Посвящается моей жене, любящей, терпеливой и всепрощающей. С любовью.
Старший брат.
Роман.
Смысл добывается день за днём, и становится глубже колодец, который копают и копают, пробиваясь к воде. Взгляд, перебегающий с одного на другое, теряет из вида Господа. И не та, что жила переменами, откликаясь на посулы ночи,- о Боге ведает та, что, смирившись, стала собой, сидя за прялкой. Антуан де Сент-Экзюпери. "Цитадель"
Пролог.
И царство моё вовсе не овцы, не поля, не дома и не горы, оно - то, что объединяет их, превращая в целое. Оно то, что я бесконечно люблю. Те, кто любят его, как я, счастливы, как я, мы живём с ними в одном доме. Антуан де Сент-Экзюпери. "Цитадель"
Эту историю расскажу Вам я, автор. По той простой причине, что сами мои герои настолько скромны, что ничего плохого о себе сказать не могут. И настолько, прямо по-детски, невинны, что сказать что-либо хорошее, о себе, им тоже не придет в голову. Моя же, подленькая, натура постарается ярче показать все их грешки, а если вдруг в их душах и думах отыщется что-то светлое, как вариант, я их не буду скрывать. Если честно, я боюсь, что мой герой будет слишком идеален, будет выглядеть, как настоящий герой, хотя он обычный человек, со всеми недостатками. Просто, автор не может быть равнодушен к герою своего романа и, невольно, не замечает его слабостей. Вы должны ему это простить. Самое главное, я хочу извиниться перед тобой, читатель, за ненормативную лексику. Честное слово, мне очень стыдно!!! Я ярый противник натурализма и отрицательного реализма. По характеру, я не бунтарь, я больше склонен прятать голову в песок, чтобы не замечать плохого, во всех вопросах искать компромиссы. Но жизнь сложилась так, что мат мы слышим везде: в быту, в транспорте, с театральных сцен и экрана телевизора. Родители не стесняются своих детей, а дети не скрывают свои познания от родителей. Об армии даже не знаю, как говорить, ведь там матом не ругаются, а просто разговаривают. Отбери мат, и армия потеряет управление. Но в данном произведении мат не лексика, и даже не филология, а чувства и эмоции. Именно он, это моё субъективное мнение, может раскрыть тот букет эмоций, который бушует в нежной и чувственной солдатской душе. Так что, любители высокого слога, дальше лучше не читайте. Женщинам и детям, я бы порекомендовал читать под строгим контролем родителей и мужей. Все имена, фамилии, названия населённых пунктов, страна, планетарные координаты во Вселенной, а также все события, в целях сохранения Военной и Государственной тайны, изменены. Совпадения считать случайными. Не изменёнными остались имена героев, которых должна знать вся страна, которые должны войти в учебники истории.
После истории, описанной в книге "Его адреса", мой герой достиг возраста регулярного посещения церкви, исповеди, заучивания псалмов и покаяния и уже начал интересоваться рынком земли, в самых малых площадях. Но прошло немного времени, и Господь предоставил ему возможность поучаствовать в очередных аферах. Он, мой герой, проехал, с друзьями, половину России на автомобиле, на самодельной байдарке прошёл по Иртышу пол тысячи километров, Революцию Достоинства наблюдал не только по телевизору, но и непосредственно на Грушевского. Потом началась война, настоящая. И Сергей, так зовут моего героя, в пятьдесят девять лет идёт на фронт. И не куда-нибудь, а в ВДВ. Осваивает танк и прыгает с парашютом, оставив покаяние на потом.
Царство.
В некотором Царстве, в некотором Государстве жил-был, и достойно правил, Сергей Григорьевич Гудман. Жил он, слава Богу, не один, а с супругой, Надеждой, свет, Ивановной и с сыном Григорием, потребителем школьных знаний. А старший их сын, Александр, был уже на вольных хлебах и жил в стольном граде Киеве и в Царство-Государство наезжал только по выходным, повидать стареющих предков и поддержать свою зарплату экологически чистыми продуктами. Правда, то, что ему платили, заработной платой назвать, я бы не осмелился, её хватает только на оплату койко-места в частной ночлежке. Можно сказать, что работает он в академии наук Украины, в институте неорганической химии, на чистом энтузиазме, за что ему дали место в общежитии, в комнате с интеллигентной бригадой строителей из Молдавии, Таджикистана и очень западных областей Украины. Бригада большая, работала и спала вахтовым методом, благодаря чему ни их лица, ни имена, ни темы философских бесед надоедать не успевали.
Младший сын, Григорий, ещё учился в школе, в соседнем селе. К моменту начала нашей истории, учиться, до какого-то, относительно, общего и, где-то даже, среднего образования, ему оставался год.
Сергеева соправительница, Надежда, к тому же моменту, уже была на пенсии, хотя, по внешнему виду, её пенсионеркой не назовёшь. Несмотря на то, что родом она из экзотической Беларуси, её здоровые женственные формы ничем не отличаются от традиционных украинских. Чистая белая кожа лица, с румянцем от загара, голубые глаза, искренняя открытая улыбка делают её облик дружелюбным и приветливым. И только Сергей знал, кто является единовластным тоталитарным правителем земель, морей, полей и огородов и даже воздуха на территории Царства.
Имени Царство-Государство не имело, но это не сказка и не фантазия. Просто, дойдя до какого-то жизненного рубежа, Сергей страстно возжелал иметь свой дом, двор, живность. Каждую свободную минуту, он рисовал планы дома, сарая, бани; изучал системы отопления, камины, печи; покупал справочники, изучал животноводство и земледелие. Но количество бережно сохранённых накоплений не давало возможности обзавестись клаптиком земли, на котором можно было бы использовать или хотя бы испытать полученные знания.
Но когда Сергею уже стукнуло почти сорок, а Надежда ненамного его моложе, Господь Бог осчастливил их вторым сыном, и чтобы Его любимое дитя не чувствовало себя обделённым, Он дал возможность Сергею и Наде немного заработать и установить какой-то баланс в товарно-экономических отношениях с окружающим обществом. Мечта исполнилась: купили более чем столетнюю хатку. Но заходить в неё можно было без каски - она была так трухлява, что, завалившись, могла только поднять облако пыли. Так что, в плане жизнесбережения, противогаз был важнее. И началось великое строительство нового дома. Долгое, трудное и мучительно больное! Строили всё своими силами. Считай, восемь лет, это до вселения. То времени не хватало, то денег. Чаще - ни того, ни другого. Уже отчаявшись, в 2003 году, вселились. Ведь 2004 год високосный и, по народным приметам, в новый дом вселяться нельзя. Вообще-то Сергей верит только в Господа Бога, но в новый дом вселяются, как правило, один раз в жизни и, от греха подальше, надо постараться соблюсти все традиции. Вселились в дом, где полы выложены кирпичом; потолок обтянут, по доскам, сеткой рабицей и грубо замазан глиной с соломой; стены вообще не оштукатурены и, местами, светят лучиками солнца... Долго ещё Сергей с Надей будут глиной замазывать эти лучики. Но: газ есть, есть печь и даже камин.
И именно во время стройки, на вопросы маленького сына, что мы строим, чтобы показать значимость творимого и величие мечты, родилось это определение: Царство-Государство. Родилось и прижилось. А вообще-то оно состояло из небольшого дома, белого кирпича, крошечная временная верандочка которого была слеплена вокруг старого окна, состоящего из небольших квадратиков рамы. Слеплена из того, что ни по каким параметрам не подходило под понятие "строительные материалы". То есть из горбыля, кусков фанеры и ДВП, из того, что уже попало под категорию мусор, но выбросить ещё жалко. Рядом торчали столбы недорушенной старой хатки, с кучами глины, соломы и битого кирпича. Дальше, в глубь территории, - длинный сарай из красного кирпича. Где были: летняя кухня и вместительная кладовая, с небольшим каменным подвалом. Из, когда-то вместительного, свинарника, Сергей отгородил комнату под мастерскую. Ещё в границах Царства был старый земляной погреб и деревянный навес, для разного хлама. Но главной, по значимости, конечно же после жилого дома, была маленькая деревянная банька. И, надо сказать, что хвала Господу нашему и благодарность, за всё Им созданное, в бане произносилось не реже, чем в доме.
Сельхозугодия, в виде небольшого сада и огорода, граничили с колхозным полем, точнее, с полем агропредприятия. Разделяла их лесополоса, где Сергей вручную выкорчевал старые клёны и посадил берёзы, дубки и одну сосёнку, привезённую Наденькой из Беларуси.
Ещё здесь был железный гараж, самого естественного, для него цвета. Правда, он проявлял некоторые захватнические тенденции - на целых полметра вылезал на улицу, но это никак не говорило об агрессивности хозяина. Просто не хватало места.
Вот такое небольшое Царство-Государство. Для кого-то обычный сельский двор, для семьи - родной живой и тёплый очаг, а для Сергея - его мечта, с душой, неотделимой от его души.
Часть 1. Одноклассники.
Прерванная сиеста.
В раскалённый июльский полдень, откушав, чем Бог послал, по давно отработанной традиции, Великий Государь изволили опочивать. Причем, не считая оное грехом, ибо вставал ото сна он с восходом солнышка, обливался из колодца холодной водой, со шланга, при этом, каждый раз, приговаривая: "О, тёпленькая пошла!" Обливался, кстати, круглый год, невзирая на капризы погоды. Управление Царством много времени не занимало, поэтому он не стыдился заниматься хозяйством: окучивал картошку, пасынковал помидоры и даже ремонтировал обувь односельчанам. К обеду он не то чтобы особо уставал, но уже чувствовал, что день прожил не зря и имеет законное право на отдых.
Лёг отдыхать он в отвратительном настроении, сон не шёл, и Сергей просто лежал с закрытыми глазами и думал. Думал о том, что три дня тому назад ему исполнилось пятьдесят пять лет, и он так надеялся отпраздновать его в кругу друзей. Но любимый кум не приехал, по самой прозаичной причине - начал "разминку" на работе и домой прибыл уже в нетранспортабельном состоянии. На что кума отреагировала вполне справедливо, уложила его спать. Родной брат, Гена, приехал из Приозерска, что в Ленинградской области, но особой радости встреча не принесла. Достойный брат, подводник, капитан третьего ранга, кап три, минёр-торпедист. Но синдром старшего брата не даёт ему покоя. В детстве старшие ревнуют и завидуют, что младшим достаётся больше родительского внимания. Не понимая того, как обидно всю жизнь донашивать его обноски. Если старшему когда-то захотелось иметь беговые коньки, то младшему уже никогда не иметь хоккейных. А в старшем возрасте они, уже умудрённые жизненным опытом, учат младших как им жить. Причём, абсолютно бестактно и безапелляционно. Продолжается это всю жизнь, до седых волос. Вот и сейчас Сергей вышел из себя. Справедливости ради, заметим, что сделать ему это не трудно: он вспыльчив, как порох, бывает, до бешенства, особенно, когда чувствует неправоту в отношении себя. И в прошлую их встречу, уже на юбилее у Гены, возник сходный конфликт. Может этого конфликта и не было бы, но на День рождения не приехали долгожданные друзья детства, которых Сергей нашёл через интернет, благодаря шурину, то есть брату жены брата. Именно он рассказал, что в безграничной мировой паутине есть уголок для бывших жителей военного городка Чаган, что недалеко от Семипалатинска и в такой близости от знаменитого ядерного полигона, что они, будучи ещё пацанами, имели сомнительное счастье наблюдать невооружённым глазом настоящий атомный гриб, на горизонте плоской, как стол, казахстанской степи. На сайте Сергей нашёл Эдика Кузькина, а Эдик уже обещал найти Ивана Нарыжного, так как он жил в Питере, а Иван - в Гатчине, что, сравнительно, недалеко. Их то Сергей и мечтал видеть за своим юбилейным столом. За два месяца до торжественной даты Эдик на связь выходить перестал. По этой причине и было у Сергея настроение, не свойственное его характеру. Вроде и задремал уже. - Серёжа, вставай. Тебя какой-то мужик спрашивает,- заглянула в комнату Надя. - Господи, не дадут поспать. Не могла сказать ему, что меня нет? - Я ему сказала, что ты с работы, отдыхаешь, а он говорит, что - срочно. - Хорошо, сейчас выйду, - бурчит Сергей, но садится на кровати, трёт руками лицо, приводя себя в чувство. Ногами ищет тапочки, и, ещё чумной ото сна, в спортивных штанах и с голым торсом, идёт на улицу.
Лето, на небе ни облачка, солнце в зените. Июль, зной! На улице тишина: всё замерло и попряталось. Выходя из прохлады дома, физически ощущаешь удар солнечных лучей, а кожа опаляется раскалённым воздухом.
У калитки, со стороны улицы, действительно стоит мужчина. В глаза бросается широкополая соломенная шляпа и длинные, не густые и не пышные, вислые усы. Трёхдневная щетина лица не украшает. Волосы и вся растительность на лице соломенного, под шляпу, цвета, выгоревшая на солнце. Серые водянистые глаза пожилого человека, но с искрой задора, добрые, улыбчивые. Худой до звона скелета. Судя по отпечаткам времени на лице, ровесник Сергея. Роста - выше среднего, с непомерно длинными руками и ногами. Несвежая, застиранная и растянутая, светлая футболка, Просторные, но коротковатые, серые хлопчатобумажные брюки на резинке, резиновые пляжные шлёпанцы на босу ногу. Несмотря на несколько бомжеватый, неухоженный облик, видна интеллигентность. Хотя сейчас и для базарного торговца не редкость и учёная степень и консерваторское образование. Но что-то в лице есть знакомое, и этот хитрый взгляд... - Эдик, ты, что ли? Кузькин? - Здравствуйте, хозяин. - Здравствуйте,- Сергей весь в сомнениях: столько по сёлам ездит "коробейников", купи-продай. Покупают пух, семечки, орехи, металлолом, старые аккумуляторы, свиней... Ну и продавать могут, соответственно, всё, что угодно, от макарон до дизельных электрогенераторов. Похоже, это один из них, но, тем не менее: - Эдик, это ты? - Можно пройти во двор? - Проходите. - Присядем? - Садитесь,- они присели на лавочку у дома, под большим орехом. - Хозяин, у меня для Вас есть подарок. - Какой?- торгаши, бывает, идут и не на такое, чтобы что-то впихнуть. - Не спешите. Если угадаете, он Ваш. - Это человек? - Да, человек. - Иван Нарыжный? - Угадал! Сразу! - Чертяка, Эдик, так где он? Где машина? Пошли! - Там, чуть дальше. Как ты угадал? - Чувствовал. Разговоры то были о нём, а живёте рядом. Собственно, я на это и надеялся, - радости приезду друга - не меряно, но обнять постеснялся. Всё таки, прошло сорок два года, целая жизнь. - Пошли быстрее,- Эдик идёт не спеша, а Сергей летит, быстрее увидеть Ивана. Через три дома, у старой мельницы, стоит небольшой чёрный новенький автомобиль, от него уже спешит, заметно хромая, пожилой мужчина. Не смотря на хромоту, походка энергичная, заметна военная выправка. Среднего роста, не полный, не широкоплечий, но костяк капитальный, производит впечатление массивного, основательного. Большая голова, вытянутый овал лица, черты, по-мужицки, грубы, кожа землистого цвета, бугристая, не ровная, с большими порами. Волосы, брови и усы русые, с сильной проседью. Каждая проволочная волосина торчит ёжиком, каждая отдельно, но на своём месте. Не смотря на широкую улыбку, которую не сильно красят крупные прокуренные зубы, и даже некоторое их отсутствие, серые выцветшие глаза сохраняют серьёзность, даже строгость. Что не мешает сразу проникнуться доверием к этому неуклюжему и уставшему человеку. Одет не броско но аккуратно: бежевая рубашка навыпуск, тёмные брюки, босоножки, однотонные серые носки. - Иван! Чёрт старый! - друзья обнимаются, колотят друг друга по спинам, поднимают, радости, видно, нет предела. Иван только крякает, сказать, от избытка чувств, ничего не может, Сергей радостных слёз не скрывает, только смахивает ладонью. - Ну, молодцы! Черти! Ты, Эдик, ничего не пишешь, считай, два месяца. Я уже и надеяться перестал. Думал, может что случилось. - Был со студентами в поле, на практике. Я же преподаю, всё-таки, в горном институте. Хоть и не моя специальность, но никто не хочет лазить по скалам на Севере, а я - с удовольствием. - А какая твоя специальность? - Теория машин, механизмов и детали машин. - ТММ и ДТ. Знакомая наука, - друзья подходят к машине, из которой, с улыбкой, выходит приятная женщина. Среднего роста и упитанности. Каждый килограммчик ценнее предыдущего, но потрогать хочется все сразу. На лице написано: врач, а в глазах жалость по поводу Вашего диагноза. - Знакомься, моя жонка. - Таня, - протягивает руку с секундным замешательством - не знакомая эпидемиологическая обстановка. Но правила хорошего тона перебарывают. - Сергей, - пожимает маленькую руку, как лапку бабочки. - Эдик, ты давай подъезжай, а мы пешком пройдём, сколько тут... Как доехали? Без приключений? - Вроде, нормально. - Сколько в дороге? - Мы не спешили, две ночевки получилось. Подошли к дому. На крыльце стоит Наденька, в цветастом сарафане. Белоруска, это не национальность, это определение. Портрет, внешний вид и даже тактико-технические данные. То есть: скромна, не многословна, уверена в себе, с ровным устойчивым характером, способным иногда и взрываться, добра, имеет вес, крепкую кость, тёмные волосы и голубые глаза. Это настоящая мать, жена и хозяйка. - Мамуля, встречай гостей. - Здравствуй, Наденька, - во взгляде Ивана нерешительность, и Надя - ни шагу навстречу. - О, два белорусских партизана! Хоть обнимитесь, поцелуйтесь, Он же на твоей свадьбе свидетелем был, - не подталкивает, толкает в спину Ивана Сергей. Надя спустилась с крыльца, обнялись. И у неё глазки от слёз заблестели. - А это Таня, жена Андрея. Знакомьтесь, девочки. Андрея ты уже видела, догадалась, что это именно тот Кузя. Девчата ушли знакомиться на кухню. - Эдик, знаю, не пьёт, а ты, Иван, сто грамм выпьешь? - Я и двести выпью, а под закусь - триста. - Таня, что будешь пить? Коньяк, вино, шампанское? - За меня не беспокойся, с вами чуть-чуть водки выпью. - Тогда вы пока отдохните, а я сбегаю в магазин. Мамуль, что купить? - Мы с тобой сходим. Ноги разомнём, деревню твою посмотрим, себя покажем. - У нас деревень нет - только сёла. Друзья идут ещё окрылённые необычностью встречи. Сергей размахивает руками, показывая достопримечательности, и старается в двух словах рассказать историю села. - В селе около тысячи жителей. Во времена Богдана Хмельницкого здесь был казацкий форпост, казаки стояли в селе Синява, 15 километров отсюда. Потом поселился первый казак, звали его Сава. Отсюда и название села - Савинцы. Не знаю точно, когда село возникло, но в 1790 году было двадцать три двора. Вон наша церковь. Построили её в 1882 году, но она, значительно, старше, так как купили её в селе Ромашки, тут, недалеко. Там построили уже каменный большой храм, а эту продали нам. - Так уже и вам? И сколько ты заплатил? - Не придирайся к словам. Это село уже моё, до самой глубины души. Я здесь живу пятнадцать лет, а кажется - всю жизнь. И так мне здесь хорошо! Такие здесь люди! - А какой у вас приплод яровых удоев поросят? - все смеются. - Прибыли, это наш супер-супермаркет. Может, всё-таки, Татьяне взять винца? - У вас есть красное сухое?- Спрашивает Эдик у продавца. - Нет, только креплёное. Но у нас есть хорошее вино. - Мне врач порекомендовал красное сухое, по сто грамм. - Если хочешь услышать моё мнение, в любом случае, лучше выпить чуть-чуть водки. Тут, с вероятностью процентов шестьдесят, только спирт и вода. А в вине, с вероятностью девяносто процентов, тот же спирт, та же вода, краска и ароматизаторы.
Кроме красной и чёрной икры, лангустов, омаров и устриц, на столе не было ни мяса дичи, ни экзотических фруктов. Начинается сельский обед с раскалённого, до красна, наваристого борща. В котором, рядом с какой-то птичкой, из отряда ластоногих, собран полный гербарий овощей, произрастающих на пышных украинских чернозёмах. Не забыта ложка домашней сметаны, цвета слоновой кости. На второе молодая картошечка, с зажаркой из лука и сала, и тоже с птичкой, только уже из класса голосистых. Из заморских деликатесов присутствовала сельдь атлантическая. Она любит картошку и запотевшей водке не враг. - Прости, Иван, алкоголиков у нас много, а трезвенник только один. Так что я поддержу Андрея, а тебе с девчатами не будет скучно,- но, как хозяин, лафитнички наполнил.
Освоились, закусили, утолили первый голод. Потекли разговоры о детстве, городке, в котором жили, о родителях. Как давно это было и как дорого. Чаган, городок в ста километрах от Семипалатинска, Казахстан. Уютный зелёный оазис в степи, выжженной солнцем. Это был свой мир, отделённый от всего прочего мира. Со своими нормами и законами. Эти нормы определялись потребностями атомного полигона. В семидесяти километрах от городка регулярно проводились ядерные испытания. Там-то и жили наши друзья, кто дольше, кто - меньше. Иван самый старший, на год старше Сергея, но учились они в одном классе. Вместе они с пяти лет, до Чаган был ещё таёжный Братск. Эдик, наоборот, младше Сергея на год. В Чагане все трое жили в одном доме.
Что-то, по очереди вспоминали, смеялись, грустили, объясняли женщинам. - Помнишь, Иван, как братались кровью? Руки резали. - Мы ведь, действительно, были ближе, чем наши родные старшие братья, они нас всегда обижали. А поплакаться мы могли только друг другу. Родителям не скажешь - ябеда. - Давно я этого слова не слыхал. А помнишь мой велосипед? - "Подросток"? Чёрный? Конечно помню, у меня, ведь, велика не было. Вместе, по очереди гоняли. - Точно. Потом мне Генка раму порвал. - Брат,- уточнила Надя. - Я ревел белугой, а Иван где-то раздобыл раму от "Орлёнка" и сам всё поставил. - Рама была цвета "беж", точнее даже не рама, а весь велосипед, только без колёс. Я её выменял у Витьки Елесина. Он колёса снял, чтобы сделать веломобиль. "Орлёнок", для него уже был маленький. - Я, из чувства справедливости, отдаю тебе колёса, ведь рама важнее, чем колёса, значит велик твой. Ты говоришь, что тебе родители всё равно не разрешат иметь велосипед. Я всё бросил, заплакал и убежал: "Ничего мне не надо!" А ты, в нашем подъезде, под лестницей, сам собрал и всё-таки отдал мне. Вот это благородство, вот это брат! - А на что хоть сменял?- проснулась коммерческая жилка у врача. - Не поверишь. У нас была такая твёрдая валюта, как боевые патроны. - Ну, очень твёрдая валюта,- подчёркивает Эдик. - Вот, где-то на полведра, от карабина, калибра 7,62, я и сменял. По нынешним временам, продать и перевести в доллары... страшно подумать, сколько велосипедов можно было бы купить. - Ну, а веломобиль ваш Витька сделал?- уточняет Надя. - Нет, руки так и не дошли. - Наш Саша сделал. - Но Витька сделал интересную байдарку. Из реечек сделал каркас, обтянул солдатской плащ-палаткой и пару раз покрасил обычной половой масляной краской. - Он плавал, Серёга один раз попробовал - перевернулся, то я и не полез. Зато, какие мы "корыта" из фанеры сделали! Закачаешься! Через Иртыш плавали. - Други!- вскакивает Эдик.- А давайте, на следующий год, втроём, на байдарке спустимся по Иртышу, от Чагана до Павлодара! Вот это будет класс! Представляете? - Что ты говоришь? Ты представляешь, сколько это километров? - Эдик, это называется "гонишь". - Я тебя не пущу,- в глазах Тани мелькнула тревога. - Километров триста - триста пятьдесят. Байдарка, каркасная "тройка", у меня есть. Махнём? А? - Давно у тебя та байдарка? Сколько ты на ней проплыл?- активировалась Таня, видно вопрос больной. - В прошлом году купил, и прошёл может километров двадцать, но уже знаю, что можно пройти за день до ста километров. Сергей с Иваном засмеялись. - Можно, но ты не забывай, сколько нам лет. Мы уже даже ложками не особо хорошо гребём. Да, и вообще... Над столом нависла тишина. Кто-то вспомнил о грустном возрасте, кто-то о том, что мечтал проплыть под парусом вокруг света, а море видел только в кино, Ивану уже через три дня надо быть на работе... - А может, всё-таки подумаете?- нарочито громко и оптимистично восклицает Эдик. - Нет, Эдик, я собрался в кругосветку, так что пока нет времени. Надо ещё яхту построить, да и кругосветку задумал серьёзную - вокруг всех континентов, а это года четыре. Вот потом, после кругосветки, может и поддержу тебя,- Сергей чрезвычайно серьёзен. - А меня возьмёшь с собой? - Эдик серьёзен не менее. - Вообще-то я задумал сделать одиночку, но - посмотрим, вдвоём, конечно, легче. Опять пауза. - Чаган. Какое-то, всё же, особое место. Сколько лет прошло, а тянет туда. Все чаганцы, даже не знакомые, разных возрастов, ищут друг друга, общаются в нете, все приглашают в гости, - начал Эдик. - Мы жили в изолированном мире, у нас не было другого выхода, мы должны были общаться, доверять друг другу, и, как правило, это доверие оправдывалось. Среда была однородная - семьи офицеров. Многие прошли войну. А оказавшись во внешнем мире, мы узнали, что есть неблагополучные семьи, пьянь, бомжи, преступность и нищета. И связанные со всем этим злость, зависть, подлость, тупость - то, что мы называем жизненными реалиями,- Иван почесал за ухом, налил себе рюмку водки, лихо хлопнул её,- Да, и взрослеем потихоньку. Розовые очки уже малы, пора снимать. Грустно жить на белом свете. - Всё равно, Чаган нам всем много дал. - Нет, Эдик, скорее всё-таки - забрал. Мы все потеряли Родину. Она, для нас, это целый Советский Союз, великий и могучий, а нужна, всего-навсего, деревенька, хатка. Может городской дворик, с коммуналкой. Отец покинул материнскую хату лет в шестнадцать. Прошёл войну, объездил весь Советский Союз, но всегда знал, что у него есть и Родина, и хатка, и родная песня. Отслужив, приехал на Родину, или, как говорят в Украине, на Батькивщину. Для него здесь всё родное: земля, воздух, родня. И я, как бы не был сейчас беден, в этом селе, счастлив, что смог хоть своим детям вернуть это понятие - Родина. - Что ты всё цепляешься за свою хату? Надо быть космополитом. Все границы - абсурд. Человек должен иметь возможность ездить куда захочет, он должен путешествовать, изучать мир, работать где захочет. Человек должен быть свободен! - Да, ты прав. Но, помнишь песню? Я - Земля. Я своих провожаю питомцев. Сыновей, дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей... У отца было куда возвращаться. А куда возвращаться мне? Родился в Забайкалии, детство - в Казахстане, юность - в Сибири, школу закончил в Украине, служил в Беларуси, Афганистане... Если бы судьба не вернула меня к родителям, и я продолжал бы служить, куда мне ехать? Жить, как Иван, на дивизионе? Ему повезло, что Союз развалился, и его из квартиры не выгнали. А так - куда? - С твоей фамилией, - в Израиль, - улыбнулся Иван. - Разве что... Вот тебе пример: мой брат, Гена. Родился в Китае, прошёл всё, что и мы, закончил службу в Мурманске. Достойно: подводник, минёр. Это каста. Доживать отправили в Приозерск, у вас, там, под Питером. Ни родных, ни знакомых, некого ни послать, ни пригласить. Климат - сами знаете. Я не знаю, Эдик, какие у тебя отношения с сестрой, а у нас, с Иваном, со старшими братьями, - напряжёнка. - У меня, наверное, - не лучше. - А знаешь почему? Из Чагана мы уехали в Новосибирск, где Гена закончил школу и поступил в Военно-Морское училище во Владивостоке. Иван уехал в Ангарск, его брат поступил в институт в Семипалатинске. У нас остались неразрешённые детские обиды, а братья хотят всю жизнь быть старшими. Хотят иметь авторитет, учить, командовать, а мы живём уже своей жизнью. Встречались мы только в редких отпусках, на родительской территории. Когда те отпуска совпадут? Хоть на недельку. Как положено: встретились, обнялись, банька, выпили, поспорили из-за какой-нибудь ерунды и разъехались. И так всю жизнь. А негатив копится. Мы ничего не сделали вместе. Не построили дом, не вырастили сад, мы не могли даже заскочить занять трёшку до получки. А там ещё невестки, свахи, тёщи... Знаете, наблюдаю жизнь в селе. Соседи поругаются, собачатся - ужас, а если выпили, то ещё и подерутся. А утром - как ни в чём ни бывало: болтают, смеются, опохмеляются. Жизненный опыт учит: не раз придётся помогать друг другу. А родня - тем более - какие бы конфликты не были, но племя держится. Не помню откуда это: хочешь посеять раздор - кинь маковое зерно, чтобы делили; хочешь крепкого мира - заставь построить башню. - Надо армию делать региональную. Где живёшь, там и служишь. У тебя в селе зенитно-ракетный дивизион, в Белой Церкви - мотострелковая дивизия. А в Одессе - дивизия подводных лодок. По примеру казачьих полков. - Ну, на весь подводный флот Украины достаточно маленького хуторка. На единственную неисправную дизельную подводную лодку нужен только сторож, чтобы её не спёрли на металлолом. А в остальном ты прав. Такие армии во многих странах, в частности, в Израиле. И очень даже боеспособная. - Мужики, не подумайте, что выгоняю, чтобы всё грамотно спланировать: каким временем мы располагаем? Когда вы выезжаете? - Два дня, на третий, рано утром, отчаливаем,- говорит Эдик. - А я уезжаю поездом послезавтра утром, - Иван. - Иван, ты бы задержался на недельку. Сколько не виделись. - Нет, не получится. Я обещал на работе. Все в отпусках, а я свой отгулял ещё весной. И так, спасибо, что отпустили. - Хорошо. Тогда, пока, отдохните, а я вытоплю баньку. Вечером баня, утром едем в Киев. Дальше - решим. Пока отдыхайте, а я пошёл кочегарить.
БАНЯ.
Чрезвычайная тройка, совет.
Самая обычная еженедельная гигиеническая процедура, помывка в бане, для славянина - событие. Всё, что происходит в этот день вне бани, - ничто. Сергей подходит к этому вопросу вполне ответственно. Растопить надо две печи: котёл с водой и, непосредственно, каменка. Вода закипает быстро, а камни надо прогреть основательно. Для воды подойдут любые дрова - ветки, щепки, сырые, а каменку Сергей топит только дубом, которому более ста лет. Вот уж, то, что называется сухой! Дуб со старой хаты, так называемый, закид. Каркас дома, который с обоих сторон закидывается глиной с соломой. Температуру этот дуб даёт такую, что кирпич в топке оплавляется, как стекло.
Пока топятся печи, взял секатор и пошёл нарезать свежих берёзовых веников. В конце огорода была лесопосадка из столетних корявых и узловатых клёнов, Сергей их выкорчевал, причём вручную, и на их месте посадил два десятка берёз. Позже посадил и дубки, из желудей, но они ещё маленькие, до колена не достают. А берёзкам уже больше десяти лет. Конечно же посадил не ради веников. Знакомые говорят: "Лучше бы посадил что-нибудь фруктовое, а лучше - грецкие орехи. Это уже бизнес." Как объяснить им, для Сергея это как символ чистоты, красоты, может даже святости природы. Что это должно быть впереди технократии. Собственно, зачем объяснять? Каждый воспринимает свой мир. Много в нём прекрасного: цветы, кони, закат солнца, но только перед берёзой замираешь с чувством вины, осознанием своей греховности. Берёза чиста и жертвенна, она лечит и душу, и тело.
Попросив у берёзок прощения и перекрестившись, начал нарезать ветки. Нельзя сказать, что он особо религиозен, но некоторые вещи без крёстного знамения не делает. Это, прежде всего, уничтожение не им созданного: зарезать курицу, срубить дерево...И просьба к Богу об очередном сотворении чуда возрождения жизни из семени, из яйца, утробы: посев огорода, закладка яиц под квочку, рождение крольчат... Через огород к Сергею идёт Иван. - Что, не спится? - За рулём Эдик сидел, так что я не устал. После ста грамм немного разморило. Берёзки ты, что ли, сажал? - Кто же ещё? А там, дальше, дубки. Видишь? - А этот булдыган откуда здесь? - Собаку похоронил, Нику. Очень умная была собака, я ей очень благодарен. Она Гришу нам воспитала. Вырастила хищника, теперь мяса не напасёшься.
Нарезав охапку веток, друзья вернулись к бане, где их тщательно перебрали, туго увязали в веники и подровняли топором.
Баня немудрёная: парная и моечная комнаты, обе два на два метра. Но печь выложена из кирпича, по всем банным законам. Вокруг бани забор из волнистого шифера, где высоко поднята бочка летнего душа и два топчана. Полы здесь застелены досками.
Запарили мяту. Как и веники, свежую, с огорода. Сергею Иван рассказал о своём житье-бытье. Как по состоянию здоровья вышел в отставку, в звании майора. Размер пенсии не далеко ушёл от прожиточного минимума, Что живёт он не то, что не в Питере, но очень даже и не в Гатчине, а в заброшенном зенитно-ракетном дивизионе. Стоят посреди леса три трёхэтажных пятнадцати квартирных дома. Работа только в Гатчине, а добраться туда можно только личным транспортом - двадцать шесть километров. За беседой и банька поспела. - Вон уже и Эдик идёт, отдохнул. Сейчас, я схожу за полотенцами и - вперёд. А вы, пока можете сполоснуться под душем. Попарились на славу. Не пожалел Сергей дров. Отдыхают на улице, на топчанах, минералкой и квасом заливая жажду.
Иван, как и в детстве, на слова скуп, говорит только конкретно. Сергей словоохотлив, но, кажется, ещё не верит, что друзья из его золотого детства приехали к нему в гости и парятся в его бане. Он счастлив их просто видеть и слышать. Зато Эдик речами просто фонтанирует. Педагог! Ядрёный взрыв, не где-нибудь там, кто... - Друзья, прекрасен наш союз!- пафосно воскликнул Эдик, облившись холодной водой из бочки.- Как здорово, что мы встретились! - Да, встреча просто невероятная. Всё-таки сорок два года прошло. Это - срок,- поддержал Иван. - Ты учти географию. Мы, все трое, реально исколесили по полсвета, чтобы встретиться в маленьком украинском селе. Кому расскажи - не поверят. Как в кино! - Но всё-таки, дорогие мои! Кроме того, что мы в своей жизни сделали: построили, посадили и воспитали, мы должны оставить потомкам наши имена, написанные большими буквами на скрижалях истории... - Не только кириллицей, но и зубилом... - Как вы не хотите понять! Мы должны сохранить правду о Чагане, донести её до следующих поколений. Чтобы весь мир знал, что мы такие же пострадавшие от атомной бомбы, как жители Хиросимы и Нагасаки. Даже нет, не так: мы дети Бомбы. Потому, что в тени её грибочка мы провели своё детство. Самые счастливые годы нашей жизни. Бомба нас собрала вместе, сплотила и поставила на нас свою печать на всю оставшуюся жизнь. - Красиво говорит, собака! - Сергей, - Так что, будем садиться за круглый стол и писать роман, как Ильф, Петров и Рабиндранат Тагор? - Как Чук и Гек,- поддержал Иван. - Причём тут Рабиндранат? - Слово хорошее, на матюк похоже. - Нет, мы должны на байдарке проплыть от Чагана до Павлодара, сделать фото, снять фильм и выложить это всё в интернете, на нашем сайте. А там он уже сам пробьёт себе дорогу. Мы должны это сделать! Более того, мы не имеем права останавливаться на достигнутом. Мы просто обязаны, после этой "пробы пера", доехать до Магадана и Владивостока. Должны тряхнуть стариной, доказать, что мы "сделаны в СССР"! Это будет нашим путешествием во времени, нашим вкладом в развитие культуры цивилизации. После материковых походов наступит время кругосветного путешествия на парусной яхте. И прямой потомок легендарного адмирала Макарова, наш Иван, встанет к штурвалу. Это обязательно должно произойти! И тогда, село Савинцы переименуют в Новое Рио-де-Жанейро, а Рио-де-Жанейро - в Старые Савинцы. Откроют прямые авиа-космические рейсы "Шатлов" во все мировые столицы... Ну и понесло тебя, Андрюша! - смеются Сергей с Иваном. - Хрень всё это, не реально. Как добраться до Семипалатинска, палатки, оборудование, продукты... - Поедем из Питера на моей машине. Втроём. Вы только представьте... - Опять три мушкетёра,- мечтательно улыбнулся Иван, - И опять у нас не будет д`Артаньяна, чтобы никому не было обидно. Один за всех, и все за одного! - Атос,- Эдик встал с топчана и протянул правую руку, открытой ладонью вверх. - Арамис,- вскочил Сергей. - Портос,- кряхтя поднялся Иван. Их руки скрестились. - Один за всех и все за одного! - прокричали вместе. Эдик счастливо засмеялся, Иван, как-то просветлённо, улыбается. - Блин, три голых придурка орут, всё село напугаете,- у Сергея дрогнул голос, расчувствовался и не скрывает, - Старею. - Да, хорошо бы. Но: у меня на шее ещё два киндера. Младший заканчивает школу, надо куда-то дальше определять, а старший уже выучился, но своим умом столько проблем создал, что всей семьёй не разгребём. Не потяну я, Эдик. - Да и я не потяну, - добавляет Иван. - У меня и жена болеет и дочка. Да и сам я, как видите, еле хожу. Какая, к чёрту, байдарка! - Пацаны, деньги - не вопрос. Ехать я решил давно, всё равно поеду на машине. Не было только идеи о байдарке. Так что: дорога бесплатно, а продукты - не объедите. Я зарабатываю нормально, а на такое дело потратиться - сам Бог велел. - Это всё мечты, Эдик. Ничего у нас не выйдет. Слишком много проблем, и деньги, может, не самая главная. Здесь всё: и время, и семьи, и здоровье... - Да, вы подумайте только! Новые приключения, экстрим. Вы оба засиделись. Ты в селе, на тёплой печке, а ты, Иван, в лесу, со спутниковой антенной. Моя хата с краю... Тепло и сыро... Проснитесь, я вам подвиги предлагаю! - Уж экстрима я хватанул, под завязку. Я семь лет рыбачил на Ладоге в артели. Летом на баркасах, а зимой на снегоходах. По GPSу сети подо льдом ставили и находили. Ты не видел шторма на Ладоге? Это страшней чем на море. - Это круто! Но и я особо не засиживался. Большего экстрима, чем в селе, я не испытывал даже в Афгане. Только представьте себе: зимой приехать в хатку, развалюху, со сквозными щелями; собирать дрова по лесопосадкам, по пояс в снегу; обжиться самому и развести хозяйство. Для каждой твари нужно жильё, еда, уход. А я человек городской, ни хрена не знаю, спросить, фактически, не у кого. Пришлось перечитать горы книг, чтобы эти твари не поздыхали. И это всё не для одной кошечки. У меня было до шести свиноматок, а это двенадцать опросов в год, по пятнадцать поросят; до трёх десятков свиней на откорме; четыре козы, козёл, весной до дюжины маленьких козлят, правда, не надолго, почти все идут на шашлык; до сотни кур, утки, гуси, кролики, четыре кошки, две собаки... Была тёлка и даже конь. Всё это болеет, рожает, хочет жрать, требует чистоты и , обязательно, любви. И весь этот экстрим с пяти утра до двадцати трёх часов, если всё хорошо. Без выходных и праздников. Были и агрессивные свиноматки, которым надо было делать уколы, хряки меня с ног сбивали и клыками ноги рвали. Несколько раз конь чуть не убил меня и всю семью, гнал...И это не понарошку: один удар копытом и - только брызги серого вещества полетят по дороге. Это живность, а ещё есть техника. Бензопилой пилил себе ногу, циркуляркой - пальцы, мотоблок, трактора, комбайны, сеялки-веялки... Всё без защитных средств - так быстрее. Техники много, не успеваешь с ней даже ознакомиться, берёшь и работаешь. Вот такая "спокойная" сельская жизнь. А я же ещё и работаю. Пошёл в ночные сторожа на свинарник, кажется, что может быть спокойнее? В те лихие девяностые сторожей просто убивали и свиней вывозили за ночь сотнями, в том числе, случай был, и в нашем селе. На дежурстве те же опоросы и болезни. За всё отвечаешь рублём, за каждую свинячью душу. Потом пошёл на заправку, в Белую Церковь. Должность называется "пистолетчик", но как хотелось стать пулемётчиком! Самое сильное чувство, из испытанных, - унижение. Любой сопляк на тачке приказывает тебе, не просит, протереть стекло, фары. И даёт чаевые, ты протягиваешь руку, как нищий. Чаевые - то - копейки, из рук того же сопляка. Не раз бывало, в прямом смысле, две - три однокопеечные монетки, зато с барским видом. Он ведь, дебил, ущербный, ему надо кого-то унизить, поприкалываться. А я, боевой офицер, не могу даже отказаться, коллеги не поймут. Ведь из-за меня, такого гордого, могут не дать и им. Ух!!! Какая гамма чувств!.. Всё кипит, а ты сдерживаешь себя. А отношения с хозяевами, панами? - А сейчас ты где работаешь? - Я писал тебе, в частном университете, охранником.
После бани ужин. Долго разговаривали друзья, далеко за полночь. Сидели у дома на лавочке, слушали сверчков, лягушек в пруду и собак. Любовались украинской ночью и говорили, говорили... Уже собрались было идти спать: - Знаешь, Серёга, у нас принято первый раз идти в гости с подарком, но мы не знали, что тебе купить, а попусту тратить деньги, покупать какую-нибудь безделушку, не захотели. Вот, возьми, купишь что-нибудь нужное, - Эдик протягивает Сергею несколько крупных купюр. - Аналогично,- говорит Иван и тоже даёт деньги. - Спасибо, - Сергею неудобно, он понимает, что, живи он побогаче, ребята не дали бы этого. А так... И стыдно, и счастлив, что у него такие друзья. Радуется не деньгам, а вниманию.
Поставили палатку. Эдик категорически отказался ночевать в доме - душно. Но Сергей понял, что он просто боится расстаться с машиной. Она стоит около дома. Ведь только купил. Это его первая машина. Всю жизнь работа, семья, и только теперь, когда дети уже выросли и твёрдо стали на ноги, можно подумать о том, о чём мечтал всё время: о путешествиях. Именно для этого и только для этого куплена машина. Из чувства солидарности, Сергей решил тоже спать в палатке, с Андреем.
Сколько забытых ощущений: барабан натянутой ткани, треск "молнии", кажется, даже бугры на земле не изменились, ведь именно здесь они спали всей семьёй, когда только купили хату. Ночевать было негде - хата разваливалась и была просто завалена мусором. Пока привели её в порядок, прошло больше месяца. И спать приходилось в палатке, перед хатой. И тогда, перед сном, и ночью, когда не мог спать афганец, он сидел на корточках, смотрел на своё приобретение и мечтал, и сам не верил, что когда-нибудь здесь будет стоять что-либо приличнее этого памятника трипольской культуры.
Проснулся Сергей с первыми лучами солнца, когда рассвет, через ткань, залил палатку золотом, и она, уже нагретая, греет открытую щеку. Вылезает он из палатки с сожалением, воспоминания волнуют душу. - Неужели я в жизни больше не буду ночевать в палатке? Сидеть у костра, печь картошку, играть на гитаре. Нет, надо что-то делать. Но поехать на Иртыш я, конечно же, не смогу...
Стольный Киев.
Полку чаганцев прибыло.
Эдик с Татьяной могут побыть у Сергея только два дня, а дольше поедут на Одессу, Крым, на моря, греть пузо. У Ивана в запасе только день. Решили с утра ехать в Киев, на экскурсию, а на второй день - в Белую Церковь, откуда проводить Ивана на поезд.
После скорого завтрака, раненько выехали. До Киева сто двадцать километров. Не глядя в "загнивающую" Европу, даже по меркам соседей белорусов, дороги, на подступах к столице, не плохие - отвратительные. Эдик всё время ругается, не стесняясь жены, но, не смотря на степень кандидата технических наук, словарный запас слаб, не знает тонкостей великого русского языка. Он и в детстве не употреблял нехороших слов. В отличии от Ивана с Сергеем, они больше времени проводили в казарме и ругались как солдаты, часто, даже не зная значения слов.
Первая половина пути проходит по полям и сёлам, в стороне от центральных дорог. Идёт уборка зерновых. Здоровенные комбайны, ярких расцветок, солидно, как корабли, плывут по полю, мигая сигнальными фонарями машинам, которые спешат к ним, как катера, за зерном. И золотое зерно, потоком сыпется в кузов.
Золото полей, голубизна неба, свежесть утреннего воздуха, зелени, встающее солнце и поля подсолнухов, до горизонта, ярких, весёлых. - Красиво у вас: белые дома, зелень во дворах, много цветов, - Андрею тяжело оторвать взгляд от разбитой дороги. - Ты что, никогда не был на Украине? - Нет, первый раз. Красиво, но как вы живёте во всём этом упорядоченном мире? Квадраты полей, лесополосы, лес посаженный квадратно-гнездовым способом, всё под метёлочку, под гребёночку... Скучно! - Так и живём. Но у нас есть и леса, и луга, и реки и даже пустыня. Есть Карпаты, есть Крым. Так что было бы желание, а разгуляться есть где. А вот и наш универ.
По городу на машине перемещаться тяжело, по этому решили оставить её на стоянке, около университета, где работает Сергей. Его корпуса стоят недалеко от окружной дороги и от станции метро.
Университет это три новых современных корпуса: главный, восьмиэтажный, и два симметричных шестиэтажных, расположенных под прямым углом. Около них круглые блоки лекционных аудиторий, "таблетки". Корпуса соединены переходами, отделаны серебристым пластиком, под яркой малиновой крышей.
- Зайти посмотреть можно? Как коллеги работают. В корпусе тихо, каникулы. Только девочки в приёмной комиссии суетятся - скоро пойдёт абитура. Пол - полированный серый гранит, стены холла - белый мрамор, два лифта блестят зеркалами и полированной "нержавейкой", на стене гигантская "плазма" и интерактивная доска объявлений, где написанное переливается всеми цветами радуги, как перламутр... - Красиво, богато... Ты говорил, университет частный? - Да, в его статусе даже есть такое слово, как "бесприбыльный". Но, как показывает практика, или разведка, бесприбыльный он только для работников, а отцы-основатели, то есть совладельцы, и, святое дело, бухгалтерия живут очень даже не плохо. Машины, квартиры, дачки за рубежами отчизны... Но не будем о грустном, мы же на экскурсии. Это уже окраина Киева. Раньше была зелёная зона отдыха - пионерские лагеря и санатории. Отсюда эти парки, сосны и дубы. Это просто "причёсанный" лес. Вот мы и пришли, станция метро "Житомирская". Как говорят в Одессе, есть две большие разницы - когда ты спешишь, не выспавшись, на работу или гуляешь с друзьями. Суетливым, конечно, Киев не бывает никогда. Но утром это строгий, деловой, серый и молчаливый город. Я бы даже сказал - целеустремлённый. Есть длинный подземный переход между разными ветками метро, со станции "Крещатик" на "Майдан Незалежности". Движение там одностороннее, в обратную сторону люди идут другим путём, поднимаются на эскалаторе. Плотным потоком идёт сплошная масса людей. Молча! Дорога идёт под уклон, поэтому шаг учащённый, и нога впечатывается в плиты пола как у солдат, на параде. Из-за большой плотности, идут, фактически, в ногу. Неживой свет ламп дневного освещения делает бледные городские лица мертвенно бледными, до синевы. Зрелище не для слабонервных: зомби, организованной толпой, валят в преисподнюю. Такой Киев утром, вечером картина другая. Видна радость сделанного дела, оптимизм, предвкушение отдыха, даже ожидание чуда. Но когда ты с друзьями вышел погулять, точнее, когда показываешь город близким людям, общение с которыми приносит тебе искреннюю радость, Киев другой. Не смотря на летний зной, сравнимый со зноем семипалатинской пустыни, он улыбается, смеётся, поёт. Он лёгкий, открытый. Не смотря на раскалённый воздух, всегда свежий, умытый и причёсанный, искрится озорным зовущим взглядом.
Экскурсию начали с конечной точки запланированного маршрута. Метро "Арсенальная" и главная, по мнению Сергея, достопримечательность Киева - Киево-Печерская лавра. Пошли по уникальным музеям: Исторических драгоценностей, микроминиатюр, народного творчества, прошлись по храмам. В музеях хорошо, прохладно. Растерялись в пещерах, но нашлись, опять собрались вместе.
Эдик нашёл в интернете ещё одного соседа по Чагану, Юру Третьякова. Он жил в квартире прямо над Сергеем, но приехал туда, когда Сергей, с Иваном, уже уехали. То есть, когда зенитно-ракетную бригаду реформировали в полк. Юра лет на десять младше друзей, но приехал - обнялись. Родня, братья! Помнит его только Эдик, как мальца. Всё равно приятно. Юра спешит, пообещал подъехать к обеду.
Парк Славы, музей Великой Отечественной войны, Афганский музей, точнее - музей локальных войн, в которых принимали участие советские воины: Вьетнам, Китай, Корея, Египет, Куба, Сирия, Афганистан.... Все темы близки, ребята дети военных и сами военные. Отец Ивана воевал в Египте, Сергея - в Китае, в Афгане - сам Сергей. Фотографии, письма, снарядные ящики, маскировочные сети. В Афгане их натягивали везде, чтобы создать хоть какую-то тень. На улице БТРы, танки, БМП, пушки, вертолёты...По ним лазят пацаны.
В 2009 году, 15 февраля, на двадцатилетие вывода войск, Сергей приезжал сюда. Президент возложил цветы пораньше, пока никого не было, чтобы не освистали. Потом приехали депутаты, представители посольств, военное руководство. Возложили цветы, начали кучковаться однополчане. Все шли к музею. Там стояли полевые кухни - каша, чай, хлеб. С "подогревом" тоже проблем не было - рядами стояли палатки, со всеми видами "горюче-смазочных материалов". Сергей обошёл все уголки, в надежде встретить знакомое лицо, но тщетно. Один раз показалось - Виталик Шорохов, но обознался. Уже собрался уходить, стоял, в замешательстве, посреди дороги, около БМП, его окликнули: - Эй, бача! Чего стоишь, чего грустишь? Давай к нам, лезь на броню. Ну, что ж, сходил в ближайшую палатку за своим взносом и залез на БМП, впервые с 85-го года. - В Афгане, вроде, броня была потеплей. - Нет, просто мозоль на заднице рассосался. Хорошо тогда посидели... Абсолютно разные люди, во всём, но с одинаковым мышлением, жизненной позицией, критериям. Даже интересно. Что-то значит война с человеком делает, что-то невозвратное.
Находилась компания, нагулялась. Да и жара даёт о себе знать. Перешли по пешеходному мосту на Труханов остров и, с наслаждением залезли в воду Днепра. Вода, практически, стоит, направление течения определили только с помощью компаса. Конечно, Днепр уже не тот, что чуден, при тихой погоде. Но пот смыли, остыли, отдохнули.
В архиве у друзей сохранилась фотография, где они, все трое, стоят по горло в воде Иртыша, сорок три года назад. Тогда Эдик и Иван подстриглись "под ноль", а Сергей оставил маленький чубчик, с воробьиный хвостик. Эдик попробовал уговорить ребят сделать такие же причёски и сфотографироваться в Днепре, но его не поддержали. Сфотографировались так, как есть. Ещё и все трое с усами.
Созвонились с Юрой, подтянулись к какой-то харчевне, иначе не знаешь как назвать - уже не советская столовая, но ещё не буржуйский ресторан. Нечто среднее. После обеда, уже не такие оживлённые и возбуждённые, прогулялись по Андреевскому спуску. Не так активно, но полюбопытствовали сувенирами, антиквариатом и предметами искусства, выставленными на продажу. Дом-музей Булгакова, дом N13. Ивана трудно чем-либо удивить. Кажется, что он очень устал. От работы, дочки с зятем, жены, с которой, не смотря на развод, живут в одной квартире, от неприветливого балтийского климата. И здесь он просто отдыхает, ему всё равно в каком музее находиться, просто греется на солнышке, как кот. Задача Андрея хорошо подготовить презентацию своего отдыха на ежегодном собрании чаганцев Петербурга. Они собираются каждый год в первых числах сентября и делают доклады о своих достижениях, показывают фото. Для Андрея нет ничего святого ни в храмах, ни в иконах, ни в музеях. Ни в истории, ни в искусстве. Главное, чтобы получились хорошие снимки и можно было бы удивить количеством достопримечательностей. Сергей, конечно же, прочитал всё, что написал Михаил Афанасьевич, но любимое его произведение "Мастер и Маргарита". Он любит не писателя, а именно этот роман. Его он прочитал бесчисленное количество раз и каждый раз книга, до глубины души, поражает его мистикой. Каждый раз он ждёт от неё волшебства, кажется сейчас, у него в спальне появится мессир и скажет: - Ну что же, они - люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... И когда Сергей, с группой, в сопровождении гида, ходил по квартире, он чувствовал присутствие Воланда всем своим существом. Не смотря на то, что Патриаршие от Андреевского далековато. День клонился к вечеру. Хотели зайти в Софиевский собор, но он превращён в музей, что характерно, платный, и стоимость билета на столько нескромна, что гости не посмели своим присутствием осквернить святыню. Перед храмом, в тени, на траве, сидел пожилой бандурист. В алых атласных шароварах, богато вышитой сорочке, подпоясанный широким синим кушаком, широкополая соломенная шляпа и седые вислые усы дополняли портрет. Он негромким голосом пел былины, аккомпанируя себе на бандуре. Прекрасный голос, неспешные переборы струн привлекли друзей. Рядом, на траве лежала стопка дисков с его песнями и цена... Наверное диски тоже из музея исторических драгоценностей, относятся к скифской культуре. Конечно, всё хорошее стоит дорого, но ни бюджет профессора, ни сапожника, ни даже отставного офицера не в состоянии поддержать народное творчество. Чтобы отойти от мирских забот зашли в Михайловский собор, бесплатно. Иван окунулся в спасительную прохладу древних стен, Сергей - в благодарственную молитву, а Эдик - во вспышки фотокамеры. Вот и всё, закончилась экскурсия. Даже Сергею стало жалко, хотя уезжал и прощался с Киевом не он. Дневной зной спал. Уставшие путники зашли в тень палатки летнего кафе. Сергей с Иваном взяли по бокалу пива, Эдик с Татьяной - по стакану холодного сока. Устали так, что даже говорить не хочется. Вроде, и прохожих стало значительно меньше. Похоже, киевляне ещё сидят на работе, с нетерпением глядя на часы, А гости уже нагулялись, отдыхают. Отдохнув, спустились в метро и уже через полчаса ехали в машине по окружной. Дома их ждала Наденька, с сытным ужином на столе, и сразу - спать, утром опять рано вставать - в плане Белая Церковь, тоже есть что посмотреть и где разгуляться.
Белая Церковь,
Проводы Ивана.
Подъём, опять, - чуть свет, скорый и лёгкий завтрак и - по коням. До города недалеко, сорок километров, и дорога хорошая. По пути - Узин, военный городок лётчиков. В качестве гида тут уже выступает Сергей. - Па-а-апрашу обратить внимание: мы проезжаем город Узин, получивший своё название, якобы, от двух Зин, держателей кабака. Видно, кабак был неплохой, если лётчики решили построить здесь свой аэродром. И именно отсюда в Чаган был передислоцирован первый полк стратегической авиации. После службы под гостеприимным семипалатинским солнцем, в тени радиоактивного облака, многие возвращались сюда, так сказать, на место постоянной дислокации. Так что, здесь наших очень много. Часто, с кем-то знакомишься и оказывается, что он сам или его родители служили в Чагане. Но мы едем в Белую Церковь, или, как у нас говорят, в БЦ. Прекрасный город, который я, не смотря ни на что, считаю родным. Пока едем, дам короткую историческую справку. Простите, что знаю. Основан в 1032 году Ярославом Мудрым, и назван, как это не удивительно, в честь него, Юрьевом. Так как православное имя Ярослава, данное ему при крещении, Юрий, он же Георгий. "Он же Гоша, он же Жора...", ну и далее по тексту. Построен как одна из крепостей в системе обороны Киева от кочевников. Исторический герб - лук, в натянутой тетиве которого лежит сразу три стрелы, как символ воинской силы. Город военный по своей исторической сути. Много раз был разрушен кочевниками до основания, он был им как кость в горле. Последний раз Юрьев был разрушен в тринадцатом веке и возродился уже с новым названием - Белая Церковь. Так как на месте сожжённого города остался полуразрушенный белокаменный епископский собор, который служил ориентиром для туристов и дальнобойщиков и дал название сначала военному кемпингу, а потом и городу, который, как птица Феникс, возродился из пепла. У птицы тоже есть история: после Чернобыля у неё выросла вторая голова и Россия взяла её себе в герб, как достижение генной инженерии. Ну, это так, по ходу... Мы о БЦ... В 1362 году город, вместе со всем Киевским княжеством, был присоединён к Литве, то есть ещё тогда вошёл в Евросоюз. Потом, где-то около 1569-го года, вошёл в состав Речи Посполитой. Знаменит своим бунтарским духом. Здесь постоянно происходили восстания. В конце шестнадцатого века Острожский захватил замок и почти год его удерживал. Потом казацкие войны с Польшей, Освободительные войны, Богдан Хмельницкий здесь с Польшей заключал соглашение. В начале 18-го века город был центром восстания против Польши. Но в 1703 году правобережье оккупировали российские войска. Потом была Колиивщина, народное восстание, центром которого тоже была Белая Церковь. К России город был присоединён только в 1793 году. Именно отсюда началось восстание под руководством Симона Петлюры в 1918 году, Здесь происходило формирование основных сил Директории. Здесь впервые было напечатано сообщение о возвращении власти независимой Украинской Народной Республике. Но это уже вам не интересно. Вот уж и въезжаем. Всё, что вы видите это гордость города, его главная достопримечательность - Белоцерковское производственное объединение шин и резиноасбестовых изделий. Так это называлось раньше. Сейчас всё подробилось на заводы, заводики, цеха и конторы, где права собственности уже двадцать лет делят юридические, физические и "химические" лица. То, что называется одним словом "дерибан". Вот проезжаем Чернобыльский Колокол. Наши пожарные одними из первых прибыли в Чернобыль, потом пошли военные, у нас стояла мотострелковая дивизия. А после военных пошли строители, связисты... Так что территория кладбища быстро увеличилась, и сейчас растёт. Город накрыло радиоактивно облако, его отнесли к четвёртой зоне заражения. Много переселенцев. Для нас это большая беда, - Сергей замолчал. Пауза получилась тягостной. - Но для нас, мутантов семипалатинского полигона, это хорошая подпитка затраченных, за прошедшие годы, изотопов урана. Пользуйтесь, ребята, даром даём. - Внёс Сергей нотку черного юмора. - Сейчас сверни, пожалуйста, направо. Не могу не показать вам нашу, афганскую, часовню. Что-то грустно начинается наша экскурсия, но ничего не поделаешь, такова наша история. Причём эту историю уже делали мы сами. Небольшой дворик огорожен кованной решёткой забора, дорожка уложенная плитами, современная часовенка взметнулась в небо. Внутри и десять человек н встанут. Иконы, на чёрном мраморе списки погибших, горят свечи, их помнят. Все перекрестились, купили и поставили свечи. Кроме Андрея, он убеждённый атеист, без перерыва клацает фотоаппаратом. - А ты когда был в Афгане? В каком году? - В 84-85. - И какое твоё мнение о той войне? - Спросил... Там столько составляющих, часто противоречивых, голову сломать можно. - А всё -таки? - Суть в том, что профессиональный военный должен быть вне политики. У него есть право чести не воевать с собственным народом, то есть не участвовать в гражданских войнах, и не выполнять полицейских функций - демонстрации, расстрелы и прочее. А в остальном он обязан, как пишет книжка, то есть устав, беспрекословно, точно и в срок выполнять все приказы командиров и начальников. Причём, приказы не обсуждаются, а выполняются, а также стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Далее: видя нищету и голод афганцев, я искренне верил, что мы несём на их землю мир и благополучие. Конечно, сомнения были, мы там чужие, и не понятно, звал ли нас кто туда. Что это за политика, с дворцовыми переворотами, клановыми войнами, противоборство западного Зла и социалистического Добра. С привлечением "старших братьев" из Америки и Союза. Кто воевал? Там я понял, что самое ценное в этом мире - человеческая жизнь, данная Богом. Матерью, если хочешь. А там их отбирали тысячами, не спрашивая. Кто имеет право вмешиваться в исторический путь развития народа? Кто имеет право лишать их национальной идеи, какая бы она ни была, и навязывать свою? У меня один сосед фермер. Живёт круто, у него комбайны, трактора, земля. Я живу не богато, я сапожник, охранник. Но это моё дело, и я не хочу, чтобы он заставлял меня пахать. Другой сосед ещё богаче. Он бизнесмен, аферист, торгует, ворует, дурит людей. Но я и так жить не хочу. Заметь , эти примеры не смертоносны. А там гибли пацаны, многие ещё не целованные... Пережить это, осознать... Прости, вспомню - плачу. Сколько лет... Ладно, коль начали с часовни, пройдём по главным культовым сооружениям, потом краеведческий музей и, главное, дендропарк "Александрия", жемчужина города. С обязательным окунанием потных и грешных тел в прохладные воды речки Рось. Название которой, как говорят историки, лингвисты, геральдисты, а также орнитологи и сифилитики, послужило основой для названия племён россов, позднее - руссов, а позже всего Киевского княжества. Так что, можно сказать без преувеличения, вы находитесь на землях истинной колыбели русского народа, предков современных украинцев. - Вы меня в Киев, на поезд, собираетесь отпустить? - беспокоится Иван - Да, конечно, у нас время ещё есть. Сейчас заедем, по пути, на автовокзал, в центре, посадим тебя на автобус, и поедем дальше выгребать анналы истории.
Приехали на автовокзал, полупустой автобус класса "люкс" как раз стоит "под парами", уже уничтожает экосистему города. Водитель собирает деньги за проезд. Прощание трогательное, только что без рыданий. Обнялись. - Ничего, Иван, главное, что нашлись. Теперь не потеряемся. Я скоро приеду к тебе в гости. Не знаю только когда, но обязательно приеду! - Приезжай. И я, а следующий год, планирую, на машине приехать в Минск и к тебе заскочу. Что тут ехать, пол лаптя, по карте. - Приезжай в отпуск, отдохнёшь от души. Это я тебе обещаю. - Не знаю. Я ведь говорил, что в семье. - Ладно, посмотрим. - Пока. Обнялись, ещё прослезились оба, и Иван пошёл в автобус. Эдик с Татьяной уже сидят в машине. Сергей оглянулся и помахал рукой. - Поехали. - Печально. Столько не виделись. И поговорить, вроде, не успели. Спасибо тебе, Эдик, что привёз Ивана. - Да брось ты. Мне ведь тоже интересно, детство-то у нас общее. - Ну что, следующим объектом нашей программы будет церковь Марии Магдалины и женский монастырь при ём. В этой церкви мы Сашу крестили. Тебя, Татьяна, в монастырь мы не возьмём, подождёшь нас в церкви. Экскурсия только для мальчиков, - Сергей смеётся. - А за здоровье своё не боитесь? Пни старые. - Вы не старые, мы выдержанные, морёные, как дубы. Потом был собор святого Георгия Победоносца. После "золотых" советских годков, никак не закончат ремонт. - В школьные годы мы здесь и борьбой занимались, и в баскетбол играли, потом городской архив был. Сейчас вернули собственность верующим. Видите, какое великолепие сделали. - По стенам, по всему периметру, и на широких колоннах высокие резные деревянные панели. Резьба объёмная, глубокая, растительный орнамент. Так и хочется её потрогать. - С одним из резчиков я знаком. Арендовал под мастерскую комнатку в школе, не комнатку - пожарный выход из актового зала, метр на метр, под сапожную мастерскую. А рядом снимал комнатуху, вентиляционную шахту, резчик по дереву, Степан. Пол года общались и не знали, что из одного села. Прогулялись пешком до католического собора. - Сейчас это органный зал, здесь концерты дают заезжие музыканты, органисты. Но католики службу правят. В мечеть и синагогу я вас не поведу, не знаю где они и есть ли вообще. Общины, знаю, есть, значит где-то молятся. - О, да здесь река рядом! Пошли искупнёмся. - Сейчас искупаемся. Только не здесь. Едем в парк. Там, как у нас говорят, зелёный пляж. Поехали. Вот наш Александрийский бульвар, бывший имени 50-летия Победы, бывшая улица Красноармейская. Дорогие для меня места. Здесь прошла вся моя юность. Здесь гуляли с друзьями и подругами. А вот, подъезжаем, парк "Александрия", наша жемчужина. Это не достопримечательность, это душа города. Хоть он и создан через восемьсот лет после основания города, кажется, что город построен только ради парка. Я бы сказал, градообразующим у нас является не шинный завод, а парк. Его площадь триста гектар, так что, для каждого найдётся свой уголок: укромный - для влюблённых, тропинка для прогулок пенсионерам, лавочки для мам с детишками. Никто в городе не может быть к нему равнодушен, парк любят все. Что интересно: в принципе, в парке можно встретить бухариков, но это такая редкость, что его можно смело назвать трезвой зоной. Сколько мы будем гулять, я уверен, нигде не увидим пустой бутылки. Напротив входа, на высоком постаменте, - танк, легендарная тридцатьчетвёрка. Именно он одним из первых ворвался в город, в январе 1944 года. Около него каждый вечер собирался наш класс, 10-Д. "В шесть, под танком.", как мы говорили. За танком - кинотеатр, видите, а за ним - моя школа. Треть своей жизни мы проводили в парке. Здесь мы гуляли, влюблялись, без утайки могли курить, прогуливали уроки. Даже уроки физкультуры, бег и лыжи, проводили здесь. Так что экскурсовод я компетентный. В конце 18-го века коронный гетман Речи Посполитой граф Браницкий строит здесь летнюю резиденцию с роскошным парком и дарит его своей жене, Александре, по слухам, незаконнорожденной дочери самой императрицы, племянницы князя Потёмкина. В честь чего он и назван "Александрия". Дворец Великой революции не пережил, война, тоже Великая, Отечественная, добила то, что осталось. Ценная древесина парка продавалась и сжигалась в печках жителей. Но кое-что сохранилось, реставрировалось, и при социализме были умные люди. Что осталось, мы сейчас посмотрим. Прошли по аллеям, "Ротонда", колоннада "Эхо", колонна "Печали", бронзовый лев у источника, плащ Пушкина, тоже бронзовый, на скамейке, пруды, тюльпановое дерево, плакучий дуб, три величественные ели на Большой поляне... Тишина, слышны только далёкие сигналы машин. Утреннюю прохладу сменил дневной зной, но в тени деревьев и свежести прудов, он переносится легче. Рабочий день, в парке безлюдно, редкие гости города пройдут по аллее. Красота неописуемая!
На лавочке сидит пожилая женщина, в белом лёгком платье, в редкую ромашку. Подошли ближе, а около неё разложена целая картинная галерея. Картины на берёзовой бересте. Размеры небольшие - с почтовую открытку. Чуть больше, чуть меньше. В простеньких рамках. Картина зимнего леса, избушка, портрет загрустившей девушки, миниатюры тушью - чудо! Остановились, залюбовались. Женщине скучно, ей хочется поговорить, она словоохотлива, улыбчива. Поймав слушателей, она с упоением рассказывает технологию изготовления, заготовки коры, где она её берёт, а прошлый раз попала под дождь. Сколько творческих сомнений, какой сюжет написать... Эдик, с Таней, потихоньку отошли, а Сергею неудобно прервать художницу. За свои шедевры она просит настолько мало, что просто стыдно не купить. Представ перед выбором, Сергей не смог выбрать одну, купил две - для Тани и Андрея: Засыпанная снегом маленькая избушка на опушке чёрного, также засыпанного снегом, леса. В окошке горит свет, яркий, солнечный, как живой. Словно маяк надежды, в окружающем страшном мире. А на второй - пара гордых сильных лебедей рассекают воду лесного озера. Лес тоже засыпан снегом, но озеро ещё не замёрзло, оно чёрное. А изящные лебеди, уверенностью в своей силе, наверное, похожи на бойцов. От картин веет символизмом, мистикой, пророчеством.
Прошли на "Китайский" мостик, с закрученными уголками крыши, с ажурными решётками. У ступеней лестницы две небольшие бронзовые скульптуры - китаец с зонтиком и китаянка с веером. - И я бы не отказалась ни от зонтика, ни от веера, - улыбнулась Таня. С одной стороны мостика водопад, а с другой - пруд. На воде несколько лебедей, гордых, презрительно смотрящих на всё окружающее, и стайка маленьких пёстрых цветастых уточек. Не в пример лебедям, весёлые, разговорчивые, юркие, как дети. Ныряют, плескаются. Солидные лебеди их отгоняют от себя, беззлобно клюют, а утки отскакивают в сторону и сразу опять возвращаются и выхватывают корм у лебедей прямо из клюва. По горбатым мостикам, с литыми чугунными перилами, прошли на остров Марии. "Руины" - два ряда колонн, с остатками перекрытий, мраморные перила, из-под фундамента которых вырывается водопад. Вода течёт по чёрному замшелому граниту, в кружевах из дикого винограда, который оплёл всю стену. Это не остатки дворца, "Руины" построены специально, для романтического настроения.
Наконец вышли к реке. Этот уголок парка и зовётся Зелёным пляжем. На траве, у воды, на покрывале лежит красивая стройная брюнетка. Её сногсшибательные формы чуть-чуть прикрыты бикини. Созданным из верёвочек и газовой ткани, вроде чёрной, но абсолютно прозрачной. Оно не скрывает даже двухдневной небритости лобковой зоны, за что Сергею, воспитанному армией, стало стыдно перед гостями. Грудь, почти не стеснённая тканью, находится в природном, естественном, положении и чёрные пятачки сосков весело торчат по сторонам. Девица вполне искренне широко раскинула ноги навстречу солнцу. Татьяна, гинеколог по специальности, мечтательно улыбавшаяся, среди буйства зелени и солнца, увидев такую картину, брезгливо скривила губы. Не каждому нравится, когда, во время отдыха, так навязчиво напоминают о работе. Эдик, пуритански, девицы просто не заметил. Сергей, мучительно больно, пытался не смотреть в её сторону, но даже воспоминание о собственном летоисчислении не помогало ему отказаться от исследования анатомии такого прекрасного образца человеческой самки. - Наконец-то, - раздеваясь на ходу, поспешил в воду Эдик. - Я - на заплыв. Серёга, ты со мной? - Нет, я здесь поплескаюсь, - роняя слюну и пытаясь отключить своё богатое воображение, Сергей оторвал взгляд от ... покрывала и тоже поспешил в воду.
Движения воды почти не видно, вода тёплая, как парное молоко, как ни избито это сравнение, и прохлады почти не несёт. Эдик размашисто поплыл против течения. Плывёт красиво: гребки сильные, ритмичные. Сергей поплыл до другого берега и обратно. Недалеко, метров двадцать. Перед носом пролетела байдарка, четвёрка. И откуда она взялась? Наверное, пора и на реке ставить светофоры. Гребцы сосредоточенно молчат, по сторонам не смотрят, маленький рулевой, тоже как не от мира сего. Полежал на спине, остыл от зноя и вылез на берег - неудобно гостью одну оставлять на берегу. Она, подобрав подол платья, ходила по воде у берега, в тени деревьев. Выбравшись на берег, Сергей, первым делом, проверил наличие девушки. Она никуда не делась, только перевернулась на живот. Чтобы не мешать проникновению витамина D в организм, застёжка на спине расстёгнута и верёвочки небрежно валяются по обе стороны тела, около больших белых, с синими прожилками, раздавленных полушарий груди. Плавок, среди ягодиц, не видно, так что только резинка, чуть ниже линии талии, одиноко плавилась на солнце. Зато на расплывшейся попке, точно по центрам, набиты тату - две синие розы. Слева - бутон, справа - уже хорошо распустившаяся. Их дополняет растительный орнамент в виде широкого треугольника, на пояснице. Рисунки сделаны тонко, со вкусом. - Хоть за это не стыдно, - подумал Сергей и, с удовольствием, окинул взглядом, практически голую, загорелую фигурку. Из воды вышел Эдик. Как он приплыл, Сергей, за попкой, не заметил. Как и байдарку. Похоже, здесь светофор не виноват. - Старею, - подумал Сергей, - теряю бдительность. Надо почаще на пляж вырываться. Наверняка, сейчас таким нарядом не особо удивишь. Последний раз на пляже он был ровно тридцать семь лет назад. Перед тем, как Родина-мать, мать её ети, призвала его в ряды Советской армии на срочную, очень срочную, как туалетная бумага при диарее, службу. Тогда, конечно, купальники были другими, да и позволить их себе могли не каждый год. Поэтому одноклассницы штопали локоточки на лифчиках и стыдливо натягивали на, бессовестно выросшие, коленки купальные трусики. - Хорошо! - Эдик стряхнул с себя воду руками и подставил всего себя солнцу, - Хорошо, только вода тёплая как моча молодого поросёнка. - Мог бы найти определение и полегче, - засмеялся Сергей, - да и ничего особо плохого в этом, я не вижу. - Нет, вода должна быть холодной, должна бодрить, не давать расслабиться. Спешить вперёд, плыть, чтобы не замёрзнуть. - Нельзя всю жизнь гнать лошадей. Надо иногда и получать удовольствие. Понежиться в тёплой водичке, попариться в баньке, вкусно пожрать, в конце концов. - Знаешь, что мне вдруг в голову пришло? Живёте вы на Украине хорошо. Красиво, радостно, мирно. А, скажи, смогут украинцы воевать с русскими? - Не понял? В честь чего нам воевать? Что тебе в голову лезет? - Ну, вот так, скажи своё мнение. - То есть, сможет ли Украина напасть на Россию? Ты в своём уме? Украина, имея третий в мире ядерный потенциал, добровольно отказывается от него и принимает внеблоковый статус. То есть отказывается от присоединения к любому военному блоку. Государство развалившее собственную армию до полного уничтожения. У нас сейчас только президентский полк почётного караула может держать в руках оружие, да и то игрушечное. И эта держава объявит войну России? С её военным потенциалом и непрекращающимися войнами? - Ну, война же возможна? Хоть теоретически. Так будут украинцы воевать с русскими или нет? - То есть Россия нападёт на Украину? Тоже вряд ли. В российской армии и сейчас не менее четверти офицеров украинцы. А если взять происхождение, полукровок, то точно процентов сорок. С таким составом, мне кажется, не стоит идти, а Украину. - С чего ты взял, что в России четверть офицеров украинцы? - Я беру ещё по советской армии, может сейчас и меньше, но вряд ли. Армия вещь кастовая, наследственная. Ты не представляешь, сколько военных училищ было на Украине. Более тридцати! То, что я только знаю: в Киеве - девять, в Харькове - шесть... А в других республиках? В Беларуси одно, в Прибалтике пара, в Азербайджане два, в республиках Средней Азии по одному - два. Всё остальное - в России. Там, конечно, - вне конкуренции. Одна Москва чего стоит. Тем не менее, украинский солдат всегда был лучшим в советской армии. Это тебе скажет любой офицер. - И всё-таки: вопрос стоял не так. Будут ли украинцы воевать с русскими? - Блин, опять он за своё! Как я могу воевать с русскими? У меня на Дальнем Востоке родные тётки, с моими братьями-сёстрами, в Питере родной брат, с племяшом. Наконец, вы, мои друзья, раскиданные по всей России-матушке. Сибирь моя родина, Казахстан, Беларусь и Дальний Восток - тоже на тех же правах. Я люблю все эти края, я там рос, учился, служил... - Но ведь у вас много национализма, русских у вас не любят. Кацапы, москали... - В этом плане и россияне не отстают. Любому чукче скажи, что украинец, он - туда же: "О, хохол?" Но я не считаю, что нас там ненавидят. Это типа "шутки юмора". А здесь, ты же видишь, мы говорам на русском, жена у меня белоруска, фамилия - вообще еврейская. И чувствуем мы себя здесь прекрасно, даже в мыслях нет, что могут быть какие-то неприятности на базе национализма. - Может это здесь, в Киеве, здесь много русских, а на западе? Там западэнцы, бендеровцы? - Какая хрень! Эдик, там точно такие же люди, как и здесь. Конечно, больше говорят на родном языке, и язык, от нашего, немного отличается. Чище, колоритнее, наверное, даже выразительнее, ярче. Но мы один народ, с одними стремлениями, желаниями. Одинаково любим Украину, нашу нэньку. Да и как её не любить? Ты видишь, красоту такую, такую плодовитую, такую гостеприимную... Эх! Дух захватывает от восторга! - Вот, а говоришь, - нет национализма. - Это не национализм, Эдик, эта штука называется патриотизмом. Любовью к Родине называется. - Значит ты просто не знаешь, что у вас в стране творится. - Что значит "не знаю"? - Со мной служил лейтенант, тоже двухгодичник, после института, с Западной Украины, так он прямо говорил: "Я тебя к себе в гости пригласить не могу, тебя у нас убьют." - Я служил и работал со многими, со всей Украины. Сам, слава Богу, поездил. Это прекрасные и очень гостеприимные люди. Твой лейтенант просто прикалывался над тобой или не хотел приглашать. - Он был мне другом. - Просто бред, Эдик. В своём первом письме, обычном, бумажном, ты написал: "...уверен, что ты не стал националистом." Честно говоря, меня это очень удивило. Не зная человека, в первом же письме поднимать такой вопрос. Я не думал, что в наше время, это вообще может кого-то беспокоить. Тем более в нашей среде, выросших в эпоху "новой общности людей - советского человека", как говорил Леонид Ильич. Что-то у тебя запущено, похоже, ты болезненно воспринимаешь тему национализма. - Нет, просто ты здесь живёшь, ты привык к этому и поэтому не замечаешь. - Да! - подумал Сергей, - Похоже, тот товарищ просто имел в виду твою самоуверенность и упёртость. Пожалуй, если бы я послужил с тобой два года в маленьком гарнизоне, где негде спрятаться друг от друга, я бы тоже тебя убил. Не смотря на национальность и партийную принадлежность. - Но вслух сказал: - Ладно, искупались, - поехали домой, - закрыл тему.
К девице уже подрулил молодой человек, видно, хорошо знакомый. Он уложил своё тело перпендикулярно ей так, что его голова оказалась в районе бикини. Трёх дневная щетина его не смущала, разглядывал он её с явным интересом. С улыбкой что-то рассказывал и указательным пальцем рисовал узоры вокруг пупка и поправлял резинку, резавшую бёдра. Девица, не открывая глаз, что-то коротко отвечала и лениво отмахивалась от руки, когда юноша стал расправлять складки прозрачной ткани.
След НКВД.
Ужинали на улице, под большим орехом. Сергей уже полил из шланга цветы и весь двор. Солнце клонилось к закату. Свежо, чуть слышный ветерок шевелит большие листья ореха. Рабочий день закончился, тишина, даже собаки отдыхают от зноя. Пили чай, вспоминали родителей. - Помню, как вы в семье говорили на немецком. Как говорила твоя мама, тётя Тома. Я в школе учил немецкий, но твоя мать говорила совсем не так, как учитель. - А знаешь почему? - Да, вы жили в Германии. - Нет, это была маскировка. Моя мама немка. Из волжских немцев. Началась война, их выселили за Урал. В четырнадцать лет она приехала в Питер, к знакомым. Назвалась родственницей, документы, якобы, сгорели во время пожара. Так стала русской. И, конечно же, скрывали, боялись. Отец офицер, служил на секретных объектах, если бы узнали... Такие судьбы людские, и твоя - тоже тому подтверждение. - Всё, спать. Завтра вам в дорогу. - Да, пожалуй. Но ты, всё-таки, подумай, над тем, чтобы пройти на байдарке по Иртышу. Приезжай в гости. Привози сына показать Новгород. Он же, исторически, побратим Киева. Один народ, одна история, Софийский собор, ну и так далее... Я ведь живу в двух городах. Четыре дня в неделю работаю в Ленинградском горном институте, а в пятницу и субботу - в Новгородском универе. Жильё у меня есть и в Питере, и в Новгороде две квартиры. Так что могу хоть полк разместить. Кстати, в Псков съездим. Три часа на машине. По пути посмотрим очень интересные места, исторические, очень старинные. Если денег нет, я говорю о сути вещей прямо, дорогу оплачу. Ну, а жратвы всегда найдём, с голоду не помрёте. Кроме сала, которое у нас не водится. Сало вези своё. - Смеётся, - и гордость, в этом вопросе, не причём. Деньги такая штука, что чем их меньше, тем здоровее душа. И у тебя, и у детей. Так что, в этом плане, я за тебя даже рад. Потому, что и сам пожил в достатке только последние четыре года. Удачно на работу устроился. Повезло, как никогда. Сейчас уже не так, но, всё равно, на билеты и путешествия всегда найдём. - Хорошо, посмотрим. Будут деньги, будет и пища. Как говорили древние греки. Спим.
Утром, проводив гостей, Сергей с Надей вышли на огород. Надя пропалывает лук, а Сергей, с головой, зарылся в помидорные джунгли. Пасынкует, подвязывает, вырывает бурьян. Помидоры - его слабость и гордость. Он изучил все секреты выгонки рассады, посадки, любит окунуться в их заросли, с аппетитным запахом. Любит, выйдя в огород на закате дня, сорвать чуть недоспелый плод, горячий, впитавший в себя энергию солнца; вдохнуть терпковатый запах и, с наслаждением, съесть его. Потом второй, потом ещё и ещё... и так десятка два бурых, жёлтых, алых или почти чёрных плодов. Работают молча. Сергей ещё весь мыслями о встрече, в воспоминаниях детства. Вспомнил и приглашение к путешествию на байдарке по Иртышу. - Представляешь, мамуля, пройти по Иртышу на байдарке? Вода, солнце, песок, острова... Круто! - Да, уж. Помечтай. - Конечно, не с нашим бюджетом. У Гриши - выпускной, потом поступление. Но было бы очень круто. Чаган, правда, разрушен. Но Чаган! Какое было счастливое время! А по пути ещё чтобы в Новосибирск заехать... И можно умирать. - Ну, ещё что выдумаешь? Тебе вон ещё детей до ума довести надо. - Да, знаю. Детей, потом внуков... Умереть некогда. - Болтаешь чёрти-что! Вон, работай, чтобы мысли глупые в голову не лезли.
Университет.
На работе, в университете, Сергей зашёл в комнату охраны, выпить чашечку, пол-литровую, кофе. Сегодня он встал в четыре часа, прогулялся полтора километра до трассы, где ходят маршрутки, проехал до Киева сто двадцать километров, потом сорок пять минут - на метро и, ровно в семь сорок пять, зашёл на свой, весьма бдительно охраняемый объект. Хоть у студентов и каникулы, утро всегда хлопотно - обойти все этажи, проверить, что за четыре дня украдено, поломано и разбито, выдать, под роспись, ключи от комнат и, наконец, позвонить оперативному дежурному охранной фирмы, доложить о заступлении на дежурство. Когда работники образовательного фронта разошлись по кабинетам, включили компьютеры и заварили кофе, в коридорах наступает тишина. Тогда и охрана может расслабиться и отдохнуть. В комнату заходит дворник Виталий, по фамилии Король. За что Сергей может назвать его Сир, Ваше Величество или проще: "Здравствуйте, Царь!" Виталик зашёл, не поздоровавшись, плюхнулся на дерматиновое кресло и, не переводя дыхания: - Серёга, слушай анекдот, пока не забыл: Приходит маленький Мойша домой и жалуется маме, что его называют жидовской мордой. - Терпи, сынок, - говорит мама, - тебя так будут называть в школе, потом в институте, но зато, когда ты получишь Нобелевскую премию, назовут великим русским учёным. Виталик заразительно смеётся. - Нормально, Витя, но мы с тобой два единственных интеллигентных человека, на весь университет, а ты зашёл и даже не поздоровался. Как тот поц из другого анекдота. - Ой, простите, Сергуня, боялся, что забуду. А что за поц? - Ну как!? Приходит "великий русский учёный" домой, а у Сары любовник. Молча встаёт с кровати, одевается и уходит. Абрам в трансе: - Сара, что это такое? - И не говори, сама в шоке! Ни тебе здрасте, ни мене до свидания. Даже спасибо не сказал.
Виталий весёлый парень, сорока двух лет. Сообразительный, на все руки мастер, работал в "Метрострое". Рулил именно той машиной, что в земле дырку для паровоза делает. Потом кризис девяностых. Кто-то решил, что хватит дырявить нашу землю, мать-кормилицу, и перестал платить деньги. Причём, сначала просто перестали платить, не отказываясь от услуг рулевого. В те, наивные, годы дворникам ещё давали служебную жилплощадь, которую через десять лет можно было отработать и приватизировать. Приватизировав квартиру, он весьма успешно развёлся с женой, оставив квартиру ей. Потом женился на другой, с небольшим частным домиком, втянувшись, к этому времени, в, не всегда благодарный, труд блюстителя чистоты. Живёт легко, наслаждается жизнью. К зарплате добирает сдачей металлолома и макулатуры. Благодаря чему каждый день мог выпить, условно говоря, свои сто грамм. Условно, потому, что, также каждый день, мог добавить к ста граммам ещё один нолик. Выпив, он был не конфликтный, испытывал только большой прилив радостного счастья. Несмотря на то, что до безобразного состояния он не напивался, однажды ему в голову пришла мысль, что пить каждый день, это не есть здорово. Поэтому, года четыре назад, поколдовав у какой-то бабки, безо всяких сомнений в своей правоте, Виталик просто взял и бросил это грязное дело. И хоть у Сергея опыт безалкогольной жизни значительно больше, они нашли общий язык. Тем более что оба любят книги. Так и получилось, что в университете два интеллигентных работника: дворник и сапожник, по совместительству охранник.
Подошли ещё мужики: Иван Михалевич, напарник Сергея, и Саша Жила, из соседнего корпуса. Все трое старожилы, вместе работают уже четыре года, со дня постройки новых университетских корпусов. Жила тоже не пьёт, а Иван достал из сумки свою дежурную бутылку водки, из холодильника - литровую банку с кусками тушёной почеревины, залитой свиным жиром, и небольшую луковицу. Почистив луковицу и намазав кусок хлеба толстым слоем смальца, Иван выпил почти полный стакан водки, громко зарычал, с хрустом откусил лук и закусил куском сала, с хлебом, намазанным смальцем. Аккуратно убрав всё со стола, Иван стал очень тщательно заваривать аптечные травы, так называемый, "печёночный сбор". Мужики смеются. - Что ржёте? Здоровье надо беречь. Травки надо пить, от вашего кофе никакого толку. - Иван, травку надо курить, - смеётся Саша. Иван невысокого роста, но весит очень много. Сам как шар, шея слилась с плечами, на лысо подстриженная, голова как прыщик, коротенькие ручки-ножки, как сосиски. До высшего образования не дотянул - выгнали из восьмого класса сельской школы на Волыни. Но Иван не пал духом, поехал покорять столицу. И, таки, покорил! В ПТУ приобрёл специальность сварщика и стал настоящим мастером своего дела. Благодаря чему и натренировался ежедневно выпивать по литру оковитой, а по праздникам и до двух. Ведь работы для нужд населения, строителя коммунизма, всегда хватало, а расчёт - всегда в бутылках. - Ну что, приезжали твои друганы? - Голос у Ивана громкий, глубокий трубный бас. Он любит покричать, покомандовать студентами. - Что рассказывают? Что в том Питере? Я там не был. - Говорит так, как будто во всех остальных местах он был. - Что рассказывать, два дня побыли. Всего-то. Детство вспоминали, родителей. Показал Киев, потом возил в Белую. Вот и всё. Приглашают, на следующее лето, на байдарке пройти по Иртышу, километров пятьсот. - То что, пойдёшь? - Вряд ли. - Конечно, это сколько же бабла надо? - Да, денег, как раз, надо немного, ехать в Казахстан на его машине, питание за его счёт, только езжай. - Ну? Что тут думать? На халяву! - Виталик прямой, как лом. - Конечно, езжай! - Хотелось бы, но... Посмотрим. Ещё дожить надо.
* * * * *
Август пролетел быстро, мечтать особо некогда. Ранним утром - сенокос: трели жаворонков, звон косы, далёкие звуки просыпающегося села, аромат свежескошенной травы, золото солнца. От полноты жизни, от всего этого великолепия хочется петь, кричать, смеяться! Но нельзя, собьёшь дыхание. Намахавшись косой, чувствуешь не усталость, а прилив сил, чувствуешь себя причастным к созданию всего этого прекрасного мира, а не просто потребителем, созерцателем. Время сбора урожая, время заготовок, консерваций. В доме, в каждом углу, стоят, перевёрнутые вверх дном, банки, разных объёмов, уже готовые к эвакуации в погреб. Батареи пустых ждут своей очереди на заполнение. Климат всё теплее, в середине августа уже выкопали картошку. Да и сам процесс изменился. Прогресс, как сказал классик, "на лице". Под лопату уже картошку никто не сажает и не копает - всё больше трактора и мотоблоки. Сейчас уже вряд ли кто вспомнит, что первый мотоблок в селе купил именно Сергей. На прицепе, из алюминиевых трубок, сделал высокий каркас, на который натянул маскировочную армейскую сеть, хлопчатобумажную, очень редкую, потолок укрепив прорезиненной тканью. Получилась уникальная повозка, типа цыганской кибитки или фургона американских переселенцев. Загрузив в прицеп плуги и семью в полном составе, Сергей, по доброте душевной, копал картошку всем знакомым. Но и железо не вечно. Сейчас мотоблок стоит памятником индустриализации мелкого сельского хозяйства, на ремонт не хватает золотого запасу. Но это не страшно. Семьёй, дружненько, за пару дней и лопатами выкопали. Много уже Сергей с Наденькой не садят. Землю за селом отдали в аренду, слишком дорого получается её обрабатывать. Ведь своей техники нет, а нанимать - овчинка выделки не стоит.
Изредка в интернете появляется Иван, Нарыжный. Работает, занят. Сообщения его коротки, слов пять - шесть, не больше: - Я с "Клавой" не дружу. То есть, не смотря на то, что он постоянно работает с компьютерами: все виды промышленной и бытовой сигнализации, кабельное и спутниковое телевидение, интернет и т.д., печатать он не научился. Впрочем, в военном училище и даже в школе он прекрасно разбирался в радиотехнике, паял конструкции любой конфигурации, а писать, фактически, не умел. И на письма Сергея, в два - три листа, отвечал парой строчек каких-то шифрограмм, тайнописью или клинописью неизвестных монашеских орденов. О содержании его писем Сергей догадывался только благодаря какой-то телепатической мистической связи.
Эдик, Кузя, тоже не баловал объёмом сообщений, но по другой причине. Кандидат технических наук чужд беллетристике, информация типа "привет" или "пока" уже считается им излишней. Только пара фраз, строго по сути дела и не более того. Если нет сокращений, над которыми надо ломать голову, считай, повезло.
На работе, в университете, относительно спокойно. До начала занятий осталось несколько дней. Приём уже закончен, но студентов ещё нет. Девочки в приёмной комиссии ещё разгребают завалы, но авралы и сверхурочные работы уже не в моде. Всё идет своим чередом, спокойно, со своевременно выпитой чашечкой кофе и выкуренной сигаретой. Вокруг университета парк. Это оазис посреди пустыни, точнее - посреди мегаполиса. Здесь тихо, свежая тень, не слышно городского шума и нет выхлопных газов. Цветы, уютные лавочки, по деревьям прыгают шустрые белки. Самые длинные перекуры в бухгалтерии, девочки сосут сигареты ровно половину рабочего времени. Правда, среди девочек есть и Александр, но длительное пребывание в женском коллективе наложило на него свой отпечаток. Зовут его нейтрально - Саша, и вопрос о половой принадлежности стараются не поднимать, но среди девочек он свой. Больше всего сейчас работы у психолога университета, у Паши Каверина. В университете несколько групп инвалидов, различных - по слуху, зрению, колясочники, ДЦП, "солнечные дети". Это записано в статусе университета, как "институт инвалидов". Задача Паши проверить способности, точнее, возможность ребят учиться в ВУЗе. Выполнять свою задачу ему не легко, он незрячий. В девятнадцать лет красавец парень, жгучий брюнет с длинными вьющимися волосами, высокий плечистый балагур, гитарист и певец, любитель битлов, студент второго курса экономического института заболел пневмонией, воспалением лёгких. Может не вовремя обратились к врачам, может что-то упустили врачи, но температура тела поднялась на столько, что сгорела сетчатка глаз. И ни одна клиника мира теперь не в состоянии Паше вернуть зрение. В таком положении остаться живым, не наложить на себя руки, наверное, тяжело; сохранить трудоспособность - чудо; но, сменив специальность, закончить институт, получить высшее образование, найти работу и состояться, как профессионал - это уже из области фантастики. А Паша работает в университете, имеет частную практику, как психотерапевт, и ещё пишет кандидатскую диссертацию. И, может быть главное, он нашёл прекрасную жену, Тоню, которая весной родила дочь, Марточку. Уже тяжело вспомнить, с чего началась дружба Паши с Сергеем. Одному только за пятьдесят, второму - уже за тридцать, что может быть общего? Стремление к познанию мира? Искренность? Любовь к жизни? Любовь к людям? Но по утрам Сергей стоял на крыльце университета и ждал Пашу. Завидев его в конце улицы, шёл навстречу, переводил через дорогу и вёл к университету, на высокое крыльцо, в кабинет. Начало рабочего дня - это их время. Коротких десять минут общения, заряд осознания величия жизненной силы человека. Невозможно жаловаться на жизнь, в любых её проявлениях, при виде Пашиной улыбки.
Пришёл сентябрь, ожил университет. Его коридоры заполнили радостные загорелые студенты. Летняя жара ещё не спала. Помощник президента (нет, не Украины - университета, здесь не ректор, - президент, так солиднее) Александр Сергеевич Криворукий борется с шортами. Только на юношах: - Почему я должен смотреть на ваши волосатые ноги? Да и зелёные носки здесь никак не идут. Я год изучал дизайн одежды, так что знаю о чём говорю... Охрана, в шортах студентов в университет не пускать! - это Сергею, он стоит на крыльце и встречает студентов и преподавателей. - А девушек тоже? - Нет, девушек в шортах пускать можно, не пускать только если юбка очень короткая и короткая маечка. - Эту девушку пускать? - на крыльцо поднимается стройная студентка, на ней коротенькая ярко-жёлтая юбочка, в широкую складку, которая, при каждом шаге, правда не без помощи лёгкого ветерка, взлетает парашютиком, показывая, при этом, ярко-зелёные трусики. Её коротенький топик, тоже зелёный, конечно же, маечкой не назовёшь! - Эту?... Пускать, - глядя на девушку, Сан Сергеич аж прослезился. А подозревают, что он гей... - Так вы скажите нам конкретно, какой длины должна быть юбка, сколько сантиметров, и сколько может быть видно живота. - Юбка - чтобы прикрывала попу, а под топиком чтобы был лифчик. Впрочем, зачем? - вроде серьёзно, но, Сергей понимает, с глубокой иронией, говорит Виктория Андреевна. Это единственный штатный сотрудник в студенческом самоуправлении и, кажется, самый главный. Молодая энергичная, в меру дерзкая, женщина, лет тридцати. - Нормально! Теперь охрана будет проверять наличие лифчиков и трусиков. Вместо пропуска. Хорошо, хоть только на девушках. Это что же за гендерное неравенство? Сан Сергеич? И, кстати, шорты какой длины? - Вы мне про гендерную политику не рассказывайте! - Сан Сергеич аж подскочил от бешенства и брызжет слюной, - я сказал - выполняйте! - и убежал - уже собралась небольшая кучка студентов, слушают, смеются. Хорошая должность помощник. Вроде - всё, в плане зарплаты, и - ничего, в плане работы. Ни за что не несёшь ответственности, но везде можно вставить свой пятак. Подтягиваются, уже уставшие, преподаватели. За редким исключением, это люди, лично знавшие Менделеева и Надежду Константиновну Крупскую. Но назвать их фанатами науки тяжело. Они занимали солидное положение в различных ВУЗах, а сейчас согласны на любые пару часов лекций, ради добавки к их нищенской пенсии. А летом они, по устоявшейся советской традиции, выполняют продовольственную программу на своих дачах и участках на малой родине. Наверное, оттуда и усталость.
* * *
- От Эдика на "мыло" письмо пришло. Тебе привет от Тани. - Спасибо, что пишет? Сергей с Надей чистят кормовую свеклу, сваленную на кучу у сарая с погребом. На огороде осталось немного поздней капусты, сохнут кучи ботвы от картошки, помидоров и бурьян. Подсохнут, надо спалить. Останется перепахать на зиму и - сезон закончен. Но это уже позже, перед самыми морозами. - Да, что пишут - работают. Эдик всё уговаривает на Иртыш. Так хотелось бы побывать в местах детства... - Хотелось бы - перехотелось бы. Ты знаешь, денег у нас нет. - Он все расходы берёт на себя. - Серёж! У Гриши выпускной, поступать в институт, в доме чёрт ногу сломит, надо ремонт делать, огород... Какие поездки? - Да, я знаю. Всё так... - Что так? Вон люди живут: и строятся, и машины покупают, и свадьбы справляют, и дипломы покупают. А мы - вечная нищета! За что нам такое наказание Бог даёт? - Ну, ты палку-то не перегибай. Мы нормально живём. Не голодаем, одеты, крыша над головой, заметь - своя, есть. Сами построили. Дети нормальные. Это ли не счастье? А деньги - дело наживное: сегодня есть, завтра - нет. И наоборот. - Что-то наоборот я не вижу. - Ты чтобы один день постояла со мной на работе, у входа, посмотрела бы на детей инвалидов. Вот где горе. И учатся, и карабкаются изо всех сил, чтобы жить не как овощ. И есть, что приезжают на крутых джипах, видно, что при деньгах. Я вчера разговаривал с отцом мальчика, колясочника, ДЦП. Жены нет, ушла. Работу вынужден был бросить, чтобы ухаживать за сыном. В Одессе продал дорогую квартиру, купил комнатку в общежитии и "Таврию". Ребёнок учится заочно, приехали сдать зачёты. Ночуют в машине. А ты говоришь... - Да, что, я не понимаю? Всё равно тяжело. - А что легко? Заставь тебя сейчас лежать на койке, ничего не делать и плевать в потолок. Через полчаса взвоешь, а через сутки сойдёшь с ума. Ничего, будем жить, мамуля! А байдарку я сделаю сам. - Зачем она тебе? - Просто так. Эдик так интересно рассказывает. Это ведь самое быстрое гребное судно. Байдарки ведь не плывут - летят. Интересно. Буду на ставке плавать, а может и на Рось, как-нибудь выеду.
* * * *
День выдался хлопотным: какой-то придурок, студент, цвет нации, её гордость и будущее, интеллектуальный потенциал, воспитатель будущих поколений, квинтэссенция Вселенского генофонда, за день, пять раз (!) разбивал стёклышко на кнопке пожарной сигнализации. Прямые контакты охранников со студентами настолько редки, что месть, как версия, исключается. Хотя, кто его знает, всё возможно. Скорее всего, просто прикалываются, как сейчас говорят. При срабатывании пожарной сигнализации, все лифты, то есть оба, опускаются на первый этаж, открываются двери и, тупо, смотрят на охранника, на его реакцию. А ему теперь надо: на мониторе определить место срабатывания; сбегать, по лестнице, выяснить и устранить причину тревоги; спуститься вниз, сообщить её пожарникам по телефону; разблокировать пульт у себя; заклеить стёклышко скотчем, новых на замену нет; сбегать, опять по лестнице, установить стёклышко на место; спуститься опять на первый этаж включить сигнализацию и, последнее действие, подняться, пешком, на девятый этаж разблокировать и запустить лифты. В такие моменты, как правило, перед лифтами собирается: два десятка ленивых студентов, десяток престарелых преподавателей, человек пять инвалидов, президент университета с комиссией из министерства образования, министерство здравоохранения, в полном составе, и группа гостей из племени Чунга-Чанга, побратима университета по игре в домино. Все они с такой любовью смотрят на задыхающегося, всего в мыле, охранника, что ему ничего не остаётся, как, крикнув "Аллах акбар", подорвать себя, вместе с портупеей, оставшейся на память о воинской службе. Пятый раз оставшись в живых, чувствуя, как взгляды Нобелевских лауреатов стеклом царапают чугунную сковородку души, Сергей вспоминает всех родственников создателей сигнализации. Сигнализация хорошая, чуткая. Стоит девочкам в деканатах забыться и закурить, после рюмочки коррупционного коньяка, идёт сработка, звенит на весь корпус звонок, лифты... Только уйдёт охранник, получив свою порцию извинений и хихиканий, нужно зажечь китайские ароматические свечи чукотских шаманов, забить запах никотина. Оригинальность свечей, повторное появление охранника и ненормативная лексика из его интеллигентных уст фирмой гарантируется. Вчера вечером зав. кафедрой математики сдавала ключи. У неё был юбилей, все подаренные цветы она просто не могла охватить руками. Еле спустилась вниз, а тут, после подписи, никак не могла собрать букеты и оставила один, очень пышный, в дежурке: - Жене подарите. Но Сергею ещё две ночи ночевать в универе. Зато напарнику, Вадиму, он дежурит только днём, по мнению Сергея, цветы как раз кстати. Ему двадцать четыре года, женат, есть маленький ребёнок. Но это далеко, километров за сорок, в селе, где он живёт. А в Киеве, случайно, встретил свою одноклассницу, свою первую, нет не любовь, первого партнёра. Просто были хорошими друзьями и вместе готовились ко взрослой жизни. Вместе смотрели взрослые фильмы и старательно всё повторяли. Хороший проверенный партнёр лишним никогда не бывает, так что они иногда, по возможности, встречаются. Вадик звонит жене, предупреждает, что остаётся дежурить ночью, что Серёга опять нажрался, хотя Серёга не пьёт уже более десяти лет, и идёт на встречу с подругой детства. Основное время своего нелёгкого бдения Сергей проводит в дежурке. Зеркальные двери и окно, с видом в фойе, стол с документацией, стол с монитором видеонаблюдения, всё остальное место заставлено и завешено аппаратурой всех возможных видов сигнализации со всех трёх корпусов: пожарная, охранная, газовая из подвала, система оповещения, видеонаблюдения - всё гудит, перемигивается лампочками и экранами и греет комнату. У дальней стены штора, за которой, святая святых - медицинская кушетка для отдыха, небольшой компьютерный столик, для принятия пищи, микроволновка, холодильник, один дерматиновый стул и рогатая стоячая вешалка, для одежды.
Иван раскладывает свой "five o'clock", у него режим и диета: своё лекарство, 250 грамм, надо выпить строго по часам. Ибо: "Не вовремя выпитый стакан требует второго!" У Ивана хорошее настроение, поставщик принёс шести литровую буньку дешёвой водки. Как он говорит, по оптовой цене. То ли ворованная, то ли "палёнка", но Иван пьёт и на здоровье не жалуется. Закуска традиционная: сало, лук, солёный огурец. Показательно смачно выпил, громко рыкнул и закусил огурцом, с присмоктыванием, чтобы рассол не брызнул. Ест, как и пьёт, Иван громко, с наслаждением, на что указывает и его фигура, и стриженая голова, которая всегда задрана вверх, держать её ровно мешают разложенные на груди слои подбородка.
- Иван, по моим наблюдениям, ты каждый день потребляешь грамм семьсот пятьдесят водки? - Чо семьсот пятьдесят? Литр, не меньше, а по праздникам и два кило могу употребить. - Нормально... И закусь у тебя всегда не постная. Ты печень не сильно загружаешь? - Серёга, ты должен знать, что такое денатурат. - Конечно, синий, такой. По-научному, он назывался "Жидкость для разжигания примусов", денатурированный спирт, с добавками, которые делают его непригодным для питья. Ну и делали его, конечно, не из зерна, - Сергей с Иваном почти ровесники, Сергей старше на четыре года. - Скажу тебе даже, что стоил он ровно семьдесят шесть копеек. Я купил его для туристских примусов, но таскать его с собой неудобно, проще - сухой спирт, "гекса". А бутылка стояла в гараже, на полке, над верстаком, лет сто. И цена прямо на уровне глаз, вот и запомнил. - Во! Прямо - в глаз! Я о цене. Водка-то была дорогая. Так мой отец покупал денатурат ящиками, с получки. Утром встал, двести грамм хлопнул и - на работу, в обед не знаю, что пил, но пил, точно. Вечером, за ужином, остаток, триста грамм. Так это же не водки - спирта, градусов девяносто пять. А закусывал, чаще, бараниной, жиром и мясом. Мы баранов держали. Ничего, печень не развалилась. - Круто! И сколько он прожил? - Что прожил? И сейчас, живой и здоровый. - Сколько же ему лет?! - ведь Ивану уже за полтинник. - Девяносто два. Я самый младший, из детей. - Ни хрена себе! И сейчас денатурат пьёт? - Нет, уже и водку редко, а винцо, стаканчик, каждый день. - И как со здоровьем? - Нормально. Живёт сам, в селе. Мать не пила - умерла. И печь надо вытопить, и жрать приготовить, и дров нарубить, и воды принести. Всё сам делает. Только хозяйства уже нет, одни куры.
Зашёл дворник, Виталик Король, присел поболтать. Ему ещё полчаса надо отбыть, до конца рабочего дня. Заскочил на минутку и Вадим, коллега. - Вадим, ты не сказал, как подруга отблагодарила за цветы. - Сказала: "Мудак, лучше бы ты гондонов побольше купил!" Мужики заржали, Сергей рассказал им историю с цветами. А у дворника, как всегда, готова история из жизни: - Кстати, о бл...дях. Я здесь, недалеко, работал в ЖЕКе. Нас было три дворника: я и две девки. Одной, Люське, двадцать четыре года, а Ленке - двадцать восемь. Курить они ходили на остановку на Окружной. Лето, тенёк, начальство не видит. Они уже переодетые и накрашенные, ждут конца рабочего дня. Пошли курить, вдруг прибегают, такие возмущённые, глаза на выкате: - Дядя Витя, мы что, похожи на проституток? Я хочу заржать, они одеты так, что проститутки, с Окружной, рядом с ними - монашки. Но из приличия, говорю: - Нет, конечно. Молодые, современные девушки. А в чём дело? - Сидим курим. Подъезжает машина, выходит два мужика, спрашивают: - Девочки, вы работаете? Мы, без задней мысли, говорим: - Да, работаем. Ещё и улыбаемся, как дуры. А они: - Поехали с нами. Сколько берёте? И за "то", и за "это"... Тут до нас дошло. Мы - в шоке! А там было на что посмотреть. Девки - кровь с молоком. Только сниматься. И весь товар на показ. Юбочки, декольте... Как вспомню, аж пот прошибает! - Холостячки? - поинтересовался Иван. - Нет, обе замужем, у обоих по сыну. Ленка даже дважды. Я за день насобираю метала и макулатуры, девки помогут. Я тогда ещё бухал. Куплю бутылочку, а то и две. Посидим, выпьем. У девок языки развяжутся, только слушай. Сидят, жалуются, что мужья их не трахают. Ленка рассказывала, что с первым мужем и ложилась с членом и вставала, во все дыхательные и пихательные, в пищевик и в кишечник. Хоть и бухал. А этот - никуда. Говорю: - Может стесняешься его приласкать? С твоими то возможностями, мёртвого поднимешь! - Он меня вообще к члену не допускает. Кричит, только что бл...дью не называет. А Люськин смотрит по видику порнуху, а на неё и х...й не ложит. - Разденусь, - говорит,- как дура, кручусь и боком, и раком, и раз в месяц хожу на лобке причёску меняю. А он даже не смотрит. - Не понял, как причёску меняет? На пи...де? - опередил с вопросом Сергея Иван. - Что, не знаете? Сейчас в парикмахерских бабам выстригают ёлочки, стрелочки, звёздочки. - А тебе не показывала? Драл, наверное, страдающих, за причёски? - Просил, не давали. Говорят, старый. Только сиськи давали пощупать. Спорили, у кого покрепче. А Люську Снегурочкой прозвали. Пришёл как-то её хахаль, клеить, уговаривать. Бухла принёс - не меряно. Шампанское, водка, коньяк, закусь. Сели мы, в охотку, дали по Сталинграду, намешали. Девок хорошо развезло. Повёл этот Вован Люську покурить. Дело зимой было, темно, снега много. Долго их нет, ну, и мы пошли покурить, посмотреть. За домом гаражи стояли. Выходим туда, а на куче снега, голой ж...пой наша Люся, и Вован тут же, дерёт её, аж снег шипит. На следующий день, утром, только опохмелившись, бегали смотреть, какой она след в истории оставила. Красиво!
* * *
"Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса..." - Констатировал Александр Сергеевич. Сергей тоже не лишён романтических чувств, но для него, как селянина, осень очень активная пора. В университете охранники работают без законного оформления. Отдежурил - получил, то что заработал. Такие вещи, как отпуск или больничный лист не практикуются. Если кто-то хочет отдохнуть, должен просто договориться с коллегами, чтобы те за него отдежурили. Таити - Гаити Сергей не любит, и часто дежурит за ребят, которые могут позволить себе выехать к тёще на огород. Четверо суток дежурства подряд, летом, явление довольно-таки частое. К дежурствам добавить собственные сельхоз работы, получается полная трудовая занятость. Зато осенью, когда весь огород уже в банках и погребе, и охранников полный штат, причём все хотят заработать хоть чуть - чуть больше нищенского минимума, можно заняться обустройством дома и двора. Сергей строится, строится пятнадцать лет. В принципе, дом стоит, и семья живёт в нём уже семь лет. Но работы, сказать много - ничего не сказать. В этом году, собрав со всего двора кирпичный бой, до последней осьмушки, чуть ли не крошку, Сергей пристроил к дому небольшую веранду. Достраивал уже по морозу. Нельзя сказать, что сооружение очень уж радует глаз, но стоит, не падает. Ещё надо его оштукатурить изнутри и снаружи, побелить, залить пол. Облагородить как интерьер, так и экстерьер. Часто, если человек говорит, что он построил дом, непосредственно к стройке он имеет такое же отношение как Леонид Ильич Брежнев - к строительству БАМа. Дал заказ и деньги. У настоящего советского селянина это не так. Рождённый в эпоху самостоятельного изготовления игрушек из кирпичей, дощечек, магния, бертолетовой соли, карбида кальция, пороха, красного фосфора, металлического натрия и ещё многих, трудновыговариваемых, но исключительно взрывных, химических соединений; в эпоху прекрасного трудового обучения в школе, где трудовик с физруком успешно и без остатка делили 0,5 на 2, а ученики, в это время, на станках делали финки, швайки, самопалы, поджиги, а постарше и - пистолеты; такой человек всё делает сам. Без компьютера, дядьки Гугла и даже без википедии, он, легко, высчитывает, что штукатурка из песка и глины имеет свои преимущества, при пересчёте полученной пенсии в квадратуру стены.
Эдик пишет на "мыло" не часто, но регулярно, настойчиво и убедительно. Уговаривает на путешествие. А Сергей чувствует, прямо подростковое эротическое томление, представляя себя, летящим на алой байдарке, с серебристыми вёслами, по Иртышу; как форштевень, бурунами, режет воду; как тугая вода бьёт в борт и гудит под днищем; как ветер сдувает капли с весла на разгорячённое лицо; как радужно блестят эти капли на солнце... Это не просто романтика, это душа бродяги по жизни плачет, горючими слезами, по своей всеобъемлющей сути, по приключениям, которым не суждено сбыться. Чего греха таить, из-за отсутствия хоть каких-то финансовых запасов в необъятно пустых закромах семейного бюджета. И хоть инвестор, в лице Эдика, обещает безбедное и, фактически, бесплатное путешествие, деньги всё равно нужны. И немалые, по меркам пенсионера, хоть и работающего. Только дорога в Питер и обратно - две месячные пенсии, спальник, палатка... Да что там говорить! Это без учёта, что сыну надо поступать в ВУЗ, что сейчас он занимается на факультете довузовской подготовки и каждые выходные ездит в Киев. Это Гриша, младший сын. У старшего, специалиста офигенной категории в Академии наук Украины, зарплата как пенсия отца. Да. Поистине, безграничны возможности человека, по выживаемости. Когда Сергей начинает думать о финансовом балансе семьи, он не понимает, как Наденька выкручивается, как они справляются с ситуацией. Ещё и смеются, поют, радуются жизни. Хоть и не поедет, но байдарку решил делать. Зимой свободное время есть, будет чем его занять, будет о чём помечтать. Но делать надо обязательно разборную, чтобы можно было как-то вывезти на Рось, а то и на Днепр... Всё, мечта полетела: Рось - Днепр - Чёрное море - Северный Ледовитый океан - Атлантида...
Как сделать байдарку?
Такой инструкции для сельского сапожника пока не написали, но есть великий Гугл. И хоть Сергей не особый любитель виртуальных миров, пришлось окунуться. Там есть всё: как сделать байдарку, но не разборную; какие бывают разборные байдарки, но их сделать невозможно, из-за сложности. Замкнутый круг. Выработалась концепция: из стеклопластика сделать цельную байдарку. Распилить её на четыре части, по осям, так, чтобы они вкладывались одна в другую. А собирать на болтах, с резиновой прокладкой. Тот же Гугл показал Сергею широкий мир материаловедения для строителей байдарок: эпоксидные и полиэфирные смолы, отвердители, катализаторы, пластификаторы, гелькоут, стеклоткани. Поиск продавцов оптимальных материалов, их покупка, эксперименты по изготовлению стеклопластика. Поиски и расчёты оптимальной формы, сечений. Это тоже целая наука, причём, её законы часто противоречат здравому смыслу. Отработано. Теперь очередь за шаблоном, матрицей, на которую, слой за слоем, будет накладываться стеклоткань, проклеенная полиэфирной смолой. Форма любого судна, большого или малого, должна быть изящной, тонкой, гармоничной. Первый вариант - проволока. Из тонкой медной сделал макет. Вроде, неплохо. Вспомнил друзей связистов, помогли с трёхмиллиметровой, биметаллической. Омеднённая сталь, не будет ржаветь. В натуральную величину получается не так хорошо. Каркас очень тяжёлый, а вытащить его потом из клееного пластика не получится, надо будет внутри наклеивать новые слои ткани. Вариант отпадает. Сделать матрицу из глины? Сначала корпуса, потом верхней деки. Мокрую форму обклеить газетами, как папье-маше, и наверх лепить пластик. Глина осталась от старой разваленной хаты. Кучу насыпал, начал формировать, но начались морозы. Пришлось оставить до весны. Опять тупик.
Ударили морозы и в Киеве. Прошёл первый снежок. Днём подтаивает, лёд Виталик посыпает солью. Слякоть. Самое неприятное время года.
Холл университета выглядит богато: стены облицованы белым мрамором, пол - полированный чёрный гранит. Красиво, но, только занесли с обувью немного снега или воды, скользко, как на катке. Здоровые падают - костей не соберёшь, а для инвалидов с костылями - настоящее смертоубийство. Привезли резиновые толстые коврики, но высечка круглая, по размеру чуть меньше диаметра костыля. Костыль проваливается и застревает так, что не выдернешь. Инвалиды падают. Опять плохо. Убрали.
Первой упала Викуся. Она, пока, учится на факультете довузовской подготовки. Мечтает стать журналистом. Красавица, каких мало. Как и мама, яркая блондинка; Чистое одухотворённое лицо, без грамма косметики; глаза всегда радостно сияют; чувствительные и выразительные эмоциональные губки, кажется, говорят без слов. Девичья точёная фигурка пышет здоровьем, очаровательные стройненькие ножки, с округлыми коленками, но... не ходят. Два коротких костыля, с захватами у локтя, плохие аксессуары для молодой девушки. Упала уже около железной скамейки, у стены. Не дошла два своих коротеньких шага. Поскользнувшись, она бросила костыли, пытаясь дотянуться до скамьи. Сергей бросился к ней и успел, подхватил у самой земли. Подхватил и поразился её лёгкости, как будто перинку поймал. Падала Вика с прямыми ногами, и так её Сергей поймал и поставил, как манекен. Испугался, сильно испугался, как за своего ребёнка. Хотя, в такой ситуации, конечно же, чужих детей не бывает. Потом она тихонько села на скамью. А глаза её сияют, она смеётся: - Да, что Вы? Я привыкла. Я ведь всё время падаю. А Сергей чуть не заплакал. Сколько же ей, бедненькой, приходится терпеть! И так держать себя! Вечером, после занятий, Вика всегда ждёт, пока за ней заедут родители. Красивые родители, на престижной машине, с трогательным отношением к единственному ребёнку. Пока ждёт, разговорились. Рядом с университетом школа-интернат для детей с ограниченными возможностями. Сергей думал, что Вика учится там. - Нет, учусь в обычной школе, возле дома. Сначала меня отдали туда, но там очень плохо, там страшно. Учителя все злые. Им инвалиды надоели, много умственно отсталых. Преподаватели их бьют, по любому поводу. Бьют сильно, со злостью. И дети от этого тоже злые, бьют друг друга, выбивают костыли... В глазах Вики боль, обида, губки сжались, вот-вот задрожат. - Мне там очень плохо было. И жаловаться нельзя - побьют. И учителя, и ученики. Но я не выдержала, сказала маме. Меня просто перевели в обычную школу. У меня сразу появилось столько подруг! И мальчики, такие внимательные, заботливые. Глазки у Вики, в университете её все зовут Викусей, такая она милая, опять заблестели, опять улыбка осветила чуть не пол университета. - Учителя за двойки ругают? - Сергей, дядя Серёжа, как его зовут студенты, тоже улыбается. - У меня двоек нет, только пятёрки. - Ну, неужели только пятёрки? И четвёрок нет? - Да, и четвёрок нет, - Вика твёрдо и гордо кивнула, - я иду на Золотую медаль. Я на факультет хожу потому, что не терпится стать студенткой, да и знаний много не бывает. А вот и мама с папой приехали.
Пустеют кабинеты и аудитории. Пришёл сдавать ключи Олег Игоревич. В синем костюме, ещё "Аэрофлота", с золотистым знаком "крыльев коммунизма" на рукаве и на галстуке. Вообще-то, он преподаёт в институте ГВФ авиационные двигатели, а здесь, по совместительству, читает устройство автомобильного двигателя. Какая, в принципе, разница? С Сергеем, простите, с Сергеем Григорьевичем, люди - то интеллигентные, они в хороших товарищеских отношениях. Их объединяет тот зуд в руках и других частях тела, который заставляет своими руками совершенствовать окружающий мир. А также любовь к итальянскому автомобильному концерну "Fiat" - у Олега Игоревича ВАЗ - 2101, 1975 года выпуска, а у Сергея Григорьевича ВАЗ - 2102, 1977 года выпуска. Разница только в том, что машина Олега ещё иногда ездит, а Сергея уже стоит в гараже, не исключено, что на вечной стоянке. Поздоровались, Олег Игоревич расписывается в журнале, положив связку ключей на стол. - Вы сегодня на машине, куда-то едите или просто решили проветрить по гололёду? - Да, нет. Практические занятия по диагностике двигателя. Вы же знаете, материальная база, не то что в ноль, в минуса уходит. Приходится свою гнать, чтобы наших оболтусов чему-нибудь научить. Не буду же я брать "Мерс" главбухши или "Лексус" президента. Там же вообще не слышно, как двигатель работает. А у меня каждую шестерёночку слышно, причём, на всю территорию университета. Каждая поёт! "Этот стон у нас песней зовётся..." А Вы что там, байдарки рисуете? Уж не байдарочник ли Вы? - Пока нет, но хочу вступить в это племя, с подмоченной репутацией. Друг приглашает, но у меня, пока, нет байдарки. Хочу что-то смастерить своими руками. Какой-нибудь креативненький эксклюзивчик. Замысел грандиозный, но, пока не получается. Вы когда-нибудь работали с эпоксидкой или полиэфирными смолами? - Конечно, это был мой бизнес. Делал бамперы на машины и обвесы, под "фирму". - Хочу байдарку сделать из стеклоткани... - Хочу Вас поздравить - Вы, чудом, попали по адресу, на компетентного покорителя речных просторов. - Игоревич, по всей вероятности, после диагностики, решил двигатель промыть. О чём свидетельствует запах и вычурность его речи, - Никакого пластика, досок и чугуна, только каркасная байда. Каркас из трубок, обтянутый ПХВ тканью. Варианта у Вас три: купить новую - дорого; купить "кости", то есть - каркас. Бывает, шкура, ткань, износится, а кости, целые, продают. Покупаете, шьёте - клеите шкуру и - вперёд. Но, тоже дорого. Кости, как правило, стоят больше половины новой байды. Короче, это даже не интересно. А вот создать, так сказать, родить, собственными руками, настоящее судно, хоть и очень маленькое, но настоящее, это, я Вам скажу, дело, ради которого стоит жить. А если оно сразу, при спуске на воду, не развалится под Вашим весом и не утонет, внуки смело смогут величать Вас корабелом, кораблестроителем и даже, где-то, в чём-то, первопроходцем. И вот, именно в этом, я смогу Вам помочь. Есть у меня одна книжечка, правда, не моя, но я её отсканирую и скину Вам на "мыло". И Вы посмотрите сами. А я, между прочим, прошёл не только Десну и Припять, но и весь Днепр!
* * *
Смена утром. На улице небольшой мороз, небо затянуто чем-то беспросветно серым, холодный ветер проникает за шиворот, но настроение прекрасное. Недобрые не выспавшиеся люди спешат на работу, Сергей тоже не выспался, но он спешит домой. Двое долгих суток он отдал охране чести, достоинства и благосостояния системы образования страны, а теперь есть время чуть-чуть, четыре коротеньких дня, отдохнуть в кругу семьи. Дорога домой - самое счастливое время, особенно если получил получку. Можно что-то планировать, мечтать, дома жизнь, в образе любимой жены, быстро внесёт свои коррективы, с точностью до наоборот. Но, хоть помечтать... Время есть, дорога домой даёт простор мысли до трёх с половиной часов. В маршрутке хорошо мечтать под музыку из МР3 - плеера.
Наконец, дома. Встречает любимая жена, горячий борщ на столе и сладкая-сладкая своя, тёпленькая постелька окутывает чарами Морфея. После отдыха: "Поспали, можно и поесть!" Как говорили жабки в мультике "Дюймовочка". В первую очередь, включить компьютер, вдруг Олег Игоревич уже прислал книгу. Нет, пока. Будем ждать.
Почистить у кроликов, собака порвала цепь, срочно обшить кому-то пару сапог, вшить молнию в сапог сына. Вроде, на сегодня всё. Ужин, баня, без парилки, просто горячая вода в тазике. Что там на компе? Ура! Есть!
Открываем: "Самодельная разборная байдарка". Дубровский и Кондрашов. Тридцать страниц, восемь листов А4. Цена три(!) копейки. Подписано к печати 22.07.1967года. Ровно на двенадцать лет младше Сергея. Новьё! Распечатывает сразу, без сомнений. Через несколько секунд, Сергей, умостившись на диване, в предвкушении чуда, читает, ещё тёплые от принтера, листы: "Приобретение туристского судна - всегда проблема для туриста ( Таки - да! Кто бы сомневался?!), а сделать его, по своему вкусу, может почти каждый." Истинно советский подход. Разве может быть не так? Мы же рождены, чтоб сказку сделать былью! И торг, здесь, не уместен! А дальше, чудо действительно свершилось: кильсон, стрингеры, мидельвейсы, шпангоут, кокпит... Сердце замерло от близости мечты. Ни одна старая дева, услышав слова любви от своего кумира, не плакала от счастья так, как плакал Сергей. Скупая мужская слеза заблестела в его левом глазу и горным ручьём сбежала по усам. Но цена этой слезинки - реки невыплаканных слёз, в беспамперсном детстве. Да, это именно то, что надо! Засыпает Сергей как младенец, со счастливой улыбкой, ощущением полного счастья и без единой мысли в голове.
* * *
Ночью выпал снег, мягкий, пушистый. Выглянуло солнце. Всё сразу заискрилось, белое, праздничное. Проснувшись рано утром и увидев встающее солнце и чистое небо, душа наполняется радостью, а тело - бодростью. Готов перевернуть Землю и заново создать Вселенную. Хорошо! Сергей немного проспал. После дежурства, простительно. Да и работы, особо, нет. Наденька уже на кухне, что-то жарит. Поёт. Понятно - солнышко. Поцелуй жене, полотенце, и, перекрестившись, - голым под шланг у колодца. Струя упруго бьёт ноги, грудь, лицо, сбегает по спине. Ветерок обжигает. Пока выключал воду, резиновые тапочки примёрзли к земле, чуть не убежал босым. Мороз прихватывает пальцы к ручке двери. Вот и в тепле, быстрее растереться.
Сегодня банный день. Начинается он после завтрака, неспешной чашечкой кофе, грамм четыреста, и новостями по телевизору. Растопить печь, дрова, вода. Начинает прогреваться, задышала банька, зашевелилась, как человек у костра. И Сергей разогревается, можно уже снять куртку, шапку и заняться более подробным изучением брошюрки о байдарке. Чертежи, характеристики, материалы. Трубки, дуб, болты, ткань. Вроде, всё реально. Инструменты есть, оборудовать хороший верстак, ведь длина судна почти пять метров. Конечно, будут и расходы: ПВХ-ткань дорогая, алюминиевые трубки немного есть, что-то достанем. Закипела вода. Запарил мяту, веники. Пошёл ни с чем не сравнимый банный дух. На ещё холодных стенах появились капельки росы. Давно застывшая на досках, смола заблестела янтарём, как свежая. За подшивкой потолка зашевелились мыши. Похоже, в банные дни у них чемпионат по футболу.
Вот уже можно и погреться в парилке. Посидеть, чувствуя тепло печи, плеснуть чуть воды на камни. Тепло растекается по телу, пробирается внутрь. Плеснуть ещё, прогреть веник у потолка, и, слегка, как веером, пройтись по спине и груди, ногам, прогреть ступни. Отдохнуть и снова плеснуть, больше. Горячий пар бьёт тугой волной, дышать нечем. Раскалить веник у потолка и шмякнуть им по пояснице. Заорать, от ожога, со всей глотки. Хлестнуть ещё и ещё заорать! И хлестать, хлестать, чувствуя, как горит тело. Температура спадает, ор переходит в блаженное постанывание и похрюкивание. Когда температура тела достигает точки плавления, Сергей, обессиленный, вываливается на улицу, в свой садок. Падает на живот, нагребает снег к груди и лицу. Он иголками колет тело, переворачивается на спину и чешется о снег, как белый медведь. Что-то бормочет, мурлыкает. Встаёт, сгоняет руками с тела воду, и, считай, уже высох. Стоять на снегу не холодно, мёрзнут только ноги. Зима, всё-таки.
* * *
Когда утром Сергей приехал на работу, в фойе уже было полно народу. Молодёжь сидит, группами, везде - на скамейках, своих сумках, просто на полу у стены. Болтают, смеются, кто-то бренчит на гитаре, пью кофе, даже танцуют. Цыганский табор. Сергей знал, что сегодня отчётный концерт художественной самодеятельности, и отчёты комитетов студенческого самоуправления. Студенты приехали со всей Украины, со всех университетских филиалов. А их около двух десятков по городам. Потихоньку, все разошлись по аудиториям, переоделись и по корпусу уже бегают в вышитых сорочках, шароварах, бальных платьях, фраках... Все возбуждены, в ожидании праздника.
Пришёл новый коллега, Дзюбенко Сергей. Познакомились. Тёзка, невысокого роста, худой, абсолютно седая голова и аккуратно, щёточкой, подстриженные усы. Лет на пять младше Сергея. - Судя по выправке и причёске, Вы офицер. - Так точно, полковник. - Ого! И не нашли себе работы получше? - Я и не искал. Мне бы что попроще. Лишь бы дома не сидеть. - А служили в Киеве? - Нет, в Белой Церкви, в госпитале, замполитом. - Да, мы с Вами ещё и земляки. Лежал я в госпитале, однажды, в хирургии. А служил через дорогу, на пятой площадке, в батальоне связи. Нравится мне Ваша должность - замполит, заместитель по литературе, - Сергей говорит со скрытой иронией. - Нет, заместитель по политической части, - иронии тёзка не понял. Бывает. - Ошибся. А училище какое заканчивали? Наше, Львовское? - делать нечего, Сергей любопытен. Задаёт много вопросов, но не считает это плохим тоном. Здесь он уже "старик", да и по возрасту старше. - Нет, в Даугавпилсе. - Так там, вроде, было авиационное, техническое, среднее. - Правильно. Меня, после него, отправили служить в Забайкалье, в дыру, авиатехником. Но я стал писать рапорта, чтобы меня перевели на политработу. До Брежнева дошёл. И добился своего. Меня поставили замполитом роты. - ЗабВО. Забайкальский Военный Округ. Забудь Вернуться Обратно. Знакомо. Нелегко там служить. И климат, и в магазинах - тоска... - Вот это, уж - нет. У всех тоска, но не у меня. Ведь в отпуск солдат я отпускал. "Чурки", "Азеры", хочешь в отпуск - плати. У меня коньяки стояли ящиками, во время всех, самых "сухих", законов, колбасы, рыба, апельсины... Да, что там говорить! Ещё и холостяком был. Во пожил! - полковник показывает большой палец. - Там всё время и прослужили? - Что я, дурак? Сделал справку, что больные почки. Где заплатил, где магарычами обошёлся. И опять начал писать. - Опять, до Брежнева? - Нет, до политотдела армии, хватило. Перевели. Сначала в Ростов-на-Дону, но я настаивал на Украине, и на том чтобы перевели служить в лечебное учреждение министерства обороны. Вот тогда меня перевели в Белую Церковь, в госпиталь - Такая карьера! У Вас ведь даже высшего образования нет, тем более, политического. - Почему, я заочно закончил в Ростове пед. институт. Я учитель географии. - Конечно, тяжело совмещать службу и учёбу, - Сергей говорит совершенно серьёзно, его иронию и, готовое взорваться, возмущение понимает только Виталик, Король, он зашёл только поздороваться, но не выдержал и, молча, присел на стул. Слушает, а его глаза, всё больше, округляются, и челюсть просто отпадает. - Не трудно, лекарства всем нужны. На первую сессию, установочную, приехал, сделал небольшую рекламу, а там уже все сами бегали: тому - то, тому - это. Так и закончил, и диплом написал. Полковника получил, полтинник стукнуло и - на заслуженный отдых. - Что заслуженный, так это точно, - Сергей уже иронии не скрывает, но Дзюбенко и здесь её не понял, горд своей карьерой, своим умением жить. - А сейчас в Белой живёте? - Нет, в Киеве. Я в Ростове с женой развёлся, квартиру оставил ей. Перевёлся, она её продала, приехала ко мне, в БЦ, расписались. Здесь, по состоянию здоровья, выбил четырёх комнатную. У нас один сын. Поменял её в Киев, на двушку, ещё и с доплатой. - Ладно, приятно было познакомиться, но надо работать. Вам - в третий корпус. Прямо, по переходу, а там Вас встретит Иван. Теперь мы будем бдеть под чутким руководством коммунистической партии, у нас - целый полковник, замполит! Полковник обиделся: - Вы что, как только партию распустили, я первым в госпитале порвал партбилет. При всех! И вообще, я всех коммуняк и всех москалей вешал бы, собственными руками! - Неужели всех? Может, хоть, через одного? Не все же русские сволочи. - Все, до единого! Вы там не жили, не знаете, а я на них насмотрелся. Хороших москалей не бывает. Они мне осточертели, во как! - он проводит по горлу ребром ладони и уходит. - Во, Виталик! Это не шутки, это диагноз. Он не в том отделении в госпитале был. Патриот хренов. А говорит только на русском. - Да, ужас! Вот что "ватникам" показать. Два в одном. Вся суть советской армии и коммунистической партии. - Витя, ну хоть ты не трави душу. Ты же служил в армии, знаешь, что в армии много отличных офицеров и замполитов. - Да, служил. И тоже, кстати, в ЗабВО, на границе с Китаем. Офицеры бухали беспробудно. Хорошие бухали сами и не мешали бухать нам, а хреновые - бухали своё, потом отбирали у нас, бухали и приходили ещё, просили у нас "траву", с нами курили. - Вижу, ты не в настроении. Что случилось? - Вчера лёг в постель часов в девять, с надеждой выспаться, так Надежда не дала... Зам главбуха, этот пидар, купил себе новую "бэху", за пятьдесят штук баксов, а у нас опять сокращение. Ж...пой чувствую, заберут мои пол ставки разнорабочего. Задолбали! - И нам три месяца зарплату не платят. Ничего, Витя, мы с тобой интеллигентные люди, прорвёмся! Концерт начался, хочу посмотреть. Вадим постоит на калитке. - Давай, а я - убирать территорию.
Из большой лекционной аудитории уже лилась танцевальная музыка. Танцевали колясочники. Красивые, но недвижимые, и те, у кого болезнь отобрала стройную фигуру. Дефекты прикрывают костюмами. Танцуют пластикой рук, очарованием улыбок, блеском глаз и, главное, силой духа. Танцевали живущие в мире абсолютной тишины. Бальные танцы, народные. Потом они же пели. Под фонограмму, языком жестов и мимикой. В голове не укладывается, сколько труда, упорства, веры надо вложить, чтобы создать танец или песню. Сколько смелости, чтобы вынести это на людское обозрение. Зато сколько счастья в их глазах, после выступлений. Когда зал вставал, аплодируя им также языком жестов, потрясая поднятыми руками. Сергей стоит в дверях, на выходе из зала, надо быть всегда на подхвате. Он в восторге, и в горле - ком. Несмотря ни на что, дети танцуют, поют и учатся. Глотает слёзы и радуется так, как будто этот подвиг совершил он. Как будто это он сломал стереотипы общества и диагнозы врачей. Конечно! Ведь мы едины. Мы страна, мы народ, мы нация. Когда артисты выбегают из зала, Сергей их благодарит и выказывает своё восхищение. Работая в университете уже шесть лет, некоторые жесты он выучил. На коляске, на середину зала выехала Светочка Патра. Она уже закончила университет и осталась работать на кафедре.
Море, що звется Життя.
Я поринаю в життєве це море, Безстрашно у ньому пливу. Манять мене цi безмежнi простори Свiту, в якому живу. Свiт, у якому є усмiшка друга, Свiт, у якому є мiсце для зла, Де вiстачае i болю, i туги, Де так богато людського тепла! Свiт, що наповнений щастям i горем, Зваблюе до забуття. Не потону я в безмежних просторах Моря, що зветься Життя.
- Я хочу прочитать вам ещё одно своё коротенькое стихотворение. Мне кажется, что в этой теме мы единодушны.
Боротьба.
Чи можна обiйтись без боротьби? Без того, щоб чогось та досягати? Чи може в раз забути назавжди, Як солодко воно - перемагати?! Чи можна ж обiйтися без мети, Яка веде життєвими шляхами, Чи краще вже по течiї пливти I жити лише спогадами й снами... Та квiтка не розквiтне у болотi, Лежачiй камень води оминають, Тому, не просто жити, а боротись За торжество добра, всiх заклинаю.
После Светы свои стихи читает Виктория Клюшина. Читает просто, искренне, как беседует. И взгляд, немного растерянный, обращён не в зал, а как бы в себя.
Набридло. Набридло! Одне i те саме - Усе це набридло менi. Україна - нi! Україна - погана! Що Україна може дати тобi?
Вiкно до Європи хтось прорубав, Та ми туди якось не встигли. Медицини, освiти, усiлякiх прав! Замало? - не скигли!
Україна страждає вiд чвар i брехнi. Та потреби в людей єдинi. Досить дивитись, що взяти собi. Що можешь дати країнi?
Досить шукати винних, Тикати пальцем у небо. Починати треба не з когось, Починати треба iз себе.
Не верь.
Можешь не верить знакомым, и даже родным, И самому близкому другу, Что в связке одной, сквозь огонь и сквозь дым, В жизни искал дорогу. Можешь быть вольным от светских оков, Умнейших мира сего превращать в дураков. Можешь ходить направо, налево, мир весь кляня, Но будь же готов, что за это мир проклянёт и тебя. Величайший талант в человеке - Не петь, не плясать, не писать. А так было и будет вовеки, Ошибки свои осознав, исправлять. Не верить можно в команду, в страну, И в слово, что дал себе самому, В эволюцию Дарвина, душой не кривя. Но самая главная вера - слепая, Навечно должна быть - в себя!
Аплодисменты, зал замер, переваривает. Вышла Аня Крюкова.
И, вдруг, насупила бровки, Дождём закапала лёгким, Взглянула на мир с холодком, Промчалась на ветре лихом!
Небрежно снежок уронила, И льдинкой холодной застыла... И, как ни в чём не бывало, Улыбкой вновь засияла.
Раскрыла хрупкий подснежник Своею ладошкою нежной, Наполнила лес ароматом... Какой она будет завтра?
Зал слушает, затаив дыхание.
Крым.
Горы, словно рыцари, в безмолвной тишине, Стоят у моря, будто ждут чего-то, И, кажется, вот-вот откроют тайну мне Прекрасного далёкого кого-то...
А облака, как кудри тех Богов, Которые спускаются с Олимпа. Прекрасна и чиста, словно любовь, Скользит по волнам моря Афродита.
Последний солнца луч, ещё мгновенье, И шелест волн прибрежных затихает... Мне море подарило впечатления, И красота природы вдохновляет.
Кто-то, сзади, тронул Сергея за плечо. Повернувшись, он увидел Александра Ивановича. - Сергей Григорьевич, дайте, пожалуйста, ключ от компьютерного класса. - А что, Вадима нет на посту? Здравствуйте. - Здравствуйте. Нет, никого нет, наверное пошёл по девочкам, в деканат. Александру Ивановичу уже за восемьдесят. Очень интересный человек. Весьма невысокого роста, плотненький, с очень приятным, даже милым, задорным голосом. Абсолютно седой, с академической бородкой и усами. В очках, курит трубку, и она очень часто бывает у него в руках, как деталь его имиджа. Профессор, доктор математических наук, преподаёт программирование. Был одним из первых программистов Советского Союза. Стоял, так сказать, у колыбели советской кибернетики. На этой почве они, с Сергеем, и сблизились. Сергей учился в военном училище, но не закончил, и в институте, тоже не закончил, по специальности "вычислительная техника и электронные вычислительные системы". Он знал те волшебные слова, которыми назывались компьютеры, или ЭВМ, как тогда говорили. Знал имена языков программирования, которые знают сейчас только историки. Выговаривая эти имена по слогам, Александр Иванович задирал вверх бородёнку, прикрывал глаза и цокал языком, как будто смаковал тридцатилетнее "Цекуба" в гостях у Пилата. Отец Александра Ивановича был генералом НКВД и был награждён именным "Маузером", который и сейчас хранится у Александра Ивановича, с патронами. Он может за себя постоять! Конечно же, отец в репрессиях и расстрелах участия не принимал. Занимался только настоящими врагами народа и вообще, генерал больше занимался канцелярской работой - шил дела, белыми нитками. Александр Иванович очень гордится своим отцом, собственно, как и любой нормальный сын. Не смотря на происхождение, чисто пролетарское, и воспитание, истинно коммунистическое, Александр Иванович убеждённый монархист. Скрупулёзно изучает историю Российской Империи и знает наизусть весь пантеон князей, царей и императоров. Он с таким чувством гордости и мечтательностью говорит о благородстве и вообще об уникальности императорской семьи, что возникает подозрение в его близости к дому Романовых, как минимум, внебрачной. - Пойдёмте. - А Вы приобщаетесь к культуре? - Да, посмотрите, какие одарённые дети! И стихи, и песни, и танцы, костюмы какие сами сшили. Посмотрите, какое чудо! Они идут по фойе, где на столах выставлены работы студентов: картины, вышивка, бисер, чеканка, фотографии, иконы, сорочки... Смесь жанров и стилей. И всё прекрасно, всё идёт от сердца. Везде виден Божий дар, Божий промысел. - Стыдно становится за себя, относительно здорового, что не работаем над собой так, как эти дети. Они, наверное, ни минуты не дают себе расслабиться, чтобы в голову не лезли мысли о своей ущербности. А то, посмотришь на некоторых - идёт на занятия, королева. Вся при всём и во всём. Одета, накрашена, мобильник - мы за всю жизнь столько не заработали. В оной руке сигарета, в другой - банка пива, а рот откроет - святых выноси. Я, сапожник, таких слов не знаю. - Вы, Сергей Григорьевич, не поверите, но я Вам расскажу не анекдот. Вчера была пересдача по программированию. Пришли человек десять, не сумевших прочитать билет с первого раза. Я, человек гуманный, знаю, что у них не семь пядей в "лобе", даю составить простенькую программку: вычислить площадь круга, даю диаметр. Пара человек написали, ушли. Остальные сидят. - В чём дело? - спрашиваю. - Мы не знаем формулы. - Не буду даже говорить, что вы должны знать её с пятого класса. Перед вами включённый комп, с интернетом. Порнуху находите быстро. - Нашли. Пара сделали - сдали, ушли. Остальные сидят. - Ну? - А что такое ? ? - Знаете, я даже не засмеялся, просто сказал. Кто-то сделал, ушёл. А двое ещё сидят. - Вам что не понятно? - Вы нам дали диаметр "d", а в формуле стоит "r", радиус... - О чём тут говорить? - Об особо одарённых я знаю. Один, с пятого курса, писал объяснительную, за то, что пил пиво и курил на территории университета. Грамотность уникальна: "авдитория", "тортуар" - ни одного слова без ошибки. А он через полгода будет иметь право преподавать в школе и даже в институте. - Знаете, как сказала Фаина Раневская? "Люди, как и свечи, бывают двух типов: одни - светить, другие - в ж...пу". Мудрая женщина!
После обеда гости из филиалов уже и разъехались. Занятий мало, день почти праздничный. Коридоры опустели. Сергей стоит возле окна и смотрит, как сорока, клювом, пытается расколоть жёлудь. Он крутится, отлетает в сторону, сорока злится, прямо по-человечески. Потом схватила его, отнесла на клумбу, спрятала за бордюром и улетела. Сергей уже переключил своё внимание на белку, которая бегает по старому дубу вверх - вниз, по спирали, но тут опять прилетела сорока. Села на площадь, деловито оглянулась и, вприпрыжку, поскакала к своему тайнику. Достала жёлудь, вынесла на асфальт и опять принялась долбить. Стукнула несколько раз и, увидев безрезультатность, прямо плюнула от досады. Схватила жёлудь и, отбросив его в сторону, поскакала к другому, раздавленному чьей-то ногой. До этого, вероятно, брезговала. Зашёл Иван, хлопнул дверцей холодильника. Что-то, характерно, забулькало в именной Иванов "хрусталь". Иван хвастал, что этому стакану уже лет двести. От количества и качества горюче - взрывчатых смесей, пролитых через неё, стекло наполовину растворилось, стало похоже на весенний рыхлый грязный снег, края стакана оплавились и позеленели простым бутылочным стеклом. Послышался "бульк", за ним Иванов рык, и что-то, упруго, захрустело. - Серёга, знаешь, что может быть вкуснее солёного огурчика? - Что? - Тот же огурчик, только под водочку, - Иван смеётся своей шутке. - А рассол на опохмелку? - О, да! Пожалуй, ты правее. Моего правого яйца, - Иван заржал и начал чавкать чем-то более мягким. К сороке подлетела товарка, а может друг, что-то прокаркала, и они, вдвоём, резко сорвавшись, улетели. Как всегда, перед концом рабочего дня, зашёл дворник, Виталик. - Всем привет! Серёнька, как интеллигент - интеллигенту, смотри: Вошла горничная: -Граф, не хотите ли испить кофею? Ты знаешь этот длинный анекдот. - Отнюдь, - ответил граф, и грубо овладел ею И второй вариант: - И в грубой форме овладел ею. А? Каково? Одно слово, а как меняет концепцию анекдота! - Да, Виталик, - смеётся Сергей, - интеллигентность тебе к лицу. Его родное имя Виталий, но чаще зовут Витей, наверное, проще. Виталик не обижается. - А серьёзно: ты что-то ничего не рассказываешь о байдарке. Забросил идею? - Пока, нет. Олефир, Олег Игоревич, тот, что лётчик, дал книгу, как построить каркасную байдарку. Это единственный вариант, из возможных. Но надо много материалов. Купить я их не смогу, а скоммуниздить негде. - А что надо? - Ткань ПХВ, алюминиевые трубы, фанера, нержавейка, болты, с гайками. Причём, всё должно быть высшего качества, чтобы не боялось воды. - Херня! Ты как говорил? Чтобы пройти через стену, надо видеть цель, не замечать препятствий и верить в себя. Так? - Так. Только это не я говорил, а "Чародеи", в кино. - Так, в чём дело? У тебя есть друзья. Я поищу нержавейку, алюминий, может трубки найду... Короче, подумаем. А ты точно распиши, что надо. Из-за ширмы, после очередного "булька с кряком", подал голос Иван: - У меня есть латунные гайки, на шесть. Сколько хочешь, килограмм пять. Спёр на работе, хотел сдать на металл, да пожалел. Может и болты найду. - Вот, видишь? Начало и положено.
Ночью, каждые два часа, надо отзваниваться оперативному дежурному. Дескать, "в Багдаде всё спокойно". В четыре часа утра, отзвонившись, Сергей уже настроился примять топчанчик, но зашёл новенький, Дзюбенко. - Можно я от тебя позвоню по городскому? Что-то мои по мобильному не отвечают. - Звони, конечно. Сергей уже не ложится. Ждёт, пока уйдёт полковник. А он набрал номер, долго слушает гудки и, наконец, когда даже Сергей услышал сонный женский голос, довольный, положил трубку. - Что это ты ночью жену беспокоишь? Проверяешь, что ли? - спросил, удивлённо, Сергей. - Это не жене. Это я бывшему другу, гаду завистливому. - За что такая месть? - Вместе демобилизовались, вместе продали квартиры. Но я купил двушку в Киеве, а он, ничего мне не говоря, - участок и построил двухэтажный дом! - Ну и ты продай квартиру, купи участок и построй трёхэтажный дом. - На хрена он мне нужен? Стройка, огород... пахать на старости лет. - Так в чём же дело? - Просто он очень завистливый. Всё время хочет, чтобы у него было лучше, чем у меня. Я купил дрель, и он, только фирменную, я - болгарку, и он, только большую. Потом я купил заклёпочник, полки сделать, а он сразу - сварку, да не простую, а инверторную. Я с ним и поругался, больше не общаюсь. - А звонил зачем? - Чтобы ему, суке, не спалось! - Потрясающе! Давай спать, - Сергей демонстративно завалился на кушетку и натянул, по самые уши одеяло. - Это он рассказывает, что выращивает кактусы, - сам себе говорит Сергей, - не удивительно. Наверное, мечтает разводить змей, самых ядовитых.
Великий корабел.
Жизнь Сергея изменилась, коренным образом. Теперь всё - мысли, время, деньги, посвящены одной цели - построению байдарки. Нищета, при изготовлении чего-либо, это глубокая тоска, из-за невозможности купить необходимое, и источник величайшей радости, при нахождении решений, помогающих обойтись без этих покупок. Это изготовление необходимых инструментов и приспособ, замена материалов, какие-то инженерные решения, попытки заработать "левые" деньги, не подотчётные семье. Только тогда ваша конструкция теряет родственные связи с "пазлами" и становится творчеством. Исследованы и использованы резервы всех загашников. А там нашлась хорошая фанера и алюминиевые трубки. Конечно, фанера не в листах, а от старого ящика армейского ЗИПа, инструментального ящика и от механизма вращения новогодней ёлки. Его делал Сергей лет тридцать назад, а в ящике от ЗИПа ещё его родители перевозили вещи, при многочисленных переводах отца по разным воинским частям Сибири и Казахстана. Его Сергей помнил столько же, как и себя самого, в военном быту он всегда был частью интерьерной мебели. Качество фанеры, из которой он изготовлен, доказано, как минимум, полувековой историей. Это пойдёт на штевни и шпангоуты. Найденные алюминиевые трубки, когда-то, служили каркасом старой палатки, двум раскладушкам, ручкой граблей, инвалидной клюшкой и ещё, сам чёрт не знает, от чего. Какие-то куски нашёл у друзей, пробежал по селу. Трубок надо много, целых тридцать пять метров. Это будут стрингеры, мидель-шпангоут и кокпит. На кильсон нужны дубовые рейки. Сосед, дед Пётр Степанович, в колхозе работал кузнецом и, по совместительству, столяром. Наследственная память социалистического способа производства подсказала, что, кроме металла, у него может быть что-нибудь деревянное, не исключено, что дуб. Чутьё его не подвело. Среди обрезков сосновых досок, разной толщины, нашлись и обрезки брусков дуба. Фактически, то, что называется горбыль. На работе ребята тоже не сидели. Иван принёс латунные гайки и несколько болтов, Вадим - хромированные болты, с большими гладкими шляпками. Он, когда-то давно, работал на мебельной фабрике. Виталик принёс нержавейку: стерилизатор для шприцов, ручку от половника, крышку масляного бачка танка, кусок трубы и плазменный отражатель ускорителя первой ступени "Шатла". А также пожертвовал две "сэкономленные" снежные дюралевые лопаты, для изготовления вёсел. Благодаря интернету, найдена ПВХ-ткань, по цене производителя. По финансам обошлось не очень больно. А труд у нас, тоже как наследие развитого социализма, бесплатный. Время летит быстро, как брехня по селу. Отдыхает Сергей только на работе, в университете. И то, что-то чертит, читает, считает, бормочет какие-то мантры. Построение любого, самого маленького, судна - событие значимое. Оно должно быть изящным, красивым. Удобным должен быть верстак, инструмент, с него начинается строительство. Наверное, это и есть счастье, когда работаешь в поте лица, сутки напролёт, несколько месяцев, а глаза постоянно светятся от восторга.
Прошла зима. Весна ранняя, тёплая, а, главное, - сухая. Можно уже работать на улице. В межсезонье у сапожника много работы, а за крестьянина и говорить нечего: сад, огород, хозяйство. Но корабль строится. Собран каркас, "кости", склеена "шкура". Ткань Сергей выбрал настоящую алую, как мечтал.
Всё это время сохраняется интрига: никто, ни Эдик, ни Наденька, ни сам Сергей, не знают, состоится ли поход, омоет ли Сергей свои вёсла в Иртыше или будет разгонять ими лужи посреди села. С Андреем вёлся постоянный диалог в интернете. Все аргументы Сергея он пытался разбить рублём: - байдарку куплю; - во время похода, все расходы беру на себя; - на работе, твоим коллегам, заплачу три зарплаты, лишь бы за тебя отдежурили; - решишь прервать поход, в любой точке, оплачу дорогу домой... Всё куплю... Хорошая философия. Пойти без разрешения жены он не может. Слишком сильно любит, чтобы доставлять неприятности, но дипломатические переговоры велись: - Ну..., вроде как..., неплохо было бы... Или так: - Я, конечно, всё понимаю: Гриша заканчивает школу, надо поступать в институт. Но чем я уже помогу? Вроде, всё, что мог, сделал. Теперь пускай сам, уже взрослый. Что я его за ручку поведу в институт? Ты же знаешь, что я, по жизни, бродяга. Такой возможности больше в жизни не представится. По всем параметрам: деньги, время, команда, повод, в конце концов. На что получал или категоричное "Нет!", или, чаще, ещё более красноречивое молчание. Лучше бы говорила... В принципе, разговоры эти были, скорее, пристрелочными. Сергей знает, что, если он осознанно решит ехать, Надя его удерживать не будет. В крайние сроки Сергей принял решение не ехать. Поставил семейные ценности выше личных. Действительно много работы дома. И дорого. С пустым кошельком не поедешь, значит, надо лезть в кредиты, о вреде которых предупреждает не только минздрав. Своё решение он сообщил Кузе. И получил такой ответ, что отказать уже не смог. Обладая ярким воображением, письмо Андрея он увидел, как панику, истерику. Эдик пишет: - Не хочешь - не едь! Можете не ехать все! Никто мне не нужен. Но мне вы не запретите, я поеду сам, один. Я проплыву, то, что решил. Это, может, моя самая яркая детская мечта... Похоже на глас вопиющего в пустыне. Эдик кидал клич в бездонный интернет, приглашал всех желающих, но отозвалась только одна "девица" из Минска. Соседка по дому. Помоложе Сергея лет на семь, то есть, до полтинника ей не хватает пары месяцев. Не смотря на юный возраст, малоподвижный компьютерный образ жизни отрыгнулся ей большими проблемами со здоровьем. В первую очередь - суставы. Если она заставляет их работать, окружающие слышат, как работает шаровая опора "Жигулей", при эксплуатации по украинским дорогам. Ходить ей очень тяжело и шумно. Но, с учётом того, что размеры корабля невелики, бегать по палубе и лазить по реям не обязательно, кандидатура отвергнута не была. Второй кандидат тоже особь женского пола, одноклассница Андрея. Даже его первая детская любовь. Вероятно, с такой командой, Татьяна, жена Андрея, отпускать его не хочет. Не по причине ревности, а только из соображений безопасности. Вероятно, присутствие Сергея было тем необходимым условием, при соблюдении которого Эдик приобретал право на свободу перемещения в географическом пространстве. Письмо Надя прочитала молча, потом молчала ещё с полчаса и, наконец, приговор: - Езжай. Всё равно не успокоишься. Неторопливо - мечтательная работа взорвалась от нового стимула. Сергей работает днём, ночью, во время обеда и даже вместо него.
Ходовые испытания.
Наконец, настал момент, когда Сергей, чёрным маркером, написал на деке бака и юта, на двух языках, название судна: "Куба" (Cuba). Для названия порта приписки места не хватило. К форштевню, носу судна, привязал кувалдочку, и, торжественно, в гордом одиночестве, как Робинзон Крузо, разбил об неё бутылку шампанского, купленную тайком от жены. Сергей, не то, чтобы суеверный, просто очень хочет соблюсти все морские традиции. Потом взял дорогую общую тетрадь, большую, журнального формата, в твёрдой обложке, и написал: "Бортовой журнал байдарки "Куба". Спущена на воду 04.06.1912года.
Сделано, пока одно весло, но не вытерпел. На ходовые испытания пронесли, с сыном Гришей, на плечах через пол села. На удивление, не встретив ни одного человека. Наконец, апогей восторга и волнений, - спуск на воду. Как жалко, немытыми ногами, в донном иле, залазить в новенькую, везде блестящую байдарку. Но, переборов это чувство, Сергей, пока сам, опираясь веслом в дно пруда, осторожно уселся в капитанское кресло. Оно находится ближе к корме. Боясь пропороть чем-нибудь днище, провёл байдарку через проход в камыше, работая веслом, как шестом. Весло глубоко погружается в ил, со дна поднимаются пузырьки воздуха, вокруг разбегаются лягушки, от удивления выпучив глаза. Байдарка вышла на чистую воду. Лёгкая, задрав нос. Первый осторожный гребок веслом. И пошла она грациозно и гордо, как лебёдушка, не всколыхнув воду пруда. Скользнула, как по стеклу. Чудо! Чтобы пересечь весь длиннющий пруд, понадобилось буквально несколько ударов веслом. Байдарка летит, здесь ей тесно, негде разгуляться. На берегу Гриша нетерпеливо топчется на месте и, умоляюще, взглядом, просит отца быстрее и ему дать возможность ощутить чувство полёта. Умостился Гриша на рабочее место старпома, старшего и единственного помощника капитана. Байдарка, почти, не осела, выровнялась, приобрела устойчивость, остойчивость, как говорят моряки, стала более управляема. Форштевень стал резать воду, пуская пенный гребень волны. Несколько раз, работая веслом по очереди, пролетели через весь пруд. Обидно мало места, негде разогнаться. Радостные и возбуждённые, Сергей с Гришей принесли лодку домой. Разбирают и, наперебой, рассказывают Наде о пережитых чувствах. И тут Сергей видит, что одна из планок кильсона дала скол, сломалась в месте крепления шарнира. Настроение испорчено, но он ничего не говорит Наде и даже не показывает вида, чтобы она не волновалась. Идёт в мастерскую, и к вечеру новая планка готова, покрашена морилкой и покрыта, для влагостойкости, полиэфирной смолой. Испытывать некогда, надо ещё сделать одно весло и чехлы для переноски. Конечно, опасно, но процент адреналина в крови растёт, именно для этого народ и занимается экстремальными видами спорта, в этом и состоит афера. Хотя, если подумать, какой бы поломка ни была, она устраняется при помощи любой палки, скотча, соплей, в смысле клея, и какой-то матери.
Наконец, всё сделано и упаковано: чехол с "костями", тоже алый, сшитый из Надиного плаща, клетчатая сумка базарного "челнока", со "шкурой" и шпангоутами, и сумка с необходимым минимумом личных вещей. Одежда самая простая - армейское х/б, "афганка". Правда, когда Сергей служил в Афгане, её ещё звали эксперименталкой, и он её тогда не имел и только завидовал владельцам, за обилие карманов, удобный крой и практичную ткань. Одел её не для показухи, а больше из-за дешевизны, относительно спортивной одежды, тем более специальной, для воды. И, конечно же, она универсальна: в ней прекрасно работать, а постирать, то можно и на парад или даже торжественное заседание. А тельняшка и кепи, с армейской кокардой, подчёркивают статус, они всегда в тренде.
Труба зовёт!
"Любая возможность путешествия - это приглашение на танец от Господа Бога." Курт Воннегут.
Выезд назначен на 11 июня. 10-го праздник, "День всех святых". Сергей пошёл в церковь. Маленькую сельскую церковь, Храм Архистратига Михаила. Церковь деревянная, из бруса, обшита досками и покрашена в нежно-голубенький цвет, а наличники окон, дверей, углов и фронтоны - синие. Высокая стройная звонница увенчана золотой луковицей, конечно же, с крестом. Основной купол, конусом, также увенчан луковицей с крестом, только меньшей.
Три ступеньки крыльца, и ты в другом мире, мире, где все помыслы только о душе только о хорошем. На улице уже жарко, а в храме - утренняя свежесть, наполненная светом солнца, бьющего через окна, и запахом ладана. В лучах солнца, пламя свечей почти невидимо. Праздник и воскресение, а народу в церкви немного - летняя страда, даже самые ортодоксы верят, что Господь простит им их труд.
По стенам - иконы. Самые древние мрачные, почти чёрные, на досках. Только белки глаз светятся, прямо в душу заглядывают. Говорят, о неизбежности Божьей кары, навевают страх перед всевышним. Наверное, страшными были времена. Более поздние: краски бледные, нечистых тонов, лица стилизованы, глаза грустные. В них вековая тоска, зимняя безнадёга дворняги. Иконы для вдов. Советский этап: плохая фотопечать, на плохой бумаге, плохо ретушированная, плохими красками. Но под застеклённой, широкой доски, рамкой, обилие белой и жёлтой фольги и бумажных цветов. Эпоха одинакова во всём: дерьмо, но в цветах, тоже дерьмовых. И, наконец, современные: бумажные, ламинированные, прекрасной полиграфии. Как правило, всемирно известные, чудотворные, тоже с обилием красивой тиснёной золотой мишуры, но уже современных технологий. Только они не на стенах, а в церковной лавке. Рядом с крестиками, свечами, религиозной литературой. Немного смущает цена, но если это цена пропуска в Царствие Небесное, то капиталовложение можно считать удачным.
Сергей искренне верит в Бога и не верит попам. Но службу, хоть и не часто, посещает, исповедуется и причащается. В своих молитвах, он ничего у Господа не просит, и сам ничего не обещает. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Попросишь шикарную машину, и, на первом же перекрёстке, попадёшь "под раздачу", и будешь лежать овощем остаток жизни. Мало приятного. Пусть уж будет так, как Господь сам запланировал. В своей молитве, Сергей просит Бога не менять своих планов, из-за его желаний. Только вот, относительно здоровья детей и жены, он не выдерживает. Просит, молит... Он сам испытал много боли, знает, что это такое, поэтому самая пустячная ранка у близких, буквально, рвёт его сердце, он, только что, не теряет сознание. А насчёт обещаний и обетов... Его всегда смущало, что в 1034 году Мстислав, князь Тьмутараканский, в бою с Ярославом, князем Черниговским, пообещал Богородице построить церковь. И, представьте себе, победил. Бой был один - на - один, князья благородно решили не губить людей. А если бы Ярослав пообещал построить храм подороже? Может вообще не стоит воевать? Поторговаться, кто больше жертву даст, того и правда. Но Господь получается какой-то коррупционный...
Автобус, как один из вариантов снижения стоимости путешествия, в Питер идёт из Киева. Добрался на "перекладных", через Белую Церковь. Тягучее ожидание посадки, жара. Наконец, уселись, тронулись. Автобус современный, высокий, мягкий. Только ноги девать некуда, колени упираются в спинку переднего сиденья. Ехать двадцать шесть часов. Соседка, у окна, абсолютно седая старушка. Одета красиво, по городскому. Как выехали из Киева, оба попытались уснуть. Сергею это не удалось. Дорога отвратительная. Автобус то набирает скорость, то резко тормозит и, словно крадучись, перебирается через ямы. Открыла глаза и старушка. Бодро крутит головой, озирая виды за окном. Видно, много ездит, чувствует себя как дома. Стюардесса залила для неё кипятком какой-то супец, принесла чай. На десерт - зелёное яблоко. Сергей начал сразу с десерта - кусочек сала, обидно, что без чеснока, добавил пару яиц, сваренных вкрутую и запил всё кофе, из своего металлического термоса. Старается кушать ограниченно, знает, что остановка будет только одна, на границе, а туалет в автобусе создан, наверное, для детей. Свои восемьдесят семь килограмм Сергей впихивает туда с большим трудом. А украинские дороги, при нахождении в туалете, грозят серьёзными травмами. Солнце, склоняясь к горизонту, пробивается через сосны и, зайчиками, бьёт по глазам. Разговор начался по дорожному, без представлений. - А я привыкла в автобусе ездить, - наверное заметив, что Сергей испытывает дискомфорт, первой начала разговор старушка, - мы, с мужем, уже лет пятнадцать, каждое лето, во время отпуска, ездим на автобусе по Европе. Удобно и недорого. - Да, уж... - вполне согласно кивнул Сергей. - Уже всё объездили, в смысле, Европу. - Да, уж... - Хорошо стало. Раньше попробуй, поедь. - Да, уж... Вы, наверное, на пенсии? - На пенсии, но работаю ещё. - Если не секрет? - Бухгалтером. - Да, уж... - это тихо, про себя. - А сейчас в гости едете, к детям, наверное? - Нет, по работе. У нас главный офис в Петербурге. А дочка у меня в Киеве живёт. Байкерша. - В смысле? На мотоцикле гоняет? - Да, на мотоцикле. - Не замужем, наверное? - Почему, замужем. И муж байкер. Вместе гоняют. Только у зятя мотоцикл здоровенный, как трактор, а дочке мы покупали, небольшой такой. Они говорят "Ебиерка". - Наверное, "Юбиэрка", "YBR-125", "Yamaha". - Наверное. - И я мечтаю о таком. Да, всё некогда в салон заскочить, выбрать, Небольшой и удобный. И стоит недорого, всего две штуки баксов, с небольшим, - совершенно серьёзно, без иронии говорит Сергей. А про себя: всего-то, пенсия за два года... - Дочка говорит, что это уже слабый. Говорит, стыдно на люди показаться. Приеду - купим что-нибудь побольше.
За разговорами, не заметили, как проехали Украину. Граница. Очереди нет, все разбирают свои вещи. Курцы синеют от количества выкуренных сигарет. Нагоняют то, что ехали без перекуров и наперёд. Суточную норму надо дать! Сергей благодарит Господа за то, что надоумил и дал силы бросить, избавил от этих мучений. Можно сходить в нормальный, условно, туалет. Таможня много времени не заняла, дала добро. Только выехали, сразу все прониклись уважением к Президенту Беларуси, "бацьке" Лукашенко: на дороге ни морщинки! Если не смотреть в окно, кажется, что автобус вообще не движется. Бабуля одела на шею надувной резиновый хомут и отключилось, прямо по-детски, сладко посапывая. Видно, чистая у неё совесть, или у бухгалтеров она вообще отсутствует. Сергей может только позавидовать. Группа женщин на задних сиденьях, как Сергей понял из разговоров, едет в Финляндию работать на сборе ягод. Обед у них начался, как только выехали из Киева, и продолжается уже восемь часов. Обедают не очень шумно, соблюдают приличия, но с песнями. Наконец, все угомонились. Слышно только похрапывание, посапывание и аромат перегара. Только Сергей крутится на своём кресле. Нет сил сидеть: ноги затекают, суставы "крутит" ... Постоял в проходе. Наконец, прошёл к водителю и присел на ступеньку, чуть выше него. Здесь интересно, подсветка приборов создаёт уют. Широкое панорамное окно, дорога, неширокая, но идеально ровная, далеко освещается фарами. Машин, ни встречных, ни попутных, - ни одной. Автобус летит монотонно, на меняя скорости. Мы одни во Вселенной. Где-то у горизонта, по сторонам, россыпь огней. Там люди, жизнь. Новогодней гирляндой, идёт поезд. Указатели: Чаусы, родина Волкова, Володи, соседа по койке в казарме военного училища, в Минске; Витебск, там Наденька проходила практику, после техникума, и Сергей приезжал к ней на каникулы; Бешенковичи, родина Толика Буслова, лучшего друга, тоже по училищу. Несмотря на широкие возможности "Одноклассников", найти его так и не смог. Гул двигателя, свежий воздух из водительского окна и монотонный пейзаж, начали клонить ко сну. Сергей вернулся в кресло, повернулся чуть набок, получилось, почти калачиком, пригрелся и сладко, в приятных воспоминаниях о Беларуси и друзьях, заснул.
Проснулся рано, только взошло солнце и осветило его радужные сны. Автобус ещё спит. Устоявшийся запах перегара поставил розовые сны на реальные жизненные рельсы, которые ведут уже по территории России. Великой. В смысле - очень большой. Дороги лучше чем в Украине, хуже чем в Беларуси, но везде ремонтируются. Везде объезды по одной полосе, везде пробки и "тянучки". Пока все спят, утренний туалет в скворечнике. Надо спуститься вниз, приоткрыть дверь туалета, подняться на одну ступеньку, открыть дверь, насколько позволяет конструкция, в образовавшуюся щель втиснуться правым боком, опуститься с последней ступеньки, с одновременным поворотом на сто восемьдесят градусов, против часовой стрелки. Унитаз уже сзади, но, чтобы сесть на него, надо пригнуться, он, как бы, в нише. Сложнее, не разгибаясь, оправить одежду. Оставаясь в позе буквы "Z", можно помыть руки, коленом нажимая на кнопку подачи воды. Освежив лицо, Сергей вытер его старомодным носовым платком, размером с современную китайскую простынь. В обратном порядке, только пустив вперёд левое плечо, успешно вывинтился из туалета. На ступеньках его встретила очередь из ягодиц разного размера. Чтобы выпустить Сергея, им пришлось выйти в салон. При развороте, с набором высоты, краем глаза, Сергей успел заметить, что на одной лестничной площадке с туалетом находится целый пищеблок. Идеал компактности! Скромный, но калорийный, диетический завтрак: пара варёных яиц с постненьким салом и тот же, вульгарный кофе из термоса. Бабуле стюардесса принесла заваренную вермишель, вкусно пахнущую "Дихлофосом". Во времена антиалкогольной компании, определённые круги советского общества пшикали его из баллончиков в пиво. Каждому своё: кто любит борщ, а кто - повара. Время тянется медленно, но приятно. Сергей смакует каждую минуту комфортного безделья. Мечты о предстоящем путешествии, недалёкое чириканье бабульки о дачных проблемах. Полудрёма. Вот и Питер. Петербург, Петроград, Ленинград. Город трёх революций, белых ночей и лучшего в Союзе "Беломорканала", 1-й табачной фабрики. Витебский вокзал, на остановке уже стоят, выглядывают Сергея, Эдик и Иван. Сергей выскакивает одним из первых: - Черти! Я здесь! Смех, объятия, похлопывание. Сергей и Иван расчувствовались до скупой слезы и блеска в глазах. Из багажника забрали байдарку, сфотографировались, для истории, и присели на лавочку перевести дух, определиться в ситуации. - Как доехал? Как дома? - Всё в норме. Давай главное: Иван, ты решился? Ну, скажи: "Да". - Нет, Серёга, не получается. - Жалко и обидно. Эдик, кто едет? - Коротко, я ещё на работе: едет моя одноклассница, Таня. Она присоединится к нам в Ульяновске. И ещё Элеонора Кузякина, в простонародье, Ленка Кузя. Она жила по соседству со мной. Вы её не помните, вы уехали, она была ещё совсем мелкой, сопли на кулак наматывала. Я её хорошо запомнил по гаммам, которые она брынчала на чём-то отдалённо похожем на пианино, но гораздо противнее. У тебя какие планы? Едешь к брату? - Посмотрим, до отъезда ещё три дня. Пока поживу у Ивана, может и к Гене заеду, в Приозерск. А вообще, - всегда на связи. - Хорошо, тогда я вас оставляю и полетел на работу. Пожав руки друзьям, Эдик. Прыгающей походкой кузнечика, поскакал в сторону метро. - Нам тоже на метро, только не так быстро. - Иван неспешен и основателен во всём, - Не будем же мы твою байду таскать всё время. Сдадим её в камеру хранения, потом, на автобусе, в Гатчину. А там уже нас ждёт моя машина.
Гатчина.
Гатчина. С точки зрения топонимики, как думал Сергей, это какой-то район, в пригороде Питера. Чтобы не попасть впросак, перед выездом, поинтересовался у "Вики". Оказалось, что это город, до ста тысяч населения. По сравнению с Белой Церковью, конечно небольшой, но по масштабам северной России, где плотность населения раз в сто меньше, чем на Украине, наверное, крупный районный центр. Относительно, молодой - двести лет, всего. Как у многих городов Советского Союза, целый калейдоскоп названий: Хотчина; с 1923 года - Троцк, но в 1929 году Троцкий был выслан из СССР, значит город должен быть переименован в Красногвардейск; в 1942 город заняли немецкие оккупанты, конечно, такое имя им не понравилось. Переименовали в Линдеманштадт. В честь главнокомандующего восемнадцатой армией Георга Линдемана. Но в 1944 советские войска вернулись, и у кого-то появилась здравая мысль, вернуть городу его историческое название Гатчина. С хозяевами и строителями городу везло, всё императорских кровей. В 1765 году Екатерина 2 подарила имение своему фавориту Григорию Орлову, который и построил прекрасный Большой Гатчинский дворец. После смерти Орлова, владельцем становится Великий князь Павел Петрович, который присвоил Гатчине статус города, в 1796 году. После убийства Павла I, в 1801 году, хозяйкой стала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Потом: Николай I, Александр II, Александр III... Люди всё не бедные, было за что строить.
Путь до Гатчины на автобусе не долог. Выехали за город, пролетели мимо памятников Великой Отечественной войны - линии обороны, пушки, танки... и уже - Гатчина. Вышли из автобуса, пересекли площадь, на стоянке "Рено". - Взял в кредит, - пояснил Иван, - иначе из городка не выедешь. - Так что, ты ещё живёшь далеко? - По прямой, километров десять, но там переезд, считай, постоянно закрыт и очень плохая дорога. Так что едем все двадцать шесть км. - И что, никакого транспорта? - Никакого. Ничего, потихоньку выплачу. Выехали, но по вертикали, вверх-вниз, машина проходит большее расстояние, чем по прямой. Ямы такие, что машина едет со скоростью пешехода. - Да, я думал, что лидерство раздолбанных дорог за Украиной. И, говоришь, эта лучше, чем та, что по десять? Какая же та дорога? - О-о-о, ты ещё не видел наших дорог. Россия везде первая. Кстати, по дуракам лидерство она тоже никому так и не отдала. По дороге, в каком-то селе, заскочили в магазин. Иван взял коньяк, что-то закусить и небольшое пластмассовое ведёрко готового мяса для шашлыка. Сергей, из многих источников, знает, какое мясо идёт в эти ведёрки. Это просроченное, несколько раз размороженное, что называется "с душком", в лучшем случае - просто с запахом залежалого холодильника. Запахи и плесень просто убивается уксусом и специями и продаётся, что интересно, по цене большей, чем на базаре свежина. Но: не лезь со своим уставом, в чужой монастырь. Сергей смолчал. - Вот, а теперь гвоздь программы, главный участок. Всего-то пять километров. Машина свернула в лес. Дорога выложена пустотелыми бетонными плитами перекрытия, но пустоты уже пробиты, плиты толстые, края провалов острые, по размерам чуть больше колеса КамАЗа. Автомобиль по этой дороге проехать не может, даже теоретически. Ни метра! Поэтому рядом, с так называемой бетонкой, проложена грунтовая дорога. Видно, что по ней ездит не только гусеничная техника, но и особо крупные ракетные колёсные тягачи. Колея пробита на глубину колёс тех же ракетоносителей, а в колее торчат гранитные камни тектонической плиты. Переезжая с одной стороны на другую, Иван ведёт машину одним колесом по бугру между колеями, а второе - как получится. - Это хорошо, что дождя нет. А так, с бугра сносит и днищем садишься на камень. Во, ситуация... Хоть плачь, хоть вешайся. А дорога одна, никто проехать не может. И помочь не могут, и матюкают тебя. Люди на работу опаздывают... Ужас! Всё, приехали, вот наш городок. "Бетонка" кончилась, остатки забора, руины бывшей КПП. Посреди леса, не старого и не густого, стоит три дома, буквой "П". По два подъезда, три этажа. По свежей колее, слегка угадывается наезженная дорога, даже тропинок нет. У домов штук пять машин. Дом, в котором живёт Иван, посредине. У подъезда разрытая глубокая канава, с мостиком из хлипких дощечек. - Трубы канализации меняли, - без вопроса поясняет Иван. - Мы тут плавали... Бронированные двери Сергею знакомы, типовые для подземных сооружений. Но есть домофон. В подъезде висят пучки проводов, для них уже пробиты по стенам штробы. На площадке две квартиры. Иван живёт на первом этаже. Двери в квартиру того же дизайнерского решения, что и в подъезде. Дома встречает жена Ивана, Ирина. Они, с Сергеем, знакомы, но виделись в Минске не часто, да и было это тридцать пять лет назад. Но встретились радостно, искренне. Для обоих это как привет из юности. Конечно, тяжело узнать в них тех, из семидесятых, полных надежд, на пороге в большую жизнь. Ира - высокая стройная блондинка, с несколько крупноватой головой. Волосы до плеч, пышные, что делает голову ещё больше. Черты лица резкие, наверное, обострённые болезнью. Иван рассказывал, что у неё онкология, и уже в поздней стадии. Бледность, скорее всего, объясняется той же причиной. Хотя здесь, на севере, мало кто может похвастать здоровым цветом кожи. Двухкомнатная квартира, комнаты не смежные. Планировка такая же, как была у Сергея в Белой Церкви. Обычная "хрущёвка". Видно, что недавно был сделан ремонт. Всё светлое, чистое, новая столярка, натуральная деревянная, естественного цвета, только покрыта лаком. - Не будем тянуть кота за хвост, - Иван быстро переоделся, что-то набрал в сумку. - Пошли на мою "фазенду". Дети скоро приедут. За ведёрком, с мясом, потянулась, как привязанная, очень общительная кошка, Дуська. Далеко идти не пришлось, прямо за домом несколько клочков земли, по паре соток каждый, огороженные сложными конструкциями из сетки, веток, досок, листов фанеры и металла. Огородами это назвать трудно, скорее, просто участки для психологической реабилитации. На крайнем участке, возле леса, стоит небольшая беседка из свежих сосновых досок. Три стены "глухие", наполовину открыта только лицевая сторона. Кухонный стол и набор разношерстых недобитых стульев, кресел и табуретов. Рядом мангал, барбекю и кучка наколотых дров. На участке небольшие грядки, обложенные камнями, на грядках цветы, укроп, петрушка, чахнет редиска, выпуская стрелки. Шершавая чёрная каменная "лысина" - выход скальных пород. На соседних участках тоже видны камни, только размером поменьше. С трудом разожгли мангал - дрова сырые гореть не хотят. Разложили на столе шампуры, процесс пошёл. - Что это в подъезде провода висят? Тоже меняют, как и трубы? - Тут такая история, в пору повеситься. Часть расформировали, людей перевели по другим частям. Остались только пенсионеры. Дома стоят пустые. Армейская КЭС дома с баланса сняла, сдала в сельсовет. А у того нет ни денег, ни желания поддерживать жизнедеятельность городка. У нас отрезали свет, воду, отопления нет - нечем топить котельную. У нас своя, угольная. В пустых квартирах разморозили все трубы, в том числе и канализацию. Свет - бросали со столбов разные времянки, кто-откуда мог, топили "козлами", палили проводку... Мы, в абсолютной темноте, плавали по уши в говне, и всем всё было пох...й! Представляешь? Три года так жили. Потом выходили, взяли нас на баланс, начали что-то делать. - А квартиры приватизированы? - На хрена они кому нужны?! Здесь даже бомжи не живут - помоек и тех нет. Никуда ничем не доберёшься. Все где-то стоят в очереди на жильё. - И ты? В Питере? - Да, нет. У меня особый случай. Стоял на учёте в Минске. Жёнушка, умная, поехала в отпуск, я попросил её зайти в военкомат, узнать, как очередь двигается. Она зашла, а там тоже нашёлся умник, пригласил её на беседу и рассказал, что это большие проблемы, ведь мы живём уже в другом государстве. И она, дура, блин, - Иван выходит из себя, насыпал соли на старую рану, - подписала отказ. - Стой, в очереди, ведь, стоишь ты. Какое она имеет право отказываться? Всё можно восстановить. - Да, если бы она мне сразу сказала. А так, я узнал об этом только через год, когда сам поехал в Минск. Обо мне там уже и запаха не осталось. - Ну, а в суд подать? - Можно, но, в лучшем случае, меня поставят в очередь крайним. Ты представляешь, что это такое? Мне уже пятьдесят восемь! Только бы деньги потратил на поездки и адвокатов. - А продать или обменять куда-нибудь? - Смеёшься? До самого гроба я здесь. - Да..., ситуация..., - помолчали. - Ну, а в Минске что? Как Игорь, Таня? - Что Игорь? Старший брат, как старший брат. Я с ним не общаюсь. - Как, совсем? Был в Минске и не зашёл? - Нет. Хотел, но... Ты же знаешь, что Таня, его жена, умерла? - Нет, откуда? Давно? - Уже три года. Игорь уже на другой женился. Думал зайти к нему, но сначала поехали на кладбище, к тёще, я к своим родителям зашёл. А он Татьяну похоронил с родителями. Представляешь? - Ну, Иван, чтобы были вместе. За могилками ведь он ухаживает. - А меня он спросил? - Иван опять злится. - Я не хочу, чтобы она лежала рядом с родителями. Я не хочу даже на её памятник смотреть! Она аферистка, шантажистка! Она, может, мне всю жизнь испортила.
* * *.
История эта сложная и длинная, Сергей ознакомлен с ней по обе стороны баррикады. У Игоря он часто бывал в гостях в "лихие 90-е". Возил в Минск гречку, сахар, даже водку. Как-то надо было выживать. История у них, с Иваном, общая и весьма распространённая среди братьев. Первенцы мальчики, получив свою долю родительской любви и ласки, как правило, лет через пять, становятся старшими братьями. Они видят, как вся любовь переключается на этих пищащих и орущих существ. Родители знают о ревности, стараются быть справедливыми в распределении каких-то жизненных радостей. Но и к ответственности надо приучать подрастающих старших. Им приходится сидеть с младшим, забавлять его, а то и кормить. В военных городках, как правило, детских садиков не было. И это воспринимается как покушение на свободу личности. Когда братья подрастают, старшие начинают младших потихоньку терроризировать, помыкать ими, заставляют делать за себя какую-то работу: вынести мусор, сходить за хлебом, помыть пол. Выдуривают, а то и прямо отбирают, копейки, которые родители дают в школу на булочку. При этом они ещё и умеют сохранять статус мученика. Якобы, родители всё лучшее отдают младшим. И не замечают, что младшим ничего нового не покупается. Всё, что у них есть, это обноски старших. Это длинные и широкие пиджаки, с подкатанными рукавами, брюки, с эксклюзивными латками, штопаные локти, латанные валенки. Игрушек тогда не было, вообще, как понятия. Нет, где-то, в проклятом капитализме, судя по детским книжкам, что-то было, но Сергей с Иваном об этом только в книгах и читали. Были только велосипеды, коньки и лыжи. Также доставшиеся в наследство от старших братьев, Разбитые, обшарпанные, треснутые. У младших не было того праздника обретения нового, желаемого, ожидания подарка. С возрастом, положение не меняется. Старшие считают своим долгом решать за младших все жизненные вопросы. Но это не вечно, в конце концов, и младший начинает жить своей жизнью. С чем не хочет мириться старший. Возникает конфликт, переходящий в хронический. Игорь, родной брат Ивана, бросил вызов не только родителям, он бросил вызов всей советской системе воспитания подрастающего поколения, системе наследственности. Считай, самого Дарвина на уши поставил. Их отец, Владимир Иванович, достиг больших высот в военной карьере. Он был командиром дивизии ПВО, а перед выходом на пенсию, даже начальником кафедры общевоинских дисциплин в лучшем в Союзе училище ПВО, в Минске. Значит его дети должны служить в армии. Единственное, что можно было изменить, - род войск, и то, нежелательно. Этот вопрос в семье даже не обсуждался, настолько это было очевидно. Но Игорь, закончив в Чагане школу, поступает в Семипалатинский институт пищевой промышленности, на факультет холодильных установок. Сказать, что родители были в шоке - ничего не сказать, что был скандал - ещё меньше. Но это ещё не всё. Второй удар родители получили, когда, ещё будучи студентом, Игорь решил жениться. И невесту выбрал сам! Не дочь генерала, вообще не офицера, а простого железнодорожного рабочего. Татьяна, худая и стройная, красивой её вряд ли кто называл. У неё было десять братьев и сестёр. Общительная, разговорчивая, подкупающе откровенная. Как-то со всеми, и сразу, своя. Умела делать всё, без работы не сидела ни секунды. И в доме чистота идеальная, и на даче, на тех пяти сотках, умудрялась выращивать годовой запас продуктов на семью. По окончании института, Игорь опять не воспользовался возможностью отца получить распределение в любую точку Союза, пошёл работать по направлению на Семипалатинский мясокомбинат. Когда призвали в армию, послушно идёт, не "косит". Только тут Владимир Иванович, не спрашивая, переводит его служить поближе, в Белоруссию, в Гомель. И только после службы, страсти улеглись, семьи помирились, и Игорь с Таней переехали жить в Минск. Родили девочку и мальчика, получили квартиру, достигли неплохих карьерных высот. Наверное, семью вполне можно было назвать счастливой. У Ивана всё происходило с точностью "до наоборот". Учился посредственно. Не дурак, просто - не интересно. А интересно ему было творить чудеса радиоэлектроники. Радиотехникой занялся, наверное, класса с пятого. После школы проблема выбора не стояла - отец начальник кафедры военного училища где радиоэлектроника основной предмет. В это же училище, только через два года, после армии, Иван уговорил поступить и Сергея. После второго курса Сергей женился. Иван на свадьбе был свидетелем, старшим боярином, как говорят в Украине. Свадьбу гуляли на родине невесты, недалеко от Бреста. Из Украины, с родителями Сергея, приехала его двоюродная сестра, гордость семьи, красавица Нина. Глаз не отвести! Преподаватель французского языка, что придаёт девушке особый шарм. И шибанула между молодыми людьми искра, в пять тысяч вольт. Именно то, что называется любовью с первого взгляда. Это заметили все окружающие. Сергей радовался за друга, Иван не умел с девушками завязывать отношения. Уже и выпили с ним за официальное родство. Но невестка из крестьянской семьи не входила в планы Валентины Захаровны, тёти Вали, мамы Ивана. Золотой человек, мудрейшая женщина, но счастье своего сына она видела по-другому. Она просто запретила Ивану близко подходить к Нине, не давала им побыть вместе ни минуты. Но Ивану осталось учиться год, ребёнку уже двадцать три года, а впереди у него зенитно-ракетный дивизион, где-нибудь в тайге или в пустыне. Не исключено, что, в первый же отпуск, он привезёт бурятку, якутку или дочь шамана племени ханты. Осознав всю серьёзность ситуации, тётя Валя срочно нашла в Минске девку на выданье, дочь майора запаса. Скромную и молчаливую. Которую Иван привёл к Сергею с Надей в гости, месяца через два, после свадьбы, и представил, как свою невесту. Когда вышли на перекур, Сергей, романтик, человек чувств и эмоций, не скрывая удивления, спросил: - Не понял, Иван, откуда, вдруг, взялась эта Ира? - Мать нашла. Её отец тоже служил в Пятигорске. - И ты так, сразу, называешь её своей невестой? Не узнав человека, не полюбив. Тебе ведь с ней всю жизнь быть вместе! - Что нам, военным надо? Я спросил: "Поедешь со мной на Землю Франца Иосифа?", она согласилась. Дочь военного, знает все прелести службы. Ты же знаешь, самому туда ехать - тоска, водки не хватит. Где и когда мне жену искать? А скоро уже выпуск. Да, и вообще, мать плохого не пожелает, а жизненного опыта у неё больше.
Свадьбу сыграли перед выпуском. Иван уехал в Магадан, Ира осталась, вопреки обещанию. Сначала закончить техникум, потом рожать и воспитывать дочку. Отслужив в маленьком дивизионе, в тайге, под Магаданом, около шести лет, Ивана перевели в Гатчину. В Минске росла дочь, и жила жена, вышедшая замуж также без любви, по настоянию родителей. За шесть лет холостяцкой жизни, наверняка, познала любовь, может и не одну. Чего, собственно, и не скрывала. Уезжать в лес, хоть и недалеко от культурной столицы России, из столицы Беларуси, было не интересно. Иван приезжал в отпуск в Минск, больше было некуда. Сначала к родителям, они умерли - к брату. Но семьи не получалось. Тётя Валя старалась решить проблему по своему, она приглашала невестку в гости, и без драгоценного подарка Ира от неё не уходила. Владимир Иванович служил в Египте, там золото, в то время, стоило, относительно, дёшево. Немного привезли, а теперь дарили жене Ивана. Но и это не помогало. Игорь давал советы с высоты своего благополучия, что не улучшало взаимоотношений. Родители умерли, Иван с Ирой развелись, с Игорем общение прекратилось. На службе пошла полоса неприятностей, по разным причинам, и Иван комиссовался по состоянию здоровья. Скорее всего, просто не захотел служить дальше. Остался один, с пенсией размером ниже прожиточного минимума. Добавились обиды за наследство, с обоих сторон. Игорю, вроде, досталась квартира и всё, что в ней. Но Ира вынесла всё ценное, а Иван забрал старенький "Москвич-2140", который Игорь с любовью ремонтировал много лет... Смешались детские обиды, со взрослыми, материальными, с невестками, и два родных брата превращаются во врагов.
* * *
- Дочка приехала. В сопровождении Иры, к ним подходят пара молодых людей и двое детей, девочка, лет шести, и мальчик, годика четыре. - Знакомьтесь. - Люда, - высокая, для женщины, широкой кости. Генетическую экспертизу не потребует ни один адвокат, как говорят, выкопанный Иван: удлинённая форма головы, крупные черты, точнее - детали, лица, не сильно облагороженные гендерной принадлежностью. Короткая стрижка, волос русый, жёсткий, непослушный. Даже голос Ивана, басовитый, грубоватый. - Сергей. - Тёзки, - Зять невысокого роста, шатен. Прямо, киношный красавчик. И одет соответственно: не джинсы и растянутый свитер, как жена, а тщательно выглаженные брюки и белая рубашка. - А это, конечно, главные члены семьи, - Сергей присел на корточки, - Как звать вас? - Костя. - Машенька. - Умнички! Иван, что же ты не сказал про детей? Хотя, мог бы и сам догадаться, спросить. Хоть бы конфетку купил. Женщины разобрали сумки, нарезали салатики, хлеб, расставили посуду. Дымящийся шашлык, в большой миске, поставили посредине стола, по рюмкам Иван разлил коньяк. - Ну, что? Будем здоровы! - А я хочу выпить за тебя, Иван. За вашего мужа, отца и деда. Мы не виделись больше тридцати лет, и все эти годы я его вспоминал. Мне не хватало настоящего старого друга. Честного, скромного, благородного, с обострённым чувством справедливости и офицерской чести. Хочу выпить за прекрасного человека. За тебя, Иван. Будь здоров и счастья тебе! - Сергей опрокинул рюмку. За столом замешательство, рюмки выпиты молча, с паузой, как бы нехотя. Сергей понял - из-за тоста, но его это не удивило. Из рассказов Игоря, он знает, что, иначе, чем "наш дурачок", Ира об Иване не говорила, и иного обращения Люда не слышала с младенчества. Как бы Иван не разрывался, обеспечивая их жизнь. Только порядочная женщина, с чистой совестью, может говорить хорошо о бывшем муже. Или молчать. А вот, если она не права, если демонстративно нарушала общепринятые нормы, была инициатором и причиной развода, то на бывшего будет вылита вся возможная грязь и обрушена вся ненависть, за осознание своей вины, своей никчемности. Общий разговор не клеился - у мужиков свои темы и воспоминания, у Иры с дочкой свои проблемы. Зятёк улыбается всем. Уговорили шашлык и коньяк. Попрощавшись, уехали дети, Ира пошла в дом, друзья остались вдвоём. Иван принёс пиво. Очень феншуительно, после коньячка. Беседа полилась свободнее. - Ты, хоть в двух словах, расскажи, как ты жил. А то мы всё о детстве да юности. Когда ты на пенсию вышел? - В восемьдесят восьмом, комиссовался... Что рассказывать? "Молчи, грусть, молчи!" Пенсия "детишкам на молочишко". Помыкался по разным работам, зарплаты тоже детские. А Ира бомбит: "Давай деньги! Ребёнка надо учить." Потом развал Союза, бардак. Пошёл в рыболовецкую артель, на Ладогу. - В смысле? С берега ловили? Бреднями? Или как? - Зачем с берега? Баркасы, лодки. Завозили сети, промышленно ловили. Хозяину. Наверное, браконьерили, но меня это не волновало. Деньги платили хорошие, да ещё рыбину хорошую возьмёшь, сразу на бутылку обменяешь. Так и жил. - Нелёгкий труд. - Да, уж. Всё время мокрый, все суставы и болят теперь. Хожу теперь как ржавый робот. - Но это же работа сезонная? - Почему? До ледостава - на баркасах, а как Ладога замёрзла - на снегоходах, в проруби сети ставили. Через день, по GPS-у, нашли, рыбу забрали, сети - снова в воду. - И долго рыбачил? - Семь лет, пока мог ходить. Потом слёг. Суставы, позвоночник. Еле оклыгался. Понял, что это уже край. Бросил, опять сюда приехал. У Иры обнаружили рак. Нужны деньги, приехала ко мне. Не выгонишь же. Начал крутиться: ремонт бытовой техники, спутниковое телевидение, установка антенн, а там уже компьютеры пошли, интернет. - Ну и что? Ты, ведь, у истоков стоял, Должен быть уже миллионером, со своей сетью мастерских. - Да, кто со мной начинал, действительно уже в крупном бизнесе. А я канцелярией заниматься не могу. Что-то оформлять, регистрировать, отчёты, бухгалтерия... Короче: кто пошустрей, всё оформили, меня из бизнеса выжили, как нелегала-чайника, я начал у них работать на побегушках. Потом переключился на сигнализацию. Пожарную, охранную, газовую - любую, особо "начитанную". - В частных домах? - И в домах, но, в основном, по фирмам, небольшим заводам. Завтра, если хочешь, поездишь со мной, посмотришь. - Конечно хочу, интересно. - Начальство уже смотрит косо - старый. Грозятся уволить. Приходится делать больше, быстрее, а просить меньше и молчать. Этим они пользуются. Обязательно нужна машина, ездить по объектам. "Москвича" убил давно, потом ещё "дрова" были, потом стал больше получать, в кредит взял "Рено", такую же, как эта. Зятю отдал. - Это ещё почему? - Ну... Ему нужна... - Ира мозг выела? - Да, нет, я сам... У Люды тоже рак груди. Обе удалили. Сейчас на имплантаты нужны деньги. - Ясно. - Два года кредит выплачивал, просил соседей, чтобы подвезли. - А зятёк катался. - Только выплатил, и эту машину взял, опять в кредит. - Теперь новую надо отдать зятю, а сам и на старой поездишь, так? Иван, они катаются не на машине, а на тебе. Глаза разуй! Всему есть предел. Тебе уже вон сколько годков! Быть на побегушках, проситься к соседям в пассажиры вроде не к лицу. Да и не по здоровью, - щадя Ивана, он не вспоминает Нину. Что надо бороться за своё счастье. В шестом классе Сергей и Иван подружились с Елесиным Витей. Он считался неблагополучным, нежелательным товарищем. Но когда мама сказала об этом Сергею, он твёрдо настоял на том, что друзей будет выбирать себе сам. И, наверное, с тех пор родители стали считаться с его мнением. Ивану же просто запретили играть с Витькой. Он не отстоял ни тогда друга, ни, позже, жену. - Ладно, жизни осталось-то на раз поссать. Доживём. Ты к Генке когда поедешь? - Не поеду. И даже звонить не буду. Может, на обратном пути. - А вы что не поделили? Вы же общаетесь? - Общаемся, но, чем дальше, тем с меньшим желанием. Про детство ты знаешь. Потом он поступил в военно-морское училище во Владивостоке. Как я гордился старшим братом! Виделись редко. В отпуск он ездил то к друзьям, то к будущей жене, Вере. Я пошёл на срочную службу. Он закончил училище, как раз тогда, когда я поступил в ВИЗРУ. За три года учёбы, виделись только один раз, один день. Я его буду помнить всю жизнь. Один из самых счастливых дней моей жизни. Ещё и праздник какой-то был, наверное, День Победы, потому что и отец форму одел. Мы шли по городу, подполковник, увешанный медалями, старший лейтенант Военно-Морского Флота, в белой фуражке, и зелёный курсант, со значком ГТО первой ступени. Все, трое, с чёрными усами. На нас все засматривались, давали нам дорогу. А какой-то мужик сказал: "Гарних орлов виростив, батько!" Потом я уволился и он приезжал в Белую. Всё время сам, без семьи, всё время выпивши. Собственно, больше я его трезвым не видел. Без ста грамм стола не было, я ведь гостеприимен, а вечером - на полную. И начинались концерты: и на Украину - ложил, и на БЦ - ложил... Он ведь "подплав", минёр, нас, дескать, защищает, а мы в раю живём. Надо мной смеялся. Одно - не оскорблял жену и детей. До драк доходило. И так каждый его приезд. И с матерью... А, много обид накопилось. Всегда старался прощать. Мама говорила: - Миритесь, сыночки, вас ведь только двое, - а мне, отдельно: - Будь умнее, промолчи, ты ведь младший, - так и терпел всю жизнь. А сейчас, два года тому, приезжал на его шестидесятилетие. Отметили в ресторане. Хорошо посидели, я даже попел с племянницей, его дочкой. На следующий день, уже перед отъездом, ужинали. Знаешь, слово за слово, о политике начали, как обычно. Отделились от России, то - не так, это - не эдак. - Но вот Севастополь мы вам никогда не простим! - говорит. - Не понял? - Это русский город, город славы российского флота. - А кто на том флоте служил? Твой дед, украинец, служил на российском флоте. - Город построила Екатерина. - Да, не строила она город. Город построил твой прадед, тоже хохол. Никто мужиков из Тамбова в Крым не гнал, всё построили украинцы. И что значит "никогда не простим"? Есть договоры, законы. Или войну начнёшь? - Ну, не я, а Президент может и начнёт. - И ты пойдёшь воевать? - Конечно. - Ты думаешь, что ты говоришь? Ты хоть знаешь, что такое война? И, вообще, ты пойдёшь воевать против своего народа, против своего родного брата, наконец? - Конечно. Я офицер! Прикажут, пойду воевать. - И я офицер, я буду защищать Украину от любого агрессора. Но в захватнической войне против России, своих друзей, своих родных, я участвовать не буду. - Какой ты офицер? Ты прапорщик! - Я родился и вырос в семье офицера, я учился в военном училище, и то, что не закончил его - просто случай. И вообще, прапорщик тоже офицер. - Нет, прапорщик это прапорщик, никак не офицер, - и смеётся. Вот такой у нас произошёл разговор. Понимаешь, Иван, я прекрасно знаю, что прапорщик не офицер. Но и Гена тоже прекрасно знает, как мне больно, как я мечтал стать офицером. Мог просто промолчать. Нет, он, со смехом и сарказмом говорил: - Ты прапорщик! - он вложил в это слово всё, что говорят о прапорщиках анекдоты. Ладно, это я проглотил, замяли, болтаем дальше. Он меня опять учит какой-то хрени. - Гена, - говорю, - а тебе не кажется, что я уже взрослый, что мне уже пятьдесят пять лет. У меня уже есть свой, причём довольно-таки богатый, жизненный опыт. Не исключено, что даже богаче твоего. Может хватит меня учить, может иногда и к моему мнению стоит прислушаться? - его аж переколбасило. - Ты что, я твой старший брат. Я минёр. Ты знаешь, что такое минёр? Ты видел мои медали? Они заработаны кровью и потом! - Конечно, видел. Три "За безупречную службу", за 10, 15 и 20 лет, Их дают абсолютно всем. "70 лет Великой Октябрьской революции" и "40 лет Победы" тоже давали всем. И минёр ты игрушечный, только на учениях играл в войнушку. А я, всего-то, командир взвода. Но я прошёл Афган, и, представь себе, по мне стреляли, повзаправдешному. И я стрелял не из рогатки. Короче, опять разругались. И это был уже край моей выдержки. Всю жизнь писал ему письма в одностороннем порядке. Это считалось нормой. Я ничего у него не прошу, но он обещает золотые горы. И, естественно, не выполняет. То, что делаю я, он приписывает себе. - Это ты о чём сейчас? - Много чего было. После училища мы в Белой жили. Я работал на заводе, на хорошей специальности, на хорошей должности, учился, заочно, на третьем курсе института. Перспектива была. Надя хорошо работала, ребёнок устроен. Мечта! Нет, приехал, начал меня уговаривать в мичманы пойти. Мать больная, нельзя было мне уезжать. Но, как же, - братик! Согласился, уговорил жену, маму, отец ещё живой был. Сидим на чемоданах, ждём вызова. А его нет! Звоню Гене, попробуй к нему дозвониться, говорит: "Жди." Так и не дождался. Но дело-то закрутилось, жена уже, в мыслях, живёт в своей квартире, как обещали. Так пошёл в прапорщики. В часть, где после училища дослуживал. Отслужил два года, отец умер, маму опять парализовало. Надя сразу уехала за ней ухаживать, а я год не мог перевестись. Рапорта просто выбрасывались, справки терялись. Из меня, отличника боевой и политической подготовки, сделали бухарика и врага Советской власти. Пока я не взял отпуск и, не выпуская из рук, не сделал весь пакет документов на перевод. С медицинскими экспертизами, отношением из части, куда переводился, до подписей командующих и Киевским, и Белорусским военных округов. В конце концов, перевёлся. А Гена, в это время, как-то на досуге, звонил твоему отцу, Владимир Иванович уже давно был на пенсии, болел, и, между делом, спросил, дескать, нельзя ли там Сергею помочь? Владимир Иванович, естественно, сказал: - Подумаем что-нибудь. Я уже год крутил всю эту гнилую машину. Добился перевода, переехал как раз, через пару дней после звонка Гены. И знаешь, что он мне заявил? - Ты, - говорит, - слабак. Год не можешь перевестись, а я вот только позвонил, и всё, ты - дома. Это братик, а там ещё невесточка любимая есть. Мать парализовало ночью на работе, она дежурила в общежитии ПТУ. А Вера, жена Гены, как раз была в отпуске, с детьми гостила у нас. И, как только отец сказал, что завтра маму выписывают из больницы, она детей - за шкибарки и смылась. Это сделала врач наивышайшей категории. Бросила отца, перенёсшего инфаркт, с парализованной мамой. Отец привёз маму домой, сел и заплакал. Это мне потом мама рассказывала. Не могу я ей слёзы отца простить. И потом, когда я уходил в Афганистан, и от Гены услышал: - У меня отпуск, я приехал с Севера, я год пахал и что, буду ухаживать за больной? Я имею полное право на отдых. И положил мать в больницу, где она, через два дня и умерла. Мать болела, считай, семь лет. С переменным успехом. Думаешь, он, хоть раз покормил её? А Надя моя разрывалась: работа, ребёнок, свекровь... Думаешь, хоть копейку дал? Невестка только платья, ещё послевоенные, вытаскивала, а братик всё стремился наследство делить. Нищету делить. Знал же, что у нас, у родителей, как у того латыша - хрен да душа. - Всё должно быть по справедливости, только через суд - говорит. Вот такие они, северяне. Со всеми окладами и надбавками. Позорище! Накипело всё. Как кто-то сказал: - Простить можно, но обнять уже желания нет. - Заболтались мы с тобой. Поздно уже, холодно. Да, и беседа, что-то невесёлая. - Какая жизнь, такая и беседа. Пошли, завтра рано вставать.
* * *
Радостное, яркое, солнечное утро, всё в свежей зелени. Куда делись вечерние мрачные мысли и разговоры. Кофе с бутербродами и Иван с Сергеем на машине едут в Гатчину. - Иван, не пойду я с тобой на работу. Что я тебе буду мешать? Такая погодка, полажу по городу, а надоест - позвоню и решим, что делать. - Хорошо. Сходи во дворец. А то я, к своему стыду, сколько живу здесь, всё собираюсь, только, всё некогда. Пойдём покажу, где мой офис. Созвонимся, ты туда и придёшь. Подъехали на стоянку, Иван показал направление движения к достопримечательностям города. Дворик, где находится офис, закрыт со всех сторон. Или дома построены вплотную, или это один дом - квадратом. С окружающим миром его соединяет подворотня, закрытая решётчатыми воротами, с маленькой калиткой. На воротах навесной замок, антикварных размеров и кнопка звонка. - Вот наш офис. Зайдешь, выпьешь кофе? - Нет, пойду. Пока погода хорошая. У вас, как мне кажется, солнце не частый гость. Оглядевшись по сторонам, Сергей выбрал свой путь в светлое будущее, он лежит через базар. Очень небольшой базар, по украинским меркам. Что, впрочем, вполне объяснимо: в Украине продают то, что выращено в своих садах и огородах, а здесь, на Севере - то, что выращено в садах и огородах Украины. А так - базар, как базар. Туалет, конечно, платный. Не чище украинских, скорее наоборот. Но это зависит только от хозяина. Обилие азиатских лиц. Общее настроение? Утреннее раздражение, попытка определиться в пространстве. Покупателей ещё мало. Продавцы разбирают товар, переругиваются с соседями. Везде стойкий запах перегара, наверное, на опохмелку ещё не заработали. Здесь встают поздно. Обилие мата, абсолютно не несущего информации. Преобладает в речи абсолютно всех, не взирая на пол, возраст и национальность. Сергею это напомнило армейскую юность, только там, в интернациональном, по-советски, коллективе мат был просто средством общения. В ценах разобраться сложно. Главный эквивалент доллара, на всём постсоветском пространстве, - водка, по курсу, в одной цене с Украиной, но на российскую зарплату её можно купить значительно больше. Ночью прошёл дождь. Зелень, по-весеннему, яркая, свежая, играет радужными искрами. В городе чисто. За чистотой следят молодые ребята в оранжевых куртках и с наушниками на голове. Они, не наклоняясь, накалывают мусор палочками с иглой. Очень смуглые, крепкие ребята, афророссияне, с голым торсом и тоже в оранжевых куртках, сверкая улыбками, весело ремонтируют дороги. У нас такую дорогу не ремонтируют, она такая после ремонта. Радует глаз свежий, сине-жёлтый, окрас дорожного катка. Вероятно, водитель укророссиянин. Широкий приземистый пятиглавый собор святого Павла. Открыт. Внутри храмовая тишина, эхо шороха шагов. В подсвечнике горит десятка два свечей. Молятся только две прихожанки, молодые женщины. Одеты серенько, но в ярких платках. Одна - в алом, как пионерский галстук, вторая - в изумрудно-зелёном, как глаза стрекозы. У стен - строительные леса. Расписывают стены, но художников не видно. Поставив свечу, попросив у Господа благословения, Сергей вышел из храма. В небольшом магазинчике входную дверь придерживает стул, на котором сидит плюшевый Мишка, размером с семилетнего пацана, а на коленях у него - настоящая гармошка, двухрядка. Мишка уже потёртый, лысый. Судя по выражению лица, ровесник Сергея. А гармошка, может, и старше. Так, по родному, уютно, смотрятся. Ещё один храм - Покрова Пресвятой Богородицы. Этот высокий, стройный, весь устремлён в небо. Островерхая звонница, голубые купола, с золотыми звёздами. Здесь леса встречают сразу на входе, красят фасад. Внутри тоже всё заставлено лесами, застелено плёнкой. Хоть и нешумно, суетятся рабочие. Обстановка не молитвенная. Теперь путь во Дворец. Большой старый парк, абсолютная чистота. На зеркале озёр стайки уток. Широкая, идеально ровная дворцовая площадь. Дворец - буквой "П", центральная часть трехэтажная, крылья - двух. Ни одной живой души, только у шлагбаума, с будочкой, при входе на площадь, скучает пожилой охранник. Входных дверей много, но ни одна не открывается. Ощущение мёртвого города. Во избежание холостого пробега, остановился около охранника. - Добрый день, коллега. - Добрый день. - Не скажите, дворец открыт? - Конечно. - И туда можно пройти? - Пожалуйста. - А вход где? Этот, центральный? - Нет, возле церкви, сразу. - Не понял, где церковь? - Вот, башня, это дворцовая церковь, а рядом вход. - От буржуї клятi, - по-украински, шутливо, говорит Сергей, - не только горшок в постель, но и церковь, чтоб не выходить из дома. - Да. А Вы откуда? - Из Украины. - Это я понял, из какого города? - Из Белой Церкви, слышали о таком? - Конечно, слышал. Я сам из Золотоноши, Черкасской области. - Не был, но знаю. Там горилку гонят, ликёроводочный завод. - Точно. - А здесь как? - Уже давно. Срочную здесь служил, остался работать, женился. Сейчас уже давно на пенсии. - В Украину ездите? - Ездил, пока мать была жива. А сейчас уже никого близких там не осталось. Лет двадцать не был в Украине. - Спасибо за информацию. Пойду погружаться в анналы истории. Народу, что-то не густо. Городишко небольшой. - Ещё рано. Группы приезжают из Питера попозже. Сейчас, как раз, смотреть лучше всего, никто не мешает. А в городе у нас, между прочим, Петербургский институт ядерной физики и есть ядерный реактор и протонный ускоритель. - Во как?! Никуда от радиации не скроешься. Всего Вам хорошего. Приезжайте в Украину.
Сергей пересёк плац, хороших метров двести. Начало припекать, парит, по солнцу идти не хочется. Высокое крыльцо, высокие двери. Опа-на! И тут наши люди! На стекле левой половины двери два объявления. Верхнее рассказывает о времени проведения служб в церкви, а нижнее объясняет, что вход в дворцовую церковь осуществляется через арку кухонного каре. Сама по себе информация незначительна. Но! Верхнее объявление напечатано на бумаге голубого цвета, а нижнее - жёлтого! И наклеены так, что образуют государственный флаг Украины.
Внутри прохладно, музейная тишина. На столах разложены фотографии, сувениры, путеводители, естественно, дорого. И, тоже вполне естественно, Сергею обидно, что он, пенсионер, работает, сапожничает, держит хозяйство, не пьёт, не курит, не бл...дует, и не в состоянии привезти домой какую-нибудь мелочь. Царские палаты поражают скромностью. Низкие сводчатые потолки, белые стены, толстые колонны. Рабочий кабинет царя в проходном коридорчике. Небольшая спальня - широкая кровать, ширма, туалетный столик, книжный и платяной шкафчики. Тронный зал тоже с низким потолком. На стенах, в скромных рамках, картины из жизни царей. Красивый золотой трон Марии Фёдоровны, императрицы. Гербы, тканные золотом. Пожалуй, единственная роскошная вещь во всём дворце. Длинный подземный ход, здесь была конюшня. Со своим эхом, легендой и, конечно же, привидениями. В дворцовой церкви ремонт. Вряд ли цари жили так скромно. Скорее всего это революции, войны и коммунистический учёт сделали своё дело. Причём, строгий коммунистический учёт и регулярные проверки были страшнее всех войн, революций и бандитизма. Сергея заинтересовало небольшое пяти ствольное мелкокалиберное курковое ружьё. Конечно же револьверного типа, но ни механизма заряжания, ни места поворота стволов он не нашёл. Вроде всё сделано монолитно, как ковано из одного куска железа. Хотя, конечно, что в витринах рассмотришь? Вот и весь дворец. Недалеко от него, напротив друг друга, два памятника: самолёт, биплан, и подводная лодка. Оказывается, именно здесь, в Гатчине, в 1910 году был построен первый в России аэродром и открыта первая воздухоплавательная школа. Именно здесь Нестеров наматывал свои "мёртвые" петли. Кроме того, Гатчина является роженицей всего подводного флота России (аборт некому было сделать), здесь, на Серебряном озере, была испытана первая серийная подводная лодка. В присутствии царя-батюшки Александра III и его супруги, которая, как и супруга Павла I, носила имя Мария Фёдоровна. Здесь же было принято решение о постройке пятидесяти субмарин. Это была первая серийная подлодка в мире. Завершили серию в 1882 году. Пожалуй, это всё, что может заинтересовать в городе.
Сергей позвонил Ивану. - Сейчас я за тобой подскачу, стой на месте. Есть кусочек работы, съездишь со мной, посмотришь. А там и - домой. Через пару минут он и подъехал: - На картонной фабрике пожарная сигнализация глючит. Фабрика современная. Маленькая проходная, ворота и цеха из блестящего гофрированного металла. Сразу, на проходной, Иван подключил ноутбук к системе пожарной сигнализации и определил нерабочий датчик. Вдвоём прошли на склад готовой продукции, оказалось его просто раздавил автопогрузчик, при работе, подняв высоко поддон с картоном. Сергей подержал лестницу, и Иван за пять минут поставил новый датчик. - Рабочий день закончен. Поехали домой. - Да. Завтра ехать. Может махнёшь с нами? Сколько той жизни! - Нет. Чтобы своей жизни, а тут Ире ещё лечиться и лечиться, и дочке операция скоро. Везде нужны деньги. Надо пахать.
* * *
С утра Иван на своей машине отвёз друга в Питер. Как Сергей его ни отговаривал, и бензин дорого, и время зря тратить, и на дорогах чёрт знает что творится, Иван неумолим. Он не отговаривается, не объясняет, он принял решение отвезти и вопрос не обсуждается. Хочет показать своё отношение к другу, и ещё поболтать, чуть больше побыть вместе. Заехали в город, поставили машину на стоянку. - Я тебя ещё до метро провожу. Одинок Иван. Одинок дома; одинок на работе - коллеги пацаны; одинок в семье, с женой и дочкой; одинок с братом... Только прошли шагов десять, сзади - топот: - Стой, я тебе сказал! Обернулись, их догоняет милиционер, вернее - полицейский, в общем - мент. - Документы показали! - нагло, нахрапом. - Не понял? С какого перепугу? - Сергей возмущён. А мент-то, не мент - так, окурок. Метр, с кепкой, но с дубьём и, главное, жвачкой во рту. - К Вам претензий нету. Ваши документы, - к Ивану. - Ты как разговариваешь с майором? - Сергей, почти, в форме. Главное - в тельнике и кокарде. Этого хватает, чтобы перехамить хама. А Иван достаёт пенсионное удостоверение офицера, разворачивает: - Тихо, Серёга, не надо. - Извините, - ефрейтор отдал честь и отошёл. - Иван, что это было? - Ничего, нормальная проверка документов. - Это у вас так постоянно? - Конечно. - И ты с собой всё время носишь документы? - Да. - Теоретически, и я должен носить их с собой. Но, во-первых, я их не ношу; а во-вторых, и это главное, их у меня ни разу никто не спрашивал. Хотя в Киеве я работаю уже семь лет. Хорошо, Иван, до метро мы дошли. Большое тебе спасибо за гостеприимство. Держи за нас кулаки. Дней через сорок, встречай. - Давай. Смотрите там, осторожней. Они обнялись, и Сергей, с сумкой на плече, влился в людской поток у метро. Сразу за дверями, перед турникетами, большие рамки металлоискателей: - Проходите, гости дорогие! Всегда вам рады! Сергей в Питере не первый раз, видел их на вокзалах, в метро и даже в супермаркетах. Даже умудрился сфотографировать, чтобы показать друзьям в Киеве. Это явление грустное. Страна боится терактов, значит она кого-то обидела. Наверное, проблема в этой стране, а не в террористах? Рядом с рамкой, конечно, менты. Он и она. Она красива, форма на ней, как элемент ролевых сексуальных игр - ворот расстёгнут низко, короткая юбка - высоко. Переминаясь с ноги на ногу, упругими, туго обтянутыми, ягодицами, играет тяжёлой кобурой с пистолетом. Кокетливо заломленная анатомическая пилотка, с красным кантом, заколкой приколота к волосам. - Эх, повернуть бы тебя попкой, чуть наклонить, да задрать юбку... И не один раз... - услышал Сергей где-то за спиной. - Пожалуй... - в мыслях поддержал Сергей мужика, - только за то, что в форме. Метро многоэтажное, глубокое и разветвлённое. Но разобрался, вышел на Невском проспекте. Северная Пальмира. Солнце делает проспект радостным. Яркие витрины, баннеры, подсветка, автобусы, разрисованные рекламой, музыка и речи различных зазывал, усиленные динамиками. Обилие бомжей, такого Сергей не видел нигде, чувствуют себя привольно. В центре города, на любой лавочке, парапетах фонтанов и мостов, они могут разложить выпивку и закуску, развесить сушить носки, постиранные тут же, в фонтане, или просто спать, расставив на тротуаре сумки с лохмотьями. Поиски коллег, сапожников, для обмена опытом, завели в мерзкие грязные подворотни, сырые и мрачные колодцы двориков, с обвалившейся штукатуркой. Сюда солнце не проникает никогда, даже сегодня, посредине лета. Понятно, город морской, сырой, северный, но жить здесь тоскливо. - Подленькая твоя душонка, свинья везде грязь найдёт! Вечно, куда-нибудь влезешь, чтобы настроение себе испортить, - укоряет себя Сергей и снова выходит на солнечный проспект. Чтобы загладить неприятные ощущения, купил самое вкусное мороженое, какое ел, Ленинградское эскимо. На ходу есть не привык, отошёл к газетному киоску. Смакуя мороженое, глазеет на обилие глянцевых грудастых девах. Таки, улучшает пищеварение! В окошко с продавцом болтает молодая привлекательная женщина, положив ёмкую грудь, выпирающую из декольте, на полочку у окошка. За ней стоит мужчина средних лет. В строгом костюме и галстуке, с портфелем. В тёмных волосах половина - седина. Ждёт, пока на него обратят внимание. Видно, устал: - Пардон, дамы, будем пиз...еть или работать? Сергей подавился мороженым и забился в конвульсиях, от смеха, который старается задавить. Дама, извинившись одним высокомерным взглядом, отодвинулась от окна и дала возможность подруге обслужить покупателя. - Великая русская интеллигенция будет жить вечно! - вслух сказал Сергей и направился к урне, выбросить обёртку. Делать нечего, просто болтаться, без дела, надоело, уже ноги болят. Необъятная тётка, в громкоговоритель, препротивнейшим голосом сифилитика, уговаривает окружающих поехать на обзорную автобусную экскурсию по городу. Гораздо эффективнее тётки, агитирует цена билета, видно конкуренция большая, идёт война за клиента. Современный новый чистенький автобус. Всё, что выше сиденья, кажется, сделано из одного стекла, комфортные кресла, кондиционер. Даже просто покататься - удовольствие. Гид, Бог миловал, не тётка, та свою миссию выполнила. Молодая приятная девушка, далеко не южного украинского темперамента, её рассказ несёт очень большой объём информации, но сух, не эмоционален. Первая достопримечательность - Петропавловская крепость. Прошлись по дворикам, заглянули в камеры - печальное зрелище. Исаакиевский собор на ремонте, на площади, перед ним, как и во многих других экскурсионных местах, дефилируют ряженые Петры I, Меньшиковы, императрицы всех времён, зарабатывают фотографией. Подошла муллаточка, внучка Пушкина, в платье и с буклями Екатерининских времён. Но такое декольте раньше, наверное, не носили, оно ничего не скрывает, только поддерживает грудь снизу. Приподняв подол, показала кружевные панталончики, поклонилась, - самые потаённые уголки корсета: - Сир, если Вы найдёте свободную минутку, за небольшую плату, я сзади задеру подол. Тут недалеко... - Спасибо, мадам. Но, вы слыхали, триппер бродит по Европе, триппер коммунизма? - Мудак... - Благодарю. Высокий забор, метра четыре, сверху спираль колючей проволоки. За забором древние здания из мрачного красного, почти чёрного, кирпича. Окна зарешёчены, фабричные трубы. Что-то очень знакомое, где-то Сергей это видел, наверное, по телику. Приходит в голову - Ленинградский монетный двор. Что ещё может быть так закрыто? Но тут до него доходит голос экскурсовода: - Слева от нас, вы видите, знаменитую Лубянку. Здесь, в разное время, содержались политические деятели, репрессированные, диссиденты. - Как же не узнал? - засмеялся Сергей, - Столько сериалов о Питерских ментах! Оправдывает только то, что я их не смотрю. Но всё равно, стыдно, такой памятник истории и культуры государства. А вот и культовые сооружения: Храм Спаса на Крови. Просто невероятно, кружево из камня, величественная гора куполов. Как создавалось такое чудо?! Но..., как всегда, на ремонте. Ленинградская мечеть. Говорят, самая красивая на территории всего бывшего Советского Союза. Тоже кружево, но другое, расписное. Другой стиль, другие цвета. Минареты режут небо, купол приземистый, широкий, голубого цвета, как небо, с полумесяцем на шпиле. Немного покрутившись, чтобы найти место, автобус, с трудом, припарковался. - Выходим, крейсер "Аврора", - объявила экскурсовод. - Спасибо за интересный рассказ, здесь я, наверное, сойду на берег.
С детства Сергей мечтал служить на флоте. Не получилось. Ездил в гости к брату в Мурманск, так надеялся побывать на настоящей подводной лодке, на боевом корабле, но - за пьянками, света Божьего не видно. Точнее, база лодок и жилой городок далеко не одно и тоже. Если пропуском в жилой городок послужили пара бутылок коньяка и пять бутылок сухого вина, то, чтобы попасть на лодку, объёмы, значительно, увеличиваются. В городке сухой закон, спиртное можно купить только в самом Мурманске, за сто пятьдесят километров. Опять пролетел. Сколько раз бывал в Питере, но на крейсер Революции не удалось попасть ни разу. То выходной, то ремонт, то нелётная погода. Может сейчас повезёт. От стоянки до крейсера метров двести, по набережной, заставленной столами, палатками и навесами с сувенирами. Но взгляд Сергея уже прикован к стальной громаде. Подозрительно, на палубе ни души, как на кладбище, ночью, в Мёртвом городе. Подошёл ближе, так и есть: день очередных регламентных работ. Опять оказался за бортом парохода истории. Это уже даже интересно. Почему Господь так зорко охраняет российский флот от простого сельского сапожника? Чем он может подорвать его боеготовность? На вахте, у трапа, матрос, в белой фланелёвке, настоящий гигант. Но трап огорожен цепями. Рядом, под открытым навесом, пивной бар. Людей нет. Не смотря на ясный день, не жарко - с Невы крепкий ветер пробирает насквозь. Сергей взял бокал пива и уселся так, чтобы хорошо было видно корабль. Это является нарушением принципов трезвости, но, главное, есть отговорки: У Ивана их уже нарушил, и слава о качестве пива не оставляет шансов остаться трезвым. Хорошо, с бокалом пива в руке, представить, как форштевень этого бронированного чудища рассекает океанские волны, а ты стоишь на мостике, с биноклем и трубкой в зубах. Как от его снарядов на куски разлетаются другие, такие же, монстры. Налившись пивом, в преддверии туалета, можно посмотреть, что на прилавках. Собрано, в основном, всё, связанное с армией и флотом: шапки, будёновки, пилотки, бескозырки, тельняшки, кителя, кортики... Но настоящего немного, больше самоделок, мишуры, клоунского реквизита. Обилие двуглавых, чернобыльских, куриц, самодержавных орлов. Эти настоящие: страшные, загребущие когти; закрывающие свет, крылья; хищные, жадные, готовые заглотить весь мир, клювы. Два! Чтобы в два горла! Больше, больше ещё больше... Налитые кровью, рубиновые глаза, в которых - только смерть. На значках, кокардах, кофейных чашках, рюмках, футболках - везде. Фашистская свастика, которую здесь тоже продают чёрные археологи, смотрится, рядом с двуглавым, как невинный орнамент на гробнице Тутанхамона, а фашистский орёл, со свастикой - простым пингвином. По плану города, на стойке, прямо посреди улицы, определил свою точку стояния и решил пройти обратно, на Невский, пешком, через мост. Надёжные чугунные перила которого набраны из коротких дротиков, а между прогонами, метров по пять, в круглом триумфальном венке, малый герб Украины - Тризуб. Мосту лет двести, а уважали! Приятное безделье, бесцельно гулять по городу, глазеть по сторонам, зная, что завтра начнётся поход, не менее значимый, для Сергея, чем для Христофора Колумба его кругосветка. Знакомая забегаловка, в облупленном ряду подобных, Сергей аж оторопел. Где он её мог видеть? Вспомнил: это же пивнуха одного из любимых певцов и поэтов. Прекрасный человек, врач, сам не пьёт, умничка, всё людям. Всё об их здоровье печётся! Как не глотнуть пенного? Не поддержать российскую культуру! Ничего в баре необычного. Экстерьер, правда, авангардный, под склад вторсырья, интерьер получше - общий вагон пассажирского поезда. Нагулявшись, созвонился с Андреем. Встретились, покатались на речном трамвайчике. Вспомнили, так сказать, как дрожит, от нетерпения, под ногами палуба. На юте рубка загораживает горизонт, по этому, сели на баке, у брашпиля, поближе к битенгу, где в грудь бьёт Nord - West, а через клюзы, с форштевня, летят в лицо брызги. Все разговоры, все мысли о походе, который начинается уже завтра. Переночевали у Андрея, у него комната в старой коммуналке. Её Эдик удачно приобрёл за приватизационные ваучеры, в лихие 90-е. Между скачками курсов и цен. Комната небольшая, но с потолками, несвойственной, для соцреализма, высоты, наверное, больше четырёх метров. Что позволило Андрею у входа, над дверью, на треть всей площади комнаты, сделать полку - спальное место для мотострелкового взвода, с местом для хранения оружия. Когда-то здесь жил поп, теперь, во всех пяти комнатах, ютятся привидения. Наверное, грешен был батюшка, а может сам убиенный мученической коммунистической смертушкой. Постоянно слышны скрипы дверей и половиц, шаркающие шаги, рёв унитаза, но людей не видно, не слышно разговоров, радио или телевизора. Только утром, когда Сергей готовил кофе, из ниоткуда в кухне появился старик, страшненького бомжеватого вида, и выговорил, что они полночи шумели, пели и плясали. Хотя друзья легли спать - ещё десяти не было. Что-то не пускает деда на Суд Божий. Рано утром надо встретить с поезда Элеонору, познакомиться с третьим членом экипажа.
При выходе из подъезда, встретились и вежливо поздоровались с дворником, азиатской внешности. Ему помогают три пацанёнка, наверное, сыновья. - У нас все дворники таджики - мафия. Между этажами видел дверь? Это дворницкая, испокон веков. Одна комнатка и маленькая кухонька. Сколько там живёт человек, и Господу Богу не известно. Детей больше десятка и куча взрослых, наверное, родственники. Но так тихо и незаметно живут, и детки такие чистенькие, красивые и спокойные, что просто не верится.
Поезд из Минска приходит на Витебский вокзал. На входе и при выходе на перроны, металлоискатели и отряды доблестной полиции твёрдо стоят на платформе борьбы с международным терроризмом. Долго не ждали, приехали, как-раз, чтобы услышать объявление о прибытии. Поезд на вокзале заходит в тупик. Нужный вагон в конце. Друзья доходят до вагона и ещё сопровождают его, до полной остановки. Выходят пассажиры, их примеряют под известный шаблон, автопортрет, описанный в интернете, даже фото Эдик не видел: блондинка, с короткой стрижкой, весу чуть больше двух пудов. Известен возраст. Пропустили мимо себя людской поток. Сначала густой, потом всё более жидкий. Вот вышел последний пассажир, ребята прошли вдоль вагона, заглядывая в окна, - никого. - Зайду в вагон, проверю, - предложил Сергей. - На фига? Всё видно, там никого. - Может перепутали номер вагона? Так уже и на перроне никого нет. - Пойдём до конца перрона, к вокзалу. Может прозевали, и она там ждёт. - Пойдём, и звони ей. - Звоню: "Неправильно набран номер." - Давай ещё пройдём вдоль поезда. Мало ли, что. Пошли вдоль поезда, в вагонах никого, на перроне уже собираются пассажиры на следующий поезд. Стоит группа ребят, лет по сорок, около них куча рюкзаков и чехлов, видно, с разобранными байдарками. Один такого же алого, как у Сергея цвета. Подошли. - Прошу прошения. Смотрю, не мою ли вы байду из камеры хранения прихватили? - после приветствия, шутит Сергей. - Вроде, своя. Хотя, гарантии не даю: кто в городе живёт, клювом не щёлкает. - Куда идёте, ребята? - По Каме решили прокатиться, километров на триста. А вы? - У нас разминка на Иртыше, тоже километров на пятьсот. От Семипалатинска до Павлодара. - Хороший маршрут. Мне о нём рассказывали. - Пока, мужики, удачи, хорошей воды вам. Нам надо встречать члена экипажа, точнее - членшу, или придаток к члену. Не знаю, как правильно сказать. - Уж полночь близится, а Элеоноры всё нет. - У меня только один вариант - она, по какой-то причине, передумала ехать. Прозевать её мы не могли. Пойдём, ещё дадим объявление в справочное. Может, всё-таки, разминулись. Дали объявление. Сели в кресла, рядом, - тишина. По времени, можно пройти через весь Ленинград. - Сделаем так, - принял решение Эдик, - я еду домой, к компьютеру. Связь у нас была только через интернет. Если что-то случилось, она должна была сообщить. А ты остаёшься, ждёшь здесь. Эдик уехал, а Сергей удобно разместился в кресле, у стены, наблюдает вокзальную суету. Прошло около часа, позвонил Эдик: - Ну что там, пришла? - Нет. А ты, что-нибудь нашёл? - Тоже ничего. - А ты где, сейчас? - Уже подхожу к вокзалу. - Я иду к тебе навстречу. Встретились как раз у входа в вокзал. - А адрес твой у неё есть? - Нет, но есть номер телефона, должна была уже сто раз позвонить. - Так что, едем домой? - Пойдём ещё в справочное бюро. Ещё раз, для очистки совести, дадим объявление по вокзалу, и поедем. Дали объявление, ждут, безо всякой надежды на результат. И тут, в почти пустом зале, появляется небольшое блондинистое существо, всё увешанное сумками, разных размеров. Небольшое сухонькое лицо, в очках, со следами оспы, в тяжёлой форме, искажено страданиями, вероятно, связанными с тяжестью сумок. Что-то заподозрив, Сергей с Андреем, дружно рванули к этому существу. Оно, каким-то образом, тоже догадалось, что это встречают именно её. Для уверенности, она сразу определила себя в гендерном пространстве: - Где вы ходите? Сколько можно вас ждать? Я должна таскаться с этими тяжелеными сумками? Тоже мне, джентльмены! - Вообще-то, мы уже разорвались в поисках. Ты где была? - Как где? Приехала, вышла из вагона, вас нет, подождала. Тут слышу объявление, и вот, пришла. - Лена, поезд пришёл два часа назад! Мы просмотрели не только вагон, а весь поезд, сто раз бегали по перрону. Я уже успел съездить домой, проверить почту. Звонили тебе. Где твой телефон? - Я его выключила, роуминг дорогой. - Молодец! И объявление давали уже два раза. - Не знаю, не слышала. Я предупреждала, что у меня больные суставы, а вы заставили меня тащиться с этими сумками, - опять нападает, чуть не кричит, Элеонора. - Ладно, встретились - и слава Богу, - дипломатично, заглаживает ситуацию Сергей, - потом будем разбираться. - А сумки? Это ты с таким багажом собралась идти на байдарке? - Эдик удивлён, до негодования. - Шесть сумок! - Не шесть, а пять. Это дамский ридикюль, - поправляет Лена. - В таком "ридикюле", я из Турции ковры вывозил. Контрабандой, и таможня их не нашла, - к месту вспомнил Эдик. - На лодку я возьму только две, остальные останутся на машине. На обратном пути, вы меня высадите в Днепропетровске. Там у меня дочь и папа. Здесь немного подарков им. - Мы не едем через Днепропетровск, и вообще через Украину. - Ну, высадите где-нибудь, чтобы удобно было доехать до Днепра. - Поехали домой, на нас уже люди оглядываются. Нас не представили, но я и есть тот Сергей, байдарке которого тебе придётся доверить свою жизнь. - Очень приятно, Лена. - Я, в принципе, догадался, как-то... Разобрали сумки и направились в метро. Стало заметно, что проблемы с суставами, у Лены, очень серьёзные. Как у Ивана и у Тани, жены Эдика. Дома решили перекусить. Эдик достал комплектующие для бутербродов, поставил на газ чайник, а Лена - не тронутый дорожный запас продуктов, с дежурной курицей. - Только я, быстренько, сполоснусь в душе. В вагоне была такая духота, окна не открываются, как всегда летом. Вся мокрая, как курица. Эдик, можно? - Конечно, только полотенце дать тебе не могу. Я ведь здесь не живу, а всё бельё, что было, сдал в стирку. - У меня всё есть, только найти не могу. Как всегда, проспала, вскочила - никого нет. Посовала по сумкам, куда попало. Теперь не найду... Нашла. Лена пошла в ванную. Ребята переглянулись, Эдик засмеялся: - Дура, сама себя продала. Если бы сама не догадалась, что сказала и не зыркнула, как солдат на вошь, можно было бы подумать, что проспала она минут на пять. - Похоже, что она, чудом, не уехала обратно. - Всякое может случиться, но, вместо извинений - объяснений, напасть на нас, это жизненное кредо. - Кстати, Серёга, у тебя плёночный фотоаппарат, я беру цифровой. Оставляй свой здесь. - Да, я, как-то, привык к нему. Пусть будет. - У нас много багажа. Ещё эта... По мелочам набирается большой вес. Я тебе сфоткаю всё, что скажешь и сколько скажешь. Потом вышлю тебе на диске. А аппарат заберёшь на обратном пути. - Хорошо, уговорил. - И блокнот у тебя очень большой, как альбом. - Это мне у Ивана, на работе, мужики подарили. Их, фирменный. - На обратном пути заберёшь. Мне он не нужен. Лена вышла из ванной. Перекусили. - Ребята, вы погуляйте пару часов, мне надо ещё заскочить на работу, решить кое-что. И едем ко мне, в Великий Новгород. Сергей с Леной вышли на набережную, недалеко от дома, начали знакомиться ближе. Кто где жил, учился, общие знакомые, учителя. - Ты раньше ходила на байдарке? - Даже не видела. - Но спортом, хоть чем-нибудь, занималась? - Когда было заниматься? Школа, институт, семья, дитё, работа. - А здесь как оказалась? - Эдик на чаганском сайте несколько раз приглашал всех желающих. Я хотела, но долго молчала, потом не вытерпела. Чаган, для меня, - всё! А самой поехать возможности нет, финансовой. Куча проблем, как у всех: дочь в институте, в Днепре, со старым больным отцом, не можем на мужа наследство оформить. Вот так и согласилась. Тебя ещё не было. Должны были идти втроём. Я и писала про свои болячки, он сказал, что довезёт любую. - Теперь я тебя повезу. Будем в одной лодке. - Ой, как курить охота! - Нет сигарет? Пошли, вон киоск, купим. - А ты не куришь? - Бросил, уже десять лет. - А мне Эдик сказал, поставил условие, чтобы я не курила. Потому, что ты бросил, и чтобы я тебя не провоцировала. - Мне он сказал, что ты бросила и надо тебя поддержать. - А ещё он мне сказал, что ты алкоголик, а сейчас закодировался? - Бред какой-то! Эдик заигрался, - Сергею стало так неприятно, что появилась мысль отказаться от поездки, пока не поздно. Нехорошее предзнаменование, когда хозяин экспедиции что-то за спиной мутит.
Великий Новгород.
В Новгороде радушно встретила Татьяна, с уже накрытым столом. Чтобы меньше беспокоить хозяйку, Сергей спал, как и в Питере, в спальном мешке, на полу. Жестковато, но школа жизни не забывается, бывало и хуже. День на сборы. С утра сходили в гараж. В багажник на крыше, "мыльницу", уложили байдарки, разместили сумки, в том числе и Ленины. Куда теперь деться? Машина небольшая, часть багажа пришлось разместить на заднем сидении. Но для некрупного Сергея и миниатюрной Лены место оставили. - Ты ключи все взял? Может пересмотрим? - Сергей, как автолюбитель с тридцатипятилетним стажем, думает, что его опыт будет полезен. - Вообще ни одного ключа не беру, кроме баллонного и домкрата. Машина японская, на гарантии. Это не "Жигули", получше, да и посложнее. Лучше не лезть. И загружены, сам видишь, как. Каждый грамм на учёте. И Эдик прилаживает к верхнему багажнику какие-то раскладушки. - Честно говоря, я не представляю, как ехать на машине, без единого ключа. А это что? - Это шезлонги. Отдыхать надо с комфортом. - Ты начальник экспедиции, тебе виднее. А топор ты взял? - Нет, я взял ножовку. - На фига? - Дрова пилить. - Вообще-то, обычно, дрова рубят. Ты замахаешься пилить веточки. - Мне опытные люди посоветовали. Топор можно уронить и пробить дно байдарки. - Сдуру можно и носом пробить байдарку. Ты не понимаешь, что в походе топор - это всё? Отрубить, забить, выкопать, для самообороны, в конце концов. Шезлонги тащить не тяжело! В любом походе это самая необходимая вещь! А топор, без которого кол, для палатки не забьёшь, - лишний. - Кол можно камнем забить. - Ты думаешь, что удобные камни везде под ногами валяются? Вспомни Чаган, много в пустыне или на берегу камней? Короче, Эдик, я вижу, у нас на всё разные взгляды. Наверное, будет лучше, если я, не затягивая, уеду домой. Езжайте сами. - Ладно, поедем до Ульяновска, там Татьяна, опытный байдарочник, нас рассудит, нужно брать топор или нет. Если что - уедешь оттуда. Куда тебе спешить?
Подготовив всё к выезду, пошли ознакомиться с Новгородом. Стыдно было бы, быть в таком историческом городе и не посмотреть своими глазами на достопримечательности. Новгородский кремль, Детинец. Впервые упоминается в 1044 году. На дюжину лет младше Белой Церкви. Начал строительство сын Ярослава Мудрого, Владимир Ярославович. Встречает гостей парад церковных колоколов. Выстроились, как матрёшки, мал-мала меньше. Площадка для пыток: всё новенькое, изготовлено из дерева, лакированное, красивое. Все орудия для пыток, колесования, разрывания на части, виселицы, колодки, колы, что загоняются в задницу - всё смотрится как детская площадка, с песочницей. Тут же бар, ресторан и пивная. Софийский собор, построен в 1050 году, самый древний сохранившийся в России. Памятник "Тысячелетие России". Воздвигнут в 1862 году в честь тысячелетнего юбилея призвания варягов на Русь. На момент создания, кем-то признан лучшим памятником всех времён и народов. Памятник не совсем понятный. Если Россия, то она была создана, только в 1721 году. Если Русь, то Киевская, тогда почему памятник в Новгороде? Что-то у ребят то ли с арифметикой хреново, то ли с географией, то ли с историей... Но памятник впечатляет! Это шар-держава на колоколообразном постаменте, высотой шесть метров. На самом верху ангел с крестом и коленопреклонённая женщина, как олицетворение самой России. Вокруг надпись, на старославянском: "Свершившемуся тысячелетию государства Российского в благополучное царствование Императора Александра II лета 1862". Некорректно, как-то! Царь-батюшка, похоже, не знал, как себя увековечить в истории. Как памятник воздвигнуть себе, любимому, нерукотворный. Ниже надписи, семнадцать фигур государей, в переломные моменты истории. Начинается ряд, естественно, с киевских князей. И в нижней части монумента расположен фриз, на котором размещены горельефы ста девяти исторических деятелей. Это просветители, государственные и военные люди, герои, писатели и художники.
После прогулки, Эдик устроил сюрприз: - Выезжаем сейчас. Что не ждали? "Он сказал: "Поехали!" и махнул рукой..."
Парад приключений открылся!
Рында отбила "склянки", отгремел марш "Прощание славянки", проревел гудок. Вперёд! Уехали недалеко. За городом, на даче, их ждал друг Эдика. По пути Эдик, коротко, его представил: Василий Кудинов. Четвёртый раз женат, но со всеми жёнами, у него прекрасные отношения, от всех есть дети, и даже внуки. Жёны дружат и ходят друг к другу в гости. Приехали, познакомились. На встрече присутствовали: жена настоящая, жена предыдущая, сын Володя, уже взрослый, на два года старше младшей внучки, дочь Катя, наверное, от первого брака, с зятем Иваном, десятилетняя внучка Аня и внучка Машенька, двухлетняя. Младшая жена Васи, Нина, родом из Днепропетровска, землячка Лены и Сергея. К приезду, баня уже была протоплена. Погода испортилась, моросит дождь, дует холодный ветер, а экипаж одет по-летнему, легко. И не хочется лезть в сумки за тёплыми вещами. Горячая банька, как нельзя, кстати. Первыми, естественно, парились мужики. Потом, пока мылись женщины, зять Иван готовил шашлыки. Он в ресторане работает шашлычником, профессионал. Кроме шашлыка, были приготовлены на шампурах различные овощи, от лука до баклажан, и салаты из них, с мудрёными соусами и приправами. Картошка, нарезка и свежие салаты были уже готовы. На открытой террасе, накрыли большой стол, составленный из трёх разновысоких. Зажгли от комаров спиральные дымовухи. Комары здесь хорошие, крупные, не испорченные индустриализацией. Пробивают кожу, как компостер, и, за доли секунды, выпивают свои полведра крови. Долго ещё со скважины будет бить алый фонтанчик крови... Но спасибо химической промышленности Китая, только она в состоянии справиться с новгородскими великорусскими комарами. Только благодаря ей, экспедиция не захлебнулась в потоках собственной крови, на первых километрах маршрута. Пока взрослые готовили стол, Вовочка залез на колоду, для разделки мяса, и со "стрючка", стал поливать угли в мангале. Мангал, вместе с Вовочкой окутались облаком ароматного пара, начали стрелять уголки. - Ты что делаешь, пострелёнок? - добродушно смеётся Вася. - Тушу костёр, как ты. Только ты не мог попасть, а я попал сразу. - Эх, какие твои годы? Начнёшь бухать, тоже не попадёшь. Выпили по рюмочке, отдали должное мясу, закускам. Женщины - о своём, о девичьем, Эдик с Васей, (о чём могут говорить мужики?) естественно, о совместной службе. Сергей слушает, вспоминая и свою службу, друзей. Оказывается, Вася занимается благороднейшим делом, поиском и захоронением солдат, погибших в годы Великой Отечественной войны. Достали фотографии. Вася молодой, стройный, высокий. Где он взял это добродушно-округлое тело? Откапывают останки в болоте, по пояс в воде. Окоп - несколько черепов, записки в солдатских медальонах, торжественные похороны с почётным караулом. - Вот это всё, что между Питером и Новгородом, - одно сплошное поле боя, одна великая могила. Здесь и искать не надо, бери и копай, не промахнёшься. А вот фотография, на которой Вася на сцене, с гитарой. И не просто поёт, а поёт свои песни. Уговорили. Поломавшись, для порядка, как каждый, уважающий себя, бард, Вася взял в руки гитару и, приятным голосом запел:
Я поеду, я поеду на войну Не на ту, что громыхает по стране, А на нашу, на Великую войну, Что закончилась когда-то, по весне.
Смерть собрала урожай и ушла С этих сумрачных болотистых мест Но хозяйкой здесь осталась война И на мире поставила крест.
Юбилейные указы прозвучат, И салюты засверкают по стране, А в лесах, на Новгородчине, лежат Батальоны, что остались на войне.
Под Смоленском, в Заполярье и в Крыму, И в других, таких же памятных местах, Кто в окопе, кто в атаке, кто в плену, На Калининском и всех других фронтах.
До сих пор из окружения идут, До сих пор штурмуют сёла, города. Это им грохочет праздничный салют, Этим армиям, пропавшим навсегда.
Вот потому-то я поеду на войну, С поля боя выносить своих друзей. Перед ними отвечая за страну, За указы и за лозунги вождей.
Дача у Васи основательная, из свежего золотистого бруса, в два этажа. Правда, ещё не достроена, не закончена отделка. Везде валяются инструменты, куски досок. Видно - процесс идёт. Старая мебель стоит как попало. Хозяева спали в спальнях на втором этаже, путешественникам хватило места на первом, на старых диванах.
День второй.
Утром встали пораньше и, сумев не побеспокоить хозяев, уехали. По-английски, не попрощавшись. Не успели проехать и полсотни километров, останавливает ГАИшник: - Вы превысили скорость. Ваши документы? - Да Вы что? Я и семидесяти не ехал. - Здесь - да, а на тридцать третьем километре ехали девяносто пять километров в час. Видеокамера зарегистрировала Вашу машину. Пройдёмте, посмотрите видео. Эдик с сержантом пошли в стеклянную будку, второй милиционер остался на улице. Сергей, в тельняшке, босиком, но одел кепку с кокардой, вылез из машины подошёл к стражу дорог. Старший лейтенант, оказывается. - Товарищ старший лейтенант, Вы бы нас помиловали, едем на встречу Афганцев. Вроде, ничего страшного не совершили. - А водитель тоже афганец? - Конечно, наш командир роты. - Ладно, сделаем по минимуму, - он постучал по стеклу и что-то показал напарнику. Пожав лейтенанту руку и поблагодарив, Сергей вернулся в машину. Скоро и Эдик прибежал. - Слава Богу, заплатил минимальный штраф, пожалели. - Да, поехали. Хорошо, что одеколон положил недалеко. - Зачем одеколон? - Руку продезинфицировать. Это так, к слову. Эдик, не понимая, глянул, но промолчал.
На озере Валдай, на полуострове, окружённый водой, стоит Иверский монастырь. Грех не заехать, когда ещё сюда судьба занесёт. Монастырь, видно, недавно отреставрировали. Краски яркие, свежие. Вся картина яркая: здания белые, жёлтые, красные, крыши и колокольни зелёные, и над всем этим золотые купола. Дальше путь лежит через город Тверь. Начался ливень, да такой сильный, что не видно собственного капота. Дворники только ухудшают видимость, поднимая буруны в сплошном прозрачном потоке воды. В городе по улицам текут реки. Все едут медленно, на ощупь, боятся влететь в яму, дороги больше похожи на полигон для бомбометания. С трудом, даже при помощи GPS-навигатора, нашли нужный адрес, приехали уже ночью, затемно. Здесь живёт друг Эдика, по службе в армии, Николай. Служили они на Новой Земле, в разведвзводе артдивизиона. Экзотичнее место найти нелегко. За два года службы, как говорит Эдик, полтора провели на маршах и учениях. Дверь открыла взрослая дочь Николая: - Родителей нет дома, но они скоро приедут. Проходите, подождите, - она провела гостей в кухню. - Чай не предлагаю, приедут родители, будем ужинать В классическом понимании, кухней это назвать тяжело. Это комната, где семья проводит всё основное время. Кроме кухонного оборудования и обеденного стола, здесь стоит телевизор, музыкальный центр, книжные полки, удобные бра. Комната большая, здесь можно заниматься всем: читать, писать, вышивать, отдыхать. Обшита светлой золотистой вагонкой, и вся мебель сделана из той же доски. Всё красиво и гармонично, искрится чистотой и древесной, живой, теплотой. Лак на досках настолько ярок, что кажется, он ещё не высох.
Долго ждать не пришлось, приехал Николай, с женой. Приятный, гладковыбритый Николай, в бюрократическом костюме и его жена, Татьяна, очень милая, улыбчивая, открытая к общению, но сама не многословная. Татьяна по национальности немка. Конечно, ничего удивительного в этом нет. Хотя их многократно, на протяжении истории России, приглашали на работу, а потом высылали, разгоняли, а кто успевал, убегали сами, в самые эксклюзивные уголки Российской Империи, а потом Союза. Кто умудрился выжить, выехали спасать упадочную экономику Германии, уже в наши времена. А Николай карел, не просто карел, а тверской карел, один из финно-угорских народов. Народ этот проживал на территории между северо-восточным берегом Финского залива и северо-западным берегом Ладожского озер, включая Карельский перешеек. Переселились на тверские земли они в конце XVI - начале XVII веков, когда шведы захватили Карельский уезд. К 1670-му году, на земли Верхней Волги, переселились до тридцати тысяч карел. К началу XX-го века, тверские карелы достигли наибольшей численности - 140 567 человек. В 1937 году Партия и правительство СССР позаботились о карелах, на их беду, и постановлением Президиума ВЦИК создали Карельский национальный округ. Но что-то, вероятно, пошло слишком хорошо, наверное, карелы подумали, что это даёт им какую-то самостоятельность. Поэтому просуществовал округ только двадцать месяцев и в 1939 году был успешно ликвидирован, а его руководители и представители интеллигенции - репрессированы, то есть просто расстреляны. Обучение на карельском языке запрещено, учебники уничтожены. До 1989 года о тверских карелах нигде даже не упоминалось. Табу! Итого, по переписи населения 2002 года, карельского населения на всю Россию-мать около пятнадцати тысяч! Аж!!! Николай является председателем тверской региональной национально-культурной автономии тверских карел. Должность почётная и ответственная. Николай даже книгу написал о карелах:
"Мы, тверские карелы, один из финно-угорских народов, благодаря правильной внутренней национальной политике государства, имея реальную свободу в развитии национального самосознания, в настоящее время чувствуем себя равными среди других народов России. Тверские карелы - одна из граней единой нации - российского народа. Мы, тверские карелы - россияне! Наша Родина - Тверская земля! Наша Родина - Россия!"
Господи! Как это всё знакомо! Ты лишил людей памяти? Ты лишил людей мозгов?! Почему он не дописал: "Спасибо Партии за это и, лично, Владимиру Владимировичу Путину!" Потом бухнуться в ножки и поцеловать землю, по которой ступали лапти Великого и Вечного Вождя. Как же, всего за сто лет из каких-то ста сорока тысяч (!) сделать целых пятнадцать! Это было бы так, по-человечески, трогательно. Слезу, бл...дь, вышибает! Хороша семья народов! Но человек, Николай, отличный и трудяга великий. После армии купил маленькую часть в маленьком домике, с латочкой земли. И начал этот домик расстраивать. Чуть в стороны, веранды, кухни, сан узлы, террасы; и чуть вверх, на три этажа. И всё это - как картинка. На третьем этаже, где спали путешественники, бильярдная, с настоящим, большим столом, и гостевая спальня. На каждом этаже туалет и душевая кабина. Вся мебель самодельная, всё такое красивое, что желание потрогать непреодолимо. Ужин затянулся надолго. Николай достал фотографии: банка тушёнки и кусок хлеба на снегу, другая тушёнка и другой хлеб на большом валуне, - бойцы перекусывают на марше. Гусеничная техника, БМП и МТЛБ, по самую башню в снегу. По одежде и лицам бойцов, видно, что на Новой Земле никто от жары не страдает. Утром увидели и дворик. Сотки две. Но какие! Небольшой круглый декоративный бассейн, с гипсовыми фигурками лягушек и лилий, жёлтые кувшинки настоящие, живые. Вокруг везде цветы. В углу маленькая бревенчатая банька, светлая лакированная. На крыше гнездо, тоже гипсовое, в нём пара аистов. Между цветами фигурки гномов, грибочки. Вдоль одной стены небольшой парник, там помидоры, огурцы, зелень. Вдоль другой - булыжная дорожка с фонариками и кованная скамейка. Высокий, метра три, кирпичный забор настораживает. Или хозяева не хотят воспринимать окружающий мир, или мир стремится влезть в их жизнь. Эдик позвонил соседке по дому в Чагане, Любе, она жила с ним через стенку и донимала гаммами. Сейчас Люба живёт в Зеленограде, это недалеко от Твери, но, чтобы встретиться, надо обговорить пересекающиеся маршруты. Долго обсуждать не пришлось, через пару часов Люба на электричке приехала в Тверь, и соседи смогли обняться, что сорок лет назад им бы и в голову не пришло. Класса после шестого, как и Сергей с родителями, Люба из Чагана уехала, а в их квартиру вселилась семья Элеоноры. Кроме квартиры, ей в наследство досталось бренчание на пианино и маленькая собачка, Белка, Белочка. Её Сергей увидел в окно. Две девушки, солдатки, бойцыцы, несли маленького, коричневого щенка. Он был такой маленький, такого удивительного светло-шоколадного цвета, с такими озорными глазками, что Сергей не вытерпел, бросил всё и выбежал на улицу посмотреть. Догнал девушек, попросил погладить, а они отдали щенка: - Мы тебе его дарим. - Мне мама не разрешит. - Разрешит, бери, - и ушли. Ничего не оставалось делать, как забрать щенка и принести его во двор, где гуляла вся дворовая пацанва. Пока бегал за разрешением, доверив щенка кому-то из самых ответственных, его забрала тётка из соседнего подъезда. Забрала, до первых изжёванных туфлей, после чего он перешёл к Любе. Из шоколадного щенка выросла рыженькая, ласковая ко всем, собачка, Белка. Лисичка, с острой, всегда улыбающейся мордочкой. Чуть больше кошки, только спина, после того, как первый раз ощенилась, стала широкой и плоской, с волнистой шерстью. Сергей очень любил собак, а их во дворе было много. За забором, через двор, была железнодорожная ветка, по которой в городок привозили различное оборудование, вооружение, стройматериалы и лес, много леса. Там были большущие штабеля брёвен, среди которых жили стаи собак. Дворняги, заодно, несли службу по охране всего этого добра, ночью туда вряд ли кто осмеливался сунуться. Всех собак Серёжа знал, любил и регулярно подкармливал. И они отвечали взаимностью. Разрешали на себе кататься, бороться и даже залазить в логово, к только что родившемся щенкам. Серёжа был маленьким, для своего возраста, в строю, на физкультуре, стоял последним. Был приветливым, улыбчивым мальчиком, здоровался ровно столько, сколько раз встречался в течении дня. Ни с кем не конфликтовал, его любили сверстники и девочки, эти ещё и любили им командовать, с высоты своего роста. Но это у них не получалось, Сергей, не переча, смеялся и просто убегал. Со всеми был дружелюбен, но дружил только с Иваном. Только Иван был послушным ребёнком, его часто наказывали домашним арестом, закрывали на ключ. Он жил на втором этаже. Сергея тоже наказывали, как правило, это было параллельно, за одни грехи. Но они жили на первом этаже, и Сергею ничего не стоило вылезти из дома, и залезть, через форточку. Окна у них постоянно заклеены, от всепроникающего песка. Чтобы соседи не увидели и не сказали маме, что он гулял на улице, Серёжа бежал к собакам. Там ему никогда не было скучно. Главным было точно определить время по солнцу и вовремя прийти домой. Но однажды мама вошла в комнату именно в тот момент, когда его руки только дотронулись до подоконника. Поза "вверх тормашками" так напугала маму, что больше его не закрывали. Теперь друг находился в заточении сам. Сергей нашёл кусок водопроводной трубы и по ней лазил на балкон к Ивану. До прихода тёти Вали, они, смело, могли строить свои миры. Обратный путь был короче: повиснув на перилах, Сергей прыгал вниз. Но к Белочке была особая любовь, ведь она была такая маленькая и такая ласковая. Люба была очень хорошей девочкой. Хорошо училась, играла на пианино и была организатором и руководителем детского дворового театрального движения и вообще художественной самодеятельности двора. Но она тоже была на голову выше Серёжи, и постоянно выговаривала ему, что курить нехорошо, лазить по крышам нехорошо, стрелять из поджигов, самопалов, болтов, карбида и прочих взрывчатых предметов, тоже не хорошо. Выговаривала профессионально, как работник учреждения для малолетних преступников, въедливо и настойчиво, прямо мозг выедала. Но Серёжа смеялся и убегал. Прошли годы и стройная росленькая девочка превратилась в добрую и мягкую, как сдобная булочка, женщину, с мягкой речью, мягким взглядом, мягкими движениями. С таким человеком чувствуешь близость, как будто всю жизнь были друзьями и не расставались. Приятно встретиться, обычные вопросы, дети, внуки... Как добрый лучик в душу.
День третий.
На маршруте Кимры - Дубны не задерживались. В Кимрах остановились в центре, немного передохнуть, зашли в церковь. В Дубнах отдали дань памятнику Курчатову. Он как крёстный отец всем, меченым радиацией. Под вечер свернули на просёлочную дорогу, которая идёт вдоль неширокой реки, с низкими, заросшими кустами, берегами. Долго ехали, переваливаясь с кочки на кочку, искали удобное место. Наконец, нашли полянку, нормальный спуск к воде, стали, вышли из машины и... Лена, с визгом, заскочила обратно. На них налетел целый рой слепней. Такого их количества никто из друзей не видел, в жизни. Плотное облако окружило ребят, изредка кто-то садился на лицо, но, получив удар по голове, размазывался в неприятную массу. - Поехали от сюда быстрей, они нас съедят живьём, - осмелев, Лена вышла из машины. - Куда ехать? Поздно, где мы найдём ещё воду? И не факт, что там их не будет. Ночуем здесь, - принял решение начальник экспедиции. - Ночью они не летают, - поддержал его Сергей, - а утром, пораньше уедем. И, интересно, услышав решение, поняв, что этих отсюда не выгонишь, все летающие и кровососущие твари исчезли, как по команде. Поставили палатки, разожгли костёр. Даже о существовании таких, хорошо рифмующихся, звучных и категоричных, определений и глаголов, Эдик вряд ли подозревал. И уж точно не думал, что они могут иметь отношение непосредственно к нему. Но именно такова была действительность, когда Сергей, в непролазных кустах, ножовкой, пытался заготовить дрова, для костра. Конечно, будь Эдик филологом, он, несомненно, заинтересовался бы упражнениями Сергея. Но он технарь, поэтому Сергей не стал озадачивать его рациональный ум абстрактными образами, так близко связанными с физиологией человека. Тем не менее, костёр горит, чайник кипит, тушёнка открыта. К тушёнке есть варёные яйца и помидоры. Варить ничего не стали, Эдик устал и решил пораньше лечь спать. Перекусив, разлили по кружкам чай. Горячий, обжигает губы. - Эдик, ты такой подтянутый, стройный, наверное спортом занимаешься? - спросила Лена. - Да ну, какой спорт? В Чагане, в школе, занимался борьбой СамБО. Меня все обижали, вот и пошёл. - Да кто тебя обижал? Ты что, Эдик? - Все обижали. И вы, с Иваном, и ты меня бил. - Я тебя бил? Эдик, да я вообще никого не способен был ударить. В крайнем случае, без причины и, тем более, первым. - А ты и не бил - борол. Бросишь на землю, усядешься сверху и держишь. - Не помню я такого. Я же самый маленький был, шкет. Ты посмотри на фотографиях, я тебе до плеча не доставал. - Да, было, чего там. И мать говорила: "Как он тебя бьёт, такой маленький? И ты ему сдачи дать не можешь?" А потом - институт, работа, семья. Какой там спорт? Пошёл я спать, устал. - Конечно, иди. Целый день за рулём. Отсыпайся. Солнце склонилось к закату, от реки потянуло прохладой и сыростью. Начали звенеть комары, но немного, у костра - терпимо. У костра остались Сергей и Лена. - Ты бы постелила свой спальник, пока Эдик не заснул, чтобы потом его не тревожить. - Я думала в твоей палатке спать. - Нет, у меня палатка маленькая, двойка, а у Эдика - тройка, да ещё и двойная. Тебе там будет удобнее. - Мне места мало надо... - Нет, я очень плохо сплю, ночью часто встаю, буду тебе мешать. - Я хорошо сплю, меня тяжело разбудить. - Лена, иди в ту палатку. А то я тебя ещё изнасилую. Лена странно посмотрела, но понесла спальник и каремат в палатку Эдика. Вроде как, обиделась. Но у Сергея, действительно палатка маленькая, и он не хочет спать и думать, что, пошевелившись, кого-то может побеспокоить. - Изнасиловать... Размечталась, я, в самый сухой год, столько не выпью, - усмехнулся Сергей. Пришла Лена, спать не хочется. Появилась первая звезда, дрожит в потоках воздуха, завораживает. - Наконец-то, я в привычной, любимой, обстановке. Для меня, пожалуй, только сейчас началось путешествие. - А я в палатке ни разу не спала, и костёр жгла только в детстве, в Чагане. Лена пытается от костра зажечь сигарету. - Кто же так делает? - Сергей берёт из костра обгоревшую палочку и протягивает Лене. Та прикуривает, жадно затягивается. Как это знакомо Сергею, аж самому захотелось затянуться крепким дымом, почувствовать лёгкое опьянение, после долгого воздержания. - Достал этот Эдик. Это я, пятидесятилетняя баба, должна, как пацан, прятаться, чтобы покурить. - Зачем обещала не курить? Тебя же за язык никто не тянул. Так что он прав. Только он сам никогда не курил, и не понимает, что это не так просто. Люди кодируются, пьют таблетки, лепят пластыри, а бросить не могут. Это зависимость, как наркомания или алкоголизм. Я попробую с ним поговорить. - Кстати, об алкоголиках. У Васи, на даче, он всем сказал, что ты алкоголик, и, перед походом он уговорил тебя закодироваться. Чтобы никто не давал тебе ничего выпить, чтобы ты не сорвался в запой. - Да, весело... А я смотрю, что мне в бане никто пива даже не предложил, отодвигают подальше. И за столом даже рюмки не поставили. Спасибо, Эдик, удружил. Плохо, что ты мне раньше не сказала. Ладно, давай спать, костёр догорает. Проводив Лену, спать Сергей не собирается. Он соскучился по природе, открытому небу, костру. Но разговор с Эдиком и сообщение Лены оставили неприятный осадок. Захотелось побыть одному. - Сука, мало мы тебя били. Говном был, говном остался. Обижали его...Опять врёт, всегда врал. Врал просто так, без цели, просто врал. Всем и всегда. Его уличали, он обзывался, убегал, трусливо бросался камнями и, издали, опять обзывался. Конечно, Сергей всё помнит. Эдик был на класс младше, по возрасту - на полгода моложе, но выше на полторы головы. Пользуясь этим, думал, что ему всё будет сходить безнаказанно. С ним не хотели играть, из-за этого он и обзывался. Из понятий пацанячьей чести, Сергей не мог ударить первый. Но нашёл выход: он Эдика борол. Ложил на лопатки и садился ему на живот. Эдик впадал в истерику, кричал, колотил Сергея кулаками. Тогда Сергей переворачивал его, пузом вниз, садился на поясницу и, время от времени, спрашивал: "Будешь ещё обзываться, врать, кидать камнями?" Эдик обещал его убить, но потом, обессиленный, говорил: "Не буду...". Его Сергей отпускал, но, только оказавшись на безопасном расстоянии, сразу начинал обзывать и кидать камни. Потом бежал жаловаться маме. С Иваном у них тактика была общая. Но все бои были только один-на-один, вмешиваться было нечестно. На следующий день Иван мог сидеть сверху, а Сергей только наблюдал. Сейчас, с высоты жизненного опыта, Сергей понимает как и почему всё происходило. Семья у них была хорошая, и отец, и мать Эдика прекрасные люди. Но, по тем временам и по армейской среде, пожалуй, несколько своеобразная. Они жили очень замкнуто, по своим правилам. Эдик воспитывался строго, гулял мало, был под постоянным контролем, каких-то нежностей, сюсюканий, по отношению к нему, Сергей не видел ни разу. Воспитывался мужчина, спартанец, в современной интерпретации. Классе во втором, у Эдика родилась сестра. И он увидел, что мама может не только учить, требовать и заставлять, может ласкать и баловать. Это девочка - другой подход. Возникла ревность, что вполне естественно. Тогда Эдик нашёл выход: он, любыми путями добивался, чтобы его кто-нибудь отлупил. Он, рыдая, бежал к маме, чтобы она его пожалела. Так он получал свою порцию ласки. . Беда, что врать привык, вошёл во вкус, и врёт всю жизнь. Не боится, что его уличат. - Но что делать? Ругаться, копить злость? И подвести Лену нельзя. Потерпим, пока, цель, действительно, великая. Жалко испортить мелкими дрязгами. Костёр догорает. На утро дрова есть.
День четвёртый.
Проснулся Сергей с солнышком, как и дома, в селе. Его лучи пронизывают палатку и уже напитали воздух теплом. Палатка тонкая, синяя, нагревается быстро. Захватив мыло, щётку и полотенце, выскочил в утреннюю прохладу. С сомнением глянул на палатку Эдика, но, подумав, что Лена любит поспать, вряд ли так рано встанет, скинул то, минимальное, что было на нём ночью, зашёл в воду и нырнул. Река, приятной прохладой, приняла тело. Нега, выныривать не хочется. Но жабр нет - придётся. Вынырнул прямо на солнце, резануло по очам. Блаженно зажмурившись, так и поплыл на встречу солнцу. Над рекой, дымкой, слой тумана. Вода тиха. Пробует голос первая птичка. Сделав небольшой круг, Сергей вышел на берег, намылился, ополоснулся ещё раз, вытерся, оделся и принялся разжигать костёр. Дрова заготовлены с вечера, в куче золы ещё горящие угли, даже спички тратить не пришлось. Закипел чайник, наболтал растворимого кофе. Слава нефтеперерабатывающей промышленности! Будить никого не собирается, он полон восторга от утра, от солнца и не хочет видеть в нём недовольных, заспанных, помятых лиц. Лена проснулась, когда Сергей уже попил кофе. Она мучительно выкарабкалась из палатки, взяла из большой сумки сумочку поменьше и удалилась в кустарник. Пришла, совершила ритуал умывания: почистила зубы, намочила ладошки, глаза и протёрла от пасты губы. - Вот теперь, доброе утро, - непривычной улыбкой, поздоровалась Лена. - Доброе утро, - Сергей, с любопытством, наблюдал за её манипуляциями. - Что у нас на завтрак? - Смотри, что есть. Я утром только кофе пью. - А я бы чего-нибудь съела. - Смотри, что найдёшь - всё твоё. Эдик проснулся, когда солнце уже припекало. Бодрый, шумный, счастливый. - Всем доброго утречка! Я на пробежку, - и исчез из вида. Пришёл через полчаса, мокрый - купался где-то в сторонке. - Кто желает овсяночку? Лена, как будто, не услышала. Сергей усмехнулся: - Нет, спасибо. Боюсь. У нас в селе лошади очень мстительные, а я ещё пожить хочу. Пока собрались, и слепни проснулись, начали слетаться на свой, кровавый, завтрак. Опоздали! По мягкой, волнами, грунтовке, выехали на трассу. Трасса - три полосы, в одну сторону, отбойники, разметка, знаки - всё блестит. Ехать одно удовольствие. - А говорят, что в России две беды: дураки и дороги. А тут такая красота! - Как было, так и осталось. Дураков - не меряно, а дороги нормальные только основные, региональные. А чуть в сторону - жуть. И именно по ним приходится, в основном ездить.
По пути город Владимир. Столица Владимирского княжества. Назван в честь основателя Владимира Великого, Святославовича. Ещё он известен как Владимир Святой и Владимир Красное Солнышко. Прославлен в лике святых, как Равноапостольный. Сын Киевского князя Святослава, был определён на княжение в Великий Новгород. После гибели отца и некоторых рокировок, стал княжить в стольном граде Киеве. Именно он крестил Русь. Но наибольший вклад в развитие города внёс другой Владимир, Мономах. Тоже князь Киевский. Интересно, но ни на одной мемориальной доске, ни на одном памятнике, Сергей не увидел, что они были киевскими князьями, и что Владимирское княжество входило в состав Киевской Руси. Все князья - просто русские. Памятник Владимиру Великому. На коне, со штандартом. Успенский собор, построен в XII веке. Прекрасно сохранились подлинные фрески и иконы XII - XVII веков. В том числе, гениального русского художника Андрея Рублёва. Наши друзья не особо крупные специалисты по иконописи. Андрей - абсолютный атеист, Лена - ни то, ни сё - следом за Сергеем, крестится и знает, что в церкви надо покрыть голову платком. Сергей верующий, но тоже - неуч. Но в соборе все молчат. Чувствуется глубина веков, величие Того, Кому молятся люди. Хороший город, невысокий, просторный, светлый. Сергей любит именно такие.
Следующий пункт назначения - Нижний Новгород. Почти двести пятьдесят километров. Эдик уже созвонился со своими одноклассниками, Сергеем и Ирой Головнёвыми, они, с трудом, освободились от производственных проблем и обещали встретить около памятника Минину и Пожарскому.
Проехали небольшую деревню, остановились у крайнего дома, размяться. Небольшая площадка у дороги, ниже - небольшое озеро, купаются дети. Из дома вышла пожилая чем-то разгневанная женщина: - Вы чего тут? - Да, вот, остановились отдохнуть, размяться, на озеро ваше посмотреть. - А нечего...! - возмущённо, почти прокричала хозяйка дома и ушла. - Лаконичная женщина, - прямо, восхитился Сергей. Все засмеялись. - Вперёд!
Вот и Нижний Новгород. В недалёком советском прошлом, город Горький. Нёс это имя в истории целых пятьдесят восемь лет. Древний город, основан в 1221 году. Сергей с Ирой уже стояли возле памятника. Принять гостей, из-за ремонта, они не могли, поэтому общение сократили до минимума, надо ехать искать место для бивака. Как судьба сводит людей. Во время разговора, выяснилось, что Головнёв служил на Новой Земле, начальником госпиталя, и его хирургическая сестра вышла замуж за родного племянника Сергея. - А я думаю, что-то знакомая фамилия. Город большой, порядка полтора миллиона жителей, есть куда пойти и что посмотреть, но, из-за дефицита времени, ограничились кремлём. Да и здесь есть что посмотреть. Построен в 1500 году, за всю свою историю, не был взят ни разу. Стоит на крутой горе. Прекрасный вид на город, реку. Видно место слияния двух рек, Оки и Волги. Стены из красного кирпича, почерневшего от времени. Трогаешь его с благоговением, ведь его касались руки древних воинов, по кирпичам текла кровь, здесь происходили страшные битвы, меняющие историю и путь развития целых народов. На территории экспозиции техники времён Второй Мировой войны: пушки, легендарный Т-34, бронеавтомобиль. Но, больше всего, Сергея и Эдика заинтересовала рубка подводной лодки С-13. Сергея - потому, что у него брат подводник, а Эдик жил в одном доме с её командиром, капитаном третьего ранга Маринеско Александром Ивановичем. Конечно же в разное время. - Откуда, лодка-то, здесь, - удивился Сергей. - Потому, что построена на заводе "Красное Сормово", то есть где-то здесь, в Нижнем. А в войну, за один боевой поход, потопила девяти палубный лайнер "Вильгельм Гуслов", водоизмещением двадцать пять, с половиной, тысяч тонн, на борту которого было семь тысяч солдат и офицеров фашистской Германии, в числе которых три тысячи подводников, составлявших семьдесят экипажей новых подводных лодок. А также транспорт "Генерал Штойбен", водоизмещением шестнадцать тысяч тонн, на борту было три тысячи шестьсот солдат и офицеров. Капитану третьего ранга Маринеско было присвоено звание Героя Советского Союза. По просьбе Сергея, зашли в два красивых собора и две часовни. Одна, из них, обустроена прямо в стене кремля. Но надо спешить, не так легко найти место для ночлега. Поиски затянулись, подъехали к речке, когда солнце уже хорошо склонилось к закату. Проехали мост и съехали с трассы. Дорога повела в сторону от реки, через лес, но назад возврата нет: лесная дорога узкая, развернуться невозможно. - "Все дороги ведут в Рим". Вперёд! Километров через десять, где-то далеко внизу увидели дачный посёлок и, отражённые рекой, лучи заходящего солнца. Туда вела такая крутая дорога, что друзья пешком пошли на разведку: подъедут ли они к реке, и есть ли лифт на обратный путь. Разведка показала, что ехать недалеко, если откажут тормоза, есть пара хороших дубов, остановят. Внизу дорога поворачивает, под прямым углом, и идёт вдоль берега реки. Дальше - тупик, следы машин есть, значит, как-то возвращаются. Решились, поехали. Спуск настолько крут, что пот, со вспотевших от ужаса лиц, капал на лобовое стекло. Спустившись, вознесли хвалу Господу, за спасение от смертушки неминучей и поехали вдоль берега, искать путь к воде. Слева - дачные домики, справа сплошная стена кустов. Проехали до конца дороги, пока не упёрлись в чьи-то ворота. Посёлок, как после взрыва нейтронной бомбы, - ни одной живой души. Прохода нет, спросить некого. Развернулись, с большим трудом, поехали обратно, увидели в кустах шлагбаум, закрытый цепью с большим амбарным замком. Дорога заросла кустами, но, когда продрались через зелёную стену, вышли на прекрасную поляну на берегу речки. В воду уходит дорога из бетонных плит, вероятно для тех, кто не осмелится обратно подниматься по дороге. Место хорошее: и вода рядом, и дрова. Машину оставили у шлагбаума. Поставили палатки, разожгли костёр. Точнее, Сергей всегда начинает с костра, палатку поставить недолго. На костре греется чайник, для всех нужд, а густой супец, Сергей говорит "кандибобер", Лена варит на газу. Маленький, пол-литровый, баллончик, конфорка накручена прямо на него. Удобно, хоть и дороговато, для Сергея. Поужинали плотно, на обед, как всегда, был перекус, с чаем. Вечерние посиделки с чаем, под комариные серенады. В пути почти не разговаривали. Эдик весь в дороге. Кроме дорожного шума, кричит CD-плеер. Эдик крутит какую-то индийскую музыку: "Буба драхма, буба раша, кришна ближе, чукча умный!" Похоже, просто испытывает нервы пассажиров. Лена на заднем сидении, кимарит или щёлкает фотоаппаратом. Сергей - впереди, рядом с водителем, по привычке, тоже - всё внимание дорожной обстановке. Теперь, у костра, можно наговориться. - Земелька здесь не очень щедрая, с украинской не сравнишь. Смотрю, кукуруза жиденькая, выросла, всего, сантиметров на пятнадцать. - Может это на корм скоту? - предположил Эдик. - Я о ней и говорю. У нас уже давно косят, кукуруза по пояс. - Земля, у вас, плодородная. Если бы ещё национализма не было. - Какой национализм, Эдик? - Не любят у вас русских. - О чём ты говоришь? Где вы этого нахватались? - Со мной служил парень, из Западной Украины, бандера, так он говорил... - Что тебя там просто убили бы. Ты это уже рассказывал. Ты даже не можешь себе представить, насколько это бредово. Тебе надо туда съездить. Люди там, давным-давно, ездят в Европу зарабатывать деньги. Они живут намного богаче, чем у нас. Они по-европейски строятся, по-европейски живут, у них культура уже европейская. Мы от них отстаём на полвека, а о России и говорить нечего. А ты говоришь - национализм. Твой товарищ пошутил. - Да нет, он серьёзно говорил. Ладно, я пошёл спать, устал. Спокойной ночи. - Спокойной ночи, - Эдик ушёл. - Чёрт знает что! Такая прекрасная страна, такие люди золотые, и надо же вот такой бред о них распустить! - А я люблю Крым, - нарушила затянувшуюся паузу Лена. - Не могу судить, не был. - Ни разу не был в Крыму? - Лена удивилась так, как будто Сергей признался, что ни разу не был в интернете. - Не получалось, как-то. И вообще, я не представляю себе пассивного отдыха. Как это, валяться на солнце и ничего не делать? Можно же с ума сойти. - Почему валяться? Ходить на экскурсии, в походы. Там есть чем заняться. Там есть все природные зоны: горы, пустыня, субтропики. А, главное, есть море. - А я, представляешь, был на Балтике, в Мурманске - на Баренцевом, во Владивостоке - на Японском море, а от Чёрного живу меньше чем четыреста километров и, считай, ни разу не был. - И на Чёрном море не был? - глаза Лены округлились. - Один раз ездили, на базар, перед школой. Заехали на пляж, искупались, отдохнули и - обратно. - А где же вы отдыхаете? Куда в отпуск ездите? - Отдыхаем, в основном, на огородах и ремонтах. Я уже строюсь шестнадцать лет, и конца не видно. Село забирает все двадцать пять часов в сутки. Иногда ездили в Беларусь, к тёще, изредка - к брату, в Приозерск, это за Питером. А так - всё дома. - Пожалуй, всё. День кончился.
День пятый.
После короткого завтрака и недолгих сборов, выкарабкались наверх. Без лифта. Именно в такой позе, Гагарин сказал своё: "Поехали!". Выехали на трассу, по сторонам - лес, прекрасные берёзовые рощи, на которые, без умиления смотреть нельзя. Временами, открывается вид на Волгу, с её утренним туманом. В стороне, увидели первый газовый факел. Начались земли нефте-газодобытчиков. Российская кормилица, или кормушка. Чувашская республика, город Чебоксары. Проехали в центр, машину оставили на стоянке, пошли прогуляться пешком. Небо грозовое, где-то гремит гром, сильный ветер. Но тепло, - лето. Судя по ширине, вышли на центральную улицу. Как-то неожиданно, открылся памятник герою Гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву. Молодёжи более известный, как герой не одной энциклопедии анекдотов, изданной им лично, уже после героической гибели. Памятник просто шикарный, бронзовый, пьедестал из красного гранита. Высокий, наверное, метров десять. Конь - дыбом, Василий Иванович - шашка наголо. Гордый поворот вскинутой головы, папаха, лихие усы, в глазах отвага, разворот плеч, широкий замах шашки: "За мной! В атаку!". Он может собой весь мир закрыть. Какой-либо таблички, сообщающей причину установки памятника именно здесь, нет. Мимо проходит женщина, восточного типа, за сорок. Сергей подошёл: - Извините, Вы не скажете, почему здесь установлен памятник? Василий Иванович здесь родился? - Ой, не знаю... Но он, где-то, наш. - В смысле, чуваш? - Может быть... - женщина озадачена, как заяц в художественном музее. - Я из Киева, думал, он украинец. - Да ну, ты что? - понял и сразу включился в игру Эдик, - Он наш, Питерский. Женщина впала в ступор. Такой ступор Сергей наблюдал у людей, только тогда, когда говорил им, что у него тупая собака - не может запомнить номер телефона. Когда звонит, - спрашивает. - Спасибо, извините, мы тогда посмотрим по карте. Посмеялись и сами, вдруг, встретили одессита. На лавочке, на аллее, сидит дедок. Подошли к нему, спросить: - Не подскажете, до Волги далеко? - Это смотря кому, - видно, деду скучно. - Как кому? Нам. - Смотря какому: лёгкому или тяжёлому? - Мы, вроде, не особо тяжёлые. - А пешком или на троллейбусе? - Именно это мы и хотели узнать. - Так что вы мне голову морочите? Вон, садитесь на любой троллейбус, через две остановки - набережная, - дед доволен, выговорился. Через две остановки большая площадь. Здесь всё: набережная, речной вокзал, торговый центр, православный храм, с азиатским орнаментом, парк аттракционов. И над все этим величественная чувашская Родина - мать. Похоже, железобетонная и такого же цвета. Естественно, азиатского типа, в национальном костюме. Руки широко раздвинуты. Таким жестом рыбаки, в понедельник, показывают размеры пойманного пескаря. Прошли чуть дальше от площади. Здесь берег выложен бетонными плитами, в воду ведут ступени. На берегу лавочки. Люди купаются. По, уже сложившейся традиции, Эдик с Сергеем, тоже искупались. Они не упускают ни одной возможности омыть бренное тело, купаются во всех встречающихся водоёмах. И опять дорога. Впереди Ульяновск. При въезде, сразу, мост. Двенадцать километров! Далеко впереди сливается в точку. Раньше город носил другое название - Симбирск. Будучи в здравом уме, и с учётом всех "заслуг", перед человечеством, Ульянова - Ленина, это имя надо бы вернуть. Здесь живёт, и, с нетерпением, ждёт, одноклассница Эдика Татьяна Иванова. У них, вроде, даже как бы, была первая любовь, несостоявшаяся. Пригласил Эдик Татьяну на каток. Она пришла, и он пришёл, но только понаблюдал за ней из-за угла. Подойти не хватило смелости. А потом стало стыдно, за свою трусость. И завяла любовь, как зелёные помидоры на подоконнике. - Но появился интернет, появился чаганский сайт, там и встретились, - рассказывает, при подъезде к городу, Эдик. - Она географ, в школе преподаёт, любит путешествовать, ходит в походы, как мы, в школе. А я каждый год, за государственный счёт, хожу со студентами на Хибины, в экспедицию. Институт - у нас - горный. Предложил ей, она приехала, сходили вместе. - Прости дурака неграмотного, Хибины, это кто? - Ну, ты, Серёга, даёшь! Не знаешь, что такое Хибины? Ты же бывал в Мурманске? - Ну? - А это в Мурманской области, крупнейший горный массив на Кольском полуострове. Там вершины платообразные, а склоны крутые. Такие себе столы. У гор очень музыкальные названия. Высшая точка - гора Юдычвумчорр, в центре расположены плато Кукисвумчорр и Часпачорр. У подножья горы Вудъявчорр - Полярно-альпийский ботанический сад - институт. Есть реки: Кунийок, Тульйок, Поачйок, Вудъяврйок... - Названия долго учил? - Не, лет десять. - Интересно, конечно, но что там делать? Там же одни камни, там температура летом выше пяти градусов не поднимается. Или там в ботаническом саду ананасы растут? - Ты что? Первые путешественники назвали его краем "мхов и лишаев". Там более шестисот пятидесяти мохообразных, сосудистых растений почти девятьсот, лишайников около тысячи видов! Представляешь? - Ужас какой! Столько плесени! Не лучше ли пойти в леса, реки и горы поприветливее? - Нет. Знаешь, как круто? Дождь, холод, ветер сбивает с ног, а ты карабкаешься на скалы... Потом мы ездили с ней в Крым, в прошлом году, когда к тебе заезжали. В Карелии испытывали с ней мою байдарку, чуть-чуть. Выехали в лес на два дня, там поплавали. У Татьяны муж был байдарочником, это она и задумала этот поход. - А что с мужем? Развелись? - Нет. Они жили в Баку, а муж был армянином. Началась резня, азербайджанцы резали армян. Они и сбежали сюда, в Ульяновск. Как беженцы, получили квартиру, а он погиб в автокатастрофе. - А дети? Есть? - Два сына, уже взрослые, обеспеченные. Она живёт с мамой, вдвоём. Так что место, где переночевать, есть. В городе остановились у цветочного базарчика. Эдик выскочил из машины и купил большой букет шикарных алых роз. - С ума сойти! Так у тебя с ней "лямур"? И отношения близкие? - Я такие вопросы ни с кем не обсуждаю, - с некоторым высокомерием, ответил Эдик. - Понял, не дурак. Дурак бы не понял, - усмехнулся Сергей. - Поехали. - Подожди. Ты берёшь мой фотоаппарат и снимаешь момент встречи. - Нет проблем. Подъехали к дому, припарковались у подъезда. - Вот это, на лавочке, сидит Танина мать. Надо подойти. - Здравствуйте, Нина Георгиевна. - Ой, Эдичка! Здравствуй, здравствуй родной! Танечка дома, сейчас я ей позвоню, - с такой душевностью здоровается, как с любимым зятем. - Не надо звонить, мы поднимемся. Бегом, как всегда, Эдик, а за ним и Сергей, двинулись в подъезд, в лифт, поднялись на шестой этаж. В дверях уже стоит женщина, мать не выдержала, позвонила. Эдик вручает цветы, Таня принимает их, с радостью, нетерпеливо обнимает и целует Эдика, прижимаясь не по-детски. Эдик, стеснительно, отвечает и отталкивает её. Сергей снимает трогательную сцену, хотя, скорее всего, эти кадры очень глубоко залягут в анналы истории, вряд ли Эдик захочет огорчать жену и детей. Пока они обнимались, у Сергея появилась возможность беспрепятственно рассмотреть Татьяну. Крупная высокая женщина, широкой кости. Мощные руки и ноги, лишённые женственности, не смотря на полноту. Импульсивная, радостная, в глаза бросается властность. Брюнетка, крашенная, понятно - возраст, короткая стрижка, лицо круглое, глаза карие, ясные, взгляд открытый. Похоже, человек очень честный, прямой, правдолюб. С ней, наверное, приятно вместе работать. Поднялись Нина Георгиевна, с Леной. Конечно, накрыли прекрасный стол. Говорят, в основном, Таня и Эдик, Сергей с Леной только слушают, кивают и улыбаются.
День шестой. Памяти Володи Ульянова посвящается, а также букве "Ё".
Утром Эдик и Таня уехали на дачу. Что-то надо привезти домой, маме, что-то взять с собой, закончить какие-то работы. Сергей с Леной, получив инструкции, предоставленные сами себе, пошли гулять по городу. Гвоздь программы Государственный историко-мемориальный заповедник "Родина В.И. Ленина". Удивительно, что открыт он не после смерти вождя, не в эпоху благодарного последователя Иосифа Виссарионовича, даже не в эпоху развитого социализма и построения коммунизма, согласно заветам Ильича, а аж 2 октября 1984 года, во времена близкие к перестройке. Когда люди, как казалось Сергею, начали задумываться: была ли необходимость расстреливать царя, вместе с детьми, всех буржуев, офицеров, попов, кулаков, интеллигентов, врачей... Была ли необходимость в диктатуре? И можно ли на реках крови построить счастливое общество? Заповедник - это целая улица. Здесь музей зодчества XIX века, музей пожарного искусства, только не понятно, к какому именно виду искусства его отнесли. Музей - типография, учит, как печатать листовки в подполье. Полицейская будка, городовой полицейский, ещё какие-то... Суета. Но, Бог всемогущ и милостив: понедельник сделал выходным и привёл путешественников сюда именно в понедельник. Всё закрыто, не пришлось разглядывать фотографии, знакомые с босоногого детства и читать оригиналы рукописей, конспектируемых на протяжении всей сознательной жизни. Так что, прошлись по улице, так сказать, отметили своё присутствие. Сфотографировались у бронзовых скульптур, в натуральную величину: Репин с мольбертом, мещаночка на лавочке, с овощным набором, городовой, семья с собачкой на прогулке. Прошли к единственному в мире памятнику букве "Ё". Потому, как ни в одном языке мира, её больше нет. Кусок красного гранита, с нацарапанной буквой. Не впечатляет. Иногда, на заборе пишут буквы занимательнее. - Жарко. Рванём на пляж? Рванули.
Волга. Красивая река, действительно могучая. Не зря о ней слагают стихи и поют песни. Величаво несёт свои воды, а те, в свою очередь, несут лодки, катера и большие, трёхпалубные, белые пассажирские пароходы. Не смотря на рабочий день, на пляже полно людей: накачанные молодые люди, девицы в символических купальниках и бабушки с внуками. Разместились на лавочке, у воды. Лена, предусмотрительно, взяла купальник с собой, кабинки рядом. Когда она вышла из кабинки, Сергей аж кислородом подавился. Верхняя часть, шнурками, прикрывала соски на дряблых складках кожи, а нижняя часть, наверное, то, что называется стрингами, тоже чуть-чуть шнурков и ещё меньше, по площади, ткани. Для девочки, с полтинником за плечами, это вызывающе эротично. Эти рёбрышки, целлюлит, растяжки, компьютерная дряблость и синюшность, только для изысканного извращенца. На соседней лавочке, опёршись на руки, вытянув ноги и подставив солнцу лицо, отдыхает молодая женщина, чуть за тридцать. Круглолицая татарочка, примерно в таком же купальнике, как и Лена, только от её форм обалдел бы не только Василий Иванович, но и его бронзовый конь. А у Сергея, с его повышенным чувством справедливости, забило зоб и затряслись рученьки. Она одна, скучно, наверное, первой и начала разговор. Представилась: - Фэридэ. Вы не могли бы сфотографировать меня на мой фотоаппарат? - Вы такая красивая, что я Вас и на свой бы сфотографировал. Только, обидно, - не взял. - Ой, а я взяла. Мы все вместе сфоткаемся, - загорелась Лена. С фотоаппаратами пришлось провести целый ряд манипуляций, для женщин ведь надо не просто сфотографироваться, надо провести фотосессию. Наверное, цифровые аппараты, с их неограниченными возможностями, создали именно для них. Меняя аппараты, Сергей, с грустью, вспомнил свой любимый "Зенит-Е", и его тридцать шесть кадров, улыбнулся. - У Вас такой загар, наверное часто на пляже? - Нет, первый раз вышла. У меня свой дом, забор высокий, я во дворе хожу голой. Фитнесом занимаюсь и цветами. Вот смотрите. Она, сначала, смело спускает резинку, оголяя гладко выбритую, загорелую кожу, прямо пышненькая булочка, с золотой горбушкой, густо посыпанная маком; а потом достаёт из бюстгальтера тяжёлую, литра на полтора, левую грудь, с чёрным и сморщенным, как чернослив, соском, загоревшую, как и аппетитный лобок. Вся эта красота, вдруг оказалась на уровне глаз Сергея, на расстоянии вытянутой руки. Жарко, очень. Аж в пот бросило. Он, хоть и сидит на лавочке, вынужден подтянуть колени к груди и руками взяться за ступни. Очень интересное познавательное знакомство. Фэридэ, наверняка, была бы хорошим гидом, могла бы показать интересные уголки, не известные простым туристам. Может даже показала бы и свои цветы... Сергей, с сожалением, посмотрел на Лену. ...да, и времени нет. Искупались, обменялись с Фэридэ "мылом", адресами, и, тепло попрощавшись, поехали домой, к Татьяне. А там уже идут бои, местного значения, за перегруз машины. Татьяна заставила Эдика купить топорик. Теперь Эдик требует, чтобы на всех был только один тюбик зубной пасты, - Я вообще зубы не чищу, и - ничего, живой! Одна бутылочка шампуни, - Месяц, вообще, можно и мылом помыться. И пересмотреть все лекарства, чтобы не было одинаковых. - Это уже мания, - сказал Сергей Лене, - Буду я, в пять часов утра, искать, кто, перед сном, последним чистил зубы или мыл голову. - И вышел на балкон, - милые ругаются - только тешатся.
День седьмой. Штат полный.
Упаковались. Последней в машину, на переднее сиденье, садится Татьяна. Садится уверенно, не как пассажир, - как хозяйка. Под её весом, машина сразу просела. Переругивается с Эдиком, о чём-то, известном только им. Отношение Татьяны к Сергею стало почему-то прохладным, вроде свысока, и, тут же, в глаза не смотрит, бегают глазки, испуганно. - Мамой клянусь! - Думает Сергей, - это Эдик рассказал ей о моих "экспедициях" в места "не столь отдалённые". Афганец, убивец, каратель, уголовник, ещё и бандеровец! Опасная личность! Зачем я ввязался в эту авантюру? Наверное не выдержу, уеду домой. Эдик болтает всем чёрт-те-что. И всё за спиной, не пошлёшь и по роже не дашь. Но уже хочется. Подожду, пока напросится.
Оренбургская область. Заброшенные и полузаброшенные сёла, бревенчатые, чёрные. Много сгоревших домов. В жилых домах, заросшие, выше человеческого роста, дворы. Только протоптаны тропинки от дороги к домам. Каких-либо ферм, хозяйств не видно, только старые, разрушенные. Иногда встречаются коровы, пасутся сами. Мрачненькое зрелище.
Татарстан. Вдоль дороги пошли нефтяные насосы. Маленькие, изящные, цветные, яркие и большие, мощные, чёрные, неуклюжие. Есть поляны, где, один возле другого, больше десятка насосов бьют поклоны небесам. Пообедать заехали в лесопосадку у дороги, на окраине села. Кончилась питьевая вода. Пока Эдик отдыхал и разминался, а девчата накрывали на стол, Сергей пошёл по воду. Первым на дороге оказался большой двор, загороженный высоким забором из металлопрофиля, с колючей проволокой наверху. За забором, видно, какие-то блестящие ёмкости и помещения, так же сияющие металлопрокатом. У ворот сидит, прямо, хрестоматийный, живописный, неопохмелённый и небритый мужик, в грязной спецовке, курит. Окурок уже обжигает губы. - Добрый день. - Добрый день - Можно у вас водички набрать? - Не, здесь нет воды. - Предприятие, и без воды? - Это только строится, цех по переработке молока. Воду ещё не подвели, возят водовозкой. Но сегодня стоим, нет работы. - Не скажете, где можно набрать? - Прямо, по улице, с горки спустишься, - там колодец. - Спасибо. Пошёл по указанному адресу. Справа дощатые остатки колхозных ферм, заросшие бурьяном. Слева улица начинается с небольшой деревянной церкви. Дверь открыта на распашку. Не удержался, зашёл. На крыльце стоит тётка, скучает. - Слава Иисусу Христу! - поздоровался Сергей, как это принято у них, в селе. Тётка задумалась. - Здравствуйте, - пришёл ей на помощь Сергей. - У вас так не здороваются? - Как? - У нас в церкви, здороваясь, славят Христа. Только в церкви. - А отвечают как ? - Во веки Слава! - Интересно. А Вы откуда? - Из Украины, из под Киева. Вы разрешите зайти? - Да, конечно. Заходите. Сергей зашёл в прохладный полумрак. Как положено, перекрестился, поцеловал икону. Купил у тётки четыре свечки, по числу команды, зажёг их и поставил в подсвечники, кандило. Язычки пламени заиграли на золоте иконостаса, оживили церковь. Иконы древние с чёрными ликами святых. Только большие живые, ярко-белые, глаза смотрят со стен. Кажется, - прямо в душу. Тяжёлые взгляды, мрачные, заставляют думать больше о своей греховности и ничтожестве, чем о любви и всепрощении. Помолившись, вышел на солнце. Здесь - радость бытия, энергия жизни, счастье познания пути. Деревня как вымерла, даже возникло подозрение, что вчера в магазин завезли водку. Или выплатили зарплату? На улице колодцы без вёдер, тросов. Наконец, у калитки сидит бабуля: - Доброго Вам дня, бабушка. - Здрасте. - Где у вас воды можно набрать? - А вот, спустисся вниз, там колодец, там и наберёшь. - А что, здесь нигде нет? - Нет, ушла от нас вода. - Куда же она ушла? - Кто его знает. Ушла, давно уже, лет десять как. Спустился с горки, действительно - колодец. Глубокий. Набрал в большую пластиковую бутылку, попил сам. Вода холодная, ломит немногие оставшиеся зубы. Вкусная. Во время обеда обнаружилось новое непотребство: с целью увеличения ресурса тонно-километража, Эдик, ничего не говоря, заменил нержавеющие ложки Сергея и Лены. Лене досталась алюминиевая, а Сергею - из нержавейки, только маленькая, десертная. Теперь грести надо в три раза быстрее. На все вопросы, Эдик выпучивает глаза: - Не знаю, где ваши ложки. Это мои запасные. - опять врёт.
Под вечер, согласно атласа автомобильных дорог, ещё СССР, доехали до реки Белая, где было решено ночевать. До самой реки добрались с большим трудом: через какую-то стройку, котлованы, склады леса, грязь, которую намесили большегрузные автомобили, это в тридцатиградусную жару. Добрались до берега, рядом компания, на двух машинах, уже собирает палатки. Место хорошее, чистая река, песчаное дно, дров - валом. Что ещё нужно туристам? Сергей разжёг костёр, и, пока заготавливал дрова на долгий вечер и утро, супец был готов. Эдик уже поставил свою палатку и разобрал из машины вещи. После ужина, он сразу пошёл спать. Сергей тоже поставил палатку и подошёл к костру, где беседовали девочки. - Пойду постелюсь, чтобы потом Эдика не беспокоить, - Татьяна пошла в палатку - А мне где спать? - Лена вопросительно смотрит на Сергея. - Что с тобой делать? Так и быть, пропишу тебя в своей палатке. Готовь документы и можешь заселяться. - А ты меня не будешь насиловать? - Даже и не мечтай. Не бойся, солдат ребёнка не обидит. - Но ты так сказал... - У тебя есть что-нибудь в голове? Что я тебе буду объяснять? Что у меня нарушен сон? Что я рано встаю? Что я просто люблю, когда у меня есть свой угол, в конце концов? Ты знаешь, что Эдик вообще хотел взять только одну палатку, опять, чтобы облегчить машину? Я свою палатку "выбил", сказал, что иначе не поеду. И собирался всегда жить в ней один. Но сейчас, не будешь же лезть к ним третьей. Вселяйся, помиримся. Подошла Таня. - Эдик устал. - Конечно, целый день за рулём! Лошадь и та устаёт. - Но это его мечта: путешествовать на своей машине. Он так, всю жизнь, тяжело работал. Всё ради детей. Он всего себя отдавал детям. Поставил их на ноги, теперь может пожить и для себя. Он заслужил это! - как-то, с вызовом, сказала Таня. Сказала так, что, похоже, он не преподавал в институте, а по двадцать часов в сутки валил лес на шахте "Коммунисты подземелья". А суточную пайку, три сухаря и стакан водки, отдавал детишкам. Очень похоже, что в этом "для себя", Татьяна надеется ему помочь. Догорела заря, зажглись звёзды. Сергей пошёл перед сном искупаться. Жутковато плыть в чёрной воде, боишься лишний раз плеснуть, глубже опустить ноги. Луна отражается дорожкой, среди мерцания звёзд. Повернул к берегу. Костёр не лишил картину сказочности, а человеческие тени, возле него, добавили таинственности. Вышел из воды, чуть обсох у костра, оделся и присел на кусок бревна. Лена, с наслаждением курила, одну сигарету за другой. Покурить она могла только здесь, чтобы в машине не пахло табаком. - Соскучилась? Уши пухнут? Пытался я говорить с Эдиком, но он очень категоричен, упёртый. - А что ты ему говорил? - Сказал, что уже не школьница, взрослая, вроде, сама должна решать такие проблемы. Что не так-то просто бросить курить. Неужели, говорю, тебя это так волнует? - Её за язык никто не тянул. Я поставил условие, она согласилась. Теперь пусть держит слово. - А я теперь должна, как пацанка, по кустам прятаться? - Ну, уж, извини, он, в этом случае прав. Конечно, он сам никогда не курил, не знает, что это такое. Но тебе не надо было обещать, ты знаешь, что не бросишь. А, может, действительно попробуешь бросить? Такая возможность: никто не курит, не соблазняет. - Не хочу я бросать! Мне нравится курить, и я буду курить! - Но уже и возраст, надо о здоровье подумать. - Моя бабушка всю жизнь курила. Умерла в девяносто четыре года. Думаешь, от курева? Нет. Она поскользнулась и упала, ударилась головой об угол батареи. - Царствия небесного твоей бабушке. Она молодец. Но ты же не станешь отрицать, что курить вредно? - Стану. Никто, ни один врач, не может определить, что мне вредно, а что полезно. И от чего я умру. - Знаешь, я, когда начал бросать, многократно, нервничал и психовал. И тоже приходил к такому мнению, что бросать вреднее, чем курить. А вот когда бросил, уверенно бросил, чувствую, как это здорово, не зависеть от сигарет. Как здорово, ощущать себя сильным. Так что подумай, надумаешь - расскажу, как я бросил. Может, поможет. Костёр догорел, пора спать.
День восьмой.
Прямая дорога прыгает по холмам, и, на одном из них, открывается широкая панорама города. Судя по карте, это Уфа. Столица Башкортостана, или просто Башкирии. Заехали в центр города, решили прогуляться, ознакомиться с достопримечательностями. Наверное, самой большой, из них, является памятник Салавату Юлаеву, башкирскому национальному герою, одному из руководителей Крестьянской войны 1773 - 1775 годов. Между прочим, сэсэн, поэт, значит, и сподвижник самого Емельяна Пугачёва. За что и отсидел, бедолага, двадцать пять лет в Балтийской крепости Рогервик. Где и отдал Богу душу, в 1800 году. На крутой высокой горе, над рекой Белой, стоит всадник. Конь мощный, мускулистый, рабочий. Напряжён так, как будто тянет плуг. На нём батыр, богатырь, по-нашему, с тяжёлым мечом, в замахе. Это не молниеносная кавалерийская атака Чапаева, а, больше похоже, на лесоповал: "Ща, всех буду плющить!" На площади "танцующие" фонтаны, пёстрые толпы туристов. Девчата, на их фоне, ещё выглядели более-менее пристойно, а вид мужиков уже отпугивал впечатлительных. Эдик, с бесцветными волосами, усами и бородой, в соломенной шляпе и выгоревшей рубахе, больше смахивает на бродягу, с Дикого Запада, ну а Сергей, со своим широким носом, толстыми губами и чёрной растительностью, с большой проседью, не смотря на форму, убедительно подтверждал теорию старика Дарвина о происхождении человека.
Через уральский хребет, слабо оберегающий Европу от влияния Азии, перевалили незаметно. Горы невысокие, старые, заглаженные веками. Просто высокие холмы. Возле монумента, подтверждающего границу между Азией и Европой, осознаёшь масштабы путешествия. Понимаешь, что едешь не по стране, а по Земному шару; не по карте, а по глобусу. Здесь же небольшой базар, продают чем богат Урал: поделки из камня. От крестиков и чёток, до шкатулок и ваз. Автоматически вспоминается детство, "Малахитовая шкатулка" и Хозяйка Медной горы.
За Уралом начинается Западносибирская низменность. Степь. Зелёная, бесконечно ровная гладь, до горизонта. Остановились у небольшой реки, искупаться. Вода холодная, чувствуется приближение Сибири. На берегу, целыми полянами, сидят белые бабочки, капустницы. Нерест у них, что ли? Или уже на юг собрались лететь? При подъезде к Челябинску, небо затянуло, по крыше ударило несколько крупных капель и, вдруг, как прорвало небеса. Дождём это назвать, язык не поворачивается - сплошной поток, стена воды. Видимость - ноль, включённые фары положения не меняют. О встречных машинах узнаёшь, когда, поднятая ими, волна смывает с дороги. Машина дала течь, по днищу и окнам. Вычерпывать некуда - окна не откроешь. Вдруг машина бампером во что-то упёрлась. Через торпедные аппараты, Сергей выплыл, посмотреть, что за препятствие. Оказалось - знак "кемпинг". Повезло! Проехали чуть дальше, из дождя вырисовался тёмный массив. Придорожная гостиница, мотель. Уже вечер, искать что-то поздно, решили переночевать здесь. Пока оформляли номер, дождь кончился, так же резко, как и начался. Небо просветлело, выглянуло закатное солнце. В целях экономии, взяли один двухместный номер. Места распределили быстро: на кроватях спят Эдик, как хозяин экспедиции и единственный человек, который что-то делает, для продвижения вперёд и Таня, потому, как Лена займёт на полу значительно меньше места. Котлового довольствия никто не отменял, но в комнате и маленьком коридорчике на потолке противопожарные датчики, которые могут сработать от газовой горелки. А приготовление пищи в номерах запрещается, об этом предупредили. Единственное место, где нет датчиков, - совмещённый сан. узел, туалет, с душем. Разместив на крышке унитаза примус, и усевшись на краешек душевой ванны, Эдик приготовил очередной кандибобер. В комнате, кроме кроватей и прикроватных тумбочек, нет ничего, даже стула. Поэтому и ужинать пристроились соответственно: Эдик и Таня на тумбочках, Сергей и Лена, по привычке - на своих спальниках. - У меня, ведь, дед, по матери, немец, из поволжских. Их всех, как началась война, из Поволжья Сталин выселил. Кого в Казахстан, Узбекистан, кого за Урал. Мои попали сюда, чуть севернее, Пермская область, город Кизел. На шахту уголёк долбать. На войну их не брали, не доверяли. Так всю войну и отгребал. А, между прочим, знал четыре языка, прекрасно играл на скрипке. У него было трое детей, и всем дал высшее образование. Жили в бараках. Но после войны, за коммунистическое отношение к социалистическому труду, деду дали маленькую двухкомнатную квартиру. Так он туда, из барака, перетянул ещё девять родственников. Представляете? Четырнадцать человек в квартире! И жили дружно. И пели, и играли, и танцевали. - А как же мама оказалась в Питере? - Когда ей исполнилось четырнадцать лет, ей сделали справку в сельсовете, что она погорелец, что все документы сгорели. И с этой справкой она поехала в Питер, к родственникам. А там получила новые документы, и стала русской. Такие были времена. - И сейчас, не многим лучше. - Да, брось ты. Уж за национальность никто не притесняет. - Короткая у тебя память. Ты поступал в институт, с тобой, хоть один, еврей поступил? В те годы ни один еврей не поступил в ВУЗ, разве что, с большой и лохматой лапой. Я, по паспорту, украинец, но не факт, что два балла, при поступлении в КПИ, получил не благодаря фамилии. - Ну, и это, когда было? Вспомнил. Тогда евреи выезжали, а сейчас, наоборот, им почёт и уважение. - Конечно, демократия. Подожди, ещё не вечер. Помыли посуду горячей водой, приняли душ. Какое наслаждение! Эдик лёг спать, Татьяна - за ним. Сергей и Лена в дороге имеют возможность поспать. На заднем сидении, на третьем месте, сложены мягкие вещи: спальники, карематы, палатки. И они, время от времени, менялись местами и добирали, чего не доспали ночью, во время посиделок у костра. Лене надо покурить, у бедной уши уже стали как у Чебурашки, Сергей - за компанию. Номер на втором этаже, спустились, обнаружили кафешку. Кофе, пирожное, мороженное... Уже, и соскучились. Сергей вернулся за бумажником, в номер. Потихоньку открыл дверь и услышал фразу, произнесённую Татьяной: - А я говорила тебе, ехать вдвоём! На хрен их было тянуть с собой? Только деньги тратить... Сергей прикрыл дверь, немного переждал, громко прокашлялся и опять зашёл, как будто, ничего не слышал. Взяв деньги, спустился вниз. Лена уже сидела за столиком, не стал ей рассказывать. Зачем расстраивать? За столиком можно курить, то, что нужно Лене; хороший кофе, то, что нужно Сергею. На улице начал моросить дождь. Степь, без конца и края. Обстановка располагает к откровенной беседе. - Ты о семье ничего не рассказываешь. Ты же женат? - Конечно. Женат, два сына. Всё как положено. - Давно женат? - Да, нет, тридцать семь лет, всего. - Ого, у нас, всего, двадцать пять. - Ну, а мы пораньше женились. Тридцать семь лет женаты, и тридцать шесть лет старшему сыну. День в день. - Жена работает? - Уже на пенсии. У нас чернобыльская зона, женщины идут на пенсию в пятьдесят лет. - А по специальности кто? - Вообще бухгалтер, в Минске работала в министерстве бытового обслуживания, в Белой - в Укртелекоме, в абонотделе. Лет двадцать, наверное. Заявления, архивы, жалобы. Ну а сейчас, в селе, - хозяйство, огороды... - Не тяжело: из города в село? - Она выросла, считай, тоже в селе. Хоть отец и военный, но у них был частный дом и тоже хозяйство было. - Дружно живёте? - До сих пор не развелись, значит нормально. - Ты любишь жену? - А как же без любви? Разве можно жениться без любви? Это просто преступление, как минимум, по отношению к себе. - Любовь проходит через месяц после свадьбы. - Нет, любовь не проходит никогда, если это любовь. Могут меняться методы её проявления, можно перестать подавать кофе в постель, но принести, после работы, тапочки. Главное показать, что ты любишь. - А ты подаёшь кофе в постель? - Нет, и даже не помню, подавал ли хоть раз. Может, когда болела. Да и то, вряд ли. - Что же ты так? Это так романтично. - Это очень неудобно, а потом ещё и крошки надо убирать с простыни. Проще выпить кофе за столом. На мой взгляд, есть вещи более романтичные. - Какие? - Я люблю дарить цветы. Даже без повода. Правда, дарю не так часто, как хотелось бы. - А почему, не так часто? - Причина, банальнее некуда - деньги. Всё, что зарабатываю, отдаю жене, даже на пиво никогда заначки не оставлял. Не скажу, что были особо бедными, но лишних денег никогда не было. Да и не романтика в семье главное. - А что? - Ой, ты такие глобальные вопросы задаёшь. - А всё-таки? - В первую очередь, конечно же, дети. Здоровье, воспитание, образование... - Это понятно. В любви? В отношениях мужа и жены? - Кто-то сказал: "Смотреть в одном направлении". Отношение к ценностям, какие-то общие критерии. Отношение к труду, к слову, к любому человеку. Честь, гордость, достоинство, быть вольным. Любовь или уважение к своему народу, земле, государству. Не знаю, тяжело объяснить. У каждого человека есть какая-то база, воспитанная с детства, от которой он никогда не уйдёт, это даже не воспитание, это, именно, молоко матери. Вот это должно быть общим. - Ты говоришь, любовь к своему народу, государству, но она белоруска, ты украинец... - Я в Беларуси прожил десять лет, она для меня такая же родная, как и Украина; а Наденька живёт в Украине уже больше тридцати лет и разделяет моё отношение к ней. Но главное, как раз не в этом. Человек должен любить свою Родину, это определяет его, как личность. Где бы и в каких условиях он ни жил. Я знаю людей, которые ненавидят свою Родину, что Россию, что Украину, а любят, допустим, Америку или Германию. Там лучше. Такой человек не может быть мне близким, другом или женой. Это такое моё глобальное видение. А более обыденное: отсутствие желания ругаться, срывать какую-то злость на супруге; постоянное желание улыбнуться, обнять, поцеловать, сказать что-то хорошее. За все годы, где бы я ни работал, во сколько бы не вставал, я ни разу не ушёл на работу голодным. И на шесть утра ходил, и по тревоге ночью меня поднимали, и всегда моя мамуля успевала что-то приготовить и что-то в меня впихнуть. Даже, когда я злился и сильно торопился. Как она ни болела, не было дня, чтобы семья не была накормлена три раза в день. "Вот така она, любовЪ!"
День девятый.
Толком не успели проснуться, въехали в славный город Челябинск. Неофициальное название - Танкоград, как его звали в советские времена. Проехали в центр, площадь Революции. Её вождь, партайгеноссе Ленин, на посту - на пьедестале посреди площади. - Когда учился в военном училище, в художественной самодеятельности мы пели песню, о Туле: Тула, веками, оружье ковала. Стала похожа сама на ружьё. Слышится звон боевого металла, В грозных названиях улиц её: Улица Курковая, Улица Штыковая, И Пороховая, И Патронная, Дульная, Ствольная, Арсенальная, Улица любая Оборонная! И здесь, смотри, проезжали: Тракторная, Бульдозерная, Генераторная... Эдик смотрит GPS - навигатор: - Ого! Пять Электровозных, две Вагонных, Машиностроителей, Механическая, Ферросплавная, Сталелитейная, Электролитная, Кислородная, Фрезерная, Высоковольтная... У ребят, с фантазией, прямо скажем - не того... Вот ещё, другие: Казарменная, Победы (святое дело!), Красноармейская, Кронштадтская (интересно, каким боком?), Героев Танкограда, Танкистов, Артиллерийская... С ума можно сойти! - Нормально! Теперь ищи, чтобы мы, по улице Первого Дневального по роте, через Старшего Рабочего по кухне, прошли на площадь Зав Клубом Банно-Прачечного батальона. Но город, конечно, заслуженный. Во время войны здесь строили всю боевую технику, в том числе и легендарные "Катюши". Каждый третий танк построен из челябинского металла. Интерес к названиям улиц не угас. Уже при выезде из города, прочитали: улица Тихая, Светлая, Берёзовая и даже Милая. Граница - Курганская область. Да, суровых сибирских мужиков простой шлагбаум на переезде не остановит. Даже с красной лампочкой. И ездят они, скорей всего, не на каких-то "Жигулях", как минимум, - на танках. Первый же железнодорожный переезд убил Сергея, наповал: Суть устройства состоит в том, что, за пару метров, перед шлагбаумом, из-под земли, во всю ширину дороги, поднимается толстая железная плита, закреплённая на раме, из трёхсотмиллиметрового швеллера. Высота противотанкового укрепления почти полтора метра. Ни одно наземное транспортное средство, без применения ядерного оружия, преодолеть его не сможет. Эдик говорит, что нечто подобное он видел и в пределах Ленинградской области. Конечно, средство поразительной убедительности! Надо его внедрять шире. Перед каждым светофором, например, на пешеходных переходах. Нажал на кнопочку, и переходи себе, спокойно. А если его работу синхронизировать с измерителем скорости? Вообще, цены бы не было. Превысил скорость, а оно, метров за десять, раз - и стоп. Увеличилось бы количество рабочих мест, по ремонту и изготовлению новых машин. Опять же - ритуальные службы, больницы, материал для трансплантологии. Количество населения уменьшится, количество потребляемой пищи, воды... Такое простое изобретение, а может решить, чуть ли, не все мировые проблемы. Только надо быть решительней.
Подъехали к заправке. Эдик пошёл платить, Сергей вышел из машины размяться. Пистолетчика не видно, он берёт заправочный пистолет сам, открывает бак, и видит, как бежит Эдик, бежит и панически машет руками: - Не заправляй! Подбегает, чуть не вырывает пистолет: - Я сам, - не доверяет. Неофит клуба автолюбителей? Бывает и такое. Боится, что Сергей забрызгает машину. - Зря ты не доверяешь. Я, между прочим, за рулём уже тридцать пять лет, на разных видах транспорта. Даже кобылой рулил. И год работал пистолетчиком, на АЗС. - Я не знал. Теперь будешь заправлять. - Да нет, спасибо, не могу лишать тебя такого удовольствия. При подъезде к заправке, Сергей видел большую клетку, и в ней что-то шевелилось. Пока Эдик заправляется, пошёл посмотреть. Оказалось - медведь. Настоящий большущий красивый бурый медведь. Только, железная клетка даже без навеса. У него никто не вычищает, навозу - по колено. Идут дожди, всё это превратилось в вонючую жижу. Клетка для медведя мала, где-то два на два метра. Бедному даже сесть негде. Тут же, в дерьме, валяется булка хлеба и какая-то кость. Зрелище не для людей. За такое надо сажать в эту же клетку, чтобы тонули в собственном дерьме. С нехорошим чувством Сергей вернулся к машине. - Девчата, там в клетке медведь, живой, из блока "Единая Россия", можете пойти посмотреть. - Ой, где? - Это надолго, - сказал сам себе Сергей и пошёл в здание заправки. Взял кофе, в пластиковом стаканчике, и вышел на улицу. Здесь, под навесом, стоит столик и четыре пластиковых кресла.
В это же время, на заправку, на небольшой скорости, но с бешенным рёвом двигателя, заезжает "Жигуль", "копейка". Ярко-жёлтого, канареечного, цвета. Чуть-чуть помятый, немного ржавый, кое-где свежая сварка, местами - шпатлёвка, ярко видна кисть самодеятельного художника. Машина останавливается, не сбавляя обороты двигателя, не доезжая до колонки. Водитель женщина. Появляется заправщик, несвежий, пошатываясь, что-то жуёт. Подходит к водителю, окно открыто: - Добрый день. Подъезжайте ближе и заглушите двигатель, иначе, я Вас не заправлю. - Я заправляться не буду, а заглушить не могу - аккумулятор "сдох", и карбюратор барахлит, сброшу обороты - потом не заведу. У вас тормозная жидкость, в магазине, есть? - Конечно. Женщина выбирается из машины. Она, оказывается, атлетического сложения, а такой рост, обычно, величают гренадёрским. Татьяна, рядом с ней, - Дюймовочка, а Сергей, вообще, - Мальчик-с-Пальчик. Машина катится назад. - На ручник поставьте, - Укоризненно, учит пистолетчик. - Ручник не работает. Всё некогда заехать на СТО, - засунув руку в окно, она выруливает машину, чтобы та, задним колесом, упёрлась в бордюр, и, вместе с заправщиком, идёт, почти бежит, в магазин. - Вы же мне поможете? - Конечно, - он берёт бутылку тормозухи и, оставив даму рассчитываться, идёт обратно, к машине. Догоняет она его уже тогда, когда он, безуспешно, пытается открыть капот. - Подождите, не так, - она занимает своё законное место водителя, что-то манипулирует: - Зацепите капот пальцами и потяните вверх, - слышен металлический скрежет, - теперь прижмите посредине, - щелчок, - открывайте. - Как умно у Вас всё устроено. Ни замка, ни сигнализации не надо, - язвит добровольный помощник. Он открывает расширительный бачок тормозной системы и заливает жидкость: - Педалью подрочи, может, хоть чуть-чуть воздух выгоним. - Проваливается педаль. О, наконец, вроде схватило. За...бись! - воспрянула духом леди. - Ты и в сцепление налей, что осталось. Чтобы хоть с места тронуться. - И тут - пусто! Как ехать-то будете? - На ходу я и без сцепления переключусь. - Да, сухо, как в Кара-Кумах, - выливает останки жидкости, водитель качает педалью. - Пробуй включить скорость. После длительной прокачки, когда вылита последняя капля жидкости, после мощных перегазовок, неимоверного треска коробки передач, скорость, наконец, включается. Двигатель набирает неимоверные обороты, солнечная повозка срывается с места и выскакивает на трассу. Как маленький кораблик, в шторм, сорванный с якоря, пропадает в безумстве стихии. И только голос "шкипера", эхом, доносит: - Спасибо! И смех, и грех! Сергей стоит очарованный напором "амазонки". - Да, её имя Россия...
Курганская область, с соответствующе столицей, - город Курган. Обычный серенький город. Подъехали к магазину, купить батарейки к фотоаппарату, и побаловать себя молочным. Против магазина скульптурная группа. По форме и нагрудным разгрузкам, на солдатах, похоже, памятник афганцам. Сергей подошёл:? Памятник погибшим во всех локальных войнах. Длинный список на чёрных плитах. Открывают список, действительно, афганцы. Потом идёт первая чеченская война, вторая, Сирия, Ливия, Вьетнам, Египет... Длинный список, очень длинный! Господи, что нужно было этим сибирским парням по всему миру? Чего им здесь-то не хватало? Кто их туда отправил? Кто по ним плакал, и кто считал прибыли? Вопросы вихрем пронеслись в голове. Дочитать не успел, подошли трое мужчин: Привет. Смотрим, серьёзный мужик пришёл, в "песчанке", значит, наш. Ты где был? - Привет. Афган. А вы? - А мы с первой чеченской. Пришли ребят помянуть. Давай, к нам, - рукой показывает на лавочку за памятником. Там - бутылка водки, на газете закуска, пластиковые стаканчики. - Нет, мужики, спасибо. Ехать ещё далеко, за рулём. На выезде из города, в маленьком сквере, стоит монстр - робот, собранный из компьютеров и мониторов. Высокий, метров пять. Детям и людям с неустойчивой психикой гулять в скверике не рекомендуется. Дороги в городе очень далеки от определения "нормальные", скорость не более двадцати километров в час. Да и за городом, уже далеко не то, что было в европейской части Российской Федерации. По одной полосе и будь бдителен - потеряешь колёса! Эдик ругается чем-то, около литературным. Тюменскую область проскочили краем. Успели ознакомиться только с придорожной рекламой, не всегда понятной путешественнику из Украины: "обцилиндровка домов" и номер телефона; на старой берёзе прибит щит из корявых досок: "куплю берёзу", и тоже номер телефона. Магазин сувениров в армейской автомобильной будке, на ней же, на боковой стенке, мелким шрифтом: "ремонт радиостанций". Ниже, метровыми буквами, краска свежая: "НЕ СЦАТЬ! Штраф 300 рублей". Стон души. Омская область. Степь до горизонта, негде переночевать. Ни леса, ни реки. Уже солнце садится, наступают сумерки, тянуть дальше некуда, а то придётся спать сидя, в машине. В стороне от дороги, увидели небольшую рощицу. Свернули к ней. Рощица оказалась в низине, сыро. К тому же, всю возможную жилплощадь арендовали комары. Они сразу облепили серой массой не только путешественников, но и машину. Вероятно, новые технологии проникают и в среду вампиров. Побоявшись, что комары пробьют покрышки, машину отогнали подальше. Место для палаток нашлось только на пересечении двух полевых дорог. Пока не стемнело, Сергей поспешил запастись дровами из рощицы. - Ты что, собираешься костёр жечь? - Эдик в недоумении. - А что, ты против? - Конечно! Посмотри, нас же видно будет за десять километров! - Ну и что? Придут, убьют, ограбят? - А думаешь, нет? - Да, брось ты. - Я запрещаю жечь костёр! Как старший! - Эдик, пусть палит, - вступилась Татьяна. Немного оторопев, Эдик махнул рукой и пошёл устраивать палатку. Дымок от костра отогнал комаров, рискнувших, без дозаправки, отлететь так далеко от своей базы. - Быстрее бы добраться до Чагана. Не терпится искупаться в чистом Иртыше и замочить вёсла, - Эдик ждёт, пока супец остынет. - Успеем. Удовольствие надо оттягивать, оно слишком быстро проходит. Только, мне кажется, что сплав надо начинать не из Чагана, а из Семипалатинска. - Но это на сто километров больше. - За день можно пройти, нормально, семьдесят километров, пусть даже - пятьдесят. Это два дня. На машине, пока мы приедем в Чаган, разобьём лагерь, ты погонишь машину в Семипалатинск, приедешь на попутках. За два дня никак не управимся. Значит, по времени, мы ничего не проигрываем, а вот хлопот больше. И, если вдруг, при сборке байдарок, возникнут проблемы, то в Семипалатинске их решить будет проще, чем посреди пустыни. - Да, надо подумать. Но ещё дай доехать до Семипалатинска, - поужинав, Эдик, а за ним и Татьяна, ушли спать. Сергей и Лена, как всегда, - у костра. - Серёжа, а что это на поле цветёт таким, жёлтым? - А хрен его знает, что-то техническое. Какой-нибудь рапс. - Ты же в селе живёшь, и не знаешь? - Живу в селе, но я не крестьянин, я - дачник. Меня так и зовут. У тебя ведь, тоже, частный дом? - Ну, сравнил. У нас даже огорода нет. - Но, хоть картошку, зелень, выращиваете? Сколько у вас соток? Соток пять же есть? - Больше, соток десять. Но даже картошки нет. - А что, цветы, клумбы? - Нет! Я же говорю, - ничего. - Как же, ничего - это бурьян. У вас бурьян растёт? Или травите? - Растёт. Мы решили, чтобы всё было естественно. Пусть растёт всё, что даст природа. - У нас так нельзя, даже соседи будут возмущаться. Ты же им землю сорняками засоряешь. - И у нас возмущаются. Ходят и ходят, даже милицию вызывали. Пошли они на фиг! Земля моя, что хочу, то и выращиваю. - Чем же ты занимаешься? Детей нет, в смысле, дочь с тобой уже не живёт, хозяйства нет... - А чем, в интернете общаюсь. У меня больше двух тысяч друзей! - Тоже - дело, - Сергей и сам заметил: к кому ни заезжали, при первой возможности, Элеонора, с головой, уходила в интернет. И вырвать её оттуда, было тяжело.
День десятый.
По курсу - Омск. Столица казачества всей азиатской части Российской Империи. В город заехали к обеду. Впервые увидели Иртыш, который всю дорогу светит маяком. - Сейчас, где-нибудь, выедем к берегу, к пляжу, там и пообедаем, - высказал своё желание Эдик. Но, когда добрались до реки, это оказалась набережная, с узкой полоской песка. Располагаться здесь, с обедом и примусом, не особо удобно. - Эдик, люди гуляют, а мы будем, "словно лошадь в магазине", - засомневался Сергей. - Да, по-фиг! Что нам до них, а им - до нас? - А я сказала, мы здесь обедать не будем! - резко заявила Таня. Категоричность заявления Эдику не понравилась, но ей ответить он не успел, - Таню поддержала Лена: - По моему, тоже, нехорошо, как-то... Эдик сорвался, и всё своё нежелание быть управляемым, негодование, от того, что его желание не принято единогласно, как команда, вылилось на Лену: - А ты, дура, вообще рот закрой! Тебя никто не спрашивает. Все затихли, как громом поражённые. От интеллигентного Эдика, таких слов, да ещё по отношению к женщине, никто не ожидал. У Лены сбежала вся краска с лица и перекись водорода - с причёски. У Тани, похоже, случился оргазм. Сергей ждал, что сразу последуют извинения, но пауза затянулась, Эдик поставил машину на стоянку: - Погуляем по центру, а там - решим. Вышли из машины. Пока Эдик собирался, Лена отозвала Сергея в сторону: - Скажи ему, что мы сами погуляем. - Хорошо. Эдик, ты очень быстро бегаешь, мы сами пройдёмся. Скажи время сбора, и мы будем здесь. - Думаю, пару часов хватит? - Вполне. Только отошли от машины, к ближайшей лавочке, Лена заплакала. - Меня ещё в жизни никто дурой не называл, - закурила, жадно затягиваясь и глотая слёзы. - Проводи меня, я куплю билет на поезд и поеду домой. - Перестань, не обращай внимания. Ты же видишь, я тоже уже два раза собирался уехать. Но впереди есть цель, ради которой стоит зажать своё самолюбие, гордость в кулак и идти до конца. Впереди Чаган и Иртыш. Ни ты, ни я никогда сами не сможем туда поехать. Это наш шанс. Нам ведь уже годков-то до хрена. - Нет, я решила, всё, хватит. - Ну пошли потихоньку, по ходу решим. У прохожих, Сергей узнал, как найти железнодорожные кассы. - Посмотри, какая красивая французская кофейня. Чашечка кофе и пирожное нам не повредит. Пойдём, я хочу тебя угостить. Сергей открыл дверь в кафе, пропустил Лену. - Ты же понимаешь, что мы, все четверо, случайные люди, случайно оказались в одной байдарке. Мы все разные, и должны суметь не опозориться и пройти маршрут. Всё чаганское сообщество, на территории Союза, следит за нами в интернете. Ты сама знаешь, как всё разрекламировано. Сойти с дистанции - опозоришься на весь интернет, тогда - хоть комп выноси из дома; зато, если пройдёшь, не имеет значения, как - слава на века. Это как два байта об процессор! Конечно, вся слава пойдёт Эдику, он умеет себя показать, да и экспедиция, действительно, его. Но если уйдёшь, поверь, на тебе будет весь позор, даже без причины. Не смогла - и всё! - Мы случайные, ты и я, а Танька не случайная. Могла бы, как женщина, заступиться. Смолчала, довольная. - Ты же видишь, у неё свой интерес, который не складывается, в крайнем случае пока. Если мы уедем, мы только сыграем ей на руку. Она сразу решила охмурить Эдика, и встречала его, как невеста. А Эдик не даётся. Для него всё это просто детская романтика. Он и не думал никогда сближаться с ней. Но Таня надеется, и думает, что будь они только вдвоём, смогла бы всё устроить. Две чашечки кофе, вкусное пирожное и улыбчивый, очень приятный официант своё дело сделали. Слёзы просохли, в глазах появилось упрямство. Но в кассы, всё равно зашли, узнали расписание поездов и цену билетов. - Если он ещё что-нибудь ляпнет, я сразу ухожу.
Изо всех достопримечательностей, успели посмотреть только памятник Достоевскому. Кто бы мог подумать, что и Фёдор Михайлович отбывал здесь ссылку в 1850 -1854 годах. Даже интересно, приличных людей, в России, кого не "грохнули", и кто "не тянул срок", наверное, можно перечесть по пальцам. Самый крупный ресторан в городе, похоже, "Колчак". Тоже занимательно. Как-то умудрились смешать всё в одну кучу: Царя-батюшку, церковь, Сталина, Колчака, НКВД, ВЧК, КПСС, демократию, Империю, Союз, двуглавого орла, крест, серп и молот... И везде свои скрепы, базис, корни. И "крыша", от этого, ни у кого не едет, и никто вопросов не задаёт. От счастья и умиления, плакать хочется: как всё прекрасно!
При встрече, вся компания сделала вид, что ничего не произошло. На окраине города, за окном, мелькнула кованная фигура Дон-Кихота, на лошади, с копьём в руке. Почему-то, этот символ рыцарства, не вяжется, у Сергея, с Россией. Забьют его камнями, не успеет и рта раскрыть.
При подъезде к Новосибирску, Сергей надеялся увидеть военный городок, в котором когда-то жил, Толмачёво, или город Обь. Но прошло много времени, построили новые дороги, новые дома, - проскочили, не заметили. Ночевать, договорились заранее, у родной тёти Элеоноры. Она живёт в Новосибирске. В город заехали уже ночью - поругались с GPS-навигатором. Адрес тёти ввели, он завёл машину в город, провёл через центр насквозь, вывел опять на окружную дорогу и завёл, с другой стороны. И хотя, в конце концов, он оказался прав, Эдик извиняться перед ним, решительно, отказался.
Встретила тётя очень гостеприимно. Имя у неё уникально: Муза. Наверное, с именами, у них - семейное. Всю жизнь проработала библиотекарем.
День одиннадцатый.
Божья воля - чудесное превращение Дома офицеров в
духовную семинарию. Погода испортилась, как заехали в Новосибирскую область. На улице дождь. Женщины идти в город отказались, слава Богу. Эдик и Сергей пошли сами. Недалеко от дома тёти Музы, по дороге, стоит православный храм. Церкви, вроде, как вешки в пути, как пункты энергетической, духовной дозаправки. Зашли, уставшие, с сомнениями, поблагодарили Господа, что добрались благополучно, попросили благословения на дальнейший путь. И выходят уже уверенные в своих желаниях, в своих целях. Правда, во множественном числе сказано не верно. Заходят в церковь все. Сергей испытывает потребность помолиться, женщины - с мистическим страхом, как дань традиции, а Эдик атеист, настоящий, махровый. Он беспардонно ходит по церкви, клацает фотоаппаратом, даже не думает, что может кому-то мешать общению с Богом. Приехали на центральную площадь города, к оперному театру. Перед театром скульптурная композиция, с Лениным в центре. Около него, как положено, рабочий, колхозница, солдат и матрос. Между Лениным и театром - базар. Ленина посмотрели, по базару походили, до театра не дошли. Показатель культуры всего постсовдеповского общества. Цирк "Алые паруса". При хорошем воображении и большом желании, в форме корпуса цирка можно увидеть корабль. Простой крестьянин видит большое корыто, овальное, с разновысокими краями. В таких раньше купали маленьких деток. Цирк сдавали в эксплуатацию, с большой помпой, как раз тогда, когда Сергей здесь жил. Прошли к вокзалу. Раньше это был лучший вокзал во всём Советском Союзе, как по архитектуре, так и по функциональности. Культура обслуживания тоже старалась не ударить лицом в грязь. Здесь всегда можно было хорошо и дёшево покушать и с интересом провести время, в ожидании поезда или электрички до Толмачёво. На вокзале выход на перрон, как и положено, с первого этажа, а на привокзальную площадь - со второго. - Когда мы приехали в Новосибирск, - вспомнил детские впечатления Эдик, - проводница уронила отцу на голову лом, которым скалывала со ступенек лёд. Череп не пробила, но кровищи было много. Помню, долго ещё отец ходил в чёрной морской форме, с белой повязкой на голове. Его отец офицер флота. В 1960 году Генеральный секретарь КПСС Никита Сергеевич Хрущёв значительно сократил армию и флот. Многих офицеров уволили в запас, даже не дав дослужить до пенсии. В это же время развиваются войска ПВО страны. Кого можно было, перевели туда. Отец Эдика был связистом, а связь, она что, она и в Африке - связь. Перевели его из Ленинграда, точнее - из Кронштадта, в Толмачёво, в штаб дивизии ПВО. Жили они на квартире, у деда, больного туберкулёзом. Узнали об этом тогда, когда уже Эдик умудрился заразиться. Естественно, сибирский климат не является особо оздоровительным, для тубиков. Чаще, как раз, именно оттуда его и привозят. Поэтому его мама написала в политотдел письмо, с просьбой перевести на другое место службы, с более здоровым климатом. И армейское командование, чутко руководимое Коммунистической партией, пошло навстречу просьбе и отправили ребёнка лечиться в сухой и тёплый климат Семипалатинского ядерного полигона, в несуетливый военный городок посреди пустыни, но на берегу прекрасной реки Иртыш. Если Эдик дожил до пятидесяти пяти лет, значит решение было принято правильно. С вокзала, на метро, проехали на набережную Оби. Набережная широкая, стоит большая сцена, торговые палатки, море пива - наверное, какое-то народное гуляние. Прошли до конца, среди дебаркадеров, умудрились искупаться, не смотря на холод, дождь и антисанитарные условия. Не нарушать же традицию из-за таких мелочей. Бодренькие, пошли искать автобус в Толмачёво. Совершенно случайно зашли в рыбный магазин. Такого, ни Сергей, ни даже Эдик, даже по телевизору, не видели. Вдоль стен и в два ряда посредине торгового зала, стоят большие аквариумы, а там... любая рыба, в самом, что ни на есть, живейшем виде. От камбалы до осетра, от сома до тюльки в томате. Крабы, что-то большое, то ли омары, то ли лобстеры, раки, немногим меньше тех же омаров... - Никогда бы не подумал, что таким может быть магазин, решил бы, что это зоопарк, точнее, - аквапарк, - Сергей, прямо, поражён. - Фотографируй, а то никто не поверит, что такое бывает. Но, как только Эдик расчехлил фотоаппарат, подошёл охранник и, вежливо, предупредил, что снимать запрещено.
С автобуса сошли не в военном городке, а в частном секторе, остановка электрички "Обь". Хотя до Оби отсюда километров тридцать. Из окна автобуса видели, что за прошедшие годы здесь появился какой-то центр, построили, многоэтажные - слишком громко сказано, скорее, несколько этажные дома. Перешли через железнодорожные пути, штук двадцать, это, наверное, сортировочная станция. Сергей сориентировался с трудом, но сориентировался. Немного поплутали и вышли к маленькому, где-то четыре на шесть метров, домику. Ничего не изменилось, только брёвна были чёрные, от времени, а сейчас они покрашены голубенькой, облупленной краской. - Представляешь, Эдик, более сорока лет назад, в этом домике жил старшина милиции Семён Фёдоров. - Приехал мстить? За что он тебя повязал? - Нет, у него было три дочки, и средняя была первой девушкой, которую я мог назвать своей. В смысле: обнимашки, целовашки. Не хватало сексуальной грамотности и смелости, а то бы встречи могли бы быть интереснее. И не с ней одной... - В смысле? А с кем ещё? - С пацанами из этого района и травматологами. В этом районе, где мы сейчас с тобой идём, жили работяги, зеки, переселенцы, депортированные враги народа, всех наций и социальных слоёв. Весёлый район, здесь дети "Солнцедаром", была такая бормотуха, и натуральной брагой запивали молоко матери. Без ножа, ни один пацан не выходил из дома. И поножовщины были часто, что-то серьёзное - редко. Как правило, пырнут в ногу, задницу, порежут одежду. Одну мою одноклассницу пырнули в живот. Она нетактично отказала, кого-то унизила. Девочки взрослели рано, здесь выражение "поставить целку на хор", было реальностью. А мы, дети военных, тепличные дети, были далеки от этих реалий. А район и сейчас страшный, ничего за сорок лет не изменилось. Дороги нет, дворы, заросшие бурьяном, кучи сгнивших досок, покосившиеся электрические столбы. Во дворах дощатые навесы и будочки, змеюшники, заваленные хламом, старая ржавая техника, от "Москвича" до трактора, тоже заросшие травой. Всё это чёрное, сгнившее, не крашенное... В доме никого не оказалось. Сосед, из дома напротив, рассказал, что дом давно продали, старшина умер, дочки разлетелись по великой и неделимой, а Рая живёт где-то в военном городке. Пошли в военный городок, где жил Сергей и где была школа. Подошли к расположению дивизии. - Вот и наша дивизия. Имени святого Ебукентия, орденов Сутулого и Горбатого. А здесь был КПП, проходная, с караульным помещением. Смотри, как креативненько перестроили в часовню, как будто, так и было. А там, видишь, где чёрные "Мерседесы" стоят, это гарнизонный Дом офицеров. Зав. клубом, с замполитом, наверное, приехали политинформацию проводить, - подошли ближе. - Опаньки! Вот это да! Духовная семинария Новосибирской епархии! Армия замаливает грехи! - Скорее, армия зарабатывает деньги. Продали Дом офицеров, с прилегающими территориями и, наверняка, казармами, столовыми, может и бойцов, сразу, оптом, зачислили семинаристами. - А на "Мерсах" попы приезжают попоститься.
Встреча с домом, где жил Сергей, ожидаемых чувств не вызвала: дом перекрасили, утеплили, вставили пластиковые окна. Перед домом, тоже, ни одной знакомой лавочки. Зато школа, из тёмно-красного, закопченного кочегаркой, кирпича, абсолютно не изменилась. - Вон окна нашего класса, на втором этаже. Я туда залазил прямо по стенке, цеплялся за выбитый кирпич. Потом получал от матери. Мы сюда приехали, из Чагана, в 68-м, я закончил тогда шестой класс. А уехали - в 70-м, начал здесь девятый класс. Хорошая была школа, учителя, директор, Полулях, украинец. Дружно жили. Хоть в классе были дети ментов и зеков, сын генерала и дети колхозников. Русские, немцы, татарин, еврей, украинцы, даже не знаю, кто ещё, не интересовались национальностью. Был коллектив. Ходили в театры, кино, походы, занимались спортом. Интересно жили. Сергей хотел бы зайти по адресам старых друзей, может кто остался, но идёт дождь, ни зонта, ни плащей нет. Промокли, замёрзли и поспешили в тёплую квартиру тёти Музы.
День двенадцатый.
Озеро "Атом-куль".
Южнее Новосибирска, на тридцать шесть километров, на Обском водохранилище, Обском море, стоит город Бердск. Город, сравнительно, небольшой, порядка сто тысяч населения, но молодой, современный. Старый город был затоплен, при строительстве ГЭС. Город зелёный, построен в тайге, кто-то, умно, постарался, при строительстве, вырубить не всё подряд. А может просто сэкономил деньги. Но результат получился хороший. В городе радиозавод, помнится, выпускал транзисторные приёмники и магнитофоны, какой-то химический завод и электромеханический, изготавливал электробритвы "Бердск". Вообще-то он работал на ракетно-космическую отрасль, да, и все прочие заводы работали на "оборонку". Слово-то какое - "оборонка". Почему не "наступалка", или "нападалка"? Но наших друзей интересует не сбор информации разведывательного характера, в Бердске живут три поколения семьи Курсаковых: Саша Курсаков, с семьёй, и его родители. Саша, на пару лет младше Сергея. Все ходили в одну школу, в Чагане, в которой мама Саши, Елена Александровна, преподавала химию. А его отец, Иван Егорович, служил вместе с отцами Сергея и Эдика, в одной части. И даже жили они в соседнем доме. Конечно же, встретили очень тепло. С дороги, сразу посадили за стол, накормили. И потекла длинная беседа, каждый хотел что-то рассказать, самое дорогое, из прошлых лет. Начала Елена Александровна: - Сколько лет прошло, а я всех вас помню, поимённо. Вы, для меня, как огонёчки, все такие умненькие. Хорошая школа у нас была. Учили думать. Посмотрите, по всему Союзу разлетелись. В лучших ВУЗах учились. И все помнят Чаган, школу, учителей. Недаром, на памятнике в Чагане написали: "Здесь осталась частичка наших сердец". - Хороший городок был, - поддерживает Иван Егорович. Он прошёл путь от офицера наведения зенитно-ракетного комплекса, до командира зенитно-ракетного дивизиона. - Я отслужил тридцать два года и лучшего городка не видел. Хоть он и маленький, но уютно было жить. Вроде и оторваны от окружающего мира, но регулярно приезжали лучшие артисты, театры, цирк. Самодеятельность была очень хорошей. Части соревновались, у кого лучше. Вспоминается очень тепло. - А что нам остаётся? Только вспоминать. Как в песне поётся:
Чем дальше живём, Тем годы короче. Тем слаще друзей имена... - А ты, Саша, что помнишь, что хочешь сказать? - Эдик всё снимает на видео. - Всё помню, нашу "точку" помню. Пятый зенитно-ракетный дивизион чаганской бригады, а попросту - "точка". Это место, где прошло моё детство. Мы прожили там с 1960-го по 1968-й годы. Дивизион стоял в тридцати километрах от города атомщиков. Он, в разное время, назывался Москва-400, Берег, Конечная, Семипалатинск-21, сейчас его назвали Курчатов. В восемнадцати километрах от нас находилась площадка "Ш", а сразу за ней - знаменитое Опытное поле. На нём производили ядерные взрывы в атмосфере. До сих пор, после всей гласности и перестройки, никто не знает, сколько раз там взрывали бомбы. Одни насчитывают сто двадцать три, другие - сто шестнадцать взрывов. В любом случае, их было много. На полигоне, я был мальчишкой. Главным местом, на "точке", была стартовая позиция. Зенитно-ракетный комплекс С-75, по тем временам, был современным и сильным оружием. Он "видел" вокруг на сотни километров, за десятки километров мог сбить любой самолёт того времени. Кроме позиции, у нас было четыре четырёх квартирных жилых домика, солдатская казарма, боксы для машин, хранилище ракет, КПП и несколько хозяйственных построек. Вокруг всё было огорожено двухметровым забором, из колючей проволоки. Население "точки" составляли, примерно, шестьдесят солдат, десяток офицеров и, может, чуть больше десятка, гражданских жителей - жёны и дети офицеров. Уклад жизни был простой: военные несли боевое дежурство и обслуживали технику, а семьи ждали их дома. Вокруг, на десятки километров, была безлюдная степь, снежная и морозная зимой и жаркая сухая летом. Жизнь взрослых была подчинена службе. Войска ПВО - войска постоянной боевой готовности. Если где-то, за сотни километров, иностранный самолёт шёл в сторону советской границы, дивизион поднимался по тревоге. Выла сирена, посыльный солдат барабанил в окно: - Товарищ лейтенант, "Готовность N 1". Дежурства, учения, выезды на полигон, тревоги, регламентные работы - это занимало жизнь наших отцов, почти без остатка. А мы были рядом, служба была фоном нашей жизни. Мы играли в "тревогу". Нам казалось, что так и должно быть. До 1963 года, "точку" била ударная волна ядерных взрывов. Наши домики выдерживали, а вот стёкла, во всех зданиях, разлетались вдребезги. После начались регулярные землетрясения от подземных взрывов. Трясло основательно. Остаться, во время взрыва, в помещении, не смог бы и самый крутой смельчак. Вода на "точке" была привозная. Каждый день на Берег ходила машина - водовозка. Та же машина привозила и двухколёсный прицепчик с хлебом. Водой не разбрасывались. Всё было по норме. Но, чтобы полить деревца, воду находили всегда. Свет в домах был от дизеля. В двадцать три часа бытовой дизель выключали, и света не было до утра. Частые взрывы, вой сирен по тревоге, жестокий климат, нехватка воды - всё создавало свою атмосферу. Условия жизни были суровые. В выходные дни, иногда, ездили на Берег, в магазины. Сейчас они, конечно, не произвели бы впечатления, но тогда это называлось "московское снабжение". Были даже тушёнка и сгущёнка! На Берег возили и детей в школу. Иногда выбирались туда просто погулять по городу, в цивилизацию. Самым интересным местом, для нас, ребятишек, была свалка. Там стояли почти целые автомобили, много разной аппаратуры, мотки цветных проводов и другие богатства. Ракетный дивизион имел гусеничный тягач, и полигонное начальство часто просило помощи в вывозе техники с испытательных полей. Перед взрывом, в степи строили многоэтажные дома, мосты, даже станции метро. Расставляли различную технику. Взрыв это всё рушил и разбрасывал... Что-то было разбито полностью, что-то - лишь слегка повреждено. О радиации нам подробно стало известно только после Чернобыля, а тогда хозяйственные умельцы привозили на "точку" много всякого ценного добра: запчасти для машин, аккумуляторы, кабель и разные механизмы. Мы, мальчишки, плавили свинец. Надо было только разбить аккумулятор, достать и выбить пластины. А потом - обычный костерок, пустая консервная банка, формочка в песке, и - готовая отливка. Из проводков плели красивые разноцветные ремешки. Калёные ветровые стёкла машин давали груду "бриллиантов". Фантазия у пацанов, с таким обилием технических штучек, не знает границ. В казарме мы тоже были своими людьми. Тогда солдаты служили три года. Многие скучали по дому, по своим родным братишкам и сестрёнкам. С нами, охотно разговаривали, угощали печеньем и конфетами. В казарме, вечером, по субботам, крутили кино. Это было культурное мероприятие для все жителей "точки". Каждый год сеяли арбузную бахчу. Если вовремя прошёл дождь - арбузов полно, нет - и арбузов нет. Один год арбузов было видимо-невидимо. Надо было их уже убирать, но, при очередном ядерном взрыве, произошло ЧП. Облако, после взрыва, не уплыло в дальние края, как обычно, а пролилось дождём, над "точкой" и бахчой. Командование отдало приказ перепахать бахчу. Что и было выполнено, но арбузы, предварительно, заботливо собрали. Вообще, отношение к радиации было простое: знали, что она есть. Но, раз командование не бьёт тревогу, полигонное начальство спокойно, значит всё в норме. Значит так и должно быть. Люди на "точке" были молодые, запас здоровья и сил имелся у каждого. Радиация не имеет вкуса и запаха. В основном она вызывает обострение уже имеющихся болячек. У кого-то открылась язва, у кого-то стала идти носом кровь, кто-то на работе потерял сознание. Это связывали со множеством причин, но не с главной. Однажды и мы удостоились генеральской заботы. В 1962 году к нам приехало какое-то высокое начальство. Вереница чёрных "Волг" заехала прямо на "точку". Увидели женщин и детей: - А вы, что здесь делаете? - Мы здесь живём. - Немедленно садитесь в машины, скоро будет взрыв! Посадили нас в "Волги" и понеслись на Берег - Курчатов. Уже подъезжали к городку, когда вспыхнуло зарево взрыва. Соседская девочка, Наташа Кабанова, упала на сиденье и закрыла лицо руками. - Что с тобой, девочка? - Дяденьки, закрывайте лицо, а то осколками порежет! - Не бойся девочка, здесь уже не опасно. Высадили они нас возле гостиницы, на этом забота кончилась. Мы переночевали в гостинице, а утром пошли узнавать, как выбираться домой, на "точку". Потом было ещё много взрывов. Много раз мы стояли возле своих домов, смотрели на горящее небо над площадкой "Ш", ждали, когда выбьет окна наших квартир. Слышали перекатывающийся скрипучий грохот ядерного взрыва. Больше нами никто не интересовался. Только, иногда, приезжали дозиметристы, молча проводили свои замеры. Да, ещё: суровые чекисты напоминали о необходимости молчать вечно. - Поехали на море, - попытался развеять тягостное молчание Саша, - на наше, Новосибирское море. Есть что посмотреть. Действительно - море. Противоположный берег виден тонкой ниточкой. Эдик, Сергей, а за ними и Саша, полезли купаться, не смотря на холод: - Охота - пуще неволи! Это уже зависимость - жабры сохнут! - Саша, родителям, смотрю, уже за восемьдесят, а, вроде, ничего? Дай Бог им здоровья. - Да, нет. Мама инвалид по радиоактивному заражению, но, даже ей, нет ни льгот, ни добавки к пенсии. Не говоря уже о папе или обо мне. Но, интересно: одно время я работал в экспериментальном производстве института ядерной физики, и там пришлось общаться с учёными, которые действительно - учёные. Это интересные люди, часто смешные и неловкие. Если учёный, и при нём все регалии, то это, скорее всего, администратор. Однажды, разговаривал с академиком, рассказал свою историю. Спросил: - Что мы делали у эпицентров ядерных взрывов? - Видите ли, влияние радиации на биологические объекты хорошо не изучены. Вам просто позволили находиться там, чтобы посмотреть, что будет. Я не знаю результатов того опыта. Скорее всего, они хранятся где-то в глубине архивов Министерства Обороны. Но я знаю результаты другого опыта. Не так давно, институт ядерной физики, совместно с институтом генетики, проводили эксперимент: партию мышей длительное время облучали небольшими дозами радиации. Слабые и больные скоро умерли, а сильные выжили и дали потомство. Это потомство оказалось гораздо более жизнестойким, чем обычно. Пусть это поддержит моих земляков - семипалатинцев и чернобыльцев. Всех людей, здоровьем которых воспользовалось, а потом бросило родное государство. - Вообще мало, где можно найти правду о полигоне, - друзья уже приехали к Курсаковым домой. - Я тут кое-что собрал, покажу вам. Вряд ли вы ещё найдёте где-нибудь, всё в такой сжатой, конкретной форме. Полигон проводил испытания ядерного оружия с 1949 по 1989 годы. За это время было произведено 456 ядерных испытаний, взорвано 616 ядерных и термоядерных зарядов. Из них - 30 наземные и 86 воздушные. Суммарная мощность превысила 2500 Хиросим. В 1960 году, туда, из Барнаула, переведён зенитно-ракетный полк, закрыть воздушное пространство над полигоном. 5-й зенитно-ракетный дивизион, где служил мой отец, находился в восемнадцати километрах от Опытного поля, где происходили наземные и воздушные ядерные взрывы. Девять лет наша семья провела в самом сердце ядерного полигона. В 1969 году мы переехали в Чаган, он находился дальше, в пятидесяти километрах от Курчатова. В Чагане базировалась дивизия дальней авиации. Стратегические бомбардировщики и самолёты-ракетоносцы из Чагана летали над всей страной, к Северному полюсу, к блуждающим, в просторах Тихого океана, американским авианосцам. Городок существовал сорок лет, с 1954 по 1994 годы. В разные годы, в нём жили 80 000 человек. Возможно, городок спас мир на планете. Когда, в 80-х, американцы разместили "Першинги" в Европе, ядерный паритет качнулся в их пользу. Тогда, именно чаганские экипажи самолётов-ракетоносцев начали свои постоянные дежурства над Северным полюсом. Баланс сил был восстановлен, и американцы, сначала вывели свои ракеты, а потом пошли на заключение договоров о сокращении вооружений. Городок погиб. На его взлётно-посадочную полосу мог садиться даже космический "челнок". Посмотрите фото. Вся стена жилого дома в поцелуях, и надпись, детской рукой: "Мы не хотели уезжать!" В 1961-1962 годах, перед запретом ядерных испытаний в атмосфере, была проведена самая мощная в мире серия ядерных взрывов. На семипалатинском полигоне было взорвано 72 термоядерных устройства. Взрывы, иногда, проводили несколько раз в день. Что такое ядерный взрыв, знают все. Интереснее было видеть. Семьям, на время взрыва, предписывалось открыть окна и двери, выйти из помещений, отойти на безопасное расстояние. Мы стояли поодаль от домов и ждали. В назначенное время, небо над площадкой "Ш" вспыхивало. Степь заливал ослепительно яркий свет, который быстро заволакивало облако, с клубящимся огнём. С земли к облаку тянулся хобот смерча. Взрыв рос и поднимался во весь свой, исполинский, рост. В грибе взрыва ворочалась гигантская мощь. Потом приходила ударная волна. Тугой ветер бил в грудь, со звоном, вдребезги, разлетались стёкла домов. Затем приходил обвальный, перекатывающийся гром. Мы, ребятишки, со своими мамами, стояли и смотрели на это. Классический гриб стоит недолго: ножка опадает, облако светлеет и уплывает в сторону, теряясь среди множества мирных облаков. Под стенами наших домов, толстым слоем, лежала россыпь битого стекла. Мы, ребятишки, собирали стекло в ведёрки и уносили подальше от домов. Окна вставляли, а через день или месяц, всё повторялось вновь. Были дни, когда взрывы шли один за другим. Радиация, на нашей "точке", была предельно велика, но штатные дозиметры у ракетчиков ничего не показывали и облучения, для военных, не существовало. Это сейчас, люди паникуют при дозе облучения, измеряемой в микрорентгенах, миллионных долях рентгена. Штатные дозиметры советской армии показывали только рентгены. Тысячи и десятки тысяч микрорентген, были величиной не определяемой. Радиация чувствовалась во всём. Любая царапина много дней сочилась лимфой, не заживала. Солдаты теряли сознание, часто носом шла кровь. Многие, жившие на точках, распрощались со своим здоровьем. Присутствие, на площадках полигона, людей в погонах ещё можно как-то объяснить. Но кто сможет объяснить мне, зачем там находились женщины и дети? Взрывы на картинках, действительно, похожи на пушистые грибы. Но наземный взрыв - это поднимающаяся вверх стена земли и огня, а высотный - далёкое облако. Но главное, чего нет на фото, все взрывы были страшными. В "живом" взрыве металась и хотела вырваться, казалось, вся земная злоба. Может такое ощущение - реакция подсознания на поток радиации. Может просто обострённое детское восприятие, но чувство нарастающей опасности, от которой нельзя спрятаться, я впервые почувствовал именно там. На месте таких взрывов, теперь, заросшие камышом степные озёра. На их берегах, и сейчас, звенят дозиметры, да, среди навала грунта, встречаются спекшиеся куски расплавленной породы. После перехода на подземные взрывы, лучше не стало. Если мимо нас, по дороге на точку "Ш", появлялась большая колонна, значит везут "изделие". Значит скоро взрыв. Будет землетрясение, будет качаться и дрожать под ногами земля. От подземных взрывов постоянно шли прорывы радиоактивных газов. Только в 1987 году, струя радиоактивных газов шесть раз достигала, стоящий в стороне, Семипалатинск, повышая там радиационный фон до 450 микрорентген. На точках мы прожили девять лет. Видели надземные, воздушные, высотные и подземные ядерные взрывы. Когда рассказываю об этом чиновникам, ответственные за полигонные льготы, они либо не хотят слушать, либо смеются: - Такого быть не может!
Ракетчики, служившие на "точках" Полигона, не относятся к подразделениям особого риска. Не относятся они и к пострадавшим от ядерных испытаний. Они вообще никуда не относятся. Власть скрыла от людей наши "точки". Она много чего скрыла. Так и живём, хорошо заряженные, - продолжает рассказ Саша. - А если у вас, вдруг, заряд полученной радиации заканчивается, заедете подзарядиться на Атомное озеро, Атом-куль, как говорят казахи. Вы должны это помнить, но, на всякий случай, напомню. 15 января 1965 года, в русле реки Чаганка, в тридцати километрах от нашего городка, Чаган, ранним утром, резко качнулась и встала на дыбы земля. Заложенный в глубине 170-тикилотонный ядерный заряд, девять Хиросим, разворотил землю. Валуны, весом, до тонны, разлетались на восемь километров. Пылевое облако полностью накрыло городок и на несколько дней заволокло горизонт. Ночью небо светилось малиновым заревом. На месте взрыва образовалась воронка диаметром около пятисот метров и глубиной до ста, с оплавленными обсидиановыми краями. Величина навала породы, вокруг воронки, достигала сорока метров. В официальном отчёте, который был рассекречен совсем недавно, читаем: "Сразу, после взрыва, начал подниматься купол раздробленного грунта. Через 2-5 секунд, после взрыва, был отмечен прорыв раскалённых газов, и началось формирование облака, которое стабилизировалось через 5 минут, на высоте 4800 метров. Раздробленная часть грунта, достигнув максимальной высоты, равной 950 метров, стала опускаться... После проведения подземного испытания, под кодовым названием "Чаган", радиоактивному заражению подверглась территория одиннадцати населённых пунктов, с общим числом жителей 2000 человек..." Уровень гамма-излучения на краях воронки, к концу первых суток, составлял 30 рентген в час, через 10 дней упал до 1 Р/час, а в настоящее время 2000-3000 мкР/час. Естественный радиоактивный фон, для этой местности - 15-30 мкР/час. Так началась в Советском Союзе программа "Мирный атом". "Мирный атом", в Советском Союзе, был, своего рода, идеей "фикс". Всерьёз разрабатывались проекты гигантских самолётов, кораблей, поездов и даже автомобилей с ядерными двигателями. Энтузиазм атомщиков не знал границ. Первый советский промышленный ядерный взрыв прогремел 15 января 1965 года. Предстояло создать гигантскую воронку и заполнить её водами реки Чаганки. Такие воронки должны были, в скором времени, покрыть всю территорию засушливых среднеазиатских регионов. Конкретно, для Казахстана, требовалось создать около сорока водоёмов, общим объёмом 120-140 млн. куб. метров. В них аккумулировались бы весенние стоки, для нужд орошения, скотоводства и предотвратить засоление территорий. Технология создания водоёмов была такой: глубокая воронка создавалась с помощью ядерного взрыва на выброс. Затем прокладывался канал, соединяющий русло реки с воронкой. Так произошло и при взрыве у реки Чаганки. В начале 1965года, русло соединили с воронкой, каналом, а позже была построена каменно-земляная плотина, с водопропускными сооружениями. В целом образовался водоём, общей ёмкостью 17 млн. куб. метров воды. Всего, выполняя программу "Мирный атом", в СССР было произведено 124 ядерных взрыва. Учёные понимали, если паводковые воды унесут в реку Иртыш, рассеянную на большой территории, радиоактивную пыль, огромная сибирская водная артерия будет надолго заражена, это принесёт непоправимый ущерб. Ещё в январе было принято решение: пробить в стенке кратера канал и перекрыть русло реки Чаганки земляной дамбой, чтобы не пустить смертоносную воду в Иртыш, и создать озеро в кратере. Рассказывает один, из немногих, оставшихся в живых, участников той экспедиции - Владимир Васильевич Жиров, в ту, давнюю, пору мастер в "почтовом ящике": - Было мне двадцать три года. Силу, казалось, девать некуда. Ни я, ни другие не думали, что производственное задание, той, лютой, зимы, окажется для нас роковым. Мы, ведь, как воспитаны: партия велела - значит надо ехать. Скоренько собрали технику, сколотили будки, для временного проживания. В январе двинулись из Усть-Каменогорска в Семипалатинск, а оттуда - к месту взрыва. Дощатый жилой городок расположили километрах в пяти, от эпицентра взрыва. В будках железные печурки - буржуйки, но сорокаградусные морозы брали своё. Место взрыва чудовищно, это Страх Божий. Шёл туда - кровь носом хлынула, а глотку, как наждаком, скребло. "Лепесток" с лица сдёрнул, одежда в крови, задыхаюсь, а идти надо. Работали честно, себя не щадили. Один бульдозерист, спасая машину, нырял, с тросом, в атомную воду. Бульдозер спас, а сам, через короткое время, умер. Я же вышел из пепелища с хроническими "наградами": носовым кровотечением, болезнью поджелудочной железы, бронхитом, холециститом, гепатитом... Из 300 ликвидаторов, в живых осталось меньше 30-ти человек.
Специалист по геоэкологии, профессор, Евгений Яковлев сказал: - У вас там было пострашнее, чем в Чернобыле. Водопоя не получилось, из-за большого уровня радиации. Так и стоит сегодня это озеро, наводя ужас на жителей соседних деревень. Чудо-озеро производит жуткое впечатление чернотой водной глади и, безжизненно-угрюмым навалом грунта вокруг него - вывернутых наизнанку глыб внутренностей земли. Атом-куль, как называют местные жители Атомное озеро. Пора прощаться. Елена Александровна прослезилась: - Всем чаганцам, кого встретите, предавайте большой привет...
День тринадцатый. Привет от двигателя внутреннего сгорания.
Алтайский край. Барнаул. Здесь опять встреча с одноклассниками. Саша и Наташа Манеевы. Собственно, одноклассник, точнее, одноклассница Эдика, одна Наташа, но Саша служил в Чагане, значит тоже родная душа. Служил бортрадистом на Ту-95, стратегическом бомбардировщике. Прапорщик, одних звёзд, с Сергеем. Как и все, к кому заезжали в гости, прекрасные и гостеприимные люди, весёлые, добродушные. Оба невысокие, плотненькие, даже лицом похожи, как брат и сестра. После обеда, вприкуску с воспоминаниями, пошли гулять, знакомиться с городом. По центральной улице, конечно же, Ленина, мимо бюста Дзержинскому, к памятнику тому же Ленину, на площадь имени его же. Рядом с церковью, на глухом, без окон, торце пятиэтажки, большое яркое панно. По центру, естественно, абсолютный и гениальный, Владимир Ильич, под кумачовым транспарантом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Рядом Феликс Эдмундович: "...здрав... наша молодая Красная армия!". ВЧК всегда был близок к армии - быстро разбирался и с военспецами, и с белой контрой, вредителями, шпионами... Всех расстреляли, нафиг! Чуть выше прекрасная копия иконы "Георгий Победоносец убивает Змея Горыныча". Георгий, он же Жора, он же Гоша, он же Гога, он же Юра, в новой будёновке и в бурке. Вместо копья -шашка. Над ним, на алых небесах, начертано, вероятно, Всевышним: "Пролетарий, на коня!", только, чтобы наливали - не видно. Потом - ещё что-то, что именно, закрыто другими красными знамёнами, видно только: "народу", потом: "крестьянам", потом, наверное, главное: "Вся власть", тут же: "Союз рабочих и деревенской бедноты", это актуально и сегодня. В самом низу, народ: будёновки, бескозырки, красные косынки и много-много штыков. Впечатляющее панно, бередит душу! Сергей заметил, что, чем ближе к геометрическому центру России, тем больше бросается в глаза трогательное отношение к памятникам Октябрьской революции и, вообще, к советской символике. Такое ощущение, что построение демократического общества, в России, как Ленинский НЭП, явление очень временное. Похоже, скоро все демократы опять будут строить коммунизм на необъятных просторах Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока. Самой интересной достопримечательностью, для Сергея, явился памятник Ивану Ивановичу Ползунову. Иван Иванович, в полный рост, опирается на свой двухцилиндровый двигатель. Первый в мире! Сын солдата. В Барнауле практиковал как механик. Здесь же и умер, в возрасте тридцати восьми лет, от чахотки. Неделю не дожил до испытания своего двигателя. На памятнике его слова: "Облегчить труд По нас грядущим." И. Ползунов. 1728 - 1766
Когда компания вышла из суеты городских кварталов на набережную Оби, перед ними открылся горизонт и широкая, яркая полная радуга над рекой. Она ярко и весело, завершила, в общем-то, серенький и холодный день.
День четырнадцатый. Шукшин.
На пути к Горно-Алтайску, поворот на родину Шукшина. У дороги чёрный гранитный камень и памятник, в виде часовенки - арка, с иконами и маленьким золотым куполком, луковичкой. На камне : 7 августа 2005 года. Здесь трагически оборвались жизни главы Администрации Алтайского края Михаила Евдокимова, Ивана Зуева и Александра Устинова.
Светлым человеком был Евдокимов. Не одно поколение будет помнить его как прекрасного артиста. А алтайцы - как своего губернатора. Хорошие дороги, чистота - то, что бросается в глаза, в первую очередь, создано его стараниями. Мало только успел. Честные люди всегда кому-то мешают и долго не живут. Дальше - тоже памятник, тоже прекрасному человеку, актёру, писателю. "Всероссийский мемориальный музей-заповедник В. М. Шукшина". Главное здание музея, экспозиция "Жизнь и творчество В. М. Шукшина", дом-музей матери Шукшина, дом, где прошли детские годы Шукшина, библиотека имени В. М. Шукшина, церковь, так и хочется сказать, Шукшина. Что совсем не исключено, кто построил такое чудо, узнать не удалось. Осматривая её, Сергей сказал, так, для себя: - Золотой свет души человеческой. Кирпичный забор, с кованными решётками, ворота, в три арки. Очень высокое и широкое крыльцо. Построена церковь из жёлтого, прямо золотого, кирпича, отделана, как кружевом, светлым ярко-красным: колонны, арки, фризы, карнизы... Конусные своды куполов с, венчающими их, золотыми луковицами церкви и звонницы. Но самое большое чудо внутри церкви: она залита ослепляющим золотым светом, не смотря на пасмурный, дождливый день. Он настолько плотный, яркий, вещественный, что, кажется, его можно черпать ладонями и плескаться. Источник света не виден, цветными стёклами, витражами, такого эффекта добиться невозможно. Он идёт ниоткуда, нет теней, церковь им просто залита, как форма - золотом. Республика Алтай. Оказывается, Алтайский край и Республика Алтай - две разные административные единицы. Только река Катунь для них общая, горная, быстрая, шумная, с перекатами и порогами, полянами ромашек, по берегам. И горы, укутанные тучами. В сёлах, дома построены при полном отсутствии каких-либо планов, улиц, да и вообще, геометрии. Только согласно рельефа местности. Прилепились, кто где смог. Обилие коров и коней, пасутся без пастухов, бродят у реки, на отлогах гор, лежат посреди дороги, абсолютно не обращая внимания на сигналящие машины и на их попытки, объезжая, вскарабкаться на горы. Вдоль дороги, укутанные в ватные фуфайки и, поголовно, в синие полиэтиленовые дождевики, люди, как азиатского, так и европейского экстерьера, продают бесценно целебный алтайский мёд. В него местные шаманы загоняют духи предков, Далай-Ламы и цену копей царя Соломона. Без остановки проскочили столицу, Горно-Алтайск. Погода не располагает к прогулкам. Успели только кое-что прочитать: Государственное собрание - эл-курултай. Рядом "Доска почёта", с победителями капиталистического соревнования. Национальный театр. Музей Чуйского тракта, это дорога из Новосибирска в Монголию. Тропу пробивали с XVIII века. Отдел Бийского краеведческого музея. Река Бия, вытекает из Телецкого озера, жемчужины Алтая, ближайшей цели путешествия. Река бесится, рычит, катит камни, плещет волнами, крутит водоворотами, а в метре над ней стелется недвижимый, кажется, застывший, слой тумана. Более незыблемый, чем скалы вокруг. Наконец, приехали - Артыбаш. Посёлок, стоит на берегу Телецкого озера. В давнее, золотое туристское детство, Сергей и Таня приезжали сюда со школьными командами. Возила их преподаватель географии Серафима Ивановна. Стыдно было бы проехать мимо, не увидеть эти прекрасные места. Только обидно, что за последние пятьдесят лет (Боже мой! Полвека!), погода здесь не изменилась. Приезжали в начале июня, сейчас - июль, но всё также идёт дождь и дует холодный ветер. Не зная, куда ехать, остановились на развилке дорог, при въезде в посёлок. Сразу подошёл мужчина, средних лет, и предложил остановиться у него. На широком дворе, кроме старого чёрного хозяйского дома, с хозяйственными постройками, стоят два двухэтажных дома, из свежего, золотистого соснового бруса. Такие же, отдельно, баня, туалеты, с современной сантехникой, душевые, кухня, беседки, лавочки-качели, мангалы - полный сервис. Есть моторная лодка, для прогулок по озеру и пять коней - по горам. Пользоваться можно всем, по отдельному тарифу - только баня, кони и лодки. Их надо топить дровами и заправлять бензином. Комнату взяли на втором этаже, как раз, на четыре человека. На две комнаты большая открытая терраса, с обеденным столом и лавками. На первом этаже - никого, рядом - хорошо взрослый мужчина и юная девушка. Они вообще не выходили из номера, только в туалет. В соседнем домике, на такой же террасе, большая компания. Не выпивают, нет - откровенно бухают. Что мужики, что леди. Бухают широко и основательно. С песнями, баней, танцами в одних трусах и без, женским визгом и выяснением отношений. Дом стоит уже на склоне горы, с террасы виден весь посёлок, озеро и мост через Бию. Здесь она берёт своё начало. Посёлок, видно, живёт туризмом - везде дома, подобные этому. После обеда пошли осмотреться, составить план за завтра. Недалеко палаточный городок, с ярким разноцветьем палаток. Где-то здесь была старая турбаза "Артыбаш". Дощатый барак и длинная, тоже из досок, лестница к озеру и причалу простых вёсельных лодок. На одной из них решил покататься Иван Нарыжный, за что его чуть не отправили домой. Строится интересная деревянная церковь, у дороги, на задних лапах, стоит здоровенный, до трёх метров, медведь. Деревянный. Много заброшенных дворов, с чёрными развалюхами, на крышах которых уже выросли целые рощи, с деревьями, кустами и травой. Висячие сады Семирамиды. День клонится к закату. Выглянувшее солнце озолотило вершины гор, на противоположном берегу озера, ниже, их закрывает полоса тёмных туч и облаков, ещё ниже - почти чёрная тень, наступает ночь. После 18.00 часов, ни в одном магазине не продают спиртного, даже пива. Ни ресторанов, ни кафе нет. Наверное, жизнь научила мудрости. Отопления в комнате нет, в палатке теплее.
День пятнадцатый.
Телецкое озеро. По плану - водный поход по озеру. Для байдарки, погода не особо благоприятствует - порывчатый сильный ветер, с большой волной неопределённого направления. Решили использовать местные плав средства. Методом исключений, по погодным условиям и комфорту, решили плыть на небольшом прогулочном теплоходе "Пионер Алтая", оставив у причала скоростные катера, моторные лодки и водные мотоциклы. Теплоход, за последние пятьдесят лет, тоже мало изменился. Только в трюме, банки из деревянных реек заменили дерматиновыми диванами и установили длинный стол. Сразу, после выхода в открытые воды, из-за холодного пронзительного ветра, в трюм набилась большая группа подростков, которые постоянно ели и торчали в гаджетах. На палубе осталась только непромокаемая четвёрка. Подняли воротники, натянули капюшоны и попрятали руки в карманы. Сергей опустил у кепи уши, и, вопреки Дарвину, из небритой обезьяны превратился в басет-хаунда. Эдик натянул на уши выцветшую панаму и, несмотря на свою пёструю, тоже выцветшую, парку, стал похож на бомжа, из стольного города Нью-Йорка. И только женщины не пугали команду теплохода своим обычным видом. Ветры часто меняют силу и направление, дуют из различных горных ущелий. Иногда прорывается тёплый и сухой, его называют фён. Возникает желание снять куртку, но, буквально через минуту, он меняется на ледяной, мокрый и пронизывающий. Телецкое озеро названо так по имени народа телессы, когда-то обитавшего на его берегах. Алтайцы называют его Алтын - куль, Золотое озеро. Пятое место, в России, по глубине, и двадцатое место в мире. Его максимальная глубина 325 метров. Озеро длинное - 77,7 км, но по площади небольшое, из-за малой ширины - 2-3 километра, максимальная ширина - 5 километров Здесь встречается редкое, но весьма опасное явление - нагретые, за день, скалы, ночью, охлаждаясь, стреляют камнями. К берегу ни теплоход, ни даже лодка, подойти не смогут - горы, скалы, обрывы делают швартовку невозможной. Остановка у "Пионера Алтая" одна - водопад Корбу. Двенадцать, с половиной, метров. Когда Сергей был здесь в свои школьные годы, это были дикие места, ни одной живой души вокруг, на многие километры. А сейчас: вход платный. Деньги, конечно, пойдут на ремонт водопада, чтобы вода дальше не падала. Одноклассник Сергея, Саша Авакянян, который с 1995 года страдает от ностальгии в Канаде, говорил, что на Ниагарский водопад можно смотреть бесплатно. Врёт, наверное, такое количество воды и - бесплатно. Не по капиталистически, как-то... Рядом базарчик: сувениры, мёд, дары тайги. Сергей умиляется скромным розовым цветком, выросшим на камне, Эдик - плесенью, родственной той, что растёт на Хибинах. Обратно "Пионер" шёл тем же путём, по своим следам. Вокруг, как жуки-водомеры на болоте, снуют моторные лодки, катера, даже на подводных крыльях, скутера. Неожиданно, прояснилось небо, ослепило яркой голубизной, а озеро окрасилось в насыщенный синий цвет. По традиции, бросили в воду по монетке, но купаться не стали - холод, ветер, температура воды приближается к абсолютному нулю и сразу, у берега, обрыв чёрной глубины. Спали одетые во всё возможное, в застёгнутых, с головой, спальниках.
День шестнадцатый.
Долгожданная степь.
Из Артыбаша ехали в нетерпеливом ожидании встречи с Казахстаном. В сетях пишут много страстей, о казахской полиции, ГАИ, отношении к русским, о таможне. Погода улучшилась, на небе - ни облачка. Доехали быстро. Дорога хорошая, свободная, населённых пунктов, почти, нет. Таможню прошли быстро и легко. Таможенники и пограничники корректны и внимательны, очереди нет. - Не забудьте зарегистрироваться в органах внутренних дел. - Вы из Украины? Вам не надо, - это Сергею. Сразу, за границей - степь. Как по мановению волшебной палочки. Другая страна - другая климатическая зона. Отъехав от границы, остановились поздороваться с Казахстаном и чуть отдохнуть. Эдик взялся устанавливать фотоаппарат, чтобы снять панораму. Татьяна отошла от дороги в степь, раскинула руки и запела:
Широка и привольна Ты, родная страна! Как светла твоих рек, Твоих озёр глубина! Как обширны поля И обильна земля, Сколько сил таит она! (Муз. В. Локтева, сл. О. Высотской.)
Лена присела к каким-то травкам, бурьянцам, шепчет какие-то заговоры, колдует. Сергей вдыхает полной грудью, нюхает воздух, подошёл к Эдику: - Ты знаешь, я, всё таки, азиат. Я - "чурка"! Гены Золотой Орды дают о себе знать. Я люблю эту степь, здесь и полынь пахнет не так, как у нас в Украине. Люблю коней и баранов, вонь конюшни и кошары. Люблю открытый горизонт, где, так красиво, встаёт солнце! Здесь негде спрятаться от врага. Только честный бой, в крайнем случае, - верный конь спасёт твою жизнь. Здесь надо драться отчаянно, силой духа, инстинктом... - Все мы, где-то, "чурки". Отдохнули? По коням. Впереди Сем-ск! Ура! - подогнал экипаж Эдик. - Ура! - не совсем дружно поддержала команда.
В Семипалатинск, который называется уже Семей, въехали, когда на землю опустились сумерки. - Вы хоть знаете, почему город называется Семипалатинском? - повернула голову назад Татьяна. - Вроде, говорили про семь палаток геологов, - что-то вспомнил Сергей. - Нет, Семипалатинская крепость была основана царским воеводой Василием Чередовым, с отрядом, в 1718 году. Как пограничная и военно-опорная база. Название Семипалатной крепости, а потом и города Семипалатинска, происходит от семи буддийских калмыцких храмов. О них русские исследователи знали ещё в 1616 году. - И здесь отбывал ссылку Фёдор Михайлович Достоевский, - добавил Эдик. - Это получается, что он из Омска сюда переехал. Эдик, ему, наверное, как и тебе, сибирский климат не подошёл. Но тогда здесь ещё не было ядерного полигона, зачем его сюда прислали? - иронизируя, смеётся Сергей. После первого же перекрёстка, их обогнала машина ГАИ, милиционер, из окна, приказал остановиться. - Вы неправильно перестроились, пересекли "сплошную". С вас - штраф, - очень чётко сформулировал требования казах, в белой рубашке, с погонами сержанта. - Я не спорю, нарушил. Но мы приехали издалека, Вы же по номеру видите, незнакомый город. Растерялся... Может простили бы гостя? - пробует "подъехать на гнилой козе" Эдик. - Закон для всех одинаков, - не сержант, сам Закон и Принципиальность глаголют. - У меня и денег местных нет, только рубли. Сержант мгновенно, без компьютера, переводит сумму таньге в рубли, молча, берёт деньги, садится в машину и уезжает. - А квитанцию? - вдогон говорит Эдик, но так, чтобы мент не услышал. - Смотри, какой поц, ни мене здрасте, ни тебе спасибо... К очередной однокласснице, где запланирована ночёвка, доехали уже затемно. Гульбараш Рахимова, в школе её называли на русский лад - Света. Работает медсестрой, на "скорой помощи". По совместительству, помогает выжить всем, живущим в ближайшем окружении. Уколы, массаж, консультации, в любое время суток. При этом, в Казахстане за такой труд платить не принято, по-соседски. А может, искренне верят, что Аллах справедливее, чем наш Господь, и сторицей воздаст медсестре, за заботу о его баранах. В доме восемь(!) женщин: сама Гульбараш, две её дочки - Асема и Риза, три внучки - близняшки Далила и Диана, и младшенькая, полтора годика - Алуа. Старшая, над всеми, бабушка, мама Гульбараш, - Апа. Много лет бабушке, но чай за столом подаёт она. Света невысокого роста, вся абсолютно кругленькая, с большой круглой головой. Поражаешься её подвижности, говорят, как живчик, ни мгновения не посидит спокойно. Дом, по всей вероятности, старый саманный, но обложен белым кирпичом. В доме есть вода, газ, канализация, туалет, ванная, сделан красивый современный ремонт. Во дворе большой гараж и маленькая русская баня. Участок маленький, соток пять, но ни один метр не гуляет: огородные грядки, цветочные клумбы. Всё сделано руками Гульбараш. И стол она накрыла такой, что не на всякой свадьбе увидишь. Традиционный плов, манты, пирожки и пироги, с различной начинкой... и названий не знаешь, и описать трудно красоту и изобилие. Всё надо попробовать! Спали тяжело, полные животы не давали ни дышать, ни шевелиться. Но, в общем, ребята мужественные, трудностей не боятся.
