Аннотация: Из повседневной жизни военного переводчика за рубежами Родины
ЗАПАХ ЖАСМИНА
В Сирии дурманящий аромат жасмина с лета и до осени кружит голову повсюду: на улицах городов, в аллеях, скверах он проникает даже из-за заборов высоких внутренних двориков жилых домов, а в сельской местности его аромат распространяется от зарослей деревьев и кустарника. Запах привычный, но не навязчивый...
...Месяц великого мусульманского поста рамадан в том году начался в середине августа, когда зной палящего солнца еще довольно ощутим. А пост - это время испытания правоверного мусульманина: от рассвета до заката бодрствовать, не есть, не пить и даже не предаваться сладострастным мыслям.
Событие, о котором предстоит рассказать, произошло, когда месяц воздержаний перевалил через свою середину и стал постепенно приближаться к окончанию. Силы постящихся были на пределе...
...Сирийские водители - прирожденные асы. Наверно, поэтому они ведут себя на дорогах столь раскованно и свободно. По городским улицам и загородным дорогам автомобили носятся на лихих скоростях, поэтому случаются страшные аварии. Причем происходит это даже не в месяц рамадан, а когда люди нормально отдыхают, едят и пьют. Но трагизм аварии усугубляется в месяц благословенного поста, особенно в его разгар. Свидетелем, и в какой-то мере участником, одной из них случилось быть нашему герою. Произошло это в начале сентября. Шел двадцатый день благословенного месяца.
Тогда военный переводчик арабского языка лейтенант Михаил Резников работал в Аппарате Главного военного советника в вооруженных силах Сирии под началом некого подполковника, назовем его "старшим". Однажды, им было предписано ехать встречать возвращавшегося теплоходом из отпуска заместителя главного военного советника и по совместительству советника начальника ГШ ВС Сирии генерал-майора Дыбленко Якова Дмитриевича. С ним следовали его супруга и еще несколько офицеров Аппарата ГВС с женами.
Особой радости это поручение у Михаила не вызвало. В тех местах он уже бывал, когда работал в прошлом году в Командно-штабной академии Сирии. А в течение нескольких месяцев работы в "Белом доме", так в разговорах называлось место пребывания главного военного советника, или, просто, "главного", Михаил несколько раз выезжал в дальние командировки. И уже знал, что "командировочные" ему не положены, так как он в штат аппарата "главного" не входит. А поэтому любой такой выезд - это удар по холостяцкому бюджету, денег в котором и без этого постоянно не хватало. Хотя если рассуждать о возможности познакомиться больше со страной и просто разнообразить жизнь, то такие поездки приносили много пользы.
Но ехать не хотелось еще и потому, что с середины августа по начало сентября он уже побывал там дважды.
Сначала была поездка с "аппаратовским" доктором Вячеславом Алексеевичем по "большому кругу", как Михаил назвал это путешествие. Они выехали из Дамаска и за неделю объехали все пространство севера страны, побывав с ночевками в Хомсе (дважды: туда и обратно), Латакии, Халебе и Хаме.
В этой поездке запомнился обед и отдых на подъезде к Тартусу в одном из горных ресторанчиков, который принадлежал другу их водителя. За сытный обед хозяин не взял с них ни пиастра, так как к изумлению своих гостей оказался сирийским коммунистом, лично поведав об этом. По сирийским меркам - это был подвиг. А поэтому их пребывание у него было под неусыпным надзором человека в военной форме, без знаков различия и с пистолетом за поясом - сотрудника службы местной контрразведки, подъехавшего чуть позже на джипе. Но это ни чуть не испортило дальнейших впечатлений в поездке от красот севера страны: гор, покрытых сосновыми лесами, самой горной дороги, петляющей в них, финиковых посадок на ее обочинах с набухшими фиолетовыми плодами, когда дорога выскочила из гор на ранину.
Они долго стояли на возвышенности и не могли оторвать взгляда от завораживающих утренних видов долины, в которой лежала турецкая провинция Искандерун, отданная французами против воли сирийцев в 1944 году в состав Турции. В Халебе они любовались историческими памятниками, а в Хаме - многовековыми водоподъемными колесами. На обратном пути в городе Хомсе они остановились у тети Михаила - Анны Ивановны и ее супруга Аркадия Сергеевича, которые работали здесь по железнодорожному контракту.
В конце августа с офицерами советского узла связи он опять на несколько дней ездил в Латакию. Туда везли какое-то списанное радиооборудование. Поскольку груз "туда" был почти секретным, от Хомса к побережью ехали через горы и город Сафиту - местам неописуемой красоты. По прибытии в Латакию неожиданно образовалась положительная сторона - питание на корабле. Для холостяка вещь немаловажная. Обратно, возвращаясь "налегке", проскочили через территорию Ливана.
Но вернулся Михаил после всего этого практически с пустыми карманами.
Поэтому ехать сейчас особой охоты не было. Но приказ есть приказ.
Выехали за сутки до прибытия теплохода на трех "Волгах" и стареньком длинном микроавтобусе "Latvija" - были тогда еще такие. Михаил ехал в "Волге" генерала с сирийским водителем-солдатом, который носил красный берет, что указывало на его принадлежность к военной полиции. В остальных машинах расположились "старший" и какой-то подполковник из ГКЭС с женой и маленькой дочкой. Они по окончании пребывания в Сирии покидали ее на теплоходе.
Морем из Сирии убывали самые продвинутые, имевшие связи в посольстве или других многочисленных советских загранучреждениях и, конечно, в Москве, которая и давала "добро" на отправку теплоходом. Как выяснилось, подполковник тоже оказался не из "простых": его жена была дочерью главкома военно-морского СССР, соответственно он, её муж, являлся главкому зятем. По правде, Михаил сначала думал, что с ними не оберёшься мороки. Но они оказались людьми тихими, скромными и порядочными. А супруга, кажется, ее звали Еленой, угостившая их вкусной, домашнего приготовления, едой, еще и доброй женщиной, и прекрасной хозяйкой.
По пути к средиземноморскому побережью всей кавалькадой заехали в город Хомс, где находилась большая колония советских военных специалистов с семьями. Как всегда в таких служебных поездках из Дамаска в отдалённые места, где работали "наши", доставлялись новые кинофильмы, письма, газеты, устные указания советского военного руководства из столицы. В хомской штаб-квартире пробыли недолго. Но этого Михаилу хватило, чтобы увидеть кое-кого из своих товарищей, а главное, своего хорошего друга Тараскина Игоря с женой Леной и их полуторагодовалой дочкой Викой. В разговоре Михаил, конечно, обмолвился о том, что они едут в морской порт Латакию встречать генерала. На том и расстались. От встречи с женатым другом настроение у Михаила, пока не имевшего своей семьи, приподнялось. В радостном расположении духа сел он в машину и был ошеломлен приятно одурманивающим запахом жасмина, цветов которого полный берет набрал водитель. Так и ехали они среди этого благоухания до самой Латакии.
В город прибыли под вечер. "Высокопоставленную" семью встретил советник главкома сирийского военного флота контр-адмирал Терёшенко Ю.К. и увез с собой. Остальные разместились в гостевой квартире. Машины были отпущены на военную стоянку, срочных дел не было, и Михаил со "старшим" пошли прогуляться по городу, познакомиться с ним и узнать, где находится порт. По улицам, смешиваясь с ароматом моря, иногда с разных сторон долетал уже "приевшийся" в машине жасминовый запах. Латакия город небольшой и они быстро добрались до главных сирийских "морских ворот". Заодно решили что-нибудь узнать о прибытии теплохода завтра.
Порт, конечно, в это время был уже безлюден и тих. Ворота оказались закрытыми. Поэтому Михаил и "старший" смогли подойти только к охране, стоявшей у ворот. Пока разговаривали с ней, когда придет теплоход, из будки охранников вышла женщина, своим обликом и деталями одежды походившая на коренную жительницу одной из среднеазиатских советских республик. Скорее всего, это была узбечка.
Когда Михаил со своим "старшим" уже собирались отойти от охраны, женщина подошла к ним. По ее лицу было видно, что она рада встрече с согражданами из Союза. Разговорились. Она сказала, что с "такого-то" проекта - так здесь называли любое строительство при содействии советских специалистов. Приехав встретить дочь, прибывающую завтра этим же теплоходом, не смогла разместиться в городе. Спросила, не могут ли они приютить ее на ночлег. Михаил по своей юной наивности уже готов был ответить, что, конечно, устроят. Однако "старший" в сорок два года был уже не столь наивен, как Михаил в двадцать четыре. И в "цэковских" и генштабовских кабинетах перед убытием из Москвы он прошел хороший инструктаж на предмет бдительности по отношению к шпионам. А потому, видимо, приняв женщину за агента иностранной разведки, быстро ответил, что устроить они ее не могут. И тут же еще быстрее и очень нагло соврал, что они размещены на территории воинской части. Если бы это было так, на самом деле, они ничем не смогли бы помочь. Но ведь они остановились переночевать в обычной городской квартире, где места хватило бы всем.
Она посмотрела на них без всякой обиды, но Михаил очень долго помнил, как она с укором сказала: "Слышала я в своей жизни, что вы русские вот такие, да, не верила, но вот теперь сама убедилась в этом".
По большому счету с точки зрения существовавшего порядка она была не права. Советским гражданам, находившимся за границей, поодиночке даже по улице ходить категорически запрещалось. Она же одна покинула место, где постоянно работала и жила и не позаботилась о своем ночлеге. Да еще так ловко прокачала свои права. Но это по инструкции. А по жизни и по-человечески... Господи, Михаил готов был провалиться сквозь землю и сгореть со стыда одновременно. А его спутнику, что с гуся вода. Стало обидно, что в нашей стране такая дурная система: даже в своих людях видеть чужих. Было больно и от такого жесткого и, в целом, несправедливого высказывания этой женщины. Поэтому они быстро покинули это место.
...Утренний порт бурлил, наполненный грохотом работающих кранов и механизмов, гулом теплоходных гудков и гомоном людской толпы, встречающей морские лайнеры. Наш теплоход уже стоял у причала, поэтому "старший" и Михаил быстро встретили прибывших руководителей: генерала и двух полковников, с женами. Кстати, видели и ту женщину-узбечку, которая, как и ожидалось, не была никакой шпионкой, а на самом деле кого-то встречала.
Своих начальников с вещами старший и Михаил разместили в трех "Волгах", оставшийся багаж - в микроавтобусе. Генерал Дыбленко сел в свою машину рядом с водителем, супруга - сзади. Перед выездом из порта "старший" предложил ему взять с собой переводчика. Но он отказался, сказав, что в этом нет необходимости. Михаил в какой-то степени даже обрадовался, что теперь придется ехать одному в микроавтобусе и не надо будет всю дорогу сидеть и переводить водителю-сирийцу все впечатления, вывезенные его патроном из отпуска на Родине.
Генерал на своей мощной "Волге" быстро покинул порт. Михаил почему-то решил, что его он не взял из-за того, что без лишних свидетелей хотел с супругой походить по магазинам и лавкам ливанского перешейка.
Перешеек - это уже территория Ливана, называемая по-арабски "Арида", по которой проходит кратчайшая дорога из сирийского города Хомса в сирийский город-порт Тартус и далее на все побережье. В экономическом отношении дорога представляла собой четырехкилометровый торговый ряд с лавками по обеим сторонам дороги. Для советских граждан всех рангов и положений в этих торговых точках было очень выгодно делать покупки. С сирийскими лирами цены там были ниже, а с товарной точки зрения можно было приобрести то, чего не было в самой Сирии. Наши возили оттуда разнообразную посуду: красивые фужеры, чайные сервизы из опала, кое-что из кухонной утвари, некоторые продукты: сахар (иногда мешками, как в последний раз со связистами, затарив армейскую машину с закрытым кузовом "под завязку" дешевым продуктом), баночное пиво, вкусный ливанский арак. Вот и решил, наверно, начальник штаба там отовариться без свидетелей. Что ж, в этом ничего предосудительного не было.
Вообще следует сказать, что Дамаск, как и любая столица, имеет две стороны: лицевую и оборотную. Одна, лицевая - это неограниченные по сравнению с другими городами столичные возможности, другая, оборотная - непомерная дороговизна. А с учетом мизерных реальных доходов советских граждан в Сирии наши, проживающие в Дамаске, постоянно пользовались благами дешевизны других сирийских городов. Так, например, из города Халеба, кто туда попадал из столицы, привозили дешевые серебряные украшения (в основном цепочки), художественные миниатюрки на шелке в литых бронзовых рамках и сало, правда, не в ладонь толщиной, а ровно в половину, - его там производили сирийские армяне. В город Деръа, на юге страны, прямо из Дамаска одним днем, в оба конца всего-то 150 километров, ездили за дешевым материалом.
...После отъезда генерала тронулись вслед за ним и остальные. Полковники и подполковники рванули на более-менее резвых "Волгах", а Михаил на "Латвии" - замыкающим. Поскольку микроавтобус только недавно вышел из капитального ремонта и пока еще проходил обкатку, ехали небыстро.
Стояло ясное солнечное утро. Справа привлекательно манило лазурное моря. Слева радовали взор красоты раскинувшихся сельскохозяйственных угодий с плавным переходом к дикой растительности, поднимающейся в горы. Такая обстановка успокоительно настраивала на радужный лад. Михаил предвкусил спокойную (он же из пассажиров в машине был один) поездку до Дамаска. Прикинул, что, если все будет нормально, к обеду будут на месте. А это значит, что сегодня после трудов праведных можно расслабиться: встретиться с друзьями-холостяками, побаловаться пивом, может быть, зайти в гости к кому-нибудь из семейных товарищей. Старенький микроавтобус, на котором он ехал, хоть и был после ремонта, но бежал резво: довольно скоро миновали город Баньяс и незаметно подкатили к Тартусу - последнему населенному пункту при выезде с побережья в сторону Хомса.
За городом дорога поворачивает влево и, петляя в межгорном пространстве, уводит путников вглубь страны. Не было ничего, что предвещало бы беду. И вдруг, на одном из правых крутых поворотов на проезжую часть выскакивает "старший" и, размахивая руками, что-то кричит. Микроавтобус остановился. Михаил с водителем вышли из него и увидели жуткую картину. Под откосом на противоположной стороне дороги лежала искореженная черная "Волга". Багажник помят и открыт. "Передка" практически нет: он весь ушел в салон. Передняя панель со стороны пассажирского сиденья уперлась в его спинку. При виде этой панели первое, что подумалось Михаилу, что здесь бы сидел он, если бы генерал взял его с собой. Существовало неписанное правило: при сопровождении начальника в ранге генерала переводчик всегда сидел впереди. Правда, соблюдалось оно только на уровне Аппарата "главного" и советников в генеральских званиях при Генеральном штабе Сирии. А в войсках наши начальники советнических коллективов всегда сидели рядом с водителем.
Но в это раз ангел-хранитель явно витал над Михаилом. Пассажиров "Волги" - генерала, его жены и водителя, - уже не было: их увезли в госпиталь города Тартуса.
На правой стороне дороги как-то скособочившись, стоял грузовик незнакомой марки. Рядом с ним лежал человек в окружении нескольких мужчин и женщины. Позднее выяснилось, что это были работники сельскохозяйственной румынской компании, работающие здесь. До столкновения машина стояла на обочине на домкрате без заднего колеса, и водитель, лежа под ней, что-то ремонтировал. Судя по состоянию "генеральской" машины водитель, разогнался до приличной скорости, и то ли уснул, то ли уже был просто в состоянии прострации в результате продолжавшегося поста, на повороте не справился с управлением, или совсем не заметил грузовик, и со всего маху ударил его своей машиной. Грузовик слетел с домкрата и придавил лежавшего под ней румынского водителя, сама "Волга" вылетела с дороги в противоположную обочину. Каким-то транспортом, проходящим в сторону Тартуса всех ехавших в "Волге" отправили в больницу, а румын по каким-то причинам остался лежать на обочине.
Вот такая картина предстала взору подъехавшего Михаила.
Не успел он осмыслить происшедшее, как кто-то из наших распорядился положить раненого румына в "Волгу" и почему-то отвезти его в больницу в Хомс, а не в Тартус, что было бы ближе. А для этого предстояло пересечь две государственные границы: при въезде на ливанский перешеек и при выезде из него. Но их пропускали без всяких проволочек, так как до полицейских уже дошло сообщение о случившемся происшествии.
Они добрались до Хомса, сдали раненого в больницу (позже дошли слухи, что этот потерпевший все-таки умер) и опять вернулись к месту аварии.
Поскольку Михаил был самым младшим по возрасту и, самое главное, по званию, то всю черновую работу пришлось делать ему: собирать какие-то вещи в салоне разбитой "Волги", а также вынимать багаж из покарёженного багажника. Когда он в первый раз влез в изуродованный салон "Волги", в нос ему ударил резкий запах жасмина - водительский красный берет валялся под сидением, наполовину рассыпав по салону белые цветы.
Пока он возился с генеральскими вещами, измазал разлившимся подсолнечным маслом все свои светлые брюки. Наши советские люди всех рангов, направляясь за границу впервые или возвращаясь из отпуска, везли в непомерных количествах из страны Советов провиант, дабы на питании больше сэкономить в местной валюте. Везли все: мясные консервы, подсолнечное масло, "сухие" колбасы. Один наш товарищ привез такой колбасы столько, что не в состоянии был ее съесть всей семьей. Колбаска засохла, и жена, почти полгода, варила из нее суп!?
Загрузили вынутый багаж в одну из машин и опять все направились в Тартус. К их приезду там уже с небольшой свитой находился, приехав из Латакии, контр-адмирал Терёшенко Ю.К. Когда они вошли в приемный покой больницы, то первое, что увидели лежащий на носилках труп генерал, обложенный кусками льда: погода в Сирии в сентябре стоит еще жаркая.
Контр-адмирал сообщил, что состояние супруги генерала крайне тяжелое: врачи подозревают перелом основания черепа. Водитель-солдат, который вез их, как ни странно отделался легкими повреждениями. Вот, правда, говорят - везет же... некоторым в нашей жизни.
Генерал скончался уже в больнице, не приходя в сознание вследствие "разрушения лобно-височной части черепа с выпадением серого вещества", как потом было указано в медицинском заключении.
Доклад о трагедии уже дошел до главного военного советника в ВС САР генерал-лейтенанта Терёшенко Михаила Никитовича - однофамильца контр-адмирала. На ноги был поднят весь военный контракт и сирийская сторона, связанная с ним. Под вечер в Тартус сообщили, что "главный" выехал из Дамаска к ним. Ближе к позднему вечеру все ожидали его приезда. Уже когда совсем стемнело все тартуское "представительство" советских военных, находившееся в больнице, во главе с контр-адмиралом выехало встречать его однофамильца и старшего для всех начальника за город. Так, видимо, распорядились из Дамаска.
Здесь уместно известить читателя, что к моменту всех этих событий, Михаил проработал в Аппарате ГВС около девяти месяцев. И Михаил Никитович уже прекрасно его знал и при случае всегда здоровался с ним за руку. А когда Михаил заступал помощником дежурного по Аппарату и в отсутствии оного, снимая телефонную трубку, отвечал: "Помощник 243-го слушает!", то если на том конце провода был "главный", он ему, ласково, как это чувствовал Михаил, говорил: "Здравствуй, Миша, это - Терёшенко". И Михаилу казалось, что ему, генерал-лейтенанту, было приятно называть молодого офицера-тёзку, который был на шесть рангов моложе его по званию, а еще больше по возрасту, так по-человечески Мишей. Но, известно: барская милость бывает недолгой.
...Из машины "главный" в свете фар сразу увидел группу, стоящую на левой стороне обочины, и его машина подрулила прямо к ней. Все офицеры быстро встали в шеренгу в соответствии с "табелью о рангах". Из черной "Волги" вышли: генерал-лейтенант Терёшенко М.Н., доктор Аппарата и референт-переводчик - начальник всех переводчиков.
"Главный", начиная с контр-адмирала, протягивал руку для приветствия, быстро, прошел всю шеренгу, не проронив ни слова. Михаил стоял последним. Подходит к нему, протягивает руку. В ответ Михаил подает свою. Вдруг генерал сильно сжимает Мишину ладонь и тянет руку на себя, так, что Михаил, потеряв равновесие, на шаг вышел из строя, почти вплотную к нему. Терёшенко в упор неподвижными глазами зло и с неприязнью посмотрел на Михаила и сквозь зубы жестко процедил: "Вы почему не сели с генералом?". Ну, что в таком положении генерал-лейтенанту может ответить лейтенант, один единственный из всей когорты присутствующих старших чинов удостоившийся вопроса. Ответа у Михаила, конечно, не было. И тут совершенно неожиданно его выручил вечно чего-то и кого-то боявшийся и постоянно во всем сомневающийся "старший", стоявший рядом. "Генерал-майор Дыбленко его с собой не взял", - скороговоркой выпалил он. "Главный" как-то сразу потерял интерес к молодому лейтенанту, отпустил его руку и быстро направился к своему "флотскому" однофамильцу.
На машинах все направились в тартуский госпиталь. На одном из поворотов в открытое окно ворвался запах жасмина, становившийся сейчас для Михаила все более навязчивым: картины дня быстро пронеслись в голове... В памяти опять возникла "волговская" передняя панель, краем упершаяся в спинку пассажирского сидения. Михаила опять пронзила мысль об ангеле-хранителе, который явно оберегал его по жизни. Сегодня он спас Михаила уже во второй раз в его молодой жизни.
Михаил, конечно, был человеком неверующим, пройдя все ступени принятого идеологического воспитания: октябрятская звездочка, пионерская дружина и комсомольская организация. Но была и еще одна жизненная среда, где формировалось его представление о мире. Это - две умеренно верующие бабушки, а до семилетнего возраста еще и прабабушка. В религиозном воспитании, даже нет, не в религиозном, а больше просто в человеческом воспитании Михаила они принимали самое тесное участие. Не очень часто, но все-таки водили в церковь, знакомили с религиозными обрядами, объясняли церковные положения, давая этим самым уроки духовного поведения в жизни. Эти уроки не только не помешали ему принять навязанное государством в те времена воспитание, но и в противовес ему, укрепили его в мысли, что главным в этом мире является человек, как дорога его жизнь и, чтобы она продолжалась как можно дольше, у каждого человека есть свой ангел-хранитель. И у него самого тоже. И, кажется, он у него есть на самом деле.
Сначала он отвел от Михаила беду в первый заезд в Сирию. Это случилось после событий Октябрьской войны 1973 года. В тот раз Михаил со своим начальником и советником по инженерной части, как обычно, возвращались с работы на своем ГАЗ-69 или, как его именовали сирийцы, "джип-газ". В таких автомобилях, как обычно, "старший" группы всегда сидел спереди, все остальные - сзади. И вот, проезжая через какую-то деревушку, водитель резко затормозил. Всех качнуло на своих местах, а Михаила еще что-то, как ему показалось упавшее сверху, ударило по голове, и все услышали хлопок. Когда оправились от торможения, Миша увидел под ногами лежащий сложенным в несколько раз армейский защитного цвета свитер. Он поднял его и, развернув, увидел в нем настоящий малокалиберный револьвер. Машина стояла. Все с изумлением смотрели на эту находку, а водитель сержант Али, вжав голову в плечи, с явным испугом на лице. Оказывается, этот недоумок завернул принадлежавший ему револьвер в свой свитер и заткнул его между тентом автомобиля и трубой кронштейна, на которой лежал тент, как раз над местом, куда сел в этот раз Михаил.
- Миша, - произнес старший группы Кузьма Архипович, указывая на револьвер - а ведь это он выстрелил.
И все посмотрели на тент над Мишиной головой. Там зияла маленькая аккуратненькая дырочка. При худшем исходе пуля вошла бы снизу в нижнюю челюсть и вышла бы сверху, продырявив всю голову. При таком раскладе исход был бы... Но об этом страшно было подумать. Водитель со слезами на глазах стал умолять всех ничего не докладывать командиру полка. В противном случае это для него имело бы плохие последствия. Но наши люди - добрые, и все осталось в тайне. Но Михаила еще долго преследовали страшные воспоминания об этом случае.
И вот второй раз ангел-хранитель спас ему жизнь.
В госпитале их ожидали наши военные специалисты, которые по указанию контр-адмирала Терёшенко Ю.К. прибыли для оказания помощи.
В приемном отделении на носилках, стоявших на том же месте все также лежало, но уже накрытое простыней тело генерала. Прибывшие высшие чины направились в палату к супруге генерала. Первым от супруги вышел доктор и присоединился к остальным "младшим" по рангу, остававшимся в приемном отделении.
Все события сегодняшнего дня: произошедшая авария, вечерняя "выходка" генерал-лейтенанта Терёшенко М.Н. и дважды виденное Михаилом уже бездыханное тело его заместителя, настолько задавили молодого лейтенанта, что он как-то сник, обмяк и потерял ко всему интерес. На все попытки наших товарищей затеять разговоры с местными представителями: врачами и военными, находившимися тут же вместе с ними, он, как переводчик, реагировал вяло и без особой охоты.
Вернувшееся из палаты супруги погибшего генерала начальство сообщило, что жена находится по-прежнему в тяжелом состоянии, и недавний диагноз пока подтверждается. А это говорит о том, что жизнь ее теперь меряется часами. Если завтра не случится ни чего худшего, то ей сделают рентгеновский снимок, и тогда можно будет обо всем говорить с определенной точностью. Тут же ГВС передал нашему доктору, что местное руководство выделяет спецмашину, на которой он вместе с Михаилом доставит тело погибшего в морг военного госпиталя в местечке Хараста, близ Дамаска.
И правда, через некоторое время подкатил специальный медицинский микроавтобус. Санитары госпиталя переложили тело Я.Д. Дыбленко с носилок в деревянный ящик и обложили льдом. Все было готово к отъезду. Но тут выяснилось, что с водителем может сидеть только один человек. Поскольку наш доктор был в звании подполковника, то ехать вместе с ящиком предстояло Михаилу. Как потом он сам честно признался, если бы это произошло, то, видимо, к моргу в предместьях Дамаска, привезли бы не одно, а два холодных тела. Он не был трусом, но в тот момент психологически бы не выдержал такого соседства в течение трёх часов пути. Вячеслав Алексеевич, скорее всего, как врач, понял это и предложил ему сесть прямо на крышку двигателя, которая в кабине находится между сидениями водителя и пассажира. Хоть и не удобно, зато с людьми. Водитель не возражал, и они тронулись в путь.
... Всю дорогу, пока добирались до Дамаска, через приоткрытое стекло из непроглядной тьмы сентябрьской ночи в кабину нет да нет влетал ослабленный ночной прохладой, но еще сильный запах цветущего жасмина...
P.S. Строгих мер к лейтенанту М. Резникову за то, что "он не поехал с генералом", конечно, никто не предпринимал. Гонений на него не было тоже. Тело погибшего генерала несколько дней спустя очередным рейсом "Аэрофлота" было отправлено на Родину. У его супруги первоначальный диагноз не подтвердился. Она, уже немного оправившись от первоначального положения, возвращалась в Москву тем же самолетом.
Со временем всё вернулось "на круги своя". И только для Михаила жасминный аромат того сентябрьского дня оказался очень сильным раздражителем памяти. Еще многие годы спустя, где бы и при каких обстоятельствах он не чувствовал этот запах, в нем снова и снова возникали ощущения тревоги и страха, на фоне которых проходили картины встречи в морском порту, аварии и бездыханного тела генерала, обложенного льдом.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023