ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Господство разума и инерция шаблона

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "...Мы продолжали недооценивать русских. Будь проклята эта пагубная инерция! - воскликнул немецкий полковник Бем". "Фашизм живуч и стоек, его ветвистые корни проникли глубоко в души людей, переплелись с понятиями "отечество", "честь", "долг", "стойкость" и т. п."...

  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
   "Бездна неизреченного"...
  
   Мое кредо:
   http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html
  

0x01 graphic

  

"Вид памятника Николаю I на Исаакиевской площади"

Художник Шульц Карл Карлович (1823-1876)

Н. Попель

Господство разума и инерция шаблона

  

("Нужен очень сильный удар по психике, чтобы это мышление сползло с привычных рельсов")...

(фрагменты из кн. "В тяжкую пору")

  
   Продолжение
  
  
   Не поймешь: то ли поземка, то ли это снаряды взметнули снежную пыль. В летучем белом облаке несутся танки и самоходки.
  
   Мой бронетранспортер подскакивает на воронках, кренится на ухабах.
  
   Справа и слева в случайных окопах, на снегу -- стрелки. Они что-то кричат, машут руками. Рада матушка-пехота: за броней наступать веселее.
  
   Артподготовка началась полтора часа назад.
   Орудийные всполохи разогнали предутренний мрак. Когда "катюши", прохрипев, выбросили последний залп, занимался хмурый, не по декабрю мягкий день. В низком свинцовом небе, радуя солдатские сердца, неторопливо проплыли бомбардировщики, черными кометами промелькнули штурмовики.
  
   Кончилась артподготовка, отбомбились самолеты.
   Из траншей поднимается пехота.
  
   До этой минуты все поле, пока хватал глаз и бинокль, находилось в безраздельной власти металла и огня.
   А теперь бежать по нему солдату с винтовкой или автоматом.
   Думалось, после такой артиллерийской (двести стволов на километр фронта) и авиационной молотьбы от немецких позиций ничего не останется, кроме причудливых развалин, вывороченных бревен, рваных кусков бетона.
   Так нет же -- из уцелевшего дота бьет во фланг пулемет, летящие издалека тяжелые снаряды, разрывая снег, добираются до мерзлой земли, совсем рядом захлебываются автоматы.
  
   **
  
   Но что бы там ни было, надо наступать.
  
   Командиры взводов с пистолетами в руках кричат: "Вперед!", "Давай!" и еще слова, которые не принято приводить в книжках.
  
   Уже плетутся в тыл первые раненые, уже застыли на снегу первые убитые.
  
   Сотни орудий, сотни самолето-вылетов -- это превосходно.
   Но когда пехотинцы поднимаются в атаку, редкой цепочкой бегут и падают среди воронок, им -- одиноко, сиротливо.
   Вот почему они возбужденно машут сейчас руками, пропуская вперед "тридцатьчетверки", самоходки, бронетранспортеры...
  
   **
  
   По тогдашним правилам танковые корпуса не должны были ввязываться в дело с началом наступления.
  
   Им надлежало ждать, пока пехота прорвет вражескую оборону на всю глубину, а потом, воспользовавшись "чистым прорывом", рвануть вперед, чтобы, как говорят танкисты, "только кустики мелькали".
  
   С такими "чистыми прорывами" я нередко встречался в лекциях и ученых трудах до и после войны.
   А вот во время войны как-то не приходилось...
  
   **
  
   Мы наступали из района Грузков -- Бышев -- Мотыжин вместе с общевойсковой армией генерала Москаленко, чтобы рассечь немецкий фронт.
  
   Позади у этой армии сотни километров освобожденной украинской земли и за каждый плачено кровью.
   Батальоны и полки поредели, не хватало материальной части, растянулись тылы.
   Хороши бы мы были, если б ждали, пока измученная, потрепанная в боях пехота сделает для нас "чистый прорыв".
  
   **
  
   Командование танковой армии через полчаса после артподготовки бросило в наступление свои бригады.
  
   Мой бронетранспортер в боевых порядках одной из них.
   Сквозь завесу снежной пыли пытаюсь следить за полем. Взметающиеся темные столбы все ближе. Вражеская артиллерия нащупывает нас.
  
   Рассредоточиться нельзя.
   Один танк взял в сторону и замер с перебитой гусеницей -- наскочил на мину.
  
   **
  
   Завязывается упорный огневой бой с зарытыми в землю, упрямо огрызающимися немецкими танками.
  
   Укрыв бронетранспортер в низине, лезу на гребень.
   Ватные брюки, полушубок связывают движения. Мокрый от пота, выбираю наблюдательный пункт.
  
   Снежная пелена редеет. Неяркое декабрьское солнце вспыхивает на побеленных бортах танков.
   Танки схватились с "тиграми", "пантерами", "фердинандами".
  
   В бинокль я различаю вспышку выстрела. Но ни орудия, ни немецкого танка не вижу. Снова вспышка. Будто из земли, вылетает вражеский снаряд, завывая проносится над головой и с грохотом ложится метрах в ста позади. .
  
   **
  
   Нелегко дается нам прорыв.
   Артиллерия отстала. Тяжелых танков у нас нет: КВ сняты с вооружения, ИС еще не поступили.
  
   Но остановиться нельзя.
   Надо таранить, буравить, прогрызать вражескую оборону, уничтожать, блокировать огневые точки.
   Потом будет легче. На оперативном просторе "замелькают кустики".
  
   **
  
   И снова транспортер трясется по разбитой танками колее.
   Мокрые снежинки белыми кляксами облепляют его со всех сторон. Ни к чему нам эта декабрьская оттепель. Сколько горя хлебнут из-за нее водители, сколько машин застрянет в пути!
  
   Танки набирают скорость.
   В прорыв входят все новые подразделения.
  
   Прорыв расширяется.
   Это уже не тонкая стрела, а пучок стрел, каждая из которых проникает в глубь немецких позиций.
  
   **
  
   Корпус Кривошеина, раздвигая коридор прорыва, взял строго на юг, чтобы перехватить железную дорогу Казатин -- Фастов и выйти на тылы белоцерковско-фастовской группировки.
   Во втором эшелоне корпуса двигается бригада теперь уже полковника Горелова.
  
   К середине дня мне удается побывать у него.
  
   **
   Горелов официально докладывает о готовности "выполнить любое задание командования", а я смотрю на него, рослого, крепкого, даже зимой не расстающегося с черной, надвинутой на глаза танкистской фуражкой, и радуюсь.
   Нет, женитьба Горелова не ослабила нашу дружбу.
  
   Все приятно мне в Володе.
   И его верность танкистской форме, и порядком потертая шинель, и простые солдатские валенки.
  
   Кое-кто из командиров зимой сшил себе из немецких шинелей отороченные мехом венгерки, щеголяет в немыслимых кубанках и роскошных бурках.
  
   Горелов нипочем не изменит форме.
   -- Валенки-то не совсем по погоде,-- замечаю я Владимиру Михайловичу, когда мы идем вдоль опушки леса.
  
   В лесу чуть ли не мартовский запах таяния.
  
   На согнувшихся под тяжестью мокрого снега ветках дрожат? длинные сосульки.
  
   -- А в сапогах утром холодно. Вчера двое отморозили ноги. Дурацкий декабрь... Кадалов!.. Кадалов, в овраг лезешь! -- вдруг кричит Горелов в кусты.
  
   И, не надеясь, что его услышат, бежит наперерез "тридцатьчетверке", ползущей по склону.
   Задыхаясь, нагоняет меня.
  
   -- У этого парня страсть какая-то всегда напролом переть. Надо не надо -- все равно прет.
  
   **
  
   Мы заходим в хатенку на окраине Лисовки, где остановился Горелов.
  
   Я сразу замечаю: никаких признаков Ларисы.
   Редко, когда я застаю их вместе.
   Конечно, у каждого свои заботы. Но не только это.
  
   Они стараются не афишировать свой брак, никому не мозолить глаза своим тревожным счастьем.
   Особенно, как мне кажется, Лариса.
   Она даже внешне хочет быть менее приметной, отдаленно не напоминать балованных фронтовых жен. Никогда не видел на ней ни хромовых сапог, ни ушитой в талии шинели, ни кокетливой кубанки...
  
   **
  
   Обхватив ладонями поллитровую кружку, Горелов прихлебывает горячий, круто заваренный, приторно сладкий чай.
  
   -- Почему нас до сих пор в резерве держат? Корпус на Ирпене топчется, а мы здесь прохлаждаемся. Как начинается наступление, я сам не свой. После Белгорода мне все кажется, что вот оно, последнее наступление. Не выдержит фашизм, развалится как трухлявый пень.
  
   Горелов предупреждает мои возражения:
  
   -- Прекрасно знаю: не развалится. Надо еще бить и бить. А все-таки -- вдруг да лопнет? Не надо мне объяснять, Кириллыч. Я ей-же-ей все разумею. У нас комсомольская ячейка имя товарища Тельмана носила. Каждое собрание начинали песней "Заводы, вставайте".
  
   Есть в этом умудренном войной полковнике что-то очень мне дорогое от комсомольца начала тридцатых годов.
  
   -- Не могу, чтобы другие рядом наступали, а я с бригадой в резерве ковылял, -- продолжает Горелов, наливая себе из термоса новую кружку. -- Думаете, самолюбие? Есть и оно. Но это не главное. Как никогда сегодня уверен -- надо вводить бригаду в бой.
  
   **
  
   Он вынимает из планшета сложенную карту, расстилает на столе.
  
   -- Немцы к Корнину силы подтягивают, контратаковать будут. Упредить бы. А бригада в тылу околачивается...
  
   Я связываюсь по телефону с командармом.
  
   Не успеваю повторить доводы Горелова, как слышу недовольный голос Катукова:
  
   -- Надо резерв пускать, передай Кривошеину.
  
   Я киваю Горелову, и он удовлетворенно потирает руки, приглаживает зачесанные назад черные волосы, проводит тыльной стороной ладони по щекам -- побрит ли перед боем.
  
   Я передаю трубку телефонисту.
   Улыбаясь, гляжу на Горелова.
  
   -- Все ясно?
   -- Так точно, товарищ член Военного совета. Абсолютно все, Николай Кириллыч. Вы заметили, что в полосе наступления корпуса находится станция и районный центр с названием -- Попельня. Как говорится в одном анекдоте, "имени тебе..."
   Надо ехать в штаб Кривошеина.
  
   Пока я разговариваю с "дедушкой" Ружиным, Горелов наставляет водителя моего транспортера. Я не слышу слов, но догадываюсь о содержании.
   Владимир Михайлович, как обычно, требует, чтобы транспортер не лез "куда не положено".
  
   **
  
   В штабе корпуса спокойно.
   Пожалуй, излишне спокойно.
  
   Деловито снуют офицеры с папками, связисты шестами цепляют за ветки деревьев провод, у мазанки, на белой стене которой начертано углем "ПСД", тормозят мотоциклы. Низкие подоконники хат уставлены телефонами ящиками раций, коробками от немецких мин, приспособленными штабниками для бумаг.
  
   Начальник штаба, прижав гильзами края карты, докладывает обстановку.
   Ничего нового.
  
   Все это я уже слышал от Горелова.
   -- Где комкор?
   -- Впереди.
   -- Точнее.
  
   Полковник показывает точку километрах в двух к югу от штаба.
   -- Какая с ним связь?
   -- Тянем нитку. Рация барахлит...
  
   Мне не совсем ясно, что выигрывает комкор, приблизившись со своей опергруппой на два километра к войскам.
  
   Некоторые любят, чтобы на вопрос старшего: "Где командир?" -- начальник штаба горделиво ответил: "Товарищ Первый впереди".
   Может быть, и бывалый вояка Кривошеин поддался этому поветрию?
  
   **
  
   В чахлой рощице сбились в кучу десятка два окрашенных в белый цвет и уже ставших грязными "студебеккеров" и "виллисов".
  
   Останавливаю первого же офицера:
  
   -- Где генерал?
   -- У себя в салоне.
  
   Ни тени иронии.
   Скромная почтительность -- и только. Здесь все уже привыкли к тому, что у комкора "салон".
  
   В летучке над картой мудруют генералы Кривошеин и Штевнев -- командующий бронетанковыми войсками фронта.
   Они давние приятели, и, когда начинаются бои, Штевнев обычно приезжает в корпус.
  
   Нам это на руку.
   Штевнев -- умный, серьезный, образованный командир.
  
   Я подсаживаюсь к столу.
  
   -- Мы тут насчет второго эшелона размышляем, -- говорит Штевнев. -- Комкор, как всякий запасливый хозяин, хочет придержать его для развития успеха в глубине. В том есть свой резон. Но я полагаю -- надо немедля пускать Горелова. Время потеряем.
   -- Могу разрешить ваши сомнения, -- объявляю я. -- Командарм приказал вводить бригаду в бой.
  
   **
  
   Кривошеий, подперев руками бритую голову, молча уставился в карту.
  
   Разумеется, приказ есть приказ.
   Но важно, чтобы командир корпуса удостоверился в его целесообразности, чтобы это было не навязанное кем-то решение, а принятое самим, даже если придется отказаться от каких-то своих мыслей или перешагнуть через собственное самолюбие.
  
   Кривошеий, нахмурившись, слушает доводы Штевнева и мои.
   Папироса у него погасла, пепел сыплется на глянцевитые листы.
  
   -- Так, так, -- раздумчиво повторяет комкор, циркулем измеряя расстояния на карте.
   Потом с шумом отодвигает стул, решительно встает:
   -- Ясно.
  
   Крепкие волосатые пальцы вдавливают папиросу в дно пепельницы, по ободу которой вьется готическая надпись.
   -- Ясно.
  
   Я с облегчением поднимаюсь из-за стола.
   Теперь можно быть уверенным, что Кривошеин одолел свои сомнения и станет осуществлять приказ с настойчивостью и опытом горячего, знающего генерала.
  
   **
  
   Летучку заполнили офицеры опергруппы.
   Радист громко и монотонно вызывает "Тюльпан". Яростно крутит рукоятку аппарата телефонист с привязанной к уху трубкой.
  
   Все шумы и разговоры перекрывает раскатистый командирский голос Кривошеина.
  
   **
  
   Я возвращаюсь в Лисовку.
   На пороге хаты, в которой мы распивали чаи, меня встречает старуха хозяйка.
   -- Нема полковника билыпе. На вийну пишов.
  
   Ходуном ходит рощица, растревоженная надсадным гулом танковых моторов. Машины, подминая кусты, ломая чахлые деревца, выбираются на дорогу.
  
   Я спешу в батальон, которым командует майор Гавришко.
   Хочу встретиться с ним, поговорить с бойцами.
  
   -- От ваших действий многое зависит, -- напоминаю я солдатам, -- в первую голову судьба Казатина.
  
   Рассказываю о планах немцев, мечтающих вернуть Киев.
  
   -- Неужели надеются? -- с сомнением переспрашивает лейтенант в настолько грязном полушубке, что трудно поверить, будто он когда-то был белым.-- Какой же они кровью за это свое упрямство платят...
  
   Гавришко -- круглолицый, широкоплечий, в длинной-кавалерийской шинели -- объясняет танкистам, как надо идти на таран.
   Это излюбленная тема комбата.
  
   -- ...Заходи сзади, -- жестикулируя, рассказывает Гавришко, -- и бей гусеницу так, чтобы ленивец к чертовой маме летел. Ударяй лбом -- сам цел останешься. Тут котелок нужен. А то иной сгоряча рванет -- машину свою погубит и сам зубы с кровью выплюнет...
   Горелов ценит Гавришко, его способность действовать расчетливо и осторожно, его умение беречь людей и технику.
  
   Когда после боя подводят итоги, неизменно оказывается, что в батальоне Гавришко наименьшие потери, а воевал он нисколько не хуже других.
  
   **
  
  
   Я согласился с планом Горелова, решившего пустить батальон Гавришко первым, с тем чтобы он ночью форсировал Ирпень и с тылу ударил по Корнину.
  
   Едва стемнело, бригада, рассредоточившись, потянулась на юг. Возле корпусного наблюдательного пункта, оборудованного на соломенной крыше длинного сарая, я попрощался с Гореловым.
  
   А часа через два услышал голос его радиста:
   -- Бригада с помощью саперов, разминировавших проходы, и партизанского отряда, составившего танковый десант, ворвалась в Корнин. Немцы откатываются на юго-запад.
  
   А еще через два часа 1-я гвардейская бригада доложила об освобождении Попельни.
  
   **
  
   Ночью вернулась зима.
   Дороги отвердели.
  
   Застрявшие днем машины двинулись вперед.
   Мы обогнали их в темноте. Однако болотистые берега Ирпеня не удалось одолеть своими силами. Помог дежуривший здесь тягач.
  
   **
  
   Рассветало.
  
   Холмистое поле к югу от Ирпеня, дорога на Попельню являли собой картину недавнего боя.
   Обуглившиеся громады немецких танков, остовы сгоревших автомашин, брошенные орудия, ящики с нерасстрелянными снарядами, набитые патронами металлические пулеметные ленты.
   И всюду -- у машин, танков, пушек -- серозеленые шинели убитых солдат.
  
   **
  
   Я ехал с оперативной группой Кривошеина.
   Когда, не доезжая Попельни, мы остановились, Кривошеин удовлетворенно вздохнул:
  
   -- Ваш Горелов не худо поработал.
   -- Да, -- согласился я, -- наш Горелов потрудился.
  
   Кривошеий устало улыбнулся, сделал какое-то нехитрое движение руками, которое должно было заменить ему утреннюю гимнастику -- комкор не спал двое суток, -- и зычно гаркнул:
   -- По машинам!..
  
   **
  
   В Попельне -- следы такого же разгрома.
  
   Но здесь меньше танков и больше легковых машин. Прямо международная выставка: "хорьхи" и "шевроле", "бьюики" и "форды", "оппель-адмиралы", "оппель-капитаны", "оппель-кадеты".
  
   На стене школы надпись мелом: "Хозяйство Горелова здесь".
   Слово "здесь" перечеркнуто и под ним решительная стрела, нацеленная на юг.
  
   **
  
   Мы гурьбой вошли в школу.
  
   Длинный стол от одного конца комнаты до другого.
   Бутылки, бутылки...
  
   На больших блюдах замысловато разложенные салаты, паштеты, поросята с бумажными усами. На стене разноцветные буквы: "Gott mit uns". С потолка свешиваются еловые гирянды.
   Пряный запах хвои стоит в воздухе.
  
   Я так и вижу Горелова, насмешливо оглядывающего зал, где немцы собирались справлять рождество.
   Это он, конечно, поставил в коридоре часового, строго-настрого наказав ему никого не пускать до приезда командования.
  
   **
  
   У школы останавливались новые машины.
   Коридоры оглашались громкими голосами, топаньем сапог. В классах обосновывались офицеры опергруппы Кривошеина.
  
   Возле одной из дверей встретили второго часового.
   Здесь, в темной клетушке, среди карт, глобусов и учебных скелетов, находились пленные, захваченные бригадой Горелова. Одного из них -- начальника штаба танковой дивизии -- надо было допросить в первую очередь
  
   В пустующий класс ввели высокого сухощавого офицера со светлыми аккуратно зачесанными волосами. Он опирался на суковатую палку, унизанную металлическими жетонами. Одного взгляда на полковника, на его парадный мундир с орденами и нашивками было достаточно, чтобы убедиться: кадровый офицер.
  
   **
  
   Кривошеий показал на стул.
   Немец кивнул и сел.
  
   Командира корпуса интересовали оперативные сведения. Полковник Лео Бем отвечал сухо, односложно.
  
   Через несколько минут Кривошеина вызвали.
   В комнате остались немец, лейтенант-переводчик, который все время воевал со своей не желавшей писать вечной ручкой, и я.
  
   -- Отложите автоматическое перо,-- посоветовал я лейтенанту,-- и переводите.
  
   Беседа шла неровно, скачками.
   Порой Лео Бем, задумавшись, умолкал. Он кусал нижнюю губу, длинными пальцами тер висок.
  
   Я никак не мог понять происхождение вдавленного розоватого ободка вокруг левого глаза. Потом сообразил: монокль. Полковник имел обыкновение пользоваться моноклем. Но то ли потерял его, то ли при мне стеснялся...
  
   Пусть господин генерал поймет его верно...
   Он, Лео Бем, до последней минуты был верен присяге и фюреру. Если бы не попал в плен, продолжал бы сражаться против русского большевизма, хотя сейчас ему очевидна бесперспективность такой борьбы.
  
   -- Так, может быть, человечнее было бы прекратить ее? -- спросил я.
  
   -- О нет, es ist ausgeschlossen. Величайшая сила инерции мышления и повиновения. Вы, господин генерал, плохо знаете немцев. Нужен очень сильный удар по психике, чтобы это мышление сползло с привычных рельсов...
  
   Он, Лео Бем, однажды получил такой удар. Полковник показал палкой на свою ногу. После ранения на Дону он долго лежал в госпитале на окраине Мюнхена.
   Лежал и думал.
   Было о чем думать.
  
   Сталинград, бомбежки германских городов. И все-таки, вернувшись на фронт, действовал по-прежнему.
  
   -- Несмотря на все -- Сталинград, Днепр, Киев, -- мы продолжали недооценивать русских. Будь проклята эта пагубная инерция! -- воскликнул Бем.
  
   Лейтенант снова занялся своей ручкой.
  
   -- Разведка нам доносит о приготовлениях русских, мы даем привычные распоряжения, пишем воззвания, -- тихо продолжал Бем,-- мы очень верим в высокопарные воззвания. А для поднятия духа офицеров устраиваем рождественский вечер, на который русские танки приходят прежде, чем провозглашен первый тост за фюрера и победу...
  
   **
  
   Я внимательно слушал эту исповедь.
   Полковник был, вероятно, искренен.
  
   Армия, которую он представлял, еще не выдохлась.
   Она исступленно сопротивляется. И будет сопротивляться! Ведь не каждого немца удается оставить хоть бы на одну ночь наедине с его мыслями под охраной красноармейца.
  
   Чувство, о котором говорил Горелов, испытывал и я, и не только я.
   Казалось, еще ударить, да покрепче, -- и покатится под откос фашистская махина, костей не соберет. Понимали: так просто и быстро это не случится. А все-таки теплилась надежда.
   Передо мной сидел пожилой, немало видевший германский офицер, и глуховатым голосом произнесенные слова убивали эту где-то прятавшуюся иллюзию.
  
   Фашизм живуч и стоек, его ветвистые корни проникли глубоко в души людей, переплелись с понятиями "отечество", "честь", "долг", "стойкость" и т. п.
  
   **
  
   Днем на совещании в политотделе корпуса речь шла о том, как повышать наступательный порыв в войсках и бороться с опьяняющей удовлетворенностью успехами.
  
   Одним из самых уязвимых мест оставалось взаимодействие.
   Не все ладилось с информацией, связью.
  
   Не миновало и суток, как пришлось в этом убедиться.
  
   **
  
   Утром со стороны станции Попельня раздалась стрельба.
   Отрывисто тявкали танковые пушки, тараторили пулеметы.
  
   Что случилось? Откуда взялся противник?
  
   Но вскоре выяснилось: на станцию наступал танковый полк нашего левого соседа. Там ведать не ведали, что тридцать часов тому назад Попельня освобождена бригадой Горелова.
  
   Нет, никак, ни за что нельзя обольщаться, уповать на "чудо", на самокрушение германского фашизма.
  
   **
  
   Из Попельни я еду на юго-запад, в направлении Казатина.
   Мотор ревет натужно, скрежещут переключаемые скорости. Бронетранспортеру нелегко дается эта не по-зимнему раскисшая дорога. Талый снег превратился в мутную льдистую жижу. Из-под тяжелых рубчатых колес летят брызги.
  
   Каково-то сейчас полуторкам и "зисам", на которых везут горючее, снаряды, продовольствие.
   Мы объезжаем буксующие "эмки", севшие на дифер грузовики.
  
   На дороге появляется солдат с поднятой рукой.
   Транспортер тормозит. Я спрыгиваю на снег.
   Солдат смущен.
  
   -- Простите, товарищ генерал, не знал.
   -- Ладно уж, коли остановились, пособим.
   -- Ведь вот дура, ни в какую! -- солдат злобно кивает на беспомощно накренившуюся полуторку. \
  
   А от нее, кое-как побеленной полуторки военного времени с фанерной кабиной и брезентовой крышей, во многом зависит судьба наступления.
   И какого наступления!
  
   **
  
   Фашистское командование не согласно примириться с потерей Киева, с нашим выходом на Правобережную Украину.
  
   Гитлер приказал своим войскам вернуть рубеж Днепра.
   Пополнив старые части и подбросив новые, он опять захватил Житомир, Коростышев, Радомышль.
  
   Наши дивизии с большим трудом и немалыми потерями затупили острие вражеского клина, нацеленного на Киев.
  
   Но немцам не откажешь в упорстве.
   Над столицей Украины нависла угроза не только с запада, но и с юга, из района Фастова и Белой Церкви.
  
   Достаточно глянуть на карту, всмотреться в очертания линии фронта, чтобы понять замысел гитлеровской ставки, решившей сходящимися ударами взять Киев обратно.
  
   Но замысел этот не должен осуществиться ни за что на свете! Не для того захлебывались в ледяной воде Днепра наши бойцы. Не для того застыли почерневшие "тридцатьчетверки" на окраинах Киева. Не для того свободно вздохнули наконец жители Правобережья!
  
   **
  
   Наша танковая армия и армия Москаленко бьют в стык двух немецких группировок.
  
   Щель все шире, глубже, как от топора, раскалывающего бревно. Чем дальше мы вклинимся на юго-запад, тем больше перервем вражеских коммуникаций. И тем прочнее будет положение Киева, тем ближе государственная граница.
  
   Вот почему нам нельзя, никак нельзя задерживаться.
   Несмотря на эти темные, прихваченные ломким ледком лужи. Несмотря на усиливающееся сопротивление уже пришедших в себя гитлеровцев.
  
   **
  
   Казатин взять с ходу мы не сумели.
   На НП, что оборудован на южной окраине Белополья, я слушаю рассказ о неудавшейся атаке. Наши устремившиеся вперед танки приняли боевой порядок уже тогда, когда заработала немецкая артиллерия.
   Рывок! Еще рывок!.. И пришлось откатиться назад.
  
   **
  
   Офицер, распахнув полы полушубка, достает часы: через семнадцать минут -- "Ч".
  
   Черные ракеты дымной дугой полосуют небо. Машины, развернувшись широким веером, идут на Казатин. Все гуще дымки выстрелов, все плотнее стена разрывов...
  
   Танковая атака опять захлебывается.
  
   Немцы уцепились за город.
   В нем скрещиваются дороги на четыре стороны света и сосредоточены огромные склады (по данным разведки, их не успели вывезти). Через Казатин снабжается корсунь-шевченковская группировка.
  
   **
  
   Но эти же обстоятельства требуют, не мешкая, брать город.
   Принято решение о ночном штурме.
  
   Вечером Подгорбунский с несколькими бойцами пробирается в Казатин. В наушниках я слышу голос Подгорбунского, искаженный рацией: "Нахожусь в районе станции... Идет выгрузка танков... Много танков... Улицы забиты машинами ... Как меня поняли?.."
  
   Мы тебя, Володя, поняли хорошо.
   Жди нас в районе станции.
  
   Представляю себе, как в сотне метров от немецких эшелонов, возле снующих машин, сидит в канаве Подгорбунский и лихорадочно шепчет в микрофон...
  
   **
  
   Удар по станции должен наносить полк подполковника Бойко.
   Уже давно прошло время, назначенное для выступления, а полк еще не готов.
  
   Сдерживая негодование, я подхожу к Бойко:
   -- Когда же вы, наконец?..
  
   Подполковник вытирает руки о почерневший полушубок, поправляет ремень, вытягивается:
   -- Горючее задержали, черт их батька. Да вы, товарищ член Военного совета, не беспокойтесь.
  
   Невозмутимость Бойко может вывести из терпения даже самого хладнокровного.
   Я помню, что делается на дорогах. Но для командира, ставящего под угрозу наступление, оправданий не существует.
  
   -- Корпусную операцию срываете!
   -- Того не бывало, чтобы Бойко операцию сорвал...
  
   **
  
   Офицеры в полку -- это я как-то слышал -- зовут своего командира "хитрый Митрий".
  
   Неторопливый увалень Бойко и впрямь был горазд на выдумки.
   Но что придумаешь сейчас, когда истекает время, когда другие полки движутся на Казатин, а здесь еще не залили баки, не пополнили боекомплект?
  
   Замполит майор Ищенко снует среди машин, кого-то разносит, кого-то уговаривает и по возможности старается лишний раз не наскочить на меня.
  
   Я знаю Бойко не первый день.
   Знаю, что, волнуясь, он делается особенно медлительным и неразговорчивым. Я не привык ругать Бойко, и он не привык к нагоняям. Но сегодня...
  
   **
  
   Отгибаю рукав.
   Без пятнадцати два.
   А выступать полк должен был в двадцать четыре ноль-ноль.
  
   -- Как же вы теперь вывернетесь, хитрый Митрий?
  
   Бойко улыбается. Крылья широкого носа ползут вверх, глазки тонут.
  
   -- И начальство прослышало про мою кличку?.. Ну что ж, постараемся и здесь схитрить... Танки мои пойдут напрямую. По железнодорожному полотну. Время наверстаем и прямо на станцию прибудем...
  
   **
  
   Тонкий серп луны прорезаеттяжелые, быстро несущиеся на восток облака.
  
   В темноте танки грохочут по шпалам, по рельсам.
   Головная машина движется с включенными фарами. Немцы приняли ее издалека за паровоз. А когда поняли, в чем дело, было уже поздно.
  
   **
  
   Танк старшего лейтенанта Филатова первым же снарядом угодил в эшелон с боеприпасами. На станции поднялось нечто несусветное.
  
   Филатов выскочил из своего подбитого танка.
   Бросился с автоматом в канаву. Оглянулся -- рядом человек.
  
   -- Не стреляй, товарищ командир. Я свой, советский... Тут, как заваруха началась, мы один поезд увели на запасные пути, к пакгаузу. Там пленные красноармейцы. Да пятнадцать теплушек с цивильными. Как бы немцы чего не сделали или ваш брат сгоряча не пальнул по ним...
  
   Когда Филатов с бойцами подбежал к поезду, там уже суетились гитлеровцы: из канистр поливали стены теплушек бензином.
   Увидели наших и -- кто куда.
  
   Лязгнули засовы, заскрипели тяжелые двери.
   -- Выходи, братва!
  
   **
  
   Пленные красноармейцы вооружались немецкими автоматами, винтовками и бежали в центр города, откуда доносилась все усиливающаяся пальба.
  
   Там, на забитых машинами улицах, я столкнулся нос к носу с Подгорбунским, одетым в зеленый немецкий ватник с капюшоном.
   Он был окружен людьми в гражданском.
  
   -- Товарищ генерал, -- торопливо доложил Володя. -- У меня тут сводный отряд. Дядько, у которого я в саду с рацией сидел, со мной вместе железку на Винницу рвал, а потом своих дружков привел...
  
   Отсветы пожара падают на людей в лоснящихся ватниках, разбитых сапогах, латаных валенках. Один из них, сухощавый, нескладно длинный, с шеей, обмотанной шарфом, подходит ко мне.
   В руках у него черная немецкая винтовка.
  
   -- Вы, товарищ генерал, в нас не сомневайтесь. Хоть под оккупацией были, а советскую власть на немецкую похлебку не променяли.
   -- Я и не сомневаюсь...
  
   -- Тогда спасибо. Тут меня старики в бок толкали. Говорят, гляди, генерал сейчас велит у нас оружие отобрать, какую-нибудь проверку устроит.
  
   -- Никаких проверок. Коль вы нашему офицеру помогли, значит, свои. А если хотите еще доброе дело сделать пробивайтесь со старшим лейтенантом к складам, не дайте немцам поджечь их или взорвать. Принимайте охрану.
  
   Долговязый молчал, жевал губами, исподлобья смотрел на меня.
  
   -- Ну, а если не желаете, -- сказал я, -- ваша воля. Вы -- народ гражданский...
   -- Да что вы, товарищ генерал! -- не выдержал Подгорбунский. -- Это ж такие мужики...
   -- Не спеши, сынок, молод ты еще, -- перебил длинный. -- Не понять тебе, что нам генерал сказал.
  
   Он хотел еще что-то добавить.
   Но вместо этого провел рукавом по усам, сделал шаг ко мне, перебросил винтовку в левую руку, а правой крепко сжал мою ладонь. Я почувствовал костлявые пальцы, шершавые бугорки мозолей.
  
   Подгорбунский со своим "сводным отрядом" скрылся за высокими гружеными машинами, запрудившими тесные улицы.
  
   **
  
   А я решил пробиваться на северную окраину, к нашим главным силам.
  
   Ориентироваться в ночном незнакомом городе, где из-за каждого угла можешь получить автоматную очередь или гранату, -- куда как нелегко.
  
   Бронетранспортер петляет по мостовым, по сугробам, протискивается сквозь проломы в заборах, пересекает заснеженные сады и огороды.
  
   Стрельба замирала.
   Изредка донесется скороговорка автомата, и снова тишина.
  
   Выскочили на дорогу.
   Я вынул из полевой сумки карту, отстегнул компас и принялся определять точку стоянки. Кругом ни души. Дорога безлюдна. Но вот на ней показалось быстро растущее пятно. Машина мчалась к городу. На всякий случай кивнул бойцу у пулемета.
  
   -- Лихо шпарит, -- с восхищением заметил водитель, -- Мотор дай боже.
  
   **
  
   Я оторвался от карты.
   Поднес к глазам бинокль.
  
   Черт поймет на ходу -- чья она. Вроде немецкая. Но наши командиры часто разъезжают на трофейных.
   Легковая приближалась. На обоих крыльях трепыхались флажки. Метрах в тридцати машина резко затормозила. Открылись задние дверцы, и на землю выскочили... немецкие автоматчики.
  
   Прежде чем я успел сообразить и раньше чем гитлеровцы успели нажать на спусковые крючки, морозную утреннюю тишину рассекла длинная пулеметная очередь.
   Четверо немцев свалились в снег.
  
   Мы подбежали к машине. Трое лежали убитые, четвертый агонизировал.
  
   Я рванул никелированную скобу передней дверцы.
   Из машины, подняв руки, медленно вышел невысокий плотный человек в шинели с бобровым воротником. К черной форменной фуражке с высокой тульей и серебряным шитьем были прикреплены бархатные наушники.
   Нежданно-негаданно нам досталась крупная птица.
   Я задал обычные вопросы: "Имя, должность?" -- Ich will nicht sprechen,-- спокойно и высокомерно процедил немец.
  
   Мне нет времени возиться с гитлеровцами.
   В штабе разберутся.
  
   **
  
   Бойцы вынесли шофера.
   Раненный в голову, он потерял сознание, но лежал с открытыми глазами и стонал. Снег под его головой становился красным.
  
   Я приказал перевязать шофера.
   У офицера при обыске обнаружили бумажник с серебряной пластинкой -- "Дорогому коллеге в день пятидесятилетия. 20 марта 1939 года". На рукоятке "вальтера" выгравировано ничего не говорящее мне имя владельца -- Рудольф Хюбе.
  
   Я залез в машину.
   Под толстым, двойного брезента верхом было тепло. В нос ударил запах немецких блиндажей -- мужские духи, табак, вероятно, шнапс и еще что-то.
  
   Это был "хорьх".
   Но не стандартный, о котором я имел представление, а изготовленный по особому заказу. Такие попадались нам лишь несколько раз.
   На них разъезжали генералы либо офицеры генерального штаба.
   Я утверждался в мысли, что мы захватили действительно кого-то из фашистских начальников. Скорее всего, не войсковых, а гестаповских. В этом меня убедили документы из портфеля, прикрепленного к внутренней стороне дверцы.
   **
  
   Я считал уже обыск машины законченным, когда обратил внимание на какую-то ручку пониже ветрового стекла, перед сиденьем офицера.
   Дернул ее.
  
   Выдвинулся ящик вместе с портативной пишущей машинкой.
   К валику прижата бумага -- три листа, прослоенные копиркой. Пробежал убористые буквы немецкой машинописи.
   То был допрос двух пленных советских офицеров. Возможно, он производился здесь же, в машине.
   Еще раз осмотрел все вокруг. На резиновом коврике перед задними сиденьями были следы крови.
  
   Когда я вылез из машины, агонизировавший автоматчик уже затих.
   Умер и раненный в голову шофер.
  
   Гестаповец, сняв фуражку, стоял над ним. В этой его позе мне почудилась игра в солдатское братство, настолько привычная для эсэсовца, что он не в состоянии был изменить ей даже сейчас, в плену.
  
   В штабе армии установили, что нам попался зондерфюрер, ведавший гестаповской службой на большой территории. В Святошино, в штабе фронта, куда немца доставили самолетом, выяснились дополнительные подробности: гестаповец неплохо говорил по-русски и в последнее время насаждал фашистскую резидентуру в прифронтовом районе.
  
   А "хорьх", изготовленный по особому заказу (с ведущими передними и задними колесами), безотказно служил мне до самого Берлина.
  
   **
  
   На оживших улицах Казатина увидел Бойко.
  
   Он стоял, осажденный толпой, и, смеясь, сбив на макушку шапку, что-то рассказывал.
   -- Вот, -- Бойко показал на меня,-- товарищ генерал вам на все вопросы ответит.
  
   Завязалась одна из обычных в таких случаях бесед.
   Казалось бы, мы должны уже были привыкнуть к своей роли освободителей, к слезам и радости людей, бросающихся на грудь. Но, оказывается, к этому нельзя привыкнуть.
  
   Меня спрашивали о Ленинграде и о Москве, о том, сколько хлеба будут давать по карточкам, когда кончится война, и, как всегда, кто-нибудь неуверенно: а не отступим ли мы, не вернутся ли немцы?
  
   Одна из женщин развернула передо мной отпечатанную в ярких красках афишу.
   Девушка с завитыми локонами в накрахмаленной наколке подавала обед дружелюбно глядевшей на нее семье благодушного бюргера. На другой картинке та же девушка в небольшой комнатке писала за столом письмо. На этот раз ей дружелюбно улыбался Тарас Шевченко с портрета, висевшего на стене.
  
   -- Нет, вы только подумайте, товарищ генерал, -- возбужденно говорила маленькая женщина,-- за кого они нас принимают? Поезжай, дура, в ихний проклятый райх, они тебя, темную, человеком сделают, крахмальный передничек носить научат, ихним кобелям прислуживать...
  
   Она с яростью разорвала плакат.
  
   **
  
   Тягачи буксировали трофейные машины, на бортах которых появились надписи мелом: "Бензин", "Запчасти", "Снаряды".
  
   От Бойко я узнал, что Подгорбунский с разведчиками послан вперед, охрана складов поручена какому-то взводу.
   -- То есть как взводу? -- удивился я и тут же направился к складам.
  
   По мере приближения к ним, улицы становились все оживленнее, и транспортер двигался все медленнее.
   Водитель не переставал нажимать на кнопку клаксона.
  
   Не доезжая до складов, я слез с транспортера и пошел пешком.
   Не сделал и трех шагов -- навстречу долговязый железнодорожник со своими приятелями. На рукавах красные повязки.
  
   -- Вы куда? -- поинтересовался я.
   -- Нашего старшого, Володю, вперед послали. Приезжал тут один подполковник. "Не разведчику, -- говорит, -- макароны сторожить". Вместо него прислал другого лейтенанта, конопатого. А тот велел нам домой идти. Не ваше, мол, дело охрану нести... Там у них якась-то кутерьма заваривается, -- долговязый махнул рукой.
   -- Вы не спешите? -- спросил я.
   -- Да куда ж нам спешить?
   -- Тогда давайте со мной.
   -- Ай да, дружина, -- скомандовал железнодорожник.
  
   **
  
   Склады кое-кого манили к себе.
   Было тут и бескорыстное любопытство. Было и желание поживиться.
  
   Изголодавшееся население тоже тянется к таким помещениям, от подвала до крыши набитым всякой снедью, тем более что в городе за время оккупации выплыл на поверхность всякий сброд.
  
   "Конопатый" лейтенант метался по огромной территории склада от одних ворот к другим, размахивал сизовато поблескивающим, наганом.
   Какие-то люди уже деловито выкатывали огромные, как мельничные жернова, колеса сыра. Кто-то нежно прижимал к груди темные бутылки рома. Кто-то бережно нес ушанку, насыпанную до краев сахаром...
  
   За время наступления у иных появилось легкое отношение к трофейному добру.
   Это же, дескать, отбитое у врага, чего стесняться.
  
   Здоровый детина, картинно распахнув на груди шинель, орал:
   -- Я от Сталинграда вон докуда допер и что же, шоколаду плитку не заслужил? На, стреляй!
   **
  
   Потерявший терпение, охрипший лейтенант тыкал в грудь бойца наганом.
  
   И, право же, у меня не было уверенности, что он не выстрелит. Кое у кого из офицеров, особенно молодых, сложилось мнение, будто личное оружие -- самый веский довод, когда надо убедить подчиненного.
  
   Я резко отвел лейтенантскую руку с наганом.
   -- Уберите сейчас же.
  
   Лейтенант оторопело уставился на меня, застегнул кобуру, вытянулся.
   Солдат торопливо застегивал шинель.
   Толпа молчала.
  
   -- Разрешите быть свободным? -- прерывающимся голосом спросил боец.
   -- А как же шоколадка? -- в свою очередь спросил я. -- Ведь от Сталинграда шел? Небось заслужил плитку. Может, из-за этой плитки и освобождал город?
  
   Солдат не отвечал.
  
   -- Человек, который от Сталинграда до Казатина людям свободу нес, заслужил великую благодарность народа. А вы ее на кусочек шоколада променять хотите. Все, что мы делаем, делаем для народа, и все, что у врага отвоевываем, принадлежит народу до самой последней крошки. Сколько мы голодом иссушенных ребятишек видели, женщин и стариков голодных?.. Идите! -- приказал я.- Все идите, чтобы ни одной души здесь не было.
  
   Бойцы расходились.
  
   **
  
   Я обратился к стоявшему все время по стойке "смирно" лейтенанту.
  
   -- Какого вы года рождения?
   -- Одна тысяча девятьсот двадцать третьего.
   -- Когда кончили курсы?
   -- Двенадцатого ноября одна тысяча девятьсот сорок третьего года.
  
   -- Раньше были на фронте?
   -- Никак нет.
  
   -- Оружие вам дано, чтобы врагов бить, а не своих солдат стращать. Тем более что их испугать трудно. Они такое видели, что вам еще и не снилось. Понятно? \
  
   -- Так точно.
   -- Вот пришли железнодорожники с красными повязками. Вам в помощь. Ясно?
   -- Так точно.
   -- Идите.
  
   Лейтенант повернулся с безукоризненной четкостью, на какую способны курсанты при сдаче экзамена на офицерское звание.
  
   Но на этом складские передряги не кончились.
   Немцы не желали мириться с потерей своего добра. Хотя "своим" они могли считать его лишь условно.
  
   Здесь было продовольствие почти со всей Европы, а на ящиках с макаронами стояло клеймо наших фабрик и дата -- 1939 год.
  
   Бомбежка продолжалась дотемна.
   От фугасных бомб дрожали стены.
   Весь двор был в осколках стекла. Дежурившие на крышах железнодорожники сбрасывали с кровли "зажигалки".
  
   По рации я вызвал зенитный дивизион. Однако и он не мог утихомирить вражескую авиацию.
   Бомбежка продолжалась два дня.
  
   Два дня бойцы рыжего лейтенанта вместе с железнодорожниками и зенитчиками отстаивали склады.
   На третий -- колонна трофейных грузовиков с мукой, сахаром, маслом, крупой, миновав сорванные воздушной волной ворота, потянулась по улицам города.
  
   Это был новогодний подарок танкистов жителям многострадального Киева.
  
   **
  
   См. далее...
  

0x01 graphic

Николай Кириллович Попель (1901 - 1980) - генерал-лейтенант танковых войск, автор книги "В тяжкую пору"...

  

*****************************************************************

  
   0x01 graphic
  
   Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

  

"Возвращение Наполеона с острова Эльба"

Художник Штернберг Василий Иванович (1818-1845)

  
   Секретное оружие Китая   152k   Оценка:4.42*9   "Фрагмент" История Размещен: 14/02/2007, изменен: 04/02/2011. 152k. Статистика. 12653 читателей (на 3.10.2014 г.)
   Китайское мировоззрение и китайская стратегия
   Своеобразие китайского миропонимания и Пути к совершенству личности базировалось на двух началах: во-первых, некой модели совершенной личности, где мудрое недеяние (не пассивность, как это может показаться на первый взгляд) является образцом добродетели; во-вторых, обращением к неиссякаемому источнику этой добродетели - живой природе, функционирующей по величайшим и непостижимым Законам, которые следует понять и по которым следует строить свою личную, общественную профессиональную жизнь и деятельность, в том числе, военную.
   Истинный китаец (конфуцианец по мировоззрению и стилю жизни) - это практический философ, ученый-практик, который вобрал в себя огромный поток знания предшественников, но при этом не утратил способности гибко и адекватно реагировать на все естественные изменения жизни и сообразно этим изменениям принимать решение и воплощать его в жизнь.
   Относясь к жизни как явлению "тысяча и тысяча раз изменчивому", китаец, тем не менее, не "тонет" в этих изменениях, а пытается выявить ведущую тенденцию их (изменений) и совершить восхождение на новую ступень воззрения и действия, где ему станет ясно и понятно действие ранее открытой закономерности, но уже в новом, более совершенном, свете.
   Этот разумный консерватизм удерживает китайцев от поспешных обобщений и выводов, вызванных тем или иным открытием или событием. Он сдерживает радикалов, реформаторов и т.п. и не позволяет им разрушить содеянное на протяжении столетий в угоду политической и прочей конъюнктуре.
   Тот же разумный консерватизм побуждает китайцев присматриваться к тому, что делают другие народы. В то время как другие народы или же всецело отвергали все инородное или же бездумно заимствовали чужое и теряли при этом свое национальное лицо, китайский быт обладал такой силой, что все чуждое перемалывал без остатка и последствий для своего национального характера и традиций, а все полезное - обращал себе на пользу и во благо.
   Жизненность китайской традиции (в самом широком смысле слова, как мировоззрения, быта и стиля жизни) заключена на наш взгляд в особой религии (конфуцианстве), которая наподобие брони одела и защищает душу китайца, ставит его выше быстро текущего положения и обстоятельств жизни, помогает превозмогать трудности.
    Китайская военная наука, основанная на тех же самых началах, что и жизнь китайца вообще, удивительна по своей сущности и весьма благостна в своей практической области. Возникшая в самые отдаленные годы и ставшая известной всему миру не так давно (несколько столетий назад), наука эта поражает воображение европейца своей утонченностью, глубинным смыслом и практической направленностью.
   Ценность этой науки для всего человечества заключается в том, что китайская военная мысль заключает в себе совершенно иное (чем в классической военной науке, прежде всего, греко-римской, а позднее - немецкой, французской и т.п.) отношение к войне, военному делу, победе и поражению, месту и роли полководцев, военачальников и личного состава.
   Самая примечательная и отличительная особенность китайской военной мысли состоит в том, что древние китайские полководцы создавали и апробировали свое воинское искусство не в тиши кабинетов, за столом, а на поле боя, в непрерывных боях и сражениях. Их жестким экзаменатором выступал противник, а судьей в разрешении споров о достоинствах их доктрин - победы и поражения.
   Если полководцы разных государств стремились усовершенствовать военный строй (боевой порядок), организацию войск, оружие, то древние китайские полководцы обращали свое внимание на дух войск и его стремились довести до высочайшей степени. То же самое, но в обратной степени, они делали по отношению к противнику, стремясь низвести боевой дух его войск до максимально низкой отметки.
   Впервые в мире китайские полководцы заявили об умении побеждать противника, не вступая с ним в сражение. Именно это умение они возвели в ранг высшего военного искусства полководца.
   Политики и выдающиеся военачальники мировых держав всех времен и народов до сих пор не осознали всей глубины "стратегии непрямых действий", продолжая практику вооруженной конфронтации. До сих пор бряцание оружием, военная угроза, агрессия считаются радикальным и эффективным средством достижения политических или экономических интересов одних стран за счет других. Военно-политические авантюры продолжают изумлять здравомыслящих людей своей непродуктивностью и ущербностью прежде всего для их инициаторов.
   С точки зрения подготовки офицерских кадров, древняя китайская военная наука представляет собою тот живительный источник, который позволяет влить в организм офицеров то лекарство, которое излечивает от шаблона, рутины, солдафонства, плацпарадности и прочих мертвящих душу офицера-воина ядов. Знакомство с идеями выдающихся древнекитайских полководцев открывает перед стремящейся к познанию душой офицера кладезь умнейших и мудрейших примеров, помогающих отличать настоящее военное дело и боевое искусство от подделки под него, фальшивки, обмана и просто военного невежества...
   Все выше изложенное, позволяет сделать следующий вывод: древнекитайские трактаты по военному искусству продолжают числиться в боевом арсенале перспективных командиров и военачальников. Вместе с приказами старших начальников, боевыми уставами и наставлениями следует отвести достойное место трактатам Сунь-цзы, У-цзы, учению Тай-гуна и другим трудам выдающихся древнекитайских полководцев.
   Истоки китайской науки побеждать
   ВОЕННАЯ ПОЛИТИКА ДРЕВНЕГО КИТАЯ
   Внешние аспекты военной политики в Древнем Китае
      "Самая лучшая война - разбить замыслы противника; на следующем месте - разбить его союзы; на следующем месте - разбить его войска".
      Следующим фактором успешной военной политики, по мнению китайских мыслителей, является молниеносность войны. Древнее китайское изречение по этому поводу гласит, что удар по противнику должен быть подобен удару грома, который не успел бы еще дойти до ушей людей, а блеск молнии - до глаз людей.
   В противовес агрессивным и кровожадным правителям Древнего Востока, китайские военные мыслители впервые выдвинули идею военного гуманизма. Вэй Ляо-цзы, отражая конфуцианскую идею о том, что карательные меры нужны против злых прави-телей и их приспешников, а не против населения, за исключением, пожалуй, случаев, когда вооруженные взрослые мужчины яростно нападают на войско, проповедовал мысль о сохранении полей и садов, отказ от разграбле-ния городов и истребления населения, от порчи его домашней утвари.
   Внутренние аспекты военной политики в Древнем Китае  
   Внешний и внутренний аспекты военной политики правителей Древнего Китая органически слиты между собою. Ранее, полнее и глубже Клаузевица в Китае поняли необходимость этой взаимосвязи.
   Внутриполитическая подготовка, по мнению Сунь-цзы, обеспечивает достижение такого положения, когда: "Мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, готов вместе с ним жить, когда он не знает ни страха, ни сомнений".
   Характерная черта внутренней военной политики в Древнем Китае было возвышение обороноспособности государства в ранг общенациональной задачи. Война, переставшая быть уделом знати и потребовавшая больших людских ресурсов и материальных средств, нуждалась в
   Китайским правителям удалось установить особую систему комплектования войск, имеющую морально - психологический контекст. Это, так называемая "колодезная система", которая обеспечивала поступление в войска сельских общинников одной местности.
   "Колодезная система" комплектования войск укреплялась еще одним психологическим механизмом - системой взаимной поруки. 
   Систематические муштра и военная подготовка обеспечивают единство в "пятерках", подчинение солдат приказаниям, полное понимание ими своих обязанностей друг перед другом и перед командирами, а также их способность совершать маневры и вступать в бой с врагом, не впадая в панику и считая битву своим основным делом.
   Система воспитания юношества в Древнем Китае
   Воспитание юношества для истории имеет то значение, что в системе воспитания подрастающих поколений уже содержатся серьезные предпосылки последующих побед и поражений государства, процветания или гибели.
   Прежде всего, следует обратить внимание на исходную идею, т.е. понимание правителями Древнего Китая роли и значения человека вообще и его просвещения, в частности.
   На Востоке с особенной ясностью сознавали, что в осно-ве военного успеха лежит именно "человеческий фактор" - несгибаемая стойкость и вместе с тем необыкновенная чут-кость, ясность и бдительность духа. Восточные учителя знали, что ключ к успеху - не знания и навыки, а сам чело-век.
   Полководец и его роль
   Талантливый полководец, или, как выражается Сунь-цзы, "полководец, понимающий войну", есть "властитель судеб народа, хозяин безопасности государства". В том же тоне го-ворит о полководце и гораздо более поздний трактат Сань лио (VI - VII вв.):   "Полководец - властитель судеб государства. Если полководец умеет одерживать победу, государство держится крепко".
   Опасности, подстерегающие полководца
   Управление войсками
   Семь важнейших военных расчетов полководца
   Управление моральным фактором
    Управление моральным духом противника - составная часть науки морального управления полководца. У Сунь-цзы есть одна формула, в которой выражено общее, но исчерпывающее правило этого тактического искусства:  "Тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой".
   Учет и использование талантов людей
   Время как фактор расчета
   Пространство как категория стратегическая
   Сила армии
   Дисциплина
   Обученность
   Награды и наказания
   СТРАТЕГИЯ
   "Бездна неизреченного"...
   Универсальность китайского военного искусства заключается в прикосновении к глубинным (сущностным) сторонам обороноспособности государства и боевой готовности войск. Положения этой науки, прописанные мудрым слогом, нуждаются в понимании и глубоком осмыслении, "переводе" на язык военно-учебной и войсковой практики.
   Приложение
   Как Сунь-цзы доказал правоту своего учения
   (Информация к размышлению! И к действию?..)

0x01 graphic

  

"Тайное крещение" 1782.

Художник Танков Иван Михайлович (1740-1799)

  
   Присягнувши Закону   48k   Годы событий: 1905-1917. "Документ" История Комментарии: 4 (21/02/2007) Обновлено: 17/02/2009. 48k. Статистика. 3371 читатель (на 3.11.2014 г.)
   Не дело армии менять законы и стоять на стороне какой-либо партии. Армия - братство, давшее обет внепартийности. Ее долг - быть опорой ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ, а не служить разменной картой расчетливых политиканов.
   В "Ящике Пандоры 1917-го" мы познакомились со свидетельствами очевидцев революционной смуты. Политическая близорукость русского офицерства тогда дорого обошлась им и их семьям. События 1917-го, да и 1991-го показали всем как велико значение политической культуры офицера. Тем не менее, прискорбнее всего видеть, что русское самодержавие, советская и нынешняя власть боятся политически грамотного офицера, видя в политическом просвещении офицера опасность для власти.
   Пример тому - события 1913 гг. в Академии Генштаба. Молодой и перспективный офицер генерального штаба Н. Головин. Но как только в петербургских верхах узнали о нововведениях профессора Головина, против него тотчас были приняты серьезные меры. Съезд объединенного дворянства, прямым давлением на Николая II, минуя военного министра, в 24 часа устранил Щербачева бывшего в ту пору начальником академии. Головин был отправлен командовать полком в деревню, в глушь. Другие деятели реформ также постепенно были вытеснены из академии. А, выдвинутый тем же съездом дворянства генерал Янушкевич, пришел в академию с директивой вернуть ее "на путь доблестных предков", т.е. продолжать воспитывать "барскую учебную команду"...
   Советская власть поступала иначе - она насаждала в головы офицеров определенные догмы и жесткие политические схемы. Ничем не лучше положение и сегодня: сознание офицера погружено в мир противоречивых политических концепций и теорий, быстро меняющихся ситуаций и пристрастий. В этом политическом водовороте, безусловно, можно утонуть, так и не научившись плавать...
   Политическая инертность и невежество офицера дорого обходятся государству и самому офицерскому корпусу. Всем нам надо осознать, что высокая политическая культура делает офицера более надежным защитником общенациональных интересов и Закона, чем его бескультурье. Не следует бояться грамотного в политическом отношении офицера. Только такой офицер до конца исполнит свой долг перед Отечеством, а не перед конкретными личностями.
   Политическая грамотность офицера - чрезвычайно важное его профессиональное качество. Мы говорим не о знании политических программ разных партий и политических течений, а об умении грамотно разбираться в происходящих политических событиях. И это умение необходимо вовсе не для того, чтобы вовремя уловить конъюнктуру и избрать предмет своего поклонения и "приклонения".
   Офицер, в силу своего положения, не может избирать для себя ту или иную партию. Его задача - подняться над межпартийной борьбой и все сделать для того, чтобы законная власть в его лице имела надежного помощника и гаранта общественного спокойствия.
   Ситуация в стране не должна зависеть от воли и желания кучки соискателей власти, какой бы окраски они ни были (красные, черные, коричневые, голубые и т.д.).
   Вопрос о власти должен решаться конституционным, законным путем, а не посредством заговоров, мятежей, переворотов и т.п.
   Если ситуация в стране требует изменений в политическом строе или новой экономической стратегии, то нововведения должны происходить не под давлением разогретой на площадях (майданах) толпы, не посредством физического смещения представителей законной власти молодчиками с букетами роз, тюльпанов и т.п., а в соответствии с духом и буквой Конституции, действующего или измененного правовым образом законодательства.
   Не боевики, проходимцы и подлецы должны диктовать народу новые политические и экономические условия, а Закон страны, постепенно и постоянно доводимый до уровня приемлемого, целесообразного и справедливого.
   Смута начинается тогда, когда попирают закон. Благие или иные соображения для нарушения закона не играют существенной роли. Мы ведь знаем, что именно благими пожеланиями устлана дорога в ад...
   Офицер, не желающий мириться со своей ролью государственного стража и защитника интересов Отчизны и намеревающийся вступить в политическую борьбу, должен снять с себя погоны и вступить в политическое противоборство, но только в качестве частного лица. Если же он этого не сделает - он подлец. Если же воспользуется своим служебным правом и каким-то образом вовлечет в свою политическую интригу своих подчиненных и оружие, - он предатель и изменник долгу офицера, государству и народу.
   Подумайте: за какие выстраданные идеи и личные провинности пошли в Сибирь солдаты и офицеры, которых в декабре 1825 года вовлекли в свою авантюру П.И. Пестель, С.И. Муравьев-Апостол и др.? Если бы ответственность за выступление понесли только они, то их можно было бы назвать достойными людьми. Но трагедия коснулась нескольких тысяч человек, которые не ведали, зачем их вывели на Сенатскую площадь.
   Однако, если в благородство декабристов 1825 года поверить все же можно, то их подражатели, современные "декабристы-октябристы" и т.п. благородством не блещут. Сегодня появилось много желающих разыграть "военную карту", т.е. поставить себе на подлую службу военный потенциал России или ее отдельного региона
   Неудовлетворенность сегодняшних офицеров стала благодатной почвой для ректурирования их в состав той или иной радикальной партии. От простого сочувствия "прогрессивным" идеям и планам быстро можно перейти к мысли использовать силу. На это, впрочем, и рассчитывают разного рода темные личности, жаждущие власти для себя и клики таких же шакалов, которым нет никакого дела до тех, кого они хотят бросить в бой, использовать как "пушечное мясо", а затем выбросить на обочину жизни.
   Как печален в этом отношении образ героического и бескорыстного Павла Корчагина у Николая Островского, да и самого Островского, прототипа легендарного Павки... Кристальная честность, преданность революции, готовность пожертвовать своей жизнью ради лучшей жизни, как известно, разбились о черствость, равнодушие представителей новой власти. Такие, как Павел Корчагин, отдали все в борьбе за лучшую жизнь, а вот результатами смены власти воспользовались другие, которые со стороны наблюдали за братоубийственной войной и не подставляли себя под пули.
   Ныне никак нельзя допустить того, чтобы в политическую дискуссию примешался грохот оружия. Танки, тачанки, пулеметы и винтовки во время гражданской войны наделали множество бед. Но сколько горя и страдания может принести одна ракета, если ее выпустить в направлении политических противников?
   Нет, даже не хочется думать о таком сценарии. А ведь у кого-то такие планы есть! Может быть, кто-то уже сговаривается с генералами, как то делал Гучков в 1916-1917 гг.?
   Охладите горячие головы, господа политики, и те, мнящие себя "наполеонами", - сами сгорите, если раздуете пламя.
   Из искры не должно возгореться пламя!
   Материалы, которые представлены ниже, относятся, главным образом к годам осознания последствий первой революции в России, 1905-1907 гг. Характер этих материалов говорит о той озабоченности, которая охватила здравомыслящих людей, гражданских и военных. Но, увы, их голос разума потонул в революционных призывах, с одной стороны, и заверениях в лояльности, с другой.
   Как же печально, что написанное в начале ХХ века, актуально и в начале ХIХ -го!
   Представляю вам названия и авторов написанного
     -- И.Н. Болотников. Армия - это ... политическая партия, давшая обет внепартийности.
     -- М. Ботьянов. Никогда не подрывать доверия к офицеру.
     -- В.К. Нужно стряхнуть с себя приниженность.
     -- А.М. Волгин. Войско борется не с мыслями, не с убеждениями, а с делами, с поступками.
     -- С.Н. Булгаков. Застрельщиком революции была интеллигенция.
  

0x01 graphic

  

"Юродивый на коленях" 1884 - 1887

Художник Суриков Василий Иванович (1848-1916)

  
   Горе, когда военным министром становится солдат...   8k   Оценка:3.65*20   Годы событий: 2007. "Статья" Политика Комментарии: 22 (09/04/2009) Размещен: 20/02/2007, изменен: 12/03/2012. 8k. Статистика. 5160 читатель (на 3.11.2014 г.)
   Многострадальная армия старой и новой России, видимо, обречена постоянно получать в руководители людей, которые не проявили себя ни военной доблестью, ни талантом полководца. Очередной "не военачальник, но стратег" с 16 февраля с.г. стал руководить военным министерством.
   Историческая справка
   Должность военного министра была учреждена в России указом 12 сентября 1802 г.
   Значение у нас военного министра, как главы военного управления, несколько раз менялось. Наиболее резкие изменения в его положении произошли в 1815 году, когда с образованием главного штаба Его Императорского Величества во главе военного правления, как единственный докладчик у государя по делам этого управления был поставлен начальник главного штаба; военный министр с этого момента стал в подчиненное отношение к начальнику главного штаба и лишился личного доклада у монарха.
      В 1832 году, с уничтожением в мирное время должности начальника главного штаба Его Императорского Величества, военному министру было возвращено его прежнее значение. Однако, ни в эту, ни в последующие эпохи полного объединения в лице военного министра всей деятельности военного управления еще не было: наряду с военным министром правом личного доклада у государя пользовались и лица, стоявшие во главе отдельных ведомств: артиллерийского, инженерного, военно-учебного, а в последнее время и начальник генерального штаба. Деятельность военного управления объединена в лице военного министра лишь в 1909 году, когда приказом по военному ведомству N566 было объявлено, что военный министр есть единственный докладчик у государя по делам военного управления.
  
   Военными министрами у нас были: министром военно-сухопутных сил С.К. Вязьмитинов (1802-1808); военными министрами: граф А.А. Аракчеев (1808-1810.), князь М.Б. Барклай-де-Толли (1810-1812), князь А.И. Горчаков (1812-1815) (управляющий департаментами военного министерства). Начальниками главного штаба Его Императорского Величества: князь П.М. Волконский (1815-1823), граф И.И. Дибич (1823-1825). Военные министры, подчиненные начальнику главного штаба: граф И.И. Коновницын (1815-1819), барон П.И. Меллер-Закомельский (1819-1823), граф А.И. Татищев (1823-1827), Одновременно управлял главным штабом и военным министерством граф А.И. Чернышев (1828-1832). Военные министры, непосредственно подчиненные государю: князь А.И. Чернышов (1832-1852), князь В.А. Долгоруков (1852-1856), Н.О. Сухозанет (1856-1861), граф Д.А. Милютин(1861-1881), П.С. Ванновский (1881-1897), А.Н. Куропаткин (1898-1904), В.В. Сахаров (1904-1905), А.Ф. Редигер (1905-1909), В.А. Сухомлинов (1909-1915), А.А. Поливанов (1915-1916), ДС. Шуваев (1916-1917), М.А. Беляев (1917) А.И. Гучков (1917), А.Ф. Керенский (1917), А.И. Верховский (1917), Н.И. Подвойский (1917-1918), Л.Д. Троцкий (1918-1925), М.В.Фрунзе(1925), К.Е. Ворошилов(1925-1940), С.К. Тимошенко (1940-1941), И.В. Сталин(19410-1947), Н.А. Булганин (1947-1949), А.М. Василевский (1949-1953), Н.А. Булганин (1953-1955), Г.К. Жуков (1955-1957), Р.Я. Малиновский(1957-1967), А.А. Гречко(1967-1976), Д.Ф. Устинов (1976-1984), С.Л. Соколов (1984-1897), Д.Т. Язов (1987-1991), Е.И. Шапошников(1991), Б.Н. Ельцин (1992), П.С. Грачев (1992-1996), И.Н. Родионов (1996-1997), И.Д. Сергеев (1997-2001), С.Б. Иванов (2001-2007), А.Э. Сердюков (с 16 февраля 2007 г.)
      Биография последнего министра проста и коротка: родился 8 января 1962 года в поселке Холмский Абинского района Краснодарского края. В 1984 году окончил Ленинградский институт советской торговли, юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета. После службы в армии работал в "Ленмебельторге" (затем ООО "Мебельмаркет"), где прошел путь от заместителя начальника секции до генерального директора. После работы в различных АО, перешел в налоговую службу. С июля 2004 года - руководитель ФНС Министерства финансов РФ. Государственный советник налоговой службы РФ III ранга.
   В этой биографии примечательно следующее: нынешний военный министр около 20 лет не имел прямого отношения к военному делу, а весь его военный опыт умещается в ранце солдата...
   Говорят: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Скажу по-другому: горе той стране, где военным министром становится рядовой солдат...
   Большое и ответственное дело (военное дело относится к этой категории дел) требует настоящих вождей, героев, военных талантов, каковыми были Петр Великий, П.А. Румянцев, А.В. Суворов, М.И. Кутузов, М.Д. Скобелев и др.
   После русско-японской войны М.О. Меньшиков, видя уныние и подавленность в войсках, писал: "Явись сейчас Скобелев (допустим чудо), с ним вернулась бы потерянная надежда, с ним взошло бы закатившееся солнце веры в себя".
   Факт нового назначения обостряет давнюю проблему: России нужна Школа подготовки высших военных руководителей, а не фабрика генералов.
   Сейчас у нас в стране много генералов, но мало военных вождей. Генерал - это звание боевого офицера. Не имеющий боевого опыта офицер не должен становится генералом.
   Бывший министр обороны С. Иванов слукавил, сказав, что генерал в России - вымирающий вид. Я знаю офицера, который без каких-либо заслуг сумел пройти за пять лет путь от подполковника до генерал-лейтенанта. Разве такой факт единичен? Думаю, что нет.
   Практика беспорядочной "смены-замены" военных министров, которой страдает современная Россия, система назначения на этот пост случайных, не подготовленных к столь ответственной миссии лиц, приводит лишь к издержкам: очередной кадровой чехарде, снижению боевой готовности войск, нездоровой обстановке в войсках, утрате завоеванных позиций и т.п.
   Мне, лично ясна подоплека назначения А. Сердюкова на пост военного министра. Решение это - политическое, конъюнктурное, ситуативное. Нынешней власти нужен УПРАВЛЯЕМЫЙ И ПРЕДСКАЗУЕМЫЙ военный министр. Таким человеком обязательно становится тот, кто не владеет ситуацией, некомпетентен, не имеет прочных корней в управляемой среде и т.д.
   Предсказуемый и управляемый министр способен исполнить все просьбы и указания своих патронов, главным образом, кадрового свойства. Мы ведь знаем, что вслед за министром Ивановым в ВС устремились многие его товарищи, которые заменили на ключевых постах прежних, но чем-то не угодивших власти военачальников.
   Надо быть очень способным человеком, чтобы понять суть новых проблем, вжиться, сродниться с обстановкой, стать ее частью, а не быть чужеродным телом. К примеру, Петру Великому нужно было пройти через "потешные", поработать плотником на заграничных верфях, подучиться у Гордона и Лефорта, пройти настоящую солдатскую школу и лишь потом обрести право командовать войсками.
   Нет, новое назначение не сулит вооруженным силам процветание и развитие. Гражданский человек не может и не хочет понять сути военного дела. Поставленный к управлению военной машиной, он будет долго присматриваться к тому, с какой стороны лучше подойти и за что взяться.
   Найдется немало желающих "помочь" новому министру... Но во благо ли военному делу будет эта помощь?
   Предшественнику удалось многое привнести в армию того, от чего она стала не сильнее, а слабее и уязвимее...
   Может быть нам "судьба" сдавать позиции одна за другой, в то время как наши недруги завоевывают все новые и новые плацдармы для грядущих атак?
  

********************************************************************

0x01 graphic

  

"Утро стрелецкой казни" 1881г.

Художник Суриков Василий Иванович (1848-1916)

  

Труд выполнен в

Научно-исследовательском центре

Военной академии Генерального Штаба

Вооруженных Сил РФ

Автор-составитель

А.И. КАМЕНЕВ

  
  
   Боевое искусство русских полководцев (ХI - начало ХIХ в.) / Наука побеждать. В 7 т. Т.1.Авт.-сост. А.И. Каменев; Под ред. В.С. Чечеватова; ВАГШ ВС РФ. - М., 2002. - 375 с.
  

No А.И. Каменев, 2002 г.

ВВЕДЕНИЕ

  
  
   История военного искусства показывает нам, что во все времена искусство и нравственные силы берут верх над грубой материальной силой и числом. Установлено также, что, невзирая на успехи техники и на усовершенствование материальных средств, которыми располагали воюющие стороны, главным, решающим фактором вооруженной борьбы был сам человек с его волей и умом, с его способностью подчинять себе ум и волю противника. Отсюда эта вечная как мир борьба двух начал, духовного и материального, проходящая красной нитью через всю многовековую военную деятельность человечества. И настолько могущественно значение в военном деле самого человека, так абсолютно велика, огромна в этом деле его роль, как фактора духовного, что на всем неизменно длинном пути, от дней первобытной капитулы и лука до наших дней, он стоит везде как сила решающая, равно могучая во все времена, неизмеримо великая по сравнению со средствами материального мира.
  

***

   Если на заре становления военного искусства мастерству полководца негде было проявиться и боевой успех зависел от доблести воинов, то в последующие времена на первый план стало выдвигаться полководческое мастерство.
   Полководческое искусство, как свидетельствует весь боевой опыт, принадлежит к числу труднейших и сложнейших по своей сути. И одной из самых главных причин этой трудности служит то обстоятельство, что военачальнику приходится осуществлять свои творческие замыслы не своею рукою, не резцом или кистью, или вообще не каким-либо бездушным инструментом, мгновенно и в точности воспроизводящим малейшие движения его мысли,--а через посред­ство живого, и притом коллективного существа, называемого войском. Ему приходится оперировать огромной массой вооруженных людей, разобщенных в пространстве, разных по своим интеллектуальным и волевым качествам, сильных и слабых духом. Эти массы он призван связать в одно стройное, могучее, неотразимое, монолитное войско, способное принести победу.
   Если искусство главнокомандующего есть одно из главнейших средств для достижения победы, то легко понять, что выбор главнокомандующего является одним из самых сложных вопросов науки управления и одной из важнейших частей военной политики государства. К несчастью, этот выбор подвержен столь многим мелочным страстям, что случайность, старшинство, фаворитизм, партийная интрига, соперничество влияют на назначение главно­командующего не меньше, чем интересы общества и справед­ливость.
  

***

  
   Секрет победы и искусства управления войсками не заключен исключительно в таланте или боевом навыке военачальника. Существенным образом они зависят также и от характера воспитания армии и сте­пени подготовленности ее к деятельности на театре войны. Если в отдаленные времена (к которым можно отнести даже события 1-ой и 2-ой мировых войн) боевые действия разворачивались медленно, полководец обыкновенно находил время, чтобы не только доучить, но переучить и даже перевоспитать свои войска до вступления в решающие сражения и, таким образом, настроить "инструмент" своего творчества на чисто боевой лад, и даже специально по своей руке (применительно к себе). Если, к примеру, он находил в себе силы, чтобы на поле боя ориентироваться и ре­шаться за каждого из своих подчиненных, распоряжаться ими, как пешками на шахматной доске, то ничто ему не мешало дать им заблаговременно понять, что с их стороны потребуется лишь прямое повиновение, стойкость, мужество и больше ничего. Если же, наоборот, его способностей хватало только на самое общее руководство через посредство директив, то в его же вла­сти было заранее поощрить войска на проявление тактической и даже стратегической инициативы и самодеятельности.
   В настоящее время такие эксперименты в последние минуты едва ли возможны. Слишком уж коротки решающие мгновения. На оттягивание решительных столкновений после объявления войны и быстрого сосредоточения войск на места действий не хватает ни материальных средств, ни терпения самой страны. Волей-неволей приходится идти в бой с войсками, получившими только подго­товку мирного времени, с тем минусом, который принесут с собою более или менее отставшие от военного дела запасники. В силу этого обстоятельства роль мирной подготовки, искусство военачальника готовить войска для боя становится поистине чрезвычайно важным.
  

***

  
   Если же принять во внимание тот факт, что войны ныне происходят значительно реже (чем это было в ХVIII и ХIХ, и даже в ХХ вв.), то понятно, что приобретение личного боевого опыта становится затруднительным. Это побуждает всех здравомыслящих военных руководителей обращаться к опыту предков, с целью извлечь из него все то ценное в воинском искусстве, что было добыто потом и кровью на поле брани. Г.А. Леер, подчеркивая важность этого факта, писал: "Одно только глубокое изучение военной истории может спасти от измышлений и шаблонов в нашем деле и поселить уважение к принципам". Не случайно военную историю называют мудростью веков. Она до некоторой степени восполняет недостаток личного опыта. Недостаточность опыта мирного времени придает особое значение вековому опыту, занесенному на скрижали военной истории, изучение которой, по словам Наполеона, является единственным средством, чтобы проникнуть в тайны высшей части военного искусства.
  

***

  
   Искусство вообще - это высшая степень умения что-либо делать. Воинское искусство - это особого рода мастерство, заключающееся в умении побеждать врага с наименьшими для себя усилиями и потерями, или как определил Петр I в своем заключительном слове при описании Полтавской битвы, - "с легким трудом и малою кровью". Победа, достигнутая большим числом жертв и усилий, не случайно называется пирровой победой. Очевидно, что этот критерий военного искусства относится не к одной Полтаве, а ко всему русскому военному искусству, заключительным актом которого становится победа над противником.
  

***

  
   Военное искусство - умение, одинаково необходимое и солдату, и офицеру, и генералу, с той лишь разницей, которая соответствует характеру их деятельности и о которой А.В. Суворов ясно говорил: "Солдату - бодрость, офицеру - храбрость, генералу - мужество". Безусловно, это изречение не раскрывает всей полноты и различия в военном искусстве рядового солдата и полководца, а лишь подчеркивает тот факт, что на поле боя для достижения победы над врагом каждый участник боевых действий должен обладать своей мерой военного искусства, предполагающей не простые воинские умения (ремесленничество), а высокий уровень мастерства, при котором "каждый воин понимает свой маневр".
   Чтобы быть хорошим войсковым командиром, нет надобности знать все части военного искусства одинаково хорошо, но для генерала или офицера генерального штаба, всестороннее знание военного искусства настоятельно необходимо.
  

***

  
   Военное искусство предков - это не застывшая история, а боевой арсенал, свод мыслей, идей, важнейших принципов ведения боевых действий лучшими отечественными полководцами: управления своими войсками и подчинения своей воле войск неприятельских. Причем, следует отметить, что стратегические и тактические решения, даже самые гениальные, в военном искусстве лишь малая толика того, что необходимо для победы. Они не могут быть реализованы на практике, если полководец не овладеет сердцами своих воинов, не имеет над ними магической силы влияния.
   Эти слагаемые военного искусства, выведенные из опыта войны, из наблюдений над образцами деятельности великих полководцев истории, имеют большое научное значение. "Они, как маяки для мореплавателей, указывают те направления, в которых вернее всего можно рассчитывать достичь успеха, но самого успеха еще не определяют, так как при применении принципа необходимо считаться с условиями обстановки", - указывал известный русский военный историк Н.П. Михневич. А Наполеон по этому поводу сказал: "Все великие полководцы древности и те, которые позже достойным образом шли по их следам, творили великие дела только потому, что следовали правилам и естественным принципам искусства в деле комбинаций, в деле строгого соответствия средств к их действию и напряжения соответственно меры затруднений. Они поэтому только и имели успех, что применялись к ним. Они никогда не переставали из войны создавать истинную науку. И в этот только нам должны служить великим примером, и только подражая им, можно рассчитывать к ним приблизиться".
   Выучиться военному делу можно только по образцам великих мастеров, стараясь проникнуться их сущностью и тщательно изучая условия, при которых они происходили. А.В. Суворов в письме к Г.А. Потемкину говорил: "наука просветила меня в добродетели: я лгу (вероятно в смысле введения в заблуждение противника), как Эпамидонт, бегаю, как Цезарь, постоянен (вероятно в смысле твердости и непреклонности в достижении раз поставленной цели), как Тюренн и праводушен, как Аристид".
  

***

   Печальная правда русской военной истории заключена в следующих словах одного из наших военных аналитиков конца ХIХ - начала ХХ вв. "Забывали мы, что военная система должна быть плоть от плоти, кровь от крови наших местных, бытовых (политических, экономических и социальных) условий. И, в награду за это, к концу ХХ века получили Японскую войну. Не народила нам подражательная система ХIХ века ни Суворовых, ни Румянцевых, ни Потемкиных; не слышно более о богатырях земли русской, - с горечью констатировал А. Геруа почти сто лет тому назад, продолжая, с горечью: - В итоге, какое же типичное отличие эволюции военной системы и военного искусства у нас? Чередование самостоятельного развития и подражания. В то время, когда первое давало здоровые плоды, второе привело к крушению".
   Нужно ли в подтверждение актуальности выводов А. Геруа приводить какие-либо нынешние доказательства?
  

***

  
   История войн и военного дела выявили огромное влияние национального фактора на развитие военного искусства. Особенности народного гения выражаются во всем: во взглядах на войну, военное дело, полководческое искусство и военные доблести простых воинов. Так - греки, в опоре на знание своей психологии, провели в область тактики принцип частной победы - сосредоточение сил на решительном пункте поля сражения; они преследовали механическую теорию боя - их боевой порядок напоминал молот, ударявший с наибольшей силой на один из участков боевого расположения противника. Римляне всегда имели линейный боевой порядок, но доведенный в каждой точке до высокого совершенства сортировкою бойцов на основании свойств человека и его духа по отношению к бою; они разработали духовную теорию боя. В каждой стране войска имели свои особенности, которые всецело зависели от боевых традиций и специфики данного народа. Эти особенности национального военного искусства - драгоценный капитал, требующий бережного к себе отношения.
  

***

  
   Во все времена полководцами справедливо ценилась сила духа войск, те внутренние пружины, которые были способны превратить разрозненных бойцов в один мощный организм. Это была и остается любовь к родине, патриотизм. Вот почему вопрос о более рациональной постановке и внедрении идей патриотизма был краеугольным камнем в деле обучения и воспитания воинов и их военных вождей. Только при такой постановке дела могли исчезнуть из войск "бойцы по необходимости" и на их место заступить воины "по призванию", рыцари "без страха и упрека".
   Если в Германии и Японии начала ХХ века от офицера прежде всего требовали любви к родине и искреннее желание служить ей, то в России в то же время в почете было свидетельство об окончании 6 классов гимназии или другого учебного заведения, но, отнюдь, не патриотизм. В этом наблюдалась громадная разница, так как для офицера-патриота нет больше чести, как с достоинством выполнять свой долг перед Родиной. И еще: "офицер, наученный патриотизму (если так можно выразиться), сочтет своим долгом преподать его и подчиненным, а офицер-патриот- самородок даже и подозревать не будет о необходимости внушения любви к родине нижним чинам", - с горечью констатировал положение дел в русском обществе офицер этого времени.
  

***

  
   Не только чувство патриотизма должно подвигать нас к идее национального военного искусства. Есть обстоятельства более существенные, о чем в свое время убедительно писал генерал В.М. Драгомиров в своей работе "Подготовка Русской Армии к Великой Войне" (1923 г.). Отсутствие национальной школы и подготовки умов к научному мышлению сказывалось самым серьезным образом. "Практики чуждались, - констатировал он. - Это вело к потере чувства действительности, к притуплению сознания, что действительно имело ценность и значение и что представляется более или менее праздным измышлением. Русский командный состав вследствие этого никогда не умел отделить жизненность предложений от измышлений всякого рода и подпадал влиянию прожектов, часто затмевающих дельных людей.
   Подобная неподготовленность и неумение жить своим умом заставляли обращаться к заграничным источникам. Особенное значение имели руководства из Германии, пользовавшиеся большим престижем после ее счастливых войн. Они часто не принимались, но все же считались кладезями непогрешимой мудрости. Это подчиняло русскую мысль германской, подчиняло слепо, без критики. Тут не было согласия между единомышленниками, скорее получалось впечатление поклонения малосведущего более опытному и знающему. Свои самобытные пути и самостоятельная мысль стушевывались. Германия возвеличивалась, становилась на пьедестал, казалась чем-то высшим и лучшим по сравнению со своим. Ее почти боялись и тем более, чем меньше понимали. Русская психика по отношению к будущему противнику подавлялась".
   Нужно ли говорить о том, какой серьезный ущерб боевому и моральному духу войск наносит такая практика?
  

***

  
   Задачу данной работы можно выразить словами Н.П. Михневича: нам, русским людям, нужно "выяснить основы русского военного искусства, как продукт творчества русских талантливых военных людей, так как только они и могли дать им формы, в которых нуждалась русская армия, для чего необходимо было иметь тот же склад ума и характера, который распространен в массах русских воинов".
  

***

  
   Образовательное, развивающее и военно-воспитательное значение русского военного искусства выяснилось в России уже во времена Петра Великого, который был не только прилежным учеником классического военного искусства, но, сам творя оное, не забывал о необходимости приобщать подданных к науке изучения национальных особенностей русского военного искусства. Он понимал, что только при соблюдении этого условия можно выяснить национальные особенности ведения войны и боя, что чрезвычайно важно при применении их на практике. Осознавал он и то, что внимание к своему, русскому опыту и боевым традициям позволит выяснить возможности, роль и значение народа в деле защиты Отечества и тем может облегчить разумное использование природных факторов в военном деле. Разумно и сегодня продолжать ту работу, которую начал великий преобразователь государства Российского.
  

***

  
   Источниками для данной работы послужили: документы и материалы выдающихся русских полководцев Петра Великого, П.А.Румянцева, А.В.Суворова, М.И.Кутузова, А.П.Ермолова, М.Д.Скобелева; труды историков государства Российского - Н.М.Карамзина, В.О.Ключевского, С.М.Соловьева, а также военных историков, ученых и писателей России, таких как: К.К.Абаза, И.С.Аксаков, П.В.Алабин, П.А.Александров, Ю.Алексеев, П.Андрианов, А.Н.Апухтин, Л.К.Артамонов, К.В.Базилевич, С.Н.Базанов, А.К.Баиов, Д.Баланин, Ю.Н.Балуевский, Д.Н.Бантыш-Каменский, М.Б.Барклай-де-Толли, А.П.Барсуков, А.Бартенев, В.Берх, Л.Г.Бескровный, В.А.Бильбасов, Н.Бирюков, В.Д.Блаватский, П.О.Бобровский, М.И.Богданович, И.Ф.Богданович, М.И.Богословский, И.Н.Болотников, А.Т.Болотов, А.И.Брусилов, А.П.Будберг, С.Н.Булгаков, В.Буняковский, В.В.Буравленков, Н.Д.Бутовский, Д.П.Бутурлин, А.Ф.Бычков, Э.Бяльц, А.И.Верховский, М.Владимирский-Буданов, А.М.Волгин, В.С.Волков, М.С.Воронцов, М.С.Галкин, Н.Ф.Гарнич, П.А.Гейсман, А.В.Геруа, С.К.Гершельман, С.Н.Глинка, Н.П.Глиноецкий, В.М.Гобарев, Н.С.Голицын, И.И.Голиков, Н.Н.Головин, АА.Горский, Г.К.Градовский, М.В.Грулев, А.Гулевич, Д.В.Давыдов, Г.П.Данилевский, И.С.Даниленко, Ю.Данилов, В.В.Дегоев, А.И.Деникин, В.Дерман, Я.Де-Санглен, А.Дмитриевский, М.Довнар-Запольский, В.И.Доманевский, И.В.Домнин, Ф.М.Достоевский, М.И.Драгомиров, В.М.Драгомиров, Р.К.Дрейлинг, К.Дружинин, Н.Ф.Дубровин, П.А.Дукмасов, Л.Б.Евдокимов, С.И.Елагин, Н.А.Епанчин, В.Е.Ермилов, А.А.Жомини, В.Заглухинский, Н.Загоскин, И.А.Заичкин, М.В.Зенченко, В.А.Золотарев, П.И.Изместьев, И.А.Ильин, А.Г.Кавтарадзе, А.И.Каменев, Каминский Л.С., ВВ.Каргалов, М.К.Касвинов, Д.Д.Кашкаров, С.Е.Кедрин, АА.Керсновский, К.Кирков, А.Н.Кирпичников, Н.Л.Кладо, Ю.Р.Клокман, Н.В.Колесников, К.П.Колокольцев, С.Д.Коломин, Н.М.Коробков, В.Короткевич, Л.Комеровский, Н.А.Корф, Б.Костин, А.Кривицкий, Ю.Крижанич, М.Крит, А.Круговской, С.О.Кудленко, А.Н.Куропаткин, Ф.Ф.Лашков, П.С.Лебедев, Б.А.Левашов, В.А.Левшин, Г.А.Леер, Н.Лесницкий, А.М.Майков, А.Мариюшкин, Е.Мартынов, М.К.Марченко, А.Н.Маслов, И.Маслов, Д.Ф.Масловский, П.Махров, М.О.Меньшиков, Д.А.Милютин, С.Михеев, О.Н.Михайлов, Н.П.Михневич, Н.А.Морозов, О.С.Муравьева, А.З.Мышлаевский, А.А.Незнамов, С.Г.Нелипович, Б.Никулищев, Е.Ф.Новицкий, К.М.Обручев, В.В.Огарков, Н.И.Павленко, Н.Павлов-Сильванский, А.И.Панов, А.Н.Петров, А.Ф.Петрушевский, В.С.Пикуль, М.П.Погодин, В.В.Попов, И.Пушкарев, А.С.Пушкин, И.Н.Почкаев, Ф.Прокопович, В.В.Прунцов, А.К.Пузыревский, В.Ратч, А.Ф.Редигер, П.П.Режепо, А.С.Резанов, А.Розеншильд-Паулин, М.М.Рубинштейн, Е.П.Савельев, А.Е.Савинкин, А.Н.Самойлов, В.А.Самонов, А.А.Свечин, Э.Свидзинский, Л.М.Серебряков, П.Н.Симанский, К.М.Симонов, Н.В.Скрицкий, М.Смельницкий, В.Смирнов, А.Е.Снесарев, С.И.Созонович, А.А.Соколов, М.Е.Соколовский, С.А.Солнцева, Е.Ф.Сосунцов, Я.М.Старков, А.В.Страчевский, А.А.Строков, А.Т.Струсевич, Ю.В.Сухарев Е.В.Тарле, Б.М.Теплов, Я.Толмачев, Л.Н.Толстой, Д.Н.Трескин, Г.Н.Трошев, Н.Г.Устрялов, Р.А.Фадеев, Г.П.Федотов, В.Флуг, А.Хрущов, Д.Г.Целорунго, Н.И.Цылов, И.А.Чанцев, Я.В.Червинка, В.Чернавин, Н.П.Чичагов, С.А.Чиченный, Г.С.Чувардин, М.В.Щадская, С.В.Шведов, В.И.Шеремет, Н.К.Шильдер, А.В.Шишов, А.В.Шмелев, В.Штейнгейль, Б.Штейфон, С.А.Шубинский, Е.Щепкин, М.Энвальд, И.Г.Энгельгардт, И.Г.Эренбург, Н.Н.Яковлев, П.П.Яковлев и др.; материалы исторических исследований и периодической печати.
  

***

  
   В структурном отношении труд подразделяется на шесть томов:
  
   Том 1. Боевое искусство русских полководцев (ХI - начало ХIХ в.).
   Том 2. Боевое искусство русских полководцев (ХIХ - начало ХХ в. ).
   Том 3. Психология русского боевого искусства (очерки по психологии боевой деятельности. Примеры и факты из полководческой практики).
   Том 4. Педагогика воинского искусства русских полководцев (опыт подготовки войск к войне).
   Том 5. Воспитание офицера и генерала как основа побед и поражений (опыт и проблемы подготовки офицерских кадров в России).
   Том 6. Словарь-справочник по войнам России, русским полководцам и военном деле. Библиография по русскому военному искусству.
   Том 7. Классические трактаты о военном искусстве.
  
  

0x01 graphic

  

Минин и Пожарский. 1850.

Художник Скотти Михаил Иванович (1814-1861)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   История военного искусства. - В кн.: Военная энциклопедия. / Под ред. В. Ф. Новицкого. - т. II. - СП б., 1911 - С. 80.
   Александр Македонский, к примеру, отдавал все распоряжения до боя. В бою предоставлялась инициатива опытным генералам, командовавшим частями боевого порядка. Сам же Александр, во главе отборной конницы, подавая пример, лично вступая в бой с копьем и мечом. Неоднократно в боях Александр был ранен и попадал в опасное положение. Стратег-завоеватель мира и храбрейший рыцарь своей армии в мировой истории соединяются только в лице Александра Македонского. Сто лет спустя военное искусство уже настолько усложнилось, что полководец должен был сохранять за собой управление во время самого боя и отказаться от личного участия в рукопашных схватках. - См.: Свечин А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. В 2-х тт. - М. -Л. , 1927-1928. - С.47.
   См.: Жомини А. Очерки военного искусства. Т.1. Перев. с фр. - М., 1939. - С.62.
   Энвальд М. Две доктрины воспитания войск // Военный сборник. - 1911. -N1. -С. 101.
   История военная. - В кн. : Военная энциклопедия. / Под ред. В. Ф. Новицкого. - т. II. - СП б., 1911 - С.109.
   В содержательно плане военное искусство, по мысли А. Жомини, подразделяется на пять чисто военных отраслей: стратегия, высшая тактика, логистика, инженерное искусство и элементарная тактика; но есть еще одна существенная часть этой области знаний, которую до сего времени весьма некстати исключали из состава воен­ного искусства, а "именно--политика войны" . - См.: Жомини А. Очерки военного искусства. Т.1. Перев. с фр. - М., 1939. - С.29.
   См.: Масловский Д.Ф. Записки по истории военного искусства в России. Вып. 1. 1683-1762 год. - СП б., 1891. - С.141-142.
   ПИРР (319-273 до н. э.), царь Эпира в 307-302 и 296-273. Воевал на стороне г. Тарента с Римом, одержал победы при Гераклее (280) и Аускулуме (279), последнюю ценой огромных потерь (т. н. пиррова победа).
   Наставление А.В. Суворова И.О. Курису. - В кн.: Бескровный Л. Г. Хрестоматия по русской военной истории. - М., Воениздат, 1947. - С.308.
   Михневич Н.П. Стратегия. - СП б.,1906.- С.40.
   Там же. - С.14.
   Михневич Н. П. История военного искусства с древнейших времен до начала девятнадцатого столетия. 2-е доп. изд. - СП б., I896. - С. ХVIII.
   ЭПАМИДОНТ (ок. 418-362 до н.э.), древнегреческий полководец.
   ЦЕЗАРЬ (Caesar) Гай Юлий (102 или 100-44 до н. э.), рим. диктатор в 49, 48-46, 45, с 44 - пожизненно. Полководец.
   ТЮРЕНН (Turenne) Анри де Ла Тур д'Овернь (de la Tour d'Auvergne) (1611-75), виконт, маршал-генерал Франции (1660).
   АРИСТИД (ок. 540 - ок. 467 до н. э.), афинский полководец.
   Геруа А. После войны. О нашей армии. - СП б., 1906. - С.240.
   См.: Михневич Н.П. Эволюции и прогресс в военном деле: Сообщение на собрании членов Общества ревнителей военных знаний // Общество ревнителей военных знаний. Кн.I .- СП б., 1906. - С.50-51.
   См.: Пригоровский. "Офицеры по необходимости" // Разведчик. - 1912. - 4 (304) .- С.52,53.
   Там же. - С.53.
   Драгомиров В. Подготовка Русской Армии к Великой войне. I. Подготовка командного состава //Военный Сборник. - кн. IV.- 1923 .- С.110.
   Михневич Н. П. Основы русского военного искусства. Сравнительный очерк состояния военного искусства в России и Западной Европе в важнейшие исторические эпохи. - СП б., 1898. - С.6.
   См.: Масловский Д.Ф. Записки по истории военного искусства в России. Вып. 1. 1683-1762 год. - СП б., 1891. - С.2-5.
  

0x01 graphic

  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023