ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Дулепов Вадим
Эх, Афган...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.57*16  Ваша оценка:


Вадим Дулепов

  
   * * *
  
   В России лучше, чем в Афгане,
   Родимый дом - всегда родимый дом.
   Пришла пора и мне прощаться с вами,
   Бог даст, быть может, вспомните добром.
  
   Два года - это все-таки два года,
   Когда вот так вперед не загадать,
   Считали каждый к трем, казалось много,
   А вышло - год за жизнь, и навсегда.
  
   Когда-нибудь ты это все припомнишь:
   Разбитые дороги и Панджшер,
   И тех парней, что никаким законом
   Отсюда не воротятся уже.
  
   Наденешь орден как-нибудь к парадке,
   И позавидуют мальчишки и мужи.
   Но как сказать им, что не за награды
   И не за званья, черт возьми, служил.
  
   И точно, брат, Россия - это все же
   Не праздник, не удача, не почет,
   А годы те, что с ней в разлуке прожил,
   Где каждый за судьбу в зачет идет.
  
  
   * * *
  
   Прожектор шарит по горам, приблизив их в ночи,
   Кабул - распахнутый Коран - горячечно молчит.
   Горит рубиновый фонарь, зовя в игривый дом,
   Как знать, ученый секретарь таким ли награжден?
   Уже у сердца припасен давно вопрос для них,
   Для тех, кто трехэтажный дом, как храм - да на крови.
  
   Лукавый - я ищу ответ, не знаю, что б спросить.
   Давай гитару, будем петь про прелести России.
   Уже войной по горло сыт - у крови солон вкус,
   Жена еще заголосит, когда я не вернусь.
   Уже душа напополам, от водки не болит,
   И ходят пальцы по ладам и струны рвут навзрыд.
  
   Уже давно огнем крещен, узнал животный страх,
   Уже давно заговорен на чьих-то там мощах.
   Уже давно - ой ли давно - всего лишь не достать,
   Горело мне вослед окно в рассветный полумрак.
   Всего лишь месяц, бог ты мой, а кажется - лет сто,
   Легли распаханной межой на паспортный листок.
  
   За этот месяц я прошел такой урок, и он
   В Союзе ни в одной из школ программой не учтен.
   Эх, брат, и платим мы с тобой сегодня хозрасчет,
   Бог даст, оплаченной струей и наша кровь течет.
  
  
   * * *
  
   Костер романтика - Афган.
   Из риса, краденного в кухне,
   Плов приготовлен, а кумган
   Добыт в трофей с утра у духов.
  
   В кумгане чай, не чай - моча,
   К нему бы сахару побольше...
   В степи вокруг сверчки сверкчат,
   Сегодня день других был дольше.
  
   Сегодня день прошел как жизнь.
   Глаза слезятся, как от дыма.
   Сентиментальный героизм.
   Сейчас бы к ней, такой любимой.
  
   Политбеседы чинный лад,
   Горит огонь, укрытый в камне,
   И все прекрасно, если б знать,
   Что надо отыскать, и там ли.
  
   И разговор из черноты,
   Когда вот так, в ночь откровений,
   Нам всем чуть больше двадцати,
   А мы все больше о замене.
  
   Степанов что - он получил
   Свои осколки и награду,
   Сидит себе, в костер молчит
   Сержант, которому не надо.
  
   А Савченко едва пришел
   В армейский строй - он пулеметчик,
   И он хотя вот тоже зол,
   Еще лихой - он орден хочет.
  
   А Логинову не свелось
   Покушать плова, выпить чаю.
   Сегодня ранен - пуля в кость,
   Чтоб не бросали нам кричал он.
  
   А завтра вновь рассветный дым
   Светило бодрое рассеет,
   И завтра снова буду злым,
   А значит - чуточку взрослее.
  
  
   * * *
  
   Над зеленкой небо хмуро, дождь январский - стынет кровь.
   Над зеленкой пули-дуры клином красных трассеров.
   Эх, застава ты застава, ты мне родиною стала,
   Для меня саман дувалов, как апрельский сок берез.
   Говорят, когда меняли лейтенанта от канала,
   Тот, небритый и усталый, плакал и не прятал слез.
  
   Самолеты полетели, разбомбят кишлак "Грачи",
   Значит снова ждать обстрела без особенных причин.
   Эх, застава ты застава. Время намертво здесь встало,
   У пехоты на заставе уж такая доля - ждать.
   Коли нас и обстреляли, если б нам не приказали,
   Мы б взялись и показали, как умеем воевать.
  
   Не тушуйся - будем живы. День прошел - так поживем.
   Я к тому с утра счастливый, что во сне увидел дом.
   Говорят, что будет вывод - помирать, вот глупо было б,
   У судьбы удачу вырвем посреди чужих дорог.
   Над зеленкой сеет дождик. Кто-то должен падать тоже,
   Коль не мы тогда, то кто же, в восьмилетний этот долг.
  
  
   * * *
  
   У него жена и дочь - шесть месяцев,
   И любовь, не опаскуженная в быт.
   Про любовь он плел такую околесицу -
   Хохотали мы потом до хрипоты.
  
   Обижался, не спасен иронией.
   Впрочем, очень быстро отходил.
   И с майором вел себя как с ровнею,
   Чем майора очень сильно оскорбил.
  
   Он еще был облачен и горд доверием,
   И еще не озверевший от тоски
   К нам себя он все тайком, молчком примеривал,
   И военные все поднимал тосты.
  
   Все про ордена, смущаясь, спрашивал.
   В общем, лейтенант нам этот подошел.
   А сегодня лейтенанта нету нашего,
   Врач сказал: "В сознанье не пришел".
  
   У него жена и дочь - шесть месяцев,
   И любовь, не опаскуженная в быт.
   Про любовь он плел такую околесицу -
   Хохотали мы потом до хрипоты.
  
  
   * * *
  
   А у нас опять задул "афганец",
   Горы снова скрыла пелена.
   Водку глушим с лейтенантом Саней,
   Саню год, как бросила жена.
  
   Спорим про политику и звания,
   Поминаем изредка войну.
   Назовет сынишку Женькой Саня,
   Я наверно Юркой назову.
  
   Пьем за всех еще живых знакомых,
   И за мертвых, встав на третий тост.
   Под четвертый говорим о доме,
   Чем жилось тогда, и как жилось.
  
   Сане в этом месяце замена,
   Мне грешно загадывать вперед -
   Завтра вертолет, на взлете кренясь,
   Нас к вершинам синим унесет.
  
   В люк десантный прыгнув, страх задвинув
   Глубоко, до мирного "потом",
   А вертушки, плача журавлино,
   Круто взяв, нас осенят песком.
  
   И солдат-ровесник нервно скалясь
   Будет рядом зло идти вперед.
   После, эхом бросившись о скальник,
   Вдруг ударит сверху пулемет.
  
   Это будет завтра, а сейчас, как прежде,
   Мы о главном так и промолчим,
   Что роднит - особенно и нежно -
   Непривычных к нежности мужчин.
  
  
   * * *
  
   Лежу за колесом, а рядом рвутся мины.
   Над виноградником клубится черный дым.
   Рассказывали: здесь был раньше дом Амина,
   Амина больше нет - хозяйствует Керим.
  
   Колонну жгут, а я зализываю раны,
   Что роздал все бинты - ругаю белый свет.
   У русских вечно так - покуда гром не грянет,
   Не крестится мужик, почтенья к Богу нет.
  
   Ну где ж застряла ты, хваленая подмога?!
   Я ранен, я теперь свой орден получу,
   Но только вот еще хочу пожить немного,
   Ну где ж, подмога, ты - я в госпиталь хочу.
  
   Там, слышал, хорошо и все же лучше кормят,
   Медсестры в теле там и набирают вес.
   Советнический харч влияет на гормоны,
   И я не лыком шит - "афошки" тоже есть.
  
   А здесь кругом душьё, пьют чай и жгут колонну,
   Им лучше, чтоб мы здесь ни взад и ни вперед.
   Им платит ЦРУ, я ж за магнитофон свой.
   Гори "Sanyo" - и так ГАИшник отберет.
  
   Ругаюсь на чем свет, ругаться лучше страха,
   Кругом все виноваты, лишь я не виноват,
   И мокнет на плече нательная рубаха,
   Ползи скорей ко мне, мой медицинский брат.
  
   Ну вот, кажись и все, мы снова победили,
   Бежит к горам душман, прихлебывая чай,
   Теперь я буду жить - мне промедол всадили,
   Героя своего, СССР, встречай!
  
  
   * * *
  
   Шли по трапу навстречу судьбе и заменщикам
   По упругому трапу из Ила на твердь полосы
   Лейтенанты-мальчишки, майоры-папаши и женщины,
   У которых в Союзе долги и при бабушке сын.
  
   Паспорта предъявляли ВОСОшнику грубо усталому -
   На своем комендантском веку он, казалось, уже все видал.
   По песчанной пороше, как сутки тому по снежку по подталому,
   Отходили направо, кто раньше сюда не летал.
  
   Я - налево, в фуражке с нелепым багряным околышем,
   Ставшим стыдным на этом безликом кабульском ветру.
   И лежали у сердца билет мой партийный с Николою,
   Что Угодник, подсунут женою был ночью "на вдруг".
  
   Я смолчал, я стерпел, я не смог объяснить, нет, не выстрелов,
   Уберечься бы вовремя, силы и волю найдя,
   Не врага, а своих же кликуш с карьеристами,
   Прущих с ловкостью наглой и подлой повадкой ворья.
  
   Я не верю. В спасителя Бога не верую.
   Верю в вас, дорогие мои, тех, кто ждет.
   Верю в искренность, правду святую и первую,
   Верю в русскую совесть, которая нас не спасет.
  
   Верю в вас, дорогие мои и любимые,
   Верю в ночи без сна в ожиданьи негрянувших слез.
   Верю в рощу сосновую, русскую, взятую инеем,
   В рощу белых, осенних и самых прозрачных берез.
  
   И пока меня ждут, я любим, и покуда я чувствую,
   Что сам жду и люблю - я у самого сердца несу
   Русский дым, русский дом, русский лес, совесть русскую,
   Я спасен и храним - вас спасу и храню.
  
  
   * * *
  
   Светит луна глазом волчьим на мусульманский восток,
   Пьем пакистанскую молча, молча подводим итог.
   Ветра вой в степи унылой и протухшая вода -
   Эх, Афган, я тебя до могилы не забуду никогда.
  
   Выпили, разговорились про слабый пол и про войну,
   С пьяною мордой бес вылез - бабу б на всех хоть одну.
   Налит весь мужскою силой, сунуть бы, да некуда -
   Эх, Афган, я тебя до могилы не забуду никогда.
  
   Горы, зовущие синью, желто глядит гепатит.
   Чеков мы здесь накосили - долго придется платить.
   Буду рад, что не убили. Мой барыш - мои года.
   Эх, Афган, я тебя до могилы не забуду никогда.
  
   Мы за Наджиба горою, только вот кажется нам -
   Там, наверху, по Героям слишком завысили план.
   Свист эрэсов тянет жилы, с недолетом бьют пока,
   Эх, Афган, я тебя до могилы не забуду никогда.
  
   Что-то сегодня икалось, видимо, есть, кому ждать,
   А до замены осталось месяцев шесть или пять.
   Ну, а если все же к милой не вернусь я, что ж тогда?
   Эх, Афган, я тебя и в могиле не забуду никогда!
  
   1986-1988
  

Оценка: 8.57*16  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018