перекладиной. Высокий в белом балахоне сжалился и подсадил его. Черный беспомощно болтался. Тогда Белый раскачал его, заставив сделать оборот вокруг перекладины. Он словно ручкой заводил машину. Говорил при этом 'Тр-р-р!' Еще попытка, и Черный закрутился как заводной.
Оркестр заиграл заунывную мелодию. На арену вышел верблюд. Верблюд в кепке. Погонщик, ведущий его за повод, в плетеной шляпе. Он нес набитый мешок. Верблюд потянулся длинными губами, сорвал шляпу с погонщика и меланхолично съел. Погонщик достал из мешка новую, они прошли круг, верблюд съел и ее.
Погонщик останавливался, что-то выговаривал верблюду. Тот равнодушно задирал голову. Толстые мясистые губы сложились в презрительную ухмылку. Подбегали клоуны, Белый подставлял колпак, Черный шляпу-котелок. Верблюд брезгливо отворачивался. На четвертой шляпе погонщик не выдержал. Надел на себя его засаленную кепку, на верблюда водрузил шляпу. Тот от радости затанцевал, подкидывая зад. Танцуя, они покинули арену. Потом силач в борцовском трико, с острой бородкой и усиками поднимал огромные блестящие шары. И штанга у него из таких же шаров. Клоуны путались под ногами, пытались помочь, но только мешали. В конце концов силач поднял Белого вместо штанги. Черного выбросил за арену.
Когда он разобрался с клоунами, ведущий предложил любой зрительнице проверить силу атлета. Силач поднимал женщину, проносил ее по арене, попросив развести руки словно птица крылья. За ними шел Белый, посадив на плечи Черного.
Жонглер ловко подкидывал и ловил тарелки. И клоуны за его спиной пытались жонглировать. Забавные пудели под музыку танцевали на задних лапах. Выезжал на арену медведь в коляске мотоцикла. Прижимал к себе лапой портфель. На очередном круге выбегал дрессировщик с милицейским жезлом и останавливал мотоцикл. Что-то говорил медведю. Отбирал портфель, сам садился в коляску. Теперь уже медведь жезлом останавливал мотоцикл.
За рулем равнодушный тип в черном кожаном пальто и очках-консервах. Дрессировщик боролся за портфель с медведем. Мотоцикл глох, медведь и дрессировщик толкали его. Треща мотором, мотоцикл уезжал с портфелем в коляске, а дрессировщик с медведем бежали следом.
Все хлопали. Аплодировал и я, хоть и не понимал. Медведь с портфелем в школу едет? Что делать медведю в школе? Поэтому надо отобрать у него портфель? Есть шляпы, как верблюд, смешнее, но тоже непонятно. Причем здесь кепка? Она несъедобная?
Еще мне не нравилось, когда во втором отделении Белый и Черный мешками били рыжего клоуна. Рыжий не защищался, прикрывал голову руками. Грубые зрители смеялись. И замирали, когда по тонкой натянутой проволоке шел канатоходец. В одном месте он закачался, огромный балансир запрыгал в руках, но он удержался, дошел до конца и спрыгнул под аплодисменты.
В антракте зрители фотографировались с удавом. Снимал мотоциклист. Всего за рубль. Вертевшийся здесь же белобрысый парень с всклокоченными волосами клал удава на плечо желающим. Вялый удав высовывал раздвоенный язык. Сверкала вспышка. Снимки забирали на следующий день в кассе.
Представление пролетело. Ведущий поднял руки и объявил: 'Парад-алле!'
Все те, кто жонглировал, поднимал гири, летал под куполом, смешил, проходили торжественным маршем под звуки оркестра. Не было только канатоходца.
Я сжимал кулаки и повторял:
- Хочу! Также! Пройти! По арене!
Я ходил в цирк каждый вечер и днем в выходные. Мелочи из разбитой копилки хватит надолго. Выбирал место, чтобы Неля-воздух пролетела надо мной. Ну точно! Она мне улыбается. А вчера махнула рукой. После ее номера спускался и стоял у арены. В метре проходил меланхоличный вонючий верблюд, носились клоуны, трещал мотоцикл с медведем в коляске. И вот я за кулисами...
Навстречу выбежал в синем рабочем комбинезоне нервный белобрысый парень с всклокоченными волосами, наклонился над Черным как над ребенком.
- Еще раз возьмешь без спроса Капитошу - битое стекло в ботинки насыплю!
Выкрикнул и убежал. Черный нахмурился. Белый показал вслед всклокоченному язык. По-змеиному. Вытащил и спрятал несколько раз.
- Почему змея - Капитоша? - спросил я.
- Питон-Питоша-Капитоша, - пояснил Черный. - Еще маленький, Семен его бережет. Только фотографировать дает.
Втроем пошли смотреть Капитошу. В закуток внутри шапито. Непонятно, как удав помещался в аквариуме. Мощная лампа светила и грела. Узкая не больше моего кулака голова лежала на изгибе тела, словно думая о чем-то.
Белый постучал пальцем по стеклу. Удав закрыл глаза.
- Для гастролей заготовлен классный номер, - мечтательно произнес Белый. - Рыжий что-нибудь поджигает. Мы с Черным в форме пожарных тушим. Из шланга. Только шланг - Капитоша. Потушим - Рыжий дымит в другом месте. Опять тушим. Потом, вешаем табличку 'обед', пальцем... нет, пальцами грозим Рыжему. Уходим. Рыжий достает огромный спичечный коробок, в этот момент незаметно показывает Капитоше крысу. Шланг-Капитоша подползает и душит Рыжего...
- Рыжий сказал: 'крыса в кармане - ладно, - вздохнул Черный, - а душиться змеей, не согласен.
- Цену набивает, - процедил Белый. - Семена уговорим, с директором сложнее. Сказал, с такими репризами шапито сожжем.
- Когда вы поедете на гастроли?
Белый с Черным переглянулись.
- В любой момент. Отпустить канаты, скатать шапито в колбаску и вперед. Фьить! - свистнул Черный, - и нас нет. Едем-едем-едем. Где понравится - станем. Там номер с Капитошей-шлангом покажем. Прогремим на весь мир.
- Тебе повезло, что застал нас здесь, - кивнул Белый.
Снова прибежал всклокоченный парень.
- Отойдите от удава! - завизжал Семен неожиданно тонким голосом.
Мы вышли. Лесенкой. Впереди высокий Белый, за ним я, последним - Черный. И пошли по цирку.
Верблюд привязан к поддерживавшему шапито столбу. Погонщик в свитере и спортивных штанах с полоской, сидя на стуле, плел шляпы. Пирамида готовых высилась у его ног.
- У нас новичок? - поднял он голову. - Приходи, научу шляпы плести.
Верблюд посмотрел на нас большими выпуклыми глазами, пожевал толстыми губами и отвернулся.
- Застоялся Джимка, - почесал Погонщик волосатый бок, - на гастролях в тележку запрягу. Рекламу повозит, заодно и разомнется.
Еще одна дверь в цирке из металлической решетки и закрыта на большой висячий замок. В полумраке видна клетка. Медведь, когда мы подошли, поднялся, шумно втянул воздух носом, встал на задние лапы, передними зааплодировал.
- Том старый цирковой, без работы не может, - пояснил Черный.
Медведь закружился, только платочка в лапе не хватало.
- В зоопарке начинал, нахватался там, - проворчал Белый.
Мы ушли, а Том махал лапой, провожая.
Цирк наполнялся людьми. Приходили служители, артисты. Силач вблизи оказался с детским лицом. Несмотря на усы и мушкетерскую бородку. В пальто и шляпе похожий на учителя. Не физкультуры, а географии или истории. Фокусник в очках с толстыми стеклами. Дернул за рукав Белого, который к тому времени набросил на майку халат. Потребовал вернуть три рубля. В поношенном пальто и волосатой кепке с трудом узнал жонглера. Дирижер бродил не во фраке, а в клетчатом пиджаке и жаловался, что музыканты не пришли на репетицию.
Не верилось, что именно они через несколько часов в ярких костюмах выйдут на арену и им будут аплодировать зрители.
На меня не обращали внимания. Пока не пришла акробатка.
'Неля-воздух' зашла в ярком импортном горнолыжном костюме, стряхнула капли с большого красного зонта. У нее круглое смешливое лицо. Девушка послала всем воздушный поцелуй, увидела меня и заулыбалась.
- Привет, пацан! Когда на меня с открытым ртом смотришь, хочется на тебя спрыгнуть.
Все засмеялись, я смутился и покраснел.
- Ой, как мы краснеем! - запричитала Неля и прижала меня к себе. Я чуть не задохнулся.
- Семен! - повернулась она охранявшему удава растрепанному парню - поправилась на килограмм, пора мешок кидать.
С заливистым лаем пронеслись к выходу пудели. Это они вчера танцевали на задних лапках, не отводя взгляда от дрессировщицы.
- Мы гулять!
Неужели? Красавица в коротком платье с блестками и шляпке, украшенной перьями - эта старушка со сморщенным лицом в вязаном берете?
Собаки, обгоняя друг друга, промчались мимо.
Суета закончилась, когда подошел солидный лысоватый толстяк в строгом костюме с портфелем.
- Директор! - шепнул Белый и положил руку на мое плечо.
- Это кто? - показал на меня толстым пальцем директор, - что он тут делает?
- Это наш преданный друг, - ответил Белый. - Каждый день покупает билет и смотрит представление. Давайте возьмем его к нам.
- Зачем нам его брать? - удивился директор.
- Пока пусть убирает. С реквизитом поможет. Освоится - подсадкой поработает. Глядишь, станет цирковым.
- Мы не сегодня-завтра уедем на гастроли!
- А я... я с вами поеду! - отчаянно выкрикнул я.
Все ждали приговора.
Директор улыбнулся краешком рта.
- Наши правила. - Он наставил палец как ствол пистолета. - В шапито не курить! К зверям не подходить. Не... - он еще долго перечислял разные 'не', закончив угрозой. - Нарушителя на гастроли не возьмем!
Директор замолчал, и все заговорили разом.
- Он после соскока мне розу подаст! - предложила Неля-воздух.
- Научу его шляпы плести...
- Мне помощника год обещают, - напомнил фокусник.
Я был нарасхват. Они говорили со всех сторон. Директор схватился за лысую голову руками, покачал ей и ушел.
- Малой! Первое задание, - протянул Жонглер горсткой мелочь на ладони, - купи в гастрономе двести грамм докторской в нарезке и булку подешевле.
И я побежал. В гастрономе пересчитал деньги, в кулаке оказалось лишь сорок копеек и гривенник я добавил из своих. Второе задание - подмести проходы между креслами. Третье разгрузить машину.
Вскоре я стал в цирке своим человеком. Каждый день, идя в школу и возвращаясь из нее, я делал крюк, пробегая мимо цирка. Больше всего боялся, что однажды приду на чистое поле. Вдруг ночью шапито свернули, и все уехали? Выскакивал из-за угла, видел шатер, привязанный к вбитым в землю столбам и облегченно вздыхал. Дома бросал портфель, торопливо ел и бежал в цирк. В выходные пропадал в нем с утра до вечера. Я влюбился в него. Бредил им. Мне снилась гимнастка Неля. Во сне я тянул к ней руки, и она прыгала ко мне с площадки. Я любил их всех. Медведя Тома и верблюда Джима. Всех, кроме двух клоунов. Белого и Черного. Которые меня сюда привели. Во втором отделении они дубасили клоуна Рыжего. Беззащитного. Тот не убегал, не защищался, только хватался за голову. Жалобно говорил что-то непонятное. Тянул к ним руки. И получал пыльным мешком то с одной стороны, то с другой, стороны. Не понимал смеха и аплодисментов зрителей. Еще они сунули мне в нос змею в первый день.
Я подметал, плел шляпы верблюду. Бегал в магазин. Таскал ящики. Чистил свеклу медведю. Катил к арене огромные круглые гири. Разгружал машины. Вечером оставался на представление. Еще в первый день Черный сказал.
- Хватит деньги транжирить. Билетерам говори, что идешь к Коноваленко на подсадку. Свет погасят - ищи свободное место. В первом ряду не занимай, там бронь для начальства. Или садись в проходе на ступеньках.
Пароль срабатывал, хоть я и не знал, кто такой Коноваленко, а через неделю билетеры меня запомнили.
Оркестр начинал играть за полчаса до начала, словно зазывая зрителей. В гримерных клоуны, Жонглер, Фокусник, Силач снимали пальто и плащи, стягивали свитера, надевали концертные костюмы. Старушка-дрессировщица собак обращалась в молодую красавицу.
Как я хотел стать одним их них! Но сразу понял, что не могу жонглировать. Зря переколотил дома посуду. Не подниму гирю. Чугунный литой утюг прыгал в вытянутой руке. Веревки для сушки белья во дворе провисли. Ходить по ним невозможно. Я поставил на окно проигрыватель. Игла легла на пластинку. Сбежал во двор в трико и белой рубашке, по столбу вскарабкался на железный прут, на котором выбивали ковры, и с бамбуковой удочкой наперевес пошел под звуки марша. Добрался до середины, закачался и рухнул. Даже дворовая собака не поддержала меня и упорно не хотела ходить на задних лапах. Уже на второй день при слове 'цирк' убегала. Артисты знали какой-то секрет, который не хотели говорить мне.
Прошел месяц. Ко мне привыкли. Что я постоянно рядом и верчусь под ногами. Я мог заходить куда угодно, кроме клетки с медведем.
Дрессировщик варил еду Тому. Сам похожий на медведя, невысокий и коренастый, крутил палкой в кастрюле, помешивая варево. Огромная кастрюля с овощами. Свекла, картошка, морковь, все это булькало в кипятке, над кастрюлей поднимался пар. Медведь нервно ходил по клетке, вставал на задние лапы, втягивал носом воздух.
- Почему он все время нюхает? - спросил я дрессировщика.
- Слепой!
- Том ничего не видит?! - удивился я.
- Что-то видит, но больше по запаху. Новый одеколон подарили, распсиховался, ворчал, работать не хотел. А старый - египетский - кончился. Пришлось искать его у спекулянтов.
У дрессировщика черные как смоль длинные волосы. На арене он собирает их в хвост, надевает куртку, украшенную металлическими кругляшками словно заклепками. Высокие сапоги, на боку огромный револьвер. Он напоминает ковбоя.
Револьвер на стене торчит потертой рукояткой из кобуры. Рука сама тянется за ним.
- Он с пулями?
- Пугач. Если бахнуть - такую кучу навалит! Тебе убирать придется.
- Вы в него стреляли?
- Приходилось вначале. Показал, кто главный. Дальше нормально работаем. Главное, правила не нарушать...
Том не отрывает взгляд от кастрюли. Маленькие уши напряжены. Наверное, слушает наш разговор.
- Не поворачиваться спиной, не давать мясо.
- Том любит мясо?
- Он не знает, что оно есть. Всю жизнь винегрет жрет.
- Почему он зимой не спит?
- А мне тогда, что делать? Я же не могу спать полгода. Работаем. На гастролях себя покажем. Номер с медведем в русском цирке главный.
Когда встаю, Том не машет лапой. Не отрываясь, смотрит на кастрюлю.
А я иду к клоунам. Черный куда-то смотался. Он часто убегает в город.
- Садись! - кивает Белый на маленькую табуретку в углу гримерной.
Зеркало на столе раскладывается на три части, в него можно погрузиться, ткнуться лбом в центре, тогда в правой и левой повернутых частях отразятся щеки и уши.
- Всю жизнь тащу на себе кого-то. За что и страдаю. В цирковом училище напарник только подыгрывал. Вторым номером. Все мои идеи в тетрадку записывал. Без меня и училище бы не закончил. Но, подсуетился, вызов в Киев получил, сразу на арену, а я три года по циркам мотался, как ты на подхвате...
На усталое вытянутое лицо густо ложится грим. Закрывает морщины, набрякшие веки. Черные нарисованные ресницы. Словно широко распахнул глаза. У него помада, как у мамы. Только губы он не красит, а рисует круглый удивленный рот.
- Предложил вместе в Киев поехать. Он честно сказал, что на моем фоне не продвинется. Теперь народный артист, хоть зрители на него жалобы строчат. Зазвездился. Пришлет открытку: 'Привет! Ты все в шапито? Посмотри, в газете новая статья про меня'. Теперь и не пишет. На гастролях его уделаю. Талант в карман не спрячешь...
Загримировавшись, он подходит к шкафчику на стене.
Этим - музыкантам. Дирижер их презирает. Из зрительного зала видно лишь его во фраке, невидимые музыканты в свитерах и рубашках. В цирке они подрабатывают. Приходят вечером. Прогуливают репетиции. Главное, не поедут на гастроли. На гастролях музыкантов наберут местных. Дирижер длинными тонкими пальцами отсчитывает ноты и ворчит:
- Оркестр в цирке главный. Он начинает, и он заканчивает. От увертюры до парада-алле. А эти заучили: выход медведя, проход верблюда, Нелькин полет, когда попой в нас целит. Ничего больше не надо. На гастролях наберу молодых, исполним кое-что новое. Помню, в Чердыни или в Тихвине, директор прибежал. Орет: 'Что играешь?! Прекрати! Все не на арену, а на тебя смотрят!..'
Фокусник курит в гримерке тайком, чтобы не идти в холод на улицу. Вместо пепельницы блюдце. Налил мне стакан чая. К чаю дает леденец. Из тех, что в выходные дарит детям на утреннике. У него очки с толстыми стеклами. На арену выходит без них. Говорит: 'фокусник видит не глазами, а пальцами'.
- Ну, Малой, - насмешливо смотрит на меня, - освоился? Кто в цирке главный?
- Ведущий!
- Какой еще ведущий?
- Который номера объявляет. Конферансье.
- Шпрехшталмейстер! Обзовешь конферансье - по шее от него получишь!
- Тогда медведь! Традиционный русский номер.
- Опять мимо! Ты еще скажи, что Пуделиха.
- Оркестр! Он начинает и заканчивает.
- Их вообще скоро магнитофон заменит. Нажал кнопку - увертюра. Другую - парад-алле. Цирк это прежде всего волшебство, а волшебство - это фокусник.
В столе у него мешок с дорогими шоколадными конфетами. Когда я потянул к ним руку, он, хоть и был без очков, сразу задвинул ящик и повернул ключ.
- На гастролях шапито поставим в маленьком городке, - объяснил он, - в котором живет маленькая девочка.
- В маленьком доме, - вставляю я.
- Пей чай, соси леденец и слушай! Ей рассказывают, что приедет цирк на гастроли. Однажды утром просыпается и видит в окно шапито! Ей завязывают два огромных белых банта и ведут в цирк. Она смотрит представление и хлопает в ладошки. Выхожу я и показываю фокусы. Прошу у нее карандаш или ластик и превращаю их в конфету.
- Сто раз видел, - бормочу я.
- Сто раз видел, как леденец дают. А я протяну большую шоколадную. Потому-что ее не классом привели официально, а мечта сбылась. Для фокусов выдают тянучки и леденцы. А я с каждой получки покупаю шоколадные, 'Мишка на Севере', Дюймовочка. Поедем и буду их раздавать маленьким девочкам. Им так нужен волшебник.
- А взрослым волшебник не нужен?
- Взрослые просят превратить рубль в червонец. Им больше ничего не нужно. Один орал, что я его ручку с золотым пером в ириску превратил, и он в милицию пойдет...
Я иду дальше по гримеркам. Мне везде рады.
- Эквилибристам и жонглерам лучше всего, - поучает Жонглер. - Скоро гастроли. Попробуй Тома перевезти. Силачу под реквизит грузовик нужен. Семену Капитошу не простудить. А мне тарелки в чемодан, и вперед! Все умение в руках и голове. Хотя, что у человека в голове никому неизвестно. Приятель мой учудил. Эквилибрист. Ходил по канату, ходил. Поехал с цирком в ГДР, Германию Восточную. Решил бежать в Германию Западную. Между ними граница, стена, колючая проволока. Птички только летают свободно. Провода натянуты, гудят: 'граница-а-а'.
Посмотрел он на птичек. Забрался на мачту и по проводу, как по канату, границу перешел. Из социализма в капитализм. В галошах, чтобы током не ударило. Спрыгнул и руки развел, как на арене. Там фурор. Здесь он никто, ну, по канату ходит. Таких каждый год из училища десяток выпускают. Диплом в зубы, и пошли во все стороны, покачиваясь. В Париже теперь, в цирке, - вздохнул Жонглер и посмотрел на меня. - Я его, конечно, осуждаю. Сами вот-вот на гастроли поедем. Хорошо бы в Адлер. Шапито на гальке. Волны добегают до канатов. Отдыхающие на набережной лишний билетик спрашивают. Пора на арену. Как публика?
Жонглер встает, надевает серебряный словно из фольги пиджак. Несколькими движениями расчески поднимает прическу и сбрызгивает ее лаком из высокого флакона. И сразу из плотного уже в возрасте мужика превращается в артиста.
- Нормальная, - пожал я плечами.
- Ты сегодня на меня смотри. И считай!..
Я не понял, что должен считать. Иногда и не шел в зал. За кулисами интереснее. Как подкатывают мотоцикл, ведут к нему медведя на коротком поводке и в наморднике. Усаживают в коляску. Когда медведь борется с дрессировщиком, ему собирают коридор из железных прутьев, по которому он после выступления бежит в клетку.
Все готово к началу представления. Но мне снова кричат: 'Малой!'. И я несусь со всех ног. Позвал директор. Он главный. Захочет, и я завтра выйду на арену.
Директор с каким-то важным дядькой в строгом костюме.
- Малой! Отведи представителя управления культуры на место по брони.
И я веду чиновника на всегда свободное козырное место в первом ряду.
После представления надо помочь убраться. Домой я возвращался в одиннадцать вечера, а то и позже. Утром в школу. Но стоило открыть учебник, как зевота разрывала рот, глаза слипались. Побросав учебники и тетради в портфель, падал в кровать и мгновенно засыпал. Мне снился цирк. Представление продолжалось.
Сначала мама радовалась, что после школы и в выходные я не шатаюсь по двору. Я сводил ее на воскресное представление. Она прихорошилась, надела нарядную кофточку, в гардеробе цирка сменила сапоги на красные туфли. Мы сидели в первом ряду, шепотом на ухо я объяснял, кто что будет делать, хватал за руку:
- Смотри! Сейчас Неля отстегнет лонжу и полетит без страховки...
Белый и Черный махнули мне рукой, а ей поклонились. Фокусник попросил у мамы заколку для волос и превратил ее в розу.
Ей все понравилось. Только отказалась фотографироваться с Капитошей. Даже бесплатно. И не пошла на арену к силачу, когда он предлагал пронести желающих на руках. Насторожилась, когда я сказал, что поеду с цирком на гастроли.
- Ну, мам! Может это в каникулы будет... Смотри! Сейчас медведь лапой помашет!
Том вылез из мотоцикла с портфелем в лапе, второй старательно махал зрителям.
- Бедный мишка! - расстроилась она. - Ему еще месяца два в берлоге спать, а не на мотоцикле ездить.
Мы шли домой. Красные туфли убраны в сумку. На маме платок, потертое пальто, растоптанные сапоги со сбитыми каблуками. Одна рука внутри пальто держит розу.
Первые минуты после представления лицо светлое, она улыбалась. Потом наступила в лужу, промочила ноги и нахмурилась.
- Тебе понравилась Неля-воздух? - спросил я, стараясь вернуть ее в праздник.
- Вижу, тебе она нравится. Без страховки летела, в руку вцепился, синяки будут, - вздохнула она. - Звонила классная руководительница, ты запустил учебу. И что еще за гастроли?
- Мам! Это шапито! Его свернуть за час. Погрузить на машины и уехать. Все их ждут. И жонглер, и фокусник, и Неля, и клоуны. Директор пообещал, что я с ними поеду.
- А школа? - удивилась мама.
- Ну, мам!..
Какая школа? Я теперь и последние уроки прогуливал. Директор шапито, поначалу не обращавший на меня внимания, улыбался. Когда пожаловался, что нет времени на учебу, пожал плечами.
- Забей! Восемь классов закончишь, рекомендацию в цирковое училище дадим! Определись, что ближе. Эквилибристика, дрессировка или клоунада. Отучишься и вернешься. Шпрехшталмейстер объявит: 'На арене Малой!'
И протянул руку, словно поставил печать на официальную бумагу.
После его слов кружилась голова. Я видел свое имя на афише. Мне снились даже не гастроли, а как мы на них едем. Семенит верблюд, Том почему-то в коляске мотоцикла с портфелем. Остальные в автобусе с надписью 'цирк' во весь борт. Машем людям на обочине, они машут нам. Пудели тявкают в открытые форточки...
Я снова удрал с последнего урока. По дороге к цирку встретил Пуделиху. Собачки запрыгали вокруг.
- Не знаете, куда поедем на гастроли? - спросил я. - Жонглер сказал в Адлер.
- Адлер? - удивилась она. - Сто раз были. Сочи, Сухуми, Ялта. Надоело. Лучше в Сибирь. Норильск. Шапито белое от инея. Ледяной дом. Парусина как деревянная. По ней можно стучать. Песики мои, чтобы не озябнуть, выступают в вязаных костюмах. А у меня шуба. Песцовая. Подарили в Нерюнгри. Или Камчатка. Шапито на склоне вулкана. Откуда мы недавно приехали? Уже и не помню...
Пудели бегут впереди на тонких поводках. Старушка напоминает чукчу, едущего на собачьей упряжке. У вожака под расчесанной шерстью рваное ухо. Первым получает еду. Может зарычать на других собак, мгновенно прекращая свару, укусить, если кто-то плохо работает на арене.
Мы доходим до цирка. И сразу слышно: Малой, помоги! Малой, принеси! Малой, разгрузи!
- Считал, как я просил? - интересуется Жонглер. - Шесть тарелок! Я кидаю шесть тарелок!!! Не только ты не видишь, - вздыхает он. - Никому здесь до этого дела нет...
Силач в своем закутке чернит усы и бородку. Перетягивается в талии широким поясом штангиста. Он любит утренники. Зазывает детвору на арену. Они ему заменяют блины у штанги. Собрав их на деревянной площадке, наваливается на бревно с другой стороны, приподнимает ее и качает детей, как на качелях. Кто-нибудь садится ему на шею, двое на плечи, еще двоих несет на руках. Директор ругается, их потом не загнать на места. Взрослые хлопают мало. Странно, вечером успех у клоунов, на утренниках у силача. Хотя и у него вечером появился преданный зритель.
Только я смотрел каждое представление и еще одна толстая женщина. Она появилась недавно. Яркая фиолетовая помада. Длинное с зеленым отливом платье до пола. На шее золотые цепочки, в ушах серьги. Когда шпрехшталмейстер спрашивал: 'Кто готов покорить нашего силача? Кого он сегодня пронесет на руках?', она спускалась на арену. Силач с натугой поднимал ее и нес. Сначала женщина краснела. Спустя неделю привыкла, лицо оставалось строгим и серьезным. Наверное, тоже разбила копилку, чтобы каждый вечер покупать билет.
Как-то, одновременно с ней, на призыв поднялась девушка. На месте силача я бы нес ее. Худенькую и молодую. Но женщина оттолкнула ее и тяжело побежала к арене. Поддернула платье и перелезла через барьер...
- Малой! Где ты, негодный мальчишка?..
Пуделиха готовится к выходу. Уже надела круглую как шлем шапку с перьями. Надо затянуть корсет. Почему-то это тоже должен был делать я. У нее противное желтоватое тело, кожа как мятая тряпка, в которую завернули сало.
Теперь она влезет в короткое платье в блестках. Наклониться не получится, только ходить с хлыстиком по арене и давать команды пуделям.
В коридоре встречаю спешащего куда-то директора.
- Адлер или Сибирь? - наседаю на него. - Куда мы поедем? И когда?
- Сегодня созваниваюсь с другими цирками. - Директор всегда торопится, отвечает на ходу. - Представляешь, в одно место приедут сразу два шапито? Когда? Скоро! - он останавливается и задумывается. Кладет руку мне на плечо. - Тебе нужен концертный костюм. Я распоряжусь, что-нибудь выберут из запасов...
Уже играет оркестр. Подходят зрители. Белый зазывает меня в гримерку.
- Тебе задание. Секретное. Садись и пиши.
Лист бумаги и ручка на столе. Белый загримирован, белое лицо, красный рот и усталые глаза с нарисованными, удивленно распахнутыми ресницами.
- Дорогая редакция! - диктует он. - Наш класс на каникулах был в Киеве, и мы пошли в цирк. Очень понравились фокусники, эквилибристы и дрессировщики. Только клоун был ужасен. Он забывал текст, смотрел в бумагу и говорил по ней. Потом пукнул и махал нам, чтобы мы смеялись. Пионеры - ученики 8 'б' класса. Дописал?..
Зашел Черный, увидел письмо и закричал:
- Опять за свое! Парня хоть не впутывай!
Белый стоял с каменным лицом, задрав руку с письмом, Черный прыгал вокруг.
Я подумал, что они и в жизни, как на арене. Готовая реприза.
- Все места заняли - на арену не пробьешься! Ни у кого удава нет, а выйти не дают. Пуделихе уже семьдесят. Мы пашем, артисты только сливки снимают.
Сейчас он вынесет турник для Белого и Черного, заберет тумбу, на которой сидела собачка. Семен оглядывает себя в зеркале, безуспешно пытается пригладить торчащие волосы. С одухотворенным лицом шагает на арену, будто несет не палки для турника, а плакат на демонстрации. Возвращается с тумбой. Делится впечатлениями.
- От Белого перегар за три метра!.. Ты Пуделиху застегивал? Затянута, как балерина. Как бы не рассыпалась, раздеваясь.
Об артистах он всегда говорит с завистью и с легким презрением.
- Шпрехшталмейстер - артист? - спрашиваю я.
- Был акробатом, вертелся, куда там Нельке. Закончил - куда идти? Хорошо голос и брови есть. Когда-нибудь и меня объявит.
- Мотоциклист - артист?
Он ведь появляется на арене только, чтобы провезти в коляске медведя.
- Цирковой. Гонял в куполе-шаре. Верхняя половина поднимается, он в ней нарезает по кругу. Мотоцикл заглох. Упал, ногу перебил. Драндулет починил, коляску приделал. Медведя катает. С удавом моим фотографирует. Не давал Капитошу, так заявил - тогда держи его дома, а не в цирке... Смотри! Жонглер шесть тарелок кидает! Ни фига себе!..
Артисты шли мимо нас на арену. Словно отрешенные, не видя никого вокруг, возвращались через десять-пятнадцать минут вымотанные. Сразу видно, какие они старые. Кроме Нели, конечно.
- Мотоциклист тоже поедет на гастроли?
- Если с кассиршей до власти доберется, такие гастроли всем устроит, мало не покажется...
В цирке есть рабочие. Униформисты. Тот же Семен. Есть артисты. Есть начальство. Странно, хромой мотоциклист в очках-консервах тоже начальство, хоть и артист. По-свойски говорит с директором, часто заходит к нему. Его жена в кассе словно королева.
Клоун Рыжий и Канатоходец приходят только к своему номеру. Рыжему грим не нужен. Достаточно парика, лицо и так, словно накрашено-натерто красным. Почему-то он готовится у Жонглера, а не у Белого с Черным.
- Почему вы не в гримерке с другими клоунами? - спросил я его.
- Потому-что два клоуна вражда, а три - драка, - пробурчал он. - Слишком завистливые твои друзья. Чужого успеха не прощают. Я тебе на днях кое-что покажу...
Канатоходец строен и высок, хоть и не молод. Спокоен, как Капитоша. В цирке появляется за пять минут до выхода на арену. Всегда с авоськой. В ней бутылка кефира, стеклянная баночка сметаны, треугольный пакет молока и творожные сырки с изюмом в сырых влажных пачках. Концертный костюм под плащом. Эквилибрист снимает плащ, вешает авоську на гвоздь в гримерке фокусника. Берет балансир, идет на арену. Возвращается через двадцать минут.
- Вы поедете с нами на гастроли? - спросил я его.
- Обязательно! - эквилибрист потрепал меня по плечу, снял с гвоздя авоську и ушел...
Пришла весна. Мать наседала, чтобы я взялся за учебу. Назойливая, как будильник. Я отсиживал в школе пять часов. Уроки не готовил. Не было времени. Двойки не ставили, чтобы никого не оставить на второй год. Из двух восьмых классов набирали один девятый. Остальные, кто учился получше - шли в техникумы, троечники в профессионально-технические училища. Девятиклассники, смеясь, расшифровывали ПТУ, как 'приют тупых учеников'. Одноклассников я сторонился. У них была своя жизнь. Или зубрили, или забили на все и шатались по двору. Пробовали портвейн. У меня же после занятий начиналась настоящая жизнь. Работаю, пока Белый не зазовет к себе. Ему нужен слушатель.
- Помню конкурс артистов цирка. С разных областей съехались, из республик. Жюри. Приз артистичности. Приз мастерства. Приз зрительских симпатий. Армянский клоун выступал, земляков полрынка набежало. Кричали, свистели, ногами топали. Приз зрительских симпатий ему отдали. Но по сумме баллов я все равно первый! Все разъехались. Стараюсь руководству на глаза попасться. 'Чего не уезжаешь?' - спрашивают. Ну как же? Первое место, говорили про гастроли в Монголии. Меня по плечу похлопали. Понимаешь, старик, все уже порешали. Из Еревана звонили. Армянин поедет! Там как раз дни армянской культуры. Теперь с шапито гастроли. Хорошо бы в Ереван. Там бы я этого выскочку уделал. Новый город. Новая публика. Встречают настороженно, несколько дней и восторг! Статьи в газетах. Просят фото подписать...
В зеркале слева лицо белое ровное, справа, еще без грима, словно мятое. Посередине острый нос и тоскливые глаза.
- Иди, мне настроиться надо, - выговорившись, он выпроваживает меня.
Я иду к Жонглеру. В его глазах пляшет огонек. Словно помолодел. Собирается в город и зовет меня с собой.
В магазине 'Посуда' продавщицу довели до бешенства. Тарелки нужны идеально ровные. Продавщица таскала тяжелые стопки. Жонглер в волосатой кепке и потертом пальто браковал тарелку за тарелкой.
За нами собралась глухо ворчащая очередь.
Продавщица не выдержала и заорала:
- Не все равно с каких жрать?!
Он прямо в магазине стал жонглировать. Две... три... четыре... пять. Повторяя:
- Мы идем на рекорд - надо ровные, мировой рекорд - круг в круг, грамм в грамм.
Покупатели вылупили глаза.
- Ну ты фокусник! - покачала головой продавщица.
- Не фокусник, а жонглер! Заверните как следует и выпишите товарный чек.
- Отнеси в мою гримерку, - попросил он и вручил пакет с тарелками. - Я на переговорный пункт, в Москву звонить. Что-то мне подсказывает: на следующей неделе заболею, - подмигнул Жонглер, - ненадолго, дня на три.
В гримерке Жонглера расселся Рыжий. Пришел в цирк раньше обычного. Принес какую-то папку. Рассматривал себя в зеркале. Погладил лысину. Провел рукой по морщинам на лбу, попробовал их разгладить, потрогал нос-сливу. Подвигал большие уши. Вздохнул. И только тогда заметил меня.
- Старые тарелки переколотили? Теряет руку. Годы, никуда от этого не деться. Помнишь, обещал что-то показать? Специально принес, Фома-неверующий!
Он распутал узел на завязках у папки. Внутри оказались пожелтевшие грамоты и газеты. Рыжий торжественным голосом читал заметки, обведенные красным карандашом:
- Большие надежды подает молодой клоун Рыжий... Весь вечер радовал зрителей Рыжий... Премией районного комитета профсоюза отмечены, по списку... номер 12 артист Коноваленко.
- Какой Коноваленко?
- Который перед тобой. Думаешь у меня и в паспорте Рыжий написано?.. Почетная красная лента через плечо. Медаль за блестящее выступление на день города, какого уже не помню...
Ну да, мне же говорили проходить бесплатно 'на подсадку к Коноваленко'.
Рыжий перебирал грамоты, из лиц вождей на фоне знамен я узнал только Ленина.
