ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дон
История четвертая

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 4.38*50  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "исповеди"
  История четвертая.
  
  Неотправленное письмо к старшей дочери.
  
  Лялька здравствуй.
  Хотел написать как обычно - привет. Не получается пока.
  Ты всегда была оторвой с несносным характером.
  Моим.
  Человеком не знающим сомнений.
  Все свое детство, как я ощущал, откровенно тяготеющей ко мне. Классическая "папина дочка".
  Ты терпеть не могла соплежуйства и несправедливости, серости и убогости мыслей, сомнений и болтовни вместо дела, слабости и предательства...
  И эту нетерпимость ты забрала с собой во взрослую жизнь.
  И постепенно твое право на собственное мнение, трансформировалось в иллюзию, что если ты уверена, что это правильно, значит так оно и есть на самом деле.
  И это ты тоже взяла от меня. Прошлого. Как и многое многое другое.
  Но жизнь меня кое-чему научила. А твое время, похоже, еще не пришло.
  Уезжая на эту войну, я простил тебя. Ты знаешь за что.
  И сбросил наконец с плеч неподъемный груз пятилетнего отрицания существования собственной дочери.
  Тебя.
  И уехал. С огромным облегчением в душе.
  Потом, через месяц примерно, вернулся на поправку в Питер. Были неизбежные в таких случаях встречи с друзьями, знакомыми...
  И столь же неизбежные разговоры.
  И всегда, всегда я чувствовал в контексте этих разговоров одну, самую главную мысль. Которую никто так и не решился высказать.
  - Зачем тебе эта война?! -
  Она никем не была озвучена. Но отвечать все равно было надо.
  И я пытался. Как мог. Но получалось сумбурно и неубедительно.
  Плохо.
  И я перестал реагировать на такие вопросы. И ждал тебя.
  Знал, помнил, чувствовал, что ты поймешь. Должна понять.
  Ты приехала вечером в крайний из тех трех дней, что я себе нарезал для пребывания в Питере.
  Ты приехала. Сама. Впервые за пять лет.
  И первый твой вопрос был.
  - Папа. Зачем тебе все это? -
  Вот так, в лоб. Глаза в глаза. С присущей тебе прямотой.
  Я что-то мямлил тогда, оглушенный. О чем-то бормотал бессвязно...
  Ну не было у меня тогда слов. Тех самых. Убедительных. Неоспоримых. Простых и ясных. Как нет их наверное и сейчас.
  Поэтому я просто расскажу тебе, что такое война.
  Вернее, та ее часть, где нет крови и стрельбы, предсмертного хрипа и свирепой отваги пока еще живых... Это все для мужчин.
  А ты - женщина. Мать. Жена. Дочь.
  Тебе будет понятнее другое лицо войны...
  
  Изварино. Вторая половина июля 2014 года.
  
  Вторые сутки бои идут где-то за горизонтом. Вернее, за пределами видимости не прекращающей гореть пересушенной степи. Ночью, эти бесконечные ленты огня, особенно хорошо видны.
  Но здесь войны уже почти нет. И мы с трудом засыпаем в этой неуютной, притихшей степи. Мозгу не хватает привычной работы по препарированию ночной канонады и он не может дать усталому организму команды на полноценный отдых.
  Прочно вбитые в нас рефлексы, способны воспринимать тишину только как паузу между залпами. И затянутость этой паузы настораживает и непроизвольно заставляет мышцы сгрупироваться для скорого мгновенного броска к траншее.
  А залпов все нет и нет. И сна тоже...
  Уже разблокирована дорога на Краснодон и далее к Луганску. Уже хлынул поток беженцев на Россию. Бесконечный как степь и бездонный в невыразимой своей скорби.
  И на Изварино пришла БЕДА.
  Огромное человеческое горе...
  Нашему взводу вменили в обязанность проверку паспортов выезжающих, досмотр автотранспорта, обеспечение порядка в очереди и само формирование этой очереди, как таковой.
  Ну что, привели в порядок шлагбаум, будку на въезде, распределились по парам. Приступили.
  Стояли по два часа. Больше не получалось. Никак.
  Больше, выдержать было невозможно.
  Мы перестали шутить и смеяться. Мы стыдились смотреть друг другу в глаза. Некоторые ушли в жестокий запой.
  Их не осуждали. Просто сняли с дежурства.
  Очередь в иной день вытягивалась до семи километров. Россия принимала только по светлому и тем беженцам, кому не повезло уложиться в одну смену, приходилось продлевать эту пытку еще на день. Или на два.
  Как повезет.
  Вероятно в самом конце очереди еще бушевали какие-то страсти. Эмоции людей сумевших вырваться из ада, которым стал Луганск в июле.
  Наверное. Мы этого не видели.
  А у нашего шлагбаума стояла уже похоронная процессия. Кавалькада живых мертвецов. Живыми у них были только глаза. Но и они были мертвыми.
  Как рассказать тебе, дочь, о глазах матери, которая отсидела больше месяца в подвале дома в Луганске, вздрагивая от каждого близкого разрыва?
  Которая чисто механически стряхивала изобильно сыпавшуюся на головку ее ребенка, с потолка подвала, пыль, кусочки штукатурки, паутину и прочую мерзость. И так же механически пыталась укачивать четырехлетнее свое дитя, устало прижимая его к изможденной своей груди.
  На большее ее уже не хватало.
  Она устала молиться и надеяться. Она обреченно и внешне бесстрастно выслушивала соседей по склепу, которые на минутку юркнув наверх, на вымершую улицу, приносили старую новость - сегодня воды тоже не будет. Никакой.
  Потому что подстанцию, целенаправленно раздолбанную укропами, починить не смогли. И света, значит, не будет тоже.
  Про еду и лекарства, уже давно старались не вспоминать...
  И вот она вырвалась из осажденного города.
  Ее уже давно не волнуют глупости о том, что в России нет никаких родственников и ехать собственно не к кому. Она знает - хуже чем было, быть просто не может.
  А еще у нее на руках истощенный, больной ребенок. У которого нет сил даже плакать. И она сняла с себя золотой нательный крестик, чтобы взять вскладчину с теми же соседями, машину до Изварино.
  Машину их же родственников.
  И надежда, что в лагере МЧС в Донецке помогут ее дочурке, дает ей в который уже раз, яростное желание жить.
  И их машина, как и все остальные, влипает на въезде в деревню в эту бесконечную очередь. И эта женщина идет к нам, к шлагбауму, чтобы объяснить ополченцам, что она не может больше ждать.
  А мы опускаем глаза и бубним, что без очереди проходят только раненые, беременные и семьи с детьми до трех лет.
  Мы сами так решили. Решили правильно.
  Только одно дело - озвучить и совсем другое, претворять в жизнь. Мы ей отказываем. В том числе и потому, что в нас впиваются десятки женских глаз таких же носителей невыразимого горя. Тех, кто уже отстоял свое на этом раскаленном асфальте.
  Целый день. Или два. Как повезет.
  И она, затихнув обреченно, пытается с мольбой поймать взгляд хоть кого-нибудь из нас. И поймав, встрепенется в безумной надежде. И тут же обмякает сгорбившись и бредет к машине, устало клонясь к земле сутулой своей спиной.
  Сутулой спиной пожилой женщины двадцати трех лет от роду...
  А мы, зажмуриваемся оскалившись на мгновение и мечтаем о ближнем бое. Чтобы ствол к стволу, морда к морде. И рвать, рвать зубами их глотки. Полосовать ножами в лоскуты, в бахрому кровавую. Чтобы внуки их заикались, вспоминая о нас. Чтобы железом каленым выжглось в мозгу тех из них, кто умудрится вернуться.
  - МНЕ ОТМЩЕНИЕ, И АЗ ВОЗДАМ! -
  
  В этой очереди практически нет дорогих машин с кондиционером. Владельцы таких авто, обналичив свои активы, дальновидно ускакали задолго до того, как здесь стало по настоящему плохо.
  И открывая очередную дверцу очередной душегубки, твой мятущийся взгляд натыкается на глаза ребенка, бессильно распластавшегося на прелых памперсах, на заднем сиденье.
  Ему повезло. И старику с трудом выбравшемуся из за баранки - тоже. Малышу не больше года.
  Значит - без очереди.
  О его глазах писать невозможно.
  Скажу только, что Господь нас не простит.
  Никого.
  Ни тех, кто превратил в кучу щебня дом его семьи, лишив ребенка матери, отца и бабушки.
  Ни нас. Потому что не защитили. Не смогли.
  Остальных, оставшихся равнодушными - тоже.
  Не простит.
  Я истово в это верю.
  
  А вечером, Колян Сумрак, раздолбай, разведчик и сапер от бога, с обеими Чечнями за спиной, хватал нас за руки и кричал, что все.
  Он больше не может.
  И если мы не уйдем дальше на войну, он пойдет сам. Куда угодно. Только чтобы не видеть всего этого.
  И мы прикидывали, как побыстрее смениться и куда двигать потом. На войну.
  Но ушли мы только через три дня. В Луганск. Четыре россиянина (как здесь говорят) и один молдаванин. Когда пришла смена.
  Но это совсем другая история.
  
  Я рассказал тебе про глаза только одной женщины и одного ребенка.
  И только лишь потому, что это до меня она пыталась докричаться. Мой взгляд ловила. И историю этого малыша, лично мне поведал с трудом передвигающийся на артритных своих ногах, его дед.
  А их были сотни, этих глаз.
  Каждый день.
  И такая здесь война тоже, дочь...
  
  Скажи Лялька, когда мы снова увидимся, ты спросишь меня еще раз.
  - Папа. Зачем тебе все это? -
  
  
  
  Уважаемый читатель.
  Вот и дочитал ты (наконец-то) первые Острова и (хочется надеяться - Исповедь комбатанта) ))
  Искренне надеюсь, что потерял ты время не зря.
  Если это так, рад сообщить, что уже сейчас готов рассылать всем желающим Страшные Соломоновы острова, в бумаге, с автографом автора.
  Вторые Острова и Исповедь комбатанта, планируются к выпуску в начале-середине сентября.
  Если эта информация представляет для тебя интерес, пиши на vspb10@mail.ru
   Как выглядит книга, можно посмотреть по этой ссылке.
  https://vk.com/id258668612?w=wall258668612_810%2Fall
Оценка: 4.38*50  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023