...Революция и гражданская война прокатилась по Прикамью, как и по всей России, крутым валом. Участниками этих событий в те далекие времена были рабочие Воткинского и Ижевского заводов, и крестьяне сел и деревень, расселенных по левому и правому берегах реки Камы.
Советская власть тогда была сосредоточена в уездном городке Осе. На 1-м Осинском уездном съезде Советов, который состоялся 28 января 1918 года, и была тогда провозглашена Советская власть. А на следующий день, она была провозглашена и в центре Еловской волости, - в селе Елово. Первым председателем волостного исполкома был избран Иван Плотников, а волостным военным комиссаром был назначен Никанор Стариков. Для охраны только что сформировавшейся власти был создан ревком и отряд из 28 красногвардейцев. Для содержания и вооружения отряда нужны были средства. Исполкомом было принято решение деньги - 300 тысяч рублей взять у Еловских купцов, а оружие было собрано у населения.
Естественно, люди, которые потеряли власть, богатство, не смирились с новыми порядками. Не мирились с новыми порядками и рабочие прикамских заводов и крестьяне сел и деревень. То тут, то там возникали волнения. Вот тут-то отряду и нашли прямое применение. Он стал часто привлекаться для подавления мятежей в деревнях и селах волости.
Особое вдохновение этим мятежам принесли слухи о восстании рабочих Ижевского и Воткинского заводов. И слухи эти оказались не просто слухами, а явью....
...А все началось, казалось бы, с малого. Комиссаров не удовлетворили выборы рабочих Воткинского завода своих уполномоченных. Совдеп не допустил их в свой состав, не говоря уже об управлении заводом. Тогда при организации коллегиального Совета управления заводом, комиссары просто назначили туда самих себя и своих людей - матроса Бердникова, мастера Казенова, каторжанина Баклушина и недоучившегося студента Серебрякова, которые и стали впоследствии руководством завода. Такая, не пользующаяся доверием новая администрация завода, вызвала возмущение среди рабочих. Скрытые обиды и злоба стали переходить в открытую ненависть к новой власти, и все это вело к взрыву. Атмосфера дошла до белого каления. То же самое происходило и на Ижевском заводе. Отличие было лишь в том, что новая администрация завода зашла еще дальше. Она приказала чекистам расстрелять несколько известных рабочих...
1918 год. Прикамье переживало ужасное время. На всей территории от Перми до Казани, по правому и левому берегам Камы, свирепствовали насилие и большевистский террор. Жизнь каждого человека висела на волоске. Всюду под ударами красных лилась кровь невинных жертв, коими были переполнены все тюрьмы. Там в невероятных условиях мучались офицеры и чиновники, священники и торговые люди, рабочие и крестьяне. Каждую ночь шли пытки и расстрелы. В городе Сарапуле, где стоял штаб 2-й Красной армии, со всего края свозили заложников, которых и держали в трюмах речных барж, прозванных в народе, как "баржи смерти". Из одной только Уфы на баржи было доставлено более 200 таких жертв, которые после того, как чехи заняли Уфу, были все расстреляны и сброшены в Каму.
Казнь захваченных восставших Воткинских рабочих красными карателями. Осень 1918 год.
По селам и деревням рыскали агенты ЧК, наводя на всех смертельный ужас. Продовольственные отряды Красной армии отнимали у крестьян хлеб, скот и другие припасы, беспощадно расправляясь с теми, кто осмеливался протестовать против красного насилия. Но нашлись смелые и сильные духом люди, которые начали борьбу с насильниками. Поручики Жуланов и Непряхин Еловской волости, Осинского уезда, в Осинском уезде штабс-капитан Жуланов и поручик Рычагов в Красноуфимском уезде, подобрали таких же, как они смельчаков и, укрываясь в Прикамских лесах нападали на красные продовольственные отряды, уничтожали их, добывая одновременно оружие для борьбы с большевиками.
А в это время на Воткинский и Ижевский заводы стали доходить слухи, что на Волге и Белой, около Самары и Уфы уже нет большевиков. Как-то веселее стало на душе, и появилась надежда избавиться от окружающего их ужаса.
На тайных совещаниях фронтовиков обоих заводов было решено захватить склады оружия и боеприпасов. Никто не сомневался, что все заводское население, так и крестьяне окружных деревень станут на сторону восставших.
Не смотря на то, что сил у красных было больше, чем у восставших, это не страшило фронтовиков.
7 августа, ночью Ижевский завод восстал.
Рабочие Воткинского завода в это время были доведены до пределов ненависти и злобы и представляли собой бочку с порохом. Воткинские фронтовики держали постоянную связь с ижевцами. В день восстания в Ижевске, были посланные туда из Воткинска фронтовики, поручик Непряхин, прибывший к этому времени в Воткинск из прикамских лесов, прапорщики Разживин и Петров. Они доставили ижевцам просьбу, возможно скорее прислать воткинцам оружие. Руководством восстания в Ижевске было решено послать на помощь воткинцам роту в 250 человек, причем каждый боец должен был нести по две винтовки. Эта рота должна была подойти к Воткинскому заводу на рассвете 17 августа, а ее первый залп и должен был быть сигналом к восстанию. Никто из рабочих и не догадывался об этом. Все держалось в строжайшем секрете, ибо это было вопросом жизни и смерти. До последнего дня об этом знала только пятерка тайного Совета фронтовиков. Был разработан план восстания. Велись тайные переговоры с отдельными офицерами-воткинцами. Штабс-капитаны Мудрынин и Шадрин, капитан Чебкасов, ротмистр Агафонов, поручик Пьянков дали свое согласие руководить действиями восставших.
В это время, красные не догадываясь, что их ждет в ближайшее время, были заняты формированием отрядов для отправки на фронт против ижевцев. Готовился даже бронепоезд.
Завод спал, и не было никаких признаков столь уже близкого восстания. Только Совет фронтовиков во главе со своим председателем, решительным и смелым прапорщиком В.И. Мерзляковым, и членами Совета Разживиным, Непряхиным, Мехоношиным и Пьянковым заканчивали детальную разработку действий по разоружению главной опоры большевиков - их красного гарнизона. Было решено по первому сигналу захватить Совдеп и исполнительный комитет. Овладев имевшимися там винтовками, захватить почту, телеграф и телефонную станцию, управление завода и казначейство, а также разобрать рельсы у железнодорожного моста через реку Сивую...
Приближался час "Х". Все фронтовики заняли назначенные места и ждали прихода Ижевской роты, и шедшего с нею оружия. Прошел час, другой. Августовское утреннее солнце осветило завод, а ижевцев все нет, и нет.
Только в 8 часов утра раздался залп, рассыпанные цепи ижевцев входили в завод со стороны Сарапульского тракта. Красные были застигнуты врасплох. Среди красноармейцев началась паника, но, все же сгруппировавшись, ядро более 250 человек, оказало яростное сопротивление. В то время фронтовики - воткинцы, вооруженные одними револьверами в руках сбили красные посты, захватили Совдеп, и, вооружившись захваченными винтовками, бросились на помощь ижевцам. Закипел уличный бой. Частая стрельба огласила улицы. Красные, спасаясь, метались с улицы на улицу, но было уже поздно. Часть красноармейцев разбежалась, побросав винтовки, а главное ядро, человек 360, успело достигнуть кромки леса и ушло в сторону села Дебесы. Коммунисты и чекисты, попавшие в руки восставших рабочих, безжалостно уничтожались.
Из окружных сел и деревень активное участие в восстании принимали офицеры, заработавшие свои чины на немецком фронте. Из них особенно отличились, - организатор "осинцев", штабс-капитан Жуланов, поручики Родычин, Ходырев, Балабанов, Улитин, братья Дробинины, Юдины, и боевые унтер-офицеры, и солдаты.
Кипела боевая работа. Был образован штаб обороны, все было сосредоточено в одних руках командующего армией.
Воткинцы били и громили красные отряды, расширяя территорию повстанческого движения Прикамского края. Поднимались деревни, села. Крестьяне решили покончить с красными комиссарами, выгребавшими из амбаров последние остатки хлеба. По лесным дорогам к Воткинскому заводу тянулись вереницы и молодых 18-19 летних парней и бородатых мужиков. Восстание перекинулось уже и на противоположный берег...
Да, это был страшный удар в самое сердце советской власти. Восстали не офицеры и генералы старой армии, не капиталисты или городская буржуазия. А восстали рабочие и крестьяне. Моральное банкротство советской власти сказалось тогда по всей яркости. Коль скоро в самой цитадели советизма, среди рабочих и крестьян двух крупных заводов, поднята борьба против диктатуры советской власти, то это ли не означало начало конца? Но Ижевский и Воткинский заводы поставляли оружие для Красной армии, а после Тульского оружейного завода, в то время работавшего очень плохо, эти заводы оставались основными поставщиками ружей и отдельных к ним частей. А потому, отдать эти заводы белым, было бы равносильно подписать капитуляцию. Допустить этого молодая Советская власть, никак не могла. В ответ на восстание посыпались истерические приказы Троцкого сравнять вероломные Ижевск и Воткинск с землей, "...беспощадно уничтожить ижевцев и воткинцев с их семьями". Из Москвы, Петрограда, Казани были двинуты коммунистические и латышские части, получившие задание, во что бы то ни стало очистить Ижевско-Воткинский район от белых.
Спешно началось формирование частей красной гвардии и в Осинском уезде. В мае 1918 года в уезде было объявлено военное положение. Формировались 1-й и 2-й Камские полки. В Еловской волости в селе Крюково был сформирован 3-й Камский полк. Командиром полка был назначен Соловьев. В состав полка был включен батальон китайских интернационалистов под командованием Ли Чунсена и Куо Вандюна.
Весной 1918 года добровольческие Воткинские и Ижевские дивизии белых, пошли в наступление на Пермь. Шли и пешим порядком, и на захваченной у красных военной флотилии. В районе села Елово с ними вступил в бой 3-й Камский полк. Полк потерпел поражение. Погибшие красноармейцы, матросы и китайские интернационалисты, были захоронены на краю села и только после освобождения Прикамья от белых, их останки были перенесены и захоронены в центре села.
Оставшиеся в живых были помещены на баржу смерти. Такие баржи смерти были сначала у красных, которые содержали там всех противников советской власти, а на данный момент, они оказались в руках белых...
...Конец мая 1918 года. Тяжелый бой, гремел тогда на берегах и водных просторах Камы, более суток. Жители села Елово притихли в своих домишках, и выжидали, - кто победит, - красные, или белые....
...Только позавчера, за все эти месяцы смуты, было сравнительно тихо. Но вечером, когда под небосводом яркой блесной качался месяц, а по искристым заливам шумно играли судаки и сомята, к селу неожиданно подошла большая колонна красных. А чуть позднее, к пристани причалил пароход "Русло". Народ совсем затих. Он уже привык выжидать.
С утра было пасмурно и мглисто, с неба сыпалась мелкая водяная пыльца. Красногвардейцев в селе уже не было. Только у пристани пыхтел парами пароход "Русло". Неожиданно, снизу Камы, откуда-то из-за утеса, послышалась ружейная и пулеметная стрельба. Она то усиливалась, то затихала. Несколько снарядов выпущенных из пушки установленной белыми на Красной Горке, разорвались вблизи церкви Петра и Павла. Один снаряд попал в колокольню и разворотил ее левую сторону. От пристани отчалил пароход "Русло" и, пыхтя, медленно пошлепал плицами вниз по Каме. К ружейной и пулеметной стрельбе, добавились еще и орудийные выстрелы. Они то усиливались, то снова затихали, и, наконец, все, как-то сразу, стихло. Сквозь моросящую мглу доносились только одиночные ружейные выстрелы. Начался сильный дождь. А к вечеру, обыватели увидели на улицах конных и пеших белых. Богатеи, те все высыпали на улицу, зазывали к себе домой офицеров. Командовал белыми штабс-капитан Жуланов, сын местного купца Афанасия Жуланова. Оставив за себя своего заместителя поручика Мазунина, и отдав тому все распоряжения, он ушел в дом к своим родителям.
Утром все мужское население согнали на край села, где к ним обратился штабс-капитан Жуланов. Он призвал всех добровольно вступать в ряды повстанческой армии. А если кто добровольно не пойдет, тот будет призван в принудительном порядке. В конце импровизированного митинга, всех мужчин с подводами отправили на недавнее поле боя, чтобы собрать всех погибших, как белых, так и красных. Похоронили и тех и других на окраине села, но в разных могилах. Тяжело пришлось этой "похоронной команде", когда вытаскивали погибших с полуобгоревшего сидящего на мели парохода "Русло". Тогда там были собраны почти все Еловские лодки. А на берегу, прямо под дождем, под усиленной охраной, сидела довольно большая кучка, взятых в плен красногвардейцев.
На следующий день, почти все население Елово высыпало на берег. На стрежне, чуть ниже села остановилась баржа. Баржа, как баржа, но на ней стояла, пока пустая виселица. Всем стало ясно, - пришла печально известная "баржа смерти". Подождав, пока команда баржи, убрав чалку, бросит якорь, тянувший ее буксир, дав несколько коротких гудков, ушел выше села к нефтебазе, за нефтью. А в это время к берегу, где находились пленные, каратели гнали с ближайшей округи приговоренных к смерти. А потом, их всех вместе, оборванных, избитых шомполами и нагайками, принимали на барже, и бросали в трюм. Среди прибывших арестованных, выделялся высокий плечистый парень в грязной солдатской шинели. Руки его были завязаны сзади. Макар Заварзин, так звали этого парня, оказавшись на палубе с последней лодкой, осмотрелся. На барже было тихо. Легкий ветерок лениво покачивал три пустые петли виселицы. По палубе, уныло опустив хвост, бродила рыжая собака-дворняжка.
Солдат-конвоир тронул замешкавшегося Макара за плечо:
-Давай, паря, трогай, тебя там подпоручик Беляев ждет не дождется.
-Не хватай! - вырвал плечо из под руки конвоира Макар. - Сам пойду. Солдаты, оцепив задержанного, с винтовками наперевес, повели его в каюту начальника конвойной команды. Каюта была маленькой, и разделена на две части занавеской. За столом, застеленным зеленоватой скатертью, сидел средних лет подвыпивший подпоручик. Перед ним стояла полупустая бутылка с вином, и два наполовину наполненных стакана. Рядом стояло блюдо с яблоками.
-Николя, никак новенькие поступили? - из-за занавески выплыла полная фигура, рослой ярко накрашенной брюнетки. Подойдя к Макару, она дыхнула на него пьяным перегаром, и, потрепав рукой его подбородок, пропела. - Какой красавчик! Николя, ты должен подарить его мне. Я сначала должна сама с ним поиграться...
-Потом, потом, Марго, - недовольно поморщился подпоручик, принимая от конвойного пакет с сургучной печатью.
Осмотрев пакет, он поднял глаза на конвойного и коротко скомандовал:
-Развяжите его!
Нахмурив брови, Беляев медленно читал сопроводительную бумагу. Марго сидела напротив и курила папиросу. Выставив из под халата бесстыдно оголенную ногу, она взглядом хищницы смотрела на стоявшего перед столом Макара. Парень был, бесспорно, красив, и не только лицом, но и телом. Его природную красоту не портила ни ссадина на левой скуле, и ни растрепанные на голове волосы Она медленно раздевала его взглядом, потом, пробежав взглядом по тщедушной фигуре подпоручика, раздраженно ткнув потухшей папиросой в блюдечко, встала, и скрылась за занавеской.
В сопроводительной записке коротко излагалась история Макара Заварзина. Рабочий Воткинского механического завода. Он, как и все восставшие рабочие завода, добровольно вступил в полк капитана Жуланова. Два дня назад разведка белых поймала красногвардейца, то ли командира, то ли комиссара. Макару Заварзину было поручено сопроводить задержанного комиссара в штаб. Но, неожиданно посочувствовав большевику, тот отпустил его. Пришел в Елово сам. В контрразведке во всем признался. Вот так и оказался Макар на барже смерти.
Подпоручик, прочитав бумагу, посмотрел на Макара, и, неожиданно улыбнулся:
-Садись, солдат. Устал, наверное, пока шел от Дуброво до Елово?
-Да уж, малость есть, смело кивнул Макар, и сел на стул, на котором совсем недавно сидела Марго.
-Что ж ты, солдат, большевика-то отпустил? Сам большевик, что ли? Сказал бы, что тот сбег, да и все. А ты, дурак, взял да признался, что сам отпустил. А тебя бы они не отпустили, поверь мне. Они тебя бы сразу к стенке поставили. Ну, что молчишь, отвечай, когда тебе начальник конвойной команды задает вопросы, - повысил неожиданно голос подпоручик.
-Да нет, господин подпоручик, не большевик я, да и нешибко к большевикам-то меня тянет. - Сразу подтянулся Макар. - А отпустил, потому, что похож он был на моего старшего брата, погибшего в 14 годе в Карпатах.... Уж больно похож, господин подпоручик ...
-Эх, наивная ты простота, солдат, "похож на моего брата". И соврать-то даже не можешь. Нет у тебя брата, и не было никогда. Сестра у тебя есть. Ты забыл, что ваш полк формировался в Воткинске. И твои сослуживцы показали, что нет у тебя брата. Вот так-то, солдатик. Курить-то хочешь? - неожиданно спросил подпоручик.
-Да, не плохо бы, - снова осмелел Макар. А то кисет-то мой с табаком отобрали конвойные....
-Что ж, кури солдат, - подпоручик подсунул Макару пачку папирос и коробок спичек.
Макар закурил. Затянулся пару раз и почувствовал, как все вокруг поплыло. Но это было ненадолго. Вскоре голова снова прояснилась, но во рту оставался неприятный привкус. Ему, в последнее время привыкшему к махорке, душистый табак папиросы был не привычен.
-Так, так, так, - подпоручик постучал по столу пальцем, и снова посмотрел на Макара.
-Жить то, хочешь?
-Да как не хотеть-то, господин подпоручик.
-И невеста наверное есть?
-И невеста есть, - кивнул Макар.
-А что же, ты, дурак, большевичка - то отпустил? "На брата он похож", видите ли, - подпоручик неожиданно сменил добродушную беседу на допрос задержанного солдата. - Отвечай!
-А что отвечать-то, - Макар поднялся со стула и смело посмотрел в глаза подпоручику. - Ошибся я, вступив добровольцем в полк. Не будет толку-то, побьют вас всех...
-Значит, комиссар переубедил тебя, но почему с собой - то не взял? - неожиданно спокойно отреагировал на реплику Макара подпоручик.
-Да, звал он, а я не пошел. Не хочу воевать, - ни за белых, ни за красных...
-Да, солдат, вижу, не хочешь ты жить. И, посмотрев на конвой, скомандовал, - в приход его...
-Подожди, подожди, Николя! - Из-за занавески, словно выпорхнула огромная Марго. На ней были туго обтягивающие огромный зад, офицерские бриджи, на ногах, блестящие хромом сапожки. Объемную грудь обтягивала черного шелка кофточка. На офицерском ремне висела кобура с револьвером.
-Это нечестно, Николя! Ты же мне обещал этого красавчика! - глаза Марго от возбуждения лихорадочно блестели.
-Ты же знаешь, Марго, я никогда не нарушал своего слова, - подпоручик, достал папиросу из пачки, постучал мундштуком о коробку и сунул в рот. - Сейчас конвойные его приготовят, и он твой.
-Давайте, братцы! - махнул он рукой конвойным.
Солдаты схватили Макара под руки, вытащили на палубу и стали срывать шинель.
- А ну, не трожь! Я сам! Он словно пушинок стряхнул от себя конвойных. Снял шинель, посмотрел на виселицу, и сказал:
-Я готов...
Скрипя кожей портупеи, подошел подпоручик. Показав глазами на виселицу, он усмехнулся, - туда, солдат, не пришла еще твоя очередь. Сначала сюда, - он перевел глаза на широкую скамью.
-Ложись!
-Ваше благородие, дозвольте рубаху-то снять. Иссекут ее. - Он уже понял, - будут пороть розгами.
-Сними.
Подошла Марго. Лихорадочно блестевшими глазами, он пробежала по мощному торсу Макара, провела рукой по его могучей волосатой груди, и, прерывистым голосом скомандовала:
-Штаны сними! Их тоже иссекут!
Пробежав взглядом ниже пояса Макара, Марго, сверкнув глазами, скомандовала, - ложись на скамью. В руках у нее был пучок розг.
-Макар, зло посмотрел на женщину, и лег на лавку.
Марго била по телу Макара со сладостным остервенением. Словно пули посвистывали тугие прутья.
-Раз, два, три...- считал конвойный урядник. У каюты заиграла гармонь. Она гремела и гремела над рекой. Макар догадался, - играют, чтобы заглушить его крики.
-От бабы да кричать?!- мелькнуло у него в голове, и он, стиснув зубы от боли, не кричал, и даже не стонал. Вся спина, и то, что ниже пояса, было покрыто частой решеткой горячих, набухших кровью рубцов. Макар словно через кровавую пелену, обвел всех взглядом. Вот подпоручик Беляев, с улыбкой смотрит на него. В руке его дымящаяся папироса. Вот, выставив обтянутый бриджами широкий зад, наклонившись над ведром, умывается Марго. Ей поливает из ковша молоденький солдатик. С широко открытыми от изумления ртами, стоят солдаты конвойной команды. А как же. Такое у них случилось впервые. Подвергнутый экзекуции дезертир, не то, что не издал ни одного крика, но даже не застонал.
Премозвогая боль, Макар с трудом натягивал на себя рубаху, шаровары, потом шинель. Словно издалека, до него донесся голос подпоручика Беляева, - в трюм его...
В трюме находилось около двух сотен смертников. Тут были и русские и татары, и чуваши, и башкиры. Бывшие солдаты - фронтовики, красногвардейцы, партизаны, члены сельских и деревенских советов. Люди были собраны почти со всего Прикамья белыми карательными отрядами. Одеты были в драные шинели, зипуны, какие-то дерюги, рваные армяки. Кто был бос, кто в лаптях. Кожаная обувь, которая годилась для носки, была отобрана конвойной командой. Все были исхудалые, длинноволосые, бородатые, грязные. Лежали на почерневших от времени голых досках, под которыми, то тут, то там, хлюпала вода. Стоял густой запах гнили, тлена. В трюме лежало уже четыре трупа, но конвойная команда не разрешала их выносить. Всем было понятно, - сделано специально, чтобы показать, - с этой баржи никто живым не выйдет. Трупы собрали и сложили в корму трюма, туда, где была большая груда дров, которыми, в холодное время суток, протапливали каюты конвойной команды и конвойного начальника.
Гудки возвратившегося с нефтебазы буксира, в трюме услышали почти все. Потом заиграла гармонь. Сразу зашевелился лежавший и сидевший в трюме народ. Послышались голоса:
-Опять кого-то порют!
-Господи, опять!
-Да нет, просто гармошка играет...
-Какая на хрен гармошка! Ты послушай!
-Да, снова кого бьют, - и снова тишина в трюме.
Затихла гармонь. Снова гудок буксира, и баржа, лениво дернувшись, медленно тронулась.
Открылся люк. Смертники даже не успели посмотреть какое там небо, как сверху что-то огромное покатилось вниз по трапу. Гулко ударилось о доски и кучей осталось лежать. С грохотом захлопнулся люк, и снова тишина. Трюм, сжавшись, притих. Теперь оставалось ждать, кого потащат на виселицу. Так было всегда, - сначала порют, потом виселица...
-Да каюк ему. Видать, после кокаина Маргуша так распоясалася, што парня-то и погубила! - раздался голос с противоположной стороны.
Несколько человек бросились к трапу. Один из них прижался ухом к груди, Прислушался, и тихо скомандовал:
-Воды. Живой пока...
После того, как обтерли смоченным подолом рубахи лицо, Макар открыл глаза.
-Ты кто? - спросил он склоненное над ним бородатое лицо.
-Я то кто? Из Дуброва я. Председатель совета. Как с фронта пришел, так и выбрали. А звать-то меня Михаил Зубов.... А ты то кто будешь, паря?
-Воткинский, я.... С завода.
-Ни хрена себе, - из темноты послышался знакомый уже голос, - так вы же все противу советской власти воюете, Как ты тута-то оказался?
-Ладно, приставать к парню-то, попал сюды, значит он не противу советской власти, - повернулся в темноту на голос Зубов...
Михаил Зубов на барже полмесяца. Так сказать, старожил. Так долго никто из заключенных на барже не задерживался. И никто из них так и не понял, как этот человек, как-то сам по себе, был признан ими непререкаемым авторитетом. А началось все недели две назад. Тогда рано утром, урядник, наклонившись к открытому люку, громко называл фамилии очередных жертв на экзекуции. Тогда это была не порка, а виселица. Когда назвали его фамилию, после некоторого молчания, он неожиданно спокойно заявил, что Мишку Зубова уже как неделю тому, отправили в штаб "духонина". Выматерившись, урядник, зачитывавший фамилии, сказал, что этого не может быть.
-Как не может быть!? - прикинулся возмущенным Зубов, и, перемеживая все забористым матом, добавил, - вы лучше бы вели свою бухгалтерию, а меньше пили свою самогонку. А не веришь, так давай спускайся сюда, да пересчитывай всех по новой.
Трюм замер. Такой смелости от Зубова никто не ожидал. И надо было отдать должное всем этим смертникам, - ни у кого из них, даже мысли не было, чтобы ценой спасения своей жизни, выдать Зубова. После этого он и был признан непререкаемым авторитетом. Он оказывал помощь больным, внушал всем веру в спасение. Но никак не мог придумать, как спастись. Он знал, что вызывают наверх по одному. Повесят, или расстреляют, вызывают следующего. Порой, за день, в расход пускали до десятка смертников.
Макар Заварзин был младше Зубова лет так, на десяток. И по молодости своей на фронте не был. А солдатом этой весной стал по своей дурости. В последнее время славился он в Воткинске, как гордый, горячий и бесшабашный парень. А совсем недавно, он был совсем другим. Этой весной с Макаром произошло, что-то непонятное. Как работящий, прилежный и грамотный юноша, окончил церковно-приходскую школу, он был принят на завод учеником токаря. Отец его также начинал токарем, а стал мастером с высокой зарплатой. Рассчитывал, что и сын пойдет по его стопам. Но, увы, гражданская война все перемешала. Макар стал часто прогуливать работу. Каждую ночь напивался, буйствовал. Когда пришла советская власть, его вызвали в ЧК и предупредили, если он не прекратит пить, и не выйдет на работу, он, по закону военного времени, будет расстрелян.
Но пить он перестал не по этой причине. Рабочие Ижевского и Воткинского заводов, а также крестьяне округи, не выдержав издевательств ЧК, и беспричинных расстрелов, подняли восстание. Вспомнив, что и ему в ЧК угрожали расстрелом, он, как и многие его знакомые, записался добровольцем в полк, которым командовал их земляк, уроженец какого-то села с верховьев Камы, фронтовик, капитан Жуланов. Вот так и стал Макар Заварзин рядовым Воткинского полка добровольческой дивизии. В бою под селом Дуброво, был взят в плен какой-то комиссар. Ротный, прапорщик Зуев, из инженеров завода, вызвал к себе знакомого по заводу Макара Заварзина, и сказал:
-Вот, что Макар, я знаю тебя, как надежного человека. Ты должен доставить комиссара в штаб полка. Полк сейчас в Елово, это двадцать километров от Дуброво. Доставишь, возьмешь расписку, и жди нас там. Мы соединимся с полком через пару дней. Прочистим тут деревеньки, и будем в Елово. Ты парень здоровый, молодой. Надеюсь, комиссар от тебя не сбежит. А для надежности свяжи ему сзади руки.
Комиссар оказался таким же рабочим, как и он, Макар, но не с Воткинского, а с Мотовихинского завода. Пока шли, о политике не говорил ни слова. Постоянно шутил, рассказывал анекдоты, над которыми оба смеялись как дети. О том, что комиссара звать Петром, а по фамилии Морев, Макар знал из сопроводительной бумаги. Когда до Елово оставалось верст десять, Макар решил сделать привал. Расположились под разлапистой елью.
-Давай-ка, Петя, - обратился он к пленному по простому, развяжу тебе руки, а то сидеть-то тебе будет несподручно. Развязав руки, он снял вещмешок, достал краюху хлеба, разломил пополам и протянул пленному. - Возьми, погрызи, что есть, а то небось со вчерашнего во рту-то ничо не бывало. А вот попить-то, только вода, - он снял фляжку с ремня и положил ее рядом. Когда перекусили. Макар достал кисет с махоркой и предложил пленному закурить.
-Тебя то, как звать? - неожиданно спросил пленный комиссар своего конвоира. - Меня-то ты знаешь, как я понял из бумаги, что у тебя за пазухой, а как тебя звать, не знаю. Все-таки, как-никак, уже знакомцы.
-Макаром, - Заварзин посмотрел на пленного, - тебе-то зачем?
-Ну, как же, - ответил тот, собирая в руку оставшиеся от корки хлеба крошки, и бросив их в рот, добавил, - как никак, христиане...
-А што ж вы, христиане, да еще рабочие, своих братовьев-то под расстрел ведете. Скольких-то рабочих, да баб-то их вы расстреляли у нас в Воткинске!? - Не выдержал Макар, и так зло посмотрел на пленного, что тот невольно сжавшись, подумал, - да, понаделали делов-то, вот сейчас и приходится расхлебывать, - а вслух сказал:
-Революций, Макар, без жертв не бывает. Тех, кто у вас в Воткинске, да Ижевске так поступал, все отданы под суд революционного трибунала.... А ты знаешь, Макарушка, как ваши-то добровольцы, с красными-то поступают....
-Знаю, - неожиданно прервал пленного Макар, и, поднявшись на ноги, прицепив к поясу ополовиненную фляжку с водой, забросив на плечи вещмешок, взял винтовку наперевес, и зло скомандовал, - А ну, хватит болтать, марш вперед!
-А руки-то, Макар, што не связал, а вдруг сбегу.
-От меня не сбежишь, - ответил тот. А побежишь, так с винтаря достану...
-Эх, Макар, Макар, - тяжело вздохнул неожиданно пленный. Ведь ты же, грамотный рабочий. Неужели тебе непонятно, что вся Россия поднялась против эксплуататоров. Не победить вам, Рассею-то. А она от вас ничо не оставит. Подумай-ко над этим.
Когда подходили через лес к деревне Барановке, от которой до Елово оставалось версты три, Михаил неожиданно скомандовал:
-А ну, стой!
Пленный остановился.
-Вот, что, Петр, Давай-ко, беги отсюда, куда глаза глядят!
Пленный медленно повернулся к конвоиру, удивленно посмотрел на того. Нет, стрелять в него тот явно не собирался. Винтовка, которую он всегда держал наперевес, висела на ремне за правым плечом.
-Может, вместе пойдем, Макар, - неожиданно тихо предложил пленный. Он уже понял, конвоир не шутит.
-Нет уж, товаришок, не пойдем, - Макар зло посмотрел на пленного, - мне вы, и красные, и белые, - вот уже где, - Он ребром ладони провел у себя по горлу. - А ну, давай, беги отсель, пока я не передумал, - Макар забористо матюгнулся, и не оглядываясь, пошагал в сторону Елово.
Почему он признался, что отпустил пленного сам, и соврал, что тот похож на его несуществующего брата, Макар не мог объяснить и сам себе. Когда он передавал сопроводительную бумагу начальнику контрразведки, и объяснил тому, где пленный, тот лишь удивленно посмотрел на него, и коротко сказав одно слово: "Дурак". Потом написал какую-то бумагу, положил ее в коричневый пакет, залил сургучом, приложил печатку, передал двум солдатам, и скомандовал:
-Арестовать, и на баржу к подпоручику Беляеву.
Подпоручик Беляев заглянул в журнал, где был список смертников, допил из стакана вино, вышел из каюты. Марго, нанюхавшись кокаина и напившись вина, спала на кровати, за занавеской. Увидев подпоручика, солдаты поднялись с лавки и, подтянувшись, выжидающе смотрели на своего конвойного начальника. Подпоручик посмотрел на виселицу, где висели два тела, поморщился, и коротко скомандовал:
-Убрать! Уже завоняли, пора обновить!
Урядник бросил взгляд на стоявших рядом солдат, и молча кивнул на виселицу. Те быстро обрезали веревки, подхватили тела и сбросили их за борт. Также сноровисто забросили на перекладину две новые веревки.... Подпоручик удовлетворенно кивнул, и показал уряднику на люк трюма.
Открыли люк. Из залитого мраком трюма баржи, дохнуло сыростью и резким запахом тлена. Подпоручик отвернулся, вздохнул, и решительно наклонился над люком. В затхлой барже, словно по подземелью, прокатился его голос:
-Макар Заварзин!
Трюм дышал тяжелым молчанием.
-Опять старая песня, - вздохнул подпоручик и, посмотрев на урядника, скомандовал:
-Разберись-ка Афанасий, - и, отойдя в сторону, достал из кармана бридж пачку с папиросами, закурил.
Урядник опустился по пояс в люк, и прокричал:
-А ну, мать вашу...! Выходи, пока не закидали вас гранатами! Выходи Заварзин! Живо!
-Обожди, маленько! - донеслось из глубины трюма. Обожди, дай сапоги сыму, тута есть кто и без сапог, а то пропадут зря-то.
И трюм словно прорвало. Поднялась разноголосица. Непонятно, кто и что кричал. В основном материли конвойную команду.
Макар вылез из люка, остановился, вздохнул. Вечер мягко катился по берегам Камы. От высокого правого берега на баржу падала тень. А в тени реки, уже светились бакены. На заплесках левого берега догорали отблески вечерней зари.
Взглянув на Каму, Макар неожиданно почувствовал себя, как никогда бодрым и сильным. Он чувствовал, как уверенно бьется его сердце. Он уже твердо знал, что будет жить. Как? Не знал. Но знал, что будет жить. Он уверенно, в окружении солдат подошел к виселице и остановился. Прогретая за день залитая гудроном деревянная палуба баржи, приятно ласкала его босые ноги.
Подпоручик Беляев стоял у виселицы. Он был также спокоен, а если быть точнее, равнодушен. Его усталые глаза светились тускло. Подпоручик посмотрел на потухшую папиросу, и небрежно бросил ее за борт. Эта небрежно брошенная за борт папироса, словно подчеркивала, что вот так небрежно, легко и бездумно, сейчас закончится и его, Макара, жизнь...
-Садись, посиди, - прервал его мысли подпоручик Беляев, кивая на стоявший под виселицей табурет.
Макар посмотрел на табуретку, на подпоручика. - Да пошел ты, подпоручик.... Вешай быстрее.... Благодетель хренов!
-Спокойно, солдатик, спокойно. Не надо митинговать.... Аудитория не та. Сейчас повешу.
Подпоручик поднялся на табуретку, начал привязывать висевшую на перекладине веревку. Никто из конвойной команды не умел вешать, как он. Солдаты делали это с какой-то воровской торопливостью, а подпоручик спокойно, не спеша, и, пока делал петлю, некоторые приговоренные падали у виселицы замертво, или сходили с ума. Он и сейчас, не изменяя своим правилам, готовил петлю неторопливо, - примерял, завязывал узлы, распутывал, снова завязывал, и изредка бросал взгляды на обреченного. Но тот, на удивление, стоял спокойно, и невидяще смотрел на бегущий мимо берег.
Когда, наконец, все было готово, Макара обожгла, как молния мысль, - это конец... Он беспокойно огляделся вокруг. Он стоял в окружении солдат конвой команды. Буксир, тяжело пыхтя, тянул баржу. От кормы буксира вилась взбудораженная вода. И снова солдаты с винтовками, виселица, подпоручик, готовящий петлю.... Макар вдруг почувствовал себя маленькой песчинкой в этом огромном мире...
-Ну - тес, а теперь нужно петельку-то смазать, - голос подпоручика, вернул Макара в действительность.
Прерывисто дыша, Макар наряжено следил, как подпоручик натирает петлю мылом, и вдруг почувствовал, как внутри его поднимается, какая-то дикая сила.
-Эх, хороша петелька! - снова до него донесся голос подпоручика.
Макар смотрел, как, подпоручик стал примерять петлю на себе. А когда, надев ее на свою шею, подмигнул ему, он вдруг почувствовал, что дикая сила рванула из него. Он не понимая, что делает, остервенело ударяет босой ногой по табуретке, на которой стоял с петлей на шее подпоручик, прорывается сквозь строй оторопевших солдат к борту баржи, и бросается в воду. Он уже не видел, как Беляев, взмахнув руками, сыто икнув, повис в петле. Не видел, как суматошно забегали по барже солдаты...
Повиснув в петле, подпоручик, крепко зажав в правой руке кусок мыла, судорожно дергал ногами. Глаза выскочили из орбит и наливались кровью.
Нож! Давай нож! - суматошно кричал урядник, стоявшему рядом солдату.
Лицо подпоручика быстро покрывалось сине-багровыми пятнами. И только теперь до урядника дошло, что нужно делать. Он обхватил подпоручика за ноги и приподнял.
- Режь петлю, сучий потрох, - крикнул он растерявшемуся рядом солдату. В руке того был нож. Петлю обрезали, подпоручика положили на палубу. Какое-то время он лежал неподвижно, потом порывисто закашлял, брызгая слюной и содрогаясь всем телом.
Склонившиеся над ним солдаты облегченно вздохнули.
-Где приговоренный!? - неожиданно рявкнул урядник. - Искать, сучьи выродки! Солдаты подскочили к борту, заклацали затворы, застучали выстрелы.
Макар пришел в себя только в воде. Он знал, что солдаты сейчас стреляют ему вслед, и поэтому, сколько хватало воздуха в легких, шел под водой. А когда вынырнул, глубоко вздохнул и оглянулся в сторону удаляющейся баржи. Он увидел солдат, суматошно бегающих вокруг виселицы, несколько из них стояли на корме и стреляли в его сторону. Мимо Макара неслись ветки, какие-то коряги. Он, напрягая все силы, саженками поплыл в сторону темнеющего берега.
Вокруг стонущее забулькало. "Стреляют", - мелькнуло у него.- "Не дай Бог, еще попадут", и не раздумывая, глубоко вздохнув, снова нырнул, и сколько хватило сил, поплыл под водой. Стиснув зубы, он остервенело греб руками, отталкивался ногами. Но воздуха не хватало. Голова, казалось, пухла и разрывалась. Когда уже не оставалось никаких сил, он решил вынырнуть. Вынырнул в торчащий из воды кустарник. Оцарапав плечо, он рванулся вверх, и, увидев над собой крону дерева, глубоко вздохнув, прикрыл глаза. Он держался руками за ветки, и отдыхал. Медленно приходя в себя, открыл глаза. О барже он уже не думал. Сумерки быстро сгущались. На небе стали появляться звезды. Макар посмотрел в сторону кроны, под тенью которой угадывался берег. Повел под водой ногами, и неожиданно почувствовал песчаное дно. Осторожно, выпутываясь из кустарника, выбрался на берег.
Шел долго. Пройдя версты две по течению, вдоль берега, остановился. До него донесся слабый запах дыма. Ошибиться не мог, где-то поблизости горел костер. Он уже хотел было бежать на дым, но здравый смысл остановил. А вдруг там белые?
Макар осторожно ступая босыми ногами по пожухлой траве, пробирался между деревьев. Вот блеснул огонек, вот еще раз, и вот перед его взором возник небольшой костер, на рогульках над ним висел котелок. По запаху варева, Макар угадал, в котелке готовится уха. Вокруг костра сидели трое бородатых мужиков. Двое в шинелях, один в армяке. Тот, который был в армяке, был перепоясан офицерским ремнем, на котором висела кобура с револьвером. На головах у всех были видавшие виды, солдатские картузы. Рядом лежали две винтовки и один обрез. Макар остановился и прижался к дереву. Мужики о чем-то тихо переговаривались. Вот свернули самокрутки, закурили. Крепко запахло махоркой. Макар решил, - нет, это не белые. А кто, красные, или просто бандиты, пока не ясно. Голод не давал покоя, и он ни о чем не думая, пошел прямо к костру.
-Здорово, мужики! - громко сказал он, остановившись перед костром.
Обомлевшие мужики, схватившись за оружие, молча смотрели на выросшую перед ними огромную фигуру полуголого бородатого человека. Он смотрел на мужиков без опаски.
-Ты хто таков? - тихо произнес один из мужиков. Он наставил на Макара свой обрез.
-Макар Заварзин, из Воткинска я. А недавно сбежал с баржи смерти. Слыхали про такую-то? Повесить хотели, а я взял, да сбежал. А вы кто такие-то будете? Вижу не белые, а кто не пойму.
Макар спокойно подошел к костру, и протянул к племени руки.
-Слышь-ко, мил человек, баржу-то мы видали, шла она мимо не так давно, буксир ишо ее тянул. И стрельбу слыхали.... Не по тебе ли стреляли-то?
-По мне, - кивнул Макар, потирая над пламенем руки.
-А не врешь? - глухо спросил сидевший рядом мужик.
-А ты догони баржу-то, да спроси у начальника конвойной команды подпоручика Беляева, - повернул голову в сторону говорившего Макар.
Двое мужиков захохотали.
-Ну, Митрий, рассмешил, "не врешь, вишь ли". Не врет он, Митрий. А ты садись, Макарушка, ближе к костру, мокрый весь, простынешь ишо.
-Ванька, достань из своей котомки-то гимнастерку, ту которую ты позавчерась снял с унтера.
И повернувшись к Макару, пояснил, - Недельку, как тому, под Крюково в лесу один унтер собирал грибы, да попал на нас. Пришлось шлепнуть ево. Гимнастерка-то как раз на тебя. Унтер-то такой же здоровый был, как и ты. Револьвер-то ево с ремнем я себе оставил, а винтовку мою, ты бери себе.
-А ты, Григорий Иваныч, доставай-ка сапоги унтера, глянь, парень то босой совсем, - язвительно ответил тот, которого назвали Ванькой, - между ног его была котомка, из которой он доставал гимнастерку.
-А как жо, отдам и сапоги, а вот шинельки-то на унтере не было. Ниче, бог поможет, так и шинельку добудем, - добродушно согласился тот, которого назвали Григорий Иванович. Макар безошибочно угадал в нем старшего.
Когда снял мокрые гимнастерку, и исподнюю рубаху, мужики, увидев его исполосованную розгами спину, переглянулись.
-Иван, хотел было расспросить его, но Григорий Иванович, тихо остановил, - ишо не время. Подожди, сам расскажет.
Угостившись ухой, накурившись махорки, просушив исподнюю рубаху, кальсоны и солдатские бриджи, он, заложив руки за голову, лежал у костра на лапнике, и рассказывал приютившим его людям про баржу смерти. Когда дошел, до того, как пнул табуретку, на которой стоял с петлей на шее подпоручик и нырнул в воду, внимательно слушавшие его, почти враз охнули.
-Ну, ты, Макар, и смелый мужик, затягиваясь самокруткой, Григорий Иванович, как до тебя дошло-то...
-А не знаю. Сам не пойму, как.... Там еще баба у подпоручика есть. Звать Марго, Нюхает кокаин, и пьет вино. Вот она-то меня и стегала розгами. Больно стегала, стерва.... С наганом на поясе ходит...
-Она што, жонка подпоручика-то, али как? - спросил лежавший рядом Иван.
Но ответа не получил. Макар уже крепко спал.
Утро было пасмурное, мглистое. Солнце спряталось, посыпалась мелкая водяная пыльца. Кама стала угрюмой, берега потеряли четкость своих очертаний. Григорий Иванович поднял всех рано. Макару пояснил, что все трое разведчики партизанского отряда, и теперь им нужно возвращаться назад. Макару предложил идти с ними.
-Вот, што, Макар, тебе идти-то некуда, пошли с нами. Кроме партизан, тут только белые. Поймают тебя, снова петля, в лучшем случае, расстрел. Тебе одна топеря дорога, - в партизаны.
Макар сразу согласился.
В партизанском отряде, в который привели разведчики Макара, насчитывалось не более тридцати человек. Основной костяк, - сбежавшие от белой мобилизации бывшие фронтовики, человек пять членов бедноты из села Дуброво, и до десятка рабочих с Воткинского завода. Узнав Макара, те удивились, как тот, добровольно вступивший в добровольческий полк, вдруг дезертировал. Но когда Макар рассказал всю свою историю, только ахнули. А когда рассказал, что попал на баржу смерти из-за того, что отпустил одного комиссара, Григорий Иванович, который стоял рядом спросил:
-Постой, постой, Макар. А как зовут этого комиссара-то?
-Как, Да Петр Морев, зовут-то его.
Услышав ответа Макара, все сразу закричали наперебой:
-Так энто наш командир! Энто про Макара тогда говорил он, што тот спас ево от смерти.
-Ну, повезло тебе, Макар, - улыбнулся Григорий Иванович, - завтра наш командир будет здеся, вот вы и повидаетесь...
На следующий день встреча бывшего конвоира и бывшего пленного, действительно была теплой. Они уединились в землянке и долго там разговаривали. Макар, рассказывая про баржу смерти, на которой до двухсот человек приговоренных к смерти, долго уговаривал Морева совершить на нее нападение...
Белые в панике отступали.
Баржа смерти, так и не дойдя до Перми, повернула назад.
В Гольянах, где несколько месяцев назад красный миноносец освободил такую же баржу смерти, как и у подпоручика Беляева, буксир заправился нефтью и мазутом, и, дав короткий гудок, взял эту баржу на буксир.
Конвойная команда повеселела:
-Теперь уйдем, от краснопузых! Уйдем, ребята! - подбадривали друг друга солдаты.
Буксир ходко тянул за собой баржу. Ночь прошла спокойно. На заре поднялся низовой ветер. Начался шторм. К вечеру шторм усилился. Ветер бил по правому борту буксира, отчего тот стал припадать на левый бок.
-Как бы плохо не было, - сказал капитан буксира Дехтянников, стоявшему рядом на мостике подпоручику Беляеву, перебравшемуся с Марго и конвойной командой на буксир еще вчера, - надо бы найти тихий затончик, и переждать шторм...
-Ты забываешь про красных, уважаемый, - с трудом сдерживая бешенство, оборвал его подпоручик. - Если хочешь быть повешенным, пожалуйста, я дам команду высадить тебя на берегу. Все забыл?
-Та нет, Арнольд Васильевич, не забыл я...
-Ну, так шуруй и дальше, как шуровал!
Сильно бросало и баржу. Волны с грохотом разбивались о ее борт, а то и прокатывались через ее низкую палубу. Баржа кренилась, дергалась, и тут же оглушенная волной, останавливалась, вырывая из воды канат. Виселица скрипела, и на ней, туда-сюда качались трупы. Истошно выла оставшаяся на палубе дворняжка. Трюм оглушали глухие удары волн. Живые еще смертники ползали по трюму, по мокрой соломе, среди трупов. Неожиданно раздался треск, скрежет. Нос баржи приподняло. В трюм со свистом ворвалась вода.
Миноносец, на котором пулеметчиком был Макар Заварзин, а комиссаром Петр Морев, быстро шел вверх по Каме. Командование красной флотилии, имея уже опыт ведения боевых действий с белыми, - не так давно, этот миноносец уже освободил захваченных смертников с баржи смерти под Гольянами, - выслушав рассказ Макара о второй барже смерти, с которой тому удалось сбежать, приняло решение перехватить и эту баржу. С этой целью и направлен был этот миноносец.
Оба, Макар и Петр Морев, одетые во флотскую форму стояли на мостике и взгядывались в бушующее марево.
Река, измочаленная бурей, летела навстречу миноносцу. На мачте рвался Андреевский флаг, под которым ходила камская флотилия белых адмирала Старка. Вся команда нацепила погоны. И командир миноносца, лейтенант царского флота Бутаков, перешедший на сторону революции еще в 17-м году, был с погонами лейтенанта российского флота.
На темном горизонте нарисовалась точка. Она то появлялась, то снова пропадала. Макар смотрел вперед, только на эту точку
-Вон она! - дернулся он, и сразу выскочил на палубу.
Но Макар ошибся. Это был буксир, который на всех парах летел на встречу. На нем не было никаких сигнальных огней.
-Миноносец включил предупреждающую сирену, прожектор, и выстрелом из носовой пушки, дал сигнал остановиться. Осветив прожектором посудину, миноносец подошел к ней вплотную. У бортов бурлила, пенилась вода. Высоко взлетали брызги.
-Принять швартовы!- с мостика миноносца прозвучала через мегафон команда.
До взвода матросов с винтовками наперевес вскочили на палубу буксира. С ними был и Макар. В свете прожектора, он сразу узнал подпоручика Беляева, стоявшего в промокшей гимнастерке и револьвером в руке. Рядом, стояла Марго. Вокруг замерли в ожидании матросы и солдаты конвойной команды. Они стояли с винтовками наперевес.
Макар сразу подскочил к командиру миноносца, и, сбиваясь от волнения, закричал:
-Товарищ командир, это они, каратели, я узнал подпоручика Беляева и его бабу, которая меня била розгами! А баржи-то нет, потопили они ее, сволочи, потопили...
-Тише, Макар, тише. Забыл, что мы белые. Уйди отсюда, чтобы они тебя до времени не узнали. Позову, когда понадобишься.
Увидев в свете прожектора, лейтенанта российского флота, подпоручик спрятал револьвер в кобуру, и что-то прокричал солдатам. Те опустили винтовки.
-Подпоручик Беляев? - подошел он к подпоручику.
-Так точно, господин лейтенант. С кем имею честь?
-Лейтенант Бутаков, - коротко представился командир миноносца, и, повернувшись к Марго, со словом, - мадам, - слегка наклонил голову.
-Прошу вас, господин лейтенант, в каюту, - подпоручик протянул руку в сторону сверкающих стеклами иллюминаторов, надстройки.
-Некогда, подпоручик, некогда! - прервал его лейтенант. Скажите лучше, голубчик, где баржа, которую вы тянули? Я получил приказ сопроводить вас с нею в Камбарку. Так, где она, я вас спрашиваю. Судя потому, что вы здесь со всей своей командой, вы ее потопили?!
-Нет! Нет! Господин лейтенант, она села на мель! Мы пытались снять ее, но ничего не получилось.... Буря, видите, какая...
-Где она?
-Версты две отсюда, - махнул рукой в сторону кормы подпоручик.
-Так, понятно. Где капитан буксира?
-На мостике, - ответил подпоручик.
-Верстов! - лейтенант повернулся в сторону вооруженных матросов.
-Слушаю, господин лейтенант! - бойко подскочил солидного возраста унтер-офицер.
-Верстов, команду обезоружить, арестовать, и сопроводить, - взгляд его задержался на Марго, - и сопроводить всех в трюм.
-Есть! - козырнул унтер-офицер, и звучно скомандовал, - оружие положить перед собой на палубу и всем построиться в две шеренги.
-К-как, арестовать?! - заикаясь, попытался возразить подпоручик. Но лейтенант его уже не слышал. Он в сопровождении полувзвода матросов шел в сторону спешащего навстречу капитана буксира.
Буксир с новой командой едва поспевал за миноносцем. На командном мостике миноносца рядом с его командиром стоял перепуганный капитан буксира.
Вон она! - неожиданно оживился капитан, показывая рукой на песчаную косу, на которой, то всплывало, то снова пропадало в пучине что-то темное, продолговатое. Было ясно, баржа не успев затонуть, была выброшена бурей на мель. Миноносец подошел к ней довольно близко. Пришвартоваться не было никакой возможности.
Макар не заметил, как в числе других матросов оказался на палубе баржи. Не помня себя, он пробился сквозь молчаливую толпу матросов к люку. Один матрос сбивал прикладом винтовки замок. Когда замок был сбит, Макар рывком поднял крышку люка.
Из глубины трюма послышались, то ли вопли, то ли стоны. Матросы зашумели. Первого, молоденького паренька, вытащили на палубу матросы. Остальные со стонами, со слезами выходили сами, и тут же падали на мокрую от воды, палубу. Они появлялись, как из гроба, оборванные, мокрые, костлявые, заросшие.
Последним вышел Михаил Зубов. Его-то сразу узнал Макар. Узнал Макара и Зубов.
-Это ты!? Живой!
-Сбежал, я тогда, товарищ Зубов, сбежал...
Из смертников был организован партизанский отряд, командиром которого все единогласно избрали Зубова. Снятые с виселицы тела казненных, с почестями были похоронены на высоком берегу Камы. Получив провизию, оружие, боеприпасы, отряд был спущен на берег.
Он снова пошел в бой, освобождая родное Прикамье от белых.
Баржу постепенно разбила буря, и она окончательно затонула. Плененные белые каратели были доставлены в Чистополь, где были судимы революционным судом...
Конец 1918 года. Белые с боями отступают на Восток. С ними ушла и часть богатеев уездного городка Осы, и волостного села Елово. С белым офицером убежала и старшая дочь Осинского купца Бутакова, потомка казака ватажки Ермака. Убежал с белыми и богатейший купец села Елово, Замахаев, потомок казака Осинского острожка Дмитрия Замахая, и одного из первооснователей села Елово, - Павла Фотина. Отдельные из тех, кто не успел бежать, примкнули к бандам дезертиров из красной армии и, как можно, вредили только начавшей зарождаться мирной жизни...
Скрываясь в лесах немногочисленные отряды зеленых, - так называли себя эти банды, поддерживали между собой тесную связь, ставили друг друга в известность обо всем, что происходило в той или иной волости губернии.
Вот и в этот субботний день до Еловских зеленых дошла депеша, что в волость идет карательный отряд красных.
