- V -
Похвальное слово президента о его книге озадачило Игоря. Марина, смотревшая передачу, успела включить видеомагнитофон на запись.
Она подтрунивала над его привычками держать наготове видеомагнитофон и диктофон и называла эти привычки "издержками профессиональной разведывательной работы в эпоху тоталитаризма". Но на этот раз ее рука автоматически потянулась к кнопке записи, и Игорь имел возможность лицезреть президента со своей книгой в руке.
Где бы ни добыли Кручинскому этот экземпляр книги, только поступающий в завод, Игоря это могло позабавить, и не больше. Почему бы президенту не поиграть в доброго патриарха и не разнообразить свое нудное теле-интервью элементами шоу из разряда "ничто не забыто"? И все же Игорь был польщен и, как это бывает с дебютантами, потерял самокритичность, с удовольствием принимал поздравления знакомых и делал дарственные надписи на смежном с форзацем листе. Даже провел одну читательскую конференцию и одну - пресс-конференцию, в Доме печати.
Марина не пошла ни на одну из них, хотя Игорю, как любому нормальному мужчине, хотелось распустить перед ней хвост.
- Не увлекайся, - попросила она, завязывая ему галстук перед пресс-конференцией. - Мне все это не нравится. - Он сделал непонимающие глаза. - Не ты ведь устраиваешь все эти конференции, тебя приглашают на готовое. Кому это надо? И ты за все это не заплатил ни копейки. Журналисты, которых ты после поведешь пить пиво с раками, - не в счет. Не увлекайся, - снова попросила она.
То, что последовало за публичной реакцией на книгу, без труда увязывалось с намерением президента поиграть в доброго патриарха. Тему афганцев в Молдове дружно подхватили пропрезидентски настроенные депутаты, члены правительства и СМИ. Ей придали затяжной дискуссионный характер. Парламентарии настаивали на немедленном принятии на государственном уровне мер социальной защиты ветеранов, как-то: повышения пенсий инвалидам, строительства реабилитационного центра по европейским стандартам. Кабинет министров бил себя в грудь и ссылался на дефицит бюджета. Пропрезидентски настроенные СМИ взывали к бизнесменам Молдовы: судьба ветеранов в ваших руках!
Всеобщая кампания на тему афганцев, закончилась так же неожиданно, как и началась. Ветераны Афгана снова вышли митинговать на улицы.
- Я тебя предупреждала! - выразительно подняла указательный палец Марина. - Тебя соблазнили и бросили!
- А что, они обязаны были заниматься мной до специального указания президента? - не унимался он.
- Не тобой - афганской темой. Ты и ветераны - в одном ее контексте.
- Тогда они что-то рано начали ломать типографский набор, - возразил Игорь.
Тогда он был по-своему прав. В разведшколе учили работать с информацией, и он пока не видел смысла в том, чтобы складывать в далеко идущую логическую цепочку случайный эпизод из президентской телепередачи с "пошедшими по воде кругами" в парламенте, правительстве, прессе. В этой стране еще не было случая, чтобы на инициативу президента не откликнулась верноподданнически настроенная часть граждан.
- Или я снова и в который раз не была права? - съехидничала Марина, очередной раз повязывая галстук Игорю, собиравшемуся уже не на пресс-конференцию, а в резиденцию, к своему "первому читателю".
Был субботний день, нерабочий: из этических соображений Кручинский в другие дни не принимал в присутственном месте людей из своего политического блока и связывался с ними исключительно по телефону. Эти тонкости Игорь узнал чуть позже. Сейчас же, когда Марина вышла, он извлек из письменного стола свой семнадцатизарядный "Глок" армейского образца, вложил его в дорогую кожаную кобуру, хотя обычно носил просто за поясом - под рубахой или пиджаком. Не забыл, конечно, и свой запасной диктофон с записью последней пресс-конференции и бестолкового журналистского трепа за кружкой пива в "Зеленой лягушке". Этот треп он еще раз прослушал уже в машине, чтобы убедиться, не подставит ли кого-нибудь из ребят. Потом он еще раз проверил, на месте ли разрешение на ношение оружия, и подложил под магнитную ленту в микрокассету коричневую ниточку, как раз напротив звуковоспроизводящей головки. На тот случай, если диктофон тоже придется выложить, и они вздумают прослушать кассету. В карманы он затолкал две связки ключей: пусть позвенят под металлоискателем. Для полного образца "пряника" недоставало ковбойских сапог с острыми носами и шляпы "Стентон".
В зоне президентского дворца, запрещенной для парковки, он не мог оставить "Мерс". Выбрал стоянку гостиницы "Сеабеко", потому выглядело вполне естественным, что он не оставил без присмотра барсетку и оружие, а потащился со всем своим добром к президенту. Пока охрана связывалась друг с другом по рации, называя его имя, он деловито выложил у "рамы" ключи, мобильник, барсетку и отстегнул кобуру. Один из охранников спокойно сложил оружие и ключи в утопленный в стене бокс, попросил открыть барсетку, ничего подозрительного в ней не нашел и кивнул. Следующий пост хорошенько обшарил его металлоискателем, вновь осмотрев барсетку. И, наконец, на третьем посту его попросили оставить барсетку и мобильник. Эта процедура проходила под наблюдением начальника службы безопасности президента, бывшего курсанта Игоря. Но Игоря он не узнал, даже не кивнул. Сняв трубку внутренней связи, он негромко сообщил что-то "хозяину" и проводил визитера в кабинет президента.
- Ну, если гора не идет к Магомету сама, ее следует пригласить! - С такими словами поднялся навстречу Игорю президент, он же его первый читатель. - А все-таки, почему сами не пришли? В приемной всегда теснится масса вип-персон, одолевающих меня какими-то мелочными заботами, просьбами и не стоящими выеденного яйца проблемами. А те, кто нужен, сопротивляются! Ждут особого приглашения!
- Господин президент, я очень благодарен вам за добрые слова, сказанные в мой адрес, но книга - не повод проситься на прием к главе государства, если тот даже заметил эту книгу.
Кручинский выдержал паузу и сдвинул очки на кончик носа. Его манера что-то выделить, подчеркнуть.
- Вы же знаете, речь не о поводе. - Он посмотрел на Игоря поверх стекол. - Я хотел поговорить с вами о Союзе ветеранов Афганистана. - И поспешно добавил: - Если вы, конечно, не увлеклись работой над новой книгой и не перегружены банковской работой. Но, в любом случае, я не вижу больше людей вашей судьбы, вашей породы, с кем еще мог бы всерьез обсуждать эту тему. И все-таки, как вы настроены? Мне стоит продолжать?
"Ах, Марина, Марина! - подумал Кондратюк. - Ты так чертовски далека от политики и ее интриг, ты ненавидишь эти новомодные светские тусовки, и бываешь на них исключительно из-за своего мужа, но ты была трижды права, и тебе не понадобилось наукообразной работы с информацией и подхода к ней, чтобы просчитать ситуацию, которую и я, более опытный в таких делах человек, не брался увязать с фактом издания какой-то книги ветерана афганских событий. Выйду из резиденции - заеду на цветочный базар и куплю тебе громадный букет ирисов..."
- Господин президент, я весь внимание!
Президенту не понравилась его интонация, и он это понял. Жена говорила: "ерническая, ты не замечаешь". Он и не замечал, как заядлый курильщик - своего кашля. Так он говорил и на кишиневских улицах, и в разведроте, и на разборках с бандитами. Так, не меняя интонации, он когда-то признался своей будущей жене в любви, и из-за этого чуть не потерял ее: он был похож, по ее словам, на дешевого фраера. Но он ничего не мог поделать со своей интонацией, как и с походкой, например.
- Господин, президент! - Он смутился, приложил руку к груди. - Поверьте, это мое наказание, я же первый страдаю, и мне уже никто не поможет. Я вырос на Ботанической магале. А она въедается в плоть и кровь. В дипломатический корпус таких не берут.
- Вы пробовали? - Кручинский успокоился и улыбнулся.
- Я точно знаю. Но у парней с моими манерами перед мальчиками элитарного происхождения есть и свои преимущества.
- Интересно, какие же? - Разговор президента забавлял.
- Их берут в спецназ. На пушечное мясо. - Он сказал это намеренно жестко и ждал реакции, как в карточной игре, когда идут ва-банк. Что-то подсказывало - другого такого момента не будет.
Кручинский сдвинул очки на нос и посмотрел на Игоря поверх стекол. Он ничего не сказал. Выпутываться предоставил Игорю самому. Тот постарался:
- Но их никто не заставляет. У них есть право выбора.
Кручинский не прерывал. Нельзя было сказать, что и поощрял монолог Игоря. Он его изучал. Поэтому останавливаться было нельзя.
- Вы сказали правильное слово - "порода". Эти люди не довольствуются таким эрзацем, как казино, виртуальные игры или уличная драка, свой адреналин они добывают, рискуя жизнью. Не спорю, может быть это болезнь, ненормально, но так они скроены природой.
- А природу не обманешь, не так ли?
Президент вступил в диалог. Но все еще прощупывал. "Не останавливайся!" - приказал Игорь себе:
- Вы знаете, господин президент, я столкнулся на той войне с необычным фактом. Лучшими солдатами оказались люди, занятые до мобилизации самыми неромантическими профессиями. Кондитеры, парикмахеры. Объяснить это факт я не могу - это дело психоаналитиков. Но, согласитесь, воображение поражает... Это не означает, что лучшие на войне кондитеры и парикмахеры в будущем уже не смогут прожить без острых ощущений, они нормально впишутся в послевоенный быт. Чего не случится с тем, кого отбирали в спецназ. Им клинически противопоказан покой: если хотите убить спецназовца, заставьте его работать киоскером... Нет, природу не обманешь... В моей разведроте служил один Илья Муромец, который работал исключительно ручным пулеметом, удерживая его одной рукой. Как если бы мы с вами стреляли в тире из мелкашки. Эдакий русский деревенский увалень, в прошлом - кузнец в колхозе...
"Кондратюк, время! - скомандовал он себе. - Пошел же!":
- Но, господин президент, природу не обманешь. Увалень увальню - рознь. Вот, к примеру, ваш увалень, простите меня, начальник вашей службы безопасности явно не проходил квалификационную комиссию спецслужбы и даже понятия не имеет, что это такое!
Очки у президента с кончика носа чуть не свалились на стол.
Игорь снова приложил руку к груди в извиняющемся жесте и очень медленно, дабы не напугать своего высокопоставленного первого читателя резким движением, достал из кармана диктофон. Индикатор его светился --шла запись. Он нажал на кнопку "стоп" и положил диктофон перед президентом. Наступила многозначительная пауза.
Таким образом, господин президент, - скромно завершил Игорь свой иезуитский монолог, - я мог бы пронести в ваш кабинет и пластиковую взрывчатку.
Президент, видимо, тоже начал какую-то кнопку, и в кабинет влетел начальник его службы безопасности Теодор Влэжган. Президент кивнул на лежащий перед ним диктофон:
- Забери, Теодор, кассету. Диктофон вернешь Игорю Васильевичу на выходе.
Президент все сделал правильно. "А ты, Теодор, - подумал Игорь, - можешь возвращаться в свою деревню, хотя наверняка ты уже здесь, в городе, записал на чужое имя новый особнячок и завел на имя жены или тещи собственное дело, какой-нибудь маленький свечной заводик".
Теодор тоже все понял, на это у него ума хватило. Он послушно вышел, но глаза у него были, как у таракана. Но Игорю его не было жаль.
- Господин президент, это не его вина, а его беда, что вы в пику своему предшественнику демонстрируете халатное отношение к охране собственной персоны. Порядок не вами устанавливался...
У первого президента - и это было очень разумно - начальником охраны ходил экс-полковник КГБ.
Президент был задет, но делал вид, что не придает значения случившемуся. А Игорь, негодяй, деликатно молчал.
- Мне его рекомендовал серьезный человек, - наконец выговорил президент.
- Господин президент, это называется иначе - протекция, - деликатно поправил Игорь. - Она имеет место быть и в системе спецслужб, и моду на нее ввел Крючков, пришедши на пост председателя КГБ. При нем во внешнюю разведку брали мальчиков из элитных семей и определяли в разные посольские представительства. Их называли "детьми аппарата" или "зятьями", но серьезной работы никогда не поручали. Во избежание провала всей резидентуры. А охрана президента - тоже работа серьезная и требует серьезного профессионализма.
- Мне говорили, что он прошел спецподготовку. Ну, с этим я еще разберусь! - Президент дал понять, что тема исчерпана.
"Кондратюк, уймись!" - сказал Игорь себе, но не послушался.
- Господин, президент, я даже знаю, у кого он прошел спецподготовку. Каюсь, у меня! В группе "Антитеррор". Охранять вип-персоны я его не учил. И потом, не я же отбирал и комплектовал молдавский спецназ, я работал с теми, кого давали.
Игорь многое повидал в этой жизни, но впервые - хохочущего президента. Кручинский смахнул слезу.
- Игорь, - спросил он, - вы не претендуете на вакансию начальника президентской охраны?
- Никак нет, господин президент.
- А для чего ж вы так эффектно вакансию создавали?
- Если честно, чтобы понравиться вам, господин президент.
Второй раз в своей жизни Игорь видел хохочущего президента.
- Это вам удалось, Игорь. И все же, почему вы отказываете президенту? Серьезно?
- Если бы вы познакомились с моим досье, господин президент...
- Я с ним познакомился. Причина вашего отказа в другом.
- Господин президент, но вы же неспроста начали с Союза ветеранов. Если я пойду к вам на службу, я буду прикован к месту и потеряю мобильность.
- Пожалуй.
"Странная сущность - эти президенты, - думал Кондратюк. Они могут позволить себе капризы. Даже те, что скажутся на ходе истории". История не изменилась, если бы он пошел на службу к одному из них. Один из них мог бы просто потерять десять тысяч голосов, а чуть позже - президентство. Но фатализм подсказывал Кондратюку, что все это случится и без его участия. Пойти к нему на службу было все равно, что в киоскеры. Игорь уже был сыт по горло охраной чьих-то "тел", ему бы сейчас свое сохранить.
Он не то, чтобы был доволен таким развитием беседы с президентом: конечно, она могла бы протекать иначе. Но он импровизировал на ходу, и все сделал верно. Покажись он умнее, чем показался, сложнее, он бы Кручинского только насторожил. Президентам нужны солдаты из народных сказок - люди простенькие, с понятной хитрецой. Ты за них повоевал, тебе выставили ведро вина и бабу. Тебя потрепали по плечу и сказали: "Орел!" Ты в ответ: "Рад стараться, ваша светлость!"
- Вы знаете лидеров блока? - спросил президент.
- С одним из них я учился в тринадцатой школе, с другим знаком шапочно. Третьего, молодого, - нет. И не горю.
- Что так?
- Да они, все трое, мне не интересны. Как и весь сто один депутат парламента.
- Мне - тоже, - признался президент.
"Да, - подумал Игорь. - Даже президент тоскует по общению, желает поплакать в жилетку. Жилетку он сегодня нашел. Сегодня поплачет, - завтра, если понадобится, по его указанию эту жилетку продырявят девятью граммами свинца в районе сердца. Такова твоя спортивная жизнь, Игорь Кондратюк. Не дадут тебе стать ни банкиром, ни писателем. Забудь о тихой речке".
- Интересны или неинтересны они нам с вами, Игорь Васильевич, а работать с ними придется. Это политика, а в политике понятия симпатий и антипатий очень размыты. Как и соратничества, и соперничества. Сегодня ты вчерашнего соперника делаешь соратником и поднимаешь, а завтра - топишь. И наоборот. Ваш ход с диктофоном - тому своеобразное подтверждение. Надеюсь, у вас где-то в кустах не припасен второй рояль?
- В таком разе я был бы полным идиотом!
- Со мной здесь - да! С другими - нет. Для них подглядывание и подслушивание - стандартные элементы политтехнологии. А книгу вашу я просматривал не по диагонали... Вам ведь просто повезло выйти из этой истории живым, я имею в виду не моджахедов. Своих. Почему они сохранили вам жизнь? Серьезному свидетелю?
- Времена меняются. Одних не стало, других будто подменили...
- И неизвестно, что хуже.
- Если высшие чины спецслужб, вроде генерала Калугина, позволяли себе публичные откровения, которые когда-то допускали только в мыслях, то что взять с офицера спецназа Кондратюка? Книга вышла годы спустя, в сопредельном государстве, никому в голову не придет предъявлять ее как обвинение или свидетельство. А если и придет, его просто выставят на смех. Вы ведь тоже, господин президент, опубликовали свои мемуары, посвященные распаду империи, и это не ввергло Михаила Сергеевича в шок. Любой компромат сегодня воспринимается, как брызги. Человек промокнулся гигиенической салфеткой и живет дальше.
Президент поднялся и зашагал по кабинету. Игорь тоже поднялся, расценив это как знак окончания приема, но Кручинский жестом усадил его обратно. Он сказал, что с созданием новой партии следует поторопиться, но обсуждать внутрипартийных дел не стал. Сопредседатели блока ждут Кондратюка в понедельник в штабе, они знают, что ему надо делать. Это поездки по республике - встречи с избирателями: пресс-конференции - в статусе председателя новой партии и сопредседателя пропрезидентского блока. Сможет ли Игорь по-прежнему вести банковские дела? - вряд ли: лучше перейти в члены правления - соучредители и контролировать оборот вложенного им в банк капитала. Президент мерил шагами кабинет, заложив руки за спину: он что-то не договорил, и был недоволен этим, он чего-то не добрал от этой встречи, и со стороны могло показаться, что он мается зубной болью.
- Послушайте, Кондратюк, а что вы будете делать потом? Когда уйдете отсюда?
- Поеду домой, по дороге куплю жене цветов.
Президент открыл дверцу шкафчика, одну из многочисленных позади своего кресла, и достал оттуда изящную бонбоньерку, перевязанную крест-накрест шелковой лентой под цвет бонбоньерки. Положил коробку перед Игорем:
- Брюссельский шоколад. Вашей супруге. Я думаю, коробка конфет от президента - ничего зазорного? Теодор проводит вас.
Теодор вывел Игоря из здания, прожигая взглядом спину. Игорь вернулся к автостоянке у "Сеабеко" с возвращенными мобильником, оружием, ключами и диктофоном, из которого была изъята кассета. По дороге домой купил букет ирисов. О цветах он сказал президенту не задумываясь, не вкладывая в это какого-либо смысла. Скорее, подсознательно. Надеясь, что это смягчит его "зубную боль", вызванную непроходящим недоверием к новому лицу в своем окружении. А чего, собственно, он, никому не доверяющий, ожидал от Игоря в первую встречу? Но он понял главное - Игорь был бы для него незаменим: ему можно было бы поручить дело любой сложности и деликатности.
Слухи, ходившие о Кондратюке - в отсутствие полной квалифицированной информации, - усиливали веру Кручинского в беспомощность своих спецслужб, а заодно усиливали и позиции Игоря. Приписываемые Игорю связи с криминальными структурами и склонность к авантюрам не вязались с отказом от должности, предлагаемой президентом. Оба понимали, какие широчайшие возможности открывала эта должность. И если бы Игорь был "троянским конем", человеком не его политической или мафиозной группировки, он тем более не отказался бы от этой должности. Но что было сейчас гадать обо всем этом? Уподобиться тетке, торговавшей цветами.
Когда Игорь вышел из авто у цветочного ряда, разразилась гроза. Но капли дождя высыхали, не достигнув земли.
- Много девок испорченных! - вздохнула тетка-цветочница, глядя в небо.
У событий, происходящих с Игорем, была примерно такая же логика, если ее можно назвать логикой вообще. Он играл мизер в темную. На руках не было никакой мало-мальски полезной информации, и добыть ее в Кишиневе было неоткуда. В его положении это было, пожалуй, самым опасным. Преувеличивал ли он опасность? Не исключено. Но не исключалось и то, что его сегодняшняя встреча с президентом посеет панику в "свите" Кручинского. Масло в огонь подольет этот Теодор, отлученный от кормушки. Кишинев - маленький город, и слухи здесь распространяются молниеносно. Сопредседатели блока, встречаясь с Игорем, станут взвешивать каждое свое слово, подозревая в нем президентского соглядатая, не расстающегося с диктофоном. Если только этот Теодор не побоится распустить язык.
- Ну, и как же все это делается в Кишиневе? - спросила Игоря Марина, ставя цветы в воду. - Заезжал в "Фидеско"? - она кивнула на бонбоньерку.
- Нет, это от президента - супруге Кондратюка, завтрашнего сопредседателя политического блока.
- Игорь, вот этого я больше всего и боялась! - Она опустилась на стул, обреченно сведя руки у колен, как мама в известной картине "Опять двойка!" - И это тебе нужно? Почему ты упрямо стоишь на своем? Ты не принадлежишь ни к одному из семейных кланов, и поэтому никогда не впишешься в политическую ситуацию. Задор? "Пионерская зорька" в одном месте играет?
Он занервничал:
- Марина, а почему ты упрямо стоишь на своем? Что произошло? У меня появился шанс сделать что-то конкретное для ребят... Тех, кто выжил. И для семей тех, кто не вернулся. Для инвалидов. Неужели для одного этого необходимо состоять в каком-нибудь правящем семейном клане? Мне стыдно, да и надоело наблюдать со стороны митинги, лозунги. Эти вечно протянутые руки за милостыней от государства, за дешевыми благотворительными обедами каких-то фондов, пифов, Бирштейнов...
Он резко замолчал: забыто начало ломить в висках. Еще этого ему не хватало. Ему казалось, что с приступами после контузии покончено раз и навсегда. Ему удавалось избегать их, сохраняя спокойствие в самых экстремальных ситуациях. И сейчас больше всего пугало, что она заметит его состояние и тогда - прощай планы и здравствуй больничная койка! В это время зазвонил телефон, она сняла трубку и отвлеклась...
Бонбоньерку с бельгийским шоколадом она подарила своему косметологу.
* * *
Неделю Игорь Кондратюк аккуратно наведывался на базу "Молдплодоовощпрома" на Заводской, утром и вечером, но московский авторефрижератор от Рихарда там не появлялся. Вначале он искал нужную машину по условному рисунку на лобовом стекле, какому - должен был догадаться сам, - потом присматривался к номерам. Попадались саратовские, эстонские и даже новосибирские, но московских не было.
Автопоездов, даже в разгар сезона, было немного: персики, пересекавшие несколько границ и таможен, в пункте назначения следовало продавать уже на вес золота, а такие персики целенаправленно заказывали только дорогие ресторанные заведения. Оптовики предпочитали тот же фрукт из-за границы. Отборные, в отличной упаковке и по той же цене, что и молдавские.
В начале Кондратюк самонадеянно заехал на территорию базы на "Мерсе": приготовленный для передачи термос "от Максима" с целебным медом и контейнером с протоколом Жилина оставался в багажнике. Игорь быстро обошел фуры, готовые к отправке и только что прибывшие, но "москвичей" среди них не оказалось. Он зашел в диспетчерскую: нет, не было - ни вчера, ни позавчера. Это было первое утро назначенного Рихардом срока. Кондратюк понимал, что автопоезд - не железнодорожный поезд, и мог прибыть далеко не по расписанию. На всякий случай, он обошел ребят-дальнобойщиков. Откуда бы они ни прибыли, - к Кишиневу сходились четыре основные автотрассы. Но никто из прибывших "москвича" по дороге не встречал: ни на таможне, ни на заправках, ни на стоянках.
Вторично Игорь Кондратюк наведался на базу в тот же вечер, но уже оставив "Мерс" в переулке на попечение Андрея. Эта мера предосторожности была принята им как-то спонтанно. В ней пока, в принципе, не было особой необходимости, но не хотелось бросаться в глаза приметной машиной. Через несколько дней ему и Андрею - они ходили смотреть новоприбывшие трейлеры попеременно - было достаточно одного взгляда, чтобы понять: машины с нужными номерами по-прежнему нет. Рихард не давал о себе знать. Самому разыскивать его не стоило. Обстоятельства в Москве могли измениться, а московские телефоны - прослушиваться.
Водитель и охранник Андрей ни о чем не спрашивал и ничему не удивлялся. Он был обязан Кондратюку и свободой, и самой жизнью, и привязался к Игорю безоговорочно и преданно, как это умеют только собаки.
В более или менее спокойные периоды Кондратюка они отправлялись на "охоту". Так именовались прогулки Игоря с ружьишком на какой-нибудь пустоши. Он мог побродить час-полтора, цевье и ствол по разные стороны плеча: он не стрелял, хоть дикие голуби попадались часто. Он не любил убивать. Ему много приходилось это делать в Афгане. Но там была война. Справедливая ли, нет ли, но он был солдатом и давал присягу.
Андрея Кондратюк вытащил из Криковской "локалки". У Андрея тогда был вид обреченного. На зоне к нему никто не подходил. У него, объяснил Кондратюку начальник зоны, что-то произошло со Шведом. Шведа только что короновали, и он ходил по зоне в белом спортивном костюме о трех листочках. И будто бы Андрей не проявил к нему должного почтения. Наказать "баклана" было для Шведа делом его воровского престижа. Словом, Андрей попал в жернова, и спасти его могло только чудо. Им оказался Кондратюк, приехавший в криковские шахты за котельцом.
Он обеспечил свою встречу со Шведом хороших гревом - отличной водкой и отличными закусками, приготовил для Шведа хороший подарок, а через несколько дней подкупил тюремного врача за тысячу двести долларов. "Баклан" Андрей стоил не дороже австрийского пистолета "Глок" армейского образца. Андрею диагностировали туберкулез и освободили досрочно. В этот день Швед, красавец альбинос и первоклассный мошенник, был избавлен Игорем от необходимости строго наказать - "опустить" - Андрея, а Андрей от страшной участи "опущенного".
Итак, Кондратюк никогда не расспрашивал Андрея о его мелодраматической истории с классическим сюжетом: о вероломной женщине, вину которой перед законом берет на себя ее мужчина, а Андрей - Кондратюка - о его оригинальной охоте без одного выстрела. Эта мужская пара демонстрировала собой те отношения, которые предпочитают изверившиеся люди. Говорили только о самом необходимом, но в экстремальных ситуациях довериться друг другу могли безоговорочно.
Через неделю бесплодного дежурства у автобазы, когда Кондратюк в очередной раз ни с чем перешагнул слабо натянутую цепь-шлагбаум у въезда, Андрей сказал ему:
- Игорь Васильевич, что-то давно не охотились.
- Да, блин, совсем упустили контроль над популяцией голубей!
"А ведь не стоит, - сказал себе Кондратюк, - рисковать". Он сейчас носится с протоколом Жилина, как дурень с писаной торбой. У всех на виду. Если в Москве происходит что-то очень серьезное, а, судя по прессе, журналисты не забыли выпад депутата Жилина в адрес спецслужб, пора бы кругам пойти по воде. Если за Жилина взялись всерьез, и это - политический заказ, они возьмут в разработку все его связи. Если уже не взяли. Кондратюк для них - ближний круг Жилина еще по Афгану. Если полковник Клементьев, как утверждает Рихард, пошел в гору, и находится по другую от Жилина сторону баррикад, задача для оппозиции Жилина значительно упрощается. Она уже должна выйти на Кондратюка здесь, в Кишиневе.
Недельное молчание Рихарда, отсутствие хоть косвенной, наводящей информации о Жилине - Кондратюк ежедневно заходил в Интернет, - его напрягало. Он допускал, что за неделю в Москве могло что-то резко поменяться в соотношении политических сил, и Жилин сторговался с оппозицией. Цена любого соглашательства для него - афганский протокол, отказ от компрометации генералитета бывшего КГБ, часть которого благополучно перекочевала в структуру ФСБ. Тогда в положении Кондратюка, хранившего протокол, ничего не менялось в лучшую сторону. Он становился живой мишенью для людей из ФСБ, не заинтересованных не только в огласке содержания протокола Жилина, но в и самом его существовании.
"Проклятый протокол! - Мысленно Кондратюк иначе его не называл. - Он не дает мне сосредоточиться на моих делах. И я, кажется, начинаю делать глупости..."
Официально став сопредседателем пропрезидентского блока, он, вопреки ожиданиям своих политических партнеров, не соизмерял публично сказанное им слово с новым своим статусом и, как им казалось, продолжал "лить воду на свою мельницу". Он же держался за свою самостоятельность в суждениях, как за охранную грамоту. Их некоторая политическая эпатажность сбивала с толку и обеспечивала ему паблисити у СМИ и растерянность политиков. Словом, это выглядело, как "Смотрите, кто пришел!"
Обсудить
Напишите на ArtOfWar
Глава IV
Глава VI
