ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Владимирский Михаил
Хроника опасного путешествия Ч. 1

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.79*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Изначально планировалось как отчет о доставке груза для ряда воинских частей ЛНР. В результате получился обширный очерк о том, какой я увидел Лунанскую Народную республику спустя два года после того, как вернулся домой из ополчения. Тыл, и фронт, встречи, наблюдения, ну и, конечно, мои личные приключения, на которые оказалась богата эта поездка.
  - Тут раньше, по сторонам, стояли разные постройки, павильоны, аллея деревьев, - сказал Кардан, хмуро глядя поверх руля на перекрученные остовы и уродливые обрубки засохших стволов.
  Багровый шар солнца медленно опускался за груду покореженного, истыканного шрапнелью железа. Закат над пропускным пунктом Должанка алел, как венозная кровь. В поле, среди желтого бурьяна одиноко торчал остов выгоревшего БТР.
  - Туда, наверное, до сих пор не ходят, - перехватил мой взгляд напарник, - мин полно. Нас здесь прижали к границе и долбили из всего, что было: с гаубиц, с минометов, с самолетов штурмовали. Вон оттуда заходили "сушки". Среди российских пограничников тоже были убитые, и в Новошахтинске среди мирняка... Страшно тут было. Просто до усеру страшно!
  Я молча слушал, давая ему возможность выговориться. Мой товарищ воевал в ополчении с июля 14 года. Когда украинские войска обложили Луганск, отступал сюда с остатками разбитого отряда и беженцами. Здесь, на бывшей украинской, а теперь ЛНРовской таможне, был их последний рубеж обороны. В отличие от Изварино, удержать Должанку не удалось: ополченцы вынуждены были отойти в Россию, где их разоружили. Таких, в то время, было не мало. Разгромленные и обескровленные в неравных боях части ополчения вновь собирались под Ростовом, пополняясь российскими добровольцами, чтобы пойти в победное августовское наступление.
  - А меня тогда в ополчение не взяли, - заметил я, решив все-таки поддержать разговор. - Сказали, что нет боевого опыта и нужной военно-учетной специальности. Потом я в какой-то учебный центр должен был поехать, под Ростов. Уже договорился, но тут все они куда-то делись.
  - Так это, наверное, к нам, на "Плиту", - развеселился Кардан, - мы все за "ленточку" ушли, а ты просто к нам не успел.
  - Наверное, - пожал я плечами. - Так что на войну я попал только в самом конце октября 14го. Считай, накануне Дебальцева.
  Мы благополучно перешли российскую границу и уже второй час стояли в очереди на луганской стороне. Вереница машин, в которую пристроился и наш Форд "Рейнджер" двигалась медленно. Сгущались сумерки.
  
   Гл. 1
  
  Эта дорога началась для меня 4го апреля 2017 года, когда в "Союзе Добровольцев Донбасса" сообщили о готовящихся под Ростовом сборах для ветеранов боев в Новороссии. Только что закончились сборы резервистов в ДНР, с которых народ разошелся по домам с официально выданным оружием, скоро такие же сборы начинались и в ЛНР. В воздухе носились слухи о возможном наступлении наших сил. "Наступление", - магическое слово, в реальность которого уже почти никто не верил. Начало мая - время подходящее: уже тепло и сухо, но еще не слишком жарко. Я размышлял и сомневался: идти в бой в составе наспех, с бору по сосенке собранных батальонов казалось мне не лучшей затеей. И тут раздался телефонный звонок. Звонил Кардан:
  - Привет! Тут такое дело: наш общий друг, который должен был ехать со мной, видно решил геройски пасть за русское дело, и отправился на те самые сборы.
  - Уже уехал?
  - Улетел. И вот такой вопрос: ты же водишь машину?
  - Допустим.
  - Мне нужен "второй номер". Хотя бы до Ростова. Ты ж понимаешь: дорога дальняя, груза полно и он ценный, нужно погрузить, перегрузить, нужен штурман, нужно подменить меня иногда....
  Он еще что-то говорил, а я уже слышал шаги Судьбы. Вот и ответ на все сомнения: если действительно будет наступление, то я смогу оказаться как раз там, где надо, причем не где-то, а в родном для меня батальоне "Призрак", где я воевал еще в ту пору, когда он был полноценной бригадой. Ну, а если все как всегда закончится разговорами, то хотя бы принесу объективную пользу.
  - Я согласен, - оборвал я собеседника, - только не до Ростова, а до конца.
  - Так ты со мной за "ноль" собираешься? - Похоже, он был удивлен.
  - Наш безвременно отъехавший на "Плиту" друг ведь собирался. Так в чем проблема?
  - Нет проблемы. Поехали!
  И мы поехали.
   Груз (летняя военная форма и тактические перчатки, медикаменты, каски, рации, прицелные приспособления и прочие разведывательно-наблюдательные приборы, жизненно необходимые в современной войне.) был подготовлен моими старыми друзьями, матерыми "террористами-сепаратистами", опытными "колорадами" и просто хорошими людьми: "Координационным центром помощи Новороссии". "КЦПН" одним из первых начал оказывать помощь формирующимся отрядам ополчения Новороссии и успешно продолжает выполнять эту работу в наши дни, когда поддерживать русское сопротивление в республиках уже как бы "перестало быть мейнстримом". Война ведь по прежнему идет и люди на передовой нуждаются в куче вещей, способных облегчить им выполнение задач, а зачастую и сохранить жизнь. Значит, надо работать. И вот глава "центра", Саша Любимов с краткими напутствиями отдает нам ключи от Форда и дорога ложится под колеса. "Застоялся мой поезд в депо. Снова я уезжаю: пора..."
  
  Выехав из Питера в восемь вечера 21 апреля, мы домчались за ночь до Москвы, поспали в каком-то мотеле на трассе и ненастным утром въехали в город. Весь день метались по Первопристольной, собирая оставшуюся часть "посылки". Львиную долю всевозможного военного добра, снабдив подробнейшими пояснениями (вот эта коробка для снайперов в ДНР, эти мешки и упаковки, - для Отдельного развед.бата, вот это такому то имярек в собственные руки и упаси вас Бог - никак иначе! И пр.) передал нам Мурз, активист и отличный радиоэлектроньщик.
  Глядя на этого большого бородатого дядьку, я в который раз задумался о том, что понятие "храбрый человек" чертовски растяжимо. Кто-то, к примеру, считает меня храбрым и чуть ли не безбашенным авантюристом, а на мой собственный взгляд я весьма осторожен. Отчаянными же храбрецами полагаю совсем других людей, до которых мне, если честно, далековато. Мурз - один из таких. Летом 14 года он, решив вступить в ополчение, на свой страх и риск перешел "ленточку" и, вскоре, угодил в лапы к какой-то банде подонков, косивших под казачков. Те обвинили его в шпионаже и принялись пытать. Вопросы задавали из серии: "А чего это у тебя такое семитское лицо?". Спасло его появление кого-то из ополченческого начальства, которое забрало "шпиона" на подвал, где им занялись уже как бы настоящие безопасники. Подвал, - дело такое, попасть легко, а вот выйти... В общим, после долгих мытарств нашему товарищу все же удалось доказать свою личность и непричастность к вражеским разведкам. Выйдя на свободу Мурз не плюнул на все, как поступили бы на его месте многие. Сохранив, не смотря ни на что, боевой задор и убеждения, он вступил-таки в ополчение и прослужил там довольно долгое время с пользой для дела. А вы говорите "храбрость". Вот она, настоящая храбрость и твердость духа!
  Под вечер мы снова вышли на трассу и гнали, не останавливаясь, на юг. Перед самым рассветом прикорнули в машине часа на полтора, потом хлебнули кофе на заправке и устремились в Ростов. Но отдохнуть там не пришлось: необходимо было решать вопрос с переброской груза через границу и Кардан, не одну собаку съевший на подобных делах, вплотную занялся переговорами. Затем пришлось разгружать, сортировать и снова грузить, но уже куда большие объемы (на складе в Ростове нас ждали переброшенные туда еще раньше вещи).
  
  Ситуация на границе между Россией и Луганской Народной республикой в настоящее время может показаться парадоксальной. Вроде бы в ЛНР сидит совершенно пророссийский режим, но в то же время - граница на замке, причем по обе стороны "ленточки". С одной стороны предосторожность эта вполне разумная: из ЛНР в Россию могут везти оружие и боеприпасы, для продажи на "черном рынке", а также обыкновенную контрабанду (цены там, на целые группы товаров, например на сигареты и алкоголь, почти в половину ниже, чем в РФ). С другой стороны точно так же чинятся препятствие ввозу очень многих вещей из России, в том числе всего, что может представлять интерес для военных. Такая ситуация пошла с лета 2015 года, когда в ДНР и ЛНР прошла военная реформа, заменившая былое ополчение, со всей его романтикой и анархией, на регулярные части народной милиции. Тогда руководство республик постаралось перехватить и взять под себя все потоки снабжения, используя это как дополнительный рычаг в борьбе с недовольными или излишне самостоятельными командирами. Разумеется, централизованные поставки всякого военного снаряжения, медикаментов, продовольствия для республиканских сил самообороны осуществляются но, как водится, не всегда доходят до тех, кто делает непосредственную боевую работу, или доходит в недостаточном количестве или доходит не до тех, кому действительно остро требуется то или иное оснащение. Волонтерские организации, такие как "КЦПН", привыкшие работать по конкретным заявкам боевых подразделений, пытаются по мере сил выправлять эту ситуацию. И вот тут начинаются сложности... К счастью, у КЦПН хорошие связи и большой опыт в таких делах.
  В детали операции я, естественно, вдаваться не буду. Скажу лишь, что грузовик с "посылкой" благополучно пересек границу в ночь с 23 на 24 апреля. Вместе с нашими рациями и оптикой пошли "за ленточку" лекарства, упаковки с детским питанием, карандаши и книги - раскраски и целая уйма прочего совершенно мирного добра, собранного крымскими активистами для детских домов и школ в ЛНР, изрядная часть которого тоже, как ни странно, имеет сложности с провозом через границу.
  А мы с Карданом налегке и спокойно проехали "ленточку" совсем в другом месте, через Новошахтинск и Должанку. На российском контроле у меня поинтересовались, почему я поменял паспорт. Я ответил: "Старый потерял". Потом долговязый российский таможенник стал спрашивать о цели моего приезда. Я ответил: "Еду к родственникам в Кировск", и чуть не добавил "их у меня там аж двести пятьдесят человек". Его внимание привлек мой милитаристского вида бундесверовский ранец, и я принялся выкладывать камуфляж, плащ-палатку, флисовую куртку, явно военного вида и портупею с кучей подсумков. "Вы военный?" - насторожился таможенник. "Ни в коем случае!" - запротестовал я, - "просто люблю удобную одежду". И, сопровождаемый недоверчивым взглядом, сел обратно в машину.
  Пропускной пункт в ЛНР мы прошли уже затемно. Солдат пограничной стражи в российской "цифре", с автоматом на плече, отвалил шлагбаум, и мы покатили по темной, без единого фонаря дороге. "Ноль" остался позади, а счетчик пошел считать километры Новороссии.
  - С возвращением! - усмехнулся Кардан, искоса глянув на меня.
  Ночной ветер хлестнул в приоткрытое боковое окно.
  - Спасибо! И тебя с возвращением! Давно же я здесь не был...
  
   Гл. 2
  
  Говорят, что все навигаторы за "нолем" работают на укропов. Не знаю, как все, а наш точно оказался предателем.
  Мы с Карданом должны были попасть в Алчевск непременно сегодня. Путь лежал через Красный луч и Антрацит, по тому, что здесь гордо именовалось "шоссе", а на самом деле было насмерть убитой дорогой, которую последний раз чинили, наверное, еще при Брежневе. Полоса света от фар выхватывала из тьмы ямы и трещины, на которых запросто можно было угробить подвеску и баллоны. Видимо, это тут было делом обычным, потому что мы то и дело проезжали вставшие на обочине машины, возле которых суетились люди. Ехать приходилось со скоростью не больше 20и км в час, иногда сбрасывая ее до 5и, осторожно объезжая наиболее жуткие колдобины, и все равно машина то и дело подскакивала и жутко грохотала. Кардан, профессиональный шофер, только зубами скрипел. На его бледное лицо было жалко смотреть: к тому времени мы оба практически не спали уже двое суток, а он сам часов тридцать , не меньше, провел за баранкой. Я, правда, подменял напарника на спокойных участках дороги в районе Воронежа, но сейчас ничем помочь не мог. Здесь нас спасало только его водительское мастерство.
  - Ты вообще как? - осторожно интересуюсь я.
  - Я родился с рулем в руках! - Стонет он в ответ. - Твою бога душу мать!!!! - Машина вновь с грохотом подскакивает, заставляя нас лязгнуть зубами. - Я выдержу что угодно! ..... Сколько еще до поворота?
  
  За Красным лучом стало только хуже. Навигатор повел нас по каким-то совсем уж окольным тропам, где последними, наверное, проходили отступающие немцы. Даже асфальт исчез, уступив место ямам и колеям разбомбленной грунтовки. Жилье по сторонам встречалось только в виде давно заброшенных, полуразрушенных домов. Мрак и ужас. А далекие огни Алчевска появлялись и исчезали то справа, то слева от дороги.
  - Это не навигатор, это леший нас водит, - замечаю я наконец.
  - Вот сейчас выйдут нам навстречу лешие... в балаклавах и с желто-синими флажками на рукаве...- ворчит в ответ напарник.
  До фронта отсюда далеко, но сейчас, на глухом проселке, ночною порой, такое предположение не кажется нелепым.
  - Типун те на язык! В случае чего, я в них бутылку с вискарем кину и тикать.
  - Может сработать, - кивает Кардан, - если только они ее заметят в этой темнотище.
  Наконец, после двухчасовых блужданий мы выбираемся на окраину Алчевска и едем по пустынным, освещенным фонарями улицам. Постепенно, я начинаю узнавать места. Вот и круглая площадь с какой-то металлической конструкцией, вроде шпиля, посредине.
   А этого памятника здесь при мне не было: вознесенная на гранитный постамент фигура бородатого мужчины в лихо заломленном берете, по хозяйски расставив ноги и положив руку на кобуру, взирает на безлюдную площадь. От нее исходит ощущение силы и спокойной уверенности. Комбриг Мозговой, - наш бывший командир.
  - Прямо не верится, что мы с ним не раз встречались. С живым. Верно, Серега?
  - Верно. Теперь это,...как будто встречался с Фрунзе или генералом Панфиловым. Сейчас Мозговой - легенда, а мы знали его человеком.
  Мы выруливаем на проспект и тормозим у ларьков. Есть хочется просто ужасно, но к нашему огорчению они все закрыты: ночная жизнь в Алчевске отсутствует, зато комендантский час никто не отменял и он скоро наступит. А вот, кстати, и патруль! Группа военных в одинаковой пиксельной форме и разгрузках, с автоматами на груди, приближаются к машине. На алых погонах желтеет одинокая буква К, - комендачи.
  - Добрый вечер, - первыми начинаем мы разговор, - не подскажете, где тут можно чего-нибудь поесть купить?
  Солдаты озадаченно смотрят то на нас, то на питерские номера нашей машины.
  - Да уже нигде, - отвечает один из них, - у нас все в 10 вечера закрывается, а сейчас уже почти одиннадцать.
  Уловив намек, мы поспешно направляемся дальше и, наконец, паркуемся у нужной нам многоэтажки. Кардан выбирается из за руля, с кряхтением разгибает затекшую спину.
  - Бедная наша машинка! Даже боюсь смотреть, что с ней стало после этих....дорог.
  - Пошли скорей. Рома заждался уже, наверное, и жрать хочется.
  Дверь квартиры открывает невысокий, аккуратно выбритый мужчина лет сорока, с коротко остриженными седеющими волосами, одетый по домашнему: в полосатый махровый халат и мягкие тапочки. Это Рома, он же "Хаус", начальник медицинской части 4й бригады. Сам он из этих краев, но давно уже перебрался в Москву, работал там хирургом в одной из клиник, пока не началась война. Она и позвала Рому назад...
  Вскоре мы уже уплетаем за обе щеки какие-то макароны. Кардан с Ромой ведут длинный разговор, перебирая общих знакомых: прежде они служили в одной роте, но после отставки ее командира, "Пирата", ее старый состав разошелся по другим подразделениям или вовсе на гражданку.
  А меня начинает откровенно рубить. Спать. Все завтра, а сейчас - спать....
  
   Гл. 3
  
  Утро выдалось теплым и солнечным. Когда мы выезжали из Питера, там шел снег и теперь цветущие деревья, ярко-зеленая трава и теплый ветерок кажутся какой-то сказкой. Никаких дел на первую половину дня у нас не намечено, Кардан еще отлеживается после тяжелой дороги, а я решаю прогуляться. Город, уже начал приготовления к празднованию 9 мая: повсюду флажки и транспаранты, коммунальщики что-то подкрашивают и подновляют, на клумбах сажают цветы. Алчевск, который я увидел осенью 14 года, жил лихорадочной жизнью прифронтового города эпохи гражданской войны, с веселым и голодным блеском в глазах, с неуверенностью в завтрашнем дне, со злостью и надеждой, с раскатами орудийного огня за горизонтом и лихими вояками в разномастной форме, то и дело попадающимися навстречу. Сейчас он выглядит чистеньким, совершенно мирным и слегка депрессивным. Внешне все благополучно, но блеска в глазах поубавилось.
  Я иду по знакомым улицам и совершенно их не узнаю. Вот здание университетской общаги, но вместо брутальных мужиков в тельняшках, вышедших на улицу покурить, туда и сюда чинно ходят студенты со студентками, на входе новенькая алая табличка "Донецкий государственный технологический университет", и флаг с "одинокой звездой" ЛНР. Запрыгиваю в проходящий мимо троллейбус: билет, по сравнению с питерскими ценами, стоит какие-то сущие копейки. Вот и улица Ленинградская, где когда-то, в бывшей типографии, располагался штаб бригады, а мостовые подметали хмурые пленные ВСУшники. Ноги сами несут меня к располаге: старое двухэтажное здание бывшего родильного отделения местной больницы пустует. Сквер и пустырь с бомбоубежищем, где мы когда-то тренировались, заросли бурьяном. Крыльцо, где осенью 14 года выстраивалась к кухне Гуманитарного батальона очередь из голодных стариков и женщин, по которому в те дни все время спускались и поднимались военные, теперь облюбовали бродячие собаки. О былом напоминает лишь приклеенный к наглухо запертым дверям цветной плакат с Мозговым, обнимающим за плечи девочку в военной форме. Вспоминаю ее имя, - Богдана. Слава Богу, хоть она жива.
  Книжный магазин возле нашего бывшего пункта дислокации по-прежнему работает и за прилавком стоит все та же пожилая женщина, у которой мы покупали карты Алчевска и Луганской области. Помню, она украдкой крестила нас, когда мы шли к дверям. Я сразу же узнал ее, ведь за два года она совсем не изменилась и, конечно, она не узнала меня, одетого в обычные гражданские джинсы и куртку.
  А на рынке привычная суета и торгуют всем подряд. Захожу в кафе на въезде: здесь тоже все по-старому, как в те времена, когда мы с Немцем, нашим первым начбоем, забегали сюда после закупок, пропустить по стопке перцовки от донимавшего нас кашля и договаривались встретиться тут "в пять часов после войны". Где бы ты ни был, дружище, надеюсь у тебя все хорошо!
  На обратном пути из любопытства захожу в военторг на улице Ленина. Здесь, как в любом военторге, пахнет кожей, ваксой и свежим казенным бельем. На стенах в рамках фотографии ополченцев, группами и в одиночку. Узнаю несколько знакомых лиц. Ряды всевозможной военной формы, снаряжения, обуви особым разнообразием не поражают, зато у витрины с сувенирной продукцией задерживаю шаг. Там, среди прочего барахла, вроде вымпелов, кружек, значков и футболок лежат шевроны: Бригада "Призрак", "Заря", даже давно расточенный приспешниками Плотницкого ГБР "БЭТМЕН". Дивная тут сувенирка, ничего не скажешь! Прям "новоросс экзотик".
  
   Гл. 4
  
  В Луганске мне прежде бывать не доводилось. Город, до того знакомый лишь по фотографиям, показался дружелюбным, по своему красивым и, как и в Алчевске, в нем совершенно не ощущалась война. Военнослужащие, правда, попадались часто, но это были именно военнослужащие, а не памятные мне боевики иррегулярных революционных частей. Одетые в одинаковую чистенькую форму российского образца, со знаками различия, в начищенных ботинках и с уставными короткими стрижками, они спешили по каким-то своим важным служебным делам. Никаких вам "горок", знаменитых ополченческих бород и выставленного напоказ оружия! Автоматы только у комендантских патрулей. На улицах дежурят вымершие было в республиках ГАИШники. Мы втроем, сгрудившиеся у столика уличного кафе, одетые в разномастную форму, а я еще и бородатый, были похожи на островок, перенесшийся из "старых деньков" обороны Луганска. Проходящие мимо люди с интересом на нас косились.
  Когда мы собирались ехать сюда, забирать наш груз, Кардан заявил безапелляционным тоном: "Одевай форму. А то ты, прям, как не "сепар"!"
  Сам он успел переоблачиться в серо-песочный натовский камуфляж новомодной расцветки "криптекс" и серые же берцы-кроссовки, от чего его полная фигура подтянулась и приобрела не свойственную ей обычно молодцеватость. Рому вообще было не узнать в отлично сидящей уставной "цифре", с "гвардейским знаком" на груди и кобурой на поясе. Орел! Я поспешно переоделся в свой "бекас" "тигровой" расцветки, зашнуровал берцы и, подхватив кепи, поспешил за товарищами.
  В Луганске мы заехали на один из неприметных складов в промзоне, где до сумерек разбирали коробки и ящики, заново рассортировывая "посылки" по местам назначения и растаскивая их по трем разным боксам. Изрядная часть этих коробок причиталась самому Роме для хозяйства его медчасти. Уже в темноте повстречались с одним из адресатов: двумя офицерами армии ДНР, которым и передали причитающееся.
  
  А вечером была пьянка. Нормальная такая, добрая мужская пьянка, на которой к нам присоединился еще один бывший боец той роты "Пирата", старшина с позывным Геша, с которым мы, как старшина со старшиной, мгновенно нашли общий язык. Стол, не в пример прошлому вечеру, был богатый, да и винная карта впечатляла. За спиртным, кстати, пришлось идти мне, поскольку в ЛНР действует строгий сухой закон для военных. Причем в населенных пунктах, удаленных от передовой он, в целом, даже соблюдается. Кардан, по прежнему числившийся "в рядах" 6 го полка, идти в магазин отказался категорически. Для обоснования своего нежелания даже предъявил военный билет, похваставшись заодно автографом британского военного корреспондента Грэма Филипса на задней странице. О Роме и говорить было нечего.
  - Мне даже когда я по гражданке одет, могут не продать. Из-за прически.
  - Да у тебя просто на лбу устав гарнизонной службы пропечатан, - засмеялся я.
  В общем, мне и пришлось идти, предварительно скинув в машине камуфляжную куртку. Гражданская футболка, "торсхаммер" на груди и борода, а скорее просто вопиюще-неуставное выражение моего лица и всей фигуры сработали на "отлично". И теперь Кардан пил ирландский виски, мы с Ромой - грузинский коньяк (стоящий здесь, смешно сказать, по 300 рублей за бутылку), а Геша - добрую русскую водку. Разговоры вращались, в основном, вокруг службы.
  - Завтра опять везти на медкомиссию сорок человек, - вздыхал Рома.
  - "Свежее мясо"?
  - Да если бы "мясо". Смех сквозь слезы: мужички-"пятнадцатитысячники", заробичане, мать их. Все что угодно будут делать. Вообще все! Только не воевать.
  - И на фига они нужны?
  - А у нас некомплект. Маршировать некому. Эти замаршируют как надо! Ты знаешь, что Алчевский комбинат закрыли?
  - Металлургический? Да ладно! Он же всю войну работал.
  - А теперь закрылся. Из-за блокады. Продукцию стало невозможно вывозить.
  - А в РФ?
  - На чем? Железной дороги-то из Алчевска в Россию нет, только на Дебальцево ветка идет, а дальше - к укропам. А этим, "патриотам" е...нным плевать, что у них самих еще больше народу без работы останется. П...сы мля. Все для победы! Кого над кем? Ты мне скажи, откуда там столько дебилов?
  - Наверное экология, ... или в воде что-то, - задумчиво предположил Геша. - Было б их там поменьше, сейчас и войны бы не было.
  - Ага, а вы бы были Украиной. - Замечаю я.
  - Точно так. Мы вообще-то и не собирались уходить, просто хотели, чтоб от нас отстали со всем этим бандеровским гавном.
  - Ага, разбежались, - зло щурится Кардан, - у них же после майдана только - только зубки прорезались: всем надо было показать, какие они теперь большие, сильные и страшные. "Мы здесь власть", мля. Ага! Вот и показали. Только в Харькове и Одессе все получилось, а тут им эти зубы в глотку заколотили.
  - В общем, комбинат раньше в бюджет Украины налоги платил, - возвращается Рома к теме экономики, - а теперь его национализировали, но толку от этого ноль, кроме того, разумеется, что теперь деньги в Украину не идут. Но они бы и так не шли, раз блокада и торговли нет. А мартены погасили: теперь проще новые построить. И мужиков - за ворота. Куда им теперь? Правильно, в армию. Здесь хоть денег платят. Но на фронт они, сам понимаешь, не рвутся.
  - Им семьи надо кормить.
  - Конечно! А воевать кто будет? И так тыловиков хоть жопой ешь, а на передке дырки заткнуть некем.
  - Так и раньше было. - Говорю я. - Когда мы в 15м году домой ехали из под Дебали, полон автобус заробичан сидел и все мужики от 25 до 50 лет, а на передке в это время было по 20-30 человек в ротах.
  - Тогда б...дства было намного меньше, - замечает Кардан. - А дела больше.
  - Точно... Ладно, разливай.
  За окном лежала громадная черная ночь, но у нас были и тепло и свет. Кухня, где мы сидели, мерно покачивалась перед глазами. Мы с Гешей, обнявшись, пели, как водится, с большим чувством: "О чем ты тоскуешь, товарищ моряк, гармонь твоя стонет и плачет. И ленты повисли, как траурный флаг, скажи нам, что все это значит?..."
  Остатками затуманенного сознания я вдруг подумал, что слова песни об отмщении за поруганную фашистскими захватчиками любовь, которую я когда-то запомнил из "Митьковского" альбома "Чижа и К" сейчас, на этой несчастной земле, стали для некоторых реальным жизненным опытом.
  
   Гл. 5
  
   С утра мы поехали на кладбище. Небо было ослепительно синим, кругом цвели абрикосы и некрополь выглядел каким-то неестественно праздничным. Мы шли по "Аллее славы", вдоль ряда одинаковых крестов черного гранита, выстроенных в ряд, как солдаты. Да они и есть солдаты, навечно вросшие в землю, которую защищали. Замираем в молчании возле надгробной плиты в центре этого строя. Алексей Борисович Мозговой по-прежнему возглавляет своих бойцов. Здесь похоронена честь Новороссии; не просто ополченцы и добровольцы, а сама героическая эпоха луганского ополчения.
  В стороне стоит еще одна могила, совсем свежая, обложенная траурными венками. "Эмиру от саперов", читаю я, подойдя, на креповой ленте. Опустившись на колено, касаюсь рукой рыхлой земли.
  - Привет, Эмир! Давно мы с тобой не виделись.
  Я знал его, этого маленького, смешного и храброго татарина с русской душой. Мы почти в одно время ушли добровольцами еще в 14м году, служили в одном отряде. Потом я уехал, а он остался и воевал два года без перерыва. Со стрельбой у него, надо сказать, было не важно, зато Эмир, в миру Амир Аширов, стал сапером и, говорят, очень неплохим. 10 марта 17 года саперы "Призрака" получили приказ провести группу бойцов батальона на высоту где они должны были скрытно занять позиции. Понятно, что подходы были серьезно заминированы, а местность пристреляна. Группа во главе с опытным сапером Алхимиком выдвинулась со стороны 31 блокпоста, однако дойти до точки им было не суждено: один из бойцов сорвал притаившуюся в бурьяне растяжку. Взрывом убило Алхимика и Эмира, ранило еще одного из саперов с позывным "Таран". Начался минометный обстрел и группе пришлось отойти. Эмира и Тарана бойцы сумели вынести, а за телом Алхимика пришлось возвращаться позже. Теперь наш старый боевой товарищ покоится здесь, на аллее, в двух шагах от комбрига. Земля тебе пухом, братишка!
   Месяц спустя, 12 апреля, на высоту зашла группа разведчиков "Призрака" и Отдельного разведывательного батальона. Так что, не смотря на ту неудачу, позицию наши все-таки заняли и закрепились на ней.
  
  
  
  
   ГЛ 6.
  
  Сильно побитый УАЗИК переезжает ржавые рельсы и, вскоре, тормозит. Хлопают двери. Мы стоим на возвышенности, над живописной долиной. Вечереет. Олегович, зам. командира батальона по боевой части обводит рукой горизонт.
  - Глянь, - говорит он мне, - вон те панельные дома - это поселок Донецкий, пункт постоянной дислокации "Призрака". Домики правее него - Желобок. Там уже передовая. Дальше вправо мы держим высоты до самого 31 блокпоста.
  - А это что? - Указываю я на серую арочную конструкцию напротив нас, идущую меж двух холмов.
  - А это мост "Санта Барбара", - смеется он. - Прозвали так потому, что похож на тот, из заставки сериала. Мы там обычно встречались с укропами, если надо было переговорить.
  - Он в "серой зоне"?
  - Нет, он считается наш. Вон та деревенька в распадке между холмами, это Голубевка. Там наш блокпост, где, кстати, сидит твой однополчанин Чай. Корни уже там пустил, по-моему.
  - А слева?
  - А видишь вон там за посадками дома-высотки и трубу? Это Новотошковское, - оно под укропами. В общем, - продолжает он, помолчав, - если ты куда пойдешь, то на север не ходи, а то к ним и забредешь. Случаи бывали. Ты лучше на юг ходи. Не перепутай.
  - У меня компас есть, - смеюсь я.
  - Ну вот и отлично, - отвечает Олегович вполне серьезно.
  - Кстати, - добавляет он, когда мы уже снова садимся в автомобиль, - помнишь рельсы переезжали? Они прямо к укропам идут и там, в пяти километрах к северо-западу уже Семениченко со своими нациками "блокаду" организует. Лагерь там у них.
  Дни шли за днями. Мы с Карданом таскали, возили, передавали "посылки" адресатам и, вскоре, практически закончили основную работу. Наставала пора расставаться: у напарника были какие-то загадочные дела в разведроте 6 полка, а мне хотелось посетить "Призрак", возможно, погостить там. Конечно, мне не отказали.
  В штабе батальона, в Кировске, нас встретили приветливо: во первых "посылку" с биноклями очень ждали, а во вторых просто были рады нас видеть. В конце концов, с нынешним комбатом "Призрака", Алексеем Марковым, больше известным как Добрый, мы переходили "ленточку" в 14 году в составе одной группы, а нынешний "Призрак" во многом является продолжением именно нашего "Добровольческого коммунистического отряда". В Кировске я видел наши старые шевроны с красной звездой в синем ромбе у многих офицеров и бойцов. Вот и у Олеговича такой на рукаве. Таким образом я, как первый старшина и командир первого артиллерийского подразделения отряда, как-то сам собой оказался в роли почетного ветерана подразделения, что не мало меня самого удивило и смутило.
  Еще за месяц до отъезда, когда я и не думал снова оказаться в Новороссии, мне приснился сон: будто приезжаю я опять в расположение родной части, только я уже не военный, а располага совсем другая, поднимаюсь на второй этаж и захожу в казарму, где на койках сидят не знакомые мужики, и говорю им, что мол я тут раньше служил, а теперь груз привез и в гости зашел. А они мне: "тогда садись с нами".
  И вот я, не во сне, а в жизни, поднимаюсь на второй этаж вслед за светловолосой женщиной средних лет, исполняющей здесь обязанности старшины.
  - Когда-то и я вот так же расселял в казарме новичков.
  - И тебя поселим, - смеется она в ответ.
  Однако не все оказывается так просто. Открыв дверь кубрика, старшина по имени Лена с порога заявляет тоном, не терпящим возражений:
  - Это гуманитарщик из России, с 14го года доброволец "Призрака", он у вас поживет пару дней.
  В ответ раздается хор возмущенных голосов:
  - Куда? Здесь некуда уже! Щас мужики с позиций вернутся!
  Разгорается перебранка, а я стою, готовый провалиться сквозь землю. Что за привычка у этих южан, что хохлов, что русских, орать друг на друга по любому поводу на немыслимых децибелах?
  Видимо, ситуация напрягает не только меня, потому, что из угла раздается рык:
  - А ну тихо! Че разорались!? - И уже нормальным голосом, - сейчас все решим. Короче, тут народу и вправду битком, а мы поставим новую койку в соседнем кубрике и всех делов. Заодно и запасная будет. - И уже своим бойцам, - а ну, пошли со мной.
  Командует парень лет тридцати, бритый на голо и в очках, которые придают его круглому добродушному лицу неуловимо-ботанское выражение. Но распоряжается он уверенно, как человек, имеющий на это полное право. Это лейтенант Мороз, командир взвода и один из россиян-добровольцев, что сейчас остались в "Призраке". Вскоре я оказываюсь обладателем раскладушки, матраса с подушкой и спальника.
  - Если что, ты ко мне обращайся, - говорит Мороз на прощание и исчезает за дверью, а я, выдохнув, опускаю вещмешок на пол.
  
  На меня выжидательно смотрят несколько пар глаз. Перебранку у соседей все отлично слышали.
  - Привет, - говорю я, наконец, - я раньше у вас служил, еще при Мозговом, а сейчас просто груз привез. Меня Миша зовут, или Норман, кому как удобнее.
  - Лучше, конечно, Миша, - улыбается мне пожилой мужичек с азиатскими чертами иссеченного морщинами лица, живо напомнивший мне знакомых по северным экспедициям таежных охотников - хантов, - добро пожаловать. Садись с нами.
  Прямо как в моем сне.
  Дальше мы сидим и треплемся обо всем и о войне. О последней больше.
  - "Серой зоны", считай, больше нет, - рассказывают мне, - хохлы ее съели. Сейчас на Бахмутке от их позиций до наших метров 100 - 150. Прикинь, выезжает на прямую наводку зенитка и бьет, как винтовка. А нам, зачастую, даже ответить нельзя. Сразу шухер поднимается. Чтоб открыть огонь нужно связываться со штабом и "добро" получать. Только пока его получишь, уже поздно будет.
  - Такое "перемирие" хуже любой войны. А всем на...ать. В штабах-то не стреляют!
  - В ноябре прошлого года мы попали в засаду по дороге на Желобок. В нашем, вроде бы, тылу. Все по уму было сделано: два фгаса, пулемет. Если бы наша машина по другой колее бы поехала - конец. Но водитель по слякоти не захотел, вот и свернул на новую колею, и мина не под нами рванула, а рядом. Тогда мне спину осколками посекло, двое 300х было, но ушли.
  Рассказывает совсем молодой парень в "горке" с камуфляжными вставками и пистолетом в спецкабуре, пристегнутой на бедро: верный признак разведчика.
  - А вообще много шалят? - спрашиваю я.
  - Да постоянно. В основном снайпера. Ну, и мины ставят, конечно. Людей-то у нас хрен да ни хрена, а участок огромный: пойди, уследи за всем.
  - Минная и снайперская война идет постоянно, - кивает разведчик, - и с их и с нашей стороны. Потому, что доказать в ней что-то не возможно. У соседей был случай: пошел один из наших офицеров на охоту, чисто кабана стрельнуть на мясо. Их много в нейтралке и вдоль фронта ходит, "растяжки" рвет. Ну, с чем пошел? С СВД конечно, с чем еще? Залег, а каску рядом, на камень положил. Лежит, ждет, и тут пуля прям в каску: бац! Ясно, снайпер работает. Он затих, не шевелится. Минут через двадцать смотрит: встает такой черт в защитном балахоне. Ну, он ему из снайперки сперва в ногу, а потом добил. Но подходить не стал: отполз потихоньку. А на следующий день предъява от укропов и ОБСЕ, типа "вы нарушили перемирие, ваш снайпер убил полковника СБУ, который прибыл на линию соприкосновения с проверкой. Ля-ля-ля". Ну, наши естественно руками разводят, мол "знать не знаем, будем выяснять, накажем", а потом того офицера втихую наградили. Шутка ли, целого полковника завалить! А тот полковник, видно, развлечься решил. Тоже...на охоту сходить.
  - На новый, 2015й год, когда мы еще на Комиссаровке стояли, - рассказываю я, - к нам каждую ночь какие-то декаденты лезли. А потом мы вычислили их базу...ну как "вычислили"? Местные помогли, конечно. Долбанули по ней как следует. Мой расчет тогда хорошо отстрелялся. И сразу тихо стало.
  - Эт да, - кивает кто-то из сидящих рядом, - у ВСУшников настоящего боевого духа нет. Только гонору много. Получат по носу, - затыкаются, а если их долго не бить, то беда.
  - А вот тут я не соглашусь, - вскидывается вдруг разведчик. - Когда брали 31й блокпост, оттуда хохлы дернули, а один остался и отбивался от наших. Из всего отстреливался, пока танк на прямую наводку не выехал и не пальнул. Прикиньте, какой боевой дух надо иметь для такого! Многим у него бы поучиться.
  - И что с ним потом? Хохлам тело вернули?
  - Нет. Хотели. Звонили им, но тем по фигу было. Тогда тело заминировали и подорвали.
  - Трудно было прикопать? - Удивляюсь я - Зачем вот так-то?
  - А потому, что пидорасы! - зло бросает парень, - У нас, знаешь, тоже много пидорасов. А таких людей, как тот укроп, надо хоронить с воинскими почестями!
  С этим никто спорить не стал.
  
  Военный быт не прихотлив. Вокруг обшарпанные стены, темные шторы светомаскировки на окнах, два ряда коек с панцирными сетками, как в пионерском лагере. У входа вешалки с именами или позывными, подписанными над стальными крючками и неистребимый дух казармы с запахом "одежи, кожи и солдатского белья". На койку по другую сторону прохода садятся двое. Один - совсем молоденький парнишка, с детским лицом и коротким ежиком стриженных волос, выглядит в своем камуфляже будто призывник из перестроечных фильмов про армию. Второй лет пятидесяти, с сутулой спиной и натруженными руками шахтера. Вместе они начинают разбирать и чистить ручной пулемет. "Словно отец и сын", - мелькает у меня в голове. Но они не родственники, просто бойцы одного взвода. У обоих говорящие позывные: "Малыш" и "Седой".
  Вечереет.
  
  Вдруг дверь с грохотом распахивается и в кубрик заваливается с дюжину бойцов. Они небриты, громыхают оружием и амуницией, одеты в разномастную форму и от них пахнет свежей землей. Вошедшие шумно переговариваются, здороваются, шутят. Всеми владеет лихорадочная радость людей, разминувшихся со смертью, которая передается и остальным. Это бойцы, вернувшиеся с суточного дежурства на позициях. Они разительно отличаются от чистеньких и наглаженных военнослужащих в Луганске. Эти - вояки, окопная "махра". Верно говорит воинская мудрость: "Началась война - конец службе".
  - Ну что? Ну как?
  - Да ваще! Блин, с минометов накрыло!
  - А до того снайпер по нам работал!
  Всего за сутки их позиции обстреляли девять раз: беспокойная выдалась вахта. Они тоже пару раз отвечали из АГС. Потерь, к счастью, не случилось и это делало для бойцов вечер особенно радостным.
  - Оно как рвануло и все по ямкам - брык! А я туд-сюда...некуда! Слышь, в колею упал, а осколки прям рядом со мной: вжих, вжих!
  Глаза рассказчика горели радостным волнением ,и взглянув в них, я окончательно понял, что если я не собираюсь на передовую, то приехать сюда было большой ошибкой. Психологически не возможно жить среди этих людей, говорить с ними, ломать с ними хлеб, и при этом не быть одним из них, не разделять своей жизнью их трудов, скорбей и радостей. Не для меня, во всяком случае.
  
   Гл. 7
  
  За ужином в столовой, располагавшейся на первом этаже, мы сидели втроем, я и двое моих старых товарищей по ДКО: Волк, сержант -минометчик и Фокстрот, наш бывший начбой, а теперь командир пехотной роты. В прошлом он был кадровым офицером ВСУ, участвовал в миротворческих операциях, но как многие не принял бандеровских порядков, которые стали устанавливаться на Украине после майдана, и ушел в ополчение.
  - Отправишь меня с мужиками на передок? - спрашиваю я его.
  - А на фига оно тебе? - Мой вопрос явно не застал ротного врасплох: видно говорил уже на эту тему с комбатом. Они оба меня не первый день знают.
  - А что мне тут делать? Казенную еду в личное дерьмо перерабатывать?
  - Хе! А ты окопы рыть пойдешь?
  - Рыть окопы, подносить снаряды, стоять на посту: ближайшие три дня я в полном твоем распоряжении.
  - А если зацепит?
  - Все может быть, - пожимаю я плечами.
  - Ладно...ладно, - он с минуту раздумывает, - я завтра еду на рынок, с двумя охламонами: надо им там всякого закупить, а потом сразу везу их на "Зарницу", на позиции. Можешь поехать с нами и остаться там на сутки. Но будет там что-то происходить или нет, сам понимаешь, я гарантировать не могу.
  - Поехали, конечно.
  - Товарищ командир, - обращается к ротному невысокий остроносый солдатик в застиранной "флоре", - так мне завтра на "Полтинник"?
  Он нерешительно переминается с ноги на ногу. Фокстрот осматривает его с головы до ног долгим, тяжелым взглядом.
  - Да, на "Полтинник".
  - Так это что же....на двое суток? - в голосе вопрошающего проскакивают трагические нотки.
  - И дальше что!?
  От рыка ротного даже мне хочется втянуть голову в плечи. Солдатика словно ветром уносит.
  - Жесткий ты стал....
  - Фокстрот образца 2014 года и он же, образца 2017это уже совсем разные люди, - вздыхает он в ответ.
  После еды пьем с Волком чай.
  - Гляди, Норман, говорит он, расстилая карту, вот идет Бахмутское шоссе, вот высота "Зарница", куда вам завтра ехать. Там Эмир погиб и сейчас самое "горячее" место. Здесь и здесь, в посадках, наши позиции. А восточнее - высота "Полтинник". Завтра народ едет на ротацию сразу и туда, и туда. Работы там много...
  Я смотрю на Волка, на его небритое, осунувшееся лицо. Он, как и я, историк по образованию, но намного моложе, ушел на войну добровольцем прямо со студенческой скамьи - едва успел диплом защитить. Брал Дебальцево. За два года войны поработал и снайпером, и связистом, и еще бог знает кем, став несуетливым и циничным окопным воякой. Постарел. Не внешне, а внутренне: "черен волос, да седа под кожей грудь", - это про него.
  Ночь спускается темная, без единого живого огонька и в этой темноте глухо грохочет артиллерия. Я выхожу на крыльцо, под усыпанное бесчисленными звездами небо и слушаю гулкие голоса гаубиц. "Тиха украинская ночь!" Как же, как же....
  Дверь у меня за спиной отворяется, пропустив полоску света, и вновь захлопывается. Вспышка зажигалки озаряет остроносое лицо: это тот самый солдатик, что подходил к ротному.
  - Откуда бьют?
  - По моему, это наши. Со стороны Кировска.
  - Меня Витек зовут. Ты куришь?
  - Нет, спасибо. Я Миша. Будем знакомы.
  - Ты с 14го воюешь?
  - Я в14м воевал, добровольцем. Уехал в начале 15го. Сейчас груз привез из России. - Озвучиваю я в который раз свою "краткую историю".
  - Аааа.... Но ты же завтра с нами идешь?
  - Иду.
  О моих побудительных мотивах Витек не спрашивает, за что я ему очень благодарен. Но его волнует совсем другое.
  - Ой ееее...они ж прямо через мой дом летят! Там же дети у меня, жена уже вернулась... Ёее...Так ты думаешь, это наши?
  Синие вспышки орудийных залпов раздирают ночь.
  - Наши. Гаубицы. Ты же слышал: сегодня девять обстрелов было, в том числе из 120х минометов. Мужики едва без потерь ушли. Наверное, наши решили "ответку" дать.
  Опять выстрелы: гулкие, солидные, страшные. Ствольная артиллерия рычит в ночи голодным зверем.
  - Хосссподи, да как же к таком привыкнуть-то можно?!!!
  Это звучит настоящим криком души. Я с недоумением кошусь на своего нового знакомого: огонек сигареты пляшет в его пальцах.
  - Ты же местный. Не уж то за три года не привык?
  - Да мы с семьей в Россию уехали, как тут началось...
  Витек рад поговорить. Повесть его печальна и донельзя обыкновенна. С самого начала конфликта он старался держаться от него в стороне: не стало работы, он таксовал, возил людей, в том числе через линию разграничения. Потом его едва не расстреляли "черные человечки" из "Правого сектора", затем машину-кормилицу едва не отжали "для военных нужд" казачки. Жизнь становилась совсем невозможной, и он с семьей подался в Россию. Сперва жил в Москве, потом у каких-то родственников под Ростовом, перебивался всякой работой: электриком, водителем, строителем. Потом один из детей заболел, из-за этого вовремя не выправили какие-то бумаги и семья решила вернуться назад. Их дом, к счастью, не пострадал и оставался в незанятой ВСУ зоне, но работы по-прежнему не было. Жена устроилась в "Призрак" на кухню, а сам Витек стал "в ряды", чтоб быть к ней и детям поближе и, опять же, на хлеб зарабатывать. И вот теперь ему предстоит идти на фронт, где его станут убивать какие-то люди, которых он даже не знает. За что? За то, что он просто хочет жить в своем доме и кормить свою семью?
  "Пятнадцатитысячников" легко презирать скопом и на расстоянии, а заглянув в любую из реальных человеческих судеб, остается лишь жалеть и жалеть людей, как мне было до слез жалко этого простого и работящего мужичка, которому война с "политикой" поломали жизнь, заставляя стать кем-то, кем он быть не мог и не хотел.
  
  - Как ты сам-то привык? - Спрашивает он и в его голосе звучит надежда, словно я могу дать какой-то рецепт.
  - Нуу... как-то оно мне легко далось, словно так и надо... Ты не волнуйся, все привыкают, - поспешно лгу я, в душе презирая себя за это. А что еще я мог сказать? Что солдатами не рождаются, а умирают? Только этого не хватало. - Ты в "деле" уже был?
  - Не. Один раз выходил на передок и все. Тоже...страху натерпелся. А завтра на двое суток туда!
  Вновь мертвенно-бледные вспышки и тяжелый грохот. Завтра будет завтра.
  
   Гл. 8
  
  Утром "подъема", как такового, не было. Просто часов в семь - начале восьмого потихоньку началась обычная для мужского общежития суета: кто-то шел умываться, кто-то ставил чайник. На кухне погромыхивали котлами. Я с одним из бойцов успел пробежаться до уже открывшегося магазина. Прифронтовой поселок Донецкий жил, хоть в нем хватало брошенных, сгоревших и крепко побитых войной домов. Куда-то спешили по делам люди, слышались даже детские голоса.
  - Ты туда особо не смотри, - говорит мой спутник, заметив, что я разглядываю блочную пятиэтажку, хмуро глядящую на мир пустыми оконными проемами, - это общежитие. Отсюда еще до войны народ разъехался, когда шахту закрыли.
  - А случилось здесь что?
  Стены дома сильно покоцаны пулями, угол одного из окон вынесен, явно выстрелом из РПГ.
  - Да тут в 14м "правосеки" с казаками схлестнулись. Наши по эту сторону были, а те по за ту. Такая вот баталия вышла.
  
  В коридоре, на нашем этаже лежали широкие квадраты солнечного света. Несколько мужиков в тапочках на босу ногу вальяжно расселось на откидных лавках. Кому-то уже сделали втык за попытку закурить.
  - Слушай, - обратился ко мне вдруг молчаливый жилистый мужчина лет сорока, с худым волевым лицом, - Ты же с ДКО, верно? В Дебальцево, в январе пятнадцатого это не вы на въезде стояли возле самой ЖД ветки? С минометами?
  Спрашивающий меня боец с позывным Бен, ветеран, воюющий с лета 14 года.
  - ДКО стояло, да - отвечаю я, - только минометы были не наши, а "Брянки СССР".
  - Ясно, - кивает тот удовлетворенно, словно разрешил давно мучавшую его загадку. И вдруг, заметив появившегося в коридоре Фокстрота, резко вскакивает. - Товарищ командир, разрешите обратиться?
  - Чего случилось? - тормозит ротный, несколько озадаченный официальным тоном и напряженным голосом Бена.
  - Я насчет Витька: он уже завещание написал. Я серьезно. Товарищ командир, не надо его с нами отправлять!
  - Точно! Верно! - Тут же поддерживают его несколько голосов. - У него же глаза на мокром месте... Только что с женой попрощался. Не надо ему ехать: сам погибнет и еще кого-нибудь загубит, не дай бог. .... Поставьте его "на тумбочку" лучше или еще куда...
  Фокстрот думает некоторое время, затем поворачивается к высунувшемуся в коридор Вите:
  - Значит так, заступаешь в наряд по казарме. Все ясно? - И, не дожидаясь ответа, - Седой!
  - Я! - Пожилой мужчина, также вышедший в коридор, принимает подобие стойки "смирно".
  - Сейчас выдвигаешься на "Полтинник".
  - Двое суток?
  - Точно так.
  - Ясно.
  Седой, который должен был в этот раз дежурить по казарме, отвечает спокойно. Не заметно, чтобы перемена участи его удручила.
  Черные глаза ротного, скользнув по лицам бойцов, останавливаются на мне.
  - Норман, ты тоже на "Полтинник".
  - Есть.
  - Получи у старшины бронежилет и каску. Малыш, и тебе каску и бронежилет.
  - Есть.
  Фокстрот показывает на меня подошедшему мужчине, невысокому но крепкому, с темной бородой, гладко выбритым черепом и кобурой на боку.
  - Это Норман. Он бывший боец нашего отряда, сейчас военкор. Поступает в твое распоряжение на время боевого дежурства.
  Тот окидывает меня ничего не выражающим взглядом и кивает.
  - Ясно. Понял.
  Ну и я понял: это, стало быть, будет мой отец-командир на ближайшие двое суток. Малыш уже ушел вслед за старшиной Леной и я тороплюсь вслед за ними. Через несколько минут становлюсь обладателем бронежилета в потертом черном чехле с желтой надписью "милиция" на спине и кевларовой каски, явно трофейной, со сломанной застежкой пдбородного ремешка. Ну да "дареному коню"...мне в ней не в атаку ходить. По крайней мере, я на это надеюсь. Совсем без каски на передке плохо, да и броник в окопах штука полезная: помимо защиты он еще и согреет холодной ночью, и спать на нем можно, если полностью разложить на две половины.
  
  Час спустя, отправлявшиеся на "боевые" уже толпились возле крыльца. Малыш в набитой боеприпасами разгрузке поверх бронежилета, с пристегнутой на груди каской и РПК на плече смотрелся уже не жертвой армейской "дедовщины", а бойцом федеральных сил из репортажей времен первой чеченской. В конце концов, именно такие мальчишки и взяли Грозный зимой 95 года.
  - Выглядишь просто угрожающе, - говорю я ему, и он застенчиво улыбается в ответ.
  Подъезжает наш транспорт: ЗИЛ с высоким железным кунгом в темно-зеленой армейской окраске. Я закидываю под лавку свой ранец, бронежилет и каску: одену, когда пойдем пешими. Нас ведь наверняка до самого передка не довезут. Бойцы таскают в кузов ящики с продуктами, воду, боеприпасы. Все уже при оружии и снаряжении, хотя шлемов и бронников ни при ком нет: видимо, это добро ждет их на позициях. Всеми владеет какая-то сосредоточенная, сдержанная радость, особый подъем духа, который обычно сопровождает мужчин, собравшихся на смертельно опасное дело.
  - Товарищ командир, - обращаюсь я к подошедшему Фокстроту, - а мне оружие не полагается?
  - Вон твое оружие, - усмехается тот, кивнув на связку лопат, которые только что пронес к машине Витек.
  Ну, ясно: я гражданский волонтер, который "в списках не значится", а значит, и давать мне оружие ротный не имеет права. Все понимаю и обижаться глупо, тем более, что "железо" для меня найдется. Я уже выяснил, что на наших будущих позициях стационарно дежурит пара единых пулеметов Калашникова. Так что на время смены просто закреплю за собой один из "покемонов". Все равно мне предстоит вместе со всеми нести караулы и, если что, отбиваться. И ротный тоже это знает.
  Где-то в стороне словно включается отбойный молоток. Еще раз. Гулкие очереди по три-пять выстрелов долбят с короткими интервалами.
  - "Зушка", - предполагает кто-то.
  - Точно, зенитка. Где-то в районе 31 блокпоста.
  - Нет. Ближе. А вот и АГС подключился. Это у нас на позициях: тут километра полтора, не больше, - определяет Женя, наш водитель, тот самый, с которым я приехал в Донецкий из штаба. Теперь он с УАЗика пересел на ЗИЛ.
  Фокстрот быстро связывается с кем- то по рации.
  - Да, идет обстрел наших позиций, - сообщает он в результате. - Стрелковый бой в районе Желобка.
  Стрельба уже идет нешуточная. Автоматическая зенитка все чаще подает голос.
  - Во лупит! - Восхищается кто-то.
  Люди комментируют происходящее так хладнокровно, словно это не им сейчас предстоит ехать туда, где разгорается стрелковый бой. Наконец, на крыльце показался бородатый командир группы, щеголяющий в "мультикамовском" камуфляже и с обвязанной банданой головой.
  - В машину! Поехали! - Коротко скомандовал он, и сам забрался в кабину, рядом с водителем.
  Бойцы полезли в кунг, с шутками и смехом устраиваясь на лавках и на полу, где придется. И никто тогда еще не знал, что судьба, по этой случайной рассадке, уже поделила всех нас на живых и мертвых.
  
   Конец первой части
   СПб, май-июнь 2017
Оценка: 3.79*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023