ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Сырцов Игорь Станиславович
Люди гибнут за металл

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Люди гибнут за металл...
  
   Батальон приступил к строительству казарм - значит обустраиваемся здесь надолго, да и в палатках уже просто невозможно жить - жара, духота и теснота ужасные. Бойцы спят на сплошных двухъярусных деревянных нарах, втроём на двух матрасах и как сами шутят - с боку на бок ночью переворачиваются по команде. Да и сами палатки уже просто хлам, давно износились, выгорели и потрескались на горячем солнце, в дождь - текут, в мороз - отпотевают изнутри так, что все постельные принадлежности мокрые. Давно пора создать личному составу нормальные человеческие условия для жизни и отдыха!
   Здания решили строить из самого распространённого материала - самана - смеси местной глины с соломой. Из него построен, наверное, весь Афганистан, за исключением разве что части административных зданий в крупных городах страны.
  Саманная кладка экологична, тверда и надёжно защищает от жары и осколков, что, учитывая особенность планировки лагеря совсем немаловажно - палатки стоят в трёх метрах друг от друга и любая шальная выпушенная моджахедами мина, попади она сюда, может натворить много бед. Правда Бог пока милует - при обстрелах мины падают вокруг, но, ни одна пока не залетела в жилую зону лагеря.
   Наши соседи в Лашкаргахе тоже затеяли стройку, но почему-то пошли по более сложному и трудоёмкому пути - изготовления саманного кирпича, а его для строительства казарм и других вспомогательных сооружений потребуется, скорее всего, не одна сотня тысяч штук, кроме того, для кладки ещё потребуется изготовить кокой-то раствор, а это тоже трудоёмкая работа. Поэтому решение нашего командира о строительстве "лепным" способом всеми было воспринято как единственно верное.
   На метраже решили не экономить и строить здания, сколько позволяет место - примерно тридцать метров в длину и шесть-семь метров в ширину. Внутри прямоугольников фундаментов зданий будущих казарм спланировали канцелярии, комнаты для хранения оружия, кладовые и даже комнаты для офицеров. Каждый солдат должен был получить отдельное спальное место на двухъярусной койке и тумбочку на двоих - всё как в Союзе! Кроме того, в тыльной части казарм обращённых к парку боевых машин спланировали отдельные выходы для передвижения бойцов по тревоге прямо на стоянки машин подразделений. Теперь оставалось только осуществить эти грандиозные планы командования!
   Глины, воды и соломы вокруг лагеря было полно, а вот опыта строительства зданий из самана и знания хитростей его приготовления ни у кого из офицеров и солдат не было, даже у уроженцев Юга и Средней Азии. Поэтому для обучения и передачи опыта из местного кооператива пригласили двух дехкан-умельцев, которые буквально за пару дней обучили этому нехитрому делу специальную команду солдат, набранных из каждого подразделения. "Говномесы" - как тут же прозвали их в батальоне, ударно заработали и дело пошло!
   Технология строительства была проста. Часть бойцов, прямо на месте строительства месила босыми ногами глину с соломой, доводя раствор до нужной консистенции и кондиции. Двое-трое лепили из раствора комки и передавали их "каменщикам", которые укладывали его ровными рядами на ранее подготовленный фундамент здания по периметру постройки, трамбуя материал, выравнивая слои по отвесу и формируя стену.
   Объем работы был большой, и пока в одном конце здания заканчивали укладку ряда самана, в другом конце он уже высыхал на жгучем солнце. Так день за днём, ряд за рядом росли стены будущих казарм. Стены получались достаточно ровными, толстыми (не менее полуметра) и прочными, способными надёжно защитить отдыхающих солдат от шальных пуль и осколков. Кроме того, в такой казарме должно было быть прохладно в зной и тепло в мороз, а для нас переживших прошлую зиму в постоянно текущих, холодных и сырых палатках это было особо ценно.
   По достижении высоты окон, вместо рам вставили каркасы от ящиков для миномётных мин - по четырнадцать штук с каждой стороны (чтобы было светло), предварительно удалив крышки и днища. Окна затянули толстой целлофановой плёнкой, косяки и двери изготовили из подручного материала.
   В глинобитной постройке не в пример лучше и безопаснее, чем в дырявой палатке, но всё равно жарко и душно.
  От этих неудобств частично спасают, невесть кем придуманные, хитроумные и простые до безобразия по устройству "афганские кондиционеры - охладители".
   Изготавливается эта немудрённое устройство из подручного материала, обычно из ящика от миномётных 82-х миллиметровых мин, у которого выбивают дно. Внутренний объём образовавшейся "рамы" со стороны крышки обивают тонкими деревянными рейками с шагом сантиметров в пятнадцать и не очень плотно набивают обыкновенной верблюжьей колючкой. Затем по внутренней стороне натягивают медицинскую марлю, которую крепят к каркасу такой же рейкой. Всё! Кондиционер готов!
   Конструкцию крепят к оконному проёму, который представляет собой такую же "раму" от ящика и "включают" в работу, плеская сверху на пакет из колючки пару-тройку кружек воды. Под действием сквозняка на жаре влага быстро испаряется и в помещение затягивает прохладный воздух. И когда на улице + 64 по Цельсию, заходя в казарму, ощущаешь живительную прохладу. Ну а когда дует "афганец", охладитель просто закрывается крышкой. Конечно, снизить температуру до комфортной, или хотя бы приемлемой, такой охладитель не может, но некоторое временное облегчение организму всё же даёт. Лишь бы дневальный метался почаще, "заряжая" его водой!
   Работа спорилась и скоро строительные бригады вышли на уровень крыш зданий. Вот здесь-то и начались трудности.
   Покрытие крыш решили делать из матов, сплетённых из лозы кустарника и камыша, которых вдоль реки росло вдоволь, поверх которых должен был быть уложен слой всё того же самана, а вот материала для стропил, способных выдержать большой вес такой крыши не было.
   Кто-то предложил комбату использовать для этих целей металлический столбы, которые ещё встречались кое-где в пустыне вдоль бетонной дороги. Неизвестно, кто и когда ставил их, но изготовленные из отличной стали, толстостенные, почти десятиметровые трубы, как нельзя лучше подходили для роли стропил.
   Учитывая примерную ширину строений (семь-восемь) метров, их длины хватало с лихвой, но количество требовалось немалое: из расчёта пятнадцати - двадцати перекрытий на каждую казарму рот и до пяти - десяти на помещения отдельных подразделений, всего набиралось порядка восьмидесяти штук. Для этого пришлось бы снять столбы на отрезке в четыре-пять километров вдоль дороги, что естественно не осталось бы незамеченным местным населением.
   Незаметно подорвать и увезти столбы не получится - так или иначе "добычу" придётся везти через город, а это для моджахедов отличный агитационный материал. Мол, смотрите правоверные мусульмане - "неверные собаки - шурави" грабят нашу землю, разрушая всё подряд! Воруют даже столбы, оставляя кишлаки без связи и электричества! А это уже политика!
   Но политика политикой, а впереди были осень и зима, с дождями и ночными заморозками, поэтому комбат, поразмыслив волевым решением, вынес столбам приговор.
   Сапёры начали рвать столбы в районе третьего русла - подальше от города, постепенно удаляясь в сторону Чарогарского перевала, а специально выделенные автомобили - перевозить трубы в лагерь. Всё было хорошо, но расходный запас взрывчатки быстро закончился, и тогда было принято чисто военное решение - перебивать столбы, расстреливая их из пулемётов бронебойными пулями.
   Для этого как нельзя лучше подходили машины артиллерийской батареи - МТЛБ (многоцелевой транспортёр (тягач) лёгкий бронированный), имеющие башни с установленными в них пулемётами ПКТ. Тягач подъезжал к столбу в упор и наводчик, не опасаясь рикошетов, быстро дырявил в сито основание столба, пока тот не начинал крениться под собственным весом. После этого бойцы раскачивали, ломали, валили столб и загружали его в машину.
   Всё шло нормально, работа уже близилась к завершению, но в один из очередных выездов нашу рабочую команду "духи" обстреляли с гор у перевала. Правда, палили издалека, и никого не убили, но страха на почти безоружную группу нагнали основательно. Случить серьёзный бой и отделение бойцов с автоматами и одним пулемётом на тягаче долго не выстояло бы, а до батальона было далеко.
   Узнав об этом, я предложил рано утром, перед приездом рабочей команды выставить засаду на северо-восточном скате ближайшей к району работ горы, надеясь подловить моджахедов, которые, по моему мнению, должны были прийти из лежащих неподалёку на севере кишлаков или, скорее всего, подъехать на автомобиле. Через гору они понятно не полезут, а будут её обходить и тут неизбежно попадут под огонь нашей засады.
   Смущало только то, что на соседней горке, на высоте около восьмисот метров у моджахедов находился наблюдательный пост, огонь костра которого мы часто наблюдали по ночам в засадах. Но рано утром, в предрассветных сумерках вполне можно было быстро высадить группу на дороге, недалеко от подножия намеченной горы с двух тихо подошедших бронетранспортёров, тем более, что в этом случае гора закрыла бы обзор вражеским наблюдателям. А бронетехника, пройдя перевал, ушла бы на ближайший пост пехоты и отстоялась бы там до особого указания, а в случае завязки боя могла быстро вернуться и поддержать засаду огнём башенных пулемётов. Таким образом, моджахеды оказались бы зажатыми между горами и бетонной дорогой под кинжальным огнём с двух сторон.
  Прибывшая как обычно рабочая команда должна была послужить "наживкой", так как работы должны были начаться примерно в километре от перевала, постепенно приближаясь к нему.
   Командир батальона был не против попытки наказать наглецов, и я приступил к подготовке засады.
   Новизна задачи состояла в том, что в этот раз действовать придётся в горах, опыта работы в которых никто из нас не имел. Все солдаты и офицеры, ходившие в засады в горах Фараха к этому времени, уже заменились, так, что нам предстояло стать первопроходцами. Учитывая особую трудность задачи, я отобрал в группу наиболее подготовленных и выносливых солдат и максимально облегчил снаряжение, отказавшись от ненужного в горах имущества, но взяв побольше боеприпасов и воды, хотя "сидеть" предполагалось только световой день, а к вечеру нас должна была забрать бронегруппа.
   Вода для человека, а особенно одетого в сплошной саржевый десантный комбинезон и бронежилет, со стальной каской на голове и нагруженного железом в раскалённых жгучим солнцем горах среди пустыни - вопрос жизни и смерти.
   "Вода, у тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя невозможно описать, тобой наслаждаются, не ведая, что ты такое! Нельзя сказать, что ты необходима для жизни: ты - сама жизнь. Ты наполняешь нас радостью, которую не объяснить нашими чувствами. С тобой возвращаются к нам силы, с которыми мы уже простились" - так писал знаменитый А. Сент-Экзюпери, переживший муки жажды после вынужденной посадки его самолёта в пустыне. Точнее не скажешь!
   Обезвоживание организма всегда сопровождается нарушениями физиологических функций. При водопотере (дегидрации) четыре-шесть процентов от массы тела человек ощущает сильную жажду, дискомфорт в организме, пульс становится чаще, появляется вялость, сонливость. Но жить и воевать ещё можно.
   При дегидратации шесть-восемь процентов появляется невыносимая головная боль. Кружится голова, подташнивает. Голос становится сиплым. Трудно выговариваются слова. Распухший язык словно прилипает к небу. Становится шаткой походка.
   Если дефицит воды в организме продолжает нарастать, все явления быстро прогрессируют. К ним присоединяются нарушение глотания, галлюцинации, шум в ушах. Человек впадает в бессознательное состояние и наконец, гибнет от глубоких, необратимых расстройств центральной нервной системы и кровообращения.
   Ученые считают, что при температуре воздуха свыше тридцати градусов смертельной может оказаться дегидратация в пятнадцать процентов от первоначальной массы тела. А сейчас летом в горах температура и вовсе будет минимум за пятьдесят!
  И если даже воздух прохладен, то смертельными считаются потери воды свыше двадцати пяти процентов, а завтра прохладным он не будет - это точно.
   Не так давно, при более комфортных условиях прямо в лагере батальона, заряжая ленту к автоматическому гранатомёту, умер от теплового удара солдат - просто упал и больше не пришел в сознание. Поэтому я дал команду бойцам до начала боя не надевать каски, хотя шлем для солдата в горах вещь остро необходимая - в перестрелках немалая часть получает ранения и гибнет вовсе не от прямых попаданий, а от рикошетов пуль и осколков от камней в голову.
   На следующий день группа на двух бронетранспортёрах вышла из лагеря затемно и через час - полтора движения, ещё в предрассветной темноте благополучно проскочив мандэхи, достигла намеченного места. Бронетранспортёры сделали короткую остановку. Засадная группа быстро спешилась и укрылась под насыпью дороги, а машины быстро уйдя вперёд, скрылись в темноте. Выждав пока звук двигателей не пропал за перевалом и понаблюдав за местностью в ночной прибор, я дал команду на движение.
  Прошли триста-четыреста метров, по испещрённой промоинами местности, отделяющей предгорье от дороги, начали подниматься на горку.
   Крутой склон горы представлял собой нагромождение больших глыб скальной породы, подниматься среди которых было непросто, поэтому группа шла в колонну по одному на увеличенных дистанциях, чтобы в случае падения камня, был шанс уцелеть, прижавшись к скале. Я лез вслед за высланным вперёд дозором и не очень спешил, давая возможность бойцам освоиться в незнакомой обстановке, а для нас привыкших быстро передвигаться по относительно ровной пустыне, подниматься в гору нагруженными оружием и боеприпасами впервой было непросто.
   За час движения преодолели примерно метров четыреста и собрались на достаточно большом карнизе скалы - перевести дух. Начинало светать, и у меня появилась возможность осмотреть местность.
   Выступ карниза, заваленный большими камнями, выходил как раз на северо-восточную часть горы - именно с этого направления, я и ожидал прихода "гостей".
  А пожаловать к нам по моим прикидкам они должны были из района кишлака Шонакан расположенного примерно в четырёх километрах северо-восточнее места засады.
   Все складки местности, у подножия гор просматривались отлично, и подойти незамеченными, с этого направления моджахеды не могли. Выше склон со скальными выступами круто уходил вверх, защищая нас от возможного обстрела с вершины, поэтому я решил расположить группу здесь, разместив огневые средства ярусами, друг над другом. Это давало возможность солдатам вести огонь, в любом указанном направлении не мешая, соседям. Вдоль юго-западного склона горы проходила полевая дорога, идущая из района населённого пункта Шахмирза на севере, пересекающая пустынное плато и мандэх Шанд и выходящая на бетонку прямо рядом с нами. Её тоже взяли под наблюдение, так как с этой стороны удобнее всего было бы подъехать к горам на автомобиле.
   Позиция была отличная. Единственная серьёзная опасность, которая могла угрожать нам - это быть обстрелянными охранением проходящих колонн. Эти парни, увидев в горах что-нибудь подозрительное, обязательно пальнут в его сторону, а рикошетящие среди камней пули могут наделать много бед. И хотя все колонны должны были быть оповещены о засаде, я на всякий случай дополнительно проинструктировал бойцов, чтобы сидели тихо и во время прохождения колонн не высовывались.
  Когда первые лучи солнца осветили верхушки гор, группа уже затаилась на склоне.
   Для своего наблюдательного пункта, я выбрал место между больших камней, дающее возможность видеть предгорье, участок дороги и район предстоящей деятельности рабочей команды батальона - нашей "наживки".
   Скоро солнышко уже хорошо палило, нагревая камни, багровый шар, чуть подернутый кисеей пыли, повис над раскаленной пустыней.
  Легкий ветерок, который ещё недавно радовал нас, неторопливо превращался в беспощадный, раскаленный воздушный поток, дующий, словно из духовки.
  Как гласит древняя арабская пословица, "ветер встает и ложится вместе с солнцем".
   Ветры пустынь в разных частях света люди называют по-разному. В Африканской Северной Сахаре его называют - "ифири" либо "шехели", в Восточной Сахаре - "хамсином", в Нубийской Сахаре - "харифом", в Ливии - "гебли", а здесь в Азии - "афганцем". Но как его не называй, он всегда жарок, свиреп и безжалостен к человеку. Он поднимает в воздух сотни и тысячи тонн песка и пыли, часто переходя в песчаную бурю и горе путнику, которого она застанет в пустыне или в горах!
  Валуны, между которыми затаились бойцы, быстро раскалялись, уже почти не давая тени, и засада начала медленно поджариваться в собственном соку. Сидеть нам на этой "сковородке" становилось уже неуютно, а наши батальонные "работяги" ещё и не появились.
   Наконец, вдали "нарисовались" быстро приближающиеся точки, скоро превратившиеся в идущие по дороге УРАЛ и МТЛБ. Техника съехала с бетонки в пустыню, бойцы неторопливо спешились с машин, и работа закипела. Стучали очереди башенного пулемёта тягача, солдаты раскачивали и валили изрешеченные пулями столбы и укладывали их в кузов грузовика. Так перемещаясь от столба к столбу, рабочая команда двигалась в сторону засады. Через пару часов она уже находились примерно в полукилометре от нас, и мы уже слышали крики солдат. А вот связи как назло не было, хотя рабочие частоты были согласованы заранее, но видимо на радиостанции МТЛБ никто не дежурил на приёме.
   Я дал команду усилить наблюдение, так как дистанция как раз позволяла "духам", окажись они на соседней горе, открыть огонь, но скалы молчали.
  Несколько раз внимательно осмотрев в бинокль прилегающую местность, я не нашел ничего подозрительного. Что ж - такая доля всех засад - ждать! Время шло, температура росла, а "духи" всё не появлялись.
   Тем временем команда уже закончила работу, и Урал с наполненным свисающими с заднего борта столбами кузовом выехал на дорогу и двинулся в сторону города. За ним, шелестя гусеницами по бетону, резво устремился МТЛБ.
  Дело было сделано, и хотя "духов" подловить не удалось, основная задача - обеспечение безопасной работы команды, была выполнена. Можно было сниматься.
   Запросив по станции батальон и получив "добро" на отход, я вызвал свои бронетранспортёры и дал команду бойцам готовиться к спуску.
  Как и ожидалось, спускаться с горы было труднее, чем подниматься, но гораздо веселее, так как внизу на дороге группу уже поджидали быстро подошедшие с поста бронетранспортёры, который прикрывали отход засады.
   Примерно через полчаса, осуществив посадку на машины, мы тронулись в обратный путь. Я доложил о начале движения дежурному связисту батальона и тут на связь, наконец, вышел старший рабочей команды, который неожиданно доложил в батальон, что у него раненый, которому нужна помощь.
   Это меня очень удивило - ведь никакого нападения не было, и рабочая команда на наших глазах благополучно убыла в полном составе. Я решил не лезть в связь, качество которой и без того оставляло желать лучшего, тем более, а из фраз, которые удалось разобрать было совершенно непонятно, что, где и когда произошло.
   На всякий случай я дал команду бойцам на броне усилить наблюдение и сам всю дорогу внимательно осматривал местность, выискивая следы какого-нибудь происшествия, но всё было на удивление спокойно, а трасса непривычно пуста и на обратном пути мы не встретили вообще, ни одной машины.
   Всё выяснилось, когда мы прибыли в лагерь. Произошло банальное трагическое дорожно-транспортное происшествие, при котором один из водителей погиб. Столкнулись тягач МТЛБ и Урал рабочей команды. По какой причине это произошло так и осталось невыясненным, поскольку виновник столкновения погиб - одна из труб, свисавших из кузова грузовика, по невероятной трагической случайности, при столкновении, влетела через открытую смотровую амбразуру внутрь корпуса и проткнула солдата насквозь.
   Наверное, только мы - русские способны столкнуться на совершенно пустом восьмидесяти километровом участке дороги.
  
  
  Вспоминает санинструктор 7 пдр сержант Василий Фоменко:
  
   В батальонный медпункт поступила информация из штаба о том, что на втором посту боевого охранения тяжелораненый солдат. И команда срочно оказать помощь!
  Васька Жданов и я с сумкой санинструктора и носилками быстро выскочили из медпункта и побежали между казармами восьмой и седьмой рот, мимо караулки, и поднялись вверх на плато. Через автопарк прибегаем в левый угол лагеря батальона. На втором посту боевого охранения сидят-бдят два бойца, и знать ничего не знают.
  - "Да!" - промолвил я, - "Таких шуток из штаба еще не было!". Немного запыхавшись, мы с Васькой спокойным шагом пошли обратно. Проходя мимо караулки, вдоль колючки ограждения, я спросил вышедших из палатки караула и боевого охранения солдат, которые смотрели, как мы метались:
  - "Кто команду передал?", - но караульные ничего не знали. Мы поднялись в БМП. Начальник караула, узнав про это, послал на пост боевого охранения сержантов - помощника начальника караула и разводящего проверить информацию.
   И снова команда из штаба: "На пятом посту тяжелораненый!".
  Мы снова побежали, только уже на пятый пост боевого охранения. Прибыв на место, спустились с горы к бетонке. В нескольких метрах от моста, на обочине в пыли, на камнях лежал солдат, одетый по форме No2 - в ботинках и брюках с голым торсом.
   В грудной клетке зияла такая сквозная дыра, что, наверное, и гранатомет сделал бы меньше! Рядом, похожий на одуванчик, стоял молодой, худой лейтенант в очках, артиллерист, командир взвода с гаубичной батареи "Д-30". Техники рядом не было, она уже стояла в автопарке.
  Лейтенант встретил нас с претензиями:
   - "Почему так долго? Раненому нужна помощь!", - хотя на раненого боец уже был не похож. Тело солдата, правда, ещё не остыло, оно приняло температуру нагретого на палящем солнце камня. Укладывая его на носилки, я ладонями ощутил тепло нагретого трупа.
   Нести было тяжело, погибший человек - тяжелый. Когда проносили мимо караулки, вся бодрствующая смена вышла из палатки и все молча, смотрели на погибшего.
  Мимоходом кинул им реплику:
   - "Козлята! Номер поста не знаете! Бегал два раза!"
   Наверное, лейтенант передал по станции боевой машины информацию дежурному по батальону и ошибся постом. Артиллеристы, не ходили в караул и боевое охранение, поэтому номеров постов офицер мог и не знать.
  Погибшего солдата положили где-то в тени, чем-то накрыли. Из своего домика быстро вышел взволнованный комбат.
  - "Фоменко!", - окликнул он, - "Ранение серьезное? Жить будет?".
  Я подошел ближе к комбату и руками показал:
  - "Вот такая дыра сквозная в грудной клетке, товарищ майор".
  - "Твою мать!", - ответил комбат, скривив лицо.
  Затем повернулся в сторону крыльца штаба, где стоял дежурный по батальону.
  - "Вызывай вертушки - у нас "двухсотный". И сам стал подниматься по ступенькам в штаб.
   Шло строительство казарм батальона, а вдоль бетонки стояли металлические столбы с натянутой между ними медной пятимиллиметровой проволокой - отличный материал. Мы их использовали для строительства казарм. Саперы подрывали основания столбов тротиловыми шашками, а мы грузили их на машины и перевозили в батальон.
  Столбы шли на перекрытия крыш казарм, проволокой связывали камыш, укладывали на крышу и забивали сверху сырой глиной.
   Проволоку также использовали на крючки самодельных кровоостанавливающих жгутов, вырезанных из старых резиновых камер бронетранспортёров. Эти жгуты выдавали каждому солдату вместе с индивидуальным перевязочным пакетом.
  Артиллеристы достраивали своё расположение. Нарубили столбов с помощью сапёров. Загрузили "Урал", и по бетонке двинулись назад в расположение батальона. Столбы были длиннее кузова "Урала" и свисая сзади, выходили за его габариты. Урал шел первый, а за ним гусеничный тягач МТЛБ.
   На подъезде к четвёртому руслу, на дороге была засыпанная просевшим, укатанным грунтом воронка от фугаса, здоровенная - почти во всю ширину бетонного покрытия. "УРАЛ" переезжал её первым и при выезде задний борт его кузова опустился и трубы, выходящие за габариты машины, оказались на уровне корпуса идущего за ним тягача.
   Механик - водитель ехал "по-походному", положив под задницу подушку. Его голова и плечи торчали из люка. Броневая створка - "ресница" смотровой амбразуры была поднята. Это делалось для того, чтобы в случае внезапного обстрела можно было, быстро опустившись "по - боевому" вести машину. Водитель зазевался или задремал, не успел вовремя затормозить и тягач врезался в свисающие с борта автомобиля столбы.
   Лейтенант попытался втолкнуть водителя внутрь корпуса, но одна из труб, выбив стекло, вошла через смотровую амбразуру в машину, пробив своим зазубренным, рваным краем навылет грудную клетку солдату. Он наделся на нее как шашлык на шампур. Этот лейтенант и повез потом тело солдата домой - в Союз.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023