После неудачных штурмов старого терминала командиры решили больше не устраивать игр в Пашендаль и наши подразделения перешли к обороне. Группа "быстрых" расформировалась сама собой, и мы начали нести каждодневную службу на передке.
Думаю, будет не лишним описать, что же представляла наша позиция, так как аэропорт взят и никакой ценности для противника эта информация иметь не может. Название позиции варьировалось как "двойка", "двушка" или же "двухэтажка". Были еще "пятиэтажка" - гостиница и "девятиэтажка" - ближний тыл, рядом с которой находилась "база" нашей роты и минометы. "Двойка" представляла собой двухэтажное строение, расположенное вдоль взлетно-посадочной полосы, в котором в мирное время находились различные авиационные службы и диспетчеры. К "двойке" примыкал ангар, в котором стояли два огромных, искореженных автомобиля для обработки самолетов противообледенительной жидкостью - туша одного из них в дальнейшем спасла мне жизнь. В стене, смежной с ангаром, был пробит ход для скрытного перемещения. Огромные ворота ангара выходили в сторону взлетки, их створки с каждым обстрелом все больше деформировались и перекашивались, и украшались новыми отверстиями различных форм и размеров от попаданий осколков. Из ангара можно было пройти через несколько смежных комнат на самый передок - еще один ангар, развороченный попаданиями снарядов и мин. В глубине этого ангара стояли два пулемета - Утес и ПК, кроме того, на втором этаже через пробитые направленным взрывом амбразуры в сторону противника смотрели еще два ПК и любимое всеми оружие - противотанковое ружье системы Дегтярева, изготовленное в далеком и героическом 1942 году. Эта длиннющая "удочка" с ржавым от постоянной стрельбы стволом и неработающим от запыления механизмом автоматического открытия затвора была нашим "главным калибром" в борьбе с бронетехникой противника.
Со второго этажа открывается прекрасный вид в сторону старого и нового терминала. Прямо перед нашим ангаром находится скелет еще одного, с издырявленными в решето металлоконструкциями каркаса. За ним, напротив старого терминала можно увидеть кладбище украинской техники - два подбитых танка, несколько БМП, сгоревшие грузовики и легковушки. Дальше вглубь виднеется новый терминал - кажущийся одной большой кучей металлолома. Под выступающими в сторону взлетки посадочными рукавами также виднеются останки техники, в том числе столь знакомый подбитый танк. Еще дальше вышка управления полетами - серая башня из рваного железобетона с проломами и торчащей арматурой, на самом верху нахально развевается украинский флаг.
Ширина нашего фронта невелика, всего несколько десятков метров, поэтому желающих пострелять всегда больше, чем огневых точек. А пострелять было куда. Каждый день украинцы должны были приезжать к новому терминалу, чтобы доставить боекомплект, питание, забрать раненых и убитых. Поездки осуществлялись по взлетке, которую мы неплохо простреливали. Кроме того, площадка перед новым терминалом, где происходила разгрузка, также простреливалась. Противник нес потери каждый день - слишком уж позиция была невыгодной. Несколько раз, после особо успешных для нас обстрелов украинские командиры по телефону запрашивали перемирие для того, чтобы собрать убитых, как правило, с утра и до полудня. Наши немногочисленные снайперы также наносили противнику чувствительный урон. В итоге, у амбразур можно было находиться, совершенно не опасаясь огня стрелкового оружия. По нам стреляла только артиллерия. Несмотря на то, что огонь из минометов велся постоянно, мы почти не несли от него потерь, крыша и второй этаж старого советского здания отлично гасил силу взрывов, и мы действительно были в безопасности. Иногда по нам начинали работать гаубицы. Это было гораздо более страшно, но эффективность огня оставалась прежней.
Как-то вечером нашим пулеметчикам удалось поджечь боекомплект противника. Сначала неохотно начали постреливать патроны и гранаты, ближе к ночи огонь дошел до минометных мин или снарядов. Бойцы дежурной смены, включая меня, с удовлетворением смотрели на зарево на вражеских позициях и слушали частые взрывы. Пожар продолжался до конца ночи, а утром приехал радостный Гиви и сказал, что он не знает, что мы сделали с укропами, но они опять запросили перемирие до двенадцати часов.
Одно из помещений, примыкавших к передовой, имело выход в небольшой дворик, частично заставленный аэродромной техникой, среди которой я смог угадать только трап для выхода пассажиров из самолета. Из этого дворика сквозь остатки конструкций "нейтрального" ангара был немного виден старый терминал, и его любили использовать для стрельбы из подствольных гранатометов и РПГ. "Кошмарить" противника из подстволов было зачастую единственным развлечением на передовой, пока украинцы не пытались проехать к терминалам. Иногда и мне удавалось поучаствовать в этом действе. Я выпрашиваю автомат с подстволом у Фила, набиваю карманы матово блестящими цилиндрами вогов. Вместе с мотороловцем Гномом выбегаем на засыпанный осколками асфальт дворика. Дзынь! дзынь! Автомат чувствительно дергается вниз от отдачи. Эсэмески уходят получателям. Смачно щелкают заряжаемые воги. Дожидаемся разрывов - нормально, угол возвышения правильный. Беглый огонь - Щелк! Щелк! Аллах Акбар! Дзынь! Дзынь! Пока мы успеваем расстрелять воги, украинцы вызывают поддержку минометов. Пора в укрытие. Вскоре начинают рваться мины, и осколки звонко щелкают о стены. Пока идет обстрел, мы сидим пригнувшись и перекуриваем. Минометчики врага отстрелялись, сигареты выкурены, карманы снова набиваются вогами... Отдельного разговора заслуживает боевой клич "Аллах Акбар!". Он использовался как боевой клич, заменяющий перед выстрелом из РПГ скучное уставное "Выстрел!", а также как универсальный пароль, в таком случае к нему добавлялся отзыв "Воистину Акбар!". Среди ополченцев я не встречал мусульман, и этот возглас был ни чем иным, как бравой самоиронией людей, которых называют "террористами". Также в моде были фото с поднятым указательным пальцем и, естественно, бороды. Как правило, ношение бород мотивировалось необходимостью быстрой идентификации своими, но в целом могу сказать, что это было скорее данью эстетике терроризма.
Служба ночью разительно отличается от службы днем. Небольшое расстояние до позиций врага, наличие большого количества укрытий, многочисленные ворота и двери в здании нашей передовой позиции создавали хорошие условия для действий вражеской разведки. Уязвимость позиции привела к тому, что передний край охраняло довольно много караульных, могущих полагаться зачастую только на свой слух. Гофрированные металлические листы сайдинга, частично сованные взрывами от ветра всегда качались, издавая множество неприятных звуков, и в этой какофонии было необходимо еще и услышать движение противника.
В час ночи наша смена собирается в коридоре двойки. Спросонья холодно, к тому же тянет очень сильным сквозняком. Ждем, пока находятся все в соответствии со списком и двигаемся на передовую. Идем медленно, грузно перешагиваем через дыры в полу и ступеньки, протискиваемся между машин в ангаре. Шайтан и я занимаем позицию возле колоны между ворот в ангар. Одни ворота открыты совсем немного, плюс рядом с ними стоит подбитая украинская БМП-2, вторые, которые ближе к передовой, распахнуты почти полностью, в них видно огромное пространство взлетки и далекая лесопосадка на ее краю. За нашей спиной стоит огромный автомобиль для обработки самолетов противообледенительной жидкостью, с множеством дыр от попаданий осколков. Где-то за терминалами урчит танк. Звук двигателя очень быстро меняет тембр при увеличении числа оборотов, становясь высоким, как у пилорамы - характерный только для Т-64. Звук достаточно далекий, если он будет приближаться, поднимем тревогу. Стоим, холод постепенно прогоняет остатки сна, мы вслушиваемся в скрипы и шорохи листов металла. Изредка в нашу сторону прилетают мины и мы вжимаемся в колону. Где-то через час вахты подкрепляемся тушенкой из банки, поставленной на бампер автомобиля, и хлебом. Звук танкового двигателя становится чуть ближе. Почти одновременно начинаем слышать, что к привычному набору звуков добавились новые. У нас не обоих не очень хорошее зрение, поэтому слух чуть лучше нормы. Звуки движения становятся ближе. Я отхожу вглубь ангара, под прикрытие кабины автомобиля, на случай, если враги вбегут в подвал, мы сможем обстреливать их перекрестным огнем. Вижу, как напротив ворот в сторону нашего тыла проскакивает силуэт бегущего человека, следом за ним еще один. Мысль выбежать, и дать очередь по ним - а вдруг это головной дозор, и врагов гораздо больше? Держа ворота на прицеле подхожу к Шайтану. "Укропы!" "Где?" "Пробежали мимо ворот!". Шайтан дает очередь сквозь вторые ворота в сторону, куда убежали враги, а я бегу в расположение, по пути предупреждая посты. Бойцы без особого энтузиазма просыпаются и начинают изображать боевую готовность. Возвращаюсь на пост, мы продолжаем караулить с удвоенным вниманием. Кажется, что я снова слышу звуки, похожие на движение, только гораздо более тихие, отношу это на счет утомления. Через несколько минут в стороне противника явственно слышим, как что-то звякнуло, потом совершенно отчетливо звук шага по жести сайдинга. Становится понятно, что разведчики после того, как им стало ясно, что их обнаружили, вернулись по взлетке, держась максимально далеко от наших зданий. Танк некоторое время ревет двигателем, делает выстрел куда-то в сторону наших тылов и уезжает. Вскоре нас меняют. Не знаю, живы сейчас те двое, кто пошел в эту самоубийственную разведку, но мне очень хотелось бы, чтобы они вернулись домой невредимыми. Я не испытываю к ним ненависти, хоть мы и хотели убить друг друга. Только уважение, они это заслужили.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023