ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Мысли о сплочении офицеров полка

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


  
  

 []

Медаль, выбитая в честь Чесменской победы (Лицевая сторона с портретом графа А.Г. Орлова)

  
  

НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ

О СПЛОЧЕНИИ ОФИЦЕРОВ ПОЛКА

Я. ЧЕРВИНКА

   Отношение к молодому офицеру в России и за границей - Позитивные результаты заграничного опыта - Невнимание к молодым офицерам в России - Как молодые офицеры прибывают в наши полки - Почему он допускает много ошибок, а его никто не поправляет - Почему старшие офицеры не влияют на младших - Как воспитание молодых офицеров поставлено за границей - Роль там подробной аттестации - Невозможность производства офицера в следующий чин только за выслугу лет - Что ожидать от нашего начальника, получившего чин не по заслугам
  
  
   <...> В отношениях к молодому офицеру его товарищей старших и начальников у нас и у наших соседей громаднейшая разница.
   Там почти всегда он испытывает с первого шага участливое к себе обращение более выдающихся положительными качествами товарищей и авторитетных начальников. Участие это простира­ется, так сказать, на весь нравственный, физический и служеб­ный облик молодого товарища, начиная с самых интимных сто­рон частной его жизни и кончая его начальной служебной дея­тельностью. В тесно сплоченной, не допускающей обособленности среде заграничных офицеров, товарищами быстро отмечаются все слабые стороны его воспитания и темперамента, недостат­ки характера и пробелы в его познаниях, но вместе с тем учитываются и ценятся также и его достоинства: служебное усердие, выдающиеся способности, солидные познания, стремле­ние к общности и товарищескому сближению (не с одними только низами, а с целым, со всею военною семьей), как и все прочие симпатичные или несимпатичные черты молодого офи­цера. Общее воздействие на юного офицера окружающей его среды до того разнообразно и постоянно, что отрицательные стороны его формирующегося еще характера, дурные его склон­ности и привычки, недостатки воспитания подвергаются при каждом удобном случае безобидной товарищеской критике, тогда как, с другой стороны, лучшие его качества характера по­ощряются, выдвигаются на вид общие сословные военно-патри­отические традиции и исторические предания части.
   От подобного воздействия молодые офицеры, за редкими ис­ключениями, много выигрывают в лучшем смысле этого слова. Каждый тянется по службе, а вместе с тем охотно трудится не только сам над собою, а в свою очередь и над другими. Товари­щество понимается здесь в смысле сплочения всего корпуса офицеров не только для совместной жизни, дружбы и выручки друг друга, а прежде всего для единодушного, достойного слу­жения родине. Ввиду сего, проступки офицеров никогда не покрываются ложными понятиями о товариществе.
   В результате достигается лучшее, чего только достигнуть можно. Со временем молодые элементы очищаются, по край­ней мере, от тех своих недостатков, которые вредят общему делу службы и единству духа ...
   Нет спора, что и здесь встречаются, особенно в последнее время, среди молодежи офицеры, не подходящие под общий уро­вень, неспособные идти по намеченному направлению даже по политическим своим убеждениям, но их явно обличают, а в крайности удаляют.
   Бесполезно было бы указывать для опровержения выше мною изложенного на сочинения вроде известного рассказа "Из ма­ленького гарнизона" или брошюры "Изнанка германской нрав­ственности" и на разные отдельные факты, обнаруживающие и в армиях наших соседей скандальные стороны жизни и неко­торые тени.
   Нет семьи без урода, и всюду на белом свете встречается пустота, разврат, карты, продажность, пошлые женщины и бес­помощные, безнадежно задолженные офицеры, спорадически даже политическая неблагонадежность и т.д. Но здесь все это неуклонно строго преследуется и потому не достигает таких размеров, как в армиях некоторых других стран.
   В силу поясненного выше воздействия в громадном боль­шинстве германских и австрийских офицеров вырабатывается твердый, решительный характер, укрепляется преданность дол­гу службы, чести и порядку, дух соревнования и самоотверже­ния, безусловная исполнительность, готовность всегда быть по­лезным общему делу, стремительная энергия и товарищество как основы всей службы.
   Общее корпоративное сближение, о котором я упомянул выше, является, по-моему, самым характерным различием заграничного и нашего корпусов офицеров. Оно приносит еще и ту пользу, что там вследствие близкого знакомства друг с другом офицеров более авторитетные из них, выдающиеся способностями и лич­ными качествами характера сами собою, как будто с общего согласия, выступают на первый план, и никто не удивляется, если они выдвигаются быстрее других по службе, становясь начальниками своих товарищей. Их авторитет признавали еще тогда, когда они занимали одинаковое по службе положение.
   Благодаря внедрившемуся в корпус офицеров понятию о необходимости подчинения личных интересов общим каждый сознает, что в высшие начальники годятся не все подряд, а лишь самые достойные из них, потому что качества, требуемые от высшего начальника, свойственны далеко не всякому, и по­тому производство в высшие чины, начиная даже со штаб-офи­церского, всех по старшинству, безусловно, невозможно без ве­личайшего вреда для службы и для всего военного дела, как велико бы ни было усердие к службе менее способных.
   Таким образом, там действительно во главе воинских час­тей стоят компетентные, отборные во всех отношениях началь­ники, с железной настойчивостью воспитывающие своих офи­церов в духе военного товарищества и дисциплины, неослаб­ного чувства долга и бескорыстного служения родине. <...>
   Именно благодаря такому подбору своих членов в арми­ях этих стран офицеры составляют корпорации с патри­отическими традициями, опирающимися исключительно на национальность одного только коренного народа, основав­шего это государство.
   Констатируя же факт неполного преобладания в рядах на­шей армии, и особенно в высших слоях ее, национального эле­мента, который сильно смешан с представителями нерусского происхождения, разве можно ожидать, чтобы у нас мог раз­виться тот дух пламенного патриотизма, который в армиях на­ших западных соседей в тяжелые времена защиты отечества играл такую важную роль.
   У нас же вследствие упомянутых выше обстоятельств и разнородности офицерского состава корпоративного духа быть не может. А раз его нет, то не может быть и такого единства, как в армиях с корпоративным духом офицеров. Естествен­ным последствием сего является сравнительная разрозненность, начиная с сослуживцев каждой отдельной части и кончая боль­шими единицами наших войск. Офицеров одного полка у нас связывают большею частью только служебные обязанности и уставные требования, вне которых они предоставлены сами себе. А где нет прочной спайки малых единиц, там и большие не сближаются. У нас нередко обособлены духом даже полки одних и тех же бригад, дивизий, и как часто замечается разлад между самыми близкими частями. Что же сказать еще о взаим­ных отношениях больших единиц или различных родов войск?
   Рознь эта усугубляется еще существованием отдельных офи­церских собраний в каждой части, а не общих гарнизонных собраний, которые при условии надлежащего воздействия сверху могли бы способствовать сближению различных частей и родов войск.
   Здесь я позволю себе оговорку по отношению к защищае­мому мною корпоративному (но далеко не кастовому) духу офицерского общества -- надеюсь, что не нужно доказывать полной совместности понятия о "национальных" армиях, заме­няющих в XX веке прежние, своему народу чужие войска, с понятием о корпоративном духе офицеров, кульминирующем в культе высшего патриотического чувства самоотвержения. <...>
   Недостаточною сплоченностью нашей армии, как послед­ствием отсутствия в ее частях корпоративного духа, объясня­ется также и недостаточное воздействие у нас на молодых офицеров со стороны их старших товарищей по службе и на­чальников. В нашем уставе, разъяснениях к нему и многих высших распоряжениях прекрасно выражена мысль об един­стве корпуса офицеров и о взаимных отношениях сих после­дних друг ко другу. Однако сила обстоятельств не допускает положительного осуществления этой мысли на практике.

*

   Представим себе общую картину прибытия на службу на­ших юных офицеров после выпуска их в офицеры.
   Большею частью это цельные, золотые сердца, как их описы­вал поэт, полные природной дисциплины, желания служить и быть полезными.
   Кроме официального, более или менее снисходительного со стороны начальников, а со стороны товарищей выжидательно­го приема, наш молодой офицер по прибытии в полк особенно­го к себе участия не замечает. Скорее он чувствует, что здесь каждый -- сам по себе.
   В каждой части существуют отдельные кружки, довольно чужие, а иногда даже недружелюбные между собою. Около командира части или его семьи группируются обыкновенно штабные и приближенные. Другие, более склонные привлекать к себе товарищей, штаб- или обер-офицеры имеют также свои кружки, а в противоположность им собираются где-либо от­дельно офицеры не сходных с ними вкусов и направлений. Молодежь образует также свои отдельные товарищеские круж­ки. Выдающуюся же роль в этой разнообразной группировке офицеров как в хорошем, так и в дурном смысле слова чаще всего играют полковые дамы. Благодаря тому обстоятельству, что у нас, как ни в одной из европейских армий, поощряется семейная жизнь, число офицеров женатых, иногда без всяких средств, весьма значительно.
   Это также одна из причин, почему влияние начальников на своих подчиненных и старших на своих сослуживцев падает до крайности. <...>
   Неподготовленные в корпусах и военных училищах к прак­тической жизни, наши молодые офицеры часто являются не­вероятно беспомощными новичками прежде всего в самостоя­тельном устройстве своей материальной жизни, в небольшом своем хозяйстве, что часто оканчивается неоплатными долга­ми. Исход же сердечных дел, в которые неизбежно заманит неопытных избранников Марса свободное обращение в обще­стве, бывает еще более неудачным -- будь это интрига с раз­ными осложнениями или же, по милости решительных, но не­дальновидных маменек, преждевременные брачные узы, в кото­рых так часто гибнут две молодые жизни. Такими же новичками являются они также и в товарищеских делах, а в особенности в делах чести, вообще в обществе: в выборе знакомых, в на­правлении и развитии своих вкусов, в подражании модной, свет­ской жизни и во всевозможных других делах.
   Несомненно, и в заграничных армиях кипит молодость, ув­лекаясь шумихой жизни во всех ее направлениях, но в спло­ченной корпоративно среде товарищей теряющийся офицер встречает силу, которая поддерживает и спасает его.
   А у нас кто же удержит? Пока ошибки молодого офицера не выступают наружу, никто их будто не замечает и ред­ко кто касается их, а когда обнаруживаются воочию, не­медленно принимаются строгие карательные меры. Пото­му неудивительно, если молодежь исполняется недоверием к начальникам и старшим, обыкновенно замкнутым в чуждые молодежи сферы личных своих интересов. Но в этой-то роз­ни состоит одно из самых отрицательных явлений офи­церской жизни, которая, будучи лишена товарищеской опо­ры, перестает стремиться к главной своей цели -- единству.
   Конечно, при таких условиях лишь сравнительно небольшое количество офицеров развивается вполне нормально и удачно, остальные же если и избегают житейского крушения, то все-таки жизнь их исковеркана навсегда. А сколько от сего проис­ходит вреда для службы, требующей беспрерывной дружной, энергичной работы, не поддается и описанию.
   Я отнюдь не утверждаю, что у нас нет частей, в которых подобные явления не были бы исключением или даже невоз­можны. Но много ли таких частей?
   Может ли при таких условиях идти речь о развитии и куль­те в корпусе офицеров и среди нижних чинов патриотическо­го духа в том значении слова и тех размерах, как это мы видим в германской и некоторых других армиях? Наконец, может ли при таких обстоятельствах прогрессировать развитие в офицерской среде самодеятельности, могут ли процветать на­уки и познания и всесторонне совершенствоваться специаль­ное военное дело?
   Одна из самых непривлекательных сторон подобной, предо­ставленной себе военной карьеры, не опирающейся на крепкий корпоративный дух всего офицерского общества, заключается, с одной стороны, в том затруднительном положении, в ко­торое поставлен начальник, имеющий дело с отдельными, не подходящими под общий уровень личностями, над воспита­нием которых он трудиться не может или не желает, ввиду чего он прибегает исключительно только к взысканиям, а с другой стороны, -- в беспомощности и тяжелом положении таких подчиненных.
   Задеваемое вечно самолюбие, беспрерывные уколы и даже грубые понуждения в сутолоке служебных требований, унижение офицерского достоинства, неудовлетворенность, сознание неумения развить свои природные способности -- вот грустные впечатления, которыми так богата служба и жизнь неудачников.
   В жизни офицера лучшие годы молодости, столь обильные воодушевлением и горячей верой в правду и идеалы, проходят в маленьких чинах и должностях, в подчинении кипучей энер­гии молодости элементарным требованиям службы, не выходя­щим часто из рамок азбучной, мертвящей дух деятельности. Если нет близкого, искреннего участия к молодому офицеру и если вместо таковой допускаются ошибки под видом служеб­ных внушений, обидное с ним обращение, строгие кары, когда достаточно было бы выговора или замечания, то что же может спасти офицера от отчаяния, пустоты и непоправимых с его стороны шагов, если не высшее сознание долга, сознание пользы, скрытой в скромной его деятельности и стремление к удовлет­ворению высших запросов жизни? Но откуда же взяться по­добному сознанию в офицере, если для этого нет содействия извне?
   То, что я сказал о разнохарактерности и нравственной пест­роте нашего корпуса офицеров, о розни воззрений на службу и жизнь, можно нередко наблюдать даже и среди молодых еще офицеров. Мне случалось беседовать на тему о товариществе и патриотических чувствах с юными офицерами, поразившими меня признанием, что в честное, бескорыстное товарищество они не верят, что и на службе, как вообще в жизни, каждый живет сам для себя, а не для других, что общность интересов -- пустая мечта; кто имеет средства, не желает иметь общения с тем, у кого их нет; у каждого преобладают свои эгоистические интересы, ради которых он готов подставить ножку товарищу.
   Мне доказывали, что в частях, где начальство навязывает офицерам товарищеские начала, обыкновенно господствует интрига и чаще выступают наружу дурные инстинкты; а напротив, там, где товарищеские традиции сданы в архив и где каж­дый живет собственным своим миром, там можно встретить больше взаимного уважения и, вообще, живется легче. Те же противники "традиций" меня уверяли, что даже во время после­дней войны такие части без "традиций" и товарищества отлич­но исполняли свой долг даже не под наплывом патриотическо­го воодушевления, а так, из-за личной чести или самолюбия что ли? Выставляли на вид, что "нас, русских, не всегда учили в начале войны, а потом мы ничего, справились". Патриотизм эти господа считают выражением "казенным", ничего не знача­щим, "отсталым" понятием, граничащим с наивностью. Выводи­ли далее, что для одержания побед не надо подготовлять како­го-то патриотического воодушевления, что, например, под Боро­дином никакого патриотического подъема духа в массах не было, а, напротив, перед тем народ бунтовал так же, как и в 1905 году, и это не мешало армии выказать лучшие боевые качества в борьбе с испытанными войсками Наполеона...
   Не скрою, что офицеры, высказывавшиеся в этом смысле, не были коренного русского происхождения.
   Напрасно я возражал им, что корпоративный товарищеский дух, который я защищаю, вовсе не может нарушать личных чьих-либо интересов или стеснять кого бы то ни было, а что, напро­тив, он одинаково поддерживает всех, богатых и бедных, не вы­зывая интриг, выставляя на первый план лишь дружное служе­ние общей цели. Традиции традициям -- рознь. Корпоративные же традиции настоящего времени, которыми недаром гордятся офицеры наших соседей, ничего решительно не имеют общего с феодальными традициями "ancien regeme", с давними поняти­ями о "noblesse oblige" ("знать" и "каналья"), которые так удачно громит в своих сочинениях, например профессор Трачевский.
   Напрасно я доказывал, что патриотические начала, в смысле общительности, нравственного сближения и единодушия, как средства сплочения сил для защиты высших интересов каж­дой страны, сохранят практический свой смысл так долго, пока не наступит "вечный мир", т.е. чуть ли не до конца наших стремлений... Я напрасно упоминал о том, что настроение на­родных масс сто лет тому назад отнюдь не могло иметь еще того важного значения для военного дела как в наши дни; что политическая спячка и безразличие, в которую тогда было по­гружено простонародье, сообщалось, конечно, и солдату, вслед­ствие чего этот последний, проводя на службе десятки лет, все­гда оставался беспрекословно послушным "пушечным мясом", бесчувственной машиной, и только между тем современный солдат -- дело другое; что, наконец, нам трудно спорить о том, был ли в 1812 году в русском народе подъем патриотическо­го духа или нет...
   Никого, конечно, я не убедил...
   Заканчивая этим сравнение корпоративного воздействия в самых войсковых частях на заграничный состав офицеров с тем, что можно наблюдать у нас, я прихожу к заключению, что причина неодинакового преуспеяния сравниваемого офицер­ского материала там и здесь коренится прежде всего в различном отношении к младшим офицерам старших их товарищей, представляющих из себя за границею стро­гую, тесно сплоченную корпорацию, озабоченную бдитель­ным соблюдением высших интересов, между тем как у нас такой сплоченности нет. Это ведет там к крайнему раз­витию высшего явления военной этики -- патриотическо­му чувству самоотвержения, которое и у нас не отверга­ют, но и мало культивируют.
   В противоположность упомянутому выше, о равной прибли­зительно ценности заграничных и наших офицеров в первом их чине я сказал бы в результате изложенного, что немецкие офицеры, начиная с чина капитана, в общем, уже значительно опережают в военном деле наших капитанов, каковое несоот­ветствие не может сглаживаться, разумеется, и в высших чинах. <...>

*

   При изучении нашей армии после иностранной ничто так меня не поражало, как резкая разница, какую я нашел при срав­нении между собою здесь и там высших офицерских чинов, начиная со штаб-офицерского.
   Я не помню, чтобы за границею мне пришлось видеть в мирное или военное время штаб-офицера и тем более команди­ра части, на которого смотрели бы его подчиненные с пренеб­режением. <...>
   Чему приписать столь частое тогда появление в роли выс­ших начальников лиц, безусловно, неподходящих в армии, не­скудной отличными во всех отношениях офицерами, я решить долго затруднялся. Впоследствии я понял, что отдельные час­ти и еще высшие должности давались протежированным, но совершенно неподготовленным для высших назначений гвар­дейцам и другим богатым связями счастливцам, между тем как более способные и достойные офицеры без движения пре­бывали в низших должностях. Уже в первый штаб-офицерс­кий чин часто попадали неподходящие офицеры по тем же причинам, т.е. благодаря связям и протекции, а сверх того еще и благодаря практиковавшейся системе производства чуть ли не всех офицеров "по линии", без строгого разбора.
   Если я беру на себя смелость подвергать нелестной критике часть офицерского состава нашей армии, не составлявшую ее украшения, то само собою разумеется, что старая добрая слава этой армии, несомненно, преобладает над дурной или сомни­тельной репутацией единичных личностей, которые не в состо­янии умалить положительных качеств доблестной русской армии, сулящих ей столь же славное будущее, каким было и ее прошлое.
   Между тем от выбора начальников, несомненно, зави­сит степень мирной подготовки армии и тем более боевая ее пригодность. <...>
   Аттестация заграничного офицера разрабатывается с самого начала его служебной карьеры крайне подробно и все­сторонне. Она совершенно чужда того шаблона и неопределен­ных общих мест, какие, несмотря на постоянные о том напоми­нания, почти не удается вывести у нас.
   Потому там вносят в так называемый "кондуитный спи­сок" офицера все известные факты из его служебной и част­ной жизни, могущие его охарактеризовать с хорошей или с дурной стороны. Во избежание пристрастных выводов все эти факты проверяются и обсуждаются корпоративно. Главная суть дела в том, что положительно ничего не скрывается, а все взве­шивается не только с гуманной, но в особенности и с той кор­поративно-деловой точки зрения, которая без величайшего вре­да для службы на уступки и компромиссы идти не может.
   Если при аттестации офицера в общем выводе не получает­ся убедительное подтверждение полной его надежности, он, несмотря на безукоризненное поведение и аккуратное, с фор­мальной стороны, исполнение служебных обязанностей, остает­ся так долго в занимаемом им чине (хотя бы первом), пока не заслужит внушающей доверия аттестации.
   За границею совершенно немыслимо производство офицера в следующий чин за выслугу лет, несмотря на его характер, образ мыслей, неровное часто отношение его к службе и нало­женные на него взыскания, между тем как у нас весьма часто приходится встречаться с фактом, что производству офицера в следующие чины за выслугу лет отнюдь не препятствует ни явно отрицательное отношение к нему ближайших его начальни­ков, ни даже неоднократные серьезные взыскания, которым его подвергали за небрежное исполнение служебных обязанностей.
   В итоге получается строгая, тщательная, добросовестная филь­тровка в каждом чине офицерского состава за границею, тог­да как у нас это явление слишком слабо развито. <...>
   Чего же можно ожидать от начальников, выслуживающих без особенного труда обер-офицерские чины за выслугу лет и затем достигающих так или иначе и штаб-офицерских должно­стей без серьезной подготовки, часто лишь благодаря связям и протекции или снисходительности высших начальников? Мо­гут ли при таких условиях способности и вообще положитель­ные качества этих господ достигнуть такого развития, как это выше сказано о заграничных штаб-офицерах?
   Неудивительно, если при таких условиях в старших чи­нах и должностях появятся люди, недостаточно подготовлен­ные или неспособные занять подобные должности, притом без­различные к высшим интересам службы. Могут ли, наконец, оставаться на высоте своего призвания и все те начальники, подготовка которых в младших чинах и затем в академии хотя и вполне совпадала с подготовкой их заграничных коллег, но которые после академического курса в течение лет поотстали, так как на них не влияли такие же силы, о каких упоми­налось выше? Что же получится, если чинопроизводство будет зависеть не от строгой, справедливой оценки способностей, зна­ний и прочих достоинств, а от выслуги лет, от старшинства в чинах, от связей и снисхождения или от умения так или иначе обойти других?
   Это убьет энергию самых способных, взлелеет пустой карь­еризм, вызовет отсталость от живого дела, инертность, даже интриги. Оно придаст смелости несоответствующим, но пред­приимчивым кандидатам на высшие должности подделываться под курс своих начальников выслуживанием и другими небла­говидными путями. Когда затем такие карьеристы достигнут цели и сами займут высшие посты, они для прикрытия недоста­ющей им подготовки, а часто и способностей, пустят в ход по отношению к низу всю свою самонадеянность и в особеннос­ти острастку, если не произвол вместе с жалким подобострас­тием к верху. Нередко они станут порицать распоряжения сво­их предместников, перевернут вверх дном все, что было сдела­но до них, быть может, не так в силу искренних убеждений, как оригинальности ради, или же для выслуги отличий за усердную службу. Все это еще больше понизит энергию и привязан­ность к истинным интересам службы среди одних подчинен­ных, вызовет безразличие к службе, застой, неуверенность в будущем, отвращение лучших элементов к неподходящим на­чальникам, даже оставление службы, а прислуживание, стара­ние примениться к обстоятельствам и выдвинуться всякими правдами и неправдами -- у других. Делают тогда карьеру не раз и громкие крикуны, импонирующие начальству тою строго­стью, с которой умеют они не живое дело делать, а скорее подде­лываться под начальнические вкусы и методы.
   Нетрудно представить себе, какова будет и боевая подготов­ка подобной части, и чего можно ожидать от нее на театре военных действий.
   Может ли оставаться малейшее сомнение в том, чем должно окончиться столкновение двух армий, каждая из которых будет воспитывать своих офицеров на столь про­тивоположных началах? <...>

*

   Что же касается военного нашего могущества, то в этом отношении и армия наша -- непочатый край природных ресурсов, и при надлежащем отношении к делу нам нечего опасаться за нее. Избитая, банальная с виду фраза о прекрас­ном нашем солдатском и офицерском материале имеет свой глубокий практический смысл.
   Нужно только развить чувство патриотизма и военного дол­га да единство духа.
   Единодушный корпус офицеров, сплоченный сознанием ве­личия своего призвания, сознанием всесилия военных своих познаний и также готовностью жертвовать собою за высшие интересы отечества вместе с превосходным нашим солдатс­ким материалом, доведенным до надлежащего уровня умствен­ного развития, составит силу, которая при известных всему миру редких боевых качествах нашего племени в состоянии одо­леть врагов всего мира.<...>
  

Червинка Я.

Военная карьера у нас и за границею. -

Варшава. 1912.

   ...
  
   Наука Побеждать - т.1   60k   "Фрагмент" Политика
   Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  
   Наука Побеждать - т.2   43k   "Фрагмент" Политика
   Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  
   ...
  
   Академия - не богадельня, а чистилище   22k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть четвертая.
  
   Для чего люди учатся?   31k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть третья
  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023