Аннотация: Не знаю, подходит ли по тематике... Если что, удалю.
А, в целом, это часть общих воспоминаний об Абхазии, которые пишу сейчас. Воспоминаний о том, какого там было до войны, и как стало в первые годы после её окончания.Самой войны старался не касаться.
Часть 1. ДО.
Вчера на работе выдалось небольшое "окно". Сперва хотел попрограммить "для себя", но очередная задача наклёвывалась, толкала в спину, можно сказать и потому понял, отдыхать недолго. Минут 30, от силы.
Чем 30 минут занять себя?
Зашёл на Гугл Мепс.
Навёл курсор на Абхазию.
И потянул картинку вдоль береговой линии. Вдоль дорог, наперекор рекам...
Западная часть Страны Души. Куда ни кинешь взгляд, с каждым клочком земли связаны воспоминания. Какие-то из детства, какие-то - со времён войны. А где-то - послевоенные.
Где-то воспоминания текут плавной рекой. Где-то сходятся близко-близко. А где-то сматываются в плотный клубок. Да так, что порой приходится копаться в мыслях, а случилось это ДО, или уже ПОСЛЕ.
Вот устье ручья Дзигута. Тут оно извивается этакой кишкой, изрыгая своё содержимое в море. А вот в сторону от неё ответвляется аппендикс заводи. Вода застойная и несвежая - даже на снимке из космоса она имеет зеленоватый оттенок. Как и добрая сотня метров пляжа, по которой извивалась из стороны в сторону струя ручья.
Когда-то этот ручей был чист и свеж. В прозрачной воде резвилась рыба. Её и сейчас там - хоть руками лови, а в море у места впадения толпятся стаи кефали, ловя обильную пищу, выносимую речушкой. Только вряд ли кто-то станет есть рыбу, выросшую в этом месте.
Но раньше. Раньше мы, будучи пацанами, рыли рядом с ручьём заводи, отводили туда воду и забрасывали корягами.
Вскоре в наших прудах разводилась в бесчисленном числе рыба. Мы пускали ручей по старому руслу, осушали ловушки и собирали её руками.
А ещё мы ловили рыбу на перекатах. Несколько человек становились на стремнине, а остальные гнали рыбу снизу вверх по течению. В быстрой струе добыча замирала на доли секунды, но этих мгновений вполне хватало для того, что бы ухватить её.
А уж сколько ловили удочками...
Я однажды на удочку поймал золотую рыбку, из стаи, выпущенной кем-то за год до этого.
А вот пешеходный мост. Под ним была тропа, по которой мы с дедушкой ходили на пляж.
А вот за железнодорожным мостом, как сейчас помню, работали экскаваторы. Они постоянно расчищали русло, что бы ручей впадал в море в одном месте, а не метался по всему берегу. Я был мал, и жутко боялся этих ревущих машин.
Помню, как штормом засыпало устье. И на пляже образовалось огромное озеро, в котором мешалась морская и речная вода.
Мы с друзьями ловили там голавчиков. Мелочь. Но Леван натаскал полный пакет. И посмеивался над Юркой, у которого не было ни одной поклёвки.
Юрка нервничал, перезабрасывал удочку... Потом плюнул, оставил снасть и пошёл в тень причала.
Юрка нехотя подошёл к пню, у которого лежало бамбуковое тело удочки. Нагнулся...
Снасть изогнулась и забилась в руках.
- Трави! - закричал Леван - он считался лучшим рыбаком среди пацанов.
А куда травить - то? Удочка представляла с собой палку с привязанной на конце леской.
Юрка дёрнул, что было мочи, и хрусть! Обожженный конец удилища плюхнулся в воду, поскользил по поверхности...
Все с замиранием сердца следили за быстрым, как у катера, движением обломка. Но потом он сделал прощальное "Бульк!" - и скрылся где-то под трепетной солнечной дорожкой.
Руки у Юрки тряслись. Да и все остальные были, как игроки в казино. Сердца стучат. В глазах - огонь, азарт...
Посокрушались.
- Эх, переобжёг! Не пересушил бы, она бы в жизни не сломалась! - это про обожженное на огне удилище.
А тем временем - "Бульк!" - обломок всплыл прямо рядом с пнём, на котором горевал рыбак.
- Куда! Всех распугаешь! - крикнул Леван. Но было поздно.
3 человека кинулись, обдавая берег брызгами, в воду.
- Не тяни! По леске, по леске веди!
- У меня "пятнашка"! Сейчас оборвётся!
- За жабры её!
- А если змея?
Секундное замешательство... А потом...
- Да какая змея! За жабры её!
- У тебя там "заглотыш"! Сейчас выплюнет, и уйдёт!
Вода будто бы вскипела от брызг. Вот и Леван, не сдержавшись, нырнул с головою в воду.
Вода, ил, песок. Брызги, мусор. Крики и ругань - всё смешалось на секунды. И вот Юрка, торжествующе выволок на берег огромную кефалину - лобанчука.
Мы ошалело смотрели на громадину, тело которой было длинной в пол-Юрки.
Леван больше не смеялся. Всю дорогу до дома он предлагал Юрке весь свой улов в обмен на "одну неё".
А мы дивились огроменной рыбине, да ещё морской, но выловленной в реке.
Юрка, к слову, потом полдвора на уху пригласил.
На следующий день берега озера были облеплены пацанами с самодельными удочками - вести по району разносились очень быстро. Но к вечеру приехал экскаватор, и расчистил русло. На утро следующего дня от озера осталось только одно воспоминание.
А ещё там, в реке, мы хранили мидии для морской рыбалки.
С вечера, выгрузив из садков дневной улов, мы ныряли у причала, нагребая ракушки. Укладывали их в садки, и опускали в речную воду.
Кто-то после ужина бежал продолжать лов. А кто-то пораньше ложился спать, что бы рано утром, ещё до рассвета, вернуться на причал за уловом барабульки.
На всю жизнь запомнил, как в первый раз пришёл на раннюю рыбалку.
3 утра... Я никогда ещё не вставал в такую рань. Но "подорвался", будто бы вместо 5 часов проспал все 12. Бодренький. Радостный...
Ещё бы! Меня, 7-8 летнего мальчишку, в первый раз отпустили на "зорьку", как мы с друзьями называли рыбалку засветло.
Бегу к Юрке. Он уже тоже встал. Идём на пляж.
Ныне Кодорское, а тогда Тбилисское шоссе летом, с наплывом туристов, превращалось в пробку. Медленно ползущие под палящим солнцем автомобили. Переполненные троллейбусы и автобусы...
Где-то около турбазы XV Съезда эта вакханалия рассасывалась. Но тут, в Синопе...
У одного из моих друзей как-то случился приступ острого аппендицита. "Скорая" везла его по пляжу. По шоссе проехать было невозможно.
Но в 3 утра шоссе пусто - хоть в футбол играй - проскочила тогда, навсегда запомнившаяся мысль.
Мы не стали переходить по подземному переходу. По проезжей части - так необычно - дотопали до тропинки к пляжу, что пролегает до сих пор за мостом. И только одна машина проехала мимо нас, освещая фарами кусты олеандра.
На море - ни волны. Зеркало. Гладкое зеркало - продолжение неба.
Зашли на причал. Поздоровались со старшими рыбаками. Расставили табуреты. Достали пластилин. Закинули закидушки и приклеили к бетону пирса сторожки...
И тут в ночной тишине, когда ещё звёзды, огромные звёзды, усевают бездонность чёрного неба, раздалось: "Ку-ка-ре-ку!"
Минута, другая... И петушиные крики со стороны гор начали один за одним разрывать чёрное желе ночной тишины.
А потом... Тонкая полоска света над горами... Набухает, набухает, как цветочный бутон, и - бабах! - солнечные лучи вспороли душное чёрное небо. И Солнце. Вечное Солнце медленно и величественно поползло к своему зениту.
- Макс, у тебя все сторожки бьют! - одёрнул меня Юрка.
- А? Что?!
- А, залюбовался... Я тоже в первый раз любовался. И во второй... Сейчас пообвык - старший друг похлопал по плечу. А я стоял, и не мог оторвать взгляд от картины рождения нового дня. Вот оно, величайшее таинство! Теперь и я к нему причастен...
А ещё у реки была огромная поляна. Там росли шампиньоны, щавель и земляника. А ещё несколько огромных шелковиц.
В конце весны - начале лета, когда созревали плоды тутовника, мы бегали к этим деревьям, что бы наесться сладких сочных ягод.
Но потом деревья срубили. И на поляне начали строить две девятиэтажки.
Мы с пацанами лазили на стройку, играли в войнушку среди нагромождений бетонных плит. Нас гоняли оттуда... Но это не так запомнилось.
Зато после того, как девятиэтажки заселили, вода в ручье ниже них начала цвести и тухнуть. Не знаю, почему. Вроде прямых сбросов канализации там не было. Но факт есть факт...
Много воспоминаний, связанных с теми местами. Даже книги целой мало. Даст Бог, может когда-нибудь опишу и напишу.
Не знаю...
Вот нахлынуло...
А раз так, "тяну" карту вверх по течению.
Вот здание новой поликлиники. А вот старая. Обе в ущелье по разным берегам Дзигуты.
Старое я помню. Со скрипучими деревянными полами... Лампами в плафонах-"юбках" под потолком.
И помню, как пришёл в первый раз в новую. С отдельным входом в детское отделение. Где всё ещё пахло краской. Но зато было обалденно светло.
Яркие неоновые лампы. Светлые тона краски на стенах. Эти необычные кубики ламп вызова над кабинетами. Чарующие, как из фантастического фильма, аппараты физиотерапии... И игрушки. Медицинские шкафчики с игрушками в детском отделении. Обалдеть! Какой тут страх перед врачом?! Да тут же так здорово!
И детский врач Лейла Павловна. Всегда добрая, нежная, с улыбкою... У неё лечиться не страшно! Не то что наш ЛОР Седа Сагомоновна, у которой одно на уме: "Ребёнку нужно срочно удалять аденоиды!"
Ага!
Удалили!
До сих пор с ними живу, ни ничего! Четвёртый десяток уже разменял!
Хотя в поликлинике СФТИ врачи были от Бога. Но и строго там было по отношению к ним, ничего не скажешь. Как потом узнал, за каждого пациента с них спрашивали ой как строго!
А что до Седы Сагомоновны, так она была первоклассным ЛОРом! Знала своё дело, просто чудо! Но очень уж любила оперативные метолы лечения!
Помню, как один из "родителей" бабушки (отец её ученика) получил патент на методику проведения профилактической пункции носовой полости. Прокола, то есть.
В общем, при осложненном гайморите раньше делали прокол. Процедура не из приятных. В нос вводится ватка с обезболивающим. Потом туда вставляется трубка. Длинная такая. Смотришь на неё, и думаешь, что её вполне хватит башку навылет пройти. Ну и, собственно говоря, этой трубкой... Короче, врач её туда втыкает, пробивая хрящи носовых пазух. Это совсем не больно, но жутко неприятно и сопровождается хрустом этаким специфическим.
Что бы Вы поняли, какого это, признаюсь. Я, учась в военном училище, во время этой процедуры чуть не упал в обморок. Хотя с меня спрос мал. Я, чуть что, постоянно падаю.
Потом к трубке присоединяется шприц с антисептической жидкостью - чаще всего раствором фурацилина - и начинается промывание...
Некоторым пациентам рекомендуется неоднократно повторять эту процедуру. Но есть тут один момент. Хрящи восстанавливают свою структуру очень быстро. И на следующий день человека приходится вновь мучить, пробивая новые отверстия.
Дядька, значит, тот, запатентовал метод установки в пробитые перегородки трубок из медицинской стали. Смысл был в том, что бы пациенту один раз пробивали пазухи, а потом при повторных операциях уже промывку делали путём введения дренажа в трубки. Ну а по окончанию трубки извлекались, и отверстия зарастали.
К чему это я?
Ах да! Наша ЛОР, помимо операций, старалась, по мере возможностей, внедрять в практику прогрессивные и перспективные методы лечения. Она постоянно ездила на курсы повышения квалификации, читала тома медицинской литературы, писала работы, разрабатывала и пробовала методики. Ну и, естественно, мимо такого простого и эффективного способа, как описанный выше, пройти не могла.
Седа Сагомоновна делает бабушке третью операцию по пункции, или как там правильно говорить.
Вставила дренаж. Промыла...
А потом берёт инструмент, и начинает ковырять в носу пациентки. Ковыряет, ковыряет...
Бабушка отстраняет её руку, и спрашивает: "Что случилось?"
- Трубка в пазуху завалилась...
- Ой! А это не опасно?
- Да нет... Но не порядок. Наверное, надо будет вскрывать...
- А если это не сделать, что будет?
- Да ничего...
- Седа! Не надо ничего вскрывать! Пусть там и остаётся!
Так и оставили...
Вот такой казус...
Старое здание, в котором до этого находилась поликлиника, частично расселили, частично забросили.
Помню, как пацаном бегал под его обветшалые стены накапывать в сырой тени червей на рыбалку... Ох, опять всё возвращается к рыбалке! Будто бы других развлечений у нас не было!
Были! Были, и много!
Но о них потом. Если руки дойдут.
А сейчас подымаюсь ещё немного вверх по карте... Вот из-за края экрана выплывает колосс нового корпуса СФТИ. В крыше здания дыры. Части листов жести не хватает... А ведь перед войной он был почти достроен...
Корпус этот строился под линейный ускоритель. Вон, в тени бетонного монолита, виднеется масса построек. Одна из них упирается в склон горы. На сколько я помню, там располагался источник частиц...
Ускоритель, несмотря на перестройку и развал СССР, тянули, строили... Все стройки уже встали, а на ускорителе копошились рабочие. Туда приезжали учёные...
Успели сдать первую очередь. Слышал, что после войны на ней ставили какие-то эксперименты и получали изотопы. Ну, я не физик, могу ошибаться.
Но работа эта оказалась экономически нецелесообразной, и была заморожена. И что сейчас с этим чудом науки, не знаю. Но на всю жизнь запомнил, как мощная техника прогрызала во чреве горы огромный тоннель...
Выше... Выше всё тот же ручей.
Вот тут кто-то из ребят поймал как-то рака. Очень большая редкость.
А вот тут, у этого поворота...
Ловим рыбу. Пускаем снасть "в проводку" по стремнине.
Поплавки несёт от переката к тихому омуту, закручивает в водоворотах, подкидывает на волнах...
Потом - ап! - ушёл поплавок. Подсекаешь, и вот усачик размером с пару ладоней взрослого человека бьется, трепыхается на крючке, вызывая азартный трепет сердца, всплеск адреналина и радость добычи.
Пускаю снасть... Стремнина, водоворотик... Бульк! - поплавок скрылся под водой, будто бы зацепил крючком за камни.
Подсечка... Что-то не то... Что-то необычное на том конце лески. Вроде как зацепил, а вроде, и нет...
Но, что бы там ни было, леска пошла, и из-под воды показался голый крючок.
Перенаживил. Забросил...
Всё повторилось один-в-один.
- Макс, если это кто-то клюёт, не спеши. Дай заглотить - советуют друзья.
Попытка третья. Поплавок скрывается под водою... Жду... Жду... Жду... И плавно, без подсечки, вынимаю удочку...
О, Боже! Это что за фильм ужасов?!
На другом конце лески, растопырив лапы, повис огромный паук!
Все отпрянули от берега.
Я же, аккуратно, что бы не уронить, перевёл удочку из тени деревьев на свет.
Ба! В лучах солнца блеснул своим зеленовато-серым панцирем краб!
Батюшки! Ты-то как здесь?! До моря 2-3 часа хода!
Краб тем временем разжал клешню, которой удерживал крючок, и с щелчком плюхнулся на камни. Деловито помахал конечностью, и бочком-бочком скатился в реку.
- Пусть бежит! - поддержали его мои друзья - Разве много ещё рек, в которых крабы водятся? Может этот тоже последний здесь!
Выше по течению... Поворот венки ручья. Ещё поворот...
И вот выходим мы в огромную долину на дне чаши из гор.
Тут раньше был колхоз. И ещё мы с другом как-то раз совершили сюда очень интересный поход с последствиями...
Влас где-то раздобыл сапоги-"болотники". Высокие - по пояс, даже выше. Чёрные. Блестящие.
И сразу родилась идея.
- Слышь, Макся, я знаю, где черепахи водятся!
- Я тоже знаю. Но только не поймаешь их.
- Да нет! Я знаю, где поймаешь! Болотных.
На горе, если вверх по ущелью до колхоза идти, есть озеро. Там их столько... - Валентин мечтательно прикрыл глаза. - Айда ловить!
- Ага. Завтра. После школы.
Вечером я обратился к бабушке с дедушкой: "Можно завтра с Валентином пойти в ущелье за черепахами?"
- Куда?
- Ну, за колхоз...
- Ишь, чего удумал! Каникулы будут, тогда со взрослыми пойдёте! Туда идти часов пять в один конец, наверное!
Запрет был категоричным.
Власа тоже, надо сказать, не отпустили.
Да и на следующий день сентябрьский зной разорвал своими струями дождь...
Потом появились другие идеи и дела...
А потом родители позабыли о разговоре... Но мы-то с Валентином помнили. И помнили отказ.
Поэтому, лишь только в ребячьих делах появился просвет...
- Бабуля, я гулять хочу!
- Уроки сделал?
- Ну я часик погуляю, и вернусь делать!
- Ладно. Часик. И не дольше!
Бегом на огород к Валентину. Он уже там. Открыл сарайку, и извлекает из-под кучи барахла "настоящие болотники".
Ещё раз с восхищением оглядываем матовую от талька поверхность желанной обувки... Суём и в рюкзак...
Осеннее солнце лишь немногим уступает летнему. И жёлтые платаны на 30-градусной жаре смотрятся очень необычно.
Мы топаем по ущелью. Естественно, лимитированный мне, да и Валентину, час давно прошёл. Но мы не собираемся сдаваться. Мы быстренько - только туда, и обратно.
А по склонам гор словно художник разлил палитру. И все цвета: оттенки жёлтого, красного, коричневого, зелёного и Бог знает какого ещё - всё смешалось в осеннем сумасшествии цвета.
Над головой синь неба. В лицо теплый ветер несёт запахи преющего осеннего леса. Журчит вдоль дороги ручей. И птицы... Птицы миллионным многоголосьем выводят свои песни.
Остановились у одного из бесчисленных родничков.
Зачерпнули студёной водицы.
Перевожу взгляд, и вижу вниз по струйке родничка, болотце. А в нём, посреди лягушек и прочих головастиков - тритоны.
- Валь, гля! Тритончики!
И вот мы с Валентином стоим у среза воды и тянем руки к земноводным.
- Эй, эй! Ора! Стойте! Это ядовитый!
Мы непроизвольно одёрнули руки. А тритон, махнув хвостом, нырнул и скрылся в водорослях.
- Мой дед такого ловил, он деда укусил и дед умер! Не надо ловить! Он ядовитый!
Из зарослей лещины показался мальчишка-армянин.
- Да это же обычный тритон! Мы их дома в банках держим! - рассмеялся Валентин.
А я добавил: "Ты что, в школе не учишься? Все знают, что тритоны безвредные!"
- В школе нет, пароход! Мой деда укусил, и он умер! Не надо их ловить, мамой клянусь!
Мы с Власом недоумённо переглянулись, а затем протянули руки новому знакомому.
- Валентин.
- Макс.
- Карен - представился мальчишка. - А вы из города?
- Угу.
- А к кому идёте? Провожу.
- Да мы черепах ловить идём.
- А, это знаю! У мой деда на поле ест болото. Там люди пенопласт покидали, и черепах на него греться выходит!
- Да, это болото ищем! - обрадовался Влас.
А я с подозрением подметил: "У тебя же дед умер. Его же тритон укусил..."
Карен замялся на секунду, а потом парировал: "Оуф! Это другой дед!"
- А, понятно...
Жаркое солнце уже подкрадывалось к вершинам гор. Короткий южный день клонился к закату. Поэтому проводник нам был нужен - в самый раз.
- А ну-ка, веди! - мы с Власом обрадовались образовавшейся оказии.
- За мной! Сейчас проведу так, что пять минут, и черепах ловить будете! А по дороге вам ещё долго надо идти!
Наш проводник юркнул в кусты, а мы за ним.
Подъем по сыпучему склону горы занял не меньше получаса. Зато потом мы оказались на довольно большом плато, по которому на сотни метров раскинулась плантация табака.
- Мой дед растит - похвастался мальчишка - Ах, какой табак! К нам с табачной фабрики каждый год закупать приезжают. Говорят, "Космос" делают из него!
Пряный запах листьев готового к сбору табака щекотал ноздри...
Тут, на вершине, ещё во всю продолжался день. Хотя Солнце катилось огненным шаром всё ближе, и ближе к хребтам гор, видневшихся на западе.
Мы побежали по полю, перелезли через небольшую оградку и нырнули в царапающие заросли жёсткой вызревшей кукурузы.
Наш проводник мелькал подошвами кед где-то впереди. Казалось, острые листья даже не карябают его.
Мы же, стараясь не отставать в этом бешеном темпе последних метров пути до цели, изрезали в кровь все руки, не прикрытые короткими рукавами футболок.
Не знаю, сколько мы бежали, но когда вдруг заросли кукурузы расступились, нашим глазам предстало небольшое озерце. Со всех сторон его берега обрамляли высокие, выше человеческого роста, стебли маиса. Стена жёсткой чалы уходила вверх, и шелестела, едва покачиваясь на ветру.
Мы с Власом потирали саднящие руки. А наш проводник тем временем торжествующе воскликнул: "Вот оно! Вон, видите, пенопласт? На нём они греются. Ну ладно, я пошёл. Мне сейчас корову загонять. А вы поспешите! Сейчас темно будет!"
Сказал, и юркнул в кукурузные джунгли. Только его и видели...
Озерцо было круглым. Диаметром метров 7-8. Но, судя по просвечивающему через прозрачную тёплую воду дну, довольно глубоким.
Влас натянул прямо поверх сандалий болотные сапоги, и ступил ногой на дно.
Рябь побежала по всей глади, отразилась от берегов. Озерцо заколыхалось. Ему, явно, были не привычны такие вторжения.
Тем временем Валентин зашёл почти по пояс, и принялся шарить руками среди водных растений.
Минут через пятнадцать тщетных попыток нащупать черепах он вылез на берег, и со словами: "Макс, давай теперь ты попробуй!" - принялся стягивать сапоги.
Какой тут попробуй! От шума, произведённого нами, даже лягушки попрятались!
Но я гордо напялил "болотники", и занял метро Власа в воде.
Непривычно... Сапоги неприятно прижались к коже ног. Ещё шаг, и они придавили штанины шорт.
Холодно. Впечатление, будто бы где-то протекают.
Шаг. Другой. Опускаю руки в теплую, как парное молоко, воду.
Шарю по дну, по водорослям...
- Есть!
И извлекаю со дна продолговатый камень...
Нет...
Увы...
А Солнце, тем временем, уже коснулось своим нижним краем и дальних западных гор. Только нам этого не было видно. Вокруг стояли стены кукурузы.
Зато мы почувствовали надвигающийся сумрак.
В глубине души холодной иглой кольнуло: "А ведь на час отпрашивался..."
Сколько этих часов прошло, мы уже не считали...
- Валь, слушай, домой пора...
Валентин задумчиво поглядел на небо, по которому уже полз тёмный ситец сумерек, и произнёс: "Всё. Попали... Давай быстро скидывай "болотники", и побежали!"
Скинул...
Тем временем где-то там, за лесом из кукурузных стеблей, таял закат. Словно кто-то невидимый вытягивал через трубочку последние капли коктейля из чаши - многоцветное пламя последних солнечных лучей таяло, уступая мир густой южной ночи.
Свет таял, как кубик белого сахара в горячем чёрном чае. И вот уже день плюнул последним лучом света в набегающую тьму, и на небе вспыхнули мириады огромных ярких южных звёзд.
- А куда идти-то - так, по-простецки, спросил друг.
- Так. На запад нельзя - там я ни разу не был. Да и выйдем неизвестно куда. Давай на восток. Там в ущелье, наверное, упрёмся.
- А если не упрёмся?
- Значит, нам сегодня втройне не повезло...
Говорю эти слова, а сам подсчитываю, на сколько дней теперь гулять запретят...
Нырнули в заросли. Опять саднят и чешутся изрезанные руки. Направление держать невозможно...
После часа блужданий. Влас произнёс: "Макс, давай я к тебе на плечи залезу, и посмотрю, куда топать!"
- Давай! - и вот друг взгромоздился на меня.
- Ещё чуть-чуть! Не вижу ничего! На цыпочки привстань!
Хрум! Бум! - наша гимнастическая пара с треском рухнула на землю, ломая телами твёрдые стебли.
- Живой... - грустно так раздалось в ответ. По интонации было понятно, что собеседник хотел сказать: "Лучше бы я умер..."
Ладно, пошли наугад. Ломая кукурузу, спотыкаясь о корни...
А ночь наполнилась голосами зверей, криками невидимых ночных птиц...
- Ай-ай-ай-ай! - донеслось из мрака ночи... Будто ребёнок плачет. Аж мурашки по коже. Это шакалы скулят, сволочи, будь они неладны!
- Макся, давай подожжём поле! Всё сгорит, и мы выход найдём!- толкнул идею Влас.
- Всё сгорит. И мы сгорим - грустно подытожил я. - К тому же у меня спичек нет.
- А мы трением... - было развил идею Валентин, но потом, видимо, подумал, что гореть ему не хочется, и замолчал.
Снова принялись продираться через заросли.
Кукуруза трещит, шелестят листья, скулят шакалы, ухают совы... Экзотика! Только уже страшно. Да и мысль о том, что нас ожидает дома всё настойчивее, и настойчивее стучится в сознание...
Спотыкаемся, падаем, ругаемся, поминаем "добрым" словом Карена - чтобы ему икалось!
Вот над горами уже выплыл жёлтый, как яичный желток, диск луны. Стало немного светлее. И тут.
- Макс! Конец поля! - Валентин, радостно подпрыгнув, побежал в сторону увиденного им просвета. Я - за ним.
Выскочили. Вот изгородь из колючей проволоки.
Цепляясь за стальные шипы, разрывая одежду, перелезли через забор. И покатились вниз по сыпучему склону.
