Прошло более тридцати лет, как закончилась афганская война, но до сих пор многие её страницы продолжают оставаться под грифом секретности, и не доступны широкой читательской публике. Мало кто знает, что в период с 1978 по 1992 годы более четырех тысяч сотрудников МВД СССР прошли через горнило этой войны. В основном это были офицеры из числа руководящего состава оперативных служб, и в первую очередь, сотрудники уголовного розыска.
Эта книга о том, как профессионалы УГРО в Афганистане становились советниками разведывательных структур МВД ДРА. Работая вместе с афганскими оперативниками, они занимались внедрением агентуры в отряды непримиримой оппозиции, ведя там разведывательную и подрывную работу.
Многие советские военнослужащие проходившие службу в Афганистане. своими жизнями обязаны благодаря упорному труду этих, с виду неприметных шурави , чья деятельность была сопряжена с повседневной опасностью для них самих.
Мушавер (Советник)
Роман
Памяти сотрудников уголовного розыска, прошедших трудными дорогами Афганистана, до конца испившим горькую чашу военного лихолетья, посвящается...
Неожиданное предложение.
Телефонный звонок прозвенел обыденно и Николай, не отрывая взгляда от недописанной агентурной записки, машинально потянулся за телефонной трубкой.
- Привет! Не сильно занят? Тут необходимо решить один серьёзный вопрос, не смог бы ты прямо сейчас зайти ко мне?
- Могу.
- Тогда я жду тебя.
Звонившим был начальник отдела кадров УВД.
Уже положив телефонную трубку, Николай стал лихорадочно соображать о причинах столь неожиданного вызова. Сотрудники уголовного розыска, а попросту опера, не жаловажали хождения к кадровикам. А уж когда те сами приглашают, да ещё для решения серьёзного вопроса, ничего хорошего ожидать не приходилось. Но, поскольку за последнее время грехов за ним не числилось, Николай смело пошёл на аудиенцию к вышестоящему начальству.
- Заходи, заходи, дорогой, присаживайся. Долгий у нас будет разговор. Может кофейку?
Несколько растерявшись, Николай от предложенного кофе отказался.
Подполковник разговор начал издалека. Расспрашивал о работе, об обстоятельствах последней, успешно проведенной сотрудниками уголовного розыска операции по задержанию банды грабителей. Потом разговор как-то незаметно зашел о семье.
Односложно отвечая на вопросы, Николай пытался понять, к чему весь этот разговор. Невзначай бросил взгляд на стопку личных дел, лежащих на приставном столике, и, обмер.
На самом верху лежало его личное дело. Неприятный холодок пробежал по спине.
В отличие от других канцелярских крыс из отдела кадров, подполковник был тонким психологом. Умение общаться с людьми он выработал в себе ещё в бытность работы в
уголовном розыске. В свое время, под его непосредственным руководством, Николай 'отпахал на земле' без малого четыре года.
Перехватив взгляд оперативника, он мгновенно оценил ситуацию и повел разговор в лоб:
- Слушай, Николай, ты же опер, и отлично понимаешь, что вызвал я тебя к себе не кофейком побаловаться. Вот здесь, - он разом взял всю лежащую стопку личных дел, - судьбы семи человек, семи сотрудников уголовного розыска, а если быть точнее - семи руководителей всех звеньев этой службы. Я внимательно изучил содержимое папок, и пришел к выводу, что ты единственный из всех, чья кандидатура подойдет для выполнения ответственной работы, которую я хочу предложить.
Подполковник замолчал, наблюдая за ответной реакцией подчинённого. А тот сидел, молча думая о чем-то своём.
- Надеюсь, тебе не стоит лишний раз рассказывать о том, что такое Афганистан, - продолжил кадровик. - Не маленький, сам отлично все понимаешь. Это, как раз и есть, та самая, ответственная работа, которую я тебе хочу предложить. От того, какое ты примешь решение, будет зависеть дальнейшая судьба остальных шести твоих коллег по работе. Не скрою, у тебя будет два варианта дальнейшей судьбы, - голова в кустах, или грудь в крестах. Не в моей воли навязывать тебе принятие столь ответственного решения. Решай всё сам, и прежде чем сказать - да, или - нет, посоветуйся с супругой, поскольку именно ей придется в ближайшие два года тянуть семейную лямку за вас двоих. Кстати, сколько уже твоему младшему?
- Да уж второй год идёт.
- Вот об этом я и говорю - подумай хорошенько. У тебя есть все основания отказаться от моего предложения, и никто не вправе тебя ни в чём упрекать. Но зная твою натуру, я не стал бы затевать весь этот разговор. Перед тобой открывается совершенно иная перспектива дальнейшей службы, от которой ты не должен отказываться. Ты отлично видишь, что вокруг происходит. Перестройка, которую затеяло новое руководство страны, вряд ли даст что-то путное. Все это мы уже проходили, и не раз. Помяни мои слова, наступят времена, когда будет намного хуже, чем сейчас. Если тебе повезет вернуться домой живым и невредимым, на что я очень надеюсь, то на несколько лет у тебя не возникнет проблем касающихся благосостояния семьи. Ну, а если не повезёт, значит такое твоё 'се-ля-ви'. В этом случае твоей семье вряд ли кто сможет помочь подняться на ноги. Поэтому, ещё раз повторюсь - думай.
А думать действительно было о чём. С одной стороны, Николай уже знал, что побывавшие в Афганистане сотрудники УВД не влачили нищенское существование, как большинство их сослуживцев, остававшихся в это смутное время в Союзе. Но в то же время, перспектива оставить свою жену вдовой, а детей сиротами, ничего хорошего не сулило. Прав кадровик - надо посоветоваться с женой, прежде чем принять столь ответственное решение.
- Хорошо, Владимир Николаевич, я подумаю. Сколько у меня времени на то чтобы сказать, да, или нет?
- До завтрашнего утра.
- А что так быстро?
- Завтра к вечеру начальник УВД должен доложить в министерство сведения о кандидате, а я эту информацию обязан предоставить ему утром.
Николай прикинул в уме, какая реакция последует со стороны жены, когда он сообщит ей о разговоре с кадровиком, и решение - ничего ей не говорить об этом, пришло как-то само по себе.
Тот вечер был мучительно долгим. Супруга, своей женской интуицией, явно почуяла что-то неладное, и заглядывая мужу в глаза, допытывалась, что такого произошло у него на работе, почему он в одночасье стал таким угрюмым и не разговорчивым. Но Николай оставил все её вопросы без ответов, сославшись на недомогание. Он уже определился с выбором своей дальнейшей судьбы.
Овен - по гороскопу, Николай был таким же упрямым и по жизни. Но для того, чтобы согласиться ехать на войну, одного упрямства маловато было. Жить на протяжении двух лет в чужой стране, со сложившимися многовековыми устоями и обычаями, определенными особенностями житейского уклада, да ещё при условии, что там, последние шесть лет идёт братоубийственная война - было о чем призадуматься.
Вместе с тем, был интерес, какое-то неуёмное любопытство. Интерес к новым обстоятельствам жизни, к резкому повороту судьбы. Жгучее любопытство ко всему неизведанному, сидящее в каждом человеке с рождения.
Утром следующего дня кадровик докложил начальнику УВД, что кандидат на загранкомандировку подобран. В одном лишь он слукавил, когда 'наезжал' на высокую сознательность претендента во время приватного разговора с Николаем. Ещё до встречи с ним, он успел пообщаться с остальными шестью кандидатами, сделав им аналогичные предложения. Но те встретили его заманчивые посулы без особого энтузиазма. Один отказался от поездки в Афганистан сразу же, мотивируя тем, что в его семье до конца года ожидается прибавление. Двое других отказались по причине намечающегося карьерного роста - оба со дня на день ожидали повышения по службе, и поездка за границу, да еще на войну, никак не входила в их персональные планы. Один заместитель начальника сельского РОВД мотивировал свой отказ тем, что уже отослал документы для поступления на второй факультет Академии МВД СССР, и со дня на день ждет ответа из управления кадров МВД. Ещё двое кандидатов просто отказались ехать в чужую страну, так и не сформулировав причину отказа.
Вечером того же дня кандидатура Николая была единогласно утверждена Коллегией УВД, и в Москву ушла соответствующая депеша.
И сразу же закрутилась, завертелась несусветная круговерть. За один день Николаю нужно было подготовить целую гору бумаг - снять всевозможные копии с документов, написать три экземпляра автобиографии, самому на себя написать характеристику и попросить шефа, чтобы тот её подписал. Срочно понадобились фотографии различных форматов, в том числе и на заграничный паспорт. Одним словом - бюрократия во всей её красе.
Такая спешка была связана ещё с тем, что все описанные события происходили за пару дней до ноябрьских праздников, по окончанию которых Николаю необходимо было прибыть в Волгоград для прохождения обследования в психофизической лаборатории.
Поездка в Волгоград.
Уже потом, после праздников, Николай узнал, что в Волгоград едет не один. Компанию в той поездке ему составил шифровальщик УВД - Володя Колесников.
Десятого ноября, вместо того чтобы отмечать с друзьями и родственниками свой профессиональный праздник - День милиции, они тряслись вдвоем в купе поезда 'Астрахань-Волгоград', и за рюмкой 'чая', обсуждали перспективы своей дальнейшей жизни.
Посмеялись над тем, как идет подбор кандидатов. В процессе формирования документов выяснилось, что одного желания попасть на эту странную войну было мало. Кандидат должен был соответствовать ряду требований, перечень которых был разработан в недрах ЦК КПСС. Членство в рядах партии - обязательно. В крайнем случае, он мог быть кандидатом, при одном условии, что ещё до отправки за границу, всё-таки успеет получить партийный билет. Наличие высшего образования и не менее чем двухлетний стаж руководящей работы на должностях оперативно-начальствующего состава. Кроме этого, он должен обладать отменным здоровьем, иметь отличную автобиографию и ничем не замаранную родословную. Как тот породистый кобель. Наличие не снятых выговоров в послужном списке не допускалось. Но самое главное, он обязательно должен быть семейным человеком. Видимо те ответственные чины, что направляли своих подчиненных воевать, преследовали недвусмысленную цель - исключить любую возможность их дезертирства. Семья, что тот якорь, - оставаясь на Родине в качестве своего рода заложников, жены и дети советников практически лишали их даже мысли о переходе на сторону врага. Хотя, как на это ещё посмотреть. Для проходимца семья вряд ли станет помехой для осуществления коварных замыслов. Для нормального же мужика, это условие было явным оскорблением его чести, достоинства, да и самолюбия тоже.
Проверку на психическую пригодность проходили в ведомственной поликлинике Волгоградского УВД, располагающейся в современном здании, в пятнадцати минутах ходьбы от железнодорожного вокзала. Внутри идеальная чистота, как и во всех лечебных заведениях. Врач психотерапевт, после проверки командировочных документов, заполнил анкеты и ещё какие-то специальные номерные карточки, и пожелав всего хорошего, порекомендовал не опаздывать на следующий день к назначенному часу для прохождения комиссии. А еще он сказал, что на комиссию лучше прийти со свежей головой, а чтобы она таковой была, посоветовал не очень-то увлекаться спиртными напитками, а вместо этого прогуляться по городу и посмотреть на его достопримечательности.
Достопримечательности Волгограда они и ранее видели, по разным причинам бывая в Городе-Герое, а вот то, что врач им напомнил о том, чего не должны были делать, это он зря так опрометчиво поступил. Они и свежим воздухом успели надышаться, а к вечеру были 'тепленькими'.
В кабинете, где предстояло пройти тестирование, стояло не более полутора десятков столов. За каждый из них усадили по одному человеку и раздали вопросники по программе первого тестирования. Ответить предстояло почти на три сотни вопросов. Точнее сказать, нужно было подчеркнуть один из возможных вариантов ответа, какой по мнению тестируемого был для него самым приемлемым. Врач-психолог предупредил присутствующих, чтобы они отнеслись к тестированию на полном серьёзе, не устраивая между собой дискуссий.
В числе участвующих в тестировании только трое эту процедуру проходили в связи с предстоящей командировкой в Афганистан. На первый взгляд, большинство вопросов были дурацкими, как по форме, так и по содержанию. Ну что можно было ответить на вопрос: 'С какой ноги вы сегодня встали?', если в вопроснике уже имелись четыре варианта ответов. Николай не помнил, с какой ноги он сегодня встал, и поэтому наугад подчеркнул ответ - с левой . Были вопросы насчет того, не мочиться ли он по ночам в постель, хорошо ли относится к своим родителям, часто ли страдает бессонницей. По ряду вопросов были заготовлены настолько чумовые ответы, что по их прочтению, где-то на подсознательном уровне, Николай начинал ощущать себя если не круглым идиотом, то уж полудурком точно. Наверно, именно на это и было рассчитано данное тестирование, а именно - выявлять людей с больной психикой и явных шизофреников. Это психически здоровому человеку было понятно, что за подвох кроется в каверзных вопросах, а человек со сдвигом 'по фазе' их мог воспринять совсем иначе. Именно на таких - дюже 'умных', была рассчитана отдельная графа, куда экзаменуемый мог вписать свой собственный вариант ответа. Воспользовался ли кто этой графой, Николай так и не узнал, но ему и готовых ответов вполне хватило, чтобы едва уложиться в отведенное на тестирование время, которое длилось почти три часа.
Потом был перерыв на обед, после чего подопытные кролики вновь засели за столы. Правда, на этот раз экзаменуемых оказалось в два раза меньше. Чуть позже Николай узнал, что первый тест обязателен для всех, кого принимают на работу в правоохранительные органы. С его помощью выявлялись люди, которых к службе в милиции нельзя подпускать на пушечный выстрел.
Второй тест - на сообразительность и абстрактность мышления, предназначался для оперативно-начальствующего состава. Присутствующим выдали небольшую брошюру с полусотней заданий. Каждая страница брошюры была разбита на девять равных квадратов, в восьми из которых размещались рисунки. Последний - девятый квадрат, был пустым. На каждое задание имелось по шесть вариантов ответа. Методом анализа предстояло найти определенную закономерность чередования рисунков по горизонтали и вертикали, и выбрав из представленных вариантов ответа единственно верный, внести его порядковый номер в специальный бланк вопросника. На решение каждого задания отводилось не более тридцати секунд, и с каждым последующим заданием оно усложнялось. К концу этой 'гонки на выживание', сердце в груди Николая готово было вырваться наружу, настолько велико было напряжение нервной системы. Тем не менее, и он, и Владимир успешно справились с этим заданием. А вот тучный майор, что сидел спереди Николая, пыхтя и усиленно чеша свою 'репу' не смог ответить на большинство вопросов, о чем красноречиво свидетельствовал полупустой бланк вопросника.
Пока экзаменатор что-то помечал на отработанных бланках с ответами, экзаменуемые молча ожидали своей дальнейшей участи. Оценку 'хорошо' получили только заезжие астраханцы. Местные аборигены выше оценки 'удовлетворительно' так и не смогли подняться, а тучный майор, за свой минимум ответов, получил твердую 'единицу'. Он попытался, было, выступить в свою защиту, заявив, что горит очень большим желанием попасть на службу в Афганистан, на что экзаменатор резко оборвал его на полуслове:
- Товарищ майор, вы делаете ко мне уже четвертый заход, но я так и не заметил, что за это время вы стали более сообразительным, если не в состоянии решить даже такие элементарные задачи. И не надо меня уговаривать и давить на психику через ваше вышестоящее руководство. Это было ваше последнее тестирование, и я не намерен тратить на вас свое рабочее время. Чего вы так стремитесь попасть в этот Афганистан? Сами же видите, что он не для вас. Одно дело, когда вы там сами погибните - то будет ваша личная трагедия. Но вы же еще своих сослуживцев погубите. Неужели вы этого не понимаете?
Майор стоял по стойке 'смирно', выслушивая нелестные эпитеты в адрес своей персоны, а после того как врач закончил свою 'обвинительную' речь, он промямлил себе под нос:
- Доктор, ну почему вы меня выставляете полным дураком? Ну да, не понимаю я ничего в этих каракулях, но ведь на службе я числюсь на хорошем счету. Может быть, все-таки разрешите мне поехать в Афганистан?
- Вы что, совсем...- покрасневший врач в пылу эмоций видимо не знал какое слово подобрать, чтобы ответить твердолобому майору, решившему взять его на измор, - ...не понимаете, о чем идет речь? Идите отсюда! И больше не донимайте меня своими телефонными звонками. И своиму руководству передайте то же самое. А если будете и дальше продолжать в том же духе, то я вынужден буду поставить вопрос о вашей профессиональной пригодности в занимаемой должности. Лучше не злите меня.
Майор покидал кабинет с таким видом, словно его только что сняли с руководящего поста, и уволили из милиции. А когда за ним захлопнулась входная дверь, врач недовольно буркнул себе под нос:
- Артист, хренов.
Мучения с тестированием в этот день закончились. На следующий день Николаю и его земляку предстояло пройти испытание 'комнатой смеха' и персональное собеседование с психиатром. На основе результатов предыдущих тестирований, врач должен был вынести окончательный вердикт.
Что такое 'комната смеха', оба представляли весьма смутно, пока сами в ней не побывали. То была малюсенькая комнатушка, внешне похожая на чулан, со стенами черного цвета и низким потолком. Классическое замкнутое пространство, попав в которое, человек страдающий клаустрофобией, начинает паниковать и метаться в поисках выхода. Посреди комнаты стояло кресло с откидывающейся спинкой и подголовником, внешне похожее на кресло в стоматологическом кабинете. Молодой парень, судя по всему лаборант, попросил Николая сесть в него, и оголив конечности рук, ног и грудь, понацеплял всевозможные датчики. Датчик в виде шлема мотоциклиста, был надет на голову. Потом, лаборант присоединил к датчикам разноцветные провода, уходившие другими концами куда-то в стену. Перед носом поставил небольшой микрофон, через который Николаю предстояло общаться с внешним миром.
Поставленная задача на первый взгляд показалась весьма простой. Предстояло решить несколько арифметических действий написанных мелом на небольшой дощечке черного цвета. Каждая задачка состояла из двух арифметических действий по сложению или вычитанию однозначных чисел. Два действия - два результата. Если результат в первой строке был больше результата нижней строки, то следовало из большей суммы вычесть меньшую и получившийся результат громко озвучить в микрофон. Если же большей была сумма из нижней строки, результаты обеих строк суммировались, и результат озвучивался в микрофон.
Всего на дощечке было написано три двойных действия, по которым должно было получиться три конечных результата. Лаборант попросил испытуемого при нем потренироваться на цифрах написанных на дощечке, и после того как тот решил две задачки, прервал Николая на полуслове, и забрав дощечку, написал на ней новые цифры. Он попросил его не переворачивать её записью вверх до тех пор, пока не прозвенит звонок. Если же испытуемый попытается подсмотреть задачки раньше времени, об этом станет сразу же известно, поскольку в углу комнаты установлена видеокамера, фиксирующая все его телодвижения. После этого лаборант удалился, плотно прикрыв за собой входную дверь в 'комнату смеха'.
Одно дело, когда ты сидишь в спокойной обстановке, и не напрягаясь решаешь простенькие задачки, на которые отводилась аж целая минута. И совсем иное, когда перед тобой неизвестность, а ты, находясь один в замкнутом пространстве, под наблюдением видеокамеры, не знаешь, в какой именно момент раздастся трель звонка. Нервы напрягаются до такой степени, что ты начинаешь слышать собственное сердцебиение, и ощущать, как обогащенная адреналином кровь, мощными импульсами насыщает сосуды головного мозга.
Как не ждал Николай звонка, но тот всё равно прозвучал неожиданно. Быстро перевернув дощечку нужной стороной, он принялся лихорадочно решать задачи. С первой справился за несколько секунд, громко прокричав результат в микрофон. Сердце к тому времени уже вырывалось из груди, а Николаю предстояло решить еще две задачи. В тот момент он наивно полагал, что остальные задачи будет решать хоть и в несколько нервозной обстановке, но в аналогичных условиях, как и первую.
Как же он заблуждался.
Не успев сложить группу цифр из верхней строчки второй задачи, как вдруг, лампочка светившая до этого откуда-то сверху, замигала, словно на электролинии произошел сбой с подачей тока. Николай попытался не обращать на это внимание, но буквально в ту же секунду прямо перед ним замигал проблесковый маячок ярко синего цвета, и истошно завыла сирена. Как решил вторую задачу, он не помнил, но громко крикнув в пустоту итоговый результат, лихорадочно принялся за третью. На текущее время не обращал внимания, поскольку, для него оно уже не имело никакого значения, и последнюю задачу решал под аккомпанемент все той же воющей сирены и ярко вспыхивающего стробоскопа, слепящего ему глаза. В довершение всему, кресло под ним заходило ходуном, и Николай едва не свалился с него.
После того, как с надрывом в голосе он выкрикнул ответ по третьей задаче, все разом остановилось и затихло. Только ровный свет от лампочки под потолком свидетельствовал о завершении его мучений. Николай не мог поверить, что уложился в шестьдесят секунд - у него сложилось впечатление, что весь этот кошмар продолжался целую вечность.
Вошедший в комнату лаборант не спеша снял с испытуемого датчики, предварительно освободив их от проводов.
Свобода!
Позже, дожидаясь пока аналогичную экзекуцию пройдет земляк, Николай узнал от лаборанта, что сердце вырывалось из его груди вовсе не из-за нахлынувших эмоций с последующим выбросом адреналина в кровь. Оказывается, эти садисты 'доктора' искусственно увеличивали через навешанные на него датчики частоту сердцебиения, создавая ситуацию близкой к стрессовой. Николаю очень хотелось выругаться, но поскольку всё уже было позади, ограничился вопросом:
- Ну и как - прошел я испытание?
- Вполне, - коротко констатировал лаборант.
А потом было индивидуальное собеседование с психотерапевтом. Тот внимательно ознакомился с результатами тестирований и заключениями своих коллег. Задал Николаю несколько наводящих вопросов, на которые он ответил не задумываясь. Врач пожелал ему удачи и выдал справку величиной с почтовый конверт. На первой страничке справки были внесены установочные данные Николая, а на обратной, в самом низу, красовалась лаконичная запись: 'Годен для прохождения службы в странах с жарким и неблагоприятным климатом'.
Про Афганистан не было ни слова.
Вот это конспирация!
Ташкент - город хлебный.
Ноябрь для Николая был весьма богат на всякие знаменательные события. По приезду из Волгограда он узнал, что руководитель отдела получил предложение возглавить Астраханскую среднюю школу милиции. Надо полагать, что Алексей Александрович не шибко долго размышлял по поводу того, как ему поступить в данном случае. Дураком надо быть, чтобы отказаться от такой должности. Одно дело пахать круглые сутки разыскивая жуликов, грабителей и убийц, напрочь позабыв о своем здоровье, семье и отдыхе, и совсем другое, протирать штаны в тихом, уютном кабинете учебного заведения. Для него, лишившегося за несколько лет до этого трети желудка пораженного серьёзной язвой, это был своего рода шанс на выживание.
После того как его утвердили в новой должности, встал вопрос о ротации кадров внутри отдела. Бывший его зам - Юра Салтыков, имевший к тому времени почти двенадцатилетний стаж оперативной работы и с отличием закончивший Академию МВД, пожалуй, был единственным человеком во всей астраханской милиции, имеющий полноценное право занять кресло начальника УГРО.
А после того, как он его занял, перед ним встал вопрос - кого брать себе в заместители, и он предпочёл кандидатуру Николая.
Так уж получилось, что с 1979 года их судьбы тесным образом переплелись. Вместе работали в отделении 'А' - он руководителем, Николай старшим опером. Когда Юрия утвердили на должность зама, Николая назначили на его место. В те годы было сложно с транспортом. На весь отдел была одна машина - старенький 'козлик'. Зато за Николаем был закреплен служебный мотоцикл - 'Урал'. Вот на этом стареньком мотоцикле они месте и мотались в командировки по сельским районам, где раскрывали наиболее сложные преступления. Николаю, как руководителю отделения частенько приходилось прихватывать с собой агентов, которым предстояло с ходу включаться в разработку задержанных подозреваемых. Картина сама по себе весьма красочная - за рулем сотрудник милиции в ГАИшной кожанке без погон и с крагами на руках, сзади него шеф, тоже по гражданке, а в люльке, в дымину пьяный алкаш. Такие командировки всегда были неожиданными, и зачастую своих 'балбесов' Николай вытаскивал прямо из кровати, где они отдыхали после очередного возлияния. Не трудно представить, что могли подумать сельские гаишники или участковые о сидящей в старом друндулете троице, когда останавливали их для проверки документов. Пока двое тыкали им под нос свои милицейские 'ксивы', третий, находящийся в состоянии полнейшего пофигизма, матюгался из люльки, на чём свет стоит.
Тем не менее, зачастую именно так всё и было.
На новой должности хлопот значительно прибавилось, поскольку мотаться на происшествия Николаю теперь уже приходилось как заместителю. Служебный мотоцикл на новой должности ему не полагался, тем более, что его списали на металлолом, а новый не дали. Зато дали бэушную 'Волгу', бегавшую до этого почти шесть лет под одним из замов начальника УВД. На эту машину пересел Салтыков, а 'козлик' отошёл в общее пользование.
Так, день за днём, шла повседневная милицейская служба, и Николай так ею увлекся, что начал подзабывать о предстоящей поездке в Афганистан. Полгода его никто не беспокоил по этому вопросу, но накануне празднования Дня Победы, из Москвы пришла шифровка. Ему предписывалось тринадцатого мая прибыть в Ташкент, на месячные учебные сборы в Ташкентской высшей школе милиции.
Прямого авиарейса на Ташкент из Астрахани не было, и поэтому, пришлось воспользоваться самолетом летавшим по маршруту Киев - Ташкент. В Астрахани самолет делал промежуточную посадку для дозаправки горючим, и официально в расписании этот рейс не значился. Тринадцатого мая самолет не летал, но зато он летел на день раньше. Этим рейсом Николаю и нужно было воспользоваться, поскольку следующий рейс в Астрахань прилетал четверо суток спустя, и он однозначно опаздывал с прилетом в Ташкент к обозначенному в шифровке сроку. До последнего момента не было полной уверенности, что в самолёте будут свободные места, поскольку после долгих переговоров с руководством аэропорта, авиабилет Николаю пообещали продать только по прилёту самолета, опять же, при условии, что в нём будет хоть одно свободное место.
Опасения были напрасными. В том самолёте двое пассажиров летели до Астрахани, и в четыре часа дня Николай был уже в воздухе.
Странное это дело - часовые пояса. В Ташкенте самолёт должен был приземлиться где-то в восьмом часу вечера, но Николай не учёл разницу во времени, существующую между этими самыми часовыми поясами. Тем более, что самолёт летел на восток. Когда пассажиры входили под шатер ташкентского аэровокзала, на табло электронных часов светились цифры - 22.30.
Не зная как добираться до школы милиции, Николай вынужден был обратиться к стоявшему посреди кассового зала милиционеру-узбеку. По сравнению с Астраханью в Ташкенте было по-летнему жарко и старшина милиции был облачен в белую форменную рубашку с короткими рукавами. Рубашка была явно маловата для его тучной фигуры, о чем свидетельствовал выступавший из-под неё волосатый живот.
На вопрос: 'Как проехать до микрорайона 'Карасу', старшина окинул незнакомого человека пренебрежительным взглядом, словно тот ему ещё с прошлого года должен трояк, но до сих пор так и не вернул. И в этот самый момент к старшине подбежал взмыленный узбек с двумя чемоданами, быстро затараторивший по-узбекски. 'Толстяк' нехотя спросил его о чем-то, и тот закивал головой в знак согласия. После этого милиционер запустил два пухлых пальца в нагрудный карман своей форменной рубахи и небрежно извлек оттуда небольшой клочок бумаги с многозначным номером. Так же небрежно он передал этот клочок бумаги 'человеку с чемоданами' и пальцем указал на ближайшую билетную кассу. Из того, что сказал 'толстяк' Николай совершенно ничего не понял, но слово - 'бронь' из его уст прозвучало довольно чётко. Только сейчас до Николая дошло, что этот местный 'бай' в форме милиционера, войдя в сговор с кассирами аэровокзала, приторговывает забронированными авиабилетами. Как бы в подтверждение этим догадкам, 'человек с чемоданами' прощаясь со своим благодетелем, как бы невзначай, сунул ему в руку 'четвертак'. Не говоря ни слова 'толстяк' тут же спрятал купюру в карман форменных брюк и неспешно двинулся по залу.
Про Николая он забыл тотчас же, как только появился этот незадачливый пассажир не сумевший купить себе билет законным способом. Он решил ещё раз напомнить о себе. На этот раз подойдя к милиционеру сзади, слегка хлопнул рукой по его плечу. 'Толстяк' нехотя обернулся, всем своим видом давая понять, что Николай не имеет морального права даже приближаться к нему, не то чтобы дотрагиваться до его бренного тела, но тот сунул в его надменную физиономию свое служебное удостоверение.
Лицо толстяка мгновенно покраснело, а лоснящийся от жира лоб покрылся испариной пота. Наверняка он подумал, что заезжий мент застукал его на взятке. В ту пору много чего происходило на узбекской земле. Громкие 'хлопковые' и иные уголовные дела, заведенные на местных нуворишей, только-только раскручивались, и этому мздоимцу в форме наверняка было чего опасаться.
Николай заново озвучил свой вопрос, уточнив при этом, что хотел бы узнать, каким транспортом можно добраться до школы милиции. 'Толстяк' еще с минуту не мог выйти из ступора, в который его вогнал заезжий милиционер своей 'корочкой'. А когда до него наконец-то дошло, что перед ним стоит провинциальный мент, а не проверяющий из Москвы, расплылся в добродушной улыбке. Он подробно объяснил на какой троллейбус гостю Узбекистана следовало сесть в аэропорту, чтобы добраться до железнодорожного вокзала, после чего, пересев в метро, на которое, кстати, следует поторопиться, поскольку оно в полночь закрывается, добраться до нужной станции, а после этого ехать несколько остановок на маршрутном автобусе. Вот только незадача - в это время маршрутного транспорта может уже и не быть и придётся добираться пешком, а это почти час ходу. Правда, у той станции метро, вплоть до её закрытия, всегда стоят 'шабашники', они то и доставят к месту назначения за считанные минуты.
Прощаясь с Николаем, 'толстяк' расслабился окончательно. Узнав, что спустя месяц он будет возвращаться домой тем же авиарейсом, предложил свои услуги, если вдруг возникнут проблемы с приобретением билета.
Было около часа ночи, когда Николай наконец-то добрался до школы милиции. Дежурный офицер, ознакомившись с командировочным удостоверением, отвел его в одну из комнат, располагавшуюся в помещении предназначенном для отдыха дежурной смены. Указав рукой на кушетку, пожелал спокойной ночи и удалился из комнаты, прикрыв за собой входную дверь.
Той ночью Николай практически не смог толком поспать. Такое частенько с ним случалось при резкой смене обстановки. А утром он узнал, что приехал в Ташкент одним из первых. Его вселили в большую комнату, рассчитанную для проживания шести человек, где он проторчал в гордом одиночестве первую половину дня. После обеда, не вытерпев бессмысленного времяпрепровождения в замкнутом пространстве, решил прогуляться по городу. Вообще-то в школе существовала строгая дисциплина, и покидать пределы её территории разрешалось только по увольнительным запискам. На слушателей спецфакультета это табу не распространялось.
Вырвавшись в город, первым делом купил в киоске 'Союзпечать' карту Ташкента. Отметил на ней маршруты общественного транспорта, на котором напрямую или с пересадками можно было добраться до школы из любой точки города. Быстро сориентировавшись где располагается центр города, поехал осматривать его достопримечательности.
Город был огромным, с широкими улицами и красивыми зданиями. В самом его центре располагалась большая площадь с парком. Можно было даже не гадать чье имя носила эта площадь, в центре которой возвышался высоченный памятник вождю мирового пролетариата. Больше всего поразил огромный фонтан, с сотнями водяных струй бьющих высоко в небо. При невыносимой жаре стоявшей в тот день в городе, воздух у фонтана был прохладен и свеж. Там же, недалеко от фонтана, расположилось здание со стенами украшенными восточным орнаментом. Николай неоднократно видел его в документальной кинохронике. То был музей вождя мирового пролетариата.
Самый первый день нахождения в этом замечательном городе Николай посвятил походам по магазинам и рынкам. Любопытно было узнать, чем там торгуют, и по каким ценам. Больше всего поразило обилие хороших книг и свободная продажа водки. В Астрахани художественную литературу можно было приобрести разве что по великому блату, или на выездной книготорговле, при проведении совещаний партийно-хозяйственного актива области.
О водке отдельный разговор. Горбачев объявил с высокой трибуны о трезвом образе жизни в стране, и водка в одночасье исчезла с прилавков. Длиннющие очереди, у четырех магазинов на всю Астрахань - то были реалии тех дней. Самая большая очередь выстраивалась у водочного киоска стоящего на городской 'толкучке', которую местные острословы прозвали 'площадью Горбачева'.
В Ташкенте ничего подобного не было. Водка свободно стояла на полках и прилавках магазинов, и очередей за ней не наблюдалось. Местные партийные бонзы чихать хотели на указания Москвы и республика продолжала жить привычной жизнью. Уже в тот первый день Николай заметил, что жители Ташкента водке предпочитают пиво. Оно продавалось едва ли не на каждом углу, в уличных кафе и ресторанах, также как шашлыки, плов и национальное блюдо лагман.
Поняв, что и за неделю этот мегаполис не обойти и не объехать, Николай вернулся обратно в школу. В комнате, куда его поселили утром, он застал двух незнакомцев. Разговорились. Один приехал из Казани, стало быть, как и Николай волжанин. Второй возглавлял подразделение уголовного розыска одного из городских отделов внутренних дел Минска. Вечером в комнату поселились ещё два опера из Ленинграда. У кого-то из вновь прибывших была бутылка водки. Быстро накрыли импровизированный стол, и выложив на него всё съестное имевшееся у каждого в заначке, выпили за знакомство и первый день пребывания в 'хлебном' городе.
Проснувшись следующим утром, обнаружили, что ночью к ним в комнату заселили шестого постояльца. Толком с ним не смогли познакомиться. Он был угрюмым и всё время молчал. Николай воспринял его за 'тихого' алкаша. Есть такая категория людей, которые любые застолья в обществе себе подобных принципиально не признают, но водку жрут не меряно, втихаря от окружающих. Да и чёрт с ним - не хочет общаться и не надо.
А свою берлогу они в шутку назвали Шестой палатой , по количеству находящихся в ней кроватей.
Ни тринадцатого мая, ни в следующий день, занятия так и не начались. Да и не могли они начаться в эти дни, поскольку в расписании занятий первым днем учебы было обозначено пятнадцатое мая. Но как таковой, учебы на тот день запланировано не было - он отводился для заседания мандатной комиссии. Что это такое, никто тогда ещё не знал, но кое о чём догадывались. Судя по всему, это была, самая последняя проверка на 'вшивость', которую слушателям спецфакультета устраивало его руководство, прежде чем допустить к учебному процессу в секретном учебном центре.
Слушатели спецфакультета тянулись с приездом вплоть до заседания мандатной комиссии. Это было хорошо заметно по увеличивающемуся с каждым днем числу едоков в столовой. К первому дню занятий их набралось уже около пятидесяти человек, и они едва умещались в небольшом обеденном зале.
Ничего особенного на той мандатной комиссии не было сказано. Николая попросили кратко рассказать о своей биографии, и этапах продвижения по служебе. Присутствующий на комиссии врач, поинтересовался, нет ли у него каких-либо жалоб на здоровье. Были вопросы связанные с профессиональной деятельностью и результатами оперативной работы. Интересовались также, с какой литературой по Афганистану он успел ознакомиться, и что известно об этой восточной стране, её людях и органах власти. Подивились тому, что, отвечая на их вопросы, Николай пару раз сослался на суры Корана, перевод с которого успел проштудировать ещё зимой. А когда узнали, что обучаясь по молодости в гражданском техникуме, он в совершенстве овладел топографией и взрывным делом, вопросы у членов комиссии разом иссякли. Напоследок председатель комиссии поинтересовался, нет ли каких-либо веских причин для отказа от поездки в Афганистан, и услышав отрицательный ответ, объявил о зачислении слушателем спецфакультета.
В тот же день стало известно, что шестой постоялец их комнаты, тот самый 'молчун', заявил на комиссии о своем нежелании учиться. Видите ли, его не устраивала перспектива быть убитым в Афганистане. Никто не стал его упрашивать, и вечером того же дня он укатил к себе домой. Что с ним потом сталось - не известно, но деньги, потраченные на 'путешествие' до Ташкента и обратно, из его зарплаты однозначно высчитали. И правда, зачем он поехал в такую даль? Только ради того, чтобы заявить о своем не желании ехать в Афганистан? Мог бы сделать это не покидая своего родного города, как поступили астраханские коллеги Николая.
Спецфакультет.
Учебные аудитории спецфакультета и спальные помещения для его слушателей занимали половину первого этажа одного из пятиэтажных корпусов школы. Обособленный вход внутрь помещения охранялся слушателями спецфакультета. За месячный срок обучения каждый из них успел побывать в том дежурном наряде как минимум трижды. Всем остальным курсантам школы, как очного, так и заочного факультетов, под страхом отчисления с учебы, было строго-настрого запрещено там появляться. С чем это было связано, никто толком не знал, но этот порядок установился на спецфакультете когда там готовили первых 'кобальтеров', и изменять его не было полномочий даже у руководства школы.
Всю группу слушателей с первого же дня поделили на три ровные части, назвав их условно взводами. После прохождения мандатной комиссии слушателей собрали в самой большой аудитории, где они расселись за столами, установленными в три ряда. Эти три ряда и стали теми самыми 'взводами'. Всех посчитали, переписали, да так и оставили. С этого дня они были лишены права свободного выбора места за учебным столом.
Делёж на три группы был продиктован планом обучения. Когда читались обзорные лекции, группа в полном составе собиралась в единственной большой аудитории. Но когда наступило время изучать специальные дисциплины, а это случилось уже на первой же неделе обучения, каждая группа стала заниматься самостоятельно по той дисциплине, которая была указана для неё в расписании. Так, например, пока первая группа тренировалась в стрельбе из пистолета в школьном тире, вторая группа в то же самое время изучала средства связи, а третья - на практике познавала азы военной топографии.
Всего в учебный план было включено больше двух десятков специальных дисциплин, которые могли пригодиться в Афганистане. Занятия эти, скорее всего, напоминали какую-то несусветную гонку, начинавшуюся в восемь часов утра, и заканчивающуюся не раньше шести часов вечера. Если проводить аналогию с историей, то она была чем-то похожа на курсы по подготовке младших лейтенантов ВВС во время Великой отечественной войны. По принципу: 'взлет - посадка - вылет'.
Большинство дисциплин изучались поверхностно, ровно настолько, чтобы слушатели имели хотя бы общее представление. Но при этом каждый преподаватель пытался убедить присутствующих в том, что именно его предмет является самым значимым в учебно-познавательном процессе, и именно он может пригодиться им больше всего в дальнейшей советнической работе. 'Исламисты' вбивали в их головы Коран, по-своему трактуя его суры и аяты. Преподаватели языка дари, пичкали непонятными доселе словами, заставляя зазубривать не только отдельные слова, но и целые фразы. Ежедневно офицеры обязаны были выучить наизусть до двух десятков слов. Дошло до того, что в свободное от учебы время они стали тренироваться в разговорной речи, постепенно подменяя русские слова афганскими. Получался каламбур, который кроме приступов смеха ничего больше вызвать не мог.
На занятиях, да и после них, постоянно присутствовал неугомонный замполит-узбек. Наряду с проводимыми политбеседами, он всё время пытался внушить слушателям мысль, что узбекский народ - это великий народ, народ-труженик. Все его разговоры на эту тему как-то не вязались с тем, что в то время происходило в Узбекистане. На слуху уже была фамилия 'великого' хлопкороба Адылова и прочих высокопоставленных лиц республики уличенных во всевозможных махинациях и мздоимстве. Его слушали, отлично понимая, что у него просто такая работа. Из преподавательского состава почему-то больше всех запомнился полковник, обучавший одной из военных дисциплин. То был тучный мужик, лет сорока пяти. Запомнился он не как личность, и даже не как хороший военный специалист, а как человек, который на заданный кем-то из слушателей вопрос: 'Приходилось ли вам бывать в Афганистане?', правдиво ответил: 'Свои сто грамм я и дома выпью'.
Какой бы сложной не была учеба, но жильцы шестой палаты едва ли не ежедневно находили время вырваться в город, где зачастили в ресторан 'Заравшан'. Водку они там практически никогда не пили - дороговата она была в том ресторане. А вот пиво 'Золотой колос', для них стало самым любимым напитком. К тому же, в том ресторане к пиву подавали длинные клешни варёных крабов.
Но больше всего они любили бродить по узким, кривым улочкам старого города, расположившихся неподалеку от многоэтажной гостиницы 'Московская' и центральной мечети. Не тронутые разрушительным землетрясением 1966 года, эти улочки вобрали в себя колорит восточной жизни. Люди в длинных, стеганных халатах, с тюбитейками и чалмами на головах, вопящие длинноухие ишаки, огромные казаны с пловом, и повсюду базары и чайханы, с исходящими от них запахами пряностей и мурлыканьем заунывных узбекских песен. Такое вряд ли когда забудется.
По городу обычно гуляли вчетвером - практически всем 'боекомплектом' 'шестой палаты'. Пятый её постоялец, с первых же дней вел обособленный образ жизни, стараясь показать, что он старше всех по возрасту, и в 'детские' игры не играет. Позже, уже находясь в Афганистане, он поведет себя точно также, из-за чего перессорится со всеми сослуживцами, и будет отправлен домой задолго до окончания срока загранкомандировки.
На третью неделю обучения, начались выезды на полигон 'Дарваза', где уже на практике обучали тонкостям военного дела. Стреляли из всех видов оружия, метали ручные гранаты, взрывали, минировали, разминировали, водили боевые машины. А в довершение всему, за неделю до окончания учебных сборов, слушатели выехали на территорию Казахстана, и там, в горах, недалеко от города Красногорска, провели операцию .
Их разделили на две равные группы, одной из которых, предстояло сыграть роль засевших в засаде душман, а вторая - изображавшая шурави, должна была обнаружить и уничтожить опорную точку 'бандитов'. В тот день обе воюющие стороны от души настрелялись холостыми патронами и набросались друг в друга взрывпакетами, отчего в их ушах стоял звенящий гул. Всё происходящее в том учебном бою, ими воспринималось как детская игра в войнушку, что-то вроде 'Зарницы' для взрослых мужиков.
Сказать, что на этих сборах преподали что-то из разряда 'супер' - нельзя. Да, многие предметы для них были новы, но, тем не менее, люди, умудренные большим житейским опытом, хотели услышать от преподавателей нечто иное. Их интересовала проблема имевшихся на ту пору разногласий в 'крыльях' НДПА, но лектор по этой теме рассказал ровно столько, сколько он сам вычитал из открытой прессы. Обмолвился немного за 'халькистов' и 'парчамистов', упомянув их лидеров с момента создания Народно-демократической партии Афганистана. О причинах и движущих силах Саурской революции, он ничего не рассказал. Никто из лекторов толком не смог дать объективные характеристики лидерам вооруженной оппозиции. Слушателей пичкали минимумом знаний, которыми должен был обладать офицер советской армии на уровне командира роты или батальона. Ничего существенного они не услышали и от тех, кто специально, или с оказией приезжал 'оттуда'. Хотя, именно от них больше всего надеялись услышать обо всём том, что впоследствии могло пригодиться в советнической работе. Несколько позже с некоторыми из этих 'практиков' Николаю доведется встретиться в Афганистане, и только тогда станет понятно, почему эти люди так мало знали о реалиях сложной афганской жизни. Они и в Афганистане не утруждали себя особым рвением по службе. Работа в центральном советническом аппарате в Кабуле накладывала свой отпечаток на людей. Нельзя сказать, что на всех, но таковые, увы, имелись. Особенно из числа тех, кто в Афганистан рвался из корыстных побуждений.
Месяц обучения пролетел незаметно. За это время все успели сдружиться друг с другом. Учёба ещё не подошла к концу, а двоих слушателей уже отправили в Кабул. Им дали возможность съездить домой за личными вещами, и не задерживаясь в столице, они улетели в Афганистан. Всех остальных предупредили, чтобы по приезду домой, поторопились с уходом в очередной отпуск, поскольку в ближайшие месяцы должна произойти плановая замена большой группы советников, и в течение лета все они окажутся на их местах.
После такого заявления сделанного руководством сборов, среди слушателей заходила шутка: 'Раньше сядешь - раньше выйдешь'.
Опыт не пропьёшь.
Возвратившись из Ташкента и отработав месяц, Николай решил уйти в отпуск. Написал рапорт на отпуск и понёс секретарю отдела, чтобы та положила его в папку на подпись, как вдруг его срочно вызвали к начальнику УВД. Ещё находясь в приёмной он узнал о двойном убийстве совершенном в поселке Аксарайский, где на ту пору возводился крупнейший в Европе газоперерабатывающий завод. Полковник Вержбицкий, в недавнем прошлом руководивший в Афганистане отрядом специального назначения 'Кобальт', коротко проинформировал Николая о случившемся, и дал пятнадцать минут на сбор оперативной группы, в которую должны были войти самые опытные сыскари.
По прибытию на место стало известно об обстоятельствах совершённого преступления. Убитыми оказались двое поселенцев, работавших на одном из строительных объектов. Тот, кто совершил это преступление, проявил незаурядную изобретательность, и если бы не оперативность местных пожарных, преступление наверняка было бы списано на рядовой несчастный случай.
И действительно, что можно подумать о потерпевших, постоянно злоупотреблявших спиртными напитками, если они, напившись в очередной раз до потери чувств, уснули, позабыв выключить из розетки электрочайник. Вода в чайнике выкипела, и произошло возгорание. Наверно именно эта версия и стала бы основной, если бы огонь дотла сжёг вагончик с находящимися в нём человеческими останками. Но волею судьбы пожар был вовремя замечен и оперативно локализован. Обнаруженные на пожарище трупы обгорели не настолько сильно, чтобы судмедэксперт не смог не заметить на них множественные ножевые раны. Было ясно и понятно, что оперативники имеют дело не с несчастным случаем, а с умышленным убийством, и им предстояло найти человека, а может быть группу лиц, причастных к злодеянию.
В тот день работали до упора, с каждым шагом сужая круг подозреваемых.лиц. Опросили не один десяток человек, по крупицам восстанавливая картину разыгравшейся накануне трагедии. И усилия милиционеров увенчались успехом. Рано утром следующего дня подозреваемый в преступлении был задержан у своей любовницы, проживавшей в том же рабочем посёлке. На допросе он во всём признался, рассказав о причине возникшей ссоры, и о том, куда выбросил орудие преступления - нож с выкидным лезвием.
Преступление было раскрыто и оперативники могли преспокойно возвращаться в город. Но начальник поселковой милиции - полковник Даулетов, не хотел их отпускать 'на сухую'. Быстро накрыл в своем рабочем кабинете импровизированный стол, на котором появилась и дефицитная по тем временам копчёная колбаса, и шпроты, и самое главное - бутылка водки 'Посольская'. И где он только нашёл её в рабочем поселке официально объявленном сухой зоной. Хотя, что уж говорить - он вряд ли испытывал с этим делом какие-либо трудности. Как никак начальник отдела милиции, где работало около трехсот подчиненных ему сотрудников.
Выпили, закусили, и собрались прощаться, как вдруг зазвонил телефон. Дежурный по отделу сообщил, что на решётке виброподавателя бетоносмесительного узла обнаружен неразорвавшийся крупнокалиберный артиллерийский снаряд, по всей видимости завезённый вместе с песком из карьера, располагавшегося в местах ожесточённых боёв под Сталинградом.
Делать нечего, нужно было ехать и разбираться, что там за снаряд такой объявился. Небольшая доза алкоголя только придала уверенности и Николай, как человек прошедший специальную военную подготовку, рванул вместе с полковником на место происшествия.
Действительно, на решётке виброподавателя лежал 130-ти миллиметровый гаубичный снаряд. Жизнь на бетоносмесительном узле замерла и все рабочие стояли в сторонке, наблюдая за тем, как милиционеры с деловым видом стоят возле снаряда и соображают, как им быть дальше.
То, что снаряд был всамделишным, не вызывало никаких сомнений. Более того, взрыватель находился на штатном месте и по всему было видно, что снаряд в своё время был отстрелян из орудия, но по каким-то причинам не разорвался. А коли так, то эта 'игрушка' могла бабахнуть в любой момент, от любого неосторожного обращения с ней.
- Надо вызывать сапёров, - констатировал Николай. - И трогать его с места ни в коем случае нельзя - может взорваться.
Стоявший неподалеку начальник узла поинтересовался:
- А как скоро они приедут, эти саперы?
- К утру наверняка будут. В астраханском гарнизоне их нет, придётся из Волгограда вызывать.
- Да вы что, смеетесь?! - возмутился начальник узла. - Вы хоть представляете во что мне обойдётся только один час простоя? Двадцать тысяч целковых! Да меня за это под суд отдадут как саботажника и вредителя!
- Нет сейчас таких статей в уголовном кодексе, - заметил Даулетов. - А то, что двадцать тысяч, то это действительно солидная сумма. Это сколько же до завтрашнего утра намотает? - поинтересовался он у 'бетонщика'.
- Без малого пол 'лимона', - едва не плача, ответил тот.
- Пятьдесят пять 'Жигулей' на эти деньги можно купить, - заметил Николай.
'Бетонщик' стоял, схватившись за голову, видимо представляя, что с ним будет после того, как руководимое им предприятие нанесет такой непоправимый урон строящемуся особоважному объекту всесоюзного значения. В тюрьму может и не посадят, а от занимаемой должности однозначно отстранят.
- Мужики, ну сделайте хоть что-нибудь, Богом вас умоляю.
Смотреть на него было жалко. Вот ведь действительно, попал мужик под раздачу. Ни думал, ни гадал, что свалится на него такая напасть. Николаю даже как-то стало обидно за него. Посмотрев ещё раз на снаряд, он почему-то подумал, что не может тот взорваться от малейшей тряски. Если бы он был к этому предрасположен, то давно бы уже рванул. Решётку виброподавателя трясёт так, что мало не покажется. Крупные камни, попадающие на эту 'трясучку', словно резиновые мячики отскакивают от неё в разные стороны. Снаряд тоже капитально потрясло, но он же от этого не взорвался.
И тут, в его голове созрел авантюрный план. Он попросил бетонщика вплотную в виброподавателю подогнать самосвал, желательно с бортами кузова из толстого металла, куда предварительно загрузить пару экскаваторных ковшей песка. И когда груженый 'КРАЗ' задком сдал вплотную к бетонному узлу, Николай аккуратно поднял снаряд с решётки, и также осторожно перенёс его в кузов самосвала.
Сев в кабину грузовика, распорядился, чтобы водитель потихоньку трогал машину с места. В сопровождении двух милицейских патрульных машин, смертоносный груз был вывезен за пределы посёлка, где аккуратно уложен в ложбину между песчаными барханами. Принимая снаряд из рук Николая, Даулетов едва не уронил его. Можно представить, что в тот момент он пережил. Тем не менее, снаряд лежит в безопасном, охраняемом месте, а бетоносмесительный узел вновь заработал на всю свою мощность, ежеминутно выдавая 'на гора' тонны бетона.
После выходных, когда в связи со своим уходом в отпуск Николай сдавал все свои дела, его разыскал Даулетов. Он вытащил из нагрудного кармана форменной рубашки чугунный осколок от снаряда, что они так удачно 'разминировали', и рассказал, как на следующее утро приехавшие из Волгограда саперы подорвали его при помощи тротиловой шашки. А до этого они поинтересовались, каким образом этот снаряд там оказался, и полковник красочно рассказал им о злоключениях внештатных разминёров . Саперы смотрели на него вытаращив глаза, не в силах что-то вымолвить. Уже потом, когда снаряд был взорван, офицер руководивший работой сапёров, подарил ему осколок, сказав напоследок:
- А теперь представьте себе, что было бы с вами, если сотни таких вот сюрпризов , оказались в вашем теле. Взрыватель снаряда находился на боевом взводе, и любое неосторожное обращение с ним могло вызвать подрыв. Мне лишь остаётся напомнить вам кому в жизни везёт. И вы, и ваш напарник в рубашках родились. Постарайтесь больше так никогда, и ни при каких обстоятельствах не поступать.
До начальника УВД всё-таки дошла информация о ЧП на бетоносмесительном узле. Наверняка сам Даулетов ему обо всём и рассказал. Как бы там ни было, но перед уходом в отпуск, Николай получил за это 'разминирование' премию в размере пятидесяти рублей, которую тут же спустил на обмыв своего, возможно самого последнего в жизни отпуска.
Вызов.
До окончания отпуска оставалось две недели, как вдруг неожиданно пришла шифровка из МВД - Николаю предписывалось срочно прибыть в Москву с вещами. Очередная беготня, сборы, прощание с родственниками и друзьями. Жена тоже хотела поехать с ним в столицу, с тем, чтобы быть вместе до последнего момента. Николаю даже удалось купить ей билет на самолёт, и это в разгар лета, когда в кассе их не было дней за десять до вылета. Но, увы, его пришлось сдать обратно, поскольку с приобретением билета на обратную дорогу ничего не вышло. А может быть, это и к лучшему - зачем лишние слёзы и психические травмы. Одно дело провожать в Москву, и совсем другое - в Кабул. Николай сам понимал, что не стоило этого делать, и поэтому не стал проявлять излишней инициативы и настойчивости.
Едва ли не в самый последний день он пошёл сниматься с партийного учета. Секретарь райкома вдруг ни с того ни с сего начал упрекать Николая, мол, растишь, растишь партийные кадры, а они, едва получив партийный билет, перебегают в партийную организацию другого района, а то и города. Успокоился только после того, как перебежчик объяснил ему, в связи с чем он снимается с партийного учета.
В Москву улетал вторым рейсом, во второй половине дня. Перед посадкой в самолёт не утерпел таки, и обернувшись напоследок, увидел в окне аэровокзала свою супругу. Она как-то сразу вся сникла, и стояла не шелохнувшись словно манекен. В тот момент она сама не знала, как ей жить дальше. В глазах растерянность. Испуга и слёз не было, была тоска и осознание безысходности от всего того, что её ждет в дальнейшей жизни, случись с супругом самое худшее. На войну всё-таки едет.
В московском аэропорту 'Домодедово' Николая никто не встречал, да и кто мог встречать, если о своем прилёте он вообще никому не сообщал. С двумя чемоданами и большой, брезентовой сумкой, кое-как добрался до автобуса-экспресса, и уже через час - полтора, был на аэровокзале в Москве. Попытался сдать вещи в камеру хранения, но красномордый, самодовольный приёмщик потребовал от него авиабилет. Как выяснилось, вещи в камеру хранения принимались только от тех пассажиров Аэрофлота, которые в течение ближайших суток вылетали из столицы. Пришлось по подземным лабиринтам добираться до автоматических камер хранения и искать свободные ячейки. Такая ячейка нашлась довольно быстро. С трудом запихнув в неё все вещи, Николай поехал в ведомственную гостиницу на Пушкинской улице.
Был поздний вечер и появление Николая в гостинице произвело на администратора такое же впечатление, как на персонажей картины Репина Не ждали . Попытался объяснить ей, что в Москве оказался не по собственной прихоти, но она только разводила руками, и как попугай, повторяла одну и ту же фразу: 'Мест нет'.
Сколько бы не бывал в служебных командировках, но эту дежурную фразу он слышал практически во всех гостиницах. Но нам ли печалиться от подобных мелочей жизни - его поколение к спартанскому образу жизни приучалось с раннего детства. С разрешения дежурной пристроился на диванчике стоящем в коридоре рядом с общей кухней.
На другой день, после соответствующего телефонного звонка из министерства, место в гостинице всё-таки нашлось, и как какой-то фон-барон, Николай вселился в двухместный номер, где уже проживал офицер внутренних войск. 'Сокамерник' ему совершенно не мешал, поскольку возвращался в номер поздно вечером и всегда навеселе. О себе Николай ничего ему не рассказывал, и все их диалоги состояли из слов приветствия и прощания.
Второй день своего пребывания в столице провел в ГУКе, в старом здании министерства внутренних дел на улице Огарева 6. Кадровики встретили обыденно, видимо привыкли к тому, что еженедельно в Афганистан улетало по две три партии очередных советников и переводчиков и столько же возвращалось домой - кто в отпуск, а кто и насовсем. Общался в министерских кабинетах с чинами, в погонах от майора до генерал-майора. Выслушивал от них слова напутствий и пожеланий. Сдал на хранение общегражданский паспорт, получив взамен служебный загранпаспорт, где в графе 'специальность' было записано - 'преподаватель истории'.
Опять конспирация!
Напоследок предупредили, что утром следующего дня следует быть на собеседовании в ЦК КПСС.
Туда Николай поехал с утра пораньше. Для начала предстояло найти нужный подъезд, через который он мог попасть на собеседование к партийному клерку, в чьи обязанности входил инструктаж советских граждан выезжающих за рубеж.
ЦК КПСС размещался не в одном большом здании, а в комплексе из нескольких зданий, расположенных недалеко от площади Дзержинского. Найти нужный подъезд удалось не сразу, сдал паспорт дежурному офицеру - гэбэшнику, и взамен получил временный пропуск. В Общем отделе сдал свой партбилет, где ему суждено было храниться всё то время, пока Николай будет находиться за бугром . Потом была беседа с пожилым, седовласым мужчиной. Он всё пытался выяснить мотивы, побудившие сотрудника милиции к поездке в Афганистан. Прощупывал и насче=ёт того, что ему было известно об этой азиатской стране.
Николай коротко рассказал обо всём что знал, но в целом, откровенного разговора между ними так и не получилось. Да они оба к этому и не стремились.
После собеседования с партаппаратчиком Николай спустился этажом ниже, где вместе с другими приглашёнными ознакомился с правилами проживания советских граждан за границей. Согласно этому документу у выезжавших за рубеж советских граждан не было никаких прав, одни только обязанности. Поставили свои подписи под обязательством быть примерными представителями Родины на чужбине.
На этом приём в ЦК закончился, как впрочем, и все остальные официальные мероприятия. Николаю оставалось дожидаться самолёта рейсом на Кабул, вылетающего в ночь с воскресенья на понедельник. Правда, был ещё один рейс - в пятницу, но на него он уже не успевал.
Впереди было почти двое суток, которые предстояло провести в Москве, а заняться было совершенно нечем. Бродил по старым улочкам, любуясь красотой старинных особняков Арбата, побывал на Пресне. А в самый последний день своего пребывания в столице, решил сходить на Красную площадь. На подходе к главной площади страны, обратил внимание на панков. Они стайкой сидели на парапете памятника Свердлову, и оживленно разговаривали между собой.
Завидев молодых людей с окрашенными в неестественно яркие цвета волосы на наполовину обритых головах, прохожие с любопытством разглядывали эти огородные пугала , и осуждающе качая головами, шли дальше. Не обращая ни малейшего внимания на едкие подколки в свой адрес, панки цедили сквозь зубы заморскую 'Пепси-колу'.
Николаю почему-то вдруг вспомнилось пыльное, с потёками грязи лицо молодого парня в полевой форме, показанного накануне по центральному телевидению в репортаже корреспондента Михаила Лещинского. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к колесу БТРа, и безмятежно спал, уронив голову на грудь. Ёжик его коротко остриженных волос цвета сухой соломы, очень здорово диссонировал сейчас с длиннющими, ядовито-зелеными и малиновыми волосами петушиных гребней панков.
Возвращаясь обратно в гостиницу, напоследок прогулялся по Старому Арбату. Обратил внимание, что за последний год он несколько запаршивел, стал каким-то серым и невзрачным, превратившись в банальную 'толкучку'. По улице, где когда-то хаживал Пушкин, теперь тусовались какие-то тёмные личности. Правда, были среди них и такие, кто декламировал стихи, или пел песни под аккомпанемент гитары. На стенах домов, заборах и отдельно стоящих щитах, висели многочисленные листовки и афиши, агитирующие граждан вступать в тот или иной союз. Неформалы, проститутки, бродяги, вольные художники, шустрые уличные торговцы - всё смешалось в одну кучу, под названием мирная жизнь.
До вылета самолёта оставалось чуть больше пяти часов.
До свиданья, Москва!
Ровно в двадцать два ноль-ноль к гостинице подъехал автобус, которого уже ждали семь человек, расположившиеся в небольшом вестибюле со своими баулами. Трое из них в Афганистан летели впервые, остальные возвращались туда из отпуска.
У тех, кто ехал впервые, при себе была куча всевозможных коробок, сумок и чемоданов, поскольку им разрешалось брать с собой до ста килограммов груза, причём плата за перевес не взималась. У возвращающихся в Афганистан из отпуска, багаж был намного скромнее. Им разрешалось брать по двадцать килограмм на человека, и за каждый лишний килограмм нужно было отстегнуть пятерик .
А это, о-го-го! По тем временам таких денег стоила бутылка водки. Поэтому, 'новички' для 'старичков' были нечто вроде палочки-выручалочки. Часть своего груза они раскидали между салаг , подробно рассказав о содержимом коробок и сумок, дабы потом у тех не возникло неприятностей с таможней и пограничниками. 'Чувалы' Николая весили не более пятидесяти килограмм, и поэтому 'старички' подбросили ему ещё несколько сумок и коробок, практически, таким же общим весом, что и весь его багаж.
Но на этом перераспределение сумок и коробок не закончилось. Всякий раз, когда от гостиницы отъезжал автобус с улетающими в Афганистан сотрудниками, у вестибюля собиралась небольшая толпа москвичей. То были родственники тех, кто работал непосредственно в Кабуле. Просьбы к отъезжающим были разные: передать письмо, бандероль, или просто узнать - почему их родственник не пишет писем. Новички, столкнулись с этим явлением впервые, и поэтому без особого возмущения собирали всё, что им совали в руки. Николаю эти шустрые 'почтальоны' всучили семь бандеролей. Правда, содержимое этих посылок его несколько обескуражило. В одной была бутылочка шампуня и маленькая шоколадка, в другой с полкилограмма карамельных конфет, в третьей какие-то ношеные домашние тапочки, в четвертой два мотка шерсти. Складывалось впечатление, что москвичи уехали в Афганистан налегке, и теперь, опомнившись, просили своих родственников выслать бытовые мелочи. Как-то не верилось, что в Кабуле всего этого добра не было. Наверняка всё это можно было купить там в самой захудалой лавчонке.
Чуть позже, когда ехали в аэропорт, 'старики' посмеялись над наивностью новичков, сказав им, что там этого добра выше крыши. Просто те, кому предназначались все эти бакшиши, были людьми прижимистыми, считающие каждый грош в кармане, и поэтому, лишняя трата денег была им совсем ни к чему. В Союзе вся эта мелочёвка приобреталась за копейки и рубли, а в Кабуле за чеки 'Внешпосылторга', или афгани, но уже по более высокой цене. Ко всем этим передачкам старички относились с явной неприязнью. Исключением были письма, которые они брались вручить адресату лично в руки.
До аэропорта доехали довольно быстро. Погрузив свои и чужие вещи на специальные тележки, стали ждать объявление о начале регистрации пассажиров. Между делом заполнили декларации на перевозимые ценности. Николаю пришлось вносить в неё свой фотоаппарат 'Зенит-3М', с которым он не расставался в частых поездках за пределы родного города. Золота и валюты у него не было, да и откуда им было взяться, при его скромной милицейской зарплате.
После того, как объявили о регистрации пассажиров рейса на Кабул, у регистрационной стойки образовалась большая очередь. Кого только в ней не было. Почти половину улетавших составляли афганцы, многие с малолетними детьми. Были ещё два индуса в тюрбанах, и съемочная группа с видеоаппаратурой. Остальные пассажиры были советскими гражданами.
Регистрация билетов закончилась довольно быстро, поскольку очередь двигалась в два потока. Две молоденькие девушки просматривали содержимое чемоданов через специальные телемониторы, одновременно проставляя штампы в авиабилетах. Затем улетающие прошли пограничный контроль. Худощавый прапорщик мельком глянув на Николая, сверил его фейс с фотографией в паспорте. Одним движением пальцев руки, открыл нужную страницу в паспорте и поставил там штамп.
Но то была ещё не последняя проверка. По её завершению улетающие попали в зал ожидания, где к своему удивлению обнаружили вполне приличный буфет, где от водки, коньяка и вин, ломились полки бара. Такого ассортимента они давно уж не видели у себя в Союзе, и поэтому моментально прилипли к стойке буфета. Одна незадача, денег у каждого из них было по тридцать рублей, ровно столько, сколько разрешалось провозить в Афганистан. Новички особо и не стремились брать с собой рубли - в чужой стране их всё равно негде потратить. По крайней мере, им тогда так казалось.
Свой промах они поняли сразу же, когда один из отпускников достав из кармана сотню, купил литр водки и закуску. Салаги свои гроши употребили с той же целью. Правда, 'злоупотреблять' особо не стали, поскольку перед самой посадкой в самолет предстояла ещё одна проверка. Кто знает, а вдруг именно по причине пребывания в нетрезвом состоянии, их в самый последний момент снимут с самолёта. Вот, скандалу-то потом будет!
Во время последнего досмотра пришлось выгребать из карманов всю мелочь, чтобы при проходе через 'рамку' ничего не звенело. Но и этот этап все миновали без особых проблем, и уже через пять минут по подвижному коллектору шли к самолёту, где у входной двери стояли два молоденьких пограничника.
Николай, помахав им напоследок согнутой ладонью правой руки, мол - наше, вам с кисточкой, прошёл внутрь салона самолёта.
Несмотря на то, что в билетах были указаны конкретные места, все пассажиры расселись по своему усмотрению. При этом получилось так, что советские граждане кучковались в одном месте, а афганцы - в другом.
Наконец-то наступил решающий момент - реактивные двигатели 'Тушки' взревели на форсаже, и самолёт, легко оторвавшись от земли, взмыл в небо.
До свиданья, Москва! Мы обязательно к тебе вернемся!
Перелёт
Пока самолёт набирал требуемую высоту, его пассажиры вели между собой сдержанный разговор. Но вот, лайнер выровнялся, и стюардесса объявила, что можно расстегнуть ремни безопасности.
Что тут началось! Салон самолёта стал больше похож на растревоженный улей. Какой-то афганец, резко сорвавшись с места, заспешил в туалет, пока его не оккупировали другие пассажиры. В соседнем ряду трое русских мужиков откупоривая бутылку с шампанским, выстрелили пробкой в полку с ручной кладью, обрызгав шипучим вином сидящих спереди афганцев.
После того как на табло погасла надпись 'No smokinq!', самолёт в одно мгновение превратился в одну большую курилку. Практически каждый второй пассажир был с 'соской' во рту, отчего сигаретный дым висел в воздухе коромыслом. Передвигающаяся по салону стюардесса махая перед собой руками, разгоняла зависшие волны сизого дыма.
Примерно через час полёта двое стюардесс и молодой парень в форменной одежде, стали развозить на специальных тележках ужин состоявший из весьма приличного набора продуктов. Летать в самолетах Николаю доводилось частенько, но он не мог припомнить случая, когда на внутрисоюзных авиалиниях подавали завтрак, обед или ужин. В довесок к ужину, каждому пассажиру было предложено по стакану сухого вина. Для аппетита, наверно. Николай поначалу отказался, посчитав, что за него придётся выкладывать деньги, которых у него на тот момент уже не было, но когда узнал, что вино выдаётся совершенно бесплатно, поспешил отказаться от ранее сказанных слов. И хотя вино оказалось натуральной кислятиной, он его с удовольствием выпил.
На халяву и уксус мёд.
Многие попросили 'добавку', но стюардесса заявила, что бесплатного вина больше нет, но есть другие спиртные напитки в ассортименте, но они отпускаются за наличную валюту.
Интересное дело, а откуда ей - валюте, взяться у летящих в Афганистан советских милиционеров?
Поскольку в дальнейшем не предвиделось ничего интересного, Николай впал в дрёму. Проснулся в тот момент, когда заходящий на посадку самолет, резко завалился на левое крыло, делая одновременно крутой разворот. После его приземления в Ташкентском аэропорту, всех пассажиров попросили покинуть салон, оставив на местах свои личные вещи, за исключением документов и ценностей. В сопровождении двух пограничников они пошли пешком к зданию аэровокзала.
В общее помещение аэровокзала, где Николаю довелось побывать в прошлый раз, когда он прилетал на учёбу, не впустили. После дополнительной регистрации авиабилетов, всех разместили в каком-то небольшом закутке, специально предназначенном для транзитных пассажиров, вылетающих за рубеж. В помещении было очень душно, отчего мгновенно захотелось пить. Все ринулись занимать очередь в небольшой буфет, но купить ничего не успели, поскольку объявили посадку. Николай, и ещё несколько человек, заскочили в туалет, где от души нахлебались сырой воды прямо из-под крана.
Не умирать же от жажды, в конце-то концов!
Не спеша, расселись по своим прежним местам, и Николай стал наблюдать в иллюминатор за всем, что в тот момент происходило на улице. В Ташкенте уже рассвело, и можно было разглядеть, кто подходит к самолёту. Обратил внимание, что летчики были совсем не те, которых он видел спускающимися по трапу самолёта минут сорок тому назад. Он поделился своими сомнениями с сидевшим возле него 'отпускником', и тот пояснил, что при выполнении рейса из Ташкента в Кабул и обратно, лайнером управляют военные лётчики, переодетые в форменную одежду лётчиков гражданской авиации.
Вот уже и лётчики сидят в кабине самолёта, и стюардесса объявила о том, чтобы пассажиры пристегнули ремни, а турбины двигателей и не думают раскручиваться. Пассажиры уже начали нервничать, не зная, что и подумать о причинах непредвиденной задержки вылета.
Всё тот же сведущий в таких делах 'отпускник', небрежно заметил, что наверняка кого-то ждут, потому и не спешат с вылетом. И он оказался прав. Прямо к трапу самолёта подъехало несколько черных 'Волг' и один 'членовоз'. Выскочивший из первой 'Волги' молодой парень, метнулся к 'членовозу'. Открыв одним движением руки его бронированную дверцу, встал по стойке 'смирно'. Из машины не спеша выкарабкался тучный мужчина в очках.
На вид ему было около шестидесяти лет. Афганцы, наблюдавшие за происходящим, дружно загалдели: 'Кешманд, Кешманд!'. Оказалось, что это был премьер-министр ДРА - Кешманд. Он был, пожалуй, единственным на весь Афганистан хазарейцем, достигший таких невиданных для представителей этой малочисленной народности высот власти. Ко всему прочему, он был миллионером, разбогатевшим на растаскивании поставляемой в ДРА безвозмездной помощи, эшелонами шедшей из Советского Союза.
Кешманд попрощался с провожавшими его представителями Совмина Узбекистана и поднялся по трапу. Судя по всему, именно для него был приготовлен небольшой салон, располагавшийся рядом с кабиной пилотов, отгороженный от общего салона самолёта раздвигающейся шторой из плотной ткани серого цвета.
'Наверно и персональный парашют там для него имеется, а может быть, и катапульта', - вдруг ни с того, ни с сего промелькнуло в голове Николая.
Самолёт наконец-то запустил свои двигатели и потихоньку покатил к взлетно-посадочной полосе. Ещё несколько минут томительного ожидания, и колеса шасси наконец-то отрываются от бетонки.
На этот раз пассажиров словно подменили. Все сидели молча, и каждый о чем-то сосредоточенно думал. Если кто и начинал разговаривать друг с другом, то делал это вполголоса. Минут через тридцать стюардесса объявила, что самолёт пересек государственную границу СССР, и все пассажиры разом прильнули к иллюминаторам, словно хотели убедиться в правоте её слов. Но с такой высоты никакой границы не было видно. Над самолётом простиралось синеее небо, а внизу виднелись одни лишь серые отроги гор, одинаковые как до границы, так и за её пределами. Поскольку было лето, никаких заснеженных горных вершин не видно и в помине. Только далеко - далеко на горизонте что-то слегка белело. Заснеженые верщины гор это, или просто облака, на таком расстоянии невозможно было разглядеть.
Ещё минут двадцать пять полёта и стюардесса объявляет, что самолёт подлетает к Кабулу и через несколько минут совершит посадку в кабульском аэропорту. И точно, далеко внизу, в прозрачной дымке, виднеются кварталы большого города. Складывалось такое впечатление, что Кабул - это не один город, а четыре, разделенных друг от друга невысокими горами. Стюардесса вновь предупреждает пассажиров о необходимости держать ремни пристёгнутыми, и все пассажиры, словно по команде, мгновенно выполняют её требования. Николай сделал то же самое.
Странное дело, когда самолёт обычно подлетает к месту назначения, он уже минут за двадцать до этого начинает плавное снижение. В данном же случае, он фактически летел над Кабулом, но продолжал находиться на огромной высоте.
Именно в это мгновение, словно подслушав сомнения Николая, самолёт вдруг резко накренился влево, и свалился в крутой штопор. Все внутренности тела переместились куда-то к горлу, а само тело непроизвольно начало подниматься вверх. Было такое ощущение, что оно находится в состоянии невесомости.
Сначала в голове Николая промелькнула мысль, что самолёт сбит неприятельской ракетой, но, глянув на окружающих людей и не заметив на их лицах признаков волнения, немного успокоился. Стало быть, этот 'пируэт' лётчики делают умышленно, с одной только целью, чтобы самолёт не был сбит неприятельской ракетой. Только теперь до Николая дошло, почему в Ташкенте заменили экипаж лайнера. Гражданским лётчикам такие выкрутасы вряд ли по силам, да и не учат их этому нигде.
Сделав полтора оборота в штопоре, самолёт оказался в километре от поверхности земли. И на всё про всё, ему потребовалось не больше пяти минут. Лихо, однако! В иллюминатор было видно, как вокруг самолёта стрекозами кружат военные вертолёты с красными звёздами на боках. Несколько секунд спустя вертолёты начинают отстреливать яркие ракеты. Оторвавшись от брюха винтокрылой машины, они резко отлетали в сторону, оставляя за собой шлейф белого дыма. Николай понял, что таким образом эти вертолеты прикрывают их самолёт от 'Стингеров', 'Блоупайпов' и прочей напасти, изобретенной людьми для уничтожения летательных аппаратов.
Уже у самой земли самолёт резко разогнался, и на бреющем полёте, в мгновение ока проскочил городские кварталы, состоящие в основном из глинобитных дувалов. В самый последний момент, перед тем как колёса шасси коснулись 'бетонки' Николай заметил вкопанные в землю бронемашины, и суетящихся возле них людей в военной форме.
Пробежав до конца взлетно-посадочной полосы, самолёт притормозил, после чего, развернувшись на сто восемьдесят градусов, подрулил к зданию аэровокзала.
Всё, остановка. Двигатели начинают затихать.
Слава Богу - долетели!.
Кабул - город контрастов. Первые впечатления.
Кабульский аэровокзал представлял собой двухэтажное здание, без каких бы то ни было архитектурных излишеств. Обычное приземистое административное здание с авиадиспетчерской на крыше. Там же - на крыше, установлено несколько разнокалиберных антенн. Под небольшим навесом рядом со зданием аэровокзала стояли, сидели и даже полулежали люди, дожидающиеся вылета своего рейса. Метрах в двухстах от действующего здания аэровокзала стояло белоснежное здание с галереями. То был строящийся корпус нового аэровокзала. Двумя месяцами раньше, внутри этого здания произошёл взрыв. Мятежники пытались разрушить его до основания, но был лишь частично поврежден фасад. Умелые руки афганских строителей сделали своё дело, и от взрыва не осталось и следа.
Первое, что бросилось Николаю в глаза, так это преобладание цвета 'хаки'. Военные были повсюду: у здания аэровокзала, возле каждого стоящего самолёта. В многочисленных капонирах укрывалась военная техника. Причём, были машины с отличительными знаками афганских вооружённых сил, а были и машины с эмблемой советских ВДВ. То была бронетехника ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Советские и афганские посты чередовались друг с другом.
Даже несведущий человек мог заметить, что афганские военнослужащие к выполнению своих служебных обязанностей относились без особого рвения, надеясь на советских солдат.
Жара на улице стояла градусов под сорок, и все, кто находился на улице, старались спрятаться от палящих лучей солнца в тени навеса. Прилетевшие пассажиры тоже проследовали под него, и стали дожидаться своего груза.
Советников царандоя уже встречали. Мужчина лет сорока в форменной одежде защитного цвета, с кобурой пистолета на боку, и молоденький парень-таджик, с автоматом в руках, подошли к ним сразу же, как только они приблизились к зданию аэровокзала. Свои паспорта и авиабилеты они передали встречающим, и тот, что был постарше, пошёл их оформлять. В этот момент к советникам подскочил пожилой афганец и стал что-то им говорить, постоянно протягивая руку, словно прося подаяние. Советники не поняли, что ему от них надо, и попросили парнишку с автоматом перевести просьбу незнакомца. Оказалось, что одетый в старый английский френч человек работает в аэропорту грузчиком, и он готов перенести все их вещи до нужного места. За свои услуги он просит по пятьдесят афгани с каждого человека. В переводе на советские деньги, это составляло чуть больше трёх рублей. Ни у Николая, ни у остальных ребят, в том числе и отпускников 'афошек' не было. Да и откуда им было взяться, если на афганской земле все они находились считанные минуты. Поэтому от его помощи они любезно отказались, и все свои 'чувалы' перетаскали самостоятельно.
Для доставки к месту назначения, за ними приехал 'ПАЗик' желтого цвета с занавесками на окнах. Советники загрузили в салон автобуса весь свой скарб. Кроме них в автобус сели ещё несколько человек. Как выяснилось, они провожали своих друзей, улетавших в Союз этим же самолётом. Водителем в автобусе был парень лет тридцати, плотного телосложения. Пышные усы делали его лицо широким, больше похожим на азиата. На защитном кожухе моторного отсека, по правую руку от водителя, лежал автомат Калашникова с укороченным стволом и двумя, связанными друг с другом изолентой красного цвета рожками с патронами.
Ну вот, все в сборе - поехали.
При выезде с охраняемой территории аэропорта, автобус притормозил у КПП где несли службу советские военнослужащие. Ограждение, выложенное из металлических бочек, заполненных смесью из камней и земли и установленных друг на друга в два ряда. Брешь в ограждении, шириной метров пяти, шлагбаум, вот, пожалуй, и весь КПП.
Усталого вида солдат, облачённый поверх полевой форменной одежды в тяжеленный бронежилет и с каской на голове, нехотя подошёл к автобусу и, не влезая внутрь салона, безразличным взглядом окинул сидящих в нём людей. Не увидев ничего подозрительного, нехотя махнул рукой, и стоящий возле шлагбаума второй военнослужащий, выпустил из рук веревку, привязанную к концу металлической трубы, исполнявшей роль шлагбаума. Противовес на другом конце трубы, в качестве которого был использован каток от танка, начал опускаться к земле, и шлагбаум открылся.
Путь свободен!
Сразу за шлагбаумом был небольшой пустырь, на территории которого стояли всевозможные автомашины с афганскими номерами, доставившие в аэропорт пассажиров и сопровождающих их лиц. Проехав через пустырь, автобус остановился у второго КПП, оборудованного аналогичным шлагбаумом. На этот раз, возле него стояли афганские военнослужащие. Насколько понял Николай, они не имели права останавливать автотранспорт советников, и уж тем более, проводить в нём досмотр. Прикрепленный к лобовому стеклу пропуск, гарантировал водителю автобуса беспрепятственное передвижение по Кабулу и проезд без остановки практически через все афганские посты и КПП. Да и сами афганцы не обратили на автобус с советниками ни малейшего внимания, поскольку в этот момент они занимались досмотром вещей сограждан, пытавшихся пройти на территорию аэропорта.
Данная проверка, скорее всего, напоминала шмон на пересылке, куда по этапу прибыли новые заключённые. Вскрывались все чемоданы и баулы, и из их недр извлекалось всё содержимое, вплоть до носовых платков. Досмотренные вещи складывались обратно самим хозяином, а афганские солдаты в это время выворачивали наизнанку чемоданы другого пассажира. Если проверяющие находили среди вещей запрещённые к перевозке на самолёте предметы, они немедленно их изымали. Бесполезно было что-то доказывать, или пытаться вернуть изъятую вещь обратно. В лучшем случае, военнослужащий мог врезать прикладом автомата по спине недовольного, а в худшем, взять его за шиворот, и отвести к своему начальству, откуда он прямиком попадал для разбирательства в царандой или ХАД. А это означало только одно - пассажир в этот день никуда не летел.
Видимо зная о таких для себя последствиях, никто из проверяемых даже не пытался возмущаться. Зато потом, уже пройдя за шлагбаум КПП, расслаблялись, и давали волю эмоциям. Но солдаты не обращали ни малейшего внимания на недовольных, словно их не существовало в природе, что ещё больше заводило вспыльчивых пассажиров.
Стоящая возле шлагбаума публика была весьма разношёрстной. В основном это были мужчины в возрасте от сорока лет и старше. Большинство из них были одеты в национальную одежду, с каракулевыми 'пирожками' или разноцветными чалмами на головах. Были в толпе и женщины, некоторые с малолетними детьми. Они держались особняком, в стороне от мужчин. Их фигуры были скрыты от глаз посторонних людей матерчатыми мешками - чадрами, всевозможных цветов и оттенков, от небесно-голубого и нежно-сиреневого, до ядовито-зелёного и траурно-чёрного. В том месте, где под чадрой располагалась голова, имелось небольшое отверстие, задрапированное мелкоячеистой сеткой, через которую невозможно было разглядеть лица женщины.
Чувствовалось, что многие афганки были довольно-таки молодыми. Это можно было определить как по очертаниям фигур, тщательно скрываемых под длинной чадрой, так и по голым пяткам. У тех, что постарше, кожа на пятках была коричневого цвета, с многочисленными трещинами и кровоточащими ранами. У молодых же афганок, пятки были слегка смуглого цвета, а кожа мягкой и нежной. Дорогостоящие открытые туфли свидетельствовали о принадлежности к зажиточной семье.
Около отдельных мужчин стояло сразу по нескольку женщин. Так, около одного, довольно пожилого, но интеллигентного вида афганца, стояли аж четыре женщины. По внешним признакам можно было определить значительную разницу в их возрасте. Возможно, что под чадрой скрывалась его супруга с дочерьми, но, скорее всего, все четверо были его жёнами.
