ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Чапаев, Толстой и Драгомиров

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чапаев искренне верил, что его боевого опыта хватит не только для руководства дивизией, но и "всеми вооруженными силами республики" (ему недоставало лишь знания иностранных языков)... Это не только самонадеянность "чапаевых", опасная "кривда" Л.Толстого, но и есть ПРАВДА Драгомирова

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
   "Бездна неизреченного"...
  
   Мое кредо:
   http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

  

Запорожцы, 1880--1891

Художник И.Е.Репин

Анатолий Каменев

ЧАПАЕВ, ТОЛСТОЙ И ДРАГОМИРОВ

"Академик" Чапаев и современные слушатели: что их объединяет?

  
   Военная академия в сознании многих офицеров - это трамплин в карьерном росте. Поступление в военную академию связывают с мечтами о генеральских погонах.
  
   Сам же факт обучения в военной академии зачастую рассматривается слушателями, как акт формальный, ненужный, обременительный, без которого можно было бы вполне обойтись.
   *

0x01 graphic

   И этому есть вполне понятные основания.
   И основания эти, как показывает история, как правило, одни и те же, что, к примеру, были у В.И. Чапаева в 1918 г., что наблюдаются и у слушателя образца 2008 года.
   *
  
   Прошедший через горнило мировой и гражданской войны В. И. Чапаев не мог спокойно, без эмоций воспринимать "сухую" военную теорию, "вечные" истины, оторванные от реальности.
  
   Конфликт, после которого В. И. Чапаев был откомандирован в войска Восточного фронта, был предопределен: старая военная профессура, воспитанная на прежних канонах, не хотела, да и не могла осмыслить новый военный опыт и сделать из него соответствующие выводы для обучения слушателей.
  

0x01 graphic

В. Чапаев, Д.Фурманов (вверху), порученец Чапаева Петр Исаев ("Петька", внизу слева) и Семён Садчиков. Июнь 1919

  
   Чапаев искренне верил, что его боевого опыта хватит не только для руководства дивизией, но и армией, фронтом, "всеми вооруженными силами республики".
  
   А вот для руководства мировыми вооруженными силами у него недоставало лишь одного - знания иностранных языков (так он ответил на вопрос Федора Клычкова, когда тот спросил: "Василий Иванович, а сможешь ли ты руководить всеми вооруженными силами").
  
   Отчасти - это самонадеянность, но в большей мере - заблуждение.
  
   Чапаев, как и многие другие "первоконники" не понимали сути полководческого искусства, не знали и не понимали перспектив развития военного дела, а свой жизненный и служебный опыт возводили в ранг наиважнейшего.
   См. приложение 1.
   *
  
   Точно так же, как и Чапаев, заблуждаются и нынешние слушатели военных академий.
  
   Но, в отличие от Чапаева, современные слушатели военных академий поступают по-своему: многие из них рассматривали предметы обучения, как необходимое бремя, которое нужно терпеливо вытерпеть, а потом вместе с конспектами выбросить из головы.
  
   В этом негативизме были два важных фактора, которые побуждали к подобным действиям слушателей военных академий.
  
  -- Фактор первый - рутинный характер преподавания многих дисциплин.
  -- Второй фактор - личный опыт самих слушателей, который в большинстве случаев воспринимался как нечто бесценное, стоящее выше любой науки.
  
   *
  
   Такая гипертрофия собственного опыта войсковыми офицерами являлась следствием узости мышления, недостаточного развития самосознания, неумения и нежелания быть самокритичным и требовательным к себе.
  
   В этой ситуации нужно было научить офицеров-слушателей умению вникать в себя, отдавая должное достигнутому, но и понимая необходимость дальнейшего развития и борьбы с вредными стереотипами, установками, негодным стилем служебного поведения и общения.
  
   Офицер, даже научившись чему-то, не может останавливаться на достигнутом.
   Но ведь случается, что к благому достижению (житейскому, служебному и проч.) человек относить то, что на самом деле является аморальным, негативным, а иногда и просто противоправным.
   К примеру, такой стиль работы, как "завинчивание гаек", может быть воспринят как образцовый и пригодный на все случаи жизни.
  
   Но ведь даже из механики известно, что перекрученная гайка срывает резьбу и делает соединение болта и гайки негодным.
   Даже Фридрих II, провозглашая, что "солдат должен бояться палки капрала, пуще пули неприятеля", знал, что взбодренный палкой капрала, солдат в бою первым посылал пулю не в неприятеля, а в самого капрала.
  

0x01 graphic

  

"Дезертир"

Художник Илья Репин.

Карьеризм - зло безусловное зло

   Мне уже приходилось писать о том, как в первой половине ХIХ века Военная академия тщательно отбирала лучших офицеров для прохождения военно-академического курса:
  
   См.: Академия Генштаба   34k   "Глава" История Комментарии: 4 (18/02/2008)
   Лучше сократить армию на целый корпус, но иметь надлежаще поставленную военную Академию. (Н. Головин)
  
   Но после октября 1917 года в военные академии стали набирать преданные революции кадры из числа благонадежных в политическом отношении людей, но не всегда грамотных и способных в будущем стать подлинными военными лидерами. (Это, также нашло развитие в одной из моих книг:
  
   См.: История подготовки офицеров в Советском Союзе   709k   Оценка:7.49*7   Годы событий: 1917-1984. "Очерк" История Комментарии: 6 (08/04/2007)
   Советский опыт подготовки офицеров. 1917-1984 гг.).
  
   Спустя десятилетия советской власти, когда неграмотность была преодолена, открылось другое зло, а именно - стремление войсковых офицеров поступить в военную академию не ради знаний и интеллектуального развития, а для успешной карьеры.
   *
  
   Установка на успешную карьеру сама по себе не имеет негативного оттенка, если не вызвана определенной мотивацией.
  
   Академический значок не случайно тогда называли "поплавком", так как наличие военно-академического диплома давало гарантию успешной карьеры.
  
   Но, как правило, погоня за карьерой превращается в самоцель, а для достижении искомого места, звания, должности офицер жертвует такими понятиями, как честь, достоинство и поступает, как правило, в ущерб понятиями совести, порядочности и т.п.
   *
  
   Как характерное доказательство этого явления сошлюсь на пример полковника Баранова, который привел в своей прекраснейшей книге о Великой Отечественной войне К. Симонов.
  
   В данном эпизоде два действующих лица - генерал Серпилин, репрессированный, а затем реабилитированный офицер, и полковник Баранов, по доносу которого Серпилин был арестован:
  
   "Хотя Баранов действительно служил с Серпилиным в академии, Серпилин не только был о нем не высокого мнения, а, наоборот, был самого дурного.
   Он считал Баранова не лишенным способностей карьеристом, интересовавшимся не поль­зой армии, а лишь собственным продвижением по службе.
   Пре­подавая в академии, Баранов готов был сегодня поддерживать, одну доктрину, а завтра другую, называть белое черным и черное белым.
   Ловко применяясь к тому, что, как ему казалось, могло понравиться "наверху", он не брезговал поддерживать даже прямые заблуждения, основанные на незнании фактов, которые сам он прекрасно знал.
   Его коньком были доклады и сообщения об армиях предпола­гаемых противников; выискивая действительные и мнимые сла­бости, он угодливо замалчивал все сильные и опасные стороны будущего врага".
  
   Встретив Баранова в окружении без документов, переодетого в солдатское обмундирование, Серпилин был возмущен малодушием этого офицера:
  
   "Без веры, без чести, без совести,-- продолжал он думать о Баранове, шагая рядом с докторшей.-- Пока война казалась далекой, кричал, что шапками закидаем, а пришла -- и первым побежал. Раз он испугался, раз ему страшно, значит, уже все проиграно, уже мы не победим! Как бы не так! Кроме тебя, еще капитан Гусев есть, и его артиллеристы, и мы, грешные, живые и мертвые, и вот эта докторша маленькая, что наган двумя руками держит..."
  
   *
   Хоть это и частный случай и не документальное, а художественное свидетельство, тем не менее, каждому мыслящему человеку и из этого эпизода становится ясным, что карьеризм - это зло, наносящее вред живому делу.
  
   Не заслуживает порицания тот, кто стремится достичь высот в военной иерархии, разборчиво относясь к средствам и методам достижения искомой цели.
   Но глубоко порочен тот, кто во благо достижения своей цели не брезгует ничем, беря на вооружение подлость, ложь, подсиживание и прочие мерзостные способы, позволяющие идти по головам людей...
   ***
  
  

Плоды "омоложения" кадров

  
   Впрочем, питательная почва для карьеризма создается извне: к примеру, спросом на угодливых, а не на умных; формализмом в оценке людей...
  
   Надо признать, что во многие времена нашей истории карьерный рост офицера во многом определялся формальными факторами:
  
  -- выслугой лет, старшинством в чине,
  -- наличием военно-академического образования,
  -- а еще чаще - принадлежностью к определенному социальному слою, близостью к сильным мира сего, родственными связями, протекцией, классовой принадлежностью и т.д.
  
   Редко во внимание принимались личные дарования.
  
   Да и благодарность за заслуги перед Отечеством не всегда обретала нужные и правильные формы: нередко отличившегося жаловали не только чином, но и продвижением по служебной лестнице, не понимая, что личная воинская доблесть рядового офицера неравнозначна мужеству командира и военачальника.
  
   Приведу характерный пример из книги К. Симонова "Живые и мертвые".
   Речь идет о том, как волей случая молодой офицер быстро возвысился до командного поста в армии, не сумев при этом возвыситься до уровня большого военачальника:
  
   "Он впервые в жизни проклинал тот день и час, которым рань­ше гордился, когда после Халхин-Гола его вызвал сам Сталин и, произведя из полковников прямо в генерал-лейтенанты, назначил командовать истребительной авиацией целого округа.
  
   Сейчас, перед лицом смерти, ему некому было лгать: он не умел командовать никем, кроме самого себя, и стал генералом, в сущности оставаясь старшим лейтенантом.
  
   Это подтвердилось с первого же дня войны самым ужасным образом, и не только с ним одним.
   Причиной таких молниеносных возвышений, как его, были безупречная храбрость и кровью заработанные ордена.
   Но генеральские звезды не принесли ему умения командовать тыся­чами людей и сотнями самолетов".
  
   См.: приложение 2. "Последний подвиг генерала Козырева".
  
   *
  
   В дореволюционное время офицеры сетовали на то, что их служебный рост затягивался и повсеместно наблюдалось такое явление, как старение офицерских кадров: 60-летние капитаны были, к примеру, явлением не единичным, а массовым.
  
   Быстро двигались по служебной линии отпрыски известных фамилий, офицеры, окончившие академию генштаба и те, кому покровительствовали "верхи".
  
   Все же остальное (рядовое) офицерство с трудом добиралось до капитанского чина и там "оседало" вплоть до выхода на пенсию.
  
   Генералитет сидел на своих доходных местах до упора...
  
   *
  
   После революции и вплоть до начала 70-х годов ХХ века сохранялась тенденция, при которой молодой офицер довольно длительное время находился на низших офицерских должностях.
  
   Окончание подобной практики я застал, прибыв в войска после окончания военного училища в 1966 г.:
  
   См.: В отдельном автомобильном   45k  
  
   Но уже в мое лейтенантство положение стало меняться:
  
  -- молодые, "не оперившиеся", не вставшие на ноги лейтенанты стали спустя год-два получать в командование роты,
  -- старшие лейтенанты нередко выдвигались в батальонные начальники и для них открывался прямой путь в военную академию, а после нее - возможность командования полком.
  
   Проблема омоложения кадров стояла и в царской армии, но к ней (этой проблеме) подходили осторожно, взвешенно, о чем говорит, к примеру, суждение М. Ботьянова, опубликованное в кн. "Статьи, помещенные в печати в 1908 - 1909 гг.) (СП б., 1910):
  
   "Омоложение офицерского состава при комплекте его, бесспорно выгодно для армии; при некомплекте же, нужно осторожно относиться к этому.
   Совсем другой результат оно может дать в высших чинах, где умственные способности и служебный опыт играют уже большее значение, чем физические силы.
   Поэтому, ранее применения такой меры, необходимо было бы точно выяснить, на каких именно высших местах и, начиная с каких должностей уже, первым качествам приходится отдавать преимущество перед вторыми.
   Да и вообще при этом следует помнить, что лучшее - враг хорошего.
   Франко-прусская кампания 1870-1871 гг., не по теории только, голословно, а на практике, доказала, что долголетний служебный опыт, которым обладали старики - прусские военачальники, дал блестящие результаты; а последняя русско-японская война показала, что иногда начальники дивизий, а корпусные командиры уже непременно всегда, должны руководить войсками посредством телефона, держась в бою определенного места; и только те из них, которые умели выполнить это требование и были на своих местах.
   Причем же тут физические силы, а не умственные способности.
   Поэтому-то стремлением омолодить армию в высших чинах можно удалить иногда с военной службы и людей, неоценимых для нее; а людей с большим умом и сильным характером немного" (курсив мой - А.К.).
   *
  
   У нас же, самое большое кадровое движение произошло в полковом звене, т.е. в том ключевом месте, от которого зависит боеспособность вооруженных сил более чем на 90%
  
   См. подробнее:
   Армия сильна полковниками   130k   "Очерк" История Комментарии: 6 (24/11/2007)
   "В армии полки хороши будут от полковников, а не от уставов..."
  
   Мне кажется, ослабление кадров полкового звена, которое получились в силу нескольких причин:
  
  -- 1)омоложения кадров;
  -- 2)несоответствия личных (духовных, психологических, политических, военно-профессиональных, служебных и жизненных) данных полковых командиров требованиям их социального и должностного назначения;
  -- 3)неоправданно быстрая смена полковых командиров и др. привели к тому, что вооруженные силы России лишились надежных воинских частей, способных самостоятельно и успешно выполнять боевые и служебные задачи.
  
   Отчасти, в этой ситуации виновно военно-академическое образование, которое поставлено неправильно, отчасти - неверный порядок организации служебной деятельности офицеров, окончивших военные академии.

Движение по спирали, а не по восходящей...

   Сравним два принципа служебного возвышения офицеров, окончивших военную академию: спиралеобразный в царской армии и взлет по резкой траектории - в советские и нынешние времена.
  
   Поясню.
   В русской армии выпускники академии генерального штаба в своем восхождении на верх служебной иерархии, все время двигались как бы по спирали, восходящей вверх.
  
   Так, окончив академию, выпускник, как правило, получал назначение в войска на одну из батальонных должностей.
  
  -- Затем он направлялся в научную командировку (к примеру, в заграницу для практического и теоретического изучения постановки военного дела там), или служебную экспедицию (например, в Среднюю Азию для изучения наших соседей, как вероятных противников), или получал назначение в дипломатическую миссию (так, к примеру, в 1792 г. Екатерина, доверяя проницательному и гибкому уму М.И. Кутузова, направила его чрезвычайным и полномочным послом в Турцию. Там он заслужил большое доверие турецкого двора и смог решить в пользу России ряд важных дипломатических вопросов).
  
  -- После того, как офицер своими глазами увидел нечто новое или же сам испытал радость от совершенного научного открытия (к примеру, как после двухлетних учебных плаваний в Атлантическом океане Степан Осипо­вич Макаров в 1867 г. напечатал в "Морском сборнике" свою первую научную статью -- "Инструмент Аткинса для определения девиаци и в море"), он направлялся для передачи накопленных знаний и служебного опыта в военно-учебные заведения (так, к примеру, после дипломатической миссии в Турции М.И. Кутузов в 1794 г. был назначен директором Сухопутного кадетского корпуса, где проявил себя мудрым наставником и воспитателем, часто сам читал лекции по тактике и военной истории).
  
  -- И только после этих испытаний службой, наукой и педагогикой этот офицер направлялся на одну из должностей в Генеральный штаб. Имея за плечами накопленный служебный, нередко и боевой опыт, обширные познания, результаты собственных исследований, такой человек, несомненно, был полезен в Генеральном штабе.
  
  -- Но на "теплом месте" в Генштабе начинающий генштабист долго не засиживался.
  
  -- Его вновь командировали в войска, но уже на одну из полковых должностей, затем посылали в экспедицию или за границу, ставя перед ним несравненно более сложные задачи, нежели в первом случае.
  
  -- Обогащенный новыми знаниями, опытом и впечатлениями, он направлялся, как правило, на должность профессора военной академии, а после года-двух педагогической работы, брался вновь в генштаб, но уже на более высокую должность.
  
  -- И опять же он не оседал в уютном кабинете Генштаба. Его вновь ждали войска, другие страны, более сложные задания военного руководства и правительства России...
  
   *
   Это и называется движением по спирали, а в философии этот закон называется законом отрицания отрицания, т.е. развитие не по замкнутому кругу, а по спирали, при котором из предыдущего опыта отбирается все ценное, а все приходящее - отбрасывается ...
   *
  
   В отличие от царского опыта, наш, советский и современный порядок служебного продвижения офицера прост: если офицер, как говорится, попал в струю, то его будет безудержно нести наверх, правда до тех пор, пока не изменится направление потока или не иссякнет источник...
  
   Попав однажды в теплый и уютный кабинет, можно не обременять себя ни новыми знаниями, ни мучительными и опасными поездками, ни необходимостью подставлять голову под пути.
  
   В рамках Садового кольца можно провести бурную лейтенантскую юность и обеспеченную генеральскую старость...
  
   ***
   Проведенное сравнение, думаю, не в пользу современной системы: она подходит отдельным лицам, но не служить интересам боевой готовности вооруженных сил России...
  
  

Приложение 1.

  

0x01 graphic

  

В. И. Чапаев, командир 2-го Николаевского советского полка И. Кутяков, командир батальона И.Бубенец и комиссар А. Семенников. 1918 г.

  

"Я академией не кончал"...

(Извлечения из кн. Д.А. Фурманова "Чапаев")

  
   Федор рассмеялся, посмотрел на Чапаева изумленно и подумал:
   "Это у народного-то героя, у Чапаева, какие же младенческие мысли! Знать, всякому свое: кому наука, а кому и не дается она. Два месяца вот побыл в академии человек и ничего-то не нашел там хорошего, ничего не понял. А и человек-то ведь умный, только сыр, знать, больно... долго обсушиваться надо..."
   - Мало побыли в академии-то, - сказал Федор. - В два месяца всего не усвоишь... Трудно это...
   - Хоть бы и совсем там не бывать, - махнул рукой Чапаев. - Меня учить нечему, я и сам все знаю...
   - Нет, оно как же не учиться, - возразил Федор. - Учиться всегда есть чему.
   - Да, есть, только не там, - подхватил возбужденный Чапай. - Я знаю, што есть... И буду учиться... Я скажу вам... Как фамилия-то ваша?
   - Клычков.
   - Скажу вам, товарищ Клычков, што почти неграмотный я вовсе. Только четыре года как я писать-то научился, а мне ведь тридцать пять годов! Всю жизнь, можно сказать, в темноте ходил. Ну да што уж - другой раз поговорим... Да вон, надо быть, и Таловку-то видно...
   Чапаев дал шпоры. Федор последовал примеру. Нагнали Попова. Через десять минут въезжали в Казачью Таловку.
  
   ...
  
   Чапаев, минутку подождав, крыл невозмутимо:
   - Я к этой жизни привык, товарищи. "Академиев" я не проходил, я их не закончил, а все-таки вот сформировал четырнадцать полков и во всех них был командиром. И там везде у меня был порядок, там грабежу не было, да не было и того, чтобы из церкви вытаскивали рясу поповскую...
   ...
   - Про то, все про то, што в академьях мы не учены... Да мы без академьев... У нас по-мужицки и то выходит... Мы погонов не носили генеральских, да и без них, слава богу, не каждый такой с т р а т е х будет...
   - Не хвались, не хвались, Василий Иванович, это тебе не к лицу... Пусть тебя другие... А сам-то...
   ...
   Переломив себя, стараясь казаться совершенно спокойным, Клычков сказал ему тихо:
   - Вот что, Чапай... Ты хороший вояка, смелый боец, партизан отличный, но ведь и только! Будем откровенны. Имей мужество сознаться сам: по части военной-то мудрости слаб... Ну, какой ты стратег? Посуди сам, откуда тебе быть-то им?
   Чапаев нервно дергался, и злыми огоньками блестели его волчьи серо-синие глаза.
   - Стратег плохой? - почти крикнул он на Федора. - Я плохой стратег? Да пошел ты к черту после этого!
   - А ты спокойнее, - злорадствовал Федор, довольный, что хоть немножко пронял его за живое, - чего тут нервничать? Чтобы быть хорошим военным работником, чтобы знать научную основу стратегии, - да пойми ты, что всему этому учиться надо... А тебе некогда было, ну, не ясно ли, что...
   - Ничего мне не ясно... Ничего не ясно... - оборвал его Чапаев. - Я армию возьму и с армией справлюсь.
   - А с фронтом? - подшутил Федор.
   - И с фронтом... а што ты думал?
   - Да, может быть, и главкомом бы не прочь?
   - А то нет, не справлюсь, думаешь? Осмотрюсь, обвыкну - и справлюсь. Я все сделаю, што захочу, понял?
   - Чего тут не понять.
   У Федора уже не было того нехорошего чувства, с которым начал он разговор, не было даже и той насмешливости, с которою ставил он вопросы; эта уверенность Чапаева в безграничных своих способностях изумила его совершенно серьезно...
   - Что ты веришь в силы свои, это хорошо, - сказал он Чапаеву. - Без веры этой ничего не выйдет. Только не задираешься ли ты, Василий Иваныч? Не пустое ли тут у тебя бахвальство? Меры ведь ты не знаешь словам своим, вот беда!
   Еще больше возбудились, заблестели недобрым блеском глаза: Чапаев бурлил негодованием, он ждал, когда Федор кончит.
   - Я-то!.. - крикнул он. - Я-то бахвал?! А в степях кто был с казаками, без патронов, с голыми-то руками, кто был? - наступал он на Федора. - Им што? Сволочь... Какой им стратег...
   - А я за стратега тоже не признаю. Значит, выходит, что и я сволочь? - изловил его Федор.
   Чапаев сразу примолк, растерялся, краска ударила ему в лицо; он сделался вдруг беспомощным, как будто пойман был в смешном и глупом, в ребяческом деле.

0x01 graphic

Фронтовые корреспонденты: Симонов К., Зотов И., Кригер Е., Уткин И. - в прифронтовой полосе в дни обороны Москвы

  
  

Приложение 2.

Последний подвиг генерал-лейтенанта Козырева

Отрывок из романа К. Симонов. Живые и мертвые. (М., 1982. - С. 40-44).

  
   В это время летчик, которого они искали, действительно лежал в ста шагах от дороги, на маленькой лесной полянке. Не желая, чтобы немцы расстреляли его в воздухе, он хладнокровно затя­нул прыжок, но не рассчитал до конца и выдернул кольцо парашюта на секунду позднее, чем следовало. Парашют раскрылся почти у самой земли, и летчик сломал обе ноги и ударился о пень позво­ночником. Теперь он лежал возле этого пня, зная, что все кончено; тело ниже пояса было чужое, парализованное, он не мог даже ползти по земле. Он лежал на боку и, харкая кровью, смотрел в небо. Сбивший его "мессершмитт" погнался за беззащитными теперь бомбардировщиками; в небе уже был виден один дымный хвост.
   На земле лежал человек, никогда особенно не боявшийся смер­ти. За свою недолгую жизнь он не раз бестрепетно думал о том, что когда-нибудь его могут сбить или сжечь точно так же, как он сам много раз сбивал и сжигал других. Однако, несмотря на его вызывавшее зависть товарищей природное бесстрашие, сейчас ему было страшно до отчаяния.
   Он полетел сопровождать бомбардировщики, но на его гла­зах загорелся один из них, а два других ушли к горизонту, и он уже ничем не мог им помочь. Он считал, что лежит на территории, занятой немцами, и со злобой думал о том, как фашисты будут стоять над ним и радоваться, что он мертвый валяется у их ног, он, человек, о котором, начиная с тридцать седьмого года, с Испа­нии, десятки раз писали газеты! До сих пор он гордился, а порой и тщеславился этим. Но сейчас был бы рад, если бы о нем никогда и ничего не писали, если б фашисты, придя сюда, нашли тело того никому не известного старшего лейтенанта, который четыре года назад сбил свой первый "фоккер" над Мадридом, а не тело ге­нерал-лейтенанта Козырева. Он со злобой и отчаянием думал о том, что, даже если у него достанет сил порвать документы, все равно немцы узнают его и будут расписывать, как они задешево сбили его, Козырева, одного из первых советских асов.
   Он впервые в жизни проклинал тот день и час, которым рань­ше гордился, когда после Халхин-Гола его вызвал сам Сталин и, произведя из полковников прямо в генерал-лейтенанты, назначил командовать истребительной авиацией целого округа.
   Сейчас, перед лицом смерти, ему некому было лгать: он не умел командовать никем, кроме самого себя, и стал генералом, в сущности оставаясь старшим лейтенантом. Это подтвердилось с первого же дня войны самым ужасным образом, и не только с ним одним. Причиной таких молниеносных возвышений, как его, были безупречная храбрость и кровью заработанные ордена. Но генеральские звезды не принесли ему умения командовать тыся­чами людей и сотнями самолетов.
   Полумертвый, изломанный, лежа на земле, не в силах дви­нуться с места, он сейчас впервые за последние, кружившие ему голову годы чувствовал весь трагизм происшедшего с ним и всю меру своей невольной вины человека, бегом, без оглядки, взлетевшего на верхушку длинной лестницы военной службы. Он вспоминал о том, с какой беспечностью относился к тому, что вот-вот начнется война, и как плохо командовал, когда она нача­лась. Он вспоминал свои аэродромы, где половина самолетов ока­залась не в боевой готовности, свои сожженные на земле машины, своих летчиков, отчаянно взлетавших под бомбами и гибнувших, не успев набрать высоту. Он вспоминал свои собственные проти­воречивые приказания, которые он, подавленный и оглушенный, отдавал в первые дни, мечась на истребителе, каждый час рис­куя жизнью и все-таки почти ничего не успевая спасти.
   Он вспомнил сегодняшнюю предсмертную радиограмму с од­ного из этих пошедших бомбить переправу и сожженных ТБ-3, которых нельзя, преступно было посылать днем без прикрытия истребителей и которые все же сами вызвались и полетели, по­тому что разбомбить переправу требовалось во что бы то ни стало, а истребителей для прикрытия уже не было.
   Когда на могилевском аэродроме, где он сел, сбив по дороге встретившийся ему в воздухе "мессершмитт", он услышал в ра­дионаушниках хорошо знакомый голос майора Ищенко, старого товарища еще по Елецкой авиашколе: "Задание выполнили. Воз­вращаемся. Четверых сожгли, сейчас будут жечь меня. Гибнем за родину. Прощайте! Передайте благодарность Козыреву за хорошее прикрытие!" -- он схватился руками за голову и целую ми­нуту сидел неподвижно, преодолевая желание здесь же, в ком­нате оперативного дежурного, вытащить пистолет и застрелиться. Потом он спросил, пойдут ли еще на бомбежку ТБ-3. Ему сказа­ли, что мост разбит, но есть приказ разбить еще и пристань с переправочными средствами; ни одной эскадрильи дневных бом­бардировщиков по-прежнему нет под рукой, поэтому еще одна тройка ТБ-3 поднялась в воздух.
   Выскочив из дежурки, никому ничего не сказав, он сел в ист­ребитель и взлетел. Когда, вынырнув из облаков, он увидел шед­шие внизу бомбардировщики, целые и невредимые, это была одна из немногих минут счастья за все последние дни. А еще через минуту он уже вел бой с "мессершмиттами", и этот бой кончился тем, что его все-таки сбили.
   С первого же дня войны, когда почти все недавно полученные округом новые истребители, МИГи, были сожжены на аэродро­мах, он пересел на старый И-16, доказывая личным примером, что и на этих машинах можно драться с "мессершмиттами". Драть­ся было можно, но трудно, -- не хватало скорости.
   Он знал, что не сдастся в плен, и колебался только, когда застрелиться -- попробовать сначала убить кого-нибудь из немцев, если они близко подойдут, или застрелиться заранее, чтобы не впасть в за­бытье и не оказаться в плену, не успев покончить с собой.
   В его душе не было предсмертного ужаса, была лишь тоска, что он никогда не узнает, как все будет дальше. Да, война заста­ла врасплох; да, не успели перевооружиться; да, и он, и многие другие сначала плохо командовали, растерялись. Но страшной мысли, что немцы и дальше будут бить нас так, как в первые дни, противилось все его солдатское существо, его вера в свою армию, в своих товарищей, наконец, в самого себя, все-таки прибавив­шего сегодня еще двух фашистов к двадцати девяти, сбитым в Испании и Монголии. Если б его не сбили сегодня, он бы им еще показал! И им еще покажут! Эта страстная вера жила в его раз­битом теле, а рядом с ней неотвязной тенью стояла черная мысль: "А я уже никогда этого не увижу".
   Жена его, которая, как это свойственно мелким душам, пре­увеличивала свое место в его жизни, никогда бы не поверила, что он в свой смертный час не думал о ней. Но это было так, и не потому, что он не любил, -- он продолжал любить ее, -- а просто потому, что он думал совсем о другом. И это было такое великое несчастье, рядом с которым просто не умещалось маленькое и нестрашное в эту минуту горе -- никогда не увидеть больше пре­красного лживого лица.
   Говорят, человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь. Может быть, и так, но он вспоминал перед смертью только вой­ну! Говорят, человек перед смертью думает сразу о многом. Может быть, и так, но он перед смертью думал только об одном -- о вой­не. И когда он вдруг, в полузабытьи, услышал голоса и залитыми кровью глазами увидел приближавшиеся к нему три фигуры, он и тут не вспомнил ни о чем другом, кроме войны, и не подумал ничего другого, кроме того, что к нему подходят фашисты и он должен сначала стрелять, а потом застрелиться. Пистолет лежал на траве у него под рукой, он нащупал четырьмя пальцами его шершавую рукоятку, а пятым -- спусковой крючок. С трудом оторвав руку от земли, он, раз за разом нажимая на спуск, стал стрелять в расплывавшиеся в кровавом тумане серые фигуры. Со­считав пять выстрелов и боясь обсчитаться, он дотянул руку с пистолетом до лица и выстрелил себе в ухо.
   Два милиционера и Синцов остановились над телом застре­лившегося летчика. Перед ними лежал окровавленный человек в летном шлеме и с генеральскими звездами на голубых петлицах гимнастерки.
   Все произошло так мгновенно, что они не успели прийти в себя. Они вышли из густого кустарника на полянку, увидели лежавшего в траве летчика, крикнули, побежали, а он раз за разом стал стрелять в них, не обращая внимания на их крики: "Свои!" Потом, когда они почти добежали до него, он сунул руку к виску, дер­нулся и затих.
   Старший из милиционеров, опустившись на колени и расстег­нув карман гимнастерки, испуганно вытаскивал документы по­гибшего, а потрясенный Синцов молча стоял над ним, держась рукой за простреленный бок, стоял, еще не чувствуя боли, а лишь немоту и кровь, проступившую через гимнастерку. Три дня назад он застрелил человека, которого хотел спасти, а сейчас другой человек, которого он тоже хотел спасти, чуть не убил его самого, а потом застрелился и теперь лежит у его ног, как тот сошедший с ума красноармеец на дороге.
   Может быть, летчик принял их за немцев из-за серых проре­зиненных милицейских плащей? Но неужели он не слышал, как они кричали: "Свои, свои!"?
   Продолжая одной рукой держаться, за мокрый от крови бок, Синцов опустился на колени и взял у милиционера все, что тот вынул из нагрудного кармана мертвого. Сверху лежала фото­графия красивой женщины с круглым лицом и большегубым, при­пухлым, улыбающимся ртом. Синцов твердо знал, что где-то ви­дел эту женщину, но не мог вспомнить ни когда это было, ни где. Под фотографией лежали документы: партийный билет, орденская книжка и удостоверение личности на имя генерал-лейтенанта Козырева.
   "Козырев, Козырев..." -- все еще не сопоставляя до конца одно с другим, повторял Синцов и вдруг вспомнил все сразу: не только хорошо знакомое со школьных лет лицо этой женщины -- лицо Нади, или, как они звали ее в школе, Надьки Караваевой, но и это изуродованное пулей знакомое по газетам лицо.
   Синцов все еще стоял на коленях над телом Козырева, когда появились прибежавшие сюда на выстрелы летчик с бомбарди­ровщика и шофер. Летчик сразу узнал Козырева. Он сел на траву рядом с Синцовым, молча посмотрел и так же молча отдал доку­менты и, больше удивляясь, чем сокрушаясь, сказал всего одну фразу:
   -- Да, такие дела... -- Потом посмотрел на Синцова, который все еще стоял на коленях, прижимая руку к намокшей гимнастер­ке. -- Что с тобой?
   -- Стрелял... Наверное, думал, что мы немцы, -- кивнул на мерт­вого Синцов.
   -- Снимай гимнастерку, перевяжу, -- сказал летчик.
   Но Синцов, выйдя из оцепенения и вспомнив о немцах, ска­зал, что перевязаться можно потом, в машине, а сейчас надо от­нести к ней тело генерала. Оба милиционера, неловко подсовывая руки, приподняли тело Козырева за плечи, летчик и шофер взяли его за ноги, под коленями, а Синцов шел сзади, спотыкаясь, по-прежнему прижимая рану рукой и чувствуя все усиливающую­ся боль.
   <...>
   ...
  
  
   0x01 graphic
  
   Информация к размышлению

0x01 graphic

  

Портрет генерала и государственного деятеля Михаила Ивановича Драгомирова, 1889

Художник И.Е Репин

Анатолий Каменев

ПРАВДА ДРАГОМИРОВА И "КРИВДА" ТОЛСТОГО

*

   Сейчас мало кому известно о той нешуточной полемике, которая в конце ХIХ - начале ХХ вв. развернулась на страницах русской печати. Л.Н. Толстой, признанный писатель, и генерал М.И. Драгомиров, высоко чтимый среди русского офицерства, сошлись в поединке за честь и достоинство офицерского звания. Это было сражение не просто двух достойных людей, а битва за умы соотечественников. Исход этого сражения мог сильно повлиять на отношение образованного общества к военному делу, офицерству, пониманию необходимости укреплять обороноспособность страны.
   *
   Для нас эта дискуссия носит не историко-просветительский характер, а имеет важное практическое значение. На протяжении последних 20-ти лет, т.е. со времен перестройки М.С. Горбачева и в годы правления Б.Н. Ельцина у нас в стране неоднократно возникали дискуссии о необходимости обороноспособности, целесообразности вооруженных сил и роли офицерского корпуса. С начала 90-х года обществу усиленно навязывался миф о полной безопасности страны, ненужности вооруженных сил и "офицерах-дармоедах". Деятели культуры, науки и спорта разразились целым рядом открытых писем к гражданам и властям с призывом максимально сократить армию и флот и избавиться от ненужных офицеров и генералов.
   *
   При таком негативизме со стороны интеллектуалов вооруженные силы РФ стали терять офицерские кадры, особенно молодые, составляющие фундамент военной силы страны. Достаточно сказать, что морально-психологическая атака на умы молодых людей со стороны введенных в заблуждение или же сознательно действовавших интеллектуалов привела к тому, что из 100 поступивших в военное училище молодых людей, 50 отсеивалось из-за нежелания продолжать учебу и еще 25-30 выпускников покидали вооруженные силы страны в течение первого года офицерской службы. Продолжали офицерскую службу всего 20-25 человек из 100. Причем в числе ушедших 75-80 молодых людей много было достойных личностей, а среди оставшихся - большинство из тех, кому больше некуда податься...
   *
   Понять ушедших можно: кому хочется носить звание "дармоеда" и мириться с тем, что приходится заниматься делом никому не нужным и даже "вредным"?
   *
   Престиж офицерской профессии, подорванный в начале 90-х годов, не восстановлен и по сей день. И это плохо, ибо, повторюсь, младшее офицерство - это фундамент вооруженных сил. И фундамент этот должен быть прочным, основательным и надежным.
   *
   Вот почему нам и сегодня важно проанализировать ход мыслей Л.Т. Толстого и М.И. Драгомирова, чтобы сделать необходимые выводы для сегодняшнего дня и дня будущего.
  
   ***
  
   М.И. Драгомиров, анализируя ход исторического развития, совершенно естественно пришел к выводу: не в нашей воле устранить войну, следовательно:
  
   "Лучшая подготовка к ней - развитие чувств, совокупность коих составляет воинский дух; без него, не взирая на совершеннейшее вооружение, армия - подлое стадо, неспособное сопротивляться врагу и более опасное своим, чем чужим"[1].
  
   Исходя из понимания того, что в бою приходится считаться не с одними потерями в людях и орудиях, но и с утратой порядка, мужества, доверия, сплоченности, внутренней силы и духа войск, справедливо считать, что
  
   "важнейшим военным элементом является человек; а важнейшим свойством человека - его нравственная энергия" [2]; и тогда "... победа будет, до известной степени, в руках той армии, в которой солдаты проникнуты решимостью добыть ее, хотя бы ценою собственной гибели, ибо тот только может победить, т.е. погубить другого, кто сам способен решиться на погибель" [3].
  
   Справедливо критикуя Л.Н.Толстого по поводу его отрицания роли и значения военной науки и военачальника в вооруженной борьбе[4], генерал Драгомиров в очерке "Разбор "Войны и мира" спрашивал писателя и всех сомневающихся:
  
   "А воля, увлекающая сотни людей и внушающая им безграничную, собачью преданность к такому, как и они, человеку? А ум, способный воспринимать все впечатления с такою изумительной верностью, что по отдельным, разрозненным намекам он способен отгадать намерения противника, иногда во всем их объеме?" [5]
  
   Для него, человека военного, знающего войну не понаслышке, а по своему боевому опыту, понятно, что "для всякого рода гениальности требуется сильное развитие одной какой-либо, или нескольких, но далеко не всех сторон души человеческой" [6]. Он был глубоко убежден в том, что не случайности (влияния которых, конечно, нельзя отрицать), не отдельные герои или трусы решают исход боя и войны в целом, а все в военном деле "зависит от умения или неумения начальника поднять нравственный уровень своих войск до той степени, на которой они являются менее подверженными влиянию неожиданности" [7].
  

*

   Верно определив пульс войны, М.И.Драгомиров писал, что
  
   "бой, прежде всего, требует от человека способности пожертвовать собою, потом умения действовать так, чтобы эта жертва была, по возможности, полезна своим, гибельна врагу" [8].
  
   Для достижения названной цели человеку нужна "нравственная упругость", под которой он понимал:
  
   "1)находчивость, доведенную до того, что человек не теряется ни от какой неожиданности; 2)решимость и упорство; 3)убеждение, что только для того успех возможен, кто выручку товарища ставит выше личной опасности; 4)способность обсудить хладнокровно свое положение в самые критические минуты" [9].
  
   Вместе с последовательными исследователями духовной и психологической стороны войны[10], он отмечал тот факт, что даже у самого смелого человека в минуту опасности всегда может закрасться сомнение в успехе дела; и вот тут-то у истинно благородного человека есть могущественнейшая поддержка в чести, которая и при неудаче позволяет ему вести себя с такой же энергией, как и при полной уверенности в победе.
   Кодекс чести, верно отражающий национальный дух, национальное достоинство, верный национальным понятиям чести - это тот инструмент, благодаря которому можно и нужно укреплять нравственную энергию военнослужащих, столь необходимую для одержания победы над врагом.
  
   *
   Но противникам здравого смысла и оппонентам генерала Драгомирова было недосуг укреплять боевой дух воинов, они, эти "прогрессисты", спешили похоронить войну. И впереди всех был писатель Л.Н. Толстой.
   *
   Еще в "Войне и мире", а также в ряде статей он выдвигал ошеломляющие идеи, способные были нанести колоссальный урон идее защиты Отечества, званию солдата и офицера. В частности, в "Солдатской памятке", обращаясь к солдату, он писал:
  
   "...Если ты, действительно, хочешь поступить по-божески, то тебе надо сделать одно: свергнуть с себя постыдное и безбожное звание солдата и быть готовым перенести все страдания, которые будут налагать на тебя за это" [11].
   В "Письме к фельдфебелю" он утверждал, что армия нужна не народу, а правительству и всем тем лицам высших сословий, примыкающим к правительству, чтобы иметь средство для властвования над рабочим народом, а защита от внешних врагов - только отговорка[12].
   Статья "Патриотизм или мир?" учила: "...Надо понимать, что до тех пор, пока мы будем восхвалять патриотизм и воспитывать его в молодых поколениях, у нас будут вооружения, губящие и физическую и духовную жизнь народов, будут и войны, ужасные, страшные войны..." [13].
  
   Понятно, что такие выводы, по мысли генерал Драгомирова, не выдерживали самой снисходительной критики по своей односторонности[14]. Надо было иметь большое мужество, чтобы сделать такой вывод. Этим мужеством в полной мере обладал генерал Драгомиров.
   Второй противостоящей силой был "цвет" русского общества, аристократия и интеллигенция. Во второй половине - конце ХIХ века в этой среде особенно ярко стало проявляться следующее уродливое[15] явление: полное пренебрежение высших слоев общества к проблемам армии и вооруженной защиты России в мирное затишье, некий всплеск патриотических чувств и внимания к этим вопросам с началом очередной военной кампании и злорадство пишущей и политиканствующей интеллигенции по поводу военных неудач России.
   М.И.Драгомиров был в числе немногих[16], кто силой своего писательского, научного, военного и публицистического таланта пытался противостоять этой тенденции, старался правильно расставить точки в спорных вопросах войны и мира, армии и народа, солдат и офицеров, мирных задач армии и боевой подготовки войск. Его военные произведения с большим успехом печатались в России, переводились на иностранные языки и имели широкое хождение на родине и за рубежом. По поводу каждого крупного события военной жизни в стране напряженно ожидали: "А что скажет по этому поводу Драгомиров?" И он, как правило, быстро откликался на все вопросы, волновавшие русскую общественность и офицерский корпус.
   *
   С введением всеобщей воинской повинности в общественном сознании России с трудом начала осознаваться истина, что при внедрении в войска разных слоев населения все достоинства и добродетели народа, так же, как его пороки и слабости, будут отражаются на войске. Офицерский корпус, ранее формировавшийся исключительно из дворянства, открыл свои двери людям из разных сословий и званий. Естественно, это привнесло в офицерскую среду много чуждого понятиям воинской чести и достоинства. Среди офицерства участились случаи недостойного поведения, но это, тем не менее, не получало должной оценки и отпора в офицерской среде.
   Отдельные лица бросали тень на все офицерство, а в полку нередко мирились с этим, не понимая всей пагубности подобного попустительства.
  
   "...Не будь фальшивых представлений о чести полка, войсковой организм легко и свободно очистился бы от того процента презренных личностей, которые, в своей части все-таки продолжают оставаться в войске, нанося ему, а иногда даже, нанося ему, а иногда даже и прежней своей части, неисчислимый вред..." [17], - писал М.И.Драгомиров.
  
   Технические достижения конца ХIХ века вскружили кое-кому голову: значительная часть офицеров под влиянием сравнительно быстрого развития военной техники, принижала роль человека на войне, утверждая, что в современном бою человек отходит на второй план, уступая первое место технике. Это было не просто заблуждение, а опасная тенденция, когда основная ставка в подготовке войны и в бою делалась на технику и вооружение, а не на людей, владеющих ими. Мало кто заметил эту опасность, но от зоркого взгляда Драгомирова она не могла скрыться. Не боясь прослыть рутинером, он упорно отстаивал тезис о решающей роли в войне человека, не только технически грамотного, но и морально стойкого.
   Среди офицерства стало развиваться чувство ложного стыда за ту или иную личную ошибку на занятиях; сделалось правилом считать, что "начальство не может ошибаться", так как оно уже достигло вершины совершенства. При такой практике, когда очевидные погрешности в работе командира замазывались или, наоборот, показывались в виде лучших образцов, трудно было рассчитывать на воспитание доверия солдат к офицерам, как военным руководителям, знающим военного дело. Недоверие солдат к офицерам М.И.Драгомиров считал опасным явлением в военной среде, одной из причин снижения нравственной упругости войск. Вот почему он выступил против практики ложной стыдливости офицера.
   Замечая в войсках случаи нравственной подавленности солдат, Драгомиров объяснял это прямым следствием муштры и требовал искоренения вреднейшего обычая, говоря:
  
   "Палка давно признана не охранительной силой дисциплины, а разрушающей к ней примесью".
  
   В системе воспитания, построенной на муштре, Драгомиров видел вред не только для подчиненного, но и для самого офицера. И это понятно. Притупляя энергию подчиненного, офицер не развивает и своей, - говорил Драгомиров, - и чем больше муштрует солдат, тем слабее бывают начальники, как только выходят из комфортабельной мирной обстановки[18].

*

   М.И.Драгомиров не писал специального Кодекса офицерской части[19], но все его труды основаны на четких и ясных понятиях о воинской доблести, которые берут свое начало от доблестных русских витязей, выдающихся русских князей, от Петра Великого и А.В.Суворова.
   Скажем более: сила его трудов в том, что он всегда видел и никогда не терял органической связи военных (тактических и стратегических) и военно-технических вопросов с людьми, которые принимают тактические решения и действуют на поле боя, а также их нравственными качествами.
   Влюбленный в Суворова, генерал Драгомиров понимал, что величие его таланта состояло в том, что он соединил в себе личную доблесть, качества искусного полководца с умением проникать в духовный мир русского солдата, учить и воспитывать войска тому, что требуется для боя и победы. В своих комментариях к суворовской "Науке побеждать" он раскрыл основу духовного влияния великого Суворова на войска:
  
   "Нужно так знать солдата, как знал его Суворов, нужно так слиться с ним душой и телом, так как Суворов: тогда, и только тогда, развяжется язык и польются эти бессвязные с виду слова, которые электрической искрой пронизывают массы и делают из них одно существо, полное необузданной храбрости и беззаветного самоотвержения; существо, совершающее великие дела, потому что идет на смерть без колебаний, без сожаления, без оглядки назад, и которое смотрит на эти дела, даже не как на подвиг, а просто как на исполнение воли любимого вождя. Чтобы приобрести эту магическую власть над себе подобными, даже и Суворову, при врожденных способностях, нужно было семь лет прослужить солдатом. В этой суровой школе он понял, что для управления массами нужно по-ихнему спать, есть, одеваться, думать, говорить; раз, это поняв, он, несмотря на возвышение, сохранил тот же образ жизни, тот же склад мысли, до такой степени, что не только с солдатами, но и в других своих сношениях он был, и в слове, и в письме столь же кратким, отрывочным, энергическим, как в своей науке. Слившись, таким образом, с массою, он не мог на нее не действовать, ибо и сам сделался человеком массы. И масса отблагодарила ему за это: и доверием и безграничной преданностью, и тем, наконец, что предание о Суворове живет до сих пор, и долго еще будет жить, в памяти русского солдата" [20].
  
   Имея таких учителей, как Петр Великий, А.В.Суворов, как русский народ и богатый опыт развития русской военной силы, он ни на минуту не забывал о второй[21] (психической) стороне войны, прекрасно понимая, насколько важно установить правильный взгляд на духовно-моральный фактор внутри офицерского корпуса и в обществе в целом.

*

   Изложив, таким образом, исторические обстоятельства и факторы, мы вправе определить те методологические основы, на которых сформировался Кодекс офицерской чести генерала М.И.Драгомирова.
   В противовес многим досужим и унизительным оценкам офицерской профессии, М.И.Драгомиров, следуя мысли Петра Великого[22], так определил свое понимание офицерства:
  
   "Велика и почетна роль офицера ... и тягость ее не всякому под силу. Много души нужно положить в свое дело, чтобы с чистой совестью сказать: "много людей прошло через мои руки, и весьма мало между ними было таких, которые оттого не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела" [23].
  
   Быть таковым, а не казаться им; быть "рыцарем без страха и упрека", рыцарем, не нося знаков рыцарского достоинства * одна из трудностей офицерской профессии; это дается только в силу редкого благородства побуждений, возвышенности нравственной натуры и огромной силы воли.
   Это - первое методологическое кредо генерала Драгомирова.
   Второе - понимание офицерства, как особого вида братства, скорее даже, ордена, в котором все равновелики, равноответственны и крепко связаны между собой узами товарищества. Вступивший в это братство имеет перед собой только два пути: 1)действовать, не нарушая законов чести, товарищества, взаимовыручки, или 2)покинуть его (братство), если не в состоянии жить по высшим законам чести или в случае нарушения хотя бы малейшего требования этих законов.
  
   "Это дело мало заметное со стороны, не казенное; добросовестно исполнять его может только тот, у кого есть любовь к нему, кто посвятил себя этому делу и решился служить ему не только за страх, но и за совесть; если всего этого нет, - то лучше бросьте это дело и снимите военный мундир; для всех оттого бесспорно будет только лучше; да и честнее это", - писал. Драгомиров. [24]
  
   Третье - патриотизм, честное и самоотверженное служение интересам отечества, преклонение перед отечественными героями, национальными воинскими добродетелями[25], исключающими какое бы то ни было умаление достоинств русского человека, пренебрежение отечественными воинскими традициями, уроками национальной истории. Из этой духовной сокровищницы, равняясь на лучших защитников Отечества, учитывая национальные особенности русского человека, его исторические идеалы, естество, можно строить и выстроить могущественное здание военной силы России.
   Генерал Драгомиров прежде всего черпал свое вдохновение в творениях и делах великого Суворова, который в одном из своих творений писал о добродетелях национального воина:
  
   "Упомянутый герой весьма отважен, но без запальчивости; расторопен с рассуждением, подчиненный без унижения, начальник без излишней на себя надежды, победитель без тщеславия, любочестив без надменности, благороден без гордости, во всем гибок без лукавства, тверд без упорства, скромен без притворства, основателен без педантства, приятен без легкомыслия, всегда одинаков и на все способен без ухищрения; проницателен без пронырства, откровенен без оплошности, услужлив без всяких для себя выгод..."
  
   Примечательно то, что и Л.Н.Толстой также давал описание национальных типов командира. В частности, в повести "Рубка леса" он писал:
  
   "Капитан Тросенко, был старый кавказец в полном значении этого слова, то есть человек, для которого рота, которою он командовал, сделалась семейством, крепость, где был штаб, - родиной. а песенники - единственными удовольствиями жизни, - человек для которого все. что не было Кавказ, было достойно презрения, да и почти недостойно вероятия; все же, что было Кавказ, разделялось на две половины: нашу и не нашу; первую он любил, вторую ненавидел всеми силами свой души, и главное - он был человек закаленный, спокойной храбрости, редкой доброты в отношении к своим товарищам и подчиненным и отчаянной прямоты и даже дерзости в отношении к ненавистным для него почему-то адъютантам и бонжурам[26].
  
   В "Набеге" он показывал поведение капитана Хлопова в боевой обстановке:
  
   "Он был точно таким же, каким я всегда видал его: те же спокойные движения, тот же ровный голос, то же выражение бесхитростности на его некрасивом, но простом лице; только по более, чем обыкновенно, светлому взгляду можно было заметить в нем внимание человека, спокойно занятого своим делом. Легко сказать: таким же, как и всегда. Но сколько различных оттенков я замечал в других: один хочет казаться спокойнее, другой суровее, третий веселее, чем обыкновенно; по лицу же капитана заметно, что он и не понимает, зачем казаться" [27].
  
   Капитан Тушин из "Войны и мира" - в том же национальном ряду типичных русских офицеров.
   Но Л.Н.Толстой показывал и другие типы офицеров, к числу которых может быть отнесен Борис Друбецкой, который, благодаря "связям, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписаную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала и по которой для успеха по службе нужны не усилия, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно только умение обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, * и он часто удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. следствие этого открытия образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомства только с людьми, которые были выше его и потому могли быть ему полезны[28].
   Если Б.Друбецкой не вызывает его симпатий, то князь Андрей Болконский явно симпатичен Толстому. В то же время, с точки зрения, национального типа, последний явно не вписывается в "каноны" русского типа, ибо чрезмерная гордость князя Андрея, капризность, уязвленное самолюбие, неумение употребить с пользой свои способности, - все это явно не типично русское, а наносное[29].
   При всей своей нелюбви к военачальникам и умалении их роли, Толстой все же вынужден признать глубочайшую прозорливость и мужество М.И. Кутузова:
  
   "Действия его - все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1)напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2)победить их и 3)изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска" [30].
  
   Ни гнев Александра I, ни козни людей из его окружения, ни соображения его военных товарищей-полководцев, * ничто не могло поколебать его.
   М.И.Кутузов - наш национальный тип военачальника, способный рискнуть не на карте, а перед грозным врагом, принести в жертву жизнь многих людей, орудий и знамен, вверенного участка позиции ради достижения победы над врагом. Так может поступить только особенно воспитанный человек, обладающий высокими нравственными качествами: удивительным пониманием своего долга, благородным и неустрашимым духом, горячим желанием победы, заставившим молчать все личные чувства.
   В ряду национальных отличий русского воинства заметно то благородное и гуманное отношение офицера к солдату, которое заведено было у нас со времен Петра Великого и выраженное следующими словами: "начальники солдат должны быть как отцы детям" [31]. Забытое офицерами указание Петра I Драгомиров развил еще полнее в выпущенной им "Солдатской памятке", где сказано:
  
   "Зри в части семью; в начальнике - отца; в товарище - родного брата; в подначальном - меньшого родню: тогда и весело и дружно и все нипочем" [32]. При таком складе отношений разве мыслимы какие-либо придуманные приемы для того, чтобы поднять искусственно офицера над солдатом, а в сущности, чтобы разделить, сделать их чуждыми друг другу? - спрашивал Драгомиров. И тут же уверенно отвечал: "Конечно, нет. С равным основание можно бы считать необходимым установление какого-либо искусственного этикета между отцом и детьми..." [33]
  
   Требование этого положения заключает в себе необходимость учета национальной психологии, традиций, духовного склада и ценностных ориентаций офицеров и солдат Русской Армии.
   Четвертое положение - ясная и четкая ориентация на простых смертных людей, говоря словами генерала Н.Морозова, рядовые массы командного состава, которые бы не гонялись за блестящими эффектами, не искали красивых лавров, а смело и твердо шли в бой, гордые своим высоким призванием и крепкие своим понятием о долге и истинном благородстве[34].
   Сам М.И.Драгомиров писал по этому вопросу так:
  
   "...Ахиллесы и другие более или менее красивые эпические герои должны сойти со сцены и уступить место обыкновенным людям, с их великими доблестями и с их, подчас унизительными слабостями; с их самоотвержением, доходящим до того, чтобы положить голову за други своя, - и с их себялюбием и своекорыстием, доводящим до стремления уложить того ближнего, который им пришелся не по сердцу; с их способностью взбираться под пулями и гранатами на вертикальные стены без всякой посторонней подмоги, и с их обычаем давать иногда тыл и бежать без оглядки из-за одного того, что какому-нибудь негодяю вздумалось крикнуть "мы обойдены". Дело от того выиграет: оно всегда выигрывает от правды" [35].
  
   Это положение означает, что положения Кодекса чести должны быть понятны основной массе, давать толкование тем вопросам, которые для нее являются наиболее важными, не забывать об предупреждении проявления типичных негативных явлений и т.д.

*

   Изучение трудов М.И.Драгомирова показало, что Кодекс чести русского офицера в своем основании имеет ряд составляющих:
   * во-первых, это православная вера, служащая внутренним стражем нравственности, цементирующей силой войска русского.
  
   "Сила религиозного верования становится громадною потому, что оно представляет единственный фактор, могущий быстро дать народу общность интересов, чувств, мыслей. Народ, принявший религиозное верование, духовного строя, конечно, не меняет; но все его способности устремляются к одной цели - торжеству его верования, и поэтому его могущество становится страшным" [36].
  
   * во-вторых, это гуманизм.
  
   (Обратить рекрута (новобранца) в солдата, то есть специализировать его, не ломая в нем человека[37]);
  
   * в-третьих, законность отношений.
  
   ("Там, где солдат уверен, что, если он сделает свое дело, его пальцем никто не имеет права тронуть, - чувство бессознательного страха развиться не может; там, где этой уверенности нет, - такой страх развивается. Что же может дать эту уверенность? Ее может дать только такое положение, при котором солдат знает всегда наперед, что он должен делать и чего с ним не должны делать; такая система, при которой в мирное время произвол как со стороны старшего, так и со стороны младшего, одинаково являются преступлением; при которой закон становится выше личности каждого из служащих... [38] );
  
   * в-четвертых, всякому своя самостоятельность и своя ответственность.
  
   ("Не путайся в чужие дела, пока видишь, что его толково ведут; в бою и своего довольно будет. Погонишься за чужим делом, свое упустишь. Батальонному нельзя быть четырьмя ротными командирами. Всякому своя самостоятельность и своя ответственность. Не признавая второй, отучаешь и от второй. Нужно следить, чтобы всякий делал свое дело, и кто виляет, спуску не давать; но не нужно и за другого делать его дело" [39]);
  
   * в-пятых, пример старшего
  
   ("...Начальник должен подавать пример исполнительности не только в важных, но и в самых мелочных вещах. Никогда не должно забывать, что пример равного не обязателен, но пример старшего, будучи обязательным в хорошем, по необходимости становится обязательным и в дурном[40]).

***

   Обращаясь к конкретным идеям Кодекса чести русского офицера, необходимо отметить, что в нем есть две части: во-первых, мысли, относящиеся ко всем военнослужащим * это его "Военные афоризмы" и "Солдатская памятка"; во-вторых, * принципиальные нравственные суждения, относящиеся к офицерам.
  

"Военные афоризмы" и "Солдатская памятка"

генерала Драгомирова[41]

  -- Выше всего стоит готовность умирать, т.е. самоотвержение: оно освящает повиновение; оно злейшее иго делает благим, тягчайшее бремя легким; оно дает силу претерпеть до конца, принести Родине жертву высшей любви.
  -- Не думай о себе, думай о товарищах; товарищи о тебе подумают. Сам погибай, а товарища выручай.
  -- Если тебе трудно, то неприятелю не легче, а может быть труднее твоего; только свое трудное ты видишь, а неприятеля не видишь: но оно всегда есть и потому никакого уныния. но всегда дерзость и упорство.
  -- Как бы неожиданно ни появился неприятель, не нужно забывать одного: что его можно бить или штыком, или пулей: из двух выбрать кажется не трудно.
  -- Держись кучи; одна беда - не беда, две беды - полбеды; разброд - беда.
  -- Не жди смены - не будет; поддержка будет. Здорово побьешь, тогда отдохнешь.
  -- Того бьют, кто боится.
  -- Всегда бей, никогда не отбивайся. Сломался штык, бей прикладом; приклад отказал - бей кулаками; испортились кулаки - вцепись зубами. Только тот бьет, что отчаянно и до смерти бьется.
  -- В бою солдат - тот же часовой; и умирая ружья из рук не выпускай.
  -- Береги пулю на три дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять; стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля обмишурится, а штык не обмишурится. Пуля дура, а штык молодец.
  -- Для солдата нет флангов - тыла, а везде фронт, откуда неприятель.
  -- Не думай, что сразу дается победа; враг тоже бывает стоек, иногда не удается взять и с двух, и с трех раз: лезь в четвертый и дальше, пока не добьешься своего. В бою бьет тот, кто упорен и смел, а не кто сильнее; претерпевый до конца спасен будет.
  -- Пока дерешься, выручай здоровых; только побив врага, вспоминай о раненый: кто о них хлопочет во время боя и оставляет ряды - трус и подлец, а не сердобольный человек, не товарищи ему дороги; своя шкура ему дорога. Для подбора раненых всегда есть свободные команды.
  -- В походе своего места не оставляй: остановился на минуту, отстал на 120 шагов. Иди веселей, не раскисай.
  -- Попадешь в начальники, держи людей крепко в руках и приказывай толком, а не командуй дуром: "марш" "вперед". Сначала скажи, что сделать, чтобы всякий человек знал, куда и за чем идти, тогда и марш, и вперед годится. Всякий воин должен понимать свой маневр.
  

Мысли М.И.Драгомирова о долге, чести и

доблести русского офицера

  
   М.И.Драгомиров в своих понятиях офицерской чести охватывал многие сферы военной деятельности.
   Его мысли принадлежат к числу тех, которые могут устареть по форме, но по духу остаются вечно юными и неизменным, как неизменна сама Истина.
  
  -- Атаману первая чарка и первая палка[42].
  -- Считай учение не с той минуты, когда сам выехал или вышел к части, а с той, когда солдат выходит из дому; не до той, когда сам уходишь домой, а до той, когда он домой приходит[43].
  -- Офицер должен прежде и главнее всего уметь держать своих людей в руках: держать силою воли больше, нежели мерами физического принуждения (они и в мирное время только для негодяев, а в бою на них совсем плохая надежда); держать так, чтобы люди кроме вашего голоса не знали другого голоса; кроме вашей воли не знали другой воли; чтобы во всех трудных случаях их глаза и помыслы инстинктивно обращались к вам за решением - что делать? И тогда вы сольетесь в одно тело и одну душу[44].
  -- Дисциплина - дело взаимное, т.е. бывает крепка только там, где она существует, не только снизу вверх, но и сверху вниз, ибо тот же самый закон, который налагает на солдата известные обязательства, обеспечивает его от неправых посягательств и начальствующих лиц, которые позволяют себе подобные посягательства, суть нарушители закона, и дисциплины[45].
  -- В обращении никогда не унижать, а тем более не драться[46].
  -- Не даром сказано, что действительно храбрый презирает дуэль[47].
  -- Делить с солдатом все тяготы службы[48].
  -- Гг. офицеры! учитесь беречь солдата в бою: солдат, который знает, что его берегут, сам себя не бережет; и когда дойдет до рукопашной, его самоотвержение становится безграничным... [49]
  -- То время, когда думали, что через руки и ноги можно действовать на сердце и голову, прошло безвозвратно... Ищите. напротив, прежде всего укоренения долга воинского, т.е. развития головы, творческой постановки сердца и остальное приложится[50].
  -- Незнание исправляется разъяснением, а не выговором. ...Во всяком случае должно воздерживаться от выговоров и замечаний начальнику, как бы он мал ни был, в присутствии его подчиненных[51].
  -- Для этого нужно, чтобы солдаты верили вам, как своей голове, как достойному руководителю; а тогда они будут и любить вас: и не будет нашему солдату ничего невозможного. Это достигается умственным и нравственным превосходством с вашей стороны над теми людьми, жизнь которых в бою вверяется вам. Если они во всех положениях будут видеть в вас наставника, который знает дело лучше их и больше их; если они будут видеть в вас человека, готового первым сделать то, чего от них требует, то пойдут за вами беззаветно и безусловно, куда вы их поведете; и сами скорее лягут, чем выдадут дело, во имя которого идут за вами[52].
  -- Отдавая честь старшему, мы выражаем свое подчинение ему и исполняем долг вежливости, требуемый всяким вообще, а не одним только воинским общежитием. Но чинопочитание - дело обоюдное, и не хорошо делают те офицеры, которые не отвечают на отданную им нижними чинами честь, ибо тем показывают, что они менее благовоспитанны, чем солдаты, да вдобавок подают этим последним пример неисполнения предписаний устава: нельзя не привить, ни утвердить исполнительности, когда сам таковою не отличаешься[53].
  -- Уметь держать себя по отношению к солдату, т.е. уметь установить свои отношения к солдату так, чтобы эти отношения способствовали делу воспитания и образования солдата, не обращаясь ни в стремление к излишней популярности, ни в излишнюю суетливость, ни в излишнюю суровость, ни в излишнюю доступность и т.п. [54]
  -- Не нужно думать, чтобы солдат воспитывался быстрее и лучше при помощи строгих взысканий, - вовсе нет: его воспитывают преимущественно одинаковость, неуклонность и постоянство раз поставленных требований. Девизом ротного командира, да и всякого начальника, должно быть: "Не рви, а тяни" [55].
  -- Помнить, что солдат человек и поэтому для него, как и для всякого человека, ни одна обязанность не должна обходиться без соответственного права[56].
  -- В вопросе об исполнении приказания, даже явно преступного по мнению исполнителя, офицер и солдат должны руководствоваться не статьями общих законоположений, если бы даже таковые были доподлинно известны, а сущностью присяги, памятуя что в деле исполнения приказания для него преступно только то, что против присяги, а в остальном ответчиком за последствия исполненного приказания всегда является начальник, отдавший приказание. Никакие иные толкования в этом вопросе недопустимы, потому что они нарушили бы святость приказания, способствовали бы увеличению числа случаев неповиновения в армии и в корне подрывали бы основы ее существования[57].
  -- Выработать в себе правильное отношение к приказанию. ... Офицер должен следить за самим собою, чтобы его требования и приказания не носили характер каприза: то, что он потребовал известным образом раз, - должно требовать таким же образом постоянно. Выработав, таким образом, законность в самом себе, офицер будет чуток к беззаконности и не даст развиться ей в своих подчиненных, т.е. убережет их того, что составляет основу самых разнообразных и ужасных преступлений[58].
  -- Будьте ему примером во всем: и тогда он в плоть и кровь примет ту исполнительность, которая одинакова как на глазах у начальника, так и за глазами; явив себя проникнутым долгом, вы и его поднимете на высоту долга; и тогда ни лишения, ни опасность, ни болезнь, не собьют его с этого пути. Чувство долга растет не снизу вверх, а распространяется сверху вниз[59].
  -- Кто выходит из себя, тот служит своей личной потребности раздражаться, а не интересам службы, ибо располагает подчиненных более заботиться об угодливости ему, нежели о служебной исполнительности[60].
  -- Помнить, что люди, которые будут вверены его попечению, не в состоянии применяться к нему, а он к ним должен примениться. В этом смысле от офицера потребуется бесконечная терпимость и снисходительность. Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдет доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдет его воспитание и образование, ибо солдат уверует в офицера, и, уверовавши, во всем послушает[61].
  -- Товарищество серьезное, достойное людей, себя уважающих, не только не исключает служебной требовательности, но предполагает ее: не товарищ тот, кто может и должен научить меня делу, от коего зависит моя будущность, - и не делает этого из ложного понятия деликатности. ...Товарищество - святыня, которую нужно беречь, как зеницу ока, ибо на нем все в бою держится. Нет жертвы, которой нельзя было бы принести для водворения и укрепления честного товарищества в войсковой семье[62].
  -- Смотрите на солдатство, как на низшую степень великого воинского товарищества; не забывайте святых слов, что "солдат есть имя общее, знаменитое, что солдатом называется первейший генерал и последний рядовой" [63].
  -- Во имя товарищества, берегите солдата, но не балуйте его; будьте внимательны к малейшим его нуждам (не на показ, а в настоящую), но непоколебимою рукою закона карайте за преступления, позорящие военной братство, и крепко держите в руках. ...Учите делать дело, а не болтать о деле; неприятеля разговорами не победишь[64].
  -- Требования ставить настойчиво и непрерывно наблюдать за их исполнением. Непрерывность наблюдения за исполнением требований положительно необходима, потому что она приучает и начальника, и подчиненного к равномерному напряжению по отношению к службе. У требовательного начальника безропотно исполняется и тяжелая служба; по привычке она даже не кажется тяжелою, а у того, кто бывает требовательным лишь периодически, или случайно, даже и невысокие требования вызывают ропот на строгость[65].
   Нам не представляется необходимым комментировать приведенные выше положения. Следует лишь отметить, что идеи, заложенные в этих коротких изречениях, глубоки и многогранны. Может быть им недостает словесного изящества и поэтичности, но зато они концентрируют в себе огромнейшее знание человеческой психологии, войны и боя, истинного понятия о воинской доблести.

***

   Сегодня уже не первый год "артиллерия крупного калибра" бьет по своим. Не нужно никого навлекать со стороны: "свои" все раздолбят в пух и в прах, не боясь в усердии лоб расшибить. Примечательно и то, что иные "канониры" в погонах, с большими звездами, лупят по своим не с меньшим азартом, а с большим пылом.
   Иной хотел бы заступиться "за бедного гусара", да побаивается гнева основных политических тусовщиков. А тот, кому по долгу службы надо бы это сделать, мелькает где-то на задворках политической кухни, боясь расстаться с насиженным креслом и потерять милость идеологических заправил.
   Так кто же за "бедного гусара" замолвит словечко?
   *
   В последние годы много грязи вылилось на мундир нашего офицера. "Таежный роман" представил таких офицеров, которые не снились в страшном сне А.И. Куприну, когда он работал над своим "Поединком" и представлял русскому обществу мечтательного и наивного подпоручика Ромашова, в противовес нравственным уродам, типа Назанского, Арчаковского, Клода и др. И только "Грозовые ворота" за последнее время, по моему мнению, показали достойных офицеров и тем немного сняли горечь обиды за тех, кто, несмотря ни на что, служит честно и достойно.
   *
   Однако, пока школьный учитель и вузовский педагог будут относиться к профессии офицера, в лучшем случае, с иронией, в худшем - с сарказмом, а телевидение представлять хитрых прапорщиков Шматко и его недалеких командиров, в обществе будет господствовать негативный взгляд на армию, а мнение представителей комитета "Солдатских матерей" будет решающим и негативным в оценке всего офицерского корпуса.
   *
   Пора бы и войсковому начальству научиться вступаться за своих офицеров, а не продолжат выдавать их "с головой" любому, желающему покуражиться над ними. Примеров тут много...
   *
   Поучитесь, господа-товарищи, у Великой императрицы Екатерины и извлеките урок из ее поступка:
  
  
   Однажды граф Никита Иванович Салтыков представил Императрице рапорт об исключении со службы армейского капитана. "Это что? Ведь он капитан, _ сказала Императрица, возвысив голос. _ Он несколько лет служил, достиг этого чина, и вдруг одна ошибка может ли затмить несколько лет хорошей службы? Коли в самом деле он более к службе неспособен, так отставить его с честью, а чина не марать... Если мы не будем дорожить чинами, так они упадут, а уронив раз, никогда не поднимем".
  
  
   *
   И последнее: Господа-товарищи, не рубите сук, на котором сами сидите. Упадете и больно будет не только вам, но и многим другим.
   Запомните это!

Примечания

   1.Драгомиров М. Значение Воли в жизни народов. // Изборник "Разведчика". - I897. -NV. - с.19.
   2.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.2.
   3.Там же. - с.10-11.
   4.В "Войне и мире" Л.Н. Толстой устами князя Андрея Болконского выражает свое отношение к указанной теме так: "Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны, и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: "Мы отрезаны!" - и побежит, а сеть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: "Ура!" - отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шенграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восьмью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. < ...> И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецом льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал - глупые или рассеянные. < ...> Не только гения и каких-нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших, человеческих качеств - любви, поэзии, нежного философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенность , что ты полезен!". - См.: Толстой Л.Н. Война и мир. - В кн. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 12 т. - Т.6. - М., 1974. - с.57-58.
   5.Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.54; Гейсман П.А. Граф Л.Н.Толстой и М.И.Драгомиров. - СП б., 1897. - с.23.
   6.Там же.
   7.Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.54.
   8.Драгомиров М.И. Сборник оригинальных и переводных статей. т.II. - СП б., 1881.- с.7.
   9.Драгомиров М.И. Учебник тактики. Изд. 2-е, испр. - СП б., 1881. - с.3.
   10.См.: Головин Н. Н. Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как бойца. - СП б. , I907; Зыков А. Как и чем управляются люди. Опыт военной психологии. - СП б. , I898; Маслов И. Научные исследования по тактике. Выпуск II. Анализ нравственных сил бойца. - СП б. , I896 и др.
   11.Толстой Л.Н. Солдатская памятка. - СП б., 1906. - с.6-7.
   12.См.: Толстой Л.Н. Письмо к фельдфебелю (о церковно-государственном обмане). Изд. 2-е. - М., 1919. - с.2.
   13.Толстой Л.Н. Патриотизм или мир? .- В кн.: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. - т.90. - М., 1958.- с.51.
   14.См.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.7.
   15.Можно также назвать его и "подлым".
   16.По поводу особо радикальных деятелей князь Е.Н.Трубецкой писал в "Московском Еженедельнике" за 1909 г.: "Декабристы за свободу умирали на эшафотах, но ранее того проливали свою кровь против внешнего врага, им и в голову не приходила идея улучшить внутреннее положение России помощью иностранцев. Всем же тем, кто наводил или наводит хазар и половцев на русскую землю и радуется их победам, нужно сказать: таким путем Россия свободы не получит, а история и грядущее поколение знают для них одно название: предатели" . - См.: Помни войну! Сборник статей на современные военные темы. / Под ред. В.Ф. Новицкого. - М., 1911. - с.72.
   17.Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.18.
   18.См.: Дерман В. Драгомиров о воспитании и обучении войск. - М.: Воениздат, 1946. - с.30.
   19.Следует отметить, что и исследователи военно-теоретического наследия М.И.Драгомирова не сделали анализа этой составляющей его трудов. - См.: Дерман В. Драгомиров о воспитании и обучении войск. - М: Воениздат, 1946; Бонч-Бруевич М. М.И. Драгомиров. Основы воспитания и образования воспитания войск. // Военно-исторический журнал .- I973.- N 3.- с. 75-80; Догмаров А.В. Взгляды М.И.Драгомирова на нравственное и физическое воспитание войск: Дисс. ... канд. пед. наук. - М., 1946; Зайцев Л.А. Военно-теоретическое наследие М.И.Драгомирова: Дисс. ... канд. ист. наук. - М., 1989; Земсков Д.И. Военно-педагогические взгляды и деятельность М.И.Драгомирова: Дисс. ... канд. пед. наук. - М., 1994 и др.
   20.Драгомиров М.И. Суворовская "Наука побеждать" с рассуждениями. - В кн.: Драгомиров М.И. Учебник тактики. Изд. 2-е, испр. - СП б., 1881. - с.488.
   21." В каждом сражении есть две стороны: 1)собственно техническая - кто, где, в каком положении стоял; кто, куда и когда пошел, какую цель имел в виду, какою ценою ее достиг (или не достиг); 2)психологическая, т.е. какие впечатления сражение возбуждало в душе профанов, призванных быть в нем участниками или зрителями". - См.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.167.
   22.Примерно в I7II г. - начале I7I2 г. в записной книжке Петра Великого появляется важнейшая запись: "Офицерам всем дворянство и первое место". - См.: Волков С. В. Русский офицерский корпус. - М. : Воениздат, 1993. - с.27.
   23.Драгомиров М.И. Избранные труды. - М.: Воениздат, 1956. - с.190.
   24.Драгомиров М.И. Подготовка войск в мирное время. - М., 1906.- с.92.
   25.К примеру, Тацит говоря о кодексе чести древнерусских воинов, указывает: "...выйти живым из боя, в котором пал вождь, - бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать его, совершать доблестные деяния, помышлять только о его славе, - первейшая их обязанность..." - См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. - М., 1989.- с.16.
   26.Толстой Л.Н. Рубка леса: Рассказ юнкера. - В кн.: Толстой Л.Н. Собр. соч. - т.2. - М., 1973.- с.74.
   27.Толстой Л.Н. Набег: Рассказ волонтера. - В кн.: Толстой Л.Н. Собр. соч. - т.2. - М., 1973.- с.29.
   28.Толстой Л.Н. Война и мир. - В кн. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 12 т. - Т.5. - М., 1974. - с.93
   29. См.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898.
   30.Толстой Л.Н. Война и мир. - В кн. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 12 т. - Т.7. - М., 1974. - с.192.
   31.Драгомиров. Заметка о русском солдате. - В кн.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.145.
   32.Драгомиров М.И. Солдатская памятка. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.14.
   33.Драгомиров. Заметка о русском солдате. - В кн.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.147.
   34.См.: Морозов Н. Воспитание генерала и офицера, как основа побед и поражений. (Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плацпарада ). - Вильна, I909. - с.75.
   35.Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д'Арк. - Киев, 1898. - с.6.
   36.Драгомиров М. Значение Воли в жизни народов. // Изборник "Разведчика". - I897. -NV. - с.9,10.
   37.См.: Дерман В. Драгомиров о воспитании и обучении войск. - М.: Воениздат, 1946. - с.7.
   38.Драгомиров М.И. Учебник тактики. Изд. 2-е, испр. - СП б., 1881. - с.34.
   39.Там же. - с.454.
   40.Там же. - с.34.
   41. Драгомиров М.И. Учебник тактики. Изд. 2-е, испр. - СП б., 1881. - с.454-455; Драгомиров М.И. Избр. труды. / Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947.- с.14-15.
   42.Драгомиров М.И. Солдатская памятка. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.16.
   43.Там же.
   44.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.145.
   45.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.11-12.
   46.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.10.
   47.Драгомиров М. И Дуэли. (письмо М. И. Драгомирова к редактору журнала "Разведчик" В. А Березовскому ) Разведчик. - I899. - N . - с.4.
   48.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.94.
   49.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.139.
   50.Там же. - с.79.
   51.Там же. - с.89.
   52.Там же. - с.145.
   53.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.82.
   54.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.94-95.
   55.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.82
   56.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.10.
   57.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.14.
   58.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.93.
   59.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.146.
   60.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.80
   61.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.92.
   62.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.79, 138-139.
   63.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.145.
   64.Драгомиров М.И. Опыт руководства для подготовки частей к бою. - В кн.: Драгомиров М.И. Избранные произведения./ Под ред. А.В.Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. - с.145,146.
   65.Драгомиров М. И. Подготовка войск в мирное время. (Воспитание и образование). - Киев, I906. - с.10.
  
   Справка:
   Л.Н. Толстой начал службу юнкером 4-ой батареи 20-й артиллерийской бригады. В 1851-1853 гг. он участвует в военных действиях на Кавказе в качестве волонтера, а затем артиллерийского офицера. Вскоре после начала Крымской войны его по личной просьбе переводят в Севастополь, где он был прикомандирован к 3-й легкой батарее 14-й артиллерийской бригады. Закончил службу Толстой в ракетной батарее Петербургского ракетного заведения. Пробыв на военной службе около 5 лет, Толстой 26 ноября 1856 года ушел в отставку в скромном чине армейского поручика-артиллериста с орденом Святой Анны и двумя медалями.
  
  

0x01 graphic

  

Л. Н. Толстой.

Фотография. Москва. 1868 г.

0x01 graphic

Л Н Толстой в "комнате под сводами" в Ясной Поляне.

Художник И. Е. Репин. 1891

  

0x01 graphic

  

Автопортрет, И. Е. Репин 1878

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023