ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Мостов Исаак
День Из Жизни Штурмовика - 9 Июня 1982 Года

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.92*13  Ваша оценка:
  ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ШТУРМОВИКА - 9 ИЮНЯ 1982 ГОДА
  
  Толчки в ногу разбудили меня. Голос в темноте шёпотом спросил 'Проснулся?' И только после того, как получил бодрое ворчание в ответ 'Конечно! Что случилось?', голос ответил 'Вставай, брифинг в 10'.
  Я, уже просыпаясь, выпытываю 'который час?', слышу '9:15' и с некоторым облегчением отсылаю 'первоклашку', которого послали меня разбудить.
  Тот пошёл дальше, ступая медленно и тихо, стараясь не шуметь, чтобы успеть разбудить остальных по списку, который ему поручил дежурный руководитель полётов.
  
  'Первоклашками' у нас называли молодых лётчиков, которые ещё не налетали необходимого умения и профессионализма для боевых полётов, и поэтому, горя желанием быть причастными к делу боевой эскадрильи, помогали, чем могли... Были 'мальчиками на побегушках', рисовали карты для полётов, наносили боевую обстановку на настенные карты, короче, были готовы на все, чтобы быть частью боевых будней воюющей эскадрильи. Жалко было иногда смотреть на их полные зависти глаза, которыми они провожали нас на задания.
  Но лучше так, чем потом объяснять их родителям, почему их взяли на боевое задание, а они ещё не умели, как следует, бомбу метнуть, не говоря уж об умении вывернуться из стычки с истребителями противника. А нам, штурмовикам, летающим на тихоходных 'Скайхоках', это умение жизненно важно.
  
  30 секунд лежу тихо, глаза открыты, привыкают к проблескам света в бункере, который служит нам спальней лётного состава на время боевых действий. Тело ещё нежится меж простыней, а голова готовится ко дню грядущему... Кто знает, что он принесёт: мне, эскадрилье, моим друзьям и однокашникам, которые летают в других эскадрильях. Их наверняка тоже будят, если уже не разбудили. Война ведь идёт уже четвёртый или пятый день, смотря с чего считать.
  
  Для меня она началась со звонка в субботу, 5 июня. Мы, я и мой товарищ, лётчик 'Фантома' из южной авиабазы, студенты первого курса математики университета в Иерусалиме, оба действующих резервиста ВВС, встретились, чтобы подготовиться к экзаменам последнего триместра учебного года.
  Мы старше других студентов и математика даётся нам нелегко. Оба, кроме учёбы и еженедельных полётов, подрабатываем, как можем. У меня жена на восьмом месяце и дочке почти 4 годика, и каждая копейка к месту.
  Так, что для занятий чистой математикой много времени нет, и мы помогаем друг другу. Кто понял лучше другого - объясняет 'тупому'. Кто достал от сокурсниц конспект - делился с другом.
  Мы раз в неделю отсутствовали, а девочки, прилежно, хоть и не всегда понимая суть, записывали всё, что профессор говорил на лекции, включая анекдоты. Взамен за копию конспектов мы разъясняем им суть урока и что именно они там записывали. Как летуны суть мы ловили быстро, а вот с математической риторикой у нас было плоховато, приходилось прилагать усилия, чтобы постигнуть дисциплину математики и её язык.
  
  И вот, в полдень звоню домой, проверяю как жена, и слышу, что мне звонили из эскадрильи, просили перезвонить.
  Звоню в штаб эскадрильи, отвечает наша старшая сержантка оперативного отдела и взволнованным голосом говорит 'Как хорошо, что ты позвонил! Приезжай скорее, но, пожалуйста, не гони!'.
  Сказал другу, чтобы готовился к звонку из своей эскадрильи, а сам в машину и через час я в эскадрилье.
  
  А там встречает меня наш 2-й замкомэска, мой однокашник из лётной школы, - уже затянут в лётный костюм с шлемом в руках, - и говорит: 'Это серьёзно! Я и Н (летчик, который полгода назад заменил меня на посту начштаба эскадрильи) бежим к самолётам и на старт. Ты - руководитель полётов, пока комэска не вернётся, а он на старте, ждёт разрешения на взлёт. Все детали по заданию у сержанток штаба. Призывай эскадрилью - всех резервистов. И организуй помилование 1-му замкомэска, он в офицерской тюрьме в Атлите'.
  
  Вот те на! Оказывается 1-й замкомэкса на прошлой неделе, после посадки, спешил в эскадрилью, и лихо свернул на рулёжку, ещё не погасив скорость.
  Высокий 'Скайхок' с его узким шасси не смог вписаться в поворот и вылетел с твёрдого асфальта на влажный грунт. Передняя стойка подломилась, и отличный и опытный лётчик, а ещё и просто замечательный офицер был с громким позором отправлен командиром авиабазы в тюрьму на 3 недели, чтобы другим неповадно было.
  
  Что же, пришлось загрузить адъютантов эскадрильи и авиабазы, чтобы в ускоренном режиме организовать помилование от имени командующего ВВС. Потом послать машину с одним из более смышлёных и опытных 'первоклашек' с наказом из тюрьмы везти замкомэска домой на пару-тройку часов, не менее, и только потом сюда, чтобы вошёл в курс дел и был готов к полётам с утра.
  
  Параллельно, штабс-сержантки с парой 'первоклашек' начали обзвон резервистов. И через час-полтора мне уже было из кого формировать звенья для боевых задач, которые не преминули появиться.
  
  Со штабом авиабазы и Оперативного отдела Главкома ВВС я уже полностью скоординировался, доложил о количестве боеготовых самолётов и лётчиков, о принятых мерах и получил указания о подготовке к боевым вылетам на ночь и на завтрашний день.
  
  С инженерами эскадрильи я уже успел проговорить о том, какие самолёты готовить и в какой боевой конфигурации, о проведении призыва резервистов тех состава и о заготовке боекомплекта на ночь и следующий день.
  
  
  Да, недаром последний год в эскадрилье я провёл как начальник штаба.
  А, чтобы не отставать от товарищей в реальных делах, организовал себя, вместе с одним из наших самых опытнейших и старейших лётчиков в полёт со сложным, точным бомбометанием в безлунную ночь. И как только комэска вернулся из полёта, я передал ему бразды правления и пошёл готовиться к ночному полёту. В ретроспективе это было очень сложное и опасное задание, и у меня от него потом ещё долго волосы на загривке стояли дыбом, но это уже другая история.
  
  С тех пор прошли уже несколько полных деятельности дней и ночей. И вот сейчас меня будят, значит, есть боевое задание, достойное меня. Или я его достоин. Тут сразу не понять, что более правильно.
  Самое главное, чтобы дали летать. А то вчера меня опять поставили руководителем полётов. И мне пришлось, борясь с позывами зависти, выпускать в полёт других и томиться на земле, пока не вернутся, окрылённые успехом выполнения боевой задачи и собственным выживанием над полем боя.
  
  Насчёт выживания - это не просто так. На второй день мы потеряли самолёт, и лётчик попал в плен. Лётчик был со стажем, опытный, показал себя хорошо ещё в Войне Судного Дня в 1973 году.
  Но вот сейчас, в условиях новых угроз ЗСУ и ПЗРК, полез поспешно и неразумно на второй заход и нарвался на 'Стрелу'. Не все понимают его ошибку, и что с этим делать.
  Но эта потеря у всех в голове при каждом получении задания, при каждом брифинге, при каждом возвращении из полёта. Об этом не говорят, но думают про себя, посматривая на товарищей вокруг и загадывая, кто следующий.
  
  Всё! Рывком сбрасываю себя с кровати, натягиваю свой лётный комбинезон: он уже весь в разводах соли, несколько дней нестиранный, но самый близкий к моему телу предмет на данный момент.
  Сшитый из негорящего номекса, он мой панцирь, моя защита от огня, который поджидает каждого лётчика при проблематичном исходе взлёта, полёта или посадки. Я уже видел, что бывает, когда пренебрегают им или перчатками из того же номекса, предпочитая щеголять в комбинезоне старого образца и в кожаных перчатках, показывая тем самым, что ты принадлежишь к 'старой гвардии', во времена которой не было таких глупостей как номекс.
  
  Привожу себя в порядок: чищу зубы, сбриваю дневную щетину на щёках, промываю глаза, приглаживаю копну отросших волос на голове. Объявляю себе, что я готов к утреннему кофе и ко всему тому, что выпадет мне сегодня, и хорошее и не очень.
  В столовую вхожу с бодрой улыбкой, с 'боевым настроением' и 'огнём в глазах'. Как никак, несмотря, на мой молодой возраст и только год с копейками проведённый в этой эскадрилье, считаюсь частью комсостава, особенно в глазах молодых лётчиков, которые так и просят: 'возьми меня к себе в звено'.
  Но только руководитель полётов решает, кто полетит с кем: здесь целое искусство, как спаривать людей в звенья, кому и на выполнение какой задачи можно дать молодого ведомого, а когда надо ставить двух зубров вместе, да так, чтобы был толк, а не сталкивание лбами.
  
  Набираю себе тарелку яичницы с луком и помидорами, наливаю стакан чёрного, только что заваренного кофе, перебрасываюсь ничего не значащими фразами с другими лётчиками и офицерами, завтракающими, как и я, но в большинстве своём слоняющимися без дела в ожидании какой то полезной деятельности...
  Ловлю из разговоров слухи о соседях - братских эскадрильях нашей авиабазы, перелистываю утренние газеты, а там почти всё о войне на северной границе и возможной эскалации военных действий из-за упрямства президента Сирии...
  Для меня это вчерашние новости: в части их творения принимал участие сам. Ничего нового, а ещё как-то пресно написано. Вот сейчас зайду в штаб эскадрильи и узнаю все новости: и те которые уже произошли, и те которые ещё будут.
  
  Но до штаба не успеваю дойти: меня перехватывает 'первоклашка' и зовёт немедленно зайти в ситуационную, на брифинг. Чего у них там, думаю про себя, до 10 есть ещё время. Спускаюсь в ситуационную. Там уже с десяток ребят из боевого костяка эскадрильи с интересом рассматривают карты фронта, 'линию наших', передовые позиции сирийских ЗРК в Ливане, читают сводки и данные, развешанные по стенам.
  
  Входит командование - комэска и оба его зама. С ними несколько 'первоклашек' тащат карты и штурманские пакеты. В них кодовые карты, фотоснимки, таблицы связи и бомбометания и вся остальная информация, которая может понадобиться при выполнении задания.
  Видно, что они все как-то напряжены и немного торжественны.
  Интересно, что это за задание такое... Последний раз я их видел такими на брифинге по операции против атомного реактора в Ираке в 1981 году.
  Что же на этот раз? Неужели реванш за травму 1973 года?
  
  Тогда, в 1973 году, несмотря на бесспорную военную победу, вся страна и в том числе ВВС были ошеломлены своими потерями и сюрпризом начала войны (в которой страна была застигнута врасплох), что не преминуло сказаться и на политическом климате страны в последующие годы.
  Командование ВВС провело серию 'разборов полётов' и начало несколько параллельных процессов реорганизации в применении огневой мощи ВВС, в управлении боевыми операциями, вооружении, связи, обучении лётного состава.
  Мы, призывы тех лет, проходили жёсткую тёрку и обкатку на основе этих реорганизаций и изменений акцентов в воспитании нового поколения воздушных бойцов. Нас, практически со школьной скамьи на курсах боевого применения учили воевать с ЗРК и выполнять боевые задачи в их присутствии.
  Для бомберов и штурмовиков уничтожение батареи ЗРК приравнивалось к уничтожению самолёта противника в воздушном бою для истребителей. Мы жили и дышали атмосферой реванша против ЗРК и зенитных батарей противника, особенно ЗСУ-23Х4, которые причиняли столько боли нашим старшим товарищам в 1973 году.
  
  Прошло 9 лет, и мы чувствовали, что готовы потягаться с ЗРК и ЗСУ. Но неужели это произойдёт сейчас? И неужели мне выпадет честь и ответственность участвовать в этом? О таком мечтают 'первоклашки', а я уже не в этом возрасте... Но всё равно сердце забилось быстрее и накопленную усталость последних дней как рукой сняло.
  
  Похоже так оно и есть: комэска начинает брифинг по операции против сирийского ракетного щита в Ливане и участия нашей эскадрильи в операции. С нарастающим нетерпением жду плана полётов, надеясь, как ребёнок, увидеть своё имя среди летящих, а не управляющих на земле. Не знаю, сколько выделят нам - заданий, целей, - но быть среди лётчиков, запланированных на такое задание, большая честь и признание лётного мастерства, боевого профессионализма и бойцовских качеств.
  Напряжение растёт, и вот он, момент истины: комэска объявляет полученные эскадрильей задания и план полётов. Всего 4 пары. Первую поведёт наш комэска, вторую 1-й зам, третью мой бывший инструктор лётного дела, сын бывшего командующего ВВС, а я назначен ведущим последней пары.
  2-й замкомэска - руководитель полётов. Все ведомые - 'старики', ветераны 1973 года, опытные ребята.
  Мой ведомый - особенный парень. Как и я, он в прошлом летал на 'Фантомах', инженер по образованию. По характеру - в цвет своей шевелюры - рыжик. Да и имя его начинается на Р.
  Я знаю, что он меня немного недолюбливает. Я ведь новичок в эскадрильи, по сравнению с ним. А тут его ведущий, да ещё на такое дело как уничтожение ЗРК.
  Но ничего, он лётчик опытный и грамотный, мы справимся.
  
  Роль нашей эскадрильи в этой операции, как и других эскадрилий 'Скайхоков', уничтожение элементов батарей ЗРК. После того, как основной удар нанесут эскадрильи 'Фантомов'. Сверху, от истребителей противника нас будут прикрывать F15 и F16, новые самолёты нашего ВВС, которые только только начали себя проявлять в небе Ближнего Востока.
  Работа по целям будет вестись волнами, по указаниям Оперативного отдела Главкома ВВС.
  Нам выделен банк целей, в которых как разведка предполагает, будут размещены батареи ЗРК и ПВО.
  
  Технари подготовили 8 самолётов, и ещё один про запас. Конфигурации необычные: без бидонов (внешних топливных баков), только до горлышка заполненные внутренние топливные баки в общем объёме в две с половиной тонны. Всего 3 бомбы, но зато какие! По центру трёхметровая зеленоватая 'акула' весом в тонну, под каждым крылом 'рыбка' поменьше - высокоскоростная фугасная бомба весом в половину тонны.
  Всего 2 тонны 'добра', да ещё две встроенные 30-ти миллиметровые пушки с боеприпасом в 150 бронебойно-осколочных снарядов для каждой. Не хухры-мухры, если попасть.
  Конфигурация рассчитана на высокую скорость и манёвренность в атаке, но без запаса топлива для непредвиденных обстоятельств, а такие в боевых условиях возникают сами по себе. Да ещё и требуется 'горячая' дозаправка на старте, после запуска двигателя - процедура необычная и опасная сама по себе, а тут с таким боезапасом.
  
  Вся эскадрилья смотрит на нас, как на космонавтов. В их взглядах всё!
  Зависть, что не они. Забота, вернёмся ли. Вера, что не подведём. Желание, чем-нибудь помочь. И надежда, что произойдёт чудо, и кто-то из выделенной восьмёрки не сможет полететь и на задание отправят их.
  
  А мы в это время уделяем всё наше внимание подготовке к полёту: изучаем местность вокруг цели по карте и аэрофотосъёмкам, проверяем данные разведки, согласовываем действия в звене, баллистические расчёты и т.п. Занимаем себя делом и отгоняем мысли, что вот вот придёт команда 'отбой' и мы все вздохнём с сожалением об упущенном шансе быть героями и с облегчением, что проверка 'кто кого' откладывается и мы проживём ещё день.
  
  Но вот пришло известие, что наши соседи из эскадрильи 'Фантомов' взлетели, и что пока всё идёт по плану. Все посерьёзнели. А вот и время для нас готовится 'на выход'. Потихоньку наша восьмёрка скапливается в раздевалке. С трудом узнаю лица товарищей: как-то вдруг черты их лиц изменились, все сосредоточены на чём-то внутреннем, своём личном.
  Снимаем погоны и очищаем карманы от всего, что может навредить, если попадём в плен. Пакую в карманы перевязочный пакет и пару герметичных пакетов с водой: на Ближнем Востоке летом лишний литр воды не помеха, а помощь.
  Тщательнее, чем обычно проверяю и подгоняю спасательный жилет. Перекладываю штурманский пакет, чтобы было удобнее вытаскивать более важные карты и данные связи. Перепроверяю табельный пистолет, выданный на время ведения боевых действий, и обоймы к нему.
  Снаряжение готово. И я сам тоже готов к выходу к самолёту.
  
  Р. и я выходим на крыльцо: нас уже ждёт минибус. Все вокруг заняты важностью момента, несколько 'первоклашек' бегают вокруг и фотографируют наш каждый шаг.
  Нам не до этого. Мы уже отрешены от земного притяжения, в мыслях мы уже всецело погружены в детали исполнения задания.
  
  У самолёта проверяю книги: топливо, боеприпасы, запалы. Обхожу самолёт и проверяю крепление бомб, подозрительные подтёки масла на земле.
  Технари вокруг меня волнуются, знают, что идём на что-то необычное, а на что именно не знают. Спрашивать не велено, да и к нам сейчас не подступиться.
  Без обычных улыбок и шуточек залезаю в кабину и закрываю фонарь. В наступившей тишине располагаюсь поудобнее, раскладываю карты полёта, таблицы связи. Проверяю время, слежу за стрелкой минут, и повторяю опять и опять, уже наизусть, детали полёта и опознания нашей цели. А вот и время подошло.
  Запускаю двигатель, машинально проверяю системы - электропитание, гидравлику. Настраиваю радио и навигационные приборы. Получаю разрешение от диспетчера и потихоньку выкатываю самолёт на рулёжную дорожку.
  
  На старте куча машин: заправщики, пожарные, штабные. Подкатываюсь осторожно: самолёт-то тяжёлый, при повороте приходится добавлять обороты, а там, глядишь, ненароком можно и сдуть кого-то. Только и не хватало сейчас ЧП на старте.
  
  Подбегает наш инженер-лейтенант, карабкается на крыло и вручную дозаправляет мой 'Скайхок' до последнего возможного литра. Спрыгивает, для очистки совести обходит самолёт, перепроверяет подвеску бомб и настройку запалов.
  Подбегает с левой, передней стороны фонаря и ждёт, чтобы я обратил на него внимание. Поворачиваю к нему голову, - я в шлеме с опущенным противосолнечным щитком, - он моих глаз не видит. Он подымает большой палец вверх: 'всё ОК', берёт под козырёк.
  Я киваю в знак благодарности и отдаю честь. Он бежит дальше к моему ведомому.
  Несколько минут на старте мы ждём разрешения на взлёт. В голове спокойно, мысли чередуются: то гадаешь, как там проходит операция, то думается о деталях нашего задания, то кажется, что вот вот наш полёт отменят и диспетчер отправит нас обратно в эскадрилью.
  
  Вдруг, вот оно! Разрешение на взлёт!
  
  Выруливаем, последний взгляд на Р., на его самолёт (не потекло ли у него там чего-то), вижу его сигнал 'я ОК', отпускаю тормоза и начинаю разбег. Самолёт тяжёлый, солнце в зените, день жаркий. Ручка чуть вперёд, даю моему 'Скайхоку' набрать скорость и плавно отрываю его от бетонки.
  Шасси и подкрылки вверх, проверка кабины. Всё работает как надо, прибираю обороты, даю Р. возможность быстро пристроиться. Поворачиваем налево к морю, пересекаем побережье, доворачиваем вправо до севера и набираем высоту.
  
  Ближе к границе перехожу на канал связи операции и то, что я слышу, заставляет меня сбавить обороты двигателя и перейти на режим полёта максимальной продолжительности.
  
  По связи слышу взволнованные голоса ведущих передо мной, перебивчитые ответы диспетчера и шум сирийских радио-глушилок. Становится понятно, что операция затягивается, но пока непонятно почему. Ясно, что сирийцы огрызаются и глушат почти все каналы связи, значит, поднимают свои истребители в воздух.
  Замечаю, что глушилка врубается после нескольких фраз, а не по теме. Ага, значит, сканируют диапазон и автоматически глушат всех, кто говорит, а не тех, кто говорит по делу.
  Решаю продолжить полет втихомолку, без лишних репортажей, с переходом на запасные каналы.
  
  Р. держит позицию вблизи меня и мы можем 'переговариваться' визуальными сигналами. Так я могу показать ему, на какой канал перехожу и успеть выдать ему в эфир несколько фраз, чтобы скоординировать наши действия, прежде, чем нас заглушат.
  
  Пока мы с Р., как пара цепеллинов, медленно, но экономно продвигаемся на север, к выделенному нам району ожидания, слушаю как в воздухе разыгрывается драма. Слышу как наш комэска, который взлетел перед нами минут на 40 раньше, просит разрешения войти в зону боевой работы для атаки, но получает отказ.
  Формулировка отказа проста и загадочна: 'подожди'. Через несколько минут он просит повторно и опять получает 'подожди'. Проходят ещё минут 5 и он просит опять, на этот раз подымая голос.
  Он, как и все мы, знает, что каждый диспетчер на боевом посту знает точно, кто там сидит в самолёте, тем более знает, когда 'под его рукой' выполняет задание какой-либо комэкса. В ответ опять получает 'ждать' и решает выложить последний козырь.
  Среди всего шума-гама заявляет диспетчеру: 'У меня нет топлива ждать! Или ты мне дашь работать, или я возвращаюсь'.
  Через несколько секунд после того, как очередная глушилка замолкла, все чётко услышали ответ диспетчера: 'Тогда возвращайся. Бомбы сбрось в море'.
  И наш комэска, герой ещё со времён Войны на Истощение 1968-1970 годов, отвечает коротко 'понял' и возвращается домой.
  
  По правде говоря, мне стало его жалко. Наш комэска родом из кибуца севернее Тель-Авива, закончил лётную школу в 1968 году и молодым лейтенантом, но уже опытным бойцом в 1969 году перешёл на 'Фантомы'.
  А в 1970 году, в одном из боевых вылетов, схлопотал SA2 по левому борту. Раненый в левое плечо, шею и руку, с тремя оторванными осколком пальцами на левой руке, он сумел, вместе со своим штурманом посадить изрешечённый 'Фантом'. Причём левой рукой он двигать не мог: двигателями управлял штурман по его указаниям.
  Что говорить: человек большого мужества и стойкости. За это он получил второй наивысший по иерархии в Израиле орден.
  После того, как его заштопали и восстановили работу двух оставшихся пальцев левой руки, он вернулся летать. Но так как не мог управлять левой рукой 'Фантомом' с его многочисленными клавишами и кнопками на рычагах управления двигателями, то летал он на 'Миражах' и 'Скайхоках': там один двигатель, да и на рукоятке управления двигателем одна или две кнопки.
  Мы его очень уважали за его спокойствие и выдержку в воздухе, боевой опыт и бойцовский задор. Но так завершить участие в такой операции было как-то некрасиво и неправильно.
  
  Отряхиваюсь от мыслей о нашем комэске. Мне ясно, что если ему не дали войти в зону работы, то это серьёзно, и если я начну 'качать права', то меня отправят домой ещё быстрее, чем его.
  В районе ожидания отдаляемся от берегов Ливана и 'нарезаем круги' в ожидании, когда страсти стихнут. Пока Р. и я висим как два баллона, вертим шеей, сканируем пространство.
  Погода на удивление хорошая. Видимость отличная, но над берегом Ливана и дальше в горах дымка, из-за которой не видно деталей.
  
  Вдруг вижу точку, которая стремительно спускается сверху, прямо на нас. Сердце ёкнуло: неужели истребитель? Если да, то их всегда пара или больше, и если они по наши души, то дело швах: мы без скорости, с грузом бомб, прямо как перепёлки в тире.
  В такой ситуации надо бы всё сбросить и набрать немного скорости, но тогда задание мы не выполним, а участвуем не в простой операции сегодня. И я не хочу так закончить моё участие в ней.
  Решаю рискнуть, ничего не сбрасывать и довернуть под пикирующих на нас истребителей. Показываю Р. наверх. Он кивает и немного отходит в сторону, чтобы мы могли маневрировать. Я уже развернулся к ним носом. Вижу второго: они пара в открытом боевом строю для атаки. И немного успокаиваюсь - это наши F16.
  Но они продолжают вести себя агрессивно и маневрируют нам в хвост. Радио шумит, в свободные от помех секунды ведущие и диспетчер пытаются что-то сказать и всех снова глушат. Мне ясно, что по радио мне с этими горячими парнями из эскадрильи F16 не договориться. Начинаю качать крыльями: широкий мах влево, такой же вправо, возвращаюсь на скоростной режим баллона. Всё в надежде, что эти гончие увидят, что их дичь ведёт себя совсем не как дичь и перестанут нас пугать.
  Вижу по их поведению, что они поняли: острые носы F16 перестают целится в нас, они выравниваются по горизонту и пройдя метрах в 800 от нас машут в ответ и взмывают вверх.
  И мы опять возвращаемся к попыткам понять ситуацию и попытаться положить наши бомбы там, где они принесут пользу, а не в море.
  
  Потихоньку гам ведущих других звеньев стихает: кто-то повернул домой, так как топлива для боевого захода на цель у него уже нет, кто-то, как мы, играет в молчанку, надеясь на то, что бог вознаграждает терпеливых и запасливых.
  
  И вот диспетчер начинает налаживать работу по целям. Спрашивает, кто и сколько ещё может ждать, и, получив ответы, начинает посылать звенья в районы боевой работы. Конечно, сначала тех, у кого в запасе меньше всего времени ожидания.
  
  Из потока разговоров и указаний диспетчера понимаю, что почти всем дают новые задания и новые координаты целей. Как будто старые, оригинальные цели изменили позиции. Или исчезли.
  Интересно, куда же нас пошлют?
  
  Всё это время наблюдаю за количеством топлива и рассчитываю, сколько ещё смогу играть в молчанку. Решаю попробовать подать голос. Спокойным голосом говорю диспетчеру, что я на месте, ожидаю разрешения выйти в район боевой работы и готов для получения новой цели.
  Сработало! Меня не посылают домой, а переводят на другой канал связи, к другому диспетчеру.
  Выхожу на связь и после нескольких автоглушилок получаю новое задание. Нам поручено выйти на какое-то шоссе и разбомбить в клочья весь военный транспорт, который там едет. Название шоссе передали по кодовой карте. Также просили не задерживаться и выйти в район цели, как только будем готовы. А нам это на руку: топлива задерживаться у нас уже нет.
  
  Нахожу в штурманской папке кодовую карту - молодцы 'первоклашки'! Хорошо подготовили папки. Открываю карту. Это тоже надо уметь в полёте: полезная ширина кокпита в 'Скайхоке' где-то сантиметров 80. А карта метр на метр.
  Нахожу шоссе на карте и начинаю её рвать и перекладывать, чтобы можно было держать в руке интересующий меня район и не мешать обзору и управлению. Пытаюсь понять, где это шоссе проходит по географии.
  Немного шокирован: шоссе, на которое меня послали, находится восточнее озера Карун, километрах в 10-15 от границы с Сирией и менее 50 км от самого Дамаска.
  По данным разведки перед вылетом, это в самом сердце зоны защиты ЗРК и ПВО самой Сирии. Или я не понял кода, или диспетчер посылает меня в пекло, или...
  Выжидаю тишины и переспрашиваю код шоссе. Получаю подтверждение. Значит, я не оглох и не перепутал. Но остаётся вариант пекла.
  
  Ну что же, волков боятся, в лес не ходить. Сверяю данные с Р., получаю от него, что он готов. Топлива у нас немного, но хватит на скоростной заход сверху и на парочку кругов с пике для бомбометания.
  
  Проверяю настройку системы вооружения и прицел: всё готово и настроено на залп в 3 бомбы для наибольшего эффекта, пушки заряжены и готовы к стрельбе.
  Успокаиваю дыхание, сигналю Р. перейти в развёрнутый боевой строй для атаки, широким поворотом беру на восток и начинаю небольшое снижение для набора скорости.
   Сообщаю диспетчеру о входе в район боевой задачи, получаю 'ОК' и оглядываюсь на Р. Всё, мы поехали.
  
  Мы с Р. молчим и несёмся вперёд на скорости в 500 узлов. Это всё, что наши 'Скайхоки' сегодня могут нам дать. Это не мало, но я бы с радостью просвистел бы сейчас на сверхзвуковом 'Фантоме', пересекая побережье Ливана и приближаясь к горам Шуф. Ведь летим-то мы в пасть ЗРК и истребителей ПВО, не говоря уж о сирийской артиллерии ПВО разных калибров.
  Уже издалека видно, что долину Бека покрывает тёмное облако зенитных разрывов. А у них там ещё и ПЗРК 'Игла' и ещё какие-то новые самоходные ЗРК, о которых наши техразведчики ещё толком не знают. Так, что ожидать нам с Р. можно чего угодно.
  
  Проходим южнее Цидона и я целюсь носом километров 10 правее озера Каруна. Пока всё тихо. Кроме общего зенитного огня.
  Маневрирую влево, вправо, чтобы сбить наводчиков ПВО. Пока работает.
  Ещё через несколько минут мы на траверзе озера. Высоко над нами и довольно-таки в стороне вспухает бело-розовое облако взрыва ракеты ПРО, как видно SA6. Бесцельный выстрел, если это по нашу душу.
  Вижу силуэт 'Кфира', летящего под нами с севера на юг: кто-то из коллег возвращается домой, выбрав самый прямой путь. Как видно, у него уже нет топлива вернуться, как и зашёл, морем.
  
  Р. на месте, справа от меня - молодец. Долетев до нашего шоссе, делаем поворот на север и он переходит налево: так он сможет предупредить меня, если что-то полетит в мою сторону из Сирии.
  Проходим над шоссе - пусто. Нет колон транспорта, нет отдельных грузовиков. Около Султан Яакуб догоняем одиночный зелёный джип, который шпарит на север. Зато вокруг шоссе куча ЗУ и бронетехники. Кажется, что целая дивизия развернулась и окопалась.
  
  Докладываю диспетчеру и получаю разрешение атаковать батареи ПВО. Ведь долетели-то мы сюда с бомбами, вот и надо их использовать по назначению. Всё равно с ними уже не сядешь.
  
  Мы с Р. делим работу: я беру две батареи 57 мм орудий ПВО, он берёт две других.
  Ложусь на параллельный бомбометанию курс, переключаю управление сброса бомб. На первом заходе сброшу-ка я большую бомбу, а две под крыльями оставлю для второй батареи.
  Р. параллельно мне поворачивает на заход по своей цели, за хвостом у него никого нет. Надеюсь, он смотрит и за моим хвостом: сейчас не время быть эгоистом. Оглядываюсь назад и наверх - чисто, можно заходить на цель.
  
  Переворачиваю мой 'Скайхок' почти на спину, ввожу его в пике градусов на 60, подвожу нос под цель, и плавно направляю прицел снизу к центру батареи ПВО. Пока прицел подплывает к центру цели, пока скорость не достигает расчётной для бомбометания и пока приближается нужная высота бомбометания, в прицеле вижу, как орудия батареи стреляют в меня.
  Как по команде (а так оно и есть), по часовой стрелке вспыхивают маленькие шарики в дулах орудий, направленных на меня. Залп, второй, третий! Да, снарядов они не жалеют.
  Краем глаза слежу за стрелками скорости и высоты, и вот стрелка высоты подходит к отметке, в унисон ей довожу мушку прицела к центру батареи. А там, в центре мозг батареи, из него к каждому орудию идут кабели с данными по наводке на цель, то есть на меня.
  
  Я нажимаю на кнопку бомбометания и чувствую удар под брюхом: мой подарок командиру батареи весом в тонну поехал по своей баллистической траектории. Тяну на себя ручку управления и перехожу из пике в набор высоты в развороте.
  Смотрю назад и вниз: если кто-то за мной гонится, я его увижу, а, кроме того, я так увижу, попал я или нет. Вижу свою бомбу в последние мгновения перед попаданием, вижу ударную волну и столб дыма, который накрыл батарею.
  
  Выравниваю самолёт и продолжаю набирать высоту с задранным носом. Самолёту уже легче, и он бодро карабкается вверх, подальше от 23 мм ЗСУ, которыми здесь кишмя кишит. Проверяю кабину, топливо. Пока хватает ещё на пару заходов. Ищу и нахожу Р., он кружит недалеко от меня, готовится ко второму заходу.
  Над нами тихо, никого нет. В эфире разговоры, но ничего такого, чтобы не позволило нам продолжать работу.
  
  Под нами ад. Всё, что может, стреляет в воздух. Ощущение, как будто земля поднялась на несколько километров вверх. Да, для того, чтобы атаковать, придётся нырять во всё это.
  
  Перевожу тумблеры бомбометания на оставшиеся бомбы, настраиваю заново прицел, набираю высоту, выстраиваю 'коробочку', проверяю как дела у Р., осматриваюсь сзади, сверху, и захожу на вторую цель. Стараюсь не думать о серой пелене зенитных разрывов, через которую мне надо пролететь, сосредотачиваюсь на центре батареи. Опять вижу нацеленные на меня вспышки, контролирую скорость, довожу мушку прицела в унисон с высотой, как меня учили, и как я сам учил других, и сбрасываю свои оставшиеся бомбы.
  
  В развороте с набором высоты, только теперь в другую сторону, чтобы не быть шаблонным, вижу, как взрывная волна и столбы дыма покрывают позиции второй батареи. Проверяю топливо - время собираться домой. Проверяю как дела у Р. и слышу, что у него не все бомбы упали, и он просит зайти на цель ещё раз.
  
  Мда... Вернуться с бомбой, которая не упала при бомбометании, плохая идея. Кто знает, что там у неё перекосило. Может даже, что запал у неё уже взведён. Её надо сбросить аварийно - это должно сработать.
  Но бомбы-то у нас в прямой подвеске, а это значит, что запал сработает и при аварийном сбросе и она взорвётся при ударе о землю. Поэтому, её можно сбросить на цель, но только вместо нажатия на кнопку бомбометания на ручке управления надо дёрнуть рычаг аварийного сброса.
  Р. опытный и умный вояка, он это знает, и хочет сочетать приятное с полезным: избавиться от обузы, сбросив её в цель. Молодец!
  
  Но это значит, что мы остаёмся на третий заход, а это становится опасно. Да и солнце уже заходит. Времени на долгие раздумья нет, и я принимаю решение - остаёмся на третий заход.
   Даю Р. разрешение на ещё один заход, но так, чтобы по выходу из него мы бы уже были в направлении домой. На время этого захода на цель я становлюсь ведомым Р. Пока он занят планированием захода и приготовлением аварийного сброса, я кружусь вокруг него, оглядываюсь и вдруг замечаю, как близко мы от Дамаска. Ощущение не из обычных.
  
  Но времени на осмотр достопримечательностей окрестности нет. Мы сюда дело делать пришли. Поэтому настраиваю прицел на работу с бортовыми пушками и, проверив, что сверху и с боку нам никто не помешает, захожу вслед Р. на батарею, которая могла бы ему помешать при выходе из пике. На этот раз нажимаю на гашетку выше высоты открытия огня: у меня снарядов на 7 секунд огня. И я хочу выложить как можно больше из них на цель. Поэтому надо много терпения и времени стрелять и продолжать целится, когда в тебя самого стреляют.
  
  Крутым разворотом выхожу вверх и на юг. Вижу, как мои снаряды ложатся в цель, и несколько орудий ПВО замолкают. Р. передо мной, набирает высоту. Топлива у нас хватит добраться до нашей базы, если ветер на высоте не помешает.
  Пока набираем высоту, докладываю о завершении работы и перехожу на другой канал связи. Там ещё раз докладываю о местоположении батарей ПВО, которые мы атаковали, и о войсках вокруг них.
  
  Проверяю топливо и ветер. Всё в порядке - долетим. Из эскадрильи нас уже ищут по связи - мы вошли в зону их приёма. Они озабочены: все уже давно вернулись, а мы ещё летим и летим. Задают вопросы, сколько топлива и откуда у нас его так много осталось. Но я пока им не выдаю секретов, оставляю на потом.
  Нам сейчас надо приземлиться с первого раза. На второй заход на посадку топлива не хватит. Если не удастся сесть нормально, то никакие секреты расчётов топлива не помогут.
  
  Диспетчеры авиабазы нас уже ждут и расчищают нам дорогу на прямой заход на посадку. Шасси выходит нормально, подкрылки тоже. Значит, нет дырок в гидравлике.
  Садимся с ходу, гасим скорость тормозными парашютами, заруливаем по стоянкам. Я еду по рулёжке медленно, помню спешку нашего 1-го замкомэска.
  Да и сейчас начинает доходить, что за полёт это был. Начинается реакция тела, чувствую себя усталым, обмякшим малость.
  
  Технари сбегаются принимать самолёт из полёта. Оружейники удивлённо смотрят на пустые снарядные ящики. Как видно, я первый в эскадрильи применил этот вид оружия в этой войне. Расписываюсь в книге самолёта. Оказывается, мы были в воздухе почти полтора часа, что немало для такого боевого вылета на самолёте без бидонов.
  
  Когда мы с Р. возвращаемся в расположение эскадрильи, уже темнеет. Все на де-брифинге - и те, кто летал и те, кто не летал: все хотят послушать. Все уже знают, что это был знаменательный день.
  Мы с Р. заходим ещё одетые в лётное обмундирование. Рассказываем, как летали, что делали, что видели, нас расспрашивают. Удивляются нашей смекалке и хитрости. Мы самые удачливые из всех наших пар: летели дольше всех, зашли на вражескую территорию дальше всех, выполнили больше всех заходов по стоящим целям. И вернулись живыми и невредимыми, чтобы можно было летать и воевать ещё и ещё, сколько понадобится.
  
  Моё использование пушек в пике вызвало некоторые вопросы, но обсуждение этого метода отложили на потом. Начальство эскадрильи вызвали к командиру авиабазы, а оттуда в штаб ВВС.
  
  Я и забыл, насколько я голоден. Перекусив немного, начали собирать информацию у соседей о событиях дня, а потом просто включили телевизор. В прямом эфире передавали интервью командующего ВВС, в котором он рассказал, что сирийский щит ПВО в Ливане уничтожен. И что в этот день ВВС Израиля сбили 27 самолётов противника, не потеряв ни одного своего.‮‬‬
  
  Вот и стало понятно, почему нас так долго держали в стороне. Наши F15 и F16 щёлкали сирийские МиГи, пока мы сжигали драгоценное для нас топливо и нервы.
  
  Под шумок позвонил жене и родителям, отрапортовал, что жив-здоров, от всех вопросов о полётах или моих сегодняшних похождениях оттряхивался, как собака от солёной воды. Не помогло. Они потом всё равно узнали.
  А я пошёл обратно в бункер - спать. Завтра тоже была война.
  
  
Оценка: 6.92*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023