ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Брест Мартин
Из личного

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 4.49*56  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжаю тематику "Из окопа злобного укра".
    Перепечатываю с любезного разрешения автора, [Мартин Брест] .
    Стилистика автора сохранена.
    В процессе доработки и пополнения.
    Комментарии - только для залогиненных.
    П.С.

  
  
  В качестве маленького предисловия:
  - здесь привожу не все из ленты Мартина на ФБ;
  - каждый пост с указанием даты, но не обязательно в последовательности написания;
  - так видать Бог хотел, что пост про Горловку и разрешение на репост на АртОфВаре совпали.
  С уважением, П.С.
  
   []
  
  Мартин Брест
  Из личного
  (избранное из ФБ)
  
  ========================
  16/09/2016
  Нет, не то чтобы я не знал, о чем мне хочется писать
  Хочется почти всегда... И я часто дергаю себя - не шали, пехота, писатель нашелся, тоже мне еще, блин, непризнанный мастер планшета и фейсбука. Просто иногда мне хочется проживать этот мир чуть полнее, чем сейчас. Чуть ярче, чем сейчас, трогать эти янтарного цвета ниточки, чуть быстрее дышать, чуть выше подпрыгивать и чуть громче говорить. Иногда... Ааа, черт. Вот прямо сейчас - мне так тоскливо, будто я... А я даже и не знаю, с чем сравнить.
  Знаешь, мы ведь такие... Падкие на вот это вот все. На возможность жить с широко открытыми глазами, кричать, ругаться, курить, копать, бегать из жестянки заколдованного кунга в теплую душную тесноту блиндажа. Хотя нет, про "копать" я все таки поторопился.
  Мы так привыкли переключать передачи левой рукой, постоянно поправлять на плече автоматный ремень, улыбаться каждое утро, есть мерзкую еду и радоваться новым суткам. Иногда мне казалось, что я жил так всегда, и если бы не звонки домой и мнимое спокойствие невысокого, исхоженного вдоль и поперек террикона - то я мог бы потеряться в мире земляных ям, горячего летающего металла и ледяных бортов бэхи навсегда. Хотел ли я этого? Нет, конечно нет. Я просто очень хотел обратно свой город.
  Знаете, я ведь, как и все - попадаю в разные места. Мне везет встречать людей, которые любят свои города, и слушать их бесконечно, вот Пышненко Константин прищурившись и опершись о горячий борт машины, рассказывает мне про Полтаву, а вот Iлля Шполянський размахивает руками и быстро, напористо говорит про родной Николаев. Они любят их родину - а я точно так же любю свою.
  Я не могу их позвать в свой город. В моем городе мне нельзя появляться, в моем городе - люди с оружием, которые пристрелят меня через пять секунд, и это если мне повезет. Я родился и вырос в городе шахт, я первый раз влюбился, научился играть на гитаре и даже петь под окном Анечки серенады, я слушал там Чижа и Нирвану из кассетного плеера и носил на руках сплетенные из бисера фенечки, я дрался за право носить в ухе серьгу и читал запоем все книги, до которых мог дотянуться, я первый раз закурил там, и в первый раз напился - это было водка, теплая мерзость на лестничной клетке девятиэтажки, я там ходил с Пашкой на рыбалку, я грустил и гулял в посадке, обнимал теплую девичью талию, любил жечь листья и бесконечно пересматривать Звездные Войн, и эти общежития иняза - аххх и оххх, петь вперемешку Сплин, Чайф и Веню Дыркина, гитара дребезжит и стонет, но мы пели, все пели, понимаешь?
  Мальчишка, кажется - прошла тысяча лет, но я не стал старше ни на секунду. Ровно такой же, только выше, толще, да улыбка малость поблекла. Струйки воспоминаний стекают по рукам, нельзя собрать обратно то, что ты когда то прожил, как нельзя толком понять, как это - когда на твой родной город смотрят свои же пацаны, только в бинокли и теплаки. Уставшие и задолбанные. А ты смотришь на родной кому-то Докучаевск - и у тебя рука не поворачивается довернуть ствол спг выше и левее и влепить первую гранату в гараж, где раньше на бетонной площадке перед ним играл ребенок лет четырех, старательно опрокидывая пластмассовые машинки, а потом сепары устроили склад бк.
  Я органически не мог стрелять по городу. Не мог - и все. Как же хорошо, что я никогда не получал такого приказа.
  Мы ведь любили все это, эти окопы, жидкую грязь, грохот дашек, хлопки агсов, это вот "погнали!" и сизый теплый выхлоп бэх, идущих через поле на восток. Еще на полшага ближе к моему родному городу. Но любили ли мы войну?
  Хочется писать, но как же тоскливо. Хочется обратно на войну, но не потому, что там проще и честнее - а потому что там, на войне, я наконец то понял, как же я люблю свой Донбасс, и как я, взрослый мужик, сентиментально скучаю за моим родным городом.
  Я бы хотел просто приехать и показать тебе его. Показать водопад возле озера, старую шахту, реку, которая течет в трубах, угольную пыль на белом снегу, постоянный ветер, посаженные руками моего деда посадки, горку между Строителем и Комсомольцем, где мы, строителевцы, первый раз подрались с такими же пацанами с другого района, я хотел показать тебе рассвет над ставком и дом моей бабушки, возле которого росла самая вкусная на всем белом свете черешня, я забирался на дерево с книгой и сидел там часами, старенький асфальт Химика и пыльные деревья Курганки, я бы показал тебе такой город, которого не видел никто, кроме нас, тех, кто родился и вырос на Донбассе.
  Приехать и показать. И я приеду.
  Жаль, что на бэхе.
  
  
   []
  
  #мобилизованноесердце
  ========================
  ========================
  ========================
  ========================
  13 июня 2016
  Море, скалы, корабли Ксеркса, бой. Ксеркс: Вперед, легионы!
  Спартанцы: Мляаааа... Ну ладно. Трымаемося, пацыны, левый фланг - внимательнее там, еби вашу налево, внимательнее!
  Леонид : Мужики, будет хреново, но реально вы знаете - без вас никак, нету больше в Греции мужиков.
  Спартанцы: Та мы поняли... Норм все будет.
  Туча стрел взмывает над наступающими шеренгами персов, пыль поднимается в сухой воздух жаркого прибрежного полудня. Падают стрелы, падают. На левом фланге рухнул спартанец. Второй. Третий. Теснее сдвигает щиты строй, еще теснее. Главное - не попятиться. Четвертый упал. Пятый...
  Леонид: Левый фланг, теснее, теснее стать! Подкрепление надо? Есть пара человек, последних!
  Левый фланг: Норм все, выстоим. Война же, еби ее. Короче - стоим.
  Афины: Зраааааадааааа!!! Спартанцы гибнут! На левом фланге! Леонид ничего не делает!
  Леонид: Как это я ничего не делаю?
  Афины: Вот так! Леонида нахер, нам нужен новый вождь! Зрадаааа!
  Спартанцы: Та заткнитесь уже, и так тошно! Ну сколько можно!
  Афины: Вы там, на войне, нихера не понимаете! Нам тут виднее! Леонид ничего не делает для победы!
  Леонид: Охренеть... А кто шесть волн мобилизации объявил, на которую вы же и не явились!? Кто последних алкашей по микенским трущобам собирал, чтоб хоть как то фронт выстроить? (ругается матом)
  Афины: А мне повестки не было! И мне! И мне! Военкомы - ебланы!
  Леонид: А когда персы вас резать начнут в ваших домах - что вы им скажете? Что военкомы - ебланы? Отэто они поржут, когда будут жить в ваших домах, а вы им парашу чистить будете...
  Афины: Пусть сначала из армии повыгоняют всех идиотов, потом дадут нам новые персефонские баллисты, и еще... И еще... Мля, что бы еще потребовать... А, и еще надо перейти в наступление! Вот тогда мы пойдем!
  Спартанцы: Наступление... Пиздец... Они вообще нихрена не понимают?
  Леонид: Пацаны... Ну шо мне сказать. Вы все сами видите. Давайте лучше по делу , шо там по бк надо, ну и бчс, сколько нас тут осталось...
  Спартанцы: Да поняли мы... Пошли они, эти афинцы, нахер. Стоим дальше.
  Под вечер, когда подуло с моря, неся запах водорослей, рыбы и того неизьяснимо горько-соленого, чем всегда пахнет море - в тылу спартанцев вдруг показалось несколько человек.
  Аркадийцы: Мужики, мы тут вам привезли кой чего, вон повозка наша за скалой стоит. Немного, правда. Пара пнвшек, оптика на лук есть нормальная, правда только одна... Теплак мы починили, кстати.
  Спартанцы: Спасибо, родные. Без вас мы бы совсем закончились.
  Аркадийцы: Та вы чего... Вам спасибо (разгружают повозку).
  Афины: Зрадаааа! Леонид решил сдать Фивы!.... Зрааааадааааа!
  Спартанцы: Бля.... Мы точно именно эту Грецию защищаем?
  Леонид: Назад гляньте. Вот аркадийская повозка устало уезжает в тыл, снова собирать, чинить, закупать, везти... Вон детки ваши по садикам и школам, родители вон спокойно во двор выходят. Жены не боятся ничего, спокойно живут. Вот за эту Грецию вы воюете.
  Спартанцы: А, ну тогда лады. Все норм будет. Теснее пацаны, теснее! Левый фланг, не ебловать там! В оба смотрим!
  Узкая линия серых щитов и красных плащей продолжает стоять. Падают спартанцы, теснее сдвигаются ряды. Утро сменяет ночь. Зима. Лето. Опять зима. Стоят спартанцы. Только злее глаза, да точнее удары копьем.
  И мертвые на земле. Со знаменитой спартанской улыбкой. Улыбнемся, пацаны. Все норм будет. Теснее ряды, теснее, левый фланг - не ебловать там, в оба смотрим!
  Мартин.
  (так. Без намеков. Светлая память пацанам. Пиздец персам).
  ========================
  2 июля 2016
  Я недосказал.
  Ииии... У меня не получилось.
  И я хотел извиниться. Только извинения эти - ни к черту. Я могу сказать, почему все произошло именно так, есть правильные, нужные объяснения, они объективны и справедливы. Чего тогда такое внутри творится?
  Просто... Просто мы не дошли.
  Да мы и не смогли бы дойти. Да, если бы мы пошли тогда осенью, или зимой, или наполненной грохотом весной - то все остались бы там, возле карьеров и на улицах Докучаевска, между домами Белокаменки и Новоласпы. Но... Аааа черт, как же сказать.
  В Горловке, возле закрытой шахты, на разбитом градами старом кладбище - могила моих бабушки и дедушки. Дедушку помню плохо, был бригадиром в шахте, умер еще в восемьдесят пятом, а бабушка... Я давно не был у тебя, ба, три года уже. Мне сказали, что кладбище взрывами перепахано, а я все вспоминаю ту ель, что возле могилы твоей посадили в девяносто третьем. Знаешь, ба, я не дошел. У нас тут много пацанов с Донбасса, у нас личный счет, нам нужно было дойти туда. Только у нас не получилось. У меня не получилось.
  Прости меня, ба. Я не смог. И вы простите - те, кто там. Мы пока не можем. Знаешь, ба, мы ведь и не отступили. Не бросили поля Старогнатовки и Новогригоровки, не отошли от терриконов Новотроицкого. Да, знаю, это глупо звучит, да и не оправдываюсь я, какие уж тут оправдания. Чуть чуть мы наступили, отбили несколько десятков квадратных километров моего родного пыльного Донбасса.
  Но - не дошли.
  Сейчас - не дошли.
  Я не знаю, что будет, когда армия наконец-то вперед пойдет. Не знаю точно, когда. Знаю только, что однажды поздно вечером всех командиров вызовут в штабы, а под утро сизый выхлоп пробьет тишину, и толчок машины выбьет окончательно сон из голов обычных солдат. Что будет со мной? Где я буду? Нет, не так.
  Где именно я буду? На серой холодной броне бэхи? В кузове подыхающего урала? Среди посадки, с теплаком в одной руке и рацией в другой? Я не знаю.
  Просто дождись меня, ба.
  Я буду.
  ========================
  6 июля "
  Ветер все так же горяч. Жаркий звон, в голове пощелкивает, я стою на асфальте, смотрю на все это... и что то меня смущает. Какая то неправильность, такое, знаете, чувство - вроде все правильно, а ты ну прям успокоиться не можешь. Хочется курить. И воды.
  Ряды, ряды... можно выйти сбоку, поднять китайский смартфон и сделать какой-то, что ли, общий снимок. Но я не выхожу. Стою, заложив руки за спину, в поношенном мтп, в выгоревшей кепке, с... Аааа, черт. Вот оно. Понял.
  Слева и справа стоит батальон. Впереди люди что-то говорят. Я не прислушиваюсь - я хочу курить и обдумываю ухваченную мысль, так, знаете, как будто ты понял разгадку и боишься ее забыть. Оружие. Мы все стоим без оружия. Вообще. То есть умом то я понимаю, что нефиг с автоматами по Сумской области рассекать, алэ... ну вот такое чувство, как будто вышел из дома и одновременно забыл мобильник, кошелек, да еще и квартиру не закрыл. И голый.
  Странное чувство. Пробую его, поворачиваю, рассматриваю так и эдак. Катаю на пересохшем языке.
  Через несколько минут батальон распустят, мы будем много курить и смущаться перед камерами. Через два дня большая партия дембелей пройдет через ворота, и батальон перестанет быть тем, каким я знал его девять месяцев и четырнадцать дней.
  Через два дня перестанет существовать вторая эльфийская. Но это будет потом.
  А пока - пока я стою на горячем асфальте и пою гимн. Ну люблю я петь гимн.
  И бат весь стоит.
  И впервые - без оружия.
  Начинает болеть голова.
  
  ========================
  15 июля 2016
  Вот, собственно говоря, и все. Последние мобилизованные пятой волны, входившие в основу, в ядро второй эльфийской, сегодня покидают лавы Збройных Сил (Середзем'я) України. Тут трудно что то написать. Пацаны едут домой. Мы пока остаемся. Это... это так, как должно быть. Только воздух как то особенно зноен сейчас, а сигаретный дым, вливаемый в легкие - горек и сух. Вторая стала моей двадцать второго сентября пятнадцатого, эльфийской - в январе шестнадцатого, и закончилась - сегодня. Счастливо, парни. Я был рад, что именно вы были на полях под Старогнатовкой, на холмах под Новотроицким, на терриконе под Докучаевском. Мы жили, стреляли, кричали, пели, ржали, ругались, опять стреляли, мы так вдыхали этот мир, мир зоны АТО, мир сектора М, мир пыльных дорог, горячего металла и сухого ветра Донбасса. Вторая рота сорок первого отдельного, купка недолiкiв - и кучка людей, ты выбегаешь из кунга, набрасывая броник и пытаясь не уронить три рации - и видишь эту картинку, "в берцах ножки - топ-топ по дорожке", несется по щебню вторая рота, выстрел, выстрел, выстрел, все, джентельмены, сьебываемся, ща будет ответка, осветилка взлетает, граната ог-9 проносится в нескольких метрах выше и с тихим свистом уходит вперед, горит, сука, горит, дааааа, попаааалииии, шлепки пуль о каменистый склон - горсть снега в рот, черт, как пить хочется, ящики с каждым разом все тяжелей, птур вырывается из контейнера и тяжело бьет по ушам, флаг, флаг, главное - чтоб они не сбили флаг... Флаг они не сбили. Он лежит на столе у Василий Дансер, и когда он будет уезжать - я напишу на нем "100 дней под Докучем, встретимся в седьмую волну))". Вторая эльфийская закончила. Джентельмены - всем спасибо.
  ========================
  22 июля 2016
  "Стреляй, детка" или - почему я люблю пехоту. Не, уважать можно все рода войска, ага (кстати, а ВСП - это род войск? Это вообще - войска?). Тот, кто хоть раз видел, как стреляет танк - "оооу даааа" , когда это наш танк, и "сьебуемся!!!" во всех остальных случаях. Без многократно воспетой арты жизни нет, это точно. Дааа, черт, ну что перечислять - все и так ясно, да? Все профессии нужны, и так далее. Просто в основе всех этих сурьезных войск стоит пехотинец. Такой себе грязный хлопец с автоматом, лопатой, пачкой прилук красных в кармане и чувством "да шо ж такое опять переезжаем это ж мля пиздец!" И вот такие хлопчики живут на вопах и ропах. Живут, изо дня в день, из недели в неделю, из месяца... Каждый день. Каждую минуту. Это грязно, противно, иногда скучно, часто опасно, и постоянно - недооцененно. Но я люблю эту пехоту. Потому что пехота - стреляет. Оружие, превращающее военнослужащего в военного - оно иногда и остывать не успевает... Но на самом деле я не об этом. Я о линии. Есть линия вопов, растянувшаяся на сотни километров и обнявшая собою Донбасс, есть тысячи людей, живущие на ней, и поэтому больше всего, живя на ноле, ты веришь в своих, свое оружие и своих соседей. Если посыпятся соседи - тебе конец. Если посыпешься ты - капец соседям. Люби соседей, уважай соседей, помогай соседям, если ты - часть этой тонкой, красной, стреляющей и брызгающей кровью линии. Вторая рота (ох, если бы вы знали количество людей в этой"роте") сорок первого бата, стоящая по Докучем и оторванная на километры от основных сил батальона, входила в оперативное подчинение одного из линейных батов семьдесятдвойки. Мы жили, с обеих сторон прикрытые вопами бригады, в свою очередь прикрывая их с нашего террикона. Семьдесятдвойку мы называли "Большой Брат")) парни с" Эвереста" и "Кандагара" были нашими соседями и, видит Бог - мы чувствовали это каждый день. Редко когда сепары, начинавшие обстрел какого-то из наших вопов - не получали ответку сразу с трех. Ну... В принципе это и значит "воевать в пехоте", так? Сорок первый покинул ато и ушел в артбригаду, став "лiнiйним батальоном артилерiйської охорони". Собственно говоря - вторая "эльфийская", дембельнувшая большую часть своих людей, все также была одной из линейных рот батальона. Полигон, прекрасная казарма, всегда есть вода, Сумы рядышком, близкий дембель, сьедобная еда, адекватные и нормальные командиры... Не служба, а сахар, живи себе и радуйся, жди приказа, ходи в наряды и по выходным - в Сумы. Норм? Досижу? Но ушла основа второй роты, ушел Василий Дансер, ушло... Что именно? Как это назвать? Понимание, что батальон никогда больше не выйдет на нулевку? Что ты не можешь "просто сидеть и ждать дембеля"? Желание быть в настоящей пехоте, а не в" охоронi артилерiї"? Непоседливость, бгггг?)) Короче. Слишком много непонятных слов. Я десять долгих месяцев провел в моем омпб. Он стал своим... И таким же он ушел на дембель. А я... Скучаю? Наверное. Прощай, сорок первый. Я возвращаюсь в пехоту. Мартин Брест. Теперь - семьдесят вторая бригада. #мобилизованноесердце
  
  ========================
  22 июля 2016
  - Папа, самолет сломался.
  - Как сломался, вчера же только купили?
  - Мммм... У него бензин закончился.
  - Понарошку?
  - Да. Сейчас я принесу бензин. В армии есть бензин?
  - Есть. Ты хочешь так, как армии?
  - Да, хочу как в армии.
  - Хорошо, давай как в армии.
  - Папа, я сейчас принесу бензин!
  - Нет, малыш. Сначала надо написать рапорт на имя дедушки, где указать, сколько надо бензина, и зачем.
  - Чтоб летать!
  - Это понятно. И дедушка об этом знает. И бабушка. И мама с папой. Но рапорт писать все равно надо.
  - Зачем?
  - Потому что так в армии, сынок.
  - Ладно (берет бумажку из под конфеты, несет к дедушке. Дедушка, служивший в армии, смотрит на бумажку)
  - Это слишком много. Половину дам.
  - Деда! Самолетик не будет летать!
  - Будет, будет. На, держи.
  - Папа, вот!
  - Теперь нам надо с этим рапортом на склад гсм.
  - Куда?
  - Туда, где бензин наливают.
  - Ура!
  - Нет, не ура. Гсмщик говорит нам, что еще не видел донесення по витратi пального за попереднiй перiод. И его нужно сделать.
  - Давай делать!
  - Не можем. Потому что нужны свежие номера путевок, значит надо поменять путевки.
  - Путевки?
  - Да. И нужно в старых путевках расписать километраж и витрату пального. Для этого нам нужен старший водитель, поэтому надо ехать обратно, делать это все, и только потом менять путевки.
  - Уже можно будет менять, да?
  - Да. И для этого нам нужен начальник автослужбы.
  - А он где?
  - А он в отпуске, малыш, и за него остался деловод.
  - А он где?
  - А он уехал на сектор, будет послезавтра.
  - А когда бензин наливать?
  - Когда все сделаем. То есть самое раннее - на следующей неделе. А нам еще нужно все отразить в форме тридцать восемь, и номера машин уточнить, опять они в наказе про закрiплення технiки что то напутали.
  - А бензин будет, папа?
  - Будет, малыш. Мы просто купим немного бензина на заправке.
  - А так можно?
  - Нет. Но иначе - самолетик не полетит, сынок. Самолетик - не полетит
  ">
  ========================
  23 июля 2016
  #ДиалогиЗСУ
  - Слушай, так теперь за то, что стреляешь в людей - и посадить могут.
  - Ага, на дембеле всегда так.
  - Фигня...
  - Зато никто не будет еб@ть мозги, если не попал.
  - О, точно. Класс.
  - Все равно стрелять нельзя.
  - Фигня...
  ...
  - Тут фиговый кофе, обычная растворимая тыловая херня.
  - Ты хочешь..?
  - Ага. Если сходить дальше - можно взять настоящий военный латте.
  - Ммм...
  - С карамелью. Пехотный вариант.
  - Ууууу... Иди.
  - Понял, принял...
  
  ========================
  17 августа 2016
  Ночь. Это всегда - ночь. Вообще вот "всегда" - это такое подлое слово. Получилось раз, получилось два, три, четыре - и вот возникает это привычное "всегда". Всегда ездили, всегда возили, все норм было, че париться? Ну заехали новые збройники (они называли нас "збройники") под террикон, ну и что?
  Ночь - она ведь не стальная, не бетонная и даже не непрозрачная. Ночь, холодным ноябрем падающая на окрестности Новотроицкого - она жила своей стылой молчаливой жизнью, она расцвечивалась белым в теплаках и зеленым - в ночниках, она шорхала ногами в таланах и укутывалась в гражданские теплые куртки, присланные женами из дома. Ночь переваливалась из осени в зиму, похрустывая и оттаивая, и асфальт прекрасной двухрядной трассы нихрена не скрывал от вопа, стоящего совсем рядом.
  - Спарта Олимпу.
  - Спарта на связи.
  - Спарта, одна машина без фар со стороны Березы в нашу. Скорее всего контрабас.
  - Принял. Делай.
  - Принял, выполняю.
  ... Если в военных машинах можно сделать так, чтобы света не было вообще - то в гражданских, даже переделанных под контрабас, такого нет. Все равно светится приборка, да и быстро ехать даже по известной дороге не получится. Не видно, дорогий? Подсветить тебе, сука? Щас подсветим. Трассера разрывают на клочки мглу над трассой, впиваются в противоположный склон, сколько там до нее, до струи сверкающего металла, пятьдесят метров? Сорок? Тридцать?
  Бус останавливается. Там, внутри, сейчас звонят "че за хуйня мы ж тут всегда (оооо, это слово" всегда", вот оно) ездили! Уйми этих дебилов! " Через минуту выстрелы стихают. Бус тихонько начинает движение... И снова оранжевые росчерки. В пяти метрах. В трех. В одном. Ну давай, жми на педальку, вьезжай сам в кусочки горящего металла. Давай, дорогой, давай. Со всеми можно договориться. С трассерами - нет.
  Он разворачивается. Он тяжело переваливается через разделилку и уходит обратно, скрываясь за склоном.
  - Спарта Олимпу.
  - Спарта на связи.
  - Уебали обратно.
  - Супер. Мастер, вы не попали?
  - Не, все четенько, прямо перед ними положили.
  - Красавцы. Перезарядка и ждем дальше.
  - Плюс.
  Она падает обратно, безмолвная и холодная. Ночь, которая "всегда". Дров в буржуйку, планшет на зарядку, на радейке сменить аккум. И два с половиной магазина только трассеров осталось, надо на рао ехать, блин, протупил во вторник забрать. Хоооолодно. И смешно.
  - Слушай, че за херня? Че твои по машине стреляли?
  - Хто? Мои? Мои не стреляли.
  - Как не стреляли, ебашили трассерами пиздец прям по машине.
  - Если бы мои стреляли - то они бы попали.
  - Та это пиздец.
  - Слушай, у меня наказ. После девятнадцати движения по трассе нет.
  - Та мы ж тут всегда ездили...
  - Всегда... Извини, друже, у меня наказ.
  - Бля... Понимаешь, так не делается, по человечески надо жить.
  - Та я ж не против. Но у меня наказ. Сам понимаешь...
  - Та да... Но все равно, ты же пойми... Щас я обьясню... Та ты подожди...
  Ночь за ночью. Осень. Зима. Весна. Извини, у меня наказ. Если едете вы - звоните, мы ваши машины знаем. Без фар - мы открываем огонь. Извини. Нам просто это все не интересно. Совсем, понимаешь? Да, и за двадцать штук тоже. Вот вообще. Да, охуел. Да, богатый. Нет, не боюсь.
  - Спарта Олимпу.
  - Доброе утро, Олимп. Спарта на связи.
  - Спарта, за эту ночь - ни одной машины.
  - Олимп, спасибо.
  - Плюс.
  Всегда они тут ездили, всегда. Забудьте это слово.
  Не всегда, мля.
   #мобилизованноесердце
  ========================
  30 августа 2016
  Утро, детская поликлиника, очередь. Стою, фотки с ремзавода военной техники рассматриваю. Рядом мужик, в шортах и белой футболке, с ребенком до года. Щекотит, угукает, улыбается, короче оттягивается по полной. Безмятежен как человек, знающий, что седьмой волны не будет. А я тут - в мтпшке, весь такой в телефоне. И он мне так, фамильярно:
  - Ну шо, правильно там все пишут?
  Меня такая вдруг злость взяла. Ну я вроде не подвержен синдрому "я їбав - я воював", но тут вдруг это самодовольное личико... Поворачиваюсь, фотку ему на телефоне:
  - Что это?
  Он на меня смотрит так, знаете, из серии "хто здесь?" Ребенок на руках начинает тянуть его за ухо. Он усмехается:
  - Тю. Пион. Тока у нас другие были. Поменьше. Гвоздички.
  Стою, чувствую себя долбоебом.
  - Гутт. Хороший аппарат.
  - Ага. Плюс.
  Улыбаемся друг другу. Очередь почти не движется...
  ========================
  7 сентября 2016"
  Знаете, я ведь пехота, и к разведке никакого отношения не имею. Сиди себе "на ВОПе ровно", копай, стреляй, не забывай чистить зубы и жди, когда привезут воду.
  Когда группа из 73-го ушла на тот террикон, который потом, через две недели, займем мы - мы, проводив их, возвращались на позицию, и Танцор сказал, что парни, которых мы видели первый раз в жизни, приехали и оставили водителя с машиной у нас... Потом подумали - и водитель пошел с ними, а ключи они оставили нам. Мы тогда, проводив разведку, шли по полю, в одну из последних ночей зимы, и у меня в голове билось "а если пиздец - надо будет за пацанами выскакивать, а как, а на чем, джипы по полю не пройдут, бэха, нам нужно выходить на бэхе, надо подготовить гбрку и ждать.... Мля, а чего ждать то? Как мы поймем, что вот сейчас надо лететь?" Я споткнулся на выходе на трассу, тронул Танцора за плечо и открыл рот, чтобы изложить ему мои умные мысли, он обернулся, вздохнул и сказал: "Слушай, я тут подумал. Если пацаны встрянут - то выезжаем на бэхе, джипы по полю не пройдут. Только непонятно, когда... Короче сегодня не спим пока что, ну и механа с бэхи надо дернуть, нехай прогревает..."
  - Если начнут стрелять - поедем - сказал я. Мы уже подходили к дереву на краю трассы.
  Танцор кивнул. Зашипела рация - наш пост нас увидел. Мы закинули автоматы за спину, Танцор поднял руку.
  73й вернулся полностью через шесть часов и двадцать минут.
  Не, понятно, шо мы и сами ходили. Ходили тихо, не ставя никого в известность, на свой страх и риск, и если бы тогда об этом узнал комбат - он откусил бы нам головы, а тела отдал начштабу Викторычу для опытов. А нш наш до цiкавих дослiдiв был очень жадный, уж поверьте.
  Нигде и никогда, если честно, я не жил так ярко, не дышал так глубоко и не боялся так сильно, как во время этих выходов. По возвращению позиция казалась милым уютным домиком, а бронированный детскими рисунками кунг - островком уюта.
  Было холодно. Или жарко. Было по разному, и я не очень то помню, о чем я тогда думал. Думал о том, как бы не облажаться, смотреть во все глаза и всеми ушами, ночью молиться на теплак, днем...
  Когда ты на позиции - между тобой и врагом стоит родной любимый почерневший спг с улыбчивым Шматко и деловитым Галой, птур с ворчащим Президентом, агсы с Мастером и Прапором, дашки с Яриком и Ваханычем, и две грязные зеленые вишенки на тортик в виде бэх-двоечек, и только Господь Бог, посоветовавшись с Васей-Механом, скажут - заведутся ли они. Когда ты на выходе, и перед тобой - спина Танцора в зеленой разгрузке, а за тобой - покачивающаяся гэпэшка Лунгрена, и снег, блестящий, легкий, и ни движения воздуха, все настолько прозрачно - фигуры невероятно четкие, будто рассматриваешь фотографию на матовой плотной бумаге, и звуки начинают звенеть в голове, парни из 131-го выходят вперед, к кресту, ну сколько тут до Докуча, метров триста? Когда ты на выходе - нуууу... Хочется курить. И пить. И не сорвать растяжку. Одновременно хочется побыстрее вернуться - и хочется выполнить все, что наметили. Пройти там, где было лежка сепарского секрета, на краешке насыпи, где до сих пор - порванный каремат, посеченные агсом березы и кровь на грязном камне. Пройти там, где пару месяцев назад наши подорвались на озмке, двинуть руками в тонких перчатках ломкие серые ветки и увидеть грязную упаковку из под налбуфина. Пройти там, где есть свежие следы, и ты приседаешь возле них, смотришь вперед и видишь удобнейшее место для растяжки, и обходишь, обходишь, постоянно обходишь...
  Нужно пройти дальше.
  Я - пехота, и никакого отношения к разведке не имею. Просто уважаю крепко тех, кто... Тех, кто - ходит.
  С праздником, дорогие.
  
  ========================
  
  
  16/09/2016
  Ногу вот сюда поставить, другую - вот сюда, и рывком, рывком забрасываешь себя наверх. Трехточка спасает - пулемет ложится на колено, ладонь в мокрой грязной перчатке опускается на какой то выступ, пальцы обхватывают ледяной металл - и дрожь боевой машины тут же передается по всему телу, мурашки пробегают по спине, и ты вдруг почему то улыбаешься. Хочется курить.
  Толчки, регот - рядом с тобой плюхается Хьюстон, умащивает свою свдшку и кричит тебе в ухо "Мартин, глянь на Бабака!". Высокая неуклюжая рыжая собака крутится вокруг рычащей машины, иногда гавкает, кто то ругается, кто то подскальзывается на броне - и его в шесть рук хватают, усаживают рядом, ржут и пихают. "Нахуй от пушки" - уже ору я, и масса людей начинает сдвигаться по бортам, хлопают задние двери, падает на колени гранатомет, комья грязи падают с ботинок, с передней машины Танцор что то кричит нашему мехводу, и Козачок в ответ энергично машет головой, едва не стукаясь о края люка.
  Я всегда пропускал момент старта, толчок - и бэха-двойка разгоняется, и впереди - корма первой машины, вдруг выглядывает солнце, я оглядываюсь, пытаясь впечатать в себя эту картинку - старый воп, опора, голые серые деревья, склон террикона, и пятерых человек, которые остаются.
  Ровно через две минуты две бэхи с опущенными пушками и ротой на броне вылетят на кпвв Новотроицкое, и попрут прямо на очередь машин, проскочат в проход между синей пятеркой и мерсом-бусиком, взрыкнут и уйдут на поле. Через десять минут восемнадцать человек, которые называли себя второй эльфийской, ссыпятся с брони и разбегутся кругом, я подойду к Танцору и нарочито небрежно вытащу измятую пачку Прилук, он скажет "ну давай уже сигарету", мы вкусно закурим, он скажет "у тебя норм, людей расставил?", я махну головой и вдруг увижу в его глазах...
  Еще через несколько минут я увижу это же в глазах Мастера, Ваханыча, Прапора, Козачка, Ярика, у всего ядра роты. И пойму, что это же выражение - и у меня. Тяжелая машина попятится, задом вдвигаясь в посадку, Ломтик замашет своими длинными руками в слишком короткой для него куртке, моя каска останеься в бэхе, а я включу коллиматор и полезу на склон, пытаясь смотреть под ноги.
  В голове моей будет стучать come with me now, во рту - кофеиновая жвачка, в берцах - замерзшие ноги, и ветер начала весны будет толкать в спину.
  Нам скажут, потом, что мы здесь - на два дня, пока нас не сменят. Мы кивнем и останемся ровно на сто дней. Впереди будет то, что и сделает нас настоящей ротой - ночные бои, разбитые минами и птурами машины, непробиваемый кунг, деревянная бэха- обманка, взорванные блиндажи, горящие сепарские машины, грязь, холод, жара, дикая радость и глубокая тоска, флаг-на-горе, корректировки по фейсбуку и посеченные безумно красивые расцветающие деревья. Впереди будет много всего, но сейчас я сижу на броне второй бэхи, мы мчимся вдоль наших позиций, я не знаю ничего, и никто из нас не знает, просто в глазах одно и то же - лезвиия.
  Старые стальные лезвия - две маленькие машины и восемнадцать человек летят по стылому полю на восток, в разгорающийся бой.
  Я Мартин Брест, и я служу в пехоте.
  И если вы это читаете, то вы и есть - Збройнi Сили України.
  
  #мобилизованноесердце
  ========================

Оценка: 4.49*56  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023