Аннотация: Повесть предварена вступительной статьей
Цыганочка с выходом майора Старыгина
Повесть
Вступительная статья
Время, люди, жизнь, или История Бородинского креста
Новая книга Виктора Снежко - "Цыганочка с выходом майора Старыгина" - могла иметь другое название, поскольку в этом произведении переплелось несколько сюжетных линий, внешне как будто самостоятельных и претендующих на независимое выражение. Это темы войны и мира, любви и ненависти, преемственности в поколениях и забвении всего человеческого в презрении к себе подобным. В ХVIII веке, то есть два с лишним столетия назад, эти направления сентиментальные писатели разрабатывали, старательно и подробно исписывая тома и тома. Наш стремительный ХХI век подобной неторопливости не приемлет, да и современный читатель фолианты не читает, а нынешний издатель - "кирпичи" не издает, экономя на всём. Тем не менее, как бы сжатые компьютерной программой RAR до приемлемого объема, эти занимательные истории с пересекающимися линиями, напоминающими скрещенные в ночи очереди трассирующих пуль, способны увлечь читателей. Они (эти истории) являют собой ту часть жизни, которая до поры считается скрытой от посторонних глаз. И только время, и проявленный в нем характер героев, их мужество и противодействие военным и духовным противникам эту скрытую тайну обнаруживает.
Читатель должен знать и понимать, что многие знаменитые загадки прошлого, как и современные секреты, на поверку сотканы из судеб обычных людей. Так, в городе Карасуке Новосибирской области в одном из школьных музеев есть фотография выпускника, которого первогодком отправили в чеченскую бойню. В составе четвёртой роты псковских десантников парень шагнул в бессмертие - он погиб в неравном бою в чеченских горах. Рота погибла полностью: откупных денег от предводителя бандитов Хаттаба не взяла, в невыгодной расстрельной диспозиции стояла насмерть и врага, превосходящего по численности двадцатипятикратно, не пропустила. Эту историю, из числа сотен подобных трагедий в Чечне, пытались замолчать. К чему я это? Да к тому, что достаточно оглянуться вокруг - и вы увидите людей, предки которых стояли насмерть в главном сражении Отечественной войны 1812 года у села Бородино, деды которых гибли под танковыми "катками" немцев в Великую Отечественную у безымянного поселка, а их отцы, братья и сыновья сопровождали военные грузы и горели в транспортных конвоях недавней афганской войны.
Связь героев Виктора Снежко с эпосом (с миром времени и народа) внимательный читатель сразу определит в переходящей предметной истории - золотом кресте, задействованном и на Бородинском поле, и прошитом автоматной очередью из немецкого "шмайссера". Мир вещей всегда тесно связан с миром людей - и нелюдей, когда с вынесенным от частого нелечебного иглоукалывания мозгом отморозок-наркоман ополчается на орденоносца, на живую память народа. Эти манкурты (по определению писателя Чингиза Айтматова) - люди без памяти и родства - тоже творят свою антиисторию, поскольку живут не на Марсе, а рядом с нами, в том же Карасуке, мучая и убивая людей, в поисках средств на наркотики. Усложняет сюжет "детская" тема, связанная с подменой младенца и с последующим обретением родственных связей.
Жизнь в книге Снежко представлена не простым переплетением линий - героических и малодушных, в которых надо разбираться, не теряя надежды, человечности, веря в успех в самых безнадежных ситуациях. Только верным, харaктерным героям, которых не сломала судьба, открывается правда жизни, и наступает долгожданная развязка. "Хэппи энд" - хорошее окончание сопутствует сюжетной линии, распутанной до конца. В этом Виктор Снежко неизменен, поскольку верит в людей, верит в то, что добро всегда побеждает, какими бы препятствиями и ямами не был наполнен путь его героев к счастью.
Александр Агалаков, член Союза журналистов России.
Цыганочка с выходом майора Старыгина
С высоты холма, на котором находилась артиллерийская батарея, отчетливо виделось, как за дальним перелеском, опоясанным туманной дымкой, занималась румянощёкая, умытая росой денница.
Рассвет набирал силу. В листве, влажной от ночной прохлады, замерцали, причудливо переливаясь, красно-желтые огоньки. Солнечный диск медленно вознесся над изломистой кромкой верхушек деревьев, полыхнул огнем и поплыл дальше, вверх, окрашивая небо и облака в нежно-розовый цвет, цвет утренней свежести и чистоты.
А внизу, насколько хватало взгляда, привольно раскинулись поля. Налитые спелостью тугие колосья овса клонились долу. Но напрасно томилось жнивье в ожидании рук крестьянских. Взяться за серп селянам нынче помешала война, эта извечная супротивница и разорительница хлебопашцев.
Вот и сейчас за недалеким Шевардинским редутом исходила удушливой гарью овсяная нива, роняя наземь опаленные, почерневшие зерна, коим уже не суждено весной протянуть к солнцу молодые ростки. Да что несжатое и сожженное поле? В сражении за Шевардинский курган полегло почти шесть тысяч русских солдат. И павшие на поле брани, подобно обуглившемуся овсяному колосу, такоже завтра не дадут потомства, многие тысячи младенцев не родятся на свет, не припадут губами к набухшей молоком материнской груди.
Изумительной красоты рассвет над полем Бородинским мало принес радости. Полыхали окрестные деревни. Горели поля. Заходились в тревожном ржании кони. И над всем этим - дым от походных костров и пожарищ, дым, затмевающий солнце и разум человеческий.
На батарее шли последние приготовления к решающему сражению. За пару дней холм опоясался высоким земляным валом. Из бойниц выглядывали хищные жерла пушек. Бомбардиры спешно готовили пороховые картузы и заряды, дабы всегда имелись под рукой и в нужном количестве.
С трех сторон к холму, превратившемуся в укрепленный редут, протянулись глубокие рвы, отрытые мужиками из соседних деревень. Поодаль в ожидании своего часа разбил бивак пехотный полк. Еще дальше балагурили франтоватые, не унывающие гусары, сверкая нарядной амуницией.
Батарейцы имели возможность наблюдать, как отовсюду в расположение русской армии Кутузова тянулись крестьянские подводы с провиантом для солдат и прокормом для коней. Десятки, сотни обозов... Казалось, вся Россия без чиновного деления, невзирая на сословия, встала грудью здесь, у Бородина, чтобы дать решительный отпор супостату.
- Идут! - зычно возвестил часовой с правого фланга батареи.
Вскоре показалось церковное шествие. Впереди выступали два офицера в парадных мундирах, державшие в руках икону. За ними шагал отец Макарий - дородный, с окладистой бородой священник, одетый по случаю предстоящего молебна в раззолоченную ризу. Следом поспешали три дьячка и певчие, за ними - офицеры, унтер-офицеры, солдаты и ополченцы.
Процессия сопровождалась пением. Светлые и торжественные звуки выплескивались через вал редута, стелились над израненной землей и стихали, достигнув позиций французов.
Взойдя на батарею, шествие остановилось. Дьячки разожгли кадила, и молебен начался...
Чудодейственные слова молитвы осветляли озабоченные и смурные лица солдат, облачившихся накануне решающего сражения в белые рубахи. В их глазах читалась торжественность, вызванная осознанием сопричастности к святому и правому делу - изгнанию ненавистного ворога с родной земли. Произойдет таковое сегодня? Иль завтра? Знать этого они не могли, но были готовы сию минуту заслонить собой матушку-Россию.
Один за другим подходили офицеры и солдаты к иконе и, преклонив колено и благоговейно перекрестясь, прикладывались к святыне. Массивный золотой крест в руке отца Макария, рассыпая вокруг яркие блики, касался непокрытых голов артиллеристов, пехотинцев и ополченцев, благословляя их на ратный подвиг.
Для многих завтрашний рассвет станет последним в жизни, но именно их, безымянных героев поля Бородина, многие века с благодарностью будут вспоминать, и чтить потомки. Смертию смерть поправ... Так на Руси было всегда и будет вечно.
Светало. Черный прямоугольник окна посерел. В комнате стали угадываться очертания предметов.
Аркадий Латышев вынырнул из муторного, кошмарного забытья и сразу понял, что сегодня его самочувствие много хуже вчерашнего, и лучшего ждать не приходилось.
Вчера его также неимоверно плющило, как консервную банку, угодившую под асфальтовый каток. Жить не хотелось. Но основательно пошатнувшееся здоровье "поправил" пронырливый Костя Свист, невесть где раздобывший спасительную дозу. Они ширнулись, и... окружающая действительность вновь заиграла разноцветными красками. Аркадий знал, что эйфория продлится недолго, и вот сейчас его опять дико корежило, скручивало в звенящий болью жгут.
- Господи, как же мне хреново... - простонал Аркаша, безуспешно пытаясь встать с дивана. Но стоило поднять голову, как она, подобно свинцовой болванке, снова безвольно падала на подушку. Состояние было таким, будто его бросили в гигантскую мясорубку. Он почти физически ощущал хруст собственных костей, проходящих через решетку этого безжалостного пыточного агрегата. Вчерашнее разноцветье жизни сегодня сменили мрачные тона. Весь белый свет ополчился против Аркадия Латышева.
Думать ни о чем не хотелось. Все существо основательно подсевшего на иглу Аркаши оказалось во власти единственного желания: раздобыть любой ценой, достать заветный пакетик с белым порошком. Даже если ради этого придется заложить душу самому дьяволу.
Мутным взглядом Аркадий обшарил комнату и разглядел на тумбочке черный кирпичик мобильного телефона. Аппарат был дешевым, но у наркоманов, как правило, "хрустов" на дорогие цацки никогда не имеется, все спускается на очередную дозу, которых со временем требуется все больше.
Дотянувшись до сотового, он дрожащими пальцами потыкал в кнопки и облегченно выдохнул: двадцати рублей хватит на один звонок.
Кого же вызвонить? Кто въедет в ситуацию и спасет от ломки? Понятно, нахаляву "дурь" никто не притаранит. А чем башлять, когда в карманах гуляет ветер? Придется пощупать родственников, другого выхода он не видел.
После недолгих терзаний и сомнений Аркадий, наконец, решился и взял в руки телефон. Полистал контакты. Остановил выбор на Романе Гарифулине, обозначенном в записной книжке под именем Гарик. Латышев знал, что Гарик понемногу приторговывает "герычем". Помногу "дури" он при себе не держит, но одна-две дозы у него наверняка найдется. Он не раз выручал Аркашку.
После седьмого гудка Гарифулин все-таки откликнулся. Видно понял, что Латышев не успокоится и достанет его звонками.
- Рома, ты?
- Чего спрашиваешь, не врубаешься, что ли, кому звонишь?
В голосе Гарифулина угадывалось недовольство и брюзжание. Не любил торговец "дурью" столь ранних подъемов.
- Соображаю, Гарик, прекрасно знаю, кому звоню, - прохрипел Латышев. - Ты мне очень нужен. Загибаюсь я, кореш.
- Во мне многие нуждаются. Особенно такие, как ты, Латыш, которым со сранья не терпится ширнуться.
С должниками Гарик особо не церемонился, считая своих клиентов людьми никчемными и пропащими. А коль так, стоит ли метать бисер перед свиньями?
- Чего надо? - недружелюбно спросил он. - Если "дурь" нужна, то без тугриков выйдет полнейший облом. Кредитная лавочка для тебя закрыта.
- Гарик, ты меня знаешь не первый день, - почти взмолился Аркадий, чувствуя, как новый виток ломки скручивает его в бараний рог. - Я расплачусь скоро...
- Не получится, - категорически отрезал Гарифулин. - Ты хоть помнишь, сколько задолжал? Если забыл, могу подсказать.
- Помню я, Рома, с меня причитается за восемь доз.
Голос Аркадия дрожал, и Гарифулину показалось, что тот сейчас разрыдается, но уступать не хотел. Восемь доз - порядочные деньги, которыми так просто не разбрасываются.
- Подгребай ко мне, есть дельное предложение.
- Предложение? У тебя? - удивился Гарик. - Что ты можешь мне предложить? Пару комнатных тапок или свою мобилу, которую даже пятилетнему шкету в кармане таскать стремно?
Аркадий понимал, что сейчас иссякнут деньги на сотовом, связь прервется, и он останется при своем интересе и пустых хлопотах.
- Слушай, Гарик, моя мобила вот-вот обнулится. Я еще раз говорю, что игра стоит свеч. Тебе такое бабло и не снилось. Но это нетелефонный базар, давай ко мне и прихвати...
Связь оборвалась на полуслове. Аркадий в сердцах отшвырнул телефон и откинулся на подушку. По его щекам потекли то ли капли пота, то ли слезы. Он снова плюхнулся на диван, вытянулся во весь рост, смежив веки и скрестив на груди руки, помеченные четким пунктиром внутривенных инъекций.
"Приедет ли Гарифулин или пошлет к черту? - с содроганием в душе думал Латышев. - А если приедет, то привезет ли дурь?"
Гарик приехал. Дверной звонок затренькал спустя час после телефонного разговора.
Аркадий с трудом поднялся с дивана, придерживаясь за стену доковылял до входной двери.
- Проходи, Рома, ботинки не снимай, потом уберу в квартире.
Гарифулин протопал в комнату, оставляя на ковре грязные следы. Вальяжно развалившись в кресле, вытащил пачку сигарет. Не предлагая хозяину, закурил, стряхивая пепел себе под ноги.
"Хамло", - про себя подумал Латышев и, заискивающе улыбаясь, спросил:
- Привез?
В настоящий момент для него важнее самой жизни являлся положительный ответ. Ради дозы он уже был готов пуститься во все тяжкие, напрочь позабыв о совести. И неудивительно, общепризнанные моральные категории в беспринципной среде наркоманов давно считаются анахронизмом, не имеющим права на существование.
- Сколько можно жить в долг? - Гарифулин вперил в Латышева немигающий змеиный взгляд.
"На кармане ханка, верняк", - повеселел Аркадий.
- Я не халявщик и всегда рассчитываюсь. Вычтешь из моей доли, - с облегчением выдохнул он. - Давай ширево!
- Учти, Латыш, впаришь фуфел, и эта доза для тебя станет последней, - с угрозой произнес Гарифулин. - Въехал в тему?
- Я что, по голове ломом битый? - обидчиво воскликнул заметно повеселевший Латышев. - Говорю тебе, дело стоящее, мы срубим хорошие бабки. Стоит только верно рассчитать момент.
- Держи!
Гарифулин бросил Аркаше малюсенький пакетик с белым порошком. Словно дрессированный пес, Латышев на лету подхватил кайф и тенью прошмыгнул на кухню.
Спустя десять минут к нему вернулась способность соображать. По телу разлилась приятная истома, ломота в теле исчезла, и он приступил к изложению своего плана, по сути давно взлелеянного и выпестованного в воспаленном воображении наркомана.
- Красивую сказку рассказал, - выслушав Аркадия, недоверчиво усмехнулся Гарифулин. - Только сдается мне, что прогнал лажу. Сам-то видел цацку?
Аркадий покачал головой.
- Нет, но мне маманя рассказывала, а она врать не станет.
- Кстати, где она сейчас? - поинтересовался Гарик.
Латышев заметно стушевался.
- Каждую весну и осень у матери обостряется болезнь, и она проходит курс лечения в психоневрологическом диспансере.
- В дурке, что ли?
- Не совсем, мать далеко не сумасшедшая. Забыл, как называется болезнь, черт возьми, в общем, она страдает резкой сменой настроения, впадает в депрессию.
Нынешняя осень выдалась на редкость сухой и теплой. Впрочем, осени в привычном понимании - дождливой, холодной и неуютной - не было вовсе. Весь сентябрь по городским окраинам безостановочно плыли в никуда липкие нити паутин. Казалось, стоит дотронуться до паутинки пальцем, и прозрачная струна встрепенется, зазвенит, и родится волшебная мелодия гармонии, красоты и совершенства.
Да и октябрь порадовал ярким солнцем и чистой небесной лазурью. По утрам траву все же прихватывало молочной изморозью, но ближе к полудню под натиском солнечных лучей зелень на газонах начинала исходить легкой дымкой, задвигая ненастье на задворки поздней осени.
Но сегодня, похоже, небесные архангелы спохватились и решили напомнить людям об осени и близости зимы: первое утро ноября выплывало из рассветного расхлябья медленно, в колючих снежных потугах. Ветер тоскливо гудел в проводах, гонял по асфальту подстылые листья, лохматил лужи острыми завитушками снежного месива.
Настроение старшего следователя Старыгина соответствовало погоде за окном. Его жизненная перспектива не имела зримых очертаний, была аморфной, как морская медуза, и неясной, словно сегодняшний рассвет. Накануне он сдал в прокуратуру последнее находившееся в его производстве уголовное дело и оказался в свободном полете. Впереди отчетливо замаячила отставка. И вовсе не потому, что он являл собой никудышнего сотрудника. Все гораздо проще и прозаичнее: возраст.
В хитросплетениях грядущей реорганизации правоохранительных органов и гигантским (двадцатипроцентным) сокращением личного состава в штатном расписании новой полицейской структуры строчки для сорокачетырехлетнего Тимофея Старыгина не нашлось. Каждый пятый должен быть уволен - и баста! Невзирая на заслуги, награды и прочие плюсы. Так стоит ли греть голову из-за каких-то неведомых ивановых-старыгиных с пенсионной выслугой, когда в очередь на увольнение встали тысячи более молодых и, вероятно, толковых сотрудников?
Тимофей поднялся из-за стола, взял пачку сигарет и направился в курилку.
В небольшой комнатушке, отведенной для любителей подымить, витало неистребимое амбре табачного дыма. Старыгин приоткрыл фрамугу, с наслаждением вдохнул утреннюю свежесть, приправленную бодрящим запахом первого снега. Для перекура он специально выбрал время, когда большинство сотрудников мается на утренних планерках, и стало быть, никто не помешает ему подымить в одиночестве. Не нужно отвечать на бестолковые, порой некорректные, вопросы товарищей, а в ответ на дежурное "как жизнь?" уверять любопытных, что дела обстоят просто великолепно. "Все хорошо, прекрасная маркиза..." Да только вот хорошего мало от осознания собственной ненужности. Печально и страшно, когда после многих лет добросовестной службы государство, не утруждая себя вежливостью, прямым текстом заявляет: ты больше не нужен, шагай на пенсию.
Конечно, при таком пасьянсе можно "переквалифицироваться в управдомы", к примеру податься в адвокаты, но... такой вариант не для Старыгина. Неблаговидная картина получается, когда после многолетней борьбы с преступностью в одночасье оказываешься по другую сторону баррикады, чтобы стать защитником бандитов. Подобная рокировка попахивала, мягко сказать, непорядочностью, прежде всего к самому себе. Ничего не поделаешь, придется смириться с малоприятной реалией очередного общественного эксперимента.
Тимофей не сомневался, что в результате не совсем ясной и понятной перетасовки кадров на "гражданке" окажется немало грамотных сыскарей и следователей. Чиновники Системы (не только правоохранительной) всяк и везде соблюдают принцип самосохранения, а посему станут избавляться в первую очередь от умных подчиненных, представляющих угрозу для их собственного благополучия.
Угадайте, кто имеет больше шансов оказаться на обочине жизни: независимый и инициативный сотрудник, способный отстоять свое мнение на любом уровне, или недалекий, но оч-чень уважающий патрона полудурок? Ясно, как белый день, из обоймы МВД выщелкнут сорокалетних спецов, имеющих оперативный и следственный опыт. А на смену им придут дети разгульных девяностых годов с размытыми представлениями о чести, совести, долге и смысле жизни. Здесь весьма неуместна поговорка о старой кляче. В данном случае старые кони, большинство из которых понюхало пороха в Афгане и Чечне, борозды не испортят. Да и пахать на ниве борьбы с преступностью они способны глубоко и качественно.
Что говорить, подобные мысли к оптимизму не располагают. Тимофей докурил сигарету, ожесточенно раздавил в пепельнице окурок и направился обратно в кабинет. Время пришло накатать рапорт на отпуск с последующим уходом на пенсию. Авось, не пропадет, занятие для души найдется. Но наступать на горло самому себе, упрашивая начальство продлить контракт, Старыгин не мог в силу упрямого характера.
Еще издали он расслышал звучное треньканье телефона. Он торопливо снял трубку, но из нее донеслись короткие гудки. Едва Тимофей нажал на рычаг аппарата, как тот снова разразился мелодичной трелью.
На другом конце провода оказался начальник отделения.
- Тимофей, зайди-ка на минутку, - попросил Сергеев.
"Интересно, зачем я понадобился начальству? - недоумевал майор, меряя шагами длинный коридор отдела. - Во всяком случае, не для подписания контракта на продление срока службы".
Увидев возникшего на пороге Старыгина, подполковник откинулся на спинку кресла и сделал жест рукой. Дескать, заходи, не стесняйся.
Майор устроился за приставным столом, наблюдая за Сергеевым поверх сдвинутых на кончик носа очков. Сдержанность в эмоциях была присуща старшему следователю. Но немногословие Старыгин с лихвой компенсировал обстоятельностью в работе, что вполне устраивало начальство. Майор молчал, ожидая, когда Сергеев сообщит о цели вызова.
- Звонили из кадров, требуют предоставить рапорт на отпуск... - явно чувствуя себя не в своей тарелке, наконец произнес Сергеев.
- ...С последующим выходом в отставку?
Подполковник утвердительно кивнул и развел руками.
- Извини...
- Не расшаркивайся, Игорь, я понимаю, ты человек подневольный и делаешь то, что прикажут.
Вообще-то очередной отпуск у Тимофея должен был начаться еще в сентябре, но Сергеев посоветовал старшему следователю не спешить с отдыхом. Подбросил ему парочку заковыристых дел в надежде, что предреформенный ажиотаж в МВД благополучно утрясется, сойдет на нет, и минует необходимость сокращения личного состава. Как оказалось, подполковник надеялся напрасно. Там, наверху, команда "фас!" уже прозвучала. Клыкастые церберы с поводков спущены, им совершенно фиолетово, что с МВД полетят лохмотья штанов вместе с кровавыми ошметками. Чужую боль чиновники не чувствуют. Но закон курятника относительно верхних и нижних жильцов продолжает действовать. Тимофей был уверен, что минует время, и самих чинуш щелкнут по носу этой же самой реформой, вышибая слезы и красную юшку. Здравствуйте-пожалуйста, получите то, за что ратовали: извольте с вещами на выход!
- Чем думаешь заняться? - поинтересовался Сергеев, чтобы как-то сгладить углы неловкого молчания. - В твоем возрасте рановато осваивать профессию водителя дивана.
- Не знаю, - честно признался майор. - Одно могу сказать определенно, что в адвокаты и в швейцары не пойду.
- Сегодня среда? - словно самого себя спросил Сергеев, покосившись на настенный календарь. - Точно, среда. У меня просьба, Тимофей, к тебе... В общем, в рапорте укажи дату начала отпуска не с завтрашнего дня, а с понедельника. Лады?
- Что-то я не врубаюсь в ситуацию. Объясни, зачем нужна заморочка? - попросил Старыгин и постучал пальцем по голове. - Насколько я кумекаю, уголовных дел мне больше не расследовать? Тогда для чего попу баян?
Подполковник озабоченно сдвинул брови к переносице и пояснил:
- Все правильно, ты сейчас, как невеста на выданье. У нее впереди брачная ночь и семейная жизнь, у тебя - пенсия. Но провести кое-какие мероприятия по материалу не запрещается. Сам видишь, какая напряженка со следователями и операми. Одна в декрете, другой на сессии, третий в отпуске, достаточно людей только в день выдачи зарплаты. Поэтому, Тимофей, не в службу, а по старой дружбе, так сказать: проверь один материальчик. Через три дня определимся, возбуждать ли уголовное дело, или сгоношить отказуху.
Сергеев взял со стола папку, вынул из нее одинокий листок и передал его майору. Так, протокол заявления, понятно.
- Серьезное что-нибудь?
- Из заявления гражданки Грымовой следует, что ее сосед позавчера, то есть в понедельник, ушел из дома и до сегодняшнего дня не вернулся. Однако оснований для возбуждения уголовного дела, сам понимаешь, маловато. Мало ли что могло случиться? Прошу, Тима, организуй проведение неотложных мероприятий, а с понедельника, как говорится, с чистой совестью и со спокойной душой - на отдых. Добро?
Принимая из рук Сергеева протокол заявления незнакомой ему гражданки Грымовой, майор Старыгин не мог даже предположить, что с этого листа бумаги начнется его новая жизнь, что обычный бумажный листок есть не что иное, как его дальнейшая судьба. Права народная мудрость: не знаешь, где алтын потеряешь, а где рубль найдешь. Не ведал Тимофей, что мадам Судьба, непредсказуемая и капризная, наконец смилостивится и сторицей вернет ему когда-то отнятое счастье.
В кабинете Тимофей обстоятельно ознакомился с заявлением Грымовой Галины Прокопьевны. Но из двух десятков строк, торопливо написанных рукой дежурного дознавателя, он не почерпнул ничего существенного, что могло бы пролить свет на исчезновение гражданина... как его... Кузьмина М. В. Ушел и не вернулся. Был человек, и не стало его. Растаял в пространстве, словно фантом. В жизни так не бывает. Всему происходящему в реальности существует объяснение, как правило вовсе не мистического характера.
При расследовании уголовного дела следователь всегда имеет возможность ознакомиться с множеством, на первый взгляд посторонних, разрозненных фактов, из которых и состоит клубок противоправных деяний. Задача сыскаря - в имеющемся многообразии ниточек определить правильную нить, потянув за которую события сбрасывают мантию таинственности и приобретают статус материальной закономерности.
Старыгин положил перед собой чистый лист бумаги, взял ручку. С чего начать? Собственно, работа по аналогичным заявлениям всегда начинается стереотипно, более эффективной методики светила юриспруденции пока не придумали.
Перво-наперво - установить и проверить родственников Кузьмина и его хороших знакомых. Как проживающих в городе, так и за его пределами. Не исключено, загостился Михаил Васильевич у родни или друзей, ведь пенсионеру спешить некуда. Затем следует запросить городские морги на предмет доставления неопознанных трупов.
Следующий пункт - психиатрические лечебницы. Достаточно почтенный возраст Кузьмина допускает вероятность расстройства памяти либо иного умопомрачения. Случись таковое в общественном месте, больного обязательно под белые ручки препроводят в психоневрологический диспансер.
Следует также проверить травматологию всех медицинских учреждений. В наш безумный век скоростей и вечной спешки схлопотать перелом руки-ноги так же обыденно, как сбегать в булочную за батоном, от увечья никто не застрахован.
Что еще? Необходимо направить ориентировки в городские отделения милиции, на вокзалы, в аэропорт...
В итоге неотложных мероприятий набралось на целую страницу. Полтора десятка пунктов. И любой пункт плана мог поставить точку в работе по исчезновению Михаила Васильевича Кузьмина.
Привычно, за четверть часа, Старыгин набросал розыскную ориентировку и передал ее в дежурную часть. Ребята разберутся, что к чему, не первый раз замужем.
Улица встретила Тимофея пронизывающим ветром и колкой россыпью снежинок. Он задержался на крыльце, раздумывая, стоит ли менять уютный кабинет на холодный, слякотный ветродуй. Решил - стоит. Война - войной, а обед - по распорядку.
Благополучно преодолев сотню шагов по вмиг обледеневшему тротуару, Старыгин с видимым облегчением открыл дверь кафе, в котором обычно обедал. По причине ненастной погоды зал кафе оказался полупустым. Едва он занял свой столик у окна, возле него остановилась знакомая официантка.
Приветливо улыбнувшись, девушка спросила:
- Сегодня - как всегда?
- Конечно, Ритуля.
В ожидании обеда - салата из морепродуктов, фаршированных блинчиков и двойного кофе - Старыгин от нечего делать глядел в окно. За прозрачной занавесью прохожие куда-то спешили по скользкому тротуару, на малой скорости пробовали первый гололед автомобили. Жизнь текла своим чередом, каждый решал собственные проблемы, не вникая в чужие заботы.
Пообедав, Тимофей вернулся в кабинет, поудобнее устроился в кресле. Затем отыскал в столе увесистый, не менее килограмма весом, телефонный справочник и, тяжело вздохнув, снял с аппарата трубку...
К концу рабочего дня майор почувствовал, что начинает шалеть от однообразной, а главное холостой, работы. За последние трое суток в городские морги неопознанные трупы, соответствующие возрасту Кузьмина, не поступали. Сообщения из медицинских учреждений также не обнадеживали. След пропавшего пенсионера на горизонте поиска не проявлялся.
Перед тем как отправиться домой, Тимофей составил справку о проделанной работе с указанием номеров телефонов и фамилий должностных лиц, с которыми пришлось сегодня пообщаться. Уж так заведено в органах, где на веру устные сообщения не принимаются. Слово к делу не пришьешь. Память забывчива, со временем деформируется, а документы, даже бумажные, долговечны и правдивы.
Чувствуя подступающую к вискам головную боль, Старыгин заспешил домой. Однако, набросив куртку, он вновь вернулся к столу и потянулся к телефону.
Совсем плохой стал, с досадой подумал он, набирая указанный в заявлении номер соседки Кузьмина.
- Алло? - отозвался зычный голос.
- Галина Прокопьевна? Старший следователь Старыгин беспокоит. Работаю по вашему заявлению. Необходимо встретиться. Когда? Желательно завтра. Хорошо, в половине одиннадцатого. До свидания.
Вот так оно надежнее. Как выражаются в молодежной и блатной среде, стрелочку он забил. Теперь можно быть уверенным, что Грымова его дождется дома, и к примеру, запланированный шопинг-галоп по рынку гарантированно перенесет на более позднее время.
На город медленно надвигался тяжеловесный, как карьерный самосвал, ноябрьский вечер. По улицам запорхали сиреневые, с морозной оторочкой, сумерки. Дрожащий полумрак скрадывал очертания домов, размывал до неузнаваемости силуэты прохожих, превращая людей в бесполых, опосредованных существ. Блеклый свет уличных фонарей, пронизанный снежными сполохами, только усиливал ощущение необъяснимого, тревожного ожидания.
Собственно говоря, домой Тимофей не торопился, никто не ждал его в давно осиротевшей квартире. Когда-то он был уверен, что сполна выдержал все выпавшие на его долю удары злого рока. К сожалению, Тимофей ошибался. Судьба вновь взбрыкнула как необъезженная лошадь, и снова наградила его полновесной оплеухой, вероломно прошмыгнув в дверь квартиры супругов Старыгиных. Когда врачи установили правильный диагноз, было уже поздно: Вероника сгорела за двадцать дней. Анемия - болезнь коварная, жалости не ведающая.
Похоронив Веру, Тимофей остался наедине со своим горем и пятилетней Юлькой на руках...
Далеко не радужные мысли, даже сглаженные временем и лишенные первоначальной остроты и горечи, надоедливо копошились в сознании майора. Он бездумно шагал по тротуару, не глядя под ноги, рискуя споткнуться на затянутом льдом асфальте.
Перед разноцветным витражом супермаркета Старыгин притормозил. В подсознании подала сигнал дневная установка: вечером зайти в магазин, потому как в холодильнике последняя мышь приказала долго жить с голодухи.
Тимофей подхватил из пирамиды проволочную авоську и зашагал меж пластиковых стеллажей, заваленных продуктами. Особо не мудрствовал: пакет с кофейными зернами, увесистый шмат ветчины, полголовки твердого сыра, батон, молоко и пару банок печеночного паштета. Через минуту в корзине находился универсальный продуктовый набор одинокого мужчины. Поразмыслив, добавил бутылку белого вина и коробку миндаля. Не помешает бокал сухого за ужином.
Встав в очередь к кассе, Старыгин про себя усмехнулся: что-то душа затосковала накануне торжественного момента выхода на заслуженный отдых, надобно наоборот. Впереди предстоит новая жизнь, раскисать нельзя, а посему - выше нос и хвост по ветру, майор!
По собственному опыту Тимофей знал, что лучший способ избавиться от хандры - занять себя делом, отвлечься от воспоминаний о прошлом. По сути, неуютное душевное состояние произрастает из обычной лени. Следовательно, для повышения жизненного тонуса человеку необходимо работать. Неважно, каким будет заделье: переноска кирпичей или разгадывание кроссвордов.
Оставшийся путь домой Старыгин преодолел бодрым шагом, смахивающим на легкую трусцу, и в приподнятом настроении. Перешагивая через ступеньку, поднялся на шестой этаж. Лифт Старыгин принципиально игнорировал, считал себя человеком, которому пока не в тягость одолеть подъем в шесть этажей.
В прихожей Тимофей выскользнул из промокших ботинок, снял куртку, успевшую покрыться капельками растаявшего снега. Затем поставил обувь в сушилку, а отсыревшую куртку набросил на спинку стула возле отопительного радиатора. Слишком мало приятного поутру натягивать на себя отсыревшие одежду и башмаки.
На кухне он выложил продукты в холодильник, решив, что ужин пока подождет. Вечернюю трапезу еще заработать следует, а он на данный момент и стакан чая не заслужил. В смысле отсутствия в его активе выполненных домашних дел. Сегодня среда, значит предстоит постирушка. Тимофей всегда, насколько позволяли обстоятельства, старался придерживаться составленного графика домашних работ. Так было проще, да и времени свободного оставалось больше.
Забросив в стиральную машину полудюжину рубашек, он поколдовал над кнопками, выбирая режим стирки, и умный агрегат довольно заурчал, чуть слышно замурлыкал, будто котенок, добравшийся до блюдца со сметаной.
Так, теперь глажка. Никогда, даже в далекие времена, когда Юлька бегала в детский сад, Тимофей не позволял себе выпроводить дочь из дома в мятом платьице или самому появиться на службе в сорочке, не имевшей надлежащего вида. И неважно, что домашние хлопоты отнимали уйму времени, а ложиться спать порой приходилось далеко за полночь.
Орудуя утюгом, Тимофей изредка останавливал взгляд на экране телевизора. Транслировали очередной выпуск "Место происшествия". С экрана диктор с упоением, взахлеб, комментировал сводку свежих преступлений.
"...за получение взятки с поличным задержан высокопоставленный чиновник МВД..."
"...возбуждено уголовное дело в отношении сотрудников поста ДПС в городе... Как выяснилось, мздоимство на дороге здесь было поставлено на поток..."
Тимофей в сердцах чертыхнулся. Подобные сообщения им воспринимались как личное оскорбление, прям-таки с зубовным скрежетом. Когда по "ящику" непрерывно долдонят об оборотнях в милицейских погонах, то о защите чести мундира и заикаться неприлично, кое-кто может неправильно понять. Но все же, большинство сотрудников МВД - честные и порядочные люди, добросовестно выполняющие свой долг. И откровенное шельмование правоохранительных органов в средствах массовой информации, по мнению Старыгина, преследует единственную цель: показать абсолютную неспособность этих самых органов противостоять преступности. Разве мало взяточников среди государственных чиновников различных рангов? В системе здравоохранения? В Министерстве обороны и в других силовых структурах? В любой сфере деятельности таковых предостаточно. А вот, поди ж ты... У народа на слуху только МВД. Во имя чего объявлена охота на ведьм? Ответ напрашивался сам собой: чтобы показать необходимость предстоящей реорганизации.
Уже много месяцев твердят о повышении денежного довольствия сотрудникам милиции и военным за счет сокращения личного состава. Бесспорно, повышение зарплаты необходимо как военным, так и гражданским, поскольку дисбаланс между реальной заработной платой и существующими ценами, растущими как на опаре, достиг критической отметки.
Однако способы решения данной проблемы, мягко сказать, вызывают недоумение и походят на ситуацию в людоедском племени, когда каннибалы, чтобы не умереть с голоду, вынуждены, в общем... сами себя. В конце концов, в племени должен остаться один вождь, да и тот долго не протянет.
Совершенно неуместна оглядка на старушку Европу. В России географические масштабы и менталитет несравнимы с европейскими. Разве можно ожидать хорошей работы от участкового инспектора, обслуживающего пять-семь деревень, расстояние между которыми измеряется десятками километров? Приплюсуйте аховую обеспеченность техникой, вечный дефицит бензина и запчастей, плохие дороги.
Неужели наверху искренне полагают, что набив карманы денежными купюрами, доблестные солдаты правопорядка вмиг позабудут о взятках? Бога ради, помилуйте. У кого мздоимство вошло в привычку, тот добровольно не откажется от легких денег. Аппетит приходит во время еды.
И исключительно карательные меры цели не достигнут. Практику отсечения голов провинившихся заодно с их руководителями розовых надежд не оправдает, это мы уже проходили.
Наряду с улучшением материального положения следует разработать эффективную программу воздействия на каждого сотрудника. Положительный результат возможен, когда каждый не из-за страха наказания, а вполне осознанно придет к выводу: брать взятки, воровать - нехорошо, стыдно, и попросту - нельзя.
Вот тогда и исчезнут пресловутые коррупция, оборотни в погонах и не только. Работа должна постоянно совершенствоваться, прогрессировать, распространяться на все стороны общественной жизни, охватить все вертикали власти, от верхних звеньев до низовых ячеек. А что касается денег... Никогда звонкая монета не являлась приоритетным фактором в формировании степени патриотизма и порядочности гражданина.
Притормози, служивый! Эвон, куда тебя занесло, подумал Тимофей, видно, наболело.
Выполнив программу-минимум по домашнему хозяйству, Старыгин не спеша соорудил пару "взрослых" по величине бутербродов, прихватил бутылку вина и коробку с миндалем и вышел на лоджию.
На трехметровом пространстве ему удалось разместить много полезных вещей: небольшой верстак с тисками и электрическим наждаком, на стенах - полки для инструмента, в углу - откидной столик с удобным плетеным креслом. В импровизированной мастерской никогда не бывало беспорядка, каждая вещица находилась на своем месте.
Здесь редкими свободными вечерами Тимофей любил отдыхать, любуясь переливающимися огнями ночного города и бездонной завораживающей панорамой звездного неба. Вот и сейчас он удобно устроился в кресле, плеснул в бокал муската и приоткрыл оконную створку, подставляя лицо под бодрящий коктейль ветра и снежинок. Но сегодня небо затянуло серым полотнищем туч, щедро осыпавших город снегом. Белый полог прикрыл дремавшие во дворе автомобили, газоны, тротуары, превращая унылый осенний городской пейзаж в безмолвное царство Снежной королевы. Лишь в свете уличных фонарей беззаботными мотыльками весело резвились холодные хлопья снежинок, радуя взгляд и давая простор воображению.
Сквозь приоткрытую дверь балкона Тимофей услышал мелодичную трель. В подъезде установлен домофон, значит, кто-то из соседей пожаловал в гости, подумал он и не ошибся. На пороге стояла Айседора Петровна, давняя приятельница и более чем родственница.
- Ты дома? - благодушно поинтересовалась она.
Тимофей шагнул в сторону, приглашая соседку в квартиру.
- Вопрос, конечно, интересный, - усмехнулся он. - Тогда кто открыл дверь и стоит перед тобой?
- Не придирайся к словам, Тима, - отмахнулась бабулька. - Как дела? Чем занимаешься? У Юльки все в порядке?
Тимофей по-приятельски обнял соседку за плечи.
- Проходи, Айседора, в комнату, там и поговорим.
Старушка подозрительно принюхалась к амбре, исходившей от Старыгина, и спросила с лукавой улыбкой:
- Да ты, никак, пьянствуешь в одиночестве? Позволь поинтересоваться, по какой причине загул?
Хоть тресни, не умела Айседора Петровна задавать одиночные вопросы, сразу вываливает их целый короб. К этой странности соседки Тимофей привык и мог одним предложением удовлетворить любопытство Айседоры, которой был обязан очень многим.
Айседора Петровна являла собой образец словоохотливого пенсионера. Оно и понятно: тридцать пять лет преподавания русского языка и литературы в старших классах даже патологического молчуна сделают Цицероном. В свои семьдесят с хвостиком она сохранила ясность ума, завидное здоровье, не исчерпала до дна запас доброты и веры в людей. В общем, старческий маразм в обозримом будущем бабушке Доре не грозил.
- Какой же повод для загула? - вновь задиристо поинтересовалась соседка.
- Причина более чем уважительная - кручина одолела добра молодца, - немного легкомысленно ответил Тимофей. Посвящать соседку в служебные неурядицы он не собирался.
- Понятно, грусть-тоска тебя съедает. Да, по размерам и значимости причина тянет на планетарный масштаб. Тогда оно, конечно... - витиевато выразилась бывшая учительница.
- Компанию составишь, Айседора? - спросил Старыгин, заранее зная ответ. Практически не бывало случая, когда она пренебрегла бы общением с Тимофеем. Айседора могла просидеть с ним вечер напролет, не пригубив бокала, но роль собеседницы исполняла прилежно.
- После того, как ты ответишь на вопросы. Напомнить?
- Докладываю, мой генерал, - Тимофей шутливо вытянулся перед старушкой. - У Юльки дела обстоят прекрасно, шастает по своим вулканам по Камчатке, у меня - все пучком. Чем занимаюсь, видишь сама. Удовлетворил?
- Относительно.
- Где желаешь присесть, радость моя?
- Не ерничай, Тимоша. Давай-ка пройдем на лоджию, поближе к свежему воздуху, там дышится легче.
Тимофей из шкафа достал теплый плед, набросил на плечи Айседоры Петровны. Опасаясь сквозняка, совсем нежелательного для пожилого человека, прикрыл оконную створку, сам примостился рядом на прихваченном из кухни табурете.
Не может быть, чтобы Айседора Петровна явилась только для того, чтобы поинтересоваться делами Юльки и его, Старыгина. Стопудово, в литературном мире разразилась очередная вселенская катастрофа, не иначе.
Несмотря на почтенный возраст, бывшая учительница продолжала оставаться ревностным фанатом чистоты родного языка, и различного рода орфографические огрехи ею возводились до уровня трагедии. В состояние, близкое к шоковому, Айседору Петровну приводило буквально все: несуразные названия уличных магазинов, чрезмерное увлечение иностранными терминами, молодежный сленг, газетные ляпсусы, оговорки телеведущих и прочие грамматические нестыковки, выходившие за рамки толковых словарей.
Айседора Петровна отхлебнула из бокала, франтовато щелкнула блестящей зажигалкой и прикурила тонкую сигарету. Разогнав рукой дымный клуб, она шепотом, словно разглашала государственную тайну, сообщила:
- Знаешь, Тимоша, мы погружаемся в пучину безграмотности и мракобесия.
- Любишь ты говорить загадками, Айседора. Какие основания для столь мрачного вывода?
- Понимаешь, сегодня одна уважаемая мной телеведущая дважды с экрана произнесла слово "дите", а такого слова в русском языке не существует. Есть слова "дитя", "дитятко", а "дите" нет.
- Подумаешь, оговорилась, с кем не бывает, - обронил Старыгин.
- Нет, Тимоша, ты недооцениваешь степень опасности неграмотности. Деградируемое знание родного языка чревато утратой национальной гордости, патриотизма и в конечном итоге приведет к тому, что русский мужик эдак лет через двести заговорит на иностранном, чуждом для нас языке. И как следствие - потеря государственной самостоятельности, либо мы вернемся в каменный век и станем дикарями.
- По-моему, ты несколько утрируешь как само значение русского языка для России, так и степень опасности, вытекающей из недостаточного знания родной словесности, - продолжал стоять на своем Старыгин.
- Эх, Тимоша, Тимоша... - укоризненно тряхнула седыми буклями Айседора. - Сбрось шоры с глаз, увидишь далеко не радостную картину, впрочем, тебе как непрофессионалу ее разглядеть довольно сложно.
- Твоя ирония в данный момент неуместна, - обидчиво поджала губы Айседора. - Ты давно листал книги современных писателей или поэтов?
- Не помню, - честно признался Старыгин.
- В этом твоя беда... Современные писатели пичкают нас сплошной чернухой, фактически приучили к обыденности насилия, жестокости, пропагандируют самые низменные человеческие пороки. Ты считаешь таковое положение вещей нормальным? А возьми поэзию, этот сплав культуры и искусства в классическом понимании. Как тебе такая строчка: "Сорок тысяч - и хорош, выведу любую вошь"?
Тимофей поперхнулся вином.
- Либо "Душа просит напиться, как свинья"?
- Ну-у... - откашлявшись, нараспев протянул Тимофей, не зная, что ответить отставной литераторше. Даже у далекого от поэзии человека процитированные Айседорой строчки способны вызвать стойкое неприятие.
- Не нукай, не запряг. И подобные вирши они называют искусством? Ох, горемычный наш русский язык! Отдельные современные писаки и стихоплеты изнасиловали русскую словесность, причем в циничной, извращенной форме.
- Творчество Высоцкого также не отличается приглаженностью и лоском, но тем не менее его стихи по душе миллионам его почитателей. Может быть, мы наблюдаем новую тенденцию, новое течение в поэзии. Революция, так сказать...
Из глаз Айседоры Петровны выплеснулось возмущение. Она негодующе фыркнула, бросила сигарету в пепельницу и погрозила пальцем Старыгину.
- Шалишь, мой юный друг, Владимир Семенович при всех плюсах и минусах в своем творчестве всегда оставался индикатором общественного бытия. В его стихах, как в зеркале, находили отражение процессы, происходящие в обществе. Каждое стихотворение Высоцкого, каждая его строка наполнены глубоким смыслом. Они бичевали пороки нашей жизни, его стихи и песни пронизаны болью и гражданской ответственностью за судьбу народа. Они заставляли и заставляют людей становиться лучше, чище, добрее.
Что мы имеем сегодня? Чему могут научить отдельные горе-поэты, имеющие весьма смутные даже не знания, а представления об орфографии и стилистике, не говоря о стихотворных размерах. У них на обе ноги хромает смысловое содержание стихотворений. Рифма проста до примитива: "кровь-любовь-морковь".
- Айседора, ты слишком категорична, - попробовал снова возразить Тимофей. - Возможно, не все так плохо, как ты представляешь.
- Все плохо, Кирюша, поверь мне. Содержание стихотворений - либо, прошу прощения, розовые сопли, либо походит на бред сумасшедшего, других определений у меня нет. Складывается впечатление, что они никогда не держали в руках томики Пушкина, Блока, Есенина, не знакомы с творчеством более поздних поэтов - Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, а также современных мастеров поэтического пера.
Многолетнее общение с Айседорой Петровной не могло не оказать благотворного влияния на Тимофея. Он познакомился с ее обширной библиотекой, открыл для себя Булгакова, Пикуля, Астафьева, понемногу пристрастился к поэзии, к которой раньше был совершенно равнодушен.
- Знаешь, что меня беспокоит в данной ситуации?
- ?
- Дурной пример, известно, заразителен. Каждый, кто ознакомится с подобной писаниной, может уверовать: чтобы стать поэтом, необязательно быть талантливым. Необходимо иметь туго набитый купюрами кошелек, и любую абракадабру можно без труда выдать за искусство. А ведь хлеб настоящего поэта нелегок и добывается в поту насущном.
Тимофей потянулся за мускатом и вопросительно взглянул на всерьез распалившуюся старушку.
- Давай, не возражаю, - неожиданно легко согласилась Айседора Петровна. - Я приметила, у большинства таких авторов совершенно отсутствует чувство меры и такта, эдакие лихие, нахрапистые щелкоперы, уверовавшие в собственную исключительность. Один из авторов в небольшой подборке стихотворений сподобился двадцать шесть раз упомянуть имя Господа. Это как понимать?
- Разве запрещено?
- Отнюдь. Однако не следует всуе трепать имя Бога, - категорически отрезала соседка.
- Почему? - удивился Тимофей. - Случается, поэты обращаются к Богу, я читал...
- Вот именно, бывает... иногда... в исключительных случаях. Что будет, если у кухонной плиты рядом с собой поставить Иисуса Христа и, извини, заставить его варить борщ?
- Что же может произойти? - недоуменно обронил Тимофей.
- В таком случае святость Всевышнего поглотит бездна земного, грешного бытия. Господь должен быть свободен в своих мыслях и деяниях. Надеюсь, ты не думаешь, что классики русской поэзии были атеистами и не почитали Христа?
- Естественно.
- Тогда почему они столь редко упоминают его имя в своем творчестве?
Айседора Петровна ждала ответа.
Тимофей молчал.
- Все они были глубоко верующими людьми и сознавали, что религия - это нечто исключительно сугубо личное, не подлежащее выставлению на всенародное обозрение. В этом и заключается святость и таинство веры христианина. Лично я сомневаюсь в искренности наших политиков, которые перед телекамерами в храмах неумело крестятся, что-то беззвучно шепчут. Уверена, что ни один из них не знает ни одной молитвы. Таким образом они создают себе имидж, повышают собственные активы.
Веру, Тимоша, порушить нелегко, но еще труднее обрести ее заново. Мы лицезреем только внешние атрибуты, а вера обитает в глубине души человеческой, невидимая постороннему глаза, за семью замками и печатями. Уразумел, отрок?
Айседора Петровна хитровато улыбнулась, взяла со столика бокал и залихватски, в один глоток, осушила его. Вернула бокал на место, вытащила из пачки свою длинную цигарку.
- Раскатала ты, Айседора, наших поэтов, как танк черепаху, - усмехнулся Тимофей.
- Ну их к шутам гороховым, - устало отозвалась соседка. - Стихи, как говорится, ни для ума, ни для сердца. Из отдельных дам-поэтесс, как паста из тюбика, наружу прёт сексуальная озабоченность, что само по себе очень неприлично, а нам половую неудовлетворенность преподносят под видом сердечной лирики. Поверь, натурализм в своем чистом виде никогда не являлся признаком талантливости. Ведь можно и необходимо, даже повествуя о личном и интимном, обойтись без пошлости, сальностей и похабщины. Все зависит от степени мастерства автора, способного разглядеть и донести до читателя красоту взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Такое под силу далеко не каждому автору.
Айседора Петровна поправила сбившийся с плеча плед и неожиданно для Тимофея стала на память читать стихи, повествующие о самом сокровенном, явно принадлежащие перу генерала от поэзии.
