- VI -
- Пальцы прилипают к обложке, - сказала Марина, увязывая стопку с полсотни только что поступивших с типографкомбината книг. Кондратюк готовился к пресс-конференции.
- "Смерть в рассрочку", Игорь Кондратюк... И все-таки название могло быть лучше, если бы ты послушался меня, - добавила Марина.
Но смягчилась, когда он сообщил ей, что вечером они едут во "Фламинго" отмечать его литературный дебют. И только вдвоем. А после, по дороге домой, они сидели вместе на заднем сиденье, и ее голова покоилась у него на плече.
... На очередной пресс-конференции журналист спросил его:
- На чем строится ваша уверенность в том, что ветераны Афганской войны, будучи избранными в парламент, способны резко и в позитивном плане отличаться от депутатов-предшественников? Власть - и испытание, и соблазн...
- Давайте обратимся к мировой истории, - сказал Кондратюк. - Все величайшие достижения демократии, по крайней мере, в Европе, были осуществлены людьми, которые познали ужасы войны. Могу назвать личность, которая мне импонирует: Де Голь! Этот человек достиг вершины власти, упал, поднялся и вновь достиг вершины. При нем Франция отказалась от колонизации, от такого лакомого куска, как Алжир. На это мог решиться только человек, хорошо чувствовавший перспективу. А какие экономические преобразования тогда прошли во Франции? Это демонополизация, продажа акций ведущих государственных компаний. Это он сделал. Но при этом обеспечил социальными гарантиями трудящихся. Аналогий много... Буш! Прошел войну? Прошел. И мы, ветераны войны в Афганистане - та же новая струя. Мои товарищи по партии - это люди с обнаженной совестью, их такими сделала война... Какие еще вопросы?
Другой журналист:
- Сейчас будет очень неприятный вопрос. О вашем "Мерседесе". Когда вы встречаетесь с избирателями, вы его "забываете" в гараже?
- Нет, его нельзя "забыть": он у меня огромный. Но я его не украл, я его заработал. В Москве, чтобы сэкономить на плате за жилье, я первое время ночевал в подвале дома под снос, вот с такущими крысами! Экономил и в Греции, охраняя по контракту израильского миллионера. Была в моей жизни и такая работа. А один из избирателей во Флорештах, офицер, мне признался: "Если бы ты к нам приехал на автобусе и в фуфайке, мы бы тебе не поверили!"
По окончании монолога Кондратюка два других сопредседателя пропрезидентского блока многозначительно переглянулись. При этом Владимир Кантор кисло улыбнулся, а Дмитрий Даков - нет. Даков не улыбнулся потому, что считал себя основным инициатором привлечения Кондратюка к политическому блоку, а Кантор - да, улыбнулся, потому, что был как бы сдерживающим началом в этой инициативе и сейчас демонстрировал свою прозорливость. У Кантора позиция была куда более выигрышней: оправдает себя Кондратюк в блоке - он этому не мешал, нет - он предупреждал Дакова. Даков же был уверен, что в лице Кондратюка, несмотря на все его художества, подарил президенту новую партию. Но, главное, ни один из участников этого контрапункта не нарушал его гармоничного единства. И только Кондратюк, именем которого была названа эта фуга, не знал, как, когда и где писалась ее партитура. Знай Кондратюк политическую подоплеку этой партитуры, ему не пришлось бы в разговоре с президентом так импровизировать. Ведь на самом деле, не книга и не забота об афганцах были причиной этой встречи. А дело было так...
Экс-председатель постоянной парламентской комиссии по правам человека Владимир Кантор, изгнанный из "Социалистического единства" как перебежчик в пропрезидентский политический блок "За демократическую и процветающую Молдову", ждал в штабе "трех юных москвичей". Место для штаба было выбрано в нижней части старого города, такой одряхлевшей и запущенной, что здесь давно уже не строили нового жилья. Рядом с помещением, которое занял штаб, бросается в глаза вновь отстроенная синагога, которая должна напоминать о том, что в этом районе во время войны располагалось еврейское гетто. Памятью о том трагическом времени дышат камни. Сам район напоминает высохший аквариум позеленевшего стекла, на дне которого водоросли, рассыпающиеся даже от легкого прикосновения.
Оппозиционные президенту газеты изощрялись насчет Кантора. Если новые центристы потерпят фиаско на предстоящих выборах, Кантору ничего не останется, как перейти в иудейскую веру - то есть через дорогу. Остальное он все перепробовал, "был бит плетьми и изгнан". Ну, а что толку, что вы, недоумки, сидите в кабинетах с окнами на площадь или центральные улицы и, как попки в клетках, пробавляетесь наизусть заученными политическими программами, думал о них всех Кантор. Но местоположение новой штаб-квартиры его все же угнетало. Хотя в парламенте после большого отдельного кабинета председателя комиссии ему предоставили отдельный маленький рядового депутата, чаще ему приходилось бывать здесь.
"Три юных москвича", заканчивающие сегодня свою кишиневскую командировку, представляли один из новомодных институтов политического анализа и прогноза. На этот раз исполком пропрезидентского блока решил провести предвыборную кампанию по схеме, рекомендованной европейскими консультантами. Вначале европейские консультанты убедились в том, что новый пропрезидентский блок - крупнейший из противостоящих коммунистам, что он действительно пропрезидентский, и что он готов неукоснительно следовать их рекомендациям.
Последний фактор открывал шлюзы денежного потока "Запад-Молдова". Консультанты-посредники представляли своим финансирующим хозяевам регулярные отчеты о ходе процесса, составляя их по строгим законам драматургии: экспозиция, завязка, кульминация, не доводя дело до катарсиса - иначе денег больше не будет. Их молдавские коллеги-идеологи готовили материалы для этих отчетов, исходя из рекомендаций европейцев. Чем наукообразней велась предвыборная кампания, тем довольней были европейские консультанты и тем легковерней - финансисты, целиком полагавшиеся на своих специалистов.
"Три юных москвича", как окрестил их Кантор, из чувства протеста не удосужившись запомнить их имена (нравится это им или нет, но ему хотя бы внутренне требовалось выразить презрение к этим московским пройдохам), работали в рамках программы той же конторы "Рога и копыта". В Канторе заговорил патриотизм. Своим журналистам, ангажированным обслуживать предвыборную кампанию блока, платили ежемесячно по сто долларов. Командированным москвичам - триста долларов суточных плюс по пять тысяч каждому по окончании работы.
"Свои" добросовестно отрабатывали норму - четыре публикации в месяц. "Чужие", что называется, надували щеки. Лениво рылись в прошлогодних подшивках газет, щелкали клавишами компьютеров и вздыхали, ссылаясь на "узкое информационное поле", в котором им приходится работать. Но забавляли они, оказывается, одного Кантора. Члены исполкома относились к ним серьезно. Димочка Даков подыгрывал, как актер-любитель, хватался за голову, когда москвичи со значительным видом сообщали ему, что его, бывшего вице-спикера, такая-то оппозиционная газета трижды назвала "крысой в кладовой президента". "За те деньги, что получает московская аналитическая группа, - думал Кантор, - "свои" тебе сообщили бы такое, что у тебя бы ладони приросли к голове, а "крыса в кладовой президента" показалась бы комплиментом".
Сам Кантор не принимал мелодраматические позы и не играл на публику, потому что, в отличие от председателя Димочки и ничего не ведающих о денежном потоке членов исполкома блока, у него была конкретная работа. Облечь в белые одежды и самому перевести на английский всю ту бредятину, которую выдала московская аналитическая группа. Исполкому нужны были не столько ее анализ, сколько ссылка на него, с указанием после каждой цитаты в скобках реквизитов московского политического института.
- Как спалось? - спросил Кантор юных вальяжных москвичей, сумевших развалиться даже не в креслах, а на стульях, стоявших по обе стороны стола заседаний. Спросил он об этом, открывая несгораемый сейф и доставая оттуда новые сто долларовые ассигнации. А спалось им, он знал, в апартаментах дорогой гостиницы мягко. И на те триста долларов, что он каждое утро выдавал каждому, сытно елось, пилось и любилось.
- И день отъезда. - И добавил каждому, независимо от основного гонорара, еще по три зеленых бумажки. - Билеты в правительственной кассе аэропорта. Машина будет подана к гостинице за час до отлета. - Протянул листок с ее номером.
- Владимир, - сказал старший уже в дверях, поднося зажигалку к сигарете. Кантор не переносил табачного дыма. - Вы, конечно, можете сделать все по-своему, но мой совет: обратите серьезное внимание на Союз ветеранов-афганцев. Если это не сделаете вы, сделает кто-то другой...
"До отлета у них еще достаточно времени, - сказал себе Кантор, - сейчас они будут осматривать синагогу и бывшее гетто. Или уже осмотрели? Потом покупать молдавские сувениры или уже купили? Интересно, что сейчас везут москвичи из Кишинева?" Молдавские вина и коньяки уже давно перестали быть экзотикой, и продаются в первопрестольной столице по демпинговым ценам. Керамика, резьба по дереву, фигурки в национальных костюмчиках? Да, может быть, немного всякой мелочи. Главный их сувенир - новенькие доллары в банковской упаковке...
А какой "сувенир" нести ему президенту? Подарить афганцев, еще не организованных в самостоятельную партию? Инициатива наказуема: президент поручит ему самому заняться ими. А это хлопотная работа, займет много времени, нервов и в результате не принесет ему никаких дивидендов. Утаить афганцев, в конце концов, материалы московских аналитиков он подаст в том виде и объеме, какой посчитает нужным? Но москвичи правы: свято место пусто не бывает, афганцев перехватят "левые", их социальная программа по душе всем оборванцам и сумасшедшим. Афганцы могут настолько усилить коммунистов, что пропрезидентский блок споет лебединую песню, и Кантор в новом парламенте снова получит место председателя парламентской комиссии, а это - выход на Парламентскую ассамблею СЕ.
Уже не колеблясь, он набрал номер бывшего спикера. Надо дарить афганцев. Но пусть этот презент президенту сделает Димочка, он же - всю черновую работу по созданию новой партии.
- Приезжай! - симулируя бодрость, отозвался Даков. Он постоянно ее симулировал с тех пор, как возглавил пропрезидентский блок и в ознаменование этого на городском субботнике посадил на пару с президентом деревце в "Аллее дружбы". "Вам бы еще на пару вырыть колодец и вырастить сына", - сказал себе тогда Кантор.
- Нет, приезжай лучше ты, здесь нам мешать не будут.
- Уехали? - бодро спросил с порога Даков, имея в виду москвичей. - У них бы нашим наперсточникам поучиться. - В нем заговорил бывший журналист.
Кантор, нарочито мямля, изложил ему позицию москвичей по афганцам. Без энтузиазма, как бы не веря в продуктивность идеи.
- А я об этих афганцах раньше всех подумал! - не без самодовольства заявил Даков. - И не забывал.
- Что-то ты очень незаметно не забывал, - удивился Кантор.
- Смотри сюда, как говорят в Одессе...
Светясь, Даков подошел к лежавшим на столе заседаний подшивкам газет, отыскал нужную, полистал, нашел нужную страницу. Пояснил:
- Из моего интервью... Цитирую: "... Мы остерегаемся людей двух категорий - случайных и бедных. И те, и другие продадут. Но если говорить языком лозунга, ставка сделана на людей новой волны, которые вопреки системе выжили, сумели накормить свою семью, обеспечить рабочими местами не только себя. Ставка - на людей состоятельных и предприимчивых, которых в министерском кресле не волнует взятка и которым важно самоутвердиться..."
- Думитру, ты ничего не перепутал? Это точно то место, которое ты хотел процитировать? - Кантором овладело что-то близкое к отчаянию: с кем приходится работать? - Думитру, где ты видел таких афганцев?
- Да кто в политике принимает в расчет массу, толпу? - раздраженно парировал Даков. - Ставка всегда делалась на лидера и его популярность в той самой толпе!.. Ты знаешь их лидера, ты видел его? Банкир, на шее золотой жгут, разъезжает в "Мерседесе", а афганцы его готовы на руках носить.
- Значит, ты ничего не перепутал. Это я чего-то не понимаю, - признался Кантор.
Он был озадачен. Так в начале можно было определить его состояние. Озадачен тем, что и во время пребывания в штабе "трех юных москвичей", и после, когда, казалось, он - хозяин положения, ему решать степень участия афганцев в судьбе пропрезидентского блока и навязывать в этой игре роли товарищам по партии, этот деланный бодрячок Димочка, не ставя его в известность, уже вовсю разыграл свою партию. До приезда аналитиков и независимо от них. Ему для этого не нужны были никакие подсказки.
Кантор, чего с ним давно не случалось, начал густо краснеть. Он элементарно облажался - его поставили на место, как самоуверенного пацана в уличной разборке - щелчком по носу. Но будущий спикер на этом не остановился. Он вытащил сигарету, закурил, хотя знал, что Кантор не переносит табачного дыма. "Да он же метит в президенты, он видит себя президентом", - беспомощно подумал хозяин кабинета, и подал курившему чисто вымытую пепельницу. Держа ее в руке, Даков подошел к окну, распахнул его, но в недвижимо застрявшем воздухе лета табачный дым не уносило, он причудливо слоился в оконном проеме.
В проеме виднелась синагога, современное белокаменное строение на фоне приземистых серокаменных. Доносились редкие шаги прохожих и еще более редкий шум проезжавших машин. План застройки этого района не был рассчитан на то, чтобы связывать своими улочками нижнюю и верхнюю части города. Он напоминал лабиринт с обманчивой прямизной сквозных улочек. Это знали старожилы. А случайный прохожий мог углубиться в гетто, очарованный картинами Кишинева начала прошлого века, ожидая услышать стук пролетки и увидеть вывеску с ятями над лабазом или шинком. И, проплутав часа два, неожиданно вернуться к перекрестку, с которого начал свою экскурсию.
В Кишиневе так и не нашлось предпринимателя, способного оценить перспективность этого места, как туристической достопримечательности. Реставрировать его, не нарушая стилизации: установить старые фонари, открыть на каждом квартале бодежки, одеть официантов в полотняные косоворотки и жилетки, сапоги, намаслить им волосы и расчесать на прямой пробор. Пустить по узким мостовым несколько пролеток.
Совсем не об этом думал Даков, стоявший спиной к Кантору. Но об этом думал Кантор, успокоившись созерцанием этой спины. Бывшему вице-спикеру очень пошла бы косоворотка полового и полотенце, перекинутое через руку. Славно было бы именно ему заказать токану с мамалыгой и кувшин терпкого красного вина, а потом, покидая заведение, дать Дакову на чай. Но Даков обслужит его по-другому, и да простится ему самонадеянность, переходящая в хамство. На этой самонадеянности и на спине этого человека, рвущегося в бой, Кантор достроит свой небольшой мирок, замкнутый для постороннего, как это гетто. Это не потребует от него самого особых усилий и рисков. Он будет по-прежнему возиться с бумажками, редактировать партийную газету, вести заседания исполкома, интриговать из чувства любви к искусству.
Просматривая компьютерный набор статей, готовых к верстке, и, чтобы разрядить обстановку, Даков неопределенно заметил:
- Коммунисты называют нашу газету бешеной собакой. Ты не перегнул палку, ставя знак равенства между коммунистами и фашистами?
- И социалистами тоже... Я всего лишь апологет. Если кто-то и перегнул палку, то не я.
- А с Лукашенко? Ему ведь передадут эту газету через посольство. Наш президент занервничал...
- А что тут нервничать? Лукашенко публично заявил, что считает Гитлера великим реформатором и организатором, преклоняется перед ним. А если Лукашенко считает себя коммунистом и преклоняется перед фашистом, то... Логическая задачка для первоклассника.
- Хрен его знает, но ты прав. Я тоже не сторонник чайных церемоний. Минута стыда - год здоровья. Времени у нас немного, пора бить ниже пояса. Президента я в этом убедил. Домнул президент получил, наконец-то, первую порцию компромата и расстроился: "как можно работать в таких условиях!.." Это только начало, успокоил я его, но у нас тоже кое-что есть в загашнике - "от нашего стола - вашему..."
* * *
Первая порция компромата на президента и его окружение была ожидаема. Прошлым летом на президентской даче в Голерканах исчез ординарец президента. Официальная версия - утонул. На мостках купальни остались лежать джинсы, майка, летнее кепи с большим козырьком, полотенце и кроссовки. Охрана президентской дачи свидетельствовала, что он не раз спускался поплавать, когда темнело, и на президентской даче замирала жизнь. Он был отличный пловец и не раз пересекал Дубоссарское водохранилище от одного берега к другому и, отлежавшись на песочке в Кочиерах, возвращался вплавь. Но такое бывало днем.
Ночью он далеко не заплывал. И было слышно, как он шумно плещется где-то в сотне метрах от берега. Иногда он плыл и вдоль берега и выходил на мостки дальней дачи, чтобы вернуться к президентской берегом или чуть выше - по шоссе. Его здесь хорошо знали и сразу узнавали: он прихрамывал, припадал на одну ногу. Охрана следила в первую очередь за тем, кто выходит из дачи и кто к ней приближается. Никому из охранников и в голову не пришло хватиться Хромого той ночью. Выйти-то он вышел, это зафиксировали, и зафиксировали, если бы приблизился. Но последнего не случилось.
У него был особый статус. В обслугу президента, как повар или горничная, он не входил. Но и не входил в тот семейный или родственный президенту круг, на который автоматически распространялась опека службы безопасности. Ни перед кем не отчитываясь, он мог приехать в Голерканы ранним утром, и никого не спрашивая, тут же поднять президента с постели. Или уехать из Голеркан поздней ночью на разгонной, и вернуться обратно к утру с незнакомой охране персоной. Такую персону президент сам встречал на крыльце и вел куда-нибудь вниз, к теннисному корту. В таких случаях Хромой превращался в охрану от охраны. Следил за тем, чтобы в обозримых ему пределах никто не появлялся.
Он служил у президента давно, еще в ЦК партии. Тогда существовали такие должности - порученец. Сейчас он тоже служил, но не был приписан ни к одной официальной службе, регламентированной для главы государства парламентом. Ни к службе безопасности, ни к администрации президента, ни к его домашней обслуге. Когда он вдруг исчез той летней ночью, служба безопасности президента встала на уши. Весь день и два последующих прочесывали Дубоссарское водохранилище баграми и сетками, вызывали аквалангистов. Но это было все равно, что искать иголку в стогу сена. Обошли жителей Кочиер: не появлялся ли в селе или поблизости прихрамывающий незнакомец? Нет, незнакомец не появлялся. Нет, труп не всплывал. Разве что крепко зацепился за корягу - дном водохранилища служили старые виноградники - и теперь кормит раков. А эти раки когда-нибудь, не исключено, в вареном виде пойдут на стол президенту, под пиво отечественного производителя марки "Арк" или "Витанта". Все по Шекспиру.
Была в конце этой непонятной истории одна деталь, которая смутила, а точнее сказать, перепугала до смерти начальника президентской службы безопасности. Когда он решил, наконец, навестить близких пропавшего Николая Николаевича Гольцова, он не обнаружил в паспортном столе никаких сведений не то что о месте его проживании и составе его семьи, но и о нем самом. Гольцова не существовало, он нигде не значился, нигде не был прописан, нигде не состоял на учете, нигде не получал зарплаты.
Начальника президентской службы безопасности Теодора Влажгана, который так гордился своей черной формой с черными погонами и черным беретом, прошиб холодный пот. Он корчил из себя великого "волкодава", окружая хозяина непреодолимой стеной безопасности по своим хитрым методикам, он, как ему казалось, заставлял трепетать президентских поваров, шоферов и горничных, видя их насквозь. Он пыжился своей элитностью перед бывшими коллегами - офицерами национальной безопасности и сыскарями из МВД: когда ему надо было обеспечить безопасность президента, они все ходили под ним.
Ужас его положения состоял в том, что теперь он ни к кому из них не мог обратиться, не став всеобщим посмешищем. По той же причине не задействовал в дальнейшем розыске своих подчиненных: это все равно, что пустить по следу дичи команду барабанщиков. Положение у него было аховое, а при одной мысли о президенте на него нападала медвежья болезнь. В любую минуту он ждал его вызова для доклада. А это означало бы в былые годы - Магадан, в лучшем случае, в нынешние - разжалование и волчий билет.
Когда президент заговорил, наконец, с ним об этом, Теодор уже неделю пил дома под одеялом и орошал обильной слезой грудь жены, большую, белую, теплую.
- Тудор, - строго распорядился хозяин, точно не замечая его набрякших век и красных глаз, - убери этих дурацких водолазов из Голеркан и очисти водохранилище. Черт знает что, приличного человека нельзя пригласить на выходные дни. И скажи всем там, чтоб не распускали языки! Все, свободен...
"Свободный" Теодор строевым шагом пересек приемную президента, где ожидали послы, министры и генералы, свернул в туалет, где никого не оказалось, и от избытка чувств сделал несколько танцевальных па из "Молдовеняски".
Кишинев - маленький город, и слухи здесь распространяются быстро. Тогда многие пропажу президентского порученца восприняли, как занятный анекдот, как если бы у президента сбежала любимая собака. Но когда началась предвыборная борьба, и на страницы газет строго дозированными порциями стала просачиваться информация нежелательного свойства со ссылкой на доказательный источник... Слухи сводились к тому, что из охраны президента скрылся доверенный человек с очень серьезным компроматом на него.
- Думитру, - Кантор вернулся к отложенной теме, - ну, положим, с афганцами ты решил и сделал для их лидера ход-завлекалочку. Теперь подумай, что будет с президентом, запаниковавшим от первых же его нападок. В блок вливается партия голодных и униженных ветеранов и возглавляет ее человек, чей имидж даже не то что не вяжется с политической программой голодных и униженных, а дискредитирует саму идею. Ты же не станешь всем и каждому цитировать то место из интервью, само требующее дополнительных толкований? Не станешь, да и просто не успеешь: наши конкуренты - и левые, и правые, вцепятся в нас мертвой хваткой. А президент? С ним будет истерика! Я это к тому, что в президиуме Союза ветеранов наверняка найдется человек, который ездит на велосипеде и носит кроссовки фирмы "Зориле". Чем проще человек, тем легче его лепить.
Даков в разговоре сейчас ни разу не назвал имя Игоря Кондратюка. Не назвал его и Кантор, простодушно прикинувшись, что забыл, о ком речь, да и не хочет знать: его сейчас интересует задача, результат и способы его достижения.
Даков посмотрел на Кантора с состраданием и вздохнул: учитель остается учителем, хотя и заведовал кафедрой философии в Госуниверситете. Даков устал, он сегодня уже достаточно выложился в парламентских дебатах, но если он не превратит сейчас этого теоретика в сторонника по вопросу партии афганцев, он будет иметь головную боль не на одном заседании исполкома блока, а возможно, и серьезное противодействие со стороны президента.
- Старина, - мягко, симулируя доверительность, объяснял Даков, - партия ветеранов Афгана и звучит, и выглядит, конечно, одиозно. Это непредсказуемые и неуправляемые люди. Но при этом все-таки военный люд, привыкший к дисциплине и приказу. Весь вопрос в том, кто будет приказывать и дисциплинировать. Здесь на спецучете числятся и люди выше Кондратюка по званию. Но кто они были в Афгане? Интенданты, консультанты, штабные офицеры. А Кондратюк - офицер спецназа, непререкаемый для них авторитет. Кроме того, дипломированный юрист и экономист...
- Да, я его знаю, - вяло признался Кантор.
- Да это еще не все. Да, он ездит в дорогой машине и не скрывает, что хорошо зарабатывает. Но зарабатывает - и это для них аргумент, и они даже этим гордятся: он один из нас! И это еще не все. Он - банкир, а нам предстоит отмыть не одну сотню тысяч, и не лучше ли это сделать с помощью партайгеноссе, чем через цепочку случайных лиц в других банках? Он, как люди, всего добившиеся в жизни сами, честолюбив. Он не будет заглядывать нам в рот и ждать ценных указаний. Он создаст всю свою партийную структуру самостоятельно, а потом принесет нам ее на тарелочке... Я убедил тебя, старина? - подчеркнуто мягко, как и начал, закончил Даков.
- Осталось убедить президента.
- Как только встретимся. Ты или я. Или вместе... Тебе же надо будет умело обосновать создание этой партии и вливание ее в пропрезидентский блок в глазах западных институтов. У них сложился свой стереотип: афганцы - потенциальные боевики. Взяв десять тысяч боевиков под свое крыло, не планирует ли молдавский президент переворот на манер Пиночета?
"Как это ни смешно, он прав, - подумал Кантор, - с этих болванов станется..."
Обсудить
Напишите на ArtOfWar
Глава V
Глава VII
