ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Русская смута

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛИТИКА

Анатолий Каменев

РУССКАЯ СМУТА

(избранное из исторической "Священной книги русского офицера")

История злопамятнее народа...

0x01 graphic

Портрет Н. М. Карамзина, 1828.

Художник Венецианов Алексей Гаврилович

ИСТИННЫЙ ИСТОРИК - СТРАТЕГ БУДУЩЕГО НАЦИИ

"Царь без искусных стратигов и без казны есть орел бескрылый"...

Н. Карамзин.

При военно-исторической работе следует прежде всего собирать достоверный материал, т. е. военный историк должен быть исследователем: научно установленные факты связать в ряды по категориям причинности или развития (связь казуальная или эволюционная), т. е. военный историк должен быть мыслителем; обобщить частные явления, чтобы сделать выводы, т. е. военный историк должен быть философом; наконец, представив все в виде цельной картины, т. е. военный историк должен быть художником. (Военная энциклопедия // Под ред. В. Ф. Новицкого. - т. 11. - СП б., 1911)

"Нам некуда деться. Волею или неволею пришлось стать против греков. Так не посрамим Земли Русской, но ляжем костьми -- мертвые сраму не имут. Если же побежим, то некуда будет бежать от стыда. Станем же крепко. Я пойду перед вами и если голова моя ляжет, тогда помышляйте о себе": Святослав писал, как было в 10 веке, но в 21-ом "нам, русским, нужно крепко стоять", ибо "нам некуда деться": врагов становится многовато...

Прочтите слова Святослава и вдумайтесь в мысли Н.М. Карамзина...

Важные мысли Николая Михайловича Карамзина.

История в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей.

Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское общество и какими способами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастие.

Но и простой гражданин должен читать историю. Она мирит его с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках; утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и государство не разрушалось; она питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая утверждает наше благо и согласие общества. Вот польза: сколько же удовольствий для сердца и разума! Любопытство сродно человеку, и просвещенному и дикому.

На славных играх Олимпийских умолкал шум, и толпы безмолвствовали вокруг Геродота, читающего предания веков. Еще не зная употребления букв, народы уже любят историю: старец указывает юноше на высокую могилу и повествует о делах лежащего в ней Героя. Первые опыты наших предков в искусстве грамоты были посвящены Вере и дееписанию; омраченный густой сению невежества, народ с жадностию внимал сказаниям летописцев. И вымыслы нравятся; но для полного удовольствия должно обманывать себя и думать, что они истина.

История, отверзая гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в уста, из тления вновь созидая царства и представляя воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бытия; ее творческою силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим; еще не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум или питают чувствительность. Если всякая история, даже и неискусно писанная, бывает приятна, как говорит Плиний: тем более отечественная. Истинный космополит есть существо метафизическое или столь необыкновенное явление, что нет нужды говорить об нем, ни хвалить, ни осуждать его. Мы все граждане, в Европе и в Индии, в Мексике и в Абиссинии; личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя...

Всемирная история великими воспоминаниями украшает мир для ума, а российская украшает отечество, где живем и чувствуем... Тени минувших столетий везде рисуют картины перед нами. Кроме особенного достоинства для нас, сынов России, ее летописи имеют общее... Не надобно быть русским: надобно только мыслить, чтобы с любопытством читать предания народа, который смелостию и мужеством снискал господство над девятою частию мира, открыл страны, никому дотоле неизвестные, внеся их в общую систему географии, истории, и просветил Божественною Верою, без насилия, без злодейств, употребленных другими ревнителями христианства в Европе и в Америке, но единственно примером лучшего. Согласимся, что деяния, описанные Геродотом, Фукидидом, Ливнем, для всякого не русского вообще занимательнее, представляя более душевной силы и живейшую игру страстей: ибо Греция и Рим были народными державами и просвещеннее России; однако ж смело можем сказать, что некоторые случаи, картины, характеры нашей истории любопытны не менее древних. Таковы суть подвиги Святослава, гроза Батыева, восстание россиян при Донском, падение Новагорода, взятие Казани, торжество народных добродетелей во время междуцарствия. Великаны сумрака, Олег и сын Игорев; простосердечный витязь, слепец Василько; друг отечества, влаголюбивый Мономах; Мстиславы Храбрые, ужасные в битвах и пример незлобия в мире; Михаил Тверской, столь знаменитый великодушною смертию, злополучный, истинно мужественный, Александр Невский; Герой юноша, победитель Мамаев, в самом легком начертании сильно действуют на воображение и сердце.

Одно государствование Иоанна III есть редкое богатство для истории: по крайней мере не знаю монарха достойнейшего жить и сиять в ее святилище. Лучи его славы падают на колыбель Петра и между сими двумя самодержцами удивительный Иоанн IV, Годунов, достойный своего счастия и несчастия, странный Лжедимитрий, и за сонмом добрейших патриотов, бояр и граждан, наставник трона, первосвятитель Филарет с державным сыном, светоносцем во тьме наших государственных бедствий, и царь Алексий, мудрый отец императора, коего назвала Великим Европа.

Или вся новая история должна безмолвствовать, или российская иметь право на внимание.

Знаю, что битвы нашего удельного междоусобия, гремящие без умолку в пространстве пяти веков, маловажны для разума; что сей предмет не богат ни мыслями для прагматика, ни красотами для живописца; но история не роман, и мир не сад, где все должно быть приятно: она изображает действительный мир. Видим на земле величественные горы и водопады, цветущие луга и долины; но сколько песков бесплодных и степей унылых! Однако ж путешествие вообще любезно человеку с живым чувством и воображением; в самых пустынях встречаются виды прелестные.

Не будем суеверны в нашем высоком понятии о дееписаниях древности. Если исключить из бессмертного творения Фукидидова вымышленные речи, что останется? Голый рассказ о междоусобии греческих городов: толпы злодействуют, режутся за честь Афин или Спарты, как у нас за честь Мономахова или Олегова дома. Не много разности, если забудем, что сии полутигры изъяснялись языком Гомера, имели Софокловы трагедии и статуи Фидиасовы. Глубокомысленный живописец Тацит всегда ли представляет нам великое, разительное? С умилением смотрим на Агриппину, несущую пепел Германика; с жалостию на рассеянные в лесу кости и доспехи легиона Варова; с ужасом на кровавый пир неистовых римлян, освещаемых пламенем Капитолия; с омерзением на чудовище тиранства, пожирающее остатки республиканских добродетелей в столице мира: но скучные тяжбы городов о праве иметь жреца в том или другом храме и сухой некролог римских чиновников занимают много листов в Таците. Он завидовал Титу Ливию в богатстве предмета; а Ливии, плавный, красноречивый, иногда целые книги наполняет известиями о сшибках и разбоях, которые едва ли важнее половецких набегов.

Одним словом, чтение всех историй требует некоторого терпения, более или менее награждаемого удовольствием.

Историк России мог бы, конечно, сказав несколько слов о происхождении ее главного народа, о составе государства, представить важные, достопамятнейшие черты древности в искусной картине и начать обстоятельное повествование с Иоаннова времени или с XV века, когда совершилось одно из величайших государственных творений в мире: он написал бы легко 200 или 300 красноречивых, приятных страниц, вместо многих книг, трудных для автора, утомительных для читателя... Мало, что умный человек, окинув глазами памятники веков, скажет нам свои примечания: мы должны сами видеть действия и действующих -- тогда знаем историю...

Есть три рода истории: первая -- современная, например, Фукидидова, где очевидный свидетель говорит о происшествиях; вторая, как Тацитова, основывается на свежих словесных преданиях в близкое к описываемым действиям время; третья извлекается только из памятников, как наша до самого XVIII века. В первой и второй блистает ум, воображение дееписателя, который избирает любопытнейшее, цветит, украшает, иногда творит, не боясь обличения; скажет: я так видел, так слышал -- и безмолвная критика не мешает читателю наслаждаться прекрасными описаниями. Третий род есть самый ограниченный для таланта: нельзя прибавить ни одной черты к известному; нельзя вопрошать мертвых; говорим, что предали нам современники; молчим, если они умолчали,-- или справедливая критика заградит уста легкомысленному историку, обязанному представлять единственно то, что сохранилось от веков в летописях, в архивах...

Но история, говорят, наполнена ложью: скажем, лучше, что в ней, как в деле человеческом, бывает примесь лжи, однако ж характер истины всегда более или менее сохраняется; и сего довольно для нас, чтобы составить себе общее понятие о людях и деяниях. Тем взыскательнее и строже критика; тем непозволительнее историку, для выгод его дарования, обманывать добросовестных читателей, мыслить и говорить за Героев, которые уже давно безмолвствуют в могилах.

Что ж остается ему, прикованному, так сказать, к сухим хартиям древности? Порядок, ясность, сила, живопись. Он творит из данного вещества: не произведет золота на меди, но должен очистить и медь; должен знать всего цену и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать прав великого. Нет предмета столь бедного, чтобы искусство уже не могло в нем ознаменовать себя приятным для ума образом.

Доселе древние служат нам образцами. Никто не превзошел Ливия в красоте повествования, Тацита в силе: вот главное! Знание всех прав на свете, ученость немецкая, остроумие Вольтерово, ни самое глубокомыслие Макиавелево в историке не заменяют таланта изображать действия. Англичане славятся Юмом, немцы Иоанном Мюллером, и справедливо: оба суть достойные совместники древних, не подражатели: ибо каждый век, каждый народ дает особенные краски искусному бытописателю. "Не подражай Тациту, но пиши, как писал бы он на твоем месте!" есть правило Гения. Хотел ли Мюллер, часто вставляя в рассказ нравственные апофегмы, уподобиться Тациту? Не знаю; но сие желание блистать умом, или казаться глубокомысленным, едва ли не противно истинному вкусу.

Историк рассуждает только в объяснение дел, там, где мысли его как бы дополняют описание. Заметим, что сии апофтегмы бывают для основательных умов или полуштинами, или весьма обыкновенными истинами, которые не имеют большой цены в истории, где ищем действий и характеров. Искусное повествование есть долг бытописателя, а хорошая отдельная мысль дар: читатель требует первого и благодарит за второе, когда уже требование его исполнено.

***

Обращаюсь к труду моему (Карамзина - А.К.) Не дозволяя себе никакого изобретения, я искал выражений в уме своем, а мыслей единственно в памятниках; искал духа и жизни в тлеющих хартиях; желал преданное нам веками соединить в систему, ясную стройным сближением частей; изображал не только бедствия и славу войны, но и все, что входит в состав гражданского, бытия людей: успехи разума, искусства, обычаи, законы, промышленность; не боялся с важностию говорить о том, что уважалось предками; хотел, не изменяя своему веку, без гордости и насмешек описывать веки душевного младенчества, легковерия, баснословия; хотел представить и характер времени и характер летописцев: ибо одно казалось мне нужным для другого. Чем менее находил я известий, тем более дорожил и пользовался находимыми; тем менее выбирал: ибо не бедные, а богатые избирают.

Надлежало или не сказать ничего, или сказать все о таком-то князе, дабы он жил в нашей памяти не одним сухим именем, но с некоторою нравственною физиогномиею. Прилежно истощая материалы древнейшей российской истории, я ободрял себя мыслию, что в повествовании о временах отдаленных есть какая-то неизъяснимая прелесть для нашего воображения: там источники Поэзии!

Взор наш, в созерцании великого пространства, не стремится ли обыкновенно -- мимо всего близкого, ясного -- к концу горизонта, где густеют, меркнут тени и начинается непроницаемость? Читатель заметит, что описываю деяния не врознь, по годам и дням, но совокупляю их для удобнейшего впечатления в памяти.

Историк не летописец: последний смотрит единственно на время, а первый на свойство и связь деяний: может ошибиться в распределении мест, но должен всему указать свое место...

Если бы все материалы были у нас собраны, изданы, очищены критикою, то мне оставалось бы единственно ссылаться; но когда большая часть их в рукописях, в темноте; когда едва ли что обработано, изъяснено, соглашено надобно вооружиться терпением. В воле читателя заглядывать в сию пеструю смесь, которая служит иногда свидетельством, иногда объяснением или дополнением. Для охотников все бывает любопытно: старое имя, слово; малейшая черта древности дает повод к соображениям. С XV века уже менее выписываю: источники размножаются и делаются яснее.

Муж ученый и славный, Шлецер, сказал, что наша история имеет пять главных периодов; что Россия от 862 года до Святополка должна быть названа рождающеюся, от Ярослава до моголов разделенною, от Батыя до Иоанна III угнетенною, от Иоанна до Петра Великого победоносною, от Петра до Екатерины II процветающею. Сия мысль кажется мне более остроумною, нежели основательною...

Одно славолюбие не могло бы дать мне твердости постоянной, долговременной, необходимой в таком деле, если бы не находил я истинного удовольствия в самом труде и не имел надежды быть полезным, то есть сделать российскую историю известнее для многих, даже и для строгих моих судей. Благодаря всех, и живых и мертвых, коих ум, знания, таланты, искусен, служили мне руководством, поручаю себя снисходительности добрых сограждан.

Мы одно любим, одного желаем: любим отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия; да правила мудрого самодержавия и Святой Веры более и более укрепляют союз частей; да цветет Россия... по крайней мер долго, долго, если на земле нет ничего бессмертного, кроме души человеческой! Декабря 7, 1815. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Информация к размышлению ("ТРОЯНСКИЙ КОНЬ" И ИСТОРИЯ ПРАВДЫ).

Около 1200 года до н. э. греки осаждали город-крепость Трою. Отчаявшись взять штурмом, пошли на хитрость. Подкатили огромного деревянного коня, а сами отступили. Защитники Трои вкатили "трофей" в крепость. Из коня вышли солдаты и открыли изнутри ворота, впустив нападавших. В истории древняя Троя и древний Египет замечательны тем, что за гордость и нечестие наказаны: первая разорением, а второй--различными казнями и, наконец, потоплением фараона с воинством в море...

Лекарство от беспечности. Историческая память - это лекарство, которое лечит многие пороки общества: забвение уроков истории; ошибки, которые привели к поражению; недостатки, которые ослабляли нашу мощь; просчеты, которые стоили жизни многим людям и т.п. То государство, которое обладает надежной исторической памятью, никогда, как говорится, не наступит на одни и те же грабли. Иная перспектива ждет тот народ, который забывает об исторических уроках или же смотрит на свою собственную историю искаженным взглядом, либо, приукрашивая былое, либо, черня все то, что было достигнуто предками. Значение минувшего опыта, несомненно, огромно, и изучение его, собственно, и создало теорию военного искусства.

Много полезного и поучительного в истории уразумел Петр Великий. Во-первых, в деле вооруженной защиты страны любовь к родине и патриотизм не может заменить никакая другая мотивация. Там, где подорвана духовная (патриотическая) основа обороноспособности, не следует ожидать и никаких успехов в военном деле. Во-вторых, общественность (граждане) должны ценить и уважать военное звание, трепетно относиться к военной профессии, ценить военные подвиги и героев. Не только сами военнослужащие (воины) должны быть достойны общественного почтения и признания, но и власть не должна ронять престижа военной профессии (ни материального, ни социального, ни политического). В-третьих, лучшие граждане должны пополнять воинские ряды, а не отчаявшиеся и обездоленные, никуда негодные и корыстолюбивые люди должны становиться в военный строй. В-четвертых, обороноспособность государства должна прочно базироваться на трех основаниях: разумном военном бюджете; обязательной воинской повинности; на заблаговременной и элитарной подготовке будущих вождей. В-пятых, интересы обороноспособности требуют создания школы будущих военных вождей-полководцев, формирование которых невозможно в ограниченные сроки, а требует длительной и серьезной подготовки. Следовательно, необходим некий элитарный вневойсковой институт, который бы готовил будущую военную элиту, начиная эту деятельность с максимально возможно раннего возраста. В-шестых, насколько вредно бесцеремонное вмешательство в военное дело гражданских лиц, т.е. людей, не знающих и не понимающих особенностей и специфики военного дела, опыт древней истории продемонстрировал со всей очевидностью.

"Демократия", как орудие демагогов-политиков, как таран, пробивающий брешь в военном корабле, или же, как "троянский конь", так же опасна, как наступление сильного неприятеля на ослабленный в физическом и нравственном отношении укрепленный пункт, с той лишь разницей, что в первом случае противник явен и виден, а фронт борьбы с ним обозначен, а во втором случае ("демократия") противник идет на всякие ухищрения, рядится в тогу "радетелей и благодетелей" государства, выступает от "народного" имени, зовет к "всеобщему" благу, а на деле закладывает "мины замедленного действия" в самых важных точках военного механизма и, подобно изменнику, открывает врагу двери крепости для истребления и пленения ничего не подозревающих граждан. Печально сознавать тот факт, что в России и в СССР не прислушались к совету Великого Петра. Недальновидные правители пошли по пути создания иной, пагубной традиции. В нашей традиции стало правилом - забывать о том, что произошло в годину великой военной опасности. Требуется всего лишь двух-трех лет для того, чтобы улеглись страсти и общество успокоилось даже после серьезных поражений, которые понесла наша страна в результате очередной несчастливой войны. Так было, к примеру, после Крымской (1853-1856 гг.), Русско-японской (1904-1905 гг.), Великой Отечественной (1941-1945 гг.) войн. Так было и после Афганской войны...

Плохо, когда забывают о павших... Прискорбно многократно, когда забывают уроки войны. Плацпарад немедленно вытесняет из жизни войск боевую подготовку сразу же, как только перестают палить орудия. Вспомним, в связи со сказанным, об одном любопытном факте нашей истории. 29-го июля 1815 г. Русской Армии пришлось вторично вступить в Париж. Этим мероприятием Александр спас французскую столицу от грозившей ей беды: Блюхер (прусский главнокомандующий) со своими свирепыми ордами собирался было разгромить и разграбить беззащитный город. Оккупация эта длилась всего месяц и за все время ее случилось одно на вид незначительное происшествие, имевшее, однако, для Русской Армии самые печальные последствия и определившие на сорок лет весь уклад ее жизни. Как-то, проезжая Елисейскими Полями, Император Александр увидел фельдмаршала Веллингтона (английский главнокомандующий), лично производившего учение двенадцати новобранцам. Это явилось как бы откровением для Государя: "Веллингтон открыл мне глаза, -- сказал он, -- в мирное время необходимо заниматься мелочами службы". Современники, как Ермолов, Муравьев и др., а за ними и позднейшие историки находят происшествие далеко не случайным и приписывают его хитроумному расчету Меттерниха (австрийский министр иностранных дел). Зная болезненную страсть Александра I к муштре, австрийский канцлер без труда уговорил Веллингтона разыграть эту сцену, в надежде на то, что Император Всероссийский после этого с головой уйдет в дорогое ему экзцирмейстерство и не будет больше вмешиваться в политику, благодаря чему у Австрии и Англии на конгрессе руки окажутся развязанными. Так и произошло.

Буквально сразу же после возвращения Русской Армии из заграничного похода вся боевая учеба свертывается и на военной сцене вновь появляется Аракчеев, который до того прятался в тени боевых генералов. Он становится "главнокомандующим" плацпарадной подготовки... А для солдат доблестной Русской Армии Александр учредил своеобразные резервации под названием "военные поселения". Вместо того, чтобы учить новобранцев науке побеждать, он заставил их осваивать целину, сведя их в военизированные поселения с жесткой дисциплиной. Вот так-то распорядился русский царь с доблестными сынами своей родины.

Чего боялся Александр? Неужели в сознании правителей России так велика боязнь перед прозревшим во время войны солдатом, офицером и генералом? Во время войны человек, как правило, кардинально меняется. Прошедшие через горнило войны, солдаты и офицеры, очищают свое сознание от многих пут гражданской, мирной жизни. Они полнее осознают свое личное достоинство; их система нравственных ценностей принимает более стройный вид; в них растет сознание сопричастности к делам своего государства. Как правило, все мелкое, низкое, приходящее отступает на задний план, а высокое, возвышенное, общее и значимое выдвигается вперед и заставляет смотреть на происходящее более зорко и пристальнее, чем это было до войны. Люди начинают думать и многое понимать...

И это-то сильно волнует власти. Безусловно, сложное это дело - перевести на мирные рельсы воюющее государство и отвоевавшие вооруженные силы. Война и мир неотделимы. Интересы нации требуют использовать патриотический подъем, вызванный войной, и для мирного строительства. А интересы боевой готовности также требуют своего: не допустить спада в боевой выучке войск; закрепить все то позитивное, что было достигнуто; избавиться от того, что приводило к неудачам, мешало развертыванию боевой мощи войск и достижению победы.

Правитель наши поступали (и поступают) по-другому. И, опять-таки, с сожалением констатирую: после войны власть старалась загасить энергию и инициативу народную; все достижения войны, как бы сдавались на бессрочное хранение в архив без права доступа к нему кого бы то ни было; уроки войны не изучались, а все неудачи списывались на счет конкретных лиц (главным образом, главнокомандующих). Да, действительно, проще найти "козла отпущения", чтобы не разбираться в системных, кардинальных ошибках власти, изъянах политики (внешней и внутренней) и стратегии. Ведь, в данном случае, вина падала на власть и ей надо было бы предъявлять счет за напрасно погубленные души, разорения и несчастья людей...

Власть сильная способна признать свои ошибки, но власть слабая никогда этого не сделает. Власть русская и советская никогда не каялась в совершенных ошибках.

Это в Древнем Риме и Древней Греции существовали общественные и государственные институты, которые строго спрашивали с полководцев за все, что они делали в период своего руководства войсками. Правда, со времен Суллы стали опасаться призывать к ответу римских военачальников. Может быть пора положить конец такой практике? Очень уж безнаказанно чувствуют себя те недоучки и самонадеянные военачальники, которые платят за свои ошибки кровью, увечьем и страданием людей, которых они бросают в заведомо проигрышный бой. Вывод: ныне каждый новый военачальник вновь примеряет на себя "шляпу Наполеона"; ныне ИСТОРИКИ не делают выводы из содеянного, и только война (а значит, кровь, жертвы, утраты и т.п.) будет нас вразумлять по поводу неверности избранного военного пути... Ист.: Каменев А.И. Правдивая история и "троянский конь" 118k "Фрагмент" Политика. Размещен: 14/03/2015, 119k. http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/prawdiwajaistorijaitrojanskijkonx.shtml

0x01 graphic

Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года, 1885

Художник И.Е Репин

ИОАНН ГРОЗНЫЙ:

суд Земной и Небесный и "Философский пароход"

Художник Илья Ефимович Репин (1844-1930) вспоминал о создании картины об убийстве Иоанном Грозным сына: "Писал -- залпами, мучался, переживал, вновь и вновь исправлял уже написанное, упрятывал с болезненным разочарованием в своих силах, вновь извлекал и вновь шел в атаку. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал её. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней". Впервые картина была показана в 1885 году друзьям художника, среди которых были Крамской, Шишкин, Ярошенко, Брюллов, выдающиеся русские художники, требовательные критики, способные передать портрет лица...

Карамзин: В старшем, любимом сыне своем, Иоанне, Царь готовил России второго себя: вместе с ним занимаясь делами важными, присутствуя в Думе, объезжая Государство, вместе с ним и сластолюбствовал и губил людей как бы для того, чтобы сын не мог стыдить отца и Россия не могла ждать ничего лучшего от наследника. Юный Царевич, не быв вдовцом, имел тогда уже третью супругу, Елену Ивановну, роду Шереметевых: две первые, Сабурова и Параскева Михайловна Соловая, были пострижены. Своевольно или в угодность родителю меняя жен, он еще менял и наложниц, чтобы во всем ему уподобляться. Но, изъявляя страшное в юности ожесточение сердца и необузданность в любострастии, оказывал ум в делах и чувствительность ко славе или хотя к бесславию отечества. Во время переговоров о мире страдая за Россию, читая горесть и на лицах Бояр - слыша, может быть, и всеобщий ропот - Царевич исполнился ревности благородной, пришел к отцу и требовал, чтобы он послал его с войском изгнать неприятеля, освободить Псков, восстановить честь России. Иоанн в волнении гнева закричал: "Мятежник! ты вместе с Боярами хочешь свергнуть меня с престола!" и поднял руку. Борис Годунов хотел удержать ее: Царь дал ему несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им Царевича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: "Я убил сына!" и кинулся обнимать, целовать его; удерживал кровь, текущую из глубокой язвы; плакал, рыдал, звал лекарей; молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но Суд Небесный совершился!.. Царевич, лобызая руки отца, нежно изъявлял ему любовь и сострадание; убеждал его не предаваться отчаянию; сказал, что умирает верным сыном и подданным... жил четыре дни и скончался 19 Ноября в ужасной Слободе Александровской... Там, где столько лет лилася кровь невинных, Иоанн, обагренный сыновнею, в оцепенении сидел неподвижно у трупа без пищи и сна несколько дней... 22 Ноября Вельможи, Бояре, Князья, все в одежде черной, понесли тело в Москву. Царь шел за гробом до самой церкви Св. Михаила Архангела, где указал ему место между памятниками своих предков. Погребение было великолепно и умилительно. Все оплакивали судьбу державного юноши, который мог бы жить для счастия и добродетели, если бы рука отцевская, назло природе, безвременно не ввергнула его и в разврат и в могилу! Человечество торжествовало: оплакивали и самого Иоанна!.. Обнаженный всех знаков Царского сана, в ризе печальной, в виде простого, отчаянного грешника, он бился о гроб и землю с воплем пронзительным. Так правосудие Всевышнего Мстителя и в сем мире карает иногда исполинов бесчеловечия, более для примера, нежели для их исправления, ибо есть, кажется, предел во зле, за коим уже нет истинного раскаяния; нет свободного, решительного возврата к добру: есть только мука, начало адской, без надежды и перемены сердца. Иоанн стоял уже далеко за сим роковым пределом: исправление такого мучителя могло бы соблазнить людей слабых... Несколько времени он тосковал ужасно; не знал мирного сна: ночью, как бы устрашаемый привидениями, вскакивал, падал с ложа, валялся среди комнаты, стенал, вопил; утихал только от изнурения сил; забывался в минутной дремоте, на полу, где клали для него тюфяк и изголовье; ждал и боялся утреннего света, боясь видеть людей и явить им на лице своем муку сыноубийцы. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Тезисы воинствующей истории:

Отец убил сына!; Суд Небесный совершился!; народ русский торжествовал: оплакивали и самого Иоанна!; царь, обнаженный всех знаков царского сана, - в ризе печальной, в виде простого, отчаянного грешника; предел во зле, за коим уже нет истинного раскаяния; нет свободного, решительного возврата к добру; Иоанн стоял уже далеко за сим роковым пределом: исправление такого мучителя могло бы соблазнить людей слабых...

Выводы, результаты, практика (Раскаяние. Не грехи--преграда, а упорство во грехах и нераскаянность. Духовная опора личности).

Как часто бывает в смутные времена, человек, лишившись духовных опор, начинает метаться из стороны в сторону, пытаясь прислониться к чему-то, что позволяет удержаться в бурном водовороте событий. То же самое получается и с общественными науками, которые лишаются прежнего духовного (или идеологического) основания.

Мне (А.К.) пришлось определять для себя ту духовную основу, которая бы заменила мне ленинский взгляд на жизнь, самого себя, мое земное предназначение и роль той науки (педагогики), которая стала не только моей профессией, но и призванием. Как станет понятным из дальнейшего повествования, самоопределение мое проходило не только во внутреннем противоборстве идеи, взглядов и концепций, но было осложнено рядом внешних обстоятельств, в частности, большим и стремительным наплывом в нашу страну армии миссионеров, которые старались всеми силами обратить в свою веру россиян, брошенных светскими и духовными (православными) властями на произвол судьбы. В моем поиске истины решающим фактором оказалась история.

Я довольно долго и тщательно изучал психологию великоросса (определение В.О. Ключевского) и нашел массу позитивного в национальном характере русских людей, но обнаружил и немало изъянов (О ХАРАКТЕРЕ СЛАВЯН ДРЕВНИХ. Н.М. Карамзин; ПСИХОЛОГИЯ ВЕЛИКОРОССА. В.О. Ключевский; "Способен ли Русский народ к свободе?"... 35k "Фрагмент" Политика) и др.

Спор о самодостаточности русского племени, русской нации, как показала история, имел давние корни. Особенно яростно полемизировали по этому вопросу западники и славянофилы.

Ярким представителем "западников" был Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856), который в своем первом "Философском письме", опубликованном в 1836 году, подверг сомнению взгляд на Россию как на христианскую страну, принадлежащую Европе. Русская культура у него трактовалась как культура, развивающаяся в отрыве от цивилизованной (католической, в его понимании) Европы, а Россия у него - страна, стоящая, по существу, вне истории (После опубликования письма Чаадаев был объявлен сумасшедшим и ему было запрещено печататься в России. Он был сослан на три года в Усть-Сысольск, а его журнал "Телескоп" прекратил существование).

Правильно ли поступило правительство? Думаю, нет. Оно само возвело Чаадаева в ранг пострадавшего за свои убеждения и тем самым привлекло к нему особое внимание мятущихся лиц и недругов России. В "Апологии сумасшедшего" Чаадаев пытался несколько смягчить свою позицию по отношению к России и ее людям, но сути ее не изменил: удел России, по его словам, - плестись позади европейской цивилизации, а русские сами ни на что великое не способны и нуждаются в руке западного "цивилизатора".

Вполне возможно, что я несколько вольно трактую позицию Чаадаева. Да простит он меня за прямоту суждений.

Почему даже А.И. Герцена, которого можно назвать "умеренным западником", раздражало "преувеличенное чувство народности", о котором писали славянофилы? Он, как и Чаадаев, был западником и видел в западной цивилизации образец учености, достатка и благополучия. Россию он, как и Чаадаев, считал отсталой и мало на что способную. Он призывал учиться у западных учителей, мало веря в то, что в народе русском есть огромный пласт силы нерастраченной и мудрости неизреченной.

Другое течение в русской культуре - славянофильское, патриотическое - развивало самосознание русской нации. Н. А. Бердяев справедливо говорил в своей монографии о славянофилах: "Тысячелетие продолжалось русское бытие, но русское самосознание начинается с того лишь времени, когда Иван Киреевский и Алексей Хомяков с дерзновением поставили вопрос о том, что такое Россия, в чем ее сущность, ее призвание и место в мире".

И. С. Аксаков. Фотография А. И. Деньера

Иван Сергеевич Аксаков (1823-86), русский публицист и общественный деятель, один из идеологов славянофильства, писал: "По общему единодушному свидетельству иностранцев, русский простой народ умнее и даровитее простого народа всех стран Европы"... Далее он спрашивал: "Отчего же такая несоразмерность и несоответствие между почвой и продуктами? Как объяснить это явление, как согласить то богатство ума снизу и малоумие сверху? Куда девается, куда испаряется этот ум, спросите вы опять?" "Отвечать на этот вопрос не трудно, - признавал он. - Это явление объясняется тем особенным путем развития, который проходит у нас ум, переставая быть непосредственной народной силой - той постепенной отчужденностью от живых источников питания, хранящихся в народном материке, которая, становится уделом ума по мере изменения его жизненной обстановки на высшую. Оно объясняется, наконец, духовной разобщенностью с народом нашего общества"...

Насколько я понимаю, И.С. Аксаков серьезно упрекал интеллигенцию в том, что она, занимаясь глобальными вопросам, забыла свой собственный народ. Как верно звучат его слова, обращенные ко всем русским людям: "Любовь к России, любовь к своему народу - призывают нас к делу, требуют от нас не мужества вола, не энергии разрушения, не стойкости, презирающей смерть, - а мужества гражданина и упорного длительного труда, творящего и зиждущего. Нас ждет не борьба на поле битвы, а несравненно тяжелая борьба в жизни гражданской, борьба ежедневная и повсеюдная". "...Мало быть Русским только при больших исторических оказиях, но надо им быть и в будничное время истории, в ежедневной действительности". Эти слова применительны ко всем русским людям, но в десять раз больше они относятся к русской интеллигенции. Нашей патриотической интеллигенции надо бы сорганизоваться и единым фронтом выступить против тех "коллег", которые несут в молодежные массы чуждые нашему национальному сознанию идеи.

В век культа роскоши и денег трудно удержаться от соблазна возвести в ранг счастливого преуспевающего в бизнесе человека, пусть даже с криминальным оттенком. Эгоизм, себялюбие, тщеславие, бесчеловечность, индивидуализм, вседозволенность и т.п. легко становятся "нормативными" с подачи журналистов, писателей, которые озабочены рейтингом своей продукции.

Но чем объяснить прямую или косвенную пропаганду этих пороков со стороны школьного учителя или вузовского педагога? Что ими движет? Может быть, желание выглядеть "продвинутым" среди молодых?

Как печально, что зрелый человек не понимает как пагубно подыгрывание низменным чувствам молодых людей. Скоро они, молодые, обретя силу и власть, пнут ногой этого горе-педагога, когда тот попробует появиться у них на пути случайно или преднамеренно. Истинный герой лишен эгоистических черт. Хапуги и разрушители, напротив, оделены ими в избытке. Направляя сознание молодых по пути эгоизма, себялюбия и прочих пороков, мы, взрослые, готовим себе и своему обществу гибель.

***

Мои исследования и наблюдения привели к выводу: в народе нашем, в народе русском, масса талантов и море способностей. Не вина нашего народа в том, что он не проявляется себя должным образом, а беда его в том, что ему не дают этого делать. Ограничивая так называемые "стартовые" возможности, ставя препоны в области образования и воспитания, воздвигая препоны в служебной карьере и профессиональном росте, его, ко всему прочему, пытаются поработить духовно, внушая с детства чрез глупых и недалеких родителей коварные мысли-установки ("ты - человек маленький", "от тебя ничего не зависит", "твоя хата с краю", "начальству виднее" и т.п.) и призывая ангажированных интеллигентов к проповеди мысли об ограниченности русского народа.

Эх, если бы: Народ мой не портит глупым семейным и лицемерным общественным воспитанием... Укрепить в нем природный духовный стержень с самого малолетства. Развить в нем волю, чувство собственного достоинства, желание принести пользу своему Отечеству... Дать народным талантам возможность проявить себя...

К вере надо придти самому, без нажима с какой бы то ни было стороны. Веру надо открыть для себя и понять главное: верующий - это сильный и мужественный человек, который, находясь в мире соблазнов и искушений, не прельщается ими и даже не борется за веру с оружием на баррикадах. Как хорошо мне в этих исканиях помогли труды В.Зеньковского, Г. Дьяченко, В. Несмелова, И. Ильина, Е. Уайт, С. Франка и многих других.

Но Библия, безусловно, стоит впереди всех творений рук человеческих. Вначале я был несколько огорчен длинным перечислением родословных, но потом, подойдя к Псалтырю, Притчам Соломоновым, книгам Пророкам, Евангелиям Матфея, Марка, Луки и Иоанна и посланиями Апостолов, то был неслыханно вознагражден, поняв насколько глубоко и проникновенно написана эта книга. Но самое поразительное состояло в том, что в Библии мне все время встречались мысли и поучения, которые я слышал раньше, но без указания на этот источник. Другими словами, передо мною открылось новое видение мира и себя в этом мире.

Как печально было сознавать бренность своего земного существования и законченность бытия. Как много было надежды на собственные силы в молодости и как мало было понимания того, что возможности человека ограничены не только его физическими данными, но и духовными составляющими. Смутное самосознание постоянно будоражило мозг мыслью о том, для чего это такого я явился на свет. Много и других мыслей о жизни приходило на ум. Но в рамках атеистического сознания все упиралось в примат бытия и т.п.

Духовная жизнь в нас есть источник самовидения, источник Света, в излучениях которого осуществляется сознавание самого себя, -- это есть сердцевина личности, связью с которой и держится вся наша личность в полноте ее сил. Духу нашему изначально присуща ненасытимая, неутомимая жажда идти вперед и вперед, тяготение к Правде, Истине, Справедливости, Безусловному, Абсолютному, Вечному, Бесконечному. Духовное начало в человеке не есть нечто очевидное, понятное и лежащее на поверхности: духовную жизнь каждому предстоит в себе открыть -- в противном случае можно всю свою жизнь прожить, не останавливая своего внимания на духовной стороне жизни, лишь изредка ощущая ее влияние. Чем раньше человек начнет "внимать самому себе", тем больше у него шансов к тому, чтобы укрепить свой духовный стержень, т.е. главную основу жизни.

Путь человека определяется не простою сопряженностью духа и психофизической стороны, но в нем обнаруживается своя -- для каждого человека особая -- закономерность, которую зовут "судьбою", которая в христианстве именуется "крестом". В глубине личности скрыта причина своеобразия, неповторимости ее, скрыт, однако, и ее крест, который, говоря формально, есть не что иное, как логика духовного развития данного человека. Каждый человек приносит с собой в мир свои задачи; и эти задачи, связанные с духовными особенностями человека, остаются одними и теми же, независимо от условий, в которых человек живет, -- иначе говоря, они могут и должны быть решены в любых условиях жизни. "Крест" -- это индивидуальный духовный закон. У каждому человеку дано нечто от природы и задача состоит в том, чтобы умело распорядиться тем, что дано Свыше. Надо знать, что полученные Свыше дары можно утратить, если ими не пользоваться или же эксплуатировать нещадно. Не работающие функции свертываются из-за ненадобности.

Суть жизни заключается не в поиске ответа на вопрос "Как мне переделать мир, чтобы его спасти?", а в другом: "Как мне самому жить, чтобы не утонуть и не погибнуть в хаосе жизни?" Под "смыслом жизни" следует подразумевать ее благоразумность: благоразумно то поведение (и жизнь, в целом), которое согласовано с Законом жизни, не противоречит и не искажает Его.

***

Разве не поучителен пример Пер Гюнта, героя драмы Г.Ибсена, который беспутно прожил жизнь, возвращается домой в глубокой старости? В эгоистической погоне за счастьем, думая лишь о своем благополучии, вечно недовольный, он, в конце концов, потерял себя. Идя через выжженный лес, он слышит странные голоса: "Мы - мысли, которые ты не продумал до конца". Сухие листья, гонимые ветром, шепчут: "Мы - лозунги твои, а ты нас не провозгласил"... В воздухе слышится шелест: "Мы - песни, тобой не спетые".... Сломанные соломинки говорят ему: "Мы - дела, которые ты не совершил"... Пет Гюнт сам чувствует, что жизнь прошла бесследно, что в нем убита личность, что он - ничто. И он сам сочиняет надпись для своей могилы: "Здесь похоронен НИКТО". Можно ли придумать более суровее наказание, как признание бесполезности проведенной жизни? Уверен, что нет ничего страшнее такого приговора.

Убежден и в том, что мысль о признании неудовлетворенности жизнью - это не всегда нужный толчок к пониманию важной позитивной и необходимой идеи: "никогда не поздно жизнь свою круто изменить". Но, как я понимаю, более раннее прозрение в этой области ведет и к более раннему вступлению на путь добродетели... Но и старику не заказан этот путь на склоне лет. Вот только идти по этому пути ему придется не так уж много времени... Подумать бы об этом тем, кто, стремясь к званиям, богатству, наградам и почестям, не брезгует средствами, разрывает семейные и дружеские связи, становится глух к мольбам и просьбам окружающих людей... Надо бы и им знать, что после пира наступил тяжкое похмелье и сознание того, что все материальное, показное, блестящее и вызывающее - все это "СУЕТА"... Ист.: Каменев А.И "Философский пароход" в настоящее и будущее http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/filosofskijparohodwnastojashee.shtml

0x01 graphic

"Иван Грозный у тела убитого им сына" 1860

Художник Шустов Николай Семенович (1835--1869)

РОКОВОЙ ПРЕДЕЛ ИОАННА ГРОЗНОГО

и предел личности Пересвета и Курбского

В сем душевном волнении (гибель сына - А.К.) Иоанн призвал знатнейших мужей государственных и сказал торжественно, что ему, столь жестоко наказанному Богом, остается кончить дни в уединении монастырском; что меньший его сын, Феодор, неспособен управлять Россиею и не мог бы царствовать долго; что Бояре должны избрать Государя достойного, коему он немедленно вручит державу и сдаст Царство. Все изумились: одни верили искренности Иоанновой и были тронуты до глубины сердца; другие опасались коварства, думая, что Государь желает только выведать их тайные мысли, и что ни им, ни тому, кого они признали бы достойным венца, не миновать лютой казни. Единодушным ответом было: "не оставляй нас; не хотим Царя, кроме Богом данного, тебя и твоего сына!" Иоанн как бы невольно согласился носить еще тягость правления; но удалил от глаз своих все предметы величия, богатства и пышности; отвергнул корону и скипетр; облек себя и двор в одежду скорби; служил Панихиды и каялся; послал 10000 рублей в Константинополь, Антиохию, Александрию, Иерусалим, к Патриархам, да молятся об успокоении души Царевича - и сам наконец успокоился! (примерно на 3 года, т.е. до его смерти - А.К.). Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Факты из воинствующей истории:

Пересветов Иван Семёнович (годы рождения и смерти неизвестны), выходец из западнорусских земель, "королевский дворянин" Великого княжества Литовского. В 20-30-х годах XVI века служил в польско-литовских войсках. В конце 1538 или начале 1539 года через Молдавию выехал на Русь. В конце 1549 года Пересветов передал свои сочинения ("две книжки") русскому царю Ивану IV Грозному, написанных от имени "Петра, молдавского воеводы". В сходной с "Киропедией" Ксенофонта форме, но в виде "речей" и "писаний" ученых людей и мудрых правителей Пересветов изложил требования московских служилых людей, т. е. дворянства. Пересветов рекомендовал организовать постоянное войско из "двадцати тысяч юнаков храбрых с огненною стрельбою". Эти "двадцать тысяч лутчи будет ста тысяч". В сочинениях этих, Пересветов выступает обличителем боярства, за удовлетворение основных требований "воиников", то есть дворян. Продвижение по службе, по Пересветову, должно было происходить в соответствии с личной выслугой, а не "породой". Выступал за укрепление самодержавия в союзе с дворянством. Обличал вельмож и призывал к царской "грозе". Его программа государственных реформ совпадала в значительной степени с политикой Избранной рады. Утверждал, что "правда" выше "веры". Высказывался против существования холопства и кабальной зависимости. Придавал огромное значение книгам и философской "мудрости", которыми должен руководствоваться монарх при проведении преобразований. Сочинение Пересветова "Сказание о Магмет-салтане", в котором автор рисует образ идеального, мудрого правителя, вероятно, является первой в России утопией, которой придана занимательная, беллетризированная форма. Ист.: Бескровный Л.Г. Очерки по источниковедению военной истории России. - М.: АН СССР, 1957; Разин Е.А. История военного искусства. т.II. Военное искусство феодального периода войны. - М.: Воениздат, 1957

Курбский Андрей Михайлович (1528--1583) - один из ветви ярославских князей в XV веке. На 21-м году он участвовал в 1-м походе под Казань; потом был воеводой в Пронске. В 1552 г. он разбил татар у Тулы на переправе через речку Шиворонь вблизи Дедославля, причём был ранен, но через восемь дней был уже снова на коне. Во время осады Казани Курбский командовал правой рукой всей армии и вместе с младшим братом проявил выдающуюся храбрость. Через два года он разбил восставших татар и черемисов, за что был назначен боярином; сблизился с партией Сильвестра и Адашева. Боясь власти Иоанна Грозного, решил бежать "от земли Божия", подвергая опасности свою семью (1563).

К.Ф. Рылеев (декабрист, один из пяти казнённых руководителей декабрьского восстания 1825 года) с грустью писал о его чувствах (1821): "На камне мшистом в час ночной, Из милой родины изгнанник, Сидел князь Курбский, вождь младой, В Литве враждебной грустный странник, Позор и слава русских стран, В совете мудрый, страшный в брани, Надежда скорбных россиян, Гроза ливонцев, бич Казани"...

На службу к Сигизмунду I-му (королю польский, который был омрачён интригами и происками королевы Боны, захватившей в свои руки власть, удалившей лучших государственных людей и расхищавшей королевское добро) он явился не один, а с целой толпой приверженцев и слуг. Уже в сентябре 1564 года он воюет против Москвы (он прекрасно знал систему обороны западных рубежей, при его участии войска неоднократно устраивали засады на русские отряды либо, обойдя заставы, безнаказанно грабили земли). Мнения о Курбском, как политическом деятеле и человеке, не только различны, но и диаметрально противоположны. Одни видят в нём узкого консерватора, человека крайне ограниченного, но самомнительного, сторонника боярской крамолы и противника единодержавия. Измену его объясняют расчетом на житейские выгоды, а его поведение в Литве считают проявлением разнузданного самовластия и грубейшего эгоизма; заподозривается даже искренность и целесообразность его трудов на поддержание православия. По убеждению других, Курбский -- личность умная и образованная, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и правды. Его называют первым русским диссидентом. Известный польский историк и геральдист XVII века Симон Окольский писал, что Курбский "был поистине великим человеком: во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном; во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии; в-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед; в-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август. Он обладал и великим умом, ибо за короткое время, будучи уже в преклонных годах, выучил в королевстве латинский язык, с которым дотоле был незнаком". Политические идеи Андрея Курбского: ослабление христианской веры и распространение ереси опасно прежде всего тем, что порождает у людей безжалостность и равнодушие к своему народу и отечеству: он трактовал верховную государственную власть как дар Бога, кроме того он называл Россию "Святорусской империей"; церковь должна являться препятствием разгулу беззакония и кровавого произвола властителей (к этому высокому предназначению поднимает церковь дух христианских мучеников, принявших смерть в борьбе против преступных и неправедных властителей); царская власть должна осуществляться при содействии советников. Причем это должен быть постоянно действующий совещательный орган при царе; образец такого органа князь видел в Избранной раде -- коллегии советников). Из сочинений К. в настоящее время известны следующие: "История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима" и "Четыре письма к Грозному"). Ист.: Материал из Википедии и др.источников .

0x01 graphic

"Суд над патриархом Никоном" (1885). Художник Милорадович Сергей Дмитриевич (1851-1943)

"ПРИГОВОР" ИОАННУ ГРОЗНОМУ

и "Триптих русских писателей" о суде над судьями

...Едва ли у кого найдешь более беспощадную оценку Грозного, чем это сделал Карамзин, самый яркий в России историк и публицист эпохи просвещенного абсолютизма, который пишет отрицательную характеристику Ивана IV как бы для того только, чтобы оттенить сияющий всеми добродетелями образ Александра I и его "великой бабки", монархов гуманных и справедливых, исключительно преданных народному благу. Карамзин в своем изображении дал, можно сказать, классическую схему для оценки личности и нравственной политики Грозного, от которой не могли отрешиться историки XIX века: до 1560 г. это -- государь прекрасный, добрый и разумный, поскольку он весь под влиянием мудрых руководителей; после 1560 г. прорывается натура порочная, злобно безумная, свирепствующая на просторе, извращающая здравые государственные начала. Русские историки последующего времени, хотя и чуждые идеализации просвещенной монархии, удержали, однако, неблагоприятную оценку Грозного. Отчасти это случилось потому, что осуждение самодержца, как тирана, служило одним из благодарных мотивов оппозиционной либеральной риторики. Отчасти это упорство историков XIX века объясняется и состоянием источников, относящихся к эпохе царствования Грозного. Ивану IV не посчастливилось на литературных защитников. Пересветов (впрочем до конца XIX века остававшийся неизвестным) был только отдаленным пророком политики Грозного, рано и бесследно исчезнувшим со сцены. Хронологически за ним, в качестве русских свидетелей, идут представители консервативной оппозиции -- Курбский, автор "Беседы валаамских чудотворцев" и более поздние писатели эпохи крестьянской войны -- дьяк Иван Тимофеев и князь Катырев-Ростовский. Все они разделяют один недостаток, наличие которого сыграло роковую роль для памяти Грозного. Они совершенно равнодушны к росту Московской державы, ее великим объединительным задачам, к широким замыслам Ивана IV, его военным изобретениям, его гениальной дипломатии. До известной степени эти судьи Грозного похожи на Сенеку, Тацита, Ювенала, которые в резких нападках на римское самодержавие сосредоточивали свое внимание на явлениях придворных и столичных, оставаясь безразличными к громадной стране, к окраинам, к внешней безопасности и славе знаменитой империи. У историков XIX века только одна тема, бесконечно развиваемая на все лады: осуждение жестокости московского царя. Они более всего напирают на раскол, который Иван IV внес в жизнь московского общества, разделив его на опричнину и земщину... Никому из них не приходит в голову сказать хотя бы одно слово о военном и политическом значении опричнины. Эти старомосковские критики удивительно склонны к моральной отвлеченности. Автор Валаамской беседы, монах, сторонник партии нестяжателей, возмущенный более всего преобладанием светских интересов в среде высшего духовенства, нападает на самое понятие самодержавия: оно кажется этому мирному анархисту страшным звуком, чрезмерной гордыней перед богом. У него так же, как у Курбского, жажда возврата к патриархальной монархии, когда царь правил в тесном согласии с лучшими постоянными советниками. Курбский не ждет ничего хорошего от новшеств и непрерывных перемен, совершаемых беспокойным духом властителя, он предрекает конец Московского государства вследствие обилия "трудных декретов и неудобоподъемлемых Номоканонов". С Курбским сходится автор "Временника", излагающего события революционной эпохи, Иван Тимофеев. Стараясь дать объяснение причин великой разрухи, он находит первую вину в тех политических переменах, которые были затеяны самим правительством. Пока государи держались повелений, данных богом, и свято хранили благочестивую старину, московские люди соблюдали полное послушание. Когда же "предержатели... начаша древняя благоуставления законная и отцы преданая превращати и добрая обычая в новосопротивная изменяти", стал исчезать "естественный страх" подданных. Летописец "смутного времени" хочет сказать, что корни пагубной революции заключаются в поведении самих правителей; их реформы послужили первым подрывом существующего порядка. Собственно говоря, жалобы консерваторов на изменение старины действиями самих носителей власти вовсе не представляют чего-либо нового. За четыре десятилетия до Курбского их высказывал опальный боярин Берсень, возмущаясь тем, что Василий III стал решать дела в спальне, запершись сам с какими-нибудь любимцами. Берсень прибавлял мрачное предсказание в том самом духе, как потом Курбский: "Государство, которое переменяет исконные обычаи, недолговечно". Обвинение самодержавия в крайностях, в нарушении меры повторяется из поколения в поколение, но критики относят начало политических бедствий на разные сроки. Если Берсень находил корень "замешательств земли и нестроений великих" в приезде греков ко двору Ивана III, вместе с царевной Софией Палеолог, т. е. относил роковое событие к 70-м годам XV века, то Иван Тимофеев, готовый связать начало бедствий с опричниной Грозного, думает очевидно о 60-70-х годах XVI столетия. Однако, как ни существенно расходятся они в хронологии, а все-таки разумеют одно и то же явление, и мы с некоторым удивлением замечаем, что дело идет об основном факте московской политики -- образовании Великорусской державы. Получается странное противоречие: великие организаторы Москвы, Иван III и Иван IV, оказываются, в то же самое время и виновниками ее катастрофы. Русским историкам XIX века, поскольку они доверяли идеям оппозиционеров XVI столетия, пришлось примирять суровые суждения современников с общей благоприятной оценкой державной политики московского правительства. Казалось, выход из противоречия состоит в том, что осторожная система основателя державы была испорчена личным произволом его внука, предпоследнего самодержца из династии Рюриковичей. Поэтому бесчинства опричнины Грозного, его странная беспокойная администрация должны были служить объяснением последующей "разрухи". Все крупное, что было сделано во время его молодости, как бы заглушено и опрокинуто его неистовыми капризами. В. О. Ключевский видит в опричнине борьбу не с порядками, а с лицами, в самом Иване IV признает лишь талантливого дилетанта. С. Ф. Платонов, хотя допускает в опричнине широкий и во многих отношениях целесообразный военно-административный план, все-таки находит в деятельности Грозного нервическую переброску людей и служебных поручений, непрерывный разгон и разгром, который не давал никому осесть на месте и заниматься делом, а потому в конце концов разрушал основы созданного в ранние годы Ивана IV порядка и таким образом приблизил "смуту". Ист.: Виппер Р.Ю. Иван Грозный. -- М-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1944.

Информация к размышлению: А СУДЬИ - КТО?

Триптих - изображение социального быта и нравов, сцементированная общей проблематикой русской драмы; соборное размышление о суде, идущем над человеком, о праведном и о неправом суде; потребность наша в мудром и чутком судье, вероятно, идет из глуби веков (но извечно и томление от того, что она безответна: ждешь встречи с судьей-мудрецом, а появляются лишь нелепые его двойники...).

Триптих русских писателей слагался долго, лет восемьдесят. "Недоросль" Д.И. Фонвизина, "Горе от ума" А.С. Грибоедова и "Гроза" А.Н. Островского суть не просто три шедевра русской драматургии, пусть выдающихся и чрезвычайно значительных, но существующих порознь или, во всяком случае, автономно по отношению друг к другу. "Недоросль" создан в 1781 году, "Горе..." -- в 1823, "Гроза" -- в 1859. Каждый раз и в "Недоросле", и в "Горе от ума", и в "Грозе" запечатлеваются вполне конкретные, легко узнаваемые моменты российской истории (комедия Грибоедова предсказывает декабрь 1825 года, восстание декабристов, а драма А. Н. Островского - февраль 1861 года, отмену крепостного права; комедия Фонвизина пронизана верою в то, что такие люди существуют в стране и что подвизаются они где-то рядом с каждым ее обитателем; стоит только позвать их, они придут и рассудят всех по совести, по закону).

Уместно было бы сравнение с живописью и с музыкой, с трехчастной симфонией. Начало -- мажорное, светлое: силы невежества, мрака остроумно осмеяны, торжествуют разум, законность -- "Недоросль". Затем эти силы стремятся к реваншу; они сплотились, и они порываются отомстить за свое посрамление...

Суд, проблема суда, суда социального, человеческого, мирского и суда высшего, проблема соотношения их -- фундаментальная проблема нашей, русской литературы. Казалось бы, уже к середине XIX столетия литература могла очень твердо усвоить, что призвание ее -- воспроизведение жизни, объяснение жизни и вынесение ей приговора. Но она не переставала и размышлять, колебаться, и трудно представить себе русского художника слова, который хоть однажды не задумался б о суде, оправе людей судить своих ближних, о совестливых и о безжалостных судьях.

А судьи кто? -- вопрошает у Грибоедова Чацкий, открывая свой суд над судьями: русский реализм начинается, очевидно, с проблемы суда, и ею же в границах XIX столетия он завершается (два великих романа, заключающих это столетие, "Братья Карамазовы" Ф.М. Достоевского и "Воскресение" Л.Н. Толстого, так же, как и множество рассказов А.П. Чехова, -- о суде, о судебных ошибках, в суде обнаруживаемых. И критический реализм передает традицию дальше: XX век начинается с "Матери" Горького, а там -- снова суд, причем суд политический и опять, конечно, неправый).

Итак: суд, суд, суд. И три драматургических произведения Фонвизина, Грибоедова и А. Н. Островского -- три варианта суда.

Перед нами-- суд в купеческом городке Калинове, где есть судилище, какой-то синедрион, где в своем праве судить ни минуты не сомневающийся, хотя все же нет-нет, да и раздастся из недр толпы осторожный скептический голос. "Мудрено вас судить",--задумчиво говорит Тихону Кабанову, мужу грешницы-мученицы Катерины, местный мудрец, просветитель-неудачник Кулигин. Для него-то судить мудрено. Для других же нисколько не мудрено: судить ближнего своего для них--и призвание, и сладостный долг. ... Есть все основания думать: бессмертная комедия Фонвизина строится на принципиально важном для нее несовпадении слова закона и слова, в древние времена именовавшегося благодатным. В очень приблизительном переводе на язык, современный нам, его можно назвать нравственно-оценочным словом. Безоговорочно ли прав Стародум? И хороший, творчески исполняющий его роль, создающий его достоверный образ артист, по-моему, произнесет последнюю реплику уже не в духе эстетики триумфа, а скорее вопреки ей, задумчиво, сомневаясь в своей правоте, начиная осознавать и узость, ограниченность какого бы то ни было суда человека над человеком, ибо сказано же было когда-то: "Я пришел не судить мир, но спасти мир" (Евангелие от Иоанна, 12, 47).

Прозревает госпожа Простакова, начинает прозревать Стародум. Сценой прозрения заканчивается и "Горе от ума" Грибоедова: Мечтанье с глаз долой и спала пелена,-- восклицает прозревший Чацкий. Пушкин писал о Чацком: "Всё, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он всё это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека -- с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому под.". Остановимся на оброненном поэтом фразеологизме: "метать бисер перед..."

Комедия Грибоедова соотносима с басней, всего прежде с басней Крылова: басня не просто упоминается в комедии; басня растворяется в ней, и какой-либо басенный образ скрыт в каждом из ее вполне достоверных жизненно, но в то же время и причудливых персонажей. Только Чацкий свободен от этого бремени, оттого-то и сценически выделен он поставлен драматургом не над толпой окружающих, а вообще вне ее, находясь по отношению к ней в каком-то качественно ином измерении.

Неправда предстает в комедии Грибоедова в двух ее вариантах, характерных прежде всего для басни: во-первых, лесть и, во-вторых, клевета. Чацкий и противостоящее ему общество расположены не на одной плоскости, нет; комедия Грибоедова гротескова. Она пронизана гротеском так, как может быть пронизан им сов (а привиделись драматургу ее образы именно во сне, в сновидении вещем). А гротеск-то и предполагает совмещение разных плоскостей, столкновение несоизмеримого.

И, на минутку снова возвратившись к "Недорослю" Фонвизина, нельзя не обратить внимания на обилие здесь всевозможных животных, прямо или косвенно упоминаемых буквально на каждом шагу... скотов. "А ты, скот, подойди поближе... Экое скотское рассуждение... Говори, скот",-- открывая комедию, безобразно кричит на Тришку, самоучку-портного, госпожа Простакова. ...Помещик Скотинин, возможно, произносит эти слова даже с нежностью, ласково, с интонациями доверительного признания в интимнейшем чувстве. Когда речь заходит о свиньях, в его грубых устах начинает звучать нежный шепот влюбленного. Тема скотства, тождества людей со скотом развивается далее, далее; и венец ее -- слова Стародума: "Невежда без души--зверь... От таких животных пришел я освободить..."

Чацкий -- человек. Пользуясь бессмертным определением Шекспира, "он человек был, человек во веем" ("Гамлет", перевод Б. Пастернака). Умный. Одухотворенный. Мыслящий социально. Жаждущий обновления общества. И по-юношески влюбленный. Но, будучи человеком, Чацкий и в мире, обступившем его, видит таких же людей, только живущих неправедно. Что ж, им можно открыть глаза на творимые ими бесчинства и глупости, их можно переубедить, переделать. А вокруг него топчутся и даже вальсируют монстр". Кентавры и минотавры, выглядящие, впрочем, вполне обыкновенно, а порою даже и по-человечески привлекательно. И пока Чацкий вершит суд над ними, сами они усиленно судят Чацкого,

Впрочем, басенные амплуа основных персонажей комедии совершенно определенны. Фамусов -- властитель диковинного мирка, дряхлеющий, но еще не утративший силы Лев. Скалозуб -- несомненный Волк, прямолинейный и по-своему простодушный. Вкрадчивый льстец Молчалин -- Лиса. Сложнее с Софьей; - она Змея, которая может соперничать с Клеветником, но вообще-то они подвизаются в мире во взаимном союзе, так, как изображается это в басне Крылова "Клеветник и Змея". А одновременно Змея -- мудрая, коварная, в глубине же души своей не чуждая, может быть, и глубоких чувств -- вступает в альянс с Лисой; и в прощальном своем монологе прозревающий Чацкий предвидит их будущее содружество.

Кого судит Чацкий? Он по-своему, по-человечески пытается судить существа, неподсудные, не подлежащие людскому суду. Но разумно ли судить Волка за то, что он волк? Льва? Лису и Змею? И, тем более, могут ли они судить Человека?

В "Горе от ума" идет какая-то "охота наоборот"; не человек охотится на зверей, а звери на человека охотятся, причем все время необходимо помнить: реальная, историко-бытовая сторона комедии несомненна, а речь может идти лишь о внутренней, о сокровенной сущности подвизающихся на сцене вполне достоверных современников и Грибоедова, и декабристов, и Пушкина. У многих из них есть реальные прототипы; но реальные прототипы были и едва ли не у половины персонажей басен Крылова.

И Фонвизин, и Грибоедов идут сегодня навстречу новому театру --к театру гротеска, театру метафоры. Навстречу ему движется и драматургия Островского во главе с бессмертной "Грозой".

Но "Грозу" от XVIII века отделяет уже эпоха; между событиями "Грозы" и минувшим столетием пролегла непроходимая пропасть: явились и прогремели Гоголь, Белинский; уже творили Герцен, Тургенев, Л. Н. Толстой, Чернышевский. Торжествовал реализм: "натуральная школа", "критическое направление". Страна оснащалась какою бы то ни было техникой. В обиход входили железные дороги. Люди мыслили, говорили и писали по-новому, и XVIII век становился очевидной архаикой.

А он, тем не менее, проступает сквозь нынешний быт Калинова; а носителем лучших заветов выступает, всего прежде, Кулигин -- персонаж, прямо-таки из минувшего вышедший: "Поначитался-таки Ломоносова, Державина... Мудрец был Ломоносов, испытатель природы... А ведь тоже из нашего, из простого звания". И Кулигин, как известно, напоминает об изобретателе-самоучке, достойнейшем сыне великого века Кулибине (1735--1818). Он приносит в Калинов традиции разума, XVIII веком прославленного.

Драматургия Островского -- драматургия самозабвенного красноречия, любования словом; и "Гроза" не составляет исключения из общего правила. Говорить для героев его -- ритуал... Говорить в Калинове любят. Но мир Калинова -- это мир уже тронутых тлением слов. Они как бы вырвались из-под власти людей и сами принялись помыкать людьми: кукольно, будто эхо, повторяет Тихон за Кабанихой назидания остающейся дома жене. Славо-словие, суе-словие, праздно-словие, пусто-словие, преко-словие и, наконец, скверно-словие...

Никого не хочет судить Кулигин. С усмешечкой уклоняется от роли судьи простушка Варвара: "Что мне тебя судить? У меня свои грехи есть"... Гонимая в бездну, в пропасть всепроникающим, всенастигающим словом самодеятельного суда, грешница уходит из жизни: "В омут лучше... Да скорей, скорей!"

Персонажи "Недоросля", "Горя от ума" и "Грозы", казалось бы, Навеки остались в своих поместьях, в своих московских покоях и в купеческом городке. Отодвинулись в даль столетий события, потрясавшие их: под эгидой закона о всеобщем среднем образовании сонмы юношей научились отличать существительные от прилагательных, а с задачами на деление справляются они при помощи карманных калькуляторов, а то даже и ЭВМ... Давно снесены особнячки и лачуги Калинова, на их месте возвышаются многоэтажные кварталы, кинотеатры и стадионы. Что ж, выходит, навеки отодвинулся от нас затхлый мир чудака-свинолюба Скотинина, шаловливого властителя Фамусова и безжалостной Кабанихи? А его изображение в театре сохраняет силу только исторического свидетельства о том, как нескладно жили и как судили-рядили друг друга во времена оны? Не думаю...

Ложь, ложь, ложь заученно твердить, что стареет литературная классика! Не она стареет, а мы; не умеем читать, по старинке архаично воспринимаем ее. Кое-как видим фабулу, в двух словах соотносим ее со стародавней реальностью, но не ощущаем настороженного биения мысли художника слова и несоразмеряем ее с нашей собственной мыслью. Между тем представляющееся нам несомненным уже обсуждалось когда-то; и истины, которые мы склонны считать бесспорными, подвергались мудрым сомнениям. Вникнуть в эти сомнения не мешает и ныне. Диалог с судом, шедший в русской литературе, очень многое, несомненно, предсказывал...

И однако при этом нелишне прислушаться к голосам драматургов, одаривших нас "Недорослем", "Горе от ума" и "Грозой". Добросовестно искали они границ, отделяющих в человеке доступное для суда от суду не подвластного. Добросовестность их да поможет нам в жизни! Ист.: Турбин В.Н. А судьи кто?- В кн.: Фонвизин Д.И., Грибоедов А.С., Островский А.Н. Избр. соч. - М., 1989. - С.3-14.

0x01 graphic

Монгол с конем. Со старинного персидского рисунка

БОРИС ГОДУНОВ - "ХИЩНИК ПРАВ ЦАРСКИХ":

стратегия обмана , хитрости, вероломства и Дамоклов меч

Род Годуновых вместе с Сабуровыми и Вельяминовыми-Зерновыми происходит от татарского мурзы Чета, в крещении Захарии, который в 1329 г. выехал из Орды к великому князю московскому Ивану Даниловичу Калите и построил Костромской Ипатьевский монастырь. Старшая линия потомков Чета - Сабуровы, в конце XV столетия уже заняла место среди знатнейших родов московского боярства, тогда как младшая - Годуновы, выдвинулась столетием позже при Грозном, во время Опричнины. Борис начал службу при дворе Грозного: в 1570 г. он упоминается в Серпуховском походе, состоящим при царском саадоке (лук со стрелами), т.е. одним из оруженосцев царя. В 1571 г. Борис был дружкой на свадьбе царя с Марфой Васильевной Собакиной. Около 1571 года Борис упрочил свое положение при дворе женитьбой на дочери царского любимца известного опричника Малюты Скуратова-Бельского Марье Григорьевне. С 1576 по 1579 г. Борис занимал должность кравчего. В 1580 году Грозный выбрал сестру Бориса Ирину в супруги царевичу Феодору; тогда же Борис был пожалован в бояре. Первые годы царствования Бориса были как бы продолжением царствования Федора Ивановича, что очень естественно; так как власть оставалась в тех же руках. Современники хвалят Бориса, говоря, что "он цвел благолепием, видом и умом всех людей превзошел; муж чудный и сладкоречивый, много устроил он в Русском государстве достохвальных вещей, ненавидел мздоимство, старался искоренять разбои, воровство, корчемство, но не мог искоренить; был светлодушен и милостив и пищелюбив!" У Бориса хватило ума достигнуть престола, но не меньше ума, а может быть и счастья нужно было, чтоб удержаться на престоле. Знатное боярство считало себя униженным, вследствие его воцарения. При несомненном уме, ловкости, Борис имел один недостаток сильно ему вредивший, унаследованный от времен Грозного, страшную подозрительность. Борис не мог возвысится до сознания, что он земский выборный царь, которого воля народа, не обращая на происхождение, возвела на престол, должен стать выше всяких счетов с боярами, тем более, что по своим личным достоинствам он был выше их. Вот что говорят современники о главном недостатки Бориса, как царя: "цвел он, как финик, листвием добродетели и, если бы терн завистной злобы не помрачал цвета его добродетели, то мог бы древним царям уподобиться. От клеветников изветы на не винных в ярости суетно принимал, и по этому навел на себя негодование чиноначальников всей Русской земли: отсюда много ненасытных зол на него восстали и доброцветущую царства его красоту внезапно низложили". Подозрительность эта на первых порах уже проявилась в клятвенной записи, но впоследствии дело дошло до опал и доносов. Князьям Мстиславскому и В. И. Шуйскому, которые по знатности рода могли иметь притязания на престол, Борис не позволял жениться. Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь

Со смертью Ивана, Борис очутился в таком положении, в каком не был еще в Московском государстве ни один подданный. Царем делался слабоумный Федор, который ни в коем случае не мог править сам и должен был на деле передать свою власть тому из близких, кто окажется всех способнее и хитрее. Таким в придворном кругу тогдашнего времени был Борис. Ему было при смерти царя Ивана 32 года от роду; красивый собой, он отличался замечательным даром слова, был умен, расчетлив, но в высокой степени себялюбив. Все цели его деятельности клонились к собственным интересам, к своему обогащению, к усилению своей власти, к возвышению своего рода. Он умел выжидать, пользоваться удобными минутами, оставаться в тени или выдвигаться вперед, когда считал уместным то или другое, - надевать на себя личину благочестия и всяких добродетелей, показывать доброту и милосердие, а где нужно - строгость и суровость. Постоянно рассудительный, никогда не поддавался он порывам увлечения и действовал всегда обдуманно. Этот человек, как всегда бывает с подобными людьми, готов был делать добро, если оно не мешало его личным видам, а напротив - способствовало им; но он также не останавливался ни перед каким злом и преступлением, если находил его нужным для своих личных выгод, в особенности же тогда, когда ему приходилось спасать самого себя. Воспитанный при дворе Грозного, сам будучи человеком лживым и хитрым, Борис был всегда подозрителен, недоверчив и окружал себя шпионами, но в первые годы его царствования ему не представлялось необходимости преследовать своих врагов, несмотря на то, что у него их было много. Пока Борису ничего не угрожало, он казался щедрым, добрым, снисходительным. ... Его положение было таково, что он не посмел разглашать, чего он ищет, что преследует, какого рода измены страшится. Заикнуться о Димитрии, - значило вызывать на свет ужасный призрак. Притом Борис не мог быть вполне уверен, что Димитрия точно нет на свете. Оставалось хватать всех, кого можно было подозревать в нерасположении к воцарившемуся государю, пытать, мучить, чтобы случайно напасть на след желаемой тайны. Так и поступал Борис. В качестве государственного правителя, он не мог быть дальнозорким, понимал только ближайшие обстоятельства и пользоваться ими мог только для ближайших и преимущественно своекорыстных целей. Отсутствие образования суживало еще более круг его воззрений, хотя здравый ум давал ему, однако, возможность понимать пользу знакомства с Западом для целей своей власти. Всему хорошему, на что был бы способен его ум, мешали его узкое себялюбие и чрезвычайная лживость, проникавшая все его существо, отражавшаяся во всех его поступках. В минуты собственной опасности всякий человек естественно думает только о себе; но когда такие минуты для русских продолжались целыми десятилетиями, понятно, что должно было вырасти поколение своекорыстных и жестокосердых себялюбцев, у которых все помыслы, все стремления клонились только к собственной охране, поколение, для которого, при наружном соблюдении обычных форм благочестия, законности и нравственности, не оставалось никакой внутренней правды. Кто был умнее других, тот должен был сделаться образцом лживости; то была эпоха, когда ум, закованный исключительно в узкие рамки своекорыстных побуждений, присущих всей современной жизненной среде, мог проявить свою деятельность только в искусстве посредством обмана доститагь личных целей. Тяжелые болезни людских обществ, подобно физическим болезням, излечиваются не скоро, особенно когда дальнейшие условия жизни способствуют не прекращению, а продолжению болезненного состояния; только этим объясняются тe ужасные явления смутного времени, которые, можно сказать, были выступлением наружу испорченных соков, накопившихся в страшную эпоху Ивановых мучительств. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Выводы Костомарова о характере Бориса Годунова:

Себялюбие - центр жизни Бориса Годунова (себялюбие ставит себя, как идола, на место Бога; все цели его деятельности клонились к собственным интересам, к своему обогащению, к усилению своей власти; в минуты собственной опасности всякий человек естественно думает только о себе; действовал всегда обдуманно (он также не останавливался ни перед каким злом и преступлением, если находил его нужным для своих личных выгод). Лживость и хитрость - вторая его составляющая (кто был умнее других, тот должен был сделаться образцом лживости) У лживого дерзкое сердце... он охотно выслушивает тайны и легко открывает их... Подозрительность - третья его сущность (окружал себя шпионами; измены страшится прежде всего). Близорукость - он не мог быть дальнозорким (понимал только ближайшие обстоятельства; отсутствие образования суживало еще более круг его воззрений; мешали его узкое себялюбие и чрезвычайная лживость, проникавшая все его существо, отражавшаяся во всех его поступках. Итак, "достижение" Бориса - себялюбие, лживость, хитрость, подозрительность, близорукость. Таких, как Борис Годунов, много, довольно многовато в народе русском.

Вопросы для анализа и размышлению: Есть ли эти качества у себя? Есть ли эти "достижения" у элите? Есть ли они у правителей современных? Нашли эти "качества"?! Нужно ли "забывать" о них? Нужно ли что-то делать для себя лично?Если ты сам, ЛИЧНО" для себя не делаешь вывода о конкретном анализе, значит, ТЫ ЛИЧНО, не дозрел до понимания происходящей в России ситуации.

Карамзин о характере Годунова.

Вымышлял отличия, знаки царской милости, чтобы пленять суетность бояр, и для того ввел в обыкновение званые обеды, для мужей думных, во внутренних комнатах дворца, где Феодор угощал вместе и Годуновых и Шуйских, иногда не приглашая Бориса: хитрость бесполезная! Кого великий боярин приглашал в сии дни к своему обеду, тому завидовали гости царские. Все знали, что правитель оставляет Феодору единственно имя царя -- и не только многие из первых людей государственных, но и граждане столицы изъявляли вообще нелюбовь к Борису. Господство беспредельное в самом достойном вельможе бывает противно народу. Адашев имел некогда власть над сердцем Иоанновым и судьбою России, но стоял смиренно за монархом умным, пылким, деятельным, как бы исчезая в его славе: Годунов самовластвовал явно и величался пред троном, закрывая своим надмением слабую тень венценосца. Жалели о ничтожности Феодоровой и видели в Годунове хищника прав царских; помнили в нем Четово-могольское племя и стыдились унижения Рюриковых державных наследников. Льстецов его слушали холодно, неприятелей со вниманием, и легко верили им, что зять Малютин, временщик Иоаннов, есть тиран, хотя еще и робкий! Самыми общественными благодеяниями, самыми счастливыми успехами своего правления он усиливал зависть, острил ее жало и готовил для себя бедственную необходимость действовать ужасом; но еще старался удалить сию необходимость: для того хотел мира с Шуйскими, которые, имея друзей в Думе и приверженников в народе, особенно между людьми торговыми, не преставали враждовать Годунову, даже открыто. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы Карамзина о характере Бориса Годунова: Борис Годунов - потомок монгольское племени; надменность его закрывая своим слабую тень венценосца; Годунов - хищник прав царских; он - тиран, хотя еще и робкий; зависть его усиливал, острил ее...

Тезисы воинствующей истории о татаро-монголах.

Куропаткин А. Н.: Суровый климат и кочевой род жизни способствовали укреплению здоровья и делали людей способными к перенесению тягостей войны. ЧИНГИЗ-ХАН ("повелителем сильных" - А.К.) назвал охоту школой войны, и во время обширных, организуемых им охоты приучал своих воинов пользоваться местностью, приучал к порядку, послушанию, меткой стрельбе и управлению конем на всякой местности. Монголы были пристрастны к крепким напиткам. Особой заботой Чингиз-хана было развить в своих войсках воинственность и страсть к завоеваниям, что он и достиг . При выборе средств для достижения успеха Чингиз-хан считал все дозволенным: обман , хитрость, вероломство... Ист.: Куропаткин А.Н. Задачи русской армий. -Т. I. Задачи армии по объединению русского племени и выходу к морям: Каспийскому, Балтийскому и черному. -СП б., 1910.

Свечин А.А.: Монголы - кочевники, природные наездники, воспитанные в преклонении перед авторитетом вождя, весьма искусные в малой войне, с вошедшей в их нравы общей воинской повинностью, представляли прекрасный материала для создания, в период средневековья, превосходной по числу и дисциплине армии. Чингиз-хан уделял огромное внимание созданию безопасных торговых магистральных путей, распределил по ним особые военные отряды, организовал на каждом переходе гостинницы-этапы, устроил почту; вопросы правосудия и энергичной борьбы с грабителями были на первом месте. При взятии городов ремесленные мастера и художники (интеллигенция ?) изымались из общего избиения и переселялись во вновь создаваемые центры. Авторитет начальника поддерживался такими мерами, как отдельная палатка командующему десятком (отделенному), повышение ему жалованья в I0 раз против рядового бойца, создание в его распоряжении резерва лошадей и оружия для его подчиненных; в случае бунта против поставленного начальника - даже не римское децимирование, а поголовное уничтожение взбунтовавшихся. Фашины, подкопы, подземные хода, заваливание рвов, устройство пологих всходов на крепкие стены, земляные мешки, греческий огонь, мосты, устройство плотин, наводнений, применение стенобитных машин, пороха для взрывов - все это было хорошо знакомо монголам. Взгляд на войну, как на доходное дело, как на расширение базиса, как на накопление сил, в Азии являлся уже основой стратегии. База впереди может быть создана лишь путем политического разложения неприятеля; широкое использование средств, находящихся за фронтом неприятеля, возможно лишь в том случае, если мы найдем себе в его тылу единомышленников. Отсюда азиатская стратегия требовала дальновидной и коварной политики; все средства были хороши для обеспечения военного успеха. Войне предшествовала обширная политическая разведка; не скупились ни на подкуп, ни на обещания; все возможности противопоставления одних династических интересов другим, одних групп против других использовались. По-видимому, крупный поход предпринимался только тогда, когда появлялось убеждение в наличии глубоких трещин в государственном механизме соседа. Чингиз-хан, чтобы иметь в каждом взрослом монголе бойца, запретил даже монголам брать себе в слуги других монголов... Ист.: Свечин А.А. Эволюция военного искусства о древнейших времен до наших дней. Т.1. -М.-Л., 1927.

0x01 graphic

Дамоклов меч

Художник Ричард Уэстолл

Вопросы для анализа и размышлению (мысли о тирании):

Дамоклов меч -- по греческому преданию, сиракузский тиран Дионисий Старший (конец V в. до н. э.) предложил своему фавориту Дамоклу, считавшему Дионисия счастливейшим из смертных, занять его престол на один день. По приказу тирана его роскошно одели, умастили душистым маслом, посадили на место правителя; все вокруг суетились, исполняя каждое его слово. В разгар веселья на пиру Дамокл внезапно увидел над головой меч без ножен, висевший на конском волосе, и понял призрачность благополучия. Так Дионисий, ставший под конец жизни болезненно подозрительным, показал ему, что тиран всегда живёт на волосок от гибели);

Фаларис -- тиран агригентский во второй половине VI века до н. э (ок. 570--554 до н. э.), сын Леодама. Он прославился своей неимоверной жестокостью. О нём рассказывали, что он в медном быке медленно жарил ненавистных ему людей, что он ел младенцев, что он пленных леонтинцев велел бросить в жерло Этны и т. п. Фаларис первым делом испытал агрегат на его создателе - алчном Перилле. Впоследствии и самого Фалариса поджарили в быке.

Жало дано царю пчел не для тирании, но скорее на пользу народа и справедливости; диктатура, сильная власть, но не тирания, должна сдерживать попытки любителей возмутить спокойствие государства и ввергнуть народ в братоубийственную войну

Мысли о молодежи, армии, военном налоге (Меньшиков М.О.): На днях (1909 - А.К.) сообщалось, например, что П. А. Столыпин очень заинтересовался идеей особого военного налога. Суть последнего в следующем. Если воинская повинность считается всеобщей, то несправедливо освобождать от нее кого бы то ни было, и те молодые люди, что получают те или иные льготы (по семейному положению и т. п.), обязаны все-таки нести известные жертвы для войны, хотя бы денежные. Затем, неспособные к войне тем не менее ведь пользуются военной защитой, стало быть, и они должны вкладывать в нее свой, хотя бы денежный, пай. Наконец, не желающие идти в строй, питающие отвращение к войне и болезненно-трусливые люди не должны браться в армию вовсе, как дурной материал ее, -- но они должны оплатить ту военную защиту, которую дает им нация. Я лично вполне сочувствую введению подобного налога. Он даст значительные средства казне и очистит армию от негодных элементов. В категорию неспособных к войне должны, мне кажется, зачисляться и враждебные России инородцы. Вместе с финляндцами следовало бы обложить военной данью евреев, поляков, армян и т. п. Гарнизоном государственности следует считать только господствующее племя. Золотой век нашей военной славы был тогда, когда армия набиралась из чисто русских. Насыпьте в пороховницу на треть мусору, и ружье едва ли выстрелит. Как Рим погиб от привлечения варваров в свои легионы, как от той же причины погиб соперник Рима -- Карфаген, как погибла от той же причины великая персидская монархия, так в позднейшие века национальная пестрота погубила Византию и Польшу. Сильная армия должна быть строго национальной. Если мы побили Наполеона, то потому, что он повел на нас дюжину народов, а нас побили японцы потому, что армия наша сверху донизу, на целую треть ее, состояла из инородцев. Отстаивать державное могущество страны может только то племя, которое тысячу лет строило его и для которого это здание священно, как дом родной. Одна треть инородцев делает нашу армию качественно хуже на 33 процента, чем в эпоху Суворова: уже одно это обстоятельство способно вести нас от поражения к поражению. Так как кровь и золото -- ценности несравнимые, то будемте брать с плохо защищенных инородцев двойное, тройное количество золота за нашу кровь, но остережемся допустить к защите России скрытых врагов ее. Когда господа инородцы сольются с нами -- другое дело, но теперь при теперешнем настроении воспаленных национализмом маленьких племен напускать их в армию -- опаснейшая ошибка. Просто удивительно, куда пропал наш государственный инстинкт и до какой степени мы разучились различать друзей от врагов?

Каждый раз, когда поднимается этот глубочайшего значения вопрос -- об инородцах на государственной службе, -- наши "всечеловеки" выдвигают, по их мнению, ошеломляющий довод: разве не верно служили России такие инородцы, как Миних, Грейг, Барклай, Багратион и пр.? Разве не было между инородцами героев, жизнь свою положивших за нашу родину? На это каждый раз приходится отвечать: да, были герои, но они не в счет. Названные иностранцы были людьми сами по себе военного призвания. Это были артисты войны, и, подобно артистам, они успешно служили бы на какой хотите сцене. Дай нам Бог побольше Грейгов и Багратионов, людей великих, к какой бы национальности они ни принадлежали. Но несколько сот тысяч инородцев, входящих в нашу армию, разве все они люди военного таланта? Разве это все рыцари и герои? На одного замечательного инородца сколько, однако, бездарных и ничтожных, а главное -- сколько холодных, втайне ненавидящих Россию! Для них война действительно только повинность, притом постылая; между тем, чтобы быть славною и непобедимою, армия должна отправлять войну как высокий долг. Между этими двумя понятиями большая разница! Ист.: М. О. Меньшиков. Из писем к ближним.

0x01 graphic

Превращение Моисеем воды Нила в кровь.1610 г.

Художник Ян Пинас.

Исторические факты и вопросы для размышлению ("Чернила ученого должны цениться наравне с кровью мученика").

Геродот: "Относительно же войны у скифов следующие обычаи. Повергнувши первого неприятеля, скиф пьет его кровь; и сколько ни убьет их на сражении, головы всех относит к царю, и принесший голову участвует в захваченной добыче, не принесший же не участвует. С тех голов он снимает кожу следующим образом: обрезает кругом около ушей и, взявши в руки, встряхивает; а потом, очистив от мяса бычьим ребром, мнет в руках, и когда она станет мягкою, то употребляет ее вместо утиральника, вешает на узде лошади, на которой ездит, и тщеславится ею. У кого таковых кожаных утиральников наиболее, тот и почитается наихрабрейшим. А из содранных кож многие делают себе епанчи, сшивая их наподобие кожуха; иные же, содрав кожу с правых рук убитых неприятелей, вместе с ногтями, делают из них чехлы для колчанов; и та кожа человеческая толста, блестяща и всякую почти кожу превосходит белизною. Многие же сдирают кожу и с целого человека и, растянув ее на палках, возят с собою на лошадях. Таково у них обыкновение. Ист.: Геродот.

Меньшиков М.О.: Мы, русские, почему-то обязаны поражать весь свет своим великодушием, должны, как пеликаны детей кормить своей кровью всех, - даже не собственных детей. Не кто иной, а мы должны отвоевывать права для чужих народов, - мы обязаны освобождать угнетенных славян, мы же должны награждать их конституциями, - мы же обязаны давать им полный доступ в свое тело паразитическим племенам и устраивать для них государства в своем государстве..." Ист.: Ковалевский П.И. Русский национализм и национальное воспитание. В 2-х ч. - СП б., 1912.

Эренбург И.Г. (фрагмент из статьи): Палач (Гитлер) считает, что право убивать народ ему дал народ, он только скромно добавляет "по моему мнению". Мнения расстрелянных он не спрашивает. Он лишь беспрерывно повторяет слова "жестокий": "жестокие решения", "жестокие действия", "жестокие приговоры". На трибуне рейхстага паясничает первый мясник мира. Он даже не снял замаранного фартука. Он даже не вымыл рук. Он пахнет кровью, и этим запахом он хочет запугать немецкий народ... "Борец за цивилизацию", "первый крестоносец Европы" в апреле 1942 года заявляет, что нет законов, кроме прихоти его левой ноги, нет суда: его, Гитлера, дурь -- это и законодатель, и следователь, и судья, и палач... Ист.: Ортенберг Д. И. Год 1942. Рассказ-хроника. -- М.: Политиздат, 1988.

Застигнутые бурей. Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

ЛИЦЕМЕРИЕ БОРИСА ГОДУНОВА И ПРАВДА ВЛАСТИ

(сила единовластия - это победа; многовластие - неминуемое поражение)

Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер. Умные люди также ставили выше всего способность узнавать самого себя, но она нужнее для главнокомандующего, чем для всякого другого. Без этого познания, генерал, обольщаемый льстецами, окружающими его, ослепленный самолюбием, полный гордости, которая бывает нередко следствием высоких почестей, легко забудет необъятность своих обязанностей, не поймет недостатков своих способов и забудет назначение власти.

(Л. Дюра-Ласаль).

Первое "поганое" дело Бориса. Сей муж знаменитый (Борис Годунов - А.К.) находился тогда в полном цвете жизни, в полной силе телесной и душевной, имея 32 года от рождения. Величественною красотою, повелительным видом, смыслом быстрым и глубоким, сладкоречием обольстительным превосходя всех Вельмож (как говорит Летописец), Борис не имел только... добродетели; хотел, умел благотворить, но единственно из любви ко славе и власти; видел в добродетели не цель, а средство к достижению цели; если бы родился на престоле, то заслужил бы имя одного из лучших Венценосцев в мире; но рожденный подданным, с необузданною страстию к господству, не мог одолеть искушений там, где зло казалось для него выгодою - и проклятие веков заглушает в истории добрую славу Борисову. Первым действием Годунова было наказание Ляпуновых, Кикиных и других главных возмутителей Московской черни: их послали в дальние города и заключили в темницы. Народ молчал или славил правосудие Царя; Двор угадывал виновника сей законной строгости и с беспокойством взирал на Бориса, коего решительное владычество открылось не прежде Феодорова Царского венчания, отложенного, ради шестинедельного моления об усопшем Венценосце, до 31 Мая [1584 г.]. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Борис был милостив к тем, которые были с ним заодно, и в это время особенно приблизил к себе двух братьев, дьяков Щелкаловых, из которых Андрей был посольским, а Василий разрядным дьяком. Но Борис не допускал долгое время проживать спокойно тем, в которых видел себе соперников и недоброжелателей. Борису, как говорят, донесли, будто Иван Мстиславский, по наущению других, хочет зазвать Бориса на пир и предать его в руки убийц. Трудно решить: действительно ли было так на самом деле или же обвинение было выдумано. Борис именем царя приказал сослать Мстиславского в Кирилло-Белозерский монастырь и постричь. Затем схватили Воротынских, Головиных, Колычевых и отправили в ссылку по разным местам. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Знали власть Годунова над сестрою, нежною, добродетельною Ириною, уподобляемою Летописцами Анастасии (ибо тогда не было иного сравнения в добродетелях женских); знали власть Ирины над Феодором, который в сем мире истинно любил, может быть, одну супругу; но Годунов, казалось, выдал друга: радовались его бессилию или боязливости, не угадывая, что он, вероятно, притворствовал в дружбе к Бельскому, внутренно опасаясь в нем тайного совместника, и воспользуется сим случаем для утверждения своего могущества: ибо Феодор мягкосердечный, обремененный Державою, испуганный мятежом, видя необходимость мер строгих для государственного устройства и не имея ни проницания в уме, ни твердости в воле, искал более, нежеле советника или помощника: искал, на кого возложить всю тягость правления, с ответственностию пред единым Богом, и совершенно отдался смелому честолюбцу, ближайшему к сердцу его милой супруги. Без всякой хитрости, следуя единственно чувству, зная ум, не зная только злых, тайных наклонностей Годунова, Ирина утвердила союз между Царем, неспособным властвовать, и подданным, достойным власти. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Властолюбивые замыслы Б(ориса) встретили противодействие со стороны тех людей, которые по знатности происхождения признавали за собой большие права стоять у кормила правления. Князья Ив. Фед. Мстиславский, Шуйские, Воротынские, боярские фамилии Колычевы, Головины и др. составили враждебную Б. партию. Против Б. были также митрополит Дионисий, тщетно старавшийся примирить Б. с его соперниками и считавший своим долгом печаловаться пред царем за гонимых Б. людей. Чтоб подрезать в корне могущество Б., враждебная ему партия, имея на своей стороне многих московских купцов, собралась подать царю челобитную о разводе с бездетной Ириной и вступлении в новый брак "царского ради чадородия". Но Б. при своем влиянии на царя и при любви последнего к Ирине, а также, благодаря своей ловкости, осилил своих противников, и дело кончилось пострижением кн. И. Ф. Мстиславского, ссылкой Шуйских, в том числе Ивана Петровича, свержением митрополита Дионисия, и вообще опалой их сторонников. На место Дионисия был посвящен в митрополиты ростовский архиепископ Иов, вполне преданный Б. человек. Теперь у Б. не было более соперников: он достиг такой власти, какой не имел ни один из подданных. Все, что делалось московским правительством, делалось по воле Б., он принимал иностранных послов, переписывался и передаривался с иностранными государями: цесарем (императором австрийским), королевой английской, ханом крымским (разрешение сноситься с иностранными государями было дано Б. официально в 1587 г.). Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь

Россия наслаждалась миром, коего не было только в душе Правителя!.. Устраним дела внешней Политики, чтобы говорить о любопытных, важных происшествиях внутренних. В сие время Борис Годунов в глазах России и всех Держав, сносящихся с Москвою, стоял на вышней степени величия, как полный властелин Царства, не видя вокруг себя ничего, кроме слуг безмолвных или громко славословящих его высокие достоинства; не только во дворце Кремлевском, в ближних и в дальних краях России, но и вне ее, пред Государями и Министрами иноземными, знатные сановники Царские так изъяснялись по своему наказу: "Борис Федорович Годунов есть начальник земли; она вся приказана ему от самодержца и так ныне устроена, что люди дивятся и радуются. Цветет и воинство, и купечество, и народ. Грады украшаются каменными зданиями без налогов, без работы невольной, от Царских избытков, с богатою платою за труд и художество. Земледельцы живут во льготе, не зная даней. Везде правосудие свято: сильный не обидит слабого; бедный сирота идет смело к Борису Федоровичу жаловаться на его брата или племянника, и сей истинный Вельможа обвиняет своих ближних даже без суда, ибо пристрастен к беззащитным и слабым!" - Нескромно хваляся властию и добродетелию, Борис, равно славолюбивый и хитрый, примыслил еще дать новый блеск своему господству важною церковною новостию. От такой постыдной робости, от такого уничижения самодержавной власти чего ожидать надлежало! Козней в Думе, своевольства в народе, беспорядка в правлении. Бельского удалили: Годунов остался для мести! Мятежники не требовали головы его, не произнесли его имени, уважая в нем Царицына брата: но он видел умысел клеветников; видел, что дерзкие виновники сего возмущения готовят ему гибель, и думал о своей безопасности. Дотоле дядя Царский, по древнему уважению к родственному старейшинству, мог считать себя первым Вельможею: так мыслил и двор и народ; так мыслил и лукавый Дьяк государственный, Андрей Щелкалов, стараясь снискать доверенность Боярина Юрьева и надеясь вместе с ним управлять Думою. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

С 1600 г. подозрительность царя заметно возрастает. Быть может не лишено вероятности известие Маржерета, что в то время начались темные слухи, что Димитрий жив. Первой жертвой подозрительности Бориса был Богдан Бельский, которому царь поручил строить Борисов город. По доносу о щедрости Бельского к ратным людям и не осторожных словах: "Борис царь на Москве, а я в Борисове" Бельский был вызван в Москву, подвергся различным оскорблениям и сослан в один из отдаленных городов. Холоп князя Шестунова сделал донос на своего господина. Донос оказался не заслуживающем внимания. Тем не менее доносчику сказали царское жалованное слово на площади и объявили, что царь за его службу и раденье жалует ему поместье и велит служить в детях боярских. Страшное действие имело это поощрение доносов: доносчики явились во множестве. В 1601 г. по ложному доносу пострадали Романовы и их родственники. Старший из братьев Романовых Федор Никитич был сослан в Сийский монастырь и пострижен под именем Филарета; жену его, постригли под именем Марфы, сослали в Толвуйский Заонежский погост, а малолетнего сына их Михаила (будущего царя) на Белоозеро. К унынию, произведенному опалами, пыткам и козням присоединились физические бедствия. Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь

Выводы-тезисы воинствующей истории:

Царь Феодор (мягкосердечный, обремененный Державою, испуганный мятежом, не имея ни проницания в уме, ни твердости в воле) искал советника или помощника. Сам Годунов установил власть над Федором и сестрою (Ирина утвердила союз между Царем, неспособным властвовать, и подданным, достойным власти). Враги (соперники, недоброжелатели: многоликая партия, имея на своей стороне многих московских купцов, митрополит Дионисий), решив подрезать в корне могущество Бориса, собралась подать царю челобитную о разводе с бездетной Ириной и вступлении в новый брак "царского ради чадородия". Враги Бориса были повергнуты (одни был сослан в и пострижен в монастырь; митрополита Дионисия свели с престола. и заточили в монастырь Хутынский, посвятив в Митрополиты ростовского Архиепископа Иова). Не в душе Правителя осталась только подозрительность (ведь заметно возросли темные слухи, что Димитрий жив). Первой жертвой подозрительности Бориса был Богдан Бельский, которому царь поручил строить Борисов город. По доносу о щедрости Бельского к ратным людям и не осторожных словах: "Борис царь на Москве, а я в Борисове". Бельский убит толпой горожан под руководством дьяка Никанора Шульгина...

Результат: доносчику "сказали царское жалованное слово на площади" и объявили, что царь за его службу и раденье жалует ему поместье и велит служить в детях боярских. Страшное действие имело это поощрение доносов: доносчики явились во множестве; у Бориса не было более соперников: он достиг такой власти, какой не имел ни один из подданных; стоял на вышней степени величия, как полный властелин Царства, не видя вокруг себя ничего, кроме слуг безмолвных или громко славословящих его высокие достоинства; цветет и воинство, и купечество, и народ; примыслил еще дать новый блеск своему господству важною церковною новостью; "Борис Федорович Годунов есть начальник земли"...

"Снежный шторм. Ганнибал и его армия переходят Альпы"

Художник Дж. М. В. Тернер.

Информация для размышления (Полководцы: сила единовластия (это - победа) и вред на войне многовластия (здесь - неминуемое поражение); см. на примере Рима и Карфагена (Ганнибал)).

Римляне оказались до того консервативны, что, вопреки здравому смыслу, горьким урокам войн, они продолжали с упорством держаться своего устаревшего принципа назначения главнокомандующих: их было двое, т.е. налицо было двоевластие; консулы менялись ежегодно и в силу этого обстоятельства войскам приходилось все время приноравливаться к своим военачальникам, а самим военачальникам длительное время тратить на знакомство с войсками. Полибий, сравнивая римские и карфагенские войска замечает следующую разницу: ...Войска неприятеля (карфагеняне - А.К.) упражнялись непрестанно в военном деле с ранней юности, находились под начальством вождя, выросшего вместе с ними и с детства испытанного в лагерной жизни; к тому же иного раз побеждали они в Иберии и одну за другою одержали две победы над римлянами и союзниками их; наконец, что было самое важное, карфагеняне все покинули за собою и единственным средством спасения оставалась для них победа. Положение римского войска было совсем иное. Серьезное различие наблюдалось и в полководцах Рима и Карфагена. Самой яркой демонстрацией единовластия и полководческого дарования, воспитанного в ходе длительной войны, дает Полибий, характеризуя Ганнибала: ...Разве можно не превозносить военачальнические дарования, храбрость и умение жить лагерной жизнью, если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и мелких битвах, на осадах и отпадениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю обширность предприятия? В течение шестнадцати лет войны и римлянами в Италии Аннибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы; подобно искусному кормчему он непрерывно удерживал их в повиновении, огромные полчища, к тому же неоднородные, но разноплеменные, сумел охранить от возмущения против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливияне, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италийцы, эллины, - народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах и нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала. Вот почему нельзя не дивиться даровитости вождя в Ганнибале и не утверждать с уверенностью, что, начни он осуществление своего замысла с других частей мира и закончи римлянами, Ганнибал довел бы благополучно свое дело до конца. Начавши же с того народа, коим следовало заключить, Ганнибал и начал предприятие и кончил на этом народе". В этой яркой характеристике мы ясно обнаруживаем две причины успехов Ганнибала: во-первых, то, что он получил богатый боевой опыт и досконально знал военное дело; во-вторых, он был единоначальником, который ни с кем не делил своей власти. Тот же Полибий дает уничтожающую характеристику римским полководцам времен борьбы с Ганнибалом: "...Многие, пристрастившиеся к пьянству, не в состоянии заснуть прежде, чем не приведут себя в беспамятство вином; иные, преданные неумеренным любовным наслаждениям, не только губили государства и свое имущество, но и сами погибали позорной смертью. Трусость и нерадивость в частном человеке подвергают одержимого ими позору, а в главнокомандующем пороки эти представляют величайшее несчастие для всех: подобный вождь не только усыпляет бодрость духа своих подчиненных, но часто подвергает в величайшей опасности и тех, которые облекли его властью. Потом, нерассудительность, слепая смелость, безумная стремительность, а также суетность и высокомерие - качества вождя, выгодные для врагов, весьма гибельные для своих, ибо подобный человек легко становится жертвою всяких козней, засад, обмана. Вот почему, если кто в состоянии постигнуть ошибки ближнего и при нападении на неприятелей имеет в виду слабую сторону вождя их, тот очень быстро одержит решительную победу. Если потеря кормчего передает все судно с командою в руки врагов, то точно так же, если кому удастся опутать неприятельского вождя кознями или хитро рассчитанными планами, тот часто завладевает всем войском противника. Так и теперь Ганнибал постиг и принял во внимание все качества неприятельского вождя (Фламиния - А.К.), благодаря чему и удался план его". Насколько вредно на войне многовластие, можно видеть на примере войны против вейян: "В Риме остался Косс, трое других (Тит Квинкций, Гай Фурий, Марк Постумий - А.К.), снарядив войско, двинулись на Вейи и показали, сколь вредно на войне многовластье. Отстаивая каждый собственное решение (ведь всякий предпочитает свое), они предоставили хорошие возможности противнику: пока войско, с одной стороны слыша приказ о наступлении, а с другой - об отходе, пребывало в недоумении, вейяне улучили миг для нападения. Римляне в замешательстве побежали, укрылись в лагере, до которого было недалеко. Позора было больше, чем потерь" . Ист.: Полибий. III.89. (5-7); там же, ХI.19. (1-7); там же III.81. (4-12) 60; Тит Ливий. IV. 31 (2,3). Каменев А.И. Всеобщая хрестоматия полководческого искусства. Т.4. Древний Рим. Ч. III. Войны и противники Древнего Рима. Особенности мировоенного процесса древнеримского государства и современность / Авт.-сост. А.И. Каменев - ВАГШ ВС РФ (не опубликовано). - М., 2007.

0x01 graphic

Моисей, разбивающий скрижали, 1659 год

Рембрандт Харменс ван Рейн

ДУХОВЕНСТВО, ЭЛИТА И НАРОД: "БРАК ПО РАСЧЕТУ"?

"ЛЕБЕДЬ, РАК И ЩУКА"!

Петр I знал историю Никона и разделил, чтобы ослабить власть духовную; он уничтожил бы и сан Митрополита, если бы в его время, как в Иоанново или в древнейшие, один Митрополит управлял Российскою Церковию. Петр Царствовал и хотел только слуг: Годунов, еще называясь подданным, искал опоры: ибо предвидел обстоятельства, в коих дружба Царицы не могла быть достаточна для его властолюбия и - спасения; обуздывал Бояр, но читал в их сердце злую зависть, ненависть справедливую к убийце Шуйских; имел друзей: но они им держались и с ним бы пали, или изменили бы ему в превратности рока; благотворил народу, но худо верил его благодарности в невольном чувстве своих внутренних недобродетельных побуждений к добру и знал, что сей народ в случае важном обратит взор недоумения на Бояр и Духовенство. Годунов на месте Петра Великого мог бы также уничтожить сан Патриарха; но, будучи в иных обстоятельствах, хотел Польстить честолюбию Иова титлом высоким, чтобы иметь в нем тем усерднейшего и знаменитейшего пособника: ибо наступал час решительный, и самовластный Вельможа дерзнул наконец приподнять для себя завесу будущего! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Когда Феодор, утомленный мирским великолепием, искал отдохновения в набожности; когда, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, в Лавру Сергиеву и в иные Святые Обители, вместе с супругою, провождаемою знатнейшими Боярынями и целым полком особенных Царицыных телохранителей (пышность новая, изобретенная Годуновым, чтобы вселить в народ более уважения к Ирине и к ее роду)... в то время Правительство уже неусыпно занималось важными делами государственными, исправляло злоупотребления власти, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Хотя Духовенство Российское никогда сильно не изъявляло мирского властолюбия, всегда более угождая, нежели противясь воле Государей в самых делах церковных; хотя, со времен Иоанна III, Митрополиты наши в разных случаях отзывались торжественно, что занимаются единственно устройством богослужения, Христианским учением, совестию людей, спасением душ: однако ж, присутствуя в Думах земских, сзываемых для важных государственных постановлений - не законодательствуя, но одобряя или утверждая законы гражданские - имея право советовать Царю и Боярам, толковать им уставы Царя Небесного для земного блага людей - сии Иерархии участвовали в делах правления соответственно их личным способностям и характеру Государей: мало при Иоанне III и Василии, более во время детства и юности Иоанна IV, менее в годы его тиранства. Феодор, духом младенец, превосходя старцев в набожности, занимаясь Церковию ревностнее, нежели Державою, беседуя с Иноками охотнее, нежели с Боярами, какую государственную важность мог бы дать сану Первосвятительства, без руководства Годунова, при Митрополите честолюбивом, умном, сладкоречивом, ибо таков был Дионисий, прозванный мудрым Грамматиком. Но Годунов не для того хотел державной власти, чтобы уступить ее Монахам: честил Духовенство, как и Бояр, только знаками уважения, благосклонно слушал Митрополита, рассуждал с ним, но действовал независимо, досаждая ему непреклонностию своей воли. Сим объясняется неприязненное расположение Дионисия к Годунову и тесная связь с Шуйскими. Зная, что правитель велик Царицею - думая, что слабодушный Феодор не может иметь и сильной привязанности, ни к Борису, ни к самой Ирине; что действием незапности и страха легко склонить его ко всему чрезвычайному - Митрополит, Шуйские, друзья их тайно условились с гостями Московскими, Купцами, некоторыми гражданскими и воинскими чиновниками именем всей России торжественно ударить челом Феодору, чтобы он развелся с неплодною супругою, отпустив ее, как вторую Соломонию, в монастырь, и взял другую, дабы иметь наследников, необходимых для спокойствия Державы. Сие моление народа, будто бы устрашаемого мыслию видеть конец Рюрикова племени на троне, хотели подкрепить волнением черни. Выбрали, как пишут, и невесту: сестру Князя Федора Ивановича Мстиславского, коего отец, низверженный Годуновым, умер, в Кирилловской области. Написали бумагу; утвердили оную целованием креста... Но Борис, имея множество преданных ему людей и лазутчиков, открыл сей ужасный для него заговор еще вовремя, и поступил, казалось, с редким великодушием: без гнева, без укоризн хотел усовестить Митрополита; представлял ему, что развод есть беззаконие; что Феодор еще может иметь детей от Ирины, цветущей юностию, красотою и добродетелию; что во всяком случае трон не будет без наследников, ибо Царевич Димитрий живет и здравствует. Обманутый, может быть, сею кротостию, Дионисий извинялся, стараясь извинить и своих единомышленников ревностною, боязливою любовию к спокойствию России, и дал слово, за себя и за них, не мыслить более о разлучении супругов нежных; а Годунов, обещаясь не мстить ни виновникам, ни участникам сего кова, удовольствовался одною жертвою: несчастную Княжну Мстиславскую, как опасную совместницу Ирины, постригли в Монахини. Все было тихо в столице, в Думе и при дворе; но недолго. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Имя Патриархов означало в древнейшие времена Христианства единственно смиренных наставников Веры, но с четвертого века сделалось пышным, громким титлом главных Пастырей Церкви в трех частях мира, или в трех знаменитейших городах тогдашней всемирной Империи: в Риме, в Александрии и в Антиохии. Место священных воспоминаний, Иерусалим, и Константинополь, столица торжествующего Христианства, были также признаны особенными, великими Патриархиями. Сей чести не искала Россия, от времен Св. Владимира до Феодоровых. Византия Державная, гордая, не согласилась бы на равенство своей Иерархии с Киевскою или с Московскою: Византия раба Оттоманов не отказала бы в том Иоанну III, сыну и внуку его; но они молчали, из уважения ли к первобытному уставу нашей Церкви, или опасаясь великим именем усилить духовную власть, ко вреду Монаршей. Борис мыслил иначе: свергнув Митрополита Дионисия за козни и дерзость, он не усомнился возвысить смиренного Иова, ему преданного, ибо хотел его важного содействия в своих важных намерениях. Еще в 1586 году приезжал в Москву за милостынею Антиохийский Патриарх Иоаким, коему Царь изъявил желание учредить Патриархию в России: Иоаким дал слово предложить о том Собору Греческой Церкви и предложил с усердием, славя чистоту нашей Веры. В Июле 1588 года, к великому удовольствию Феодора, явился в Москве и Патриарх Константинопольский, Иеремия. Вся столица была в движении, когда сей главный Святитель Христианский (ибо престол Византийского Архиерейства уже давно считался первым), старец знаменитый несчастием и добродетелию, с любопытством взирая на ее многолюдство и красоту церквей, благословляя народ и душевно умиляясь его радостным приветствием, ехал на осляти к Царю по стогнам Московским; за ним ехали на конях Митрополит Монемвасийский (или Мальвазийский) Иерофей и Архиепископ Элассонский Арсений. Когда они вошли в златую палату, Феодор встал, чтобы встретить Иеремию в нескольких шагах от трона; посадил близ себя; с любовию принял дары его: икону с памятниками Страстей Господних, с каплями Христовой крови, с мощами Св. Царя Константина - и велел Борису Годунову беседовать с ним наедине. Патриарха отвели в другую комнату, где он рассказал Борису свою историю. Лет десять управляв Церковию, Иеремия, обнесенный каким-то злым Греком, был сослан в Родос, и Султан, вопреки торжественному обету Магомета II не мешаться в дела Христианской духовной власти, беззаконно дал Патриаршество Феолипту. Чрез пять лет возвратили изгнаннику сан Иерарха; но в древнем храме Византийских Первосвятителей уже славили Аллу и Магомета: сия церковь сделалась мечетию. "Обливаясь слезами, - говорил Иеремия, - я вымолил у жестокого Амурата дозволение ехать в земли Христианские для собрания милостыни, чтобы посвятить новый храм истинному Богу в древней столице Православия: где же, кроме России, мог я найти усердие, жалость и щедрость?" Далее, беседуя с Годуновым, он похвалил мысль Феодорову иметь Патриарха Российского; а лукавый Годунов предложил сие достоинство самому Иеремии, с условием жить в Владимире. Иеремия соглашался, но хотел жить там, где Царь, то есть в Москве: чего не хотел Годунов, доказывая, что несправедливо удалить Иова, мужа святого, от Московского храма Богоматери; что Иеремия, не зная ни языка, ни обычаев России, не может быть в духовных делах наставником Венценосца без толмача, коему непристойно читать во глубине души Государевой. "Да исполнится же воля Царская! - ответствовал Патриарх, - уполномоченный нашею Церковию, благословлю и поставлю, кого изберет Феодор, вдохновенный Богом". В выборе не было сомнения; но для обряда Святители Российские назначали трех кандидатов: Митрополита Иова, Архиепископа Новагородского Александра, Варлаама Ростовского, и поднесли доклад Царю, который избрал Иова. 23 Генваря (1589), после Вечерни, сей наименованный Первосвятитель, в епитрахили, в омофоре и в ризе, пел молебен в храме Успения, со всеми Епископами, в присутствии Царя и бесчисленного множества людей; вышел из алтаря и стал на амвоне, держа в руке свечу, а в другой письмо благодарственное к Государю и к Духовенству. Тут один из знатных сановников приближился к нему, держа в руке также пылающую свечу, и сказал громко: "Православный Царь, Вселенский Патриарх и Собор освященный возвышают тебя на престол Владимирский, Московский и всея России". Иов ответствовал: "Я раб грешный; но если Самодержец, Вселенский Господин Иеремия и Собор удостаивают меня столь великого сана, то приемлю его с благодарением"; смиренно преклонил главу, обратился к Духовенству, к народу, и с умилением произнес обет ревностно блюсти вверенное ему от Бога стадо. Сим исполнился устав избрания, торжественное же посвящение совершилось 26 Генваря, на Литургии, как обыкновенно ставили Митрополитов и Епископов, без всяких новых обрядов. Среди Великой, или Соборной, церкви, на помосте, был изображен мелом орел двоеглавый и сделан феатрон о двенадцати степенях и двенадцати огненниках: там старейший Пастырь Восточного Православия, благословив Иова как сопрестольника великих отцов Христианства и возложив на него дрожащую руку, молился, да будет сей Архиерей Иисусов неугасаемым светильником Веры. Имея на главе митру с крестом и с короною, новопоставленный Московский Патриарх священнодействовал вместе с Византийским; и когда, отпев Литургию, разоблачился, Государь собственною рукою возложил на него драгоценный крест с животворящим древом, бархатную зеленую мантию с источниками, или полосами, низанными жемчугом, и белый клобук с знамением креста; подал ему жезл Св. Петра Митрополита и в приветственной речи велел именоваться главою Епископов, отцем отцев, Патриархом всех земель Северных, по милости Божией и воле Царской. Иов благословил Феодора и народ; а лики многолетствовали Царю и двум Первосвятителям, Византийскому и Московскому, которые сидели с ним рядом на стульях. Вышед из церкви, Иов, провождаемый двумя Епископами, Боярами, многими чиновниками, ездил на осляти вокруг стен Кремлевских, кропя их Святою водою, осеняя крестом, читая молитвы о целости града, и вместе с Иеремиею, со всем Духовенством, Синклитом, обедал у Государя. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Чтобы утвердить достоинство и права Российского священноначалия, написали уставную грамоту, изъясняя в ней, что Ветхий Рим пал от ереси Аполлинариевой, что Новый Рим, Константинополь, обладаем безбожными племенами Агарянскими; что третий Рим есть Москва; что вместо лжепастыря Западной Церкви, омраченной духом суемудрия, первый вселенский Святитель есть Патриарх Константинопольский, второй Александрийский, третий Московский и всея России, четвертый Антиохийский, пятый Иерусалимский; что в России должно молиться о Греческих, а в Греции о нашем, который впредь, до скончания века, будет избираем и посвящаем в Москве независимо от их согласия или одобрения. К наружным отличиям сего Архипастыря нашей церкви прибавили следующие: "Выход его должен быть всегда с лампадою, с пением и звоном; для облачения иметь ему амвон о трех степенях; в будни носить клобук с Серафимами и крестами обнизными, мантии объяринные и всякие иные с полосами; ходить в пути с крестом и жезлом; ездить на шести конях". Тогда же Государь с двумя Патриархами соборно уложил быть в России четырем Митрополитам: Новогородскому, Казанскому, Ростовскому и Крутицкому; шести Архиепископам: Вологодскому, Суздальскому, Нижегородскому, Смоленскому, Рязанскому, Тверскому - и осьми Епископам: Псковскому, Ржевскому, Устюжскому, Белозерскому, Коломенскому, Северскому, Дмитровскому. Участвуя более именем, нежели делом, в сих церковных распоряжениях, Иеремия, Митрополит Монемвасийский и Архиепископ Элассонский ездили между тем в Лавру Сергиеву, где, равно как и в Московских храмах, удивлялись богатству икон, сосудов, риз служебных; в столице обедали у Патриарха Иова, славя мудрость его беседы; славили также высокие достоинства Годунова и редкий ум старца, Андрея Щелкалова; всего же более хвалили щедрость Российскую: ибо их непрестанно дарили, серебряными кубками, ковшами, перлами, шелковыми тканями, соболями, деньгами. Представленные Царице, они восхитились ее святостию, смиренным величием, ангельскою красотою, сладостию речей, равно как и наружным великолепием. На ней была корона с двенадцатью жемчужными зубцами, диадема и на груди златая цепь, украшенная драгоценными каменьями; одежда бархатная, длинная, обсаженная крупным жемчугом, и мантия не менее богатая. Подле Царицы стоял Царь, а с другой стороны Борис Годунов, без шапки, смиренно и благоговейно; далее многие жены знатные, в белой одежде, сложив руки. Ирина с умилением просила Святителей Греческих молить Бога, чтобы он даровал ей сына, наследника Державе - "и все мы, тронутые до глубины сердца (говорит Архиепископ Элассонский в описании своего путешествия в Москву) вместе с нею обливаясь слезами, единогласно воззвали ко Всевышнему, да исполнится чистое, столь усердное моление сей души благочестивой!" Наконец Государь (в мае 1589) отпустил Иеремию в Константинополь с письмом к Султану, убеждая его не теснить Христиан, и сверх даров послал туда 1000 рублей, или 2000 золотых монет Венгерских, на строение новой Патриаршей церкви, к живейшей признательности всего Греческого Духовенства, которое, Соборною грамотою одобрив учреждение Московской Патриархии, доставило Феодору сию хартию (в Июне 1591) чрез Митрополита терновского, вместе с Мощами Святых и с двумя коронами, для Царя и Царицы. Таким образом уставилась новая верховная степень в нашей Иерархии, чрез 110 лет испроверженная самодержцем великим как бесполезная для церкви и вредная для единовластия Государей, хотя разумный учредитель ее не дал тем Духовенству никакой новой Государственной силы и, переменив имя, оставил Иерарха в полной зависимости от Венценосца. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории:

Царь, патриарх имели целый полк особенных Царицыных телохранителей; Царь, беседуя с Иноками, охотнее находит отдохновения в набожности и в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь; митрополит, получив название "премудрого грамматика" , присоединятся только к одной "партии" власти (заговор против Годунова; Годунов "честил" духовенство, бояр); народ обратил взор недоумения на бояр и духовенство. Мудрый русский писатель И.А. Крылов написал для элиты басню "ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК":

" Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойдет, И выйдет из него не дело, только мука. Однажды Лебедь, Рак да Щука Везти с поклажей воз взялись И вместе трое все в него впряглись; Из кожи лезут вон, а возу все нет ходу! Поклажа бы для них казалась и легка: Да Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду. Кто виноват из них, кто прав - судить не нам; Да только воз и ныне там"...

Вывод: уставилась новая верховная степень в нашей Иерархии; разумный учредитель ее не дал тем Духовенству никакой новой Государственной силы и, переменив имя, оставил Иерарха в полной зависимости от Венценосца.

Информация для размышления (мысли о главном).

Отечественная религия должна быть "сильной", ибо только такая религия в состоянии объединять и сплачивать народ и поднимать его дух в минуты военных испытаний. Мысли мудрых:

Монтескье Ш.: ...Религия является лучшей опорой нравственности...

Ильин И.: Мы не можем сомневаться в том, что в России восстановится древлеосвященная культура православного монастыря. Этот монастырь имеет свое великое прошлое и свои традиции. Он всегда был школой аскетического самообладания и молитвенного богосозерцания. ...Монах уходит от греховности и пошлости мира именно для того, чтобы насадить (сначала в себе, а потом и в мире) дух благодатности и праведности. 9

Дюра-Ласаль: Главное - должно выказать доблесть и, напротив того, скрыть, обуздать и сделать ненавистным порок. В этом преподавании самое действенное средство - религия. Отнимите у народа религию, патриотизм, любовь к повелителю, любовь к семейству и вы сделаете из храброго народа - трусов.

Соловьев С.М.: Петр Великий назначил таким убежища в монастырях, но в русском войске находилось много иностранных офицеров, которые за старостию и ранами отставлялись от службы и не имели средств пропитания. В 1732 году Военная коллегия спросила у Сената, что делать с такими офицерами, потому что им при монастырях для пропитания по их законам быть нельзя. Сенат отвечал: "В том никакого предосуждения нет, потому что получать будут пропитание по указам, а до веры их в том не касается".

Курциус Э.: Древняя Греция. Самое прочное объединительное средство, религия, утратила свое влияние. Основа ее - полное доверие к преданиям отцов; между тем тогдашнее направление умов состояло в противоречии преданиям, в тщеславном взгляде на простодушие предков, в сомнениях и насмешливости, полным выражением чего служила софистика. Кроме того, в продолжение военных годов души одичали, и отеческие правила утратили свою власть над ними.

Макиавелли Н.: Где есть религия, там легко водворить военную дисциплину (там же, где есть только дисциплина, трудно водворить религию); сильные владыки не стесняются возводить этого "помощника" в ранг "государя над душами своих воинов"; где нет религиозного страха, там государство или распадается, или должно сохраняться боязнью к государю, который в этом случае заменяет религию (государи, желающие сохранить государство от порчи, должны соблюдать в чистоте религиозные обряды и всегда поддерживать уважение к ним, потому что самый сильный признак, указывающий на упадок страны, состоит в отсутствии почтения к богослужению); вожди республики или государства должны заботиться о сохранении оснований своей национальной религии.

Суворов А.: "Неоспоримая и глубокая набоженность его служит нам ручательством; на войне без Господа Бога нельзя, так сказать, и шагу вступить; "Бог наш генерал, Он нас и водит!"): Суворов строго исполнял все церковные обряды и заставлял окружающих себя тоже их исполнять; принимал благоволение от духовного лица; во время командования полком в г. Ладоге он выстроил полковую церковь и составил для обучения нижних чинов Закону Божьему молитвенник и коротенький катехизис; он останавливался перед простым священником, и всегда перед епископом, прося у каждого благословения. Вывод: краеугольным камнем в деле воспитания войск у Суворова было вселение в людях истинной религиозности. Ист.: Гершельман С.

Екатерина II: она прилежно изучала обряды русской церкви, строго держала посты, много и усердно молилась. Ключевский. Она прилагала свое правило и к другой хорошо подмеченной ею особенности елизаветинского двора, где религиозное чувство сполна разменялось на церковные повинности, исполняемые за страх или из приличия, подчас не без чувствительности, но и без всякого беспокойства для совести. С самого прибытия в Россию она прилежно изучала обряды русской церкви, строго держала посты, много и усердно молилась, особенно при людях, даже иногда превосходя в этом желания набожной Елизаветы, но страшно сердя тем своего мужа. В первый год замужества Екатерина говела на первой неделе великого поста. Императрица выразила желание, чтобы она попостилась и вторую неделю. Екатерина ответила ей просьбой позволить ей есть постное все семь недель. Не раз заставали ее перед образами с молитвенником в руках. Ист.: Ключевский В.О.

Монтескье Ш.: Государственный корабль (Рима стал плавать в бушующем море без лоцмана, мудрого капитана, без руля и ветрил. Монтескье, анализируя причины величия и падения Рима, пришел к выводу о том, что римское государство нуждалось в неком институте, который был бы подобен тому, который существовал в Англии: Мудрость английского правительства заключается в том, что в нем есть учреждение, которое все время проверяет правительство и в то же время проверяет самого себя; поэтому ошибки правительства никогда не бывают длительными и часто даже становятся полезными, благодаря тому, что они обращают на себя внимание нации.

0x01 graphic

"Куда кривая выведет" 1859 Художник Тимм Василий Федорович (Георг Вильгельм) (1820-1895)

НАРОД РУССКИЙ:

"Пора трезветь, господа-товарищи"

В эти тяжелые времена доносов и пыток постиг Русь страшный голод, довершивший подготовку к потрясениям. ... Иной мужик-скряга боялся везти свое зерно на продажу, чтобы у него по дороге не отняли голодные, и зарывал его в землю, где оно сгнивало без пользы. Другому удавалось продать хлеб и взять огромные барыши, но потом он трясся над деньгами от страха, чтобы на него не напали. Московские торговцы заранее накупили множество хлеба и держали под замками в своих лабазах, рассчитывая продать тогда, когда цены подымутся донельзя. Борис преследовал их, велел отбирать у них хлеб и отдавать беднякам, а хозяевам выплачивал по умеренным ценам. Но посланные сталкивались с хлебопродавцами, иногда не показывали найденного у них хлеба, а иногда хлебопродавцы отдавали на продажу по установленной тогда цене гнилой хлеб. Сам Борис приказал отворить все свои житницы, продавать хлеб дешевле ходячей цены, а бедным раздавать деньги. Но на московской земле, по замечанию современников, должностные лица оказались плутами: они раздавали царские деньги своей родне, приятелям и тем, которые делились с ними барышами. Их сообщники, одевшись в лохмотья, приходили зауряд с нищими и получали деньги, а настоящих нищих разгоняли палками. Раздача милостыни продолжалась с месяц, потом Борис рассудил, что она только обогащает плутов, накопляет голодный народ в столице; может явиться зараза; притом подозрительный царь боялся большого стечения народа, чтоб не произошло бунта. Он запретил раздачу. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Между забавами сего времени так описывают любимую Феодорову--медвежий бой: "Охотники царские, подобно римским гладиаторам, не боятся смерти, увеселяя государя своим дерзким искусством. Диких медведей, ловимых обыкновенно в ямы или тенетами, держат в клетках. В назначенный день и час собирается двор и несметное число людей пред феатром, где должно быть поединку: сие место обведено глубоким рвом для безопасности зрителей и для того, чтобы ни зверь, ни охотник не могли уйти друг от друга. Там является смелый боец с рогатиною, и выпускают медведя, который, видя его, становится на дыбы, ревет и стремится к нему с отверстым зевом. Охотник недвижим: смотри, метит -- и сильным махом всаживает рогатину в зверя, а другой конец ее пригнетает к земле ногою. Уязвленный, яростный медведь лезет грудью на железо, орошает его своею кровию и пеною, ломит, грызет древко -- и если одолеть не может, то, падая на бок, с последним глухим ревом издыхает. Народ, доселе безмолвный, оглашает площадь громкими восклицаниями живейшего удовольствия, и Героя ведут к погребам царским пить за государево здравие: он счастлив сею единственною наградою или тем, что уцелел от ярости медведя, который в случае неискусства или малых сил бойца, ломая в куски рогатину, зубами и когтями растерзывает его иногда в минуту". Ист.: Карамзин Н.М. Истрия государства Российского.

Первосвятитель Дионисий взялся быть миротворцем: свел врагов в своих палатах Кремлевских, говорил именем отечества и Веры; тронул, убедил-- так казалось -- и Борис с видом умиления подал руку Шуйским: они клялися жить в любви братской, искренно доброхотствовать друг другу, вместе радеть о государстве -- и князь Иван Петрович Шуйский с лицом веселым вышел от митрополита на площадь к Грановитой палате известить любопытный народ о сем счастливом мире: доказательство, какое живое участие принимали тогда граждане в делах общественных, уже имев время отдохнуть после Грозного. Все слушали любимого, уважаемого Героя псковского в тишине безмолвия; но два купца, выступив из толпы, сказали: "Князь Иван Петрович! вы миритесь нашими головами: и нам и вам будет гибель от Бориса!" Сих двух купцов в ту же ночь взяли и сослали в неизвестное место, по указу Годунова, который, желав миром обезоружить Шуйских, скоро увидел, что они, не уступая ему в лукавстве, под личиною мнимого нового дружества оставались его лютыми врагами, действуя заодно с иным, важным и дотоле тайным неприятелем великого боярина. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

21 января 1605 года Борисово войско под начальством Мстиславского и Шуйского одержало верх над Димитрием и сам Димитрий ушел в Путивль. Борис был очень доволен, щедро наградил своих воевод, особенно ласкал Басманова за его упорную защиту Новгород-Северска; но народ, услышавши о неудаче названого Димитрия, пришел в уныние. Борис вскоре понял, что сила его врага заключается не в той военной силе, с которой этот враг вступил в государство, а в готовности и народа, и войска в Московском государстве перейти при первом случае на его сторону, так как все легко поддавались уверенности, что он настоящий царевич. Когда Димитрий оставался в Путивле, украинные города Московского государства один за другим признавали его, а в Путивль со всех сторон приходили русские бить челом своему прирожденному государю. Имя Гришки Отрепьева возбуждало один смех. Сам Борис не мог поручиться, что враг его обманщик. Борис, обласкавши Басманова, уверял его, что названый Димитрий обманщик, и сулил ему золотые горы, если он достанет злодея. Говорят, Борис даже обещал выдать за Басманова дочь свою и дать за нею в приданое целые области. Басманов сказал об этом родственнику Бориса, Семену Никитичу Годунову, а тот из зависти, что Борис слишком возвышает Басманова, выразил ему сомнение: не в самом ли деле этот Димитрий настоящий царевич? Слова эти запали в сердце Басманова; несмотря на все уверения Бориса, он стал склоняться к мысли, что соперник Бориса действительно Димитрий и рано или поздно возьмет верх над Борисом. Басманов не верил ни уверениям, ни обещаниям Бориса: он знал, что этот лживый человек способен давать обещания, а потом не сдержит их. Борис был в страшном томлении, обращался к ворожеям, предсказателям, выслушивал от них двусмысленные прорицания, запирался и целыми днями сидел один, а сына посылал молиться по церквам. Казни и пытки не прекращались. Борис уже в близких себе лицах подозревал измену и не надеялся сладить с соперником военными силами; он решил попытаться тайным убийством избавиться от своего злодея. Попытка эта не удалась. Монахи, которых в марте подговорил Борис ехать в Путивль отравить названого Димитрия, попались с ядом в руки последнего. Неизвестно, дошла ли до Бориса об этом весть, но вскоре ему пришел конец. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Хвалили его (Бориса - А.К.) также за ревность искоренять грубые пороки народа. Несчастная страсть к крепким напиткам, более или менее свойственная всем народам северным, долгое время была осуждаема в России единственно учителями христианства и мнением людей нравственных. Иоанн III и внук его хотели ограничить ее неумеренность законом и наказывали оную как гражданское преступление. Может быть, не столько для умножения царских доходов, сколько для обуздания невоздержных, Иоанн IV налагал пошлину на варение пива и меда. В Феодорово время существовали в больших городах казенные питейные дома, где продавалось и вино хлебное, неизвестное в Европе до XIV века; но и многие частные люди торговали крепкими напитками, к распространению пьянства: Борис строго запретил сию вольную продажу, объявив, что скорее помилует вора и разбойника, нежели корчемников; убеждал их жить иным способом и честными трудами; обещал дать им земли, если они желают заняться хлебопашеством, но хотев тем, как пишут, воздержать народ от страсти равно вредной и гнусной, царь не мог истребить корчемства, и самые казенные питейные дома, наперерыв откупаемые за высокую цену, служили местом разврата для людей слабых. Ист.: Карамзин Н.М. Истрия государства Российского.

С 1601 года три года подряд были не урожайными и начался страшный голод, так что ели, как говорят, даже человеческое мясо. Чтобы помочь голодающим, Борис начал постройки в Москве и раздавал деньги. Эта мера вызвала еще большее зло, так как народ большими массами устремился в Москву и умирал во множестве от голода и моровой язвы на улицах и на дорогах. Только урожай 1604 г. прекратил голод. За голодом и мором следовали разбои. Разбойничьи шайки составлялись главным образом из холопов, отпущенных господами во время голода, а также из холопов опальных бояр. Смелый атаман Хлопка Косолап явился под Москвой, но после упорного боя был разбит царскими войсками (в 1604 г.). Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь

Дорожному человеку опасно было заехать на постоялый двор, потому что его могли зарезать и съесть. К голоду, как и следовало ожидать, присоединилась холера. Борис приказал отворить все свои житницы, дешево продавать хлеб, а бедным раздавать деньги. Но огромные суммы уходили в карманы плутов, которым доверена была раздача. Тогда употреблены были другие меры. Из отдаленных областей хлеб стали отправлять в Москву и в другие города, охваченные голодом, и продавали за половинную цену. Бедным, вдовам и сиротам отпущено было большое количество хлеба даром. Всех умерших царь хоронил за свой счет. А таких только в Москве набралось до 127 тысяч. Лишь урожай 1604 года прекратил бедствие. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Другим важным событием внутренней истории России была отмена Б. Юрьева дня, т.е. права свободного перехода крестьян от одного владельца к другому. Из указа царя Василия Ивановича Шуйскаго узнаем, что "царь Федор по наговору Б. Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьян заказал". Указа о прикреплении не сохранилось, но он должен был относиться к первым годам царствования Федора, как видно из царского указа 1597 года. Целью прикрепления было обеспечить государственную службу помещиков и платеж повинностей, а это требовало необходимо твердой оседлости земледельческого класса. Прикрепление совершилось в интересах мелких служилых людей, которые при праве свободного перехода не могли выдерживать конкуренции с крупными светскими землевладельцами, а также с духовными (митрополит, архиереи, монастыри), которые привлекали крестьян на свои земли более льготными условиями. Указ о воспрещении перехода не позволяет, однако, считать Б. основателем крепостного права, так как оно было создано жизнью, а не законодательным актом. Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь

Выводы-тезисы воинствующей истории (слабая власть (голод + алкоголизм): пучина крамолы)

Голод, стужа и страх помрачили их рассудок и наложили немоту на уста: .они ни на что не отвечают; смотрят мутными глазами на того, кто их спрашивает, и продолжают глодать конские кости.(Глинка Ф. Письма русского офицера. - М.: Воениздат, 1987). Где чтут недостойных и презирают достойных, там находят прибежище трое: голод, смерть и страх. С великим трудом поднимаем мы камень на гору, а вниз он падает мгновенно - так же влекут нас вверх добродетели, а вниз - пороки (мудрость древней Индии).

Алкоголизм. ПОРА ТРЕЗВЕТЬ, ГОСПОДА! Гамлетовское "быть или не быть" имеет прямое отношение к другому вопросу: "пить или не пить?" Алкоголизм - это болезнь, не столько физическая, сколько духовная. Самое важное заключается в том, что человек всю сумму ценностей сводит к одному предмету - алкоголю. Алкоголь становится универсальным средством от неудач, тоски, неприятностей, внутренних переживаний по поводу собственной несостоятельности. Скука, т.е. обыденность, серость жизни, не приносящей радости, наслаждения и удовлетворения, - это следствие духовной зависимости от алкоголя. В этом состоянии на глазах у человека, как бы, появляются темные очки и потому его сознание воспринимает окружающий мир в мрачных тонах. Стоит снять эти очки, мир и люди, нас окружающие станут восприниматься уже иначе: окружающая действительность предстанет во всем многообразии красок, где черный цвет займет далеко не первое место, а люди, прежде воспринимавшиеся как недоброжелательные, станут делиться на множество категорий, среди которых значительная доля придется на тех, кто настроен позитивно к окружающим, не намерен конфликтовать с другими. И совсем малая доля придется на тех, кто агрессивен и готов без повода вступить в конфронтацию с окружающими людьми. Снявший с глаз темную пелену, человек вдруг увидит, что подавляющее большинство людей относится к нам так, как мы сами их на то настраиваем. Если мы ведем себя агрессивно, то и другие вооружаются против нам, если мы предупредительны и вежливы, то и самый хамливый и вздорный человек, не пустил в ход свое повседневное оружие - хамство и грубость.

На Руси издавна разделяли два понятия: "вино" и "пьянство". Никакой почвы не имеет под собой миф о том, что русские со стародавних времен причастны и предрасположены к пьянству. До христианства на Руси выпивали только по трем поводам: при рождении ребенка, одержании победы и похоронах. О традиционности пьянства речи не может быть. Всяческие "теоретики русского алкоголизма" ссылаются на исконность хмельных застолий. Однако очень долгое время на Руси преобладала "престижная" форма потребления алкоголя: пиры, стоившие дорого, доступны были лишь князьям и являлись не одним развлечением, но и закреплением дипломатических контактов, торгово-хозяйственных договоров, данью уважения к соседу. Да и пили-то "пьяные напитки" не в нынешнем понимании слова, а вина медовые, брагу и пиво, куда как уступающие по крепости и превосходящие по качеству теперешние зелья. Однако и такое употребления алкоголя осуждалось.

В "Поучении" Владимира Мономаха и известном "Домострое" содержались предупреждения против злоупотребления пагубным зельем. В "Наказаниях от отца к сыну" Сильвестра есть такое обращение: "Господи ради, отверзни от себя пьянство. Ибо недуги и все зло рождаются от него!". Водку Россия впервые получила от генуэзцев в конце ХIV столетия (1398 г.), торговавших с нашими предками. Она завозится сначала в Южную Русь, и в первой половине ХVI века начинает распространяться на северо-восток нашего государства. Продажа ее находилась в ведении "вольной корчмы", функционирующей сезонно: осенью, после окончания сезонных работ, и зимой. Примечательно, что корчмарь избирался народом на строго определенный срок из людей уважаемых. Кроме того, общинное самоуправление осуществляло меры социального контроля: следило за качеством напитков - преобладали не очень крепкие. Злоупотребление осуждалось, пресекалось и высмеивалось и стилем общения в застолье - корчма была разновидностью мужского клуба, подросткам и женщинам пить водку запрещалось.

Массовое потребление крепких напитков начинается на Руси к концу ХVI века, когда производство и продажа алкоголя переходит в руки государства. Вернувшись после похода на Казань, Иван Грозный в 1552 году запретил торговать водкой в Москве, позволив пить ее одним опричникам. По Высочайшему его повелению "на Балчуге" (на топи) был выстроен особый дом, названный на татарский манер кабаком. Кабак "на Балчуге" стал местом увеселений государя московского и его приближенных, и очень полюбился царю. Очень скоро, однако, правительство приметило в продаже водки неистощимый источник обогащения казны. Из Москвы пошли предписания наместникам прекращать повсюду торговлю питиями, закрывать корчмы и заводить "царевы кабаки", ставшие практически учреждениями казенной или же откупной продажи спиртных напитков. В Московских царевых кабаках позволялось, однако, пить только крестьянам и посадским. Люди других сословий обязаны были пить напитки только у себя дома. Но не все. Мало кто знает, что еще в 1551 году Стоглавый собор представителей высшей церковной иерархии в Москве с участием Ивана Грозного и Боярской думы постановил: людям, занимающимся творческим трудом, не пить ни под каким видом.

Кабаки стали истинной бедой народной. Нравственное чутье простого люда Московии сразу же увидело в кабаке "невыносимое зло", само слово "кабак" стало нарицательным в народном творчестве. И пришел русский человек к заключению, что вино - дело нечистое, дело злой силы. И вот в народной фантазии первым винокуром является черт со всеми лукавыми задатками. Народная фантазия пошла дальше - она ему приписала и все чертовские проделки по питейному делу. В легендах он и соблазняет к своему пойлу, и смеется над пьяницами, тащит в кабак и спивает. Питие водки, вызывавшее "омерзение" и в высших кругах, заставило их также бороться с народным злом.

В основе спаивания русского народа лежала алчность правительства, получавшего немалые доходы в свою казну...

Замечательный шотландский поэт Роберт Бернс в одном из своих сатирических стихотворений писал об этом так: Для пьянства есть любые поводы: Поминки, праздники, встречи, проводы, Крестины, свадьбы и развод, Мороз, охота, Новый год, Выздоровленье, новоселье, Печаль, отчаянье, веселье, Успех, награда, новый чин, И просто - пьянство без причин.

Алкоголь принадлежит к тем опасным ядам, которые поражают все органы и все системы человека. Есть такая пословица: "Дед пропил печенку своего внука". На языке медицины это означает, что он повредил хромосому, ответственную за построение печени, и передал патологию потомству. Алкоголизм, как правило, приводит к импотенции мужчин. Есть и еще одна опасность -заражение венерическими болезнями: до 70% случайных связей происходит в состоянии опьянения.

Значит, первое, что нужно сделать, это перестать каждый раз хвататься за рюмку в случае расстройства, нервного срыва, неудачи, огорчения и т.п. Правда, здесь есть один нюанс, который следует иметь в виду: огорчение или расстройство само по себе не исчезнет, если на него не найти способа подействовать чем-то, снимающим остроту переживания или огорчения. К примеру, можно взять на вооружение весьма полезную мысль А.Шопенгауэра о том, что "ни при каком происшествии не подобает предаваться большому ликованию или большому унынию, - частью в виду изменчивости всех вещей, которая каждое мгновение может все повернуть в другую сторону, частью в виду обманчивости нашего суждения о том, что нам полезно или вредно..." "Напротив, пусть нашим девизом будет: "Не уступай беде, но отважно иди ей навстречу". Итак, первое, с чего надо начать, - отказаться от мысли заливать свое горе или огорчение спиртным. Так делает человек безвольный и трусливый. Сильная личность поступает иначе - воспламеняется желанием преодолеть неприятное, болезненное, горькое. В основе этого желания лежит ясное осознание того, что жизнь - это не поле развлечения, а арена борьбы, где побеждает сильнейший и гибнет безвольный и трусливый. Второе действие, которое нужно обратить в привычку - умение отказываться от предложений друзей, приятелей и коллег выпить по поводу или же без него. Тут уместно вспомнить выше изложенное мудрое наставление Петра Великого: "Первый не пей, будь воздержан, избегай пьянства. Когда тебе предложат, то бери, сколько тебе потребно: пьют зелье крепкое из чарки маленькой, а слабее из той, что поболе. Не перепутай! Помни - алкоголь развязывает язык и связывает разум..." "Пора трезветь всей России - и, прежде всего, ее командующему классу" - актуальна и сегодня эта мысль, сказанная М.О. Меньшиковым в начале ХХ века. Ист.: Каменев А. Пора трезветь, господа! http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/poratrezwetxgospoda.shtml

0x01 graphic

"Пожар ночью в селе".

Художник Соломаткин Леонид Иванович (1837-1883)

СТРАТЕГИЯ МЕСТНИЧЕСТВА БОРИСА ГОДУНОВА И БОРИСА ЕЛЬЦИНА: "РАЗДОРОМ ВЛАСТВУЙ"

(Элита враждует, вся полнота власти сосредотачивается у одного лица, с великим злом - властолюбием; это - время Годунова; у Ельцина было свое время - зло угнетающее (глупость и пьянство "командира") и коварные "верховники", ставшие властелинами России, и люди, подпавшая под иго временщиков)

Годунов, столь хитрый, столь властолюбивый, не мог или не хотел искоренить местничества Бояр и сановников, которое доходило до крайности непонятной, так что ни одно назначение Воевод, ни одно распределение чиновников для придворной службы в дни торжественные не обходилось без распри и суда. Скажем пример: Москва (в 1591 году) уже слышала топот Ханских коней, а Воеводы еще спорили о старейшинстве и не шли к местам своим. Из любви к мнимой чести не боялись бесчестия истинного: ибо жалобщиков неправых наказывали даже телесно, иногда и без суда: Князя Гвоздева (в 1589 году) за местничество с Князьями Одоевскими высекли батогами и выдали им головою, то есть велели ему уничиженно молить их о прощении. Князя Борятинского за спор с Шереметевым посадили на три дни в темницу: он не смирился; вышел из темницы и не поехал на службу. Чем изъясняется сия странность? Отчасти гордостию, которая естественна человеку и во всяких гражданских обстоятельствах ищет себе предмета; отчасти самою политикою Царей: ибо местничеством жило честолюбие, нужное и в Монархии неограниченной для ревностной службы отечеству. Нет обыкновения, нет предрассудка совершенно бессмысленного в своем начале, хотя вред и превосходит иногда пользу в действии сих вековых обычаев. Годунов же мог иметь и цель особенную, следуя известному злому правилу: раздором властвуй. Сии всегдашие местничества питали взаимную ненависть между знатнейшими родами, Мстиславскими и Шуйскими, Глинскими и Трубецкими, Шереметевыми и Сабуровыми, Куракиными и Шестуновыми. Они враждовали: Борис господствовал! Но споры о местах не нарушали благочиния на собраниях двора: все утихало, когда Царь являлся в величии разительном для послов иноземных. "Закрыв глаза, пишут очевидцы, всякий сказал бы, что дворец пуст. Сии многочисленные, золотом облитые сановники и безмолвны и недвижимы, сидя на лавках в несколько рядов, от дверей до трона, где стоят Рынды в одежде белой, бархатной или атласной, опушенной горностаем, в высоких белых шапках, с двумя золотыми цепями (крестообразно висящими на груди), с драгоценными секирами, подъятыми на плечо, как бы для удара... Во время торжественных Царских обедов служат 200 или 300 Жильцов, в парчовой одежде, с золотыми цепями на груди, в черных лисьих шапках. Когда Государь сядет (на возвышенном месте, с тремя ступенями, один за трапезою золотою), чиновники-служители низко кланяются ему и по два в ряд идут за кушаньем. Между тем подают водку: на столах нет ничего, кроме хлеба, соли, уксусу, перцу, ножей и ложек; нет ни тарелок, ни салфеток. Приносят вдруг блюд сто и более: каждое, отведанное поваром при Стольнике, вторично отведывается Крайчим в глазах Царя, который сам посылает гостям ломти хлеба, яства, вина, мед и собственною рукою в конце обеда раздает им сушеные Венгерские сливы; всякого гостя отпускают домой еще с целым блюдом мяса или пирогов. Иногда Послы чужеземные обедают и дома с роскошного стола Царского: знатный чиновник едет известить их о сей чести и с ними обедать; 15 или 20 слуг идут вокруг его лошади; стрельцы, богато одетые, несут скатерть, солонки и проч.; другие (человек 200) хлеб, мед и множество блюд, серебряных или золотых, с разными яствами". Чтобы дать понятие о роскоши и лакомстве сего времени, выписываем следующее известие из бумаг Феодорова Царствования: в 1597 году отпускали к столу Австрийского Посла из дворца сытного семь кубков романеи, столько же рейнского, мушкателя, Французского белого, бастру (или Канарского вина), аликанту и мальвазии; 12 ковшей меду вишневого и других лучших; 5 ведер смородинного, можжевелового, черемухового и проч.; 65 ведер малинового, Боярского, Княжего - из кормового дворца 8 блюд лебедей, 8 блюд журавлей с пряным зельем, несколько петухов рассольных с инбирем, куриц бескостных, тетеревей с шафраном, рябчиков с сливами, уток с огурцами, гусей с пшеном срацинским, зайцев в лапше и в репе, мозги лосьи (и проч.), ухи шафранные (белые и черные), кальи лимонные и с огурцами - из дворца хлебенного калачи, пироги с мясом, с сыром и сахаром, блины, оладьи, кисель, сливки, орехи и проч. Цари хотели удивлять чужеземцев изобилием и действительно удивляли. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Информация для размышления (МЕСТНИЧЕСТВО).

В истории служилого сословия со времен Иоанна IV местничество имеет громадное значение уже потому, что правительство неотступно стремилось выдвинуть служебное старшинство перед родовым, и в войске более, чем где-либо обнаружились недостатки местничества. <"""> В древней Руси право считаться по старшинству родов, которым определялось общественное положение, получило особую окраску, когда столкнулось с правом князей набирать себе слуг в дружину, раздавать им места и поручения; сами князья строго наблюдали между дружинниками отношения старшинства и меньшинства и не нарушали их произвольно, даже после утверждения единой власти московского великого князя. С конца ХV столетия организация военных сил и приказной администрации выдвинула ряд вопросов по приобретению имущества за Государеву службу; новые понятия о родовой чести до такой степени укоренились в обычном праве, что распределение важнейших должностей в приказах и провинциях, а равно и командованием полками, как самостоятельными крупными единицами, в военное время непосредственно определялось не заслугами или личными достоинствами, а старшинством родов в отечестве. Такой взгляд господствует в войсках ХVI и ХVII столетий, до Петра Великого. Редко выдвигаются крупные личности, помимо счетов родового и разрядного старшинства. По понятиям, глубоко вкоренившимся в народном мировоззрении о родовой чести, честь лица состояла не во внутреннем, нравственном достоинстве, не в доблести, честности, благородстве души и чистой совести человека, но исключительно во внешней форме, в принадлежности лица к известному роду, предки которого когда-то, ранее или позже, занимали известное положение в княжеской дружине и в царской службе. Когда свободные княжеские слуги сами обратились в холопей, когда уничтожено было право отъезда, местничество продолжало свое существование, князья соблюдали его, служилые люди давали обет "не искать себе чести не по отечеству", "выше своего отечества", что в сущности означало однако ж, что они оставляли за собою право "искать чести по отечеству и по достоинству своих предков". Сами представители церкви напоминали венчанному царю об его обязанности "жаловать и беречь своих бояр и вельмож по их отечеству".<"""> Местничество уничтожено на соборе 12-го января 1682 года, как учреждение, препятствовавшее развитию государства и преобразованию войска; на соборе, призванном для преобразования войск, оно названо произведением нечистой силы: "злокозненный плевелосеятель и супостат общий дьявол ... вселял в незлобливые, прежде бывших тогда славных ратоборцев, сердца местные случаи возлюбити"[1 П.С.З., т. II, N 905]. <"""> Родовая честь, как источник местничества, до такой степени сроднилась с природой древнего русского человека, что даже в обыкновенных частных житейских отношениях нередко была причиной споров и драк, оканчивающихся увечьем и даже убийствами... В войске, как и в государственной службе, были старшие и младшие места, и когда отношение родовое двух лиц не совпадало с отношением мест в войсках, на которые они назначались одновременно, - один, младший, на старшее место, другой, старший, на младшее место, - тогда происходило столкновение - стычка со всеми, нередко гибельными последствиями для самой службы. Ист.: Бобровский П.О. Местничество и преступления против родовой чести в русском войске до Петра I. - СП б., 1888).

Запомним историю Евгения Максимовича Примакова и дурость Ельцина. Узнав в полёте о решении НАТО бомбить Югославию (24 марта 1999 года), распорядился развернуть литерный борт, уже находившийся над Атлантическом океане, вернулся в Москву. Это событие, согласно распространённым оценкам политологов, вошло в историю как "поворот России к многовекторной внешней политике", "начало возрождения российской государственности и первая демонстрация миру, что с Россией нельзя разговаривать с позиции силы"

Вспомним, запомним на будущее и другое: "Не так сели" -- известная фраза, произнесённая президентом России Борисом Ельциным в 5 мая 1999 году на заседании оргкомитета по подготовке встречи третьего тысячелетия. Борис Ельцин произнес "Не так сели" и после паузы закончил: "Степашин -- первый зам. Исправьтесь. Сергей Вадимович, пересядьте". После этого министр внутренних дел и первый вице-премьер Сергей Степашин занял кресло рядом с премьером Евгением Примаковым. Впоследствии фраза стала афоризмом. Вскоре после произнесения этой фразы Степашин был назначен председателем российского правительства вместо отправленного в отставку Примакова...

Вывод: Ельцин - человек "местного масштаба", "политик алкоголизма"; Примаков - СТРАТЕГ И ПОЛИТИК БУДУЩЕГО И НАСТОЯЩЕГО РОССИИ...

0x01 graphic

Убиение царевича Димитрия.

Художник Павел Фёдорович Плешанов

УБИЙСТВО ЦАРЕВИЧА ДМИТРИЯ

("крокодиловы слезы" Бориса Годунова и "памятник бессовестной лживости" Шуйского)

...Алчность, безмерная и ненасытная, она сквернила и крушила все, ни о чем не тревожилась и ничем не дорожила, пока сама не сломала себе шею. (Гай Саллюстий Крисп).

Летописец рассказывает следующее, любопытное, хотя и сомнительное обстоятельство: "Имея ум редкий, Борис верил однако ж искусству гадателей; призвал некоторых из них в тихий час ночи и спрашивал, что ожидает его в будущем? Льстивые волхвы или звездочеты ответствовали: тебя ожидает венец... но вдруг умолкли, как бы испуганные дальнейшим предвидением. Нетерпеливый Борис велел им договорить; услышал, что ему царствовать только семь лет, и, с живейшею радостию обняв предсказателей, воскликнул: хотя бы семь дней, но только царствовать". Столь нескромно Годунов открыл будто бы внутренность души мнимым мудрецам суеверного века! По крайней мере он уже не таился от самого себя; знал, чего хотел! Ожидая смерти бездетного Царя, располагая волею Царицы, наполнив Думу, двор, приказы родственниками и друзьями, не сомневаясь в преданности великоименитого Иерарха Церкви, надеясь также на блеск своего правления и замышляя новые хитрости, чтобы овладеть сердцем или воображением народа, Борис не страшился случая беспримерного в нашем отечестве от времен Рюриковых до Феодоровых: трона упраздненного, конца племени державного, мятежа страстей в выборе новой династии, и твердо уверенный, что скипетр, выпав из руки последнего Венценосца Мономаховой крови, будет вручен тому, кто уже давно и славно Царствовал без имени Царского, сей алчный властолюбец видел, между собою и престолом, одного младенца безоружного, как алчный лев видит агнца!.. Гибель Димитриева была неизбежна! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Приступая к исполнению своего ужасного намерения, Борис мыслил сперва объявить злосчастного Царевича незаконнорожденным, как сына шестой или седьмой Иоанновой супруги: не велел молиться о нем и поминать его имени на Литургии; но рассудив, что сие супружество, хотя и действительно беззаконное, было однако ж утверждено или терпимо церковною властию, которая торжественным уничтожением оного призналась бы в своей человеческой слабости, к двойному соблазну Христиан - что Димитрий, невзирая на то, во мнении людей остался бы Царевичем, единственным Феодоровым наследником - Годунов прибегнул к вернейшему способу устранить совместника, оправдываясь слухом, без сомнения его же друзьями распущенным, о мнимой преждевременной наклонности Димитриевой ко злу и к жестокости: в Москве говорили всенародно (следственно без страха оскорбить Царя и Правителя), что сей младенец, еще имея не более шести или семи лет от роду, есть будто бы совершенное подобие отца: любит муки и кровь: с веселием смотрит на убиение животных: даже сам убивает их. Сею сказкою хотели произвести ненависть к Димитрию в народе; выдумали и другую для сановников знатных: рассказывали, что Царевич, играя однажды на льду с другими детьми, велел сделать из снегу двадцать человеческих изображений, назвал оные именами первых мужей Государственных, поставил рядом и начал рубить саблею: изображению Бориса Годунова отсек голову, иным руки и ноги, приговаривая: "так вам будет в мое Царствование!" В противность клевете нелепой, многие утверждали, что юный Царевич оказывает ум и свойства достойные отрока Державного; говорили о том с умилением и страхом, ибо угадывали опасность невинного младенца, видели цель клеветы - и не обманулись: если Годунов боролся с совестию, то уже победил ее и, приготовив легковерных людей услышать без жалости о злодействе, держал в руке яд и нож для Димитрия; искал только, кому отдать их для совершения убийства! Доверенность, откровенность свойственна ли в таком умысле гнусном? Но Борис, имея нужду в пособниках, открылся ближним, из коих один, Дворецкий Григорий Васильевич Годунов, залился слезами, изъявляя жалость, человечество, страх Божий: его удалили от совета. Все другие думали, что смерть Димитриева необходима для безопасности Правителя и для Государственного блага. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Мамка Царевичева, Боярыня Василиса Волохова, и сын ее, Осип, продав Годунову свою душу, служили ему орудием; но зелие смертоносное не вредило младенцу, по словам летописца, ни в яствах, ни в питии. Может быть, совесть еще действовала в исполнителях адской воли; может быть, дрожащая рука бережно сыпала отраву, уменьшая меру ее, к досаде нетерпеливого Бориса, который решился употребить иных, смелейших злодеев. Выбор пал на двух чиновников, Владимира Загряжского и Никифора Чепчугова, одолженных милостями Правителя; но оба уклонились от сделанного им предложения: готовые умереть за Бориса, мерзили душегубством; обязались только молчать, и с сего времени были гонимы. Тогда усерднейший клеврет Борисов, дядька Царский, Окольничий Андрей Лупп-Клешнин, представил человека надежного: Дьяка Михайла Битяговского, ознаменованного на лице печатию зверства, так, что дикий вид его ручался за верность во зле. Годунов высыпал золото; обещал более, и совершенную безопасность; велел извергу ехать в Углич, чтобы править там земскими делами и хозяйством вдовствующей Царицы, не спускать глаз с обреченной жертвы и не упустить первой минуты благоприятной. Битяговский дал и сдержал слово. Вместе с ним приехали в Углич сын его, Данило, и племянник Никита Качалов, также удостоенные совершенной доверенности Годунова. Успех казался легким: с утра до вечера они могли быть у Царицы, занимаясь ее домашним обиходом, надзирая над слугами и над столом; а мамка Димитриева с сыном помогала им советом и делом. Но Димитрия хранила нежная мать!.. Извещенная ли некоторыми тайными доброжелателями или своим сердцем, она удвоила попечения о милом сыне; не расставалась с ним ни днем, ни ночью; выходила из комнаты только в церковь; питала его из собственных рук, не вверяла ни злой мамке Волоховой, ни усердной кормилице Ирине Ждановой. Прошло немало времени; наконец убийцы, не видя возможности совершить злодеяние втайне, дерзнули на явное, в надежде, что хитрый и сильный Годунов найдет способ прикрыть оное для своей чести в глазах рабов безмолвных: ибо думали только о людях, не о Боге! Настал день, ужасный происшествием и следствиями долговременными: 15 Маия, в субботу, в шестом часу дня, Царица возвратилась с сыном из церкви и готовилась обедать; братьев ее не было во дворце; слуги носили кушанье. В сию минуту Боярыня Волохова позвала Димитрия гулять на двор: Царица, думая идти с ними же, в каком-то несчастном рассеянии остановилась. Кормилица удерживала Царевича, сама не зная, для чего: но мамка силою вывела его из горницы в сени и к нижнему крыльцу, где явились Осип Волохов, Данило Битяговский, Никита Качалов. Первый, взяв Димитрия за руку, сказал: "Государь! у тебя новое ожерелье". Младенец, с улыбкою невинности подняв голову, отвечал: "Нет, старое..." Тут блеснул над ним убийственный нож; едва коснулся гортани его и выпал из рук Волохова. Закричав от ужаса, кормилица обняла своего Державного питомца. Волохов бежал; но Данило Битяговский и Качалов вырвали жертву, зарезали и кинулись вниз с лестницы, в самое то мгновение, когда Царица вышла из сеней на крыльцо... Девятилетний Святый Мученик лежал окровавленный в объятиях той, которая воспитала и хотела защитить его своею грудью: он трепетал, как голубь, испуская дух, и скончался, уже не слыхав вопля отчаянной матери... Кормилица указывала на безбожную мамку, смятенную злодейством, и на убийц, бежавших двором к воротам: некому было остановить их; но Всевышний мститель присутствовал! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Чрез минуту весь город представил зрелище мятежа неизъяснимого. Пономарь Соборной церкви - сам ли, как пишут, видев убийство, или извещенный о том слугами Царицы - ударил в набат, и все улицы наполнились людьми; встревоженными, изумленными; бежали на звук колокола; смотрели дыма, пламени, думая, что горит дворец; вломились в его ворота; увидели Царевича мертвого на земле: подле него лежали мать и кормилица без памяти; но имена злодеев были уже произнесены ими. Сии изверги, невидимым Судиею ознаменованные для праведной казни, не успели или боялись скрыться, чтобы не обличить тем своего дела; в замешательстве, в исступлении, устрашенные набатом, шумом, стремлением народа, вбежали в избу разрядную; а тайный Вождь их, Михайло Битяговский, бросился на колокольню, чтобы удержать звонаря: не мог отбить запертой им двери и бесстрашно явился на месте злодеяния: приближился к трупу убиенного; хотел утишить народное волнение; дерзнул сказать гражданам (заблаговременно изготовив сию ложь с Клешниным или с Борисом), что младенец умертвил сам себя ножом в падучей болезни. "Душегубец!" - завопили толпы; камни посыпались на злодея. Он искал убежища во дворце, с одним из клевретов своих, Данилом Третьяковым: народ схватил, убил их; также и сына Михайлова, и Никиту Качалова, выломив дверь разрядной избы. Третий убийца, Осип Волохов, ушел в дом Михайла Битяговского; его взяли, привели в церковь Спаса, где уже стоял гроб Димитриев, и там умертвили, в глазах Царицы; умертвили еще слуг Михайловых, трех мещан уличенных или подозреваемых в согласии с убийцами, и женку юродивую, которая жила у Битяговского и часто ходила во дворец; но мамку оставили живую для важных показаний: ибо злодеи, издыхая, облегчили свою совесть, как пишут, искренним признанием; наименовали и главного виновника Димитриевой смерти: Бориса Годунова. Вероятно, что устрашенная мамка также не запиралась в адском кове; но судиею преступления был сам преступник! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Злосчастная мать, родные и все добрые граждане плакали горько. Шуйский с изъявлением чувствительности приступил ко гробу, чтобы видеть лицо мертвого, осмотреть язву; но Клешнин, увидев сие Ангельское, мирное лицо, кровь и нож, затрепетал, оцепенел, стоял неподвижно, обливаясь слезами; не мог произнести ни единого слова: он еще имел совесть! Глубокая язва Димитриева, гортань перерезанная рукою сильного злодея, не собственною, не младенческою, свидетельствовала о несомнительном убиении; для того спешили предать земле Святые Мощи невинности; Митрополит отпел их - и Князь Шуйский начал свои допросы: памятник его бессовестной лживости, сохраненный временем как бы в оправдание бедствий, которые чрез несколько лет пали на главу, уже Венценосную, сего слабого, если и не безбожного человекоугодника! Собрав Духовенство и граждан, он спросил у них: каким образом Димитрий, от небрежения Нагих, заколол сам себя? Единодушно, единогласно - иноки, священники, мужи и жены, старцы и юноши - ответствовали: Царевич убиен своими рабами, Михайлом Битяговским с клевретами, по воле Бориса Годунова. Шуйский не слушал далее; распустил их; решился допрашивать тайно, особенно, не миром, действуя угрозами и обещаниями; призывал, кого хотел; писал, что хотел - и наконец, вместе с Клешниным и с Дьяком Вылузгиным, составил следующее донесение Царю, основанное будто бы на показаниях городских чиновников, мамки Волоховой, Жильцов, или Царевичевых детей Боярских, Димитриевой кормилицы Ирины, Постельницы Марьи Самойловой, двух Нагих: Григория и Андрея Александрова, - Царициных Ключников и Стряпчих, некоторых граждан и духовных особ: "Димитрий, в Среду Маия 12, занемог падучею болезнию; в Пятницу ему стало лучше: он ходил с Царицею к Обедне и гулял на дворе; в Субботу, также после Обедни, вышел гулять на двор с мамкою, кормилицею, Постельницею и с молодыми Жильцами; начал играть с ними ножом в тычку, и в новом припадке черного недуга проткнул себе горло ножом, долго бился о землю и скончался. Имея сию болезнь и прежде, Димитрий однажды уязвил свою мать, а в другой раз объел руку дочери Андрея Нагого. Узнав о несчастии сына, Царица прибежала и начала бить мамку, говоря, что его зарезали Волохов, Качалов, Данило Битяговский, из коих ни одного тут не было; но Царица и пьяный брат ее, Михайло Нагой, велели умертвить их и Дьяка Битяговского безвинно, единственно за то, что сей усердный Дьяк не удовлетворял корыстолюбию Нагих и не давал им денег сверх указа Государева. Сведав, что сановники Царские едут в Углич, Михайло Нагой велел принести несколько самопалов, ножей, железную палицу, - вымазать оные кровью и положить на теле убитых, в обличение их мнимого злодеяния". Сию нелепость утвердили своею подписью Воскресенский Архимандрит Феодорит, два Игумена и Духовник Нагих, от робости и малодушия; а свидетельство истины, мирское, единогласное, было утаено: записали только ответы Михайла Нагого, как бы явного клеветника, упрямо стоящего в том, что Димитрий погиб от руки злодеев. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Царь (Федор - А.К.), по словам Летописца, горько плакал, долго безмолвствуя; наконец сказал: "Да будет воля Божия!" и всему поверил. Но требовалось чего-нибудь более для России: хотели оказать усердие в исследовании всех обстоятельств сего несчастия: нимало не медля, послали для того в Углич двух знатных сановников государственных - и кого же? Окольничего Андрея Клешнина, главного Борисова пособника в злодействе! Не дивились сему выбору: могли удивиться другому: Боярина Князя Василия Ивановича Шуйского, коего старший брат, Князь Андрей, погиб от Годунова и который сам несколько лет ждал от него гибели, будучи в опале. Но хитрый Борис уже примирился с сим Князем честолюбивым, легкомысленным, умным без правил добродетели, и с меньшим его братом, Димитрием, женив последнего на своей юной своячине, и дав ему сан Боярина. Годунов знал людей и не ошибся в Князе Василии, оказав таким выбором мнимую неустрашимость, мнимое беспристрастие. - 19 Маия, ввечеру, Князь Шуйский, Клешнин и Дьяк Вылузгин приехали в Углич, а с ними и Крутицкий Митрополит, прямо в церковь Св. Преображения. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Беззаконно совершив месть, хотя и праведную - от ненависти к злодеям, от любви к Царской крови забыв гражданские уставы - извиняемый чувством усердия, но виновный пред судилищем Государственной власти, народ опомнился, утих и с беспокойством ждал указа из Москвы, куда градоначальники послали гонца с донесением о бедственном происшествии, без всякой утайки, надписав бумагу на имя Царя. Но Годунов бодрствовал: верные ему чиновники были расставлены по Углицкой дороге; всех едущих задерживали, спрашивали, осматривали; схватили гонца и привели к Борису. Желание злого властолюбца исполнилось!.. Надлежало только затмить истину ложью, если не для совершенного удостоверения людей беспристрастных, то по крайней мере для вида, для пристойности. Взяли и переписали грамоты Углицкие: сказали в них, что Царевич в судорожном припадке заколол себя ножом от небрежения Нагих, которые, закрывая вину свою, бесстыдно оклеветали Дьяка Битяговского и ближних его в убиении Димитрия, взволновали народ, злодейски истерзали невинных. С сим подлогом Годунов спешил к Феодору, лицемерно изъявляя скорбь душевную; трепетал, смотрел на небо - и, вымолвив ужасное слово о смерти Димитриевой, смешал слезы крокодиловы с искренними слезами доброго, нежного брата. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Шуйский, возвратясь в Москву, 2 Июня представил свои допросы Государю; Государь же отослал их к Патриарху и Святителям, которые, в общей думе с Боярами, велели читать сей свиток знатному Дьяку Василью Щелкалову. Выслушав, Митрополит Крутицкий, Геласий, встал и сказал Иову: "Объявляю Священному Собору, что вдовствующая Царица, в день моего отъезда из Углича, призвала меня к себе и слезно убеждала смягчить гнев Государев на тех, которые умертвили Дьяка Битяговского и товарищей его; что она сама видит в сем деле преступление, моля смиренно, да не погубит Государь ее бедных родственников". Лукавый Геласий - исказив, вероятно, слова несчастной матери - подал Иову новую бумагу от имени городового Углицкого прикащика, который писал в ней, что Димитрий действительно умер в черном недуге, а Михайло Нагой пьяный велел народу убить невинных... И Собор (воспоминание горестное для Церкви!) поднес Феодору доклад такого содержания: "Да будет воля Государева! Мы же удостоверились несомнительно, что жизнь Царевичева прекратилась судом Божиим; что Михайло Нагой есть виновник кровопролития ужасного, действовал по внушению личной злобы и советовался с злыми вещунами, с Андреем Мочаловым и с другими; что граждане Углицкие вместе с ним достойны казни за свою измену и беззаконие. Но сие дело есть земское: ведает оное Бог и Государь; в руке Державного опала и милость. А мы должны единственно молить Всевышнего о Царе и Царице, о тишине и благоденствии народа!" Феодор велел Боярам решить дело и казнить виновных: привезли в Москву Нагих, кормилицу Димитриеву с мужем и мнимого вещуна Мочалова в тяжких оковах; снова допрашивали, пытали, особенно Михайла Нагого, и не могли вынудить от него лжи о самоубийстве Димитрия; наконец сослали всех Нагих в отдаленные города и заключили в темницы; вдовствующую Царицу, неволею постриженную, отвезли в дикую пустыню Св. Николая на Выксе (близ Череповца); тела злодеев, Битяговского и товарищей его, кинутые Углицким народом в яму, вынули, отпели в церкви и предали земле с великою честию; а граждан тамошних, объявленных убийцами невинных, казнили смертию, числом около двухсот; другим отрезали языки; многих заточили; большую часть вывели в Сибирь и населили ими город Пелым, так что древний, обширный Углич, где было, если верить преданию, 150 церквей и не менее тридцати тысяч жителей, опустел навеки, в память ужасного Борисова гнева на смелых обличителей его дела. Остались развалины, вопия к небу о мести! Карая великодушие, Годунов с такою же дерзостию наградил злодеяние, дав богатые земли и поместья гнусной мамке Волоховой, жене и дочерям Битяговского; осыпал дарами мужей Думных и всех знатных сановников; ласкал их, угощал обедами роскошными (не мог успокоить одного Клешнина, в терзаниях совести умершего чрез несколько лет Схимником)... Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Но в безмолвии Двора и Церкви слышен был ропот народа, не обманутого ни следствием Шуйского, ни приговором Святителей, ни судом Боярским: лазутчики Годунова слышали вполголоса произносимые слова о страшном заклании, тайном его виновнике, жалостном ослеплении Царя, бессовестном потворстве Вельмож и Духовенства; видели в толпах печальные лица. Борис, тревожимый молвою, нашел способ утишить оную, в великом бедствии, которое тогда постигло столицу. Накануне Троицы, в отсутствие Государя, уехавшего с Боярами в Лавру Св. Сергия, запылал в Москве двор Колымажный, и в несколько часов сгорели улицы Арбатская, Никитская, Тверская, Петровская до Трубы, весь Белый город и за ним Двор Посольский, слободы Стрелецкие, все Занеглинье: домы, лавки, церкви и множество людей. Кремль и Китай, где жило знатное Дворянство, уцелели; но граждане остались без крова, некоторые и без имения. Стон и вой раздавались среди обширного пепелища, и люди толпами бежали на Троицкую дорогу встретить Феодора, требовать его милости и помощи: Борис не допустил их до Царя; явился между ими с видом любви и сожаления, всех выслушал, всем обещал, и сделал обещанное: выстроил целые улицы, раздавал деньги, льготные грамоты; оказывал щедрость беспримерную, так, что Москвитяне, утешенные, изумленные сими благодеяниями, начали ревностно славить Годунова. Случайно ли воспользовался он несчастием столицы для приобретения любви народной, или был тайным виновником оного, как утверждает летописец и как думали многие из современников? В самых Разрядных книгах сказано, что Москву жгли тогда злодеи; но Борис хотел обратить сие подозрение на своих ненавистников: взяли людей Афанасия Нагого и братьев его, допрашивали и говорили, что они уличаются в злодействе; однако ж не казнили их, и дело осталось неясным для потомства. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

В 1591 г. совершилось событие, имевшее огромное влияние на судьбу Б (ориса).: 15 мая в Угличе погиб царевич Димитрий, причем жители Углича, перебили людей, заподозренных ими в убийстве царевича. Следствие произведенное на месте особой комиссией, присланной из Москвы, выяснило, что царевич, страдавший падучей болезнью, был не убит, но, играя в тычку ножом, в припадке упал на нож и зарезался. Народная молва обвинила в убийстве Б. Насколько, действительно, Б. виноват в преждевременной смерти царевича, остается до сих пор темным. Обвинение же Б. в убийстве основывается, главным образом, на соображении, что смерть Димитрия была в интересах Б.: она не только спасала его от опалы в будущем, но и очищала дорогу к престолу. После углицкого происшествия клевета не раз чернила В., обвиняя его в различных злодеяниях, и нередко истолковывая лучшие действия его в дурную сторону. Вскоре после смерти Димитрия (в июне того же 1591 года) в Москве вспыхнул сильный пожар, истребивший весь Белый город. Б. старался оказать всевозможную помощь погорельцам и вот про несся слух, что он нарочно велел зажечь Москву, чтобы милостями привлечь ее жителей. Нашествие крымского хана Казы-Гирея под Москву летом 1591 г. приписывалось также Б., который будто бы желал тем отвлечь внимание народа от смерти Димитрия. Не пощадили Б. даже от обвинения в смерти царя Федора, беспотомственная кончина которого ставила Б., имевшего много врагов, в трагическое положение. Б. оставалось одно из двух: или достижение престола, или падение, которое в лучшем случае привело бы его в монастырь. Не только ради честолюбия, но и ради самосохранения он избрал первое. Ист.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон.

Но торжество Борисово, пиры двора и воинства, милости и жалованья Царские заключились пытками и казнями! Донесли Правителю, что оскорбительная для него молва носится в городах уездных, особенно в Алексине - молва, распущенная его неприятелями, по крайней мере нелепая: говорили, что будто бы он привел Хана к Москве, желая унять вопль России о жалостном убиении Димитрия. Народ - и только один народ - слушал, повторял сию клевету. С великодушием, с невинностию Годунов мог бы презреть злословие грубое, разносимое ветром; но Годунов с совестию нечистою закипел гневом: послал чиновников в разные места; велел изыскивать, допрашивать, мучить людей бедных, которые от простоты ума служили эхом клевете, и в страхе, в истязаниях оговаривали безвинных; некоторые умерли в пытках или в темницах; других казнили, иным резали языки - и многие места, по словам летописца, опустели тогда в Украйне, в прибавление к развалинам Углича! Сия жестокость, достойная времен Иоанновых, казалась Годунову необходимою для его безопасности и чести, чтобы никто не дерзал ни говорить, ни мыслить ему противного: единственное условие, коего не должно было нарушать для жизни мирной и счастливой в Феодорово царствование! Грозный только для своих порицателей, Годунов во всех иных случаях хотел блистать милосердием редким. Заслуживал ли кто опалу, но мог извиниться естественно человеческою слабостию? того миловали и писали в указе: "Государь прощает, из уважения к ходатайству слуги, Конюшего Боярина". Даже изменникам, даже Михайлу Головину, жившему в Литве, Борис предлагал мирное возвращение в отечество, знатнейший сан и лучшее поместье, как бы в возмездие за гнусную измену! Кого же осуждали на казнь, о том писали в указе: "так приговорили Бояре, Князь Федор Иванович Мстиславский с товарищи"; о Годунове не упоминали. Для приятелей, угодников, льстецов не имея ничего заветного, кроме верховной власти, в его руках неприкосновенной, он ежедневно умножал число их и чем более заслуживал укоризны, тем более искал хвалы и везде слышал оную, искреннюю и лицемерную - читал и в книгах, сочиняемых тогдашними грамотеями, духовными и мирскими; одним словом, искусством и силою, страхом и благодеяниями произвел вокруг себя гром славы, заглушая им если не внутренний глас совести, то по крайней мере глас истины в народе. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

0x01 graphic

Дети, бегущие от грозы 1872. Художник К.Е.Маковский

Выводы-тезисы воинствующей истории (слухи).

Ф. Глинка: "Знаешь ли ты существа, которым отец -- воображение, а мать -- ложь? Они невидимы, по слышимы. Будучи ничем, составляют нечто. Не имея ни ног, ни крыльев, быстро ходят и летают из страны в страну, из области в область. Ничто не может так восхитить или опечалить душу, возмутить или успокоить чувства, как они! Им нет нигде преград. Они втесняются в каждую дверь, садятся в кареты, бросаются в скачущие почтовые повозки, кружатся в обществах и носятся по свету. Но полно, говоришь ты, сплетать загадки: кто эти существа? -- Слухи! Нет ничего вреднее распространения пустых вестей и слухов". Ист.: Глинка Ф. Письма русского офицера. - М.: Воениздат, 1987.

Что ожидало (на Земле и в Небесах) алчного властолюбца (Бориса Годунова), поставившего целью умертвить Агнца (Дмитрия)? Можно сказать только одно: истину затмить ложью можно; безопасность государства не зависит от Правителя; памятников бессовестной лживости элиты огромное количество; продавший свою душу становится дьяволом и место его - в АДУ...

Информация для размышления: ( Басня "ПУШКИ И ПАРУСА" И.А. Крылова)

"На корабле у Пушек с Парусами Восстала страшная вражда. Вот Пушки, выставясь из портов вон носами, Роптали так пред небесами: "О боги! видано ль когда, Чтобы ничтожное холстинное творенье Равняться в пользах нам имело дерзновенье? Что делают они во весь наш трудный путь? Лишь только ветер станет дуть, Они, надув спесиво грудь, Как будто важного какого сану, Несутся гоголем по Океану И только чванятся; а мы - громим в боях! Не нами ль царствует корабль наш на морях? Не мы ль несем с собой повсюду смерть и страх? Нет, не хотим жить боле с Парусами; Со всеми мы без них управимся и сами, Лети же, помоги, могущий нам Борей, И изорви в клочки их поскорей!" Борей послушался - летит, дохнул, и вскоре Насупилось и почернело море; Покрылись тучею тяжелой небеса; Валы вздымаются и рушатся, как горы; Гром оглушает слух; слепит блеск молнии взоры, Борей ревет и рвет в лоскутья Паруса, Не стало их, утихла непогода; Но что ж? Корабль без Парусов Игрушкой стал и ветров и валов, И носится он в море, как колода; А в первой встрече со врагам, Который вдоль его всем бортом страшно грянул, Корабль мой недвижим: стал скоро решетом, И с Пушками, как ключ, он ко дну канул.

Держава всякая сильна, Когда устроены в ней все премудро части: Оружием - врагам она грозна, А паруса - гражданские в ней власти".

1937- 1942. Пятая колонна. Предательство. Голландия. Слух, что правительство сбежало... Среди военнослужащих, как и среди гражданского населения, распространялись разные слухи. "В первый же день распространился слух о том, что правительство сбежало. Говорили, что наиболее видные общественные деятели убиты и что немцы высадились на побережье Северного моря... Трудно назвать хоть одного голландского военачальника, которого, согласно слухам, не убивали бы по крайней мере один раз. Дороги, по которым намеревались продвигаться голландские войска, оказывались якобы зараженными отравляющими веществами. Найденный шоколад рекомендовалось немедленно уничтожать, так как он наверняка отравлен. В наших ручных гранах будто бы оказывался песок вместо пороха, а долговременные укрепления рушились при первом же выстреле из-за плохого качества бетона".

Польша. Ходили слухи, что из-за недостатка авиационных бомб немцы кое-где прибегают к сбрасыванию обрезков железнодорожных рельсов 1937- 1942. Во многих городах Польши перестали выходить газеты, не работала почта. Однако новости, сообщаемые по радио, способствовали поддержанию бодрого настроения. Далеко не у всех жителей Польши были собственные радиоприемники; известия передавались из уст в уста и дополнялись слухами. Люди уверяли друг друга, что польские войска наступают на всех фронтах; некоторые утверждали даже, что войска приближаются к Кенигсбергу в Восточной Пруссии. Если где-либо на время прекращались налеты немецкой авиации, поляки говорили, что у немцев не хватает горючего. Ходили слухи, что из-за недостатка авиационных бомб "немцы кое-где прибегают к сбрасыванию обрезков железнодорожных рельсов". Каждое известие, подтверждавшее полякам обоснованность их уверенности в победе, встречалось ими с большим доверием... Ист.: Де Ионг Л. Немецкая пятая колонна во второй мировой войне. Сокращенный перевод с английского А. И. Дьяконова. Под редакцией генерал-майора Н. П. Цыгичко. Издательство иностранной литературы. Москва, 1958.

0x01 graphic

Борису Годунову сообщают об его избрании на царство

ВЕНЕЦ И СКИПЕТР БОРИСА ГОДУНОВА ("ТРИЖДЫ БЕССОВЕСТНЫЙ КОРМЧИЙ")

Умер царь Федор (Блаженный) 7 (17) января 1598. На нём пресеклась московская линия династии Рюриковичей. Это был "постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый". Известный историк ВО Ключевский так писал о святом Феодоре: "...блаженный на престоле, один из тех нищих духом, которым подобает Царство Небесное, а не земное, которых Церковь так любила заносить в свои святцы". Похоронен в Архангельском соборе вместе со своим отцом и братом Иваном...

Скоро узнала печальная столица, что вместе с Ириною вдовствует и трон Мономахов; что венец и скипетр лежат на нем праздно; что Россия, не имея Царя, не имеет и Царицы. Пишут, что Феодор набожный, прощаясь с супругою, вопреки своему завещанию тайно велел ей презреть земное величие и посвятить себя Богу: может быть, и сама Ирина, вдовица бездетная, в искреннем отчаянии возненавидела свет, не находя утешения в Царской пышности; но гораздо вероятнее, что так хотел Годунов, располагая сердцем и судьбою нежной сестры. Он уже не мог возвыситься в Царствование Ирины, властвовав беспредельно и при Феодоре: не мог, в конце пятого десятилетия жизни, еще ждать или откладывать; вручил Царство Ирине, чтобы взять его себе, из рук единокровной, как бы правом наследия: занять на троне место Годуновой, а не Мономахова венценосного племени, и менее казаться похитителем в глазах народа. Никогда сей лукавый честолюбец не был столь деятелен, явно и скрытно, как в последние дни Феодоровы и в первые мнимого Иринина державства; явно, чтобы народ не имел и мысли о возможности государственного устройства без радения Борисова; скрытно, чтобы дать вид свободы и любви действию силы, обольщения и коварства. Как бы невидимою рукою обняв Москву, он управлял ее движениями чрез своих слуг бесчисленных; от церкви до синклита, до войска и народа, все внимало и следовало его внушениям, благоприятствуемым с одной стороны робостию, а с другой истинною признательностию к заслугам и милостям Борисовым. Обещали и грозили; шепотом и громогласно доказывали, что спасение России нераздельно с властию Правителя и, приготовив умы или страсти к великому феатральному действию, в девятый день по кончине Царя объявили торжественно, что Ирина отказывается от Царства и навеки удаляется в монастырь, восприять Ангельский образ Инокини. Сия весть поразила Москву: Святители, Дума, сановники, Дворяне, граждане собором пали пред венценосною вдовою, плакали неутешно, называли ее материю и заклинали не оставлять их в ужасном сиротстве; но Царица, дотоле всегда мягкосердая, не тронулась молением слезным: ответствовала, что воля ее неизменна и что Государством будут править Бояре, вместе с Патриархом, до того времени, когда успеют собраться в Москве все чины Российской Державы, чтобы решить судьбу отечества по вдохновению Божию. В тот же день Ирина выехала из дворца Кремлевского в Новодевичий монастырь и под именем Александры вступила в сан Инокинь. Россия осталась без главы, а Москва в тревоге, в волнении. Где был Годунов и что делал? Заключился в монастыре с сестрою, плакал и молился с нею. Казалось, что он, подобно ей, отвергнул мир, величие, власть, кормило государственное и предал Россию в жертву бурям; но кормчий неусыпно бодрствовал, и Годунов в тесной келии монастырской твердою рукою держал Царство! Сведав о пострижении Ирины, Духовенство, чиновники и граждане собралися в Кремле, где Государственный Дьяк и Печатник, Василий Щелкалов, представив им вредные следствия безначалия, требовал, чтобы они целовали крест на имя Думы Боярской. Никто не хотел слышать о том; все кричали: "не знаем ни Князей, ни Бояр; знаем только Царицу, ей мы дали присягу, и другой не дадим никому: она и в Черницах мать России". Печатник советовался с Вельможами, снова вышел к гражданам и сказал, что Царица, оставив свет, уже не занимается делами Царства, и что народ должен присягнуть Боярам, если не хочет видеть государственного разрушения. Единогласным ответом было: "и так да Царствует брат ее!" Никто не дерзнул противоречить, ни безмолвствовать; все восклицали: "да здравствует отец наш, Борис Феодорович! он будет преемником матери нашей, Царицы!" Немедленно, всем собором, пошли в монастырь Новодевичий, где Патриарх Иов, говоря именем отечества, заклинал Монахиню Александру благословить ее брата на Царство, ею презренное из любви к жениху бессмертному, Христу Спасителю, исполнить тем волю Божию и народную - утишить колебание в душах и в государстве - отереть слезы Россиян, бедных, сирых, беспомощных, и снова восставить державу сокрушенную, доколе враги Христианства еще не уведали о вдовстве Мономахова престола. Все проливали слезы - и сама Царица Инокиня, внимая Первосвятителю красноречивому. Иов обратился к Годунову; смиренно предлагал ему корону, называл его Свышеизбранным для возобновления Царского корени в России, естественным наследником трона после зятя и друга, обязанного всеми успехами своего владычества Борисовой мудрости. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Информация к размышлению.

Ещё младенцем Гермес в шутку украл скипетр у Зевса, трезубец у Посейдона, у Гефеста щипцы, у Афродиты пояс, золотые стрелы и лук у Аполлона и меч у Ареса... Легенды гласят, чтобы сделать бессмертным своего сына Эфалида, Гермес одарил его безграничной памятью. В поздние времена Гермеса стали называть Трисмегистом ("трижды величайший") в связи с тем, что он вхож как в этот мир, так и в потусторонний. (Герма -- четырёхгранный столб, завершенный скульптурной головой, первоначально бога Гермеса и портретными изображениями государственных деятелей, философов и пр.).

Если Гермеса стали называть Трисмегистом ("трижды величайший"), то Бориса Годунова следует признать "трижды бессовестный", и "кормчий" этот предал Россию в жертву смуту...

0x01 graphic

Могильщик.

Художник Васнецов Виктор Михайлович

СМЕРТЬ БОРИСА ГОДУНОВА:

"безнадежный консилиум врачей, призванных к ложу больного" и "дьявольская игра вокруг жизненных интересов народов"

Борису исполнилось 53 года от рождения: в самых цветущих летах мужества он имел недуги, особенно жестокую подагру, и легко мог, уже стареясь, истощить свои телесные силы душевным страданием. Борис 13 апреля, в час утра, судил и рядил с вельможами в Думе, принимал знатных иноземцев, обедал с ними в золотой палате и, едва встав из-за стола, почувствовал дурноту: кровь хлынула у него из носу, ушей и рта; лилась рекою: врачи, столь им любимые, не могли остановить ее. Он терял память, но успел благословить сына на государство Российское, восприять Ангельский Образ с именем Боголепа и чрез два часа испустил дух, в той же храмине, где пировал с боярами и с иноземцами... К сожалению, потомство не знает ничего более о сей кончине, разительной для сердца. Кто не хотел бы видеть и слышать Годунова в последние минуты такой жизни -- читать в его взорах и в душе, смятенной незапным наступлением вечности? Пред ним были трон, венец и могила: супруга, дети, ближние, уже обреченные жертвы Судьбы; рабы неблагодарные, уже с готовою изменою в сердце; пред ним и Святое Знамение Христианства: образ Того, Кто не отвергает, может быть, и позднего раскаяния!.. Молчание современников, подобно непроницаемой завесе, сокрыло от нас зрелище столь важное, столь нравоучительное, дозволяя действовать одному воображению. Уверяют, что Годунов был самоубийцею, в отчаянии, лишив себя жизни ядом; но обстоятельства и род его смерти подтверждают ли истину сего известия? И сей нежный отец семейства, сей человек сильный духом, мог ли, спасаясь ядом от бедствия, малодушно оставить жену и детей на гибель, почти несомнительную? И торжество Самозванца было ли верно, когда войско еще не изменяло царю делом; еще стояло, хотя и без усердия, под его знаменами? Только смерть Борисова решила успех обмана; только изменники, явные и тайные, могли желать, могли ускорить ее --но всего вероятнее, что удар, а не яд прекратил бурные дни Борисовы, к истинной скорби отечества: ибо сия безвременная кончина была небесною казнию для России еще более, нежели для Годунова: он умер по крайней мере на троне, не в узах пред беглым диаконом, как бы еще в воздаяние за государственные его благотворения; Россия же, лишенная в нем царя умного и попечительного, сделалась добычею злодейства на многие лета. Ист.: Карамзин Н.М. Истрия государства Российского.

Информация к размышлению (война; плен; героизм; смерть. 1940-1941).

Франция. 1940. ...Судьба войны была уже предрешена. Во всех штабах царила сумятица. У человека, который посетил бы в эти дни штаб генерала Жоржа, командовавшего армиями на севере Франции, могло создаться впечатление, будто происходит "безнадежный консилиум множества врачей, призванных к ложу больного, обреченного на верную смерть". Выступая по радио 19 мая 1940 года, Рейно сказал: "Положение серьезно, однако его ни в коем случае нельзя признать безнадежным". Двумя днями позже тот же Рейно, обращаясь к сенату, воскликнул: "Родина в опасности!" Один из присутствовавших признался позднее, что у него при этом голова пошла кругом. "Если бы не сиденье, -- сказал он, -- я, наверно, рухнул бы на пол". "Франция в опасности! Гитлер и его войска представляют смертельную угрозу! Только чудо может спасти страну!" -- вот что заявил премьер-министр. "Неужели это возможно? Как могла сложиться подобная обстановка? Что за дьявольская игра ведется вокруг жизненных интересов французского народа?" -- спрашивали себя французы. Рейно как будто объяснил кое-что. Он сказал, что в результате "необъяснимых ошибок" мосты через Маас оказались невзорванными. Он говорил о искаженных донесениях и ложных приказах об эвакуации, об измене, саботаже и трусости. Он упомянул имя генерала Корапа, командовавшего 9-й французской армией и снятого с должности за неделю до этого. Ист.: Де Ионг Л. Немецкая пятая колонна во второй мировой войне. Сокращенный перевод с английского А. И. Дьяконова. Под редакцией генерал-майора Н. П. Цыгичко. Издательство иностранной литературы. Москва, 1958.

СССР. 1942. Много чрезвычайно важных вопросов встало перед газетой ("Красная звезда" - А.К.) в те дни. Такой, скажем, как плен. Вопрос этот был актуален в начальный период войны, когда наши войска отступали и немало советских дивизий оказалось в окружении, в плену. Со времени нашего декабрьского наступления если мы и писали о плене, так главным образом о пленении немцев. А ныне, когда наши войска вновь отступают, этот вопрос нельзя было обойти молчанием. Вновь появились статьи об угрозе плена и долге воинов в критических ситуациях. Вновь появились лозунги: "Лучше смерть, чем плен", "Сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания"... Ист.: Ортенберг Д. И. Год 1942. Рассказ-хроника. -- М.: Политиздат, 1988.

Япония. Пёрл-Харбор. 1941. Летчики стали героями дня. Им стали выдавать специальный рацион -- молоко, яйца. Экипажи авианосцев делали все возможное, окружая несколько навязчивым вниманием будущих героев. Для Нагумо наступили особенно тревожные дни: если соединение будет замечено противником до 6 декабря, ему в соответствии с планом операции надлежало повернуть назад, если 6 декабря -- следовало самостоятельно принять решение о целесообразности удара по Пёрл-Харбору, если 7 декабря -- в любом случае атаковать. Последние дни подготовки. Летчики вновь и вновь тренировались в опознавании американских кораблей по силуэтам. На палубе "Акаги" Кусака выставил для всеобщего обозрения рельефную карту Пёрл-Харбора, хранившуюся до тех пор под замком. Из штаба Ямамото по радио поступала все более подробная свежая информация о дислокации американских кораблей в Пёрл-Харборе. Генеральное консульство в Гонолулу побило все рекорды прилежания. Около 6 утра 6 декабря "Кидо Бутай" вышел в точку примерно в 600 милях севернее и слегка западнее от Оаху. На "Акаги" приняли "переданный с уважением" Ямамото рескрипт императора о войне с США. Через час корабли в последний раз приняли топливо. Пока полтора часа шла заправка, Нагумо не находил себе места: оперативное соединение уже находилось в пределах радиуса патрульной авиации с Гавайев. Но все сошло благополучно. Танкеры повернули на север, а оперативное соединение двинулось на юг. В 11.30 на кораблях был прочитан приказ Ямамото, начинавшийся словами: "Час пробил. На карту поставлена жизнь или смерть нашей империи..." Ист.: Яковлев Н.Н. Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года. Быль и небыль. -- М.: Политиздат, 1988

Царь Василий Шуйский (1606-1610 гг.).

Портрет из "Титулярника" 17 в.

ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ И СУДЬБА ОТЕЧЕСТВА

"Судьба играет роль ветра, быстро и на далекое расстояние подвигая нас вперед или отбрасывая назад, - причем наши собственные труды и усилия имеют лишь мало значения". (А. Шопенгауэр. Под завесой истины)...

"Перемены в судьбах человечества обнаруживаются на полях сражений". (Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства).

Если всякого венценосца избранного судят с большею строгостию, нежели венценосца наследственного; если от первого требуют обыкновенно качеств редких, чтобы повиноваться ему охотно, с усердием и без зависти: то какие достоинства, для царствования мирного и непрекословного, надлежало иметь новому самодержцу России, возведенному на трон более сонмом клевретов, нежели отечеством единодушным, вследствие измен, злодейств, буйности и разврата? Василий, льстивый царедворец Иоаннов, сперва явный неприятель, а после бессовестный угодник и все еще тайный зложелатель Борисов, достигнув венца успехом мог быть только вторым Годуновым: лицемером, а не Героем добродетели, которая бывает главною силою и властителей и народов в опасностях чрезвычайных. Борис, воцаряясь, имел выгоду: Россия уже давно и счастливо ему повиновалась, еще не зная примеров в крамольстве. Но Василий имел другую выгоду: не был святоубийцею; обагренный единственно кровию ненавистною и заслужив удивление россиян делом блестящим, оказав в низложении Самозванца и хитрость и неустрашимость, всегда пленительную для народа. Чья судьба в истории равняется с судьбою Шуйского? Кто с места казни восходил на трон и знаки жестокой пытки прикрывал на себе хламидою царскою? Сие воспоминание не вредило, но способствовало общему благорасположению к Василию: он страдал за отечество и Веру! Без сомнения уступая Борису в великих дарованиях государственных, Шуйский славился, однако ж, разумом мужа думного и сведениями книжными, столь удивительными для тогдашних суеверов, что его считали волхвом; с наружностию невыгодною (будучи роста малого, толст, несановит и лицом смугл; имея взор суровый, глаза красноватые и подслепые, рот широкий), даже с качествами вообще нелюбезными, с холодным сердцем и чрезмерною скупостию, умел, как вельможа, снискать любовь граждан, честною жизнию, ревностным наблюдением старых обычаев, доступностию, ласковым обхождением. Престол явил для современников слабость в Шуйском: зависимость от внушений, склонность и к легковерию, коего желает зломыслие, и к недоверчивости, которая охлаждает усердие. Но престол же явил для потомства и чрезвычайную твердость души Василиевой в борении с неодолимым Роком: вкусив всю горесть державства несчастного, уловленного властолюбием, и сведав, что венец бывает иногда не наградою, а казнию, Шуйский пал с величием в развалинах государства! Он хотел добра отечеству, и без сомнения искренно: еще более хотел угождать россиянам. Видев столько злоупотреблений неограниченной державной власти, Шуйский думал устранить их и пленить Россию новостию важною. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории (роль судьбы России):

Опасно, когда Венценосца возводит на трон лишь сонмом клевретов; Василий (льстивый царедворец, бессовестный угодник, лицемер) - не Герой добродетели; уступая Борису в великих дарованиях государственных, Шуйский славился лишь разумом мужа думного и сведениями книжными; венец бывает иногда не наградою, а казнию (и Шуйский пал с величием в развалинах государства).

0x01 graphic

"Судьба"

Художник Джон Уильям Уотерхаус

Информация для размышления (моя (А.К.) правда о генералах Язове, Арапове и Вострове).

"Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь." Пс. 1, 1-2.

Алма-атинское ВОКУ с момента своего образования ютилось в неприспособленных для обучения курсантов помещениях, которые достались училищу от полка, дотоле расквартированного на этом месте. Примерно в середине 1981 года в Москве было принято решение отстроить в АВОКУ ряд учебных корпусов и привести в порядок другие постройки. Главным прорабом училищной стройки стал командующий войсками округа генерал-полковник Д.Ф. Язов. Несмотря на обилие дел, командующий не менее двух раз в неделю посещал училище, проверял ход работ, устраивал нагоняй и стал до того привычным в училище, что мы, преподаватели и курсанты, уже не удивлялись, встретившись с Язовым лицом к лицу в коридорах строящегося учебного корпуса. Как мы заметили, между ним и начальником политуправления округа генералом Попковым имело место своеобразное соревнование. Командующий курировал строительство учебной базы, а начальник политуправления - клуба. И тот и другой надеялись блеснуть строительными заслугами перед московскими начальниками и тем самым создать у них благоприятное впечатление о своей работе.

Командующий войсками генерал-полковник Дмитрий Тимофеевич Язов, личность незаурядная. Начал свой военный путь в 1941 году курсантом военного училища. С 1942 года - на фронте. Войну закончил в должности зам. командира роты. С 1945 по 1965 г. успел окончить курсы усовершенствования офицеров, военную академию имени Фрунзе и пройти путь от командира роты до командира полка. Затем два года (1965-1966) обучения в Академии Генштаба. По окончании оной - командир дивизии, корпуса, кадровик, командующий Центральной группой войск. В мою бытность - командующий войсками Среднеазиатского, а затем и Дальневосточного округа. В 1987 г. он получил сразу два высших назначения: первое - начальником Главного управления кадром, а, спустя некоторое время был возведен М.С. Горбачевым в министры обороны.

С Язовым я познакомился буквально в первую неделю пребывания в округе. Сначала - на научно-практической конференции в штабе округа, где обсуждалась деятельности главного интеллектуального журнала вооруженных сил - "Военной мысли". А на следующий день после конференции - уже столкнулся лицом к лицу в помещении кафедры, где проводились сборы партийно-советского аппарата 3-х республик: Казахстана, Киргизии и Таджикистана. Конференция, о которой я упомянул, проходила по инициативе Москвы и была настроена на хвалебные тона и признание "большого" вклада журнала "Военная мысль" в развитие военной науки.

Как обычно бывало в таких случаях, тезисы выступлений предварительно рецензировались в штабе округа. Мои тезисы, содержащие некоторые критические нотки, "цензорами" были забракованы, но все же попали на стол заместителя командующего генерал-лейтенанта Вострова. Тот, на правах ведущего, видимо, решил раззадорить москвичей и потому включил меня в состав выступающих. Конференция, однако, затянулась, так как наши кадры не приучены выступать коротко и ясно и для меня создалось затруднение - время действия разового пропуска истекало и мне пришлось обратиться в перерыве к ведущему с просьбой убыть восвояси. Тот не возражал и я с легким сердцем покинул конференцию.

Но мой преждевременный уход не прошел бесследно для меня. Язов, обладая прекрасной зрительной памятью, заметил мой уход с конференции и потому на следующий день, прибыв на кафедру и увидев меня, строго спросил: - Товарищ майор. Почему вы без разрешения покинули вчера конференцию. Мои объяснения его не удовлетворили и потому он строго приказал: - Больше так не делайте. А сейчас шагом марш на лекцию. Мне пришлось подчиниться и прослушать лекцию командующего от начала и до конца.

За все годы, что я служил в САВО, мне неоднократно приходилось присутствовать на лекциях Д.Ф. Язова. Это были поучительные занятия. Он ни одного раза не повторился в своих выступлениях. Речь его, свободная и образная, всегда содержала какие-то интересные мысли, заставляла над чем-то задуматься. Это был, наверное, единственный случай на моей памяти, когда военачальник высокого ранга обладал отличными ораторскими способностями. Большинство же прочих начальников, малых или больших, как правило, были косноязычны, шаблонны, все проблемы суживали до частных примеров местного масштаба. Они умели распекать, грозить, хамить и прилюдно унижать подчиненных, не опасаясь ни ответной реакции, ни порицания офицерского общества, ни каких-либо партийных санкций.

Язов производил впечатление порядочного и честного человека. В округе не было слухов о его дачах, особняках и т.п. Мне приходилось видеть и то, как он проводил свое свободное время. Удивительно было видеть машину командующего на повороте к учебному полигону училища в субботнее и воскресное время. Я, направляясь туда с суточным нарядом, вдруг обнаруживал, что командующий неспешно прогуливается со своей супругой у въезда на магистраль. Спустя некоторое время машина Язова появлялась на территории учебного центра, делала круг и возвращалась назад. В моих глазах это был достойный офицер, который старался как мог для блага войск округа. Допускаю, что кто-то знал Язова с другой стороны, мне не ведомой.

Мой же рассказ о нем - это попытка донести мысль о том, что этот человек в силу своего воспитания и жизненного опыта не был склонен к авантюрам. Он ценил достигнутое, не претендовал на многое, был, как мне кажется, всегда лоялен по отношению к власти. Такие люди, как Язов переворотов не устраивают. Они боятся потерять положение, которое с трудом достигнуто. Это категория людей осторожных, наученных горьким опытом, своим, но более - чужим, что выступать против реальной силы абсурдно.

Вот почему мне в августе 1991 года было досадно видеть в числе членов ГКЧП фамилию Язова. Он никак не мог пойти против Горбачева, который сделал его министром обороны, столь сильно превысив реальные амбиции моего бывшего командующего округом. По мнению многих, пределом мечтаний Язова был всего лишь пост начальника Главного управления кадров, но не министра обороны. Впрочем, пока об этом остаточно...

Мое положение в округе оказалось особенным, так как лишь в моем лице политуправление имело квалифицированного специалиста по военной психологии и педагогике. Генерал-лейтенант Арапов, сменивший генерал-полковника Попкова на посту начальника политуправления, привлек меня в подготовке брошюр для офицеров округа по вопросам воспитания и обучения войск. Темы для разработки были весьма разнообразные: "Педагогическое мастерство и пути его формирования в части", "Психологические основы формирования у военнослужащих высоких морально-боевых качеств и воинского мастерства", "Влияние обстановки современного боя на психику воинов и выполнение боевых задач подразделениями и частями", "Психологическая подготовка личного состава к современной войне", "Психолого-педагогические условия успешного укрепления уставных взаимоотношений в первичных воинских коллективах", "Формирование общественного мнения в воинском коллективе как путь укрепления воинской дисциплины", "Конфликтные ситуации в подразделении, их профилактика и предупреждение" и др.

Материал для брошюр приходилось собирать буквально по крохам, опираясь на исторический и современный опыт. В итоге получался весьма интересный материал, который содержал какие-то важные идеи, помогающие войсковым работникам использовать их в своей практике. В принципе, это была полезная работа, так как офицеры всех рангов нуждались в практических психолого-педагогических знаниях.

В подготовке офицерского состава, русского и советского, был и есть существенный изъян. Офицерская работа - это деятельность руководителя, который призван обеспечивать, мотивировать, направлять работу подчиненных. Личная исполнительская работа в структуре его деятельности должна занимать ничтожно малое место. Говоря другими словами, его дело не в том, чтобы лично стрелять из орудия, а в другом - в учении научить подчиненных это делать самостоятельно. Если он и подойдет к орудию сам и сделает выстрел, то только для того, чтобы показать пример подчиненным или же продемонстрировать образцовое действие. Все же необходимые действия с орудием должны совершать его подчиненные, а не он сам.

Но и не его удел быть всего лишь инструктором. А это уже другая ипостась. Лидер - это ведущий за собой других людей не потому, что он формально главный, а в силу того, что он лучший, надежный, смелый и мужественный человек.

Военные училища и военные академии фактически готовили и продолжат готовить военспецов, т.е. специалистов военного дела, но не военных лидеров, т.е. людей, способных вести за собой массы. Учебный процесс построен таким образом, что в учебную программу включены все тактико-специальные и военно-технические дисциплины, обществоведение (гуманитарный цикл) и общеобразовательные науки. Удельный вес психологии и педагогики в этой программе занимает менее 1%. А по своему характеру эти дисциплины носят просветительский характер, но не нацелены на расширение познания человеком своих возможностей и особенностей и побуждение к развитию качеств лидера.

Девиз, написанный на Дельфийском храме "Познай себя", для знающих означает, что разобравшийся в своем характере человек, понявший свою силу и слабость, обретает потребность развиваться дальше. Не знающий себя этого не понимает и пребывает в блаженном состоянии успокоения. Но существуют ведь вполне ясные положения: "не знаешь себя - не познаешь других", "не умеешь повиноваться - не научишься повелевать" и др. Конечно, по большому счету, познание человеком себя должно осуществляться в раннем детстве и продолжаться без перерывов все время жизни. Но - это в идеале. Познание себя, начавшееся инстинктивно с рождения, бурно проходит от 2-х до пяти лет. В это время ребенок, как губка впитывает в себя всю информацию окружающего мира и постоянно открывает в себе что-то новое. Менее активно этот процесс происходит в подростковом и юношеском возрасте. Но в это время социальные, межполовые вопросы занимают сознание человека. Углубление в себя носит все менее осмысленный характер и принимает некие полярные формы - удовлетворения или недовольства собой. Удача, достижение, как правило, вызывает чувство гордости, вызывающее тщеславие, желание постоянно нравиться другим. Неудача побуждает искать причины на стороне, но только не в себе.

К моменту поступления в военное училище молодой человек, как бы обрастает защитной броней, уходит в мелкие переживания и не пытается заглянуть в глубину собственной души, чтобы понять истинные мотивы своего поведения, коренные потребности своей личности и т.д. Военно-учебное заведение, призванное исправить нравственно-психологические изъяны курсанта, этого не делает. Командиры не озабочены этой проблемой, а преподаватели, как говорится, "за деревьями не видят леса". Вот почему психолого-педагогическое "сопровождение" офицерской службы крайне необходимо. В нем, этом сопровождении, нуждается и молодой, и опытный офицер. К сожалению, эта проблема до сих пор не осознана в должной степени...

***

Вернемся, однако, к работе по распространению психолого-педагогических знаний среди офицеров САВО. Конечно, удалось сделать не так мало. Все же около 20 брошюр было в то время издано. Больше не позволяло ни время, ни обстоятельства.

Моя деятельность, как специалиста, привлекла внимание самого начальника политуправления округа генерала Арапова. Меня стали активно приглашать на разные окружные мероприятия и даже вознамерились прибрать к своим рукам.

Однажды, находясь в учебном центре, я был не на шутку встревожен срочным вызовом в политуправление округа. Дело было настолько неотлагательным, что начальник училища генерал Некрасов выслал за мной машину. Прибыв, как можно скорее в политическое управление, я доложил дежурному и тотчас был препровожден в кабинет генерала Арапова.

Генерал начал с главного: - Анатолий Иванович, - обратился он ко мне совсем не по-официальному. - Мы решили рекомендовать вас на должность заместителя начальника отдела пропаганды и агитации округа с перспективой через некоторое время стать начальником отдела. Как вы на это смотрите?

Что я мог ответить на столь заманчивое предложение? Если рассудить с точки зрения служебной перспективы, почета и уважения, то колебаний не должно было быть. Служба в политуправлении была престижной и перспективной. В войсках уважали и боялись представителей этого органа. Но, если подойти с позиции моего личного характера и предпочтений, то переход в штаб округа не сулил ничего хорошего. Мне не удалось бы без труда войти в сложную систему интриг и подсиживаний, которые всегда царят в больших штабах. И даже покровительство генерала Арапова, который по-доброму относился ко мне, не уберегло бы меня от мышиной возни вокруг реальных или мнимых проблем.

Мой ответ был: - Спасибо за доверие, товарищ генерал. Однако, не могу принять ваше предложение, так как не могу порвать с педагогикой и наукой, которым так много уже отдал сил и энергии.

Безусловно, мой ответ обескуражил начальника политуправления, но он даже не подумал пойти на попятный. Напротив, он утроил натиск, не стращая, а раскрывая перспективы моей будущей службы под его началом. Наши препирательства длились не менее получаса. А это время в приемной Арапова скопилось много посетителей, которые недоумевали: почему это начальник политуправления так долго возится с каким-то майором - видимо этот майор сделал что-то ужасное. Генералу Арапову все же удалось сломить мое сопротивление и заручиться моим согласием. Оставалось за немногим - утверждением моей кандидатуры в ГлавПУРе, в Москве. На том и разошлись...

С этого момента я как бы сидел на двух стульях. Однажды даже в новом статусе (еще не утвержденном!) мне было предложено выехать на совещание в Челябинск и выступать там от имени политуправления округа. Дело было сделано, но утверждения, которое так ждал генерал Арапов, так и не последовало (Москва отказала начальнику политуправления генералу Арапову в представлении меня на должность в штаб округа. Арапов, сообщивший мне об отказе, ругался последними словами, но ничего поделать не мог. На это место Москва планировала своего человека. Вскоре этот человек прибыл в округ)...

Моя деятельность в Среднеазиатском военном округе привлекла внимание еще одного влиятельного лица - 1-го заместителя командующего - генерал-лейтенанта В.А. Вострова (вообще первые заместители командиров и командующих - лица особые, в большинстве случаев заядлые строевики без проблеска фантазии). Генерал Востров, по моим наблюдениям, был человеком иным. Он был открыт не только для устава, приказа или распоряжения, но и живо интересовался вопросами психологии и педагогики. Взяв меня на заметку с той памятной конференции, где обсуждалась работа журнала "Военная мысль", он однажды предложил мне принять участие в сборах командиров полков, которые проводились в окружном учебном центре. Мне он отвел роль консультанта и как бы "оценщика" проводимых мероприятий.

Война в Афганистане потребовала серьезно отнестись к горной подготовке войск и психологической закалке личного состава. Опыта такой подготовки в округе не было. Но усилиями командиров и начальников все же удалось организовать показные занятия в обстановке, приближенной к боевой. Нам, участникам сборов, пришлось испытать на себе тяжесть эмоциональных переживаний солдата, попавшего под обстрел в лощине среди холмов, а затем пройти через психологическую полосу препятствий.

Генерал Востров не только живо интересовался моим личным мнением, но и всячески способствовал тому, что создать более или менее приличные условия для проживания. Конечно, я понимал, что между мной, майором, и им, генералом Востровым, находится большая дистанция...

Трудно было понять и то внимание к моей персоне, которую проявил заместитель командующего. Это сейчас я понимаю, что его пытливый ум пытался докопаться до понимания особенностей войны в Афганистане, чтобы переложить это понимание на язык учений и учебных занятий. Для этого надо было воспользоваться помощью единственного в округе специалиста, т.е. меня.

Тронуло предложение генерала воспользоваться фондами его личной библиотеки. Предложение было лестное, но я все же не решил досаждать генералу своими посещениями, так как считал это слишком большой наглость со своей стороны. Тем не менее, добрые отношения с генералом В.А. Востровым установились. А впереди меня ждала неожиданная встреча с ним, уже в Москве, когда генерал Востров стал начальником Главного управления военно-учебных заведений Министерства Обороны СССР (1989)... Ист.: Каменев А. Вечный Узник...

0x01 graphic

Миниатюра из Минологии Василия II

ХАРАКТЕР ВРЕМЕНЩИКА И

пагубная роль "бескровной" русской революции

Четыре... причины приводят ум в состояние говорить: или сверхъестественная благодать и блаженство; или чистота, происходящая от подвигов во имя Божие и возвращающая душу в первоначальную красоту; или земная ученость, приобретаемая обучением человеческим и стремлением к внешней мудрости; или проклятое сатанинское обольщение, происходящее от гордости и демонского лукавства и составляющее извращение естества. (Преподобный Исидор Пелусиот-- ученик Иоанна Златоуста, автор богословских сочинений).

Трудно найти лицо, в котором бы до такой степени олицетворялись свойства старого русского быта, пропитанного азиатским застоем. В нем видим мы отсутствие предприимчивости, боязнь всякого нового шага, но в то же время терпение и стойкость - качества, которыми русские приводили в изумление иноземцев; он гнул шею пред силою, покорно служил власти, пока она была могуча для него, прятался от всякой возможности стать с ней в разрезе, но изменял ей, когда видел, что она слабела, и вместе с другими топтал то, перед чем прежде преклонялся. Он бодро стоял перед бедою, когда не было исхода, но не умел заранее избегать и предотвращать беды. Он был неспособен давать почин, избирать пути, вести других за собою. Ряд поступков его, запечатленных коварством и хитростью, показывает вместе с тем тяжеловатость и тупость ума. Василий был суеверен, но не боялся лгать именем Бога и употреблять святыню для своих целей. Мелочной, скупой до скряжничества, завистливый и подозрительный, постоянно лживый и постоянно делавший промахи, он менее, чем кто-нибудь, способен был приобресть любовь подвластных, находясь в сане государя. Его стало только на составление заговора, до крайности грязного, но вместе с тем вовсе не искусного, заговора, который можно было разрушить при малейшей предосторожности с противной стороны. Знатность рода помогла ему овладеть престолом, главным образом оттого, что другие надеялись править его именем. Но когда он стал царем, природная неспособность сделала его самым жалким лицом, когда-либо сидевшим на московском престоле, не исключая и Федора, слабоумие которого покрывал собой Борис. Сама наружность Василия была очень непривлекательна: это был худенький, приземистый, сгорбленный старичок, с больными подслеповатыми глазами, с длинным горбатым носом, большим ртом, морщинистым лицом, редкою бородкою и волосами. Ист.: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

Выводы-тезисы воинствующей истории (временщики):

Может ли стать властителем нации, человек мелочный, завистливый, лживый, тупоумный? Если предшественнику (Годунову) "нужен был только один помощник, Бог, а других не надобно"; новому царю пришлось править другие лицами, надеялись его именем, ибо природная неспособность его сделала жалким лицом государства.

0x01 graphic

Плакат ОСВАГ времён Гражданской войны. В центре в красном фигура Ленина -- перед алтарём со связанной фигурой русской девушки на нём. Композиция символизирует, приносимую большевиками в жертву III Интернационалу

Информация к размышлению (Ленин - "Бескровная" русская революция с самого своего рождения творилась винтовкой и пулеметом...):

"Истина - основа и многоразличие всего, что ни сотворено, и в твоих делах (внутренних и наружных) истина да будет основою всего, особенно - основою молитвы; пусть на истину, как на основу, нанизывается вся жизнь твоя, все дела твои, все мысли и желания твои" (Иоанн Кронштадский).

В 1885 году в списке учеников Симбирской гимназии указано, что Владимир Ульянов -- "ученик весьма даровитый, усердный и аккуратный. Успевает во всех предметах очень хорошо. Ведёт себя примерно". Первая награда была вручена ему уже в 1880 году, после окончания первого класса -- книга с золотым тиснением на переплёте: "За благонравие и успехи" и похвальный лист...

Керсновский: 16 апреля (1917) из Швейцарии, в запломбированном вагоне Германского Командования, через Швецию и Финляндию в Петроград прибыли главари партии большевиков. Это были Апфельбаум-Зиновьев. Розенфельд-Каменев, Собельсон-Радек, Филькельштейн - Литвоинов и главный их вождь Ульянов-Ленин. Владимир Ульянов-Ленин, возглавивший после Петра Струве партию социал-демократов большевиков, был прежде всего прирожденным организатором. Его небольшой ум, чрезвычайно односторонний и ограниченный марксистскими шорами, был умом начетчика. Этот ограниченный ум подкреплялся железной логикой и железной волей маньяка и во много раз усиливался чрезвычайно развитым политически чутьем и поразительным инстинктом революционера. Организаторские способности и политическое чутье делали из Ленина человека неизмеримо более крупного, чем ничтожества Временного Правительства. Ленин был единственной политической величиной Семнадцатого года - но величиной для своей страны отрицательной. Он впитал в себя весь яд поддонков материалистической немецкой философии - нежизнеспособной и устарелой теории марксизма. Взяв основное положение Клаузевица: "война - та же политика", Ленин вывел логическое заключение: "политика - та же война". Для верного успеха война эта должна быть беспощадной - откуда и знаменитая формула: "кто не с нами, тот против нас". Безмерно затянувшаяся война, смысл которой совершенно ускользал от народа, чрезвычайно тому благоприятствовал. Народ был, во-первых, - раздражен, во-вторых, - вооружен. Эти штыки и пулеметы надо было привлечь на свою сторону - и все остальное тогда само собой прилагается... Ист.: Керсновский А. А. История Русской Армии. Ч. I - IV. Белград, 1933-1938.

Выводы (Ленин - проповедник террора):

("Откуда исходят... затруднения, и кто противится успеху великого дела? Извне - от враждебных правительств, от находящихся под их покровительством и без устали работающих революционеров все стран... Изнутри - от адвокатов и докторов без практики, честолюбивых и алчных журналистов, недовольных профессоров и учителей..., от мелкого запутавшегося в долгах дворянства, для которого сам господь Бог не сумел бы написать желанной конституции, избавляющей от задолженности. Только изменники, люди с нечистыми намерениями и часть так называемого интеллигентного пролетариата агитирует против нашей конституции..." - Австрийский генерал Людвиг Бенедек, начальник Австрийского генштаба в 1860-1864 гг.).

Ленин - профессиональный революционер, адвокат; "невзрачный и грубоватый" человек, лишённый обаяния, оказывал "гипнотическое воздействие": "Плеханова -- почитали, Мартова -- любили, но только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным бесспорным вождём (Потресов).Террор. Ещё в 1901 году Ленин писал: "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора". В годы революции 1905--1907 годов в России наблюдался пик революционного терроризма, страну захлестнула волна насилия: политических и уголовных убийств, грабежей, экспроприаций и вымогательств. Ленин призывал к "наиболее радикальным средствам и мерам как к наиболее целесообразным", для чего, цитирует документы Анна Гейфман, лидер большевиков предлагал создавать "отряды революционной армии... всяких размеров, начиная с двух-трёх человек, [которые] должны вооружаться сами, кто чем может (ружьё, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога...)", и делает вывод, что эти отряды большевиков по сути ничем не отличались от террористических "боевых бригад" воинственных эсеров. По мнению Гейфман, Ленин по существу отдавал приказ о подготовке террористических актов, которые он раньше сам же и осуждал, призывая своих сторонников совершать нападения на городовых и прочих государственных служащих, осенью 1905 года открыто призывал совершать убийства полицейских и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а полицейских -- серной кислотой. Как свидетельствует одна из ближайших коллег Ленина, Елена Стасова, лидер большевиков, сформулировав свою новую тактику, стал настаивать на немедленном приведении её в жизнь и превратился в "ярого сторонника террора". Наибольшую озабоченность террором в этот период проявляли большевики, чей лидер Ленин 25 октября 1906 года писал, что большевики вовсе не возражают против политических убийств, только индивидуальный террор должен сочетаться с массовыми движениями. Кроме лиц, специализирующихся на политических убийствах во имя революции, в каждой из социал-демократических организаций существовали люди, занимавшиеся вооружёнными грабежами, вымогательствами и конфискацией частной и государственной собственности. Официально лидерами социал-демократических организаций такие действия никогда не поощрялись, за исключением большевиков, чей лидер Ленин публично объявил грабёж допустимым средством революционной борьбы. Большевики были единственной социал-демократической организацией в России, прибегавшей к экспроприациям (т. н. "эксам") организованно и систематически. В конце 1906 года, даже когда волна революционного экстремизма почти угасла, лидер большевиков Ленин утверждал в своём письме от 25 октября 1906 года, что большевики отнюдь не против политических убийств. Ленин, указывает историк Анна Гейфман, был готов в очередной раз изменить свои теоретические принципы, что он и сделал в декабре 1906 года: в ответ на запрос большевиков из Петрограда об официальной позиции партии в вопросе о терроре Ленин высказал своё: "в данный исторический момент террористические действия допускаются". Единственным условием Ленина было то, что в глазах общественности инициатива терактов должна исходить не от партии, а от отдельных её членов или малых большевистских групп в России. Ист.: Материал из Википедии; А. Каменев. Маневр эмигрантов "пломбированного вагона"... 62k "Фрагмент" Политика Размещен: 05/01/2014, изменен: 07/01/2014. 62k. Статистика. 1864 читателей (на 10.4.2017 г.)Иллюстрации/приложения: 20 шт.

0x01 graphic

Тройка зимой. 1888.

Художник Николай Егорович Сверчков (1817-1898)

"ДЕЛО" БОРИСА НЕ "ПРАВОЕ, И НЕ НЕОБХОДИМОЕ И НЕ СВЯТОЕ",

а речь его, хотя "весьма умная", но лукавая...

Имея силу, имея право, Шуйский употребил и всевозможные хитрости: дал наставления друзьям и приверженникам, что говорить в синклите и на лобном месте, как действовать и править умами; сам изготовился, и в следующее утро, собрав Думу, произнес, как уверяют, речь весьма умную и лукавую: славил милость Божию к России, возвеличенной самодержцами варяжского племени; славил особенно разум и завоевания Иоанна IV, хотя и жестокого; хвалился своею блестящею службою и важною государственною опытностию, приобретенною им в сие деятельное царствование; изобразил слабость Иоаннова наследника, злое властолюбие Годунова, все бедствия его времени и ненависть народную к святоубийце, которая была виною успехов Лжедимитрия и принудила бояр следовать общему движению. "Но мы,-- говорил Шуйский,-- загладили сию слабость, когда настал час умереть или спасти Россию. Жалею, что я, предупредив других в смелости, обязан жизнию Самозванцу: он не имел права, но мог умертвить меня, и помиловал, как разбойник милует иногда странника. Признаюсь, что я колебался, боясь упрека в неблагодарности; но глас совести, Веры, отечества, вооружил мою руку, когда я увидел в вас ревность к великому подвигу. Дело наше есть правое, необходимое, святое; оно, к несчастию, требовало крови: но Бог благословил нас успехом -- следственно оно ему угодно!.. Теперь, избыв злодея, еретика, чернокнижника, должны мы думать об избрании достойного властителя. Уже нет племени царского, но есть Россия: в ней можем снова найти угасшее на престоле. Мы должны искать мужа знаменитого родом, усердного к Вере и к нашим древним обычаям, добродетельного, опытного, следственно уже не юного-- человека, который, прияв венец и скипетр, любил бы не роскошь и пышность, но умеренность и правду, ограждал бы себя не копьями и крепостями, но любовию подданных; не умножал бы золота в казне своей, но избыток и довольствие народа считал бы собственным богатством. Вы скажете, что такого человека найти трудно: знаю; но добрый гражданин обязан желать совершенства, по крайней мере возможного, в государе!" Все знали, видели, чего хотел Шуйский: никто не дерзал явно противиться его желанию; однако ж многие мыслили и говорили, что без Великой Земской думы нельзя приступить к делу столь важному; что должно собрать в Москве чины государственные из всех областей российских, как было при избрании Годунова, и с ними решить, кому отдать царство. Сие мнение было основательно и справедливо: вероятно, что и вся Россия избрала бы Шуйского; но он не имел терпения, и друзья его возражали, что время дорого; что правительство без царя как без души, а столица в смятении; что надобно предупредить и всеобщее смятение России немедленным вручением скиптра достойнешему из вельмож; что где Москва, там и государство; что нет нужды в Совете, когда все глаза обращены на одного, когда у всех на языке одно имя... Сим именем огласилась вдруг и Дума и Красная площадь. Не все избирали, но никто не отвергал избираемого-- и 19 мая, во втором часу дня, звук литавр, труб и колоколов возвестил нового монарха столице. Бояре и знатнейшее дворянство вывели князя Василия Шуйского из Кремля на лобное место, где люди воинские и граждане, гости и купцы, особенно к нему усердные, приветствовали его уже как отца России... там, где еще недавно лежала голова Шуйского на плахе и где в сей час лежало окровавленное тело расстригино! Подобно Годунову изъявляя скромность, он хотел, чтобы синклит и духовенство прежде всего избрали архипастыря для церкви, на место лжесвятителя Игнатия. Толпы восклицали: "Государь нужнее патриарха для отечества!" и проводили Шуйского в храм Успения, в коем митрополиты и епископы ожидали и благословили его на царство. Все сделалось так скоро и спешно, что не только россияне иных областей, но и многие именитые москвитяне не участвовали в сем избрании -- обстоятельство несчастное: ибо оно служило предлогом для измен и смятений, которые ожидали Шуйского на престоле, к новому стыду и бедствию отечества! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории ("Дело наше правое, необходимое, святое"!?):

"Где Москва, там и государство"; где государь - там и "лобное место". Василия Шуйского, на лобном месте, приветствовали как отца России; народ восклицал: "Государь нужнее патриарха для отечества!". "Правое дело" сделали скоро и спешно, ибо многие именитые россияне не участвовали в сем "деле". Вывод: "обстоятельство несчастное: ибо оно служило предлогом для измен и смятений, которые ожидали Шуйского на престоле, к новому стыду и бедствию отечества!"

Император Павел I. Художник Сальватор Тончи

Информация для размышления (о "лобном месте" и "вахтпараде"):

Аристотель: "Мудрость заключается в наиболее точной науке; поэтому мудрец должен знать не только то, что вытекает из принципов, но схватить истину им относительно самих принципов... Итак, мудрость состоит и в науке, и в разуме, будучи как бы главою в силу того, что она есть знание наиболее важного".

"Имя Бориса Годунова, одного из разумнейших властителей в мире, в течение столетий было и будет произносимо с омерзением, во славу нравственно неуклонного правосудия. Потомство видит лобное место, обагренное кровию невинных, Св. Димитрия издыхающего пол ножом убийц, Героя Псковского в петле, столь многих вельмож в мрачных темницах и келиях; видит гнусную мзду, рукою венценосца предлагаемую клеветникам-доносчикам" (Карамзин Н.)

Время Павла I. "С 7 ноября 1796 года вахт-парад приобрел значение важного государственного дела и сделался на многие годы непременным ежедневным занятием русских самодержцев. "Образ жизни гвардейских офицеров совершенно изменился. По словам очевидца, "при императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, в общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера на полковом дворе, и учили нас всех, как рекрут". Высшим чинам армии, не исключая и фельдмаршалов, пришлось учиться и знакомиться с тайнами гатчинской экзерциции. Для просвещения невежд в Зимнем дворце устроен был тактический класс, за которым надзирал генерал-майор Аракчеев. Новое царствование с первых же дней сделалось отрицанием предыдущего; роскошный, пышный двор императрицы преобразился в огромную кардегардию. А.С. Шишков писал: "Перемена сия была так велика, что не иначе казалось мне, как бы неприятельским нашествием. Двор наполнен был множества разного рода людей, стоявших неподвижно, с изображенными на лицах скорбью и беспокойством... Знатнейшие особы, первостепенные чиновники, управлявшие государственными делами, стояли как были лишенные уже должностей своих и званий... Люди малых чинов, о которых день тому назад никто не помышлял, никто почти не знал их, - бегали, повелевали, учреждали" (См. Записки, мнения и переживания адмирал А.С. Шишкова. - Берлин, 1870). Стало несносно служить, а в особенности военным и более всего в Петербурге, или там, где появлялся Павел. Каждое утро, от генерала до прапорщика, все отправлялись на неизбежный вахт-парад, как на лобное место. Никто не знал, что его там ожидает: быстрое возвышение, ссылка в Сибирь, заточение в крепость, позорное выключение из службы, или даже телесные наказания. Трудная служба, нелепая дисциплина заставили дворян бежать из военной службы, которая в мирное время представляла тысячу раз больше опасностей, чем самая лютая война или самый кровопролитный штурм. Историк А. Петрушевский писал: "Царствование Павла Петровича было непродолжительным, но и в этот короткий срок характерные особенности государя успели развиться до проявлений истинно болезненных. Не сдерживаемое никакой внутренней силой прихоть, или увлечение минуты, или упрямство заступало в Павле I место серьезного убеждения, а непомерная экзальтация раздувал всякую идею, им овладевшую, до изумительного увлечения... Перемены в нем были беспрестанные, неожиданные и чрезвычайно резкие; чем сильнее было возбуждение, тем круче наступала реакция" (Петрушевский А. Генералиссимус князь Суворов, т.3. - С. 364-365). Ист.: Каменев А. "Львиное сердце делает его Человеком, а не - костюм" 118k "Фрагмент" Политика. Размещен: 31/03/2015. 118k. Статистика: 1076 читателей (на 11.4.2017 г.). http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/lxwinoeserdcedelaetegochelowekomanekostjum.shtml

0x01 graphic

Витязь на распутье (1878)

Художник Васнецов Виктор Михайлович

ЗЛО И ИСКУШЕНИЕ

(русский народ на распутьи)

"Искушение не есть зло, но -- добро. Оно хороших делает еще лучшими. Это -- горнило для очищения золота, это -- мельница для сотрения жестоких зерен пшеницы. Это -- огонь, истребляющий волчцы и терния, чтобы сделать землю способною к принятию добрых семян" (Св. Иоанн Златоуст).

Еще двор московский занимался делами Европы и Азии, политикою Австрии и Персии; но скоро опасности ближайшие, внутренние, многочисленные и грозные скрыли от нас внешность, и Россия, терзая свои недра, забыла Европу и Азию!.. Сии новые бедствия началися таким образом: В первые дни июня, ночью, тайные злодеи, всегда готовые подвижники в бурные времена гражданских обществ,-- желая ли только беззаконной корысти или чего важнейшего, бунта, убийств, испровержения верховной власти,-- написали мелом на воротах у богатейших иноземцев и у некоторых бояр и дворян, что царь предает их домы расхищению за измену. Утром скопилось там множество людей, и грабители приступили к делу; но воинские дружины успели разогнать их без кровопролития. Чрез несколько дней новое смятение. Уверили народ, что царь желает говорить с ним на лобном месте. Вся Москва пришла в движение, и Красная площадь наполнилась любопытными, отчасти и зломысленными, которые лукавыми внушениями подстрекали чернь к мятежу. Царь шел в церковь; услышал необыкновенный шум вне Кремля, сведал о созвании народа и велел немедленно узнать виновников такого беззакония; остановился и ждал донесения, не трогаясь с места. Бояре, царедворцы, сановники окружали его: Василий без робости и гнева начал укорять их в непостоянстве и в легкомыслии, говоря: "Вижу ваш умысел; но для чего лукавствовать, ежели я вам не угоден? Кого вы избрали, того можете и свергнуть. Будьте спокойны: противиться не буду". Слезы текли из глаз сего несчастного властолюбца. Он кинул жезл царский, снял венец с головы и примолвил: "Ищите же другого царя!" Все молчали от изумления. Шуйский надел снова венец, поднял жезл и сказал: "Если я царь, то мятежники да трепещут! Чего хотят они? Смерти всех невинных иноземцев, всех лучших, знаменитейших россиян, и моей; по крайней мере насилия и грабежа. Но вы знали меня, избирая в цари; имею власть и волю казнить злодеев". Все единогласно ответствовали: "Ты наш государь законный! Мы тебе присягали и не изменим! Гибель крамольникам!" Объявили указ гражданам мирно разойтися, и никто не ослушался; схватили пять человек в толпах как возмутителей народа и высекли кнутом. Доискивались и тайных, знатнейших крамольников; подозревали Нагих: думали, что они волнуют Москву, желая свести Шуйского с престола, собрать Великую Думу земскую и вручить державу своему ближнему, князю Мстиславскому. Исследовали дело, честно и добросовестно; выслушали ответы, свидетельства, оправдания и торжественно признали невинность скромного Мстиславского, не тронули и. Нагих; сослали одного боярина Петра Шереметева, воеводу псковского, также их родственника, действительно уличенного в кознях. Шуйский в сем случае оказал твердость и не нарушил данной им клятвы судить законно. Ему готовились искушения важнейшие! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории (искушение и "гибель крамольникам"):

Василий, бросив жезл царский, сняв венец с головы, примолвил с горестью: "Ищите же другого царя!". Обдумавшись, Шуйский снова венец надел, поднял жезл и "твердо" сказал: "Если я царь, то мятежники да трепещут!" Да, и народ единогласно ответствовал: "Ты наш государь законный! Мы тебе присягали и не изменим! Гибель крамольникам!" Высекли человек пять, а до "знатнейших крамольников" не дошли... От них и исходит все зло... Ф.И. Тютчев: "Кто, избранный для всех крамол мишенью, Стал и стоит, спокоен, невредим, Назло врагам, их лжи и озлобленью, Назло, увы, и пошлостям родным".

Информация для размышления (русский народ на распутьи):

И.А. Ильин: Трагедия русской революции стала возможною вследствие того, что индивидуализация инстинкта в России опередила индивидуализацию духа, а исторические события и испытания требовали иного. Мировая война 1914-1918 г.г. потребовала от русского народа чрезвычайных напряжений и жертв, а главное, несоблазненности и несоблазняемости частным прибыткам: нужна была воля к победе, а не к имущественному переделу; необходимо было государственное чувство и великодержавное понимание, а не классовая зависть и ненависть, не мстительное памятозлобие, подземно тлевшее еще от эпохи крепостного права.

События снова поставили русский народ на распутьи, как уже не раз бывало в его истории. И было опять два пути, две возможности: или, по слову летописи, "грозно и честно нести дело" России, или же начать "Русь нести розно". Русский народ не выдержал искушения, не справился с соблазном и пошел по второму пути, подсказанному большевиками. Индивидуализированный инстинкт восстал против духа, не внял его призывам, отверг его заветы и предпочел (как говорили тогда) "похабный мир" и всенародный имущественный передел.

Все дальнейшее было этим предопределено. Массы доверились тем, кто их повел по второму пути. А те, которые зазвали их. на этот путь, никогда и не помышляли о России с творческим патриотизмом и никогда не ценили личного начала ни в инстинкте, ни в духе; готовился великий роман: массы помышляли о частном прибытке, о частной собственности, об избавлении от непонятного им историческо-государственного "пресса" и о смутно воображаемой "народной власти"; а коммунисты готовили и дали массам -- отмену частной собственности, хозяйственное разорение, исторически невиданный и неслыханный (тоталитарно-террористический) зажим государственного пресса и новую антинациональную и противонародную, привилегированную "элиту" ("компартия").

В результате этого русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает ее в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм.

Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного пролетария. Надо было сделать ставку на разнузданно индивидуального инстинкта -- чтобы захватить власть: чтобы в дальнейшем раздавить всякую индивидуализацию, как инстинктивную, так и духовную; чтобы подорвать и искоренить (по возможности) всякую духовность -- как личную, так и примитивнл-коллективную; чтобы коллективизировать инстинкт, оторвать его от духа и закрепить эту коллективизацию нищетою, голодом и страхом.

Коммунистическая партия может быть уподоблена свирепому "ордену" (в смысле орденской организации), но только рабовладельческому ордену, без Бога, чести и совести; а режим, созданный ею, подобен огромной рабовладельческой колонии, построенной на искоренении лично-инициативного (инстинкт!) и лично-творческого (дух!) начала и на попытке превратить человека из одухотворенного организма в духовно-опустошенный, но покорный механизм.

Такова трагедия русской революции. Чем же объяснить ее? Как она стала исторически возможною?

Русскому народу всегда была присуща тяга к индивидуализации, склонность русского человека "быть о себе", стоять на своих ногах, самому строить свою жизнь, иметь свое мнение и расширять предел своей личной власти над вещами.

Наряду со славянским элементом надо отметить далее значение равнинного пространства в истории русской индивидуализации. Открытое и обильное пространство облегчает людям обособление и расселение: нет необходимости "уживаться друг с другом" во что бы то ни стало, ибо организационное приспособление друг к другу заменяется расхождением в разные стороны. Теснота жизни и густота населения приучает людей организующей сплоченности; и обратно.

К этим факторам славянства, равнинного пространства редкой населенности надо прибавить еще влияние азиатского кочевничества. Кочевничество имеет способность распылять людей: с оседлого участка не легко уйти, а имущество скотовода и открытая степь сами зовут к уходу и обособлению. Если азиатский кочевник становился воинственным, то от его неистового грабительского напора страдали все окрестные страны (Чингисхан). Таким образом, Азия дала русскому народу мучительный и заразительный урок противообщественности, ограбления и порабощения: она вдохнула ему в душу склонность разнуздывать инстинкт и богатеть не от творческого труда, а от нещадного нажима на соседа -- от смуты и погрома.

Под влиянием этих и других факторов сложилась русская индивидуализированность во всем ее отрицательном и положительном значении. Следы и проявления ее идут через всю русскую историю.

Так, в эпоху уделов каждый княжич получал особый "удел", что вело к бесчисленным несогласиям и усобицам, и обессилило Россию перед лицом вторгающихся монголов. Свободного соглашения интересов русские люди искали на вечевых собраниях, и если не находили его, то решали дело побоищем. Тяга к самостоятельности и обособлению вызвала к жизни и новгородское "ушкуйиичество", которое повело к колонизации Новгородом севера России. На том же пути возникло и наше казачество; это были беглые свободолюбцы, люди вольной инициативы, предприимчивые индивидуалисты, предпочитавшие анархически-грабительскую авантюру -- покорному, тягловому домоседству. Русская колонизация шла целыми столетиями -- не в порядке правительственных мероприятий, а в процессе вольного разбегания народа, искавшего "где лучше" и бежавшего от государственного зажима; потому русские казачьи "войска" и разместились по окраинам России.

Вся история России есть борьба между центростремительным, созидающим тяготением и центробежным, разлагающим: между жертвенной, дисциплинирующей государственностью и индивидуализирующимся, анархическим инстинктом.

Центробежная тяга в известном смысле тоже служила государству, заселяя окраины, отстаивая их от вторжений и постепенно поддаваясь государственно-воспитывающему влиянию Москвы. Напряжения и успехи государственного духа, которым строилась историческая Россия, постепенно укрощали и замиряли порывы анархического инстинкта; и тогда буйный авантюризм или вытеснялся в душах, или уходил на окраины государства, но и в том и другом случае он не угасал, а тлел подпочвенно наподобие горящего торфяного болота. И когда давление центра возрастало (Иоанн Грозный, закрепление сословий при Алексее Михайловиче, государственное напряжение при Петре, усиление крепостного права при Екатерине, напряжение великой войны 1914-117 г.г.), то подземное тление вспыхивало пожаром и грозило распадом России (смута 1607--1613, бунт Разина 1667--1668, бунты стрельцов 1682. 11689, 1697; бунт Пугачева 1773-1774, большевистская революция).

Русское правительство как бы укрепляло и приводило в движение национально-государственный мускул; но перенапряжение этого мускула отзывалось восстаниями центробежного инстинкта.

Однако, было бы нелепо думать, что историческая Россия строилась больше всего принуждением, страхом и казнью. Государство вообще держится инстинктом национального самосохранения и правосознанием граждан, их полуосознанной лояльностью, их чувством долга, их патриотизмом. А в исторической России (Х1П-Х1Х веков) административный аппарат был технически слаб и беспомощен и совершенно не мог проработать силою принуждения огромную пространственную толщу нашей страны.

Историческая Россия строилась верою и национальным инстинктом, государственным чувством и правосознанием, а также тяжкими уроками завоевания и порабощения со стороны иноплеменников (татары, шведы, немцы, поляки, турки). Нажим врагов на незащищенную естественными рубежами Россию заставлял русский народ осознать свою самобытность, укрепиться духом, центростремительно сплотиться, чтобы затем центробежно раздвинуться и отстоять свои новые рубежи.

Этот процесс постепенно превратил Россию в великую державу и потребовал от русского гражданина великодержавного разумения и воления. Индивидуализированный инстинкт был увенчаться индивидуализированной духовностью, т. е. окрепшею верою, личным характером, личным правосознанием, личным разумением государственных необходимостей и задач России. В критический час истории этого не оказалось и наступила трагедия -- разложение фронта и большевистская революция со всеми ее последствиями.

Это не значит, что личная духовность совсем отсутствовала в России. Но в массах она была не укреплена, не воспитана и не организована, а в смысле государственного разумения и навыка совершенно слаба.

Личная духовность в России всегда имела свободное дыхание в области веры, ибо Православие (в отличие от протестантизма утратившего веру в личное бессмертие человека) всегда утверждало лично бессмертную и лично ответственную душу, и (в отличие от католицизма, строящего свою веру на воле, дисциплине и гетерономии) всегда культивировало тайну личного восприятия Бога, личного созерцания святыни и личного автономного совестного делания. Россия не знала инквизиторской системы и системы истребления еретиков: верующий был по самой идее своей призван к религиозному самостоянию и личному строительству своей веры -- и если это осуществлялось недостаточно (и со стороны верующих, и стороны церкви), то идея православия и задание его от этого не менялось.

Далее, личная духовность в России строила семью, воспитывала детей и вынашивала тот глубокий и чуткий совестный акт, который так характерен для русского человека. Она вынашивала и выносила русское искусство, начиная от Православной иконописи и кончая русской музыкой наших дней. Она создала русскую науку.

Она нашла себе особое выражение в русской армий, военная организация и личная доблесть солдата шли рука руку; где Суворов, идя по стопам Петра Великого, выдвинул идею солдата как религиозно верующей и несущей духовное служение личности; где воинская инициатива и импровизация ценились всегда по заслугам.

Личная духовность в России проявлялась и в местном сословном и церковном самоуправления, история которой начинается с XII века, в создании артелей и коопераций, культурном (музыкальном, театральном и школьном) организаторстве, в хозяйственном творчестве русского крестьянина, купечества и дворянства.

Но, может быть, она нигде не выразилась так самобытно и совершенно, как в русском национальном хоровом пении. В отличие от ряда других народов, заменяющих хоровое пение рубленым речитативом или совместным ревом в унисон, русский национальный хор, никем не обученный, как бы "от природы", без подготовки, исполняет песню во много голосов, по слуху, верно, причём каждый голос гармонически ведет свою мелодическую линию, свободно варьируя подголоски и двигаясь в самобытных тональностях, доселе не определенных музыкальными теоретиками. Русский поющий хор есть истинное чудо природы и культуры, в котором индивидуализированный инстинкт свободно находит себе индивидуальную и верную духовную форму, и свободно слагается в социальную симфонию.

Этим и предначертываются пути грядущей России. Все это можно выразить так: индивидуализация инстинкта дана русскому человеку, а индивидуализация духа является его исторической задачей; русский человек имеет душу внутренне свободную, даровитую, темпераментную, легкую и певучую, а духовная дисциплина и духовный характер должны быть еще выработаны в русской народной массе.

Русская душа не может пребывать в рабстве -- ни у своих собственных страстей, ни у коммунистов. Она не должна довольствоваться индивидуализацией своего инстинкта; она призвана найти для него духовно верную, личную форму. Русскому человеку предстоит сделаться из "особи"--личностью, из соблазняемого "шатуна" -- характером, из "тяглеца" и "бунтовщика" -- свободным и лояльным гражданином. Тогда Россия окончательно превратится из песчаного вихря -- в художественное здание несокрушимой прочности. Она станет поющим хором и хаос не будет ей страшен.

Этим определяется и настоящее и грядущее нашей страны.

Коммунистическая революция есть в действительности глубокая историческая реакция: попытка вернуться к доисторической первобытной коллективности, к недифференцированному состоянию души и общества. И в то же время это есть некоторый радикальный и поучительный опыт, доказывающий разрушительность и жизненную нелепость этого замысла. Нельзя "взять назад" индивидуализацию инстинкта и "отменить" всякую духовность в жизни народа, как попытались сделать коммунисты.

Личное начало должно быть утверждено и признано. И Россия возвратит себе все "взятое назад" и "отмененное". Этим и определится ее будущее. Только этим путем, т. е. воспитанием русского человека к духовности и свободе, воспитанием в нем личности, самостоятельного характера и достоинства, можно преодолеть и все тягостное наследие тоталитарного строя и все опасности "национал-большевизма". Изображать же этот путь духовности, личной свободы и творческой самостоятельности как призыв к национал-большевизму можно, только утратив и смысл и совесть. (1-го мая 1950 г.) Ист.: Ильин И.А. Возникновение и преодоление большевизма. - В кн.: Ильин И.А. О грядущей России. - М., б.г. - С.118 - 124

0x01 graphic

Загнанные лошади. 1879.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

ВАСИЛЕВСКАЯ ВЛАСТЬ:

"КОЛЕБАНИЯ НА ПРЕСТОЛЕ", "ПУЧИНА КРАМОЛЫ" И "ЗАГНАННЫЕ ЛОШАДИ"

Наполовину друг - предатель вполовину (В. Гюго ). Предатели предают прежде всего себя самих (Плутарх).Предателей презирают даже те , кому они сослужили службу (Тацит).

Василий, говорит летописец, нарушил обет свой не мстить никому лично, без вины и суда. Оказалось неудовольствие; слышали ропот. Василий, как опытный наблюдатель тридцатилетнего гнусного тиранства, не хотел ужасом произвести безмолвия, которое бывает знаком тайной, всегда опасной ненависти к жестоким властителям; хотел равняться в государственной мудрости с Борисом и превзойти Лжедимитрия в свободолюбии, отличать слово от умысла, искать в нескромной искренности только указаний для правительства и грозить мечом закона единственно крамольникам. Следствием была удивительная вольность в суждениях о царе, особенная величавость в боярах, особенная смелость во всех людях чиновных; казалось, что они имели уже не государя самовластного, а полу-царя. Никто не дерзнул спорить о короне с Шуйским, но многие дерзали ему завидовать и порочить его избрание как незаконное. Самые усердные клевреты Василия изъявляли негодование: ибо он, доказывая свою умеренность, беспристрастие и желание царствовать не для клевретов, а для блага России, не дал им никаких наград блестящих в удовлетворение их суетности и корыстолюбия. Заметили еще необыкновенное своевольство в народе и шатость в умах: ибо частые перемены государственной власти рождают недоверие к ее твердости и любовь к переменам; Россия же в течение года имела четвертого самодержца, праздновала два цареубийства и не видала нужного общего согласия на последнее избрание. Старость Василия, уже почти шестидесятилетнего, его одиночество, неизвестность наследия, также производили уныние и беспокойство. Одним словом, самые первые дни нового царствования, всегда благоприятнейшие для ревности народной, более омрачили, нежели утешили сердца истинных друзей отечества. <...>

Бегством изменников Москва не очистилась от крамолы. Известными начальниками кова были царедворец князь Роман Гагарин, воевода Григорий Сунбулов (прощенный изменник) и дворянин Тимофей Грязной: знатнейшие, вероятно, скрывались за ними до времени. 17 февраля вдруг сделалась тревога: заговорщики звали граждан на лобное место; силою привели туда и патриарха Ермогена; звали и всех думных бояр, торжественно предлагая им свести Василия с царства и доказывая, что он избран не Россиею, а только своими угодниками, обманом и насилием; что сие беззаконие произвело все распри и мятежи, междоусобие и самозванцев; что Шуйский и не царь, и не умеет быть царем, имея более тщеславия, нежели разума и способностей, нужных для успокоения державы в таком волнении. Не стыдились и клеветы грубой: обвиняли Василия даже в нетрезвости и распутстве. Они умолчали о преемнике Шуйского и мнимом Димитрии; не сказали, где взять царя нового, лучшего, и тем затруднили для себя удачу. Немногие из граждан и воинов соединились с ними; другие, подумав, ответствовали им хладнокровно: "Мы все были свидетелями Василиева избрания, добровольного, общего; все мы, и вы с нами, присягали ему как государю законному. Пороков его не ведаем. И кто дал вам право располагать царством без чинов государственных?" Ермоген, презирая угрозы, заклинал народ не участвовать в злодействе, и возвратился в Кремль. Синклит также остался верным, и только один муж думный, старый изменник, князь Василий Голицын -- вероятно, тайный благоприятель сего ко-ва -- выехал к мятежникам на Красную площадь; все иные бояре, с негодованием выслушав предложение свергнуть царя и быть участниками беззаконного веча, с дружинами усердными окружили Шуйского. Не взирая на то, мятежники вломились в Кремль; но были побеждены без оружия. В час опасный, Василий снова явил себя неустрашимым: смело вышел к их сонму; стал им в лицо и сказал голосом твердым: "Чего хотите? Если убить меня, то я пред вами, и не боюсь смерти; но свергнуть меня с царства не можете без Думы земской. Да соберутся великие бояре и чины государственные, и в моем присутствии да решат судьбу отечества и мою собственную: их суд будет для меня законом, но не воля крамольников!" Дерзость злодейства обратилась в ужас: Гагарин, Сунбулов, Грязной и с ними 300 человек бежали; а вся Москва как бы снова избрала Шуйского в государи: столь живо было усердие к нему, столь сильно действие оказанного им мужества! К несчастию, торжество закона и великодушия было недолговременно. Мятежники ушли в Тушино для того ли, что доброжелательствовали Самозванцу, или единственно для своего личного спасения, как в место безопаснейшее для злодеев? Их бегством Москва не очистилась от крамолы. Муж знатный, воевода Василий Бутурлин, донес царю, что боярин и дворецкий Крюк-Колычев есть изменник и тайно сносится с Лжедимитрием. Измены тогда не удивляли: Колычев, быв верен, мог сделаться предателем, подобно Юрию Трубецкому и столь многим другим, но мог быть и нагло оклеветан врагами личными. Его судили, пытали и казнили на лобном месте. Пытали и всех мнимых участников нового кова и наполняли ими темницы, обещая невинным, спокойным гражданам утвердить их безопасность искоренением мятежников. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории (полу-царь - это не ЦАРЬ):

Меч свой Василий Шуйский употребил не против крамолы, а против элиты. Он засеял Русскую землю стрелами раздора: колебания самого царя на престоле, удивительная вольность элиты в суждениях о царе; "своевольство в народе и шатость в умах": "частые перемены государственной власти рождают недоверие к ее твердости и любовь к переменам"...Нарушил обет свой не мстить никому лично, он, как огонь в спальне, загасит своем ложную клятву. "Если загорится дом, погибнет дерево и тело, а ложная клятва, воспламеняясь, и душу, и тело губит в геенне". Так и произошло впоследствии...

Во Всеподданнейшем отчете за 1894 год генерал М Драгомиров докладывает: "По-прежнему не могу, к сожалению, не доложить, что между старшими войсковыми начальниками, начиная с бригадных командиров, все еще много таких, которые в мирное время бесполезны, а в военное время будут вредны". Из 30 характеристик, данных им подчиненным генерал-лейтенантам и генерал-майорам, 13 резко отрицательны. Эти характеристики по яркости и своеобразию приближаются к афоризмам. Так, генерал-лейтенант Домантович характеризуется следующим образом: "Был конь, да уездился". Генерал-лейтенант Заас: "В умственном отношении скромен". Генерал-лейтенант Зедделер: "Больше претензий, нежели содержания"...

Информация к размышлению: (клятва Фиделя Кастро и "темное царство" А.Н. Островского)

Для пущей пропаганды Фидель Кастро и другие командиры Повстанческой армии (Кубы) отрастили бороды и длинные волосы, подражая кубинским партиротам 19 века, которые давали клятву не бриться до тех пор, пока испанцы не уйдут с острова. Так прозвище "Барбудос" ("бородачи") тут же стало нарицательным названием повстанцев. Еще в набор непременных атрибутов "барбудос" входили ожерелья и браслеты из семян священных деревьев, которые указывали на их принадлежность к языческому культу "сантерос" - приблизительному аналогу религии вуду, который широко распространен среди самых бедных крестьян. Более того, повстанцы распространяли легенды о том, что с момента рождения Фиделю Кастро оказывает свое высокое покровительство бог Обатала Аягуна - верховный бог войны из кубинского пантеона. Что ж, Фидель оказался весьма неплохим рекламистом, и вскоре популярность мистического вождя "барбудос" выросла до общенацинальных масштабов. Под обаяние "народного вождя" попал даже президент США Дуайт Эйзенхауэр - в то время Кастро исключал какие-либо резкие антиамериканские выступления, не давая Белому дому поводов для тревоги. В конце концов, Эйзенхауэр даже порекомендовал кубинским политикам не мешать торжеству демократии. Приказ президента США был выполнен - и на Новогоднем приеме 31 декабря 1958 года главнокомандующий армией генерал Эулохио Кантильо поставил перед Батистой ультиматум: он должен уйти. Ист.: Владимир Тихомиров, главный редактор "Исторической правды".. О Фиделе Кастро без марксизма

Н. А. Добролюбов: ...Островский умеет заглядывать в глубь души человека, умеет отливать натуру от всех извне принятых уродств и наростов; оттого внешний гнет, тяжесть всей обстановки, давящей человека, чувствуются в его произведениях гораздо сильнее, чем во многих рассказах, страшно возмутительных по содержанию, но внешнею, официальною стороною дела совершенно заслоняющих внутреннюю, человеческую сторону.

...С этими предварительными соображениями вступим теперь в этот мир, открываемый нам произведениями Островского, и постараемся всмотреться в обитателей, населяющих это темное царство. Скоро вы убедитесь, что мы недаром назвали его темным.

Ничего святого, ничего чистого, ничего правого в этом темном мире: господствующее над ним самодурство, дикое, безумное, неправое, прогнало из него всякое сознание чести и права... И не может быть их там, где повержено в прах и нагло растоптано самодурами человеческое достоинство, свобода личности, вера в любовь и счастье и святыня честного труда. Кроме того, здесь мы видим уже бесчисленное множество оттенков и степеней; и чем выше, тем самодурство становится наглее, внутренне и гибельнее для общего блага, но благообразнее и величавее в своих формах. Не оглянуться ли лучше вокруг себя и не обратить ли свои требования к самой жизни, так вяло и однообразно плетущейся вокруг нас... Ист.: Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 5. М.-- Л., Гослитиздат, 1962.

0x01 graphic

"Феатрон, или Позор исторический"

(перевод Гавриила Бужинского, 1724 год)

РУССКИЙ ФЕАТРОН И АНАФЕМА НА ПРЕДАТЕЛЕЙ

Это тот, "...кто способен извлекать корысть из общественных дел, почитай готовым на святотатство, на окрадывание могил, на хищение у друзей, на предательство, на лжесвидетельство; подавая совет, он вероломен, творя суд -- нарушитель присяги, исполняя должность -- лихоимец, а если сказать все в одном слове, нет такого рода неправды, от которого он был бы чист.

Плутарх

Шуйский снова колебался на престоле, но не в душе: созвал духовенство, бояр, людей чиновных; предложил им меры спасения, дал строгие указы, требовал немедленного исполнения и грозил казнию ослушникам: все россияне, годные для службы, должны были спешить к нему с оружием, монастыри запасти столицу хлебом на случай осады, и самые иноки готовиться к ратным подвигам за веру. Употребили и нравственное средство: святители предали анафеме Болотникова и других известных, главных злодеев: чего царь не хотел дотоле, в надежде на их раскаяние. Время было дорого: к счастию, мятежники не двигались вперед, ожидая Илейки, который с последними силами и с Шаховским еще шел к Туле. <...>

21 мая Василий сел на ратного коня и сам вывел войско, приказав Москву брату Димитрию Шуйскому, князьям Одоевскому и Трубецкому, а всех иных бояр, окольничих, думных дьяков и дворян взяв с собою под царское знамя, коего уже давно не видали в поле с таким блеском и множеством сановников: уже не стыдились идти всем царством на скопище злодеев храбрых! Близ Серпухова соединились с Василием Мстиславский и Воротынский, оба как беглецы в унынии стыда. Довольный числом, но боясь робости сподвижников, царь умел одушевить их своим великодушием: в присутствии ста тысяч воинов целуя крест, громогласно произнес обет возвратиться в Москву победителем или умереть; он не требовал клятвы от других, как бы опасаясь ввести слабых в новый грех вероломства, и дал ее в твердой решимости исполнить. Казалось, что Россия нашла царя, а царь нашел подданных: все с ревностию повторили обет Василиев-- и на сей раз не изменили. Сведав, что Илейка с Шаховским уже в Туле, и что Болотников к ним присоединился, Василий послал князей Андрея Голицына, Лыкова и Прокопия Ляпунова к Кошире. Самозванец Петр, как главный предводитель злодеев, велел также занять сей город Телятсвскому. Рати сошлися на берегах Восми [5 июня): началось дело кровопролитное, и мятежники одолевали: но Голицын и Лыков кинулись в пыл битвы с восклицанием: "Нет для нас бегства; одна смерть или победа!" и сильным, отчаянным ударом смяли неприятеля. Телягевский ушел в Тулу, оставив москвитянам все свои знамена, пушки, обоз; гнали бегущих на пространстве тридцати верст и взяли 5000 пленных. Храбрейшие из злодеев, козаки терские, яицкие, донские, украинские, числом 1700, засели в оврагах и стреляли; уже не имели пороха, и все еще не сдавались: их взяли силою на третий день и казнили, кроме семи человек, помилованных за то, что они спасли некогда жизнь верным дворянам, которые были в руках у злодея Илейки: черта достохвальная в самой неумолимой мести! Обрадованный столь важным успехом и геройством воевод своих еще более, нежели числом врагов истребленных, Василий изъявил Голицыну и Лыкову живейшую благодарность; двинулся к Алексину, выгнал оттуда мятежников, шел к Туле. Еще злодеи хотели отведать счастия и в семи верстах от города, на речке Воронее, сразились с полком князя Скопина-Шуйского: стояли в месте крепком, в лесу, между топями, и долго противились; наконец москвитяне зашли им в тыл, смешали их и вогнали в город; некоторые вломились за ними даже в улицы, но там пали: ибо воеводы без царского указа не дерзнули на общий приступ; а царь жалел людей или опасался неудачи, зная, что в Туле было еще не менее двадцати тысяч злодеев отчаянных: россияне умели оборонять крепости, не умея брать их. <...>

Князь Андрей Голицын занял дорогу Коширскую: Мстиславский, Скопин и другие воеводы Кропивинскую; тяжелый снаряд огнестрельный расставили за турами близ реки Упы; далее, в трех верстах от города, шатры царские. Началась осада [30 июня], медленная и кровопролитная, подобно калужской: тот же Болотников и с тою же смелостию бился в вылазках; презирая смерть, казался и невредимым и неутомимым: три, четыре раза в день нападал на осаждающих, которые одерживали верх единственно превосходством силы и не могли хвалиться действием своих тяжелых стенобитных орудий, стреляя только издали и не метко. Воеводы московские взяли Дедилов, Кропивну, Епифань и не пускали никого ни в Тулу, ни из Тулы: Василий хотел одолеть ее жестокое сопротивление голодом, чтобы в одном гнезде захватить всех главных злодеев и тем прекратить бедственную войну междоусобную. "Но Россия,-- говорит летописец,-- утопала в пучине крамол, и волны стремились за волнами: рушились одне, поднимались другие". <...>

Но столица была феатром козней и мятежей. Там, где опасались не измены, а доносов на измену -- где страшились мести ляхов и Самозванца более, нежели царя и закона -- где власть верховная, ужасаясь явного и тайного множества злодеев, умышленным послаблением хотела, казалось, только продлить тень бытия своего и на час удалить гибель--там надлежало дивиться не смятению, а призраку тишины и спокойствия, когда государство едва существовало и Москва видела себя среди России в уединении, будучи отрезана, угрожаема всеми бедствиями долговременной осады, без надежды на избавление, без доверенности к правительству, без любви к царю: ибо москвитяне, некогда усердные к боярину Шуйскому, уже не любили в нем венценосца, приписывая государственные злополучия его наразумию или несчастию: обвинение равно важное в глазах народа! Еще какая-то невидимая сила, закон, совесть, нерешительность, разномыслие, хранили Василия. Желали перемены; но кому отдать венец? в тайных прениях не соглашались. Самозванцем вообще гнушались; ляхов вообще ненавидели, и никто из вельмож не имел ни столько достоинств, ни столько клевретов, чтобы обещать себе державство. Дни текли, и Василий еще сидел на троне, измеряя взорами глубину бездны пред собою, мысля о средствах спасения, но готовый и погибнуть без малодушия. Уже блеснул луч надежды: оружие царское снова имело успехи; лавра стояла непоколебимо; восток и север России ополчились за Москву,-- и в сие время крамольники дерзнули явно, решительно восстать на царя, боясь ли упустить время? боясь ли, чтобы счастливая перемена обстоятельств не утвердила Василиева державства? Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории ("рыцарь на час"):

Победителем или умереть честно Василий Шуйский не смог (это - его вина). Россия нашла царя, а царь нашел подданных лишь на короткое время ( Страна утопала в пучине крамол, и волны стремились за волнами. Москва стала феатром козней и мятежей; без надежды на избавление, без доверенности к правительству, без любви к царю. Это был русский "Феатрон, или Позор исторический", а Василий Шуйский - "рыцарь на час", слабовольный человек, неспособный к длительной борьбе ради благородных целей. (См.: стихотворения Н. А. Некрасова "Рыцарь на час" (1863)).

Информация к размышлению (проклятие за военные "инициативы" власти и за предательство офицеров):

Горбачев решил удивить весь мир своими оборонными инициативами. Краткий перечень таких инициатив содержится в "Правде" (27.11.89 г.) в статье Л.Н. Зайкова, члена политбюро, секретаря ЦК КПСС: "1985 год, июль: объявление о введении в одностороннем порядке моратория на любые ядерные взрывы. 1986 год, январь: программа полной и повсеместной ликвидации ядерного оружия к двухтысячному году. 1987 год, апрель: выдвинут целый комплекс предложений, в том числе - сокращение в течение пятилетия стратегических наступательных вооружений с обеих сторон, сокращение вооруженных сил и вооружений в Европе от Атлантики до Урала. 1988 год, февраль: СССР принимает решение о выводе своих войск из Афганистана. Тот же год, декабрь: программа сокращения вооруженных сил СССР в течение двух лет на 500 тыс. человек. Тогда же: конверсия ВПК: доля гражданской продукции в сфере "оборонки" к 1995 году достигнет 60%". Эти "инициативы" - прямое разрушение военной мощи государства. Если это не глупость, то, скорее всего, предательство интересов своего собственного государства в угоду господства другой сверхдержавы - США. Решением правительства упразднены два военных округа - Среднеазиатский и Уральский. САВО вошел в состав ТуркВО, и без того большой и сложный округ. Характерно то, что первыми из округа уехали штабные офицеры ("крысы всегда покидают корабль первыми"). Остальных офицеров бросили на произвол судьбы. Уральский военный округ расширился и стан называться Приволжско-Уральским. Генерал-полковник А. Макашов, только что назначенный командующим войсками Приволжско-Уральского военного округа отмечал: "Людей не хватает. Не раз слышал шутку, отражающую специфику округа: у нас, дескать, сам себе отдаешь приказ и сам же его выполняешь... В округе около 9,5 тыс. бесквартирных офицерских семей. Из них 2,5 тысячи просто не имеют крыши над головой". О Макашеве следует рассказать более подробно. Макашов Альберт Михайлович родился в 1938 году в с. Левая Россошь Воронежской области. Курсантские годы пришлись на время первого крупного сокращения вооруженных сил. Потому ему пришлось учиться в трех военных училищах - Тамбовском, Полтавском, Ташкентском. Затем служба в ГСВГ (группа советских войск в Германии). В Закавказском военном округе командовал разведротой, был нач. разведки танкового полка, командиром мотострелкового батальона. После военной академии имени Фрунзе - командир полка, зам. командира дивизии и командир дивизии (4 года) в Киевском военном округе. После окончания АГШ - первый заместитель командующего, командующий общевойсковой армией, первый зам. командующего войсками Закавказского военного округа. С 1989 г. - командующий войсками Приволжско-Уральского военного округа. В общем, довольно "гладкая" биография. Без падений... Но с амбициями. Ист.: Каменев А. Вечный Узник.

Предательство офицеров становится нормой? Первый факт предательства. 1989. Зуев. Колесников. Моисеенко. Саблин, захвативший власть на БПК "Сторожевой".1967.

Среди офицеров, оказавшихся на распутье в 1989 году были и подлинные предатели, изменники. Одним из первых фактов предательство может служить чрезвычайное происшествие, имевшее место в мае 1989 года. 20 мая 1989 года списанный с летной работы военный летчик А. Зуев угнал реактивный истребитель МИГ-29 с аэродрома Цхакая на западе Грузии в Трабзон (Турция). Летчик 1-го класса капитан А.Зуев, 1961 года рождения, выпускник Армавирского высшего военного авиационного училища летчиков был списан с летной работы по состоянию здоровья. В последнее время он жил один, поскольку его жена уехала к родственникам на Украину в связи с предстоящими родами. В ночь на 20 мая Зуев исполнял обязанности дежурного по приему и выпуску одиночных самолетов... В шестом часу утра он напала на часового, завладел самолетом и вылетел в Трабзон.

Спустя два года, 29 ноября 1990 года, командир полка подполковник М. Колесников и капитан Г. Моисеенко захватив с собой три снаряда к новейшему танку, один управляемый реактивный снаряд и ракету зенитного комплекса, перешли на территорию ФРГ.

Не случайно в это время в "Комсомольской правде" (1.3.90 г.) появляется разворот с сообщением о "подвиге" капитана 3 ранга Валерия Саблина 8 ноября 1975 года захватившего власть на БПК "Сторожевой". В нейтральных водах он обратился по радио к руководству страны с ультимативными требованиями. Но попытка военного мятежа была сорвана. Командиру корабля удалось освободиться. Ранив Саблина, своего заместителя по политической части, он возвратил себе командование и вернул корабль в гавань. Саблин был осужден 13 июля и расстрелян 3 августа 1967 года. Тон статьи о Саблине в "КП" был скорее благожелательный, чем порицающий. К чему нужна была такая публикация, если принять во внимание ее позитивный характер? Может быть кому-то нужны были новые "Саблины", "Зуевы", "Колесниковы" и "Моисеенко"? Ист.: Каменев А. Вечный Узник.

0x01 graphic

Захар Ляпунов во главе бояр предлагает Василию Шуйскому оставить престол, 1886

Художник Н. Неврев.

"ШАГ С ПРЕСТОЛА - ПУТЬ К МОГИЛЕ"

Дотоле тихий Кремлевский дворец наполнился людьми и шумом: ибо вслед за послами стремилось множество дерзких мятежников и любопытных. Василий ожидал их без трепета, воспоминая, может быть, невольно о таком же стремлении шумных сонмов под его собственным предводительством, к сему же дворцу, в день расстригиной гибели!.. Захария Ляпунов, увидев царя, сказал: "Василий Иоаннович! ты не умел царствовать: отдай же венец и скипетр". Шуйский ответствовал: "как смеешь!"... и вынул нож из-за пояс. Наглый Ляпунов, великан ростом, силы необычайной, грозил ему своею тяжкою рукою... Другие хотели сладкоречием убедить царя к повиновению воле Божией и народной. Василий отвергнул все предложения, готовый умереть, но венценосцем, и волю мятежников, испровергающих закон, не признавая народною. Он уступил только насилию, и был, вместе с юною супругою [17 июля], перевезен из палат Кремлевских в старый дом своей, где ждал участи Борисова семейства, зная, что шаг с престола есть шаг к могиле. Всеми оставленный, многим ненавистный или противный, не многим жалкий, царь сидел под стражею в своем боярском доме, где за четыре года пред тем, в ночном совете знаменитейших россиян, им собранных и движимых, решилась гибель Отрепьева. Там, в следующее утро, явились Захария Ляпунов, князь Петр Засекин, несколько сановников с чудовскими иноками и священниками, с толпою людей вооруженных, и велели Шуйскому готовиться к пострижению, еще гнушаясь новым цареубийством и считая келию надежным преддверием гроба. "Нет! -- сказал Василий с твердостию: -- никогда не буду монахом" -- и на угрозы ответствовал видом презрения; но смотря на многих известных ему москвитян, с умилением говорил им: "Вы некогда любили меня... и за что возненавидели? за казнь ли Отрепьева и клевретов его? Я хотел добра вам и России; наказывал единственно злодеев--и кого не миловал?" Вопль Ляпунова и других неистовых заглушил речь трогательную. Читали молитвы пострижения, совершали обряд священный и не слыхали уже ни единого слова от Василия: он безмолвствовал, и вместо его произносил страшные обеты монашества князь Туренин. Постригли и несчастную царицу, Марию, также безмолвную в обетах, но красноречивую в изъявлении любви к супругу: она рвалась к нему, стенала, называла его своим государем милым, царем великим народа недостойного, ее супругом законным и в рясе инока. Их разлучили силою: отвели Василия в монастырь Чудовский, Марию в Ивановский; двух братьев Василиевых заключили в их дома. Никто не противился насилию безбожному, кроме Ермогена: он торжественно молился за Шуйского в храмах, как за помазанника Божия, царя России, хотя и невольника... Уважение к сану и лицу первосвятителя давало смелость Ермогену, но бесполезную. <...>

Доселе властвовала беспрекословно сторона Ляпуновых и Голицына, решительных противников и Шуйского, и Самозванца, и ляхов: она хотела своего царя -- и в сем смысле Дума писала от имени синклита, людей приказных и воинских, стольников, стряпчих, дворян и детей боярских, гостей и купцов, ко всем областным воеводам и жителям, что Шуйский, вняв челобитью земли Русской, оставил государство и мир, для спасения отечества; что Москва целовала крест не поддаваться ни Сигизмунду, ни злодею тушинскому; что все россияне должны восстать, устремиться к столице, сокрушить врагов и выбрать всею землею самодержца вожделенного. В сем же смысле ответствовали бояре и гетману Жолкевскому, который, узнав в Можайске о Василиевом низвержении, объявил им грамотою, что идет защитить их в бедствиях. "Не требуем твоей защиты,-- писали они: -- не приближайся, или встретим тебя как неприятеля". Но Дума боярская, присвоив себе верховную власть, не могла утвердить ее в слабых руках своих, ни утишить всеобщей тревоги, ни обуздать мятежный черни. Самозванец грозил Москве нападением, гетман к ней приближался, народ вольничал, холопи не слушались господ и многие люди чиновные, страшась быть жертвою безначалия и бунта, уходили из столицы, даже в стан к Лжедмитрию, единственно для безопасности личной. В сих обстоятельствах ужасных сторону Ляпуновых и Голицына превозмогла другая, менее лукавая: ибо ее главою был князь Федор Мстиславский, известный добродушием и верностию, чуждый властолюбия и козней. (Справка: После свержения Василия Шуйского политическая роль Мстиславского резко возросла, он возглавил Семибоярщину (1610--1612), участвовал в избрании царём Владислава Сегизмундовича, а после изгнания поляков -- Михаила Романова. На Мстиславском его род пресёкся, так как дети его умерли в младенчестве. Мстиславские владели, в частности, обширными поместьями по реке Черёмухе, которые были завещаны Фёдором Ивановичем Симонову монастырю, где была семейная усыпальница Мстиславских). Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

Выводы-тезисы воинствующей истории (перебежчики)

Ляпунов Прокопий Петрович (? --1611 год). После смерти Бориса Годунова в числе первых согласился с Петром Басмановым и Василием Голицыным перейти на сторону Лжедмитрия I, чем во многом способствовал укреплению влияния Лжедмитрия I. После убийства Лжедмитрия I Ляпунов не присягнул Василию Шуйскому и участвовал в движении Болотникова. Затем 15 ноября 1606 года предал Болотникова и перешел на сторону Василия Шуйского (царь пожаловал Прокопию звание думного дворянина, был неоднократно благодарим царём за верность и усердие). В конце 1609 года Ляпунов отправил в Александровскую слободу грамоту для находящегося там со своим войском князя М. В. Скопина-Шуйского. В грамоте Ляпунов величал Скопина не князем, а царём, поздравляя его с царством. Через четыре месяца князь Скопин внезапно заболел и умер. Ляпунов начал распространять грамоты в разные города, в которых обвинял царя Василия Шуйского в отравлении. Вместе с В. В. Голицыным Прокопий начал готовиться к восстанию против царя. Посланец к находившимся в Москве брату Прокопия Захарию и князю Голицыну побудил их 17 (27) июля 1610 сместить царя. Государственная власть полностью перешла к боярской думе. Ляпунов положительно отнёсся к решению думы об избрании польского королевича Владислава на царствование, отправил своего сына Владимира с приветствием к Жолкевскому, активно занимался снабжением находящегося в Москве польского войска припасами. Смерть Лжедмитрия II в конце 1610 года и возвращение из- под Смоленска многих земских представителей, входивших в состав великого посольства, сильно повлияли на дальнейший ход событий. В январе 1611 года московские бояре сообщили польскому королю Сигизмунду о восстании Ляпунова в Рязани. Идеологической поддержкой антипольского мятежа стали грамоты Патриарха Гермогена, который призывал восстать против захвативших Москву поляков за православную веру. Отряды земских людей, прежде всего из городов Поволжья, направились к столице. Рязанское ополчение возглавил Ляпунов. К земскому ополчению примкнули казаки князя Дмитрия Трубецкого, атаманов Заруцкого и Просовецкого, служившие ранее "Тушинскому вору". Ополченцы и казаки создали земское правительство, которое возглавили Прокопий Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий. Между земским (в основном -- дворянским) ополчением и казаками возникли раздоры, которыми решил воспользоваться начальник польского гарнизона в Москве Гонсевский для устранения Ляпунова. Одним из московских дьяков, служивших оккупантам, была изготовлена подложная грамота, переданная в казачий лагерь. Фальшивка позволила противникам Ляпунова обвинить его в измене и расправиться с воеводой. Гибель Прокопия Ляпунова привела к распаду Первого ополчения: земские отряды покинули Москву. Ист.: Материал из Википедии

Выводы из трудов Тацита, Фронтина и " Слуге двух господ?" М. Бонч-Бруевича):

Тацит: Наказания у древних германцев. Наказания бывают различны, смотря по преступлению: предателей и перебежчиков вещают на деревьях, трусов и дезертиров, а также осквернивших свое тело топят в грязи и болоте, заваливши сверху хворостом. Эта разница в способах казни зависит от того, что, по их понятиям, преступление надо при наказании выставлять на показ, позорные же деяния -- прятать. Более легкие проступки также наказываются соответствующим образом: уличенные в них штрафуются известным количеством лошадей и скота; часть этой пени уплачивается королю или племени (civitas), часть самому истцу или его родичам. Ист.: Тацит. Анналы.

Фронтин: О мерах против изменников и перебежчиков. 1. Клавдий Марцелл узнал о плане ноланца Л. Бантия, который старался склонить своих земляков к измене и был предан Ганнибалу за то, что по его милости, будучи ранен при Каннах, был излечен, а затем отпущен из плена. Однако Марцелл не решался его убить, чтобы его казнью не вызвать раздражения у остальных ноланцев. И вот он вызвал его к себе и заговорил с ним; он сказал, что он - храбрейший солдат, чего он раньше не знал, уговаривал его остаться при нем и, помимо словесных похвал, подарил ему также коня. Такой благосклонностью Марцелл не только завоевал его преданность, но привязал к себе также и его земляков, чья верность зависела от него. 2. Когда у Гамилькара, пунического полководца, галлы из вспомогательных отрядов стали часто переходить к римлянам и уже вошло в обычай, что римляне принимали их как союзников, Гамилькар подговорил самых преданных галлов притвориться перебежчиками; когда римляне вышли вперед, чтобы принять их, они их перебили. Эта хитрость оказалась полезной Гамилькару не только в данное, но и на будущее время и привела к тому, что римляне стали относиться с подозрением и к действительным перебежчикам. 3. Карфагенский полководец Ганнон в Сицилии узнал, что около четырех тысяч галльских наемников сговорились перебежать к римлянам, так как они несколько месяцев не получали жалованья. Наказать их он не решался, боясь мятежа. Он поэтому обещал щедро вознаградить их за просрочку. Когда галлы благодарили его за это, он обещал им в подходящий момент предоставить возможность пограбить. Вместе с тем он направил преданнейшего казначея к консулу Отацилию; выдав себя за перебежчика по вымышленным мотивам, он донес, что в ближайшую ночь четыре тысячи галлов будут высланы для грабежа и их можно будет перехватить. Отацилий, с одной стороны, не сразу поверил перебежчику, однако, с другой стороны, не счел возможным оставить такое дело без внимания. Он расположил в засаде отборнейший отряд. Галлы были перехвачены, и Ганнону от этой хитрости была двойная польза: галлы нанесли римлянам урон и сами все были перебиты. 4. Таким же способом Ганнибал отомстил перебежчикам. Зная, что некоторые из солдат прошлой ночью перешли к неприятелю, и уверенный, что в его лагере находятся вражеские лазутчики, он громогласно заявил, что не следует называть перебежчиками отважнейших воинов, ушедших по его собственному приказу, чтобы выведать планы неприятеля. Услыхав это заявление, лазутчики донесли об этом своим. Тогда римляне схватили перебежчиков, отрубили им руки и отпустили. <...>Ист.: Фронтин. Стратегемы. Вестник древней истории, N 1, 1946.

См.: Слуга двух господ? (М. Бонч-Бруевич. "Вся власть Советам!") 66k "Фрагмент" Политика. Размещен: 23/11/2015, изменен: 23/11/2015. 66k. Статистика. "Я невольно задал себе вопрос: А кто ты, в конце концов, уважаемый генерал, или, вернее, бывший генерал Бонч-Бруевич? "Слуга двух господ"; ловкий приспособленец, готовый ладить с любой властью, или человек каких-то принципов, убеждений, способный по-настоящему их отстаивать?"

0x01 graphic

Станислав Жолкевский показывает пленного царя и его братьев на сейме в Варшаве 29 октября 1611 года. Картина Яна Матейко.

ПРЕВРАТНОСТИ РОКА

("Заговор против русских" и безвозвратные потери "униженных и оскорбленных").

Гетман (Жолкевский - А.К.) заехал в Иосифов монастырь, взял там самого Василия и в мирской, литовской одежде, как узника, повез к Сигизмунду! "О время стыда и бесчувствия! -- восклицает современник: -- Мы забыли Бога! Какой ответ дадим ему и людям? Что скажем чужим государствам себе в оправдание, самовольно отдав царство и царя в плен иноверным? Не многие злодействовали; но мы видели и терпели, не имев великодушия умереть за добродетель". Так лучшие россияне скорбели внутренно, и в искреннем негодовании готовились, еще не зная и не думая, к восстанию отчаянному: час приближался! Гетмана встретили пышно воеводы королевские и сенаторы; говорили ему речи и славили его как Героя. Жолкевский, вместе с трофеями, представил Сигизмунду и своего державного пленника в богатой одежде. Все взоры устремились на Василия, безмолвного и неподвижного. Хотели, чтобы он поклонился королю: Царь московский, ответствовал Василий, не кланяется королям. Судьбами Всевышняго я пленник, но взят не вашими руками: выдан вам моими подданными изменниками. "Его твердость, величие, разум заслужили удивление ляхов,-- говорит летописец--и Василий, лишенный венца, сделался честию России". Он еще имел нужду в сей твердости, чтобы великодушно сносить неволю, и тем заплатить последний долг отечеству в удостоверение, что оно могло без стыда именовать его четыре года своим венценосцем!.. Сей военачальник, гетман литовский, Ходкевич, знаменитый опытностию и мужеством, дотоле действовав с успехом против шведов, был вызван из Ливонии, чтобы идти с войском к Москве, вместо Сигизмунда, который нетерпеливо желал успокоиться на лаврах и немедленно уехал в Варшаву, где сенат и народ с веселием приветствовали в нем Героя. Но блестящее торжество для него и республики совершилось в день достопамятный, когда Жолкевский явился в столице с своим державным пленником, несчастным Шуйским. Сие зрелище, данное тщеславием тщеславию, надмевало ляхов от монарха до последнего шляхтича и было, как они думали, несомнительным знаком их уже решенного первенства над нами, концом долговременного борения между двумя великими народами славянскими. Утром (19 октября), при несметном стечении любопытных, гетман ехал Краковским предместием ко дворцу с дружиною благородных всадников, с вельможами коронными и литовскими, в шестидесяти каретах; за ними, в открытой богатой колеснице, на шести белых аргамаках, Василий, в парчовой одежде и в черной лисьей шапке, с двумя братьями, князьями Шуйскими, и с капитаном гвардии; далее Шеин, архиепископ Сергий и другие смоленские пленники в особенных каретах. Король ждал их во дворце, сидя на троне, окруженный сенаторами и чиновниками, в глубокой тишине. Гетман ввел царя-невольника и представил Сигизмунду. Лицо Василия изображало печаль, без стыда и робости: он держал шапку в руке и легким наклонением головы приветствовал Сигизмунда. Все взоры были устремлены на сверженного монарха с живейшим любопытством и наслаждением: мысль о превратностях Рока и жалость к злосчастию не мешала восторгу ляхов. Продолжалось молчание: Василий также внимательно смотрел на лица вельмож польских, как бы искал знакомых между ими, и нашел: отца Маринина, им спасенного от ужасной смерти, и в сию минуту счастливого его бедствием!.. Наконец гетман прервал безмолвие высокопарною речью, не весьма искреннею и скромною: "дивился в ней разительным переменам в судьбе государств и счастию Сигизмунда; хвалил его мужество и твердость в обстоятельствах трудных; славил завоевание Смоленска и Москвы; указывал на царя, преемника великих самодержцев, еще недавно ужасных для республики и всех государей соседственных, даже султана и почти целого мира; указывал и на Дмитрия Шуйского, предводителя ста осъмидесяти тысяч воинов храбрых; исчислял царства, княжения, области, народы и богатство, коими владели сии пленники, всего лишенные умом Сигизмундовым, взятые, повергаемые к ногам королевским... Тут (пишут ляхи) Василий, кланяясь Сигизмунду, опустил правую руку до земли и приложил себе к устам: Дмитрий Шуйский ударил челом в землю, а князь Иван три раза, и заливаясь слезами. Гетман поручал их Сигизмундову великодушию; доказывал историею, что и самые знаменитейшие венценосцы не могут назваться счастливыми до конца своей жизни, и ходатайствовал за несчастных". Великодушие Сигизмунда состояло в обуздании мстительных друзей воеводы Сендомирского, которые пылали нетерпением сказать торжественно Василию, что "он не царь, а злодей и недостоин милосердия, изменив Димитрию, упоив стогны московские кровию благородных ляхов, обесчестив послов королевских, венчанную Марину, ее вельможного отца, и в бедствии, в неволе дерзая быть гордым, упрямым, как бы в посмеяние над судьбою": упрек достохвальный для царя злополучного и несогласный с известием о мнимом уничижении его пред королем! Насытив глаза и сердце зрелищем лестным для народного самолюбия, послали Василия в Гостинский замок, близ Варшавы, где он чрез несколько месяцев (12 сентября 1612) кончил жизнь бедственную, но не бесславную; где умерли и его братья, менее твердые в уничижении и в неволе. Чтобы увековечить свое торжество, Сигизмунд воздвигнул мраморный памятник над могилою Василия и князя Дмитрия в Варшаве, в предместий Краковском, в новой часовне у церкви Креста Господня, с следующею надписью: "Во славу Царя Царей, одержав победу в Клушине, заняв Москву, возвратив Смоленск республике, пленив великого князя московского, Василия, с братом его, князем Дмитрием, главным воеводою российским, король Сигизмунд, по их смерти, велел здесь честно схоронить тела их, не забывая общей судьбы человеческой, и в доказательство, что во дни его царствования не лишались погребения и враги, венценосцы беззаконные!" Во времена лучшие для России, в государствование Михаила, Польша должна была отдать ей кости Шуйских; во времена еще славнейшие, в государствование Петра Великого, отдала сему ревностному заступнику Августа II и другой памятник нашей незгоды: картину взятия Смоленска и Василиева позора в неволе, писанную искусным художником Долабеллою. Рукою могущества стерты знамения слабости! Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.

0x01 graphic

Присяга русских царей.

Художник Ян Канты Шведковский

Выводы-тезисы воинствующей истории (Польша. 1611).

Под звон колоколов, при большом скоплении народа гетман польский коронный Станислав Жолкевский провёз пленников в открытой для всеобщего обозрения повозке по Варшаве и после триумфального въезда в Королевский Замок поставил их перед королём Сигизмундом III, депутатами и сенаторами. Кроме Василия, Дмитрия и Ивана Пуговки Шуйских, среди пленников были жена Дмитрия, великая княжна Екатерина Григорьевна -- дочь Григория "Малюты" Скуратова, бывший воевода смоленский Михаил Шеин, митрополит Ростовский Филарет. В Сенатской зале Королевского Замка присутствовали также епископы, ведущие политики и военачальники. Около трона Сигизмунда разместились примас польский и великий канцлер коронный. Царь Василий Шуйский с непокрытой головой склонился к земле, ладонью правой руки коснулся земли, а следом поцеловал её. Затем принёс присягу, покорился маестату (величию) Речи Посполитой, признал себя побеждённым и пообещал, что Россия больше никогда на Польшу не нападёт. Только после этой присяги король Сигизмунд позволил ему поцеловать руку, что было очередным проявлением превосходства Польской Короны. Князь Дмитрий пал лицом к земле и бил челом перед королём и Речью Посполитой, после чего принёс такую же присягу, как царь. Великий князь Иван пал лицом и трижды бил поклоны, затем присягнул так же, как и его братья. Перед польским троном лежали добытые в битвах под Клушиным и Кремлём русские хоругви, в том числе наиболее значимая -- царская хоругвь Василия Шуйского. Церемония русской присяги закончилась торжественной литургией в соседствующем с Замком костеле св. Яна. Ист.: Материал из Википедии

0x01 graphic

"Портрет Ф.М.Достоевского" 1929

Художник Фаворский Владимир Андреевич (1886-1964)

Информация к размышлению ("Заговор против русских" и безвозвратные потери "униженных и оскорбленных").

Девизом всей жизни и творческой деятельности Достоевского была правда. "Правда выше Некрасова, выше Пушкина, выше народа, выше России, выше всего,-- писал он,-- а потому надо желать одной правды и искать ее, несмотря на все выгоды, которые мы можем потерять из-за нее, и даже, несмотря на все те преследования и гонения, которые мы можем получить из-за нее".

Первым крупным произведением, опубликованным Достоевским после возвращения из Сибири, был роман "Униженные и оскорбленные" (1861). В основе сюжета романа лежат трагические истории двух семей: бедного дворянина Ихменева и фабриканта-англичанина Смита, разоренных и обездоленных богатым авантюристом князем Валковским. Одновременно с романом "Униженные и оскорбленные" Достоевский опубликовал "Записки из Мертвого дома" (1860--1862). С первых страниц "Записок из Мертвого дома" автор показывает грязная и мрачная арестантская казарма, картины тяжкого подневольного труда каторжников, тюремная больница, где даже с умирающих не снимают кандалов, произвол и надругательства, творимые тюремной администрацией. Суровыми и горькими словами завершает свою книгу писатель: "И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж всё сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. По погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно".

В 1864 году Достоевский опубликовал повесть "Записки из подполья", направленную против романа Н. Г. Чернышевского "Что делать?" и теории "разумного эгоизма", разработанной в нем.

Роман "Преступление и наказание" отразил тревогу Достоевского за будущее человечества. Его страшили все усиливающаяся власть денег, падение нравственности, обилие преступлений, с которыми ему приходилось сталкиваться на каждом шагу. И он настойчиво искал выход из кричащих противоречий буржуазного общества. В своем романе писатель попытался решить кардинальные проблемы современной ему жизни -- и прежде всего вопрос о пагубности анархического бунта, о возможности изменить существующий миропорядок без революционных потрясений, о необходимости перевоспитания человека путем проповеди религиозного смирения и очищающего страдания. Однако всем содержанием своего произведения, изображением трагизма человеческих судеб в условиях буржуазной действительности Достоевский вызывает у читателя не христианское смирение, а страстную ненависть к миру, в котором господствуют угнетение, насилие, произвол.

Среди произведений писателя, созданных в 60-е годы, особое место занимает роман "Идиот", опубликованный на страницах журнала "Русский вестник" в 1868 году. Едва была окончена работа над романом "Идиот", как в сознании Достоевского возникли замыслы двух больших произведений: "Атеист" и "Житие великого грешника". Замыслы эти остались неосуществленными.

Но отдельные темы и мотивы из них были разработаны писателем в романах "Бесы" (1871 -- 1872), "Подросток" (1875) и "Братья Карамазовы" (1879--1880). В романе "Бесы" писатель изобразил революционеров как кучку авантюристов и честолюбцев, стремящихся уничтожить социальный порядок, не брезгуя никакими средствами. При этом они не выдвигали никакой положительной программы, проповедуя насилие ради насилия, разрушение ради разрушения. В их среде господствуют обман, шантаж, устрашение, мистификация.

Достоевский мечтал вновь вернуться к активной журнальной деятельности, и когда в 1873 году ему предложили стать редактором консервативного журнала "Гражданин", писатель дал согласие. На страницах "Гражданина" Достоевский выступил в новом для себя жанре, который он назвал "Дневник писателя". В нем он в форме непринужденной беседы с читателем попытался разъяснить сущность своих взглядов и убеждений. Сотрудничество Достоевского в "Гражданине" продолжалось недолго. Пост редактора оказался для него слишком обременительным и хлопотливым, к тому же сковывал его творческую инициативу, отвлекал от работы над художественными произведениями. В апреле 1874 года, когда представилась возможность, писатель с радостью покинул журнал.

В том же году произошло знаменательное событие: Н. А. Некрасов предложил Достоевскому напечатать его новый роман "Подросток" в журнале "Отечественные записки". В романе "Подросток" Достоевский изобразил широкую картину современного ему общества, характерными чертами которого были "духовная опустошенность, разврат, алчность, всепобеждающая жажда богатства".

Мечтая о "золотом веке" человечества, о гармонии и счастье всех людей, Достоевский одновременно питает глубокое недоверие к идее возможности изменить мир революционным путем. Ему кажется, что революция разрушит все духовные ценности, созданные человечеством. Он высказывает мысль о том, что дворянство, потеряв после крестьянской реформы определенные права, "не замыкаясь уже в отдельную касту", может остаться хранителем "чести, света, науки и высшей идеи".

Роман Достоевского "Братья Карамазовы" -- над которым писатель работал последние два года своей жизни -- явился самым значительным созданием художественного гения великого писателя, подводившим итоги его многолетних размышлений о человеке, о судьбах своей родины и всего человечества.

Глава "карамазовской семейки" -- Федоре Павловиче Карамазове: подлость, корыстолюбие и алчность, цинизм и сладострастие -- вот далеко не полный перечень черт, характеризующих его; старший из братьев -- Дмитрий -- человек необузданный, страстный, самолюбивый и одновременно добрый и великодушный (в нем сочетаются противоположные начала: добро и зло, благородство и низость); Мите во многом противопоставлен Иван -- мыслитель, философ, стремящийся познать "порядок вещей", понять смысл жизни, атеист и не верит, что когда-нибудь наступит царство божие (поднимает бунт против религии); бунт Ивана против бога и религии -- это бунт индивидуалиста, он освобождает себя от всех нравственных норм и приходит к выводу, что "все позволено").

Последним крупным событием в жизни и творчестве Достоевского стала его знаменитая "Речь о Пушкине", которую он произнес 8 июня 1880 года на торжественном заседании Общества любителей российской словесности, посвященном открытию памятника поэту в Москве. Достоевский говорил не только о великом поэте. Он вновь обратился к своей заветной и дорогой для него мысли о необходимости слияния интеллигенции с народной массой. Речь Достоевского произвела огромное впечатление. Он был увенчан громадным лавровым венком. В ту же ночь писатель отправился к памятнику Пушкину и положил венок к ногам "своего великого учителя и поклонился ему до земли".

В конце 1879 года врачи, осматривавшие Достоевского, отметили у него прогрессирующую болезнь легких. Ему было рекомендовано избегать физических усилий и опасаться душевных волнений. 26 января 1881 года Достоевский, всегда работавший по ночам, случайно уронил на пол ручку. Пытаясь достать ее, он сдвинул с места тяжелую этажерку с книгами. Физическое напряжение вызвало кровотечение из горла. Это привело к резкому обострению болезни. Кровотечение то прекращалось, то возобновлялось вновь.

Утром 28 января Достоевский сказал жене: "... я знаю, я должен сегодня умереть!" В 8 часов 38 минут вечера он скончался. Проститься с великим писателем пришли тысячи людей. Впереди похоронной процессии несли множество венков. Близкие покойного шли в окружении гирлянды живых цветов. Над могилой Достоевского на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге друзья говорили о величии таланта писателя и о его огромном вкладе в развитие русской литературы. Ист.: Якушин Н.И. Великий русский писатель [Ф.М. Достоевский]. - В кн.: Достоевский Ф.М. Избр. соч. - М., 1990

0x01 graphic

"Христос во время шторма на море Галилейском" (1633).

Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669)

"ВОЗДАЙТЕ КЕСАРЕВО КЕСАРЮ И БОЖЬЕ БОГУ"

В. Г. Белинский: ...Талант г. Достоевского не сатирический, не описательный, но в высокой степени творческий и что преобладающий характер его таланта -- юмор. Он не поражает тем знанием жизни и сердца человеческого, которое дается опытом и наблюдением: нет, он знает их, и притом глубоко знает, но а priori, следовательно, чисто поэтически, творчески. Его знание есть талант, вдохновение. Достоевскому нечего заботиться: его талант принадлежит к разряду тех, которые постигаются и признаются не вдруг. Много в продолжение его поприща явится талантов, которых будут противопоставлять ему, но кончится тем, что о них забудут именно в то время, когда он достигнет апогеи своей славы...

Иннокентий Анненский: Каков же идеал Достоевского? Первая черта этого идеала и высочайшая -- это не отчаиваться искать в самом забитом, опозоренном и даже преступном человеке высоких и честных чувств. Надпись на доме одного древнего философа Tntrate nam et hic deisunt -- можно было бы начертать на многих изображениях Достоевского.

Вот маленький чиновник, необразованный, бедный, а всякий ли сумеет так искренне и горячо любить близкого, так деликатно, осторожно помогать ему, так тихо и скромно жертвовать своим покоем и удобством? Вот вечно пьяный, сбившийся с пути, низко упавший нравственно штабс-капитан, который умеет, однако, любить свою обузу -- семью, умеет безутешно горевать над могилой маленького сына и в минуту просветления заговорить гордым голосом человеч(еского) достоинства. Вот преступник, проявляющий черты сильной товарищеской приязни, сострадание. И таких примеров десятки. Другая черта идеала Достоевского -- это убеждение, что одна любовь к людям может возвысить человека и дать ему настоящую цель в жизни. Он рисует, напр(имер), юношу, к(ото)рый поставил себе целью приобретать деньги, трудиться, копить, чтобы потом сделаться богачом и наслаждаться сознанием власти над массой людей. Он хочет быть холодным, расчетливым, неумолимым; вдруг судьба кидает ему в руки маленькое беззащитное создание. Любовь к людям у Достоевского -- это живая и деятельная христианская любовь, неразрывная с желанием помогать и самопожертвованием. Вот образ девушки, которая бросает свой любимый круг, ученье, столицу и терпеливо ухаживает за безногой сестрой, пьяным отцом и помешанной матерью. Вот другая девушка, у к(ото)рой сострадание к людям доходит до полного самозабвения. Любя одного человека, она скрывает и заглушает свое чувство, чтобы своим влиянием и любовью возвысить, облагородить другого, почти преступного чело

Над Достоевским тяготела одна власть. Он был поэтом нашей совести. Достоевский реалист. Все, что он пишет, не только принадлежит действительности, но страшно обыденно. Совесть, видите ли, не любит тешить себя арабскими сказками. Она угрюма.

Я различаю в романах Достоевского два типа совести. Первый -- это совесть Раскольникова, совесть активная: она действует бурно, ищет выхода, бросает вызовы, но мало-помалу смиряется и начинает залечивать свои раны. Другая, и Достоевский особенно любит ее рисовать,-- это совесть пассивная, свидригай-ловская: эта растет молча, незаметно, пухнет, как злокачественный нарост, бессильно осаждаемая призраками (помните, что у Свидригайлова и самые призраки-то были не только обыденны, но склонялись даже в комическую сторону), и человек гибнет наконец от задушения в кругу, который роковым образом оцепляет его все уже и уже. Таковы были у Достоевского Ставрогин, Смердяков, Крафт.

А стиль Достоевского? Эти плеоназмы, эти гиперболы, эта захлебывающаяся речь... Но вдумайтесь только в эту странную форму, и вы откроете в ней значительность: таков и должен быть язык взбудораженной совести, который сгущает, мозжит, твердит, захлебывается и при этом все еще боится доверять густоте своих красок, силе своего изображения...

Вл. Соловьев: Достоевский никогда не идеализировал народ и не поклонялся ему как кумиру. Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее, но главным задатком этого будущего была в его глазах именно слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе. Две в нем черты были особенно дороги Достоевскому. Во-первых, необыкновенная способность усваивать дух и идеи чужих народов, перевоплощаться в духовную суть всех наций -- черта, которая особенно выразилась в поэзии Пушкина. Вторая, еще более важная черта, которую Достоевский указывал в русском народе, это -- сознание своей греховности, неспособность возводить свое несовершенство в закон и право и успокаиваться на нем: отсюда требование лучшей жизни, жажда очищения и подвига. Без этого нет истинной деятельности ни для отдельного лица, ни для целого народа. Но если человек или народ не мирится со своей дурной действительностью и осуждает ее как грех,-- это уж значит, что у него есть какое-нибудь представление, или идея, или хотя бы только предчувствие другой, лучшей жизни, того, что должно быть. ... Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир. Для Достоевского же это были только три неразлучные вида одной безусловной идеи. Истина есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение -- уже во всем есть конец и цель и совершенство, и вот почему Достоевский говорил, что красота спасет мир.

0x01 graphic

"Отъезд (Прощание уезжающего офицера с его семейством)" 1850.

Художник Чернышев Алексей Филиппович (1824-1863)

Информация для размышления офицера

Незыблемое правило "служить верно" входило в кодекс чести офицера и имело статус этической ценности, нравственного закона. Этот закон признавался безоговорочно многими поколениями офицеров, принадлежавшими к разным кругам общества. Показателен в этом отношении эпизод, запечатленный А.Пушкиным в его "Капитанской дочке", когда дворянин Андрей Петрович Гринев дает наставление сыну: "Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их ласкою не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду".(Пушкин А.С. Капитанская дочка. - В кн.: А.С.Пушкин. Романы и повести - Петрозаводск, 1967. - с.240.)

В истории военного дела зафиксирована клятва эфеба, в которой есть такие поучительные слова: "Я не оскверню этого священного оружия и не покину в рядах моего товарища. Я буду защищать не только то, что свято, но и то, что не свято, как один, так и вместе с другими. Я передам потомкам отечество не униженным или уменьшенным, но возросшим и в положении улучшенном сравнительно с тем в каком я его наследовал. Я буду почитать решения мудрых. Я буду повиноваться законам, которые были или будут народом приняты, и если кто вздумает нарушить их, я не должен того допускать, и стану защищать их, все равно придется ли мне делать это одному или будут со мною другие. Я буду чтить верования".( См.: Уссинг. Воспитание и обучение у греков и римлян. - СП б., 1878.- с. 141).

Одним из принципов офицерской идеологии было убеждение, что высокое положение офицера в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Решающая установка в воспитании кадета состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь чего бы то ни было (славы, богатства, высокого чина), а потому что он офицер, потому что ему многое дано, потому что он должен быть именно таким, ибо таково было требование офицерской чести. Согласно офицерской этике, "честь" не дает ему никаких привилегий, а напротив, делает его более уязвимым, чем другие. Дуэль как способ защиты, несла еще и особую функцию: утверждала некое офицерское равенство, не зависящее от служебной иерархии. Если стимулом всей жизни является честь, совершенно очевидно, что ориентиром в поведении человека становятся не результаты, а принципы. (См.: Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина.-М.,1995.- с.27-56.)

0x01 graphic

Возвращение с войны.

Художник Карнеев Аким Егорович (1833-1896)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 03/05/2017, изменен: 03/05/2017. 400k. Статистика. Глава: История Иллюстрации: 37 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Факты из воинствующей истории: "приговор" элите, судьям; стратегия обмана , хитрости, вероломства духовенства и народа с "браком по расчету"; когда "Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду"; "Держава всякая сильна, Когда устроены в ней все премудро части: Оружием - врагам она грозна, А паруса - гражданские в ней власти"...

Каменев Анатолий Иванович Русская смута

Каменев Анатолий Иванович
Русская смута