- VIII -
Президент Кондратюку подмигнул. Или Игорю показалось? Нет, подмигнул. Их было четверо, считая Дакова и Кантора. Сидели красные, распаренные: Кантор в парилку заскакивал для приличия, как и в сауну пошел с ними из вежливости - не решился отказать такой компании. На него и так, как ему показалось, косились товарищи по партии - не пьет, не курит, не ходит по бабам. В парилку он заскакивал на секунду, тут же комично закатывал глаза, театрально хватался за сердце и выскакивал, что-то причитая на ходу.
- Засранец! - выругался Даков и смачно сплюнул на каменку. Он был тяжело пьян.
Президент подмигнул Кондратюку: не обращай внимания, что взять с пьяного человека? В его положении лучшего не придумаешь, как сделать вид, что он находит происходящее забавным. Но он находил его далеко не забавным. Ему доносили, что Даков теряет чувство меры и зарывается. Пик наглости - нынешняя встреча с избирателями Страшенского уезда. Мало того, что Даков уже приехал на нее пьяным, он не давал никому слова сказать, перебивал президента и вел себя, как хозяин. Его пришлось терпеть таким во избежание другой непредсказуемой выходки.
Но прочие эпизоды из жизни пропрезидентского блока говорили о том, что чувство собственного превосходства перло из Дакова, как оставленная без хозяйского присмотра квашня. Он бахвалился своими, якобы, особо доверительными отношениями с президентом, мог запанибрата положить тому руку на плечо. И этого уже нельзя было скрыть от окружающих.
Сегодня, раздеваясь и пошатываясь в предбаннике, он сказал ни с того, ни с сего:
- Влад Пантелеевич, командир, ты ведь не оставишь меня в беде?
Кручинского трудно было вывести из себя - сказывались годы протокольной жизни, - но и он внутренне опешил от сегодняшнего откровенно уличного хамства своего фаворита. Однако понимал, данную ситуацию лучше всего высмеять. И еще раз подмигнул Игорю, как бы приглашая его к участию в спектакле.
- Что, Дима, тяжела шапка Мономаха? - с насмешкой спросил президент будущего спикера.
- Ну ее на хер! - Дима снова сплюнул на каменку.
От горячего пара его вконец развезло, он размяк и набух, как мешок с отрубями. Глядя на него, Игорь, наливаясь бешенством, сузил в щелочку глаза. Ему случалось бывать в таких компаниях, париться и пить с такими людьми, которые Дакову могли присниться только в кошмарном сне. Но если бы там кто-нибудь позволил себе сплюнуть не то, что на каменку - на пол, не посмотрели бы ни на регалии, ни на наколки - мордой об стол и вон!
- Тебе не жарко, маленький? - участливо спросил он Дакова, но его выдавал шрам на щеке - предательски подергивался.
Даков уставился на него бессмысленными глазами.
-Конечно, жарко, - сказал президент и жестко распорядился: - Выведи его, Игорь, и пусть Теодор его как следует выгуляет перед дорогой. И пошли пить пиво с раками...
Даков перевел бессмысленный взгляд на президента и погрозил ему пальцем.
Кондратюк спрыгнул с полка и сжал руку Дакова ниже предплечья так, что у того глаза, несмотря на глубокий общий наркоз, стали осмысленными. И ласково сказал:
- Пошли, маленький, на свежий воздух.
Дакова передали охране президента. Один из них придерживал на нем простыню, другой поддерживал его самого, чтоб не упал. С ближнего тополя опадала желтая глянцевая листва, и один лист увенчал темя будущего спикера. Спикер подумал - муха и смахнул. Пока люди президента выгуливали Дакова на октябрьском ветру, дувшем с рукотворного Кишиневского моря Гидигич, и тот повторял начальнику президентской охраны Теодору Влэжгану: "Когда я стану президентом, я тебе этого не прощу!", действующий президент Кручинский, высокий ладный мужик, ловко подпоясавшись простыней, лихо открывал бутылки пива, не прибегая к помощи ключа - обручальным кольцом - и наполнял литровые пивные кружки производства местного Флорештского стекольного завода с профилем самого Кручинского на стекле, держа в каждой руке по бутылке вертикально горлышком вниз. Сначала - Кондратюку, потом - Кантору, протестующе замахавшему руками, и затем уже - себе. Делал он это с аппетитом и весело.
- А что, Игорь, - сказал он, не обращая внимания на Кантора, - убил бы? Если б смог? - Это он о пьяном Дакове. И, не дожидаясь ответа: - Что вино делает с умным человеком! - И притворно вздохнул, поддразнивая Кондратюка.
- Умного вино делает лучше, - не согласился Игорь.
Во время этого словообмена Кантор сосредоточенно и неумело боролся с раковой клешней, которая вела себя как живая. Кручинский и Кондратюк справлялись с этой закуской под пиво куда привычней, только сетовали на мелкость гидигичского рака. Все трое, молча, не подавая виду, все еще осмысливали инцидент, понимая, что он далеко не исчерпан, что Даков целил в каменку, а плюнул в президента. Но ни Кондратюк, ни Кантор не решались первыми прервать неловкую паузу.
Кантор укололся о рачий шип и сказал жеманно, как женщина, которой не лезет на ногу новая туфля:
- Да что ж это такое!..
- Володя, там, в холодильнике, есть крабовые палочки. Ты нашему блоку еще понадобишься живым, - сказал президент Кантору. - А то мы к концу кампании не досчитаемся не одного Дакова.
- Кампании или компании? - уточнил Володя, оценив каламбур.
Президент не ответил. У него был вид школьного учителя, заигрывавшего со своими воспитанниками. Кантора подмывало сказать Кручинскому, что он не наливал в рот Димочке, и в сауну не напрашивался вообще, а Кондратюк размышлял о том, почему в политику - и там, в России, и здесь, в Молдове, приходят самые никчемные. Одних он знал по спортзалу и стрельбищу, других - как банкир и начинающий политик. Но никому из них не доверил бы не то, что депутатского кресла и ответственности за судьбу страны, а поста регулировщика уличного движения в районе центрального кишиневского рынка "Каля Бессарабией": и там ухитрятся разворовать.
То, что частным бизнесом - своими "маленькими свечными заводиками" - обзавелись поголовно все члены парламентской фракции коммунистов, уже не было секретом для молдавского электората. Вопрос не ставился даже следующим образом: как сделать, чтобы к власти в республике пришли честные люди. Достаточно было бы и тех, кто воровал меньше своих предшественников.
Дима Даков к этой кормушке припозднился, на него уже не хватило разгосударствленного имущества, а новые проекты стоили серьезных вложений. Кое-что Дакову, как и Кантору, перепало в результате создания предвыборного пропрезидентского политического блока. Эти две "подружки", как называл их президент, вначале залезли в карман субсидий международных политических институтов, заинтересованных в приходе Кручинского, затем, осмелев, начали тянуть с молдавских бизнесменов. Кто из этих новоиспеченных буржуа мог отказать лидерам блока, в составе которого находилась вся верхушка силовиков - налоговой и экономической полиции, финансовой гвардии, криминальной полиции, таможенного департамента и судейские?
Кондратюк тоже рисковал оказаться в числе "поддерживающих" пропрезидентские силы таким образом. Неизвестно, чем закончилось бы для "подружек" - и чем для Игоря - попытка вымогательства с их стороны, когда б не вмешательство президента. Игорь стал сопредседателем блока, а "подружки" сделали вид, что это не они давеча готовили фронтальную проверку его коммерческого банка с приостановкой всех текущих операций на неопределенный срок.
Но это другая история. А сейчас речь шла о том, что "правая рука" президента Дима Даков при двух важных свидетелях грубо нарушил законы иерархии. До президента доходили непочтительные отзывы о нем Дакова, но до этих пор можно было сослаться на сплетни и махнуть рукой. Но в сауне уже произошел скандал.
- Дайте ему хорошенько проспаться, а потом объясните, что даже на самом высоком из земных тронов мы сидим на своей заднице. Но оголять ее при этом необязательно, - сказал Кручинский. - Игорь, а тебя я попрошу быть завтра утром у меня.
В Кишиневе президентский кортеж разделился. Одна из машин отвезла Дакова баиньки, вторая - Кантора и Кондратюка в партийный штаб. Кантор попросил Кондратюка вычитать газетную передовицу: у него были сомнения по части новых формулировок целей движения. Но, как оказалось, передовица - повод. Кантору не терпелось обсудить с Кондратюком происшествие. "Выводы" президента не могут не последовать, и Кантор хотел заручиться поддержкой Игоря в дальнейшей игре против Дакова.
- Президент прав. Еще один такой расслабон Думитру, и газета "Коммунист" не оставит на нас живого места, - пожаловался он Игорю, когда с формулировками в передовице было покончено. - Думитру как с цепи сорвался.
Они вышли из офиса и брели осенними изломанными улочками бывшего гетто. Кондратюк молчал.
- Ты что об этом думаешь? - не сдавался Кантор.
- Я думаю, его сглазили. Навели порчу. Те же коммунисты, - попытался отшутиться Игорь.
- А я серьезно. - Кантор взял Игоря под руку.
- А если серьезно, то вам всем раньше думать надо было. Когда избирали его своим паханом.
- Раньше он был другим.
- Не таким хамовитым? А что же все-таки произошло? Мой педагог по психологии учил, что за любым человеческим поступком, даже самым диким, кроется мотивация...
- А я тебе скажу, только строго между нами, - Кантор понизил голос и перешел на заговорщицкий тон. - Он у президента на крючке. Как понял это, так и запил.
- Так бывает только в романах, - усмехнулся Игорь.
- Не веришь? Рассказываю. "Хитрый Влад" заполучил на Думитру одно хитрое досье.
- Ты знаешь, Володя, - сказал как можно беспечнее Игорь, - на каждого из нас у "Хитрого Влада" наверняка имеется какое-нибудь хитрое досье. Мое, например, он мне лично продемонстрировал.
- Хитрое хитрому рознь.
- Если уж досье Дакова такое уж хитрое, тебе откуда известно?
Кантор колебался.
- Если ты сказал "А", говори и "Б", так учил меня мой педагог по психологии.
- Короче, "Хитрый Влад" этот сюрприз для Дакова надыбал в Москве. И не так давно о нем намекнул - это было при мне. Даков в очередной раз разошелся и неудачно пошутил. Типа, степень хитрости любого лидера определяется географической отдаленностью местоположения его бизнеса. Недалекий лидер коммунистов обзавелся сахарными заводами на севере Молдовы, а самый дальновидный лидер демократов - сельхозпредприятиями в Подмосковье...
- Идиот! - выругался Кондратюк: в Кишиневе каждый второй знал о подмосковной собственности президента Кручинского. Но сказать такое президенту в лицо, будучи его фаворитом? - Полный идиот!
- ... Представляешь? - Кантор обрадовался реакции Кондратюка. - А "Хитрый Влад" в ответ нехорошо улыбнулся и говорит, что самым дальновидным лидером оказался Чаушеску: разместил свои капиталы в сейфах швейцарских банков. Но и на самого хитрого лидера, мол, нашелся советский журналист с винтом... Надо было видеть Дакова. Позеленел! А я тоже улучил минуту и спрашиваю: "Влад Пантелеевич, вы что сделали с Димой?" Он мне: "Напомнил ему о его теневом бизнесе в Бухаресте, чтоб служба медом не казалась!.." Подробности я узнал на московском саммите. От приятеля президента в Совете безопасности федерации. И тоже случай. Со мной был номер нашей газеты - не успел прочесть перед вылетом. Там статья Дакова, его фото. Москвич увидел и затрясся со смеху: у вас, как и у нас, честного политика днем с огнем не сыщешь!..
Рассмеявшись, Кантор поведал Игорю историю состояния Дакова, которое свалилось тому, как снег на голову, и сразу в виде счета в швейцарском банке.
- И он запил. Вот тебе, Игорь, и "А", и "Б", и "В"!
- Да, - согласился Игорь. - Это компромат.
- Я к чему? Уже неизвестно, жилец ли Думитру в будущем парламенте. Быть может, президент не случайно вызвал тебя на завтра. И завтра, быть может, тебе многое раскроется...
- Послушай, старик, в каком виде у президента досье на Дакова? - спросил Игорь на всякий случай, понимая, что Кантор этого не знает.
- В каком бы оно ни было виде, для общественности уже достаточно того, что факт обнародует президент. Для оппозиционных сил, тем более. Придется ему, конечно, слегка покаяться - дескать, не доглядел, пригрел на груди змею!
- Послушай, старик, - сказал Игорь, - боюсь, наш президент назовет мне завтра имя своего московского приятеля в Совете безопасности. И захочет меня с ним познакомить...
Он вопросительно посмотрел на Кантора.
- У него очень смешная фамилия, типично украинская, - уклончиво ответил тот. - Ему из-за нее, наверное, здорово доставалось в школе.
"Как и тебе - из-за твоей", - невесело подумал Кондратюк.
* * *
Кантор ошибся в одном. Хитрое досье на Дакова действительно существовало - и не где-нибудь, а в спецархивах ФСБ, но "Хитрый Влад" его еще не заполучил. До сих пор в этом не было особой надобности: Думитру Даков был тих и послушен, а выкупить такое досье стоило целое состояние. Досье на Дакова, быть может, в своем роде вещь уникальная, но не Фаберже, чтобы выкладывать за него два миллиона долларов!
И потом, было что-то оскорбительное для человека ранга Кручинского в том, чтобы всерьез принимать как равного вчерашнего "пацана", которого он сам вытащил из дерьма, отмыл и которому повязал под подбородком слюнявчик, чтобы тот не пачкался при еде. Вчера этот "пацан" был не просто тих и послушен, а до смешного робок. И президенту даже самолично пришлось его выгуливать.
Он, приглашенный на открытие загородного гольф-клуба, казалось бы, сделал истинно президентский жест. Усадил Дакова в свой лимузин и так, в сопровождении кортежа, президентское авто появилось у ворот клуба, где чуть ли не полдня хлопотала служба безопасности президента, вымокшая до нитки. В тот день периодами набегала туча, так же периодами лил проливной дождь, не все приглашенные предусмотрительно захватили с собой зонты, многие теснились под тентами и козырьками клуба. Президент пожаловал на два часа позже назначенного срока, и кое-кто, решив, что его уже не будет, покинул тусовку. А те, кто остался, уже налегали на коньяк и закуски.
Появление Дакова рядом с президентом не осталось незамеченным. Над обоими охрана держала по зонту, только Даков от президента отставал на шаг. Назавтра кишиневский бомонд вовсю трепал языком о случившемся, но больше, конечно, злорадствуя: кто называл Дакова президентской болонкой, кто - президентским бой-скаутом. Но триумфальное шествие состоялось. Рассчитывал ли президент на комический эффект или искренне хотел подчеркнуть свою доверительность к новому лицу в свите, не имело никакого значения. Даков был высмеян бомондом, не спускавшим выскочкам никаких преимуществ, но знающие президента готовились ко второму акту представления.
Несколькими днями позже президент посетил пленарное заседание парламента по бюджету, и в перерыве, обходя группы толпящихся депутатов, и приветливо пожимая руки налево и направо: и центристам, и коммунистам, и народофронтовцам, отозвал в сторону Дакова, попросил проводить его к выходу и, задержавшись на ступеньках парламента, минут пять с ним о чем-то говорил. За ним следили десятки глаз. Прощаясь, президент со смехом сказал Дакову:
- Не каждый депутат мог бы похвастать перед другими, что его так явно пиарит сам президент!..
Он хотел придать смелости и уверенности своему клеврету, но получил выкидыш: розовощекого хама, забывшего о своем месте и хозяине. В данной ситуации все это было поправимо, но Кручинский давно так не был уязвлен собственной ошибкой (давно, потому что давно ничего не делал). И уже сожалел об одной московской встрече двухгодичной давности, после которой, собственно, и пробил звездный час Дакова.
Будучи в Москве, Кручинский позвал в свое поспредство на Кузнечной бывшего подчиненного по ЦК КПСС Антона Небабу. Пили, закусывали, вспоминали.
- Почему ты ушел на пенсию? - спросил тогда Кручинский.
- Не ушел, а "ушли", - пояснил бывший коллега Антон Небаба. - Мой зять спалился на контрабанде.
- Подумать только, какая ревностная забота о чистоте рядов. Спалился на контрабанде! А то, что весь Комитет считается самой многочисленной и надежной резидентурой ЦРУ в России, на это наплевать?
- Да, все деградирует, - согласился бывший коллега. - А как там у тебя? Ты ведь хозяин.
- Так же, как и здесь. Один к одному. Работать не с кем.
- Да, я знаю, хорошие комитетчики ушли в Левобережье. И архив прихватили. Как только началась ваша заварушка.
- "Наша"?! Да не вы ли ее устроили? Как и все прочие, как ты их назвал сейчас, заварушки?
- Прости, не причастен, - замахал руками бывший коллега.
- Как будто план такой заварушки готовится за два-три дня, а не ждет своего часа "икс" лет десять в сверхсекретном бронированном сейфе. - Президент Кручинский сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на собеседника поверх стекол. - Я уверен, что один ты не был ознакомлен с ним. И то, только потому, что тебя в Комитете никто не принимал всерьез... Ладно, ты милый человек. Бросим перетряхивать старую перину. Остались ли в Кишиневе опытные оперативники? Не сексоты, не осведомители - оперативники. И, конечно, не те, что числились в Кишиневском аппарате: тех я знаю. А люди московского масштаба?
- А что им там делать? В твоем Кишиневе? - ответил бывший коллега вопросом на вопрос. И посмотрел на президента тоскливым взглядом.
- Теперь ты понимаешь, почему все деградирует? И у вас, и у меня? Не то, что работать не с кем, - говорить! Я ведь имею в виду и тебя, мой старый товарищ по партии... Что такое Даков? Дима? Сидел, как собкор "Комсомолки", в Бухаресте?
Небаба по-стариковски жевал губами и молчал. "Денег хочет", - понял президент.
Персональный пенсионер республиканского значения Антон Небаба когда-то был незаменимым человеком среди партийцев по части рыбной ловли и ухи. Он был мастер накопать настоящих навозных червей, прикормить карпа макухой, сварить тройную уху, о которой в партаппаратах, где он работал не на ответственных должностях, слагались легенды. Сначала легенды слагались в райкоме, затем - в обкоме и, наконец, в ЦК КПСС. С приходом к власти партаппаратчиков новой волны во главе с Горбачевым мода на тройную уху и рыбацкие костры как-то быстро прошла, и Небаба стал заменим.
Он служил в отделе административных органов, а заведующим отделом был тогда нынешний президент Молдовы Влад Пантелеевич Кручинский, "хитрый Влад", видный мужик и сам, в плане Небабы, незаменимый, но уже на европейский лад.
Тамада, но уже в смокинге, очках, делающих его лицо тонким и умным. Ему не нужно было варить тройную уху и с вечера отправляться на ипподром, чтобы рыться в парном конском навозе. Ему, высокому и вальяжному, надо было на банкете, блеснув очками на окружающих, поднять руку с шампанским, и с приятным молдавским акцентом - это тоже очень нравилось - произнести: "У нас, молдаван, говорят, что мужчина должен касаться рюмки нежно и бережно, как ножки женщины..."
Кручинский был умен, хитер, обаятелен и перспективен, Горбачев ему намекнул, что готовится серьезная чистка аппарата, а "старперам" в секретариате - почетный уход на пенсию. За последовавшим многоточием угадывалась следующая ипостась - секретарь ЦК КПСС. На семьдесят процентов он был обязан новому назначению Раисе Максимовне, их беседам, как коллеге - с коллегой. Как доктору философии - с зав. кафедрой философии. Обставлял он эти беседы мастерски, как любой опытный паркетный шаркун, но, в отличие от них, владел предметом разговора. На высоком приеме, поймав ее благосклонный взгляд, он улучал момент и, как бы полностью поглощенный своими мыслями, открытиями и сомнениями, подходил, говорил: "Раиса Максимовна, попалась последняя вещь Столлера. Как вам это нравится? Цитирую дословно: "Человек не очень склонен любить. Особенно в то время, когда он занимается любовью..." Силен чертяка? Есть обо что обломать зубы нашим московским силлогистам?.."
И на этот раз удача Антона Небабы состояла в том, что его шеф получал большую власть, и отдел административных органов оставался под его патронатом. Но чем больше власть, тем больше надо было заглядывать в рот Генеральному, тот это любил. В духе времени была проведена чистка подведомственных отделов, и провел ее Кручинский. Но он не хотел ни с кем портить отношений. Прооперировать подведомственный отдел надо было безболезненно, а по возможности - выглядя при этом и благодетелем. Небаба для персональной пенсии не выходил возрастом, ему требовалось место.
Кручинский вызвал его к себе в новый, недавно освобожденный для него просторный кабинет с напольными часами, изобразил на лице муку совести и со вздохом признался:
- Не хотят тебя в ЦК, Антон, и ты знаешь, кто интригует!
- Нет, не знаю! - Неизвестно, чего больше было в простодушном Антоне: искренности или хитрости.
- У тебя есть что-нибудь на примете? - раздражаясь, спросил Кручинский.
Задумался Небаба, морща лоб, в котором, ехидничали его сослуживцы, брони было на три сантиметра. И вдруг сказал:
- Комитет Государственной Безопасности!
И Кручинский поймал на себе его умоляющий взгляд. "Нет, это клиника, это не лечится! - сказал Кручинский себе. И вдруг, неожиданно для себя, ободряюще подмигнул Небабе. - А почему бы нет, если через неделю-другую на Политбюро будет утверждаться новая кандидатура председателя ГБ, я уже знаю, кого присмотрел Горбачев, и первым поддержу или даже опережу. И потом "кандидат" главному своему куратору не откажет, а я буду иметь в ГБ своего человека. Небаба звезд с неба не хватает, но все-таки - не баба..."
Новый председатель КГБ никогда не имел никакого отношения ни к разведке, ни к контрразведке, ни к народной дружине, поэтому, не только не задумываясь взял Небабу с подачи своего куратора к себе в комитет, но и придумал ему должность, не существовавшую до тех пор: начальника отделения. И не где-нибудь, а в Первом главном управлении - святая святых. Подчиненных новоиспеченному полковнику Небабе не полагалось, поскольку первому главку не полагалось и отделения, которое он возглавил. Чем заниматься Небабе, не знал ни он сам, ни начальник главка, ни председатель ведомства Крючков. Когда Крючкову напоминали о Небабе, даже деликатно, он страшно раздражался. И даже бранился.
Небаба сам и очень быстро нашел себе нишу в структуре спецслужбы. Старые комитетчики, от полковников до генералов, страдали от медлительности машбюро. Это звено всегда подводило советский бюрократический аппарат, а в таком ведомстве, как центральный аппарат КГБ, даже сказывалось на судьбах революций в странах третьего мира. Небаба взял на себя функцию главного координатора машбюро и его сотрудниц. И всерьез, поскольку покровительство Крючкова обязывало. Дело дошло до того, что девушки из машбюро в звании старших лейтенантов начали отказывать генералам, начальникам главков, ссылаясь на "товарища Небабу". Товарищ Небаба живо улаживал конфликт, успокаивал и тех, и других, и вскоре действительно оказался незаменим. А потом пришло и время рыбалок: старослужащие комитета оказались такими же консерваторами во вкусах на досуг, как и старые партаппаратчики. Водку пили не из рюмки, а из стакана, держа его не как ножку женщины, а как стакан. Обжигающую, с дымком и матом, тройную уху предпочитали утонченным беседам о Фроме под жюльен.
... Своему благодетелю Антон Небаба понадобился только десять лет спустя, когда тот наведался в первопрестольную столицу в статусе президента независимого государства. Они выпивали и закусывали. И тогда президент подумал, глядя с новым интересом на своего протеже, что он далеко не тот, за кого себя выдавал. Пытается рассуждать, извлечь свою выгоду из этой встречи, уже не чувствует себя должником, наверняка ушел из комитета не с пустыми руками - чтоб хомячок не заложил за щеку! Но боится - не по чину заложил, ему, если что, не простят. Или хочет на лапу?
- ... И что за ним? - спросил Кручинский о Дакове.
- Бухарест, Чаушеску, переворотик-с, - без выражения перечислил Небаба.
- Да ладно трындеть, а то я не знаю, на что способны собкоры центральных газет в дружественных странах. Переворотик! Он стучал комитету на своих же посольских, журналистов, хорошо еще, что не продавал чужим. Что ты из него Джеймса Бонда делаешь!
- Не скажи, Влад Пантелеевич. Я его видел; как сейчас помню. - Небаба приосанился.
"Играет роль. По полной системе Станиславского. Ну, орлик! Что фантазия с человеком делает!" - подумал президент, но вслух подзадорил:
- Ну, ну, Антон, рожай! Не томи!
- Не доводи до греха, Влад Пантелеевич: я ведь подписку о неразглашении давал!..
Обсудить
Напишите на ArtOfWar
Глава VII
Глава IX
