ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Рыбин Александр
Ангел войны

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.59*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Посвящается героически погибшему в Сирии русскому военному летчику Роману Филипову
В христианском городе после боев [Александр Рыбин]
  "Пятнадцать трупов. Двое без голов. Надо их закопать, чтобы никто не узнал", - говорил по-арабски мужчина лет 40 в полевой форме капитана турецкой армии. Аккуратно выбритый: ни усов, ни бороды, - стрижка полубокс. На поясе пистолет, в левой руке рация. Слушавший - внушительная борода, усы выбриты на ваххабитский манер, сероглазый, длинноносый, черно-белый платок намотан вокруг головы, из-под платка вьющиеся волосы до плеч, потертая форма советского образца, разгрузка, набитая запасными магазинами к автомату Калашникова, за спину закинут сам автомат. "Арабы-христиане, ассирийцы. Обезглавленные - езиды. Мы только договорились с русскими, что у вас перемирие с правительством. Их похитили и казнили кавказцы из России. Настоящие выродки. Жестокие извращенцы. Сейчас залегли на дно где-то в Идлибе. Трупы оставили в заброшенной школе, дам тебе отметку на карте. Мои ребята их случайно обнаружили, один местный подсказал. Их надо обязательно закопать, мало ли кто еще их найдет. Что знают двое, узнает и третий", - пояснил капитан. "Чеченцы убили?" - спросил слушавший. "Разные. У тебя в отряде есть кто-нибудь из России? Я помню, есть", - капитан хлопнул правой рукой себя по нагрудному карману, пусто, хлопнул по накладному карману брюк, достал сигареты. "Двое из Узбекистана". Капитан предложил сигарету собеседнику. Тот, приложив правую руку к сердцу, отрицательно помотал головой. "Узбеки - другое. Почти как турки, - улыбнулся капитан. - Но все равно лучше их на дело не бери. Своим особо никаких деталей не доводи. Кто, зачем, почему. Дело надо сделать максимально тихо. Русские узнают - конец перемирию. Будут вместе с армией Башара снова наступать на вас. Считай, и на нас тоже. Понимаешь, Ахмет?" Ахмет кивнул. Капитан прикурил сигарету от пластмассовой зажигалки с изображением Ататюрка в папахе.
  
  Семь пикапов-тачанок, крупнокалиберные пулеметы установлены в кузовах, пылили колонной по проселочной дороге. Солнце близилось к закату. Ахмет в первой машине - за рулем. Из автомагнитолы звучала проповедь. В каждом кузове два-три боевика с оружием, обряжены кто во что горазд - у одного вообще черная футболка с надписью стразами: Fuckin" Rich. Сидели на бортах. Машины подскакивали на ухабах. В стороны от дороги оливковые рощи. Длинные тени от деревьев наползали на дорогу. Проехали мимо желтого саманного дома. Перед домом сидел на стуле со спинкой старый сморщенный бедуин: красно-белый платок намотан вокруг головы, теплый черный халат-чапан, из-под чапана торчали видавшие виды кеды неопределенного оттенка. Бедуин переглядывался с боевиками, поднял приветственно руку. "Салам".
  "Место, где их хоронить, кто выбрал?" - спросил сидевший с Ахметом в кабине боевик, между коленями у него зажата американская М-16. "Тоже он, капитан Озджан. Я предлагал за Фуа, на старом шиитском кладбище, но он сказал, что лучше ближе к Серакибу. Говорит, что там место менее приметное, иногда тяжелую технику перегоняют, следы ямы быстро укатают, никто найти не сможет", - объяснил Ахмет. Разговаривали на арабском. "На кладбище разумнее, конечно. Мертвые к мертвым должны быть. Плохо, когда они под живыми лежат, в джиннов превращаются", - заметил боевик с М-16.
  Въезжали в разгромленный поселок. Руины зданий, пробитые саманные и каменные заборы, смятые или продырявленные металлические листы. Граффити радикальных группировок на разных языках. "Bosna je muslimanska drzava", - и рядом желто-синий прямоугольник флага Боснии. На следующем перекрестке: в человеческий рост красный флаг с черным двухглавым орлом на стене, надпись Kosova Republikё. "ИГИЛ - красава", - на русском. "Güney Turkestan", - рядом черными линиями примитивное изображение волчьей головы. Галерея многолетней международной войны.
  Люди на улице не попадались. Из живых - лишь бродили худые грязные собаки. Один из боевиков, сидевших в кузове, выстрелил в собаку. Попадание откинуло ее, завалило на бок. Псина отчаянно заскулила, дергала лапами, словно пыталась убежать. Ахмет высунул из окна кулак и погрозил, глядя в боковое зеркало заднего вида.
  Подъехали к побитому многочисленными попаданиями двухэтажному зданию, часть крыши сложилась внутрь. Перед ним похожий на луноход броневик "Ошкош". Возле броневика трое солдат в униформе, масках-балаклавах, нашивки турецкой армии. Поверх бронежилетов у каждого винтовка М-4 с оптикой. Один из солдат показал, куда парковаться тачанкам: вбок, чтобы не перегораживать дорогу броневику.
  "Где они?" - спросил Ахмет солдата, не вылезая из машины. "Арабджа мафи, мафи", - ответил солдат, мешая арабский с турецким. Он помахал рукой в сторону входа в здание: "Аскери комутан орада". Ахмет покачал головой и пробубнил: "Столько лет у нас торчат, а язык выучить не могут, какие же ленивые". Он захлопнул дверь машины и сказал громко, чтобы услышали все его боевики: "Я с Талялем внутрь. Вы пока ждите здесь". Боевик с М-16 пошел за Ахметом. "Нереде?" - спросил Ахмет солдата. Тот показал, чтобы следовал за ним.
  Бывшая школа: по стенам в холле рисунки книг, ручек, карандашей и значки химических элементов. На стене напротив входа нарисованы портреты двух сирийских президентов: бывшего Хафеза Асада и действующего, его сына Башара Асада, глядят на входящих. К их головам пририсованы дьявольские рога и ругательные подписи на арабской вязи. Повернули налево, шагали по коридору. Двери в кабинеты выломаны, окна разбиты, местами в оконных проемах уложены мешки с песком и каменные блоки. Пахло отвратительно: вонь испражнений, гниения, блевотины и чего-то столь же приторно тошнотворного. Под ногами хруст битого стекла, обломки из разных материалов. Солдат подошел к закрытой двери, постучал и громко произнес: "Араблар бурада". "Йалла, вэлкам", - ответил голос из-за двери. В кабинете турок-военный торопливо натягивал зеленую маску-балаклаву. Он сидел за столом, в пепельнице дымилась до половины скуренная самокрутка: сладковатый запах анаши. Пластиковая бутылка с отпитой водой, возле нее стояла черная рация, из которой звучали переговоры на турецком. "Салам". Боевики и военный обменялись рукопожатиями.
  
  Трупы, уложенные в ряд на пропитавшиеся кровью грязные матрасы, тряпки, прочие подстилки, находились в темном, лишенном электричества подвале. Смрад тления некогда живых существ, оба араба прикрыли носы руками. Турок-командир светил на мертвые тела фонариком. Мужчины, женщины, подростки. Одежда нескольких женщин и подростков изодрана в клочья. Беспорядочные пулевые отверстия на каждом теле - в основном ближе к сердцу. Немного дольше других турок освещал два обезглавленных тела и женщину, которой отрезали груди. Недовольно поцокал языком. Присел на корточки, взял брезгливо двумя пальцами за край одного из матрасов: "Сжечь обязательно. Анладым ма?" Ахмет кратко кивнул и приказал Талялю, не оборачиваясь, через плечо: "Зови людей, пусть грузят. Скажи, чтобы развернули брезент. Тела будут укладывать сразу под брезент".
  
  Семь пикапов-тачанок ехали через ночь. Свет фар первой машины выдирал проселочную дорогу из темноты. Шедшие следом машины затягивало клубами пыли. Боевики в кузовах закрыли носы и рты платками то ли от пыли, то ли от тяжелого смрада мертвечины в безветренном воздухе. Под ногами бугрился брезент. Грязные тактические ботинки боевиков давили на спрятанные тела. Вдали слева мигали красные всполохи - разрывы снарядов или ракет: разборки группировок или горел склад боеприпасов.
  Ведущая тачанка остановилась, погасли фары. Остальные тоже встали, выключили свет. Сразу наступила тишина. Лишь отдаленный ухающий звук разрывов. Ахмет вылез из салона. Прошел к третьей машине. Негромко заговорил, обращаясь к боевику на водительском месте: "Надо проверить, кто сейчас там есть. Бери двоих и сходите прочешите окрестности". Боевик вылез, позвал двоих из кузова, прицепил рацию к разгрузке. Трое исчезли во тьме.
  
  В ночи двигались огоньки курящихся сигарет. Тихие разговоры на арабском. Зашипела рация: "Ахмет, спокойно. Все спят. В нашем доме никого". Ахмет поднес рацию к губам: "Тамам. Ждите, мы едем, - обратился к боевикам. - Погнали".
  
  Желтое солнце всходило над холмистой серой равниной. Хутор из пяти саманных домов, раскиданных в нескольких десятках метров один от другого. У каждого дома - огороженный глухой стеной двор. В одном из дворов, ворота заперты, - семь пикапов. Пятеро боевиков сидели на стульях со спинками. Курили кальян. На подносе, поставленном на землю, чайник и прозрачные стаканчики, керамическая емкость с сахаром. Боевики показывали друг другу что-то на смартфонах, смеялись. Автоматы, сняты с предохранителей, небрежно приставлены к стульям или вовсе на земле. Из соседних дворов доносилось пение петухов.
  Брезент в кузовах тачанок по-прежнему бугрился от спрятанных под ним мертвых тел.
  Из дома выходили заспанные взъерошенные боевики. Кто-то с голым торсом, кто-то в майках и тренировочных штанах, в шлепанцах или не зашнурованных ботинках. Один сходил за дом и запустил дизель-генератор. Тарахтение заполнило двор. По очереди боевики подходили к умывальнику: железной бочке на металлическом каркасе, к которому приварен электродвигатель. Из открытого крана сильной струей лилась вода, гудел электродвигатель нагнетая по шлангу из скважины в бочку недостающую воду.
  
  Четыре десятка боевиков, рассевшись в четыре ряда на колени, совершали молитву. Одновременно опрокидывались головами к молитвенным коврикам. Поднимались, держали руки перед собой. Беззвучно шевелили губами. Закончили молитву общим восклицанием: "Аллаху Акбар!"
  
  Боевики ели, сидя на матрасах, вынесенных из дома во двор. На общих блюдах куски жаренной курицы, вареный рис, тарелки с салатом, стаканы с кислым йогуртом, стопки тонких круглых лепешек в целлофановых пакетах. Ахмет гладил бороду и разговаривал по телефону: "В 11 будет на месте? Точно? Давай без Иншалла. Еще скажи мне "букра, Иншалла". Мне надо точно. Рассчитываю на тебя. Тамам. Мы приедем вовремя". Выключил телефон. Поднял стакан с отпитым йогуртом. "Э, брат, это - мой, вот - твой", - сказал, улыбаясь боевик по соседству, узкоглазый и круглолицый - узбек. "О, извини, брат. Забери".
  
  Тачанки выезжали со двора. Ахмет стоял несколько в стороне, разговаривал с соседом: старик в бедуинских одежда - красно-белый платок на голове, черный халат-чапан, опирался на деревянную резную трость обеими руками. "Турки сказали мне, что договорились с русскими, чтобы ни они, на Башар не бомбили нас", - объяснял Ахмет. "Что турки? Они здесь гости. Приехали, будет тяжело уедут. Бомбят нас. Устал я от войны, Абу Омар, устал. В мои годы зачем война?" - сетовал старик. "Понимаю, Абу Гамиль, но иначе не добиться законов Пророка. Ты же не хочешь жить под властью Башара? (на стал ждать ответа) Никто не хочет. Мы должна бороться и терпеть. Наши братья со всего света приезжают нам помогать. Вон, Идрис, Карим - приехали из России, из Узбекистана помогать нам. Им тоже не нравится, что русские помогают Башару. Мне пора, Абу Гамиль. Береги себя", - он пожал руку старику, коснулся поочередно одной и другой щеками его щек. Зашагал в сторону стоящей заведенной тачанки. Скомандовал закрывавшему ворота боевику: "Быстрей-быстрей, Мустафа. Йалла".
  
  Колонна пикапов снова ехала по проселку. Навстречу изредка попадались китайские грузовички и мотоциклисты. Солнце стояло в зените.
  
  Пикапы сгрудились на пустыре позади оливковой рощи. По-прежнему с грузом мертвецов. Ахмет нервно шагал взад-вперед. Тыкал пальцем в телефон. "Наконец-то! - вскричал он и приложил трубку к уху. - Где ты? Мы уже полчаса назад приехали. Какая связь? Где ты? Сколько, значит, тебе еще ехать? Я пристрелю тебя, клянусь. Ты должен быть прямо сейчас здесь!"
  
  К пикапам, следуя за одной из тачанок, приближался "Камаз" с платформой, на платформе китайский маленький экскаватор. Когда они подъехали к общему скоплению, Ахмет подбежал к тачанке, рывком открыл дверь водителя и грубо выдернул боевика. Повалил его и стал бить ногами. Бил в корпус. После нескольких ударов вырвал из кобуры на боку избиваемого пистолет и приставил к его голове. "Если я говорю "быстро", то надо делать быстро! Ты нас всех подставить хочешь?! Ты будешь коз пасти в пустыне, акрут". Ахмет резко отвел пистолет в сторону и выстрелил в землю. Избитый запоздало прикрыл голову. Из "Камаза" выбрался водитель, ошалело наблюдал за происходящим. "Ты? - Ахмет, глядя на водителя, показал головой на экскаватор. Тот кивнул и торопливо приложил правую руку к сердцу. - Копай два метра в глубину, пять в ширину. Быстро-быстро. Начинай".
  
  Экскаватор тарахтел и расширял ров. Под слоем серой земли в полметра лежал пласт рыжей глины. Боевики, скучая, бессмысленно ходили из стороны в сторону или сидели на земле. Старались держаться подальше от смердящих мертвечиной пикапов.
  
  У Ахмета звонил телефон. На мониторе высветилась арабская цифра 01. "Салам, Озджан". Он оглянулся на избитого боевика, тот сидел в стороне от остальных на земле, обняв колени руками, разоружен, его пистолет за поясом у Ахмета. "Вы доделали? - голос турецкого капитана. - Русские что-то разнюхали. Два их самолета будут сегодня патрулировать ваш сектор. Я только сейчас узнал. Возможно, они вылетели. Ахмет, доделывайте быстрее. Может быть, час у вас есть. Не знаю. Поторопись. Если они вас засекут, снова начнутся бомбардировки. С ними будет очень трудно договориться о продолжении перемирия". Ахмет убрал телефон в разгрузку, нервно теребил бороду. Ров не был готов и на половину. "Таляль, возьми несколько человек и оптику: Драгунова, бинокли. С того холма (указал рукой, разрубив воздух) следите: могут появиться русские самолеты. По рации докладывай, если что".
  Таляль подобрал прислоненную к одной из тачанок СВД, из-за сиденья достал крупных размеров бинокль и позвал пару человек с собой.
  
  Две темные точки военных самолетов появились с юго-востока, когда боевики скидывали трупы в ров. Самолеты шли под облаками. Быстро нарастал их гул. Ахмет выслушал Таляля по рации и достал телефон. Набрал вызов номера 01. "Абонент недоступен", - сообщил женский голос. "Акрут! Муаррас!" - выругался Ахмет. "Мохаммед, доставай "Иглу". Срочно. Будем бить по русским". Мохаммед - плотного телосложения бородач под сорок, лицо в шрамах, взгляд исподлобья - вразвалку зашагал к своей тачанке, влез в салон. Достал болотно-зеленую трубу переносного зенитно-ракетного комплекса. "Бей по ближнему. Как будешь готов, стреляй!". Мохаммед вскинул трубу на плечо, выглядывал цель через оптику. Один из боевиков достал мобильный телефон и начал снимать его на видео. Две точки самолетов увеличивались, приближаясь прямым курсом, яснее становились их формы. Они шли ниже обычного, так как не ждали обстрела с земли. "Игла" запищала, поймав ведущий самолет в прицел. Темные от въевшейся грязи пальцы на спусковом механизме. Хлопок. Из трубы выплюнулась ракета, зависла на мгновение над землей и метнулась, оставляя белый закрученный шлейф дыма, в сторону самолета.
  Долгие секунды ожидания. Боевики замерли. Ждали. Белый дымный шлейф утончался по мере удаления ракеты. Стал совсем невидим. Ведущий самолет задирал нос вверх, пытался уйти на недосягаемую для ракеты высоту. Мгновенная белая вспышка, за самолетом потянулся черный грязный след. "Аллаху Акбар!" - заголосили боевики, некоторые стреляли одиночными и очередями в воздух от радости. Вскочил и избитый боевик, он тоже кричал: "Аллаху Акбар!"
  Самолет выворачивал на юг - в сторону, где располагалась линия фронта, где находились позиции сирийской правительственной армии. "Скиньте оставшиеся трупы на землю. Делаем охоту на него!" - скомандовал Ахмет. Шлепались мертвые тела о сухую землю, сбрасываемые из кузовов. Троих боевиков, самых младших, командир отрядил, чтобы трупы покидали в ров и проследили, как их закопает экскаватор. Остальные грузились, заработали двигатели, тачанки вразнобой погнали вслед за удаляющимся самолетом.
  Второй русский самолет следовал за ведущим, поднявшись выше: то исчезал, то выныривал из облаков. Ведущий быстро терял высоту, сбоку возле хвоста у него металось оранжевое пламя. Гончие-тачанки проламывались сквозь оливковые рощи. В сторону от них бежал мальчик с посохом, разбегались в разные стороны козы, которых он пас.
  От падающего самолета отделился бело-красный купол парашюта. "Смотри-смотри! Выпрыгнул! Как ангел с неба спускается! Ангел войны! Он принесет нам много денег!" - кричал Ахмет боевику, ехавшему с ним в салоне. В кузове четверо боевиков - трое вцепились в борта и крышу, один за прикрепленную к днищу треногу с крупнокалиберным пулеметом. "Продадим русского за миллион долларов! Нет, за пять! Пусть платят! Уалла!!!" Ахмет отцепил рацию от разгрузки: "Никому не стрелять в русского. Берем живым. Только живым".
  Купол парашюта и висящая под ним темная капля летчика плавно спускались к земле.
  Вдруг вырвавшийся далеко впереди других пикап, гнавший по открытой местности, вскрылся взрывом - из него вырос огненный цветок, в сторону отлетело что-то темное. По инерции горящий покореженный металл проехал несколько метров, встал и зачадил черным дымом. В стороне лежал окровавленный и обожженный труп одного из боевиков, на нем тлела одежда, на обгоревшей футболке все же можно было разобрать написанное стразами - in" Rich. "Через рощу, через рощу двигайтесь, это его напарник бьет", - голосила рация. Пикапы скрылись среди оливковых деревьев. Разрыв в роще - раскидало поломанные деревья и землю. Мимо.
  Летчик приземлился на покрытый крупными валунами холм над рощами. Боевики останавливали машины на краю оливковых зарослей и дальше бежали, рассыпавшись цепью, окружали холм. "Аллаху Акбар!" Ахмет шагал за ними, не спешил, огибал серые валуны, хищный взгляд, ноздри раздулись: уверенный, что добыча от него не уйдет, охотник. Обеими руками сжимал "калашников" с наискосок обрезанным стволом - советская модель 7,62 мм, у большинства его бойцов были китайские "калаши". "Не убивайте его!" - командовал Ахмет. По склону холма ударил взрыв. Боевики залегли. Никого не задело. Поднялись продолжили подниматься. Новый взрыв. Опять залегли. Вроде снова никого не задело. Тишина, стонов раненных нет. Теперь не спешили подниматься. Вглядывались в небо, пытались понять, где второй самолет. Гул его блуждал неопределенно среди облаков. Позади из зарослей застрекотал крупнокалиберный пулемет. "Сказал же, брать русского живым!" - закричал в рацию Ахмет, лежавший на боку. "Я пытаюсь отогнать второй русский самолет", - ответила рация. "Тамам. Действуй". Пулемет продолжил стрекотать.
  Боевики пролежали на склоне минут пять - новых разрывов не было. Поднялись и двинулись дальше. Вглядывались в окрестные валуны - за любым из них мог спрятаться летчик. Поглядывали и на небо, гул второго самолета продолжал блуждать над ними. Справа за дальним холмом поднимался жирный черный дым - туда упал подбитый самолет. Некоторые боевики, выставив автомат вперед и сжимая его одной рукой, палец на спусковом крючке, другой снимали происходящее на телефоны.
  Гул второго самолета вдруг начал нарастать сзади. Боевики кинулись землю. Взрыв в оливковой роще. Ахмет обернулся к ней. Попадание в один из пикапов - из-за деревьев валил черный дым и хлопали сгорающие патроны. Кто-то из боевиков пытался лежа на земле попасть по самолету, стреляя из ручного пулемета. "По одному, по очереди перебегаем".
  
  Наступали сумерки, когда боевики добрались к вершине холма, а гул русского самолета стал стихать, удалялся на юг. Они осторожно осматривались вокруг, выглядывали под ногами намеки, что тут побывал приземлившийся летчик. "Парашют и шлем его нашел! Спрятать хотел под камень!" - закричал кто-то радостно. Вдруг выстрел - одного из боевиков кинуло в сторону. Второй выстрел - другой боевик переломился, сгибаясь к коленям, завыл, упал. Остальные кинулись в укрытия. "Где он? Кто видел?" - голос Ахмета в рации. "Тот плоский камень рядом с деревом, направо. Сейчас покажу", - ответила рация. Очередь - по длинному плоскому валуну, отбивая каменную крошку, ударили пули. "Таляль, Идрис! У кого еще есть Драгунова? Попадите ему в ногу или руку!" - скомандовал Амет в рацию. Боевики перебегали, занимали позиции удобнее. Русский летчик, быстро высовываясь, пытался в них попасть. Одна из пуль, раздробила ветку изогнутого раскидистого деревца. На какое-то время настало затишье. Слышно, как стонал раненный, катавшийся из стороны в сторону боевик, тарахтели двигатели автомобилей, оставленных под холмом, и потрескивал, догорая, уничтоженный пикап. Вскоре по валуну, за которым скрывался летчик, зацокали одиночные попадания. Боевики со снайперскими винтовками СВД продолжали перебегать, чтобы выбрать более удачные позиции. Редкая ответная стрельба из-за валуна. "Попал!" - заголосила рация. "Тамам. Берем его", - скомандовал Ахмет. Прицепив рацию к разгрузке, закричал: "Йалла-йалла!" - и махал рукой, в которой сжимал пистолет, в сторону укрытия русского. Боевики, пригибаясь, двинулись вперед - к плоскому валуну. Окружали его с разных сторон. Некоторые, шедшие последними, продолжали снимать видео на телефоны. Русский - серая летная форма, молодой, короткостриженый - лежал на земле, вдавившись в камень. Одной рукой зажимал окровавленный бок, вторая рука - вытянута вдоль тела. Боевики продолжали сходиться к нему. Шаг за шагом. Пригибались. Стволы нацелены на русского. Когда двое боевиков приблизились настолько, что в следующий рывок могли бы схватить русского, тот положил руку, которую держал вытянутой вдоль тела, на грудь, разжал кулак - гранта. Русский что-то крикнул. Боевики оторопело замерли. Взрыв. Запоздало падали на землю. Один не поднялся - из обеих его ног, штанины изодраны немного ниже паха, натекала кровь. Раненный сдавленно стонал. Но ему никто не помог. Боевики сошлись над телом летчика. Разодранное взрывом тело. Мертв. Ахмет присел на корточки, хлопал по карманам летчика, доставал и осматривал найденное. "Идрис, - обратился Ахмет к узбеку. - Что он кричал перед смертью? Ты же понимаешь его язык" Идрис стоял, опираясь на СВД: "Это вам за пацанов, - сказал он на русском, а затем по-арабски, - Значит, что он хотел отомстить нам за русских, погибших в Сирии". Боевики доставали телефоны и снимали труп с разных ракурсов. "Отчаянный русский", - произнес как бы для самого себя Ахмет и вздохнул: то ли от разочарования, что летчика удалось взять лишь мертвым, то ли от сочувствия к нему.
  
  Раннее-раннее утро. Сизые сумерки. Небо в темных тучах. Тот же хутор из пяти домов. В одном из дворов вокруг тлеющей на земле горки углей сидели на стульях, склонившись к жару и выставив вперед руки, трое боевиков. К стене дома припаркованы четыре тачанки-пикапа. Быстро начал нарастать гул приближающегося самолета. Нет, гул гуще - не один самолет, несколько. Боевики разогнулись, обеспокоенно заозирались на небо. Гул продолжал нарастать. Мгновенный оглушительный грохот. Всплеск земли, обломков, дыма и огня. Второй взрыв, третий. Дом боевиков, их двор, пикапы сжирали попадания ракет.
  Когда из своего дома, приоткрыв осторожно дверь, выглянул Абу Гамиль, гул самолетов удалялся. Пыль, поднятая взрывами, оседала, продолжая расползаться во все стороны.
  
Оценка: 7.59*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023