- XIII -
Штаб "Ласточки" ограбили. В три ночи. В квартире Кантора, как ответственного лица, сдававшего его на сигнализацию, раздался телефонный звонок. Еще полностью не проснувшись, Кантор не мог понять, что от него хотят, а когда понял, разбудил таким же ночным звонком Дакова. Хотел позвонить и Кондратюку, но вспомнил, что того отправили на юг республики в агитационных целях. В Гагаузии, упорно претендовавшей на автономию, было очень сильно влияние компартии, и ветераны Афгана все еще решали, остаться с ней или примкнуть к "Ласточке". Их выбор уже никак не сказался бы на ходе избирательной кампании, но лидеры пропрезидентского блока отнеслись к небольшой желаемой победе на юге, как к делу престижа.
Кантор вызвал такси и надел дубленку поверх чесучового спортивного костюма, который носил дома. В такой же дубленке и таком же спортивном костюме явился в штаб Даков. В другое время оба своим видом дали бы повод позубоскалить "штабным" девочкам, набиравшим и верставшим здесь газету "Ласточки". Но в три часа ночи, естественно, никаких девочек в штабе быть не могло, да и то, что представляла собой штаб-квартира после бандитского налета, не располагало к юмору. В кабинете Кантора были разбросаны на полу бумаги - партийные документы, подшивки, газетные статьи к будущему номеру. Словом, грабители, по-видимому, в спешке, опорожнили ящики двух письменных столов прямо на пол. Комнату, где стояли компьютеры, не тронули: Кантор открыл ее своим ключом на глазах у полицейских. Дверь, ее даже не пытались взломать. Кантор облегченно вздохнул - сейф в его кабинете стоит, как стоял. Он даже хотел подойти подергать ручку его дверцы, запертую на два замка, но остановил следователь: экспертом еще не были сняты отпечатки. Но что же тогда взяли, и что это было? Он бросил на Дакова недоуменный взгляд и нервно рассмеялся.
- Сегодня же пишу заметку "Кому это надо было?" - сказал он.
- Да, это провокация! Надо сделать заявление в СМИ, - возбужденно поддержал его Даков и нервно закурил.
- Как они сюда проникли? Почему не сработала сигнализация? - спросил Кантор следователя, прибывшего одновременно с ними.
Следователь пожал плечами:
- Сигнализация сработала. Наряд прибыл сюда через десять минут.
- Ну, и? - спросил Даков, предлагая следователю сигарету из своей пачки.
Следователь курил неумело, не затягиваясь: знал, что перед ним важные птицы, и сигарету взял лишь для того, чтобы сделать паузу и собраться с мыслями. Десять минут для прибытия на место преступления - много это или мало, спрашивал он себя. Охрана этого объекта не проходила по его райотделу, но по своему опыту он знал, на какие истерики способны в таких случаях "неприкасаемые" и как эти истерики аукаются виновным и невиновным.
- А следы обуви? Вы сняли отпечатки? - сообразил Даков, глядя, как вокруг ног троих расползаются лужицы растаявшего снега.
- Чего их снимать? Здесь они, - успокоил следователь, кивнув на подоконник, куда своевременно отложил с десяток листов какого-то машинописного текста. На них отчетливо проступали следы протекторов чьих-то зимних ботинок. Причем, на одном отпечаток подошвы поместился полностью, как если бы грабители были задержаны, и с ними проводился следственный эксперимент. Повинуясь какой-то непонятной ассоциации, и Даков, и Кантор посмотрели на свои ботинки.
- Да, - сказал извиняющимся тоном следователь. - У вас тоже придется снять отпечатки пальцев и обуви. И у всех, кто работает здесь. Таков порядок.
- Конечно, конечно, - согласился повеселевший Кантор. Он предвкушал радость работы над передовицей "Кому это надо было?", где достанется и "левым", и "правым". Скандальчик - "Ласточке" на последнем этапе предвыборной гонки явно не помешает.
Прибывший на место происшествия заспанный эксперт, поняв по интонациям коллеги следователя, с кем он имеет дело, подчеркнуто бережно снял отпечатки пальцев у Кантора и Дакова. А затем, хотя, следовало сделать все наоборот, пошел работать с сейфом. Дверца сейфа, с ужасом увидел Кантор, на замки заперта не была, и сейф был совершенно пуст. Кантор побледнел.
- Сколько там было? - тихо и сквозь зубы так, чтобы не слышали посторонние, спросил его Даков.
Кантор с ответом помедлил. В уме он лихорадочно приплюсовывал к той сумме долларов, что была похищена, сотни, взятые им на свои личные нужды. "Ограбление спишет", - подумал он. И на сердце у него снова стало радостно и легко. А Даков при той же мысли помрачнел. Когда распределяли функции между лидерами "Ласточки", он по-детски сглупил и навязал должность казначея Кантору.
- Ты оставил ключи? - почти зло спросил он его. Он все понял и уже не спрашивал, сколько было в сейфе.
Кантор полез в карман дубленки и побренчал увесистой связкой.
- А дубликат? - не унимался Даков.
- В парламенте, в другом сейфе.
- Ключи здесь не при чем. Работали отмычкой. Я давно не встречал такой умелой работы, - сказал пожилой эксперт, продолжая исследовать сейф. - Это не кишиневцы, это пришлые.
С разрешения эксперта, хозяин кабинета начал нехотя наводить порядок. Даков ему не помогал. Свои бумаги Кантор знал и стал сортировать, поднимая с пола. Отобрав свои, остальные распихал в стол Кондратюка. За все это время Даков нагнулся лишь однажды - поднять микрокассету, на которую чуть не наступил. И протянул ее Кантору. Кантор отрицательно мотнул головой и кивнул на стол Кондратюка. С полминуты Даков смотрел на кассету, уже не думая об ограблении.
- У человека мания все записывать на диктофон. Интересно, в сортир он тоже ходит с диктофоном? - сказал и принялся стучать, выдвигая пустые ящики стола Кондратюка. Потом спросил Кантора: - У тебя здесь нет диктофона?
- Дома. И он не подойдет, он под другую кассету. А что ты хотел?
- Хотел я послушать, чем занимается наш товарищ по оружию в несвободное от работы время.
- Это преступление?
- Подслушивать и подглядывать в приличном обществе, Владимир, всегда было - моветон.
- А ты, сейчас, что, не этим же самым занимаешься? - поддел Кантор Дакова.
- Нет, Владимир, не этим. Я ищу момент истины.
- Ты, прежде всего, ищешь диктофон, с помощью которого можно прослушать не принадлежащую тебе кассету, - парировал Кантор.
Они переругивались и подначивали друг друга, не обращая внимания на следователя и криминалиста.
- Дома и у меня есть, - сказал Даков. - И, представь, именно под такую кассету. - Он положил кассету в карман дубленки и снял трубку телефона.
- Куда ты в такую рань? Не президенту ли? - "доставал" его Кантор и, изображая Дакова, пробубнил: - Влад Пантелеевич, пришлите патронов, держимся из последних сил!..
Даков уже не слушал Кантора, а потому не реагировал. Вызвав такси, он поехал домой, оставив Кантора в одиночку убираться в кабинете и отвечать на вопросы полицейских.
- Так что, входную дверь они тоже открыли отмычкой? - спросил Кантор полицейских откуда-то из-под стола.
- Да, - ответил следователь.
- И как все, смотрите, успели! За десять минут, вы говорите? Отчаянные ребята.
Следователь промолчал. Он не разделял ни любопытства этого рыхлого, похожего на женщину, человека, ни его восхищения. Не на него ведь придется этот "глухарь" - заведомо нераскрываемое дело об ограблении штаб-квартиры пропрезидентской "Ласточки". Что это "глухарь", он понял по выражению лица криминалиста. Было от чего приуныть. Кантор же, наоборот, крепко повеселел. Обдумывал, как написать акт о списании партийной кассы, и как поиметь максимальную выгоду от этой акции. Но это была не последняя радость, уготованная ему этой бессонной ночью. Заканчивая разбирать бумаги, он обнаружил блокнот, явно принадлежавший Кондратюку, и, собираясь отправить его в соответствующий ящик стола, раскрыл из чистого любопытства. И замер. Деловые заметки в блокноте перемежались рисунками карандашом. Он часто замечал обыкновение Кондратюка на всяких заседаниях и встречах набрасывать дружеские шаржи, и нередко восхищался их сходству с оригиналами. Правда, с каждым днем эти шаржи претерпевали кое-какую эволюцию - все менее становились дружескими и все более злыми. Но на этот раз Кондратюк перешел все границы. Особенно на последних листах блокнота. Здесь была и та злополучная банька на Гидигичском водохранилище с карикатурным, похожим на хищную сову, Кручинским, и самим Кантором, сильно смахивающим на беременную женщину, и осоловевшим Даковым, на голых плечах которого вместо погон были прилеплены сто долларовые ассигнации.
Кантор потянулся к телефону, спеша порадовать и Дакова этим непростым альбомчиком.
- Не спишь еще? И правильно делаешь. Еду к тебе. Тут я та-а-кое нашел!
- Я тут тоже нашел кое-что, - не скрыл возбуждения Даков, - приезжай, только не звони в дверь. Мои еще спят. Постучи, я услышу.
Быть может, Кантор и не рванул бы так резко к будущему спикеру, дождался бы утра, если бы среди рисунков Кондратюка не наткнулся на портрет небритого запущенного человека, сделанный автором рисунка по памяти после посещения им села Глиное. Кантор сразу же узнал в нем президентского порученца Николая Гольцова, так загадочно пропавшего прошлым летом на президентской даче в Голерканах.
Вызвав такси, Кантор с нетерпеливым благодушием сказал приунывшему следователю:
- Ребята, закругляйтесь. И не вешайте носы. Если следствие зайдет в тупик, дайте знать. Я отмажу вас от всех ваших начальников!..
Игорь Кондратюк давно так не прокалывался. С этим блокнотом он не расставался и, собираясь в Чадыр-Лунгу, по ошибке взял другой, в такой же коленкоровой обложке, но чистый. Игорь Кондратюк спешил. У брата Вячеслава не затягивалась огнестрельная рана, было подозрение на сепсис. И Нора Дадиани нашла толкового специалиста, которого нужно было, как можно быстрее, отвести на квартиру матери, куда доставили брата из тюрьмы.
* * *
- Ты уверен, что он не в Кишиневе? - спросил Гена Полетаев черного и курчавого, как цыган, товарища из ФСБ.
- Я звонил ему по мобильнику, - ответил "цыган", пересчитывая прямо на гостиничной кровати пачки сто долларовых купюр в банковской упаковке. Он доставал их прямо из дорожной сумки Полетаева. - Пять, шесть… Он будет только через два дня. Так он сказал. Семь, восемь...
- Он не удивился твоему звонку?
- Нет, я представился дилером из Польши.
- Ты знаешь польский?
- Нет, зачем, я знаю акцент, с которым говорят по-русски братья-поляки.
- А ты уверен, что микрокассета попадет по назначению?
- Я все предусмотрел. Других в том кабинете не будет. Клюнут. Обязательно клюнут. Не они - так полиция захочет прослушать.
- Ловко у тебя все получилось, - с невольным восхищением сказал Полетаев. - Откуда у тебя эти навыки?
- Мой отец был классным медвежатником.
- И с такой анкетой тебя взяли в ФСБ?
- Как видишь. Люди уникальных способностей нужны везде... Держи! - Он бросил Полетаеву его дорожную сумку. Затем достал из своей сумки, куда больше размером - поэтому и взяли "на дело" сумку Полетаева - широкий пояс с карманами по всей окружности, куда рассовал экспроприированные партийные деньги. Пояс застегнул на голое тело и опять облачился в рубашку и свитер. Несколько сотенных бумажек, лежавших в сейфе казначея партии поверх упакованных, он разделил на две равные доли и одну из них протянул Полетаеву.
- Это наши с тобой представительские.
- Откуда ты знал, что они хранят в сейфе бабки? - спросил Полетаев.
- Ничего я не знал. Сейф просто попался на глаза. Все остальное - ловкость рук.
- Мог и спалиться, - заметил Полетаев.
- А ты на что? - спокойно возразил "цыган".
Полетаев, пока "цыган" орудовал в штаб-квартире, ждал его в угнанной "Газели", не заглушая двигателя и не снимая ноги с акселератора. Если бы охрана оказалась оперативней, а дороги не были схвачены гололедом, он пустил бы "Газель" наперерез прибывшим по тревоге, имитируя дорожное столкновение.
Угнанную машину они потом бросили за квартал от проспекта и, изобразив подгулявших мужиков, добирались до турбазы "Дойна", сменив предусмотрительно три направления и три такси. Было уже половина пятого утра, они замерзли и, конечно же, перенервничали. И "цыган" предложил Полетаеву наведаться в круглосуточно работающий при турбазе бар.
- Слегка расслабимся и - спать. - "Цыган" подмигнул: - И не мешает нам, на всякий пожарный случай, здесь как следует засветиться.
- Что значит засветиться? Устроить пьяный дебош? - не понял Полетаев.
- Просто примелькаться. Потрепаться с барменшей, с дежурной на этаже. Эта дежурная к тебе неровно дышит, и говорит, как с приятелем. Я заметил... Ты бывал здесь?
Полетаев сделал вид, что не расслышал. Они покинули номер и просидели часа полтора в безлюдном баре, кокетничая с барменшей, как заправские коммивояжеры. Потом этот "балаган" повторился с дежурной по этажу. Она хорошо запомнила атлетически сложенного Гену Полетаева по его прошлому приезду и была не прочь пофлиртовать. Ее слегка смущало только два обстоятельства. Москвич на этот раз был не один. И тот, второй, цыганистый и жилистый, называл его совершенно не тем именем, под которым Полетаев регистрировался в предыдущий приезд. А может, ей просто показалось. Но все это была чепуха, и она поленилась проверить это по регистрационной книге.
* * *
Дабы скрыть свое замешательство, президент снял очки и, опустив голову, долго протирал их замшевым лоскутком. Ситуация была крайне неловкой. Даков и Кантор молча сидели на тяжелых золоченых стульях и вместе с Кручинским слушали голос с явным южным акцентом, монотонно перечислявшим "хлопковые" дела Кручинского в Таджикистане в его бытность вторым секретарем ЦК. На другой стороне микрокассеты, принесенной сопредседателями блока в резиденцию, содержался рассказ о бизнесе молдавского президента в Подмосковье. Здесь уже другой интервьюер как бы щеголял явным московским говорком. Президент умышленно слушал запись, не попросив оставить его одного. Пусть эти двое знают, что он этому компромату не придает никакого значения. И перелистывая блокнот с карикатурами Кондратюка, слабо улыбнулся. Дойдя до портрета исчезнувшего порученца Николая Гольцова, чуть приподнял брови, и небрежно бросил блокнот на письменный стол.
- Ну что? С кого будем снимать голову, господа? Кто привел этого человека в блок? Ладно, молчите. Оба хороши! Думайте, что будем делать.
Даков и Кантор переглянулись: кому из них говорить?
Кантор понял по взгляду Дакова, что ему, Кантору, и подал голос.
- Влад Пантелеевич, здесь только один выход, - сказал он. - Исключить из предвыборного списка и вывести из сопредседателей. Техника проста. Выводит его актив афганцев. На его место выдвигают зама по Народно-демократической партии.
- Кто это? - спросил Кручинский.
- Есть там некто Михай Салтя. Спит и видит, как бы подсидеть Кондратюка.
- Формальный повод? - спросил Кручинский.
- Над этим уже подумали, - вступил в разговор Даков. - Надо взорвать его банк. В переносном смысле, конечно. Обвинить Кондратюка в финансовых махинациях. Соучредители банка нам не откажут.
- Ладно, думайте. Как знаете, только чтоб меньше вони было! Я не хочу больше слышать его имя в любом контексте...
- Влад Пантелеевич, вы больше его не услышите! - заверил президента Даков.
- Тогда по коням! - скомандовал президент.
И Даков, и Кантор встали, но по лицам обоих президент понял, что от него требуется что-то еще.
- Я слушаю, - сказал он.
- Влад Пантелеевич, вы же знаете, ваше имя сегодня безотказно действует на всех. Один ваш звонок в банк значительно ускорит дело. - Даков положил на стол президента заранее припасенный листок с фамилиями и телефонами банковских соучредителей Кондратюка, а Кантор - с телефоном зама Кондратюка по партии.
- Вы только дайте понять, что мы выполняем ваше поручение государственной важности, - добавил Кантор.
Кручинский поморщился, но согласился. Он сделает эти два звонка, а всю черновую работу Даков и Кантор возьмут на себя. Виновен Кондратюк перед ним или не виновен, этими размышлениями Кручинский себя не утруждал. Этим ребятам, он понял это давно, Кондратюк не нравился. И они его все равно съедят, не сегодня, так завтра - в парламенте. Он обречен изначально - безродный, ни перед кем не прогибающийся, этакий бультерьер, с которым нужно держать ухо востро и самому хозяину.
Эти двое, Даков и Кантор, просили одного - развязать им руки. И президент дал добро. И машина завертелась, и сразу же стало ясно, что этот Кондратюк раздражал не одно ближайшее окружение Кручинского. В коммерческом банке коллеги Кондратюка сами с готовностью предложили схему банкротства этого финансового учреждения. Они обеспечивают невозврат краткосрочных кредитов, а долю Кондратюка в уставном капитале без его ведома пускают на нужды пропрезидентского блока. Эти мероприятия сулили двойное банкротство - и банка, и банкира, стоявшего у его истоков. Даков же клятвенно заверил коллег Кондратюка, что процедура банкротства и ее последствия для вкладчиков, предполагающееся возбуждение уголовного дела, никоим образом не скажутся на судьбе соучредителей банка. Следствие спустят на тормозах, и дело до судебного разбирательства не дойдет. Не пришлось долго уговаривать и Михая Салтю, зама Кондратюка по Народно-демократической партии. Пришлось даже сдерживать. Тот в своем рвении угодить президенту в ответ на его телефонный звонок приготовил целый ворох завиральных обвинений в адрес Кондратюка - от злоупотребления высоким общественным статусом до смычки с криминалитетом. В заявлении руководителей блока прессе ограничились "неполным моральным соответствием". Все это, к радости Дакова и Кантора, было сделано за один день, когда ни о чем не подозревающий Кондратюк выступал в Чадыр-Лунге перед афганцами в неотапливаемом актовом зале здания районной администрации.
- Что, Игорь Васильевич, отстрелялись? - спросил Андрей, когда пустились в обратный путь. Он знал от Кондратюка, что эта поездка - последняя предвыборная. По крайней мере, в уходящем году. Но что-то его шеф был невесел.
"Устал и волнуется о брате", - думал Андрей. Отогреваясь в "джипе", Кондратюк перебирал листочки, присланные в президиум собрания афганцами. Это были наказы, требования и просьбы избирателей. Повысить пенсию, дать работу, заменить протез и починить крышу. В одной записке спрашивали, когда и где будет построен реабилитационный центр для ветеранов. Кондратюк давно вынашивал эту идею и уже оплатил из личных средств проект санатория. Он хотел, чтобы в этом центре было очень тепло и сытно, и чтобы там работали такие врачи, как Нора Дадиани. Он настоял на том, чтобы идею строительства центра озвучивали в своих выступлениях и интервью все лидеры пропрезидентского блока. Даков и Кантор не возражали, хорошо понимая, что слова ни к чему их не обязывают, а эту кашу расхлебывать будет Кондратюк.
- Ты что-то спросил, Андрей?
- Я говорю, отстрелялись, Игорь Васильевич?
Он опять не ответил. "Отстрелялся"? Устами этого парня да мед бы пить. Две недели назад он тоже думал, что отстрелялся. "Протоколу Жилина" сказал последнее "прости", и прошлое больше не тяготило, не считая ночных снов, куда оно входило не стучась. В Москве, пожимая ему на прощание руку, Клементьев сказал:
- Хотел посмотреть, в какой ты форме... Возвращайся в Кишинев, не задерживайся здесь и не вздумай сводить счеты с Жилиным. Тебе судьба дала шанс начать с белого листа, не оплошай!
Неужели высокий чин из ГРУ пожаловал на квартиру Рихарда только за тем, чтобы произнести ничего не значащее напутствие бывшему сослуживцу, офицеру запаса? Что-то не верится в обычные человеческие чувства генерала. Ностальгия ностальгией, а генерал остается генералом.
... На обратном пути из Чадыр-Лунги в Кишинев Кондратюк несколько раз звонил по мобильнику и Дакову, и Кантору. Ни тот, ни другой не отвечали.
Обсудить
Напишите на ArtOfWar
Глава XII
Глава XIV
