После присяги, тиронут (он же - курс молодого бойца), полностью посвящал себя общению с танками и сопутствующим железом - нас перевели в так называемую "Школу танкистов", базу, сплошь уставленную танками всех мастей. Если на предыдущей их не было вообще, то здесь красовалось великое множество. Поменялись командиры, часть бойцов свалила в разные ответвления - кого забрали на фельдшеров, кого на связистов, а некоторых вообще выпихнули в хозроты. Зато в подкрепление дали несколько человек, ожидающих с предыдущего призыва. В основном это были всякого рода отщепенцы из разных войск, болезные и "диссиденты" - те кто отсидел за проделки или не прошел экзамен на специальность. По специальностям нас распределили в один день - дали написать какие-то тесты и запихнули в танковый симулятор, похожий на компьютерную игру в большой консервной банке. Женский голос в наушниках сказал:

- увидишь цель, стреляй.

Вокруг зажужжало, задергалось, я увидел точку, кое-как прицелился и нажал кнопку выстрела, но в компьютерных играх я никогда не был силён, поэтому меня определили в заряжающие. Логика отбора не совсем была понятна, но никто этим не заморачивался. Поначалу я расстроился, но в последствии оценил преимущества заряжающего - он сидит на свежем воздухе и всё видит, стреляет из всего что стреляет и самое важное - имеет перманентный доступ к харчам, хранящимся либо внутри танка, либо снаружи.

В моём взводе появился Боря, а его дружбан Лёня попал в первый. Лёня и Боря свинтили с прошлого призыва, отсидели в тюряге и ждали нашего прибытия, чтобы получить специальность водителей и продолжить службу на базе хранения техники - воевать в их планы не входило. Они уже с пару месяцев ошивались на всяких хозработах в роте "ожидающих", поэтому знали всё и всех. Особенно это помогало на кукне, где начальником одной из смен поваров был Дима, хороший Борин знакомый. Обычно Дима отправлял нас халявить, где-нибудь на выносе мусора или открывании консервов, а после организовывал деликатесы с "поварского стола". Повара частенько трескали нe из общего котла, а готовили себе отдельно, да винцом запивали или еще чем, покрепче. Боря был хорошо сложен, светловолос и красноречив. Первое место в его жизни занимали девушки. За время шатания по базе, он познакомился с добрым количеством инструкторш и штабисток и вполне делился своими связями со мой, что в немалой степени облегчало жизнь. Лёня был похож на Винни-Пуха, любил выпить и имел один очень неприятный недуг - он слеп от пыли. Как его приняли в танкисты непонятно, но на марш-бросках его приходилось, если не тащить на носилках, то вести под руки. После, Лёне промывали глаза в санчасти и через пару часов он возвращался к жизни. Посоветовавшись с медиками, ротный отстранил Лёню от маршей.

В первый же день наши новые командиры устроили ознакомление с базой путём забегов на время к различным строениям. Так называемый "башенный смотр". На базе было восемь, если мне не изменяет память, башен, используемых для наблюдения за стрельбами и всякого рода занятий в аудиториях (наверное, есть и сейчас). Сержанты гоняли нас от башни к башне, выкрикивая номера и время. Боря сказал:

- не парься, всё равно времени у них немного - расписание занятий очень плотное - и мы перешли на шаг.

Сержанты и правда, по сравнению с Мефистофелем, оказались плюшевыми, даже взводный сержант был просто лапочка, а ротный очень забавлял своим визгливым голосом и напряженным видом. Когда он кричал, было впечатление, что вот-вот лопнет. Наш взводный лейтенант - прямая противоположность предыдущего мальчика-зайчика, оказался тотальным раздолбаем и абсолютно не заморачивался тем, какое впечатление производит на слабый пол. А слабый пол его обожал! Знакомство с ним началось с того, что на стрельбище он спросил:

- у кого-нибудь есть шомпол?

Не услышав ответа, махнул рукой и сказал:

- хрен с ним, первая пуля прочистит - поехали!

Ротный был похож на огромного медведя, с волосатыми ручищами и недетским басом. Если прошлого мы почти не наблюдали, то новый являлся на построение каждый день и частенько копошился на танках. По слухам, он возник из 46го батальона где должен был идти на зам комбата, но из-за какой-то нашумевшей провинности оказался здесь - толи в Ливане не того подстрелили, толи на территориях - история об этом умалчивала. Медведь часто толкал патриотические речи и даже шутил, но неудачно, и сам же смеялся над своими шутками. Зам ротного, тоже отличался добрыми габаритами, но на технике я его никогда не видел. Он был мордат, исключительно холён и заносчив, при этом очень сильно страдал от популярности нашего взводного среди девушек, что было хорошо заметно. Прозвали его Медвежонок. Если ротный всем своим существом противился учебке и даже когда мы проходили строем и сержант останавливал нас для приветствия, Медведь делал знак рукой - типа, понял-знаю, идите своей дорогой; то зам требовал к себе исключительного внимания. Иногда, перемещаясь из точки А в точку Б, ты просто не видел никого перед собой и упирался в Медведя. Даже если он не узнавал тебя, ленточки на погонах выдавали принадлежность к его роте. Ты сумбурно пытался отдать ему честь, но он махал рукой, осматривал тебя и если что-то не так - делал замечание и грозил пальцем. Зам был полной противоположностью. Нога Медвежонка никогда не ступала за пределы учебной базы. Он всячески сторонился техники - не дай Бог подцепить пятно солидола на форме! Медвежонок, издали завидя солдат своей роты, шел на перерез или окрикивал сержанта и приказывал построиться и отдать ему честь. В ответ он менял балансировку массивного тела - надувал грудь, втягивал живот, задирал подбородок и демонстративно отвечал на приветствие.

Девушек на базе было великое множество! Инструкторши, курсы инструкторш, связистки, штабистки и так далее. Нам было строго настрого запрещено, не то что говорить с ними, а даже смотреть в их сторону. Как в прочем и им. Инструкторшам и штабисткам мы просто были неинтересы - кому нужно замученное, затасканное, зашуганное существо, если вокруг целая туча офицеров и сержантов? А курсисткам - абсолютно не до нас - они, как и мы, целыми днями бегали, сидели на занятиях или возились с техникой под визги сержанток. Само собой, мы рассказывали друг другу выдуманные или услышанные истории про любовные победы и всякое такое, но выглядело это очень тускло. Может конечно, оно и было, но ни я и ни кто из моих знакомых не встречал героев этих баек. Интересно, что общаясь с товарищем, который проходил курс молодого бойца на этой же базе через пару лет после моего дембеля, я выяснил, что все эти байки-истории абсолютно не изменились.

С утра у нас были занятия по теории, потом практика. Теорию в основном проводили девчонки-инструкторши, а практику - они же или сержанты. Каждая рота была приписана к определенной части и изучала свой вид техники. Остальное вооружение было одинаковое. Расписание, правда было плотное и через неделю начались выходы на полигон. Сначала пёхом в виде марш-бросков, потом на танках. Бесконечные стрельбы и тренировки - танковая подготовка чередовалась с пехотной. В промежутках нас пытались гонять, но всё это выглядело очень уныло - под конец недели в полях, сержанты сами были похожи на зомби. Потихоньку я стал приходить в себя и уделять внимание отношениям с сослуживцами, в первой части тиронута, просто нет времени даже посидеть поболтать - ты либо что-то делаешь, либо бегаешь, либо спишь как убитый. С Борей и Лёней было всё понятно - нормальные раздолбаи, которые вытянули свой билет и дальше склада со столовкой их уже никуда не пошлют. Я не могу сказать что у меня сложились братские отношения с кем-то из пацанов, скорее они были напряженно-товарищеские. Постоянная усталость и нервное напряжение могли взорвать тебя в любой момент, но надо сказать - ощущение взаимопомощи было сильное, дрессировка давала плоды. Люди помогали друг другу не потому что дружили, а потому, что делали одно дело.

Не смотря на правила безопасности которые нам вбивали в голову каждый день, происходили накладки. Через месяц с начала знакомства с железом, одному из заряжающих перебило руку затвором пушки - официальная история гласила, мол, он был не до конца опущен, парень не проверил и засунул руку в ствол, затвор спружинил. Солдатик из моего взвода слишком усердно выполнял указание сержанта и целеустремленно пробежав мимо стоящих танков, встретился головой с пушкой. По киношному сделав полу-сальто, когда ноги оказываются выше головы, остался лежать с последующей госпитализацией, сотрясением мозга и списанием в хозроту. Как-то во время ночного забега один товарищ решил отделиться от стаи и срезать. На построении мы его недосчитались - нашли немного позже, оседлавшего в темноте небольшой столбик, прям на уровне того места, чем гордятся мужчины. Положили касатика на носилки и отнесли в санчасть. После этого случая все столбики обмотали белыми ленточками. Однажды сержанты, ради прикола, приказали поднять и перенести крышку от двигателя. Нас было четверо или пятеро, попыхтев и увидев их, давящихся от смеха, я понял, что это подвох, но один активист решил проявить стойкость в подъеме двухтонной штуковины, в итоге заработал грыжу.

У нас произошло ЧП - повесился солдатик из "диссидентов". Щуплый русский пацан, он был не в нашей роте, но Боря знал его еще по отсидке, вполне с ним общался и меня познакомил. Парень сильно не хотел воевать и служить вообще. Ему вроде пообещали сделать штабником, рядом с домом, но потом передумали или просто поменялось начальство и переиграло, в общем его оставили в войсках. Он недолго мучался и решил вопрос раз и навсегда. Вообще довольно много народа хотело свалить из танков, кто-то оставался в учебке на хозяйстве, кого-то отправляли на курсы фельдшеров или связистов. У нас во взводе был один, который утверждал, что у него клаустрофобия, когда залезал в танк, то начинал краснеть, пыхтеть и трястись, в общем не понятно было, правда или нет? Мы с Борей решили радикально выяснить это дело - заманили его в танк и закрыли все люки. Он сначала бился и орал, потом стал хрипеть и плакать - конечно же, нас это забавляло! Не знаю чем бы всё закончилось, но радости помешал сержант, разогнал нас и вытащил корчившегося в конвульсиях и пускающего пузыри, доходягу на свет. Однозначно - клаустрофобия, заключили мы! Мученика списали в связисты, а нам прочитали лекцию о дружбе и взаимопомощи. Мне показалось, что сержант сам был доволен нашей выходкой. Во всяком случае, никакого наказания не случилось.

На неделю меня и еще несколько собратьев отправили охранять музей в Латруне, неподалёку от Иерусалима. Хоть он и являлся музеем бронетанковых войск, но по сути оставался военной частью, где был командир, секретарша и пару никчемных солдатиков, целыми днями играющих в нарды и пьющих кофе. Все остальные были прикомандированные - охрана, хозяйственники, технари. Я попал туда, как раз, когда обновляли музей и с удовольствием поучаствовал в этом процессе. Кроме нескольких часов ничего не делания в роли караульного, больше заняться было нечем и я напросился на установку и облагораживание танков, хотя это и не входило в мои обязанности - прапора-технари были рады, а сержанту по фиг. Мы целыми днями передвигали, очищали, красили, смазывали, устанавливали, старые и новые танки, в общем вливали жизнь в музей. Не знаю почему, но мне нравилось возиться с этим, вроде бы уже мертвым железом - на деле оказавшимся вполне живым! Большинство техники, даже доисторической, было на ходу, только с минимумом горючки, её периодически смазывали, заводили и двигали взад-вперед, тем самым поддерживали в рабочем состоянии. Восстановление шло отдельной темой - отличное ощущение, когда из груды ржавого металла появляется чудо механики своего времени, пахнущее солярой, маслом и свежей краской. Чего там только не было - и немецкие Тигры с Пантерами и английские Хотчинсы и Кромвели, американские Шерманы и всякие причудливые инженерные машины и советские Т всех мастей, КВ, ИСы и конечно же Т-34. Я прокатился с ветерком на парочке советских Т-шек и нескольких израильских М-ках.

Нас продолжали гонять и меня это сильно напрягало - я не особо понимал, зачем? - вроде уже как месяца три с плюсом отслужили, порядок знаем, оружие чистое, стреляем неплохо, всё делаем вовремя. Ну, есть конечно, отдельные долбни, но тут два варианта - хотите коллективных наказаний, давайте коллектив и будет с ними разбираться. Пару раз мы таки с ними разбирались, накрыв одеялом и попинав ногами и прикладами, но командиры были не в восторге. Ну дык - тогда сами воспитывайте, нас то чего мучить? В итоге меня и нескольких единомышленников всё это стало напрягать. Иногда доходило до драк и как-то во время одного из забегов, я в сердцах пригрозил, что еще немного и кого-нибудь пристрелю. Не знаю, как, но мой посыл дошел до сержанта, нас оставили в покое, а меня потащили к армейскому психологу, по прозвищу кабан (ивр. - офицер-психолог).

Милая дама в звании капитана (так близко капитана я видел впервые), предложила закурить и огорчилась, узнав, что я не составлю ей компанию. Капитанша-кабаниха долго-долго выспрашивала меня о жизни в Союзе и по приезду в Израиль. Что я ей плёл, уже не помню, да и опыт был у меня довольно разнообразный - сильно креативить не надо было. В итоге она спросила, думал ли я о самоубийстве? Тут сделаем паузу - надо сказать, что самоубийства в израильской армии, это вечная проблема. Психика молодняка, которого от мамы забрали в войска, зачастую не выдерживает, поэтому случаются срывы. Задача армейского психолога выявлять слабости воинов и никак не допускать их до самоубийств. Я сильно удивился и сказал, что если у меня будет срыв, то я первым делом пристрелю командиров, а потом напьюсь. Её глаза светились счастьем - я не самоубийца!

Прошло четыре месяца и тиронут подходил к концу. Мы отстрелялись, отбегались, отдраили все танки, подмели все дорожки и перед тем, как формально завершить курс молодого бойца и отправиться в отпуск, нас ожидала так называемая "неделя службы". Водители и заряжающие направлялись в строевые части приносить пользу, а наводчики оставались на базе оттачивать мастерство на тренажерах. Водилы отчалили на базы хранения техники облизывать танки, а заряжающих отправили на оккупированные территории.

****