- Лошадь... - тоном "ежика в тумане" произнес Женька Калашников и сладко потянулся, расправляя затекшие от долгого лежания на провисшей панцирной койке мышцы. Занимавшееся серое утро неверно освещало выгоревшую июльскую степь. Буро-желтая сгоревшая трава на ровной как тарелка поверхности земли куда ни глянь до самого горизонта. И ничего больше вокруг, так и кажется, что вот сейчас откуда-то из-за края земли вымахнет на рысях конница Тамерлана, будто и не было столетий цивилизации и не двадцать первый век на дворе.
Однако лошадь действительно имела место быть. Невысокая лохматая кобыла меланхолично пережевывала жесткую степную растительность в каких-нибудь десяти метрах от Женьки.
- Петрович, Петрович, подъем, старый черт! У нас гости! - во весь голос заорал Женька.
- Кто?! Где?! Проверка что ли?!
Здоровенный небритый детина лет тридцати подскочил на соседней койке и, тараща в окно осовелые от сна глаза попытался натянуть на себя куртку с капитанскими погонами. Получалось плохо.
- Ха! Проверка! Кто же это попрется сюда за сотню километров проверять двух придурков? Зеньки-то разлепи!
- Ну ни хрена себе, - глубокомысленно изрек Петрович внимательно оглядев двор. - Эй, животное, ты откуда свалилось на нашу голову?
Как и следовало ожидать, животное промолчало, продолжая пощипывать травку.
Однако, похоже, настало время несколько прояснить возникшую ситуацию. Двое офицеров, утренний подъем которых мы только что наблюдали, не просто так дрыхли посреди степи, а выполняли ответственную боевую задачу. Оба они проходили службу в рядах славной испытательной части одного из российских полигонов в Казахстане и как раз сейчас дежурили на выносном измерительном пункте, расположенном за сотню километров от гарнизона.
Измерительные пункты, сокращенно ВИПы, как грибы натыканы на разном расстоянии от директрисы, по которой полигон запускает ракеты. Специально обученные воины-измерители несут на них службу, дабы засечь и измерить параметры движения пролетающей мимо ракеты. В благословенные советские времена гарнизон такого пункта состоял из нескольких десятков солдат и десятка офицеров, а на самом ВИПе было все, что душе угодно: военторговский ларек, библиотека, лен. комната с замполитом и прочие чудеса армейской цивилизации.
С приходом перестройки, неожиданно превратившейся сперва в перестрелку, а потом в дикий капитализм и развал всего и вся, изменилась и жизнь на ВИПах. Сначала исчезли лен. комнаты и замполиты, вслед за ними пропали изведенные полудикими солдатами нерусских национальностей на туалетную бумагу библиотеки, потом и сами нерусские солдаты подались на свои независимые родины, а с их уходом перестал приезжать военторговский ларек - не окупался бензин. На ВИПах остались одни офицеры - тем бежать было некуда.
Вскоре на полигоне начались проблемы с соляркой, и гонять машину за офицерами на ВИПы стало невозможно. Правда, в нашей Великой и Могучей, Краснознаменной и так далее, такие вопросы решаются просто, даже очень просто.
- Нет солярки каждый день возить этих раздолбаев на ВИПы? - удивленно спросил начальник полигона у командира испытательной части. - А вы что вчера из детского сада выпустились? Не делайте удивленное жизнью лицо! Поделите своих эфиопов на две части, и пусть дежурят там посменно, скажем по две недели! Раз в две недели съездить у вас солярки хватит?
- Хватит, - промямлил командир испытательной части, преданно глядя в глаза начальства. И вопрос был решен. Правда, время показало, что начальники были чересчур оптимистичны, оценивая количество солярки, которое не успевали разворовать в службе ГСМ. А может ребята из службы, со временем накопили больше опыта и стали воровать проворнее. В общем, смена раз в две недели получалась не часто, гораздо чаще она получалась раз в месяц.
С тех пор в жизни офицеров испытательной части, с легкой руки командира прозванных випингами, началась новая эра. Они уезжали на свои ВИПы, как моряки Колумба в трудное и опасное плавание, никогда заранее не знали когда доведется вернуться обратно в городок, хватит ли выданной на смену пищи, не заметет ли буран дороги, не устроят ли налет на ВИП дикие казахи - охотники за металлом. И провожали их так же как моряков Колумба: в голос рыдали жены, у кого они были, боевые друзья, сурово сдвинув брови, поднимали стопки за удачу, а командир ласково называл их то "сынками", то "засранцами". А вечером дня отъезда прибывали сменившиеся с ВИПов и городок дрожал от дикого загула ошалевших после степного сидения офицеров. Так и жили: две недели отрывались на полную катушку в городке, выползая, если получалось после ночного буйства, только на утренние построения, потом уезжали в степь, где от скуки и безделья литрами глушили выделенный для протирки оптики спирт, отгоняли кочующих, где придется, диких казахов и палили из автоматов по стадам сайги. Вскоре в ряды випингов командование начало ссылать неугодных офицеров, слишком много пьющих или слишком много говорящих. Испытательную часть народная молва метко переименовала в исправительную.
Ну вот теперь мы с полным правом можем вернуться к нашим героям. В описываемое время как раз подходила к концу третья неделя их степной отсидки. Спирт был полностью выпит, продукты почти съедены, а смены пока не предвиделось. Появление невесть откуда зашедшей в гости лошади офицеров весьма обрадовало. Конечно, лошадь животное полезное во всех отношениях и ей можно найти массу различных применений. Можно ездить на ней верхом, можно вспахать поле, или перевозить грузы. Но, к глубокому сожалению, подходящих грузов на ВИПе не нашлось, к верховой езде оба наших героя испытывали отвращение, а насчет вспаханного поля - понятно, что в таких условиях службы у кого угодно крыша может съехать, но ведь не настолько же...
Петрович, нежно похлопывая лошадь по упругому крупу, повернулся к Женьке.
- Сытая, жирная...
Тот понимающе кивнул в ответ.
- А вы, поручик, когда-нибудь конину пробовали? - осторожно перешел к делу Петрович.
- Ну, мне кажется, что лошадь, это вполне благородное животное, не то что, к примеру, лягушка, а ведь французы их едят.
С этого момента участь лошади была решена. Офицерские желудки, измученные консервированной перловкой, настойчиво требовали самого быстрого и радикального решения гастрономической проблемы.
После недолгого размышления было принято решение лошадь застрелить, причем сделать это, заманив животное в умывальник. Как утверждал более опытный в таких делах Петрович, там легче будет убрать следы кровавой расправы. Оба офицера прекрасно понимали, что хоть вокруг и дикая степь, но коняга вряд ли является вольным мустангом и рано или поздно может пожаловать хозяин, которому вряд ли придутся по вкусу гастрономические планы в отношении его собственности. Ввиду вышеизложенного действовать решили немедленно, ибо, по выражению Петровича, "промедление смерти подобно", а также "вчера было рано, завтра будет поздно". Петрович был старым воином и успел хлебнуть в училище полной ложкой марксистско-ленинской философии и идейного наследия великого вождя и теперь любил к месту и не к месту цитировать Ильича.
Сказано-сделано Петрович, коварно приманив лошадь куском хлеба с солью, завел ее в довольно просторный умывальник, построенный в расчете на два десятка солдат. Женька как младший, тем временем был отправлен на второй этаж в канцелярию за ружьем, "патроны в ящике стола, сам зарядишь и мухой обратно". К его возвращению лошадь мирно пережевывала хлеб посреди умывальника, втиснувшись между рядами раковин и с довольным видом осматривая себя в больших настенных зеркалах, а Петрович нетерпеливо пританцовывал вокруг. Отобрав у Женьки ружье, Петрович задумчиво осмотрел свою жертву, прикидывая, куда же послать роковую пулю. После бурной, но непродолжительной дискуссии приняли решение стрелять в ухо. "Так надежнее", - с видом бывалого киллера авторитетно заявил Женька.
- Держи ее за хвост, - приказал Петрович. - А то будет падать - снесет нам раковину. Стреляю на счет три!
- Раз! - ствол ткнулся в лошадиное ухо.
- Два! - Петрович затаил дыхание и положил палец на спусковой крючок.
- Три!
Одновременно с грохотом выстрела лошадь мощно лягнула Женьку в грудь, так что он влип в стену умывальника и сполз по ней на пол, прихватив изрядное количество кафеля. Петрович (старый опытный воин) успел отскочить. Лошадь словно взбесилась - на губах ее выступила белая пена, крепкие копыта молотили во все стороны, круша раковины и зеркала, сшибая со стен кафельную плитку метрами. Умирать она явно не собиралась.
Петрович, сжавшись в углу в маленький комочек, дрожащими пальцами пытался перезарядить ружье.
- Ничего, это агония, - бормотал он про себя. - Сейчас сдохнет, сейчас.
Наконец из ствола вылетела красная гильза. Секунду, долгую как вечность Петрович ошарашено смотрел на нее, а потом заорал в голос.
- Женька, сукин кот, ты чего в ружье запихал это же утиная дробь!!!
В столе Петровича лежали патроны двух видов - с красной гильзой мелкая дробь на птицу, а с зеленой картечь для крупного зверя. Посланный "мухой" туда и назад Женька, не вдаваясь в подробности, притащил вместо картечи дробь, которой завалить лошадь, конечно, не реально.
Тем временем несчастное животное продолжало крушить умывальник.
- Держи, держи эту сволочь, а то она нам тут все перебьет. Я сейчас! - проорал Петрович, оглушенному ударом Женьке и бросился на второй этаж.
Вернулся он минут через пять и пальнул прямо от порога. Во все стороны брызнули осколки зеркал, лошадь не задело.
- На еще, зараза! - в боевом безумии выл Петрович, делая выстрел за выстрелом.
Картечь вещь серьезная - вторым зарядом вышибло оконную раму вместе со стеклами. Третьим все же накрыло лошадь, продырявив ее в нескольких местах, и разнесло водопроводную трубу. В потолок ударил фонтан воды.
Некоторое время победители молча созерцали поле боя. Картина, надо сказать, была довольно жуткая - ни одного целого зеркала, ни одной целой раковины, выбитое окно, все забрызгано кровью и фонтан воды, бьющий с таким напором, какого никогда не дождешься из крана.
- Ну ни хрена себе, апрельские тезисы, - растеряно изрек Петрович осознав всю тяжесть потерь от учиненного погрома.
- Да, хрен вам, а не жопу на барабан, - поддержал его Женька, рассматривая продырявленную в пяти местах тушу.
- Ладно, делать нечего, перекрывай воду, и будем ее потрошить, - распорядился Петрович.
Вот тут опять начались непредвиденные проблемы, на всем ВИПе из режущих инструментов нашелся только тупой перочинный ножик. А ободрать лошадь, впервые в жизни, да еще таким инструментом это, я вам скажу, НЕЧТО. Через час каторжной работы руки у обоих убийц были сбиты и изрезаны в кровь, а результат оставлял желать лучшего. Петрович вспомнил что, когда-то давно на пожарном щите перед зданием висел топор. Топор действительно там был, но полностью проржавевший и еще более тупой, чем нож. Однако с ним дело пошло быстрее. Не буду утомлять читателя подробностями работы этого мясного цеха, но к четырем часам по полудни оба наших героя с ног до головы перемазались кровью и лошадиными внутренностями, а зверюга была аккуратно разделена на куски и упакована в полиэтиленовых пакетах в холодильники. Оставалось только закопать шкуру, внутренности и голову с копытами, причем подальше в степи и навести хотя бы минимальный порядок.
Когда и эта работа была выполнена, на ВИП уже опускались сумерки, а офицеры еле держались на ногах. Плюнув на ужин, на обед они уже плюнули раньше, оба завалились спать.
Петрович спал беспокойно, во сне к нему приходила убитая лошадь и все манила копытом за собой, он пугался и вскидывался на постели в жарком поту - даже ночью температура была за тридцать, а что вы хотели - Казахстан. Уже под утро лошадь вновь явилась к Петровичу, на этот раз вся в трупных пятнах, разлагающаяся и воняющая. Петрович снова подскочил на койке, потряс головой, послушал заливистый храп напарника. Но, вот странность - запах не проходил, устойчивый запах тления и гнили буквально обволакивал, сбивая дыхание и вызывая рвотные позывы. Охваченный страшным подозрением Петрович бросился к холодильникам. Догадка была верна. Пока они без сил валялись на койках, на ВИПе вырубился свет. И килограмм двести конины кое-как утрамбованных в холодильники, элементарно протухли.
Половину следующего дня напарники, натянув противогазы, хлюпая в них потом от жары, таскали мясо в степь и там зарывали.
Вот так бесславно закончилась эта история.
А Петровича еще долго на дружеских посиделках спрашивали, как ему понравилась конина, после чего он сразу мрачнел и начинал шепотом ругаться, что весьма веселило шутников.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023