Аннотация: Рассказ,основанный на воспоминаниях ветерана ВОВ и моего отца
Лейтенанты из 44-го
В нашу больничную палату, вежливо поздоровавшись, вошел седой, пожилой мужчина невысокого роста с удивительно молодыми глазами. Сестра показала ему на койку рядом со мной, он положил немудреные пожитки в тумбочку, представился и, увидев у меня в руках книгу Бунича "Операция "Гроза" сразу спросил: - Историей войны интересуетесь? Я ответил утвердительно, и мы, лежа под капельницами, как - то незаметно разговорились. То, что он рассказал о войне, меня поразило своей правдивостью и глубиной восприятия, это была та самая "окопная правда", что всегда у нас подразумевалась между строк и которую никогда не напишешь, если сам это не прочувствовал на себе.
Восемнадцатилетним парнишкой, после окончания ускоренного курса Владивостокского пехотного училища, в новенькой офицерской шинели со скрипящими ремнями и двумя "кубарями" в петлицах, он попал на фронт зимой 1942 года. Шли ожесточенные бои под Ржевом, получившие в армии меткое и горькое название "Ржевская мясорубка". Впоследствии подсчитали, что там, в лесах и болотах, полегло свыше полутора миллионов бойцов - больше чем под Сталинградом.
Приняв под командование взвод, он, едва успев ознакомиться со списком солдат и своими отделенными сержантами, получил приказ на рассвете идти в наступление. Из всего своего первого боя он запомнил только то, как вылез на бруствер окопа и взмахнул пистолетом. Дальше удар в голову и темнота. Очнулся в траншее уже вечером, присыпанный землей, когда его раскапывали санитары. Нестерпимо болела голова, шла кровь из ушей, но он был жив - спасла каска, одетая на шапку, отделался контузией.
Вокруг не было никого из живых бойцов взвода. Санитары под руки повели его на перевязочный пункт, мимо груды валенок, касок, шапок и полушубков, снятых с убитых. Рядом уже был свеженасыпанный холм братской могилы.
"Повезло тебе, лейтенант, а вот почитай вся твоя рота полегла, да и от батальона мало кто остался. Кого в Наркомздрав, а большинство в Наркомзем определили"- сказал один из пожилых санитаров.
Дальше был госпиталь, запасный полк, снова бои и снова госпиталь. Бесконечная череда наступлений, отступлений, крови и смерти. Ненависть к врагу и горечь потерь.
Свой последний бой он принял под Витебском, когда его рота, преследуя отступавших немцев, попала под минометный огонь и, понеся большие потери, залегла. Тогда он, отодвинув тело убитого наводчика, сел за "сорокапятку" и, плача от злости, стал стрелять из орудия по отступавшим немцам, темные фигуры которых хорошо виднелись на заснеженной стерне.
Он заряжал, наводил и стрелял, пока разорвавшийся рядом снаряд не перевернул орудие и не отшвырнул его прочь. Тяжелое осколочное ранение в живот, долгое лечение в госпитале, и в 1944 году перед списанным "подчистую" офицером встал вопрос - как жить дальше? Его ведь учили только воевать и он, шагнув в войну со школьной скамьи, больше ничего не умел.
И он решил учиться. В приемной комиссии юридического института сначала даже не хотели брать документы - уж очень он был молод - не было еще и двадцати. Так он стал юристом, и всю жизнь проработал в органах прокуратуры.
Ветеран замолчал, в палате еще долго стояла тишина. Война затронула всех, и у каждого в семье были свои счеты к ней.
Я, слушая его рассказ, вспоминал своего отца. Их биографии, при всей разнице, были в чем - то схожи. Оба пошли на фронт зимой 1942 и оба закончили войну по ранению в 1944 году.
Отец пошел на фронт уже зрелым мужчиной в 39 лет, повоевавши еще в гражданскую с поляками, из милиции Пограничного района Благовещенска. Попал в 91 особую разведывательную бригаду, формировавшуюся в Сибири. Из первого же поиска разведгруппа вернулась в половинном составе, с двумя "языками" и вынесла раненного в шею отца. После госпиталя и курсов политсостава отец попал на Калининский фронт замполитом стрелковой роты.
Отец, как и большинство фронтовиков, очень редко рассказывал о войне и не любил, когда его об этом расспрашивали. Но один из эпизодов, который он рассказал на встрече с друзьями - фронтовиками на 20-летие Победы, я невольно подслушал и запомнил...
Их поредевший после атаки батальон, наспех окопавшись, встал в обороне перед заснеженной высоткой, занятой противником. Солдаты в неглубоких окопах мерзли в тонких английских шинелях и ботинках с обмотками и ждали наступления.
По данным разведки, немцев недавно сменили австрийцы. Они сразу же поменяли расположение огневых точек и стали глубже зарываться в землю.
Командование полка решило выбить их с господствующей высоты и для выявления системы огня распорядилось провести разведку боем. Для этого из резерва прислали роту морской пехоты. Моряки пришли уже перед рассветом, их командир, молодой и розовощекий старший лейтенант, уточнил у комбата время и направление атаки. Вооружены они были очень хорошо - самозарядные винтовки "СВТ", автоматов и ручных пулеметов было больше, чем во всем батальоне. Были они и с погибших кораблей, из охраны наркомата ВМФ и береговых частей.
На рассвете матросы, сбросив шинели и вещмешки, надели бескозырки и, примкнув штыки к "самозарядкам", по свистку боцманской дудки в полный рост бросились вперед. Бежали молча по неглубокому снегу, пока немецкая оборона не ощетинилась огнем. Тогда и прозвучало яростное "полундра". Но матросы, отчетливо, как мишени видные на белом снегу, падали и падали, скошенные пулеметным огнем.
По засеченным целям противника била полковая батарея, батальонные "сорокапятки" и минометы, но цепь моряков все редела и редела. Поле перед высоткой покрылось черными бугорками. Солдаты, сжав зубы, ждали сигнала. Командир полка, видя с КП эту картину, дал команду атаковать. Батальон дружно поднялся и с ходу, на одном дыхании, выбил противника и занял высоту.
Уйти из австрияков не удалось никому - пленных в том бою не брали. От моряков остались целыми только пять человек. Много было тяжелораненых. В опустевшей траншее сиротливо лежали черные шинели, шапки и вещмешки.
Матросов, вместе с лейтенантом, похоронили отдельно, приколотив бескозырку к столбику с жестяной звездой. Отец, рассказывая это, с повлажневшими глазами говорил - "Как сейчас вижу: белый снег, следы пунктирами и в конце - черная точка. Много точек. Знали ведь, что на верную смерть шли! Какие тогда люди были...".
Его самого легко ранило уже на следующий день, когда немцы пытались отбить высотку. После госпиталя отец участвовал в боях в Молдавии где, под Тирасполем, снова был ранен.
Для отца, замполита второго батальона 527 стрелкового полка 118 стрелковой дивизии, война закончилась в 1944 году после тяжелого ранения в ногу на Сандомирском плацдарме в Польше, когда он, со взводом из маршевого пополнения, пробивался в свой батальон. Его вынесли с поля боя возвращавшиеся с задания конные разведчики. Отец вышел из кисловодского госпиталя уже после Победы. Вернулся домой хромая, с палочкой и тощим вещмешком, где был с трехдневный офицерский паек и немудреные гостинцы жене и детям.
Он не стал генералом, не набрал полную грудь орденов и не привез трофеев. Привез с войны три ранения и два ордена (они его нашли уже в госпитале).
Он просто честно провоевал в пехоте, где средняя продолжительность жизни лейтенанта на передовой (по послевоенной статистике) не превышала двух недель, а солдат больше трех раз в атаку не ходил - и остался жив.
Их было много, лейтенантов Отечественной войны, выживших и геройски погибших, и без вести пропавших на бесчисленных полях сражений.
Человеческая жизнь коротка и они уже уходят от нас, бывшие лейтенанты той, уже давно отгремевшей большой войны. Давно уже нет в живых и моего отца и его боевых товарищей. Но человек жив, пока о нем остается память.
Так давайте их помнить. Всегда, а не только 9 мая! Пусть пожелтевшие фронтовые фотографии навечно хранятся в семейных альбомах, а внуки и правнуки с гордостью перебирая боевые награды в старой шкатулке, будут помнить, какой кровью они оплачены.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
