Аннотация: Попель: "За все платим кровью: война, а эта карта много тысяч жизней спасет. Рука Катукова сама тянется к карандашному огрызку. Две наши подписи ложатся на реляцию начальника разведки"...
("За все платим кровью: война, а эта карта много тысяч жизней спасет")...
(фрагменты из кн. "Впереди -- Берлин!")
Продолжение...
Военный совет приступил к принятию решений во исполнение нового приказа фронта.
-- Вот так задачка, -- ворчал Михаил Ефимович, -- форсировать Обру, овладеть Мезеритцким УРом и передовыми отрядами захватить плацдарм на Одере!
-- Плюс надо продолжать блокирование Познани до подхода сил Чуйкова, -- напомнил Шалин. -- Там придется, полагаю, задействовать всю группу Горелова: все-таки тридцать пять тысяч приходится держать в окружении.
Михаил Алексеевич еще раз провел курвиметром по карте.
-- Маршрут нам дан более ста пятидесяти километров на запад!
-- Так это -- по прямой! -- сердился Катуков. -- А по прямой только птички божьи летают. Самолеты и те не всегда: обходят сторонкой зенитный огонь да всякие там воздушные ямы. Михаил Алексеевич, что известно об этом чертовом УРе?
Шалин обстоятельно дал справку, листая пачки разведдонесений.
- Мезеритцкий УР, или, как его называют, Одерский четырехугольник, или, еще иначе, Восточный вал, построен до войны. Германия создала на обеих границах два однотипных вала: Западный, или линия Зигфрида, и Восточный -- Одерский четырехугольник. Во время войны оба вала пришли в упадок, но сразу после битвы на Волге противник предусмотрительно приступил к перестройке и модернизации валов. Так что, если даже не считать довоенных работ, валы готовились к обороне свыше двух лет. Результат на Западе известен: пять армий союзников полгода топчутся перед Западным валом, а американская танковая армия генерала Паттона все это время пребывает в бездействии.
-- Понятно и нормально! -- пожал плечами Катуков. -- Это же неслыханный случай -- танковой армии штурмовать готовый к обороне УР. Американцы по правилам действуют.
-- Восточный вал состоит из двух линий, -- продолжал Шалин.-- Первая проходит по реке Обре и цепи озер. Здесь двадцать три дзота и восемь дотов, перед ними находится ров, сооружены бетонные надолбы. Но главная линия обороны идет дальше -- между городами Мезеритц, Швибус и Цюллихау. Здесь построено от пяти до семи дотов и дзотов на каждый километр фронта, противотанковые рвы отрыты через каждые три-пять километров в глубину, установлены полосы железобетонных надолбов перед противотанковыми препятствиями и приготовлены канавы-ловушки для танков...
-- Сильно!
-- Почти сотня позиций для противотанковых пушек, двадцать три позиции для танков в качестве огневых точек. Имеются минные поля, но расположение их пока точно не установлено. Доты соединяются туннелями, которые протянулись на десятки километров. Есть и насосные, и электрические станции, вообще -- богатое подземное хозяйство! Кроме того, система плотин на озерах приспособлена для возможного затопления водой любого из участков УРа.
-- Так это ж, братцы мои, посильнее линии Маннергейма! -- воскликнул Катуков. -- Кириллович, так?
-- Пожалуй, что и так. Дотов здесь больше, да и водной системы затопления там не было.
-- Вспомни, как линию Маннергейма брали. Можем что-нибудь позаимствовать?
-- Опыт этот вряд ли нам пригодится: ведь линию Маннергейма брали не танками. Ее артиллерией проламывали, пехотой брали. Да и сил было сколько? Там дивизия наступала в полосе двух километров! Бывало, что войска шли в три эшелона. Артиллерия била по дотам только прямой наводкой и, как правило, -- тяжелая. И все равно несколько выстрелов приходилось делать в дот, чтоб его разрушить, снаряд в снаряд всаживался. Сколько орудий мы в тех боях потеряли -- сами можете понять! Накроют нас минами, пока перетаскиваешь орудие на открытую позицию,-- прощай, пушечка! Авиации тоже у нас было достаточно -- сплошные эскадрильи летели, танки, конечно, тоже действовали, заходили дотам в тылы по ночам, но доты могли перекрывать друг друга огнем. Если б не саперы, вдвое больше времени провозились бы.
-- Тяжело было брать?
-- Очень тяжело!
-- Сколько дано армии суток на взятие УРа, товарищ Шалин?
-- Не больше двух, товарищ командующий -- ответил Шалин. -- Через четверо суток, согласно приказу, надо уже выйти на Одер.
-- Да, войск у нас, конечно, поменьше, чем было на Карельском перешейке! -- решительно сказал Катуков. -- Зато есть теперь опыт, есть такое вооружение, о котором тогда могли только мечтать. История войн подобного не знает -- танковой армии брать мощнейший укрепленный район!.. Ну что ж, не знала, так будет знать, что был такой случай,-- закончил Катуков после паузы.-- Сами же напросились у фронта. Взялись за гуж -- не говори, что не дюж! Будем принимать решение.
Примерно через час Никитин доложил: прибыли командиры соединений и начальники политотделов.
-- Что ж, начнем расширенный Военный совет,-- сказал Катуков.
**
Шалин стоит около карты, разглядывая ее в последний раз перед докладом и постановкой задач корпусам.
Участок, куда нам предстоит наступать, напоминает мешок.
На правом фланге, параллельно маршруту, опять течет с востока на запад -- тьфу, будь она неладна -- Варта! На левом фланге так же протянулся Одер -- они образуют как бы стенки, а через полтораста километров Одер вдруг круто поворачивает к северу, поперек нашего курса, и сливается с Вартой, закрывая мешок с днища. Сюда мы и должны сунуться головой.
Вдобавок мешок этот природа дважды зашила: у самой горловины, от Одера до Варты, протянулась река Обра с цепью озер, а на главной линии УРа, то есть немного отступя, идут почти непрерывным строем озера, вытянувшись с севера на юг, как будто специально мешая нашему движению. Пучок красных стрелок разбежался по карте во все стороны, продырявливая этот четырехугольный мешок. Одна из них резко рванулась вправо, на самый север, -- там, на Варте, примостился городок Бирнбаум,-- другая проткнула мешок насквозь и вышла к Кюстрину, третья насадила на самый острый кончик далекий Франкфурт-на-Одере.
-- Как стало известно, Ставка одобрила и утвердила решение командования фронта о продвижении фронтовой операции до реки Одер,-- начинает Михаил Алексеевич. -- Решение это рискованное, но риск представляется законным и целесообразным. Только стремительным маневром фронт может успеть прорвать сильнейшую оборону противника по линии Восточного вала. Продолжение фронтовой операции обещает дополнительные трудности для нашей армии.
-- Соболев,-- спрашивает Катуков начальника разведки после того, как Михаил Алексеевич кончил,-- ты у нас за противника сегодня играешь. Расскажи, какие войска против нас выставил, где их расположил,-- чтоб бить тебя было удобнее.
Монотонно, спокойно Соболев начинает перечислять:
-- На основании данных наземной разведки, воздушного наблюдения, визуального наблюдения, опроса пленных, изучения документации, а также данных разведгрупп, проникших в оперативную глубину территории противника, и материалов, взятых из целого ряда разгромленных штабов...
**
Бедный Веденичев!
Сколько сил может уйти у волевого человека, чтоб скрыть неудержимое желание зевнуть.
Но вот Соболев кончил преамбулу, и начинается интересное.
-- ...можно сделать вывод, что против нас будут действовать разрозненные части двадцать первого армейского корпуса с пятьюстами пулеметами, ста пятьюдесятью орудиями разных калибров, самоходками, танками и минометами. Главное оружие противника -- фаустпатрон: фаустников в районе УРа насчитывается свыше двух тысяч человек. Все эти силы уже сели в УР и частично заняли укрепления. Полная же емкость УРа рассчитана минимально на шесть укомплектованных дивизий. Поэтому во Франкфурт, по данным, которые нуждаются в проверке, уже прибывает из Югославии пятый горнострелковый корпус СС, чтобы в ближайшие несколько суток занять полностью укрепленные рубежи. Возможны и другие подкрепления. Если корпус СС успеет сесть, армия встретит очень сильное сопротивление.
-- Как там разведчики, карту УРа достали?
-- Пока нет.
-- Обязательно достаньте! Нельзя вслепую в рейд идти. Все старые карты кончились, новые не готовы, и от разведки сейчас будет многое зависеть. Мы должны точно знать, где мосты, где минные поля, где огневые точки!
-- Подгорбунского нет,-- вздыхает Соболев.
-- Разрешите предложить, товарищ командующий.-- Шалин говорит медленно, машинально вытирая выпуклые линзы очков. -- Полковник Соболев предлагал мне следующее: неплохо бы, кроме передовых отрядов корпусов, создать армейский передовой отряд из мотоциклетного полка Мусатова, танкового полка и других средств во главе с Соболевым. Имея в своих руках такой кулак, Соболев легче сможет боем прощупать УР в деталях, а также раздобыть карту УРа даже в хорошо защищенном пункте.
-- У меня как раз есть хороший штаб на примете,-- добавляет, оживившись, Соболев.
-- Ну, чего обрадовался, -- остановил его Катуков. -- Думаешь, я не понимаю? За Одер надеешься первым выйти, да? Вот, Кириллович, какие командиры. Ты ему об Обре толкуешь, а он за Одер мыслями залетел, остановиться не может. Ну что ж, предложение Шалина, по-моему, дельное. Ну, Бабаджанян, твоя очередь докладывать, как понял задачу. Ты уже десять дней "комкор в бою" -- на недельку тебя еще хватит?
**
Кажется, если бы Армо не стал за эти десять суток черным, как жук, от усталости, он бы просвечивал насквозь -- настолько исхудал. Однако бодрится:
-- До Берлина могу не спать!
-- Ты понял значение Бирнбаума? Видишь, он на самом севере. Там мосты через Варту. Возьмешь город -- северная группа противника не сможет ударить во фланг. Комфронта вчера по ВЧ особенно подчеркивал важность переправ.
-- Но ведь это дополнительная задача! -- волнуется Бабаджанян.-- Главное -- это рейд через УР " район Кюстрина. Так или не так?
-- Так! Что, доволен? Завидовал Горелову, когда он по тылам ходил с бригадой? Так теперь ты сам с целым корпусом пойдешь рейдировать. Смотри не увлекайся, про Бирнбаум не забывай.
**
Бабаджанян секунду что-то обдумывает:
-- Бирнбаум поручу самостоятельно Гусаковскому. Надеюсь, как на себя. Решительный, бесстрашный, не как другие.
-- Кого имеешь в виду?
-- Есть такие, -- уклонился Армо.
-- А в передовом отряде кто пойдет?
-- Моргунова хочу проверить.
Короткая пауза. Бабаджанян поясняет:
-- Он ни разу не ходил передовым, а очень критикует. Будто сам бог! "Я бы так, я бы эдак". Вот посмотрю, как у него дело пойдет. Присмотрюсь к командиру.
-- Слушай, ты его для чего посылаешь? Для выполнения боевого задания или для проверки? Как тебя надо понимать?
-- Что вы! Конечно, для выполнения боевого задания. Значит, так: Гусаковский идет к северу, а Моргунов и за ним основные силы -- южнее, прямо на Одер, и потом захватывают плацдарм. Правильно я понял?
-- Правильно.
-- Разрешите ехать для выполнения задачи.
-- Какой шустрый! Послушай Дремова, знай, что сосед твой делать будет.
**
Дремов язвительно улыбается:
-- Я решил разные сомнительные опыты с передовым отрядом не устраивать: как шел Темник передовым, так пусть идет, а следом бригаду Липатенкова пущу... То есть Баранова,-- поправился он.
Секунду все помолчали.
-- На всякий случай,-- продолжал Дремов,-- если твой Моргунов задержится -- возьмем вас на буксирчик, жаться не будем. Моя задача -- двигаться по направлению Швибус -- Франкфурт-на-Одере. Правильно понял?
-- Имей в виду: слева фланг открыт, ты идешь лесной дорогой, -- не забывай прикрытия! Все внимание разведке и флангу!
-- С вами не забудешь, товарищ командующий!
-- К тебе, Иван Федорович, есть особая просьба от Военного совета: будешь брать Франкфурт, прихвати ключ от города. Знаешь, через какие места идешь?
Дремов пригладил русые волосы.
-- Знаю, мне Солодахин всю голову этим Кунерсдорфом задурил: Ферморы, Зейдлицы... Одного Суворова из всех полководцев только и знаю. Поручу ключом Темнику заняться.
**
В короткие, считанные часы армия должна была провести всестороннюю подготовку к труднейшей, невиданной в истории операции.
Мысль каждого командира, политработника, работника тыла, бойца работала на пределе, изобретая все новые меры, способы, возможности для победы. Недаром фон Меллентин и его опытные коллеги впоследствии поражались исключительной инициативности и изобретательности советских танкистов...
-- Что скажут техники? -- интересуется Михаил Ефимович после того, как комкоры доложили свои соображения.
Павел Григорьевич Дынер улыбается.
-- Техники сбережением машин довольны; хорошо выучены люди наступлением. Ни один автоматчик теперь не садится на жалюзи, моторы всегда хорошо охлаждаются Свежим воздухом и превосходно работают. Потерь от "фаустников" тоже сравнительно немного и в основном благодаря внимательности автоматчиков. Большинство машин возвращено в строй. А вот насчет соображений, разной рационализации... Пришла нашему коллективу одна идея. Обсудили ее и решили предложить Военному совету. В настоящее время одиночные танки по возвращении с рембаз иногда расстреливаются на дорогах "подвижными котлами" противника. Кроме того, они не всегда попадают в то место, где нужнее: средств связи у ремонтников нет, когда и куда танк явится с ремонта -- командиры частей не знают. Разрешите мне лично взять все рем-средства в свои руки, объединить их и отправлять танки сразу поротно или побатальонно, куда укажет по рации командующий. Это позволит также и охрану ремонтных баз сократить, увеличив ее силу...
У командиров -- кислые лица.
Дремов не удержался:
-- Как, мои танки могут пойти к Бабаджаняну?! Что, у меня свой зампотех не может ими распорядиться?
-- Идея эта коллективная, но особенно ее поддержал и развил как раз ваш зампотех, полковник Сергеев, -- заметил Дынер.
Совещание закончилось.
**
Уже спустя несколько часов после него Соболеву принесли радиограмму, текст которой гласил: "Разведгруппа N 2 к 18:00 вышла на старую государственную границу Германии с Польшей в районе Альтершпигель. Уничтожено до роты пехоты и батарея 105-мм пушек. Мост противником взорван".
Недолго пришлось ждать новых донесений о выходе на границу Германии.
Наутро Темник сообщил, что его разведчики совместно с разведкой бригады Баранова вышли на старую государственную границу с Польшей в район Кебениц и завязали бои с противником.
Одновременно Гусаковский с Мельниковым вышли на границу в районе Бирнбаума. Армейские и войсковые разведчики упорно щупали всю систему обороны противника, занявшего рубежи за Оброй и озерами.
Вначале противник пытался вести на границе активную оборону и контратаковал Темника на подходе. После короткого знакомства с силой Первой гвардии гитлеровцы перестали хорохориться и, зарывшись в свои норы, перешли к жесткой обороне. Темник сообщал: "Разгромил боевую группу генерала Баля, захватил приказ командования 21-го корпуса -- держаться в У Ре до последнего. Для борьбы с нашими танками в каждом взводе и при каждом штабе противник создает группы ближнего боя фаустников. Организация их, согласно приказу 21-го корпуса, проводится "не по чинам, а по способностям". Веду дальнейшее преследование пехоты и самоходок".
**
Шалин ходит со всепонимающей улыбочкой:
-- Уж если субординацией в германской армии стали пренебрегать -- совсем у них отчаянное положение! Пытаются выиграть сейчас время до подхода эсэсовского корпуса. Не успеют, не выиграют! Большое дело сделали разведчики: слабинки в обороне теперь все нам известны. -- Синий карандаш подчеркивает Гейдемюлле, Альтершпигель, Кебениц.-- У Дремова части хорошо идут, в темпе. Вот Моргунов у Бабаджаняна подзадержался. Слишком долго он добирался до плацдарма, захваченного разведчиками.
-- Что же, Кириллович, нам здесь делать нечего, -- торопится Катуков.-- Поехали в войска, заодно и Моргунова подтолкнем.
**
Мы на КП Бабаджаняна.
Уже с порога слышим, как командир корпуса отчитывает замешкавшегося на переправе через Обру полковника Моргунова:
-- Где твоя знаменитая ловкость, я тебя спрашиваю? Или она только перед начальством помогает, а перед противником не помогает? Ловчишь в сторонку уйти? Ты эти штучки брось! Я про твои хитрости с сорок второго слышу. Почему танцуешь перед переправой? Когда форсируешь?
Через несколько минут бедный Моргунов пулей вылетел с КП.
-- Так-то вот, -- сказал ему вслед Михаил Ефимович. -- Разведчики целенький мост уже скоро сутки держат в семи километрах от бригады, а он и ухом не ведет. Не его, дескать, люди взяли. Кто по мосту пойдет, Армо?
-- Думаю пустить Гусаковского с Мельниковым, они уже из Бирнбаума вернулись.
-- А Моргунов?
-- Не могу,-- решительно мотает головой Армо.-- Один раз доверили передовым идти -- не могу больше такое серьезное дело поручать.
-- Что ж, может, и правильно. А где Уруков находится?
-- Батальон или командир?
-- И тот, и другой.
-- Батальон целиком на плацдарме, а Уруков здесь, в медсанбате. Тяжело ранен. Первым форсировал Обру, проявил большой личный героизм, очистил лесной район между озерами, обеспечил постройку мостов, а когда противник контратаковал -- лично поднял роту, пошел впереди, смял контратаку, захватил противотанковый ров и первую линию траншей. Взломал хваленую "непреодолимую крепость"! Замполит бригады Рябцев, который его доставил, рассказывал, как комбат первым впереди с пистолетом несся, застрелил офицера и двух солдат.
-- Как ты, Армо, горячо о своих людях рассказывать умеешь! Но Уруков твой действительно молодец. Проведи к нему.
**
Медсанбат находился рядом.
Уруков лежал у окна, бледный, с какими-то отсутствующими глазами, видимо утомленный напряжением боя. Бинты перепоясали сильное тело.
-- Здравствуй, герой, -- приветствовал его Катуков. -- Представляем тебя к награде.
Улыбка тронула губы раненого.
-- Служу Советскому Союзу! Спасибо, товарищ командующий. Только Лидочку тоже не забудьте.
-- Какую Лидочку?
-- Вот ее, нашу санитарку, Лиду Гагарину.-- Он еле повел кистью руки в сторону входа.
Мы оглянулись. За нами вошла в палату, опираясь на костыль, симпатичная девушка с приятными живыми глазами. Ее бережно поддерживал сбоку замполит бригады Тимофей Емельянович Рябцев.
-- Она герой, а я что... Я мужчина, а вот она...
-- Перестаньте, товарищ майор, -- запротестовала Лидочка. -- Если б вы, товарищ генерал, видели, как он в атаку шел! Как карающий демон!
-- Стихами заговорила! Что значит учительница, -- засмеялся через силу Уруков.-- Вытащила меня, когда и опытные солдаты подобраться не могли. Сама две раны получила, а все храбрилась. Быть бы мне без нее покойником. С жизнью уже прощался -- такого огня за всю войну не видывал. А она достала меня.
-- Ладно, будь спокоен. И Лиду Гагарину не забудем.
**
Темнота в январе наступала быстро.
Дел на плацдарме было много, приходилось торопиться.
В сгущающемся сумраке мы с командиром корпуса Бабаджаняном переправились на западный берег Обры и ходами сообщения достигли передовых линий батальона Урукова.
Бойцы ужинали и отдыхали после тяжелого дня непрерывных атак и контратак.
На их лицах отражалось то безмятежное успокоение, какое наблюдается у людей, честно выполнивших свой долг. Как будто тяжелый груз, незримо давивший на спины и плечи, вдруг свалился: они в Германии, они пришли!
-- Согласно Указу Президиума Верховного Совета, награждаются... -- торжественно говорит Михаил Ефимович.
Слегка осипли голоса от многочасовых поздравлений. Зато грудь многих солдат и офицеров батальона украсили новенькие награды.
Радость людям!
-- Ну, Кириллович, облегчили мы работу Михаилу Ивановичу Калинину, на сегодня хватит,-- просит пощады Катуков.
-- В бронетранспортере отдохнем. К Дремову-то ехать надо ведь?
**
Дремов захватил уже солидный плацдарм с несколькими селами.
Проезжая по их улицам, удивляемся мощным немецким зданиям: основания сложены из огромных каменных глыб, стены, почти метровой толщины,-- из жженого кирпича. Ну к чему деревенским жителям такие дома? Улочки между этими "избушками" узенькие и кривые, каких у нас не найдешь и в самой захудалой деревеньке: через каждые сто --сто пятьдесят метров изгибаются уступом.
Каждый дом готов стать огневой точкой, улицы малодоступны нашим танкам и артиллерийскому огню -- нет обзора, зато для фаустников здесь благодать.
Но не помогла фашистам длительная подготовка! На окнах домов полощутся белые флаги. Рейхсминистр Геббельс пообещал расстреливать за каждое такое полотнище, но, видно, не верит попрятавшееся в подвалах население, что колченогий доктор сможет осуществить угрозы: кончилось его время.
**
В расположении бригады Баранова нас встретил начальник политотдела бригады Ф.К. Дьяченко.
-- Радость-то какая! Дошли! -- Он как бы весь наэлектризован. -- Сбылись наши мечты! Жалко, Липатенков не дожил до такого счастья. Сейчас митинг будем проводить, не возражаете?