2.

...-- В чем дело, Хош? -- чеченец Ахмад повернул в сторону уйгура по кличке "Хош Амадед" ("Добро пожаловать") свою кустистую, на афганский манер бороду, в которой застряла веточка верблюжьей колючки. Уйгур еще с утреннего перехода хотел сказать чеченцу о ней, но каждый раз останавливался.

"Этот нохча слишком много на себя берет, -- в который раз неприязненно подумал Хош. -- Подумаешь, он полтора года воевал с кяфирами у себя в Ичкерии. Афганские моджахеды делают это уже четырнадцать лет. Я на этой войне уже седьмой год...".

Обида, что командующий Шаарским фронтом назначил старшим группы именно пришлого Ахмада, а не его, опытного бойца джихада, третьи сутки нестерпимо колола самолюбие.

Впрочем, от природы будучи неглупым человеком, уйгур понимал, что иначе и быть не могло. На Калайхумском направлении появилось до роты чеченцев, разными путями добравшимися до Бадахшана. Их командование в Ичкерии надеялось, что таким шагом сможет заручиться более плотной поддержкой ДИВТ (Движения исламского возрождения Таджикистана) и афганских моджахедов.

Возможно, в штабе Дудаева не отдавали себе отчет, что полторы сотни чужаков, не знакомых с местными обычаями, желающими влезть в драку с русскими по всякому поводу (а чаще без всякого повода) -- это головная боль даже для местных воинов Аллаха. Последние уже давно выработали свое свою тактику ведения войны (если это, конечно, можно было назвать войной), и в лишних советниках не нуждались.

Но "Черный араб", пришедший на эту сторону Пянджа из Афгана, и все сильнее бравший на себя бразды правления разрозненными группировками, требовал, чтобы ДИВТ занимался не только контрабандой наркотиков, но и активнее воевал с неверными. Поэтому появившимся с севера сепаратистам было наплевать на недовольство местных моджахедов.

И когда возникла нужда провести акцию устрашения в приграничном районе Таджикистана, по ту сторону Пянджа решили, что командиром группы нужно назначить Ахмада, заместителя командира роты дудаевцев. Со своими четырьмя людьми он должен был ликвидировать семью местного жителя Музафарова, чей домик притулился к склону горы в неприметном кишлачке этого ущелья. Музафаров лет пять назад служил срочную в пограничных войсках, вернулся, и теперь стал председателем местного самоуправления, самым молодым в районе.

Про службу Музафарова в погранвойсках моджахедам рассказал его сосед, надеявшийся после смерти председателя кишлачного совета занять это место. Когда-то, будучи помоложе, он баловался мелкой контрабандой, мыл на Пяндже золотишко, пока не угодил на "той стороне" в руки тех, кто переправлял через границу афганскую марихуану. И теперь оказался полезным новым людям, занявшимся героиновым "бизнесом".

Те понимали, что написанная каракулями полуграмотного кишлачника мятая бумажка на поверку может оказаться простым поклепом. Но на свет она появилась как раз вовремя: в предгорьях Бадахшана появились чеченские боевики, рвущиеся в бой. И им нужно было кинуть кость. Одним бывшим "зеленым" меньше, да и не мешает проверить, насколько ичкерийцы соответствуют тому, что они из себя воображают...

-- Ну, что там за стрельба, Хош? -- нетерпеливо повторил свой вопрос Ахмад.

-- Русские свиньи на своих собратьев охотятся, -- обнажил в улыбке кривые желтые зубы наемник. -- Надо переждать.

Ахмад нахмурился:

-- А если они наткнутся на нас, а?

-- Это тоже может случиться, -- спокойно ответил уйгур, -- но наш лагерь стоит в стороне от звериных троп. И вряд ли русаки сюда полезут...

Они разговаривали на русском языке. Чеченец, не знавший ни таджикского, ни дари, предпочитал общаться на языке противника. "Парадокс -- не раз думал Ахмад, -- но русские своим присутствием и своим наречием объединяют народы. Даже тогда, когда с ними воюют".

Хош же понимал чеченца не без труда. Он, бросивший свою семью и примкнувший к сепаратистам, стремящимся к созданию независимого уйгурского государства на севере Китая, ушедший потом в Афганистан к моджахедам; научился этому языку у тех, кто воевал с советским ограниченным контингентом.

-- Если сунутся, мы их уложим, -- Ахмад гордо выпрямился. -- Сколько у них человек?

-- Мы насчитали пятерых. Один ручной пулемет, снайперская винтовка, автоматы. Два подствольных гранатомета.

-- Радиостанция есть?

-- Есть.

-- Это плохо...

-- В том случае, если мы завяжем бой, -- терпеливо повторил Хош. -- Но лучше их пропустить. Кто знает, одна ли группа здесь или еще несколько. Мы не сможем выполнить приказ. Эти русские -- побочная цель.

-- Мы привыкли бить русских везде! -- Ахмад, сидя на походной кошме у стенки небольшой пещеры, вход которой был отгорожен от внешнего мира плотным кустарником, подбоченился.

Хош еще раз поморщился, но снова ничего не сказал. Для себя он уже решил, что как только они выполнят это задание, постарается не иметь дел с этим бахвалом.

Группа из девяти человек вчера после заката, где вброд, где на резиновых плотиках, сделанных из автомобильных покрышек, пересекла Пяндж и пошла вглубь территории Республики Таджикистан.

В глубине ущелья, начинавшегося как раз за пограничной заставой (кто же знал, что русские задумают здесь охотиться на кабанов!) она должна была встретить двух эмиссаров с этой стороны и передать им тридцать килограммов героина. Далее боевикам Ахмада следовало провести акцию устрашения и вернуться обратно на базу.

Третий час группа террористов и наркокурьеров, выставив охранение, ждала в двух небольших пещерах своих коллег с таджикской стороны. Однако пока никто не являлся. "Духи" не знали, да и не должны были знать, что эмиссары сутки назад были задержаны патрулем Комитета национальной безопасности Таджикистана в Кулябе во время облавы.

Это была чистой воды случайность. Через сутки курьеров выпустили на свободу. Однако за это время пограничникам из "источника" по ту сторону границы пришла информация, что в Таджикистан просочилась террористическая группа. Но на каком конкретно участке, "источник" не знал...

Если за акцию над семьей пограничника отвечал Ахмад, то переброска наркотиков лежала на плечах Хоша. Последний проделывал подобное десятки раз, и вроде бы должен был быть спокоен: все шло по накатанной схеме. Даже опоздание таджикских наркокурьеров. Их частенько приходилось ждать, как будто эти ишаки незнакомы с таким изобретением кяфиров, как часы...

Все как обычно, но не совсем. Совмещение двух операций -- по наркотикам и "акции возмездия" -- наемнику не нравилось.

"Героин -- бизнес, -- размышлял он. -- Хотя и говорят некоторые у нас, что это тоже политика: продолжение уничтожения неверных, только другим способом. Но я в такие дебри не залезаю. Да и чего лукавить, сколько только у нас в отряде сгорело от этого героина, несмотря на жесточайшие запреты? Много. А они были вполне правоверными воинами джихада. Так что пусть болтают, что хотят, в высоких кабинетах и шелковых курпачах где-нибудь в Аравии или в Карачи.

Я знаю, что в рюкзаках Саида и Файзулло лежит товара на многие миллионы долларов. На которые мы сможем купить оружие, еду, медикаменты, одежду, будем содержать наших полевых командиров с их счетами в европейских банках. Покупать прессу "неверных" в Европе, чтобы они обвиняли таких же "неверных" -- русских -- за то, что они воюют с нашими братьями в Чечне. Воистину, доллар -- лучшее изобретение шайтана.

Но главное в другом. Я знаю наверняка, что свою долю от этих миллионов -- пусть малую, но свою -- я получу, как только товар окажется на безопасном расстоянии от границы. За все время, пока я здесь, на счету в банке Карачи у меня скопилось... Ага! Двадцать тысяч долларов. Еще немного, и я позволю себе купить дом и отойти от дел. Мне уже сорок пять лет. Из них -- семь войны здесь и еще десять -- повстанчества в Китае. Пора подумать о покое...

Все остальное -- болтовня. И мешать чистый бизнес с войной, как это делается сейчас -- это совершать ошибку".

Хош нервничал: русские солдаты с их дурацкой охотой на свиней появились совсем некстати.

...-- Хош, рядом русские! -- в пещеру протиснулся Сафар, один из самых опытных бойцов отряда, с которым уйгур воевал бок о бок практически с самого начала. Сафару тоже не нравилось, что командовать группой назначили пришлого чеченца, и он демонстративно обращался только к "Добро пожаловать".

-- Сиди! -- Хош положил руку на колено попытавшемуся вскочить двадцатипятилетнему Ахмаду. -- Не суетись. Сам пойду посмотрю.

Они выбрались из пещеры, проползли между камней, цепляясь прикладами за корни кустов. Залегли у подножия гранитного валуна -- обломка возвышающейся над ними скалы. Лежащий рядом на тонкой курпаче наблюдатель Файзулло молча отодвинулся в сторону.

-- Вон... -- Сафар протянул руку. -- Там стояли двое русских. Смотрели в нашу сторону. Сейчас их нет. Видимо, отошли к остальным.

-- Могли что-то увидеть?

-- Не знаю. Они быстро ушли...

Ситуация Хошу нравилась все меньше.

-- Товарищ капитан, кабаны ушли! -- Спирин перекинул СВД с одного плеча на другое и выпрямился перед Пущиным. -- Следов много. Кровь тоже есть. Значит, все-таки хоть одного, да зацепили. Ушли за противоположный склон, в сторону от кабаньей тропы. Но, мне кажется, стоит начать преследование.

-- Почему? -спросил "Декабрист".

-- Крови много. Далеко кабан не уйдет. Попытается где-то залечь. Надо прочесать там, где камни и кусты. Может быть, там кабан и остановится. Только...

-- Что только?

-- Мы там следы какие-то странные видели. Человеческие. На снегу, как раз у камней. На первый взгляд, наши солдатские сапоги. Как минимум, два человека топталось. Если судить по свежести отпечатка, след появился совсем недавно...

-- Та-ак... Пошли, покажешь...

...-- Может, это ребята из гореловской группы на нашу сторону перебрались? -- вслух предположил Пущин после того, как вернулся со склона. И добавил: -- Мужики, не маячьте на самом виду. Спуститесь ниже, на тактический хребет.

Сам он тоже последовал за своими бойцами. Поддернув полы короткого танкистского бушлата, сел прямо на снег.

"Интересно девки пляшут... -- думал он. -- Ребята из разведотдела с радиопозывным "Гриф" ждали их совсем в другом районе. И наша роль была больше вспомогательно-отпугивающая. Чтобы, услышав стрельбу, отошли на тот участок, где уже приготовлены засады. Теперь нужно срочно все переигрывать".

-- Макс, -- капитан обратился к Будникову, -- набери-ка частоту...

Максим принялся щелкать ручками настройки, удивляясь про себя: такой набор цифр был ему незнаком.

-- Есть связь?

-- Никак нет, товарищ капитан... -- виновато пожал плечами радист. -- Сигнал не проходит. Наверное, вон тот, -- он показал пальцем в сторону горы, нависающей над ними с запада, -- хребет мешает.

-- А как с группой Горелова?

-- Пытался. Но они тоже не отвечают. Наверное, у них рация выключена. До оговоренного сеанса связи еще двадцать минут.

"Двадцать минут до сеанса связи, -- напряженно думал Пущин. -- Наверняка "духи" в пещерах в глубине того распадка. Больше им укрыться негде. Можно, конечно, сейчас связаться с БМП, экипаж выйдет на "Грифа"... Пока сюда подойдет резервная бронегруппа, пограничники перебросят из того района ДШМГ, "духи" могут уйти. Вверх, по хребту и уйдут. А мы опять окажемся в полном говне."

Два месяца назад РПГ капитана Пущина во время такого же прочеса так же повстречала группу наркокурьеров, сумевшую скрытно перейти границу. Ротный уже собирался дать им бой, предварительно связавшись с базой, но получил неожиданный ответ: пропустить. И он пропустил.

А чуть позже, на выходе из ущелья, душманов встретили пограничники. Они положили двоих насмерть, пятерых взяли в плен вместе с десятью килограммами героина. И получили за это благодарности и медали. Было очень обидно, хотя Пущин понимал, что "зеленые" вели тех бандитов достаточно долго, и это была "их" операция от начала до конца.

Но сейчас это была "его" операция: капитан участвовал в ней не на правах стороннего наблюдателя и не хотел отпускать добычу, если она ему первому свалилась в руки. С другой стороны, человек военный, Пущин подчинялся приказам и знал, что запороть разработку, над которой трудились сотни людей, только из-за собственного самолюбия он не имеет право.

"Оседлать его и ждать? -- думал "Декабрист", сидя на притоптанном снегу. -- Но чего? Вдруг это старые, еще ночные, следы -- и их там уже нет! Я же не следопыт, черт возьми, а пехотный офицер! Вытяну сюда резервную роту из соседней заставы, дэшовцев... А в итоге -- Обсос Иванович! И "духи" в это время ускользнут в образовавшуюся брешь... Нет, надо заблокировать этот участок и самим проверить, там ли они или нет!"

-- Макс, связь с БМП мне, срочно! -- "Декабрист протянул руку за ларингофоном. -- ..."Кубик-два", "Кубик-два"... Я -- "Верхотура-пять"... Записывай срочно! Частота... Передать "Грифу" от "Верхотуры-пять": следы на отметке 1457,2. Возможно, "архары". Повторить -- "архары"! Уточню, доложу... "Кубик-два"! Срочно передвинуться по ущелью к подножью отметки 1457,2. В случае неподтвержденного по радиосвязи появления группы людей, собирающихся спуститься вниз с нашей стороны ущелья, открывать огонь на поражение! Повторить...

Под недоуменными взглядами бойцов, капитан поднялся, нарочито медленно отряхнул от снега бушлат, штаны...

-- Слушай боевую задачу! На участке нагромождения камней находятся две пещеры. По данным разведки, там может находиться группа душманов числом до десяти человек. Наша задача: частью людей оседлать хребет сверху и не допустить прорыва противника на тот случай, если "духи" там все-таки есть, и они захотят вырваться... Вторая часть нашей группы должна провести разведку боем: обстрелять район пещер. Если там "духи" -- они ответят. После чего со склона тоже отойти наверх, на хребет. Этой группой командует сержант Камышевский. В нее входят... Младший сержант Будников... Рацию, Макс, оставишь у меня. Бейте короткими. Выпустите по магазину. Ты, Костя, навесишь пару раз из "подствольника". И отходите. Тем более, если будет ответный огонь. Прочесывать пещеры запрещаю! Остальные -- за мной!

-- Разрешите вопрос, товарищ капитан? -- проговорил Камышевский. -- Это что, новая вводная, или всерьез?

-- Всерьез, сержант. Охота была лишь прикрытием для большой операции. Такой большой, что и я знаю только небольшой кусочек от всей мозаики. Возможно, там, куда вы идете, никаких "духов" нет. Но прошу отнестись к этому всерьез, быть предельно осторожным и в случае чего стрелять на поражение.

...-- Слушай, Макс, -- сказал Камышевский, когда они осторожно начали спускать по восточному склону в сторону каменистой расщелины, начинающейся в метрах пятидесяти ниже хребта (группа капитана Пущина к этому времени уже скрылась из глаз).

-- Слушай, Макс... -- повторил Константин. -- Помнишь, ты спрашивал, почему я здесь оказался?

-- Ага. Вот только, Костян...- ответил Будников. -- Давай потом расскажешь, а? Когда все это закончится.

Тот усмехнулся:

-- Как ты думаешь, наш "Декабрист" опять решил в войнушку поиграть, или там действительно что-то серьезное?

Будников промолчал. Странная разговорчивость Камышевского ему не нравилась. По опыту Афганистана Максим знал, что в горах лучше не шутить и не болтать без меры. Горы этого не любят.

Да и те следы, которые обнаружил Спирин в сугробе на склоне, были свежими. Они не успели покрыться коркой наледи. Значит, противник был в этом районе за час или за два до их прихода. А возможно, и сейчас есть...

Камышевский, в свою очередь, думал совсем о другом. Оборванный на полуслове другом, он и не думал на него обижаться, прекрасно понимая, что сейчас не до исповедальных разговоров. Но почему-то именно сегодня ему захотелось рассказать Максиму, почему он оказался в Таджикистане.

Сын кадрового военного, Константин с детства мечтал продолжить карьеру отца. Суворовское, или "кадетка", как его называют офицеры; далее -- военное училище ВДВ в Рязани и -- стремительная карьера блестящего десантника... Мы все любим помечтать в юные годы.

С голубых небес мечты на грешную землю судьба опустила парня в 16 лет, на выпускном курсе суворовского училища. Когда в военный городок полка Псковской воздушно-десантной дивизии пришла телеграмма о смерти отца -- командира батальона подполковника Камышевского. Чуть позже в часть из Афганистана пришел и "черный тюльпан" с деревянным ящиком "груза двести".

Мать, постаревшая на десять лет, на коленях умолила Константина прервать военную карьеру.

-- Ты же у меня один! -- то шептала она, то срывалась в крик в квартире, в которой еще не выветрился запах еловых венков. -- Обо мне подумай!

Константин подумал. Закончив "кадетку", документы в училище подавать не стал -- поступил в политехнический институт, и со второго курса был призван в армию. Служил недалеко от дома. Видимо, мать задействовала старые связи отца. Камышевский-младший догадывался об этом, но предпочитал не вникать. Ему было противно.

Приезжая на выходные домой, сержант Камышевский проходил мимо фотокарточки отца в черной рамке, низко опустив голову. Он никак не мог решить дилемму: правильно ли поступил, послушав мать, или нет. Но в глубине души Костя чувствовал, что в чем-то предал память Камышевского-старшего.

После окончания института он устроился инженером на оборонный завод, женился, родилась дочь. Но кавардак начала 90-х годов разрушил надежды на спокойную жизнь, когда для достойного существования нужно было просто честно делать свое дело. Зарплата на заводе сократилась до минимума, затем ее вовсе перестали платить...

-- Ты не мужик! -- в пылу очередной ссоры крикнула Камышевскому жена. -- Не можешь обеспечить семью. Тряпка, который привык жить на всем готовеньком. Уходить от трудностей!

После этих слов жена ушла сама -- к родителям, которые еще стабильно получали пенсию.

"Может, я действительно всегда шел по пути наименьшего сопротивления?" -- думал Константин поздним вечером того же дня, смоля сигарету за сигаретой в открытой окно, за которым, словно отвечая его состоянию, бушевала непогода.

"Мама, уже год как умерла, а я... Я по-прежнему живу в плену данного ей когда-то обещания не идти по стопам отца. Ведь те, кто убил его в Афганистане, по-прежнему здравствуют, живут и воюют. А я, кого с пеленок воспитывали как защитника Родины, уже полгода как нищий клоп существую на копейки жениной зарплаты и исправно хожу на работу, от которой не получаю удовлетворения..."

Утром, высмолив две пачки сигарет, и так и не сомкнув глаз, собрав в рюкзак пару белья, ложку-кружку и "мыльно-рыльные принадлежности", Камышевский ушел в военкомат. На столе осталась записка: "Я еще вернусь".

...-- Опять эти русские, Хош... -- проговорил Сафар, указывая на появившиеся на заснеженном склоне фигурки. -- Нет, другие. Вон тот был в первый раз. А этот- второй, высокий -- новый.

-- Пронюхали что-то... -- пробормотал уйгур.

Фигурки, пружиня в коленях, шли параллельно расщелине, в которой прятались пещеры.

-- Вызови сюда Ахмада с его людьми, -- не оборачиваясь, приказал наемник. -- Пусть идут сюда той же дорогой, как мы шли, и не суются на открытое место. И пусть возьмут с собой груз. Файзулло! -- обратился он к моджахеду, до сего времени молча наблюдавшему рядом. -- Лезь наверх, на хребет. Если увидишь там русских -- стреляй. Убей как можно больше. Мы поможем тебе.

Худое лицо Файзулло, семнадцатилетнего мальчишки, впалых щек которого еще не касалась бритва, обострилось еще больше. Он едва заметно кивнул.

-- Не бойся! -- Хош ободряюще положил ему руку на плечо, не спуская одновременно глаз с приближающихся двоих русских солдат. -- Убивать кяфиров, этих неверных, свиней -- священный долг каждого воина джихада! Даже если ты умрешь, ты станешь шахидом, Файзулло. Это большая честь для тебя и твоего престарелого отца. Воины Аллаха отомстят за тебя и помогут твоему отцу...

Хош проговаривал это много раз, когда нужно было посылать на смерть таких вот мальчишек. Поэтому слова сами выскакивали изо рта, в то время как голова была занята совершенно другим. В том, что этот бача погибнет, наемник не сомневался.

Как и не сомневался в том, что на хребте уже сидят русские. В лучшем случае мальчишка успеет выпустить один рожок из автомата. Но он укрепит русских военных в мысли, что группа будет прорываться именно здесь.

На самом же деле Хош планировал отойти по тактическому хребту к параллельно вершине, прячась за нависающей над нами скалой. Выйти на перевал в метрах ста от позиций окопавшихся русских и раствориться в глубине ущелья...

Уйгур рассматривал и вариант спуска вниз, на дно ущелья. Но он уже успел расслышать отдаленный рев двигателя БМП, а Сафар с его японской радиостанцией -- засечь переговоры русских. Сканировать их не удалось. Однако Хош понял, что в этом районе вышедшая на них группа солдат -- не единственная. И прорваться сразу к границе ему не дадут.

Сейчас наемника больше всего волновала пара русских солдат, медленно продвигающихся к пещерам. Намерения их были неясны: собираются ли они прочесать расщелину, по-прежнему думая, что здесь могут прятаться кабаны, или эта самая настоящая разведка.

Не самая безграмотная, отметил про себя Хош: из расщелины цепочку людей не видно, зато сам участок из камней просматривается как на ладони. Если бы не "секрет" моджахедов, расположенный по его инициативе на двадцать метров выше основного лагеря, они бы появление русских проморгали...

"Этих русских надо убить, -- отчетливо подумал наемник. -- Они нам уйти не дадут. Сейчас Ахмад со своими чеченцами подтянется, и начнем..."

Он покосился направо и увидел, что мальчишка все еще здесь. Бача уткнулся лицом в холодный камень и шумно дышал. По его осунувшемуся лицу сбегали крупные капли пота.

-- Я сейчас, -- выдохнул он, почувствовав взгляд Хоша. -- Знаете, в тех кустах, куда русские идут, кабан спрятался, залег. Они его ранили. Сейчас они на него наткнутся.

-- Это хорошо, Файзулло... -- ласково и в то же время непререкаемо проговорил уйгур. -- Это поможет выиграть время. Иди. Или ты тоже хочешь выиграть время?!

Наемник схватил стальной пятерней плечо мальчишки и вытолкнул его вперед:

-- Ур! (Огонь!)

Он тотчас же о нем забыл. Больше его беспокоило, что Ахмад не спешил к нему под скалу...

Тем временем внизу, у пещер, тот тряс за плечи Сафара:

-- Мы не будем отходить перед двумя русскими свиньями! Ты понял? Я командир группы или этот узкоглазый?! Мы, чеченцы, их уничтожим, а потом пойдем своей дорогой!

Сафар с усилием отодрал руки чеченского боевика от своей куртки. И произнес, стараясь быть спокойным:

-- Ты, конечно, командир. Но "этот узкоглазый", -- здесь он позволил своему голосу изобразить иронию, -- отвечает головой за груз. И мы не должны подвергать его опасности. Сейчас приказы отдает он. Саид! -- Сафар окликнул своего напарника: -- Бери груз и пошли к Хошу. Он ждет.

-- Ты никуда не пойдешь, трусливая собака! -- одновременно с металлом в голосе Ахмада лязгнул затвором пистолет в его руках. -- Ты останешься здесь, и будешь стрелять вместе с нами в неверных!

Сафар остановился. За спиной чеченца стояли четверо его боевиков. И хотя стволы автоматов, уютно расположившихся под их локтями, были опущены, было ясно, что стоит ему сделать одно неловкое движение, и АКМы окажутся в горизонтальном положении.

"Вот одержимый джиннами! -- думал он, чувствуя, как в груди от бессилия закипает бешенство. -- Не зря Хош считал его контуженным..."

...Грохот двух одиночных выстрелов, прокатившийся над горами, заставил всех вздрогнуть. Однако Ахмад быстро взял себя в руки. В бою он чувствовал себя как рыба в воде. Это же касалось и его боевиков.

Они моментально попадали в разные стороны под укрытие камней. Вовремя: сверху по ним почти одновременно ударили два автомата. Носильщик Саид изогнулся, нелепо взмахнул руками и спиной грянулся на валун. На его лице застыла смесь удивления и страха.

Сафар, получив свободу, схватил ближайший мешок с героином и бросился наверх, к уйгуру, под спасительное прикрытие скалы. Он понимал, что во впадине, которая сейчас простреливалась русскими, долго боевикам из Ичкерии не продержаться. Однако чиркнувшие по камням пули -- как раз поперек пути, заставили Сафара сползти обратно.

Он выругался и тоже схватился за автомат. Но ему в карусели боя повезло не намного больше: моджахед всего на минуту пережил своего носильщика.