Сон был славный. На новеньком москвиче ехали к морю. Сам за рулем. Жена молодая красивая. Дочь к окну прилипла. Море за деревьями густо-синее. За плечо тронули. Обернулся - сзади темно, ни жены, ни дочери...
С неохотой открыл глаза. Жалко такой сон упускать. Посмотрел на будильник. Семь утра.
Жена снова затормошила.
- Коль! - виновато протянула она, - беляши хотела сделать, мясо с вечера разморозила, а оно тухлое.
- Блинов напеки, - потянулся, хотел снова заснуть.
- Муки немного осталось, но ни масла, ни сахара.
Коля закрыл глаза. Вчера на работе прошел слух: перед выходными дадут что-то из задержанной зарплаты. Михалыч из профкома про какую-то гуманитарку говорил.
Директора, генеральный и коммерческий, ползали по сборочной площадке. Осматривали пустые кунги - прицепы для военных машин. Светились окна бухгалтерии.
Коля готовые к монтажу кабели запер в кладовой. Повесил на дверь замок. Скважину для ключа закрыл контролькой. Квадратик бумаги с подписью. Полезут без спроса - контрольку порвут. Тогда проверяй, что утащили.
Бригадир такелажников Хмызин с утра искал опохмелиться, в обед где-то принял двести грамм, шатался по заводу, напевая. Увидел Колину возню с замком, ухмыльнулся.
- Добро от народа прячешь! Ховай, не ховай, все прахом пойдет!
- Ты и рад.
- Чего горевать? Было государственное. Государства больше нет. Значит ничье. Бери, кто хочет. А ты запер. Значит ты главный враг и есть...
Коля не ответил. Потрогал замок. И ушел в административный корпус. Узнать, когда точно придут приборы для монтажа. На самом деле хотел пройти мимо бухгалтерии.
Профком и касса закрыты. Главбух проплыла по коридору. Монументальная тетя, поднятые волосы как дорогая шапка, на руке кольца россыпью, бусы из янтарных шаров не висели на шее, а лежали на груди. Ходили разговоры, что их зарплату главбух пропускает через конторы вроде МММ, прокрутит, проценты снимет и лишь тогда раздаст рабочим.
Ее помощница, разложив на столе ведомости, яростно била по кнопкам большого калькулятора.
- Катьки-кассирши нет, - ответила, не поднимая головы. - Отпросилась с обеда.
Без кассирши ни аванса, ни зарплаты не будет. И Коля, не заходя в цех, ушел с завода. Зарплату не платят несколько месяцев, работы нет, зато вход-выход свободный.
Хотел найти подработку. Начальник товарной станции на грузовом дворе орал на работников, грозил что-то оторвать и намотать на локоть. Уже охрипший, заметил ходящего по пятам Колю и буркнул:
- Чего тебе?
Выслушал, достал из кармана потрепанную тетрадь, показал список на несколько страниц из желающих поработать на разгрузке вагонов.
На мебельной фабрике на стенде: "Требуются" трепыхался под ветром единственный лист со скупым текстом: "Сотрудники на договор".
В отделе кадров Коле предложили должность агента по сбыту.
Инспектор - сорокалетняя тетка в мелких светлых кудряшках - отставила кружку с чаем и усталым равнодушным голосом словно убаюкивала:
- В прошлом месяце женщина тоже сомневалась, но решила попробовать. Взяла каталог, чистые бланки и на следующий день заключила договор с гостиницей на поставку мебели. Тут же получила свои пять процентов. Два дня и несколько миллионов в кармане!..
Замолчала и посмотрела на чай. Остывает. Надкушенный бутерброд с маслом и сыром на блюдечке.
Коля невольно сглотнул. Каталог взял. Бланки не стал. Какие договора? Каждый второй с такими бегает. Вот работа. Под чаек сказки рассказывать.
Час пешком до товарной станции, час до мебельной, час до дома. Автобусы ходят через пень колоду, а денег на маршрутку нет. Находился так, что ноги гудели. Дома появился в восемь вечера.
Жена выглянула с кухни. Сын выбежал в прихожую, повис на шее. Подбросил его, поймал. Поставил на пол и отправил в детскую.
Дочь не подошла, подросток, характер прорезается. Стояла в двери, наушники от плеера спущены на шею, постоит, пересилит себя и что-то попросит.
Коля, не торопясь, расшнуровывал ботинки.
Наконец, дочь спросила со смешком:
- Пап, Дед Мороз к нам перед Новым 1998 годом заедет?
- Конечно! И под елку что-нибудь положит.
- Так вы, если его раньше меня увидите, передайте, что конфеты и куклу не надо. Лучше компьютер. У всех уже есть кроме нас.
Повернулась, подняла наушники и ушла.
Коля посмотрел вслед. Почти невеста. За год из своей одежды выросла. Юбка мамина. Водолазка от подруги. Поменялась на что-то, потом катышки состригала. Только розовая куртка на вешалке новая с рынка, носит, не снимая, осенью и зимой. Компьютер? У кого-то из подруг появился, теперь остальным родителям голову чесать.
Посидел на кухне. Отодвинул тарелку с макаронами. И голодный, и смотреть на них не хочется. Жена согрела чай, достала остатки печенья, два квадратика. Села напротив. Пальцы со въевшейся черной краской, сколько не три мочалкой - не отмоешь.
- В типографию ходила? - взял ее за руку Коля.
- Позвали на сортировку. Рассчитались сразу. Батон купила, печенье. Мясо замороженное с машины продавали. Утром что-нибудь приготовлю.
Коля пил чай. Смотрел на жену. Пальцы со въевшейся краской согнула в кулаки, словно сердится.
- Мишка с Ленкой в один присест с чаем полбатона съели. Варенья последнюю банку открыла. Насчет зарплаты ничего не слышно?
Коля только плечами пожал.
- На следующую неделю из чего готовить не знаю. Кубики надоели. Картошину положишь, луковицу, все равно обман какой-то. Надо хоть соус к макаронам сделать.
- Выживем, - потянулся Коля. - На товарной станции в список грузчиков внесли. Мебельная в какие-то агенты зовет. Профком, у кого дети есть, гуманитарку обещал. Главное, директор поклялся, что приборы уже едут, вот-вот монтаж начнем. Выкрутимся.
Жена головой ткнулась ему в плечо, улыбнулась краем рта. Поговорили, и легче стало.
Обманул желудок чаем. Лег спать...
Теперь лежал с открытыми глазами. Глядел в потолок.
Жена вертела в руках обручальное кольцо.
- Может, кольцо в скупку сдать?
- Носи, - буркнул Коля. - Зевнул, поднялся и надел штаны. Потянулся за рубашкой.
- Куда?
- Потаксую немного.
- Хоть чаю попей...
Остатки батона жена нарезала тонко словно листики.
Пока шумел чайник, заглянул в холодильник. Пусто, ветер гуляет. На одной полке маргарина треть пачки. На другой сала кусок. На тарелке макароны, которые вчера есть не стал.
В шкафчике коробка - рожки. Остались от запасов ножки, да рожки. Чай грузинский с опилками на дне банки. Початая банка варенья. Немного сахара. Все.
Засвистел чайник. Коля выключил газ, подумал и махнул рукой. Натянул свитер, надел куртку. Под мышку сунул свернутую меховую подстилку. Дверь закрыл аккуратно, чтобы детей не разбудить. И побежал на стоянку.
Красный москвич присыпало снегом. На лобовом стекле сугроб прилип ледяной коркой.
Рукавом очистил стекло. Ключ прокалил пламенем зажигалки, вставил в замок, подождал, с силой повернул и открыл дверь. На ледяное сиденье бросил меховую подстилку.
Руль холодный, а перчатки дома остались. Вытянул подсос, выжал сцепление, повернул ключ в замке. Аккумулятор старый, двигатель лениво крутнулся, чихнул и умолк.
- Давай, родной! - попросил Коля. - Не с толкача же тебя заводить.
И движок, услышав его, со второго раза снова чихнул, словно простыл за неделю на морозе, подхватил и заработал. На панели горела лампочка резервного остатка топлива. Литра три в баке.
Коля, не прогрев двигатель, тронулся.
- Извини, морковка! - пробормотал, - на ходу прогреемся, а то встанем посреди дороги, что тогда делать?
Привычка разговаривать с машиной появилась сразу после покупки. В конце восьмидесятых в профкоме дали талон на жигули. Приехали с женой в автомагазин. Стоят в ряд образцы, а в наличии нет. Продавцы разговаривают через губу. Приходите завтра. Послезавтра. У него с собой червонец отдельно от пачки денег был - сунуть в карман кому-надо. За хороший цвет, чтоб без царапин. Иначе и неделю и две можно ждать. Но кому этот чирик совать?
Продавец повертел талон, отозвал в сторону и предложил:
- Бери экспортный Москвич. Партия до Финляндии не доехала. Цвет рубин, отделка под запад. И на пятьсот рублей дешевле жигулей.
Стоял москвич не в зале, а во дворе магазина. Внутри посидел. За руль подержался. Запах новой машины пьянил. И согласился. Пятьсот рублей все решило. Денег в обрез, назанимали, где могли. Талон на жигули продавцу ушел.
На новенькой машине уехали домой. Летом на море. Восемь лет назад это было. Сначала называл москвич ласточкой, но жена обиделась. Ласточка в семье она, а этот - раз красный - морковка! Так и пошло с тех пор.
Когда подъехал к остановке автобуса, вентилятор погнал в салон теплый воздух, но движок он заглушил. Бензина на донышке.
С конечной остановки маршрут один. Через весь город к рынку и вокзалу. Частники возили по цене маршрутки, две тысячи с носа. Коля встал в очередь за старой волгой. Когда она увезла четверых пассажиров, вышел и толкал москвич к остановке.
Подошел мужик с портфелем, молча сел впереди. За ним подбежала курносая девушка с тубусом. Спросила: "На станцию?" и уселась сзади.
Мужчина нетерпеливо глянул на часы. Коля запустил двигатель и тронулся.
Потянешь, чтобы заполнить салон, подойдет маршрутка, пассажиры перебегут в нее. Тогда жди дальше.
Еще двоих - семейную пару - прихватил по дороге.
Через пятнадцать минут был на станции. Утром весь город сюда едет. В рабочие дни - на электричку до Москвы. В выходные - на рынок.
Высадил пассажиров, пересчитал выручку. Восемь тысяч. Своей мелочи рублей пятьсот. Бензин - заправку проезжали - две тысячи литр. Заправляют от пяти литров. Надо еще рейс делать.
Взял двоих с остановки по цене автобуса. Ехал - не быстрее пятидесяти. Пускал машину накатом, тормозил двигателем. Лампочка горела перед глазами.
На ухабе, остатки бензина плеснули в баке, двигатель зачихал.
"Встану - и толкай до заправки, - подумал Коля, - или грязью со дна бака жиклер в карбюраторе забьет".
- Ползешь, как черепаха, - ворчал последний пассажир.
Высадил его, поехал на заправку. Залил пять литров. Лампа погасла, зажигалась на секунду, когда машина подскакивала на буграх.
Мигай, не мигай, а десяток рейсов сделаю! И встал на круг: "конечная остановка - вокзал и рынок".
На третьем круге в машину сел Белов - контролер заводского ОТК. Снял шапку, погладил лысую голову, протянул руку.
- Здорово!
- Закупаться?
- Жена на рынке торгует, я за спиной стою. А то обсчитать норовят, наезжают.
- Рэкету не платите? - удивился Коля.
- Как не платить? Но и залетные шастают, на испуг берут. Грузчики шалят. Директор вчера подхалтурить звал, отказался.
- Когда? - Коля от обиды ударил по рулю. - Я с обеда ушел.
- В конце дня забегали. Генеральный и коммерческий. Что-то на сборочной площадке перекантовать надо. Расчет сразу. Но там Хмызин со своей гоп-командой подписался.
Коля расстроился. Пока вчера ходил на грузовую станцию и мебельную фабрику, на заводе работа появилась. За живые деньги.
- Вижу, наш лучший бригадир расстроен, что работа ушла, - улыбнулся Белов, - Когда-то ругались, что ее много.
- Так всегда, в начале месяца еле ковырялись, после двадцатого бегали, план горит! А твой ОТК губы надует, то разъем не на той высоте, то кабель не там проложили.
- Что мы по злобе? - возмутился Белов. - С одной стороны, директор наседал: принимай как есть, с другой, военная приемка пальцем тыкала, где от чертежа отошли. А мы вертелись, как уж на сковороде. Чтобы и военные приняли, и вас без премий не оставить...
Всю дорогу вспоминали.
- Эх! Хорошее время было! - вздохнул Белов и полез в карман за кошельком.
- Потом отдашь, - предложил Коля.
- Не люблю быть должен. - Он высыпал мелочь на ладонь, выбрал сторублевые монеты. - Извини, еще не наторговали. Держи как за автобус...
Коля вез пассажиров и улыбался. Разбередил его Белов.
Зимой на морозе, летом на солнцепеке. На сборочной площадке из заготовок собирали кунг. Сварка. Обшивка. Развести кабели. Установить приборы, которые присылали со всей страны.
Собранный кунг перетаскивали за колючую проволоку на охраняемую площадку. Окончательно настраивали аппаратуру. Красили в камуфляж. Военная приемка все проверяла. Опечатывала. Грузили на платформы. Маскировали брезентом и куда-то везли под охраной часовых. На последнем вагоне кто-то из такелажников с красным фонарем. Со станции на завод своя ветка. Которая давно кустами заросла. Только машины недоуменно подпрыгивают на загнанных в асфальт рельсах...
После десяти потянулись с рынка. Больше троих в старый москвич не посадишь. Бабку с тележкой вперед. Двое с пакетами и рюкзаками сзади.
Карман куртки как мешок, мелочь на ухабах громыхает. Вокзал - микрорайон. Микрорайон - рынок. Накружившись, сам пробежался по рядам.
Завез продукты домой. Жена заулыбалась краем рта, потащила пакеты на кухню.
Коля, не снимая ботинок, зашел, вымыл руки.
- Спят еще? Поднимай, нечего дрыхнуть.
- Сам поешь! - жена суетилась, зажгла плиту.
Коля положил на хлеб холодную сосиску. Запил остывшим чаем. Высыпал на стол гору мелочи из кармана и побежал к машине.
Снова горела лампочка аварийного остатка топлива. Километров пятьдесят накрутил, мотаясь между микрорайоном и рынком.
На остановке длинная очередь легковушек. Деды проснулись, позавтракали, выехали подкалымить. Даже "ушастый" запорожец затесался среди жигулей.
Остановилась желтая волга с шашечками - московское такси, привез кого-то из столицы. Таксист вышел, посмотрел на очередь частников у остановки, плюнул и уехал. Маршрутки подходят одна за одной. Понял Коля, ловить здесь нечего. Поехал за такси.
У красного кирпича общаги махнул рукой парень лет восемнадцати. Джинсовая куртка-варенка на меху. На шее массивная серебряная цепь - собаку можно выгуливать. Лицо в ямках, следах от выдавленных прыщей. На пальцах массивные перстни, как кастет.
Сел, бросил небрежно "в качалку", достал пачку Мальборо. Не спросив разрешения, закурил. Пуская дым в приспущенное окно, лениво заговорил:
- Каждый день таксуешь?
- По выходным.
- Кому платишь?
Коля промолчал.
- Давай к нам, парней возить.
- Куда возить?
- По делам. Тёрки. Долги выбивать.
- Можешь долги выбить? - Коля еще раз глянул на парня.
- За треть с пацанами впишемся, - оживился тот.
- Вписывайтесь! Зарплату на заводе полгода не платят. Миллиард выбьете - триста лимонов вам.
Парень захохотал, хлопнул его по плечу и вышел у спорткомплекса, не заплатив. Бросил на торпеду полупустую пачку. Сучонок! Шпана! А приходится быть осторожным.
В его бригаде работал бывший десантник Серега. Здоровый парень, край тельняшки с голубыми полосками на виду. Когда на заводе платить перестали, в гаражах автомастерскую открыл. Два бокса: кузовной ремонт и электрика. Коля у него москвич шаманил.
Такая же шпана наехала. "Мы - "крыша" - плати!". Одного десантник пинком выгнал. Пришли двое - навалял обоим.
С четырьмя махаться тяжело, но мужики с автомастерской подключились. Поверили, что с бандюками разобраться можно.
Потом Серега пропал. Тело нашли на рельсах. Ночью поезд переехал.
В кино милиция с криком "у нас труп!" бежит куда-то, а в жизни дело вскоре закрыли. Якобы сам под поезд попал. Трезвый. Голова пробита. Пробил себе голову и на рельсы лег.
В автомастерскую пришел вразвалку ухарь в наколках. Заявил, что он здесь теперь главный. И все. Серегина вдова беременная, на шестом месяце, в заводской общаге живет на птичьих правах.
Откуда эта погань повылазила? На рынке среди торгующих бандиты официально "налог" собирают. Тут же постовой ходит. А пацаны во дворе в киллеров играют, как когда-то в космонавтов.
Коля заправил машину и по "пьяной" объездной дороге погнал из города.
Москвич недовольно подпрыгнул на рельсах. Ветка на завод. Шлагбаум стоит вдоль дороги. С одной стороны насажен на столб, с другой - опирается на колесо. Когда-то маневровый тепловоз раз в неделю притаскивал вагоны с приборами от поставщиков. Высаживал стрелочника, тот разворачивал шлагбаум с красными отражателями, ставил его поперек дороги. Махал красным флагом, чтобы какой дурак - дорога-то пьяная - под поезд не въехал.
Коля и не помнил, когда последний раз приходил на завод поезд.
Объездная дорога попетляла среди полей и вывела на шоссе в Москву.
Перед московской кольцевой свернул на переполненной автобусной остановке подхватил парня с девчонкой, торопившихся на концерт, за сорок тысяч (цены и расстояния уже московские) повез их в Карачарово.
Карачарово оказалось старым заводским районом. На пустых улицах фабричные корпуса с разбитыми окнами. От Доски почета каркас с названием. Спросить, где ДК не у кого.
У Коли на заводе Доска почета уцелела. Первый на ней токарь Герасимов с орденом на груди. Колино фото в середине. Снимок от времени поблек. Он на нем в костюме. Специально тогда купили. И на самом заводе жизнь еще теплится. В административном корпусе поставили стеклопакеты. Странно только. Было работы навалом - один директор. Теперь работы нет, появился еще директор исполнительный. Третьим нарисовался директор коммерческий - из райкомовских. Гладкий мужичок с добрым открытым лицом. Раньше на седьмое ноября и первое мая на завод приезжал. Толкал речи с трибуны. Раздавал грамоты. Орден Герасимову вручал. Теперь коммерцией занимается, только не очень успешно.
Хотя есть левые заказы. Что-то по бартеру возвращают товаром. Урюк, ткани, электрические самовары. Кому сегодня эти самовары нужны?
Главное, все объяснить может. На прошлой неделе окружили его рабочие. Дошли до края. Райкомовский директор говорил четко и гладко, как с трибуны.
- Товарищи! Минобороны дало заказы, цена согласована, а поставщики на комплектующие цены подняли. Что-то перестали выпускать. Некоторые теперь за границей, хотят валюту. Все требуют предоплату, а военные еще за старые заказы не рассчитались. По бартеру дают неликвид, который продаем за полцены. Но зарплата рабочих на особом контроле руководства...
Коля рассматривал директора. Вместо строго райкомовского костюма приталенный пиджак, явно импортный. Массивные часы с кучей стрелок на левой руке. На правой золотой браслет. Не вяжется с ним старое слово "товарищ".
Руку вскидывал и подавался вперед, как Ленин на трибуне. Видит, люди не расходятся, бросил главный козырь.
- В ближайшие дни поступят приборы. Начинаем монтаж на сборочной площадке. Придется поработать ударно. Выполним заказ, сразу погасим долги...
Рабочие жадно слушали. Еще недавно его речи про социалистическое соревнование и встречный план встречали под смешок и зевки. Сегодня лишь Хмызин в стороне ухмылялся, гонял во рту незажженную сигарету. Ворчал.
- Кидают работу раз в квартал, как подачку. Неделю мантулить и опять простой. Держат на поводке. Что мне этот завод? Папа или мама? Только похороны растягиваем. Сдать все в металлолом, а деньги пропить!..
Дом культуры оказался на Второй Фрезерной улице. Парень с девчонкой помчались на концерт. Коля подхватил на остановке деда с тростью. Повез до метро за десять тысяч - только что бы уехать отсюда.
Дед уселся и начал рассказывать. Что на пенсии третий год и знал бы, что на ней так хорошо, еще десять лет назад бы на нее ушел. Что машина у него есть, и не москвич, а жигули-копейка, стоит до мая в гараже. Денег на лекарства нет, спасает народная медицина. Автобуса не дождешься, а метро бесплатно, и сейчас он на метро поедет в другой Дом культуры, где на ярмарке продают алтайский корень и китайское масло от всех болезней, только его правильно втирать надо. Рецепт он напишет. А их заводской ДК плохой, никаких ярмарок народной медицины, только концерты для гопников. В советские времена в нем на танцах видал нынешнюю жену мэра Лужкова, которая на заводе работала. И был бы побойчее, остался бы мэр Лужков со старой женой. А так старая жена у него, болеет второй год и лежачая. Он ее этим китайским маслом мажет, вроде ей лучше...
Уже через пять минут Коля чуть не взвыл. С такими пассажирами в ушанке ездить. Уши опускать и завязывать. Высадив деда, выкинул бумажку с каракулями про чудо-масло, встал в очередь машин у метро и вышел проветрить голову.
Первая в очереди черная волга. За ней бежевый сорок первый москвич. Ну и Коля третьим.
Вышел и хозяин сорок первого. Усатый, словно запорожец с картины, мужик лет пятидесяти в кепке. Индийский мохнатый свитер, выглядывающий из-под пальто, хотелось подстричь.
Рассмотрел Колину машину.
- 412? ИЭ? Импорт-экспорт? Салон люкс. Хорош! Только места мало.
- Мне хватает, - Коля еще от деда не отошел, хотелось тишины.
- В России две нормальные машины: мерседес и москвич. Волга начальству. "Запор" - инвалидам. Жигули - пижонам! В жигуль сажусь - колени уши трут. Их не русские люди проектировали! Как конструктор первой категории говорю. Мне за разработки в коллективе Ленинская премия досталась. И этот москвич. А руководитель проекта, который только подписывал, волгу взял. Вон, впереди стоит, - кивнул усатый на черную волжанку. К нам не выйдет. Начальство! Только институт прикрыли, и стоим в одной очереди.
- Парой что ли ездите? - удивился Коля.
Усатый засмеялся, кивнул на пачку Мальборо за стеклом "морковки".
- Стрельнуть можно?
Взял протянутую пачку, достал сигарету, понюхал ее с видом знатока, и нырнул в машину за прикуривателем. Закурив, показал на внушительную сталинку, растянувшуюся вдоль улицы.
- Дом общий, от министерства. Был дом передовой советской науки. Теперь приют безработных.
Кто-то сел в черную волгу и уехал.
Коля с собеседником, передвинули машины вперед, снова вышли. За ними пристроилась вишневая девятка с областными номерами.
- Областники, по выходным налетаете, как саранча, цену сбиваете. - проворчал усатый. - Вот ты сегодня за двадцать тысяч возил?
- Деда сюда за десять привез.
- Десять раз по двадцать, день прошел, и не заработал и весь в мыле. Километраж накрутил, бензин сжег. А можно одного клиента за те же двести тысяч в Шереметьево отвезти. Оттуда пассажира взял и с чистой совестью, свежий, как огурчик, домой едешь.
Коля кивнул. Не поспоришь.
- Смотри только, чтобы не кинули. На дороге бойся мерсов, бэх и джипов. Подставятся, тебя виноватым сделают. Машину отдашь, а то и квартиру отожмут.
Мужчина с женщиной вели к ним толстого как кабан ротвейлера. Тот поджал лапу, смешно подпрыгивал на трех.
Усатый всмотрелся.
- Сука! Вот-вот ощенится. У меня чехлы новые.
И замахал руками в сторону колиного москвича.
- Туда, туда! Я собак боюсь. Курю. Областник вас за пятьдесят тысяч (тут он Коле подмигнул и спрятал пачку Мальборо в карман) отвезет.
Женщина расстелила на заднем сиденье коврик. Ротвейлер послушно забрался на него. Она села рядом, мужчина впереди.
- На Рязанский, ветеринарный институт. Только плавно, чтобы не укачало, - сказал мужчина и обернулся.
- Сильва, ты ж моя девочка! Потерпи. Сейчас к нашему доктору поедем.
Собака вывалила язык. Большая квадратная морда на коленях у хозяйки.
- Может попить Сильвочке? - достала из сумки пластиковую бутылку.
- Когда приедем. Врачихе звонила?
- Сказала задержится, нас дождется.
Голос у обоих тревожный, так говорят, когда дома кто-то болен.
Что-то отобразилось на Колином лице, мужчина повернулся и пояснил:
- Кормилица. Родословная. Документы. Как положено. Дважды в год по шесть щенков. Один алиментный кобелю. Пять тысяч баксов в год приносит.
Коля посмотрел на собаку с уважением.
Из пасти потекла слюна, хозяйка ловко убрала ее платком. Платок, белый с кружевами по краю. Не то, что у Коли в кармане, потертый в клетку.
- Свои-то есть? - спросил он.
- Кто?
- Дети?
- Не время сейчас, - сурово ответил мужчина. - Нам рожать со дня на день, а на прогулке лапу порезали.
Женщина отвернулась в окно. Собака тяжело дышала. В салоне воняло псиной. На Рязанском проспекте Коля высадил их у НИИ ветеринарии.
Подумалось, что сейчас, как в западных фильмах, выскочат санитары с каталкой. Но мужчина с натугой поднял ротвейлера и понес на руках. Что-то шептал ему. Женщина бежала следом, откручивала пробку на бутылке с водой.
У Коли жена первый раз рожала, он на смене был, аврал, конец месяца. Соседка из телефона-автомата скорую вызвала. С работы пришел - уже отец.
- Зато пятьдесят тысяч рублей! - пробормотал он, спрятал деньги и опустил стекло, чтобы проветрить салон.
Прав усатый. Встать в хорошем месте и выгодного клиента дожидаться.
Вскоре припарковался у Ленинградского вокзала. Встал в очередь машин у бокового проезда. То одна, то другая уезжала, забрав пассажиров. Вразвалку подошел крепыш в сдвинутой на затылок вязаной шапке с широким круглым лицом. Не хромал, но опирался на толстую палку. Постоял, осмотрел машину, Колю, спросил:
- Ждешь кого?
- Пассажира, - буркнул Коля.
- А чего здесь стал?
Коля ткнул пальцем в знак "Остановка" на столбе.
- Вали отсюда! - сплюнул крепыш на растоптанный снег.
- А ты кто?
- Бригадир.
- И я бригадир.
- Чего гонишь, где бригадир? - опешил крепыш.
- На заводе. Монтажников.
- Шараш-монтаж, - оскалился он. - На заводе вози, кого хочешь. А здесь вписываться надо, отстегивать уважаемым людям.
- Это ты уважаемый? - засмеялся Коля.
Неподалеку два милиционера с дубинками с интересом наблюдали за ними.
Бригадир сдвинул шапку дальше на затылок. Поднял палку - конец оказался с металлическим острием - зашипел-зашепелявил:
- Ща колеса проткну и радиатор. Шоб дорогу сюда забыл, бригадир хренов.
У Коли под сиденьем баллонный ключ усиленный - полметра инструментальной стали. Покачал его в руке.
Бригадир сунул два пальца в рот, резко и сильно свистнул.
Хлопнули дверцы припаркованных у вокзала машин. Сразу четверо водителей двинулись к ним. Кто с монтажкой, кто с битой.
Милиционеры отвернулись, неторопливо пошли к платформам.
Коля повернул руль и поехал. Через двадцать метров поднял руку мужик в пыжиковой шапке с рюкзаком за спиной.
- Свободен? - наклонился над дверью.
- Садись!
- До Измайлово за тридцать тысяч довезешь?
- Довезу. Садись!
- Отсюда до конца тридцать тысяч, - еще раз уточнил он, - полная цена.
От вокзала бежал бригадир с палкой в руке. Сейчас бросит как копье и нет заднего стекла.
- Да садись же! - крикнул Коля, не отрываясь от зеркала. - Измайлово. Тридцать тысяч. Цена полная. Поехали.
Еще не закрылась дверь, нажал на газ. Влился в поток машин и успокоился.
- Куда точно? Гостиница или рынок?
- Черкизон.
Рынок. На поясе сумка-кошелек выпирает. В рюкзаке за разошедшейся молнией клетчатые баулы. Рынок сразу не назвал, чтобы лишнее не взяли. Туда с вокзала люди с деньгами едут.
Пассажир пристроил на колени пыжиковую шапку, глянул на Колю и вздохнул.
- В прошлом месяце приезжал. Такси у вокзала взял. Двадцать тысяч запросили. Приехали, двадцать штук отсчитал, а мне: "Ты не понял, брат! Двадцать тысяч - километр! Посадка еще двадцать. Триста тысяч на капот! Нет, четыреста!"
Такие же братья, один чернее другого, обступили. А у меня... - рука скользнула на сумку-кошелек на поясе. - Полмиллиона отдал и рад, что жив остался.
Он вытер вспотевший лоб.
- Обратно не надо? - спросил Коля уже у рынка.
"Пыжик" оглядел салон.
- Обратно в твою не влезет. Серьезно хочешь работать, задние сиденья сними, на крышу багажник до бампера поставь...
Мимо сновали газели. Жигули - "двойки" и "четверки". Тяжело вырулила Волга. "Баржа". Внутри забита. Удлиненный багажник уставлен клетчатыми сумками. Просела волжанка до арок, брызговики по асфальту скребут.
Когда развернулся и поехал к шоссе, поднял руку парень в новенькой кожаной куртке.
- Сокольники, двадцать?
- Ну не трамвай же! - возмутился Коля, - давай хоть тридцать, что ли.
- Командир! - не сдавался тот, - двадцатку сторговал, больше нет. И ехать всего ничего.
Парень гладил рукава куртки, мял кожу, лазил по карманам.
Куртка была хороша, но и воняла крепко. Не обманули, точно кожаная.
- Сколько? - поинтересовался Коля.
- Поллимона. Двадцатку в конце сбросили. А вообще с шестисот тысяч торговаться начинали.
- Дорого!
- Зато пришел и купил. В СССР ходил, как дурак, деньги есть, а ничего не купишь. Из-под прилавка или у спекулянтов брали. Меряли в подворотне. Еще и кинуть могли. Теперь выбирай, какую хочешь, и поторговаться можно. К лету подкоплю, кроссы фирменные возьму.
- Семья есть?
- Пока нет.
- Тогда проще.
Парень вышел у Сокольников, довольно оглядел себя и ушел во дворы.
Коля прикинул. От Сокольников до трех вокзалов пять минут. Притормозить у Ярославского. Проскочить Ленинградский, где бригадир с палкой-копьем. Развернуться и проехать мимо Казанского. Сделать несколько кругов. У вокзала не встанешь, но и пассажир хитрый пошел. Отойдет подальше и голосует, чтобы не развели вокзальные бомбилы.
На подъезде к Ярославскому вокзалу поднял руку сутулый как вопросительный знак мужчина с сумкой в одной руке и пакетом в другой.