ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Кирпиченко В.
Разведка: лица и личности. Йемен

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.70*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ветеран внешней разведки о Йемене. Окончание.
   В ожидании приёма у имама мы ездили по стране на мощных "лендроверах". Дорог в Йемене тогда вообще не существовало, и наши машины двигались по вади - руслам высохших рек, - проезжая за час не более 15-20 километров. Приходилось всё время делать привалы и пить чай из термосов. После шестичасового путешествия на теле не оставалось живого места.
   Живя в Таизе, мы совершали ежедневную прогулку из гостевого дома на базар, где собирались горожане, чтобы обменяться новостями и купить необходимое. Где бы мы ни появлялись, тотчас, как из-под земли, вырастал перед нами принявший ислам американец в йеменской национальной одежде. Звали его Бержес Ла Брюсс. Перемещался он по городу на маленьком ослике и являл собой более чем странную картину. Иногда он доверительно сообщал своим йеменским собеседникам, что является майором американской разведки - эти его рассказы были известны всему городу. У меня сохранилось несколько фотографий Бержеса.
  
   Йеменцы считали его чудаком и относились к нему иронически-снисходительно. Государственные чиновники рассказывали нам, что он очень хочет быть американским Лоуренсом, но у него это плохо получается. Худо-бедно, но американец прилично говорил на местном диалекте и знал все столичные новости". Где-то он всё-таки попался на шпионских делах и был выдворен имамом из Йемена, но каково же было моё удивление, когда я прочитал в какой-то газете после антимонархической революции в Йемене, что Бержес является главнокомандующим "армией" бывшего наследника престола, а ныне свергнутого имама аль-Бадра, моего многолетнего друга. "Армия" эта базировалась на саудовской территории близ йеменских границ. Просуществовала она совсем недолго и рассеялась как дым. Но для Бержеса всё-таки наступил его звёздный час, и он почти сравнялся с Лоуренсом. Посмеиваясь над ним, мы в то же время и отдавали ему должное: жить одному в средневековом Йемене несколько лет подряд - это что-то сродни подвигу. Не у всякого на такое хватит выдержки и самообладания.
  
   Поскольку мы провели в Йемене около двух недель, нам пришлось менять американские доллары на талеры Марии-Терезии. Банков, как уже было упомянуто, не существовало, и мы ходили по таизскому базару и приценивались, где больше дают за доллар. Выбрали лавку с наилучшим курсом обмена. Талеры во всех лавках хранились в больших кованых сундуках с ключами устрашающих размеров. За несколько зелёненьких бумажек мы получили целый мешок денег, и я понёс его на спине. Так и сфотографировался с ним на выходе с базара. Через двести метров пришлось передать мешок спутнику, одному из членов нашей группы: поклажа оказалась довольно тяжёлой.
  
   А у нас в валютно-финансовом управлении Министерства иностранных дел вышел скандал.
   - Почему деньги менялись у купца на базаре?
   - Потому что в стране нет банков, - отвечал я.
   - Этого не может быть! Раз есть государство - значит, есть банки! - был ответ.
  
   - А в этой стране нет банков, - упорствовал я. Положение спас посол, подтвердивший своей подписью законность нашей финансовой операции.
  
  О вручении верительных грамот следует рассказать особо. Передвигались мы по Таизу, так же как и по стране, на "лендроверах", объезжая громадные валуны и ямы. За сто метров до дворца сопровождавшая нас йеменская стража согнала прикладами ружей с проезжей части дороги местного жителя, присевшего справить нужду. Нам объяснили, что жители города стремятся использовать для этих целей именно центральную часть дороги, опасаясь змей, гнездящихся в кустах на её обочинах.
   Сам дворец представлял собой неказистое сооружение из камней, со множеством каких-то пристроек. Внутри дворца стены были неровные, небрежно помазанные извёсткой.
  
   В приёмной мы расписались в книге для почётных гостей, и наступило томительное ожидание. Наконец представитель протокольной службы объявил, что можно входить в тронный зал, предварительно сняв обувь. Свита посла (нас было трое сопровождающих) быстро рассталась со своей обувью, а Евгений Дмитриевич Киселев заявил, что ботинки снимать ни в коем случае не будет, так как он при парадном мундире.
  
   На нём действительно были мундир, форменная фуражка, на груди - ордена и медали, ботинки начищены до блеска. Наступила заминка. Пришлось долго согласовывать этот вопрос. Протокольщики, дипломаты, министры ушли на совещание. Время от времени они появлялись, и я, представлявший с нашей стороны и протокол, и переводчика, вёл изнурительные переговоры, разъясняя, что, сняв ботинки, посол нарушит установленную его правительством форму и проявит тем самым неуважение к имаму. Противоположная сторона, ссылаясь на свои порядки и традиции, доказывала, что вход в тронный зал возможен только без обуви. А посол при этом всё больше свирепел, всем своим видом демонстрировал непреклонность и злобно глядел на меня.
  
   Мероприятие явно срывалось, дело зашло в тупик, а мне почему-то захотелось разбежаться и проломить головой стену приёмной дворца.
  
   Наконец йеменская сторона стала проявлять обеспокоенность и некоторые колебания. Какой-то протокольный чин подошёл ко мне и заговорщическим шёпотом спросил, равняется ли ранг посла генеральскому званию. Почувствовав брешь в йеменской обороне, я радостно воскликнул: "Что вы, что вы! Он выше генерала, он - маршал!" (В то время звание "маршал" - аль-мушир - уже появилось в арабском лексиконе.)
   - Тогда можно в ботинках, но одному лишь послу!
  
   Потные, злые и обессилевшие, мы ввалились в так называемый тронный зал, и мучения наши возобновились, но уже в связи с другим инцидентом. Я перевёл (заранее подготовившись) речь посла по случаю вручения им верительных грамот, а когда имам Ахмед открыл рот для ответного слова, то послышались странные звуки, не напоминавшие мне ничего знакомого...
  
   Но сначала о самом имаме. Он сидел на высоком позолоченном троне. Вместо короны на голове возвышалась феска - тарбуш, - тоже позолоченная. Одет имам был в белый бурнус, с традиционным кинжалом - джамбией - на широком позолоченном поясе. Скорее всего, и украшения на поясе, и ножны кинжала были из чистого золота... Все эти атрибуты царского величия были йеменского происхождения, и лишь тапочки без задников, надетые на босые ноги имама, были произведены фирмой "Батя", и именно они напоминали о том, что где-то далеко-далеко существует другой, цивилизованный мир. Глаза имама были сильно навыкате (базедова болезнь), челюсть отвисла (что-то нервное), и понять его речь было просто невозможно.
  
   Небольшое отступление. В дальнейшем имама консультировали и лечили многочисленные светила советской медицины. Имам очень не любил глотать резиновую кишку и подвергать себя другим унизительным процедурам, тем более что они не приносили ему немедленного исцеления от многочисленных недугов. Верил он только профессору Шмидту, директору Института неврологии Академии медицинских наук СССР. Лечение Шмидта состояло в том, что он легко и нежно ощупывал тело имама Ахмеда и деликатно постукивал маленьким молоточком по царственным коленкам. Эта последняя процедура имаму особенно нравилась. Про Шмидта он говорил с восхищением: "Этот очень хорошо лечит" и подарил ему арабского скакуна. Не помню уж, чем окончилась история с этим подарком...
  
   Среди нас был мой преподаватель арабского языка в Институте востоковедения и старший товарищ Абдарахман Фасляхович Султанов, удачно прикомандированный к делегации как знаток языка, арабских стран и к тому же работавший в Йемене в далёкие предвоенные годы.
  
   - Переводите, Андрей Фёдорович (так мы называли преподавателя в переводе на русский). Я совершенно не понимаю имама!
   - Думаешь, я его понимаю? - послышалось в ответ. - Переводи сам - ты же был отличником, - ехидно добавил Султанов.
  
   Как выяснилось впоследствии, имам говорил на каком-то своём диалекте и к тому же имел многочисленные дефекты речи. Из этой ситуации мы вышли таким образом: один из йеменских чиновников переводил нечленораздельные звуки имама на понятный арабский язык, а мы уже вдвоём успешно справлялись с переводом. Среди серьёзных вещей, сказанных имамом, были пожелания, чтобы Советский Союз помог Йемену в поисках на его территории нефти с последующей её добычей на выгодных для нас условиях. Примерно два десятилетия прошло, прежде чем нашли в Йемене нефть, и нашли её, к сожалению, не мы.
  
   Вконец обессиленные, вернулись мы в гостевой дом, а наградой нам были полстакана водки и закуска, извлечённая из консервной банки, - что-то вроде севрюги в томатном соусе. Так мы решали вопросы питания и столь необходимой в этих условиях дезинфекции.
  
   17 января 1958 года "Правда" откликнулась на вручение верительных грамот сообщением, в котором, естественно, всё выглядело строго и благопристойно и не содержалось никаких намёков на йеменскую экзотику:
  
   "Вручение посланником Советского Союза верительных грамот королю Йемена Каир, 16 января (ТАСС). 14 января в Таизе посланник СССР в Йемене Е.Д. Киселев, который также является послом Советского Союза в Египте, вручил свои верительные грамоты королю Йемена имаму Ахмеду.
  
   При вручении грамот с йеменской стороны присутствовали государственный министр Мохаммед эль-Шами, директор экономического отдела МИД Салех Мохсин Шараф эд-Дин и временный поверенный в делах Йемена в Египте Ахмед Мохаммед эль-Шами. Е.Д. Киселева сопровождали советник С.А. Немчинов и второй секретарь В.А. Кирпиченко, которые были представлены имаму Ахмеду.
  
   После вручения верительных грамот посланник СССР Е.Д. Киселев и король Йемена имам Ахмед обменялись речами".
  
   Кстати сказать, примерно такие же трудности протокольного порядка, с которыми столкнулся советский посол в Йемене, годом раньше испытал и наследный принц аль-Бадр в Лондоне. Визит в Лондон по приглашению королевы Елизаветы был для принца новым тяжёлым испытанием после визита в Москву. Он ехал в Лондон с большими колебаниями и дал окончательное согласие, лишь заручившись обещанием Е.Д. Киселева отпустить с ним меня в качестве советника, так как боялся, что королевские министры его обманут, а на сотрудников йеменского посольства в Лондоне не надеялся, будучи уверен, что все они давно служат англичанам.
  
   В программе визита было посещение английского парламента. Но у входа принца задержали, поскольку протокол запрещает входить в здание парламента людям, имеющим при себе оружие. За поясом же аль-Бадра красовался огромный йеменский кривой кинжал, составляющий неотъемлемую часть традиционной мужской национальной одежды. За давностью лет уже не помню, кому тогда пришлось капитулировать - страже или наследному принцу.
  
   Прошло целых тридцать три года, пока я вновь побывал в Йемене, на этот раз во главе делегации нашего ведомства. Узнать там ничего нельзя. Город Таиз разросся и залез на самую вершину горы Сабр, возвышающейся над старым Таизом. Раньше в крепости на склоне горы содержались старшие сыновья вождей йеменских племён в качестве заложников имама. Таким простым способом обеспечивались порядок и спокойствие на всей территории королевства.
  
   Неказистый дворец имама Ахмеда застроен со всех сторон новыми зданиями, а в самом дворце разместился исторический музей, повествующий о жизни и быте йеменских королей. И смотритель музея, и сопровождавшие нас йеменцы с удивлением слушали мои рассказы о том, что было здесь много лет назад. Жизнь так стремительно ушла вперёд, что, похоже, уже не осталось в живых свидетелей этого прошлого. Когда-то молодой и красивый, очень высокий для йеменца наследный принц аль-Бадр (в Сане я видел его фотографию) стал как две капли воды похож на старого имама Ахмеда. Показали мне и несколько больших томов в красных кожаных переплётах, заключающих записи почётных гостей дворца. Где-то там есть и моя запись - письменное свидетельство прикосновения к йеменской истории.
  
   Состоялась встреча и со старым другом Салехом Мохсином. Его разыскали супруги Поповы. Жена нашего посла в Сане Марина Васильевна Попова, сев за руль посольской машины, повезла меня по тесным улочкам Саны в дом Салеха. У ворот дома нас ожидал старичок в очках. "Наверное, Салех выслал навстречу своего родственника", - подумал я. Но встречавший раскрыл мне объятия. С трудом я узнал в этой йеменце своего друга... Мало что осталось от стройного молодого человека в национальной одежде с мужественным и красивым лицом. Это был уже совсем другой человек, заметно сгорбившийся и почему-то в очках и европейском костюме. Невольно закрадывалась страшная мысль: "Может быть, и я сам такой же старый гриб?" Два часа пролетели как один миг. Мы рассматривали привезённые мной фотографии тридцатитрехлетней давности и радостно тыкали в них пальцами: "А вот ты, а вот я, а вот тот-то, и все уже не похожие на себя..."
  
   Салех Мохсин рассказал, что в разные периоды он дважды был министром, а теперь вот не у дел, на пенсии.
   - Сколько же тебе лет? - спросил я.
  
   - А кто его знает! Никакой регистрации тогда не было. Если судить по рассказам матери и сопоставлять её рассказы с событиями в стране, то выходит, что я родился где-то в 1925 году.
  
   Мы выпили кофе, обменялись скромными сувенирами и расстались, увы, уже навсегда. Вот такая была грустная и приятная встреча. А сколько подобных встреч не состоялось! Получается так, что вся наша жизнь - это бесконечные встречи и расставания, нередко навсегда. Но какую-то частицу самого себя мы всё-таки дарим друг другу.
   (Окончание йеменского фрагмента))
Оценка: 7.70*7  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023