ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Снежко Виктор Николаевич
По следу оборотня

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.27*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В романе "По следу оборотня" автор продолжает линию, начатую в предыдущем романе "Шаг в западню", вводит в повествование новых и не самых лучших героев, раскрывая тему "экономической" подпитки чеченской войны. В далекой Сибири "оборотни" списывают на экипировку огромные деньги. При этом умолкают совесть, честь и все моральные категории.

   По следу оборотня
  
   Действующие лица и сюжет романа являются вымыслом автора. Любое совпадение с реальностью случайно.
  
   ПРОЛОГ
  
   Март. Заиндевевшие вагоны поезда "Новосибирск-Кисловодск", украшенные потеками грязновато-желтых сосулек, отдыхали последние минуты перед дальней дорогой. В хвосте состава - вагон для бойцов транспортной милиции.
   Колючий мартовский ветер играл на перроне причудливыми снежными змейками, гонял по щербатому асфальту пустые сигаретные пачки, бросал на рельсы пестрые обертки из-под мороженого и конфетные фантики. В общем, погода соответствовала настроению пассажиров спецвагона - сумятной и тревожной.
   Бойцы под напускной бесшабашностью и весельем скрывали затаившуюся в каждом из них тревогу. Утешали, как могли, матерей и жен, отводя в сторону виноватые взгляды. Там, в безбрежном сине-сером море женских глаз, за соленой влажной пеленой плескалась единственная немая мольба: уцелейте, вернитесь живыми!
   Отряд сводным назывался потому, что в его состав вошли сотрудники разных линейных отделов милиции, занимавшие различные должности. От рядового милиционера до заместителей начальника отдела милиции.
   Дежурного по изолятору временного содержания (в простонародье так и оставшимся под аббревиатурой КПЗ) старшину Косихина провожала жена Люба. Невысокого роста, круглолицая и пышнотелая, она походила на сдобный пончик, от которого так и хотелось отщипнуть кусочек. За полтора десятка лет совместной жизни они притерлись друг к другу, как хорошо отлаженные шестеренки единого механизма. О любви никто из них уже не вспоминал. С годами это светлое чувство куда-то улетучилось. Так нередко бывает во многих семьях, засосала вязкая трясина быта, но о разводе супруги не помышляли.
   Сознавали, что один без другого просто пропадет. Неизвестно, как сложится у каждого дальнейшая жизнь.
   В семье росло двое пацанов-погодков. Дети, казалось, вырастали не по дням, а по часам. Люба ежедневно с легким содроганием ожидала их возвращения домой - одежда и обувь на ребятишках приходила в негодность с такой же катастрофической скоростью, как и их рост. Пацаны есть пацаны.
   Систематические задержки, на два-три месяца, зарплаты мужа не позволяли обновлять гардероб мальчишек, и Люба вечера напролет чинила брюки и рубашки своих сорванцов. Иногда злость на жизнь, на всех и вся, выплескивалась на мужа, что заставило его всерьез подумать о поездке в Чечню.
   А что? В Чечне месяц службы идет за три. Плюс немедленное погашение всех задолженностей по зарплате. Плюс приличные командировочные. Плюс получение наперед денежного довольствия за два месяца. Плюс возможное повышение по службе. Набралось таких "плюсов" целый вагон с маленькой тележкой, и они перевесили единственный "минус" - возможность быть убитым или раненым. Целый год кряду отряды транспортной милиции не несли потерь в живой силе, дислоцируясь в тихом славянском районе Чечни, где большую часть населения составляли терские казаки.
   Подолгу беседуя с женой, Василий смог убедить ее в абсолютной безопасности чеченской командировки.
   Теперь предстояло главное: каким образом попасть в сводный отряд числом в тридцать пять бойцов, если в отдел кадров Управления поступило более двухсот рапортов сотрудников, желающих отправиться в строптивую кавказскую республику для наведения конституционного порядка? При таком раскладе шансы у Косихина отсутствовали напрочь.
   Помог случай.
   Вьюжным февральским вечером, вдоволь отоспавшись после суточного дежурства, Василий полулежал в кресле и бездумно таращился в синий глаз телевизора. Люба колдовала на кухне. Оттуда тянуло аппетитным запахом гуляша и гречневой каши.
   - Вась, сгоняй за хлебом, - попросила жена.
   Нырять в холодную снежную круговерть Василию не улыбалось.
   - Щас, прям, все брошу и побегу в булочную, - недовольно отшутился он.
   - Ужинать скоро, а в хлебнице ни кусочка, - не унималась Люба.
   - Не пойду, - продолжал упорствовать Косихин.
   - Ну, чистый истукан! - заругалась на него супруга, - Дети из школы прибегут, их кормить надо, а он развалился перед телеком, как китайский мандарин. Ну-ка, быстро встал и пошел, куда сказано, а то половник у меня под рукой!
   - Ладно, не шуми, схожу, - снизошел до ее просьбы Косихин.
   На улице буйствовали мороз и метель. Василий увидел, как к соседнему подъезду подрулила "Газель" с брезентовым тентом. Возле грузовика засуетились двое мужчин. В одном из них Василий признал подполковника Ведьмина, заместителя начальника хозяйственного отдела Управления. Близко они знакомы не были. Чего смеяться, какая дружба между старшиной и подполковником?
   Так, знали друг друга в лицо, да здоровались по-соседски. Водитель "Газели" откинул задний борт, и в дрожащем свете фонаря, притушенном бураном, Василий разглядел в кузове машины объемную картонную коробку.
   "Никак, холодильник прикупил Ведьмин", - смекнул Косихин и подойдя к машине, поинтересовался:
   - Помочь, Анатолий Моисеевич?
   - Да уж будь добр, Василий. Коль не в тягость, - мгновенно отреагировал Ведьмин. - Тяжелый паразит.
   Вдвоем с водителем они четверть часа пыхтели, поднимая могучий, как башня танка, трехкамерный "Стинол" на третий этаж.
   Подняли. Распаковали. Установили и подключили. Холодильник работал как часы.
   Красномордый, тяжеловесный шофер, он же представитель торгующей фирмы, получив в качестве вознаграждения за добросовестный труд стотысячную купюру, мгновенно испарился за дверью.
   Анатолий Моисеевич обернулся к неловко переминавшемуся в прихожей с ноги на ногу старшине.
   - С тобой, Василий, как мне рассчитаться? Может, деньгами? - спросил он.
   Василий протестующе поднял к верху ладони.
   - Бог с вами, товарищ подполковник. Какие деньги? Мы люди свои.
   - А по граммульке? Не возражаешь?
   Василий ничего против не имел. Это был его шанс, и упускать его он не собирался.
   Холодная бутылка "Абсолюта" хор-рошо пошла под свежую розовую ветчинку с горчичкой, ржаной хлебец и прекрасного засола хрустящие огурчики величиной с мизинец.
   Когда водки в бутылке оставалось не более, чем на два пальца, Василий решился.
   - Анатолий Моисеевич, я... желаю в Чечню поехать... в командировку, - будто стесняясь, скромно произнес он.
   - Заморочки имеются? Препоны? - спросил Ведьмин.
   - Дак, говорят, в отделе кадров рапортов набралось штук двести. Куда мне при такой конкуренции? - вздохнул Василий. - Не посодействуете?
   На лоб подполковника набежали морщины, означавшие легкую озабоченность светлой и умной головы. С минуту он раздумывал, затем по-свойски хлопнул Василия по коленке.
   - Думаю, помочь тебе смогу. Не беспокойся, я слов на ветер не бросаю. Жена не против?
   - Здесь у меня полный ажур. Согласная она.
   - Хорошо. Позвони мне послезавтра в кабинет. Я перетру это дело с нужными людьми, от которых зависит решение твоей проблемы.
  
   В назначенный день Косихин с волнением набрал номер его служебного телефона.
   - Все, Василий, вопрос решен положительно. Строчи рапорт в кадры. Отправка в марте. За что "спасибо"? Мы люди свои, - повторил подполковник слова старшины, и в трубке раздались короткие гудки.
   Так Косихин оказался в числе бойцов сводного отряда...
  
   До отправления поезда оставалось минут пять. Вдруг Василий услышал, как его кто-то окликнул. Оглянувшись, он увидел подполковника Ведьмина.
   Косихин оставил жену и сыновей, и подошел к своему покровителю, у ног которого стояла небольшая коробка.
   - Как настроение?
   - Нормально, жена только нервничает.
   - А ты как думал? Не на курорт едешь. Понимаешь, в Моздоке третий месяц парится в командировке дружок по училищу. Он тебя встретит. Передай ему гостинец из Сибири, плоховато там у них с продуктами.
   По прибытию в Моздок, возле вагона транспортных милиционеров остановился мужчина в поношенной армейской форме.
   - Здорово, земляки! - дружелюбно поприветствовал он вышедших покурить пассажиров спецвагона, ошалевших от длительной дороги. - Косихин среди вас есть?
   Василий передал ему аккуратную картонную коробку, туго перетянутую крест-накрест прочным капроновым шпагатом.
   - Спасибо, браток. Вернешься домой - передавай привет Толику.
   Перехватив острым ножом веревку, он выудил из нутра коробки круг сухой копченой колбасы и пару банок сгущенки.
   - Возьми.
   - Не нужно. - попробовал отказаться Косихин.
   - Бери-бери, не стесняйся. Мне скоро домой, в Челябинск, а тебе сгодится.
   Он сунул продукты в руки Василию.
   Военный легко поднял с грязного перронного асфальта посылку, небрежно забросил ее на заднее сиденье ожидавшего неподалеку защитного цвета УАЗа, и машина скрылась за углом близстоящего дома.
   Косихину и в голову не приходило, что его использовали "втемную" в качестве агента-связника. Спустя час посылка Ведьмина была тщательно исследована в неказистом домишке на захламленной окраине Моздока. Рифленый картон аккуратно взрезали ножом, и на свет божий появились несколько листочков папиросной бумаги, испещренных густым машинописным текстом.
   Человек в военной форме бегло пробежал глазами по плотным строчкам донесения.
   - Отрабатывает свою "капусту" господин Ведьмин добросовестно, - удовлетворенно отметил он про себя.
   Список личного состава сводного отряда с домашними адресами. Жены и дети. Вооружение. Боезапас. Краткая, в несколько слов, характеристика каждого бойца.
   Впоследствии эти сведения были умело использованы Акрамом и Хафизой в процессе вербовки самого старшины Косихина. На одном из листков напротив его фамилии значилось: "Высокомерен. Трусоват. Жаден до баб и денег".
   Еще раньше...
   Судьба - мадам непредсказуемая. С норовом необъезженного, дикого мустанга. Глядишь, неожиданно взбрыкнув, то понесет невесть куда, то копытом лягнет, метя прямо в башку. Только успевай смахивать с рожи красную юшку.
   Анатолию Моисеевичу Ведьмину на госпожу судьбу обижаться было грешно. Даже несмотря на то, что именно по злому капризу этой взбалмошной дамы на его плечах вместо армейских эполет оказались погоны милицейского ведомства, кои он всегда презирал.
   В недавнем прошлом лощенный майор Ведьмин беззаботно разгуливал по улицам маленького уютного городка в Восточной Германии. Пил немецкое пиво и был вполне доволен жизнью. Под его началом находилась тыловая служба танкового полка, входившего в состав группы советских войск в Германии.
   Служивому человеку не следует втолковывать, что означает в армии должность начальника тыла. Это вам не какой-нибудь задрипанный командир роты или батальона. Армейская должность приносила Ведьмину все: власть, деньги и, как ему казалось, почет. А вот уважения явно не было. Более того, лейтенанты и капитаны его тихо ненавидели. В отместку за барское отношение к строевым офицерам, не говоря о солдатах-срочниках, к которым он относился как к бессловесному быдлу.
   Где-нибудь в горах Афгана он бы давно схлопотал пулю повыше седалища. Но дойчланд - не варварский Афганистан. Здесь его ненавидели молча.
   Служба катилась как нельзя лучше. Обильным и тихим дождем падали в карман немецкие марки, на грудь - юбилейные медальки.
   Перемены грянули неожиданно: рухнула берлинская стена. Германия приобрела статус единой и неделимой. Советская Армия в одночасье стала персоной нон грата. Значит, нужно собирать манатки и быстренько шлепать в какую-нибудь отдаленную российскую Ивановку, где их никто не ждал с горячими пирогами.
   В суматохе поспешного вывода войск майор Ведьмин, вместе с себе подобными, существенно "наварился" на тайной продаже немцам по бросовой цене военного имущества танкового полка. Приобрел, так сказать, первоначальную хватку и капитал.
   Тем временем в России раскручивался маховик военной реформы. Суть ее сводилась лишь к сокращению личного состава. И то сказать: куда девать и как прокормить бряцающего оружием монстра, оставшегося не у дел после выдворения из бывших братских стран?
   Не помогли майору Ведьмину прежние связи. Старым друзьям было не до него - каждый норовил усидеть в своем индивидуальном кресле, теплом и привычном.
   - "Алло? Какой Толик? Ах, Ведьмин?! Ну, здравствуй-здравствуй, дружище. Извини, срочно вызывают в штаб. Перезвони денька через три".
   После нескольких безуспешных попыток остаться на плаву Анатолий Моисеевич смирился с участью выброшенного из Армии и ставшего ненужным, как стреляная гильза.
   Вернувшись в Новосибирск, Ведьмин в Озерном переулке на деньги, вырученные от продажи в Германии военного имущества и техники, купил трехкомнатную квартиру и кое-какую мебелишку. Жены у него не было. Они разошлись за год до падения берлинской стены.
   Полгода Анатолий Моисеевич прожил в неопределенности, не находя себе дела. Неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба, не повстречай он случайно старого школьного товарища, служившего в чине полковника в системе МВД.
   Встречу отметили в ресторане "Белый медведь". Посидели, прямо сказать, славненько. Вкусно покушали, до самых ноздрей наливаясь шампанским. Между делом, утехи ради, потискали дежурных девочек.
   И рандеву со школьным товарищем принесло бывшему майору Советской Армии непыльную должность заместителя начальника хозяйственного отдела Управления транспортной милиции.
   В середине девяностых, когда первая чеченская кампания стремительно набирала обороты, в Управление нагрянула комиссия из Главка. Почти месяц москвичи лопатили акты и ведомости, проверяя материально-техническое обеспечение подчиненных Управлению отделов.
   Накатав вполне лояльную справку по результатам проверки, ревизоры, обремененные неподъемными баулами с сибирскими деликатесами, убрались восвояси в родимую столицу.
   Анатолий Моисеевич впервые за месяц заснул безмятежным детским сном.
   Зря, конечно. Как оказалось впоследствии, был еще не вечер.
   В один из июльских дней, когда жаркие солнечные лучи плавили под ногами горожан податливый асфальт, телефон на столе Ведьмина выдал мягкую трель.
   Анатолий Моисеевич взглянул на панель определителя: пусто.
   "Из автомата", - подумал он.
   К звонкам с улицы Ведьмин относился, мягко сказать, наплевательски.
   - Говорите, - не представившись, нехотя бросил он в трубку.
   Такая манера ведения телефонных переговоров и надменный тон сразу ставили собеседника в унизительное, неловкое положение, заранее предопределяя ему роль человека мешающего пустым звонком важному чиновнику.
   - Анатолий Моисеевич?
   - У телефона.
   - Нам необходимо встретиться.
   - С кем, простите, имею честь?
   - Моя фамилия вам ничего не скажет. Достаточно того, что я вас знаю. Предстоящая встреча в ваших интересах. Назначьте место и время.
   - Я должен знать, - начал заводиться Ведьмин, но неизвестный на том конце провода, похоже, тоже стал терять терпение.
   - Знать вы ничего не должны... пока. Аркадий Арнольдович интересовался вашим самочувствием. В частности, сном. Тюремная камера, случаем, не снится?
   - Н-нет, - растерянно ответил Ведьмин, ощутимо осязая, как по спине скатилась холодная и липкая капля пота.
   Невидимый собеседник чутко и безошибочно уловил утрату душевного равновесия подполковником Ведьминым.
   - Успокойтесь, Анатолий Моисеевич, сейчас вам ничего не грозит. Когда и где?
   - Обская набережная. Двадцать часов. Устраивает?
   - Согласен. Надеюсь, о благоразумии напоминать не следует? Излишние эксцессы, вроде наряда ОМОНа или мальчиков костоломов, нам не нужны. При малейшем подозрении я отменю встречу, но такой расклад, смею уверить, будет чреват только для вас.
   Анатолий Моисеевич бросил трубку на аппарат, и долго сидел неподвижно, осмысливая телефонный разговор.
  
  
   Аркадий Арнольдович Стацюк ревизировал направление деятельности Ведьмина, а именно: вещевое довольствие сотрудников Управления. Изворотливый еврей, коим был по рождению Ведьмин, был уверен в том, что ему удалось бесследно упрятать концы в воду и обвести вокруг пальца проверяющего из Главка. Но, видимо, Аркашка что-то заподозрил.
   Невообразимый хаос, начавшийся в середине восьмидесятых с приходом к власти отмеченного природой первого и последнего Президента Союза, витал над страной. Не миновал бардак и милицейское ведомство. Скудные и нерегулярные поставки форменного обмундирования и техники, частые смены руководителей во всех звеньях министерства внутренних дел, периодические сокращения личного состава неизбежно влекли за собой неразбериху в системе учета и контроля, и открывали широкий оперативный простор для хищений.
   Уходили на сторону теплые милицейские бушлаты и шапки, зимние меховые сапоги, камуфлированные "снежки" и "склоны", спальные мешки и другое снаряжение. Пройдя через руки перекупщиков, это имущество спустя месяц-другой всплывало в горных лагерях чеченских боевиков.
   А в это время родная российская милиция щеголяла в многократно штопаных, давно потерявших первоначальный цвет, штанах, которые и отдаленно не напоминали форму по причине безнадежной изношенности. О чем говорить, если новобранцы не обеспечивались форменной одеждой по положенным нормам.
   Ежику понятно, что в одиночку Ведьмин не смог бы провернуть и десятой доли своих махинаций. Нужны были помощнички-пособнички из тех, кто грел оловянные задницы на ворохах обмундирования. Таковые не замедлили появиться на горизонте Анатолия Моисеевича. Было бы желание: кушать хочется каждому. Бутерброд с маслом, конечно, хорош. Однако он вдвойне вкуснее, когда масло не просматривается под толстым слоем красной или черной икорки. Круг людей, посвященных в темные делишки заместителя начальника отдела, был проверен и минимален. В неукоснительном соблюдении этого условия он видел гарантию собственной безопасности и благополучия. Обладая чутьем старой лисы, Анатолий Моисеевич сумел обставить дело так, что о криминальной стороне его службы не догадывались даже близкие сослуживцы. В документах, как говорят немцы, был полный "орднунг": накладные, фактуры, платежки и прочая бухгалтерская макулатура не вызывали у ревизоров сомнений в их подлинности. До этого июльского дня небо над подполковником Ведьминым было невинно-чистым, как глаза младенца.
  
   К вечеру жара немного спала.
   Анатолий Моисеевич, заметно нервничая, прогуливался по набережной Оби и тщетно пытался в праздной публике вычислить неизвестного, принудившего забить стрелку на многолюдном солнцепеке. В укромном месте встречаться было опасно.
   Часы показывали двадцать с четвертью, но на контакт с ним никто не выходил.
   Прошло еще пятнадцать томительных минут.
   "Все", - решил Анатолий Моисеевич и направился к автобусной остановке: воспользоваться общественным транспортом ему посоветовал неизвестный абонент.
   "Что все это значит?- мучительно размышлял он, держась за отполированный миллионами ладоней автобусный поручень, - Розыгрыш? Непохоже..."
   Вдруг Ведьмин ощутил на себе прикосновение мягкой, как кошачья лапа, руки. Темный маникюр. Ухоженные ногти. Пробежав глазами по загорелой руке, взгляд подполковника на миг задержался на глубоком вырезе оранжевой кофточки, откуда бесстыдно выпирали тугие полушария грудей.
   Перед ним стояла рослая девица лет двадцати пяти с вьющимися до плеч волосами, окрашенными в немыслимо фиолетово-свекольный цвет. Верхнюю часть лица девицы прикрывали темные стекла модерновых очков.
   - Анатолий Моисеевич, нам пора выходить, - сказала она.
   Уловив немой вопрос в глазах Ведьмина, девица приложила к ярким призывным губам наманикюренный пальчик.
   Хлопнула расхлябанная дверь автобуса, и полуживой рычащий представитель городского транспорта, разродившись вонючим сизым облаком, покатил дальше.
   - Нам сюда.
   Девица смело подхватила подполковника под руку и увлекла за собой. Пройдя полквартала, они спустились в небольшое кафе, расположенное в полуподвале жилой девятиэтажки.
   - Пройдите за крайний столик, - произнес конвоир в короткой, не прикрывающей ягодиц, юбчонке, и исчез, словно бестелесное видение.
   За последним столиком скучал в одиночестве мужчина. На вид ему можно было дать лет тридцать - тридцать пять. Все в его облике - тонкий, с горбинкой, нос, черные курчавые волосы, смуглый оттенок кожи - говорило о причастности к лицам, так называемой, кавказской национальности.
   Увидев Ведьмина, он отодвинул в сторону высокий бокал с сухим вином и поднялся навстречу. Движения его были неторопливыми и уверенными.
   - Анатолий Моисеевич, здравствуй, дорогой.
   Ведьмин пожал жесткую ладонь незнакомца.
   - Коньяк? Вино? - радушно спросил кавказец, даря подполковнику лучезарный взгляд.
   Произношение мужчины оказалось на удивление чистым и правильным, лишенным всякого акцента, что свидетельствовало о его образованности и культуре.
   - Пока ничего, - недовольно буркнул Анатолий Моисеевич. - Для начала не мешает познакомиться.
   - Хорошо. Меня зовут Руслан. Будем считать, что знакомство состоялось.
   Собеседник подполковника радостно заулыбался, сверкнув двумя шеренгами золотых зубов.
   - Так что будем пить, Анатолий Моисеевич? - повторил он свой вопрос. - Разговор наш будет непростым и долгим.
   - Только не спиртное, - сдался Ведьмин. - В такую жару водку лакают лишь идиоты и дегенераты.
   Для себя он попросил холодный томатный сок с солеными черными сухариками. Руслан по-прежнему довольствовался "сухим".
   В ожидании заказа молча дымили сигаретами, внимательно изучая друг друга.
   У Ведьмина появилось ощущение, что сегодня спокойная река его жизни изменит русло: недаром чернокожий упомянул Аркашку. Ну, старая канцелярская крыса...
   Анатолий Моисеевич вспомнил прощальный полупьяный треп московского ревизора и его заверения в оказании помощи и поддержки. Что ж, языком трепать - не мешки таскать, не накладно. А вот ему столичные визитеры обошлись в целую "штуку". Баксов, разумеется.
   Терпению Руслана можно было позавидовать. Он продолжал спокойно курить, небрежно стряхивая серые столбики пепла в стеклянную пепельницу.
   - Кто вы и что нужно от меня? - не выдержал Ведьмин пытки молчанием и неизвестностью.
   - Давай, Толик, перейдем на "ты".
   Предложение Руслана слегка покоробило подполковника, но он не подал вида.
   - На Кавказе идет война, и умные люди делают на ней бизнес. Родители мои - чеченцы, но я не горю желанием немедленно хватать автомат и бегать по горам, отстреливая российских солдат. Для этого дураков достаточно. Себя я отношу к категории умных. Тебя, впрочем, тоже. Сфера моих интересов - деньги. Любая война - тварь прожорливая, ей требуется все: от портянок до "стингеров".
   Руслан пригубил бокал и вытащил из пачки новую сигарету. Пыхнув дымом, он продолжил:
   К сожалению, ракетная проблема для тебя неразрешимая, а вот насчет портянок - подумай.
   - Ты соображаешь, о чем говоришь?! - вскипел тыловик. - Да я тебя...
   - Этого как раз делать не следует. Остынь, - спокойно осадил его чеченец. - Ничего ты мне не сможешь сделать. Не дотянешься до моего горла, руки коротки. Ссориться со мной тебе не резон. Потому как от меня сейчас многое зависит, даже количество не оттраханных еще тобой баб. Ты должен меня боготворить, а не бросаться с кулаками.
   Руслан замолчал. Затем оторвал уголок бумажной салфетки и авторучкой нацарапал несколько цифр. Положил обрывок перед Ведьминым.
   На салфетке значились цифры: " 429 21 04".
   - Это последняя, - пояснил Руслан. - Могу назвать первую или любую промежуточную, если ты подзабыл.
   От слов чеченца Ведьмину стало очень неуютно. Впереди замаячили тюремные нары. Возможно, кое-что и похуже. Дышать стало тяжело. В кровь хлынул адреналин, и ощущение страха заполнило все его существо.
   Анатолий Моисеевич прекрасно знал, что означали эти безобидные семь цифр: по фиктивной фактуре N 429 от 21 апреля ушла "налево" последняя партия омоновского обмундирования.
   С первого выстрела чеченец попал в " яблочко", и именно это обстоятельство заставило Анатолия Моисеевича поверить, что Руслан не блефует по поводу фиктивных документов.
   Выйти на Ведьмина особого труда для чеченцев не составляло. Достаточно было пройтись по цепочке в обратном порядке, начиная с последнего продавца, чтобы вычислить Управление как поставщика.
   Аркадий Арнольдович Стацюк прибыл в Новосибирск с конкретным заданием отыскать каналы, по которым уплывала милицейская форма, номера липовых документов и фамилии причастных к ним лиц. Не устоял перед соблазном старик, совратила его хрустящая "зелень", и работу он выполнил добросовестно.
   - Ну, подполковник, переходим к деловой части беседы, или...
   - А если "или"? - осторожно задал вопрос Ведьмин.
   Руслан усмехнулся.
   - В таком случае, завтра в МВД и прокуратуру полетят пухлые конверты с копиями весьма интересных документов. К ним будут приложены исчерпывающие комментарии, касающиеся деятельности подполковника Ведьмина. Думаю, на десяток лет пакеты потянут. А в твое кресло сядет наш человек. Такой кандидат, можешь быть уверен, имеется. Изменить ничего нельзя дорогой.
   Несмотря на духоту, Анатолия Моисеевича стало слегка знобить. Его загнали в угол. Оставался один выход - "затравленно мчаться на выстрел". Так, кажется, пел Высоцкий. Авось, пронесет. Либо стрелок окажется хреновым, либо осечка дарует ему жизнь.
   - Лучше... побеседуем, - согласился Ведьмин.
   На протяжении всего разговора Руслан чувствовал себя хозяином положения. Иначе быть не могло. Имея на руках небитые козыри, он заставил капитулировать ворюгу в погонах.
   - Я рад, что мы нашли общий язык. Предлагаю отметить начало нашего сотрудничества в более подходящем месте. Там, кстати, и обговорим детали. Эта кафешка больше подходит прыщавым юнцам и вокзальным проституткам. Серьезные вопросы в таких местах не решаются.
   На лицо Руслана набежала гримаса брезгливости и отвращения.
   За углом их ожидала белая "Тойота".
   Анатолий Моисеевич с удивлением узнал в скучающем за рулем водителе свекольную красотку. Откинувшись в удобном кресле, она лениво курила длинную коричневую сигарету.
   Руслан распахнул заднюю дверку, пропустил вперед Ведьмина и сел рядом с ним.
   - Куда кинем кости, Русик?
   Девица положила руки на баранку в вишневой пупырчатой оплетке. Повернувшись вполоборота, она вопросительно посмотрела на Руслана. Затем кинула оценивающий взгляд на Анатолия Моисеевича, словно видела его впервые.
   - Очень даже ничего... интересный мужчинка.
   Голос ее был игривым, с оттенком легкого каприза.
   - Карина, не зарывайся. Отшлепаю по попке. Время совратить подполковника у тебя будет. Погоняй-ка к себе домой, надеюсь, выпить-закусить найдется?
   Сытым котом замурлыкал двигатель "Тойоты", и машина рванула по широкому проспекту. Анатолий Моисеевич считал себя искушенным водителем, но и Карина в мастерстве вождения не уступила бы опытному таксисту, сточившему зубы на перекрестках и светофорах.
  
   Огромный, на полкухни, холодильник Карины был способен напоить-накормить взвод солдат, вернувшихся с изнурительного марш-броска.
   После нескольких рюмок коньяка Руслан шлепком по заднице бесцеремонно выпроводил Карину из гостиной и изложил условия совместной работы.
   Их было несколько.
   Во-первых, перекрыть прежние каналы сбыта.
   Во-вторых, безоговорочное подчинение только ему, Руслану.
   В-третьих, незамедлительно принять дополнительные меры безопасности. Прежние никуда не годились, коль Руслан смог безошибочно выйти на него.
   - Кого считаешь нужным убрать из тех, кто много знает, скажи мне. От тебя больше ничего не потребуется, все обделаем сами, без твоего участия. Лучше отправить на тот свет пару лишних человек, чем рисковать предприятием и собственной свободой.
   Поразмыслив, Ведьмин счел условия чеченца разумными и приемлемыми. Гораздо безопаснее иметь дело с одним покупателем, нежели с несколькими: меньше возможностей проколоться. Более того, предложение Руслана содержало в себе прямую выгоду: цену за товар он предложил выше той, по которой Ведьмин ранее сбывал ментовское обмундирование.
   Руслан, справедливости ради, тоже не оставался внакладе, имея дело с единственным продавцом. До этого ему приходилось брать товар из пятых-шестых рук по цене намного выше, чем он предложил Ведьмину.
   В заключение беседы Руслан успокоил Анатолия Моисеевича.
   - Аркашка тебя беспокоить не станет. Он вообще больше никого не потревожит. Как говорится, мавр сделал свое дело...
   Руслан не лгал. Одинокий московский ревизор после передачи компрометирующих материалов на Ведьмина был задушен тонким шелковым шнурком в своей квартире. Во время пересчета баксов. Жадность подвела старикана: предпочитал наличные. Чеченский киллер, не спеша, подобрал с пола рассыпавшиеся доллары, перевернул в комнате вверх дном мебель и скрылся, захлопнув за собой дверь.
   Два оперативника отработали единственную, очевидную версию: убийство с целью ограбления, и зашли в тупик. Никому в голову не пришло связать смерть ревизора с проведенной недавно проверкой Управления в далекой Сибири.
   Теперь уголовное дело с ярлыком "глухарь" заброшено на нижнюю полку следовательского сейфа, где будет валяться до сдачи в архив. В самом деле, кому нужно за грошовую зарплату лезть вон из кожи, раскрывая убийство старика, когда повсеместно в стране идет безнаказанный отстрел известных политиков, депутатов, генералов и банкиров? Убийцы разгуливают на свободе, а многотомные уголовные дела пылятся в сейфах под грифами "глухарь".
   Недоумевающий обыватель не может взять в толк, как такое возможно в стране с обширной сетью "стукачей", работающих по принципу: лучше "стучать", чем перестукиваться? Как работает МВД? ФСБ? Прокуратура? И еще десяток законспирированных отделов, Главков и Управлений, призванных вести смертный бой с преступностью?
   Дураку ясно, что на громкие дела задействуются огромные деньги. Значит, когда между собой беседуют денежные мешки, умолкает все: совесть, честь и все моральные категории. За редчайшим исключением.
   Через час, когда отгорел короткий июльский закат, Анатолий Моисеевич порядком захмелел. Неприятные дневные ощущения отошли на задний план и утратили остроту. Что, в самом деле, произошло из ряда вон выходящего? Абсолютно ни-че-го! Наоборот, будущее сулило ему немалый барыш.
   - Зачем тебе баба-шофер? - спросил Ведьмин. - Несерьезная партия.
   Руслан поцокал языком.
   - Она меня еще и охраняет.
   Перехватив удивленный взгляд новоиспеченного компаньона, Руслан пояснил:
   - Карина - чемпион города по женскому самбо. Хорошо водит машину. Не любопытна, умеет держать язык за зубами. Красива. Без комплексов. Такая баба троих мужиков стоит, Толик. Короче, с лихвой оправдывает бабки, что я ей отстегиваю.
   - Никогда бы не поверил, что в одной женщине может быть столько достоинств.
   - Придется. А вообще, не советую с ней ссориться. Сгоряча помять может.
   Из кухни показалась голова девушки, напоминающая праздничный винегрет.
   - Присоединяйся к нам, - пригласил к столу телохранительницу Руслан.
   Дважды повторять приглашение не пришлось.
   Карина примостилась в кресле рядом с Ведьминым. Между сигаретными затяжками скромно потягивала коньячок.
   Прежде чем отхлебнуть, она подносила рюмку к глазам, рассматривая ее на свет, любуясь игрой хрусталя и напитка. В разговор мужчин не вмешивалась.
   Руслан, в отличие от Анатолия Моисеевича, выглядел совершенно трезвым. Неожиданно подал голос телефон, стоящий рядом с накрытым столом на пухлой кожаной банкетке.
   - Ал-ле-у.
   - Да, здесь. Срочно?
   Карина передала трубку Руслану.
   С минуту чеченец молча слушал собеседника, затем бросил в микрофон несколько непечатных выражений по-русски и поднялся из-за стола.
   - Мне нужно уйти. У Макса проблемы с ментурой. На сегодня, Карина, ты мне больше не понадобишься, с машиной управлюсь сам. Отдыхайте-веселитесь....
   Карина проводила Руслана в прихожую. До слуха Ведьмина донесся невнятный шепот, но как подполковник ни тужился, не смог разобрать ни единого слова.
   "Черт с вами, заговорщики", - подумал он и плеснул в рюмку коньяку. Одним глотком выпил, бросил в рот обвалянную в сахаре дольку лимона.
   - Скучаешь? Сейчас развеем грусть-печаль. Наполняй, Толик, бокалы. Гори все синим огнем, сегодня мы гуляем.
   Карина беззаботной ласточкой пропорхала по комнате, притушила свет и скрылась за дверью спальной.
   - Потерпи секундочку, дорогой, - раздался оттуда ее голос, наполненный неприкрытой страстью.
   Карина появилась, облаченная в нечто бело-прозрачно-воздушное, небрежно наброшенное на обнаженные плечи.
   Подойдя к Анатолию Моисеевичу, она игриво протянула к нему руки, и он, ничтожнейше колеблясь, принял ее на колени.
   - Предлагаю выпить за сегодняшнюю ночь, - томно прошептала Карина. - Чем сумасброднее ночи, тем ярче дни нашей жизни, мой подполковник.
   В поддержку тоста рюмки отозвались нежным звоном.
   Анатолий Моисеевич почувствовал, как под его рукой тело Карины стало вздрагивать в сладостном ознобе. Не желая сдерживать рвущиеся наружу эмоции, настоянные на коньяке, он обнял ее и зарылся лицом в душистую копну волос.
  
   Глава 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОТРЯДА
  
   По городу бродячим весенним котом разгуливал май. Тротуары сбросили зимний ледяной панцирь. Парки и скверы спешили примерить яркие малахитовые одежды.
   Поезд с возвращающимися из Чечни бойцами сводного отряда прибывал на Новосибирский вокзал в семнадцать сорок. По традиции их встречал сам начальник управления генерал-майор Раскатов.
   Встреча вышла тяжелой. Никогда отряды транспортной милиции не несли таких потерь - пятеро убитых и один пропавший без вести.
   В толпе встречающих был и Анатолий Моисеевич Ведьмин. Собственно, тыловая служба более причастна к отправлению сводных отрядов, чем к встрече, но к этому отряду у Анатолия Моисеевича имелся свой, особый интерес.
   Через Руслана он получил задание подготовить Косихина к вторичной поездке в Чечню. Из расплывчатых и неопределенных строк сообщения он сделал вывод, что его протеже, то бишь Косихин, был завербован чеченцами и выполнял их спецзадания, хотя в сообщении об этом не было оговорено ни слова. Причем чеченцев отнюдь не смущал тот факт, что расчет с Косихиным был произведен "гнилыми" долларами. Ведьмину, кроме всего прочего, поручалось обменять туфтовые доллары на настоящие деньги. Сумму, подлежащую возврату старшине, он должен определить на свое усмотрение.
   Ослушаться хозяев Ведьмин не мог, исходя из соображений собственной безопасности.
   Ознакомившись с заданием, Анатолий Моисеевич зло выругался, нервно скомкал тонкую шелестящую бумагу и бросил бесформенный комок в изящную, темно-вишневого стекла пепельницу. Щелкнув зажигалкой, он поднес пляшущий огненный язычок к бумажному кому. Когда догорел последний клочок, выбросил пепел в унитаз и дернул ручку слива.
   Несомненно, гибель милиционеров была связана со старшиной Косихиным, это Ведьмин понял сразу, вот только роль старшины ему пока была неясна.
   В надежде как-то прояснить ситуацию, Анатолий Моисеевич оказался среди встречающих на вокзальном перроне.
   Вернувшиеся бойцы, взятые в плотное кольцо родственниками, разместились в автобусах. Машины взяли курс на Управление. Небритые и уставшие, в потрепанном обмундировании, от которого исходил неистребимый тяжелый окопный дух, они все еще находились под впечатлением тяжкой трагедии, разыгравшейся неделю назад на трассе Грозный-Моздок. Хотя и не было их вины в происшедшем, но все равно в каждом из них прочно вселился синдром виновности перед родственниками и друзьями погибших. В их глазах читался немой упрек-вопрос: почему именно ты остался живой, а товарищ погиб?
   Зал заседаний Управления был забит до отказа. На трибуну поднялся генерал Раскатов. Среднего роста, моложавый, он больше походил на старшего товарища и менее всего - на начальника Управления, которому доверены судьбы и жизни тысяч подчиненных. Лишь широкие генеральские лампасы и золотая звезда на погонах говорили о причастности Раскатова к высшему командному корпусу.
   Голос генерала был тих и печален.
   - Мне нелегко говорить, друзья мои. Еще не высохла земля на могильных холмах наших товарищей, погибших в неравном бою с чеченскими бандитами. Боль невосполнимой утраты навсегда поселилась в наших сердцах.
   Позавчера я не смог проводить в последний путь всех пятерых бойцов, отдавших жизни во имя нашей России. Искренне скорблю и прошу прощения у родственников.
   В зале послышались сдавленные всхлипы присутствующих женщин.
   - В этот горестный час неуместны высокопарные слова, потому что они не могут вернуть родственникам их единственных и любимых.
   До сих пор неизвестна судьба капитана Ратникова. Мы надеемся, что он жив и предпримем необходимые меры для возвращения его в наши ряды.
   Долгих полтора месяца вы стойко переносили тяготы службы, максимально приближенной к фронтовым условиям. Позвольте поблагодарить вас и заверить, что жертвы наши не напрасны.
   Поверьте мне. Ядовитую змею нужно уничтожить в своем логове, в противном случае она способна принести еще большую беду.
   Вам, прошедшим чеченское пекло, это должно быть понятным, как никому другому.
   Придет время, и бандиты ответят за все. За смерти наших родных и друзей. За безвинно загубленные в Чечне жизни тысяч граждан, чья вина лишь в том, что они славяне. Они непременно ответят за слезы наших матерей, жен и детей.
   Генерал крепился, но предательски дрожащий голос выдавал его взволнованность. Подходящих к неординарной ситуации слов не находилось.
   - Прошу еще раз простить меня и предлагаю почтить память погибших товарищей минутой молчания.
   На лице старшины Косихина не дрогнул ни один мускул. Смяв в руке замызганное форменное кепи, он поднялся вместе со всеми. Ему вполне хватило недели, чтобы оправиться от испытанного в Чечне потрясения. Теперь в нем жили два человека. Первый - геройский парень, побывавший на войне и потерявший боевых товарищей, второй - трус и негодяй, который постепенно умирал по мере приближения к родному Новосибирску. В то время, когда "второй" тихо и неотвратимо заплетал лапти, готовясь к отходу в мир иной, "первый" гордо расправлял грудь и выше поднимал голову.
   Слава богу, что все закончилось. Для него - благополучно. Василий надеялся, что страшные люди - Акрам и Хафиза - безвестно сгинут на дорогах войны, и ему никогда не придется с ними встретиться. Чечней он сыт по горло и выше. Теперь камеры изолятора временного содержания, насквозь пропитанные удушающим табачным перегаром, с их вонью параш и давно немытых тел, вперемежку с неистребимым запахом спермы втихаря онанирующих по ночам уголовников, - стали для него дороже царских палат.
   Косихин увидел сидевшего в зале Ведьмина, заулыбался и приветственно поднял руку. Подполковник ответил. Им удалось переброситься несколькими фразами по окончании мероприятия.
   Ведьмин первым подошел к Косихину, шагавшему на выход с женой и сыновьями, и протянул ему руку.
   - Здравствуй, Василий. Рад видеть тебя живым и здоровым.
   - Здравия желаю, товарищ подполковник.
   - Знаешь, когда получили сообщение о гибели наших милиционеров, я попросту не находил места. Никогда бы не простил себе, окажись в траурном списке твоя фамилия. Клял себя, на чем свет стоит.
   - Да ладно, Анатолий Моисеевич. Хорошо все, что хорошо кончается. Для меня, во всяком разе.
   Спохватившись, что их слушает жена и дети, он подпихнул их на выход и произнес:
   - Любаша, подожди меня на улице, я скоро.
   Косихин дождался, пока жена с сыновьями вышли в вестибюль Управления и сказал:
   - Вам привет от друга. Посылку, как и просили, я передал в Моздоке.
   - Спасибо. Мне Давид дозвонился на следующий день.
   В воздухе повисла напряженная пауза. Косихин хотел пригласить Ведьмина отпраздновать благополучное возвращение, но не знал, в какой форме выразить предложение. Сказать просто: пойдем, мол, подполковник, немного попьянствуем, я плачу за угощение - несолидно. Вдруг Ведьмин обидится? Видимость субординации в органах все-таки соблюдали.
   Выручил Ведьмин.
   - Может быть, ты, Василий, расскажешь при случае, как погибли ребята? Средства массовой информации долдонят одно, здесь болтают совсем другое. Самые верные сведения - от очевидцев, сам знаешь. Заодно отметим твое возвращение из ада. Не возражаешь?
   Ну, как мог старшина возразить подполковнику? Ведьмин - не последняя фигура в штатном расписании Управления, с ним следует поддерживать хорошие отношения. Авось, еще пригодится. Тыловая служба во все времена, как ни странно, ценилась не ниже опасной оперативной деятельности.
   Получив подсказку, Василий спросил:
   - Когда вам удобно?
   - Давай денька через два-три, тебе с семьей побыть необходимо. Соскучился, поди, по жене ? А, Василий?
   - Есть немного, - согласился старшина. - Принимается. Только с одним условием...
   - ?...
   - За угощение расплачиваюсь я, мне неудобно быть вашим должником. Вы, Анатолий Моисеевич, здорово выручили мою семью в финансовом плане. Позвольте мне скромно отблагодарить вас.
   Обычно страдающий косноязычием, Косихин выражал мысль довольно грамотно и складно. С испуга ли, беседуя на равных с подполковником? На радостях ли?
   Ведьмин удивленно посмотрел на старшину.
   - Василий, я тоже не бедствую, могу позволить себе угоститься в ресторане безболезненно для собственного кошелька. Но коль ты так хочешь, будь по-твоему.
   - Это мое единственное условие. Ресторан выберете сами.
   - "Белый медведь" подойдет?
   - "Мишутка"? Вполне. Но... его оккупировали мафия и новые русские. Пустят ли нас туда?
   - Это предоставь мне. Со мной тебя всюду пропустят.
   На том они и расстались.
   Ведьмин поднялся на четвертый этаж Управления в рабочий кабинет, где у него была кое-какая срочная работа, а Косихин потрусил к ожидавшим его жене и сыновьям.
  
   Глава 2. ВНОВЬ ЛОВУШКА?
  
   В небольшом уютном кабинете ресторана "Белый медведь" негромко звучала музыка. Угловые разноцветные светильники слегка разгоняли полумрак и имитировали северное сияние, роняя фантастические сполохи на стены, обтянутые светлым сиреневым бархатом. В углу кабинета стоял овальный столик из карельской березы, покрытый накрахмаленной до шелестящего скрипа скатертью. Казалось, что резные, несомненно ручной работы, ножки стола не выдержат тяжести всевозможных яств и напитков, надломятся, и стол рухнет на нежно-голубой ковер. Ан нет, мебеля в этом заведении были сработаны мастерами добротно. Стол крепко держался на гнутых ножках, надежно удерживая на себе блюда с заливной осетриной, глиняные горшочки с томящимися под умопомрачительным соусом филе дикой утки и запеченного на углях молочного поросенка, украшенного букетом из сельдерея и петрушки... а в трехъярусной, богемского хрусталя вазе золотились апельсины, румянились тугобокие сочные яблоки, теснились тяжелые гроздья розового винограда. Натюрморт дополняла пара запотевших бутылок водки...
   Ведьмина здесь знали, и пожилой швейцар, принимая из рук Анатолия Моисеевича шарф и пальто, почтительно склонил перед ним седую голову.
   Столицу Сибири окутывали густые, тягучие, как мед, лиловые сумерки. Перекрестки украсили флаги и транспаранты. Пульсирующе вспыхивал неон реклам, переливались огни праздничной иллюминации. Город готовился отметить очередную годовщину Победы.
   К ресторану подкатывали и отъезжали сверкающие лаком дорогие лимузины. Молодые, респектабельно одетые мужчины провожали до ресторанных дверей юных дам, сверкающих драгоценными украшениями, как новогодняя елка игрушками.
   Ежевечерне "Мишутка", будто исполинский людоед, глотал их десятками, чтобы к утру выплюнуть на улицу - изжеванных, измятых, до самых бровей налитых коньяком и шампанским, потерявших человеческий рассудок и совесть. Иногда, случалось, постреливали. Тогда к черному ходу неслышно подкатывала иномарка, забирала мертвого хозяина и тихо спроваживала в последний путь.
   А на темных задворках "Мишутки" тоже вовсю кипела жизнь. У мусорных баков несли постоянное дежурство несколько стариков, отвоевавших у таких же, как и они, но менее сильных, право первыми копаться в пищевых отходах.
   Сервировка стола пришлась Ведьмину по душе.
   - Располагайся поудобнее.
   Окинув взглядом стол, Косихин почувствовал себя не в своей тарелке. Он впервые в жизни оказался в элитном "Белом медведе", где проводили досуг банкиры и бандиты, и малость стушевался.
   - С чего начнем?
   - Думаю, с водки, - ответил Косихин.
   - Правильно мыслишь, старшина.
   Анатолий Моисеевич привычным жестом свинтил винтовую пробку с матовой, шершавой на ощупь бутылки, охлажденной до нужного градуса, и разлил водку по пузатым рюмкам.
   - Ну, за твое счастливое возвращение с войны, старшина.
   Чокнулись.
   Выпили.
   Закусили холодной осетриной.
   После третьей, когда жесты и движения Василия приобрели достаточную уверенность и нужную точность, Ведьмин бросил на стол нож и вилку. Вынул пачку "Парламента" и ловко выщелкнул из плотной обоймы сигарету.
   - Закуривай, Вася. Теперь можно и поговорить, пока при памяти. Поймал удивленный взгляд старшины и успокоительно добавил:
   - Шучу. Упиваться вусмерть мы не станем.
   Вслед за подполковником Василий прикурил от изящной серебряной зажигалки "Ротманс".
   - Что конкретно вас интересует, Анатолий Моисеевич?
   Расскажи, как погибли ребята. Некоторых я знал, в частности Бородина. Почему так случилось? Неужели нельзя было избежать бойни?
   В голосе Ведьмина проскальзывали скорбные нотки. Сыграно фальшиво, но неискушенный Косихин фальши не заметил.
   - За три дня до отъезда из "зеленки" снайпер подстрелил Белякова, - начал повествование Василий. - Пуля застряла в плече. Прооперировать его на заставе не было возможности, пришлось транспортировать в Моздокский госпиталь. По дороге попали в засаду. Это случилось ранним утром... наших войск - никого, поэтому все погибли. Некому им было помочь. Бородина здорово изуродовало, наверное, взрывом гранаты.
   О своей роли в гибели "Малыша" Косихин, естественно, не распространялся. Это была тайна его жизни и смерти, и ее следовало хранить за семью замками.
   Ведьмин, в свою очередь, не тешил себя напрасной надеждой, что Косихин сразу преподнесет ему на блюдечке истинную картину трагедии. Всему свое время. Успеется. Он все же попытался прощупать Косихина, задав ему безобидный на первый взгляд, но тем не менее коварный вопрос:
   - Каким же образом боевики без чьей-то помощи смогли точно определить время нападения и выбрать место для засады?
   Василий предвидел, что именно такой вопрос в первую очередь будет интересовать Управление, поэтому ответ на него был подготовлен заранее.
   - Не знаю, - пожал он плечами. - Скорее всего, ребята нарвались случайно на мобильную группу боевиков. Такие группы, как волки, рыщут в округе в поисках добычи, не брезгуя ничем. Кого-то подстрелят, взорвут что-нибудь. На худой конец обстреляют российский блок-пост - и ладно.
   - Может быть, очень даже может быть... - задумчиво произнес Анатолий Моисеевич и потянулся за бутылкой.
   - Помянем ребят, старшина. Выпьем за упокой их душ.
   Слова подполковника кощунственно прозвучали на фоне льющейся из динамиков полублатной песенки.
   Ведьмин, осознав несоответствие обстановки с предложенным тостом, протянул руку и регулятором громкости заглушил блатного весельчака.
   В кабинете стало тихо.
   До дна осушили рюмки.
   В неторопливой беседе под хорошую закусь незаметно прикончили бутылку.
   Ведьмин, сохранив трезвость мышления и памятуя о задании чеченцев, вроде между прочим поинтересовался:
   - А что, Вася, в Чечню еще разок не желаешь прокатиться?
   Косихин поперхнулся. Изо рта вылетели несколько красных икринок, и каплями крови прилепились к белоснежной скатерти.
   - Нет-нет, Анатолий Моисеевич, в Моздок я больше не ездок.
   Он отчаянно замахал руками подобно ветряной мельнице.
   - Довольно испытывать судьбу. В следующий раз может и не пофартить, а мне еще пожить хочется.
   Ведьмин с пьяной укоризной покачал головой.
   - Не зарекайся, Василий. Гибель наших милиционеров - не более, чем трагическая случайность. Знаешь, каков процент вероятности случайности в реальной жизни?
   - Не знаю и знать не хочу.
   От неожиданного предложения Ведьмина Косихин даже протрезвел.
   Анатолий Моисеевич назидательно поднял кверху указательный палец.
   - Вот то-то же. Степень вероятности ничтожно мала. И здесь, в Новосибирске, ты ни в коей мере не застрахован от смерти: нападут пьяные хулиганы или угодишь под колеса машины ненароком. Да мало ли чего... Давай еще выпьем, Василий. Хороший ты мужик.
   Хитрый еврей был не настолько пьян, чтобы не контролировать собственные слова и поступки. Он внимательно следил за реакцией Косихина. Все просчитано верно: наутро предложение подполковника можно посчитать пьяным трепом и забыть. Анатолий Моисеевич добавил громкость и из динамиков вновь полилась нежная мелодия. Для полного кайфа в кабинете недоставало представительниц слабого пола.
   - Не возражаешь, если к нам присоединятся дамы?
   Косихин согласно тряхнул головой. Может быть, даже слишком поспешно, чем следовало знающему себе цену мужчине.
   - Пойду сделаю заказ. Теперь мое условие, Василий: за девочек плачу я.
   Косихин вынул из кожаного портмоне пять стодолларовых купюр и протянул их Ведьмину.
   - Достаточно, чтобы рассчитаться за сегодняшний вечер?
   Ведьмин взял деньги. Чтобы выполнить задание чеченцев, требовалось слегка приоткрыть перед этим валенком занавес, за которым бурлила другая, необычайно красивая жизнь. Дать ему подержать в руках запретный плод и с ловкостью фокусника убрать его в черный ящик. Необходимо вызвать у него неодолимое желание приобщиться к жизни сильных мира сего- вот тогда он станет сговорчивым. Согласится поехать не только в Чечню, но и к черту на рога.
   Выйдя за дверь, Анатолий Моисеевич повертел в руках "капусту", полученную от Косихина, но отличительных признаков от настоящих купюр не заметил. Если фальшивка, то выполненная искусно, на высочайшем техническом уровне. Попробовать ими рассчитаться? Не стоит. В "Белом медведе" таких шуток не прощают.
   Вздохнув, Ведьмин спрятал Косихинские доллары в карман. Уж лучше расплатиться настоящими, а способ и место избавиться от "гнилой" зелени они с Русланом найдут. Слава богу, опыт имеется.
   Косихин, смежив веки, развалился в кресле, курил халявные подполковничьи сигареты и тащился в предвкушении продолжения чудесного вечера. Там, за дубовыми дверями "Мишутки" осталась жена Любаша, сыновья с их извечно неразрешимыми продовольственно-вещевыми проблемами, а тут - тепло, светло и мухи не кусают. Не хотелось верить, что через месяц ему снова предстоит маршировать по длинному коридору изолятора временного содержания, разнося баланду и хлебные пайки уголовникам.
   Вернувшийся Ведьмин отвлек старшину от невеселых мыслей.
   - Девочки скоро пожалуют. Все пучком, Василий, - радостно сообщил он. - Выпьем еще, мой юный друг. Гуляй, босота...
   Косихин ничуть не обиделся на "босоту". Глупо улыбнувшись, он опрокинул в себя очередную рюмку, поморщился и стал меланхолично кидать в рот спелые виноградины. Каждая ягодка маленькой бомбочкой взрывалась на языке, истекая душистым соком.
   Василий не видел, как подполковник опустил в свою рюмку крошечный серебристый шарик. Мгновение - и блестящая капелька бесследно растворилась в водке.
   Через пару минут Анатолий Моисеевич был трезвее трезвого.
   - А вот и мы, мальчики.
   На пороге стояли две девушки. Они были скорее раздеты, чем одеты. Короткие темные юбчонки не прикрывали тугих, как недозрелые персики, ягодиц, а полупрозрачные блузки не опускались ниже бюстгальтеров. Впрочем, последнего предмета под блузками не наблюдалось.
   Обе блондинки. Молоденькие, лет двадцати. Одинакового роста. Различить их можно было только по прическам. Если у одной густые светло-русые волосы водопадом струились по плечам, то у ее подруги завитые волосы были уложены в замысловатую башенку с множеством локонов и спиралевидных прядей.
   "Русалка" и "Фея", - взглянув на девушек, окрестил их Косихин. Он попытался подняться им навстречу, но Анатолий Моисеевич пресек его желание.
   - Не суетись, Василий. Они сами должны стелиться. Все предусмотрено прейскурантом и оплачено.
   Неторопливым приглашающим жестом руки он разрешил девчонкам войти в кабинет.
   - Анатоль, - кокетливо защебетала Фея. - Не будь мы с тобой знакомы, я могла бы подумать, что в этом уютном гнездышке уединились, м-м-м, голубенькие мальчики.
   - Жанетт, прекрати... Здесь отдыхают культурные и уважаемые люди. Не утруждай свой острый язычок, - сказал Ведьмин. По легкости и свободе общения было очевидно, что Жанетт и Анатолий Моисеевич знакомы давно, и отношения между ними сложились на постельно-рабочем уровне, как и подобает между проституткой и постоянным, надежным клиентом.
   Жанетт улыбнулась:
   - Все, Анатоль, признаю свою ошибку. - Она подошла к Анатолию Моисеевичу и в знак примирения прикоснулась яркими губами к его тщательно выбритой щеке.
   Подполковник указал ей на стоящее рядом с ним пустующее кресло, и юное порочное создание незамедлительно впорхнуло в него.
   Русалка волей судьбы оказалась рядом с Василием. По внешнему виду клиента она безошибочно определила, что сегодняшний вечер подарил ей самого что ни есть дремучего мужлана. Значит, вполне резонно обойтись без реверансов.
   - Кавалер угостит даму шампанским и сигаретой? - жеманно спросила она.
   Косихин поспешно схватил со стола наполовину опустошенную пачку "Парламента" и зажигалку. Рукавом пиджака он нечаянно опрокинул рюмку, предусмотрительно наполненную Анатолием Моисеевичем. В растерянности замер, глядя на расплывшееся по скатерти темное пятно.
   "Ну, клоун", - отметил подполковник. - Клоун, и в цирк ходить не надо".
   Фея выразилась конкретнее. Сознавая, что Косихин не является птицей одного полета с Ведьминым, поведение ее было бесцеремонным.
   - Анатоль, ты где раздобыл этот чувал с картошкой? - тихо шепнула она, чтобы не расслышал старшина.
   - Жанетт... зарываешься, - подполковник бросил на Фею укоризненный взгляд, - женщинам ее профессии категорически запрещалось обострять отношения с клиентами.
   - Все, Анатоль, признаю свою ошибку, - заученной попугайской фразой отделалась девица.
   Анатолий Моисеевич из сверкающего никелем ведерка со льдом, стоявшем на сервировочном столике, достал бутылку шампанского, покрытую холодной испариной, и крутанул проволочную оплетку. Раздался негромкий хлопок, и в высокие бокалы хлынул искрящийся под лучами цветомузыки белопенный напиток.
   Вызывные девочки, несмотря на юный возраст, оказались далеко не промах. В смысле, выпить и закусить. В четыре смычка дымились сигареты. Шампанское чередовалось с мизерными дозами водки, что только усиливало пьяный разгул страстей.
   Косихин ощутил, как на бедро легла мягкая ладонь Русалки. Ее шаловливые пальчики нежно массировали внутреннюю сторону старшинского бедра.
   Внимательно наблюдавший за всем происходящим в кабинете Ведьмин безошибочно определил ту временную черту, за которой заканчивалась попойка и начиналась оргия. Он взглянул на часы: пора. Привлекая к себе внимание присутствующих, Анатолий Моисеевич хлопнул в ладоши.
   - Жанетт, хочу стриптиза! - скомандовал он.
   Под плавную, ласкающую слух мелодию, девушки закружились в парном эротическом танце, постепенно освобождаясь от немногочисленных предметов одежды и радуя замутненный старшинский взгляд.
   Совсем некстати во внутреннем кармане подполковника тренькнул мобильник. Анатолий Моисеевич плотно прижал к уху прямоугольный кирпичик:
   - Слушаю.
   Из микрофона донесся голос лакея.
   - Анатолий Моисеевич: вы просили пропустить звонок в половине двенадцатого.
   - Что?!
   - Если быть точным, сейчас - двадцать три часа тридцать одна минута.
   - Не может быть! Невероятно. Этого не может быть! - в легкой растерянности повторил подполковник.
   - К сожалению, указанное время соответствует действительности.
   Лакеи в "Белом медведе" отличались вышколенностью и корректностью.
   - Хорошо, я разберусь.
   Выполнив пожелание клиента, звонивший разъединился с Ведьминым, что для присутствующих в кабинете оказалось совершенно неведомым.
   - Я сказал - разберусь! - рявкнул подполковник в оглохшую и онемевшую трубку. - Только волны гнать не нужно!
   Плотно сжав губы в тонкую побелевшую полоску, несколько секунд он с интересом разглядывал Василия, будто перед ним вдруг материлизовалось бестелесное привидение. Затем движением руки остановил судорожное дерганье обнаженных тел Феи и Русалки.
   - Та-ак, девочки, - медленно протянул Ведьмин. - Видно, не судьба нам сегодня оттянуться по полной программе. - И указательным пальцем поманил к себе обеих стриптизерш.
   - Быстренько подошли ко мне!
   Вытащил из лопатника две стотысячных купюры и легкими шлепками прилепил деньги к голым животам девушек чуть пониже пупков. Такая слабость была у Анатолия Моисеевича, и сегодня он не смог отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою власть.
   - А теперь быстренько оделись и - вперед, на другие объекты, неутомимые труженики сексуального фронта!
   Проводив взглядом покидающих кабинет девушек, Анатолий Моисеевич подождал, когда за ними защелкнется язычок дверного замка, поднялся и подошел к Косихину, буравя ничего не понимающего старшину немигающим, пронзительным взглядом. Затем неожиданно схватил его за лацканы пиджака и рывком выдернул из мягкого кресла.
   - Ты!.. подполковник задохнулся от ярости. - Соображаешь, куда пришел набивать требуху за туфтовую "капусту"?! Можешь подтереть задницу своими "баксами", ни на что другое они не сгодятся. "Капуста" фальшивая.
   По мере того, как Косихин врубался в печальную действительность, глаза его округлялись, выпучивались, казалось, еще мгновение- и они упадут на светло-голубой ковер, застилавший пол кабинета.
   Ведьмин с силой оттолкнул от себя старшину, и он расплывшейся, безвольной массой плюхнулся обратно в кресло.
   Взбешенный подполковник, как заведенный, мелкими нервными шагами стал метаться по кабинету.
   Прошло еще несколько минут.
   Опасаясь переиграть, Анатолий Моисеевич произнес уже более спокойным голосом:
   - Пойми, "Мишутка"- не рядовая тошниловка, в которой ты можешь "кинуть" хозяина без особого риска. Здесь такое на шару не катит, можно запросто головой поплатиться. И через пару деньков выловят твой труп в Оби, за сотню верст от Новосибирска, без признаков насильственной смерти. Твое счастье , что сегодня...
   Наконец, Василий докумекал, что взбесило Ведьмина. Это можно было определить по внезапно задрожавшим губам старшины и его повлажневшим глазам. Как же так? Выходит, прощай собственный автомобиль, о котором он так мечтал? Выходит, напрасно он претерпел на Заставе животный страх перед Акрамом и Хафизой? Разум отказывался воспринимать жестокое сообщение подполковника Ведьмина. Впору волком завыть.
   Увидев, что Косихин находится в легкой прострации, Анатолий Моисеевич оплеухой привел старшину в чувство: надо ковать железо, пока горячо.
   - Много у тебя такой "гнилой" зелени? - спросил он.
   Косихин замялся.
   - Отвечай, для твоего блага спрашиваю, - бесцеремонно принуждал его к ответу подполковник.
   - Четыре "штуки" будет, наверное...
   - Где "баксы" раздобыл?
   Вопрос ответа не требовал. И так все было ясно, как божий день, но Ведьмину нужно было вырвать у него признание, необходимое для дальнейшей "обкатки" старшины.
   - Там... в Чечне.
   Кто нагрузил Косихина фальшивыми долларами, для подполковника было неважно, интереса данный вопрос не представлял.
   - За какие заслуги?
   - Патроны. Гранаты. Ракетницы.
   - Ясно.
   Словно загипнотизированный, Косихин механически отвечал на интересующие Ведьмина вопросы, не задумываясь о возможных последствиях, вытекающих из его ответов.
   Будущее рухнуло, как карточный домик. Белым летним облачком растаяла в небе мечта его жизни, выпестованная в сердце втайне от всех.
   - Гибель ребят - твоя работа?
   Услышав очередной вопрос, - в черепной коробке старшины осязаемо заворошились мозговые извилины, вызвав короткое замыкание, и его подбросило в кресле.
   Этого не должен знать никто!
   Косихин отрицательно качнул головой.
   - Н-нет.
   "Ладно, потом разберусь, - подумал Ведьмин. - Главное, что ты у меня на крючке, парень. Можно считать, половина задания чеченцев выполнена".
   - Слушай меня внимательно, Василий, - сказал Анатолий Моисеевич, убедившись, что Косихин обрел способность соображать. - Сейчас для нас важно безболезненно выпутаться из этой мерзкой истории.
   Подполковник ткнул пальцем в потолок.
   - Я пойду туда, потолкую с кем надо, извинюсь и расплачусь по курсу родными "деревянными". С процентами, естественно, за причиненные неудобства. Ты отсюда - ни ногой. Жди меня и не вздумай пороть горячку, я имею в виду - сделать из кабинета ноги. Без меня из ресторана тебе выйти не удастся... без серьезного ущерба для здоровья, мягко скажем так. Наша дверь под контролем с той минуты, когда стало известно, что я им всучил лажовые доллары. Надеюсь, что смогу мирно развести мосты, и после этого - ко мне домой. Макс должен нас ждать.
   Плотно прикрыв за собой дверь, Анатолий Моисеевич вышел в коридор. Придирчиво оглядел себя в высоком узком зеркале, поправил съехавший набок галстук и остался доволен. Ничто в его облике не указывало на только что сыгранный бурный миниспектакль. Что ж, раз судьба отвела ему роль охотника, а Косихину - роль дичи, тут без постановки силков и ловушек не обойдешься, как сегодня.
   Действительно, Анатолий Моисеевич попросил лакея позвонить ему в половине двенадцатого ночи. Слов звонившего никто слышать не мог, и происшедший между ними диалог несведущим человеком мог запросто трактоваться как сообщение о фальшивых долларах...
   Василий проводил взглядом Ведьмина и машинально потянулся к сигаретной пачке. Досмолив одну сигарету, он прикурил следующую, тяжко, до мучительной сердечной судороги, переживая крах несбывшейся мечты.
  
   Черный "Рено" с Максом за рулем стоял в указанном месте, ничем не выделяясь из стаи таких же сверкающих лаком иномарок.
   Ровно в половине первого из ресторана вышел Анатолий Моисеевич, за ним уныло переставлял ноги Косихин.
   Увидев Ведьмина и Косихина, Макс запустил двигатель, и в салон хлынул поток теплого воздуха. "Дворники" смахнули с чистого ветрового стекла извилистые ручейки дождя, открывая обзор для водителя.
   - Заждался? - спросил Ведьмин, усаживаясь рядом с Максом.
   - Работа у меня такая, Анатолий Моисеевич. Ждать да баранку крутить, - ответил Макс и тронул машину с места.
   "Рено" антрацитовой стрелой, разбрызгивая лужи, пронесся по ночному городу и через двадцать минут затормозил у подъезда Ведьмина.
   Перед тем, как покинуть машину, Анатолий Моисеевич разрешил Максу завтрашний день посвятить решению личных проблем.
   - Назавтра срочных дел не предвидится, можешь отдыхать, - сказал он и мягко захлопнул дверцу автомобиля.
   Заместителю начальника отдела служебная машина не полагалась по рангу. "Рено" - его личное авто, но, учитывая специфику внеслужебной деятельности подполковника, личный водитель ему был необходим позарез. Железное правило: машиной должен управлять трезвый шофер, - им никогда не нарушалось.
   Зарплату Максу Анатолий Моисеевич платил из собственного кармана. Впрочем, расходы с лихвой компенсировались дальновидностью и расчетливостью подполковника. Трезвый водитель при нетрезвом начальнике всегда ценился как золотой самородок, как почти стопроцентная гарантия безаварийных поездок. Сколько стоит ремонт попавшей в аварию иномарки? Хорошо, если восстанавливать придется свою машину, а вдруг, не приведи господь, еще и чужую? А если при аварии пострадали люди? В какую копейку обойдется такое удовольствие, не подсчитывали? Не-ет, "руль" всегда должен быть трезвым, как учили в ДОСААФе.
   - Пойдем-ка, Василий, ко мне домой, нам есть о чем потолковать, - сказал Ведьмин, и, будучи уверен, что Косихин не посмеет его ослушаться, не оглядываясь, шагнул в подъезд. Василий - следом.
   В полном молчании поднялись пешком на третий этаж. Подполковник замысловатым фигурным ключом открыл металлическую дверь и пропустил Косихина в темную прихожую.
   - Раздевайся и проходи. Я приготовлю чего-нибудь закусить, - произнес хозяин и удалился на кухню. - Хочешь, включай телевизор или видик. Пульт на журнальном столике. Василий осторожно опустился в пухлое кресло, обтянутое серебристым велюром и обхватил голову руками.
   События последних часов начисто вышибли из мозгов хмельной угар, и теперь голова нестерпимо болела, прям-таки разваливалась на части. В груди ощущался дефицит воздуха. Он ослабил тугой узел галстука. Попытался расстегнуть верхнюю пуговицу новой сорочки, подаренной Любашей по случаю его приезда. Не получилось. Тогда он с остервенением рванул ворот, выдрав с мясом злосчастную пуговицу.
   Почему именно ТАК произошло? Почему такое приключилось именно с НИМ?
   В данный момент фальшивые доллары занимали Василия меньше всего, он махнул на них рукой. Хрен с ними ! Как же он прокололся перед Ведьминым с патронами-гранатами? Ведь он сам, добровольно и без всякого сопротивления, как кролик, заполз в пасть удава. Что будет, если начало его признания в продаже боеприпасов получит соответствующее продолжение в другом месте, например, в прокуратуре? Тюрьма...
   - Василий, - донесся из кухни голос Ведьмина. - Заруливай сюда.
   В центре стола в окружении тарелок с легкой закуской возвышались бутылка водки и две бутылки пива.
   Анатолий Моисеевич взял со стола "Смирновку", намереваясь с хрустом и душевным наслаждением свинтить пробку, но Косихин наотрез отказался пить водку.
   - Не хочу. Спасибо. Я пивком побалуюсь... если можно.
   Хватит, налакался сегодня водяры, аж в ушах булькает, и наплел сто коробов, чего никому знать не следует.
   - Отчего же нельзя? Бога ради... разрешил подполковник. - А я водочки на грудь приму с устатку.
   Каждый оприходовал свою дозу напитка. Ведьмин опрокинул троечку рюмок водки, Косихин выцедил два бокала пива. Немного подождали до получения желаемого эффекта. Не спеша закурили, наблюдая, как сизая лента дыма уплывает в открытую оконную фрамугу и тает в черном сумраке сибирской ночи.
   - Да, давненько в "Мишутке" не всплывали фальшивые доллары. Заставил ты меня сегодня поволноваться, Василий. Там такие фокусы не проходят, - задумчиво произнес Анатолий Моисеевич. - Сколько у тебя этой макулатуры, говоришь?
   - Четыре тысячи с мелочью.
   - Куда думаешь девать мусор?
   Василий неопределенно повел плечом.
   - Спалю, наверное....
   - Ну, брат, это самое легкое дело, много ума не требует.
   - Разве их можно куда-то пристроить?
   В Косихине затеплились слабые признаки призрачной надежды. Ему стало понятно, что в планы Ведьмина не входит незамедлительная сдача Василия органам правосудия за продажу чеченцам боеприпасов. Тут что-то другое, но что именно, он не знал.
   Анатолий Моисеевич засмеялся:
   - Вообще-то нельзя, но, как говорится, если сильно хочется... то можно, если умом раскинуть.
   Василий из суеверия молчал, боясь спугнуть удачу, и выжидал, в какую сторону поведет разговор Ведьмин.
   - Денек завтра будет хороший, взгляни. - Ведьмин кивнул в сторону окна, через которое с очистившегося неба на них глазели яркие, крупные звезды.
   - Похоже, - согласился Василий.
   Ему нестерпимо хотелось спать. Глаза, налитые свинцовой тяжестью, закрывались сами собой. Сказывалось нервное потрясение, испытанное сегодняшним вечером. Он терпеливо выжидал. И дождался.
   - Знаешь, старшина, у меня нет желания играть с тобой в кошки-мышки, - сказал Анатолий Моисеевич, выдохнув густое облако дыма, и раздавил в пепельнице окурок.
   - Вне всякого сомнения, что чеченцы тебя подловили и заставили им помогать. В какой форме выражалась помощь, меня мало интересует, но уверен, что покупкой у тебя патронов они не ограничились. Не такие это люди, чтобы останавливаться на полпути. Но, позволю себе повториться, меня этот факт не волнует. Наименьшие знания гарантируют наикрепчайший сон.
   Ведьмин довольно хохотнул и продолжил развивать свою мысль. - Я уже забыл, что ты болтал в ресторане, от тебя требуется то же самое. Еще один пьяный базар в кругу посторонних людей для тебя, Василий, может поиметь непредсказуемые и неприятные последствия. Ясно выражаюсь?
   - Яснее некуда.
   - С этим делом, - подполковник щелкнул себя ногтем по горлу, - Василий, тебе придется на время завязать. Почему - сам знаешь. В нетрезвом виде твой язык не дружит с головой, имел возможность убедиться.
   Анатолий Моисеевич плеснул в рюмку водки, не приглашая Косихина составить ему компанию, выплеснул в рот и поморщился, отыскивая глазами, чем закусить. Взгляд остановился на алом маринованном помидорчике, величиной с куриное яйцо. Проткнув вилкой помидорный бок, он с удовольствием высосал густую терпкую мякоть.
   - Ну, коль тебе понятно, переходим к следующему вопросу. "Баксы" тебе для какой цели?
   - Машину хотел купить, гараж там... промямлил Косихин.
   - Из четырех тысяч тебе достанется только две. В российских рублях по курсу. Непросто провернуть такую операцию, но... возможно. На подержанные "Жигули" хватит, а о гараже пока забудь. Сам понимаешь, задаром рисковать никто не захочет. "Зеленые" принесешь ко мне домой завтра, вернее, сегодня вечером. И не вздумай оставить у себя хоть одну купюру. Попадешься на сбыте фальшивых долларов - загремишь под фанфары рукавицы шить или лес валить. Помочь никто не сможет. Согласен?
   Косихину не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Иного выхода у него не было.
   Окно на кухне Ведьмина погасло через четверть часа. Серой невзрачной тенью Василий вышел из подъезда, постоял немного, вдыхая полной грудью прохладный воздух, и прошмыгнул к себе домой.
  
   Глава 3. КАПИТАН МАРТЫНОВ
  
   Бывший капитан Олег Мартынов просыпался тяжело и мучительно долго.
   Он попытался разлепить глаза, но через узенькую щелочку разглядеть ничего не смог - его обволакивала густая и липучая темнота.
   Глуша рвотные позывы и преодолевая невыносимую головную боль, он повернул голову и на фоне темноты различил чуть заметное серое пятно.
   "Окно, наверное, - подумал Олег. - Рано еще..."
   Мартынов потянул на себя край одеяла, намереваясь укрыться с головой и дальше провалиться в спасающий от похмелья лечебный сон, и едва сдержался, чтобы не застонать: каждую клетку его тела пронзила острая боль.
   "Елки-палки, надо же так накушаться. Вчера определенно получилось скотское опьянение. Ничего толком не помню..." - мелькали в голове обрывки мыслей.
   Как он ни пытался, но вновь заснуть не удавалось. Олег, стараясь не шевелиться и затаив дыхание, напряг слух в надежде уловить какой-нибудь шорох или другие признаки жизни в незнакомой квартире, но напрасно. Было тихо, как в покойницкой. От жуткого сравнения Олега под одеялом передернуло. Бр-р.
   Где он находится? Что произошло накануне, после того, как он покинул Управление?
   Невероятным усилием воли Олег Мартынов, безжалостно насилуя мозговой центр памяти, заставил себя вспомнить события вчерашнего дня...
  
   Впрочем, все началось гораздо раньше. С момента поступления на службу в милицию. Или даже с той минуты, когда на его плечи легли курсантские погоны милицейской школы.
   Самое трудное в жизни испытание - испытание властью.
   Немногие способны с честью выдержать этот экзамен, особенно в милиции, где на прочность испытывается порядочность и совесть гражданина, для которого слова: "Служба закону - служба народу" - не просто дежурный лозунг, а смысл жизни.
   В течение нескольких лет учебы можно стать отличным, грамотным специалистом, но ни одно учебное заведение при вручении выпускникам дипломов об образовании не рискнет дать им гарантии высокой гражданственности. Такое качество даруется Cверху и шлифуется на протяжении всей жизни при условии беспрерывной работы над собой.
   Нет, взяток Мартынов не брал и прочими незаконными делами не занимался. Просто позволял себе изредка сесть за баранку автомобиля слегка подшофе, уповая на пресловутую милицейскую солидарность с сотрудниками Госавтоинспекции. Ничего, сходило с рук. Но маленькие поблажки самому себе закончились большой трагедией. Полторы недели назад, в легком подпитии, Олег заболтался с подружкой, под красный сигнал светофора выскочил на "зебру" и помял машиной пожилую семейную чету. Результаты поездки оказались печальными: женщина скончалась в больнице.
   Прокуратура отреагировала моментально, возбудив уголовное дело.
   Вчера Мартынов, не дожидаясь окончания следствия, прибыл в Управление для оформления документов на увольнение.
   Негромко напевая, Косихин раскладывал по стеллажам недавно полученное обмундирование.
   Новая форма, тщательно подобранная по размеру им же самим, ладно сидела на его полноватой фигуре. Брюки заправлены, высокие ботинки, живот перетянут широким офицерским ремнем, на погонах - по паре защитного цвета звездочек.
   Не иначе - орел. Не беда, что растительность на голове скудноватая и не прикрывает розовую плешь, портящую бравый вид прапорщика Косихина. Дай Бог здоровья и многие лета Анатолию Моисеевичу. Службу он подобрал Василию не пыльную и уважаемую, в Управлении, с соответствующим должностным окладом. Со званием опять же подсуетился. Не начальник, а прямо отец родной.
   Управившись с обмундированием, Косихин удовлетворенно крякнул, подравнял стопки с серо-голубыми форменными рубашками, и не торопливо зашагал в крохотный кабинетик, расположенный для большого удобства здесь же, в складе.
   В дверь постучали.
   - Входите! - Благодушно отозвался на стук Василий.
   Новая должность ой как пришлась ему по душе. Всю жизнь откликался на "Ваську", а вот теперь его Василием Николаевичем величают.
   В кабинет вошел мужчина, возрастом чуть помоложе Василия, с объемистым баулом в руке.
   - Увольняемся? Переводимся? - Спросил прапорщик.
   - В чистую, - коллега был не разговорчив, явно не желая вступать в разговор.
   - Понятненько, ладушки. Что мы должны на склад? Сейчас поглядим... Как фамилия?
   - Капитан Мартынов.
   Косихин покопался в выдвижном ящике, отыскивая нужную фамилию, и шлепнул на стол карточку из плотного картона.
   - Так, валенки... пальто из нагольной овчины... меховые рукавицы.
   Мартынов легонько пнул ногой баул.
   - Забирай, прапорщик, здесь все, что я должен.
   - Отчего не послужилось, капитан? - между прочим поинтересовался Косихин. - На пенсию вроде рановато.
   - Рад бы в рай, да грехи не дают туда попасть, а каяться, батенька, поздно, - нехотя поддерживал разговор Мартынов.
   - Неужто так велика вина, капитан, что на прощение не приходится рассчитывать?
   - Эх, прапорщик... - горестно вздохнул Олег.- Мертвые не прощают. Дорожно-транспортное со смертельным... Не место мне в органах, - ответил капитан на немой вопрос Косихина.
   - Плохи дела твои теперь. Но ты не теряй надежды, может, обойдется.
   - Олег отрицательно покачал головой.
   - Не обойдется. Прокуратура возбудила уголовное дело.
   - Жалкий вид увольняющегося взывал к снисхождению и молил о прощении, которого капитан никак не заслуживал. По его вине погиб человек, а это означает, что любое горе со страшным клеймом смерти посетило жилище многих родственников и близких несчастной женщины. Это Мартынов понимал.
   - Капитан, - Косихин подал ему обходной со своей закорючкой вместо подписи, означавшей, что Мартынов не имеет задолженности по вещевому довольствию, - третий этаж, кабинет N 303. Подполковник Ведьмин подпишет твой обходной лист. Держись, капитан, - дружески подбодрил его Косихин на прощание, сам не ведая того, что в будущем судьбе будет угодно перехлестнуть их жизненные пути и что именно бывший капитан Олег Мартынов станет далеко не последней скрипкой в торжестве высшей справедливости. За Мартыновым закрылась дверь, Косихин поднял телефонную трубку и быстро набрал трехзначный номер внутренней связи.
   - Анатолий Моисеевич, к вам зайдет с обходным листом капитан Мартынов. Совершил ДТП со смертельным исходом. Сильно переживает. Прокуратурой возбуждено уголовное дело.
   - Хорошо, Василий.
   - Ведьмин научил Косихина быть кратким, вычленяя в своих сообщениях самое главное, не отвлекаясь на мелочи.
   - Таково было указание подполковника: докладывать и направлять к нему, а не к начальнику отдела всех увольняющихся по компрометирующим основаниям. Остальные его не интересовали. Какую цель преследовал при этом Ведьмин, Косихину было неведомо.
   Долго промурыжил Ведьмин Мартынова. То под рукой не находилось нужных бумаг, то подполковника неожиданно звал начальник. Истина заключалась в другом: Руслану необходимо было время на подготовку операции с Мартыновым, проведение которой Руслан поручил проверенному в таких делах азербайджанцу по имени Салех.
   Олег медленно шагал по длинному коридору, по которому спешили сотрудники Управления, не обращавшие на него никакого внимания.
   Подойдя к крайней двери из светлого дерева, он в нерешительности остановился, ощутив, как в груди учащенно забилось сердце. Последний кабинет, за ним - неопределенность и пустота. Вот уж поистине верно гласит пословица: что имеем - не храним, потерявши - плачем.
   Хозяйкой кабинета, разделенного на две неравные части полированным деревянным барьером, оказалось пожилая, полная женщина-майор.
   - Слушаю вас, молодой человек. - Женщина, приподняв одну бровь, вопросительно посмотрела на Олега водянистыми равнодушными глазами.
   - Мне это...удостоверение сдать, - тихо сказал Мартынов и внезапно оробел перед этой усталой женщиной, годившейся ему в матери.
   Щеки бывшего капитана стал заливать стыдливый румянец. Ему казалось все сотрудники Управления - знакомые и незнакомые - наслышаны о его позоре и беде. "Ты нам не товарищ, ты преступник"- читал во встречных взглядах мнительный Мартынов, и глаза его непроизвольно отыскивали носки собственных туфлей.
   - Давайте, - сказала женщина и протянула руку.
   Подержав последний раз темно-красную книжицу, Мартынов передал ее даме с майорскими погонами.
   Кадровичка сверила номер капитанского документа с записью в журнале, шариковой ручкой нарисовала разлапистый крест в правой части удостоверения и небрежно бросила в стоявшую рядом с ней картонную коробку.
   - Вы свободны.
   Финал. Олег почувствовал, как вместе с милицейским удостоверением женщина-майор швырнула в небытие частицу его жизни.
  
   Конец июня - время гроз, проливных дождей и испепеляющей жары. Время высокого, синего неба и буйства красок природы.
   Время любви.
   Парадный вход в Управление изнывал под палящими лучами послеполуденного солнца. Жара заставляла горожан искать спасения под кронами деревьев и в куцей тени, отбрасываемой высотными зданиями. От изнуряющей жары не спасали ни раскрытые настежь окна, ни работающие на полную мощь пластмассовые лопасти вентиляторов. Не принося свежести, они перемалывали горячий воздух и добавляли духоты. Над городскими улицами струилось бескрайнее дрожащее марево.
   Олег неторопливо шагал по тротуару извилистой и тенистой улочки. Над его головой тихо шелестели резной листвой густые ветки кленов, принимавшие на себя неистовство небесного светила и дарившие хоть какую-то спасительную прохладу.
   Спешить было некуда. До электрички оставалось более двух часов. Толкаться в вокзальном зале ожидания среди потных и ошалевших от жары пассажиров ему не хотелось.
   В крошечном сквере происходило нечто из ряда вон выходящее. За столом, сколоченным из необструганных досок, окруженным п-образной скамейкой - неизменной конструкцией доминошников, вольготно расположилась компания троих юнцов. Судя по возбужденным репликам, наполовину состоявшим из матерков, и красным, как после бани, лицам, они были навеселе. Четвертой в компании была рослая девушка, она оказалась зажатой с двух сторон оборзевшими пьяными сопляками.
   Девушка порывалась вскочить на ноги, и тут же шлепалась обратно на скамью, уступая грубой силе распоясавшихся наглецов.
   - Ребята, отпустите меня. Я буду кричать! - услышал Олег девичий голос.
   Ответом было раскатистое жеребячье ржание. Именно - ржание, смехом не назовешь эти булькающие, хрипящие, полные презрения к окружающим звуки. Юнцы кружились над беззащитной девушкой.
   - Ха-ха-ха! - захлебывался толстомордый отпрыск в туго обтягивающей выпирающий живот тенниске. - Вы слышали, братаны, она закричит?! Может, маму позовешь, чтобы ножки тебе раздвинула? Давай! Мы и маму оприходуем! Ха-ха-ха! Давай, твою мать!
   Второй, похожий на восьмиклассника, с обритой наголо головой взял со стола початую бутылку водки и плеснул в стакан.
   - Выпей, красавица, с нами. Почирикаем. Глядишь, другой базар пойдет. Глядишь - слюбимся, мы ведь хорошие-е-е, - издевательски заблеял он.
   Девушка с силой ударила по стакану, и он упал в траву, забрызгав водкой лицо третьего - симпатичного брюнета с высоким коком на голове.
   - Значит, сучонка, брезгуешь составить нам компанию?! - злобно взвизгнул фальцетом брюнет. - Тогда мы оттрахаем тебя трезвую, тебе же хуже. Тащите ее в кусты!
   Не раздумывая, Олег перемахнул через ограду и приблизился к юнцам. Он не заметил, как на противоположной обочине остановилась светлая иномарка, водитель которой стал внимательно следить за развитием событий в сквере.
   - Шкеты, девушку надо бы отпустить.
   Голос Олега был тих, но звучащие железные нотки не предвещали ничего доброго. Мартынов не раз оказывался в подобных ситуациях и понимал, что шансы на мирное разрешение конфликта у него отсутствовали. Он был готов поработать кулаками. Такие пьяные звереныши в стае себе подобных признают только один аргумент - силу. Ничто другое их не остановит.
   - Послушай, дядя, пошевели копытами и сделай так, чтобы твое появление нам вроде привиделось, - сказал Толстяк, продолжая удерживать девушку за руку.
   Лысый и Брюнет стали потихоньку перемещаться за спину Олега, чтобы напасть внезапно сзади, но бывшему капитану их действия были понятны.
   Медлить было нельзя, и Олег прямым хуком - снизу вверх - звезданул Толстяка в подбородок внутренней стороной раскрытой ладони. Это был коварный и страшный удар, от которого могли бы запросто хрястнуть шейные позвонки. Зная об этом, Олег ударил вполсилы.
   Толстяк, утробно хрюкнув, отпустил девушку и повалился на стол, и в этот момент Мартынов почувствовал, как на его шее сомкнулись железные тиски. Вопреки ожиданиям напавшего, тело Олега обмякло, и он, не сопротивляясь, повалился на спину и подмял под себя Лысого. Лежа на спине и освободившись от цепкого захвата, Мартынов увидел набегавшего на него брюнета и сильным ударом обеих ног уложил его на траву.
   "Хорошо, дело до поножовки не дошло", - мелькнула мысль у Олега.
   В схватке с Лысым и Брюнетом он совершенно упустил из вида Толстяка и незамедлительно поплатился за легкомыслие. Освободившись от цепкого, как клещ, Лысого, Мартынов попытался подняться на ноги и пошатнулся от сильного удара по голове. По лицу побежало липкое и горячее.
   - Поубиваю, уроды! - раздался крик.
   Прежде чем потерять сознание, Олег услышал пронзительный визг девушки и боковым зрением выхватил бегущего мужчину с монтировкой в руке. Затем он рухнул на землю.
   Шпана врассыпную бросилась бежать по кустам наутек.
  
   Встреча была оговорена у коммерческого киоска, что находился в квартале от места драки. Первым прибежал скорый на ногу Лысый, за ним Брюнет и последним, охая и держась за припухшую челюсть, приковылял Толстяк.
   Салех выслушал обстоятельный рассказ Брюнета и остался доволен: первая часть плана выполнена.
   Он отсчитал пять купюр и вручил их Брюнету как предводителю этой шпионской троицы.
   Рассчитавшись, Салех растворился в толпе. Брюнет отдал две купюры Толстяку, еще две сунул в задний карман собственных шортов, а оставшаяся единственная "сотка" досталась Лысому.
   - Почему мне одна? - недовольно заскулил недомерок. - По справедливости нужно разделить, поровну.
   - Я поделил по-честному, - ответил Брюнет. - Всем по сотке. Мне и Толстому полагается дополнительная оплата за полученные увечья; Толстяку этот бык своротил челюсть, а мне едва не проломил грудь. Ты уж извиняй, братан...
   Брюнет развел в сторону руки.
   - Ну, получилось так, согласен. А если бы он меня отоварил? - не унимался Лысый. - Мы одинаково рисковали.
   - Тогда и базар бы был другим, - отрезал вожак. - Сегодня на пойло и телок хватает, а завтра мы включим тебе похмелятор. В долг, разумеется...
  
   В ауте Олег пробыл недолго, не больше полминуты. Придя в сознание, он увидел склонившеюся над ним девушку и своего спасителя - мужчину лет тридцати пяти. Девушка, размазывая по щекам тушь, разбавленную слезами, стирала носовым платком кровь с его лица.
   В ушах стоял шум, напоминавший шелест листьев на деревьях.
   Мужчина помог Мартынову подняться. Поддерживаемый с двух сторон под руки, он доплелся до столика и опустился на скамью.
   - Спасибо вам, - произнесла взволнованно девушка. - Какие подонки... Больно?
   Олег ощупал голову, но кроме небольшой ранки да здоровенной шишки других повреждений не обнаружил.
   - Ерунда. - отмахнулся Мартынов. - До свадьбы заживет.
   Мужчина наклонился и поднял с травы какой-то предмет.
   - Вот чем тебя по котелку шандарахнули, парень.
   В руке он держал короткий металлический стержень толщиной в палец, обмотанный грязной тряпицей.
   - Уроды... - выдохнул мужчина. У них нет ничего святого. За стакан водки запинают до смерти родного отца.
   Размахнувшись, он забросил железный прут в заросли акаций. Девушка, тараторя слова извинения за случившееся, продолжала заботливо хлопать над Мартыновым, приводя в надлежащий вид его физиономию.
   Мужчина подошел к Мартынову и протянул руку:
   - Давайте знакомиться, друзья по несчастью. Максимом меня зовут.
   - Олег.
   Мартынов пожал протянутую руку и взглянул на девушку.
   - Карина, - назвала она свое имя. - Тебе, Олег, нужно привести себя в относительный порядок. Ничего, что я на "ты"?
   - Нормально, - улыбнулся Олег. - Находясь рядом с такой очаровательной девушкой, существующая разница в возрасте на несколько лет не дает мне права считать себя стариком и требовать к своей персоне соответствующего обращения.
   Иногда на Олега что-то накатывало. В такие моменты он начинал витиевато выражать собственные мысли и плести такие словесные узоры, что его переставали понимать даже домочадцы, включая матушку - преподавательницу русского языка и литературы.
   - Олег, ты не ответил на мое предложение, - сказала Карина. - Я твой должник, а порядочные люди долги возвращают. Мой дом недалеко, три остановки на трамвае. Там ты умоешься и приведешь себя в божеский вид. Согласен?
   - Не могу. У меня через час электричка, - отказался Мартынов.
   Карина внимательно оглядела его с ног до головы и вдруг залилась заразительным смехом.
   - Ой, не могу! - хохотала она. - Взгляни на себя, мой бесстрашный рыцарь. В таком виде первый же постовой загребет тебя в кутузку.
   Взаправду, видок у Олега был хуже некуда. Волосы на голове слиплись от засохшей крови, штанина располосована до самого колена, а некогда светлые брюки извазюканы грязно-зелеными травяными пятнами.
   Да-а, дела. В своем недавнем милицейском прошлом он сам при встрече с таким подозрительным субъектом не прошел бы мимо.
   Необъяснимое предчувствие мешало Олегу принять предложение Карины, и он продолжал упорствовать:
   - Умыться можно из колонки. Позвоню в любую квартиру, в Сибири люди добрые - не откажут в иголке с ниткой.
   Молчавший до сих пор Максим поддержал Карину.
   - Олег, не смеши людей. Карина дело говорит. Ты не бомж из девятой канализации, чтобы так относиться к себе. Позволь девушке хоть как-то загладить вину перед тобой, ведь в эту катавасию ты попал благодаря ей. Домой отчалишь следующей электричкой.
   - Не совсем прилично заявляться к даме в босяцком виде. Что подумает муж, если таковой имеется?
   Карина сделала кислую мину.
   - Муж... Откуда ему взяться, такому добру? От сырости? Давай, Олег, поднимайся будем тормозить тачку.
   Она настойчиво теребила короткий рукав его рубашки.
   - Зачем тачку? - удивился Максим и ткнул рукой в сторону стоявшей на обочине белой "Тойоты". - Мотор под парами. Повезу вас с ветерком по такому случаю и совершенно бесплатно.
   - Деньги у меня есть. - Мартынов хлопнул ладонью по брючному карману, в котором лежала полученная в Управлении расчетная сумма - почти месячная зарплата. - Расплачусь, сколько скажешь.
   - Не дергайся. Не люблю. - Нарочито грубо осадил его Максим. - Сказал - бесплатно, и точка. Вроде не чужие...
   И Олег согласился, тем самым совершив роковую ошибку.
  
   В квартире Карины, куда их привез Максим, царили уют и свежесть. В окна заглядывали ветки старых тополей, сбрасывавшие на землю последние пушистые комочки тополиного пуха. Листва плотной солнцезащитной шторой прикрывала оконные стекла, выходившие на теневую сторону, и этим обстоятельством объяснялась необычная для июня прохлада в комнатах. Мебель в квартире полыхала чистотой.
   В напольной керамической вазе высились многоэтажные ярко-белые гладиолусы, придавая комнате праздничный вид. Сверкали стеклянные дверцы шкафов, украшенных позолоченной инкрустацией в виде замысловатых узоров. На журнальном столике в стерильно-чистой пепельнице - зажигалка и пачка сигарет.
   Максим по настоянию Карины и просьбе Олега составил им компанию.
   Открыв плательный шкаф, Карина вытащила из стопки белья мягкое махровое полотенце и халат.
   - Марш в ванную, мой рыцарь. Смывать кровь и пот после ратного боя, - сказала она, передавая Мартынову халат и полотенце. - Брюки оставь в кресле, они требуют ремонта.
   Подкатив к тахте журнальный столик и бросив на него несколько иллюстрированных журналов для Максима, Карина прихватила брюки Олега и скрылась в соседней комнате. Вскоре оттуда донесся стрекот портативной швейной машинки.
   Когда Мартынов, приняв прохладный душ, вышел из ванной, Карина успела пройтись по его измятым штанам щеткой и утюгом.
   Олег натянул брюки, набросил на голые плечи рубашку и перед зеркалом причесал волосы, стараясь не касаться острыми зубьями расчески саднящего тупой болью шишака. Пока Мартынов приводил себя в порядок, на столике, словно ниоткуда, появилась водка и закуска.
   - Командуйте парадом, мужчины, - произнесла Карина и привычно забралась в широкое кресло, поджав под себя ноги. Напрасно она пыталась натянуть на колени подол короткого, домашнего халатика - в такой позе и при дефиците ткани выполнить сие действо было невозможно.
   Взгляд Олега, помимо его воли, неприлично долго задерживался на той части тела Карины, где стройные бедра девушки граничили с ее животом.
   Издавна на Руси лучшей благодарностью считался штоф водочки. Хряпнет мужичок лафитничек, значит, принял долг. Откажется - посеет недоумение и обиду. Принятие "сухих" законов оказались не в силе прекратить хождение в государстве жидкой валюты. Даже под страхом самого жесткого наказания. Что ни говори, а Россия - чудная страна.
   Максим взял со столика бутылку и наполнил стоявшие перед Кариной и Олегом рюмки. В свой бокал он плеснул апельсинового сока. Предвидя возражения со стороны присутствующих, он пояснил:
   - Водку я употребляю, но сегодня - не могу. За рулем. Ночью шефа нужно доставить в Толмачево, первым рейсом он улетает на совещание в Москву. Вы как-нибудь без меня.
   - Что станет здоровому мужчине от единственной рюмки? - легкомысленно проговорила Карина.
   - Нет, - твердо отказался Максим. - Не могу.
   - Да... Рюмка маленькая, да беда от нее огромная, - задумчиво произнес Олег, памятуя, что именно из-за выпивки ему пришлось распрощаться с милицейскими погонами.
   - Отвод принимается, - Карина подняла бокал. - Спасибо вам, ребята. Мне страшно представить, что произошло бы не окажись вас рядом... Давайте выпьем за то, чтобы в трудную минуту всегда рядом был человек, способный бескорыстно прийти на помощь.
  
   Что произошло потом, Олег помнил смутно. Припоминалось, как после нескольких тостов ему стало нехорошо, чего отродясь не бывало. Недомогание он отнес на счет полученной травмы головы. Помнил еще, как Карина целовала его, потерявшего силу воли. Помнилось, как он пытался встать на ноги, порывался уехать на вокзал, чтобы успеть на последнюю электричку. Максим уговаривал его не делать глупостей и напоминал о необходимости отдохнуть. Он обещал доставить Олега к первой электричке после того, как вернется из Толмачево.
   Воспоминания о вчерашнем вечере складывались из разрозненных пестрых кусков, не поддающихся логическому осмыслению.
   Из полусонного состояния Олега вывела трель дверного звонка. Мартынов прислушался, но в комнате по-прежнему было темно и тихо. От неосторожных движений ломило виски, мутило, вызывая неодолимое желание склониться над унитазом и сказать : "Здравствуй, дядя Бо-о-ря!".
   За дверью кто-то настойчиво продолжал давить на пуговку звонка.
   -Это Максим, - вспомнил Олег заверения владельца "Тойоты" доставить его к первой электричке. - Не пойду открывать, пусть Карина встречает гостя, а я чуток понежусьi.
   Но квартира безмолвствовала.
   Кряхтя и стеная, Мартынов поставил на пол сначала одну ногу, затем другую и с великим трудом принял вертикальное положение. Пошатываясь, выставив перед собой руки, он по памяти побрел к входной двери. Не успел он сделать пару шагов, как зацепился ногой за что-то тяжелое и мягкое, и с грохотом растянулся на полу. Падение отозвалось в больной голове миллионом огненных искр.
   Шепча про себя ругательства, Олег, наконец, ткнулся носом в кожаную обивку двери. Отыскал в замочной скважине ключ и распахнул дверь.
   В полумраке ночного подъезда Мартынов разглядел фигуру Максима.
   - Что долго не открывали? Уработались, поди, бедолаги? Почему в темноте шастаешь по квартире?
   Вопросы сыпались из уст Максима, как из рога изобилия.
   - Черт его знает, где он, выключатель-то? - буркнул Олег.
   - Сейчас поглядим.
   Максим крутанул колесико зажигалки. Скудный язычок пламени высветил в углу синий пластмассовый квадрат выключателя. Макс нажал на кнопку, и под потолком замерцал голубой свет настенного бра в форме старинного канделябра.
   - Поторопись, если хочешь успеть на первую электричку, Олег, - сказал Максим. - А где Карина?
   - Должна быть дома, - неуверенно ответил Олег.
   Скинув легкие туфли, Максим прошел в гостиную и вдруг остановился на полпути, как вкопанный.
   - Ни х-хрена с-себе... - Испугано и слегка заикаясь, проговорил он. - Что произошло, Олег?
   Отстранив в сторону Максима, Мартынов шагнул вперед и вздрогнул от открывшегося взору жуткого зрелища: в узкой полосе света, отбрасываемой из освещенной прихожки, на полу лежала Карина.
   Поза девушки - неловко вывернутые босые ноги и неестественно запрокинутая набок голова - не оставляли сомнений в том, что в комнате недавно случилась беда. На подлинность ситуации указывали и разорванный халат, собранный в гармошку на поясе, и отсутствие под халатиком нижнего белья - скомканные ажурные трусики валялись в метре от тела Карины. Однако это была далеко не полная картина трагедии, самыми ужасными штрихами которой явились большое темное пятно на боку Карины и валявшийся рядом с ней нож.
   Складной нож принадлежал Олегу. Этим складнем вчера пользовался Максим, нарезая батон для бутербродов.
   - Олег! - издалека, словно сквозь толщу воды, донесся голос Максима. - Ты можешь объяснить случившееся?
   - Я ничего не помню, Максим. Абсолютно ничего! - Сорвался на крик Мартынов. - Но я не мог убить Карину! Не мог, ты понимаешь?!
   Максим наклонился над телом Карины, взял ее кисть, пытаясь отыскать на запястье пульс.
   - Мертвее не бывает, - констатировал он, и рука девушки с глухим стуком упала на ковер.
   - Что делать будем?
   - Не знаю. Сдаваться милиции надо, наверное, - отрешенно ответил Олег.
   Он, действительно, не видел иного выхода, кроме явки с повинной.
   - Ты в этой квартире не "засветился"? К Карине никто не приходил вечером, когда я отсутствовал?
   Вопросы Максима были несложные, но требующие конкретных ответов, коих Мартынов знать не мог по причине глубоких провалов в памяти.
   - Кажется никого не было. Не помню.
   - Ладно, машина у подъезда. Садись в нее и жди меня. Попробую что-нибудь придумать. Держи ключи.
   - А ты? - спросил Олег.
   - Нужно уничтожить "пальчики", - ответил Максим. - Стереть отпечатки со всех предметов, к которым мы прикасались. По твоей милости я наравне с тобой окажусь под ментовским прессом, как один из вероятных подозреваемых, твою душу мать...
   Максим свирепел на глазах.
   - Наградил меня черт знакомым за мою доброту. Чего стоишь, как истукан? В машину...
   Мартынов пулей вылетел из квартиры и, стараясь не создавать излишнего шума, осторожно, на цыпочках сбежал по лестнице на первый этаж.
   Ум и сердце отказывались поверить в случившееся, подвергая сомнению сам факт убийства.
   "Как же так? Спасти девчонку от пьяных хулиганов для того, чтобы затем самому ее зарезать?"
   Мартынов в яростном бессилии скрипел зубами и проклинал себя на чем свет стоит.
   Входная дверь была закрыта на замок изнутри, значит, в квартиру посторонний проникнуть не мог. Следовательно, убийцей является он, бывший капитан милиции Олег Мартынов. Больше некому.
   Если причинение смерти человеку в результате дорожно-транспортного происшествия квалифицируется как неосторожное преступление, то в данном случае опровергнуть прямой умысел на убийство Карины не сможет никакой адвокат, будь он даже семи пядей во лбу.
   Максим подошел к окну, приподнял край тяжелой портьеры и выглянул во двор. Все нормалек: в предутреннем сумраке в салоне "Тойоты" различалась фигура Олега с пляшущей огненной точкой сигареты.
   Вернувшись к Карине он присел перед ней на корточки и легонько похлопал "труп" по щеке.
   - Вставайте, сударыня. Прикройте срам, маскарад окончен. Финита, в общем...
   Карина сладко потянулась, разминая затекшие члены, открыла глаза и поглядела на Максима наивно-чистым, почти детским, взглядом.
   "Насобачилась, сволочуга, - неприязненно подумал Максим, тщательно очищая от огненно-красного соуса лезвие ножа Мартынова. - Кошка драная".
   Других эпитетов, по мнению Максима, Карина не заслуживала. В случае положительного завершения "спектакля", Руслан, как всегда, отвалит ей "бабок" больше, чем Максиму. За какие заслуги, спрашивается?
  
   - Порядок, Олег, - сказал Максим, между частыми сигаретными затяжками прижимая педаль акселератора. - Отпечаточки пальцев я уничтожил, ножичек забрал, и теперь никто не сможет доказать наше присутствие в квартире Карины. Кстати, за что ты ее, того...?
   Олег застонал, как от зубной боли.
   - Не мог я ее убить, понимаешь? Мотив убийства напрочь отсутствует. Говорю так, потому что сам бывший мент, кое-что кумекаю.
   - Ты, мент? - удивился Максим. - Тогда тем более должен понимать, что против очевидных фактов спорить бесполезно. Вникни в ситуацию: в закрытой для посторонних лиц комнате находятся мужчина и женщина, которую находят убитой, а мужчина ничего вразумительного пояснить не может, потому что находился в сильной степени опьянения. Какой здравомыслящий усомнится в вопросе: "кто убийца?".
   Олег ничего не ответил. Он понимал, что в настоящий момент всецело зависит от великодушия Максима. Сдаст он Олега ментам - и Мартынов немедленно пойдет по этапу, шмыгая носом и постукивая лапоточками. Все оборачивалось против него.
   - Так ты бывший мент, говоришь? - спросил Максим. - За какие грехи из органов выперли?
   - Дорожно-транспортное со смертельным.
   Максим присвистнул и ударил по тормозам.
   - Вот какие пироги-вареники... Получается, ты убивец со стажем, Олежка. Зачем я только связался с тобой? Может, ты и меня бритвой по горлу, а?
   - Не юродствуй, мне без тебя тошно, что впору в петлю голову сунуть, - попросил Олег.
   - А что, это выход, - неожиданно повеселел Максим. - Давай, только березу подходящую присмотрим, а веревку, так и быть, я сам намылю.
   Мартынов недоуменно поглядел на водителя.
   - Вопрос в том, кому от этого легче станет? - продолжил Максим. - Не дури, такое решение проблемы самое легкое и совсем не требует ума. Это удел шизофреников. Твои дела не так плохи, как может показаться на первый взгляд. Если не принимать во внимание дорожно-транспортное происшествие, то в отношении убийства Карины выхода на тебя у ментов нет. Посуди сам: наше присутствие в той квартире никем не зафиксировано. Все отпечатки пальцев мною уничтожены. Орудие убийства находится в твоем кармане, можешь его выбросить, возражать не буду. Что еще остается? Ни-че-го, пшик.
   Несмотря на утешительные слова Максима, Мартынов все же не видел выхода из сложившейся патовой ситуации.
   Он, бывший опер, с достаточно богатым практическим опытом работы в органах сознавал, что у его бывших коллег множество методов и способов выйти на него, как на убийцу. При малейшем подозрении они отследят по минутам и шагам его маршрут, начиная от крыльца Управления, и, в конце концов, выйдут на отморозков из сквера, встреча с которыми для Мартынова закончилась банальной дракой.
   С другой стороны, раскручивая убийство Карины и отрабатывая ее связи и встречи со знакомыми в последний день ее жизни, опера неизбежно вычислят тех идиотов, пытавшихся изнасиловать в сквере Карину. В записные книжки ментов будут внесены приметы Мартынова, по которым будут отыскивать парня, вступившегося за честь девушки.
   Кто же он? А-а, бывший капитан Мартынов? Подать его сюда! Как нет? Скрылся от следствия по дорожно-транспортному? Ноль - один, естественно, не в его пользу.
   Более того, всегда отыщется какая-нибудь древняя старушенция, со зрением беркута, которая припомнит, как накануне Карина входила в подъезд в сопровождении двух мужчин, один из них был окровавлен и в разодранных штанах. Приметы этого мужчины будут названы снова его - Мартынова.
   За неимением прямых улик Олега постараются дожать на косвенных, что ничуть не умаляет их роль, как доказательств. Стражи Фемиды прекрасно знают - обвинительные приговоры для большей части убийц и насильников зачастую выстраиваются на косвенных уликах, именно они составляют доказательную базу вины и определяют степень виновности. "Тойота" тормознула в пригороде, у бетонного забора, за которым торчали высоченные трубы какого-то давно умершего завода.
   Светало. Новый день рождался влегкую, без потуг и стонов матушки-природы.
   Олег без утайки рассказал Максиму о безрадостной перспективе своего положения.
   - Сколько же "пасок" тебе светит, бедолага? - участливо поинтересовался Максим.
   Мартынов прикинул в уме санкции предполагаемых статей Уголовного кодекса, и на душе стало неуютно, отвратительно и мерзко, будто он живьем проглотил холодного ползучего гада.
   - Думаю, минимум - "пятнашка", максимум лет двадцать - двадцать пять.
   - Не хило, откинешься с зоны почти стариком. Уходить тебе нужно парень, коль хочешь на свободе кантоваться. Перейти на нелегальное положение.
   - Куда? Везде отыщут, - отрешенно ответил Олег.
   - Это зависит от того, с какой стороны подойти к решению твоей заморочки. Есть в России такие места, где по поддельному паспорту можно жить безбоязненно и припеваючи.
   - Ну, и где же находится такой райский уголок? - поинтересовался Мартынов.
   - Родственник у меня живет в Минеральных Водах, у него там все схвачено. Желаешь, могу черкнуть маляву - поможет.
   - Минводы - почти прифронтовой город, там рядом война идет. Как пить дать - отловят, - усомнился Олег в словах Максима.
   - Война, Олежка, - это неизбежный бардак и неразбериха, что само по себе гарантирует безопасность таких, как ты. Кому ты там нужен? Милиция и ФСБ зациклены на отлове чеченских шпионов и бандитов. Родич поможет тебе новый паспорт выправить, на работу пристроит. Не задаром, конечно, потом рассчитаешься. Я почему предлагаю тебе такой вариант? Потому что сам заинтересован в том, чтобы ты надолго слинял из города. Я вместе с тобой был в гостях у этой шлюшки и менты могут, как два пальца обмочить, запросто за компанию с тобой законопатить меня в камеру. Так что, решай сам.
   Непросто Мартынову было принять решение. Всего полмесяца назад Олег вместе с напарником-сержантом сидели в засаде, ожидая появления у любовницы грабителя-наркомана. Дождались. Аккуратно взяли, грамотно. Без выстрелов и погони. А вот сейчас Мартынов сам вынужден скрываться от милиции.
   Судьба - перевертыш. Сегодня - ты, завтра - тебя. Бывшие друзья становятся недругами, враги - товарищами. От сумы и тюрьмы зарекаться не следует. Будь что будет...
   - Хорошо. - Наконец, решился Мартынов. - Я поеду в Минеральные Воды.
   Очередная роковая ошибка окончательно перечеркнула жизнь Олега и неумолимо приблизила трагическую развязку авантюры, не имевшей с мо- мента рождения даже малейшего шанса на успех.
   Через два часа, оплатив собственными деньгами стоимость билета, он валялся на жесткой и хрустящей простыне беспересадочного купейного вагона до Минеральных Вод.
   А в соседнем купе сыпал шутками, развлекая попутчиков, чеченец Нуржан, имевший задание негласно сопроводить Мартынова до места назначения, и в случае попытки последнего вернуться обратно в Новосибирск, ликвидировать его. Олег, сам того не ведая, к этому часу много знал лишнего. В частности, о Карине и водителе белой "Тойоты" по имени Максим.
   Применять крайние меры Нуржану не пришлось. В Минеральных Водах Мартынов вышел из вагона и, договорившись с водилой-частником, через полчаса звонил в калитку дома по указанному Максимом адресу.
   Хозяин принял Олега радушно.
   Передав привет и записку от Максима, Олег вкратце, не вдаваясь в мелкие подробности, как и советовал Максим, поведал свою одиссею и попросил помощи.
   - Поможем, дорогой. Как не помочь приятелю моего племянника? Его друзья- мои друзья. Закон Кавказа обязывает помочь, - ответил хозяин, обнимая за плечи Мартынова..
   Спустя час, приняв с дороги душ, обустроенный в глубине двора, и переодевшись в свежую рубашку и легкие, тонкой материи брюки, любезно предоставленные гостю Алексеем Рамазановичем - так звали хозяина, Олег сидел за богато накрытым, истинно кавказским столом, заставленным графинами домашнего виноградного вина, фруктами, дымящимся лагманом и обжигающе острым пловом.
   Просидели за столом до первой звезды.
   Наутро Олег, как прежде в квартире Карины напрасно тужился восстановить в памяти целостную картину вчерашнего вечера. В памяти пугающими черными дырами зияли провалы.
   "Спиваюсь, что ли?" - мелькнула у Олега мысль.
   Однако диагноз им был поставлен неверно: с такой стремительной быстротой алкоголиками не становятся.
   Через неделю Мартынова, накачанного наркотиком и упакованного в багажник "Жигулей", беспрепятственно вывезли в Чечню.
  
   В это же время в знакомом отдельном кабинете "Мишутки" беседовали Руслан и Ведьмин.
   - Держи! - Руслан протянул Анатолию Моисеевичу стопку долларов, перетянутую черной тонкой резинкой.
   - За Мартынова?
   Руслан молча кивнул головой.
   - Как он? Не сорвется с крючка?
   - Пока на промежуточной базе. После обработки видно будет - в отряд или в рабы.
   - Дай бог.
   - Хоп!..
  
   Глава 4. ЗАБОТЫ ГЕНЕРАЛА РАСКАТОВА
  
   После обеда перед массивными воротами внутреннего двора Управления остановились "Жигули" без номеров девятой модели цвета мокрого асфальта. Дежурный сержант, узнав в водителе подполковника Ведьмина, нажал кнопку электропровода, и железный занавес медленно пополз вверх, пропуская машину во двор. Затем также неслышно вернулся в исходное положение.
   У входа в полуподвал, где размещались склады Управления, "девятка" затормозила.
   Накануне Ведьмин пригласил в кабинет Косихина.
   - Ну, Василий, не перегорело желание обзавестись собственным автомобилем? - спросил он, заранее зная ответ. - Машина - не только удобное средство передвижения, но и дорогое, и хлопотное удовольствие. Бензин и ремонт, как рекламный пылесос, здорово очищают карманы от денежек.
   - Все равно, я согласен - без колебаний ответил Косихин. Но хватит ли у меня денег на приличную машину? Рухлядь покупать не хочется.
   - За ТЕ "бабки", что я вернул тебе, можно подыскать хорошее авто, не развалюху. Кстати, одна такая на примете имеется. "Девятка" устроит? Экономичная, скоростная, маневренная, а главное, надежная машина.
   Исполнение жизненной мечты Косихин полностью доверил подполковнику, который, в свою очередь, попросил вездесущего Руслана подыскать автомобиль для Василия. При этом Ведьминым руководила не искренняя добродетель в отношении подчиненного, а холодный и трезвый расчет. Понимая, что лопушистого прапорщика могут запросто "кинуть" при подборе и покупке машины, он взял на себя несложную для него миссию, надеясь впоследствии без особого труда выполнить задание чеченцев и в октябре повторно отправить Косихина в Чечню, используя в качестве морального пресса свое доброе расположение к прапорщику. И дать понять, этому олуху царя небесного, что ослушание немедленно повлечет за собой потерю всех благ и привилегий, дарованных Василию подполковником. А в могущественной силе Ведьмина Косихин давно перестал сомневаться.
   Что ни говори, а психология - наука могучая и пользительная.
   Ведьмин позеленел бы от злости, если б узнал, что все его финты с обхаживанием прапорщика не стоят и выеденного яйца. Потому что пройдет совсем немного времени, и Косихин без всякого принуждения и прессинга станет слезно просить поскорее отправить его в те места, откуда он не чаял выбраться живым. Но не бойцом сводного отряда милиции, а чтобы уйти от справедливого возмездия.
  
   Василию "девятка" пришлась по душе. Четырехлетка, с малым пробегом, она почти не требовала ремонта, и прапорщик каждую свободную минуту использовал для того, чтобы добавить сверкающей лаком красавице еще больше лоска и элегантности. Ей богу Косихин за Любашей так не ухаживал в дни медового месяца.
   Первая тревожная ласточка прилетела к Косихину через месяц после покупки машины.
   В пятницу после работы, наскоро перекусив, Василий вместе с женой и сыновьями собирались исчезнуть из города и провести выходные на даче - в крохотном уютном домике, сложенном тестем Василия из цельных сосновых бревнышек на берегу неширокой, но изобиловавшей глубокими омутами речушки.
   Полчаса езды на "девятке" по Бердскому шоссе, и великолепный отдых семье гарантирован. С купанием в тихой заводи и наваристой окуневой ухой - для мужиков и заготовкой впрок клубничного варенья - для Любаши.
   Василий курил на балконе, когда зазвонил телефон.
   - Вася, тебя! - мимоходом крикнула жена, занятая упаковкой провизии для загородной поездки.
   Косихин раздавил окурок в жестяной пепельнице, притороченной к балконному ограждению, и неторопливо прошел в комнату. В последнее время в походке Василия появилась этакая вальяжность и значимость. Как же, новая должность обязывала держать марку.
   - "Горшок" давил, что ли? - раздался в трубке нетерпеливый голос Ведьмина. В минуты раздражения подполковник становился циничным и грубым, как большинство выходцев из армейской среды.
   - На балконе курил, Анатолий Моисеевич, - подобравшись, ответил Василий. Он понял, что неспроста побеспокоил его Ведьмин накануне выходных дней.
   - Спустись вниз, разговор есть.
   - Ясно. Я мигом.
   Увидев, как муж в спешке натягивает на себя рубашку, Любаша обеспокоенно спросила:
   - Далеко, Вась? Мы ведь на дачу собирались ехать.
   - Отдых не отменяется. Мне Анатолий Моисеевич хочет пару слов сказать. Долго не задержусь, собирайся.
   Хлопнув дверью, он скоренько сбежал вниз, прыгая через ступеньку. Откуда только прыть взялась?
   Ведьмин, одетый в тренировочные брюки и тонкую рибокскую футболку, одиноко сидел на скамье под тенью старого раскидистого клена. Он поманил Косихина пальцем, и прапорщик осторожно примостил свой зад рядом с седалищем подполковника.
   Анатолий Моисеевич выглядел удрученным. Сухим прутиком он рисовал на песке причудливые узоры, но говорить ничего не спешил. Наконец, он с хрустом переломил на несколько частей кленовый прут, отбросил сушняк в сторону, взглянул на Василия и сказал:
   - Не знаю и знать не хочу, причастен ли ты, Василий, к смерти наших ребят на шоссе, но уверен, что определенная доля твоей вины имеется.
   - Анатолий Моисеевич... - начал было Косихин, но Ведьмин пронзительным взглядом холодных серых глаз пресек в зародыше попытку прапорщика опротестовать далеко идущее предположение подполковника Ведьмина.
   - Погоди, еще не все сказал, Василий, - продолжил Ведьмин. - Сегодня генералу был пропущен звонок из Моздока, из группы управления оперативным штабом ГУВДТ. Прояснилась ситуация с Ратниковым. Он, оказывается, после боя в бессознательном состоянии был захвачен в плен, и теперь благополучно бежал. Вместе с пленным бойцом они захватили бронетранспортер, отбились от преследовавших их чеченцев и вышли к Малиновской, в расположение наших войск. Мелких подробностей я не знаю.
   У Василия екнуло в груди, но он не подал вида.
   - Ну и что из этого? - стараясь быть спокойным, произнес он. - Сбежал, значит - молодец, взводный.
   - Ты не строй из себя дешевого оптимиста. Если где-то "наследил" и Ратников может тебя вычислить - скажи мне. Можно предпринять контрмеры.
   - Какие еще контрмеры, господин подполковник?
   Нередко наедине Косихин специальное милицейское звание Ведьмина сопровождал приставкой "господин", тем самым, проливая ушат елея на самолюбие Анатолия Моисеевича.
   - Смотри, Василий, я тебя предупредил.
  
   Начальник Управления генерал-майор Раскатов Сергей Васильевич сжимал в руке теплую телефонную трубку, из микрофона которой раздавались частые гудки. Разговор был закончен, но генерал не спешил класть трубку на рычаг аппарата.
   Перед глазами возникло лицо сына, командира взвода лейтенанта Раскатова. Десантно-штурмовой батальон, в котором служил сын, четвертый месяц проводил локальные операции в горных районах Чечни, почти ежедневно вступая в огневой контакт с многочисленными группами боевиков и неся ощутимые потери в живой силе. Позавчера на военном аэродроме приземлился транспортный "ИЛ", и пожилой, усталый штурман передал первому повстречавшемуся ему в городе милиционеру записку для генерала Раскатова - единственную за все время весточку от сына.
   На измятом клочке бумаги, истертом на сгибах в карманах, рукой сына было написано, что их батальон на днях должны сменить и отправить на отдых под Рязань. "Скоро увидимся, батя", такими словами заканчивал Славка свою записку.
   Сергею Васильевичу, умудренному жизненным опытом генералу, был понятен подтекст послания сына, в котором проскальзывала горечь, недоумение и обида за бездарные, порой далекие от военного искусства действия наших войск: уж если мы в своей стране несем такие чудовищные потери, то стоит ли говорить об успешности проведения войсковых операций на территории противника?
   Эх, лейтенантская молодость! В ней нет места получувствам и полутонам. Только любовь и ненависть. Только белое и черное...
   Генерал вздохнул, стряхивая овладевшую им минутную слабость, и тихо опустил телефонную трубку.
   Все ж таки, не лишил пока Всевышний грешную землю радостей.
   Сергей Васильевич протянул руку к аппарату прямой связи со своим заместителем по кадрам, и... передумал. Рука сама собой изменила траекторию движения и легла на обычный телефон, по которому генерал беседовал с руководителями структурных подразделений. Быстро набрал длинный номер телефона начальника Степногорской железнодорожной милиции.
   На другом конце провода, отделенного от управления полутысячей долгих сибирских верст, трубку сняли после второго гудка.
   - Полковник Петраков слушает.
   - Здравствуй, Степан Николаевич. Раскатов говорит.
   - Здравия желаю, товарищ генерал, - заученной и сдержанной фразой поприветствовал Петраков начальника Управления.
   Телефонный звонок САМОГО для Петракова, по обыкновению, не сулил ничего хорошего. Очередной нагоняй, скорее всего. Была бы шея, а кому и за какие прегрешения колотить по ней палкой всегда найдется. Такова психология взаимоотношений начальника и подчиненного, иной она и быть не может.
   - Выпусти пар, Степан Николаевич, - сказал генерал. - Распекать тебя сегодня не стану, не по этому поводу сегодня звоню. У меня приятное известие. Ратников твой - герой, ничего не скажешь. Бежал из плена. Вдвоем с таким же пленным бойцом умыкнули из-под носа бандитов бронетранспортер, накрошили лапши из чеченцев и благополучно добрались до своих. Сейчас он в Моздоке. Больше ничего не спрашивай. Правды не знаю, а врать не умею. У Ратникова, кажется, из родственников одна бабушка осталась?
   - Так точно, товарищ генерал, - подтвердил Петраков.
   - Ты, Степан Николаевич, лично сам к ней поезжай, не посчитай за труд, и порадуй старушку. Понял? - Спасибо, Сергей Васильевич, за добрую весть. Вот радость-то... Непременно, товарищ генерал, самолично к бабуле сейчас на машине подскачу. Сергей - единственный ее внук, больше у нее никого нет из родственников.
   - Давай, полковник, действуй, - сказал на прощанье Раскатов и разъединился.
   Закончив разговор с Петраковым, генерал пригласил в кабинет заместителя по кадрам полковника Дембицкого.
   Ожидая прибытия заместителя, Сергей Васильевич машинально, по привычке, раскручивал на полированной поверхности стола изящную хрустальную пепельницу. Сам он не курил, но в генеральском кабинете всегда можно было отыскать пачку-другую дорогих сигарет. Ему нравилось, когда в воздухе витал ненавязчивый запах мужского одеколона, слегка настоянный на аромате хорошего табака. Чувство меры должно быть во всем.
   Мысли вновь вернулись к сыну. Как он там? Впрочем, Славка жив и здоров, а большего отцу с матерью и не надо.
   Генерал тщательно скрывал от подчиненных тревогу и опасения за жизнь сына. Не один его Славка воюет в Чечне - у половины России сердца опалены чеченским пеклом, через которое прошли сотни тысяч чьих-то сыновей, отцов или мужей.
   Сергей Васильевич вспомнил последний разговор со Славкой перед отправкой в Чечню. Беседовали отец с сыном вот здесь, в этом кабинете. Генерал сидел за столом, подперев рукой подбородок, и наблюдал за Славкой, нервно шагавшим по кабинету с пепельницей в руке (закурил-таки, свиненок, в отличие от отца).
   - Ты, батя, прекрати козни строить, оставь в покое телефон комдива. Я уже не маленький, знаю, что рука руку моет, а генерал генералу глаз не выклюет. Особенно, когда дело касается генеральских чад, так вы прямо с ума сходите, не думая о последствиях. Как я в глаза посмотрю своим бойцам, когда сообщу, что остаюсь служить порученцем в штабе дивизии? Не выставляй меня перед солдатами трусом и негодяем. Все равно я должен поехать.
   - А о матери ты, сынок, подумал, принимая твое решение? Как она перенесет еще одну войну с ее больным сердцем? Для нее по самую маковку хватило моего Афганистана, когда полтора месяца она просидела в госпитале у изголовья моей кровати.
   - Вот видишь, у тебя был Афганистан, у меня будет Чечня. Я строевой, а не паркетный офицер. Будешь ставить препоны - уволюсь из армии, но на холуйской должности служить не стану.
   - Салага! Пижон! - генерал в сердцах лупанул кулаком по столу. - Пойми, я тебе зла не желаю.
   - Мне больше нечего сказать, батя, - спокойно произнес сын.
   Он поставил на подоконник пепельницу, из которой, как иголки ежика, щетинились окурки сигарет, и медленно направился к двери.
   За те короткие секунды, пока Славка шел на выход, Раскатов понял, что армейский лейтенант в своем упрямстве не уступит милицейскому генералу. Настойчивость всегда была отличительной чертой их фамилии... Надо проститься по-доброму. Воевать легче будет, сам испытал на собственной шкуре.
   Лейтенант уже отворил дверь и шагнул на порог, когда сзади послышался хриплый, внезапно осевший голос родителя.
   - Славка, вернись.
   Сын оглянулся и увидел стоявшего посередине кабинета отца. В руке генерал держал маленький бумажный квадратик.
   - Возьми, - он протянул Славке листок.
   - Что это?
   - Номер телефона твоего комдива. Порви и выбрось сам, у меня духу не хватает. Мать я подготовлю.
   Славка взял бумажный клочок, разорвал на несколько частей и выбросил в корзину для бумаг. Затем подошел к отцу и крепко, по-мужски, стиснул его в объятиях.
   - Спасибо тебе, батя.
   - Ладно, будь здоров, сынок. Иди, - сдержанно сказал генерал. - Береги себя и помни о матери. В случае чего, я выдержу, она - нет.
   Единственная в жизни попытка сделать поблажку, даже не себе, а своему сыну - ради больной жены и матери, закончилась для генерала провалом.
  
   В приемной, отделенной от генеральского кабинета небольшим тамбуром, послышались шаги. До генерала донесся приглушенный дверью басок Дембицкого и едва сдерживаемый смех секретарши Верочки.
   Зная веселый нрав полковника, Сергей Васильевич не стал дожидаться, когда Дембицкий расскажет до конца секретарше очередную смешливую историю, и, выйдя из-за стола, попросту приглашающе распахнул дверь.
   Верочка захлопнула рот и моментально отгородилась от полковника и генерала какой-то бумагой, удерживая лист перед собой, но ее выдавали плечи, продолжавшие содрогаться от смеха.
   - Проходи, Сергей Алексеевич, - сказал генерал. - Не время сейчас байки травить.
   Несмотря на то, что Дембицкому было под шестьдесят, он был строен, высок и жилист. Почтенный возраст выдавали лишь несколько морщин, избороздивших его высокий лоб, да седые, будто присыпанные остывшим пеплом, волосы. А вот неиссякаемой энергии, бьющей ключом из пожилого полковника, мог позавидовать даже зеленый опер-лейтенант.
   Кратко введя Дембицкого в курс событий по Ратникову, генерал дал указание кадровику немедленно подключиться к делу.
   - Держи постоянную связь с Моздоком, нечего Ратникову протирать штаны в ГУОШе, пусть ближайшим бортом отправляют его в Новосибирск. Побеспокойся о госпитале для прохождения Ратниковым реабилитационного курса лечения. Не дожидаясь заключения эскулапов из ВВК, которые определяют, годен ли он для дальнейшего прохождения службы в органах, реши вопрос о присвоении Ратникову звания майора. Истребуй необходимые документы из Моздока, в случае подтверждения сегодняшнего сообщения, на него наградной лист. Я подпишу...
   Полковник Дембицкий едва успевал записывать в блокнот распоряжения генерала.
  
   Когда на востоке начали меркнуть звезды, ночную тишину нарушил тяжелый гул, усиливающийся с каждой минутой. Сверкая проблесковыми бортовыми огнями, на посадку медленно и уверенно заходил мощный Ил-76. Наконец, самолет коснулся колесами ровных плит бетонной взлетно-посадочной полосы, зарулил на стоянку и устало замер.
   С разрешения военных, две милицейские легковушки с включенными красными маячковыми огнями сиротливо прижались к обочине военного аэродрома, отсвечивая в темноте бело-голубыми боками.
   - Пора, Сергей Алексеевич, - произнес Раскатов, вышел из машины и направился к самолету. Его сопровождал полковник Дембицкий.
   Этим военным бортом из Моздока в Новосибирск прибывал Ратников.
   Генерал изъявил желание лично встретить Ратникова не потому, что судьбой капитана накануне интересовался начальник Главка - для таких миссий существует кадровый аппарат, а потому, что в этот предрассветный час ему ничто не помешает обстоятельно поговорить с бежавшим из плена капитаном; такие случаи уникальны, и в стране счет им идет на единицы. В дневной суматохе, когда рабочее время генерала расписано с точностью до четверти часа, не спеша и обстоятельно побеседовать с Ратниковым представлялось весьма проблематичным.
   Вторым, немаловажным фактором появления Раскатова на аэродроме явилось простое человеческое сострадание к своему сотруднику, испытавшему унижение и позор плена.
   Ни генерал Раскатов, ни полковник Дембицкий не были знакомы с капитаном Ратниковым (различен уровень служебного общения), только по фотографии из личного дела они имели представление о встречаемом ими капитане.
   Тем не менее они безошибочно признали Ратникова, спускающегося налегке по рампе из самолетного брюха.
   Ступив на бетонку, Сергей в нерешительности остановился, не зная, куда идти дальше.
   - Ратников! Сергей! - окликнул его Дембицкий и в приветствии поднял руку.
   В отличие от генерала и полковника, Ратникову начальство было знакомо, он знал обоих в лицо - не раз встречались на рабочих совещаниях в Управлении. Подойдя к Раскатову, Сергей вскинул руку к берету, собираясь доложить по форме, но генерал протестующим жестом остановил его и протянул ладонь для рукопожатия.
   - Здравствуй, капитан! - сказал генерал и неожиданно для себя, повинуясь необъяснимому порыву души, крепко обнял Ратникова.
  
   Глава 5. ВСТРЕЧА С КОСИХИНЫМ
  
   Почти полтора месяца Ратников провел в госпитале, проходя реабилитационный курс лечения. Жизнь брала свое. Постепенно затягивалась душевная боль, вызванная гибелью товарищей.
   В шумной дневной суете сглаживалась острота воспоминаний и уплывала по волнам памяти за невидимую черту горизонта. Однако по ночам перед изнывавшим от бессонницы Ратниковым вставали лица ребят.
   Всех пятерых. Трифонов. Док. Беляков. Бородин. Шевчук.
   Глаза бойцов глядели с укоризной и непониманием.
   "Как же так вышло, взводный?"
   Сергей стискивал зубами угол жесткой подушки, чтобы не застонать от бессилия и не закричать:
   "Нет моей вины в вашей смерти ребята! Я тоже должен был погибнуть вместе с вами тогда, на шоссе. И еще не раз, когда с Марковым отбивались от чеченцев, преследовавших их, уходивших из плена на БТРе. Но по воле божьей я остался жив".
   В таких немых диалогах пролетали короткие летние ночи.
   В конце августа, когда в воздухе витал запах неотвратимо надвигающейся осени, Сергей, весь пропахший лекарствами, как институтка шоколадом, вышел из ворот госпиталя.
   Заключение врачей гласило: "Капитан Ратников годен для дальнейшего прохождения службы в органах внутренних дел".
   На лечение в госпиталь ложился капитан Ратников, а сегодня это скучное заведение покинул майор Ратников. Вчера по телефону с повышением в чине его поздравил полковник Дембицкий. Узнав, что Ратникова готовят к выписке, полковник приказал явиться к нему на прием.
   Налегке, с одним пакетом в руке, в котором, кроме туалетных причиндалов да бритвы, ничего не было, Ратников не спеша шагал по улицам города и с удовольствием вдыхал ставший уже прохладным воздух.
   Отказавшись от предложенной Дембицким машины, Сергей не захотел воспользоваться и общественным транспортом. Ему хотелось побыть одному.
   В вестибюле Управления на вахте дежурил пожилой прапорщик с морожеными рыбьими глазами и сморщенным, как печеное яблоко, лицом.
   "Наверняка, последний год до пенсии дослуживает", - отметил про себя Сергей.
   На коленях прапорщика покоился автомат со сложенным прикладом.
   - Я майор Ратников, мне на прием к Дембицкому, - сказал Ртников, обращаясь к стражу входной двери.
   - Пропуск? Удостоверение? - равнодушно спросил прапорщик.
   - Ни того, ни другого.
   - Извини, друг, не могу пропустить тебя, у меня - инструкция, - прапорщик корявым пальцем ткнул в стеклянную табличку, висевшую над головой.
   "При входе предъяви пропуск или удостоверение в развернутом виде" - вещала табличка.
   - Меня вызвал Дембицкий, а работаю я опером в Степногорском ЛОВД.
   - Однако, ты подозрительный тип, - вяло произнес упрямый сторож в погонах. - Говоришь, майор, а погоны у тебя капитанские, удостоверения вот... не имеешь и лезешь напролом к самому заместителю начальника Управления. А ну, подобру-поздорову, шагай отседова!
   Прапорщик сделал попытку привстать и оторвать свой тощий зад от деревянного табурета.
   - Посиди пока, не суетись, - попросил его Ратников.
   Тупость прапорщика забавляла Сергея.
   - Моя фамилия Ратников. Полтора месяца назад я сбежал из чеченского плена. Тебе моя фамилия о чем-нибудь говорит?
   - У меня память на фамилии, того... дырявая, не запоминаю я фамилии. А вот насчет нашего сотрудника, который сбег из плену, я, кажись, что-то слыхал. Да...
   - Тогда звякни Дембицкому, и все станет на места свои, родной ты мой.
   Ратникова разбирал смех. Зачем держать на службе тупых и недалеких да еще доверять им представлять лицо милиции, коим в настоящее время прапорщик и является?
   С третьей попытки горе-прапорщик дозвонился до Дембицкого.
   - Товарищ полковник, я, конечно, извиняюсь. Тута к Вам гражданин рвется на прием с капитанскими погонами, а у самого документов нету. Да, Ратников. Слушаюсь.
   Цербер взмахнул автоматным стволом, указывая Ратникову, куда следовать дальше.
   - Проходи, майор. Так бы сразу и сказал, что с плену убег. Откель я знаю, майор ты или кому? - извиняюще бубнил прапор с дырявой памятью. - А то ходют тут всякие, а потом вещи пропадают. Да...
   - Все нормально, служба, - успокоил его Ратников, ощутив на себе пристально-виноватый взгляд и не выдержав, добавил:
   - Ну, не смотри на меня, как рыба об лед.
   Пока прапорщик переваривал сказанное майором, Сергей прошмыгнул в дверь и бегом поднялся на второй этаж.
   - Значит, так, Сергей, - сказал Дембицкий. - Сейчас пойдешь в ЭКО (экспертно-криминальный отдел) и найдешь майора Овсянникова. Сними с него китель, и он сфотографирует тебя в звании майора. Фотоснимки будут готовы через час, и в соседнем кабинете тебе выправят новое удостоверение, без него нельзя. Затем получишь зарплату за предыдущее время, деньги нужны всегда.
   Сергей вспомнил о пачках денег, найденных в портфеле, вывалившемся из раздавленного бронетранспортером "Форда", чуть не ляпнул, что в деньгах не нуждается, но вовремя спохватился.
   - Потом на вещевом складе получишь новое обмундирование и можешь отчаливать домой. Вопрос по отпуску решай с начальником отдела Петраковым. Ну, кажется, все. Пожелания какие будут?
   - Сергей Алексеевич, если разрешите, я отдохну в декабре? - попросил Ратников.
   - Что, зиму любишь? - улыбнулся полковник.
   - Вообще-то зима - неплохое время года, но дело в другом. Я достаточно наотдыхался в госпитале. По работе соскучился, да и веселее в коллективе находиться, среди людей. В отпуске и одичать недолго.
   - Решай с Петраковым, - повторил Дембицкий. - Думаю, он возражать не станет.
   Полковник поднялся из-за стола.
   - Ну, бывай здоров, майор. Успехов в службе. Появятся проблемы - звони. Помогу, чем могу, - в рифму закончил он напутствие Ратникову.
   - Сергей Алексеевич, в Управлении действительно вещи пропадают? Тогда грош нам цена, как милиции...
   - Ты о прапорщике?
   Дембицкому было понятно, что Ратников не настолько наивен, чтобы принять слова недалекого прапорщика за чистую монету. Ему также была ясна и подоплека майорского вопроса: почему на вахте такого солидного учреждения, как Управление внутренних дел, стоит истукан?
   - Никуда не денешься, майор, - развел руками полковник. - Человеку до пенсии три месяца, надо дать возможность дослужить. От таких старых служак, действующих по принципу лучше перебдеть, чем не добдеть, - иногда тоже бывает польза. Они исполнительны, не предадут в трудную минуту, черных пятен на душе не имеют. Удовлетворяя твое любопытство, скажу, что прапорщик подменяет заболевшего штатного вахтенного. А службу он несет в хозяйственном взводе, куда попал после получения медали "За отвагу" и четырех ножевых ранений - один пошел на задержание четверых вооруженных грабителей, заработал по одной отметине от каждого из них. Такие вот дела, майор...
   Остаток дня Сергей провел в суетливой беготне по коридорам Управления: сфотографировался, получил новое удостоверение и причитающееся ему денежное содержание. Сумма набралась приличная. Оставалось обмундироваться.
   Ратников вышел во внутренний двор, залитый яркими послеполуденными, но уже не жаркими лучами солнца. Наручные часы, подаренные Ратникову генералом Раскатовым в день прибытия в Новосибирск, показывали ровно семнадцать.
   "Успею, - решил Сергей. - Перекурить нужно".
   Он присел на деревянную скамейку и достал сигареты.
   С непривычки натружено гудели ноги, сказывалось долгое ничегонеделание и лежание на госпитальной койке. Да, трудновато входить в рабочую колею, где все решается на подхвате, в движении, на ходу. Приставка "под" оперативника сопровождает всюду, из его уст только и услышишь: "Я подбегу, подскочу, подстрахую, подделаю", тьфу ты, черт, сорвалось с языка непотребное для опера словцо.
   Швырнув окурок в тяжелую неподъемную урну из бетона в форме лилии (где только раскопали?), Сергей прихватил пакет, нагруженный пачками денег (милиционер, елки-палки), и направился в вещевой склад.
   Спустившись на несколько ступенек вниз, майор Ратников толкнул дверь и зашел в помещение склада, где всегда царила свежесть и прохлада.
   За тонкой перегородкой слышалось шебуршание.
   Сергей трижды приложился костяшками пальцев к перегородке и услышал натуженный, сдавленный ответ:
   - Входите!
   Первое, что бросилось в глаза Ратникову, был торчавший из-под стола жирный зад, туго обтянутый форменными штанами. Казалось, поднатужься хозяин брюк еще самую малость, и они, брюки, с треском расползутся по шву.
   - Одну минутку, я сейчас, - владелец объемной кормы, пыхтя как паровоз, собирал с пола рассыпавшиеся бумаги. - Присаживайтесь пока.
   - Хорошо, я не тороплюсь, - сказал Ратников, устраиваясь поудобнее на стуле. Он узнал хозяина жирной задницы.
   - Старшина Косихин, доложите обстановку на третьем посту!
   Судорожные движения прекратились. Затем над столом, как в замедленной киносъемке, появилась потная лысина и красное лицо Косихина.
   - Седой?!
   Предупрежденный подполковником Ведьминым, Василий все же оказался неподготовленным к встрече со взводным, и выглядел растерянным, чего Ратников не заметить не мог - слишком бросалось в глаза.
   - Ты чего ошалел, Василий, словно покойника увидел? - насмешливо спросил Сергей, чем привел Косихина в панику, граничащую с нервным срывом.
   - Как-то неожиданно ты появился, Седой.
   Нужно было отдать должное Косихину: преодолев секундное замешательство, он сразу пришел в себя, оправился и изобразил на лице подобие радостной улыбки.
   - Здорово, взводный!
   Чего-чего, а наглости ему было не занимать, потому что зачатки совести в Косихине, скорее всего, умерли еще в колыбели, а на этом месте хрен пустил корни.
   - Я вижу, ты к старости расти по службе начал, - сказал Ратников. - Звезды на погоны нацепил, теплое местечко подыскал.
   - Мы люди маленькие, - парировал Косихин. - Где прикажут, там и будем нести службу.
   Он понял, что против него у Ратникова в загашнике ничего нет, дырка от бублика, и им вновь овладело сытое, самодовольное расположение духа.
   Василий открыл тумбочку, пошарил внутри рукой и шлепнул об стол пачкой "Луча".
   - Закуривай, Седой, - предложил он.
   - Спасибо, я свои закурю... - отказался Сергей от дешевых забористых сигарет.
   - Может, расскажешь о своих мытарствах, взводный? Хлебнул, поди, лиха?
   Понятно, что вопрос взводному Косихин адресовал не для того, чтобы разделить с ним боль и муки плена, выпавшие на долю нынешнего майора (при активном содействии нынешнего прапорщика), а чтобы не вызвать излишних подозрений своим вниманием и безучастием к судьбе Ратникова.
   - Это долгая песня, Василий. Да и не хочется что-то сегодня предаваться воспоминаниям. На душе муторно.
   - Давай, за бутылочкой сгоняю? Выпьешь - оно и полегчает, а? Рабочий день заканчивается, имеем право немного посидеть. Мне-то нельзя - за рулем, а тебе ничего не мешает.
   Ратников не поддался на уговоры Косихина. Впереди предстояла неблизкая дорога до Степногорска, и садиться в поезд, даже слегка выпившим, он не хотел. Тем более, что с собой у него была приличная сумма денег, которые, как известно, в дороге пьяных не любят.
   - Как знаешь, - не стал настаивать Косихин.
   Получив без проволочек положенное ему обмундирование, Сергей сложил форму в картонную коробку и сухо распрощался с прапорщиком, к которому, убей его кошка лапой, Ратников не питал малейших признаков уважения по причине психологической несовместимости.
   Косихин тоже не был опечален отказом Сергея пообщаться с ним. Наоборот, убедившись, что единственный оставшийся в живых участник боя не подозревает о его черной роли в гибели "Малыша" и милиционеров, он в душе возжелал, чтобы Ратников поскорее убрался из вещевого склада.
   Ему не терпелось успокоить встревоженного Ведьмина, с которым сложились странные отношения. Василию было не понятно, почему подполковник огуливает его, как добрый молодец красну девицу: звание, должность, "сброс" фальшивых долларов и, наконец, бескорыстная помощь в покупке машины.
   Ведьмин сам занимался документооборотом вещевого склада, и Василий по своему тугоумию, не вникая в тонкости бумажных лабиринтов фактур и накладных, способствовал махинациям с форменным обмундированием, а попросту - воровству.
   При содействии Косихина, Ведьмин и Руслан шутя-играючи за последние два месяца, используя шантаж, фальсификации и угрозы, вывезли в Чечню троих бывших сотрудников Управления, в том числе и капитана Мартынова. Работорговля во все времена была прибыльным делом.
   Собственно, этим Ведьмин занимался и раньше, но с приходом на склад туповатого и исполнительного Косихина, все значительно упрощалось. С прежним кладовщиком у Анатолия Моисеевича отношения не "срастались", и ему приходилось, стараясь не привлечь внимания, выуживать доклады начальников отделов о совершении преступлений их сотрудниками, а затем держать на постоянном контроле день их прибытия в Управление для увольнения из органов.
   Диапазон деятельности в этом направлении у Ведьмина и Руслана был довольно обширный - от скомпрометировавших себя работников силовых структур до обычных уголовников, которых вербовать было не в пример легче.
   Всего за год с небольшим подполковник Ведьмин со своими обширными связями в правоохранительных структурах и кипучей, снабженной могучей денежной подпиткой энергией, настолько проявил себя в теневом чеченском бизнесе, предоставляя "крыши" и оказывая содействие в оформлении в законном порядке документов на различные фирмы и магазины, так или иначе связанных с Русланом, что последний, в знак благодарности сделал подполковника совладельцем ресторана "Белый медведь". Правда, через подставное лицо. В таких случаях осторожность никому не мешает.
   Беспринципная и волчья алчность неотвратимо втянула Ведьмина в трясину преступлений, откуда выход был один - на тот свет. Иного не дано.
   Сама сущность преступного мира обречена на неукоснительное соблюдение жесткого принципа: кто не с нами, тот против нас. Значит, враг, которого следует уничтожать, чтобы выжить самому.
   Прежние банальные хищения вверенного Ведьмину по службе милицейского обмундирования, теперь ему казались детской забавой, шалостью. Лишь только отправив по сценарию Руслана первого завербованного уголовника в Чечню, подполковник понял, в какое дерьмо он вляпался, но было уже поздно - от уголовных преступлений ощутимо потянуло политическим запашком.
   Анатолий Моисеевич сопоставил все известные ему факты, провел невидимые штрихи и линии в делах Руслана, немного домыслил и пришел к выводу, что Руслан намертво завязан на верхушке чеченского руководства и является ничем другим, как новосибирским эмиссаром взбунтовавшейся республики.
   Щупальца Руслана раскинулись на ряд городских рынков и значительную часть городского наркобизнеса. Одиннадцать трупов и пропавших без вести лиц - такова цена победы Руслана в борьбе с местными мафиозными группировками.
   Памятуя распространенное изречение, что деньги не пахнут, чеченец, действуя через авторитетов криминального мира, приобрел достаточно могущественных покровителей в лице чиновников городской мэрии и областной администрации.
   Хитроумные махинации Руслана переплелись в такой невообразимый клубок со множеством узелков, что распутать и добраться до конца было практически невозможно: на слабом участке нить рвалась, обрывая выход на приближенных к Руслану людей. О самом Руслане и говорить не приходилось.
  
   Глава 6. ЗАОЧНЫЙ ПРИГОВОР
  
   Тихий августовский вечер, когда в квартире Ратникова собрались бывшие бойцы первого взвода, чтобы отпраздновать командирские именины и поговорить по душам, не стесняясь в выражениях по причине отсутствия женщин, - именно этот вечер стал поворотным в судьбе Ратникова.
   Короткий временной отрезок вместил в себя многообразную гамму чувств: радость долгожданной встречи с женой и сыном и бурный восторг по поводу негаданного появления Маркова. О таком подарке судьбы Сергей мог мечтать только во сне.
   Но все доброе и светлое, что принес Ратникову сегодняшний вечер, оказалось отравлено и сожжено все испепеляющей лавой ненависти, выплеснувшейся из душ бойцов, словно из жерла проснувшегося вулкана.
   Никто не мог предположить, что в их рядах окажется предатель, ставший таковым по собственному малодушию, трусости и жадности. Девять человек - пять милиционеров и четверо бойцов из полка - погибли по вине Косихина, жертв должно быть одиннадцать, но Ратников и Макаров вышли живыми из огневой свистопляски, вдоволь наигравшись в прятки со смертью. По большому счету, из заставы могло уцелеть лишь несколько человек, будь у Акрама и Хафизы время для подготовки операций.
   На небе давно догорал багряный закат, а по черному бархату густо рассыпались яркие и крупные веснушки звезд, но ребята не спешили расходиться по домам.
   Спустя час, когда миновал пик испытанного бойцами нервного стресса, вызванного просмотром переданных Ксаной фотографий и прослушиванием аудиокассеты, Сергей пригласил присутствующих к столу.
   Расплескали по стаканам остатки водки и, не чокаясь, выпили. Все молчали, ожидая, что скажет Ратников.
   - Бача, давай сюда мой "стенолаз", - попросил Сергей.
   Частенько бывая у Ратникова дома, Бача знал, что в укромном уголке шкафа в чистом холщовом мешочке Сергей хранил запас крепущего и духмяного самосада. Была такая слабость у Ратникова - в минуты волнений и тревог успокоить нервы затяжкой пробирающего до самых пяток самосада.
   Бача достал табак, распустил стягивающую горловину кисета шелковую тесемку и, раздвинув тарелки с остатками закуски, поставил мешочек на стол.
   Из кисета Ратников вытащил аккуратно нарезанную стопку тонкой папиросной бумаги. Вопросительно посмотрел на ребят: все курящие дружно пожелали побаловаться домашним табачком и протянули руки за листочками для самокруток. Взяв себе один, остальные Сергей пустил по кругу.
   У заядлого курильщика процесс приготовления самокрутки непременно вызывает волнующий трепет в груди, как первый поцелуй влюбленных.
   Ратников, принадлежащий к многочисленной когорте дымокуров, перегнул корытцем бумажный клочок, и подцепил из кисета добрую щепоть табака. Причем не со дна, где покоилась спрессованная табачная труха. Он, как сведущий курильщик, снял в кисете верхушку табачного холмика, состоящую из отборных янтарно-зеленых крупинок, и щедро сыпанул табачную массу на листок. Указательным пальцем выровнял насыпанный буртик, а затем, одним движением пальцев, ловко скрутил папироску. Провел по краю листика языком - и самокрутка была готова. Потом перевернул кверху бумажный столбик и несколько раз пропустил меж пальцев, уплотняя табачную массу. Можно было закуривать.
   - Ксана, побудь с Пашкой в спальне, - попросил Сергей. - Нам предстоит особый разговор, который вам не следует слышать.
   Жена, прихватив Пашку, вышла в соседнюю комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
   Ратников бросил в рот самокрутку и прикурил от спички.
   - Какие будут предложения, бойцы? - спросил он, разгоняя рукой плавающее перед ним дымное облако.
   - Чего сопли размазывать по роже, Седой? - недовольно забасил Портос. - Эта гнида ничего иного, кроме смерти, не заслуживает. Нет у него смягчающих обстоятельств. В "Малыше" мог запросто оказаться любой из нас и надеть деревянный бушлат, как наши товарищи по заставе. Только смерть, и я согласен привести приговор в исполнение.
   Иные мнения на обсуждение не поступали.
   Молчавший до сих пор Новиков, недавно разменявший сороковник и имевший солидный жизненный багаж, осторожно спросил:
   - Каким образом мы будем убивать Косихина? Задушим? Зарежем? Тогда в наших действиях появится криминал, чего мы, как работники правоохранительных органов, допустить никак не можем.
   Рассудительные слова бывшего комиссара подействовали отрезвляюще.
   - Верно глаголишь, политрук, - произнес Бача, запустив пятерню в густые волосы и разлохматив их. - Но с другой стороны, что делать нам? "Сдать" Косихина в ФСБ? Нет гарантии, что он получит "вышку". Тогда будет эта сволочь коптить небо на "зоне" живым, а я с такой постановкой вопроса в корне не согласен.
   В комнате было тяжело дышать из-за удушливого табачного смога.
   Новиков пыхнул самокруткой в последний раз. Подошел к окну и выбросил окурок в ночную темень. Пробежавшись взглядом по изрядно опустевшему столу, он налил себе минералки и залпом оглушил полстакана.
   Больше десяти лет Вадим Новиков отпахал рядовым следователем, что не могло не сказаться на его складе ума: любой следак, решая вопрос о виновности конкретного лица, обязан взвешивать все обстоятельства "за" и "против", выступая в роли прокурора, с одной стороны, и выполняя обязанности защитника - с другой. Такова уж замудренная должность следователя.
   - Согласен с тобой, Бача, - сказал Новиков, погасив пожар в горле, опаленном ратниковским "стенолазом". - Резона "сдавать" Косихина в ФСБ нам нет. По многим причинам. Что мы имеем в активе? Фотографии и кассету. Фотографии сами по себе никакого криминала не несут. Обычная сексуальная оргия, заснятая на пленку. Такое сейчас встретишь сплошь и рядом. Вот кассета - улика посерьезнее, но и с ней много мороки. Сам факт обладания ею весьма сомнительный.
   - Каким путем она попала к нам? Почему сразу не доложили? Возникает еще много вопросов, это я говорю, как следователь. Далее, чтобы звукозапись приобрела статус неопровержимого доказательства, требуется неукоснительное оформление в соответствии с уголовно-процессуальным законом. Без соблюдения этого условия - предъявление в суде этой аудиокассеты будет являться пустым сотрясением воздуха. Нет у нас и самого главного, а именно - свидетелей и очевидцев преступной деятельности Косихина, а также вещественных доказательств, без которых мало-мальски подкованный адвокатишка разобьет наше обвинение вдребезги.
   Надо учитывать и тот факт, что следственные действия по данному делу необходимо проводить в районе боевых действий. Кому это нужно? Какой умник из ФСБ рискнет совать голову в пасть тигра? Приплюсуйте сюда неизбежные в таких случаях заморочки и сомнения, всегда решаемые судом в пользу обвиняемого, и сделайте вывод: есть ли у нас шанс добиться вынесения справедливого, в данном случае - смертного приговора для Косихина?
   - Ну, ты, комиссар, даешь... - протянул изумленный Портос. - Трупы наших друзей - это не вещественные доказательства? Тебя послушаешь - белому свету не рад станешь. Потеряешь веру во все: в справедливость...
   - Ты часто ее встречаешь, справедливость-то? - рассерженно перебил его Вадим. - Рассуждаешь так, словно только вчера на свет народился. Почему я ушел из следователей? Сбрось с глаз шторы, увидишь, что творится в стране: воруют - миллиардами, убивают - тысячами, и никто не несет никакой ответственности. А простой работяга умыкнет от безысходности и нищеты десяток гнилых шпал - вмиг сляпают дело и притаранят судье на стол. Я не оправдываю любое преступление, и хочу, чтобы принцип неотвратимости наказания работал реально, а не был бумажным лозунгом.
   Лицо Портоса побелело.
   - Вадим, не путай божий дар с яичницей. Здесь не гнилые шпалы. Речь идет о предателе, повинном в смерти девятерых человек. Слышишь, де-вя-те-рых! Какой суд рискнет оставить в живых этого оборотня?!
   Сбивая нарастающее напряжение, Новиков поднял вверх руки и примирительно произнес:
   - Ребята, я высказал свое мнение и прошу не воспринимать его, как окончательный вердикт. Давайте думать дальше... Надо сделать так, чтобы - наверняка, и чтобы тень подозрения не легла на нас. Однозначно, что Косихин не имеет права дышать с нами воздухом и ходить по земле. Я в одночасье поседел в самолете, пока сопровождал "цинки" с телами ребят в Новосибирск. Сергей, что скажешь ты?
   Настало время говорить Ратникову, с мнением которого, безусловно, считались все присутствующие здесь. Уважение товарищей вызывалось обостренным у него чувством справедливости.
   - Что ж, Вадим, в общем, прав. В такой ситуации надеяться на неуклюжее российское правосудие довольно рискованно. Нет уверенности, что Косихина настигнет заслуженное возмездие. Лично мне совесть не позволяет оставлять его в живых. Имеется еще один щепетильный момент, о котором не упомянул Вадим - семья Косихина. Его жена и двое сыновей не повинны в том, что их муж и отец оказался подонком и предателем. Отдавая Косихина в руки ФСБ, мы обрекаем на душевные мучения еще, как минимум, троих - жену и детей. Утечка информации, сами понимаете, во время следствия неизбежна. Не останутся в стороне и средства массовой информации - газеты и телевидение. Представляете, каково будет семье, когда этот позорный случай станет достоянием общественности? Печать прокаженных на всю оставшуюся жизнь обеспечена. Наших товарищей, как ни прискорбно не вернуть, но и о живых забывать тоже не следует. Тем более - безвинных.
   Попытка вывести на чистую воду Косихина в законном порядке, через суд, окажет медвежью услугу генералу Раскатову, я в таком исходе уверен. Главк назначит комиссию для служебного расследования, выводы которого легко предугадать: накажут генерала и ряд начальников рангом поменьше. Не исключено, что некоторым придется распрощаться с погонами, не тот случай, чтобы отделаться выговором, а МВД на расправу скоро. Заслуживает ли такого отношения Раскатов, сам прошедший Афган и имевший тяжелое решение? Сейчас в Чечне его сын командует взводом десантников, а это для отца не фунт изюма, должен вам доложить. Побольше бы таких генералов, у которых воюют дети, - война бы давно закончилась.
   - Ты, Седой, с комиссаром сговорился, что ли? Напустили вокруг тумана - ничего не видно, и хрен поймешь, чего хотите. Давай выражайся яснее, чтобы было понятно и нам, полудуркам.
   Ратников пристально поглядел на Портоса и Бачу и неожиданно засмеялся. Хороший смех у него вышел. Облегченный и чистый, как у человека, долгое время одолеваемого раздумьями и, наконец, принявшего трудное, но единственное правильное решение.
   - Нервные болезни тоже лечатся, ребята. Советую.
   Сергей прикусил нижнюю губу, и встретился с взглядами бойцов. Поочередно, глядя в глаза каждому, он молча спросил у них разрешения и санкционирования на акт возмездия. Если попросту говорить - убийства. Отказа не получил.
   - На такие дела строем не ходят, хлопцы, - негромко произнес он. - А похоронный марш Косихину сыграют. Я обещаю. Последнее: если на сторону уйдет хоть одно слово из нашего разговора, узнаю - вырву язык. С корнем. Это касается только нас и больше ни-ко-го. Уяснили?
   Было далеко за полночь, когда опустела квартира Ратникова. Несмотря на то, что каждый принял вовнутрь никак не менее пол-литра водки, ребята расходились трезвыми и в ясном сознании. Даже Громила, обычно роняющий голову в тарелку после первого стакана, был трезв, как никогда.
   В прихожей Сергей придержал за рукав Новикова.
   - Зайди на кухню, - попросил он.
   Открыв дверцу стеклянного шкафа с посудой, он достал небольшой бумажный сверток и протянул его Новикову.
   - Здесь десять миллионов. Прошу тебя, Вадим, как комиссара - найди время и передай деньги семьям наших погибших ребят. Два миллиона для семьи - не ахти какая сумма, но все же... Не спрашивай, откуда деньги, все равно не скажу.
   - Я понял, Серега. Сделаю, - коротко ответил Новиков.
   Не лежала душа Ратникова к этим деньгам, найденным в портфеле чеченцев, вывалившимся из раздавленного бронетранспортером "Форда". Исходил от них какой-то неуловимо-омерзительный душок.
  
   Глава 7. ПОЕДИНОК С РЕШКОЙ
  
   - Будем сознаваться или в кошки-мышки еще поиграем? А, Решка?
   Перед Портосом сидел известный в Степногорске вор Витек Орешак, по кличке Решка. Зная, что у ментов против него ничего нет, Витек в кабинете опера чувствовал себя довольно уверенно.
   Решка отогнул рукав плаща и взглянул на часы.
   - Последний час пошел, начальник. Больше трех часов ты не имеешь права держать человека в своей конюшне. Тем более чистого перед законом. Свои права я знаю, будь спокоен. Давай, валяй дальше задавать вопросы, я готов на них ответить.
   Второй день над шеей Портоса, как дамоклов меч, висела нераскрытая поездная кража сотового телефона. Лопухнулся заезжий коммерсант Бабенко, оставив на столике купе дорогостоящую игрушку. Пока он спокойно похрапывал на мягкой постельке - телефончику, тю-тю, приделали ноги.
   - Ты был в Новосибирске позавчера?
   - Да, гостил у кореша. Адресок для проверки дать?
   Портос проигнорировал ехидный вопрос Решки.
   - Возвращался в Степногорск в одном вагоне с Бабенко?
   - С "терпилой", что ли? Видел его в вагоне, а фамилии, извиняйте, не знаю.
   Решка развел руками.
   - В четвертом часу утра проводница видела тебя выходящим из купе Бабенко, а твое место было через купе от него. Что пояснишь?
   - Нечего мне объяснять, все просто. Приспичило мне ночью в туалет. Сходил. Побрызгал. Когда возвращался, перепутал купе. Зашел, вижу - не моя камера, ну я и вышел сразу.
   - Прихватив с собой сотовый телефон Бабенко, - продолжил за него Портос.
   - Не надо мне дело шить, начальник, - спокойно отреагировал на слова опера Решка. - Проводница видела у меня сотовый?
   - Нет, не видела. Но это малогабаритная вещица и много места не занимает. Долго ли его спрятать под рубашкой?
   - Это домыслы. Вы, насколько я знаю, работаете на фактах. Верно?
   - Правильно, - согласился Портос.
   В четвертый раз слушать эту тягомотину между Портосом и Решкой у Ратникова не было сил. Их кабинет разделяла тонкая перегородка, служившая таким же препятствием для звуков, как для воды сито. При желании Сергей мог вступить в диалог прямо из своего кабинета.
   Портос трижды возобновлял разговор с Решкой в надежде, что тот "проколется" на какой-нибудь мелочи, но напрасно.
   Вор, как попугай, талдычил одно и то же: вышел ночью пописать, перепутал спросонья купе и сотового не брал. Прижать его к стене было нечем. Вроде все ясно, как белый день: если ночью в помещенье незваным гостем заходит посторонняя личность, имеющая четыре судимости за кражи, а утром там обнаруживается пропажа ценной вещи, то девять из десяти: похищенную вещь следует искать у самой личности. Что вполне соответствует законам логики.
   Вдруг что-то вспомнив, Ратников метнулся по длинному коридору отдела, и через полминуты зашел в кабинет Портоса.
   - Притомился? - спросил Сергей у коллеги. - Садись-ка рядом и отдохни. Теперь моя очередь побеседовать с этим честным лунатиком.
   Портос вышел из-за стола и осторожно оседлал древний, хромой стул, стоявший у входной двери, на который и присаживаться было опасно, и выбросить жалко - другого взамен не получишь. Он с интересом наблюдал за дальнейшими действиями Ратникова, слывшего мастером по разного рода уловкам для жуликов.
   Сергей сел за стол Партоса напротив Решки. Секунд двадцать буравил взглядом лицо вора, изучая каждую черточку, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти выдающуюся личность Степногорска.
   Понимая, что теперь перед ним сидит мент посолиднее, несмотря на скромные физические данные, Решка беспокойно заерзал на стуле.
   "Неспроста подсел ко мне этот ментяра, ох, неспроста", - подумал вор.
   "Надо лишить его душевного равновесия, вселить в него сумятицу", - подумал опер.
   Ратников молчал. Затем достал пачку "Золотой Явы" и закурил. Положил сигареты на самый краешек стола. Также молча показал на них глазами, разрешая Решке закурить.
   Позабыв о своем куреве, Решка чуть подрагивающими пальцами вытащил из пачки сигарету. Поискал взглядом спички и вопросительно поглядел на Ратникова.
   Опер щелкнул зажигалкой, но подносить огонек к сигарете Решки не спешил. Тому пришлось оторвать задницу от стула, и почти вплотную наклониться к Сергею, чтобы прикурить.
   - Вот теперь можно и побеседовать, - сказал Ратников.
   - Не возражаю, - облегченно выдохнул Решка. - С хорошим и умным человеком, будь он даже из мусорни, всегда приятно поговорить.
   "И этот такой же дурак", - успокоившись, подумал вор..
   "Теперь - ошеломить", - напрягшись, подумал опер.
   Ратников запустил руку во внутренний карман пиджака и достал сотовый телефон.
   - Хорошая вещь, Решка. Главное - дорогая. И звенит хорошо. От звонка до звонка.
   Такого Решка не ожидал. Прошлой ночью он эту вещицу сбондил из купе толстого лопуха. Как смогли мусора так быстро выйти на Валета, которого он попросил попридержать сотовый несколько дней, пока не стихнет милицейская волна, а затем спокойно сбагрить на сторону?
   "Сдал, твареныш, меня с потрохами ментам", - подумал вор о Валете.
   "Наверняка, он. Теперь - дожать", - подумал опер, наблюдая за реакцией Решки.
   Сергей положил телефон прямо перед Решкой. Мол, наше вам битте с кисточкой, любуйтесь.
   - Что теперь запоем, господин Орешак. Вы, как человек сведущий и опытный, должны понимать существующую разницу в сроке отсидки. Допустим, между четырьмя и пятью годами разница составляет один год. Год - он на воле, как один месяц, а на "зоне" другое измерение. Не так ли? - говорил Ратников негромко, будто беседовал сам с собой. - Но чтобы суд скостил целый год, что необходимо? Правильно - чистосердечное признание и раскаяние в совершенном преступлении, а также активное способствование расследованию преступления. Мы не жаждем крови, и желающим даем такую возможность - побеспокоиться о размере собственного срока. Улавливаете, о чем я толкую?
   Решка врубился с полуслова. Он понимал, что против фактов не попрешь. Глупо отрицать очевидное.
   - Дайте ручку и бумагу. - попросил он.
   Еще полчаса Решка исправно корпел над протоколом, записывая свои показания. Благополучно закончив излагать ночной вояж в поезде, он протянул протокол Ратникову, который бегло прочитал его каракули, и... забраковал.
   - Не пойдет, - сказал опер. - Судья должен знать, кто такой Валет и где он живет. Иначе, какое это чистосердечное признание, когда в твоих показаниях одни загадки и ребусы?
   Решка добросовестно дополнил протокол с учетом замечаний Ратникова.
   - Так, теперь нарисуй в конце, что показания записаны тобой собственноручно и добровольно. Тоже зачтется.
   - Когда Решка поставил под последним листом свою загогулину, означавшую подпись, в кабинет Портоса зашел начальник отдела Петраков.
   - Ну, что за дела, Сергей? Сколько я должен ждать? Попросил мой сотовый на пять минут, и бессовестно эксплуатируешь его целый час. Совесть надо иметь! Давай его сюда!
   Петраков сгреб со стола свой телефон и направился к двери.
   Наконец до Решки дошло, как дешево его купили.
   - Волки позорные!... - заблажил он старую зековскую песню, но Ратников оборвал его. Заставил замолчать.
   - Притухни слегка, Решка! Степан Николаевич! - окликнул начальника отдела.
   Петраков затормозил у двери.
   ?...
   - По делу о краже сотового возникла необходимость выезда в Новосибирск, поработать с потерпевшим. И еще кое с кем.
   Сергей поглядел на Решку, лицо которого стало похоже на июльскую радугу, вобравшую в себя всю палитру цветов - от белого до фиолетового.
   - Разрешите мне выехать в Новосибирск?
   - Что вырисовывается по краже?
   - В принципе, раскрыта. Злодей сидит перед вами. Осталось документальное оформление - изъять похищенное, провести опознание и несколько допросов.
   - Добро. Можешь хоть сегодня ехать. За сутки управишься?
   - Вполне. Петраков вышел.
   Еще раньше из кабинета словно ветром выдуло и Портоса. Услышав признательные показания Решки и адрес Валета, он прихватил с собой в качестве понятых двоих железнодорожных вохровцев и выехал по указанному Решкой адресу изымать похищенное. Не откладывая дело в долгий ящик, допросить в качестве свидетеля Валерку Тарасенко по кличке Валет.
   Подобные случаи промедления не терпят. Время играет на руку преступнику: вдруг Валету вздумается проявить инициативу и продать сотовый по выгодной цене без разрешения Решки. Хорошо, если знакомому. Тогда ниточка не оборвется. А если нет? При таком раскладе нужно начинать все с нуля.
   Ратников добился выполнения программы минимум: ему необходимо было официальное разрешение начальством появления в Новосибирске, чтобы не вызвать нежелательных кривотолков по поводу предлагаемых событий.
   Таким образом, встреча с Косихиным была предопределена на завтра. Скорее всего - на после обеда.
   "Пора вернуться к нашим баранам, - подумал Ратников. - Все равно до приезда Портоса уйма времени. Послушаем песню в исполнении вора по погонялу Решка".
   - Виктор Сергеевич, вы, кажется, хотели мне что-то сказать? - благодушно спросил Ратников. Для плохого настроения у него не было причины: все задуманное потихоньку срасталось.
   Из обращения с подопечными он с первых дней службы исключил грубость, бестактность и жесткий моральный прессинг. Жалобы дороже станут. Отписывайся потом прокурору.
   - С-сука, - с презрением процедил Решка. - Где только находят таких для собачьей службы в ментярне. Давай бумагу и ручку, накатаю маляву прокурору, как вы тут работаете. От своих прежних показаний категорически отказываюсь.
   Ратников протянул Решке ручку и чистый лист бумаги.
   - В чем конкретно обвиняешь меня?
   - С сучьём базара не будет.
   - Не возражаю. Твое право писать все, что на ум взбредет. Работника милиции можно оскорбить, возвести на него любой навет и не понести никакой ответственности. Ничего не поделаешь, законы у нас такие. Вообще-то, можно привлечь по определенной статье Уголовного кодекса, да только канительное и хлопотное это занятие и, главное, почти безнадежное. Так что, спокойно излагайте на бумаге свои домыслы. Творите очередной перл о беззаконии милиции. Но не забудьте упомянуть про собственную глупость и, прошу прощения, дурость.
   - А ты умный, да?
   - Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь.
   - Во-во, я и вижу, что вы все тут как-нибудь.
   - Гражданин Орешак, не отвлекайтесь. Мысль потеряете.
   Решка в сердцах бросил ручку на стол: переиграл его сегодня опер по всем статьям. Верх за ним.
   - Издеваешься, красноперый? Будет и на нашей улице праздник, погоди.
   - Будет, - согласился Ратников. - Через определенное количество лет обязательно будет. Позволь полюбопытствовать, о чем настрочил прокурору?
   - Не волнуйся, про все написал. Как вы тут мордуете людей, как дела фабрикуете, как занимаетесь фальсификацией..
   - Я - тоже?
   - Ты - в первую очередь.
   - Что именно я подтасовал?
   От такой наглости Решка едва не подпрыгнул на стуле.
   - Не знаешь, да? А кто мне сотовый подсунул?
   - Спокойно, Решка, давай расставим все точки над "и". В своих действиях я не наблюдаю ничего противозаконного. Действительно, я позаимствовал у начальника сотовый, чтобы позвонить. Однако разве я настаивал, что ты украл именно этот телефон? Об этом не было сказано ни слова. Откуда мне знать, каковы мотивы твоего признания в краже? Может, ты на самом деле, как говорится, глубоко проникся и в содеянном чистосердечно раскаялся?
   Предъявленные опером доводы Решка не бил. Нечем ему было крыть. От злости он переломил пополам ручку и швырнул обломки в угол кабинета.
   - Ничего, сочтемся, поганый мусор, - пообещал он, заслышав раздававшиеся в коридоре тяжелые шаги Портоса.
   Такими словами заканчивалась каждая вторая беседа с уголовниками. Однако Ратников не припоминал конкретного реального факта, когда к оперу или следователю, отмотав срок, приходил "крестник" для исполнения угрозы. Подобного рода реплики пропускаются мимо ушей, проходя по разряду неизбежных специфических особенностей профессии.
  
   Глава 8. КАРТЫ РАСКРЫТЫ
  
   В Новосибирске служебные дела много времени у Ратникова не заняли, и к полудню он оказался свободным.
   Добравшись до железнодорожного вокзала, Сергей выскочил из двери троллейбуса и попал под нудный осенний дождик.
   Начало октября выдалось дождливым и холодным. Дневная мокреть к вечеру переходила в легкий заморозок, заставляя горожан оскальзываться на затянутых тонким ледком лужах. С наступлением утра все повторялось сначала.
   Ратников поднял воротник кожаной куртки, задернул до самого подбородка металлическую "молнию" и, зажав под мышкой потертую папку из кожзаменителя, направился в сторону Управления, отделенного от вокзала десятью минутами легкого шага.
   Он пересек вокзальную площадь, напичканную коммерческими киосками, как бродячий пес блохами, одолел два марша лестницы и вышел на узкую и тихую улочку, откуда до Управления рукой подать.
   Идти было неудобно. И нависшие над тротуаром голые кленовые ветки роняли за шиворот холодные капли, а пролетавшие на полной скорости редкие автомашины норовили окатить ледяным душем из грязных дорожных луж.
   Мысли отсутствовали. Вместо них в голове стоял легкий гул сродни церковному звону, вносящему в душу ощущение торжественности и светлой печали.
   Словно зомбированный, Сергей бездумно шагал по тротуару, автоматически фиксируя в памяти, доносившиеся извне звуки. Шум ветра. Автомобильные гудки. Девичий смех. Матерную ругань двух встретившихся бомжей.
   В себя он пришел, взявшись за холодный металлический поручень входной двери Управления.
   Ратников стряхнул овладевшее им оцепенение и шагнул в фойе. На вахте вместо старого геройского прапорщика сидел румяный, откормленный как на убой, сержант.
   Ознакомившись со служебным удостоверением майора, сержант поинтересовался целью прибытия.
   - Мне печать на "командировке" шлепнуть, только и делов-то, - сказал Ратников, разворачивая перед сержантом сложенный вчетверо лист командировочного удостоверения.
   - Проходите, товарищ майор, - отмахнулся от него сержант, будто от назойливой мухи.
  
   "Предбанник" кабинета Дембицкого неожиданно оказался безлюдным. Постучавшись в дверь и получив разрешение, Сергей зашел в кабинет заместителя начальника Управления по кадрам и увидел Дембицкого, наполовину утонувшего в ворохе бумаг.
   Китель его с массивным и тусклым знаком заслуженного работника МВД был по-домашнему расстегнут. Галстук, удерживаемый заколкой с милицейской символикой, болтался где-то на животе. Седые спутанные волосы подчеркивали уставший вид немолодого полковника.
   Но был еще порох в пороховницах стройного ветерана: в умных, серых глазах, озорных и шалых, светился неподдельный юношеский азарт.
   - Ратников? - удивился Дембицкий. - Каким ветром? Или проблемы появились?
   - У меня все в порядке, Сергей Алексеевич. Работаю. По делу тут, в Новосибирске, - ответил на вопросы полковника Ратников. - Заскочил вот "командировочку" отметить.
   - Печать - в кабинете, напротив, там и шлепнешь. Обедал? - спросил Дембицкий. - Если не успел, то можешь перехватить в управленческом буфете.
   - Спасибо, зайду попозже. Сейчас не хочется, - отказался Сергей.
   Поговорили еще минут пять. Сергей, понимая, что своим присутствием отрывает полковника от дела, поднялся, чтобы попрощаться и уйти.
   - Извини старика, совсем запамятовал. Может, помощь требуется. Людьми или техникой? Организуем..
   Сергей улыбнулся, не переставая удивляться беспокойной натуре полковника. Казалось бы: какое дело кадровику до нужд уголовного розыска? Любому другому - может быть, но только не Дембицкому, за что он и снискал уважение среди сотрудников Управления.
   - Благодарю, товарищ полковник. Я, как пишется в рапорте, задание выполнил полностью.
   - Ну, и молодца! Домой сегодня?
   - Поезд вечером. Сейчас хочу товарища навестить. Вместе в Чечне были. Работает на вещевом складе Управления. Время есть поговорить, ребят вспомнить.
   - Бывай, тезка. Если что, забегай в любое время.
   Дембицкий подал Ратникову сухую, жесткую ладонь и, нацепив на нос очки, вновь уткнулся в бумаги.
   Сергей стоял во внутреннем дворике Управления, затягивался сигареткой, упрятанной в кулаке, и размышлял, как выстроить разговор с Косихиным, чтобы заставить его добровольно расстаться с жизнью. Он был уверен, что первоначально из его затеи ничего не выйдет. Не такой кадр Косихин, чтобы сразу понять: в настоящий момент и в обозримом будущем слова - прапорщик Косихин и жизнь - несовместимые понятия. Ладно, главное вступить в бой, а потом действовать по обстоятельствам.
   Когда начал тлеть сигаретный фильтр, Ратников растоптал окурок и в три прыжка легко преодолел десяток щербатых ступеней, ведущих в подвал, за дверью которого начинались владения прапорщика Косихина.
   Неожиданно в дверях он лицом к лицу столкнулся с тем, ради которого и выхлопотал командировку в Новосибирск.
   - Здорово, Седой! Ничуть не удивившись его появлению на складе, словно виделись ежедневно, поздоровался Косихин. - Что-то ты зачастил к нам.
   - Теперь количество наших встреч будет зависеть от тебя, - туманно произнес Сергей.
   Развернув за плечи прапорщика, шлепнул его ладонью по жирному месту пониже спины. - Зайдем к тебе, разговор есть.
   Бесцеремонное поведение взводного насторожило Василия, но он не мог взять в толк, откуда подул свежий ветер. Болтавшаяся на портупее Косихина закрытая макаровская кобура была изогнута, как картофельный чипс.
   "Пустая, - отметил про себя Ратников. - Это хорошо. Неизвестно, какова будет реакция оборотня, может и ствол выхватить, окажись он под рукой. В борьбе за собственную жизнь такой на все способен".
   Расположились в кабинете друг против друга, глаза в глаза.
   - Давай, я все-таки за бутылочкой сгоняю, взводный, - почему-то заискивающе произнес Василий, нутром почуявший неладное. - Поговорим, ребят помянем.
   - Не дергайся, иуда.
   Ратников не узнал собственного голоса.
   - Я даже за упокой твоей поганой души пить не стану.
   - Да ты что, взбесился? Белены объелся?
   Косихин еще не сознавал всей трагичности своего положения.
   - Сейчас ты у меня с ума сойдешь. Заикаешь смертельной икотой. Тебе ребята не снятся? Трифонов? Док? Беляков? Шевчук? Бородин? Начальник штаба Сергеев со своими бойцами?
   Нет, не таким представлял себе Ратников разговор с Косихиным. Хотелось в более спокойной обстановке объяснить ползучему гаду мрачные перспективы его дальнейшей жизни и родственников и убедить добровольно свести счеты с жизнью.
   Не вышло. Нервы сдали.
   Сергей встал. Взял со стола ключи и запер кабинетную дверь. Чтобы никто не помешал.
   Подойдя к Косихину, он развернул в руке веер фотографий с изображением Хафизы и Косихина.
   - Полюбуйся, сволочь.
   Затем выложил на стол портативный плейер, позаимствованный на время у Бачи, и аудиокассету.
   Для Косихина это был конец.
   Конец спокойному и сытому существованию.
   Конец жизни в физиологическом смысле.
   Он не мог представить, каким образом Ратников заполучил пленку и фотографии. Там, на Заставе, его пощадили чеченцы, но здесь, в Новосибирске, свои не помилуют. Верняк.
   Плохо соображая, что делает, руководствуясь звериным инстинктом самосохранения, Косихин взвился со стула, намереваясь центнеровой массой сбить с ног майора, в суматохе вышибить легкую дверь и выскочить на улицу, где его дожидалась "девятка". На машине он сможет легко уйти от Ратникова.
   Майор, ожидавший такого поворота, сильнейшим ударом сцепленных в замок рук звезданул прапора по лысой башке.
   Хорошо получилось. Смачно лязгнув зубами, Василий свалился на пол и ушел в отключку.
   Выждав короткую паузу, Сергей взял с сейфа пузатый графин и тонкой струйкой стал поливать голову и грудь поверженного противника. Наконец, Василий зашевелился. Резкий удар ботинком под ребра привел его в дальнейшее чувство.
   - Садись на стул и не делай неосторожных движений, - приказал Ратников. - В следующий раз сделаю еще больнее и водой отливать не стану. Врубаешься?
   Косихин кивнул.
   Перед Сергеем находился человек, походивший на экспонат из музея восковых фигур, - мягкий и безвольный. С расплавленными животным страхом мозгами. Не способный на поступок.
   Не существовало ни земной, не потусторонней силы, способной заставить прапорщика здравомысляще и объективно проанализировать свое положение и принять единственно правильное решение, необходимое для торжества высшей справедливости, что, впрочем, является понятием весьма относительным. По вине Косихина, вследствие его предательства, погибли девять человек. Девять! Значит, одна его смерть не искупит смерти девятерых. Ему как минимум, следует умереть девять раз, а таковое нереально. К сожалению.
   Ратников запустил руку в бездонный внутренний карман куртки и извлек маленькую бутылку водки, такие у них называют "мерзавчиками".
   "Для мерзавца - мерзавчик", - усмехнувшись, про себя подумал он.
   - Стакан!
   Косихин с лакейской услужливостью поспешно придвинул тару. Сергей щедро набулькал водки в граненый, голубоватого стекла, стакан. Не поскупился взводный, плеснул Косихину граммов пятьдесят.
   Глядя, как прапорщик судорожно глотает тепловатую и противную на вкус водку, Сергей обшарил взглядом кабинет, но второго стакана не обнаружил. Махнул рукой и приложился к горлышку, переливая в себя остатки водки, - не пить же с оборотнем с одной посуды. Противно и мерзко. До рвоты.
   Осушив шкалик, Ратников поставил бутылку на стол, не опасаясь, что Косихин предпримет повторную попытку прорыва к двери.
   После выпивки, как полагается, молча задымили. Ратников "Золотую Яву", к которой пристрастился в последнее время, Косихин - свой неизменно дешевый "Луч".
   "Тогда тоже так было, в квартире Хафизы, - промелькнуло у Косихина в голове. - Только там меня окружали чеченцы, а здесь над душой стоит Ратников".
   - По-моему, дальше играть в молчанку не стоит, - наконец произнес Ратников. - Я жду твоего решения, Косихин. ВСЕХ НАС устраивает только одно: если ты перестанешь коптить небо и отравлять воздух своим присутствием на земле. Ни о чем другом не может быть и речи, апелляция не принимается. Понятно?
   Несколько раз на столе принимался звонить телефон, но Сергей запретил снимать трубку.
   Вдруг Ратников услышал, как хлопнула входная дверь склада, раздались шаги, кто-то подергал ручку кабинетной двери и тихо спросил:
   - Василий, ты здесь?
   Голос принадлежал Ведьмину, с ним Ратников был не знаком.
   Мягкими кошачьими шагами Сергей переместился за спину Косихина, обхватил руками его толстую и потную шею и, наклонившись к самому уху, прошептал:
   - Ни звука. Вякнешь - пеняй на себя, удавлю. Мне за такую падаль, как ты, суд много не отмерит.
   В доказательство серьезности своих слов майор сдавил пальцами шею противника. Несильно, но чувствительно.
   Шаги удалились.
   Ратников вернулся на место.
   - Даю тебе пять минут на размышление, - жестко сказал Сергей.
   Подспудно в глубине сознания неуклюжим тюленем ворохнулась мысль:
   "Не должен ты, Сергей, подменять собой правосудие. Не должен выступать в роли суда последней инстанции. Нет у тебя таких полномочий".
   Однако робкая попытка Ратникова-юриста прислушаться к голосу Закона была немедленно задавлена массированной атакой мыслей Ратникова-гражданина.
   "Ты обязан добиться исполнения приговора, вынесенного заочно бывшими бойцами тринадцатой Заставы в отношении предателя. На нелегальную миссию потенциального палача тебя благословили оставшиеся в живых товарищи. Механик-водитель Марков, в конце концов, которому ты обязан своим спасением, как и он тебе. У мертвых благословения не спрашивают, а поступают, как подсказывает совесть живых. Во имя оставшихся по вине Косихина вдов и сирот ты обязан..."
   - Твое решение, Косихин? - спросил Ратников.
   Прапорщик бухнулся на колени, подполз к Сергею и обхватил его ноги руками.
   - Не губи, Седой... - завыл он - У меня ведь двое детей, как они без меня будут жить? Как? Пропадут ведь...
   Ратников высвободил из объятий Косихина одну ногу, вторую и прошел на середину кабинета, ставшего для Василия лобным местом.
   - У погибших осталось сиротами восемь ребятишек, у одного Дока их трое, и все школьники. Кто их на ноги поставит? Ты подумал, каково им остаться без отца?
   Косихин обезумел. Он перешел на свистящий шепот и, сверкая белками глаз и разбрызгивая слюну с запенившихся губ, продолжал бессвязно бормотать:
   - Не губи, взводный... Продай, продай мне пленку и кассету, ничего не пожалею... Хочешь, забери мою машину, во дворе стоит, хорошая такая "девятка". Денег еще дам, много денег. Сколько скажешь. Ребят не вернешь, им теперь все равно - жить я буду или подохну. Пожалей, взводный... Рабом твоим буду всю жизнь. Я жить хочу-у...
   Ратников, понимая, что в таком состоянии Косихин может пребывать неизвестно сколько времени, подошел к нему и ребром ладони врезал по шее.
   Косихин сжался в комок и затих.
   Сергей подхватил его, всхлипывающего, под мышки, подтащил к столу и, поднатужившись, усадил грузную тушу прапора на стул.
   - Что мне делать, Седой? - плача и размазывая по чисто выбритым щекам слезы, спросил Косихин. - Пойми, так получилось, я еще половину жизни не прожил. Не хочу умирать.
   - Понимать тебя я не желаю, да и при желании - не пойму. - Ответил Ратников. - Предательство понять и оправдать невозможно. Ребята тоже хотели жить, многим из них было по двадцать с хвостиком, и они прожили на этом свете еще меньше твоего. Несправедливо это будет, если ты останешься живым, нехорошо... Не знаешь, что тебе делать сейчас? Самое приемлемое, если ты, Косихин, сведешь счеты с жизнью под видом несчастного случая. Возьми, почисть табельный пистолет, и погибни вследствие неосторожного обращения с оружием. Или в результате автомобильной аварии. Можешь покончить жизнь самоубийством, накинув петлю на шею или бросившись под поезд, как Анна Каренина. Способов много - решать и выбирать тебе самому. Но для этого поступка нужно иметь определенное мужество, прояви его хоть сейчас, коль там, в Чечне, духу не хватило. Мы даем тебе возможность уйти из жизни без клейма предателя. Вопросы еще есть?
   Косихин с остервенением отрицательно замотал из стороны в сторону мокрой блестящей лысиной.
   - Тебе сроку одна неделя. Думаю этого достаточно. Имеются у меня в Управлении друзья-товарищи, вот им я буду звонить каждый день и справляться о твоем здоровье. Винить будешь самого себя, если в течение недели не сыграют похоронный марш в твою честь. Вот тогда безболезненный уход из жизни гарантировать не могу, а качество - вполне. Будешь считаться пропавшим без вести, как утром ушедший на работу, но не вернувшийся вечером домой. Прощай, Косихин.
   На выходе Ратников оглянулся.
   - Не вздумай сорваться из Новосибирска, мы тебя, змея подколодного, отыщем всюду.
   Последние слова Ратникова были лишними. Косихин и без того понимал: найдут и открутят голову, как глупому куренку.
  
   Едва за Ратниковым оглушительно захлопнулась дверь, Косихин с трудом поднялся со стула, приволакивая за собой ватные, подгибающиеся ноги, дряхлым стариком добрел до входа и изнутри запер склад на замок. Пропади все пропадом! Нет его сегодня на службе.
   Доковылял до сейфа и достал из вместительного железного сейфовского брюха заветную семисотграммовую бутылку "Столичной", припасенную для особо уважаемых гостей, и банку шпрот.
   В столе отыскались полузасохший кусман ветчины, полбатона и луковица, размером с детский кулачок.
   Василий развалил на четыре части луковицу, кое-как накромсал хлеб и, вдоволь измучившись, трясущимися руками тупым ножом вспорол шпроты.
   Управившись с закуской, он влил в себя полстакана водки и зажевал тем, что попалось под руку, не ощущая ни вкуса, ни запаха.
   Косихин пил водку и плакал. Чем больше он пьянел, тем обильнее из глаз катились слезы. Слезы обиды на самого себя, на свою неудавшуюся жизнь.
   В итоге все закончилось тем, чем и должно было закончиться: когда концентрация алкоголя в крови у Василия поднялась до угрожающей планки, он мертвецки заснул сидя за столом, рухнув лбом прямо в банку с нетронутыми шпротами.
   Проснувшись около одиннадцати вечера, Косихин хлобыстнул остаток водки, дабы изгнать из организма головную боль и тошнотворные позывы, убрал в тумбочку следы одиночной пьянки и выскользнул на улицу.
   Ночь его встретила пронизывающим ветром и легким морозцем. У прапорщика хватило соображения не садиться в таком состоянии за баранку "девятки" - она так и осталась зябнуть под открытым небом во дворе Управления.
   Простояв на обочине четверть часа, ему удалось тормознуть такси, и через двадцать минут Косихин стоял перед подъездом своего дома.
   Похмельная доза спиртного, как часто бывает, оказала на Василия благотворное действие - к нему вернулась способность соображать. Немного раскинув мозгами, он направился к подъезду Ведьмина. В своей квартире, понял прапорщик, под подолом у жены Любаши не укроешься от неминуемой смерти, а именно это ему и грозило в ближайшую неделю. Чтобы побороться за жизнь, нужно вести активные действия, направляемые умной и твердой рукой.
   Направляющую и руководящую он увидел в лице своего благодетеля - Анатолия Моисеевича Ведьмина.
   "Анатолий Моисеевич отыщет выход, недаром работает полковником, - думал Василий, преодолевая лестничные марши нетвердыми ногами. - Правда, придется сознаться во всех тяжких, тут ничего не поделаешь. Не враг он мне, подполковник, не враг. Чувствую... этим самым местом".
   Ведьмин подошел к двери после длинной серии звонков, и долго таращился в глазок, пытаясь при скудном лестничном освещении опознать ночного гостя.
   - Василий, ты? Один? - раздался, наконец, за дверью сонный голос.
   - Сам я, один, Анатолий Моисеевич. - Ответил Косихин и сделал шаг назад, под лампочку, давая возможность Ведьмину получше разглядеть его.
   Заклацала, защелкала сложная система запоров, и дверь распахнулась.
   - Заходи. Случилось что? - спросил Анатолий Моисеевич, хотя мог и не спрашивать: Косихин по собственной инициативе никогда раньше не приходил к нему домой.
   - С-случилось, - подтвердил Василий.
   - На кухню проходи, там побеседуем.
   Сняв ботинки, он прошел на домашний пищеблок Ведьмина, сверкающий нехарактерной для мужика чистотой.
   - Да ты, Василий, никак, пьян?
   Помятая и обрюзгшая физиономия ночного гостя, как рекламный проспект, сама за себя говорила о недавнем чрезмерном возлиянии прапорщика.
   - Я, кажется, говорил тебе о необходимости уйти в глухую завязку со спиртным? Смотри, дважды я повторять не люблю, - с угрозой в голосе произнес Ведьмин. - Рассказывай, что случилось?
   Путаясь и перескакивая с одного на другое, Косихин битых полчаса втолковывал Анатолию Моисеевичу о сегодняшнем визите на склад Ратникова. Ведьмин смолил сигарету за сигаретой, что свидетельствовало о его некоторой растерянности и взволнованности, не перебивая рассказчика, лишь изредка задавая уточняющие вопросы.
   - Такие вот дела, Анатолий Моисеевич. Прошу - помогите, - закончил Василий.
   - В котором часу ушел от тебя Ратников?
   - Около семнадцати часов.
   Реакция подполковника оказалась настолько бурной, в какой-то мере даже непредсказуемой, что Косихин откровенно испугался.
   Взбешенный Ведьмин подскочил к Василию, ухватил его за грудки, но бить не стал, хотя у него возникло непреодолимое желание - врезать от души тупорылому прапору.
   - Идиот! - Ведьмин не стеснялся в выражениях. - Ты представляешь, какие могут быть последствия, попади документы - пленка и фотографии - в соответствующие органы? Разве я не предупреждал о контрмерах? Если б ты мне все рассказал, можно было предпринять упреждающие действия и не допустить того, что случилось сегодня! Соображаешь, о чем я толкую?
   - Кто мог предположить, что документы окажутся у Ратникова? Уму непостижимо, каким образом он заполучил кассету и фотки, их у него быть не должно. Мне обещали...
   - Заткнись, убогий! - Оборвал его Ведьмин. - Обещали ему... Видно, ты в детстве на головку с печи упал. Почему не нашел меня сразу после того, как Ратников покинул склад? Даже тогда было еще не поздно. Можно было, инсценируя уличное ограбление или банальное хулиганство, напасть на него и отобрать интересующие нас документы. А теперь, вот он - локоть, попробуй укуси!...
   Не ведал Василий, что в эти минуты жизнь его снова не стоила и ломаного гроша. Только теперь безносая с косой замаячила в рядах союзников. Первое, что подумал Ведьмин, выслушав повествование Косихина, - под благовидным предлогом вызвать Макса и с его помощью спровадить прапорщика в мир иной, как того желал Ратников. При таком раскладе ему ничего не грозило. Напрямую фотографии и пленка к нему касательства не имели. Хотя, как сказать... Окажись они на столе дотошного следователя, неизвестно, чем все закончится. Кто пропихнул Косихина в сводный отряд милиции? Ведьмин. Кто пригрел Косихина после возвращения из Чечни, обеспечив ему теплую должность на вещевом складе? Опять же, подполковник Ведьмин. Почему? Каков при этом интерес Ведьмина? Подцепят к нему "хвост", и...
   От мрачных предположений у Анатолия Моисеевича прытко побежали по телу мурашки, покрывая кожу мелкими пупырышками.
   Связала его нелегкая с прапорщиком, черт побери!
   Получив задание чеченцев, "обработать" Косихина для повторной отправки в Чечню, он не мог не выполнить приказа. Слишком хотел жить, как и Вася Косихин.
   Опять же, вакантная должность у него появилась. Прежний кладовщик, сойдясь несколько раз на кулачках с Ведьминым по поводу непоступившего на склад обмундирования, накатал рапорт на пенсию. Будучи неглупым человеком, он понимал, что он и Ведьмин выступают в разных весовых категориях, и в этом поединке победы ему не видать, как собственных ушей.
   А тут на горизонте Ведьмина замаячил услужливый Косихин, который и занял пустующий в тыловой службе кабинет. Косихин оказался для подполковника выгодным кадром, и с его приходом дела у Ведьмина пошли успешнее - теперь никто не мешал сбывать на сторону милицейскую форму.
   Подполковник хотел, что называется, и рыбку съесть, и костью не подавиться. Не вышло. Такого развития событий никто не предполагал.
   Вдоволь побесновавшись, Ведьмин выпроводил Косихина домой.
   - Отдыхай, Василий, - сказал на прощание Анатолий Моисеевич прапорщику, провожая того до двери. - Завтра, вернее, сегодня утром будем думать, как выдернуть тебя из трясины. Для этого голова должна быть светлой. Да, задал ты мне головоломку, но что-нибудь придумаем.
   У подполковника в общих чертах родился план. Оставалось, используя остаток ночи и утро, отшлифовать мелкие детали, согласовать и утрясти с нужными людьми.
   Он оставался верным своему принципу: любую ситуацию использовать с выгодой для себя. Даже проигрышную на первый взгляд. Для этого существовали незначительные, малозаметные штришки, способные при рациональном использовании изменить ситуацию в свою пользу. Что сейчас от него и требовалось.
   Ведьмин прошел на кухню. Не торопясь, налил в чайник воды и поставил на плиту. Бухнул в заварник полпачки листового цейлонского, добавил пару щепоток травы, и через двадцать минут чай был готов - ароматный, цвета темного шоколада, не уступающий по крепости "зоновскому" чифирю. Своего рода допинг для мозгов.
  
   Глава 9. ВЗРЫВ В МОРГЕ
  
   Ведьмин до утра не сомкнул глаз. Думал. Размышлял. Пробивал в уме различные варианты. Как ни крути, а по всему выходило, что нужно выполнять ультиматум Ратникова, и предоставить периферийным борцам за справедливость труп прапорщика Косихина. Лучше лишиться самой малости, чем, рискнув, потерять все.
   Едва дождавшись шести утра, Анатолий Моисеевич набрал номер телефона Руслана.
   - Да?
   - Это я.
   - Понял уже, Ведьмак.
   С некоторых пор Руслан стал позволять себе некоторую вольность в обращении с Анатолием Моисеевичем, который для него давно стал своим человеком. Какие могут быть реверансы между подельниками. Никуда не денется, с крючка не соскочит и прежде времени не продаст, потому что сам завяз в криминальном дерьме по самую маковку.
   Изменяя в фамилии Ведьмина две последние буквы, Руслан приводил в бешенство и заставлял его зеленеть от злобы. Всякий раз, услышав подобное обращение, в памяти Ведьмина всплывали слова песни: "бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше..." Но поделать ничего не мог. Кто такой подполковник Ведьмин? Человек без чести и совести, предавший и продающий Россию.
   Будучи неглупым, Ведьмин понимал это, скрипел зубами, и после нескольких попыток урезонить чеченца, отступился от этой затеи. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. За музыку платил Руслан. Ведьмину досталась роль плясуна под чужую дудку.
   - Срочно свидеться надобно, Руслан, - вздохнув сказал Ведьмин.
   - Горит?
   - Не исключено. Чем быстрей, тем лучше. Желательно - до начала рабочего дня.
   - Где?
   - Как обычно, на "нейтралке". В семь.
   - Хоп!
   Город проснулся. Жилые "высотки" сонно щурили желтые глазницы окон. Хлопали двери подъездов, выбрасывая на улицу жильцов. В мгновение ока жильцы становились прохожими и спешили по заледенелым тротуарам к остановкам общественного транспорта, зябко кутаясь в поднятые воротники курток и пальто.
   Обратно двери домов впускали усталый люд романтических ночных профессий: продавцов киосков, откровенных ворюг и бандитов, промышлявших разбоем в подворотнях и на ночных улицах, неутомимых тружениц сексбизнеса. Отстояли, благословясь, еще одну нелегкую ночную вахту, отслужили... Слава тебе, Господи...
   Ведьмин, сидя в нагретом салоне "Рено", посматривал в зеркало заднего вида. Из-за поворота осторожно выкатилась белая "Тойота". В машине чеченца посторонних не наблюдалось. Хорошо. Дождавшись, когда "Тойота" почти вплотную притулилась к заднему бамперу "Рено", подполковник вышел из машины и уселся рядом с водителем "Тойоты".
   - Что случилось из ряда вон выходящее, коль ты так рано и срочно назначил рандеву?
   Руслан выслушал повествование Анатолия Моисеевича молча, затягиваясь сигаретой и пуская струю дыма в приспущенное стекло.
   Сообщение Ведьмина, казалось, ничуть не взволновало его. Он оставался спокойным и несуетливым, как удав.
   - Не пойму, что тебя так взволновало? - спросил Руслан. - Этот твой... Ратников требует труп твоего Косихина, так выполни его условие. Пусть подавится. На подготовку самоубийства или несчастного случая много времени не потребуется. По такому пустяку мог бы меня не беспокоить, Ведьмак.
   Отвернувшись к окну, Анатолий Моисеевич скривившись, словно от зубной боли, возразил:
   - Не так все просто, Руслан, как может показаться на первый взгляд. Много больше, чем Косихин, меня беспокоит Ратников с кассетой и фотографиями.
   - Да-а, - согласился с ним чеченец. - Допустили наши где-то промашку, сплоховали...
   - И нас могут ожидать большие неприятности, окажись документы на следовательском столе, - развил мысль Руслана подполковник.
   - Умный и вдумчивый следователь через них может запросто выйти на тебя, Ведьмак. Уже сейчас я не уверен в отсутствии "хвоста".
   Собеседники будто решили посостязаться друг с другом в догадливости и моделировании возможных ситуаций.
   - Не думаю, - возразил Анатолий Моисеевич. - Обратись Ратников в органы ФСБ или в прокуратуру, в таком случае у него обязаны изъять пленку и фотографии, как документальные улики. Он же пока ими владеет.
   - А если Ратников замастырил копии?
   - Тогда акция возмездия теряет для них моральный смысл. Они, правдоискатели и борцы за справедливость, очень щепетильны в таких вопросах и фальши не терпят. Жена Косихина и его дети, действительно, не при делах. Сам знаешь, каково у нас отношение большинства населения к семьям предателей. Осуждаем, выражаем всеобщее презрение, ну, и так далее. Нет, чувствую, Ратников на самом деле отпустил нам целую неделю форы.
   - Какой видишь выход? - осторожно задал вопрос Руслан.
   - Во-первых, чтобы усыпить бдительность бойцов Ратникова и дать им удовлетвориться чувством выполненного долга, необходимо подбросить им труп Косихина. Как собаке кость, чтобы не гавкала.
   - Взаправду намерен ликвидировать своего человека?
   Руслан никогда не терпел неясностей, недомолвок и всегда без всякого стеснения задавал уточняющие вопросы.
   Анатолий Моисеевич усмехнулся.
   - Надеюсь, Чечня не станет возражать против того, чтобы поиметь в своих рядах еще одного готового бойца, которого не нужно вербовать либо силой принуждать к ведению активных боевых действий против федералов. Заиметь - готового! Сейчас Косихин поставлен в такие условия, при которых не сможет отказываться воевать на вашей стороне. Смекаешь, Руслан? Невыполнение этого условия однозначно грозит ему смертным приговором, а в Чечне прапорщик почувствует себя в относительной безопасности до тех пор, пока останется на чеченской стороне. Нам с тобой это очень выгодно, потому что за Косихина заплатят гораздо больше, чем за тех олухов, отправленных нами туда раньше. Потому что как раз тот случай, когда страх за собственную жизнь заставляет его воевать на совесть. Верно?
   - Так, - согласно кивнул головой Руслан. - Во-вторых?
   - Постараюсь быть кратким, - ответил подполковник. - Некогда тянуть резину. Во-вторых, пошуруем в квартире Ратникова. Пленка и фотографии нам во как нужны!
   Ведьмин провел ребром ладони по шее.
   - В случае, если он хранит их дома - они будут наши. После этого Ратникова придется все равно убрать. Он и без документов представляет для нас серьезную опасность. Мы вынуждены поднапрячься, никуда от этого не уйти. Спокойнее будем себя чувствовать.
   - Допустим, кассеты и фотографий у него дома не окажется?
   - Тогда... - призадумался Ведьмин. - Значит, они могут быть только у самого надежного товарища, прошедшего с ним Чечню. Кому он доверяет. Такого вычислить недолго. Кроме того, смерть Ратникова заставит задуматься остальных. Захотят жить - сами отдадут интересующие нас документы и станут молчать, как рыбы.
   - Хоп! Молоток! - Руслан довольно потер ладони. - Еще раз обдумай мелкие детали операции и после обеда свяжись со мной.
  
   В трехстах шагах от шумной автодороги, проходившей по окраине города и ведущей к новому микрорайону, раскинулась светлая березовая роща, продуваемая чистым сибирским ветром. Юные, стройные березки здесь соседствовали с заматеревшими кудрявыми красавицами, принявшими под свое покровительство молодую поросль, словно заботливые родители ненаглядных чад.
   В летний зной под кронами деревьев было тенисто и прохладно. В сибирскую стужу, роща поражала обилием белого цвета: белоствольные, тянущиеся вверх, словно стеариновые свечи, березы стояли, утопая в белых сугробах, под белым зимним небом.
   Однако пустынна была роща зимой и летом. Не забредали сюда влюбленные, не оглашал окрестности заливистый и счастливый детский смех, сюда не приходили семейные пары, чтобы набраться бодрости и побыть наедине с природой. Единственная причина по сути своей была будничной и простой: невдалеке виднелось приземистое неоштукатуренное одноэтажное здание из красного кирпича, неприглядность которому добавляли и извазюканные краской неопределенного цвета большинство окон и выпиравшие из стен потеки раствора. Весь облик здания приносил ощущение спешки и ненужности. В общем, мрачноватый домишко. Морг, называется...
  
   Солнце, невидимое за пеленой серых октябрьских туч, неумолимо скатывалось за линию горизонта. Сумерки сопровождал усиливающийся к ночи морозец. До настоящих холодов было еще далеко, но и сейчас минусовые отметки не располагали к прогулкам. С наступлением темноты улицы становились малолюдными.
   К моргу, отчаянно скрипя всеми железными суставами, медленно подрулил древний "ГАЗ-52" с будкой вместо кузова. На застывших ухабах будку раскачивало из стороны в сторону, отчего, казалось, она жила отдельной, самостоятельной жизнью.
   Перед низеньким, в две ступеньки, бетонным крыльцом машина остановилась. Пронзительно гуднул сигнал. Резко и требовательно, словно автомобиль не желал оставаться ни одной лишней минуты у скорбного заведения.
   Из дверей морга выскочил мужичонка в синем сатиновом халате и лохматой кроличьей шапке. Не подвязанные клапана шапки торчали кверху ослиными ушами. Нависший над верхней губой нос мужичонки отливал спелым баклажаном и свидетельствовал о пагубном пристрастии его хозяина. Синитар, одним словом, синий.
   - Принимай, Петрович, клиента! - гаркнул спрыгнувший с подножки кабины рыжий детина. - Четвертый "жмурик" за сегодня. Многовато...
   - Целый хоть? Не расчлененка? - поинтересовался Петрович, страсть как не любивший возиться с человеческими запчастями.
   - Нормальный, - успокоил его детина. - С дорожно-транспортного. С виду целый, а внутри, скорее всего, всмятку.
   - Внутри меня не касаемо. Внутри - дело судь...медь...еск... - не осилил Петрович языком слово "судмедэксперт", сплюнул на подстывшую землю и махнул рукой.
   Детина сбросил металлическую накладку, запиравшую дверь будки, и нырнул в темный горб труповоза.
   - Бери носилки! Чего замер столбом?!
   Повернувшись спиной к машине, Петрович привычно, как рабочая лошадь в оглобли, шагнул назад и ухватился за облитые резиной ручки носилок.
   - Я готов, Валек! - бодро отрапортовал чернорабочий учреждения смерти.
   - Ну, тогда поехали.
   Покрикивая на нетвердо державшегося на ногах и спотыкавшегося на каждом шаге Петровича, Валек шагнул в коридор морга, заполненный вонью карболки и сладковатым запахом тлена. Не каждый был способен оставаться равнодушным к этому запаху мертвой человеческой плоти. Многие, едва ступив за порог, опрометью бросались обратно, зажимая ладонью рот и стараясь успеть добежать до угла. Некоторым это удавалось.
   Стараясь дышать через раз, Валек, держась за ручки носилок, поспешил за Петровичем. Старый санитар, несмотря на некоторую заторможенность в движениях, вызванную принятием во внутрь определенной дозы горячительного, ориентировался в закоулках морга, как в собственном кармане.
   Они миновали прозекторскую и, повернув по коридору направо, оказались перед дверью холодильника. - Ставь на пол, задыхаюсь... - пробормотал запыхавшийся Петрович.
   Носилки грубо шмякнулись на пол.
   - Давай пошевеливайся, старый мерин, - цыкнул на санитара Валек. - Всю ночь с тобой валандаться, что ли?
   - Хорошо, ты молодой еще. Тебя в плуг впрягать можно. До моих годков доживешь, поглядим, что запоешь, - отозвался Петрович, нашаривая рукой на стене прямоугольник выключателя.
   - Какой плуг? Ты что городишь, пердун дремучий? Не знаешь, что от работы кони дохнут и трактора ломаются, - подхватывая носилки, загыгыкал Валек.
   Очередной покойник занял свое место в ряду обнаженных и посиневших человеческих особей мужского и женского пола. Мертвым срам неведом.
   - Ну, бывай здоров, хозяин мертвого царства, - стал прощаться Валек, но Петрович не дал ему исчезнуть.
   - Валек, ты чего... помоги мне одежду с него содрать, - он кивнул на покойника, - К утру закоченеет, срезать кусками одежду-то придется.
   - Еще чего не хватало! - фыркнул верзила. - Каждый отгребает свой навоз.
   - Тогда ты... посиди в моей каморке, пока я его раздену. А то утром судь... медь..., в общем, начальник заругает меня. Не любит он, когда покойники одетые. Хучь мне и в привычку такое дело, а все равно ночью... вроде как жутковато. Спокойней когда рядом живая душа. Я тебе сто грамм накапаю, есть у меня.
   Валек повеселел от такого поворота дела.
   - С этого и начинать надо было, Петрович. Пошли!
   В тесной каморке Петровича, кроме дерматиновой жесткой кушетки, колченогого стула и такого же ветхого стола, иной мебели не просматривалось. Впрочем, в углу еще стояла тумбочка, обитая сверху жестью, с электроплиткой и белым никелированным чайником.
   - Щас я, Валек, - сказал Петрович, распахивая дверку тумбочки и доставая из нее бутылку. Водки в посудине было граммов триста.
   - Вторая за сегодня, - пояснил он. - При моей должности без водки никак нельзя, с ума сойти можно.
   - Конечно. С такими соседями крышак запросто набекрень съедет, - согласился с ним Валек.
   Петрович шлепнул перед понимающим его коллегой стакан. Затем подумав, запустил руку обратно в тумбочку и достал сине-зеленую упаковку "Баунти".
   - Половина тебе, остальное мое. Я потом, вот только управлюсь.
   Шаркая подошвами разношенных ботинок, старик удалился в холодильник делать свое нехитрое санитарское дело, чтобы не заругал утром начальник за некачественное несение службы.
   Когда Петрович вернулся, увидел, что Валек, развалившись на стуле и полуприкрыв глаза, курит какую-то совершенно вонючую сигарету. Бросив взгляд на бутылку, старик обомлел: она была пуста.
   - Ты, что же, выжрал всю водку, Валек? - упавшим голосом спросил он.
   - Угу.
   - А мне? Как мне ночь коротать?
   В старческих глазах, затянутых сеточкой красных прожилок, заблестела влага. В этот момент он стал похож на ребенка, у которого отобрали любимую игрушку.
   - Ладно, не ворчи, старик. Пожуй вон "Баунти" и перегорит желание выпить.
   - В свою задницу запихай шоколадку, Валек, - с обидой в голосе произнес Петрович. - Я к тебе по-людски, а ты...
   - Привезу я тебе бухалово, привезу. Забашляй, только. Часа через два жди меня. Время выберу, - и подскочу.
   - Не обманешь?
   - Не боись, Петрович, своих я не кидаю.
   - А сейчас? Не кинул разве?
   - Понимаешь, не смог оторваться. Перевернул бутылку кверху донышком, так вся водяра внутрь и ухнула. Прямиком и без задержки.
   С улицы в третий раз послышался нетерпеливый сигнал водилы труповозки.
   - Бывай, Петрович.
   - Жду тебя, Валек.
   - И надейся.
  
   Петрович, в ожидании приезда Валька, поминутно загибал рукав казенного халата и буравил взглядом циферблат часов. По всему выходило, что ждать ему оставалось никак не менее часа. Если не больше.
   Неожиданный стук в дверь застал его врасплох.
   "Неужто так быстро Валек прикатил? - промелькнула в голове радостная мысль. - Но машина неслышно подъехала, а их колымагу за километр слыхать".
   Распахнув дверь, Петрович вместо долгожданного Валька увидел на пороге полноватого мужчину в милицейском бушлате.
   - Оперуполномоченный... - махнул раскрытым удостоверением перед лицом Петровича милицейский толстяк.
   Косихин нарочно проглотил свою фамилию. Мог бы и открыто ее назвать, ничем не рискуя: по плану Ведьмина и Руслана санитар морга должен замолчать навсегда.
   - Чего хотели? - спросил Петрович, не чувствуя никакого подвоха. Визит милиционера не сулил ему никаких неприятностей. И раньше частенько по ночам его беспокоили прокурорские либо милицейские, всегда обходилось. Приедут, осмотрят интересующего их покойника, составят бумаги и отчалят восвояси. У каждого своя работа. Как сказал Валек, каждый разгребает свой навоз.
   - Сегодня с дорожно-транспортных доставляли? - поинтересовался Косихин у Петровича.
   - Два часа назад привезли одного...
   - Необходимо срочно провести опознание погибшего его братом.
   За спиной Косихина маячила рослая фигура молодого мужчины.
   - Мы, что, мы завсегда - пожалуйста, - засуетился старик.
   Петрович проводил пришедших в холодильник.
   - Вот этого последним привезли, - он ткнул пальцем в крайний труп, уже лишенный одежды, и оттого походивший на всех остальных.
   - Узнаете? - спросил Косихин у сопровождавшего его мужчины.
   - Это мой брат. Какой ужас... - скорбно произнес Макс, готовый разрыдаться.
   - Нам нужно составить протокол, - обратился к Петровичу Косихин.
   - Конечно-конечно, процент... дуру надобно блюсти, - блеснул санитар своими познаниями в юриспруденции. - Проходите ко мне, там есть стол и стулка.
   В каморке Петрович прошелся по столу грязным вафельным полотенцем и выжидательно поглядел на Косихина.
   - Стулья еще есть?
   - Нету. Только там, в коридоре, лавка.
   - Тащи ее суда, - распорядился прапорщик. - Неудобно держать народ перед собой на ногах. Неловко.
   Тяжеленную, грубо сколоченную из доски пятидесятки скамью установили перед столом, за которым восседал на единственном стуле Косихин.
   Прапорщик с легким потрескиванием раздернул пластмассовую "молнию", и из папки извлек чистый бланк опознания трупа. Неожиданно раздался всхлип Макса. Размазывая кулаком по щекам несуществующие слезы, он выдавил из себя:
   - Как же так, братка? Горе-то какое... Кто теперь детишек твоих будет воспитывать?..
   Можно было, конечно, долго не мудрствуя, сразу пристукнуть санитара и без помех обстряпать свое поганое дело. Без пыли и шума, как говорится. Но... нельзя. Прежде всего, им был нужен труп именно с автодорожной аварии. Таковой мог указать только санитар. Кроме того, мертвый Петрович, даже обгоревший, не должен иметь на себе следов насильственной смерти в виде пробоин в черепе или дырок в сердце.
   Будто спохватившись, Макс произнес виновато:
   - Извините меня, нервы сдали. Брат все-таки. Ничего, если я немного выпью.
   Он поднял с пола стоящий рядом с ним добротный кейс. Поставил себе на колени.
   - Братана помяну и легче мне станет.
   Косихин не возражал. Петрович тоже был не прочь составить ему компанию. Когда проклятый Валек притащится?
   Макс достал из кейса бутылку водки и водрузил на стол. Рядом легкий пластмассовый стаканчик.
   - Я не настаиваю, но все-таки осмелюсь предложить вам выпить вместе со мной за упокой брата. Протокол можно составить позже.
   Косихин неопределенно пожал плечами и взглянул на Петровича, в глазах которого при виде бутылки вспыхнули синие искры желания.
   - Мне, в принципе, все равно. Я не спешу. Максим Владимирович, искренне сочувствую вашему горю, поэтому - не возражаю.
   К одиночному стаканчику припарковалась еще пара таких же близнецов.
   Макс свинтил желтую жестяную пробку и разлил жидкость по стаканам.
   Себе - немного, на полтора пальца.
   Когда горлышко бутылки соприкоснулось с краем стаканчика прапорщика, тот придержал его руку.
   - Прошу прошения. На службе. Мне и этого достаточно.
   Петровичу набулькал до самых краев.
   - За помин души.
   Выпили.
   Выждав немного, повторили. В прежнем количестве, но без Косихина.
   - Нельзя мне, - отказался он. - К начальству на доклад идти.
   На столе возникла вторая бутылка. Макс придвинул ее поближе к санитару.
   - Это, батя, тебе презент, за хлопоты. Утром пригодится для поправки здоровья.
   Петрович слабеющими пальцами сграбастал со стола подарок, намереваясь упрятать бутылку подальше в тумбочку, чтобы не попалась на глаза Вальку. Вылакает. Вылакает, проклятый, как пить дать вылакает. На полпути к тумбочке ноги его подломились, словно сухие березовые ветки, и он свалился на пол.
   Санитар был мертвецки пьян. Организм его, истощенный регулярными и не ведающими выходных приемами горячительных напитков, хотя и нуждался в постоянной спиртовой подпитке, но не в лошадиных же дозах, однако. Два стакана водки уработали его почище боксерского хука.
   Петрович спал, прижав к груди бутылку, воспринятую последним проблеском сознания, как нечто самое дорогое и сокровенное. Последнюю бутылку в своей жизни.
   На завершение операции потребовалось не более пяти минут. Из холодильника в темпе выволокли труп "брательника" Макса и положили в коридоре у входной двери.
   Косихин вышел на улицу. Убедившись, что им ничто не помешает, помигал карманным фонариком: две короткие и одна длинная вспышка тотчас зажгли красные габаритные огни стоявшей неподалеку машины. Затем вспыхнули огни заднего хода, и через несколько секунд у крыльца морга остановилась "косихинская" девятка. Ей, бедолаге, в эту ночь тоже было суждено умереть.
   - Нормально? - раздался из салона голос Карины.
   - Порядок, - ответил ей Косихин, вытаскивая из багажника две двадцатилитровые канистры с бензином. Металлические емкости, призванные впоследствии косвенно подтвердить факт побега Косихина, должны были сыграть определенную роль, для которой легкосгораемые канистры из пластмассы не годились.
   На место канистр в багажник перекочевал труп из морга. Обильно, до капельки, расплескали бензин, особенно досталось холодильнику и каморке Петровича.
   - Смотри, не вздумай закурить, недотепа, - процедил сквозь зубы Макс, обращаясь к Косихину, задыхавшемуся от бензиновых паров. - Враз превратимся в цыплят-табака.
   - Не дурак, понимаю.
   - Хорошо, что понимаешь, а вот насчет первого утверждения - сомневаюсь, - приговаривал Макс, продолжая делать свое дело.
   Он достал из кейса гладкую, как яйцо, гранату РГД-5, и тщательно обтер ее носовым платком. Затем вложил гранату в потную ладонь Петровича и крепко сжал ее старческими пальцами дрыхнувшего без задних ног пьяного санитара.
   - Готово!
   Удерживая в носовом платке "эргэдешку" и не оставив на ней своих отпечатков, он метнулся за угол морга. Осторожно положил ее на землю в заранее облюбованном месте. Вроде как ненароком оброненную кем-то. Как сказал Ведьмин, чем больше непоняток для следователя, тем для них лучше.
   Вернувшись в каморку Петровича, Макс прикрепил скотчем к ножке стола еще пару гранат. Косихин стоял рядом и наготове держал в руке катушку с тонкой капроновой нитью.
   Макс пропустил конец нитки через кольца гранатных запалов и завязал глухим узлом. Лишь затем с опаской разогнул усики под определенным углом.
   Все. Можно уходить.
   О своих следах, оставленных в конуре Петровича, они не беспокоились. Огонь уничтожит все.
   - В машину! - скомандовал Макс прапорщику.
   Давно ожидавший такого приказа, не на шутку трусивший Косихин выскользнул в дверь, предварительно зафиксировав ее в открытом положении деревянной щепкой. Все должно сгореть бесследно.
   Бросив прощальный взгляд в раскрытую дверь морга, прапорщик плюхнулся на переднее сиденье рядом с Кариной.
   Тем временем Макс потихоньку стравливал с катушки капронку и тоже двигался на выход. Выйдя на улицу, он полной грудью вдохнул бодрящий осенний воздух и негромко произнес:
   - Трогай, Карина, помалу.
   Универсальная, лишенная комплексов девица включила первую передачу, и "девятка" медленно поползла вперед. Макс шел рядом с машиной, метр за метром сбрасывая нить с катушки на землю.
   Через сотню метров он остановился.
   - Тормози!
   Карина послушным роботом выполнила и эту команду.
   Очутившись на заднем сиденье, Макс крепко зажал катушку в кулаке.
   - Погоняй, быстрее!
   Вовремя. Из-за поворота дороги, проходившей по опушке березовой рощи, пробивался свет фар встречной машины.
   Взвизгнув шинами по мерзлому шоссе, "девятка" рванула вперед.
   Через несколько мгновений сильнейший взрыв потряс холодный и неподвижный воздух, и яркое зарево взметнулось в октябрьское небо.
   - Быстрее!
   Макс энергично заработал руками, втягивая в салон капроновую нить-растяжку.
   - Вот они, родимые! - радостно воскликнул он и торжественно побрякал за спиной Карины целехонькими кольцами от запалов.
  
   Глава 10. КОСИХИН ПОГИБ?
  
   В Степногорске с утра стояла скверная погода. Поздний рассвет, хмурый и промозглый, принес с собой порывистый северный ветер. Закружились, завертелись в последнем танце-полете бурые листья, навсегда прощаясь с родными ветками берез и тополей. Деревья, повинуясь законам природы, без сожаления сбрасывали на землю неприглядный наряд и готовились к встрече с зимой.
   Что ж, всему свое время. Еще не раз весной березы набросят на себя яркие зеленые платья, чтобы осенью сменить их сверкающие золотом сарафаны. Все это когда-то будет.
   А сегодня в небе густо закучерявились тучи, и на неприглядный в своей осенней серости город сыпанул мелкий снежок.
   Ратников стоял перед распахнутой форточкой, рискуя простудиться. Единственное окно его кабинета выходило на перрон, на котором группами по два-три человека толпились встречающие. С минуты на минуту должен прибывать фирменный "Новосибирск - Степногорск".
   У Сергея было подавленное и отвратительное настроение, чему была веская причина, о которой еще не знали товарищи.
   Вернувшись из Новосибирска, он передал ребятам свой разговор с Косихиным и его реакцию на заочный приговор бывших бойцов первого взвода. Мнение оказалось единодушным: по собственной воле Косихин с жизнью не расстанется. Не таков человек.
   - Чувствую, уйдет ведь, сука, - сокрушенно произнес Портос. Его поддержали остальные.
   - Куда он может слинять? - спросил Новиков. - Разве только обратно в Чечню.
   Слова Комиссара оказались пророческими, но этого тогда никто знать не мог.
   - Как же, в Чечню теперь Косого никакими калачиками не заманишь, - иронически усмехнулся Бача. - Трус он. Ссыкун по натуре.
   - Вот от таких можно ожидать всего. В борьбе за собственную шкуру подлецы бывают отчаянными храбрецами. Дома его неминуемо ожидает смерть, а там, в Чечне, у него есть призрачный шанс остаться живым, - сказал Ратников.
   - Ребята, давайте не будем гадать на кофейной гуще, - подвел итог Новиков. - Подождем неделю, а дальше подумаем, как действовать. Кассета и фотографии у тебя?
   Ратников хлопнул по внутреннему карману куртки.
   - Береги. Это единственные козыри, которыми мы располагаем.
   Сегодня, спустя четыре дня после разговора с Косихиным, такая козырная карта у него отсутствовала. Накануне Ратников находился на "сутках". Ксана дежурила в больнице, и Пашка ночевал у бабушки. Старушка, после второго рождения Сергея, души не чаяла в правнуке, по несколько дней не отпускала пацана домой к родителям. Ратников младший, почувствовал слабину, сам не торопился в родительский "скворечник". После школы до самой темноты, несмотря на холодную погоду, гонял по улице на велосипеде с такими же сорванцами. Вечером Пашка кое-как готовил уроки и, лакомясь бабушкиными блинчиками с малиновым вареньем, засыпал, едва коснувшись головой подушки.
   Выбрав свободные полчаса, Сергей заскочил домой перекусить и прихватить с собой пару бутербродов на ночь. Он прошел на тесную кухоньку и поставил чайник на газ. На вторую конфорку сковородку с котлетами.
   Ожидая, когда закипит чайник, Сергей прошел в гостиную.
   На первый взгляд, беспорядка в комнате не просматривалось. Лишь только дверцы книжного шкафа оказались распахнутыми. На полу рядом лежал томик Чейза, любимого Ратниковым детективного писателя.
   "Может, Пашка забегал домой по надобности, и обронил книгу?" - подумалось ему.
   Но в следующее мгновение иллюзия присутствия сына в квартире исчезла. Ее сменила горькая констатация факта, что у него дома побывал посторонний. Причем не обычный "домушник", хапающий подряд все более-менее ценное. Человек, побывавший здесь, имел цель отыскать конкретную вещь.
   Все оказалось на месте, если не считать нескольких бесследно исчезнувших аудиокассет. Пустой крутящийся подкассетник, сияя пустыми черными щелями, стоял рядом с новеньким и нетронутым видаком на журнальном столике, а кассеты испарились, словно их и не было. Незваный гость проигнорировал и пухлую стопку денег, находившуюся в вазочке за стеклянной дверцей серванта. Кажется, все ясно.
   Ратников просунул руку за плотный книжный ряд, заранее уверенный, что там ничего не окажется. Рука встретила пустоту.
   Фотографии и кассета, ставшие петлей на шее Косихина, испарились. Впервые после побега из плена Сергеем овладели апатия и слабость.
   - Поделом. Это расплата за самоуверенность, майор. Ведь Новиков предупреждал, чтобы ты берег "компру" на Косихина как зеницу ока.
   Но ты не вник. Не осознал. Так получай оплеуху, мой юный друг. Что ребятам скажешь? Как оправдаешься?..
   Сергей опустился на диван и закурил, роняя столбики пепла на ковер.
   Похитивший пленку и фотографии верно просчитал, что Ратников о краже заявлять не станет. Во-первых, несолидно приличному оперу, заявляя о краже из собственной квартиры, вешать товарищам "глухаря". Не принято такое в милицейских кругах. Что ты за оперативник, если в твоем доме вольготно чувствуют себя воры? Отношение от коллег получишь соответствующее.
   Во-вторых, какая это кража, если пропало несколько кассет да несколько фотографий, в принципе не имеющих стоимости? Такую мелочевку никто не зарегистрирует, в лучшем варианте, "отказняк" сляпают, и все дела. По малозначительности. Стоимость похищенного ничтожна мала, следовательно, нет состава преступления. Молодец, Косихин, соображаешь, когда надо.
   Мысли в голове путались, перескакивали с одного на другое и безнадежно рвались, отчего Ратников не мог сосредоточиться и выстроить логическую цепочку дальнейших действий.
   "Если похищение документов не дело рук самого Косихина, то по-любому связано непосредственно с ним. Прежде всего, он заинтересован в обладании пленкой и фотографиями. Оперативно сработано. Недооценил я его... Так. Что дальше? Вместе с документами он получает ощущение относительной безопасности. Минует угроза для его жизни со стороны правосудия, однако он должен понимать, что успешно выполненная данная акция является верхушкой, видимой частью айсберга. Основная опасность таится глубоко внизу в подводной пучине невидимых глазом человеческих чувств и мыслей, бывших товарищей по оружию, ставших с некоторых пор смертельными врагами. Сохранить жизнь возможно, держась подальше от Ратникова и его друзей. Для этого необходимо уволиться из органов и залечь на дно в районе Сахалина или Камчатки. Чем дальше - тем больше шансов остаться не вычисленным".
   Ратников взглянул на настенные часы. Елки-палки, опоздал уже, давно пора быть в отделе. Ужин полетел ко всем чертям.
   Он подхватился, бросился на кухню, где на плите вовсю бурлил чайник, а котлеты исходили призывным аппетитным запахом. Перекрыв газовый кран, в спешке отхватил полбуханки черного хлеба, завернул в кусок фольги горячие котлеты. Сложил все это в полиэтиленовый пакет. Сверху бросил пару краснобоких яблок. Пошарив в холодильнике, добавил банку килек. Ночь бывает длинной до бесконечности, особенно, на голодный желудок. Захлопнул за собой дверь и выбежал на улицу.
   "Ладно, - со злостью думал Ратников, шагая по узкой и темной осенней улице. - Поглядим, чья возьмет. Не всегда скоту масленица, в рот ему дышло..."
   До срока, отведенного Косихину, оставалось два дня. Завтра он сообщит ребятам о пропаже кассеты и фотографий и вечером отправится в Новосибирск. Возьмет неделю в счет отпуска и поедет. Промах допустил он, значит, ошибки ему и исправлять. Приговор будет приведен в исполнение. Чего бы это ни стоило.
   Тонкая перегородка, разделявшая кабинеты оперативников, задрожала от глухого удара тяжелого кулака Портоса.
   - Седой, - раздался его голос, - на обед будем выдвигаться или "а ну его на хрен"?
   - Погода не фартит, Портос. Скорее всего, "а ну его на хрен", - ответил Сергей.
   - Понял. Значит, обедаем в кабинете, чем бог послал, - добродушно басил Портос. - Ставь чайник.
   Разговор происходил при закрытых дверях, без напряги голосовых связок.
   - Прелестно, - замурлыкал здоровяк Портос, любивший повеселиться, в смысле пожрать. Стол накрываем в моих апартаментах?
   - Валяй, - согласился Ратников.
   Фанерная стенка между их кабинетами была проломлена в трех местах. Подумаешь, порезвился Портос, будучи в подпитии, обращаясь к Ратникову. Вместо легкого интеллигентного стука костяшками пальцев получался удар кулаком средней силы, оборачивающийся очередной дырой в фанере. Эти дыры приводили в бешенство Нетракова, каждый раз грозившего произвести ремонт кабинетной перегородки за счет Портоса. Слава богу, пока дело до этого не доходило. Но и для кулуарных бесед, сами понимаете, их кабинеты вовсе не годились. Получалось, по секрету - всему свету.
   Сергей прихватил электрический чайник, в умывальнике из-под крана набрал ледяной воды. Вернувшись в кабинет, он воткнул вилку шнура в розетку и вновь занял позицию у окна.
   За стеной кряхтел и шебуршился Портос, сопровождая невнятное бормотание вполне различимым слабым матом. По всей вероятности, он снимал луковую рубашку, потому что во время общения с салом Портос никогда не ругался.
   Фирменный поезд "Новосибирск - Степногорск" прибыл на первый путь. Через несколько минут перрон обезлюдил, непогодь заставляла искать спасение в теплых помещениях.
   Перед окном Ратникова стоял восьмой вагон с распахнутой дверью рабочего тамбура. Вдруг в проеме тамбурной двери показалась невысокая фигура Громилы. Движения его были замедленными и неестественными. Шел как-то боком, вытянув в сторону голову на тонкой шее. Корпус Громилы уже находился в тамбуре, а голова и руки в помещении вагона. Создавалось впечатление, что руками он кого-то тянет за собой, а его, в свою очередь, за голову втягивали обратно в вагон.
   Еще один мучительный рывок маленького милиционера прояснил ситуацию: он конвоировал задержанного. Причем не предусмотренным уставом патрульно-постовой службы способом. Да где напасешься их, этих способов, на все случаи жизни?
   Задержанный был на целую голову выше Громилы, эдакий стриженый качок-здоровячок, и подчиняться требованиям минимента явно не желал.
   Оставалось загадкой, кто кого первым тяпнул: задержанный ли Громилу за ухо, или Громила первым ухватил задержанного за мужское достоинство в области гульфика. Однако факт был налицо. Милиционер, сжав в руке, ну... это самое со всеми причиндалами, тянул нарушителя за собой, как на поводке злобного пса.
   Качок, впившись зубами в милицейское ухо, всячески упирался. Ситуация была трагикомичной и близкой к патовой.
   Медленно двигались они, рыча и подвывая, наливаясь злобой до самых ноздрей. Громила посильнее потянет - качок крепче стискивает зубы. Громила ослабит хватку - качок останавливается как вкопанный.
   - Портос! - врубившись в ситуацию, крикнул Сергей. - Бегом в восьмой вагон! Помоги Громиле!
   - Что такое?
   - Неповиновение. Да побыстрее ты шевелись, броненосец! Громила рискует остаться без уха!
   Тяжело пробухали по коридору шаги Портоса, и через пять минут качок с изрядно помятыми боками был препровожден в дежурную часть для составления протокола.
   Тем временем, в чайнике забурлил кипяток. Сергей выдернул шнур из розетки. Прихватив с собой чайник, зашел во владения Портоса.
   На столе, вместо скатерти застеленном чистыми бланками протоколов, аккуратными прямоугольниками лежало прихваченное морозцем с широкой, в палец, мясной прослойкой. Горка фиолетовых луковых колечек распространяла в воздухе пахучий, щипающий глаза запах.
   В ожидании Портоса Сергей нарезал хлеб. Вспорол банку килек. Нормально. Жить можно с таким провиантом.
   Вернулся Портос. Потирая руки, он уселся за стол и вопросительно взглянул на Ратникова, как бы спрашивая: не пора ли начинать трапезу?
   - Громила зайдет?
   Портос утвердительно кивнул.
   - Протокол только оформит и забежит на чашку чая, так сказать.
   - Что у него стряслось в вагоне?
   - Обычная "бакланка". Пережрал водяры да покуражился малость среди женщин, козлина вонючий. Короче, крышка коню пожарному.
   - Почему "коню пожарному"? - не понял Сергей.
   - Дак, пожарником он работает в районе.
   - То-то, вижу - рожа знакомая.
   - Видать, одурел от безделья, сам-то попробуй месяцами ничего не делать, поневоле "крыша" набекрень свалится. Вот он и поставил на голову весь вагон. Спустил штаны до колен и давай бегать по вагону, хозяйством трясти. Когда дело дошло до разбирательства в милиции - зауросил ишак, выпрягся вконец. Сейчас дежурный прокурорского следака подключит, неповиновение, скорее всего, припаяют. Плюс "хулиганка" с особым цинизмом - мало не покажется. Слышь, Седой, это у нас демократия такая - уши ментам отгрызать? Глядишь, скоро носы откусывать начнут.
   - Не беспокойся. Тебе членовредительство не грозит, - успокоил его Ратников. - Ты сам любого загрызешь насмерть.
   - Скажешь тоже... - хмыкнул Портос.
   - Разрешите, отцы-командиры?
   На пороге стоял Громила. Раскосые черные глаза его смотрели на присутствующих хитро и озорно. Глядя на него, не скажешь, что полчаса назад он получил изрядную трепку от подвыпившего бугая. О случившемся напоминало только левое ухо - опухшее, со следами человеческих зубов, причудливым лиловым языком свисавшее книзу, подобно уху спаниеля.
   - Чайком мента побалуете? Между прочим, могу продать хорошую новость за кружку чая и шматок сала. Покупаете? Хотя, что мне ваше сало и чай? Цена моей новости - литр водки и закуска от пуза. А?
   - Заходи, нечего выпендриваться, - буркнул Портос.
   Громила не торопясь снял бушлат, набросил его на дверную ручку. Туда же пристроил и шапку.
   Осторожно ощупал пальцами пораненное ухо.
   - Вот сатана, - горестно вздохнул он. - Надо же так ухо изжевать. Как в мясорубке побывало.
   - Ты его, часом, яиц не лишил? Евнухом не сделал? - едва сдерживая смех, спросил Портос. Ненароком, из потерпевшего превратишься в обвиняемого.
   - Как же, сделаешь этого бугая евнухом... - обиженно засопел Громила. - Да его хозяйство трактором выдергивать нужно, и чтобы канат был в руку толщиной.
   - Ты что-то говорил про хорошую новость? поинтересовался Ратников.
   Громила бросил в рот кусок сала, следом за ним отправил большой луковый кружок. Лицо его сморщилось, и в уголках глаз заблестели выступившие слезы. Отхлебнул из кружки горячего чая и, наконец, перевел дух.
   - Вчера я был в Новосибирске, сами знаете. Поезд сопровождал.
   Контора гудит, как улей. Знаете причину? Косихин приказал долго жить.
   Откинул копыта, сволочь.
   - Как это случилось? - не совсем веря услышанному, осторожно спросил Сергей.
   - Разбился на машине, - коротко пояснил Громила, - хоронить будут сегодня.
   - Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, - удовлетворенно крякнул Портос. - Косой получил сполна, что ему причиталось.
   - Похороны, говоришь, сегодня?
   - Кажется, - неуверенно подтвердил Громила. - Так мне сказал помощник дежурного.
   - Дундук, - осерчал Ратников. - Был в Управлении и не смог разнюхать подробности. Сам знаешь, с каким нетерпением мы ожидали такого сообщения.
   - Извиняй, Седой. В высокие кабинеты я не вхож, - язвительно ощетинился Громила. - С периферийным прапорщиком какой разговор? Невелика шишка.
   За что купил...
   Сергей снял трубку железнодорожного телефона и набрал номер Дембицкого.
   Как начальник отдела кадров, Дембицкий в первую очередь должен быть осведомлен о происшествиях с личным составом Управления.
   С некоторых пор между Ратниковым и Дембицким, несмотря на существенную разницу в служебном положении, установилась аура взаимопонимания, обусловленная простотой общения и сложившаяся в результате нескольких личных встреч и телефонных звонков.
   - Сергей Алексеевич? Ратников из Степногорска беспокоит.
   - Слушаю тебя, тезка?
   - Товарищ полковник, до забытого богом Степногорска докатился слух, что в нашем отряде опять имеются потери?
   - К сожалению, слух соответствует действительности, - вздохнул в трубку Дембицкий.
   - Косихин?
   - Он.
   - Что произошло, Сергей Алексеевич? Как он погиб?
   - По телефону подробно не расскажешь. На сто девяностом километре от Новосибирска его "девятка" не вписалась в поворот и ушла под откос с высоты около десятка метров. Есть там такой участок трассы. Потом загорелась.
   - Его опознали?
   - Косихина? Установлено, что машина принадлежала ему. В салоне обнаружили оплавленные ключи от служебного кабинета, жетон, кокарду и звездочки с погон. Все это в совокупности указывает на личность Косихина. Для опознания труп Косихина предъявили его непосредственному начальнику подполковнику Ведьмину, который и признал в погибшем своего подчиненного прапорщика Косихина.
   - Жене труп не показывали?
   - Понимаешь, тезка, такое ужасное зрелище не для женских глаз. Прапорщик превратился в обугленную головешку, сегодня его похоронят в закрытом гробу. В багажнике машины находились две полные двадцатилитровые канистры с бензином, сгорел он почти дотла. Какое уж тут опознание женой?
   - Да, действительно... - протянул Ратников. В котором часу произошла трагедия, Сергей Алексеевич?
   - Примерно около трех часов ночи.
   - Последний вопрос, товарищ полковник?
   - Спрашивай, - разрешил Дембицкий.
   - Вы не установили, куда и с какой целью Косихин ехал в середине рабочей недели? Ведь он, кажется, свой отпуск уже использовал. Не могли его, уже мертвого, сбросить с машиной вниз, а затем поджечь машину?
   Ратников принаглел: воспользовавшись разрешением на один вопрос, он задал полковнику сразу несколько.
   - Ну, ты даешь... - Дембицкий был несколько обескуражен вопросами майора. - Косихин отпуск отгулял сразу по прибытии из Чечни. Это первое. Далее, ночное время является внеслужебным, поэтому он волен распоряжаться им по своему усмотрению. С женой мы на эту тему не беседовали. Сейчас ей не до таких разговоров. Что касается твоего третьего вопроса, смею тебя уверить, по предварительному заключению судебных медиков, смерть Косихина наступила от повреждений внутренних органов, не совместимых с жизнью и образовавшихся в результате автодорожной аварии. Вопросы еще имеются, майор?
   - Никак нет, товарищ полковник.
   - Кстати, почему тебя так подробно интересуют обстоятельства смерти Косихина?
   - В Чечне вместе красные сопли на кулак мотали, Сергей Алексеевич.
   А тут такая неожиданная и глупая смерть.
   - Понятно.
   В конце разговора Ратников едва не выдал себя, брякнув в микрофон бодрую фразу:
   - Ну и хорошо. Ладушки. Все, Сергей Алексеевич, у матросов нет вопросов.
   - Не понял, тезка. Ты как будто доволен, что Косихин погиб?
   - Ни в коем случае, - добавив в интонацию скорбные нотки, поспешил реабилитироваться Сергей. - Поговорка у меня такая.
   - Смотри у меня, весельчак, - в шутку пригрозил полковник. - Конец связи?
   - До свидания, Сергей Алексеевич.
   - Будь здоров, майор.
   Повеселевший Ратников бросил трубку на аппарат.
   Портос, успевший за время разговора Ратникова с Дембицким смолотить половину обеда, разминал пальцами сигарету. Прикурив, он сытым и добродушным котом развалился на стуле и протянул из-под стола ноги, обутые в ботинки сорок шестого размера.
   - Ну, и...?
   Часы на руке Сергея показывали четырнадцать ноль пять. По обычаю, вынос тела для погребения производится ровно в четырнадцать.
   - Похоже, в эти минуты для Косихина действительно играют похоронный марш, - произнес Ратников. - Рыдают трубы и печально звенит медь тарелок.
   - Стоит моя новость литра водки, Седой? - поинтересовался Громила.
   - Будет тебе сегодня водочка под хорошую закусь, гроза мелких хулиганов. Будет, - твердо и весело пообещал ему Ратников.
  
   Глава 11. КОСИХИН МЕНЯЕТ ОБЛИК
  
   В дымящемся мареве безоблачного неба солнце зависло спелым апельсином, проливая на землю потоки света и тепла. Город был похож на преисподнюю. Все вокруг полыхало жаром: мягкий тягучий асфальт, сверкающие трамвайные рельсы, дома и рекламные щиты источали нестерпимый зной. Недоставало лишь пляшущих рогато-хвостатых тварей.
   Из-за угла дома появился Косихин с матерчатой авоськой в руке. Чтобы попасть в булочную, ему следовало пересечь трамвайные пути, но это было непросто: по улице туда-сюда нескончаемым потоком плыли бесконечные трезвонящие трамваи.
   "Откуда их столько в городе?" - подумал Василий.
   Стоять на одном месте было невозможно: пылающий огонь проникал сквозь тонкие подошвы туфель.
   Жирная тетка с крутыми бедрами, начинавшимися сразу из подмышек, неожиданно рванулась наперерез трамваю, и в спешке сшибла с ног Косихина.
   Легкой, невесомой пушинкой Василий лег на рельсы прямо перед приближающейся железной махиной. В ужасе закричали стоявшие рядом женщины и дети.
   Откуда-то со стороны и сверху Василий увидел, как из-под колес трамвая тяжелым капустным кочаном выкатилась его голова с широко раскрытыми глазами, и синеющие губы недоуменно прошептали: "Ну, ни хрена себе, сходил за хлебушком..."
   Василий в ужасе закричал, руками схватился за голову, и... проснулся.
   По-прежнему монотонно стучали колеса. Шторки окна были задернуты.
   Над потолком мерцала ночная лампа. Значит, за окном ночь.
   Возглас Василия разбудил Нуржана, приставленного к Косихину Русланом.
   - Сон плохой, да? - спросил Нуржан.
   Он нашарил у себя над головой и включил боковой светильник.
   В купе стало светлее.
   Нуржан сел на измятую простыню и поправил съехавший набок ватный матрац. На столике, соприкасаясь стеклянными боками, тихо звенели бутылки с пивом.
   - Приснится же такая чертовщина, - невнятно прошептал Косихин.
   - Не приведи, господи.
   Нуржан сковырнул с бутылки жестяную пробку. Налил себе стакан.
   - Водки давай, - простонал Косихин, прислушиваясь к затухающему в груди биению сердца.
   - Как хочешь, - бесстрастно согласился с ним Нуржан, получивший соответствующую инструкцию от Руслана по исполнению прихотей Косихина в части спиртного. Вторым пунктом ему было строжайше приказано не спускать глаз с подопечного.
   Косихин всосал полстакана водки, вяло зажевал куском колбасы.
   Почувствовав некоторое облегчение, добавил пива. Босыми ступнями отыскал на ощупь под столиком тапочки, встал, слегка пошатываясь.
   - В туалет нужно, - привычно и коротко пояснил он Нуржану.
   - Вместе пойдем. Покурим заодно, - сказал Нуржан, выходя следом за Василием.
   Они прошли в тамбур по ковровой дорожке, протянувшейся от начала до конца коридора, придерживаясь за оконные поручни, чтобы не ввалиться в открытые двери чужих купе.
   Вернувшись, Косихин плеснул себе еще водки и через пять минут, подтянув к подбородку колени, в который раз за время пути, провалился в мир грез и видений.
   Косихин водкой глушил страх. Предстоящая новая жизнь, неизбежно полная тревог и риска, пугала его. Однако представленная подполковником Ведьминым перспектива его дальнейшей жизни не давала Косихину права выбора. Вернее, выбор имелся: смириться с приговором товарищей и покончить жизнь самоубийством. Но такое решение ни в коей мере не устраивало Косихина. Он хотел жить, дышать, ходить по земле, пить водку и любить женщин. В Чечне такое было возможно, в Сибири - нет.
   Засыпая, Василий успокоено вспомнил: - Отрезанная голова - это в "Мастере и Маргарите" Булгакова. Короче, мистика и блеф.
   Минеральные Воды встретили Нуржана и Косихина теплой и тихой погодой. Перед рассветом прошел дождь, и сейчас лужи на асфальте исходили легким паром под яркими солнечными лучами. Влажно блестела еще зеленая листва на деревьях. Близость зимы, столь явственная в Новосибирске, здесь не ощущалась.
   На привокзальной площади, забитой машинами, Нуржан, уворачиваясь от назойливых таксистов, подошел к водителю допотопного красного "Москвича". Перебросился с ним несколькими фразами и протянул стопку смятых купюр. Пожилой хозяин древнего авто радостно улыбнулся, согласно кивнул головой и приветливо распахнул перед ними двери машины.
   Ехали молча. На грязноватой улице, протянувшейся по городской окраине, Нуржан попросил остановиться. Соблюдая меры конспирации, он преднамеренно не назвал водителю нужный им адрес. После того, как "Москвич" скрылся из виду, они потопали обратно, свернули в извилистый переулок и вышли на соседнюю улицу. Через пять минут неторопливой ходьбы Нуржан остановился у калитки нужного им дома.
   Он надавил белую пуговку звонка. Перекрывая заливистую трель, послышалось глухое и злобное рычание. Сквозь глухой забор слышно было, как во дворе, судя по утробному лаю, зашлась в злобе огромная псина.
   - Сейчас открою. Иду! - донесся спокойный мужской голос. - Джульбарс, на место!
   Тяжелая калитка, обшитая железом с проступившими следами ржавчины, распахнулась и перед гостями предстал знакомый нам Алексей Рамазанович. Его выпирающий живот плотно обтягивала полотняная куртка неопределенного цвета, испачканная влажной землей и опилками. Круглую плешивую голову хозяина дома прикрывала широкополая соломенная шляпа. Светло-карие, с золотистой искрой глаза Алексея Рамазановича излучали доброту и приветливость. На первый взгляд, обычный пенсионер, копошащийся на своем приусадебном участке, каких в каждом городе многие тысячи.
   Узнав Нуржана, Алексей Рамазанович расплылся в улыбке, понимая, что этот визит принесет ему солидный куш: с Нуржаном просто так, в гости, не приходят.
   - Прошу в дом, гости дорогие, - пригласил прибывших хозяин после обязательного кавказского приветствия в виде вежливых объятий и похлопываний по спине.
   - Барашка зарежем, плов будем готовить и вино пить.
   - Рахмат, уважаемый, - сдержанно и с почтением ответил на приветствие Нуржан. - Обязательно посидим за столом, отведаем угощения.
   Алексей Рамазанович провел гостей в осенний сад, где в воздухе стойко держался запах фруктов, и усадил в удобные деревянные кресла возле складного пластикового столика. Извинившись перед Нуржаном, он легко взбежал по высоким ступенькам крыльца и тут же вернулся обратно. Аккуратно положил на край стола стопку чистых полотенец.
   - С дороги вам умыться нужно, - сказал он с извинительной улыбкой.
   - Где находится умывальник, ты, Нуржан, знаешь. Я пойду распоряжусь насчет обеда. К тому же, позвонить надо, чтобы к вечеру молодого барашка освежевали. Шашлык будем готовить, плов там...
   С этими словами Алексей Рамазанович покинул гостей.
   - Кто он? Спросил Василий, дождавшись, когда хозяин уйдет.
   - Знакомый, - уклончиво ответил Нуржан. - Просто знакомый.
   Между прочим, такие вопросы здесь задавать не принято.
   - Надо же... - удивился Василий. - Встречает, как брат родной.
   Нуржан высокомерно поглядел на Косихина.
   - Здесь - Кавказ, законы другие. Понимаешь? У вас, русских Иванов, все по-другому, а тут все люди - братья. Особенно мусульмане, понимаешь?
   Наткнувшись на просящий взгляд Василия, он сказал:
   - Потерпеть немного не можешь. За стол сядем - пожалуйста.
   - Мне бы чуток, голова разболелась, - соврал Косихин.
   Нуржан разодрал "молнию" дорожной сумки, извлек из нее бутылку и складной пластмассовый стаканчик. Плеснул в него водки, которую Косихин оприходовал одним глотком.
   Остаток дня Алексей Рамазанович и Нуржан провели в хлопотах, готовясь к вечернему застолью, обещанному гостям хозяином дома.
   Василий от нечего делать слонялся по усадьбе, обнесенной высоким металлическим забором, как по отдельному государству. Вначале он с опаской наблюдал за реакцией Джульбарса на его появление вблизи собачьей конуры. Затем, убедившись, что умный пес, повинуясь приказу хозяина, не обращает на него никакого внимания, он настолько осмелел, что позволил себе прошмыгнуть в сад в опасной близости от будки четвероногого сторожа.
   Там, на столике, рядом с тарелкой, заполненной поздними желтобокими яблоками, стояла трехлитровая бутыль с виноградным вином.
   С разрешения Нуржана Косихин пил вино, грыз яблоки и вел наблюдение за кавказцами, занятыми приготовлениями ужина.
   В похолодавшем осеннем воздухе плыли ароматы шашлыка и плова.
   Едва в вечернем небе вспыхнула первая звезда, Нуржан подозвал к себе Косихина.
   - Послезавтра, Василий, мы должны покинуть дом Алексея Рамазановича.
   Дальше поедем машиной, так безопаснее. За это время нужно сделать тебя хоть чуть-чуть похожим на мусульманина, во избежание ненужного интереса при возможной встрече с российскими солдатами. Этим займемся завтра с утра. Сегодня ешь-пей, сколько влезет в твое брюхо, но завтра, предупреждаю, о выпивке ты забудешь. Я отвечаю за твою безопасность, и ты обязан выполнять мои приказы. Понимаешь, о чем я говорю, да?
   Тон Нуржана был жестким и властным, не терпящим никаких возражений.
   Василий, осушивший половину бутылки в саду, находился в приподнятом настроении. Простота и легкость, с которой он оказался в доме Алексея Рамазановича, с сегодняшнего дня вселили уверенность в благополучном исходе авантюры, затеянной ради него Русланом и Ведьминым.
   - Понятно мне, - легко согласился с ним Косихин, но чеченец настырно продолжал вдалбливать в пропитанные алкоголем мозги бывшего прапорщика свою мысль.
   - Я хочу, чтобы ты осознал: время уговоров и моего доброго отношения к тебе завтра закончится, если ты ослушаешься меня. Иначе, я лично тебя убью, как взбесившегося шакала. Рисковать своей жизнью из-за твоей глотки у меня нет желания.
   - Где я здесь достану водки? - растерялся Косихин под напором чеченца. - Разве только ты когда угостишь?
   - Ну, это другой разговор, - видя, что ему удалось достучаться до замутненного вином сознания Косихина, повеселел Нуржан. - Обещаю угощу, когда прибудем на место.
   За ужином Косихин, памятуя о предупреждении Нуржана, избегал смотреть в сторону графина с вином. Он молча уплетал за обе щеки дымящийся янтарный плов, прихлебывая персиковый сок. Других напитков на столе не было.
   Лишь в самом конце трапезы, когда неразговорчивая и худая жена хозяина подала шампуры с шашлыком, Нуржан наполнил вином третий, пустующий, бокал и поставил его перед Василием. Благословил милостиво, так сказать.
   "Что ж... - смиренно думал Косихин. - Не обделил, и на том спасибо".
   Наутро Алексей Рамазанович, выкатив из гаража белую "Ауди", еще до пробуждения гостей куда-то уехал. Косихину, несмотря на сладкий утренний сон, в постели поваляться не позволил Нуржан. Он бесцеремонно пихнул его в бок кулаком и приказал:
   - Подъем! Пора за дело приниматься. Нас ожидают. Завтракать придется попозже.
   В саду под старыми яблонями действительно прогуливался невысокий худощавый мужчина с кожаным саквояжем в руке.
   Наскоро ополоснув лицо холодной водой, чтобы изгнать остатки сна, Василий уселся в кресло. Незнакомец поставил на столик чемоданчик и откинул крышку. Содержимое чемодана поразило Василия обилием всевозможных ножниц, щипчиков, пузырьков, заполненных разноцветными жидкостями, баночек и тюбиков с различными кремами и красками.
   "Не иначе, парикмахер или театральный гример", - подумал Василий.
   Незнакомец молча взял со столика приготовленную хозяйкой простыню и набросил ее на плечи Косихина. Затем из тюбика выдавил на его голову немного прохладной, щекочущей кожу жидкости и круговыми движениями кисточки взбил обильную пену. Несколько точных и рассчитанных манипуляций опасной бритвы начисто лишили голову Василия остатков скудной растительности. Теперь на лысине бывшего прапорщика, еще сохранившей летний загар, выделялись бело-синие проплешины тех участков, где раньше росли волосы.
   Незнакомец отступил на шаг от Косихина, окинул его взглядом и остался доволен: голова подопечного стала похожа на арбуз. Гладкая на ощупь и без единого пореза.
   Затем он намылил щеки и подбородок, и сноровисто выскоблил лицо Василия от четырехдневной щетины.
   - В баню, - негромко произнес он. - В парилке посидеть пятнадцать минут.
   В глубине сада над небольшой, но аккуратно срубленной из бруса банькой с утра вился полупрозрачный дымок.
   Василий прихватил с собой смену белья, предусмотрительно купленного им в Новосибирске, и нырнул в предбанник, а оттуда в парилку.
   Раскаленный воздух заставил его присесть на корточки и прикрыть голову руками.
   - Е-мое, тут и свариться недолго, - пробормотал Василий.
   Немного освоившись, он все же набрал в таз холодной воды
   и, кряхтя, взобрался на полок, где стойко прокорчился минут двадцать.
   Через полчаса Косихин снова оказался в кресле перед незнакомцем. Парикмахер-гример взял из саквояжа стеклянную баночку с яркой импортной наклейкой, снял крышечку и поддел на указательный палец немного светло-коричневого желе с приятным цветочным запахом. Ладонью, облаченной в тонкую хирургическую перчатку, чтобы не окраситься самому, он стал аккуратно втирать желе в круглый череп Василия.
   Наконец, он оставил голову Косихина в покое, содрал с рук перчатки и передал их стоявшему рядом Нуржану.
   - Сожги в бане.
   - Понял.
   Перед Василием появилась плоская коробка, в которой находились накладные усы. Не менее десятка. Разных по цвету и форме.
   Спустя десять минут все было готово.
   Взглянув в зеркало, Косихин увидел мужчину средних лет с обритой наголо головой. Ничто не указывало на тот факт, что час назад эта готова имела какую-то растительность - лицо и лысина Василия приобрели естественный телесный цвет. Усы широкой скобкой опускались к подбородку и были одного цвета с его бровями.
   С улицы послышался автомобильный гудок. Нуржан поспешно распахнул ворота и во двор зарулила белая "Ауди" хозяина. Он приехал не один. Рядом с Алексеем Рамазановичем сидел уверенный в себе пожилой мужчина в темном пиджаке и черной рубашке, застегнутой на все пуговицы.
   - Фотограф приехал, - шепнул Василию Нуржан.
   - Зачем? - едва слышно поинтересовался Косихин, но чеченец приложил палец к губам и посоветовал:
   - Не задавай глупых и ненужных вопросов.
   Посередине комнаты сноровисто установили на раздвижной треноге небольшой компактный фотоаппарат, и Василия усадили между объективом и туго натянутой на стене простыней.
   Трижды по глазам Косихина резанула фотовспышка, запечатлевая его в новом облике.
   Через пять минут Алексей Рамазанович и фотограф, прихватив с собой гримера-парикмахера, укатили на "Ауди".
   К вечеру паспорт для Косихина был готов. Его привез с собой хозяин дома.
   - С этого момента забудь свое имя и фамилию, Василий, - сказал Алексей Рамазанович, протягивая ему паспорт. - Теперь ты - Байтереков Исмаил Магометович. Держи!
   Василий раскрыл довольно потрепанную красную книжицу, и взглянул на собственную фотографию. Все верно. Фотография - его. Печать, тиснение в норме, не подкопаешься. Получен в одном из райотделов Чечни.
   Нуржан увлек за собой Василия в сад, усадил в кресло под старой яблоней и принялся втолковывать, как несмышленышу:
   - Завтра в обед мы отсюда уедем. Тебе следует вызубрить наизусть все записи в паспорте. Время и место рождения, где прописан, короче, полностью автобиографические данные. Это необходимо для возможного контакта с федералами. Впрочем, тебе общаться с ними, думаю, не придется. Верный способ избежать этого - прикинуться глухонемым и немного пришибленным. Понимаешь?
   - Что требуется от меня?
   - При возникновении опасности ты должен глупо и блаженно улыбаться. Можешь руками производить непонимающие жесты. Это несложно.
   Я могу показать несколько жестов, которыми пользуются при общении глухонемые.
   Весь вечер Нуржан убил на Косихина, наставляя и инструктируя его на случай встречи с российскими солдатами. Убедившись, что его старания не пропали даром, он удовлетворенно потрепал Косихина по плечу и произнес:
   - Не боись, Исмаил, все будет о'кей! Не ты первый... Главное, чтобы твое поведение было естественным, без всяких напряг, и тогда никто не заподозрит в тебе русского, если... не заставят спустить штаны.
   - Зачем это? - не понял Василий.
   - Чтобы стать настоящим мусульманином, недостаточно иметь паспорт с соответствующей фамилией. Нужно принять ислам и сделать обрезание.
   - Понятно, - обреченно пробормотал Косихин, наконец, осознавший, что дороги в прошлую жизнь у него уже не будет.
  
   Глава 12. ПОКУШЕНИЕ
  
   - Вопросы есть?
   - Понятно все, Седой, - ответил за всех оперов Портос. - Все срастется.
   На вечерней оперативке обсуждались последние штрихи по задержанию наркокурьера. Поезд, которым он следовал, должен прибывать в Степногорск около полуночи.
   В последнее время наркотики стали одной из основных причин головной боли милиции. Существующие призрачные границы между странами ближнего зарубежья не могли стать серьезной преградой для контрабанды наркотиков, и зараза эта распространялась по стране с катастрофической скоростью, угрожая захлестнуть дурманом некогда тихий и благополучный городок, волею судьбы и географического положения ставший приграничным.
   "Модной" болезни оказались подвержены, в основном, молодые ребята. Причем не только пятнадцатилетние отпрыски, но и те, которым далеко за двадцать, со сложившимися характерами и устоявшимися взглядами на жизнь.
   Забить "косячок", ширнуться в темной аллее парка перед дискотекой давно стало признаком удальства, входившим в привычку, незамедлительно перераставшую в опасную болезнь.
   Как бы там ни было, но перед страной нависла реальная угроза потери целого поколения. Милиция и здравоохранение оказались единственной силой, призванной решать проблему быстрорастущей, как снежный ком, наркомании. Однако попытки изменить ситуацию к лучшему зачастую были обречены. Отсутствие четкой государственной программы, недостаточность финансирования и скудность материального обеспечения, с учетом того, что наркотики - это серьезный бизнес с многомиллиардным оборотом, - сводили к нулю работу милиционеров и медиков. На скамью подсудимых садились рядовые потребители наркотического зелья, обычные пацаны и девчонки. Воротилы наркобизнеса, к сожалению, оставались в недосягаемости.
   Участок обслуживания Степногорского отдела милиции был специфичен.
   Более сотни километров железная дорога проходила по территории Казахстана, ставшего с приснопамятных времен независимым государством. Сие означало, что все проводимые российской милицией оперативно-следственные действия на этом участке железной дороги, являются незаконными.
   Интересная получалась картина. Железнодорожное полотно было российским, подвижной состав принадлежал России, механизмы и сооружения к Казахстану ни с какого бока, но все это закрыто для российских правоохранительных органов и спецслужб.
   Вот и приходилось бедолаге-менту идти на немыслимые ухищрения, чтобы, упаси бог, ненароком не нарушить интересы суверенного Казахстана, через который прямиком в Россию текли опиумные и гашишные реки.
   Информация, поступившая Ратникову, заслуживала внимания: сегодня курьер, по кличке Бычок, должен притаранить в Степногорск очередную партию "дури". Рецидивист дважды ускользал из сетей, расставленных на него милиционерами. На последней станции, расположенной на казахстанском отрезке железной дороги, он покидал поезд, и оставшиеся семьдесят километров до Степногорска преодолевал на попутном транспорте, щедро расплачиваясь с частниками.
   Таким образом, он проникал в город по российской дороге, на которой не было таможенного поста. Стражи таможни контролировали автотрассу, связывающую Новосибирск с Павлодаром, и это обстоятельство напрочь исключало возможность использования автомобиля для перевозки наркотиков непосредственно из Казахстана: такие машины таможенники шмонали особенно тщательно.
   На этот раз Бычок с крючка сорваться не должен. Два опера неусыпно ведут Бычка в вагоне. В их задачу входило не дать наркокурьеру выйти на казахстанской земле. При попытке Бычка покинуть вагон, они должны затеять с ним пьяную ссору и "перетянуть" его на российскую сторону, а дальше действовать по обстоятельствам. Либо задерживать и изымать наркотики, либо дать ему возможность спокойно проследовать до Степногорска, так как поезд на этом участке больше стоянок не имел.
   В случае, если Бычок все же доедет до Степногорска, его "примут" Бача и Портос. Под видом встречающих они должны его взять при выходе у дверей вагона, не дать ему возможности избавиться от наркогруза. Как говорят оперативники, произвести "сброс".
   - Не проще ли задержать Бычка прямо в вагоне? - спросил Бача.
   Ратников, считавший делом чести задержать Бычка с поличным, нервно засмеялся.
   - "Глухаря" захотел получить, Бача? Повторяю, задерживать Бычка в вагоне можно только в исключительном случае, и только на территории России. Думаешь, он, как последний лох, прячет "дурь" в своем кармане? Не-ет, родной. Лежит себе сверточек в уголке рундука. Никто не видел, как он туда его положил, на нем нет надписи, что пакет принадлежит Бычку. Ничейный, так сказать, бесхозный. Бычок сразу от него отопрется. Мол, я - не я, и хата - не моя. Что имеем в итоге? "Глухарь". Тормозить Бычка нужно только с поличным, и самый удобный момент для этого - на выходе из вагона. Под суету и гам встречающих. Именно тогда внимание его будет рассеяно и, значит, бдительность ослаблена. Вник?
   - Разложил по полочкам, - Бача шутливо развел руки в стороны. - Извиняйте. Я еще не волшебник, я только учусь.
   - Прощаем тебя, как несмышленыша в оперативной работе, - прогудел ему на ухо Портос. - Пора бы и поужинать, Седой?
   Ратников взглянул на часы. До прибытия московского оставалось почти три часа.
   - Мужики, на ужин отвожу полтора часа и ровно в двадцать три встречаемся в этом кабинете. Не забудьте одеться попроще и неприметнее, чтобы не выделяться из толпы.
   Дождавшись, когда опера покинут кабинет, Ратников распахнул настежь форточку, выветривая удушливый табачный угар, позвонил по телефону Ксане, оделся и вышел на улицу. Табельный ПМ в дежурку сдавать не стал. Какой резон утруждать себя, коль через час вооружаться снова?
   Улица встретила Сергея темнотой и стылой тишиной. На удивление было безветренно, что крайне редко для сибирской степи. Белесые дымки печных труб частных домов вертикальными столбами вонзались в черное ярко-звездное небо, не позволяя бархатному шатру опрокинуться на землю, покрытую белым, хрустящим под ногами снежком.
   Пройдя по натоптанной, едва заметно заснеженной тропинке березового сквера, Ратников оказался перед своей пятиэтажкой. Угловое окно на третьем этаже бросало на землю веселые оранжевые блики.
   "Ждут, - отметил про себя Сергей. - Ксана накрывает на стол, а Пашка, поди, крутится под ногами и норовит стащить что-нибудь вкусненькое".
   При мысли о жене и сыне на душе стало радостно и тепло. Приятно возвращаться не в осиротевшую от одиночества квартиру, а в уютное семейное гнездо, где тебя дожидаются любимые люди.
   По молчаливому обоюдному согласию Ксана о прошлом не обмолвилась ни единым словом, и Ратников в душе поклялся, что никогда с его уст не сорвется злой упрек о прошлой жизни Ксаны. Чего бы это ему не стоило.
   Его любовь к жене и сыну оказалась выше остальных мелочных жизненных невзгод.
   Невероятно, но после чеченского ада, их отношения приобрели такую хрустальную чистоту и нежность, которым не оказалось места до развода. Тот черный отрезок времени, прожитый им без Ксаны и Пашки, Сергей навсегда вычеркнул из своей жизни. Не было такого. Имел место кошмарный сон. Не более.
   Сергей ощутил в груди какое-то шальное детское озорство, вызванное предвкушением часового общения с женой и сыном.
   До подъезда оставалось метров двадцать, когда он различил в темноте очертания машины. Серые "Жигули" четвертой модели, стоявшие впритык к тротуару, он заприметил еще утром по дороге на работу. В салоне находились водитель и пассажир. Похоже, что с того времени "четверка" никуда не уезжала. Мотор автомобиля тихо ворковал на холостых оборотах.
   "Прогревает двигатель, - одобрительно подумал о водителе Сергей.
   - И правильно делает, крепкий морозец тянет".
   Внезапно в спину Ратникова ударил яркий световой сноп. Перед ним на тротуаре заблестела ледяная дорожка, отполированная неугомонными дворовыми пацанами. Сергей, как в детстве, сделал несколько резких и быстрых движений, набирая разбег и намереваясь проскользить на ногах по зеркальной глади.
   Вероятно, ребяческое озорство и спасло ему жизнь.
   Не удержавшись на ногах, он взмахнул наотмашь руками и стал валиться на спину. В это мгновение сзади раздались два негромких хлопка.
   С сухим звоном осыпалось окно квартиры на первом этаже. Сергей сразу не понял, что эти звуки не что иное, как выстрелы, а мишенью является он, майор Ратников.
   С кошачьей быстротой он вскочил на ноги, рванул "молнию" куртки, раздирая ее по живому, и выхватил из внутреннего кармана табельный "Макаров".
   Видно, не прогневил пока Ратников своего ангела-хранителя, уже дважды оборонившего его в Чечне от костлявой старухи и сохранившего жизнь в третий раз.
   "Четверка" по-сумасшедшему взревела и ринулась на него.
   Киллер намеревался в упор расстрелять майора, оказавшегося, как на ладони под ослепительно-белым светом автомобильных фар.
   Маневр киллеров, горевших желанием добросовестно отработать кровавые деньги и во что бы то ни стало выполнить задание, оказался на руку Сергею.
   Не имея перед собой никакого укрытия, он почти неосознанно прыгнул навстречу накатывавшей на него машине, тем самым оказываясь за пределами границ светового луча, и упал на запорошенную снегом землю. Над его головой вслепую завжикали пули, впиваясь в кирпичную стену пятиэтажки. Однако теперь Ратников имел преимущество: убийцы потеряли его из виду, зато он различил в салоне два силуэта.
   Когда "четверка" поравнялась с ним, он трижды нажал на спуск пистолета. Грохот "Макарова" заглушил выстрелы киллеров. Машина убийц описала правильный полукруг и врезалась в подъезд дома, сломав легкую дощатую дверь.
   Ратников вскочил на ноги и увидел, как из "Жигулей" в темноту метнулась человеческая фигура.
   - Стоять! - крикнул Сергей. - Стой, сука! Пристрелю!
   Человек на миг остановился, вскинул руку и огрызнулся яркой вспышкой очередного выстрела. Путь в спасительную темноту ему был отрезан Сергеем.
   У киллера оставался единственный выход: скрыться за углом дома.
   Для этого ему нужно было преодолеть десяток метров освещенного пространства: угол двора освещался единственным светильником в форме шара на высокой металлической штанге.
   Нет, не предполагали убийцы такого исхода. Иначе, заранее ликвидировали бы дворовое освещение. Понимая, что через секунду-другую он станет отличной мишенью, убегавший на ходу выстрелил в матовый шар. В последний раз.
   В тот самый момент, когда во все стороны брызнули осколки фонаря, табельный ПМ Ратникоа, изрыгнув огненный сноп из вороненого ствола, поставил последнюю точку в нападении. Убегавший по инерции сделал несколько вялых шагов, выронил из ослабевшей руки длинноствольный пистолет с навинченным глушителем и замертво повалился лицом в снег.
  
   Глава 13. ДОРОГА В ЧЕЧНЮ
  
   Зарумянился восточный край небосвода. "Ауди" Алексея Рамазановича, заправленная горючим под самую крышку бака, взяла курс на Моздок.
   Сидевшие спереди Нуржан и хозяин машины тихо беседовали между собой, не обращая внимания на Косихина.
   Василий при желании не смог бы понять смысла их разговора, так как совсем не рубил по-ихнему. С одинаковым успехом он мог бы слушать разговор негров или эскимосов.
   Василий приспустил боковое стекло и беспрерывно курил сигарету за сигаретой, стараясь подавить внезапно овладевшее им волнение. Несмотря на то, что чеченцы внешне были абсолютно спокойны и причин для беспокойства не наблюдалось, душа Косихина неизвестно отчего засумятилась, на ровную гладь уверенности набежала мелкая темная рябь - предвестник надвигавшегося шторма. Стараясь отвлечь себя от невеселых мыслей, Косихин сосредоточил внимание на причудливом кавказском ландшафте.
   Миновав достаточно крупное безымянное селение районного масштаба, машина круто свернула с асфальтированной ленты шоссе на проселочную дорогу. Теперь они то поднимались на пологие холмы, поросшие еще зеленым кустарником, то внезапно ныряли в глубокие лощины. Судя по затравяневшим, еле приметным следам колес, было очевидно, что этой дорогой водители пользовались редко. Скорее всего, она была проторена недавно, когда возникла необходимость нелегального обхода российских блок-постов по пути в Северную Осетию.
   Алексей Рамазанович уверенно лавировал между бесконечными прямоугольниками виноградников. Ни разу не сбился с пути, не повернул обратно.
   "Видно, часто приходится ему пользоваться тайным маршрутом", - подумал Косихин и... его неожиданно сморил сон.
   Проснулся он оттого, что машина остановилась.
   Открыв глаза, Василий увидел, что они находятся на лесной опушке, опоясанной невысокими колючими кустами, густо усеянными красными некрупными плодами, похожими на шиповник.
   Алексей Рамазанович и Нуржан бродили неподалеку, приминая подошвами ботинок не успевшую пожухнуть траву и разминая затекшие от долгой езды руки и ноги. В густой кроне деревьев беспокойно гомонили невидимые птахи.
   - Куда это мы приехали? - выбравшись из машины, поинтересовался Василий.
   Нуржан усмехнулся.
   - Какой ты быстрый, Исмаил. Сейчас пообедаем и покатим дальше. Впереди у нас самый опасный отрезок - два русских блок-поста. Но они будут после Моздока. Кстати, мне казалось, что один из нас троих глухонемой?
   Не знаешь кто?
   Косихин состроил мину круглого идиота и часто закивал бритой головой.
   - Так-то лучше, Исмаил, - довольно буркнул Нуржан, усаживаясь на раскинутый Алексеем Рамазановичем брезентовый полог.
   К удивлению Косихина, любившего сытно покушать, обед оказался неожиданно скромным и быстротечным. Каждому досталось по банке сайры в масле, куску черного хлеба и стакану минеральной воды.
   Через четверть часа они снова тряслись по бездорожью, по непривычным для заграничной машины ухабам. Наконец, "Ауди" выползла на грунтовую дорогу и увеличила скорость. Стали попадаться встречные машины. В основном, легковые. До Моздока было рукой подать. На близость Моздока указывало появление в небе авиации - самолетов и "вертушек".
   Именно с Моздокского аэродрома уходили они на боевые задания и сюда же возвращались, израсходовав боеприпас.
   Очередной поворот, будто взметнувшийся вверх театральный занавес, открыл панораму прифронтового города.
   Попетляв еще минут десять по окраинам Моздока, "Ауди" осторожно выбралась на разбитые тяжелой бронетехникой городские улицы. Не встречались счастливые лица, не было праздношатающейся публики, не слышался детский смех. Прифронтовой город был подчинен ритму жизни военного времени, он казался мрачным и настороженным.
   В указанном месте Алексей Рамазанович остановил машину. Для всех будет лучше, если "Ауди" немедленно испарится из Моздока. Ни к чему светиться в чужом городе, да еще со столь опасными пассажирами. Нуржан и Алексей Рамазанович прекрасно понимали ситуацию.
   - Приедешь еще? - спросил у Нуржана водитель.
   - Как будет угодно Аллаху, - уклонился от прямого ответа чеченец.
   - Хоп, дорогой!
   - Хоп!
   Мягко захлопнулись дверцы автомобиля, и Алексей Рамазанович тронул рычаг коробки скоростей. Машина, повинуясь воле водителя, легко преодолела уличный подъем и вскоре, нырнув вниз, исчезла из вида.
   Эту ночь им предстояло провести в Моздоке. Только сумасшедший мог отправиться ночью путешествовать по дорогам Чечни: ненароком подстрелят либо свои, либо федералы.
   Домик, к которому Нуржан привел Косихина, имел весьма жалкий вид.
   В отличие от минераловодских хором Алексея Рамазановича, вместо высокого, глухого забора моздокский домишко был обнесен хлипким, потемневшим от времени и потрескавшимся штакетником. Два оконца, выходившие на улицу, подслеповато щурились на прохожих давно не мытыми стеклами.
   Зайдя во двор, Нуржан постучал в облупившиеся ставни. Немного выждал и снова повторил серию условных стуков. Он был спокоен. Знал, что явочная квартира не провалена, о провале явки его бы немедленно предупредил Алексей Рамазанович, отвечавший за безопасность деятельности этого звена разветвленной агентурной сети чеченцев на Северном Кавказе. Разумеется, в такие детали Нуржана никто не посвящал, сам докумекал. В пятый раз он проходит цепочку: Новосибирск - Минеральные Воды - Моздок - Чечня. Пора догадаться, что Алексей Рамазанович - резидент, осуществляющий связь сибирского региона с Чечней. Предыдущие четыре раза Нуржан доставлял к нему завербованных чеченцами боевиков, и с его помощью переправлял их в Моздок, а затем в Чечню. По возвращении Нуржан затаривался у Алексея Рамазановича грузом и перевозил его в Новосибирск. Как правило, это был наркотик, герметично закупоренный в жестяные банки из-под кофе. Он не знал, какой гадостью дополнительно заполнялись банки, но до сих пор все сходило с рук.
   В ответ на стук Нуржана грязноватая ситцевая занавеска колыхнулась и в окне показалось недовольное лицо мужчины. Чеченец поднял над головой кулак с оттопыренным указательным пальцем. Мужчина ответил аналогичным жестом.
   Через темные сени они вошли в избушку. Хозяин, не высказывая особой радости по поводу появления гостей, поочередно пожал им руки и предложил садиться на обычные деревянные табуретки. Кроме него, в домике никого не было.
   Оставив Василия одного, Нуржан и хозяин прошли в соседнюю комнату и плотно прикрыли за собой двухстворчатую дверь.
   - Почему такой невеселый, Давид? - спросил Нуржан, прикуривая сигарету.
   - Нечему радоваться, Нурик, - ответил хозяин.
   - Что так?
   - А-а, - махнул рукой Давид. - Надоела эта собачья жизнь. Живешь и не знаешь, когда захлопнется капкан. Лучше там, в отряде на задания ходить, чем тут ждать с моря погоды.
   - Твое место в Моздоке, ты сам знаешь.
   - Знаю. Поэтому не нужно меня уговаривать. Накатило что-то тоскливое, вот и хандрю. В горы?
   Нуржан кивнул.
   Давид повеселел.
   - Хорошо. Лучше отправиться в гости к шайтану, чем сидеть в конуре, выжидая неизвестно чего. Кто он? Русский?
   - Чеченец. Исмаилом зовут, и вдобавок, глухонемой.
   - Давид скептически усмехнулся.
   - Чеченец... Да он такой же чеченец, как из говна пуля. Мне-то втирать мозги не надо. Ладно, не хочешь говорить - не говори, дело твое. Пойдем, перекусим чего-нибудь.
   Оставшись один, Василий взглядом обследовал комнату, в которой он находился. У входной двери стояла двухконфорочная газовая плита, перед окном - стол, покрытый розовой клеенкой с многочисленными ножевыми порезами, в которые набились хлебные крошки. Четыре деревянные табуретки. Буфет с горкой посуды. В дальнем углу зияла ободранными боками печь. Судя по нагромождению на печных кружках хозяйственной утвари, было очевидно, что по причине теплой погоды, печкой не пользовались.
   Косихин сразу узнал хозяина дома. Это ему он передал на моздокском вокзале посылку от Ведьмина. Однако вида не подал. Кто знает, как повернется в дальнейшем их знакомство. В пользу или во вред? Уж больно он мрачный и неприветливый.
   У первого блок-поста на автотрассе Моздок-Грозный остановились в половине девятого утра. Давид, осведомленный о времени смены постов, понимал, что солдаты, утомленные двенадцатичасовой ночной вахтой и находящиеся в состоянии предвкушения предстоящего отдыха, не будут дотошно шмонать машину и изучать документы пассажиров.
   К УАЗу Давида, затормозившему у закрытого шлагбаума, подошли лейтенант и двое бойцов, вооруженные автоматами. Не дожидаясь приказа, Давид вышел из машины и привычно протянул лейтенанту документы. Солдаты, удерживая наизготовку оружие, разместились позади командира и зорко сторожили действия пассажиров, готовые мгновенно открыть огонь на поражение. Каски и тяжелые бронежилеты делали их похожими на неуклюжих роботов.
   После обязательных вопросов: откуда, куда и с какой целью, лейтенант движением автоматного ствола приказал пассажирам покинуть машину. Нуржан легким движением выбросил тело из УАЗа и с доброжелательной улыбкой протянул офицеру свой паспорт для проверки.
   Косихин по своей нерасторопности задержался с исполнением приказа, и лишь когда лейтенант взглянул на него покрасневшими от бессонницы глазами, он выбрался наружу. Чувствуя, как в припадке животного страха, в его груди заколотились внутренности, он, следуя примеру Нуржана, отдал лейтенанту свой фальшивый паспорт.
   Офицер встретил помертвевший, затуманенный взгляд Косихина, сопровождаемый отрешенной и блаженной улыбкой.
   - Этот с "петухами" в голове, что ли? - спросил он и покрутил у виска указательным пальцем левой свободной руки.
   - Да, начальник, петух он.
   Ответ чеченца развеселил лейтенанта, знавшего, что означает слово "петух" на блатном жаргоне. Знал это и Нуржан, верно рассчитавший реакцию лейтенанта на свои слова.
   - Петух, говоришь? - рассмеялся офицер, возвращая документы.
   - Точно. Только шибко плохой петух. Говорить не может. Глухонемой совсем.
   - Бывает и такое в жизни, - произнес лейтенант совсем другим тоном.
   Возникшее было напряжение и настороженность незаметно растворилась в воздухе. Все же правильно решил Нуржан, выдав Косихина за глухонемого, голос которого выдал бы его федералам с потрохами. Решись он сейчас сказать хоть единое слово, то из его горла вместо членораздельных звуков вырвалось бы нечто подобное козлиного блеянья.
   - Ладно, шутки в сторону, - посмеявшись, сказал лейтенант и скомандовал своим бойцам. - Осмотреть машину!
   Пока он неторопливо беседовал с Нуржаном и Давидом, солдаты стали обыскивать УАЗ. Двигатель. Передние сидения. Задние. Когда очередь дошла до небольшого багажника, находившегося за спинкой заднего сиденья, один из бойцов крикнул:
   - Товарищ лейтенант! Здесь черт копыто подвернет. Коробки выгружать?
   - Что в багажнике? - спросил офицер, подходя к машине вместе с Нуржаном.
   - Давай вместе посмотрим, командир, - с готовностью предложил Нуржан.
   - Сейчас сам все покажу.
   Он стал доставать из багажника одну за другой небольшие картонные коробки, раскрывать их, показывая содержимое, и аккуратно ставить на землю.
   - Это шоколад. Чай. Здесь сигареты. Лимонад, - пояснял он по мере извлечения коробок из нутра машины.
   - Все твое? Зачем так много?
   - Эх, командир... Какая сейчас у нас жизнь, знаешь? Торговлей я потихоньку занимаюсь. А что делать? Работать негде, все вокруг разрушено войной. Дома жене и детям кушать тоже хочется. Вот и приходится крутиться, чтобы как-то прожить. Я же говорил, что мы были на свадьбе у родственника в Моздоке, и грех было не воспользоваться случаем, чтобы не прихватить с собой немного товара.
   В углу багажника приткнулись две большие пластмассовые бутыли с виноградным вином. Когда очередь дошла до них, Нуржан взял одну и протянул лейтенанту.
   - Прими подарок, командир. Ты хороший человек. Другой бы на твоем месте все это отобрал. Я вижу, ты не из таких.
   Молодой лейтенант, ошеломленный словесным напором чеченца и, по-видимому, еще не привыкший к дорожным поборам, невпопад ляпнул:
   - Разрешение на право торговли имеешь?
   - Кто мне его напишет? Власти в Чечне нет, мне за разрешением к Масхадову в горы бежать, да? Но для вас все его бумаги недействительны.
   Видя нерешительность лейтенанта, Нуржан нашарил под сиденьем кружку, завернутую в чистое полотенце, и плеснул в нее вина.
   - Попробуй, командир. Хорошее вино.
   Тот отказался, сославшись на службу.
   - Налитое в бокал вино должно быть выпито, сказал Нуржан и осушил кружку до дна. Затем протянул бутыль лейтенанту.
   - Возьми, прошу тебя. Друзей угостишь. Выпейте за здоровье молодоженов, за их крепкую семью. За их счастье. Не обижай, лейтенант.
   Тому не оставалось ничего другого, как принять подарок. Затем чеченец взял блок "Бонда" и передал стоявшему рядом с ним солдату.
   - Курите! Для хороших людей ничего не жалко.
   Увидев приближающуюся к блок-посту колонну бензовозов, лейтенант, чувствовавший себя неловко, грубовато скомандовал:
   - Быстро грузи свои коробки обратно в машину и катись к чертовой матери!
   Первый блок-пост был пройден. В благополучном исходе вояжа Нуржан не сомневался. Ничего запрещенного и противозаконного они при себе не имели. Фальшивость паспорта Косихина визуально определить невозможно. Такое заключение могла дать лишь квалифицированная криминалистическая экспертиза. Проведение такого сложного следственного действия в условиях недействующих в Чечне правоохранительных органов было невозможно.
   Товар, находившийся в багажнике УАЗа, Нуржан рассчитывал с наваром продать боевикам. Так было и раньше.
  
   Глава 14. ПЛЯСКА ВУРДАЛАКОВ
  
   - Мне страшно, Алеша. Я всего боюсь: рожать боюсь, за тебя боюсь.
   Маша уткнулась лицом в плечо мужа, прижалась к нему и всхлипнула.
   Капитан Арепьев обнял жену, смахнул пальцем выкатившиеся из ее глаз две слезинки и успокоительно произнес:
   - Трусиха ты у меня, Машка. Гляди, рожать она боится. Все женщины рожают, не дрейфь. Такова бабья доля. Ты, главное, роди мне сына-бойца, а за меня не волнуйся. По всем признакам, война скоро закончится. Немного потерпи, и мы опять будем вместе.
   Слова Арепьева не являлись простым успокоением для жены. Над Чечней уже явственно витал дух Хасавюртского соглашения. Позорного для России и победного для боевиков. Соглашения, напрочь перечеркнувшего смысл смертей тысяч солдат и офицеров, положивших жизни во благо российского народа, как об этом трубили газеты и телевидение в начале кампании. Сегодня пресса, сохранив прежние заголовки-воззвания, требовала у верхнего эшелона власти вывести войска из Чечни, и опять же во благо России. Что это? Недопонимание того, что оставшаяся живой змея рано или поздно нанесет смертельный укус? Или нечто другое.
   Неминуемая близость поражения, помноженная на некомпетентность высших командиров, неразбериху, бедлам и многие другие отрицательные моменты войны, порождали в офицерском корпусе нехорошие разговоры и брожение. Арепьев не был исключением.
   Предстоящий вывод федеральных войск из Чечни обусловил спад активности действий боевиков. Масхадовские бригадные генералы понимали, что в данный период им невыгодно обострение взаимоотношений с военными, и сократили до минимума количество боевых контактов с федералами. Наступило временно затишье.
   Воспользовавшись возникшей передышкой, командир саперной роты Арепьев под личную ответственность выпросил у комполка машину, чтобы отправить в Моздок жену Машеньку. Ей подоспело время рожать, и Арепьеву хотелось, чтобы его ребенок родился не в грязной полковой санчасти, а в нормальном человеческом родильном доме. Под присмотром заботливых акушерок и нянь.
   Арепьевский УАЗ легко взмахнул на гребень пологого холма, с вершины которого открывался широкий обзор по обеим сторонам дороги. Вдруг машина судорожно задергалась, зачихала и заглохла. Водитель Стафеев попытался запустить двигатель вездехода, однако мотор, выплевывая из выхлопной трубы сизые облачка, заводиться наотрез отказался.
   - Что за чертовщина! - раздраженно пробормотал Стафеев, выбираясь из машины.
   Он поднял капот и, обжигая пальцы о раскаленный двигатель, стал перебирать электропроводку, пытаясь отыскать причину неисправности. Ему помогал сержант Шелепов, напросившийся к Арепьеву в сопровождение. Сержант надеялся, что в Моздоке ему удастся позвонить домой по межгороду и поговорить с мамой или отцом.
   - Подсуетись, Стафеев, - приказал водителю капитан, помогая выйти из машины беременной жене. - Через два часа мы должны быть в Моздоке, иначе Маша опоздает на поезд.
   - Стараюсь, товарищ капитан, - отозвался Стафеев. - сейчас проверю карбюратор, может, топливо не поступает.
   - Давай в темпе.
   - Ясно.
   Арепьев и Маша, разминая ноги, прошли метров пятьдесят по шоссе и повернули обратно. Они неторопливо шагали по дороге, локтями касаясь друг друга, и любовались завораживающим взгляд ландшафтом, открывшимся с вершины холма. Вдаль, насколько охватывал взор волнами уходили холмы, поросшие еще зелеными кустарником и деревьями, но уже подернутые золотисто-багровыми прожилками. Природа ожидала наступления скоротечной в этих местах зимы.
   Кавказское бабье лето. Время, когда янтарный воздух прозрачен, как вода Байкала, а высокое аквамариновое небо не тревожат белые хлопья облаков. Время умиротворения и благодушия.
   - Ну, что с машиной? - спросил Арепьев у водителя, остановившись у машины.
   - Да черт ее знает, товарищ капитан. Искра есть, топливо поступает. Сейчас попробую сменить бегунок, - ответил Стафеев.
   Сержант Шелепов выдрал из обочины травяную метелку, вытер замасленные руки, бросил стыдливый взгляд на капитанскую жену и сказал:
   - Мне бы, это... короче в кусты требуется, Алексей Иванович. От самого полка терплю.
   - Можешь, - разрешил капитан. - Смотри под ноги, нарвешься на растяжку - повиснет хозяйство на сучке.
   Шелепов подхватил с земли автомат и потрусил в придорожные кусты, на ходу расстегивая брючный ремень.
   На горизонте возникла черная точка. Набирая скорость, она нырнула к подножию холма и стала вскарабкиваться наверх. Вскоре можно было различить, что к ним приближается аналогичный ихнему легковой УАЗ.
   - Садись в машину, - подтолкнул к двери жену Арепьев. - И не высовывайся.
   Маша забралась в салон, но дверь захлопывать не спешила. Рядом с ней на кожаной обивке сиденья лежал автомат мужа и брезентовая сумка с боеприпасами.
   - Алеша, возьми оружие! - крикнула она и протянула автомат мужу, но Арепьев вооружаться не торопился.
   - Не надо, - отозвался он. - Война скоро закончится, так чего пугать оружием мирных жителей?
   Лобовое стекло перед Машей оказалось закрытым поднятым капотом, и ей, чтобы увидеть приближающийся автомобиль, пришлось по пояс высунуться из салона.
   Тормозить приближающуюся к ним машину не пришлось.
   Увидев на дороге военных, Давид выключил скорость, и УАЗ, прокатившись по шоссе с полсотни метров, замер на обочине.
   Давид и Нуржан вышли из машины. Разглядев на плечах Арепьева капитанские звезды и определив в нем старшего, они поздоровались с капитаном за руку. Немного погодя к ним присоединился и Косихин с идиотской улыбкой на губах, вошедший в роль слегка пришибленного немного недоумка.
   - Проблемы с машиной, капитан? - спросил Нуржан, отряхивая с рукава серую дорожную пыль.
   - Да вот, этот утюг заводиться не желает, - Арепьев пнул ногой баллон автомашины.
   - Металлолом, - коротко констатировал Давид и кинул в сторону своей машины. - У нас точно такой хлам.
   - Может, помощь требуется, капитан, - миролюбиво поинтересовался Нуржан, внимательно оглядывая окрестности.
   - Попытаться с буксира завести? - предложил Арепьев, не обнаруживший в поведении чеченцев ничего настораживающего.
   - Проще простого, - согласился Нуржан. - Приготовь трос, Давид.
   Маша поплотнее запахнула легкую куртку и вжалась в спинку сиденья.
   Почему-то неожиданные помощники чувства симпатии у нее не вызывали.
   Наоборот, в глубине души она ощутила нарастающую тревогу. Что-то пренебрежительно-барское и наигранная фальшь проскальзывали в интонации чеченцев, слова их были липкими до противности, вызывающие неодолимое желание ополоснуть лицо и руки холодной водой. Чувство отвращения усиливал лысый дебил, переминающийся с ноги на ногу рядом с водителем.
   Маша за брезентовый ремень подтянула к себе автомат мужа, положила его на колени и, опустив неслышно флажок предохранителя вниз, замерла в тягостном предчувствии надвигающейся беды.
   - Проверь, дорогой, реле зажигания, - послышался голос Нуржана.
   - Зачисть клеммы, не исключено, что именно эта релюшка барахлит.
   Командно-безапелляционный голос Нуржана перекрыл неестественно бодрый фальцет Давида.
   - Помоги "галстук" распутать, Нурик. Перекрутился змеей, шайтан, все руки исколол, а вытащить не могу.
   Нуржан подошел к откидному заднему борту УАЗа и увидел Давида, тщетно пытавшегося вытащить из-под заднего сиденья старый металлический трос с лопнувшими стальными жилами. Глаза Давида лихорадочно блестели, побелевшие ноздри хищно раздувались, приподняв верхнюю губу чеченца, отчего он стал походить на оскалившегося волка.
   Давид тронул его за рукав и молча чиркнул по горлу ногтем, дернул себя за ухо, а затем потер указательным и большим пальцами. Его немые манипуляции Нуржан понял: Давид предлагал убить капитана и водителя, отрезать им уши в доказательство своей воинской доблести и, предоставив уши боевикам, заработать на них определенную сумму.
   Еще в Моздоке Нуржан догадался, что Давид давно и прочно "сидит на игле". Пристрастием к наркотикам объяснялось подавленное настроение, близкое к нервному срыву, от которого один шаг до провала явочной квартиры. Такого допустить было нельзя. Для себя он принял решение доложить командиру отряда боевиков, к которому они сейчас держали путь, и принять меры, чтобы в Моздок направили другого резидента.
   В конце концов, от Давида в прямой зависимости находились и успешное выполнение задания, и его, Нуржана, жизнь.
   Помогая Давиду распутать захлестнувшийся за крепление сиденья трос, усыпанный железными колючками, как ежик иголками, Нуржан понял, что в случае его отказа участвовать в нападении на российских военных, Давид пойдет на убийство один, без его помощи. О такой решимости красноречиво говорили его глаза, подернутые поволокой безумия.
   - Что, капитан, управились с реле? - крикнул Нуржан, наконец, разобравшись с непокорным тросом.
   - Минутку, осталось поставить на место, - отозвался Арепьев. Ничего не подозревавшие Стафеев и капитан склонились над мотором, закручивая в гнезда крепежные винты.
   Волоча за собой жесткую стальную кишку, Нуржан и Давид подошли к военному УАЗу.
   - Сейчас, ребята, - расслышав шаги, сказал Арепьев. Он попытался принять вертикальное положение, но не успел.
   Тяжелый молоток, заранее взятый Давидом из инструментальной сумки, дважды обрушился на его голову, ломая черепные кости и глубоко проникая в серое вещество.
   Одновременно Нуржан схватил Стафеева за отросшие волосы (до дембеля - месяц), запрокинул назад голову и вонзил в горло обычный складной ножик, каких навалом в каждом киоске. Такие ножи обыватели покупают для бытовых нужд. Одним движением он рванул нож в сторону, ощутимо осязая, как под острым лезвием хрустит перерезанная гортань водителя. Затем, боясь испачкаться кровью, хлынувшей обильным ручьем из запузырившейся раны, Нуржан отбросил подальше от себя в придорожный кювет забившееся в предсмертных конвульсиях, хрипящее тело Стафеева.
   Стоявший неподалеку Косихин не успел как следует испугаться. Он раскрыл от удивления рот и молча обозревал происходившие события, как немые кадры жуткого боевика: проломленный череп капитана и перерезанное горло водителя с фонтанирующей алой струей не вызвали у него ощущения реальности совершенного убийства.
   В действительность Косихина вернула хлесткая автоматная очередь, прогремевшая со стороны лесопосадки. Стрелял сержант Шелепов.
   Появись сержант несколькими секундами раньше, убийства можно было избежать. Двое безоружных чеченцев никогда бы не рискнули напасть на троих вооруженных бойцов. Расклад не тот. Однако, как зачастую бывает в жизни, Шелепов продрался сквозь густую, не опавшую листву кустарника в тот момент, когда Нуржан отбросил прочь бездыханное тело Стафеева.
   Сержант рванул с плеча автомат и распластался на теплой еще земле, ощетинившейся по осеннему колючими стебельками травы. Ему стало ясно, что капитан, Стафеев и Маша убиты.
   Очередь Шелепова выбила под ногами Косихина пыльный пунктир, брызнула мелким каменным крошевом и заставила бандитов броситься наземь. Нуржан увидел валявшийся в метре от переднего колеса автомат убитого водителя, протянул за ним руку, и в следующее мгновение над его головой пуля поцеловала баллон, из которого со свистом стал вытекать воздух. Машина, приподнимая задний мост, медленно осела на передок. Но все же ему удалось дотянуться до пропотевшего автоматного ремня и подтащить к себе "Калашников".
   Ответная очередь заставила Шелепова попятиться назад, под прикрытие густых кустов.
   Давид, оставшийся безоружным, укрылся за задним колесом Арепьевской машины. Он заметил, что ошалевший Косихин продолжает торчать телеграфным столбом между автомобилями, и заорал:
   - На землю падай, болван, на землю!
   Возглас Давида привел Косихина в чувство и почище автоматной очереди повалил его навзничь. Высоко отклячив жирную задницу, Косихин споро заработал локтями, и юркой ящеркой заполз за автомашину своего спасителя Давида.
   Воздух, наполненный запахами кавказской осени, настоянный на душистых увядающих травах, прошивали горячие пулевые пунктиры.
   Изредка пуля, попав в придорожный валун, давала о себе знать звонким дзинькающим голосом и бесследно исчезала в высоком небе.
   Затаившаяся в машине Маша видела, как в поле зрения ее, еще до начала стрельбы, возникла окровавленная фигура Стафеева и поняла, что ее Алешки тоже нет в живых. Да и ей самой осталось жить самую малость - бандиты в живых свидетелей не привыкли оставлять. Оглушенная свалившейся на нее непоправимой бедой, она не сразу сообразила выскочить из машины и броситься в лесопосадку, где оставался живым и невредимым сержант Шелепов. Когда в руках Нуржана заговорил автомат водителя Стафеева, попытка спастись для нее была обречена на неудачу: чеченец срезал бы ее на первых шагах.
   В грохоте перестрелки Маша все-таки нашла в себе мужество передернуть автоматный затвор, досылая патрон в патронник, выставив в открытую дверь машины ствол, направив его вбок и назад, откуда раздался крик Давида, и нажать на спусковой крючок.
   Прогремевшая над головой Нуржана очередь оказалась для него полной неожиданностью. Он услышал, как подстреленным зайцем жалобно заверещал смертельно раненый Давид, катаясь по земле. Увидев торчавший из распахнутой двери ствол, Нуржан чуть привстал и, изловчившись, вырвал оружие из рук женщины. Затем ухватил Машу за ногу и выволок ее наружу.
   Маша отчаянно сопротивлялась. С диким воем она вцепилась в лицо чеченца, стараясь добраться до лишенных человеческого разума глаз убийцы ее мужа, но силы оказались слишком неравными. На шее молодой женщины сомкнулись железные, мощные тиски и через несколько мгновений борьбы тело Маши обмякло.
   Сержант Шелепов не понял, отчего нападавшие прекратили вести по нему огонь. Ожидая подвоха со стороны чеченцев, запросто могущих выйти на него с флангов, он сквозь листву пытался разглядеть, когда бандиты начнут движение и готовился достойно их встретить. Схватка Маши с бандитом для него оказалась незамеченной из-за прикрывавшего их УАЗа.
   Продолжая внимательно следить по сторонам, оберегая фланги, он не видел, как Нуржан добрался до капитанской разгрузки с боеприпасами.
   Один за другим прогремели три взрыва, но цель отыскала лишь первая граната: брошенная наугад, она разорвалась прямо перед Шелеповым, изрешетив осколками голову и грудь сержанта.
   В наступившей тишине было слышно, как с глухим стуком падают на землю комья земли, поднятые вверх разрывами гранат, и шелестят по кронам деревьев и кустов порубленные осколками ветки. Последними в объятья земли неслышно упали медленно кружившие в воздухе буро-зеленые листья. Вместе с осевшей на траву пылью исчезла серая пелена, затянувшая лесопосадку во время боя.
   Нуржан с минуту выжидал, затем поднял автомат Арепьева и неторопливо сменил опустевший рожок на полный. Навскидку произвел несколько безадресных одиночных выстрелов, пытаясь спровоцировать противника на ответные действия. Но замершие кусты упорно хранили молчание.
   Чеченец облегченно выдохнул, и только теперь он вспомнил о Косихине.
   Присмотревшись, он различил за колесом своего УАЗа округлую задницу, боязливо колыхавшуюся, как хорошо застывший студень.
   - Исмаил, ты не обосрался, случаем? - стараясь придать голосу как можно больше бодрости, спросил он. - Ползи ко мне!
   Объемная корма Василия задергалась, словно была внезапно атакована роем диких пчел, и исчезла. Вскоре на ее месте появился лысый череп.
   - Подползай сюда, кому сказал! - узрев замешательство Косихина, нетерпеливо приказал Нуржан.
   Ослушаться бандита, в руках которого находился заряженный автомат, ему и в голову не пришло. Василий пулей вылетел из-под машины, произвел три гигантских прыжка и вмиг оказался возле Нуржана.
   - Нужно быстрей сматываться отсюда, Исмаил, - быстро заговорил Нуржан.
   - Бери автомат и проверь кусты. Если солдат ранен - добей его. Понятно?
   Василий в знак несогласия отрицательно мотнул головой, чем не на шутку разозлил чеченца.
   - Чего трясешь балдой, как трусливая овечка хвостом? Я сказал - вперед!
   Новоиспеченный воин Аллаха упал на карачки, подхватил автомат Стафеева и лицом вниз съехал в кювет.
   Нуржан, положив автоматный ствол на бампер УАЗа, внимательно следил за судорожными извивами Косихина, напоминавшими спешившего дождевого червя. Перед густой порослью дикой акации Косихин замер, собираясь с духом и, царапая о сучки лицо, втянул неуклюжее тело в лесопосадку.
   Чеченец томился в неизвестности, ежесекундно ожидая выстрела. Когда он стал терять терпение, из зарослей раздался голос Косихина:
   - Боец готов, Нуржан. Страшно глядеть, как его изуродовало.
   Осмелевший Косихин поднялся во весь рост, однако выходить на открытое пространство не спешил.
   - Бегом, Исмаил! Уходим!
   Наконец, очередь дошла до Давида. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять: тот мертвее мертвого и воскрешению не подлежит.
   За спиной Нуржана послышался треск сучьев. Он привычно вскинул автомат и тут же опустил его стволом вниз: из кустов медведем-шатуном вывалился повеселевший Косихин.
   - Бросай автомат, Исмаил, и быстро в машину! Нужно подальше убраться отсюда, пока нас не накрыли.
   Нуржан вслед за Косихиным швырнул автомат на землю, но внезапно раздавшийся стон заставил их вновь схватиться за оружие.
   Оглянувшись, они встретились со взглядом Маши. В густой синеве женских глаз металась просьба о помощи. Впопыхах незадушенная до смерти бандитом, она всего лишь потеряла сознание, но начавшиеся преждевременные роды, сопровождаемые резкой болью, привели ее в чувство.
   На недвусмысленность ситуации указывало тело Маши, извивавшееся в родовых потугах, призванных дать начало новой жизни. Маша, едва сдерживая рвущийся из груди крик, понимала, что помощи от нелюдей ей ждать не следует.
   Когда невыносимо острая боль пронзила низ живота, женщина выгнулась дугой и чистый осенний воздух пронизал ее вопль.
   - Ма-ма-а-а!
   Стряхнув с себя оцепенение, Нуржан сунул в руки Косихина автомат, который тот от внезапности уронил на землю.
   - Убей ее, Исмаил! Русская сучка не должна жить! Она застрелила Давида! - дико заорал чеченец, брызгая слюной.
   - Я... не могу... - отшатнулся от него Василий.
   - Застрели русскую блядь и ее выблядка, Исмаил! - бесновался Нуржан.
   - Нет... не могу... нет... - находясь в прострации, бормотал оборотень в лице бывшего прапорщика милиции.
   В перерыве между схватками, когда боль немного отступила, Маша прошептала посеревшими, искусанными до крови губами.
   - Ребята, прошу... пожалейте ребенка. Дайте родить, а потом... застрелите меня. Дитя... нет на нем вины... Пощадите! Мамочка-а-а!
   В руках Нуржана оказался второй автомат, ствол которого уперся в спину Косихина.
   - Стреляй, шакал! Иначе положу рядом с этой тварью! Считаю до трех!
   Раз!.. Два!.. - исходил бешенной злобой Нуржан.
   Косихин, осознавший, что жить ему осталось всего одно мгновение, крепко зажмурил глаза, испустил утробный звериный рык и надавил на спуск.
   - Ыы-Ыы-Ыы!..
   - Уа-Уа-Уа..
   Жалобный писк только что родившегося младенца потонул в грохоте выстрелов. Безжалостная очередь, длиной в полный магазин, выпущенная рукой озверевшего от трусости упыря, почти напополам рассекла Машу и ее, так и оставшимся безымянным, сынишку.
   Нуржан до упора придавил к полу педаль газа и, не щадя мотора, гнал машину вперед, играючи вымахивая на гребни холмов, становившихся все круче с каждым километром. За надежность УАЗа он не беспокоился. Знал, что под капотом упрятан абсолютно новехонький движок. Техническое состояние ходовой также не вызывало опасений.
   Рядом с ним на жестком, обтянутом гладкой кожей, переднем сидении безвольной гуттаперчивой куклой болтался из стороны в сторону Косихин, отравляя воздух в салоне противным сигаретным дымом.
   За его спиной лежал труп Давида, запеленатый в армейскую плащ-палатку, найденную в расстрелянной машине федералов.
   Нуржан не решился оставить тело на месте убийства, мало ли чего... Вдруг лейтенант на блок-посту запомнил Давида?
   Тогда следы выведут в Моздок, где Давид был официально прописан. Это означает, что конспиративная квартира, тю-тю... накроется.
   По счастливой случайности УАЗ чеченцев не претерпел в перестрелке существенных повреждений, если не брать во внимание несколько пулевых пробоин в брезентовом тенте. А если бы пуля пробила бензобак или попала в двигатель?
   Нуржан содрогнулся от такого предположения. Пешком далеко не убежишь. Совсем кстати ему вспомнился Акрам, бывший майор КГБ Чечни, под началом которого он провоевал почти год. Сколько раз они ходили вместе на задания - и всегда удачно. Благополучный выход из передряг им позволяло профессиональное мастерство и звериный нюх на опасность. Бывший майор никогда не ходил на операции без основательной подготовки, усматривая именно в этом залог успеха. Сегодняшние события тому подтверждение. Вляпались сдуру, как пастух в коровью лепешку.
   Через час-полтора ночь набросит на предгорье черное покрывало, однако Нуржана это обстоятельство сильно не тревожило. Он знал, что впереди нет российских блок-постов, а со своими он всегда договорится.
   Стрелка спидометра трепыхалась в районе отметки "90", казалось, что водитель начисто забыл, что в коробке передач кроме четвертой скорости существуют еще и другие.
   После некоторого раздумья Нуржан изменил первоначальное решение относительно Давида. Поначалу он намеревался под покровом ночи доставить труп Давида в расположение боевиков и похоронить по мусульманским законам. Как героя, погибшего за Аллаха и Чечню.
   Спустя четверть часа он засомневался в оптимальности принятого решения. Через полчаса, поминая добрым словом Акрама, Нуржан категорически отказался от своего плана. Со слов покойного Давида, им предстояло еще преодолеть километров пятьдесят дороги, формально находящейся под контролем федералов, на которой не исключена непредвиденная ситуация в случае обнаружения в машине трупа с огнестрельными ранами. Вместо одного мертвого героя Чечня получит сразу два. Косихин не в счет. Кому нужен неоправданный риск? Однозначно - никому.
   По вечернему нежаркий оранжевый диск солнца стремительно падал за дальний горный хребет. До своих было рукой подать, но и ночь неумолимо приближалась, накрывая землю прохладным крылом. Как назло, не попадалось ни одного подходящего места, где можно было избавиться от трупа. Наконец, впереди возник темный контур леса.
   Нуржан притормозил, и резко вывернув вправо руль, бросил машину в кювет. На лесной поляне, окруженной с трех сторон молодыми деревцами, выбрали место для могилы.
   Поочередно меняясь, в полном молчании, передавая друг другу оказавшуюся единственной лопату, они вырыли неглубокую, в метр, могилу. Перенесли в нее тело Давида. Сверху прикрыли плащ-палаткой и наспех забросали влажной землей. Чтобы свежая могила не бросалась в глаза, место погребения заложили пластами дерна. При свете автомобильных подфарников Нуржан уложил последний пласт, придавил его лопатой, выравнивая по высоте с другими. Внимательно, насколько позволило скудное освещение, осмотрел захоронение и успокоился: ничто не указывало на присутствие под ногами покойника.
   Воспользовавшись вынужденной остановкой, дозаправили машину, выплеснув в бак последнюю "двадцатку" бензина. Можно было отправляться в дальнейший путь. Ориентируясь по примятой автомобильными покрышками траве, выбрались на дорогу.
   Кошки острыми когтями скребли душу Нуржана. Он понимал, что за смерть Давида наказания он не понесет (все-таки, четверых русских собак убили, потеряв при этом одного воина), но все равно было неприятно. Как правило, он выполнял задания безукоризненно. Сегодняшняя поездка не стала бы исключением, не приди в голову Давида дикая мысль напасть на военных. Казавшаяся легкой добыча обернулась для Давида собственной смертью.
   Тяжко вздохнув, Нуржан попросил:
   - Дай-ка мне твою термоядерную сигаретку, Исмаил. Успокоиться нужно.
   Сунул в уголок рта туго набитую сигаретину "Луча". Дождался, когда Косихин услужливо поднесет зажигалку, прикурил, пыхнув густым, плохо пахнущим облаком дыма.
   - Как жить дальше думаешь?
   Косихин не ответил.
   - Можешь говорить, - разрешил чеченец, которому в данный момент требовалось общение. Но при неожиданной встрече с солдатами, ты вновь станешь глух и нем, как рыба. Уразумел?
   - Понятно.
   - Что думаешь делать в Чечне, когда закончится война? - повторил свой вопрос Нуржан. - Вдруг повезет остаться в живых?
   В последнее он не верил. Таких, как Косихин, боевики бросают в самое пекло безо всякого сожаления по двум причинам.
   Прежде всего, потому что - чужак, подохнет, хрен с ним.
   Во-вторых, зная о том, что их ожидает в России, попали они в руки федералов, подобные Косихину воюют до последнего патрона с обреченностью приговоренных к смерти. Как ночные мотыльки падают в пламя свечи, они первыми сгорают в беспощадном огне войны.
   - Чего молчишь?
   - Не знаю, Нуржан, - признался Василий. - Специальности у меня нет никакой, делать ничего не умею. Всю жизнь разносил уголовникам баланду.
   - Плохо, когда нет профессии. Очень плохо. Жену как кормить-одевать станешь? Детей?
   - Какая жена... - горько усмехнулся Косихин. - Жена там осталась, в Новосибирске.
   - Исмаил, так говорить не надо. Ты еще молодой. Примешь нашу веру, и никто не запретит тебе жениться на чеченке. Много наших воинов погибло на этой войне, женщины остались. Про русскую бабу забыть надо, да-да. Не успеешь ее обнять, как секир башка тебе сделают.
   За разговором Косихин не заметил, что колеса УАЗа утюжат не асфальтированное шоссе, а с легким шуршанием накручивают на себя километры проселочной дороги.
   Некстати заморосил дождик - частый гость этих мест в такое время года. Пришлось включить дворники. Видимость резко ухудшилась, и Нуржану поневоле пришлось сбавить скорость. Постоянно работающие щетки не успевали сгонять влагу с лобового стекла.
   Наконец, сквозь мутную пелену дождя фары высветили красно-кирпичную стену двухэтажного дома.
   - Все, приехали, - произнес Нуржан, останавливая машину у ворот. - Сегодня дальше не поедем.
  
   Глава 15. ПОВОРОТ СУДЬБЫ
  
   После утренней планерки генерал Раскатов попросил задержаться полковника Дембицкого и начальника уголовного розыска Управления подполковника Малышева, назначенного на должность месяц назад.
   - О чрезвычайном происшествии в Степногорске в курсе?
   Раскатов положил перед офицерами бумажный лист с набранным компьютерным текстом - спецсообщение по личному составу.
   Дембицкий устало откинулся на спинку стула, расстегнул пуговицы форменного кителя. Вынув красно-белую пачку сигарет, он вопросительно взглянул на генерала.
   - Кури, - разрешил Раскатов, сам отродясь не пробовавший никотиновой отравы, но лояльно относившийся к табачному дыму.
   Дембицкий прикурил, разогнал рукой нависшее над ним толстое дымное кольцо и положил сигарету в хрустальную пепельницу.
   - В два часа ночи дежурный по Управлению принял сообщение из Степногорского ЛОВД о покушении на майора Ратникова и прислал за мной "хозяйку".
   С того времени я неотлучно находился в рабочем кабинете.
   - Что выяснил?
   Дембицкий пару раз затянулся сигаретой и раздавил окурок в пепельнице.
   - Прошлой ночью Ратниковым планировалась операция по задержанию поездного наркокурьера по фамилии Бычков. Нападение совершено за два часа до начала операции, по пути майора на ужин. К чести степногорцев, покушение на Ратникова не вышибло их из рабочей колеи, и Бычков был задержан. У него...
   - Знакомился с оперативной сводкой, знаю, - перебил его генерал. - Изъято 200 граммов героина. Кто руководил задержанием?
   Понимая, что вопрос адресован явно не кадровику, из-за стола поднялся подполковник Малышев. Известный своей либеральностью генерал жестом руки посадил подполковника на стул.
   - Докладывай сидя. Главное, чтобы толково и вразумительно.
   - Естественно, Ратникова пришлось от руководства отстранить. Все-таки два трупа сгоношил наш молодец. Операцией по задержанию командовал старший лейтенант Ремнев. Кстати, сработал вполне профессионально.
   - Дальше поехали. С прокуратурой связывался, Сергей Алексеевич?
   - Предварительные мнения транспортного и городского прокуроров совпадают: оружие майором Ратниковым применено обосновано.
   - Хорошо. Каково мнение Петракова по инциденту?
   Дембицкий на минуту задумался.
   - Учитывая обстоятельства нападения, пока можно утверждать одно: нападавшие преследовали цель убить ИМЕННО майора Ратникова, то есть у них был конкретный объект. Его специально поджидали. Принимая во внимание запланированное накануне оперативное мероприятие, можно предположить, с небольшой толикой вероятности, утечку информации, а предпринятая акция по ликвидации майора является ответным ходом наркобесов.
   Однако версия Петракова и Дембицкого вызвала у генерала сомнения в ее правильности.
   - Как-то не укладывается в логическую цепь 200 граммов наркоты с двумя трупами. Слишком большая цена заплачена. Любое действие должно равняться противодействию. Не так ли?
   - Оно - так, - согласился с генералом Малышев. - Работа по данному преступлению только начинается. В ходе расследования, думаю, возникнут и другие версии.
   - Чеченский след не вырисовывается?
   В ответ Малышев беспомощно развел руками.
   - Для такой версии пока нет оснований, товарищ генерал.
   В воздухе повисла тишина.
   Слева от входной двери генеральских апартаментов размерно тикали часы, входившие в реестр достопримечательностей Управления. Добытые невесть в каком месте первым начальником транспортной милицейской Конторы, часы ни разу не снимались со стены для починки. Снимались лишь во время неизбежных ремонтов, которым изредка подвергался кабинет начальника Управления. Шли себе и шли, неторопливо отсчитывая минуты. По душе ли были часы другим начальникам Управления или нет, но ни у кого не поднималась рука убрать со стены монстра часовой промышленности середины двадцатого столетия. Сложный механизм из колесиков, шестеренок и винтиков, упрятанный в сверкающий темно-вишневым лаком деревянный корпус, работал исправно, передвигая по серебряному циферблату ажурные черненые стрелки и озвучивая боем каждый час. Вот и сейчас, внутри старожила что-то едва щелкнуло и кабинетная тишина наполнилась мелодичным звоном.
   - Бом... Бом... Бом...
   Девять раз пробомкали генеральские часы и смолкли на следующие шестьдесят минут.
   - А не испить ли нам кофейку, господа офицеры? - оживился Раскатов, воспринявший бой часов, как сигнал к действию. Как не старался генерал ограничить себя в кофе, ему это удавалось из рук вон плохо.
   Что поделаешь, любил... Следующий кофеиновый допинг намечался в одиннадцать, если, конечно, позволят служебные дела.
   Раскатов ткнул пальцем в кнопку селектора.
   - Давай, моя смешливая. Время подошло.
   Дверь распахнулась, и на пороге возникло воздушное создание в розовом платье с огромными синими глазами под копной золотистых волос. Перед собой создание держало ослепительно белый, дулевского фарфора поднос овальной формы. Над тремя перламутровыми чашками дымилось восхитительная нежная пенка, источая запах хорошего нерастворимого кофе. В вазончике - горка клюквенного печенья. Сахара в кофе генерал терпеть не мог.
   Верочка пропорхала к столу, неслышно опустила поднос и удалилась, постукивая каблучками миниатюрных туфелек тридцать пятого размера. Будто привиделась. Только ненавязчивый горьковатый запах цветущего миндаля, витавший в воздухе, напоминал о ее визите.
   - Пигалица, - будто про себя, недовольно произнес генерал. - Следователем хочет стать. Ее на улицу выпускать опасно без сопровождения взрослых - ненароком ветром унесет. А все туда же... На юридический поступила, шмакодявка.
   - Точно, - подтвердил полковник. - Сам оформлял ей направление на заочное. А насчет пигалицы... Скажу, могучее дерево берет начало из саженца.
   - Это ты верно подметил, Сергей Алексеевич. Ну, вернемся к нашим баранам. Личности нападавших установлены?
   Малышев отрицательно качнул лобастой головой с явно наметившимися глубокими залысинами.
   - Документов при них не обнаружено. Сегодня попробуем "по пальчикам" пробить через Информационный центр. Вдруг ранее судимы? "Четверка" числится в угоне, три дня назад ее похитили в районе Центрального рынка. Отстреляем пистолеты преступников, пули и гильзы попробуем примерить к нашим нераскрытым преступлениям и к убийствам, числящимся за областным УВД. Возможно, стволы "засвечены". Хотя... маловероятно.
   Раскатов в знак согласия с начальником уголовного розыска теребил мочку правого уха. Именно таким жестом он одобрял действия подчиненных, давая им зеленую улицу.
   Следующий вопрос генерала оказался совсем из другой оперы и, похоже, к происшествию в Степногорске не имел никакого отношения.
   - Скажи-ка мне, Александр Станиславович, в твоем отделе есть вакантные должности?
   - Имеется, товарищ генерал, - сухо и по-военному кратко ответил Малышев, еще не привыкший вот так, запросто, беседовать с начальником Управления и от того чувствовавший себя неловко. - Не укомплектованы должности двух старших оперативников.
   - Майора Ратникова возьмешь под свое крыло?
   Малышев был слегка огорошен таким поворотом дела.
   - В принципе, я согласен. Наслышан о майоре, как о толковом опере, но ...
   - Пусть тебя это не беспокоит. Переводом Ратникова и хозяйственно-бытовыми проблемами займутся соответствующие службы. Не так ли, Сергей Алексеевич? - с хитрым прищуром спросил Раскатов, обращаясь к Дембицкому.
   Что не говори, умел генерал при необходимости жестко решать вопросы, касающиеся деятельности Управления.
   - Петраков станет возражать. Какой начальник захочет терять хорошего сотрудника? - Засомневался Дембицкий, для которого решение генерала также явилось неожиданностью. Теперь стало понятным, почему Раскатов вместе с Малышевым оставил в кабинете заместителя по кадрам.
   - Слава богу, пока не Петраков руководит Управлением, - с явным неудовольствием пробурчал Раскатов. - Здесь Ратников будет не уроки бальных танцев барышням преподавать, а ловить бандитов. Работать по особо тяжким преступлениям с большим общественным резонансом. Хреновых сотрудников, которые, образно выражаясь, не могут ни украсть, ни покараулить, преступники не отстреливают как куропаток. С такими находят общий язык. Значит, Ратников наступил кому-то на хвост, если с ним решили расправиться. Такие опера нам нужны до зарезу. Задача ясна, Сергей Алексеевич?
   Дембицкий тяжело вздохнул, предвидя нелицеприятный разговор с Петраковым и спросив разрешение, покинул генеральский кабинет.
   Начальник всегда прав. С ним спорить - что тигра целовать: удовольствия мало, а страху натерпишься. Се ля ви.
  
   Шагая по коридору, Петраков услышал, как в кабинете забеспокоился служебный телефон, испуская длинные пронзительные звонки.
   " Пусть их... - равнодушно подумал начальник милиции, даже не помысливший поспешить к телефону. - Кому срочно нужно, тот все равно дозвонится".
   Последнее время полковник не ожидал ничего хорошего от телефонных звонков, было у него такое предчувствие, редко подводившее старого служаку.
   Петраков неторопливо провернул ключ в замке, отворил дверь и облегченно перевел дух: на середине рулады телефон заткнулся, словно подавился заливистой трелью.
   Он снял теплую, подбитую мехом куртку и повесил ее в шкаф. Пробежался расческой по густым каштановым волосам, и в этот момент пакостный телефон на столе ожил снова.
   Чертыхнувшись, полковник поднял трубку.
   - Петраков у аппарата.
   - Здравствуй, Степан Николаевич, - донесся издалека бархатный бас Дембицкого. - Признал?
   - Начальство по голосу узнавать полагается, да и твой тембр с другим не перепутаешь.
   - Скажешь тоже, я не Кобзон или Лещенко, чтобы меня по голосу узнавать, - хохотнул Дембицкий. - Как живется тебе на отшибе, Степа?
   - Спасибо, жив покуда вашими молитвами, - сдержано ответил Петраков.
   - Жена здорова? Дочки отца не огорчают? - не унимался старорежимный замполит.
   - Издалека заходишь, Сергей Алексеевич, не к добру это, - не выдержал Петраков. - Прямо говори, ты с хорошими или плохими новостями?
   - Смотря с какой стороны взглянуть, - уклонился от прямого ответа кадровик.
   - Понятно. Значит, как всегда: мне - полынь, вам - сахар. Угадал?
   - Не совсем так, но близко к истине. Есть мнение твоего Ратникова перевести в Управление старшим оперуполномоченным.
   Чувствуя закипающее в груди возмущение, Петраков, едва сдерживая себя, спросил:
   - Интересно, кому пришла в голову такая светлая мысль? Кто этот умник?
   Дембицкий деликатно закряхтел в трубку.
   - Степан Николаевич, ты меня знаешь давно. Поверь, я сделать ничего не мог. Автор инициативы - сам генерал.
   Петраков понял, что отстоять Ратникова ему вряд ли удастся. Решение генерала - не безвольный жестяной флюгер, реагирующий на малейшее дуновение ветерка. Уж коль "процесс пошел", как говаривал незабвенный последний Генсек, его вспять не повернуть.
   - Знаешь, Сергей Алексеевич, такое положение вещей мне определенно надоело, - со злостью в голосе заговорил Петраков после непродолжительной паузы. - Ты когда-нибудь живую курицу видел?
   - Что? - опешил Дембицкий.
   - Повторяю, курицу видел живую?
   - Доводилось.
   - Тогда ответь на вопрос: почему Управление сподобилось глупой куре, гребущей все под себя? Новая техника, за редким исключением, оседает в Управлении, лучшие сыщики немедленно реквизируются из отделов. Словом, действуете по принципу: возьми, Боже, что нам не гоже.
   - Не горячись, Степан, - попытался Дембицкий остудить пыл начальника милиции. - Разве мы делаем не одно дело? Воюем на разных фронтах?
   - Согласен, дело у нас общее.
   Петраков, надевший милицейскую шинель с лейтенантскими погонами в один год с Дембицким, сдаваться не спешил.
   - У меня что, кузница кадров для Управления? - снова задал вопрос полковник. - В позапрошлом году забрали Каштанова, в прошлом умыкнули Усатюка, теперь на выданье Ратников. С кем я работать стану?
   Вы об этом кумекаете там, на верху?
   Дембицкий знал прямой и неуступчивый характер начальника отдела, и был готов к тяжелому разговору. О легкой беседе с Петраковым он не помышлял. Действительно, третий год подряд, так уж вышло, из Степногорского ЛОВД уходили на повышение лучшие оперативники.
   - Не прибедняйся, Степан. У тебя есть кому заменить Ратникова. Например, под руководством Ремнева блестяще прошла операция по задержанию Бычкова. Чем он не замена Ратникову?
   - Все ты знаешь...
   - Должность у меня такая - обо всех знать все. Толковому сотруднику служебный рост необходим. В Степногорской Тмутаракани для Ратникова повышение проблематично. А вот застрелить, пожалуй, могут. Предпосылки налицо.
   - Допустим, повышение по службе для Ратникова я смогу обеспечить, Сергей Алексеевич.
   Мой первый заместитель не сегодня-завтра воткнет штык в землю и отчалит на пенсию, цветочки на даче поливать. Именно в это кресло планировалось посадить Ратникова, а теперь все летит в тартарары. Благодаря пристальному вниманию Управления к забытому богом Степногорскому ЛОВД.
   Настойчивость Петракова иногда граничила с упрямством. Кто знает, может именно это качество позволило ему дослужиться до трех больших звезд. Тридцать лет они знакомы друг с другом, что давало им право в определенных ситуациях отступать от общепринятых правил обращения начальника с подчиненным. Вот и сейчас, выслушав претензии Петракова, более схожие с обвинениями, Дембицкий не рассердился, а примирительно произнес:
   - Степан, дорогой ты мой полковник, я ведь тоже подчиненный и обязан выполнить приказ.
   Порядок знаешь: с чем-то не согласен - пиши рапорт на имя генерала с изложением обоснованных доводов. Но, обязан предупредить, потуги будут напрасны, генерал в таких случаях непреклонен. В общем, Степа, не буди лихо, пока оно тихо.
   - Я умом понимаю, что хреном палку не перешибешь, да сердце противится против неразумной кадровой политики, Сергей.
   Вы Ратникова хоть спросили? Он согласен на перевод в Управление?
   - Ратников пока ничего не знает. Ты, Степан предварительно потолкуй с ним, дай пару деньков на размышление, пусть обмозгует с женой новое место службы, и в понедельник я жду его в своем кабинете. Будем решать окончательно.
   - Значит, без меня, меня женили... - протянул Петраков.
   - Ну, вы даете... Получается, Ратникова не только отдать, мне еще и уговорить его нужно. Мол, поезжай-ка, майор, работать в Управление, ты мне здесь не нужен. Нашли дурака...
   И телефонная трубка в руке полковника издала непонятный звук: Петраков то ли хрюкнул, то ли хмыкнул, а может еще чего другое...
   Дембицкий понял: наступил кульминационный момент беседы с Петраковым. Не обратив внимания на вызывающе грубый тон собеседника, Дембицкий неожиданно рассмеялся:
   - Ох, и язва же ты, Степан. Как только жена тебя такого терпит?
   - Ничего. Мучается, но терпит. Все мы хороши, когда спим зубами к стенке. - Буркнул Петраков.
   Просмеявшись, Дембицкий поставил Петракова в известность:
   - Звонил я твоему Ратникову, звонил. Думал ввести в курс дела, да только телефон его молчит, как убитый.
   - Нет майора в кабинете. Второй день ошивается в прокуратуре, показания дает. Не фунт изюма - завалить двоих бандюг. ЧП не только районного, но и областного масштаба.
   - Пожалуй, - согласился с ним Дембицкий. - Надеюсь, поговоришь с Ратниковым, Степан?
   - Потолковать можно, - наконец, сдался Петраков. - Ответь, как станет решаться вопрос с жильем? С работой для жены? У нее высшее медицинское образование.
   - Думаю, проблем не будет. Имеются кое-какие варианты. С квартирой поможем, супругу трудоустроим в управленческую поликлинику. Будь здоров, Степан. Заранее спасибо.
   - Погоди, Сергей, - остановил его Петраков. У моего Ремнева есть поговорка: "спасибо" в карман не положишь и в стакан не нальешь.
   - Врубился, будет сделано. - Поспешил заверить его Дембицкий.
   - Ничего ты не понял, - грустно произнес начальник отдела.
   - Не помнишь, когда Управление осчастливило нас новой машиной?
   - Вопросы у тебя, должен признать... Я не тыловик, - ответил Дембицкий.
   - Зато я прекрасно помню. Ровно восемь лет назад. Можешь представить, как ребята за этот срок изнахратили "Жигули"? В какой металлолом превратилась машина? Больше ремонтируем, чем ездим. Посодействуешь, полковник?
   Как друга прошу. Не для себя челобитствую, зашиваемся без приличной техники.
   - Ох, цыганская у тебя натура, Степан Николаевич. Сам черный как смоль, и клянчить обожаешь. За Усатюка, помнится, два компьютера выцыганил. За Ратникова - машину? От чего ставки растут?
   Петраков засмеялся.
   - Посмотри вокруг: доллар с каждым днем немыслимо дорожает, не угонишься.
   - Ладно, добро. Замолвлю перед генералом словечко за вас, бедных и сирых. Но раньше первого квартала не жди. Пусты закрома отчизны. Пока! - бросил торопливо Дембицкий и поспешил уронить трубку на аппарат, опасаясь, что Петраков попросит еще чего-нибудь. Аппетит приходит во время еды.
  
   Будильник заставил Ратникова разлепить глаза как обычно в половине седьмого. За окном плотной стеной стояла непроглядная темнота, слышался тоскливый вой ветра. Все правильно. Ноябрь в Сибири - полноправная зима, впрочем, март здесь за весну тоже не считают.
   Из-за приоткрытой кухонной двери пробивалась узкая полоска света. Раздавалось легкое позвякивание посудой.
   Ксана хозяйничала на кухне, готовя завтрак. Противный будильник продолжал трезвонить, выбиваясь из последних сил и будоража комнатную тишину. Шлепком ладони Сергей заставил заткнуться нарушителя спокойствия.
   Еще пару минут он повалялся в постели, сладко потягиваясь, затем бодро подхватился, натянул тренировочные брюки и заглянул на кухню.
   Жена, задумавшись, сидела за столом, подперев щеку кулаком. Легкий халатик, стянутый в талии пояском, распахнулся, оголив соблазнительные бедра молодой тридцатилетней женщины. Упругие полные груди распирали ткань, призывно манили к себе.
   Ксана увидела на пороге мужа и улыбнулась.
   - Встал? Умывайся, завтрак стынет.
   Перед ней дымился омлет, приготовленный по ратниковскому рецепту: с сыром, луком и обильно политый острым кетчупом. Тонкие ломтики бородинского соседствовали с бутербродами. Нежная молочная колбаса нарезана ровными кружками. В стеклянной плошке оплывало масло. Рядом с чайным бокалом - горка сухого печенья. Специфика службы заставляла Сергея плотно завтракать, неизвестно, когда обедать придется. Да и придется ли?
   - Зачем рано поднялась, Ксана? - Сергей обнял жену, прижался небритой щекой к ее щеке и шепнул: - Спала бы... Тебе сегодня на работу к одиннадцати, сам бы приготовил завтрак.
   - Ничего, Сережа, бабье дело не в тягость, а в радость, - Ксана благодарно провела рукой по колючей щеке мужа. - Быстренько приводи себя в порядок, я подожду. Тоже позавтракаю с тобой, заодно.
   Ратников прошел в ванную, поплескал в лицо холодной водой, изгоняя остатки сна. Отвернув кран с горячей, он намылил кисточкой щеки и, чертыхаясь, стал скоблить суточную щетину. Вместо мягкого, нежного и чистого бритья, хваленный "Жиллет" отчаянно скреб кожу, вызывая боль и лишь слегка срезая верхушку буйной растительности. От несносного бритья выступали слезы.
   Кое-как выскоблив лицо, он без всякого сожаления выбросил в мусорное ведро чудо заграничной сангигиены и зарекся покупать разрекламированные "МАКи", "Жиллеты" и прочую ерундистику. Не идут они в сравнение с родным российским "Спутником". Дурят нашего брата. Ой, дурят.
   За завтраком Ксана выглядела грустной и подавленной. Кутаясь в халат, она маленькими глотками прихлебывала из чашки горячий кофе, молча смотрела на Сергея чуть припухшими, печальными глазами.
   - Случилось что-то, Ксана? - поинтересовался Сергей. - Неприятности на работе?
   Жена поставила чашку на угол стола и тяжело вздохнула.
   - Нет, у меня все хорошо. Это у тебя случилось.
   Она неожиданно всхлипнула.
   - Сережа, брось работу в милиции. Как-нибудь проживем. Убьют ведь, - сквозь слезы проговорила она. - Почему все шишки падают именно на тебя, ну почему?
   Ксана не находя места рукам, нервно теребила поясок от халата. Ратников потянулся к ней, обнял за плечи.
   - Успокойся, дорогая. Никто меня убивать не собирается. Кому я нужен?
   Случившееся на днях всего лишь досадное недоразумение. Как говорят юристы, ошибка в объекте. Понимаешь? - попытался он успокоить плачущую жену.
   - Какая же, ошибка... недоразумение... Я похожа на дуру, Сергей? Неужели мне непонятно, что попытка убить тебя имеет чеченский душок? Бог мой, как я была не права, когда отдавала кассету и фотографии. Зачем я это сделала?
   - Родная, ты поступила правильно, но не терзай себя ненужными сомнениями. Зло должно быть наказано. Иначе его никогда не искоренить.
   Сергей целовал мокрые глаза жены, солоноватые от слез щеки, гладил русые волосы, и она постепенно успокаивалась, приходя в состояние душевного равновесия.
   - О моей службе в милиции сейчас говорить не будем. Вопрос решен окончательно. Мое призвание - ловить жуликов, и это единственное в жизни, что я могу делать толково. Могу пообещать, при случае занять более спокойную должность. Ради тебя и Пашки. Недолго осталось ждать. Ведь не до пенсии мне, как молодому рысаку, бегать за жуликами? Рано или поздно укатают Сивку крутые горки. Верно?
   Рассудительный и спокойный голос мужа сгладил опасения Ксаны, успокоил, притупил нервное напряжение последних дней.
   Отстранившись от жены, Сергей посмотрел ей в глаза и совсем не к месту предложил:
   - Ксан, а не родить ли нам ребенка? Возраст позволяет. Давно мечтаю о дочке, а? И - чтобы была похожа на тебя. Соглашайся, любимая, а то, гляди, из Пашки вырастет сущий эгоист. Дело к тому идет.
   Ксана смешливо фыркнула. От плохого настроения не осталось и следа.
   - Беги на работу, Сивка-бурка, опоздаешь.
   В дверях Сергей остановился и шутливо погрозил жене пальцем.
   - Проблема с Ратниковой-младшей с повестки дня не снимается. Решение окончательное и обсуждению не подлежит.
  
   Улица встретила Сергея жидким предутренним сумраком и пронизывающим ледяным ветром. Он поднял воротник, шагнул в холодную круговерть, под сыпавшуюся с неба снежную кашу. Ветер, перехватывая дыхание, завывал в проводах стаей голодных собак, кувыркая по дороге обрывки картонных коробок и, словно кастаньетами, стучал над головой замерзшими ветками берез и кленов.
   В вестибюле отдела Сергей задержался. Стянув с рук перчатки, он принялся выбивать набившийся в воротник снег.
   - Ратников! - окликнул его дежурный. - Петраков просил зайти, как появишься.
   - Зачем, не сказал?
   - Спроси чего-нибудь полегче, майор, - хмыкнул дежурный и захлопнул окно в плексигласовой перегородке, разделявшей дежурную часть и вестибюль.
   По обыкновению дверь начальника оказалась распахнутой настежь. Петраков разговаривал по телефону, но, увидев Ратникова, он прикрыл микрофон ладонью и жестом руки остановил майора.
   - Сергей! Через минуту зайди ко мне. Разговор есть.
   - В курсе, Степан Николаевич, дежурный сообщил, - ответил Ратников, с сухим треском раздирая "молнию" куртки. - Сейчас зайду, вот только раздеться нужно.
   Разговор с начальником занял ровно четверть часа. Сергей, ни сном ни духом не ведавший о предстоящем зигзаге служебной карьеры, попытался наотрез отказаться.
   - Я, Степан Николаевич, в Степногорске родился и вырос, - доказывал он Петракову. - Здесь похоронены мои родители, корни мои в этой земле.
   Друзья тут живут, в конце концов. Чего ради, спрашивается, я все брошу и попрусь в неведомый Новосибирск? Буду слоняться в чужом городе, как говорится, без царя в голове, без флага и Родины.
   Петраков протестующе поднял кверху ладонь.
   - Не нужно меня агитировать, Сергей. Мне твой перевод тоже не в жилу. Сможешь отвертеться, - буду только рад. А что касается Дембицкого... то он выполняет указание генерала, не он является инициатором твоего перевода. Короче, я передал все, о чем меня просил Дембицкий, и в понедельник он ждет твоего приезда в Управление. Все. Свободен. Сегодня на планерке разрешаю не присутствовать. Иди и думай. С Оксаной посоветуйся, время еще есть.
   На пороге он остановил Ратникова.
   - Контора бесцельно слоняться по улицам не позволит, - обреченно сказал полковник. - Заставят рыть землю с таким усердием, что из копыт дым столбом повалит. У нас, в России, всегда так: кто воз тащит - на того безмерно и грузят. Пока ноги не подломятся. Вот так, Сергей.
   В подавленном настроении Ратников зашел в свой, давно ставший привычным кабинет - пенал камерного типа и крутанул "собачку" английского замка. Видеть и общаться он ни с кем не желал.
   Подойдя к столу, он со всего маху упал на шаткий стул, рискуя свалиться на пол, и обхватил голову руками.
   За тонкой фанерной стеной слышалось раскатистое ржанье Портоса. Ну, чисто жеребец перед кобылой во время гона. Смех Портоса мешал сосредоточить мысль на конкретных фактах.
   Не фартило Ратникову менять Степногорск на Новосибирск, пусть и с повышением по службе. Не лежала душа к большим городам за их неискоренимую сутолоку. За обязательную ругань в общественном транспорте. За непременно огромную удаленность дома от места работы. В небольших городах люди много добрее и приветливее. Можно еще привести десяток доводов "против", да что толку?
   Думай не думай, а визита в Новосибирск ему не избежать. После получаса напряженной работы мозговых извилин доводы, приведенные Петракову, стали казаться Сергею малозначительными и до смешного мелочными. Ведь не в преисподнюю его направляют работать, не к чертям на побегушки. Постепенно мысли, уподобившись содержанию песочных часов, плавно перетекли в совершенно иную плоскость и стали кружить вокруг неудавшегося покушения на него самого. Очевидно, что задержание Бычкова никак не связано с попыткой убить Ратникова.
   Прокурорский следак, ухватившись за такую версию, со стопроцентной гарантией тянет пустышку. На это указывал тот факт, что киллеры не являются жителями Степногорска. В противном случае, их личности давно опознали.
   Машина преступников похищена в Новосибирске, что лишний раз подтверждает: Ратникова "заказали" в областном центре.
   Ладно, потопали дальше. Кому помешал провинциал Ратников в столице Сибири? Словом, куда ни кинь - везде клин, и острие клина указывает на Косихина. Смерть Ратникова, после похищения фотографий и кассеты была выгодна только прапорщику или тем отморозкам, которые стоят за ним. А за его спиной, определенно, кто-то находится, и этот "некто" достаточно крутой. "Он", вне всякого сомнения, не подлежит засветке в правоохранительных органах. Ради ОДНОГО Косихина никто не стал бы планировать и проводить акцию по ликвидации майора.
   Как богатые могут плакать, так и крутые тоже умеют считать "бабки". Дешевле и проще - убрать самого Косихина, и дело с концом. Однако такой вариант не устроил хозяев прапорщика. Они явно почувствовали, откуда потянуло жареным.
   Что еще? Нападение на Ратникова совершено в то время, когда Косихин, согласно официальной версии, уже находился в могиле. Получается, Ратников потянул за ниточку, ведущую в осиное гнездо. А что, если Косихин жив, и его смерть явилась искусной инсценировкой? А посему Новосибирска никак не миновать. Из Степногорска до гадов ползучих ему не дотянуться. Слишком коротка кольчужка и мизерны возможности. Здесь можно лишь дожидаться очередного покушения на собственную жизнь, которое возможно станет более удачным, чем предыдущее.
   Тактику следует поменять, майор. Хочешь жить - перемахни через бруствер и марш вперед, в наступление. Маневрируй. Пригибайся. Паши землю носом. Но иди вперед, на мины. Ордена - потом. Только так ты сможешь выжить и победить.
  
   Глава 16. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
  
   Узкая каменистая дорога рождественским серпантином упрямо карабкалась вверх. По левую сторону дороги, более похожей на тропу контрабандистов, высились мрачные каменные глыбы, правая сторона зияла многометровой пропастью. Маршрут явно не туристический.
   За полтора часа пути Косихин трижды в ужасе прикрывал глаза, мысленно прощаясь с жизнью. Проходила томительная минута, однако ничего страшного не случалось. "Нива" притормаживала на крутых поворотах, проходя в опасной близости от края пропасти, и уверенно ползла вперед.
   Сидевший за рулем чеченец за всю дорогу не проронил ни слова. Может, не знал нормального русского языка, но, вероятнее всего, считал ниже своего достоинства вступать в разговор с беглым российским прапорщиком. Он непрерывно курил, не отрывая цепкого взгляда от дороги, и вполголоса бормотал русские ругательства.
   Поеживаясь от внезапно охватившего его озноба, Косихин поднял боковое стекло и скользнул мимолетным взглядом по водителю. Водила посасывал изжеванный сигаретный фильтр, ронял пепел на колени, не опасаясь пропалить дыру в застиранных до белизны штанах. Распахнутая на груди куртка выставляла напоказ густую растительность, издали походившую на шерстяной свитер. Попросить водителя включить салонное отопление Косихин не рискнул, благоразумно решил не причинять ему беспокойства своим присутствием и держаться от него подальше.
   "Обезьяна чертова, - с неприязнью подумал о шофере Косихин. - Его можно голым на Северный полюс выпустить, и ничего - выживет, без всякого ущерба для здоровья. Даже насморка не схлопочет".
   До наступления полной темноты оставалось около часа, как Василий заметил, что дорога заметно улучшилась. Полотно стало шире, на ней могла запросто разъехаться пара легковушек. Наводившие на него страх пропасти сменили неглубокие пологие откосы. "Нива" перестала подминать колесами каменные булыжники, едва не вызвавшие у Косихина сотрясение мозга. Наконец, изменилось поведение водителя. Вместо бранных русских слов с его губ потекла тоскливая мелодия, своей безысходностью напоминавшая вой голодного волка. Для полноты сравнения недоставало яркой луны ...
   Косихину захотелось зажать ладонями уши, чтобы никогда не слышать заунывных звероподобных звуков.
   Неожиданно шофер дернул Василия за рукав. Василий тревожно встрепенулся, но чеченец ощерился доброжелательной улыбкой.
   - Нравится песня, Исмаил? - спросил он. - Хочешь научу?
   - Не рублю я по-вашему. Ни бельмеса, - ответил Косихин.
   - Как? - не понял шофер. - Бель? Мес?
   - Ну, совсем не понимаю по-чеченски, - мягко втолковывал ему бывший прапорщик, и поспешил заверить, дабы не прогневить басурманина, - Когда-нибудь выучу. В цирке медведей учат ездить на мотоциклах.
   - Научиться нужно, - согласился с ним чеченец. - Без этой песни тебе нельзя. Она поднимает дух воина.
   Внезапно он ударил ногой по тормозной педали. "Нива" заскрежетала колодками и остановилась посередине дороги, как вкопанная.
   К машине приближались трое вооруженных людей. Двое пожилых с густыми смоляными бородами были вооружены автоматами, висевшими поперек груди.
   Третьим среди них был совсем пацан, лет шестнадцати. За спиной мальчишки торчал ствол снайперской винтовки Драгунова.
   По-видимому, "Нива" боевикам была знакома, и они без опаски неторопливо шагали ей навстречу. Косихин с любопытством следил за недавними врагами, с которыми ему теперь предстояло делить кров и хлеб.
   Водитель "Нивы" выбрался из салона, поднял в приветствии над головой руки и заспешил к сородичам. После неизменно-слащавого приветствия они отошли на обочину и, усевшись на придорожные валуны, закурили. Разговор, естественно, велся по-чеченски.
   - Новенький? - спросил старший, на поясе которого телепалась антенна портативной рации.
   Водитель подтвердил.
   - Один? Маловато... - старший недовольно поцокал языком.
   - Количество от меня не зависит, Зейнулла. Сколько мне дают - столько я вам и доставляю.
   В голосе шофера слышались оправдательные нотки.
   - Кто он? Откуда?
   - Русский. Из Новосибирска, бывший мент. Руслан прислал.
   Ответ водителя Зейнулле явно пришелся не по вкусу.
   - Вах... Собака... - пробормотал он. - Опять сибиряк. Других, что ли нету?
   - Как чувствует себя предыдущий "крестник"? - Задал вопрос шофер.
   Зейнулла в сердцах сплюнул на дорогу тягучую, желтоватую от никотина слюну, и растер ботинком.
   - Шакал. Наверное, убить придется.
   - Совсем безнадежный?
   Зейнулла не счел нужным отвечать на вопрос. Он поправил на плече автоматный ремень и снова цвиркнул струйкой желтой слюны. Имелись у него определенные виды на строптивого русского. Конечно, в бой с оружием в руках его посылать опрометчиво. Запросто может накрошить лапши из воинов ислама, устроить напоследок маленькую уразу-байрам. В смелости белого шайтана Зейнулла не сомневался. Имел возможность убедиться. А вот в ином качестве он принесет Ичкерии ощутимую пользу. Но пока рано об этом мечтать. На такой случай у русских есть правильная поговорка: курочка - в гнезде, а яичко - .... в курице.
   Прогнав из головы невеселые мысли, Зейнулла кивнул в сторону "Нивы" и спросил:
   - Новенький не зауросит, как не объезженный жеребец?
   Водитель поспешно мотнул лохматой головой с торчавшими на все четыре стороны давно не мытыми космами.
   - Будь спокоен. Обратная дорога в Россию ему заказана навсегда. Так сказал Нуржан. Кровь на нем, много крови. Только вчера на шоссе он застрелил русскую женщину с младенцем.
   - Вах! - удовлетворенно воскликнул Зейнулла. - Харош джигит. Прям звер!
   Он посчитал разговор законченным, поднялся с валуна и, не говоря не слова, закосолапил к машине. Остальные - за ним. Гориллоподобный шофер в несколько шагов поравнялся с ним и поинтересовался:
   - Посты с перевала сняли, Зейнулла? Кроме вас, никто машину не тормозил.
   Зейнулла довольно усмехнулся, и дружески потрепал водителя по мощной холке, словно прирученного пса.
   - Зачем? Теперь у нас имеются вот такие штуки, - он показал пальцем на висевшую на поясе новенькую рацию. - Твою "Ниву" дважды рассматривали в прицел. Ее знают, потому и не проверяли. Достаточно было сообщения, что ты едешь без "хвоста".
   Косихин увидел идущих к машине чеченцев и растерялся. Он не мог сразу сообразить, оставаться ли ему в машине, или встретить боевиков на дороге. В конце концов решил, что для него будет удобнее выйти на дорогу. Тем самым оказать уважение вооруженным абрекам. Неизвестно, какие у них тут порядки и обычаи.
   Зейнулла вплотную приблизился к Косихину и протянул ему руку.
   - Задрастуй, джигит!
   Василий осторожно пожал костлявую коричневую клешню. И неожиданно для себя выпалил, вывернув наизнанку весь словарный запас мусульманских слов.
   - Салям алейкум, дорогой. Здравия желаю.
   Наклонив лысый кочан, он прижал ладонь правой руки к сердцу. Неуклюжее подобострастное приветствие Косихина вызвало снисходительные улыбки обступивших его бандитов.
   Зейнулле заискивающее поведение Косихина не понравилось. Нет, на волка новенький не похож. Скорее, смахивал на поджавшую хвост собаку. Утром разберемся, какова ему цена.
   - Давай, трогай! - приказал Зейнулла волосатой обезьяне, обнимавшей лапами руль, - остановишься у Хакима, примите гостя по кавказским обычаям.
   - Может, у сестры заночуем? - спросил шофер. - Зачем Хакима на ночь беспокоить?
   Против такого предложения Зейнулла не возражал.
   Было достаточно светло, когда "Нива" мягко вышла из очередного поворота и, низко опустив нос, на "нейтралке" покатилась в открывшийся взгляду распадок, длиной километра полтора, а в поперечнике не менее двухсот метров. Даже дремучему от понимания красот природы Косихину место приглянулось. Защищенную со всех сторон от ветров лощину обступали деревья, под сенью которых уютно чувствовал себя колючий терновник.
   По дну распадка протекал неширокий ручей с чистой водой, а в густой траве паслась отара овец, нарушая жалобным блеяньем картину умиротворенности и первозданного покоя.
   К пологим откосам распадка ласточкиными гнездами вразброс лепились односкатные деревянные домики, своим небольшими размерами напоминавшие игрушечные. В загустевших сумерках вездеход на ближнем свете фар уверенно подрулил к одному из них.
   Водитель заглушил мотор "Нивы", и в наступившей тишине протяжно и сладко зевнул, по-звериному клацнув удивительно белыми, словно фарфоровыми, зубами.
   - Пойдем, Исмаил. Здесь живет моя сестра. До утра побудем у нее, а потом тебя пристроим куда-нибудь.
   Дважды повторять приглашение не пришлось. Дорога в райский уголок оказалась для Василия несказанно тяжелой, и он чертовски устал. Единственно, чего ему хотелось - набить желудок и придавить затылком подушку.
   - Как тебя зовут? - наконец, решился спросить Косихин у водителя.
   - Неудобно получается...
   - Мусой зови, не обижусь, - ответил чеченец и грохнул кулаком в дощатую дверь.
   Из состоявшегося короткого диалога между Мусой и хозяйкой дома, Косихин, естественно ничего не понял.
   "И этот язык дикарей мне предстоит выучить, тоскливо подумал Василий.
   - Смогу ли? Я и русский-то толком не знаю. Мозги свихнешь от такой абракадабры".
   Звякнула металлическая задвижка, и из дверного проема на Косихина пахнуло запахом домашнего тепла и уюта.
   Пройдя вслед за Мусой темные сенцы и треснувшись лбом о какую-то деревянную конструкцию, Василий шагнул в комнату, освещенную маленькой лампочкой. Хозяйка подошла к настенному шкафу, отворила дверку и привычным жестом бросила на полку тяжелый для женской руки "ТТ", рядом с короткоствольным автоматом. Но не это поразило Косихина. Он заворожено глядел на одеяние хозяйки - черный шелковый халат с крупными розами по полю. Женщина медленно обернулась к гостям, и Косихин едва не лишился чувств.
   Перед ним стояла... Хафиза.
   - Василий?!
   Взгляд огромных черных глаз в обрамлении длинных пушистых ресниц насквозь пронзил Косихина. По коже противными мелкими насекомыми побежали мурашки. Живуч оказался страх перед коварной, некогда страстно желанной женщиной.
   - Я это... Хафиза, - обречено промямлил бывший прапорщик.
   Колени Василия предательски задрожали, и ему пришлось опуститься на стоящий рядом стул.
   - Ты знакома с Исмаилом? - удивился Муса. Не знал.
   Хафиза подойдя к Василию дружелюбно протянула руку.
   - Да, Муса. Работали одно время вместе. Было такое. Только он не Исмаил, его зовут Василий. Пока он будет оставаться неверным, никто не вправе давать ему благочестивое мусульманское имя. Примет ислам - тогда для меня он станет Исмаилом.
   - Готовь ужин, женщина. Мужчины кушать хотят, - нетерпеливо оборвал ее Муса. - Слишком много говоришь.
   Он вышел на улицу и из машины притащил две бутылки водки, припечатал их к столу.
   - Нуржан передал. Говорил, что обещал угостить тебя. Когда прибудете на место, - пояснил Муса.
   За ужином Косихин пил мало. Неожиданная встреча с Хафизой начисто отбила охоту напиться, чего не бывало раньше. Опрокинув пару стопок, он перевернул свою рюмку кверху дном. На сегодня хватит. Понимал, что впереди предстоит трудный разговор тет-а-тет с Хафизой.
   Родич Хафизы в мгновение ока, без всякого зазрения совести, приговорил оставшуюся водку, вытер полотенцем сальные губы и ударил ладонью по столу.
   - Спать пора. От усталости глаза слипаются.
   - Иди в спальню, Муса, - сказала Хафиза. - Там постелено. Мне поговорить нужно с Василием.
   Оприходованные полторы бутылки водки никак не подействовали на двухметрового примата.
   Такая лошадиная доза для Василия была недосягаема.
   - Побеседуем, Вася? - повторила Хафиза.
   - Как хочешь, - равнодушно буркнул Косихин.
   По-видимому, Муса неправильно истолковал слова Хафизы. Он несокрушимой глыбой навис над столом, ухватил собутыльника за плечо и играючи оторвал его от стула. Затем аккуратно поставил рядом с собой. Блестящая голая макушка Косихина едва доходила до плеча чеченца.
   - Поворкуйте, голубки, - абсолютно трезво, но зловеще пробубнил он. Тон Мусы не предвещал ничего доброго.
   - Только, запомни: обидишь сестру - умирать будешь долго.
   Василий хранил молчание, понимая, что с ножом на танк не лезут.
   Хафиза рассмеялась.
   - Ну, Муса, рассмешил. Иди-ка спать, братец. У нас разговор другого характера. Понял?
   - Ну-ну.
   Через минуту из открытой двери спальни донесся рокот.
   - Выйдем на улицу, Василий? Подышим свежим воздухом, - предложила Хафиза. - Все равно через десять минут в поселке отключат свет.
   - Не возражаю, - вяло согласился Косихин. Твой братец ревет, как вертолет на боевом курсе. Ничего не слышно.
   Хафиза накинула на плечи теплую куртку, сдернула с гвоздя, вбитого в стену, ватник и протянула Косихину.
   - Одевайся, ночи сейчас холодные.
   За дверью их обступила вязкая темнота и свежесть. Поселок засыпал. Одно за другим гасли желтые пятна окон. Ночная идиллия нарушалась чуть различимым тарахтеньем движка, как понял Василий, служившим источником электрического снабжения затерянного в горах логова бандитов.
   Ровно в девять вечера мотор прекратил свою монотонную песню, погасив в окнах домов редкие светлячки. Село погрузилось в непроглядный мрак.
   Василий и Хафиза бок о бок сидели на невысоком занозистом крылечке, сколоченном из неоструганных досок. Косихин изредка затягивался сигаретой, не спешил начинать непростой для них разговор. Молчала и Хафиза.
   - Будем в молчанку играть, Вася? - не выдержав, спросила женщина.
   Косихин вздохнул. Бросил под ноги окурок. Придавил подошвой тяжелого ботинка.
   - Теперь-то что толку говорить? После драки кулаками махать бесполезно.
   - Не скажи, - усмехнулась Хафиза. - По-моему, нам есть, что сказать друг другу. Давай, дружок, разберемся, почему ты снова оказался в Чечне?
   - Как кассета и фотографии появились в Новосибирске, Хафиза? Получается, обвели меня вокруг пальца, как ребенка. Обидно.
   - Произошла роковая случайность. Ваш Ратников с товарищем убежали из плена, угнав бронетранспортер. Их преследовали две машины - джип и "Форд", в котором находился Акрам. У него с собой был портфель с пленкой и фотографиями. Подробности я не знаю, но во время погони БТР расстрелял джип и раздавил "Форд", как яйцо. В результате - твой компромат оказался в руках у Ратникова.
   - Зачем Акрам хранил фотки и кассету? Нельзя было сразу уничтожить? Я выполнил все, что от меня требовалось.
   - Об этом он мне ничего не говорил. Планы начальства для подчиненных неведомы.
   - Вообще-то, правильно. Командиры сами за нас решают, как нам жить, - согласился Косихин, припоминая Ведьмина.
   В последние дни, лишенный алкогольной подпитки, он имел время трезво проанализировать события последних месяцев той далекой, РУССКОЙ жизни. Событий, имевших хорошее начало, но плачевный исход. Неплохие "бабки", срубленные за чеченскую командировку, рестораны, машина, новая должность и повышение в чине - все напрямую оказалось связанным с именем единственного человека. Подполковника Ведьмина. Верняк, настоящая мрачная действительность для Косихина явилась результатом тайных игрищ подполковника. В самом деле, во сколько "баксов" обошелся Косихин для Ведьмина? В какую копейку влетела одна только инсценировка смерти прапорщика со взрывом в морге? Дураку ясно, любые затраты должны окупаться с лихвой. Выходит, Ведьмин заработал на нем хорошие деньги. Продал, отец родной, мать твою. Как скотину продал... Но сначала - купил...
   От неожиданного открытия на душе стало муторно, будто живьем проглотил холодную, скользкую лягушку. Что-то тихо говорила Хафиза, но до него не доходил смысл сказанного. Заклинило.
   - Василий, тебе плохо? - издалека донесся голос чеченки. Сначала она настойчиво тормошила его за плечо, но, не дождавшись ответа на вопрос, легкой пощечиной привела в чувство.
   - Порядок.
   Косихин понемногу выходил из затяжного пике.
   Из рваной прорехи ночного облака выглянула луна, заполнила распадок тусклым светом.
   Косихин машинально вытащил из кармана полупустую пачку сигарет.
   - Много курить вредно, - совсем по-домашнему, заботливо сказала Хафиза, и Василий послушным мальчиком сунул пачку обратно в карман.
   - Знаешь, Василий, тогда, на Заставе, во время нашего последнего разговора я не могла избавиться от ощущения, что мы с тобой встретимся вновь.
   Это правда. Умом понимала: после всего случившегося дорога в Чечню тебе заказана навсегда, жизнь для тебя дороже всего на свете. А внутренний голос твердил, что мы еще увидимся. Так и случилось.
   Слова Хафизы прошли мимо ушей Косихина. Его беспокоило другое.
   - Почему ты исчезла из поселка за три дня до нашего отъезда? Что тебе помешало вернуть мне фотографии и кассету, как договорились?
   Хафиза ожидала нечто подобное. Косихин не мог не задать этот вопрос.
   Хафиза - вот главный виновник зла и бед, выпавших на долю Косихина в последнее время. Другое мнение не имеет право на существование. Именно она заманила его в западню, где безукоризненно сработал Акрам, завербовав прапорщика с потрохами. Она же ловко обманула, вовремя покинула станцию, и не передала обещанные фотографии и кассету, ставшие впоследствии смертным приговором для него.
   - Все не так просто, Василий, - после долгого молчания заговорила Хафиза. - Помнишь, ты получил магнитную мину с дистанционным управлением? Через полчаса Акрам забрал из киоска кассету и фотографии. Больше я их не видела.
   - Получается, "компра" на меня существовала в единственном экземпляре?
   - Естественно. Байка о копиях - блеф чистой воды. Ваша застава должна была погибнуть. Так зачем изготавливать копии никому не нужных документов?
   - Не понял, - воскликнул Косихин. - Как это - погибнуть?
   - Командование отряда отказалось возвращать в полк зенитку и станковый гранатомет, и Акрам зациклился, - во что бы то ни стало захватить их, попутно уничтожить ваш отряд. Такая задача была ему по силам.
   Боевики ожидали приказа Акрама... огнеметы, гранатометы... А ваши милиционеры попадали под перекрестный огонь из лесопосадки и с крыш... Жителям приказали не ночевать дома.
   Косихин почувствовал, как от слов Хафизы под сердцем возник холодный ком. Зависнув в груди январским снежком, через секунду комок ухнул вниз...
   - Что же... помешало... Акраму... уничтожить... заставу? - в несколько приемов спросил пораженный Василий.
   - Самое удобное время для нападения - последняя ночь перед отъездом. Люди расслаблены, и в мыслях уже дома.
   - Куда ушли боевики Акрама? - машинально поинтересовался Косихин, которому было не все равно, кого бандиты покрошили вместо них.
   - В Алды, - не раздумывая, ответила Хафиза, но тут же спохватилась, поняв, что ляпнула лишнее. - Кажется туда... У нас не принято проявлять любопытство в таких вещах. Можно головы лишиться.
   - А Алды... - эхом повторил Косихин. - Значит, люди Акрама участвовали в захвате вагона с деньгами?..
   - Не знаю, - уклонилась от правдивого ответа Хафиза. - Прими, Василий, дружеский совет: не следует совать свой нос в дела, лично тебя не касающиеся. Здоровье крепче будет.
   Хафиза игриво ткнула его кулаком в бок, но экс-прапор на заигрывание не ответил...
   В памяти всплыл давний августовский разговор с сержантом Лошкаревым, по прозвищу Лошарик. "Погоняло" свое он получил благодаря нескромным размерам собственных ушей. На его всегда улыбчивом лице все было небольшим и пропорциональным: нос, глаза, рот. А вот с ушами природа перестаралась, дала маху, наградив двумя оттопыренными локаторами.
   ...В тот день Лошарик забежал к Косихину справиться о поступлении на склад форменного обмундирования. Поговорили за жизнь, хряпнули по бутылочке пивка, выкурили по сигаретке. Вспомнили службу в Чечне.
   - Знаешь, Косой, я вчера был на "сутках". Вечером тормознул на станции эшелон. Ребята в Грозном лямку тянули. Как водится, поговорили. Страшные вещи они рассказывают, е-мое...
   Лошарик тряхнул головой. Его знаменитые слоновьи уши немедленно пришли в движение и, казалось, шлепнули хозяина по щекам.
   - В начале мая, - продолжил он. - Когда мы уезжали домой, "духи" налетели на Алды, это пригород Грозного. Там тоже "транспортники" стояли, по-моему, из Воронежа. Из всего отряда осталось в живых пять человек, да и те сильно пораненные. Боевики спешили и не успели их добить. А из-за чего, спрашивается? Какой-то дурак наверху додумался отправить деньги для Грозного в товарном вагоне. Представляешь, целый вагон денег, Косой? Ну, может, и не целый, но полвагона точно. Вот за эти "бабки" боевики и устроили мясорубку. Короче, перебили наших, забрали деньги и поминай, как звали. Оказывается, все им было известно. Номер вагона с деньгами, в какой тупик поставили, сколько человек в охране. Дурдом, прямо...
   Гляди, как фортуна распорядилась. Впрочем костлявой старухе глубоко до феньки перед кем размахивать литовкой. Безносой симпатяге по одному месту, по сибирякам она пройдется, или по воронежцам. Единственный факт не подлежит сомнению: Василию в очередной раз удалось удрать из ледяных объятий смерти. Наставить себе синяков и шишек, ценой жизни бывших товарищей, но снова удалось вынырнуть на поверхность и хватить глоток спасительного воздуха.
   Больше часа беседовали Косихин и Хафиза. Вопросы, в основном, задавал Василий, что было вполне естественно в его положении. Хафиза ограничивалась односложными ответами, весьма далекими от истины.
   Такая ситуация являлась объяснимой для Хафизы, следовавшей золотому правилу всех разведок мира: не доверять и не быть искренним с малознакомым человеком. Это правило спасло жизни многим шпионам.
   Они нарезали словесные круги и примерялись друг к другу. Маневры их походили на начало первого раунда боксерского поединка, когда соперники проводят активную разведку и выполняют серии обманных финтов: пританцовывают, делают ложные выпады, наносят легкие удары, но не спешат ринуться в ближний бой, приберегая козыри. Каждый пытается рассекретить слабые стороны противника, одновременно опасаясь нарваться на сокрушительный нокдаун.
   Вместе с тем Хафиза и Косихин понимали, что судьбе угодно, чтобы сегодня они играли в одни ворота, и всячески старались сгладить острые грани неприятных моментов беседы.
   Резко похолодало. Сгустившиеся ночные тучи надежно упрятали лунное полукружье и уронили на землю мелкую слезу. Но собеседники в дом не торопились: из-за хлипкой двери доносился басовитый храп Мусы. Мощные децибелы, вылетавшие из носоглотки братца Хафизы, были способны достать до печенок даже безнадежно глухого, как столетний пенек, деда.
   - Расскажи о себе, Хафиза, - попросил Косихин. - Только не нужно вешать лапшу на уши, в данной ситуации вранье неуместно.
   - Зачем тебе это? - грустно спросила чеченка.
   Преодолевая холодный озноб, она вдруг прижалась к плечу Василия, засунула озябшие ладони в рукава куртки, стараясь согреться.
   - Мне нужно знать правду, - настойчиво попросил Косихин, почувствовавший исходившую от молодой женщины живительную силу.
   Как пробившийся из твердой, каменистой почвы росток неумолимо, стремительно набирая силу, тянется к солнцу, Хафиза и Косихин внезапно почувствовали взаимное тяготение. Возникшее влечение было лишено сексуального оттенка, просто-напросто, на поверку их души оказались родственными.
   У них не было семьи и дома и главная причина тому - война.
   Хафиза помолчала, собираясь с мыслями, подождала, когда
   Василий закурит очередную сигарету и, наконец, заговорила.
   - Мне двадцать девять лет. Родилась в чеченской семье. Мама - фельдшер. Папа работал агрономом в винодельческом совхозе. Жили тихо, мирно. Мама лечила сельчан, отец с утра до вечера пропадал на виноградниках. Кроме меня, в семье было еще три брата. Учеба в школе мне давалась легко, и вместе с аттестатом я получила серебряную медаль.
   Без проблем поступила в педагогический институт. В семье это событие стало большой радостью, и отец гордился мной. Умницей называл.
   После пяти лет учебы закончила аспирантуру и осталась преподавать на кафедре психологии. В институте я и мужа себе приглядела. Мы, как городские жители, сразу обзаводиться детьми не спешили, думали год-два пожить для себя.
   Но потом началась полная неразбериха. Все вокруг будто с ума посходили. Наши схватились за ножи, русские - за автоматы, и пошла резня да пальба. Короче, за год войны из нашей семьи уцелели только я и Муса. Погибли два брата, отец и мой муж. Мама умерла - не выдержало сердце.
   Хафиза умолкла.
   - Выходит, ты меня обманывала там, на заставе?
   - Было такое. Немного лукавила, - согласилась с ним Хафиза. Обстоятельства того требовали. Сам понимать должен. Акрам и мой муж - из одного тейпа. Раньше, в советское время Акрам служил в КГБ, поэтому он отыскал меня после гибели мужа и пристроил рядом с собой...
   Под монотонный, убаюкивающий шелест сыпавшейся из черного неба мокрети тихо лилась беседа. Капли стучали о козырек навеса и прерывистыми струйками струились на землю. Несильные дуновения ночного ветерка становились все тише и, вконец обессилев, перестали раскачивать верхушки деревьев.
   Две одинокие души - Хафиза и Василий - затерялись в ночи и в невнятном шепоте осеннего дождя.
   Любая человеческая бойня, именуемая войной, для солдата - злая мачеха. Не приголубит. Не пожалеет. Ласковым словцом не порадует. По известным ей одной законам из одних ваяет героев, из других - лепит подлецов. Одним она щедро раздает ордена и почет, другим - позор и проклятие. Но в борьбе за жизнь герои и трусы, без исключения, обязаны стать убийцами. Таковы жестокие постулаты войны. Чтобы выжить, нужно убивать.
   - Как ты, Василий, жил в Сибири? - закончив говорить, спросила Хафиза. - Ни разу не была в Новосибирске. Для меня Сибирь - далекая и неведомая страна.
   Они поменялись ролями. Василий рассказывал, а Хафиза внимательно слушала.
   Внезапно Василий поймал себя на ощущении, что он рассказывает вовсе не о себе, а о постороннем человеке. Оставшиеся навсегда в прошлой жизни жена, сыновья, работа были вроде его, но не вызывали никаких эмоций и ощущений. При упоминании о бывшей семье он не испытывал естественного желания встречи с родными, не наполнялось его сердце чувством жалости и любви. Осознание вины тоже безнадежно заблудилось в неведомых закоулках его души.
   Совсем некстати, подчиняясь извечному женскому любопытству, Хафиза поинтересовалась:
   - Жену свою, Любашу, любишь?
   - Наверное, любил. Когда женился на ней. Так мне казалось, по крайней мере.
   - А сейчас?
   Василий замялся, не желая выглядеть в невыгодном свете перед Хафизой и ответил:
   - Мертвых не любят, их жалеют. Любить можно живого человека, а я для нее покойник. Значит, и Любаша умерла, осталась в другом измерении, куда для меня возврата нет.
   Хафиза теснее прижалась к нему, и Косихин ощутил на щеке легкое прикосновение горячих губ.
   - Ничего, Вася, все устроится. Здесь тоже можно жить не хуже, чем в Новосибирске.
   Косихин, желая ответить на поцелуй, хотел ее обнять, но Хафиза, смешливо фыркнув, вскочила на ноги.
   - Рано еще заниматься этим... Пока не станешь для меня ИСМАИЛОМ - забудь, что ты мужчина.
  
   Глава 17. ВТОРОЙ ПОБЕГ МАРТЫНОВА
  
   Человек уходил от погони.
   Оскользнувшись рваными башмаками на каменистой россыпи, он кубарем полетел вниз. Оставляя клочья одежды и лоскуты кожи на ветках кустарника, усыпанных острыми шипами, он резиновым мячом катился по склону. Возникшая на пути старая ель прервала каскад неуправляемых кувырков. Со всего маху въехав головой в мощный ствол дерева, беглец подхватился, выхаркнул сгусток соленой крови вместе с выбитыми зубами и на четвереньках, по звериному, снова стал карабкаться наверх.
   Добравшись до плешивой макушки горы, человек в изнеможении рухнул на траву, переводя дыхание и чутко вслушиваясь в окружающую тишину, нарушаемую гулким стуком собственного сердца. От нечеловеческого напряжения и усталости кровь хлынула к вискам, вздыбила буграми жилы.
   Больше минуты отдыха он себе позволить не мог. Досчитав до шестидесяти, человек вскочил на ноги, и в этот момент его слух уловил отдаленный собачий лай, послуживший кнутом для бедняги, и заставивший его с удвоенной быстротой броситься, не разбирая дороги, напролом сквозь заросли кустарника.
   Злобный лай собак становился все ближе и явственнее. Погоня настигала беглеца. Человек в безуспешных поисках выхода из западни заметался меж полуголых сосен и разлапистых елей. Как назло, на протяжении трехчасового марафона на всем пути ему не попалась мало-мальски подходящая речушка или ручей, пройдя по которым, он смог бы оторваться от преследования. Не было у него и завалящего пакетика с перцем для присыпки следов, чтобы отбить нюх у собак.
   Ясно, как белый день: псы, спущенные с поводков, идут по следу самостоятельно, оставив хозяев далеко позади. Через несколько минут собаки настигнут беглеца, и полетят во все стороны кровавые ошметки плоти. Человеческой.
   К тому времени, когда подоспеют чеченцы, рандеву будет закончено. В пользу животных.
   Почти неосознанно, повинуясь инстинкту самосохранения, человек забрался на высоченную ель, спрятавшись в колючих лапах, остро пахнущих древесной смолой.
   Вовремя. Едва беглец успел перевести дыхание, как два огромных ротвейлера зашлись в неистовом лае у подножия ели, послужившей убежищем для него. Будь у беглеца пара ножей, обезвредить собак было бы несложно. Чего-чего, а метать ножи он умел. Но в настоящий момент, кроме изодранных в кровь рук, другого оружия у него не имелось.
   Сквозь просвет в лапнике человек видел оскаленные пасти псин с торчавшими острыми клыками, с которых обильно капала наземь прозрачная слюна.
   Рычание и лай слились воедино в невообразимую какофонию, выдавая местонахождение беглеца.
   Ему оставалось только ожидать, когда истечет последняя минута жизни, отпущенной ему судьбой. Не больше четверти часа. Он знал, что помилования не получит. Он смирился с мыслью о смерти и решил, что лучше погибнуть от бандитской пули, чем быть растерзанным на куски зубастыми тварями, специально натасканными на человека. Второй попытки побега чеченцы никому не прощают. Удивительно, почему его пощадили после первого неудачного побега.
   Беглец мысленно попросил прощения у всех, кого когда-то обидел и в ожидании последнего, рокового выстрела закрыл глаза.
   Вопреки его предположению, чеченцы появились гораздо раньше. Почти одновременно с появлением собак совсем рядом раздался треск ломаемых сучьев и гортанные возгласы. Чеченцы спустили с поводов собак, лишь явственно разглядев карабкающегося на кручу человека.
   Наконец-то. Сейчас кто-то из них даванет на спусковой крючок и все разом закончится.
   "Как убивать будут? - подумалось ему. - Очередью снимут или одиночным?"
   Однако вместо ожидаемого выстрела он услышал голос ненавистного Зейнуллы.
   - Мартынов, сылезай, нахер!
   Беглец молчал.
   - Сылезай, гаварыть нада. Убивать нэ стану тэбя. Кылянусь!
   "Сказка про белого бычка, - подумал Мартынов. - Не в правилах Зейнуллы оставлять в живых дважды покушавшегося на побег пленника. Что ж, поглядим, куда кривая вывезет на этот раз".
   Мартынов не боялся признаться себе, что хочет жить. Конечно, не ТЕПЕРЕШНЕЙ жизнью, а нормальной, как несколько месяцев назад. Удастся ли ему вырваться из ада? По-любому, тюремная камера в России для него милее "свободной" жизни в Чечне. Но до российских тюремных нар нужно еще добраться, получить как награду. Пофартит ли такое счастье?
   Он начал медленный спуск. На высоте трех метров от земли внезапно грянула автоматная очередь.
   "Вот и все, конец", - успел подумать Мартынов, и опять оказался не прав. Пули впились в еловый ствол у его ног, брызнув по сторонам кусочками коры.
   Дерево окружили пятеро вооруженных "Калашниковыми" чеченцев. Наблюдая за замершим, прилепившимся к еловому стволу Мартыновым, они издевательски заржали под аккомпанемент лая ротвейлеров, взятых на поводки и привязанных к соседним деревьям.
   - Хоп! - сердито приказал Зейнулла и смех моментально прекратился.
   - Мартынов! Ты будэшь жить, если дашь сэбя связать. Абэщаешь?
   Вот оно что. При задержании Мартынова во время первого такого же неудачного побега, бандиты, потехи ради, попытались его избить. Неосторожность допустили, стоившую боевикам трех сломанных рук и свернутой набок челюсти. Еще один с поврежденным позвоночником навсегда остался калекой.
   Зейнулла, увидев, как Мартынов лихо складывает поленицу из его воинов, спустил с поводка собаку. Шестидесятикилограммовая псина прокусив капитану руку, сшибла его на землю, однако добраться до горла не успела - помешал Зейнулла. В тот раз боевики всласть отоспались на Олеге. Били до тех пор, пока не помутилось сознание.
   Мартынов здорово удивился, когда пришел в себя. Вместо вонючего и грязного сарая, в котором обитал до побега, его окружала чистота.
   Рядом с кроватью стоял табурет, на нем - кружка с водой и блюдо, доверху заполненное фруктами. У изголовья сидел Зейнулла.
   - Гдэ учился? - спросил он.
   - Что? - не понял вопроса Олег.
   - Гдэ дратца научился?
   - Афганистан. Десантно-штурмовой батальон. Старшина роты.
   Зейнулла озлобленно поджал губы. В темных глазах вспыхнули искры злости.
   - Ясна. Знашит, братьев-мусульман убывал?
   - Там все друг друга убивали, - ответил Олег.
   - Харашо, старшина. Поправляйся, потом научишь дратца маих воинов... - как уже о решенном, сообщил ему Зейнулла. - Иначе - смерть.
   - Убей сразу, Зейнулла, но твоих бандитов рукопашному бою обучать не стану, - наотрез отказался Мартынов.
   Получив отказ, Зейнулла не рассвирепел. Он надеялся, что договорится с русским ассом рукопашного боя по-хорошему, не прибегая к непопулярным в таких случаях мерам физического воздействия.
   - Будышь. Жыть захочешь - будышь, - отрезал Зейнулла.
   - Абищаишь нэ сапратывлятца, Мартынов? держа Олега в прицеле, снова спросил Зейнулла. Мине ты надаел, как сабака. Убью лючше, сука.
   - Слово даю, - ответил Олег, сползая вниз по шершавому стволу ели.
  
   Глава 18. БЛОК-ПОСТ
  
   Убийство капитана Арепьева, его жены с родившимся младенцем и двух бойцов потрясло даже бывалых служак, прошедших огонь, воду и медные трубы и повидавших много смертей.
   Преступление всколыхнуло застоявшийся омут благодушия, в который вляпались федералы накануне окончания первой чеченской кампании, и заставило понять давно известную истину: зверь всегда остается зверем. Сколько ни корми волка консервами "Педигри", а на парное мясо его все равно потянет.
   Чрезвычайное происшествие расшевелило службы, отвечающие за безопасность бойцов. На российские блок-посты и заставы зачастили проверяющие из армейской разведки, контрразведки и ФСБ, изматывая вопросами и доводя офицеров и солдат до исступления.
   Лейтенант Никульшин, проверив посты, вернулся в вагончик, представляющий собой примитивный домик на колесах. Здесь у лейтенанта имелся свой угол, отгороженный двумя плащ-накидками. В крохотном пространстве едва помещалась раскладушка, невысокий столик и маленький, будто детский, стул. На столе - электроплитка, служившая для разогревания консервов для всего взвода в ночное время и зарядник для "Моторолы". Вот, собственно, и весь офицерский комфорт.
   Никульшин сбросил с себя тяжелый бронежилет, вспорол ножом банку гречневой каши с мясом. Опрокинул содержимое в помятую чашку и поставил на малиновую спираль электроплитки, от которой исходило ощутимое тепло.
   Не торопясь, откромсал от зачерствелой буханки пару ломтей. Наклонившись, достал из-под стола сгущенку и двумя ударами штык-ножа продырявил белую, податливую жесть. На краю столика дожидалась своей очереди стекляшка с "Чибо".
   Лейтенант отодвинул край брезентового полога и негромко бросил в помещение "спальни", где отдыхали сменившиеся с постов бойцы:
   - Желающие подкрепиться есть?
   Ответом ему был мерный сап. Солдаты, продрогшие на стылом ветру и теперь согревшиеся под жесткими одеялами и шинелями, спали мертвецким сном.
   Все правильно. Главное - отоспаться. Со сном бороться труднее, чем с голодом.
   На столе запищал черный прямоугольник рации. Лейтенант выдернул из гнезда подзарядки увесистый кирпичик.
   - Десятый на связи.
   - Докладывает шестнадцатый. На блок-пост прибыла проверка. Старший - майор Степанов.
   - Окраска?
   - "Молчи-молчи".
   - Понял тебя, шестнадцатый. Проводи майора ко мне.
   Ясненько. Значит, на этот раз гости из армейской разведки пожаловали. Поговорим, дело не обременительное и привычное. А что касается нервов, так в Чечне вся служба на них строится, каждую секунду на боевом взводе. Слабонервным и психическим тут не место.
   Вопреки сложившемуся стереотипному образу разведчика - пожилого и плешивого блондина майор Степанов оказался молодым, эдак лет на семь старше Никульшина. Когда только успел огрести на погоны одну большую звезду? Не иначе, мохнатая рука в штабе имеется.
   Однако возникшее в самом начале знакомства предвзятое отношение к майору быстро улетучилось. Из первых фраз стало очевидно, что разведчик умел ладить с людьми, а это немаловажно для его профессии.
   - Что, лейтенант, не угостишь ли кофейком? потирая руки, запросто, как старого друга, спросил Степанов. - Погода на улице не фартит. Побалуемся горячим, да побеседуем по душам.
   День сегодня, действительно, выдался какой-то насупленный, хмурый, с резким холодным ветром.
   Простота и прямолинейность майора импонировали лейтенанту Никульшину. Вопреки ожидаемого от начальства неизменно-обязательного "в бога мать!", из уст майора звучали нормальные, человеческие слова, без признаков оскорблений и мата.
   Майор и лейтенант черпали ложками из одной чашки, уничтожая гречневую кашу с едва различимыми кусочками мяса, и вели неторопливую беседу.
   - Причину моего визита к тебе знаешь? - спросил Степанов. - Что конкретно меня интересует?
   - Догадываюсь. Убийство Арепьева, его жены и бойцов?
   Майор согласно кивнул.
   - Вчера за полдня измозолил язык, отвечая на вопросы капитана из особого отдела. Начинать снова?
   Степанов извинительно улыбнулся.
   - Ничего на попишешь, лейтенант. У каждого своя свадьба. По убийству Арепьева работает несколько групп.
   - Может, майор, поделишься своим багажом? В пределах допустимого, разумеется, - предложил Никульшин. - Пойми, я не из простого любопытства интересуюсь. Здесь, в Чечне, если признать честно, абсолютно все может вызвать подозрение. Такой народ - чеченцы. На бандитских лбах не написано, что они убийцы. Подбрось, майор, мне какой-нибудь факт. Пусть завалящийся, но имеющий касательство к делу, по которому я смогу определить направление поиска. Понимаешь, за день через блок-пост проходит до полутора сотен машин с пассажирами. Каким образом мне определить интересующих вас лиц? Неужели у вас за душой ничего нет?
   - Не кипятись, лейтенант. Побереги свое красноречие для других, - остудил его пыл майор. Давай-ка, покумекаем.
   Майор достал пачку сигарет и протянул Никульшину.
   - Спасибо, бросил год назад, - отказался лейтенант.
   - Завидую. А я задымлю, с твоего разрешения, - сказал Степанов, прикуривая от спички. - Как ты правильно выразился, за душой у нас, можно сказать, фактов ни на грош. Я не нарушу тайну следствия, если скажу, что в нападении принимали участие не менее двух человек. Возможно больше. Одному такое совершить не под силу. Нельзя представить, чтобы бандит-одиночка перерезал глотку Стафееву, проломил череп Арепьеву, вступил в огневой контакт с Шелеповым и забросал его гранатами, а затем застрелил женщину.
   - Такое только в голливудских боевиках увидишь, - согласился с ним Никульшин.
   - Далее. Бандиты что-то искали в машине Арепьева, выбрасывая из салона на улицу все подряд - вещи жены, солдатские телогрейки и прочую ерунду.
   К вечеру пошел дождь и уничтожил те немногие следы, которые преступники оставили после себя. Но один бушлат они швырнули для нас очень удачно - под ним сохранился четкий след протектора УАЗовского колеса. Не нашего, армейского, а ЧУЖОГО. Смекаешь, лейтенант?
   - Погоди, майор, сейчас посмотрим, - ответил Никульшин.
   Он принялся перелистывать журнал регистрации проходящего через блок-пост автотранспорта. Открыв нужную страницу, Никульшин отыскал соответствующую запись, ткнул в нее пальцем и протянул журнал Степанову.
   - Смотри сюда. Этот УАЗ, следовавший из Моздока, я запомнил отлично.
   К блок-посту подрулили они утром, в машине - водитель и еще двое.
   Все чеченцы, паспорта у них проверял лично. Один из троицы был глухонемым, да вдобавок чокнутый. Все время блаженно улыбался.
   При досмотре машины запрещенных предметов не обнаружил. Так, сигареты, шоколад, консервы. Ехали они со свадьбы.
   Никульшин замолчал.
   - Может, еще что-нибудь припомнишь, лейтенант? - с надеждой спросил Степанов, - Фамилии? Имена?
   В ответ Никульшин лишь развел руками.
   - Извини, майор, но фамилии в журнале не регистрируются. Нет времени на такие формальности. Да и паспорта у боевиков, наверняка, фальшивые. Особых примет у них не было, чеченцы как чеченцы. Запомнилась услужливость одного из них. Он с готовностью выгружал коробки с товаром, предъявляя их для досмотра. Угостил бойцов сигаретами, бутыль вина вон подарил.
   Лейтенант кивнул в угол закутка, где стояла объемистая емкость с виноградным вином.
   - Хочешь, угощу?
   Степанов отказался и, раскрыв папку, протянул Никульшину стопку фотографий.
   - Взгляни, нет ли среди них знакомых?
   Никульшин внимательно разглядывал каждое фото. Качество снимков было плохим, и он неторопливо возвращал Степанову одну фотографию за другой.
   Возвратив майору последнюю карточку, лейтенант отрицательно качнул головой.
   - Нет, раньше мы не встречались. На этих снимках все они похожи друг на друга, как близнецы.
   - Ничего удивительного. Большинство из них ранее судимы, либо находятся в розыске за совершенные преступления. Фотографии пришлось позаимствовать из тюремных архивов, так как имеются серьезные основания полагать, что все они связаны с чеченскими боевиками. Чем богаты, тем и довольствуемся, - с видимым сожалением сказал майор, огорченный ответом Никульшина.
   Лейтенант, искренне желая помочь Степанову в розыске убийц Арепьева, его жены и бойцов, посоветовал: - Запиши госномер этого УАЗа. Проверьте по Моздоку, если повезет - выйдете на владельца. Тогда вам и карты в руки. Вдруг, в "яблочко"?
   - Твои бы слова, да богу в уста, - Степанов устало улыбнулся, записывая номер подозрительного УАЗа в блокнот.
   Где-то в глубине души майор чувствовал, что не напрасно он теряет время на отдаленном блок-посту, распивая кофий с лейтенантом Никульшиным. Видя, что лейтенант, при всем его полном желании ничем помочь не может, майор решился и выдал на-гора последний козырь-факт.
   - Труп Шелепова был обнаружен в лесопосадке, по-видимому, он оттуда и вел огонь по бандитам. Тела Арепьева и Стафеева находились рядом с армейским УАЗом. Жена Арепьева - чуток поодаль. Судя по положению тел, все они остались на тех местах, где их застигла смерть. Но... возле заднего колеса УАЗа мы нашли еще одно, изрядно размытое дождем пятно крови. Ни к Маше, ни к Арепьеву со Стафеевым, ни, тем более, к Шелепову эта кровь отношения не имеет. Значит, кто-то из нападавших был, по меньшей мере, серьезно ранен или даже убит.
   Степанов умолк, давая время Никульшину переварить услышанное.
   - Плесни-ка еще кофейку, лейтенант, знобит что-то...
   Никульшин взял кружку, до половины наполнил ее кипятком из стоящего на электроплитке носатого чайника.
   - Благодарю.
   Майор щедро зачерпнул чайной ложечкой из стекляшки гранулированного кофе. Через край банки добавил в кипяток тягучей сгущенки.
   Никульшин не спешил с вопросами, помнил, что не следует поперед батьки соваться в пекло. Разведчик сам скажет "б", коль уже вымолвил "а".
   Майор продолжил:
   - Предположив, что один из бандитов убит в перестрелке, мы стали искать труп. Сам посуди: везти с собой покойника с огнестрельной раной довольно опасно. Значит, нужно избавиться от него. Где удобнее похоронить? Конечно, в лесу. Там и машина останется неприметной, да и вероятность случайного обнаружения трупа федералами невелика. Короче в 10 километрах от места нападения на машину Арепьева, в придорожном лесочке, мы нашли свежую могилку. Взгляни-ка, лейтенант, на этого мертвого бандита...
   Степанов протянул Никульшину цветную, хорошего качества фотографию, вынутую из записной книжки.
   Едва взглянув на фото, лейтенант уверенно произнес:
   - Знакомая личность. Это водила с ТОГО УАЗа. Смотри, майор, у него нос свернут набок, только сейчас я об этом вспомнил.
   Никульшин показал пальцем в приметное место на лице.
   - Я и в тот раз обратил внимание на его шнобель. Подумал, может боксер.
   - Не ошибаешься, лейтенант?
   - Уверен.
   - Так-так... - нараспев задумчиво протянул Степанов. - Становится горячо. Хорошо...
   Край хрустящего брезентового полога колыхнулся, отъехал в сторону, и в проеме возникла круглая, как бильярдный шар, голова прапорщика Холоденко, командира мобильной снайперской группы.
   - Я, конечно, извиняюсь, товарищ майор, но мне треба срочно побалакать с лейтенантом.
   Майор разрешающе кивнул, пропустив мимо ушей неуставное обращение прапорщика к старшему офицеру.
   Холоденко, эта хитрая украинская бестия, вместе с полутора десятком лет службы приобрел достаточно богатый опыт в общении с командирами различных рангов. Он сразу смекнул: коль прибывший майор запросто хлебает из одной чашки с лейтенантом, то никакой пакости от него ждать не следует. Этим грешат надутые штабные индюки, которые и пороху-то толком не нюхали, зато гонорару, то бишь гонору, хоть отбавляй. Спесь, круто замешанная на дурости и некомпетентности, у них прямо из ушей прет. Таким - раз плюнуть, чтобы скомандовать: сигнал к атаке - три красных свистка, - и вперед.
   Лейтенант потеснился на неудобной для сидения раскладушке, именуемой в армейской среде "ни пуха ни пера", и освободил место для Холодненко.
   - Присаживайся, Стас.
   Зная прапорщика, как осторожного служаку, никогда не позволявшему себе рыпнуться к командиру с каким-либо пустяком, когда тот беседует со старшим по должности и званию, Никульшин выжидательно молчал.
   Над блок-постом висела тишина. Обстрелом, тем более нападением не пахло, однако что-то случилось, и это "что-то" заставило корректного Холоденко прервать беседу командира с майором.
   Долговязый прапорщик продолжал стоять и подпирать головой низкий потолок вагончика. Он не торопился демонстрировать доброе отношение лейтенанта к собственной персоне. Скромность в таких случаях никогда не бывает излишней.
   Понимая, что дальнейшее молчание становится для присутствующих до неприличия навязчивым, Холоденко решился:
   - Вчера капитан-особист производил инструктаж с личным составом блок-поста. Было приказано обо всем подозрительном немедленно докладывать вам.
   Вот я и подумал...
   Холоденко споткнулся на полуслове, обдумывая, как точнее выразить свои сомнения.
   - Что стряслось, Стас? - спросил Никульшин. - Говори без обиняков, майор поймет.
   - Ребята сейчас досматривают "семерку". За рулем этой "жучки" чеченец, который недавно, в день убийства наших бойцов, проезжал на ТУ сторону. Тогда их было трое, и они ехали на УАЗе. Этот чеченец угощал солдат сигаретами. Помните?
   Лейтенант от неожиданности сообщения даже привстал с раскладушки.
   Доклад Холоденко, как нельзя кстати, вписался в канву недавней беседы офицеров.
   - Вот я и подумал, товарищ лейтенант, как така нужда заставляет чеченца шастать туда-сюда... Война ведь идет, небезопасно это.
   Сообщение прапорщика крайне заинтересовало Степанова.
   - Ошибка исключена? - живо задал он вопрос Холоденко. - Сами говорите, что все чеченцы на одно лицо.
   - На память, покамест, не жалуюсь. Хорошая у меня зрительная память, - с некоторой обидой проговорил прапорщик. - Снайпер без зрительной памяти долго не живет.
   Помолчав, добавил:
   - Нехай вот товарищ лейтенант побачит эту чеченяку. Вин подтвердит, шо я прав.
   Холоденко не ошибался. Бойцы, в самом деле, обстоятельно шмонали машину Нуржана. Выполняя приказ прапорщика, солдаты не торопились, с особой тщательностью досматривали каждый закуток автомобиля.
   За "семеркой" чеченца вытянулся хвост из четырех легковушек, водители которых шептали немые ругательства, возмущенные долгой проверкой, но вслух высказывать недовольство не рисковали. Здесь прав тот, у кого в руках оружие.
   До слуха Степанова, Никульшина и Холоденко, скрытых плитами укрытия, доносился непринужденный, лишеный оттенка беспокойства, разговор Нуржана с бойцами.
   Особых причин для тревоги Нуржан не видел. При нем самом, как и в его машине, ничего стреляюще-режуще-взрывающегося не находилось. Наркотики он должен получить в Минеральных Водах у Алексея Рамазановича. "Семерка" оформлена на другого? Не криминал. Имеется законная доверенность на право управления машиной.
   Белую "семерку", согласно плана боевиков, Нуржану предписывалось оставить во дворе неказистого домика на окраине Моздока, и затем - поездом в Минеральные Воды, где его дожидалась очередная партия наркодури. Дальнейшее его не касалось. Машина предназначалась новому резиденту, сменившему отдавшего душу Аллаху несчастного Давида.
   Для прежнего УАЗа обратная дорога в Моздок была заказана навсегда. Далеко не глупое командование боевиков понимало, что "засвеченная" машина к дальнейшему использованию непригодна. Неоправданный риск всегда лишний, и к добру не приведет.
   Порлучив подтверждение Никульшина, что перед ними находится тот самый чеченец, ехавший в УАЗе вместе с обнаруженным в лесной могиле покойником, Степанов сказал:
   - Слушай меня, лейтенант. Ты останешься здесь, в укрытии, я побеседую с ним лично. Твой фейс ему знаком, тем более, ты принял от него в подарок бутыль вина. Во избежания недоразумений, твое появление перед ним нежелательно. Учти на будущее: у чеченцев БРАТЬ НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ.
   У них ведь как: принял презент - значит, стал лучшим другом. Сто против одного: увидев тебя, он кинется с распростертыми объятиями, как к родному брату. Скажи, сможешь ли ты во время проверки быть объективным к нему? По человеческим законам - не сможешь, если ты не законченная сволочь, которой неведомо чувство порядочности. Здесь, на войне, такое сходит с рук. В мирной жизни халявщина тебя засосет, глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на обочине дороги. Поезд жизни проследует дальше... но без тебя.
   Никульшин почувствовал себя препогано. Нет, напрямую майор не обвинил его в мздоимстве. Он ненавязчиво преподал ему урок на будущее. Мол, лейтенант, всегда бди в оба, просчитывай каждую конкретную ситуацию, возможные варианты развития событий и наступление последствий. Чтобы не отстать от поезда.
   Молодой офицер, осознавший правоту слов разведчика, нашел в себе мужество признать собственную вину.
   - Понял, майор. Положительные выводы для себя сделаю. Все же осмелюсь предположить, взять этого чеченца без всяких выкрутасов и допросить его с пристрастием. Может, сознается? Сдается мне, причастен он к смерти ребят.
   - Не гони лошадей, командир, - остудил его пыл разведчик.
   - Сразу видно, что в оперативной работе ты дилетант. Ну, побеседуем с ним, спросим, не резал ли он глотки нашим бойцам? В ответ услышим, а не пошли бы вы, господа офицеры... далеко-далеко, и будет абсолютно прав. Пока прижать его нечем. Естественно, работать с ним будем. Но прежде надо дать ему возможность "проколоться" на чем-нибудь, проявить свою причастность к убийству. Найти вескую причину для задержания.
   Вот тогда и возьмем его в оперативную разработку. А так, не имея конкретных улик, заставлять такого волчару сознаться в убийствах, за которыми маячит "вышак", весьма архисложно.
   - Действительно, я не сведущ в методах работы разведки. Вам виднее, - согласился с ним Никульшин.
   - Ближе к делу, время не терпит. Гляди, интересующий нас фигурант готов ехать дальше.
   Бойцы закончили досмотр "семерки" Нуржана, и в вынужденном перерыве, выполняя приказ Холоденко, смолили сигареты вместе с чеченцем, не понимавшим истинной причины задержки.
   - Будь спокоен, товарищ майор, без моего разрешения дальше его не пропустят, - сказал Холоденко.
   - Снайпер?
   Вопрос был обращен к прапорщику.
   Получив утвердительный ответ, Степанов отошел в сторону вместе с Холоденко и о чем-то пошептался с ним.
   - Задача понятна, - выслушав разведчика, выдохнул прапорщик.
   - В случае явного... и живым.
   Вернувшись к Никульшину, майор спросил:
   - Одолжи-ка мне на время свой ствол, командир.
   Лейтенант передал автомат со сложенным прикладом. Разведчик отщелкнул магазин, проверил наличие в нем патронов, а затем привел оружие в боевое положение.
   - Бывайте здоровы, братья-славяне.
   Майор подмигнул Никульшину и вышел из-за укрытия. Тяжело отдуваясь, он неспешной походкой направился к бойцам. На ходу тыльной стороной ладони прошелся по губам, смахивая несуществующие крошки, затем неряшливо вытер руку об штанину вылинявших пятнистых брюк.
   Ослабленный на три дырки широкий офицерский ремень свободно болтался, отчего куртка на майорском животе вздулась горбом, будто под нее подсунули мяч. Все манипуляции с собой Степанов выполнил незаметно для окружающих, и в миг превратился из подтянутого, щеголеватого офицера в вахлаковатого и недалекого солдафона.
   - Ну, дает разведка, - подивился про себя Никульшин.
   По мере приближения к машине Нуржана, весь новый облик майора все отчетливее выражал недовольство. Об этом свидетельствовала его походка, с ленцой и вразвалочку. Брезгливо оттопыренная нижняя губа красноречиво говорила о пренебрежении к окружающим. Мол, нет главнее меня на блок-посту. Я здесь и царь, и бог. Хочу - казню, захочу - помилую.
   - Стряслось чего, спрашиваю? - повторил вопрос Степанов, останавливаясь у раскрытой передней двери "семерки". - Почему человека держите?
   Вперед выступил рослый ефрейтор. Он отвел майора в сторону и зашептал:
   - Приказ прапорщика, без его разрешения "семерку" не пропускать. Сам он пошел на доклад к командиру и запропастился. Рация его молчит.
   - Не будет прапорщика, - проигнорировав доверительный шепот ефрейтора, громко произнес разведчик. - Он с командиром кофий хлещет, им недосуг. Я как-нибудь сам разберусь.
   Солдаты за трехмесячную службу на блок-посту повидали всякое и всяких. Слова Степанова приняли на веру и без удивления. Подумаешь, приехал небольшой прыщик из штаба, так пусть покомандует, удовлетворит самолюбие. В штабе-то, небось, им помыкают, как пешкой. А тут он - начальство, наделенное безмерными властными полномочиями. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы... жрать не просило.
   - Доложите результаты досмотра, - приказал Степанов, обращаясь к ефрейтору.
   - Ничего особенного, товарищ майор. Запрещенных к провозу предметов нет. "Жигуленок" оформлен на другого человека, а этот рулит по доверенности.
   - Ясно. Приступайте к проверке следующего объекта, - майор кивнул головой вбок, где своей очереди дожидались уже не четыре, а добрый десяток автомашин.
   - Документы? - произнес Степанов, обращаясь к чеченцу.
   Нуржан из-за приспущенного оконного стекла протянул паспорт и доверенность на право управления машиной.
   Степанов тупым взглядом долго блуждал по старому паспорту в измятой вишневой обложке, перелистывая захватанные грязными пальцами страницы советского документа. Визуально сверял фотографию на паспорте с оригиналом, но ничего подозрительного не приметил.
   - Так-так... откель, говоришь, путь держишь? между прочим, поинтересовался Степанов, похлопывая паспортом по стволу автомата. - И куда?
   Нуржану пришлось во второй раз за время пребывания на чертовом блок-посту травить дебильным федералам байку про выдуманный бизнес.
   - Выдь нахер из машины, когда с офицером разговариваешь, - бесцеремонно приказал разведчик, едва Нуржан начал повествование. Майор явно хотел спровоцировать чеченца на откровенную грубость. Как, говорится, слово за слово, хреном по столу, глядишь - само собой неповиновение представителю военной власти образуется, а это уже серьезный повод для задержания.
   Но... просчитался. Нуржан с улыбкой на лице выполнил приказание.
   "Ладно, один-ноль", - Согласился про себя разведчик. Зайдем с другого фланга.
   - Кто хозяин "Жигулей"? - выслушав Нуржана и сделав вид, что поверил ему, спросил Степанов. - Ты почему на машине раскатываешь, как на собственном авто?
   - Родственник дал доверенность. У нас такое запросто. Что-то не в порядке?
   - Порядок-непорядок, - недовольно пробурчал Степанов. - А если попадешь в аварию? Или украдут? "Семерка" немалых денег стоит.
   - Нашел о чем беспокоиться, майор, - пренебрежительно хмыкнул чеченец.
   На губах Нуржана заиграла снисходительная улыбка. Подоплека его слов была очевидной: это вы, русские Иваны, за копейку отца родного зарежете, а мы, мусульмане, с такими мелочами считаться не привыкли.
   - Обыскивать машину будешь, майор? - видя, что беседа приобретает иной окрас, спросил Нуржан. Он распахнул переднюю дверь, заднюю и направился к багажнику.
   - Чего глядеть, солдаты проверяли, - безразлично махнул рукой Степанов, но, немного поразмыслив, добавил:
   - Впрочем, можно и проверить. Вдруг бойцы чего-нибудь недосмотрели.
   Чем черт не шутит, когда бог спит.
   - Пожалуйста, только побыстрее. Надоело здесь торчать.
   Нуржан шагнул назад, приглашая майора к открытому багажнику машины.
   - Сколько потребуется, столько и будешь. Не тебе меня учить, как службу править. Не дорос еще до учителя, - окрысился майор. В его настроении вновь произошла перемена, и не в лучшую сторону.
   Наблюдавший за офицером Нуржан видел, что тупица-майор никак не может справиться с автоматом. Чеченец в душе смеялся, глядя, как разведчик неловко перекладывает автомат из руки в руку. Наконец, он просто забросил его за спину, но ремень настырно сползал с майорского плеча, грозя шмякнуться наземь. Автомат явно тяготил его. В конце концов, Степанову надоело возиться с ним, и он просто приткнул автомат стволом вверх к заднему колесу "семерки".
   Степанов копался в багажнике "Жигулей", обдумывая дальнейшие действия. На "арапа" чеченца не взять, это он понял сразу, вступив с ним в контакт. Со всех сторон Нуржан был чист перед федералами, как слеза ребенка. Подбросить ему в машину что-нибудь запрещенное, вроде десятка патронов? Но до такой дешевой провокации майор Степанов никогда не опускался. Не его методы работы. Вместе с тем он чувствовал, что в трех шагах от него разгуливает человек, для розыска которого подняты на ноги сотни людей. Где оно, правильное решение, майор?
   Нуржан бросил под ноги окурок и подошел к Степанову. Ему было невдомек, что в течение всей беседы с майором он находился на мушке снайпера Холоденко. Куда чеченец - туда и мушка.
   - Лейтенанта сегодня не будет? - спросил ненароком Нуржан. - С ним можно поговорить?
   - Друг он тебе, что ли? Водку пьянствовали вместе или по бабам шастали?
   Дальнейшее пребывание чеченца на блок-посту не имело смысла. Ситуация была близка к патовой и майор нарочито казался выглядеть грубым. Все еще надеясь спровоцировать Нуржана на адекватную реакцию.
   - Зачем плохо говоришь? - обиделся Нуржан. - Лейтенант - хороший человек. Зазря чеченцев не обижает.
   - Я тебя обидел? - воскликнул разведчик.
   - Нет, я такого не говорил.
   - Нету лейтенанта и не будет. Понял?
   - Да-да, - закивал головой Нуржан. - Несколько дней назад я проезжал через блок-пост, угостил лейтенанта хорошим вином, бойцам подарил сигареты. Лейтенант на прощание приглашал заезжать к нему при случае.
   Последнее утверждение являлось явной ложью, но Нуржану очень хотелось побыстрее исчезнуть отсюда. Выпятив перед Степановым доброе знакомство с командованием блок-поста, он надеялся, что недалекий и строгий майор помягчеет и отпустит его подобру-поздорову. Однако его слова вызвали у майора совершенно другой интерес, на который вовсе не рассчитывал чеченец.
   - Когда, говоришь, проезжал через блок-пост? - заинтересованно спросил разведчик и уставился на Нуржана немигающим, холодным взглядом.
   Только теперь чеченец допетрил, что дал маху. Не следовало ему афишировать знакомство с блок-постом. Но слово - не воробей...
   - Сейчас точно не помню, - сделал он робкую попытку уйти от прямого ответа.
   - Ничего... вспомнишь, - пообещал Степанов. - На какой машине проезжал?
   На этой?
   Майор ждал ответа на вопрос.
   Поначалу чеченец хотел подтвердить, что именно на "Жигулях" он проследовал блок-пост, что в его положении было бы проще, но передумал. Установить факт обмана легко. Даже если на блок-посту нет лейтенанта. На чистую воду его могут вывести солдаты, которым он запомнился своей щедростью. Уличение во лжи всегда подозрительно, и влечет за собой череду закономерных вопросов. Почему? Какова цель обмана? Короче, опутают по рукам-ногам домогательствами, а там, глядишь, и обвинение в убийстве замаячит на горизонте.
   - Нет, - неохотно выдавил из себя Нуржан. Мы возвращались со свадьбы на УАЗе.
   - На УАЗе, говоришь? - майор одобрительно закряхтел. - Кто еще был с тобой?
   - Родственники со стороны невесты. Мы плохо знакомы.
   - Ничего... вспомнишь, - снова зловеще пообещал Степанов.
   Он двумя пальцами за ворот куртки подтянул к себе чеченца и, наклонившись, зашептал ему в ухо:
   - Посидишь в Чернокозово - вспомнишь. Всех гостей со свадьбы пофамильно назовешь, дорогой.
   - Зачем в Чернокозово? - отшатнулся от него Нуржан. О следственном изоляторе в Чернокозово по Чечне ходили дурные слухи.
   - А затем... - Степанов многозначительно замолчал.
   Нуржан почувствовал, как вокруг него накаляется обстановка и становится близкой к взрывоопасной. Откуда взялся на его голову майор. Но, как ни тужился, не мог сообразить, с какой стороны подул свежий ветерок. Крючок со свадебной наживкой майор, кажется, проглотил и поверил ему.
   - За что меня - в Чернокозово? Может, на свадьбе гости что-то натворили? - моментально последовали разведывательные вопросы чеченца.
   - Мне твоя выдуманная свадьба до жопы. Будешь отвечать за себя. Соображаешь?
   - Я ни в чем не виноват, - быстро сказал Нуржан.
   - Посидишь в камере, вмиг вспомнишь все свои грехи.
   - Нечего мне вспоминать.
   - Все вы поначалу поете такую песню, и ты не исключение из правил.
   Но потом ты подумаешь, долго будешь думать и, в конце концов, со слезами на глазах расскажешь, как убивал на шоссе русских солдат. Как застрелил беременную женщину. Куда делся лысоголовый дебил. Все расскажешь, дорогой.
   Лицо Нуржана непроизвольно перекосила гримаса страха. Таким тяжелым обвинением, походя, не бросаются. Следовательно, у майора в заначке имеются улики. Все разложилось по полочкам. Стало понятным и отсутствие лейтенанта, и бесследное исчезновение с поста прапорщика и появление майора, оказавшимся не тем человеком, за которого он себя выдавал.
   Перед ним находился умный и достойный противник. Вот только с оружием он распорядился, ох, как неосмотрительно.
   Степанов сунул под нос чеченцу цветную фотографию.
   - Третьим убийцей я интересоваться пока не стану. Он свое получил.
   Не так ли, вьюнош?
   Боковым зрением Нуржан разглядел в майорской руке посмертную фотографию Давида.
   "Все-таки, отыскали, собаки, могилу Давида, пронеслось у него в голове. - Теперь точно амбец. Затянувшаяся проверка машин - разыгранный, как по нотам, спектакль".
   Нуржан понимал, попади он в Чернокозово, смертный приговор и контрольный выстрел в затылок ему стопроцентно гарантированы. Хорошо, если доживет до суда. Оставалось уповать на Аллаха и надеяться на самого себя.
   Еще раньше, ожидая окончания досмотра, он успел изучить обстановку на блок-посту. Слева от него находился ряд укрытий блок-поста, соваться туда означало - влет схлопотать пулю. Впереди на дороге громоздились бетонные плиты, их по воздуху не перелететь, можно объехать на малой скорости. За это время русские изрешетят "семерку" как дуршлаг. Путь назад отрезан проверяемыми легковушками. Оставалось одно: очертя голову, бросить "семерку" в глубокий кювет с правой стороны, на большой скорости обойти блок-пост и, воспользовавшись неизбежной суматохой, выскочить на трассу, а дальше как повезет. Один шанс из тысячи, но его следует попытаться использовать.
   Тем временем майор Степанов продолжал размахивать перед лицом чеченца фотографией мертвого Давида. Наблюдая за реакцией Нуржана, он все больше убеждался, что чеченец напрямую связан с убийством капитана Арепьева, его жены и бойцов на шоссе.
   Нуржан бросил мимолетный взгляд по сторонам: солдаты, занятые проверкой автомашин, не обратили на них внимания.
   Чувствуя, как ухает в груди сердце, он рискнул и пошел на авантюру, изначально не имевшую шанса на успех. Чеченец широко размахнулся и с ненавистью хряпнул майора в лицо, вложив в удар безумно-дикое, животное желание остаться живым.
   От хлесткого и сильнейшего удара Степанов, ожидавший подобного, попятился назад и, не удержавшись на ногах, рухнул на спину, открывая сектор для стрельбы находившемуся в укрытии Холоденко.
   Нуржан бросился к "Жигулям", подхватил стоявший у заднего баллона "семерки" автомат, неосторожно оставленный нерасторопным майором.
   На бегу клацнул затвором, досылая патрон в патронник. В его положении оружие всегда пригодится.
   Распростертый на земле разведчик не подавал признаков жизни. Роль его в этой части операции близилась к завершению, дальше поработают другие.
   В перекрестье прицела снайперской винтовки прапорщик Холоденко следил за развивающимися событиями, выбирая нужный момент для нажатия на спусковой крючок. Лицо напавшего на майора чеченца, многократно приближенное оптикой, находилось совсем рядом. Прапорщик различил даже капли пота, стекавшие по перекошенному злобой лицу. Сейчас бандит достигнет водительской дверцы и остановится на долю секунды, необходимую для того, чтобы упасть за руль. Вот тогда и наступит долгожданный миг, ради которого снайпер Холоденко, выполняя майорский приказ, битый час таращился в оптический прицел винтаря.
   Словно просчитав мысли прапорщика, Нуржан замер у водительской двери "семерки". Удерживая ствол в левой руке, он потянулся правой к никелированной дверной ручке. Вертикальная черта прицела замерла на его левом плече. Еще мгновение - и приказ майора Степанова будет выполнен.
   Замыслу представителя армейской разведки сбыться было не суждено.
   В тот самый миг, когда палец прапорщика выбрал свободный ход спускового крючка, не выдержал молоденький солдатик, находившийся на ту беду рядом с Холоденко.
   - Стреляйте, товарищ прапорщик! Уйдет ведь, сволочь!
   Его легкого прикосновения к руке снайпера оказалось достаточным, чтобы испортить малину.
   Сухо щелкнул выстрел.
   Нуржан выронил автомат, волчком крутанулся на месте и беззвучно завалился на бок.
   Подбежавший Степанов рванул куртку на груди чеченца и от досады сплюнул на землю, а затем выругался: под левым соском виднелось входное пулевое отверстие. В "яблочко", черт возьми! Комментарии в таком случае излишни.
   - Ты в своем уме, майор? - спустя пять минут выговаривал Никульшин Степанову, не стесняясь в выражениях. - Разве можно так подставляться? А если он, прежде чем бежать к машине, полоснул бы по тебе очередью?
   Ты был живой мишенью!
   - Пс-с! Охолонь, лейтенант, малёха. Все продумано.
   Степанов казался чертовски усталым. Впрочем, так оно и было. Сымпровизированная накоротке комбинация не столько по задержанию, как по изобличению бандита, потребовала достаточно много сил и нервов.
   Майор вытащил из кармана "комка" набитый патронами магазин к "Калашу", и протянул его Никульшину.
   - Возьми. Это - твой.
   Отвечая на немой вопрос, Степанов поднял автомат, валявшийся рядом с убитым Нуржаном, и отщелкнул от него рожок. Показал его лейтенанту.
   - А этот магазин - мой.
   Удивленный Никульшин увидел, что в магазине майора не было ни единого патрона. Он был пуст.
   - Мне ничего не грозило, лейтенант. Застрелить меня чеченец не мог бы, при всем желании. А так, смотри, что мы имеем в активе: нападение на офицера при исполнении служебных обязанностей, завладение его оружием и попытка бегства. Комар носа не подточит. Данные факты подтвердят свидетели, вон их сколько...
   Степанов показал рукой на скопившиеся на блок-посту автомашины.
   - Конечно, идеальный вариант - взять его живым. Хотя мне больше по душе, когда бандит мертвый. Больше он никого не убьет. Единственный минус - оборвана нить выхода на бритоголового. По всей видимости, в нападении участвовало трое. Ничего, будем работать.
   - Работка у тебя еще та самая... - Не удержался Никульшин. - И швец, и жнец, и на дуде игрец. Не позавидуешь.
   - Брось, лейтенант, каждый из нас отрабатывает свой хлеб. Здесь, в Чечне, легкого хлеба днем с огнем не сыщешь. Везде опасно.
   На прощание разведчик попросил Никульшина:
   - Ты не наказывай того солдатика. По неопытности он помешал Холоденко, из благих соображений.
   На том они и распрощались.
  
   2002 г.
Оценка: 7.27*10  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023