(Ярослав Гашек, Похожденя бравого солдата Швейка)

Тиронут - "ивр. - курс молодого бойца", созвучное по смыслу со словом тиранить, но не имеющие к нему никакого лингвистического отношения. Тиронут, как и всё неприятное в жизни, наступил неожиданно, в самый неподходящий момент, хотя для такого рода мероприятий, любой момент - неподходящий. Где-то, часов в пять утра, нас с криками-визгами подняли и построили на ротном плацу, каждый взвод по отдельности. Незнакомый сержант проорал, что на самом деле, мы полное говно, абсолютные нули, маменькины дочки и тому подобное (думаю сержантский словарный запас везде примерно одинаков) и с этого момента нас будут драть, как котов, а по научному - делать людей, чему мы, подонки и тунеядцы, должны быть безмерно благодарны израильской армии и лично ему. Его речь сопровождалась солидным набором ругательств на иврите и русском. На душе стало как-то более комфортно. Нас потащили в небольшую аудиторию и представили командиров, которых до этого момента я в глаза не видел. Наш взводный лейтенант, слащавый мальчик-зайчик, похоже получил погоны только для того, чтобы выпендриваться перед девчонками. Командир первого отделения - кучерявый пацан позитивной наружности, второе отделение - здоровенный кекс, прямо солдат с голливудских постеров, пытался быть суровым, но у него плохо получалось и командир моего отделения - длинный малый с лошадиной рожей. В конце появилось самое злобное существо - взводный сержант, маленький, черненький очкарик, из тех, кого всегда бьют в школе. От него сразу повеяло недобром. Мефистофель! Дело усугублялось тем, что через пару месяцев его ждал дембель и он почти шепотом поведал о том, что порвёт наши задницы так, что санчасть будет знать нас в лицо и по именам, некоторые окажутся в больнице, а кое-кто выйдет из армии по инвалидности. И чем больше таких будет, тем лучше он будет себя чувствовать на гражданке. На этой радужной ноте мы начали познавать армейскую жизнь и становиться людьми.

Первая неделя прошла в основном в изучении личного оружия, привыкании к порядку и строевой. Нам выдали автоматы и целыми днями и ночами мы их чистили, собирали, разбирали и всячески изучали, после чего отправились на стрельбище и довольно долго пристреливали. С порядком было сложнее - каждый день был смотр комнат и личных вещей, который частенько проводил Мефистофель. Обычно всё это дело заканчивалось коллективными наказаниями в виде забегов вокруг различных объектов ландшафта на указанное время. Сержант был терпелив и непреклонен, он садился на пляжный стульчик и читал книжку, пока дежурный по взводу выкрикивал, сколько времени прошло с момента команды:

- БЕГОМ МАРШ, К ЁБ..ОЙ МАМЕ! - русский мат напроч укоренился в израильской армии.

Так могло продолжаться час, два, три, по нескольку раз в день. Людей рвало, они падали в обморок, тогда Мефистофель приказывал брать носилки и бегать уже с носилками. Обморочников лечили прикладами, они приходили в чувство и вливались в строй. Забеги частенько бывали и ночью, иногда по нескольку раз. К концу недели почти весь взвод был со стертыми до мяса ногами. Все посылы о том что в армии положено 6 часов сна в сутки Мефистофель игнорировал или просто о них не догадывался.

Неделя заканчивалась и наступала суббота! В субботу мы отдыхали, конечно не считая караула и кухни. В карауле можно было оттянуться и даже выспаться, а на кухне, если не поспать, то, по крайней мере, поесть до отвала. У меня в роте была пара русских пацанов и мы по субботам собирали со столов красное сладкое вино (применяемое во время субботней трапезы) и натрескивались, если конечно была возможность поспать нормально Но как гласит израильская военная мудрость - у каждой субботы наступает конец (мой вольный перевод - Ле коль шабат, еш моцей шабат). В воскресенье днем нарисовывался отдохнувший Мефистофель и оставшиеся полдня имел нас по первое число. Стульчик, книжка, орущий дежурный и сержантский шепот:

- БЕГОМ, К Ё... МАТЕРИ!

Надо сказать, что командиры отделений тоже прикладывались, но они были вечно чем-то заняты, да и такого изощренного мастерства, как у сержанта, еще не нажили. На поход в санчасть нужно было получить санкцию командира отделения, но обычно этим занимался Мефистофель. Санчасть была похожа на конвейер - там нас никто не ждал и по именам не запоминал, не смотря на пророчество - фельдшер оперативно выдавал пластырь, пару таблеток Акамола и рекомендовал пить больше воды. Ты отправлялся под ясны очи сержанта, отчитаться о результатах и под напутствие:

- ПШЕЛ ВОН, ДЕБИЛ! - возвращался к собратьям.

Кое-кто изловчился и добыл себе освобождение от тех или иных активностей. Мефистофеля это крайне забавляло:

- ДЕБИЛЫ, ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО УМНЕЕ МЕНЯ???

Освобожденные от бега прекрасно проводили время упражняясь в держании автомата на вытянутых руках, хождению на коленках вокруг казарм или таскали друг друга на носилках. В итоге Мефистофель искоренил зло - освобожденные исчезли, но парочка таки угодила в больницу.

Разница между местными и выходцами из других стран особо сильно не ощущалась. В основном это сводилось к языковым проблемам. Несмотря на то что я в Израиле прожил почти четыре года и учился в школе, армейский иврит был в новинку, но довольно быстро усвоился. У нас был народ из разных стран - Союз, Франция, Эфиопия, Аргентина, Штаты и др. Был совсем молодняк - те что призвались не прожив и года в стране и соответственно плохо соображающие на местном. Обычно их приставляли к более знающим товарищам. Я, к примеру, шефствовал над одним таким, но случались курьезы. Как-то в строю, мой товарищ, Игорь, щурился от солнца и это не понравилось ротному сержанту:

- ЧЁ ЛЫБИШЬСЯ, ДЕБИЛ? СМЕШНО?

Игорь, не поняв ни слова из сказанного, браво ответил:

- ТАК ТОЧНО! -

Он чистосердечно думал, что командир всегда прав и другого ответа быть не может. Мимо! Сержант в недоумении заорал:

- ПРИКАЛЫВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ, СВОЛОЧЬ???

- ТАК ТОЧНО! выкрикнул Игорь.

Строй оцепенел, а сержант потерял дар речи на пару секунд. Игоря потом долго насиловали забегами на разные дистанции.

Следующий месяц был посвящен полевым учениям. Мы надевали на себя кучу всякого снаряжения и сваливали на полигон. Помимо обычной разгрузки и сумки-вещмешка я тащил канистру с водой. На марш-броске с канистрой вроде всё нормально, но когда от неё отпивают хотя бы на треть, то при быстром движении вода ходит волнами туда-сюда и тебя шатает, как маятник. На природе, мы в основном стреляли, ползали и конечно же бегали под надзором сержанта. Мефистофель считал, что в свободное время солдат должен либо бегать взад-вперед, либо делать что-то полезное, например, выкладывать патриотические надписи из камней на холмиках, и непременно на время. Одно из его ночных развлечений было устраивать нам тревоги каждый час - час спим, час нас гоняют, час спим - час гоняют и так до рассвета. После такой терапии, взвод напоминал сборище зомби, но, по мнению сержанта, даже в роли зомби, боец должен функционировать по назначению. Раз в неделю проводилась "белая ночь" - это когда вообще не спали. В полях меня больше всего напрягали две вещи - змеи-скорпионы и бритьё. Змей я так и не видел, похоже, они боялись нас больше, чем мы их, а вот скорпионы частенько попадались под камнями, это особенно напрягало, когда надо было ползать. Бриться я не любил. Но хочешь, не хочешь, надо было бриться каждый день и каждый день дежурный сержант проверял качество - проводил по щёчкам солдатиков карточкой от таксофона и если скрипело - залёт. За плохое бритьё можно было побегать часок вместо сна или того хуже, получить наказание в виде бритья каждый час, тогда неделя с красной рожей обеспечена. Иногда выбиралась коллективная терапия - халявщика отправляли бриться заново, а остальные, в ожидании результата, наращивали мускулатуру, отжимаясь или держа автоматы на вытянутых руках. Для бритья на природе у меня была очень полезная штука - зеркало от автомобиля, еще до армии я отломал его у какой-то машины, когда шел домой с пьянки. Зеркало отлично устраивалось в вещмешке, не билось и вызывало народную зависть.

Где-то пару раз в неделю появлялась милая девушка и рассказывала про всякую всячину. В армии она отвечала за наш образовательный процесс. В целом было похоже на политинформацию в советской школе. В её задачи так же входило выслушивание всего, что нам было сказать. Она исправно слушала и сливала всё командирам, но только потому, что педантично относилась к своим обязанностям. Мы всё это знали и всё равно симпатизировали ей, а она нам - на её лекциях можно было спокойно поспать, особенно когда засыпал дежурный сержант. Ей это не мешало, но в какой-то момент произошел взрыв. Взводный с Мефистофелем неожиданно решили посетить занятие и обнаружили сонное царство во главе с командиром моего отделения, да одинокую красавицу с книжкой. То, что было потом ... Надо сказать, что ни лейтенант, ни сержант сволочами не были и красавицу сливать не стали, но морально её отымели.

Первый марш-бросок отделением, на три километра, потом, взводом, на пять - Мефистофель, в отличие от других взводных сержантов, заставил нас пробежать эти пять, что было, мягко говоря, непросто - все сдохли, но пробежали. Потом следовал марш ротой, по-моему на семь, но это не пугало - чем больше народу, тем медленнее скорость и соответственно легче. До марша мы познакомились с ротным сержантом по прозвищу Конфетка - у него на лице был нарост и выглядело, как будто он сосет леденец. Всю роту построили на плацу и он объявил:

- Я ДЕБИЛ И ОБЩАТЬСЯ С ВАМИ Я БУДУ, КАК С ДЕБИЛАМИ!

После этого пару часов гонял нас вокруг всяких ландшафтных достопримечательностей. Жара, градусов 45, несколько человек потеряло сознание, кого-то вывернуло. Сержанту сие не понравилось, обморочников облили водой, привели в чувство и засунули в строй. После этой развлекухи все отправились на марш-бросок. Выдрессированные Мефистофелем, мы с легкостью обогнали первые два взвода, на что ротный вставил нашему лейтенанту и отправил назад. Под конец марш-броска умер парень из второго взвода, один из тех, кому стало плохо от общения с сержантом-Конфеткой. Произошло это совсем обычно - парень просто упал и всё. Поначалу его попинали ногами сослуживцы, потом подбежал запыхавшийся командир отделения, матерно выругался, наклонился к нему и буднично сказал:

- ПОХОДУ НЕ ДЫШИТ....

Через пару секунд до сержанта дошел смысл его собственных слов, он заорал и началось! Где-то пару дней нас не трогали, а я и еще несколько собратьев поехали на похороны, мои первые в армии.

Прошло месяца два, меньше гонять нас не стали, но воспринималось проще. Историю с гибелью пацана замяли, сказав, что он утаил какую-то сложную болезнь и бегать ему вообще было нельзя. Нас конечно это возмутило, но времени на возмущения не было - мы, как водится, стреляли, ползали, бегали, драили комнаты, застилали кровати и жрали пыль на полигоне. Ветер поднимал тучи пыли и она была везде - на одежде, оружии, еде, в воде, рту, глазах, ушах, скрипела на зубах. +40 стало привычной, комнатной температурой. Командиры вливали в нас фляжку воды каждый час. В +45 учения не останавливали, но вот случилось +50 и мы провалялись несколько часов под сеткой, зато ночью навёрстывали потерянное время, прям как в сказке. Марш-броски увеличивались - 10, 15, 20, 25, 30 километров, днем и ночью . Мефистофель продолжал нас мучить, но уже не так интенсивно и озлобленно или мы перестали видеть в нем образ злодея. Мата стало меньше, да и наших ляпов, тоже. Изредка можно было позволить себе какую-нибудь вольность - пошутить в строю, забить на глупое указание командира отделения или спросить что-нибудь у взводного - правила строго-настрого запрещали говорить с офицером без необходимости. Мы уже не шугались командиров из других рот и частей, в обилии присутствующих на учебной базе. Как-то на складе, куда сержант послал нас за шмотками, сделав дело, мы валялись на тюках и наблюдали очаровательную картину. Две маленькие девчонки с надвинутыми на глаза кепками и сержантскими нашивками, по очереди орали на неуклюжего, тощего и длинного как жердь солдатика, заставляя его бегать взад-вперед. На базе проходил курс молодого бойца для небоевых частей, где командирами были девушки. Доходяга был явно сломлен, тяжело дышал и представлял собой очень несчастное явление. Мы ржали. Суровые девчонки, по началу делали вид что нас нет, но потом решили заняться и нашим воспитанием - в ответ были отправлены насиловать своих подчиненных. Подошел Мефистофель, девки бросились ему что-то объяснять, но он был не в настроении и послал их вторично и на этот раз, довольно грубо.

- ВСЕ БАБЫ В АРМИИ - ДУРЫ! - умозаключил сержант, обращаясь то ли к нам, то ли к самому себе.

Надвигалась присяга и под это дело нас стали усиленно муштровать строевой. Это конечно не ползать по камням, когда на дворе 45 тепла и не глотать пыль, но всё равно гадко. Делом этим заправлял батальонный прапор - высоченный мужик с картинными усами и кучей наградных планок и всяческих значков. Говорили, что он участвовал чуть ли не во всех мыслимых и немыслимых войнах и был одним из старейших солдат в армии. Прапор откровенно любил строевую и считал что самое прекрасное в солдате это форма. Он мог шагать вечно! В помощь себе прапор выбрал мальчугана из соседней роты, поставил его на бочку и наказал дублировать его команды так, чтобы весь батальон слышал. Пацан орал на славу, пока через несколько дней не сорвал голос, после его видели только шипящим. Прапор задумался и обзавёлся громкоговорителем.

Я был лучшим в роте по огневой подготовке - быстрее всех разбирал и собирал автомат и лучше всех стрелял. Стреляли мы много и по всякому - с бега, с колена, лёжа, с переворотами, после бега и ползания, с полосой препятствий, навскидку, вслепую, ночью, очередями и одиночными, с перезаряжанием и без, с имитацией дефектов, трассерами и зажигалками. Я единственный из всей роты получил знак отличника по стрельбе первой степени - он был серебристый, а вторая степень - бронзовая. Значок я подарил своему дружбану, он как раз призвался и очень обрадовался ценному подарку - выходя домой прикалывал его, типа отличник боевой и политической. Мой командир отделения, сдувал с меня пылинки - он тоже что-то получил, как образцовый сержант. Вообще мужик он оказался неплохой и незлобный, правда на марш-бросках его постоянно мутило и он тащился последним. Как-то, на 20ти километрах, Мефистофель поинтересовался:

- ЧТО ЭТО ЗА КУСОК ДЕРЬМА БЛЮЁТ В ХВОСТЕ?

- ЭТО НЕ ДЕРЬМО, ЭТО КОМАНДИР ОТДЕЛЕНИЯ! - сообщил один из наших бойцов.

Присягу мы принимали в танковом музее, в Латруне, обосновавшись неподалёку лагерем, всяческим образом готовились к торжественному событию. Сначала, надо было проделать марш-бросок всем учебным батальоном, в 40 километров, потом присяга, на которую приглашаются родители, после - пара часов с родителями и обратно на базу. Батальонный марш-бросок оказался, мягко говоря, скучным. После тренировок Мефистофеля, он был больше похож на прогулку и осматривание достопримечательностей, к тому же, мы зачем-то остановились на привал - часа на пол, наверное, комбат притомился или вроде того. Где-то под конец, наш ротный сдох и нас обогнала другая рота - это был позор всей стае! Всё хорошо, что хорошо кончается, батальонная прогулка тоже подошла к концу, нас накормили, дали помыться из канистры, переодеться в парадную форму и повели присягать Родине.

Всё было красиво и пафосно - мы помаршировали, прослушали напутственные речи разных командных шишек и проорали три раза:

- КЛЯНУСЬ!

Нам подарили армейскую Тору и надели черные береты танковых войск. Перед погрузкой в автобусы нас собрал Мефистофель - я первый раз услышал от него хорошие, добрые слова вместо привычного мата. Сержант пожал каждому руку, пожелал успешной службы и ушел на дембель. Самое интересное, что зла на него никто не держал.

****