ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Рябшев Александр Иванович
860 Омсп. Файзабад

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.34*32  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания А. И. Рябшева о службе в 860 ОМСП в г. Файзабад провинции Бадахшан.

А. И. РЯБШЕВ "860 ОМСП. Файзабад"

  

0x01 graphic

  
   Обычно после 50 лет, когда медленно, но неотвратимо приближается день окончания военной службы, задумываешься о прошлом. Начав писать, я целиком погрузился в воспоминания, я как бы вторично проделывал многокилометровый путь, пройденный за два года в Афганистане, ещё раз участвовал во всех боях, опять видел и переживал десятки смертей. В данном рассказе отражены реальные события и люди, связанные с моей службой в период с ноября 1981 по декабрь 1983 гг.
  
  

Настоящее уныло,
Всё прошедшее нам мило,
Сердце будущим живёт!

  
  

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

  
   Каждый человек имеет свою жизнь, у каждого в жизни бывает много хорошего и плохого. Наиболее интересные годы, прежде всего, моей военной жизни прошли в Афганистане в период с ноября 1981 года по декабрь 1983 года, когда я - молодой майор в должности начальника штаба - заместителя командира отдельного мотострелкового полка, имел определённую самостоятельность и использовал знания, полученные в академии имени М.В. Фрунзе по назначению. До конца октября 1981 года я служил в городе Новосибирске заместителем командира 228 мотострелкового полка в придворной дивизии Сибирского военного округа. Полк был полного штата, развёрнутый и вызывал особую симпатию у руководства округа, поэтому с утра и до вечера нас посещали генералы. Причём, каждый требовал своё и, что касалось, прежде всего, его службы. Командир полка не имел самостоятельности, ежеминутно, ежечасно выполнял какие то указания. Заместители командира так же были на побегушках, поэтому-то я организовывал срочную уборку территории полка или столовой, то "улетал" на войсковое стрельбище за 48 км. от Новосибирска и не знал даже, когда приеду домой к любимой жене и сыну, то есть жил по бредовым идеям генералов. Безусловно, за полтора года службы в этой должности мне всё изрядно надоело. Довольно часто в полк приезжали кадровики и я высказывал пожелания, что хотел бы, например, поехать советником в страны Африки или ещё куда нибудь. Летом 1981 года меня вызвали в округ и предложили должность советника командира полка в Эфиопию и я, конечно, согласился. Сравнительно быстро прошёл медицинскую комиссию, сдал все документы и наступила таинственная тишина? Складывалось такое впечатление, что про меня забыли, но не тут то было! В октябре месяце пришёл приказ назначить меня на должность начальника штаба - заместителя командира 860 отдельного мотострелкового полка в город Файзабад, в Афганистан. Это было как то даже неожиданно, ибо ждал одно, а получил другое. Сообщил "радостную" весть жене Люде, погоревали немного, подумали, но ехать надо! Что там происходило, знали только по слухам. В газетах писали, что там жизнь "прекрасная" - солдаты закладывают парки дружбы, сажают деревья, помогают афганцам устраивать свою жизнь. На самом деле оказалось всё наоборот! Наступил день отъезда на новое место службы. Я помню как мы с женой, сыном присели перед дорогой, обнадёжили на будущее друг друга и я, взяв огромный "гросовский" немецкий чемодан, пошёл первым, а за мной жена с сыном. Уже темнело и, чтобы без особых потерь донести этот тяжёлый с формой чемодан пошли задворками через гаражи, погреба, по холмам, за тыльной стороной забора полка. Небо было ясным с мерцающими, бесконечно далёкими, холодными звёздами и уже вышла луна, снег скрипел под ногами, а на душе было тревожно и муторно. Я с трудом тащил свои пожитки и думал больше о жене и сыне: "Как они будут жить здесь два года? Кто поможет им, если возникнет необходимость?"
  
   Ответов не находил, но мысленно всё таки надеялся на лучшее. В установленное для сбора отъезжающих время мы прибыли в гарнизонный дом офицеров. Там уже собралась вся команда заменщиков - целых 15 офицеров, из которых обратно вернулось только лишь 9. Последний инструктаж проводил член военного совета округа, который сам никогда не воевал и не имел представления, что это такое, но говорил много и в основном о чести и достоинстве. Старшим назначили меня и определи, что полномочия мои заканчиваются как только вся команда прибудет на пересыльный пункт в городе Ташкенте. Из гарнизонного дома офицеров на автобусах вся команда прибыла с семьями на железнодорожный вокзал за несколько минут до отхода поезда. Быстро погрузились и так же быстро попрощались. Люде я пожелал, чтобы она хранила верность и ждала меня, а сыну сказал, чтобы он хорошо учился и помогал маме и, Всё! Поехали!
  
   Как только расселись по купе, каждый офицер достал своё "на дорожку" и вплоть до Ташкента мы заливали новое назначение. В Ташкенте нас, конечно, никто не встретил, поэтому добирались на автобусах, трамваях, но все 15 прибыли в установленный срок на пересыльный пункт. Пересыльный пункт представлялся мне иначе, чем это предстало перед нашим взором: за бетонным забором, на небольшой площади были установлены шесть больших лагерных палаток с металлическими кроватями без матрацев, на которых в пьяном угаре отдыхали, приехавшие из других округов офицеры и прапорщики. Дом неизвестного архитектора - туалет с оторванной дверью находился недалеко от палаток. На КПП восседал подполковник с помутневшими, не просыхающими глазами, который довёл до меня:
  
   - Завтра с утра вылет в Кабул и где хотите, там и питайтесь!
  
   Снарядили одного из офицеров в магазин. Через несколько минут вся команда Сибирского военного округа ужинала и запивала водкой, а потом безмятежно заснули на металлических сетках в холодных палатках.
  
   Рано утром около 6 часов тот же подполковник с помутневшим взором, полупьяным голосом скомандовал:
  
   - Всем подъём! Выезд через 30 минут! Автобусы у КПП!
  
   Автобусы лихо доставили нас на военный аэродром, где так же оперативно приступили к досмотру таможенники-узбеки. Всех их интересовал только один вопрос:
  
   - Сколько бутылок водки везёте с собой?
  
   Можно было провозить только две. Правда, у многих офицеров и этого уже не было.
  
   Самолёт Ил 76 ждал нас, опустив заднюю аппарель. Мы изрядно уставшие от изнурительной дороги и ожидания, молча, безразлично рассаживались по местам в самолёте, в центре которого под сетями находился какой то груз, по всей длине самолёта. Взревели моторы, затрясся самолёт, а вместе с ним и мы, плавно пошли на взлётную полосу. Уже через несколько минут я рассматривал Ташкент с высоты птичьего полёта, но особого энтузиазма почему то не испытывал - болела голова. Стюардессы, безусловно, не было и ответы на возникающие вопросы мы каждый по своему находили сами.
  
   Сначала были только облака и основном гораздо ниже самолёта, потом появились холмы, горки, сплошные горы с заснеженными вершинами. Всем стало ясно, что летим уже по территории Афганистана. Меня удивило лишь одно - обычно на горах растут деревья, кустарники, а в иллюминатор самолёта я увидел тёмно-коричневые, скалистые, какие то враждебные, даже чёрные горы с белыми шапками. Мысленно представил себе, что где то там внизу живут бандиты, что где то там внизу ежечасно гибнут люди.
  
   Мы пролетали над Бадахшанской провинцией, как раз там, где находился мой полк. Так вот где мне придётся служить два года?
  
   Самолёт пошёл на посадку. Справа по борту, над горами завис вертолёт МИ 24 "Крокодил" из которого в направлении гор полетели огненные "шарики". Я, конечно понял, что это такое, но именно это и вызвало удивление. Почему даже в районе аэродрома Кабула есть басмачи?
  
   Когда мы успешно приземлились, к самолёту подъехал грузовой ГАЗ 66 и офицер с повязкой "Дежурный по лагерю", проинформировал всех, чтобы вещи грузили в кузов, а сами выдвигались в направлении палаточного лагеря за колючей проволокой, в окружении боевых машин пехоты.
  
   Около КПП палаточного городка нас встретил полковник с южным загаром на добродушном лице и белоснежными зубами. Он поздравил нас с прибытием в 40 армию и сразу же повёл в столовую. Столовая размещалась в палатке, но всё было оборудовано достаточно культурно и обслуживали нас симпатичные официантки. Пока мы жадно поедали то, что нам дали, полковник проводил инструктаж о порядке поведения на территории лагеря, но всё сводилось в основном к одному - за границы ограждения не выходить, в палатках не курить, водку не пить и т. д. В заключении он сделал вывод:
  
   - Вы здесь будете жить, как при коммунизме! Захотел покушать? Пожалуйста, и платить не надо! После приёма пищи по одному ко мне!
  
   Меня вызвали первым. Полковник сказал, чтобы я брал свои вещи и в сопровождении старшего лейтенанта шёл на посадку в самолёт. Уже через час после приземления в Кабуле, я опять, куда то летел на АН-24? Но на этом полёты не заканчивались. По прилёту в Кундуз меня сразу же перегрузили в вертолёт МИ 6, где произошло знакомство с заместителем командира по тылу полка. Вертолёт взял курс на Файзабад!
  
   Через час полёта я окажусь в полку. Вот тут то меня охватило волнение, и я мысленно думал о том как себя вести, особенно первые минуты, после приземления? Зам. по тылу что то объяснял, смеялся, рассказывал анекдоты, но мысли мои были о другом!
  
   Внизу на зелёной долине, пересечённой горной рекой, в окружении высоких гор с белоснежными шапками ровно по квадратикам и прямым линиям, виднелся палаточный городок. Сверху видно было всё: где размещается парк боевых машин, склады боеприпасов, ГСМ, где живут люди и как организованно боевое охранение с двойным ограждением колючей проволоки, минными полями, зарытыми в землю танками и БМП, аэродром с вертолётами и в отдалении город Файзабад, какие то большие и маленькие крепости в горах. Было видно, как машина УАЗ быстро выезжает из городка и "летит" на аэродром. Вероятно, уже сообщили, что должен прибыть новый начальник штаба?
  
   Вертолёт по-самолетному приземлился и выруливал с взлётной полосы на стоянку. Я заправился и приготовился к высадке. Открыли дверь вертолёта. Первым вышел зам. по тылу и поздоровался с усатым, носатым, армянином, полковником с орденом "Красного знамени" на груди. Я понял, что это и есть мой командир полка, поэтому подошёл к нему и доложил о прибытии. Он довольно улыбнулся и сказал:
  
   - Садись в машину! Поговорим дома!
  
   В машине больше говорил зам. по тылу и обо всём и ни о чём. Машина очень быстро доехала до городка и подошла к какому то заглубленному сооружению, которое все называли "бункер". На встречу мне от бункера шёл майор Нестеров Валерий. Именно с ним мы учились в одном отделении, взводе в Московском военном училище, а здесь оказывается я его должен был заменить!
  
   После долгой дороги меня опять накормили и, причём очень и очень, потом повели в баню с парилкой и бассейном, но на этом не закончилось, а наоборот превратилось в настоящее торжество до глубокой ночи.
  
  

СТАНОВЛЕНИЕ И ПЕРВЫЕ ОШИБКИ

  
   Знакомство с полком и новой должностью начинается, как правило, с представления прибывшего личному составу полка. Так и здесь. На следующий день на построении полка или же, правильно сказать, с теми кто свободен от боевого дежурства, состоялось представление. Командир полка Арутюнян Артуш Тетовосович вывел меня перед строем и объявил:
  
   - Майор Нестеров убывает в СССР, а майор Рябшев продолжит начатое им дело!
  
   В штабе полка с Нестеровым за один день мы пересмотрели все документы по боевой деятельности полка. Многие из документов были для меня в новизну и далеко не отвечали требованиям действующих уставов и наставлений. Однако, уставы уставами, а реальная жизнь требует корректировки, поэтому к оформлению боевых документов я отнёсся скрупулёзно - изучил все текущие документы Командующего 40 армии по данному вопросу, внимательно оценил по карте всю сложившуюся обстановку в Бадахшанской провинции, ознакомился по документам с размещением 12 гарнизонов полка. На следующий день знакомство продолжилось, но уже непосредственно по районам дислокации, для чего я и Нестеров вылетели на вертолётах сначала в Кишим, а потом дошли и до крепости в Бахараке.
  
   Зоной ответственности 860 отдельного мотострелкового полка был горный Бадахшан. Чтобы как-то, хотя бы частично контролировать положение дел в провинции, часть сил полка располагалась в 12 гарнизонах на узловых пунктах, перевалах, мостах. Гарнизон - это звучит внушительно. На самом деле большинство гарнизонов состояли из одного мотострелкового и танкового взводов, а это всего 40-50 человек, 3-4 танка, 3 боевых машины пехоты. Каждый такой гарнизон ежеминутно жил по-боевому, ибо любое упущение сразу использовали басмачи. Днём весь личный состав спал, за исключением боевого охранения, а ночью в полном составе выходил в окопы, на позиции в готовности к отражению нападения противника. Вокруг гарнизонов в ночное время, как голодные волки, кружили банды по 300-600 человек, но открыто пойти на штурм боялись потому, что знали и хорошо изучили эффективность действия осколочных, танковых снарядов. Обычно после 22 часов эти гарнизоны обстреливали из стрелкового оружия и миномётов. Такие бои были скоротечными и заканчивались, как правило, лёгкими ранениями.
  
   В районе населённого пункта Бахарак дислоцировался двенадцатый отдельный гарнизон - самый мощный. Там располагался 1 мотострелковый батальон, усиленный двумя установками залпового огня "Град 21", зенитно-пулеметными установками, одной батареей 122-мм. гаубиц.
  
   Где-то около полудня, мы приземлились у крепости двенадцатого гарнизона. Нам радостно рапортовал командир батальона майор Грицай. Я осмотрелся и непроизвольно сразу вспомнил художественный фильм "Белое солнце пустыни". Сам командир батальона был в пожелтевшей, полевой, потрёпанной форме, покрытой с ног до панамы пылью, с большим пистолетом на длинных ремнях на боку и чем-то напоминал Сухова. Во всём облике комбата, в его фигуре, лице, подбородке, поведении и обмундировании, не было ничего примечательного или необычного, как говорится, не на чем взгляд остановить. За ним, как в кино, стояла крепость с башенками и часовыми на них, огромными, старинными, деревянными воротами. Вошли в крепость. Весь гарнизон уже был построен повзводно. Какой-то майор подал команду "Смирно" и доложил Нестерову. Представили меня личному составу и начали осматривать всё, что можно. Конечно, в такой крепости не страшен никакой противник - толстые трёх метровые стены, по углам зенитно-пулемётные установки 23 мм. калибра, встроенные в стены казармы, а по средине крепости мечеть, которую приспособили под клуб для просмотра кинофильмов. Комбат умудрился даже завести подсобное хозяйство в виде двух десятков кур и трёх баранов. В общем, жили они не плохо, а главное всё хорошо организовано. В районе Бахарака действовала банда Арифа, но гарнизон она особо не тревожила. Конечно, спокойной жизни тоже не было, потому что периодически банда напоминала о себе, то обстрелом часовых из стрелкового оружия, то обстрелом из миномётов, но это считалось обыденным явлением.
  
   На следующий день Нестеров на УАЗе повёз меня к советникам в Файзабад. Советники при 24 афганском пехотном полку, милиции, КГБ находились под охраной афганцев и располагались в отдельном доме с фруктовым садом, ограждённым высоким, каменным забором. Их было около 30 человек и жили они весело, потому что поняли: афганцы в их советах особо не нуждались, а сами советники на это не обижались. Советники знали, что денежки им идут своевременно, а зачем лишний раз рисковать жизнью? Вторая группа советников численностью 8 человек располагалась в здании милиции, и возглавлял её главный партийный советник провинции Николай Николаевич - первый секретарь Кабардино-Балкарской ССР. Советники к руководству полка относились с особым почтением, ибо мы были единственной их надеждой на спасение в критические дни. Нас встретили торжественно с арбузами, дынями, шашлыками и бражкой - спиртного в Афганистане достать было очень сложно. Там же появилась первая моя фотография.
  
   С афганским руководством провинции: губернатором, заместителями и начальниками силовых структур знакомство состоялось через несколько дней, в четверг. Почему? Потому что каждый четверг руководство провинции приезжало в полк для согласования всех вопросов, обмена информацией и выработки решений на перспективы. Четверг у афганцев считался как у нас суббота. Много странностей выяснил в первые дни, например, мы - советские люди, весь мир жили в 1981 году, а по афганскому календарю шёл 1361 год. Хотя по многим показателям Афганистан соответствовал именно этому году: полнейшая безграмотность, туповатые, но хитрые люди, как неандертальцы, руководствующиеся животными инстинктами. Крепкое, молодое население с пелёнок видит только насилие, оружие, убийства, поэтому смолоду воюет и грабит. Женщины вообще никаких прав не имеют и работают с восхода солнца и до его заката. Вся территория провинции была разделена на зоны влияния определённых главарей банд и вооружённые драки за её передел были обыденным явлением. На каждой территории, кишлаке люди жили по законам главарей банд и, что интересно, население это устраивало? Мусульманское коварство, обман, предательство - вот основные черты афганца. Поэтому я смотрел на губернатора провинции и видел в его хитроватых, улыбающихся, поблёскивающих, чёрных глазках подлость и предательство. От него можно ожидать чего угодно! Дальнейшая служба это подтвердила.
  
   После сдачи дел, Нестеров не понятно по каким причинам, тянул время со своим отъездом и, в то же время, сковывал меня в действиях. Сам ничего не хотел делать и за моей спиной, в беседе со своими "корешами", высказывал мысль, что с его отъездом будет очень плохо. Такие же мысли он внушал командиру. Бывают специфические люди, которые хотят показать свою значимость, вместо того, чтобы помочь быстро войти в курс дела (много лет спустя я встретил Нестерова в академии Генерального штаба, так он не вспомнил даже, что я его заменил в Афганистане!). После очередного звонка из отдела кадров 40 армии ему пришлось убраться из полка.
  
   Я облегчённо вздохнул и стал наводить порядок так, как считал нужным. В первых: усилил боевое охранение большинства гарнизонов, распределил и закрепил каждое ущелье, высоту за определённым огневым средством и установил сигналы на открытие огня, провёл тренировки и слаживание всех сил и средств. Во вторых: в отдельных гарнизонах на направлениях наиболее вероятных выдвижения противника установили минные поля, провели инженерное дооборудование. В третьих: все гарнизоны начали разговаривать по кодированным сигналам, а не открытым текстом, как это было при Нестерове. Арутюнян сразу же здраво оценил мою новизну и в последующем уже не вспоминал Нестерова как положительного героя. На декабрь месяц командир мне определил главные задачи - это разобраться с обстановкой в провинции, решить окончательно все вопросы с боевым охранением, разработать план боевых действий на 1982 год.
  
   Рабочий день начинался сравнительно рано - в 6 часов. В это время я садился в машину с водителем и одним разведчиком для охраны и выезжал в Файзабад к советникам, к разведчикам Главного разведуправления для сбора развединформации. За один час я успевал собрать все разведданные у разведчиков ГРУ, в милиции, КГБ, даже частенько заезжал к Николаю Николаевичу. На рабочей карте к 7 часам утра была нарисована картинка, синим фломастером с обозначением где, когда, чем будут заниматься басмачи. С 7:30 до 8:10 за завтраком, в офицерской столовой я докладывал командиру наиболее интересную информацию и свои предложения. В 8:30 проводили развод на плацу, а потом занимались планированием в штабе или организацией подготовки личного состава к очередной операции, или вылетали в различные гарнизоны. С 18 до 19 часов докладывал начальнику штаба армии всё за прошедшие сутки и отсылал подтверждающую мой доклад кодограмму. В 20 часов работа заканчивалась, мы ужинали и ложились спать, однако, с 22:00 и до 2:00 начиналась ночная жизнь, связанная с приёмом докладов, принятием мер по отражению нападения басмачей на гарнизоны, организацией вывоза раненых и т. д. И так почти каждый день, если не проводились боевые операции. Командир и все заместители, за исключением двух - по тылу и по вооружению, жили в бункере - это два помещения общей площадью 30 м. В одном из них мы спали, а в другом был оборудован командный пункт. От стрелкового оружия, безусловно, он защищал надежно, но от миномётного огня нет. Крыша у бункера была сделана редко положенными брёвнами, покрытыми не обрезной доской и рубероидом. Главное преимущество бункера, в отличии от палаток и щитовых бараков, заключалось в том, что летом здесь было прохладно, а зимой тепло.
  
   Определённую помощь в моём становлении как начальника штаба боевого полка оказал командир - Артуш Тетовосович. Когда я приехал, у командира заканчивался второй афганский год, и он уже навоевался. Артуш Тетовосович особо не лез в планы боевых действий, да и сам всегда старался не участвовать в их реализации. Понять его было можно. Прошло два года, а где его замена? Замены не было и ему определённо сказали:
  
   - Так как Вас выдвинули на вышестоящую должность в Афганистане, то послужите ещё полгодика, годик - дополнительно!
  
   Главный принцип Арутюняна был простой:
  
   - Берегите своих подчинённых. Лучше израсходуйте неограниченное количество снарядов для уничтожения басмачей, чем потеряйте хотя бы одного солдата. Относиться к людям надо так, как Вы хотели бы, чтобы они относились к Вам!
  
   И я с ним полностью был согласен. Ведь мы здесь не выполняли очередной план ударной пятилетки и особой необходимости в "диком" героизме не было. Мы находились на чужой земле и воевали для того, чтобы у власти остались выгодные для нас руководители. Сами же эти руководители были туповатые и своими безмозглыми действиями противопоставили себя всему народу. Причём, например, наш губернатор провинции не доверял начальникам силовых структур, а они говорили мне, что он душман - враг.
  
   Артуш Тетовосович довольно часто придерживал меня и всегда советовал не спешить, но я был молод. Мне очень хотелось провести лично что нибудь самому. Ночью, когда раздавался телефонный звонок, Арутюнян не спешил брать трубку, хотя телефон находился от него и от меня на расстоянии вытянутой руки, на тумбочке. Он ждал, что буду делать я и, какие команды последуют от меня. Видно было, что он не спит, но выжидает? Я брал трубку, отдавал какие либо распоряжения, а командир внимательно слушал и, если было не так, как он думает, то он вскакивал, ругался скороговоркой, выхватывал трубку и наводил порядок. Так продолжалось полтора месяца.
  
   Наступило 10 января 1982 года. В этот день вечером, в бункере Артуш Тетовосович объявил:
  
   - Тебе, Александр, и Каминскому пора попробовать свои силы в горах!
  
   Подполковник Каминский Евгений - это заместитель командира полка, так же как и я по срокам прибыл в полк, был по возрасту одногодок с командиром, но выглядел моложе.
   На следующий день озабоченный, сразу после развода я беседовал с начальником разведки полка капитаном Казачёк. Он предлагал прощупать кишлак Какан в ущелье Аргу. От пункта дислокации по прямой 7 км., а если топать ножками по горам, то выйдет не менее 12 км. Предложение было вполне разумным потому, что со мной должна действовать разведывательная рота при поддержке огня артиллерийского дивизиона и под прикрытием вертолётов. За два дня провели все организационные и подготовительные мероприятия, разработали необходимые документы. 13 января проводить рейд в Какан не решились - день плохой. Наступило 14 января. Уже к вечеру я уточнил задачу всем участникам рейда в Какан. Определил, что выдвижение начнём в 22 часа. К этому времени артиллерийский дивизион должен выйти на огневые позиции и быть в готовности к открытию огня. Как нарочно в 18 часов заморосил дождь, который постепенно усилился, подул ветер. Я периодически выходил из бункера и думал, когда же он закончится? В 21.30 пришёл к разведчикам в палатку. Они были готовы. Начальник разведки проинформировал меня, что обычно в такой дождь, в былые времена, никогда операцию не начинали. Однако, надо учитывать, что эта первая моя операция и отменить её граничило даже с трусостью. Объяснять Казачку я ничего не стал, а просто дал команду:
  
   - Вперёд!
  
   Действительно, выдвигаться было сложно уже с первых минут. Представьте себе тёмную, тёмную ночь, без единой звёздочки. Холодный, порывистый ветер в лицо. Дождь сыпит мерно и неторопливо, холодный, зимний, афганский дождь, которому, казалось, и конца не будет. По узкой дорожке, гуськом по одному идут чёрные силуэты. Чем круче становится склон, тем чаще падают солдаты - ведь тёмно: коричневые горы уже превратились в скользящую тёмно-коричневую грязь. Идём молча. Каждый, вероятно, думает о своем, а я, в основном, о правильности выдвижения в район Какан. Главное дойти до цели и не заблудиться, что вполне возможно - на расстоянии двух метров уже ничего не видно? Ориентируюсь в основном по огонькам, которые очень редко зажигаются в кишлаках, или лаю собак, водоразделам, горным хребтам. В голове колонны вместе со мной идёт командир роты старший лейтенант Ломак - бывалый офицер, и я на него надеюсь. Периодически наша колонна останавливается и мы прислушиваемся. Пытаюсь увидеть, что нибудь в бинокль ночного видения, но не тут то было! Бушлаты, брюки - всё промокло. Командир роты говорит, что это "семечки", всё ещё впереди! В час ночи вместо дождя пошёл снег, а под ногами уже не чавкала грязь, а похрустовал лёд. Климат в Афганистане интересный - в январе, например, дневная температура может быть 20-25 градусов тепла, но ночью в том же районе возможно минус 15. Если поднимаешься в горы летом, то на трёх километровой высоте лежит снег и температура минус, в то же время, в долинах 50-55 градусов в тени. Солдаты основательно промокли, но тепло, энергия, выделяемая при подъёме в горы, не давала мёрзнуть. Хребты относительно пологие, правда и узенькая дорожка, куда то пропала, под ногами всё чаще попадаются булыжники. Вышли на ровное горное плато. Впереди, в непроглядной мгле залаяли собаки, и прозвучал выстрел!
  
   - Что это? - спросил я.
   - Наверное, душманский пост перед кишлаком Какан. Вот как его обойти? - сам себе задал вопрос командир роты.
  
   Минуты три мы напряжённо вслушиваемся. Собаки уже не лают; я слышу возбуждённое дыхание командира роты - он стоит рядом, слышу, как бьётся моё сердце и только периодические порывы ветра и снега в лицо перекрывают все остальные звуки - ни лая, ни шума, ни говора мы уловить не можем? Потянулись минуты напряжённого ожидания. Тишина, стоявшая над погруженным во мраке горным плато, казалась мне зловещей. Охваченный тревогой и нетерпением, я почти неотрывно глядел в густую тьму, висевшую на северной окраине Какан. К нам подошёл начальник разведки, посовещались и решили спуститься вниз в ущелье к высохшему руслу реки и далее выйти к кишлаку. Риск большой, потому что в горах побеждает тот, кто выше и контролирует высоты и перевалы, но ночь то "хоть выколи глаза" - ничего не видно! Спуск по крутому склону был сложнее. Здесь уже все шли на четырёх опорах. И руки, и ноги осторожно искали выступы. Выдвижение замедлилось. До рассвета оставалось не более двух часов, а мы ещё только спускались к сухому руслу реки. Периодически, по радио запрашиваем артиллеристов для проверки их готовности, но им то что? У них всё хорошо! Сидят себе в перекрытых щелях, блиндажах, в тепле, с чаем и едой, в окружении боевого охранения. Вот и русло реки! Я собрал командиров и уточнил задачу:
  
   - Главное с подходом к кишлаку обойти его справа и слева и занять все командные высоты, не дать возможности отхода противника в южном направлении. Прочёсывание начнём с рассветом!
  
   Разделились на две группы по 30 человек и пошли каждый к своим высотам. С правой группой разведчиков действовал Казачёк, а я и командир роты с левой.
  
   Рассвет наступил стремительно, а мы ещё полностью не заняли высоты, не заблокировали южное направление. Я торопил левую и правую группы, однако усталость, холод, ночной порывистый, ледяной ветер своё дело сделали, и разведчики старались, как могли.
  
   Внизу под нами на эффективной дальности стрельбы из винтовки виднелись заснеженные крыши кишлака. Кишлак спал! Это хорошо! Но только я об этом подумал, как из Какан низким басом, разборчиво, не спеша, заработал крупнокалиберный пулемёт в направлении нашей группы. Стреляли экономно по 3-5 патронов в очереди, прицельно. Одновременно с пулемётом застрекотали, защёлкали и горы где находились наши. Что делать? Пулемёт ДШК - это серьёзное оружие, тут без артиллерии не обойтись. Разведчики прятались за камни, одновременно вели огонь в направлении ДШК. Я запросил огонь артиллерии. Первый пристрелочный снаряд попал в центр кишлака, в 100-150 метрах от пулемёта. Это было очень прилично, поэтому следующая команда последовала немедленно:
  
   - Одной батареей, по двадцать снарядов, огонь!
  
   Вдалеке, за горизонтом гор послышались выстрелы артиллерии и уже, через несколько секунд весь кишлак вздрогнул, затряслась земля, заохали, застонали горы. Снежная пыль, бурая кусками глина, какие то брёвна, доски полетели вверх и разные стороны. Пулемёт душманов замолк, но весь кишлак как потревоженный муравейник зашевелился, на улицы и улочки, дворы выбежали люди в белых, синих штанах, коровы, овцы. Я запросил вертолёты огневой поддержки, но из-за плохой погоды - низкой облачности, полёты запретили. На южной окраине Какан появились группы мужчин по 3-5 человек, которые убегали в направлении ущелья. Причём, бежали так быстро и так высоко прыгали через препятствия, что им могли бы позавидовать самые выдающиеся спортсмены Олимпийских игр! Некоторые из них были с оружием, но сопротивляться не думали, теряя на бегу свои головные уборы, полураздетые, даже босиком, все улепётывали в чёрные скалы. Я несколько раз стрелял из автомата по одному маленькому, толстенькому в чалме душману. Трассеры ложились то справа, то слева, но никак не хотели остановить его. Однако по какой то причине, он всё-таки упал и больше не вставал. Команду на перенос огня артиллерии по ущелью я дал, но, может быть, с некоторым опозданием. По ущелью артиллеристы выпустили более 100 снарядов, а нашли мы там всего одного убитого. Настало время чистки кишлака. Оставив на господствующих высотах пулемётные расчёты, мы, не спеша, с двух направлений, начали спускаться к кишлаку. Сопротивления никакого не было. Да и люди опять исчезли. Остались только гавкающие собаки, блеющие овцы да коровы. Когда спускались с гор, периодически, короткими очередями вели огонь по кишлаку. Может быть и для того, чтобы самим не было страшно? Моя группа подошла к окраине Какан, к высокому забору из булыжника. Все разведчики в группе были разбиты по тройкам - это наиболее рациональный вариант действий при чистке, когда каждый страхует своего товарища. Через несколько минут все 30 человек растворились и исчезли. Куда?! Со мной был командир роты, два связиста, один огромный разведчик с маленьким автоматом. То справа, то слева послышались автоматные очереди, несколько раз взорвались ручные гранаты? Разведчики после проверки домов, с населением кишлака должны были собраться у двухэтажного, глинобитного дома, вероятно, там жил бай? По времени на всё отводилось 60 минут. Я же со своей группой зашёл в один дом, посмотрел, как живут афганцы. Там никого не было, но у входа в 2-3 метрах от двери была вырыта нора. Командир роты пояснил, что хозяин, наверное, залез туда. Как выкурить его? Как вызвать, пригласить на беседу? Оказывается очень просто! Командир роты пожёг "синеглазку" - это дымовая шашка со слезоточивым газом и бросил её в дыру. Оттуда повалил дым, а мы встали с подветренной стороны, ждём, держим оружие в готовности к открытию огня. Через 2-3 минуты в дыре появилась испуганная морда в чалме, в слезах, рыдающий, мычащий что то не понятное вылез мужик лет 30-35, потом дед, женщина похожая на бабу Ягу. Ничего не объясняя, наш огромный разведчик собрал их в кучу и мы последовали дальше. Так дом за домом, набрав человек 20, и вышли к указанному мною ориентиру. Здесь уже было много народу. Начальник разведки к нашему приходу поделил всех на тех, кто мог бы стрелять в наших солдат и тех, кого целесообразно оставить в кишлаке. Увидев меня, Казачёк предложил отобранных забрать в полк с собой и там разобраться с привлечением работников КГБ Афганистана, остальных оставить и предупредил:
  
   - Вертолётов нет! Да и нас всего 60 человек, целесообразно "делать ноги". Через час-два сюда подтянутся банды. Можно пожизненно остаться в этом кишлаке!
  
   Я сам понимал, что пора уходить. Забрали трофеи: один ДШК, 6 автоматов, 2 винтовки "БУР", распределили тех, кого берём с собой равномерно по колонне (в случае обстрела колонны, бандиты будут вынуждены вести огонь по своим) и в путь. Домой всегда идти приятно, потому что там тепло, горячая еда, баня. Шли быстро, без привалов, ни от кого не скрываясь и в основном по горным хребтам. Через 4 часа пути проходили КПП в пункте постоянной дислокации. Меня встретил на КПП Арутюнян, поздравил с началом боевой деятельности, спросил, как всё проходило, дал несколько дельных советов.
  
   В бункере уже накрыли стол, и все замы томились в ожидании. Героем дня был, конечно, я. Особых поздравлений не было, но своих 200 грамм я выпил и сразу же стало хорошо, тепло на душе. Потом пошёл в баню, отмыл всю грязь. В бункере на кровати лежал Каминский - заместитель командира. Ему не терпелось узнать, что и как происходило - он ещё ни разу в таких мероприятиях не участвовал. Я всё красочно, подробно рассказал, а потом непроизвольно заснул.
  
   4 февраля 1982 года проводил уже вторую боевую операцию в районе кишлака Чаки-Абдуль, приблизительно 16 км. от пункта дислокации. В район операции привлекались: 2 мотострелковый батальон, батальон афганского пехотного полка, разведывательная рота полка. В период выдвижения нас поддерживал артиллерийский дивизион, а в ходе боя Файзабадская эскадрилья вертолётов огневой поддержки. Выдвижение к Чаки-Абдуль осуществлялось тоже тёмной, тёмной ночью. Мы вышли на высоты 2,5-3 км., где помимо холодного, сильного ветра, был ещё и глубокий снег с ледяной коркой сверху. Идти было очень трудно. Ледяной наст, присыпанный свежим снегом, ломался, ноги глубоко вязли в сугробах. Ветер, дувший теперь в бок, швырял хлопьями прямо в лицо. Пришлось двигаться гуськом. Проваливаясь в снег и тяжело дыша от быстро нарастающей усталости, я поражался силе и выносливости разведчиков, которые шли впереди и, по сути дела, прокладывали нам путь. В период выдвижения была допущена существенная ошибка - на подходе к объекту операции, разведывательная рота наткнулась на душманский пост охранения. Бандиты отсиживались в домике в горах, в тепле, полагая, очевидно, что в такую ночь вряд ли может случится какое либо происшествие. Одного басмача захватить удалось без выстрелов, но второй, как дикий заяц, "поскакал" к своим. Допрос захваченного бандита ничего не дал, а наоборот усугубил положение дел - бандит вырвался и побежал по склону. Чтобы не упустить его из вида, капитан Мельник открыл огонь из автомата трассирующими пулями, а это как сигнальные ракеты в тёмную ночь. Душман упал, но идти в район операции было уже, вероятно, бессмысленно. Однако теплилась надежда на лучшее и я приказал выполнять поставленную задачу. Из назначенного района банда численностью около 200 человек ушла не задолго до нашего прихода.
  
   8 февраля 1982 года для проверки состояния маршрутов подвоза ГСМ, продовольствия, боеприпасов в полк прибыла комиссия с начальником оперативного управления Туркестанского военного округа полковником Кицак. Командир мне поставил задачу:
  
   - Взять одну мотострелковую роту на БМП и провести всю комиссию по маршруту Файзабад, Кишим.
  
   Сама по себе дорога была очень сложной, протяжённостью 110 км. На некоторых горных серпантинах танк Т-62 не мог проехать, так как гусеница не умещалась на проезжей части. Дорога проходила по наведённым мостам, горным серпантинам, через кишлаки, где спокойно жили басмачи, её постоянно минировали. Именно на этой дороге разворачивались жестокие бои с мятежниками. Для бандитов дорога была источником жизни - нападая на колонны они получали продовольствие. боеприпасы, горючее. Вдоль дороги справа, слева в кюветах, в промоинах валялась подбитая, разграбленная, советская техника, что оказывало удручающее влияние на наших бойцов.
  
   9 февраля в 6 часов утра колонна начала движение. С воздуха нас сопровождала пара вертолётов МИ-24. Сравнительно быстро мы прошли одну треть всего маршрута. В ходе марша я периодически высаживал сапёров с собаками на вероятные районы минирования дороги, а иногда по опасным ущельям открывал огонь из пушек на БМП. Сапёры - молодцы! В районе кишлака Кури на дороге нашли тщательно замаскированную противотанковую мину. Хотя её обнаружили своевременно, сама мысль, что дорога местами минирована и в любой момент можно взлететь на воздух, всё время давит на психику, создает какое то паскудное внутреннее напряжение, от которого я никак не мог избавиться. Когда подходили к кишлаку Артынджилау, по радио сообщили, что две последние БМП обстреляли с гор басмачи. Я увеличил скорость и быстро вышел из зоны обстрела, а в район расположения бандитов направил вертолёты, которые сразу приступили к их уничтожению. К 15 часам подошли к кишлаку Баладжари. В этом кишлаке постоянно дислоцировалась банда Вадуда численностью более 300 человек. Дорога проходила через кишлак и объехать его было просто не возможно. Подъезжая к Баладжари, я обратил внимание, что на крышах, на улицах, во дворах ходят дети, женщины, некоторые, так называемые, дехкане - крестьяне, а это верный признак того, что нападать на нашу колонну не собираются. Проезжая через кишлак, я видел с какой ненавистью и злобой дехкане смотрят на нас. Все два километра дороги через кишлак держал руку на тумблере радиостанции и в любую секунду готов был дать команду "Огонь!", но всё обошлось. Впереди в 5 км. от Баладжари виднелся Кишимский гарнизон полка. Въехали в гарнизон, попрощались с комиссией, я взял у командира 3 батальона майора Карпенко два танка в голову колонны, для усиления и мы с ходу пошли в обратную дорогу. Расчёт был предельно прост - от Кишима до очередного ближайшего гарнизона 20 км., если мы сейчас проехали этот участок и дорога оказалась не заминированной (население Баладжари, вроде бы, не собиралось сегодня воевать), так лучше сегодня же проскочить этот наиболее опасный участок и переночевать в другом гарнизоне. Я ошибся! Уже подъезжая к Баладжари увидел, что население как по команде исчезло, кишлак вымер? Ревели моторы танков и боевых машин пехоты, колонна медленно втягивалась в Баладжари.
  
   Внезапно в эфире прозвучал сигнал тревоги:
  
   - Первый! Я броня! Первый танк подбит! Горит!
  
   И тут началось нечто невообразимое! Справа и слева по колонне почти одновременно открыли огонь басмачи. Пули лязгали о броню, гранаты от ручных гранатомётов летали то с правой, то с левой стороны. Я скомандовал:
  
   - Пушки ёлочкой! Огонь! Небо, я земля, отработай справа, слева от колонны!
  
   Хорошо, что пара вертолётов висела над нами. Она сразу пошла на боевой курс и запросила помощь из Файзабадской эскадрильи. Остановить колонну в окружении 300 басмачей было бы преступно, поэтому командир танкового взвода решал всё! Танк погасить удалось, но он не мог стрелять - из гранатомёта пробили пушку с двух сторон и был ранен механик-водитель, но танкисты нашего полка ребята были смышлёные. Колонна снова поползла вперёд. Вертолётчики опустились на высоту 50 метров и на огромной скорости, выпуская ракеты, стреляя из трёх пулемётов, то и дело курсировали вдоль колонны. Я на боевой разведывательной машине подъезжаю к промоине в центре кишлака и, тут выскакивает мужик в белой чалме, синих шароварах и с 30-40 метров стреляет из гранатомёта в левый борт машины. Раздаётся оглушительный взрыв, я падаю на сиденье командира, так как стоял по пояс в люке и моя машина перегораживает всю дорогу - упирается в каменный забор. В машине густой белый дым? Механик водитель по внутренней связи кричит мне:
  
   - Товарищ майор! Горим!
  
   И убегает из машины. Наступило какое-то шоковое состояние, растерянность, во рту у меня пересохло, сердце колотилось, как бешенное! В голове только одна мысль: "Что делать?!" По радиостанции мне что то докладывали, но я слушал и не слышал! Что делать?! Прошло минут пять. Я посмотрел вверх на открытый люк, увидел, что по прежнему летают трассеры, протянул правую руку вправо и назад и нащупал сапог наводчика машины, дал ему команду:
  
   - Непрерывно вести огонь из пушки и пулемёта!
  
   Посмотрел вперёд к механику-водителю на пуль и через дымку увидел светящиеся лампы и приборы. Значит не так всё плохо? Полез к механику на сидение, завёл машину и дал задний ход. Машина без причины начала поворачивать налево? Я дал передний ход и она по той же траектории упёрлась в забор и заглохла? Высунулся из люка, посмотрел на левую гусеницу - оказывается, у БРМ перебило гусеницу, частично намотало на ведущую звёздочку и подпёрло под верхний броневой лист. Стало ясно - уже никуда не уедешь и вся колонна стоит за тобой, кроме двух танков, которые вот-вот сожгут. Даю команду танкистам:
  
   - Развернуться и подойти ко мне!
  
   Всех предупреждаю, чтобы задним ходом начали отход в Кишим. Танкисты, используя вес и броню своих машин, начали валить на пути движения афганские мазанки. На бешеной скорости подлетели ко мне. Разбираться не стали, набросили тросы на БРМ и под грохот канонады медленно потянули меня из кишлака. Я оказался в последней машине и через тримплекс видел, как из различных ворот, из-под заборов, каких то ям выползают бородатые животные, перебегают, пытаются выстрелить из гранатомётов, некоторые безжизненно падают прямо на дорогу - это подлетели вертолётчики и долбили их всем, чем можно. В 18 часов, то есть почти через три часа боя, все сосредоточились в Кишимском гарнизоне. Проверили людей. Оказалось, погибло двое, шесть человек имели ранения. По радио доложил Арутюняну, который меня обматерил с ног до головы, назвал плохими словами и приказал выдвигаться обратно послезавтра. Убитых и раненых в тот же день забрали вертолётчики.
  
   На следующий день все усиленно готовились к бою: ремонтировали повреждённую технику, пополняли боекомплект. Я с командирами взводов разрабатывал тактику действий. Ведь идти придётся опять через это пропащее место, но мысленно себе уже определил, что с бандой Вадуда надо кончать.
  
   11 февраля в 8 часов готовые к бою, попрощавшись с командиром 3 батальона Карпенко, мы двинулись в неизвестность? Душа и сердце моё клокотали! Самое главное надо собраться мыслями, не растеряться и действовать так, как намечено. По моей просьбе первая пара вертолётов должна прихватить с собой по две 250 кг. бомбы. Подъехали к Баладжари на дальность 800 метров, я остановил колонну и смотрю в бинокль - враждебный кишлак вымер?! Даже животные и то исчезли. Никого не видно. Значит, будет бой! Стало ещё страшнее. Такие чувства испытывал, вероятно, не я один. БМП по воздуху не летают, надо ехать. Была, ни была! Будь, что будет! Даю команду бронегруппе:
  
   - Пушки ёлочкой!
  
   Это значит - первая машина разворачивает пушку вправо и ведёт огонь справа, вторая влево и так по всей колонне. Следующая команда:
  
   - Небо, я земля, прошу бомбы по центру Баладжари!
  
   Колонна набирает скорость. В центре кишлака в небо взметнулись и грязь и брёвна. Даже через шлемофон я услышал мощные разрывы бомб. Не доезжая до окраины кишлака 300 метров, даю следующую команду:
  
   - Из всех видов оружия, огонь!
  
   Вся колонна ощетинилась языками пламени и трассирующими пулями. Въезжаем в Баладжари, идём со стрельбой не останавливаясь, пехота бросает ручные гранаты за каменные заборы справа и слева. Всё стреляет, взрывается, гудит и рычит, над нами проносятся вертолёты и так же поливают огнём всё, что можно. Инициатива в наших руках! Басмачи обалдели! Они не ожидали такого. С их стороны постреливают, но это далеко не так, как было 9 февраля! Выскакиваем из кишлака, вот теперь мусульмане собирайте труппы! По радио мне сообщили, что есть тяжело раненый, надо остановиться и оказать помощь. Отъехав от Баладжари на два километра, останавливаю колонну и бегу к БМП, где раненый. Его уже вынули из БМП и положили на траву. Он как-то судорожно дышит, без сознания, ранение в грудь. Фельдшер делает два укола "Промедола", перевязку, грузим и продолжаем движение. На других участках мы обстреливали все кишлаки и не дожидались, когда это сделают душманы.
   По приезду в полк, Арутюнян меня выслушал внимательно, поругал, а потом сказал:
  
   - В таком положении мог оказаться и я сам, но то что два труппа есть - это несмываемая вина командира, то есть твоя вина! Солдат надо беречь!
  
   Час расплаты с бандой Вадуда настанет, но об этом позже.
  
   После "путешествия" в Баладжари я два раза ходил в засады с разведротой на возможные маршруты выдвижения банд мятежников. Но засады проводить не интересно, особенно зимой. В район проведения засады обычно выдвигались в 20 часов и располагались вдоль маршрутов, блокируя близлежащие высоты. Сидели по 5-8 человек с небольшим интервалом. Курить нельзя, разговаривать нельзя, можно только мёрзнуть. Придут басмачи, или не придут - тоже не понятно? Иногда мы охотились на душманов, а они на нас. Участие в засадах - это дело новичков, блох задаром кормить или геморрой отращивать. Мне хотелось большего.
  
   14 марта 1982 года, имея в распоряжении два батальона, я руководил операцией в районе Гумбади-Паин. Провели её успешно. Здорово потрепали банду Басира, но сам главарь ушёл. Много пленных, оружия и небольшие потери с нашей стороны. Поле этой "зачётной" операции Арутюнян сделал вывод:
  
   - Александр, теперь я за свою смену спокоен. Давай действуй, но не спеши!
  
   В последующем всех, кто приезжал в полк, Арутюнян отсылал ко мне и особенно не вникал в подробности предстоящих боевых действий.
  
  

ЛУЧШИЕ БОЕВЫЕ БУДНИ

  
   Наступила весна. Везде с первым теплом, первыми солнечными днями жизнь становится интереснее. Хорошее настроение, большая самостоятельность в принятии решений способствовала и результатам боевой деятельности полка. Правда, с наступлением весны активизировались и басмачи - чаще начали нападать на гарнизоны, обстреливали одиночные машины даже в непосредственной близости от полка. Был случай в апреле 1982 года, когда в 14 часов группа бандитов обстреляла машину советников в промоине горной реки рядом с КПП. Убили двух хороших людей и ушли безнаказанно в горы. В городе Файзабад басмачи чаще обстреливали советников в их расположении, поэтому весёлая жизнь у советников закончилась и они днём и ночью охраняли себя, хотя про бражку не забыли. В апреле, начале мая я провёл ещё две небольшие операции севернее Файзабада, но с каждым днём задумывался, что не пора ли свести счёты с бандой Вадуда? Надо было поставить точку с этим кишлаком, выставить отдельный гарнизон и спокойно проводить любые колонны по маршруту Кишим, Файзабад. Свой план решил осуществить 20-25 мая. Продуманно разработал всю операцию. Учитывая, что в Баладжари находилась банда численностью более 300 басмачей, к операции привлекались: два мотострелковых батальона, танковая рота, разведывательная рота, одна батарея 122 мм. гаубиц, эскадрилья вертолётов огневой поддержки (20 вертолётов), батальон афганского полка, рота КГБ Бадахшана. В общем, набралось более 1000 человек. Как сосредоточить эти силы не заметно для Вадуда? Ведь они всё видели и разведка у них работала не плохо. Решил, что целесообразно все перемещения приобщить к очередной проводки колонны с материальными средствами из Кишима в Файзабад под видом усиленного боевого охранения. Заранее проинформировал афганцев, что для усиления будете сопровождать колонну. Доведённая до афганцев информация сразу станет достоянием басмачей, потому что командиры 24 пехотного полка были связаны с бандитами родственными связями. К 20 мая в Кишим из СССР должна была подойти большая колонна из 250 грузовых машин с продовольствием, ГСМ, боеприпасами. К этому времени на вертолётах из пункта постоянной дислокации в Кишим я перебросил разведывательную роту и одну роту 3 мсб (две роты батальона составляли Кишимский гарнизон и постоянно находились там). Так же на вертолётах были переброшены и афганцы, но за несколько дней до начала операции и место им определили не в нашем гарнизоне, а в заброшенной крепости в самом Кишиме. Оставшиеся до операции дни афганцы занимались не понятно чем, но это и к лучшему. Ведь они ходили по базару в Кишиме и распространяли слухи, что не сегодня, так завтра пойдёт большая советская колонна. Басмачи ждали её. Им нужны были боеприпасы, продовольствие, горючее. Разведка сообщала, что банда Вадуда готовит нападение - подготовлены засады, минируют дороги в центре кишлака. Всё шло так, как положено. Второй батальон майора Баженова 19 мая прибыл в район третьего моста, в гарнизон в 20 км. от Баладжари, что так же не вызывало подозрения у бандитов.
  
   По замыслу операции одна рота 3 батальона в ночь с 20 на 21 мая должна блокировать Баладжари со стороны гор по командным высотам. С другой стороны кишлака протекала горная речка Кокча, которую преодолеть довольно трудно. В установленное мною время два мотострелковых батальона должны сходящими с севера и юга направлений окружить и прочесать кишлак. Афганцев я хотел использовать в первом эшелоне с южного направления под присмотром 3 мсб и разведывательной роты полка. На следующий день силами 2 мсб обеспечить проводку грузовой колонны до Файзабада, а 3 мсб с афганцами в последующие дни провести ряд операций южнее Кишима. 18 мая я прилетел в Кишим. Перед отлётом согласовал все вопросы с летчиками и предупредил их, чтобы 18 вертолётов для первого огневого удара подвесили бомбы не менее чем по 250 кг. каждый. Всё, вроде бы, готово! 20 мая колонна из 250 машин прибыла в Кишим и остановилась в гарнизоне. Вечером этого дня я последний раз собрал всех участников боя, кроме афганцев и уточнил все вопросы взаимодействия. Потом вызвал командира 24 пехотного полка подполковника Гуса и сказал, чтобы он к 8 часам прибыл с батальоном и ротой КГБ в наш гарнизон, а в дальнейшем задачу я ему уточню.
  
   Эту ночь уже не спал и ещё раз продумывал все варианты возможных действий. В 2 часа ночи 21 мая дал команду на выдвижение и блокирование высот роте 3 мсб. Рота ушла во тьму и только по докладам командира можно было судить, как идут у них дела. В 8 часов 3 мсб, усиленный танками уже стоял в полной готовности. К этому же времени подошли афганцы, приблизительно 300 человек. Я поставил задачу командиру полка и он очень удивился, но не выполнить мой приказ он не мог - только вчера он клялся и божился, что за освобождение своего народа пойдёт на всё и именно эти слова я ему припомнил. В 7:30 дал команду батальону Баженова поэтому, когда мы ещё в Кишиме собирались, его батальон стремительно выдвигался к Баладжари. В 8:45 командир 3 мсб начал выдвижение из Кишима. Ровно в 9 часов над Баладжари появились вертолёты.
  
   - Небо, небо, я земля, прошу бомбы по Баладжари! - скомандовал я.
  
   Все 18 вертолётов кружили над кишлаком по малому и большому кругу, чем-то напоминая рой пчёл над банкой с вареньем. Чуть ли не одновременно от вертолётов отделилось больше десятка, каких то точек и, набирая скорость, полетели вниз. Задрожала земля. Над кишлаком, как раскаты чудовищного грома, покатился гул взрывов. В небо гигантскими грибами взметнулись клубы чёрного дыма, смешенного с бурой, коричневой пылью. Над Баладжари опустилась коричневая ночь! С расстояния 800 метров это смотрелось впечатляюще - видно было, как афганские домики разлетаются в разные стороны и превращаются в столбы пыли. Коровы, овцы выбегали из этого ада и бежали как скакуны, не останавливаясь, вплоть до гор. Через одну минуту БРМ, на которой сидел я, опять вздрогнула и Баладжари превратилось в огромное чёрно-коричневое облако! По замыслу с вертолётов должны были сбросить ещё 10 больших дымовых шашек, но дыма не видно? Запросил лётчиков:
  
   - Как в отношении дымовых шашек?
  
   Мне доложили, что всё сбросили. Командир афганского полка сидел как парализованный, но это было ещё не всё?! Я должен был отомстить за всех погибших от банды Вадуда. Командир эскадрильи доложил, что уходит на перезарядку, здесь оставляет пару "Крокодилов", вернётся обратно через час, бомбы возьмёт по 100 кг. Вертолёты ушли. Теперь дело за артиллерией и миномётчиками. Первый огневой налёт сделали по южной окраине кишлака, прямо перед нами. Дал команду на открытие огня из танков. С севера батальон Баженова тоже открыл огонь из танков и находился в 800 метрах от Баладжари. Воздух сотрясался от оглушительных разрывов снарядов и от неумолчного рёва гаубиц и танковых пушек. Всё грохотало. Начало прошло успешно, а ведь не зря говорят, что хорошее начало - это половина успеха! Появился белый дым - значит дымовые шашки действуют. Даю команду батальонам на переход в атаку. Бронегруппа рванулась с места и вслед за танками подходит к окраинам кишлака. Над головой засвистели пули, даю команду на спешивание и одновременно огонь открывают боевые машины пехоты. Афганцы, наши солдаты идут в одной цепи, артиллерия и миномёты перенесли огонь в глубину кишлака. Захватили первые дома, развалины на южной окраине. Баженов докладывает, что продвинулся в кишлак на 150 - 200 метров и встал из-за сильного сопротивления. Даю ему разрешение, на управление огнём артиллерийской батареей и снаряды сразу же полетели по его заказу. На нашем направлении, вроде бы, нормально, но пехоты не видно - она зашла в кишлак и растворилась в дыму и чёрной пыли. Левого, правого флангов бронегруппы тоже не видно? Ориентируюсь только по докладам по радио. Сам с группой управления, командиром 24 пехотного полка, под прикрытием одного танка продвинулся в глубину кишлака на 100-150 метров и зря, потому что слева, сзади раздаётся выстрел из ручного гранатомёта и граната пролетает чуть-чуть выше башни танка. Посылаю туда разведчиков. Через 15-20 минут они возвращаются с гранатомётом и докладывают, что душману капут! По радио передают:
  
   - Правый успешно продвигается - сопротивление слабое!
   - Левый встал - сильный пулемётный огонь, прошу артиллерию!
  
   Баженов тоже вынужден стоять - ведёт огневой бой. Прошло определённое время. Над землёй ещё висела тёмно - коричневая пыль, когда из-за тёмной стены горного массива, внезапно с прерывистым цоканьем и гулом вынырнули вертолёты. Поблёскивая в лучах солнца, они огромной стаей летели к кишлаку. При подлёте к Баладжари, довожу задачу командиру эскадрильи и даю команду своим подразделениям обозначить передний край огнями оранжевого цвета. Вертолёты заходят на боевой курс и последовательно сразу по две бомбы, бросают смерть на кишлак по всей площади, потом заходят повторно и по целому блоку ракет выпускают вниз. Мы находимся в непосредственной близости от разрывов и вжимаемся в землю, но при каждом взрыве она нас отталкивает! Земля, пыль падает сверху, ничего не видно, даже нашего танка. Темно! В эфире тишина! Проходит 10, 15, 20 минут. Рядом со мной лежат связисты, поодаль подполковник Гус протирает глаза и кашляет. Появились проблески солнца, над кишлаком зависли многослойные пласты пыли и дыма. Тихо! На направлении майора Баженова послышалась стрельба, разрывы и мгновенно, дружно её подхватили на нашем направлении. Кишлак снова ожил, зашевелился. Даю команду:
  
   - В атаку вперёд!
  
   Боевые порядки не вижу, но слышу рёв моторов танков и БМП - значит и пехота пошла вперёд. Всё нормально! Продвигаемся медленно. Куда спешить? На тот свет? Зачем? Прошли около 200 метров и опять нас остановили басмачи. Вызываю огонь артиллерии, стреляют танки, вертолёты опустились на предельную высоту и по команде обрабатывают бандитов ракетами. Так продолжалось, приблизительно, до 16 часов. В конце концов, на единственной дороге по которой я продвигался, вижу БМП майора Баженова. Подъехал, подошёл ко мне. Весь грязный как негр, щека кровоточит, глаза, очевидно, от недосыпания красные, как у кролика, но комбат улыбается.
  
   - Что такое? - спрашиваю я.
   - Когда бросали бомбы, мне чем-то по щеке шлёпнуло. Мои сейчас заканчивают с черножопыми - вон там! Что потом?
   - Потом всех в Кишимский гарнизон на отдых. Сдай трофеи Карпенко. Потери большие?
   - Есть четыре солдата. Хорошие ребята были. Командир взвода Гизоев тяжело ранен"
  
   После чистки Баладжари прибыли в Кишим. Погибших, раненых отправили вертолётом, собрали трофеи: около 200 единиц стрелкового оружия, противотанковые итальянские мины, два крупнокалиберных пулемёта, два 72 мм. миномёта и много боеприпасов. Банды Вадуда больше нет!
  
   А потом накормили всех, отмылись и я с Баженовым и Карпенко выпили по 300 грамм за успех и за погибших. На следующий день мы отправляли грузовую колонну в сопровождении батальона майора Баженова в Файзабад, а я остался в Кишиме для проведения операций в районах Хушкадара, Самарканди. Командир полка по радио сдержанно, но с удовлетворением поблагодарил меня и сказал:
  
   - Пора настала послать тебе на орден!
  
   Ещё около пяти дней мы воевали в районе Кишима, а потом я улетел в Файзабад.
  
   Долго отдыхать не пришлось - началась Панджерская операция под руководством Командующего 40 армии. Нашему полку в составе полутора батальонов, усиленных батальоном афганцев, ротами милиции и КГБ Бадахшан, предстояло высадиться на вертолётах в 8 км. от Пакистанской границы, захватить аэродром в районе Эвим, восемь лазуритовых шахт и не допустить отхода банды Ахмед Шаха Масуда за границу. В районе предстоящей высадки дислоцировался душманский полк Гульдода численностью около 1100 человек. Аэродром мятежники временно заминировали и завалили камнями. Руководителем операции полковой группировкой назначили Арутюняна, но ему до замены оставалось всего пять месяцев! Тем более, что начальник штаба армии его земляк - генерал Тер Григорянц. Арутюняна информировали, что помимо тех сил душманов, которые там имеются, поддержку мятежникам может оказать пакистанская авиация. Намечалась серьёзная бойня? 28 мая 1982 года всех участников операции перебросили на самолётах на аэродром в Баграм. В полку остался я в окружении боевого охранения и выполнял распоряжения Арутюняна, которые получал по космической связи из штаба руководства операцией. Прошло три дня спокойной жизни и вдруг 31 мая, уже ночью, в бункере раздался звонок по телефону космической связи. Говорил Артуш Тетовосович:
  
   - Завтра вылетаешь в Кундуз в полной экипировке. Там в 11 часов тебя будет ждать Ан-12, бортовой номер 631. Всё остальное узнаешь позже. Понял?
  
   Конечно, понял! Вероятно, полетим вместо Арутюняна? Что тут не понять. Утром за себя оставил зам. по тылу, прибыл в нашу эскадрилью и на паре "крокодилов" меня быстренько привезли в Кундуз. К вертолёту, после посадки подошёл майор лётчик и спросил:
  
   - Кто майор Рябшев?
  
   Подошёл к нему и он пояснил, что прислан сюда начальником штаба армии за мной:
  
   - Приказано доставить Вас в Баграм!
  
   Для меня выделили огромный, с горбатым хвостом самолёт Ан-12. В самолёте никого, кроме экипажа не было. Сразу стало ясно, что всё это довольно серьёзно? Ещё где-то 30 - 40 минут полёта и мы уже в Баграме. К самолёту подъехал УАЗ с Арутюняном. Он радостно, как самый близкий родственник, обнял меня, поцеловал в щеку:
  
   - Хорошо, что ты прилетел. Каминский с геморроем госпитализирован, а 2 июня мы начинаем. Понял? Поехали к начальнику штаба армии. Садись!
  
   Генерал Тер Григорянц меня хорошо знал, ведь встречались с ним ежемесячно в Кабуле при утверждении планов боевых действий на месяц, поэтому он сразу же подвёл к плану операции и начал объяснять в целом по операции, а потом конкретно задачу полка. Показал фотографии Ахмед Шаха и дал ему характеристику. Определил срок:
  
   - На 2 июня вылет!
  
   Для переброски сил мне выделялось 48 вертолётов Ми-8мт и 12 вертолётов Ми-6. Почему такое большое количество вертолётов? Потому что вертолёты могли брать на борт только по 10 человек пехоты, так как перелетали через перевал на высоте 4,5 км., а это максимальная для вертолёта высота полёта. Дай бог, не зацепиться колёсами за перевал! На следующий день, рано утром, вместе с Арутюняном подняли всех участников, построили. Я вызвал всех командиров и ещё раз напомнил основные вопросы взаимодействия в ходе боя, пожелал всем успеха. Подразделения в 6 часов уже сидели в вертолётах. Я находился около головного вместе с Арутюняном, начальником связи полка и командиром вертолётного полка. Мы ждали сигнала с самолета-разведчика о погоде в районе перевала. По радио сообщили:
  
   - Перевал открыт!
  
   Я попрощался с командиром полка, поцеловались и в путь!
  
   Армада вертолётов загудела и последовательно, по звеньям уходила на восток. Внизу по-прежнему виднелись коричневые горы, а ближе к перевалу появились белоснежные, блестящие шапки. Чем ближе к перевалу, тем меньше высота под нами, тем сложнее стало дышать. Перевал перелетали, действительно, чуть не цепляясь колёсами. По всему телу прошла какая то изморозь. Создавалось впечатление, что в меня вонзилась тысяча маленьких, тоненьких иголок, но это скоро прошло и одно чувство сменилось страхом неизвестности? Мои попутчики тоже нервничали. Видно было по начальнику связи майору Сидорову, как он ёрзает по сидению, то и дело посматривает в иллюминатор. Перед высадкой на аэродром Эвим по полку Гульдода должны были нанести три удара полком истребительно - бомбардировочной авиации. Это успокаивало, но что будет потом? Ведь не авиация захватывает территорию, а бедная пехота - самый кровожадный род войск. Именно она сидела в окопах по ночам и отражала любые нападения бандитов. А сколько тягот и лишений выпало на её долю? Даже элементарный вопрос: "Где поспать пару часов в ходе длительной операции?" Только в какой ни будь воронке от бомбы или, в лучшем случае, сидя в десантном отделении БМП. А если ещё ранение? Так лежит этот бедный солдатик иногда даже сутки, двое, терпит, ждёт, когда прилетит вертолёт?
  
   При подлёте к району высадки командир вертолётного полка получил приказ всех высаживать в русле реки, слева от аэродрома. Почему? Отчего? Никто, ничего не объяснил? Вот и нарушены все планы! Должны были высаживаться в одном месте, сейчас в другом. Срочно по радио перенацеливаю командиров. Вся работа идёт в воздухе, остались считанные минуты до высадки. Температура нервозности возрастает! Прямо по курсу аэродром Эвим. Вижу разрушенное здание на аэродроме, группа 20-30 басмачей бежит от здания вправо, в горы, на взлётной полосе воронки от авиабомб и много больших булыжников. Заходим в русло реки Куран-о-Мунджан. Вертолёт зависает над местом высадки и командир вертолётного полка кричит:
  
   - Давай командир! До встречи!
  
   Дверь открывается и я полетел? Приземлился на ноги, под ними галька с песком. Чуть ли не на меня, сверху прыгает майор Сидоров, а за ним третий, четвёртый и пошло! На всю высадку десанта ушло около 10-15 минут. Бегу со своей группой к аэродрому по руслу реки, карабкаюсь по отвесному, высокому берегу. Стрельбы по нам, вроде бы, нет? С трудом вылазию на ровное, горное плато аэродрома и с удивлением вижу - прямо передо мной, в 200-300 метрах, наш вертолёт Ми-8мт с обломанными колёсами, хвостом, винтом. Когда его завалили?! Группой бежим до ближайшей, огромной воронки, вероятно, от 500 кг. бомбы. Падаем туда, смотрю в небо, а над нами пчелиный рой вертолётов. Они парами обрабатывают ракетами все высоты. Кругом вой, грохот, гул моторов. Пошли первые доклады по радио об успешной высадке. Теперь так же успешно надо захватить высоты. Сейчас моя пехота вместе с афганцами расползается по своим направлениям. Вылез по пояс из воронки и в бинокль наблюдаю за действиями. Вертолёты ещё над нами, стрельбы со стороны басмачей по-моему нет. Командир вертолётного полка запросил меня по связи и сообщил, что все уходят на базу:
  
   - Пока командир!
  
   Светит солнышко, в небе ни одного облачка. Смотрю на карту - оказывается аэродром находится на высоте 2300 метров. Осматриваю местность: вижу как роты расползаются по своим направлениям, вся земля какая то коричневая и никакой растительности. Чем питается местное население? На противоположном берегу кишлак. Ни людей, ни животных тоже не видно? Большой двухэтажный дом в центре кишлака, ограждённый высоким трёх метровым, каменным забором. Солнечные зайчики чуть шевелились на моей карте, дул лёгкий ветерок, и я в душе испытывал истинное наслаждение от неожиданного успеха при высадке десанта. Начальник связи развернул радиостанцию Р-143 и доложил, что связь со штабом армии установлена. Я доложил обстановку Тер Григорянцу. Он информирует, что сейчас к нам подойдёт звено истребителей. Прошло ещё около 20 минут и началось! Слева на высоте 2730 заработала зенитная установка. Сначала стреляли по аэродрому рассеянными очередями, потом душманы уже били по роте 1 мсб, где старшим был майор Абрамов. Рота как раз находилась у подножья этой высоты. По радио пошли просьбы о подавлении противника. Даю команду капитану - авианаводчику, чтобы он направил туда истребители. Су-25 пошли на боевой курс, пускают ракеты. Вроде бы туда? Как только самолёты пролетают цель, опять очереди. Абрамов со своими подчинёнными лежит, передаёт, что головы поднять невозможно. Смотрю в бинокль - оказывается это ДОТ, а справа, слева от него позиции душманов. Причём видно, что их там не один десяток. Даю команду сбросить бомбы. После очередного захода истребителей, пара бомб попала недалеко от позиций, а одна сразу не взорвалась, а покатилась по склону к нашей роте и вблизи от них раздался взрыв. В эфире матерная ругань! Я понял, что лучше обрабатывать ракетами. Ещё и ещё раз направляю туда истребители. Одна пара меняет другую, но результата нет. Мы внизу, а они всё стреляют? В эфире опять просьбы, но уже с другого направления. У меня было четыре 82 мм. миномёта, поэтому нацеливаю их туда на помощь. Мин мало, стреляем экономно. После четырёх десятков мин, на тех двух направлениях наметился успех, начали продвижение. Сзади командного пункта в 100-150 метрах разрывается одна, вторая, третья, четвёртая мины - это уже душманы. Миномётчики перетаскивают своё хозяйство в воронки и через 20 минут докладывают о готовности к открытию огня. Слева у начала взлётной полосы, со склонов гор заработал пулемёт ДШК, как раз по командному пункту и миномётчикам. Такое впечатление, что все мы попали в окружение. В воронке я посовещался сам с собой и был вынужден оценить ситуацию как весьма хреновую! Опять команда истребителям и они обрабатывают бомбами пулемётчика. Рядом со мной лежит начальник ПВО полка подполковник Белов. У него две "стрелы" и он вслух размышляет:
  
   - Когда же наступит моя очередь?
   - Подожди скоро будешь бегать, как взмыленная лошадь со своими "стрелами", сверкая задницей! - озадачил его Сидоров.
  
   Вводные поступали ежеминутно, но я мог помочь только авиацией. Лётчики - молодцы! Они висели над нами целый день, то налетали на одну высоту, то громили бандитов на другой высоте. К исходу первого дня боя, приблизительно к 22-23 часам, подразделения полка овладели всеми высотами, кроме 2730. У подножья этой высоты были раненые и убитые. Их принесли глубокой ночью. Первая ночь так же была тревожная - то сзади, то справа, слева возникали перестрелки. Душманы трассирующими пулями не стреляли, поэтому как только трассеры рассекали тёмную мглу, было ясно наши не дремлют, а принимают действенные меры. Всю ночь подсвечивали осветительными ракетами. Ракеты шумно взлетали в воздух, они поднимались высоко над землёй, громко хлопали и, разорвав тьму ярко - белой вспышкой, озаряли ущелья, горы, холмики и речку. Тотчас где-то раздавались с высот автоматные и пулемётные очереди. Около полуночи я вышел на начальника штаба армии с просьбой с утра привезти к нам две зенитные установки и гаубицу, побольше мин к 82 мм. миномётам. Так же попросил для огневой поддержки хотя бы эскадрилью Су-25. Штурм высоты 2730 на следующий день откладывался, у подножья горы оставили взвод афганцев, а своих вывел в резерв на командный пункт. Те кто захватил командные высоты, окапывались и к утру надёжно врылись в землю.
  
   В полукилометре от меня стоял сбитый вертолёт Ми-8мт. Я, Белов, Сидоров и четыре разведчика в час ночи пошли выяснить обстановку. Зашли в вертолёт - сверху с крыши капало масло, полы так же были залиты машинным маслом, в кабине у экипажа лежали боевые карты, два автомата. Надо же, как убегали? Даже оружие своё не захватили! Подполковник Белов позвал меня в хвост вертолёта - за брезентовыми шторами стоял ящик столичной водки! Лётчики летали часто в Союз, обычно закупали там водку и в частях продавали за чеки офицерам.
  
   - Хорошая находка!
  
   Разведчики забрали её и отнесли в нашу воронку - командный пункт. После напряжённого боевого дня мы покушали, немножко выпили, а остальное оставили до лучших времён.
  
   Утро было спокойным. ДОТ молчал, но периодически в траншеях появлялись бородатые морды - значит не ушли? У нас тоже не было никаких перемещений. Так продолжалось до появления истребителей. По моей команде они начали наносить бомбовые удары по просьбе командиров, закрепившихся на высотах. Около 11 часов ДОТ сделал несколько очередей по подножью горы, где окопались афганцы. Томительным и бесконечно долгим показался нам этот день. Солнце припекало во всю. Дышалось здесь тяжело, по лицу катились струйки пота, пропитанная потом одежда липла к влажному телу. К 15 часам на вертолёте Ми 6 нам привезли две зенитные установки 23 мм. калибра, гаубицу и много боеприпасов. Вот тут то настало время Белова! Он лихо развернул две зенитные установки напротив ДОТ и прямо под козырёк горы, в дыру полетели снаряды. Потом очередь дошла и до позиций душманов у ДОТа. Эффект был хороший. В бинокль я видел, как бегают эти крысы. С 19 до 22 часов я заменил роту разведчиков с одной высоты на подразделение майора Абрамова и направил их на штурм высоты 2730. К 4 часам утра мне по радио доложили, что душманов перебили, в ДОТе установлена зенитная установка - корабельный вариант и демонтировать её просто не возможно, поэтому лучше всё взорвать - что и сделали. На высоте оставили афганцев, а разведчики с трофеями к утру вернулись в резерв на командный пункт.
   Аэродром был наш полностью и теперь можно привозить всё необходимое для благоустройства. Последующие четыре дня полк оборудовал позиции, закреплялся на высотах, разбирался с пленными, принимал различные грузы. Поселился я в той же воронке, но сверху мы перекрыли её тем, что нашли, а внутри застелили душманскими коврами. Первую ночь спал превосходно, но! Начальник связи майор Сидоров уже к утру посветил фонариком и, увидев меня, заговорил:
  
   - Вы не спите? Пойдёмте на воздух - здесь полно блох!
  
   Руки, шея, лицо и даже тело под формой отчаянно чесались и горели - я весь нещадно был искусан душманскими блохами! Нам оставалось совсем немножко - захватить лазуритовые шахты и не допустить прорыва банды Ахмед Шаха. Лазуритовые шахты находились в 12 км. от аэродрома и для местного населения и басмачей они являлись источником получения денег для закупки продовольствия и оружия. Поэтому мы начали последовательно долбить кишлаки по предстоящему маршруту выдвижения. Организованного сопротивления не было, а просто скоротечные бои. Население нас боялось, а душманы старались своевременно исчезнуть, но оружия в кишлаках было много, вплоть до кремнёвых ружей. От населения поступила информация, что басмачи бросили шахты и перешли в Пакистан. Приблизительно через две недели после нашего приземления, сформировав отряд численностью 300 человек, мы отправились к шахтам. До них добрались быстро. Действительно, там не было ни души. Правда, стояли мешки, загруженные лазуритом и подготовленные к отправке. Начальник штаба армии приказал:
  
   - Ждать представителей Афганистана для оценки возможностей этих шахт.
  
   Три дня мы ждали. Закончился сухой паёк, а афганцев всё нет? Вышел на начальника штаба:
  
   - Что делать?
  
   Он приказал взорвать все шахты и возвращаться на базу. Прилетел вертолёт и привёз две тонны тротила. Заложили, взорвали, чем улучшили добычу лазурита душманам. Ахмед Шах так и не появился. В конце июня меня заменил заместитель командира полка Каминский, а я улетел в Файзабад. После напряжённого мая и июня, надо было немножко и отдохнуть! В полку было относительно спокойно и я занимался плановой деятельностью, ждал Арутюняна с подразделениями полка из Эвима.
  
   С приездом командира, в середине июля 1982 года активных боевых действий не было. Люди устали и нуждались в отдыхе. Я уехал в отпуск. Арутюнян считал дни до замены и запрещал проводить что то крупномасштабное. По приезду из отпуска в октябре 1982 года, я провёл два рейда в районах Бахарак.
  
   Перед отпуском, за операцию в Баладжари, получил орден "Красная звезда". Был представлен к ордену "Красное знамя" за захват аэродрома Эвим, но когда пришёл мой наградной лист обратно в полк, на нем красным фломастером было написано: "Не прошёл год после первого награждения!"
  
  

СМЕНА КОМАНДОВАНИЯ. НОВЫЙ КОМАНДИР ПОЛКА

  
   1 ноября 1982 года Арутюнян вылетел в Кабул за своим сменщиком - новым командиром полка. Кто прилетит? Всегда с приездом нового руководителя начинается наведение "порядка". Не очень умные командиры хотят показать, что всё плохо. Вот я приехал и сейчас будет такое?! Так и в этом случае. По радио сообщили, что в 11 часов ждите на аэродроме командира. Все замы приоделись получше, сели на свои машины и поехали на аэродром. Приземлился вертолёт. Вышел счастливый Арутюнян, а за ним следом высокий, с крупными, грубыми чертами лица, очень серьёзный, даже какой то озлобленный подполковник. Арутюнян спросил начальника политотдела Терещенко Николая:
  
   - Стол накрыли?
  
   Я поздоровался с Арутюняном и представился новому командиру полка. Он даже не поинтересовался, как меня зовут, а сразу выпалил:
  
   - Начальник штаба, сейчас полетим в Бахарак! Я хочу ознакомиться с этим гарнизоном.
  
   Арутюнян хотел было объяснить ему, что так быстро не делается, но Рохлин его остановил и посоветовал отдыхать, набираться сил и т. д. Все сразу поняли - Приехали! Договорились с командиром эскадрильи и полетели в Бахарак. Прилетели. Нас встретил боевой командир майор Грицай, доложил и тут началось - сначала заправьтесь, а потом одни "Почему?" Куда бы не пошёл Рохлин, везде он видел только плохое. Складывалось впечатление, что он такой уж опытный командир полка и прошёл сквозь огонь и медные трубы. Частенько вопросы "Почему?" обращались ко мне и, причём, смотрел он на меня при этом как на врага народа. Перед вылетом из Бахарак, Рохлин определил срок Грицаю на устранение недостатков и предупредил, что снимет его с должности. В вертолёте потребовал доклад о майоре Грицай. Я охарактеризовал его как опытного, боевого офицера, способного самостоятельно решать любые задачи.
  
   - Вы плохо разбираетесь в людях! - сделал вывод Рохлин.
   - Вот дурачок попался. - подумал я.
  
   Пару слов о подполковнике Рохлине Льве Яковлевиче. Эти выводы сделаны мной на основе ежечасного, ежедневного общения с ним, потому что поселился он на той же кровати, в том же бункере, где жили мы - его заместители.
  
   Лев Яковлевич прибыл из Ленинградского военного округа, где командовал мотострелковым полком численностью не более тысячи человек, а здесь сразу две с половиной. Естественно кроме учебных стрельб, как максимум в составе батальона, он ничего больше не проводил, в боевых действиях участвовал только во сне, лежа в кровати и всё! К Арутюняну слава, уважение пришли за его труд и труд его заместителей само собой, а Рохлин днём и ночью мечтал и стремился к этому, не считаясь с потерями, с мнением своих заместителей, ни с чем. Он решил и точка! В его действиях всегда пахло авантюрой, но с выгодой для него: похвалит Командующий армией, а там глядишь и выдвинут выше. Эти мысли он довольно часто высказывал в слух. Он относился к такой категории командиров, которых надо было сунуть мордой в грязь, чтобы начала соображать голова, например, снять с должности и то? Ведь слава в Чечне при штурме Грозного в девяностые годы - это долгий процесс его становления как командира, начиная именно с Файзабада, где его сняли за большие потери в ходе боевой операции в ущелье Зардев (кишлак Сахайи-Малангаб). Да, у него были не плохие организаторские способности с определённой еврейской хитростью и выгодой, но даже благие свершения могли закончатся для всех катастрофой. При проведении любой боевой операции всегда должен быть "запас прочности". У Рохлина всё иначе - или он побеждает, или нас разбивают наголо! Об этом я расскажу ниже. Числа 10-12 ноября домой улетал Артуш Тетовосович. На прощанье он мне посоветовал остепениться и меньше лезть в огонь, ибо всё может плохо закончиться.
  
   С новым командиром сравнительно продолжительный период мы общались вполне официально, даже лёжа по соседству в кроватях. В середине ноября, вечером, в бункере Рохлин определил, чтобы я провёл частную боевую операцию в районе Аргу и добавил:
  
   - Я посмотрю, на что ты способен и заодно сам поучусь малость. Тебе мешать не буду, если всё будет нормально.
  
   Я прекрасно его понял - он в поисках, он хочет освоить основы боя в горах. В течении четырёх дней был разработан план операции и проведены все организационные мероприятия. В район операции я привлекал: один мотострелковый батальон, разведывательную роту, батальон афганского полка, а огневое обеспечение было возложено на батарею "Град-21", артиллерийский дивизион и эскадрилью вертолётов огневой поддержки. В район Аргу выдвижение начали в 20 часов. Сначала, как обычно, чтобы не заблудиться, я шёл в голове колонны, но потом по требованию Рохлина вместе с ним в центре колонны. Постепенно поднимаясь в горы, мы вышли на заснеженные перевалы, потом опять спустились в долину. Вот и район Аргу! Прямо перед нами два кишлака. В соответствии с задачами блокирующие подразделения пошли к своим высотам и, где-то через два часа доложили о прибытии на места. Наступал рассвет. Вокруг тихо, иногда лают собаки. Я с Рохлиным и группой управления нахожусь в 400-600 метрах от окраины одного из кишлаков. Вызываю начальника артиллерии, даю команду:
  
   - Одним снарядом "Град", по цели..., огонь!
  
   Он передаёт её на батарею. Слышим выстрел. Ждём и, вдруг - снаряд разрывается в трёхстах метрах от нас. Я то знаю, что при стрельбе из "Град" на дальность до 10 км. существует большой разброс снарядов и отклонение от цели на 300 метров в данном случае - это ерунда, но не знает Рохлин. Лев Яковлевич подбегает к начальнику артиллерии и кулаком бьёт его в лицо. Начальник артиллерии бросает каску и кричит:
  
   - Командуйте сами! Ну, Вас на...!
  
   И исчезает непонятно куда! Я беру радиостанцию, даю целеуказание на перенос огня на 300 метров вперёд. Опять выстрел. Снаряд разрывается за кишлаком. Рохлин начинает орать. Ещё сравнительно темно, но из кишлака слышны выстрелы, крики. Через 10-15 минут наши блокирующие подразделения докладывают, что басмачи уходят в горы. Интуиция - великая вещь, а чутьё мне подсказывало, зря здесь теряем время. Я определённо чувствовал - результата не будет. Эффект внезапности потерян, басмачи всё равно уйдут. Что можно сделать? Можно артиллерией раздолбить всё, что есть в кишлаках? Можно прочесать кишлаки силами батальона афганского полка и на этом закончить "концерт"? Предлагаю Рохлину второе и он соглашается. Посылаем батальон. Ждём 2-3 часа. Начинают собираться воины афганской армии. Такое впечатление, что они сходили в гости, попили чай и возвращаются домой. Нет ни оружия, ни подозреваемых. По докладу командира афганского батальона всё нормально. Если всё нормально, то пора возвращаться. У меня на душе не важно. Не потому, что всё сорвалось и не вышло, как планировалось, а потому что руководить боем должен кто-то один - или я, или Рохлин. Возвращаемся молча. Стараюсь идти как можно дальше от командира. Он же наоборот активизировался, то и дело разговаривает по радиостанции, даёт какие то указания. В общем, заколебал всех! На вторую "учебную" операцию его повёл заместитель - Каминский. Там уже был настоящий концерт в горах, с музыкой. Рохлин рвался в бой. Он хотел существенных результатов, похвалы и славы. Весь декабрь и январь я "путешествовал" в различных районах зоны ответственности и не один, а в большинстве случаев под присмотром Льва Яковлевича. Было не мало успешных операций. Одна из них по разгрому банды доктора Шера в районе Чахамаздара в декабре 1982 года. Фактически вся операция прошла под моим руководством, ибо Рохлин уже начинал осознавать, что пора бы и подучиться у своих замов. По моему совету Рохлин должен был прибыть из Кишима в район Чахамаздара на бронегруппе с 3 мсб и афганцами, организовать чистку кишлаков Сабзибахар, Чахамаздара. Я же, для достижения внезапности, с 1 мсб и разведчиками вылетал на вертолётах из Файзабада (за 110 км.), блокировал указанные кишлаки, наносил вертолётами огневое поражение и ждал Рохлина для прочёсывания кишлаков. Все вопросы взаимодействия обговаривались в Файзабаде и уточнялись по радио. Чтобы доктор Шер с бандой не успел уйти из района боевых действий, Рохлин начинал выдвижение с 3 мсб только после высадки тактического, воздушного десанта и блокирования высот. Так оно и вышло. Рано утром, в день начала операции, я с 1 мсб был на аэродроме в нашей эскадрильи. Погрузились и полетели. Шли низко над землёй 50-100 метров, чтобы появиться внезапно из-за гор и сразу в бой. На горизонте Чахамаздара и Сабзибахар. Даю команду командиру эскадрильи майору Балабанову сбросить все бомбы, а непосредственно перед высадкой десанта выпустить по два блока ракет каждому вертолёту. Сверху наблюдать разрывы бомб интереснее - сразу виден результат. Корректирую бомбометание, заходим на свою площадку высадки, командир эскадрильи нажимает на гашетку пуска ракет и вертолёт "приостанавливается" в воздухе. Чёрные шлейфы от ракет потянулись к земле. Ещё минута и вертолёт зависает. Мы прыгаем, отбегаем в сторону и ложимся. Ориентируюсь, туда ли мы попали? Туда! Над нашей высотой ещё высота с пологим склоном плавно спускающимся к нам. Под нами южная окраина Чахамаздара. Напротив, через ущелье горы. По радио докладывают, что все высадились, из кишлаков душманы ведут огнь. В моей группе 16-18 человек и среди них капитан Иванов - замполит танкового батальона. Он был толковый, подвижный, жизнерадостный офицер и всегда приставал ко мне с просьбой повоевать вместе с пехотой. На танке ему уже не интересно, а тут ещё имелся трофейный, китайского производства танковый пулемёт ДШК. Кто с ним может умело обращаться? Конечно, капитан Иванов! Поэтому я его взял с собой. На занятой нами высоте он быстро установил пулемёт для стрельбы стоя. Почему? Крутые скаты горы и узкое ущелье не давали возможности видеть возможные пути отхода противника. Лежу на высоте, осматриваю местность и, вдруг - одна, вторая, третья пули взбивают снег в метрах в десяти от нас. Что такое? Откуда стреляют? С господствующей высоты, по пологому склону, который выходит на нашу высоту, развёрнутым строем, стреляя на ходу, бегут прямо на нас около тридцати душманов. Как они туда попали? Вероятно, прибежали из кишлака за хребтом. Расчёту гранатомёта АГС-17 даю команду на подавление. Иванов тоже разворачивает ДШК на душманов. Ведём огонь. Некоторые бандиты прячутся, а некоторые ещё бегу по склону.
  
   - Небо, я земля, квадрат 14-31, видишь черножопых на склоне?
   - Вижу, вижу! - отвечают лётчики.
  
   "Крокодилы" на высоте 30-50 метров подходят к атакующим, пускают ракеты. Разрывы прямо в боевых порядках. Хорошо! Все лежат и никто наступать уже не хочет. Рохлин сообщил, что через 15-20 минут подойдёт к Сабзибахар. Это тоже хорошо - мешать не будет. Под горой, по ущелью из Чахамаздара на лошадях, бегом убегают басмачи. Их около сотни. Направляю туда вертолёты. Капитан Иванов ведёт огонь по ним, но пулемёт то и дело заедает - пулемёт китайский, а патроны и лента наши. Опять над нами засвистели пули, но бьют с противоположной горы через ущелье. Огонь очень плотный. Я ползу назад в поисках укрытия, потом вперёд, а укрыться негде! Иванов падает. Подползаю к нему. Он ещё в сознании, но говорит, что ему конец. Я его успокаиваю, говорю, что сейчас посадим вертолёт, но через несколько минут он замирает. Подползают разведчики, с ними два басмача.
  
   - Где их нашли?
  
   Оказывается, они подбирались к нам снизу. Пули по-прежнему ложатся по высоте довольно плотно. При виде живых бандитов, мною вмиг овладело, много раз испытанное возбуждение бойца в момент схватки. Лежа, своим сапогом бью по башке одному. Тот вскакивает, а за ним второй и бегут по склону. Но не тут то было! Я ощутил желание, вернее, жажду, потребность, необходимость немедля убить их! Разведчики, я из пистолета АПС стреляем длинными очередями и басмачи уходят в другой мир. Негодование, злоба, жар бьёт в голову. Все мои 16 человек длинными очередями стреляют по колонне бандитов. Вертолётчики уже израсходовали все ракеты, работают пулемётами. Отчётливо видно, как с каждой минутой внизу всё больше и больше недвижимых тел. Всё! Желающих убежать уже нет! Остатки в кишлаке, но это уже дело Рохлина. Обстрел нашей высоты прекратился. Лежим. Я в бинокль рассматриваю сначала Чахамаздара, а потом Сабзибахар. Вижу, как 3 мсб с афганцами приступили к работе. Сопротивления нет. Слышны отдельные выстрелы со стороны гор и в кишлаках. Когда Рохлин вошёл в Чахамаздара, я дал команду на спуск с высот 1 мсб. По дороге из большой норы выкурили восемь бандитов с оружием. Все они, как обкаканые зайцы. Возвращались в Кишим на бронегруппе 3 мсб. Машины перегружены и на крутых подъёмах, от страха перевернуться, сердце уходит в пятки. Кажется, что вот-вот и все полетим в ущелье. Только в Кишиме я увидел Рохлина. Он ликовал, радостно, но внимательно рассматривал трофейное оружие. Мною он был доволен. По поводу гибели капитана Иванова сказал, что надо бы ему послать на орден "Красное знамя". После этой операции Лев Яковлевич частенько прислушивался ко мне, но делал, конечно, всё по своему. Он ведь командир - значит умнее!
  
   В начале февраля начальник разведгруппы в нашем районе полковник Нежмаков проинформировал, что банда численностью 350-400 человек под командованием Пахлавана хочет перейти на нашу сторону. Нежмаков согласовывал вопросы о встречи с командованием полка. Рохлин сразу уцепился за этот "рекламный ролик" и в конце февраля послал меня в Кишим для ведения переговоров с Пахлаваном. Я вылетел опять в "родные края", где в непосредственной близости находилась банда. Через афганцев договорились о времени и месте встречи. Определились, чтобы я на одном БМП и не более чем с 10 солдатами подъехал на мост недалеко от Кишима, а Пахлаван к этому же времени подъедет со своими людьми - басмачами. Перед любой операцией, засадой я всегда чувствовал себя неуютно. И в этот день было как-то не по себе. За многие месяцы увиденного, мой боевой настрой приутих. Лев Яковлевич тоже хитёр - сам не поехал, знает опасно! Командира батальона Карпенко я предупредил о готовности к действиям. Танкистов посадили в танки, артиллеристы заняли свои позиции. Всё готово! Пора и нам в дорогу! За три минуты до назначенного срока подъехал на мост, а Пахлавана нет? Ждём. Смотрю в бинокль на возможное направление его выдвижения. По долине на лошадях, галопом от кишлака Хушкадара скачет группа всадников в белых чалмах, с оружием за спиной, бородатые, в синих шароварах, опоясанные крестом пулемётными лентами. Впереди всадник на белом коне, а за ним десяток басмачей. Подъезжают, спешились двое, остальные сидят верхом. Первый мужик с поседевшей бородой, в кителе времён Октябрьской революции и синих шароварах, с автоматом в руке, подходит ко мне и говорит:
  
   - Я, Пахлаван!
  
   На вид ему 40-45 лет, по росту такой же, как и я, улыбается. Через своего переводчика приглашаю его в Кишимский гарнизон в гости. Он хитро смотрит на меня, о чём-то говорит со своим человеком и соглашается. Я на БМП впереди, а вся конница сзади - так и приехали в гарнизон. Карпенко, Пахлаван, его десяток охранников и я заходим в единственно уцелевший дом, садимся за стол с Пахлаваном, а остальные выступают в роли наблюдателей. Принесли чай, начинается беседа. Кто, кого, когда бил - не вспоминаем. Меня интересуют вопросы:
  
   - Почему Пахлаван хочет перейти на нашу сторону?
   - Будет ли он участвовать в боевых действиях против своих собратьев?
   - В чём он нуждается и какую помощь ему оказать?
  
   Оказывается его соседи такие же басмачи, как и он, убили его жену и детей, постоянно делают набеги на его кишлаки. Он готов с ними рассчитаться, а потом возьмётся за других. Я его прекрасно понял - он при поддержке советских войск, хочет свести счёты с обидчиками и взять под контроль весь Кишимский район. В принципе нам это выгодно - пускай будет один бандит на весь район, чем десяток, да ещё управляемый нами. После беседы договорились, что я побываю у него в гостях в ближайшее время и там, мы более конкретно обговорим все вопросы. На прощание дал ему пять ящиков различных боеприпасов. После доклада Рохлину, получил добро на передачу Пахлавану трофейного оружия из Кишимского гарнизона, но передача состоялась при посещении Пахлавана. В гости я к нему ездил. На всякий случай брал с собой танковый взвод и мотострелковую роту. Встретили нас, как самых дорогих гостей: кормили пловом, поили чаем и мне показывали мастерство их джигитов - басмачей. С середины марта мы стали привлекать отряд Пахлавана на боевые действия. Хочу отметить, что выполнял он поставленные задачи очень добросовестно и в срок. Правда, если мы запускали его отряд в кишлак для чистки, то пленных они никогда не приводили, а разбирались с ними на месте и, как ещё один существенный недостаток - занимались грабежом населения, забирали коров, овец, кур. Стремление, где-то, что-то присвоить себе, не возможно было искоренить - такая порода!
  
   Весной 1983 года один - два раза в месяц я руководил частными боевыми операциями, занимался проводкой колонн с материальными средствами, то есть жизнь шла своим чередом. Приближалось лето. Лев Яковлевич много делал хорошего, но и залёты у него были существенные. В мае Рохлин послал на меня наградной лист, опять на "Красное знамя", которого не суждено было получить и в этот раз. 4 июня пришёл приказ назначить меня на должность командира 191 отдельного мотострелкового полка в Газни (Афганистан). Конечно, и радостно, и приятно, что тебя так оценили. Приступил к сдаче дел и должности майору Шорохову. Сдал. Осталось сесть за прощальный стол, отпраздновать назначение и улететь в Газни. Однако, на 11 июня планировалась операция в районе ущелья Зардев. Руководить операцией взялся Рохлин. Я добросовестно разработал план операции, отослал наверх и получил разрешение Командующего армией на её проведение. Все положения плана Рохлин, безусловно, знал, но опять он всё сделал по своему уже в ходе боевых действий. Что требовалось от меня в данном случае? Лев Яковлевич определил, чтобы к 7 часам утра, на вертолётах я перебросил в район Бахарака афганский батальон, а потом находился на аэродроме и обеспечил в ходе операции пару вертолётов "над головой". На операцию он меня не привлекал, ссылаясь на то, что я уже являюсь его конкурентом. Утром я прилетел в Бахарак с афганцами, передал план операции Рохлину, пожелал ему удачи и улетел в Файзабад. Началась операция? По докладам начальника связи полка из района боевых действий, складывалась тяжёлая картина - Рохлин, не блокируя высот, продвигался вперёд и к 11 часам попал в огневой мешок. Вместо того, чтобы отойти, он ещё глубже втянулся в ущелье Зардев. Началась бойня! Вертолёты регулярно привозили раненых и убитых в полк, но Рохлин упрямо шёл вперёд! Кто его мог остановить? Я? Куда там! Наступила ночь и только тогда, с большим трудом вся группировка вышла из зоны обстрела и во втором часу прибыла в крепость Бахарак. В полку таких потерь ещё никогда не было: 10 убитых, 72 раненых, сожгли 7 боевых машин пехоты. Пока их смерть и ранения были достоянием лишь полка. Однако почти все они имели родных: матерей и отцов, жён и детей, имели родственников и, несомненно, друзей. Где-то в городах и деревнях о них думали, волновались, ждали и радовались каждой весточке. И вот завтра, послезавтра полевая почта 89933 повезёт во все концы страны похоронные, неся в десятки семей горе и плач, сиротство, обездоленность и лишения. На следующий день, около полудня, прилетел заместитель Министра обороны СССР генерал Соколов. Разбирался с каждым, начиная с меня. У меня посмотрел план операции, разрешение Командующего армией, а потом опросил взводных, ротных и командира батальона майора Грицай. Грицай был ранен в ногу, ещё находился под впечатлением боя и в присутствии Соколова начал ругаться на Рохлина. Соколов сдержано его остановил, сказал, что уже понял, что Рохлин - дурак, и приказал его арестовать. Льва Яковлевича увезли в Кабул, а до приезда нового командира обязанности возложили на меня. Очень быстро пришёл приказ о снятии с должности Рохлина, а всем заместителям, кроме меня, объявили служебное несоответствие. Меня обошли стороной, но позвонили из отдела кадров и сообщили, чтобы на должность командира полка в Газни не уезжал, а продолжал исполнять свои обязанности в полку. Вот кто такой подполковник Рохлин! Слава полка была превращена в одни упрёки по вине одного безмозглого, себялюбивого человека.
  
  

ДОЛГОЖДАННАЯ ЗАМЕНА

  
   До замены оставалось пять месяцев! После операции в ущелье Зардев настроение у офицеров и солдат было подавленное. Никто не рвался в бой, никто не хотел бесцельно, глупо погибать. Прилетел новый командир полка Сидоров Валерий Алексеевич. Много лет командовал полком в Тирасполе, обладал хорошими организаторскими способностями, прислушивался к мнениям своих замов и комбатов и всегда учитывал их. Он мне симпатизировал и рассудительностью, сдержанностью в действиях. Чувствовалось, что человек может работать с людьми и не собирается на костях других строить свою карьеру. Иногда он грубил вышестоящим начальникам, когда они несли какую либо чушь. Сидоров командовал полком не долго, ему просто однажды не повезло - погиб при сопровождении очередной колонны с материальными средствами в районе кишлака Нара весной 1984 года. Его становление началось сразу же с операции в ущелье Зардев, под руководством генерал -полковника Меремского. Операция была актом возмездия для душманов. Однако все подготовительные мероприятия проводились открыто. В крепость Бахарак пригнали массу подразделений. Начались ежедневные строевые смотры, ежедневные огневые удары авиацией и артиллерией. Так продолжалось около недели. Естественно, душманы ушли в горы, забрав с собой свои семьи. В кишлаках остались старики, да животные. 1 июля в 8 часов утра начали выдвижение. Я попросил командира отправить меня с 1 мсб по правому флангу ущелья. Командир 1 батальона приехал недавно, опыта нет, был в возрасте. Однажды его увидел заместитель командира и с иронией заметил:
  
   - Какой молодой - всего пятьдесят лет!.... и уже майор! Что же с ним будет к семидесяти? Наверное, подполковника получит!
  
   Представление о Сидорове у меня было туманным, поэтому лучше находится в горах старшим, чем стрелочником при командире. Шли по горам, а по радио генерал Меремский, сидя в крепости, то и дело погонял нас. Солнце, жара, отсутствие воды, конечно, отрицательно влияли на переходы, но солдаты терпели, падали, поднимались, но упорно продвигались вперёд. За двое суток по горам мы прошли более 30 км. Сопротивление басмачей отсутствовало, потому что их просто не было. Обратно возвращались уже по горной дороге и сравнительно быстро пришли в крепость. Как и следовало ожидать, результат операции ноль. Я подошёл к Меремскому и спросил:
  
   - Какие результаты докладывать в штаб армии?
   - Я думаю, 200 мятежников уничтожено! - ответил он.
  
   С начальством не спорят. Кодограмма с такими данными ушла в штаб.
  
   В середине июля всё начальство разлетелось и мы стали жить обыденной жизнью. Я не навязывал свои идеи Сидорову, а он особо и не рвался в горы. В оставшееся до замены время я с Сидоровым провели три - четыре операции в различных районах. Последняя моя операция была 13 ноября 1983 года в районе Музаффари, но результат плачевный - около десятка единиц оружия. 20 ноября приехал мой заменщик - майор Несмелов. Высокий, симпатичный, но не боевой офицер, а просто штабист. Главное для него - это бумажки! Такие нравятся женщинам и вообще производят впечатление. 29 ноября был торжественный, прощальный вечер. Многие офицеры и солдаты ко мне относились с уважением за то, что людей оберегал, за них не прятался и результаты были хорошие - били бандитов как положено. На прощание они написали в мой адрес стихи и подарили хорошие часы "Ориент".
  
   От офицеров политотдела полка:
  
   Под жарким солнцем Бадахшана,
   В скрипящей на зубах пыли,
   Вы за народ Афганистана
   Борьбу нелёгкую вели.
  
   Здесь было всё: огонь душманов,
   Зарытый на тропе фугас,
   И тиф, и кровь смертельной раны,
   А жизнь даётся только раз.
  
   Но запугать Вас невозможно.
   И пусть враги поймут на век,
   Без объяснений очень сложных,
   что Вы советский человек!
  
   Ну, а на вас, убийц и гадов,
   Хоть и сидели вы в горах,
   Одна фамилия начштаба
   Смертельный нагоняла страх.
  
   Скажу, чтоб не быть голословным:
   За свой тяжёлый, ратный труд,
   Он по достоинству отмечен -
   За так ордена ведь не дают.
  
   И в этот грустный и радостный вечер,
   Когда рядом друзей сердца,
   Вы можете чётко ответить:
   "Я выполнил долг до конца!"
  
   А нам от всего коллектива
   Хочется Вам пожелать:
   Успеха на воинской ниве,
   Достоинство, честь не терять.
  
   Чтоб грудь орденами блистала,
   Погоны гербами цвели,
   Чтоб Вашим словом и делом
   Дети гордиться могли!
  
   От офицеров управления полка:
  
   Этот тост совсем не прост,
   Говорится в полный рост.
   В руки полные бокалы,
   Сердце полное печали,
   Раньше мы друзей встречали,
   А теперь пора настала
   Проводить Вас в светлый путь.
   Вспомним добрыми словами
   Славные твои дела,
   Ведь твоими же руками
   Слава добрая полка
   Укреплялась и росла.
   Ты уходишь в новый путь,
   Опрокинем же на грудь,
   Рюмки горькие, как слёзы.
   Мы дарить не будем розы,
   Розы дамам для красы,
   А на память о прошедшем
   Вручим мы тебе часы.
   И за горечь расставанья
   Выпьем с пламенным желаньем,
   Выпьем также, что за речь,
   и за радость новых встреч!
  
   Здесь раскрыта одна десятая того, что было в 860 ОМСП. Можно и нужно вспомнить о тех замечательных офицерах, окружавших меня, живых и погибших, но об этом в другой раз! 30 ноября я на вертолёте Ми-6 вылетел из Файзабада в Кундуз, потом на Кабул и на Родину!
  

2001 г.

Оценка: 6.34*32  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023