Просыпаясь, каждое утро он взводил себя как боевую пружину. Привычка, выработанная годами службы и работой в непростой обстановке последних лет "разгула демократии", быстро включала организм. Он по-прежнему называл работу боевой, а мероприятия острыми. Он по-прежнему был в маргинальном поле, и это отнимало силы и здоровье. Но это была его жизнь, жизнь в системе координат "свой-чужой". И он относился к ней с юмором...
Доброе утро, враги...
...Жаркое туркменское солнце накаляло пустыню. Два молодых летехи-ложкомоя накрывали "поляну", эдакий импровизированный дастархан под открытым небом, на котором особо выделялся огромный арбуз - подарок председателя местного совхоза, оттопыренный Джумариком по дороге. Утирая капли пота и проклиная жару, туркменский климат и всех туркмен вместе взятых, Джума утешался "вкусным" предощущением, явственно представляя себе и хруст разрезаемой арбузной корки, и прохладную розовую мякоть.
- ...Черт, наваждение... Однако, где этот гарибище?
- Уже пылит, товарищ капитан. Вон, справа 10, по плато, минуты через три будет здесь, - отозвался Виталик, один из летех, вторую неделю как пришедший в разведотдел.
- Галимов, нож есть? - бросил в сторону водилы капитан, любимец женщин и душа любой компании, классный опер и "почти герой Советского Союза", которого весь разведотдел ласково называл Джумариком.
- Сейчас нарисуем!
Нож был единственным.
Старый пуштун, пуштуняра с хитрым прищуром глаз, грязный и с копытами мозолей на ногах, затараторил обычные в этих краях приветствия, со всеми пообнимался и прилег к "столу". Пошла работа...
Попив чайку, подкрепившись и усугубив для поддержания разговора, Масуд перешел к делу. "Последние известия" из его уст впечатляли, пленка диктофона крутилась, бесстрастно фиксируя рассказ бородатого. Масуд, увлекшись рассказом, как-то незаметно ухватил единственный ножик и лихо стал обрезать на ногах свои "копыта".
"Е-мое, вот же урод!" - подумал про себя Джумарик и незаметно кивнул водиле.
- Готовь ложки, арбуз расколем, и будем рубать ложками, - шепнул он ему на ухо. - Еще чайку, Масуд?
- Ай, чай-пай, парварда, косточка, урюк - хорошо! Однако, что-то вы арбуз не кушаете? - спросил Масуд и вонзил ножичек в арбуз, как по-живому...
Никто не услышал внутреннего стона офицеров разведки, и лица их так и остались приветливы и благодушны - Восток дело тонкое!
- Кушай, Масуд, кушай, мы уже сегодня по два каждый таких слопали, ай, молодец, хороший аппетит...
- Шурави оффарин, шумо дустон-е ман аст. 1)
- Бале, сахиб, ту дуст-е мо хам хасти... 2) (Урод ты урод... Еще пару таких друзей - и врагов не надо.)
Доброе утро, враги...
1) Советские, молодцы. Вы - мои друзья (дари)
2) Это так, уважаемый. Ты тоже наш друг... (дари)
(с) Павел Шудский, 2001
Чувство Родины...
Родина отпускала тяжело, но все-таки...
- Эй, фрау, как там тебя? Э-э, битте,.. тьфу, Лорик, как будет "Два пива!"?..
- Цвай пильс, Леонид Иваныч!
- Во-во, цвай пильс! - и полушепотом: - Да поживей, дура немецкая...
- Леонид Иваныч, это уже не халява, - сказал я. - В шведский стол не входит, и каждая бутылочка - 2 марки.
- ј-мое, вот же гансы, может, поднимемся в номер и по соточке родимой?
- Обалдел, что ли, 8 утра, а потом весь день по жаре на тачке без кондишна?
- М-да, не греет. Да х... с ним, короче, цвай пильс, и точка, а по деньгам дома разберемся.
"Лайон Кельш" вкатился легко и удобно на еще неотягощенное швабской кухней место, и первый день нашего служебного вояжа стартанул. Деловые встречи, заводы, обеды, ужины... Нет смысла и говорить о том, как все это у них, да как мы победили в той Войне, а вот как у нас, да как у них. Байда и жвачка, проходили...
А в туалетах не пахло. Я имею в виду в привычном для нас смысле. Народу - миллион людей, все ходят (входят и выходят, моют руки и бла-бла-бла). А заходишь - не пахнет! Чyдно... И ведь что характерно - становится страшно и теряешь чувство Родины. Но не зря говорят, что чувства обманчивы.
Вечерело. Замотанные дневными поездками, мы добрели до набережной Рейна. Уставленная длинными рядами столов, она была забита народом. Народ пил пиво. Это соответствовало и нашим незатейливым планам. Слившись с народом, и сделав первый шаг к утолению острой жажды, мы осмотрелись и прислушались. Все было в цвет - жара спала, пиво вкусное, Рейн, пароходики, пестрая речь - идиллия! Но, чу! А кто эти люди с "балалайками"?
Так и есть, НАШИ! Флейта, скрипка, гитара и контрабас - квартет "с-под Жмеринки". Но легко и ненавязчиво, играют приятно, народ расслабляется... И чувство Родины не приходило...
Вдруг по спинам и затылкам сидящих людей как будто ток пробежал. Я глянул на небо: туч нет, но в воздухе пахнет грозой. Покрутил головой. Не пойму. А, вот оно, как же, как же! Между рядов, рассекая и ряды, и кучки людей, четко по направлению к музыке продвигались двое конкретных и таких "родных" пацанов. Шорты, майки, цепи, "болты" и бритые бугристые затылки. Это наше все!
- Слышь, калеки, давай че-нибудь чиста наше!
Мама дорогая, роди меня обратно! Я то думал, чего меня понесло за 3 тысячи верст? На "своих" подивиться... Но до знакомых сюжетов (драку заказывали?) не дошло. Присутствие бодрых и серьезных "фрицев"-копов снова притупило и прогнало чувство Родины.
Потом мы долго уговаривали какого-то босяка дать нам гитару на пять минут. Придурок оказался еще и не немцем, поэтому Лорик так и не смогла ему втолковать, что за 5 минут мы готовы заплатить 5 марок. Он только мотал головой и безнадежно улыбался.
- Чурка нерусская! Леонид Иваныч, дай я ему накерню в табло, - отчаявшись, шипел я.
- Это, конечно, универсальный эсперанто, Паш, но лучше в номер - и по соточке...
Хмурое утро следующего дня долго пыталось поднять меня с постели. Подняло. И вот ведь правду говорят, что больная голова одного - другим покоя не дает!
- Лорик, - орал я, стуча в дверь ее номера. - Все пропало, я захлопнул дверь с ключом внутри! Делай что-нибудь, я забыл там кейс!
Воображение по аналогии уже рисовало истеричную горничную, слесарей и все такое. Боже!
Через пару минут Лора привела какого-то улыбающегося дядечку, который легким движением руки открыл дверь и сказал:
- Битте шон!
- Данке шон! (Гитлер капут!)
Братцы, да они там все довольные и сытые! И эти улыбающиеся вечно рожи начинают раздражать уже на второй-третий день. И хочется об дать кому-нибудь по морде. И не можется.
Отсюда - у нас ностальгия, у них - непонимание. А в туалетах не пахло...
- Павел, у нас по плану завтра прогулка по Рейну на пароходе. Какие будут пожелания?
- А какова программа, герр... э-э?
- Можно просто Шмурович.
- Герр Шмурович, так собственно о чем спич?
- Отплываем из Кельна и плывем, плывем до Майнца...
- Что это по времени?
- Ну, три часа туда..
- Ага, три туда, потом три обратно, так?
- Так, так, йа-йа!
- Йа-йа, на х..ра нам это. Вот первая остановка, это что?
- О, это известное место, Зуб Дракона, там шестеренчатая железная дорога на гору, смотровая площадка, ресторан, музей...
- О, годится! Значит так, полчаса до Зуба Дракона, там спокойно отдыхаем, пароходик подойдет на обратном пути, и мы на нем спокойненько возвращаемся в Кельн.
И вот пароход, и жара, и семидесятилетние бабушки-туристки, по часу выбирающие вино, и терпеливый официант, и шокирующий Иваныч в красных трусах на палубе, и пиво, пиво, пиво... Но даже на пароходе в туалетах не пахло. Может, они едят что-нибудь не то?
Но все в этой жизни заканчивается, и кайф вечным не бывает. Отлетаем из Франкфурта, родной "Аэрофлот", милые стюардессы, родная речь (еще бы сказал "Букварь"!)
- Иваныч, ну что, цвай пильс?
- Ноу, коньячку, непременно коньячку! - и, отвечая, стюардессе: - Девушка, нам три коньячку!
Лора: - Леонид Иваныч, я коньяк не буду!
- Лора, конечно, это нам с Пашей, а для тебя непременно красного сухенького!
- А зачем тогда три, вас же двое?
- Ну, ты, блин, совсем как немка стала! Третью мы с Пашей разольем напополам!!!
Я встаю с кресла:
- Во-во, Иваныч, ты, значит, разливай, а я пока по-маленькому...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023