ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Великое отступление русских армий

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Демьянова уха.

Художник Волков Адриан Маркович

А. Деникин

ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ РУССКИХ АРМИЙ

(Фрагменты из книги "Путь русского офицера")

Потеря войска и гибель полководца всегда проистекают из недооценки противника. Поэтому войско на марше следует определенным правилам, отступление же от этих правил чревато поражением.

Чжугэ Лян

1915 год. На фронтах войны

Несогласие на верхах русского командования по поводу направления главного удара продолжалось.

Ставка оставалась при прежнем благоразумном решении -- удержания Карпат и наступления на Берлин.

Ген. Иванов, при энергичной поддержке Брусилова и несочувствии своего начальника штаба, ген. Алексеева, не оказавшего, однако, достаточно решительного противодействия, настаивал на сосредоточии главных сил и средств для форсирования Карпат и наступления на Будапешт. И в то время, как Ставка стремилась сдвинуть корпуса Юго-Западного фронта на Краковское направление, ген. Иванов, в пределах, предоставленных главнокомандующим фронтами прав, перебрасывал свои корпуса с левого берега Вислы на юго-восток и довел 8-ю армию, на которую возлагалась главная роль, до состава 6-ти корпусов.

Германское главное командование продолжало перебрасывать войска с англо-французского фронта на наш, в свою очередь намечало три удара: германскими силами -- на Наревский фронт и Гродно и австро-германскими -- от Кракова на все еще державшийся Перемышль и с Карпат на Львов.

В конце января 8-я армия Брусилова перешла в наступление, имея главное направление на Гуменное. Но довольно длительная подготовка наша не укрылась от австрийцев, и они, собрав к угрожаемому фронту все свободные силы, встретили нас контрнаступлением, особенно сильным со стороны Мезоляборча-Турка, откуда шла армия Линзингена. На левом нашем крыле, в Буковине, наш слабый заслон, атакованный 13Ґ австрийскими дивизиями, был отброшен к Днестру и Пруту, и туда пришлось перебросить 9-ю армию ген. Лечицкого с левого берега Вислы.

Февраль, март, апрель в предгорьях Карпат происходили тяжелые кровопролитные битвы с переменным успехом. В конце концов, австро-германцы были отброшены и цели своей -- деблокады Перемышля -- не достигли. Мы вновь овладели главными Карпатскими перевалами, но наши усилия форсировать Карпаты не увенчались успехом.

22 марта пал Перемышль.

В наши руки попали 9 генералов, 2500 офицеров, 120 тыс. солдат, 900 орудий, огромное количество всякого оружия и запасов. И освободилась осаждавшая армия, (11-я) ген. Щербачева, которая была направлена Ивановым также на Карпаты.

Между тем немцы и на Восточнопрусском фронте стали двигаться вперед. В феврале разыгрались бои под Августовом, где обе стороны понесли большие потери, а в марте мы, в свою очередь, перешли в наступление с целью отбросить немцев с линии Варты и Нарева. Весь март шли бои с переменным успехом, дважды, под Праснышем, мы наносили сильные удары противнику, но операция кончилась вничью: немцы отошли к границе и на всем Восточнопрусском фронте перешли к обороне.

К этому времени (26 марта), вследствие болезни ген. Рузского, во главе армий Северо-Западного фронта встал ген. Алексеев; начальником штаба ген. Иванова был назначен ген. Владимир Драгомиров.

Ген. Иванову удалось, наконец, переубедить Верховного главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича, и 19 марта последним дана была директива -- Северо-Западному фронту перейти к обороне, а Юго-Западному -- наступать через Карпаты на Будапешт. Государь одобрил это решение, выразив, что "это именно то, что сделал бы я сам"...

Новая директива хотя и открывала нашему фронту большие возможности, но по существу фиксировала только создавшееся уже положение.

C декабря месяца армии Юго-Западного фронта употребляли нечеловеческие усилия, чтобы форсировать Карпаты.

В жестокие морозы, в снежные вьюги, о крутые, обледенелые скаты гор буквально разбивались наши силы, наш порыв и таяли наши ряды.

Мобилизация не проявила бережного отношения к кадрам, а учета унтер-офицеров запаса, этого нужнейшего остова армии, совсем не вела. Потому в начале войны роты выступали в поход, имея 5, 6 офицеров и до 50% унтер-офицеров на должностях простых рядовых.

Этот драгоценный элемент и погиб в большинстве в первых боях.

Кадры почти растаяли, и пополнения приходили недоученными и... безоружными.

Собственно, уже в конце 1914 года обнаружился острый недостаток снарядов и патронов, но беспечный и невежественный военный министр Сухомлинов умел убеждать Государя, Думу и общество, что "все обстоит благополучно".

И к весне 1915 г. окончательно назрел страшный кризис вооружения и особенно боевых припасов. Напряжение огневого боя в эту войну достигло небывалых и неожиданных размеров, опрокинув все теоретические расчеты и нашей и западноевропейской военной науки. Но если промышленность западных стран путем чрезвычайных усилий справилась с этой острой задачей, создав огромные арсеналы и запасы, -- то мы этого не смогли...

И только к весне 1916 г. путем крайнего напряжения, привлечения к заготовкам общественных сил и иностранных заказов, мы обзавелись тяжелой артиллерией и пополнили свои запасы патронов и снарядов. Конечно, далеко не в таких размерах, как наши союзники, но в достаточных для продолжения войны с надеждой на победу.

С какими затруднениями, однако, был сопряжен наш заграничный путь снабжения, хорошо описывает в своих воспоминаниях Ллойд Джордж:

"Когда летом 15 г. русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским превосходством Германии... военные руководители обеих стран (Англия и Франция) так и не восприняли руководящей идей, что они участвуют в этом предприятии вместе с Россией и что для успеха этого предприятия нужно объединить все ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприятные условия для достижения общей цели. На каждое предложение относительно вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914-1915 гг., и в 1916 ,- что им нечего дать и что, если они дают что-либо России, то лишь за счет своих собственных насущных нужд. Мы предоставили Россию ее собственной судьбе и тем самым ускорили балканскую трагедию, которая сыграла такую роль в затяжке войны"...

И в то время, как на всем Юго-Западном фронте было у нас 155 тяжелых орудий, французы, накопив огромные средства вооружения, в осеннем сражении в Шампани (1915) имели на узком, 25-километровом фронте прорыва в 12 раз больше, причем могли себе позволить фантастическую роскошь выпустить 3 миллиона снарядов!

Я помню, как у нас в 8-й армии перед летом оставалось по 200 выстрелов на орудие, причем раньше осени артиллерийское ведомство не обещало пополнения запасов. Батареи из 8 орудий были пересоставлены в 6 орудий, а пустые артиллерийские парки отправлены в тыл за ненадобностью.

Эта весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти.

Тяжелые кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой... штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели, ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены одним огнем...

И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с облегчением.

При таких условиях никакие стратегические планы -- ни на Берлин, ни на Будапешт -- не могли и не должны были более осуществляться.

* * *

В дни Карпатского сражения Железная бригада, как обычно, исполняла свою роль "пожарной команды".

Из целого ряда боевых эпизодов мне хочется отметить два.

В начале февраля бригада брошена была на помощь сводному отряду ген. Каледина под Лутовиско, в Ужгородском направлении. Это был один из самых тяжелых наших боев. Сильный мороз; снег -- по грудь; уже введен в дело последний резерв Каледина -- спешенная кавалерийская бригада.

Не забыть никогда этого жуткого поля сражения... Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями. Они -- мертвые -- застыли в тех позах, в каких их застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти.

Бригада таяла... Рядом с железными стрелками, под жестоким огнем, однорукий герой, полковник Носков, лично вел свой полк в атаку прямо на отвесные ледяные скалы высоты 804...

Тогда смерть пощадила его.

Но в 1917 г. две роты, именовавшие себя, "революционными", явились в полковой штаб и тут же убили его. Убили совершенно беспричинно и безнаказанно, ибо у военных начальников власть уже была отнята, а Временное правительство -- бессильно.

Во время этих же февральских боев к нам неожиданно подъехал Каледин.

Генерал взобрался на утес и сел рядом со мной, это место было под жестоким обстрелом. Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь нашими действиями и потерями. И это простое появление командира ободрило всех и возбудило наше доверие и уважение к нему.

Операция Каледина увенчалась успехом.

В частности, Железная бригада овладела рядом командных высот и центром вражеской позиции, деревней Лутовиско, захватив свыше 2 тыс. пленных и отбросив австрийцев за Сан.

За эти бои я был награжден орденом Георгия 3-й степени.

На фоне Лутовиской операции имел случай один забавный бытовой эпизод.

Из северокавказских горцев, не привлекавшихся к воинской повинности (чеченцы, ингуши, черкесы, дагестанцы), была сформирована на добровольческих началах Кавказская Туземная дивизия, известная больше под названием "Дикая". Храбрость ее всадников совмещалась с их первобытными нравами и с крайне растяжимым понятием о "военной добыче", что тяжело отзывалось на жителях районов, занятых полками дивизии. Временно одна бригада "Дикой" дивизии была подчинена мне и охраняла мой фланг.

В это время дивизией командовал брат Государя, великий князь Михаил Александрович. Его начальник штаба, полковник Юзефович, имел секретную инструкцию, в которой, между прочим, строжайше приказывалось беречь жизнь великого князя и, по возможности, не допускать его в сферу действительного огня.

Михаил Александрович -- человек по натуре скромный, но отнюдь не робкий, явно тяготился такой опекой. И, воспользовавшись однажды тем, что Юзефович после завтрака лег спать, велел поседлать коней и со своими адъютантами проехал к нам, на передовую позицию. После его отъезда в штабе дивизии поднялась суматоха, разбуженный Юзефович полетел вслед за великим князем и, отыскав его, стал уговаривать вернуться в штаб.

Михаил Александрович, видимо смущенный, все же не обратил на это внимания и оставался некоторое время с нами.

* * *

В начале марта Железная бригада двинута была к горе Одринь, чтобы заткнуть очередной прорыв, и оказалась в западне: полукольцом нашу позицию окружали командные высоты противника, с которых он вел огонь даже по одиночным людям. Положение было невыносимо, потери тяжелы. Каждый день удлинялся список убитых и раненых офицеров и стрелков. Убит командир 16-го полка полк, барон Боде. Я не вижу выгоды в оставлении нас на этих позициях, где нам грозит уничтожение, но наш уход вызвал бы необходимость отвода и соседней 14-й пех. дивизии, начальник которой доносил в штаб:

"Кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потока крови".

И я остаюсь.

Обстановка, однако, настолько серьезна, что требует полной близости к войскам, и я переношу свой полевой штаб на позицию, в дер. Творильню. Положение наше таково: за обедом пуля пробила окно и размозжила чью-то тарелку, другая застряла в спинке стула, а если кому нужно днем выйти из хаты, тот брал с собой пулеметный щит.

Австрийцы несколько раз пытались отрезать нас от Сана, но с большим уроном отбрасывались. Там действовал доблестный и бесстрашный подполковник 13-го полка Тимановский, прозванный солдатами "Железный Степаныч".

Бригада тает, а в тылу -- один плохенький мост через Сан; понтонов нет; весна уже чувствуется. Вздуется бурный Сан или нет? Если вздуется, снесет мостик и выхода нет.

В такой трудный момент командир 13-го полка полк. Гамбурцев, входя на крыльцо нашей штабной хаты, тяжело ранен ружейной пулей. Все штаб-офицеры полка уже выбиты, и заменить его некем.

Положение отчаянное, и я мрачно хожу из угла в угол. Поднимается мой начальник штаба полковник Марков:

-- Ваше превосходительство, дайте мне 13-й полк.

-- Голубчик, пожалуйста, но... вы видите, что делается?

-- Вот именно, Ваше превосходительство.

Так началась боевая карьера знаменитого впоследствии генерала Маркова, имя которого не раз будет упоминаться на этих страницах. Чувство, соединившее нас на кровавых полях сражений, свяжет наши судьбы до самой его смерти.

Молодой, храбрый, талантливый, с удивительным увлечением и любовью относившийся к военному делу, Марков предпочитал строевую службу штабной.

С этой поры он поведет славный полк от одной победы к другой, разделит со мной тяжкое бремя управления революционной армией в 1917 году и приобретет легендарную славу в гражданскую войну. Один из основных полков Добровольческой армии назван его именем.

Потратив полдня на дорогу по непролазной грязи и взобравшись по горным тропам, приехал в Творильню начальник нашего отряда ген. граф Келлер. Ознакомившись с невероятной обстановкой, в которой погибала бригада, он уехал с твердым намерением убрать нас из западни.

Действительно, через несколько дней нас увели за Сан.

* * *

В начале апреля я получил предупреждение из штаба армии, что меня ждет повышение -- назначение начальником Н-ской дивизии. Я очень попросил не "повышать" меня, убеждая, что с Железной бригадой я сделаю больше, чем с любой дивизией. Вопрос затих. В конце апреля принята была общая мера -- переформирования стрелковых бригад в дивизии, и я автоматически стал начальником Железной дивизии.

В конце апреля Государь решил посетить Галицию.

Тогда уже Ставке известно было о готовившемся со стороны Кракова ударе германской армии Макензена, который предвиделся очень серьезным, и царский визит мог явиться преждевременным.

Если смотры царем войск были вполне естественны, то посещение Львова, столицы присоединяемой к России австрийской провинции Галиции, носило демонстративный характер и несвоевременность его грозила престижу монарха. Но, очевидно, предотвращение визита для Ставки оказалось делом слишком деликатным...

Итак, Государь посетил Львов 22 апреля и на другой день прибыл в Самбор, где находился штаб 8-й армии. На долю Железной дивизии выпала честь встретить Государя почетным караулом.

1-я рота 16-го стр. полка была для этого вызвана с Карпат.

В воспоминаниях ген. Брусилова сказано:

"Я доложил Государю, что 16-й стр. полк, так же, как и вся стрелковая дивизия, именуемая Железной, за все время кампании выделялась своей особенной доблестью и что, в частности, 1-я рота имела на этих днях блестящее дело, уничтожив две роты противника".

Государь, как я уже упоминал, отличался застенчивостью и не умел говорить с войсками. Может быть, этим обстоятельством объясняется небольшая его популярность в широких массах. По докладу вел. кн. Николая Николаевича, он наградил всю роту солдатскими Георгиевскими крестами.

Рота вернулась награжденной, но мало что могла рассказать товарищам. Слова живого не было.

* * *

Уже 11 апреля, ввиду явно непосильной задачи форсирования Карпат и кризиса в снабжении войск, главнокомандующий фронтом отдал приказ 3-й и 8-й армиям перейти к обороне.

К началу мая Железная дивизия занимала фронт юго-восточнее Перемышля против австро-германцев ген. Линзингена. Дивизия не выходила из трудных боев, отражая атаки противника, переходя сама в контратаки. Противник нажимал сильно.

Ввиду важности этого направления, ген. Брусилов постепенно присылал подкрепления, и в мае под моей командой состоял сводный отряд из 8 полков. На крайнем левом фланге моей позиции стоял второочередной полк, сформированный из кадров Архангелогорбдского полка, которым я командовал перед войной.

Я не был в состоянии противостоять соблазну повидать родной полк и с трудом пробрался к нему на позицию. Все доступы к нему уже так сильно обстреливались, что кухни и снабжение можно было подвозить только по ночам. Я провел часа два-три со своими старыми офицерами, вспоминая прошлое и знакомясь с их боевой, обстановкой.

Я не подозревал, что это была последняя встреча...

Об общем положении на фронте нас, начальников дивизий по крайней мере, не ориентировали, и в войсках моего отряда положение нашего фронта считалось прочным.

2-я армия Макензена, в составе 10 германских дивизий, при 700 орудиях ударила на нашу 3-ю армию, имевшую 5Ґ дивизий и 160 орудий. Вскоре фронт ее был прорван у Горлицы. Только после этого ген. Иванов, стягивавший доселе все свободные войска к Карпатам, послал корпус на подкрепление 3-й армии. Но было поздно...

Обстановка сложилась так, что требовала быстрого отвода армий. Таково было мнение и начальника штаба Юго-Западного фронта, и командующего армией ген. Радко-Дмитриева.

Но ген. Иванов и Ставка требовали: "Не отдавать ни пяди земли".

Произошел. неравный бой.

3-я армия была разбита и покатилась, назад. В особенно тяжелое положение попал 24-й корпус, дивизия Корнилова (48-я) была совершенно окружена и после геройского сопротивления почти уничтожена, остатки ее попали в плен.

Сам ген. Корнилов со штабом, буквально вырвавшись из рук врагов, несколько дней скрывался в лесу, пытаясь пробраться к своим, но был обнаружен и взят в плен. Более года он просидел в австрийском плену, из которого в июле 1916 г., с редкой смелостью и ловкостью, бежал, переодевшись в форму австрийского солдата. С большими трудностями и приключениями перебрался в Россию через румынскую границу.

За это был награжден Государем орденом Георгия 3-й степени и назначен командиром 25-го корпуса.

Отступление 3-й армии обнажило фланг 8-й, и 10 мая Юго-Западному фронту отдан был приказ отходить к Сану и Днестру.

За год войны, в связи с положением фронта, мне приходилось и наступать, и отступать. Но последнее имело характер маневра временного и переходящего. Теперь же вся обстановка и даже тон отдаваемых свыше распоряжений свидетельствовали о катастрофе.

И впервые я почувствовал нечто, похожее на отчаяние...

Тяжесть моего положения усугублялась еще тем, что по каким-то соображениям отход частей, расположенных восточнее меня, был задержан, и фронт армии ломался почти под прямым углом в пределах моего отряда, именно на позиции бывшего Архангелогородского полка. Другими словами, полк охватывался и простреливался с двух сторон наседавшими германцами.

Штаб армии снялся с такой поспешностью, что порвал телефонную связь, и оспорить распоряжение не было возможности. Я понял, что полк обречен...

Под покровом ночи я отводил свои войска, испытывая тяжелое чувство за участь полка. На другое утро он был разгромлен и погибло большинство моих старых соратников...

Началось великое отступление русских армий.

1915 год. Продолжение войны

Армии Юго-Западного фронта удержались некоторое время на линии Перемышль -- Миколаев и дальше по Днестру. Выдержали сильнейший натиск австро-германцев, имели даже крупный успех, разбив и отбросив австрийцев, пытавшихся через Днестр выйти в тыл Львову. Но 24 мая ген. Макензен возобновил наступление и к 3 июня занял Перемышль и утвердился на Среднем Сане.

Эти бои южнее Перемышля были для нас наиболее кровопролитными.

В частности, сильно пострадала Железная дивизия. 13-й и 14-й полки были буквально сметены невероятной силы артиллерийским огнем немцев. В первый и единственный раз я видел храбрейшего из храбрых полковника Маркова в состоянии, близком к отчаянию, когда он выводил из боя остатки своих рот, весь залитый кровью, хлынувшей из тела шедшего рядом с ним командира 14-го полка, которому осколком снаряда снесло голову. Вид туловища полковника без головы, простоявшего еще несколько мгновений в позе живого -- забыть нельзя...

Отступая шаг за шагом, наши армии отходили от Сана и 22 июня оставили Львов. Русские контратаки и необходимость подтянуть тылы заставили Макензена в первой половине июля приостановить наступление; затем оно возобновилось и к августу мы ушли за Буг.

Большими силами германцы, еще до прорыва у Горлицы, перешли в наступление против Северо-Западного фронта ген. Алексеева, потеснили наши войска в Курляндии и захватили Либаву. В каких трудных условиях происходили бои и на этом фронте, видно из следующих двух эпизодов.

У Прасныша 1-я русская армия в течение 6 дней задерживала сильнейший напор 12-й германской армии, имевшей полуторное превосходство сил и 1264 орудия против наших 317...

В конце мая южнее Варшавы, на фронте нашей 2-й армии, немцы произвели первую газовую атаку, и, несмотря на неожиданность этого незаконного средства и отсутствие у нас противогазов, в результате чего оказалось 9 тысяч отравленных, германские атаки были отбиты...

В начале июля, в связи с отступлением Юго-Западного фронта, Ставка сочла невозможным удержание Польши, и ген. Алексееву дан был приказ отводить войска за Вислу.

Началось и там великое отступление, длившееся три месяца, отмеченное тяжкими боями и большими для нас потерями.

Наиболее грозное положение создалось под Вильной (конец августа и начало сентября), когда фронтальной атакой и прорывом 6 конных дивизий в наш тыл (у Свенцян) немцы сделали чрезвычайное усилие окружить и уничтожить нашу 10-ю армию. Но упорством русских войск и искусным маневром ген. Алексеева прорыв был ликвидирован и армия вырвалась из окружения.

К концу сентября откатившийся русский фронт проходил по линии Рига -- Двинск -- Черновицы. Придавая более важное значение направлениям на столицы (Петроград, Москва), Ставка сосредоточила в руках Алексеева 7 армий, оставив Иванову, южнее Полесья, 3 армии.

Великое отступление стоило нам дорого.

Потери наши составляли более миллиона человек.

Огромные территории -- часть Прибалтики, Польша, Литва, часть Белоруссии, почти вся Галиция.- были нами потеряны.

Кадры выбиты. Дух армий подорван. И несмотря на это, отступление наше отнюдь не имело панического характера. Мы наносили немцам тяжелые потери, а австрийцы, благодаря нашим непрестанным контратакам, потеряли при наступлении одними пленными сотни тысяч....

Наш фронт, лишенный снарядов, под сильным напором противника медленно отходил шаг за шагом, не допуская окружения и пленения корпусов и армий, как это имело место в 1941 г. в первый период второй мировой войны, при советском режиме.

И к осени 1915 г. австро-германское наступление выдохлось.

* * *

Часть российских сил была отвлечена на Кавказский театр.

Еще в конце октября 1914 г. Турция вступила в войну на стороне центральных держав. Наши, слабые тогда, силы остановили 3 турецких корпуса, наступавшие из Зрзерума на Карс, у границы и здесь зазимовали.

Но в декабре турецкий главнокомандующий Энвер-паша рискнул перейти в наступление на Карс силами до 90 тыс.- в жестокую стужу и вьюгу, по занесенным снегом горным дорогам. Произошло сражение под Сарыкамышем, где турки потерпели полное поражение: половина их замерзла в пути, другая была разбита и взята в плен.

В течение всего 1915 г. на Кавказском фронте царило сравнительное затишье.

* * *

В 1915 году центр тяжести мировой войны перешел в Россию.

Это был наиболее тяжелый год войны. В начале его англо-французы произвели ряд частных атак в Шампани и у Арраса, не имевших стратегического значения. 9 мая Фош и Френч атаковали немцев в Артуа, бои длились полтора месяца, привели к большим потерям и имели результатом исправление фронта и занятие союзниками 40 км территории.

В конце июня состоялась междусоюзная конференция в Шантильи, на которой, ввиду тяжелого положения русского фронта, решено было англо-французам перейти вновь в наступление в Шампани и Артуа. Подготовка началась с 12 июля, но по причинам, которые я разбирать здесь не буду, затянулась до 25 сентября, когда наше великое отступление уже кончилось.

Наступление в Шампани велось французами в большом превосходстве сил и с применением огромного количества артиллерии. После 7-дневной артиллерийской подготовки оно увенчалось захватом первой линии германских укреплений, взято было 25 тыс. пленных и 150 орудий. Но на второй линии наступление захлебнулось. Ввиду больших потерь, ген. Жофр прекратил атаку.

Отдавая должное доблести наших союзников, я должен отметить их общее воздержание от широких задач и желание взять врага измором, ибо это обстоятельство влияло на положение нашего фронта и объясняет отчасти наши неудачи.

1915 год был вообще неудачным для Антанты.

Галлиполийская операция, веденная англо-французами по инициативе Черчилля с 20 марта по 20 декабря, невзирая на огромное превосходство английского флота, окончилась катастрофой: потерей -- 146 тыс. человек (турко-германцы потеряли 186 тыс.) и эвакуацией западной прибрежной части Галлиполи с потерей всей материальной части. Англичане в конце 1915 г. понесли серьезное поражение от турок и в Месопотамии, вблизи Багдада.

В октябре на стороне Германии выступила Болгария, против традиционного настроения своего народа, исключительно по немцефильству династии (Кобургской) и правительства. 15 октября в Салониках высадилось несколько французских и английских дивизий, к которым присоединились потом 4 русские бригады, под общим командованием французского генерала Сарайля. Армия эта расположилась от Эгейского до Адриатического моря, имела против себя одну германскую и две болгарские армии, несколько раз пыталась прорвать вражеский фронт, но безуспешно, и перешла к позиционной войне.

Компенсацией союзникам как будто являлось выступление Италии против Австрии 23 мая 1915 г.. Италия отвлекла на себя часть австрийских сил, но ввиду малой боеспособности итальянских войск не намного увеличила боевой потенциал союзников.

Австро-германское командование не приостановило общего наступления в пределы России. Подтянув к ополченским частям, наблюдавшим итальянскую границу, 2Ґ дивизии с русского фронта, 5 дивизий с сербского и одну немецкую дивизию с тяжелой артиллерией, австро-германцы на итальянском фронте ограничились временно обороной. Достойно внимания, что Италия, имея 12 корпусов и несколько дивизий милиционного характера, подняв по первой мобилизации 1 миллион человек и сосредоточив у Изонцо главные свои силы, четыре раза в 1915 году переходила в наступление и всякий раз безуспешно.

Эта неспособность итальянцев, неподвижность Салоникского фронта и великое русское отступление приблизили конец Сербии. Более года держалась маленькая сербская армия, не имевшая надлежащего снаряжения, но сильная духом, отбив три наступления австро-венгров. Но в октябре 15 г. на нее навалились втрое превосходящие ее силы врагов (29 австро-германо-болгарских дивизий против 11 сербских) и сербская армия, после двухмесячного отчаянного сопротивления, была раздавлена. Остатки ее (55 тыс.) во главе с королевичем Александром, унося на носилках больного короля, бросив орудия и обозы, с невероятным трудом, по горным тропам, пробились через Албанию к Адриатическому морю и были союзниками перевезены на остров Корфу. Отдохнув и снарядившись, эти войска в 1916 году приняли снова участие в боях ген. Сарайля на Македонском театре.

* * *

Дойдя до линии Рига -- Пинск -- Черновицы, немецкое главное командование, ввиду переутомления войск, решило перейти к позиционной войне.

Австрийский же главнокомандующий, ген. Конрад, настаивал на продолжении наступления, с целью освобождения оставшихся в русском владении частей Галиции и захвата важного железнодорожного узла Ровно, который открывал, через ст. Барановичи, прямое сообщение между австрийским и германским фронтами. Произошла размолвка, и в результате все германские дивизии, находившиеся на австрийском фронте, переведены были немцами на север, на свой фронт. Ген. Конрад тем не менее повел наступле ние на Луцк -- Ровно.

В конце августа я получил от ген. Брусилова приказание идти спешно в местечко Клевань, находившееся между Луцком и Ровно, в 20 верстах от нас, где находился штаб 8-й армии. Приведя дивизию форсированным маршем в Клевань к ночи, я застал там полный хаос. Со стороны Луцка наступали австрийцы, тесня какие-то наши ополченские дружины и спешенную кавалерию, никакого фронта по существу уже не было, и путь на Ровно был открыт.

Я развернул дивизию по обе стороны шоссе и после долгих поисков вошел, наконец, в телефонную связь со штабом армии. Узнал, что положение серьезное и штаб предполагал было эвакуировать Ровно, что у Клевани спешно формируется новый корпус (39-й) из ополченских дружин, которые, по словам Брусилова: "впервые попадают в бой и не представляют никакой боевой силы". Начальнику этого корпуса, ген. Стельницкому, я входил в подчинение. Брусилов добавил, что он надеется, "что фронт все же получится довольно устойчивым, опираясь на Железную дивизию, дабы задержать врага на речке Стубель".

Положение дивизии было необыкновенно трудным.

Австрийцы, вводя в бой все новые силы, распространялись влево, в охват правого фланга армии. Сообразно с этим удлинялся и мой фронт, дойдя, в конце концов, до 15 километров. Силы противника значительно превосходили нас, почти втрое, и обороняться при таких условиях было невозможно. Я решил атаковать. С 21 авг. я трижды переходил в наступление, и тремя атаками Железная дивизия приковала к своему фронту около трех австрийских дивизий и задерживала обходное движение противника. Но 8-11 сент., после тяжких боев, австрийцам удалось оттеснить нас за р. Горынь.

Зайончковский Андрей Медардович (8 декабря 1862 -- 22 марта 1926) -- русский военный историк и теоретик, генерал от инфантерии.

Между тем ген. Брусилов, получив в свое распоряжение 30-й корпус ген. Зайончковского и направив его к р. Горыни, решил выйти из создавшегося трудного положения переходом в наступление правым крылом армии (3 корпуса) с целью выхода и утверждения на р. Стыри. После долгих споров с главнокомандующим ген. Ивановым, не желавшим допускать наступление крупными силами, Брусилов поставил на своем, и наступление началось.

Железная дивизия шла в центре фронта.

Блестящими атаками колонн ген. Станкевича и полк. Маркова противник был разбит 16 и 17 сент., причем частью уничтожен, частью взят в плен. И 18 сент. дивизия, по собственной инициативе, преследуя быстро отступавших австрийцев, форсированными маршами пошла на Луцк, и 19 числа я атаковал уже сильные передовые укрепления его. Бой шел беспрерывно весь день и всю ночь. Против нас было 2Ґ австрийских дивизии, прочно засевших в хорошо подготовленных окопах. Стрелки дрались уже на самой позиции, были взяты пулеметы и пленные, захвачены два первых ряда окопов. Но дальнейшее продвижение казалось для нас непосильным, мы понесли большие потери, и войска устали.

Ген. Стельницкий даже не предлагал мне помощи своих ополченских частей, понимая ее бесполезность.

Чтобы помочь моей захлебнувшейся фронтальной атаке, ген. Брусилов приказал ген. Зайончковскому атаковать Луцк с севера.

Тут необходимо сделать отступление совсем не боевого свойства, дабы пояснить дальнейший ход событий.

По особенностям своего характера, Зайончковский внес элемент прямо анекдотический в суровую и эпическую боевую атмосферу. Получив распоряжение Брусилова, он отдал по своему корпусу многоречивый приказ, в котором говорилось, что Железная дивизия не смогла взять Луцк, и эта почетная и трудная задача возлагается на него... Припоминал праздник Рождества Богородицы, приходящийся на 21 сент... Приглашал войска "порадовать матушку царицу" и в заключение восклицал:

"Бутылка откупорена! Что придется нам пить из нее -- вино или яд, -- покажет завтрашний день".

Подобная "беллетристика" совсем не свойственна нашему воинскому обиходу, впрочем, я узнал об этом приказе только по окончании операции.

Но "пить вина" на "завтрашний день" Зайончковскому не пришлось.

Наступление его не подвинулось вперед, и он потребовал у штаба армии -- передать ему на усиление один из моих полков, что и было сделано. Я остался с тремя. Кроме того, в ночь на 23 сентября получаю приказ из армии: ввиду того, что Зайончковскому доставляет большие затруднения сильный артиллерийский огонь противника, мне, по его просьбе, приказано вести стрельбу всеми моими батареями в течение ночи, "чтобы отвлечь на себя неприятельский огонь".

Стрелять в течение всей ночи, когда у нас каждый снаряд на учете! Но приказ я исполнил. Вероятно, понять мои чувства может только тот, кто был на войне и попадал в такое положение... Австрийцы мне не отвечали. С их стороны раздалось только три выстрела, причем одна граната попала в камин штабной хаты. По воле судьбы она не разорвалась.

Эта нелепая стрельба обнаружила врагу расположение наших скрытых батарей, и к утру положение моей дивизии должно было стать трагичным. Я вызвал к телефону своих трех командиров полков и, очертив им обстановку сказал:

-- Наше положение пиковое. Ничего нам не остается, как атаковать.

Все три командира согласились со мной.

Я тут же отдал приказ дивизии: атаковать Луцк с рассветом.

Брусилов потом писал об этом эпизоде так:

"Деникин, не отговариваясь никакими трудностями, бросился на Луцк одним махом, взял его, во время боя въехал сам на автомобиле в город и оттуда прислал мне телеграмму, что 4-я стрелковая дивизия взяла Луцк".

Вслед за сим Зайончковский донес о взятии им Луцка. Но на его телеграмме Брусилов сделал шутливую пометку: "...и взял там в плен генерала Деникина".

За первое взятие Луцка я был произведен в генерал-лейтенанты. Требование Зайончковского о награждении его георгиевским крестом не прошло.

Ниже увидим, что я нажил себе жестокого врага...

* * *

За всю Луцкую операцию Железная дивизия взяла в плен 158 офицеров и 9773 солдат, т. е. количество, равное ее составу. Но и мы были изрядно потрепаны и через два дня были сменены и по обыкновению выведены в резерв командующего армией.

Соседние 8-й и 30-й корпуса, опрокидывая австрийцев, вышли к Стыри. Ген. Конрад, сильно обеспокоенный разгромом своего левого крыла, обратился за помощью к германскому командованию, и вскоре мы обнаружили к северу от Луцка движение немецкого корпуса в охват нашего правого фланга.

В дальнейшем произошло нечто совершенно несуразное, и я до сих пор не мог установить обстоятельств этого дела по первоисточникам, ибо они находятся в руках у большевиков.

Но если верить ген. Брусилову, то он получил от главнокомандующего фронтом приказ:

"Бросить Луцк и отвести войска в первоначальное положение" (к Клевани), а корпусу ген. Зайончковского, с приданной ему Железной дивизией, "спрятаться в лесах восточнее Колки и, когда немцы втянутся по дороге Колки -- Клевань, неожиданно ударить им во фланг, а остальному фронту перейти тогда в наступление"...

Эта "стратегия", больше похожая на детскую игру в прятки, свидетельствовала о весьма слабой военной квалификации как ген. Иванова, так и его нового начальника штаба ген. Савича.

Линия Стыри и Луцк, доставшиеся нам ценою таких героических усилий, были брошены без давления противника. Вся Луцкая операция, стоившая нам столько крови и таких потерь, пошла прахом...

Корпуса скрыть в лесу, конечно, не удалось, и в результате оба противника, русский корпус и немецкий, развернулись друг против друга в дремучем, заболоченном Полесье, понастроили из поваленных деревьев, перевитых колючей проволокой, укрепления, и оба перешли к обороне.

Под предлогом лесистой местности штаб отнял мою артиллерию, передав ее другой дивизии. Когда я явился к генералу Зайончковскому, он сухо и наставительно прочел мне свою директиву, по которой три моих полка были распределены по его дивизиям, а четвертый взят в корпусный резерв.

Железная дивизия расформирована, и я оставлен не у дел.

Я не возражал, только внутренне улыбнулся, ибо знал, что такое распоряжение исполнено быть не может. Действительно, получив директиву Зайончковского, Брусилов немедленно приказал ему "вернуть дивизию в распоряжение ее начальника и дать дивизии самостоятельную задачу".

Командир корпуса поставил нас вдоль лесной речки Кармин, и начались наши злоключения.

Зайончковский приказал дивизии атаковать противостоящих германцев. Я попробовал перейти в атаку раз, потом еще раз, понеся .потери, был отбит и убедился в невозможности одержать успех по болоту, против уже укрепившихся немцев, не имея артиллерии. Командир корпуса, в течение нескольких дней, присылал резкие и категорические приказания перейти в атаку, угрожая отрешить меня от командования за неисполнение.

Не находя возможным вести людей на верную гибель и считая операцию явно обреченной, я отмалчивался.

Зайончковский пожаловался в штаб армии, последний потребовал прямого соединения со мной телеграфной линией, и ген. Брусилов телеграфировал мне: "Что у вас происходит, объясните?" .

Я отвечал, что принял личное участие в последней атаке 14-го полка, и очертил всю обстановку, доложив, что для меня и моих командиров ясно, что дивизию посылают на убой.

Через час ген. Зайончковский получил приказание Брусилова этой же ночью сменить своими частями Железную дивизию, которая возвращается в резерв командующего.

Первый и единственный раз я встретил такое жестокое и оскорбительное отношение к дивизии и к себе. Ибо всюду, куда бы ни появлялась наша "пожарная команда", ее встречали с чувством облегчения и признания.

На этом эпизоде кончилась "скитальческая жизнь" Железной дивизии по разным корпусам. В составе 8-й армии сформирован был новый 40-й корпус, в который вошла моя дивизия и отличная 2-я стр. дивизия во главе с достойным начальником ген. Белозором.

Про этот корпус ген. Брусилов выразился так:

"По составу своих войск этот корпус был одним из лучших во всей Русской армии".

* * *

Тотчас по сформировании 40-му корпусу пришлось вступить в бой. Между Юго-Западным и Западным фронтами образовался промежуток в 60 км., наблюдаемый только спешенной кавалерией. Правда, это была лесисто-болотистая линия Полесья, которая, однако, вовсе не была непроходимой. Германцы все более, подвигались к северу, заняли Чарторийск и все время угрожали охватом правому флангу нашей армии и прорывали связи ее с Западным фронтом.

Поэтому ген. Брусилов решил вторично коротким ударом правого крыла (30-й, 40-й и конный корпуса) исправить фронт, выйдя снова на р. Стырь.

Началась Чарторийская операция, которая составляет одну из славнейших страниц истории Железной дивизии.

"На 4-ю стр. дивизию, -- писал Брусилов, -- возложена была самая тяжелая задача -- взять Чарторийск и разбить германскую дивизию".

В ночь на 16 октября дивизия развернулась против Чарторийска и Новоселок, в следующую ночь переправилась через Стырь и в течение двух дней разбила, потопила и пленила австро-германцев на фронте в 18 км.

Левая колонна (ген. Станкевич, полк. Марков, капитан Удовиченко, направленная мною на запад и юго-запад, опрокидывая врага, шла неудержимо вперед, в то время как правая колонна полк. Бирюкова (16 стр. полк), брошенная на Чарторийск, с огромным подъемом, без выстрела, атаковала город с тыла, одним порывом взяла его, почти уничтожив занимавший его 1-й гренадерский Кронпринца полк, захватив орудия, пулеметы и обозы.

Переправившаяся через Стырь по мостам, наведенным 16-м полком, 2-я стр. дивизия также успешно гнала противника правее нас, но дойдя до Лисово, не смогла дальше развить своего наступления ввиду неуспеха соседнего кавалерийского корпуса.

К утру 20 окт. Железная дивизия завершила свой прорыв -- 18 км. по фронту и свыше 20 км в глубину, располагаясь в виде буквы П. Справа и слева мы вели упорные бои, но с фронта против нас никого не было. Наша артиллерия громила город Колки, в глубоком тылу противника, где находился штаб всей левой его группы. Замешательство и растерянность австро-германцев были так велики, что в течение двух дней на фронт полк. Маркова выходили обозы, транспорты и почта противника, которые он перехватывал. Нам удалось подслушать телефонный разговор генерала, командовавшего районом Колки, который доносил начальству о безнадежности своего положения. Впоследствии, изучая австрийскую официальную историю войны, я находил в каждой строчке подтверждение тогдашнего их разгрома. Нужен был напор со стороны 30-го корпуса ген. Зайончковского, стоявшего левее нас, и весь левый фланг австрийских армий был бы опрокинут.

Еще 5 октября я неоднократно обращался в штаб своего корпуса и в штаб армии, прося двинуть вперед правый фланг 30-го корпуса, хотя бы только для обеспечения моего движения.

Штаб армии производил давление на Зайончковского, но он противился.

"Деникин сообщает, что он занял уже Яблонку, -- говорил он по аппарату начальнику штаба армии, -- но я в этом сомневаюсь, так как упорство врага на моем фронте ничуть не ослабело".

И хотя после взятия мною Куликовичей против правого фланга 30-го корпуса стояли только спешенные кавалерийские части, он за все время операции так и не сдвинулся с места.

По мере расширения прорыва 2-й и 4-й стр. дивизий я настойчиво доносил о необходимости использовать этот прорыв, влив в него спешно новые крупные силы. Генерал-квартирмейстерская часть штаба горячо поддерживала меня, но обычно столь энергичный Брусилов почему-то колебался.

И момент был упущен...

Когда, в конце концов, мне прислали 105-ю дивизию, то, во-первых, было уже поздно, а во-вторых, дивизия эта, ополченская, при первом же напоре противника отступила так поспешно, что только отягчила наше положение.

Между тем противник спешно стягивал со всех сторон подкрепления.

На схеме австрийского официального описания войны впоследствии я увидел по крайней мере 15 полков, действовавших против моего фронта, не считая всяких сборных команд. Постепенно сжималось австро-германское кольцо вокруг прорвавшихся дивизий.

Полк. Марков, занимавший выдвинутое положение у Яблонки, по телефону докладывал мне:

-- Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны. Так трудно, что даже весело!

Теперь, с некоторой уже "исторической перспективы", взирая на эти далекие события, испытываю все то же чувство глубокого умиления и гордости перед неугасимым воинским духом, доблестью и самоотверженным патриотизмом моих соратников по Железной дивизии.

Не только Маркову, но и всей дивизии в течение двух суток (20 и 21 окт.) пришлось драться фронтом на все четыре стороны. И не только паники, ни малейшего падения духом, ни малейшего колебания не было в рядах моих славных стрелков.

К утру 22 окт., распоряжением командира корпуса, дивизия была отведена к с. Комарово.

Прорыв был ликвидирован, не принеся нам пользы...

Усилившийся противник еще в продолжение 2-х недель вел бесплодные атаки против Чарторийского фронта, неизменно отбиваемые русскими войсками. Железная дивизия в последний раз, 9 ноября, переходила всем своим фронтом в контратаку, разбив австро-германцев и нанеся им большой урон. Всего за Чарторийскую операцию мы взяли нераненых пленных 8Ґ тысяч.

С половины ноября на нашем фронте наступило полное затишье, длившееся до весны 1916 года.

Первый наш отдых от начала войны.

Итак, поставленная 8-й армии тактическая задача была выполнена: мы прочно утвердились на Стыри. Но Ставка и штаб главнокомандующего обратили внимание на то, что были упущены неожиданно открывшиеся стратегические возможности. Следовательно, надо было найти виновного.

И тут опять сказались некоторые характерные черты Брусилова. Историю нашего прорыва в своих записках он излагает так:

"Два соседа, корпусные командиры, 30-го и 40-го, сговориться не сумели и только друг на друга жаловались. Виновного в нерешительности (!) командира 40-го корпуса (ген. Воронин) пришлось сместить, но время было упущено, германцы успели прислать серьезную поддержку своим разбитым частям".

Таким образом, ген. Воронин, войска которого вторглись глубоко в неприятельское расположение и этим создали, неиспользованную свыше, возможность, был отрешен от командования, а ген. Зайончковский, не исполнивший приказа и не тронувшийся с места во все время прорыва, остался безнаказанным.

* * *

5-го сентября Государь назначил вел. кн. Николая Николаевича главнокомандующим на Кавказ и сам вступил в верховное командование российскими вооруженными силами. Этому предшествовали безрезультатные попытки целого ряда политических деятелей, в том числе и письменное обращение восьми министров, предостеречь Царя от опасного шага. Мотивами выставлялась прежде всего трудность совмещения управления государством и военного командования. Оппозиционные министры докладывали, что при таком решении Государя и особенно принимая во внимание отсутствие какой-либо правительственной программы по общей политике и коренное расхождение их во взглядах с председателем Совета министров Горемыкиным, они "теряют веру и возможность служить с пользой ему (Царю) и родине". Другим официальным мотивом был -- риск брать на себя полную ответственность за армию в тяжкий период ее неудач.

А мотивы, волновавшие очень многих, но не высказываемые официально, были -- страх, что отсутствие военных знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего осложнят и без того трудное положение армии, и опасение, что на ней отразится влияние Распутина.

Знаменательному акту предшествовали следующие обстоятельства.

Императрица Александра Федоровна совершенно без всяких оснований заподозрила вел. кн. Николая Николаевича, человека не только абсолютно лояльного к Государю, но и с некоторым мистицизмом относившегося к легитимной монархии, в желании вредить Николаю II и даже узурпировать его власть. Ныне стали достоянием гласности ее письма, в которых Государыня десятки раз, с настойчивостью и страстностью, поистине болезненными, предупреждает мужа о грозящей ему со стороны Николая Николаевича, опасности.

Она пишет 20 сентября 1914 г.:

"Распутин боится, что "галки" хотят, чтобы он (Ник. Ник.- А. Д.) достал им трон польский или Галицкий. Это их цель... Но я сказала Ане, чтобы она его успокоила, что даже из чувства благодарности ты бы этого никогда не рискнул. Григорий любит тебя ревниво и не выносит, чтобы Н. играл какую-либо роль".

12 июня 15 г.: "Николаша далеко не умен, упрям, и его ведут другие".

16 июня 15 г.: "...у меня абсолютно нет доверия к Н... Он пошел против человека, посланного Богом, и его дела не могут быть угодны Богу, и его мнение не может быть правильно".

17 июня: "У Николаши нет права вмешиваться в чужие дела... Это вина Н. и Витте, что существует Дума".

25 июня 15 г.: "Все делается не так, как следовало бы, и потому Н. держит тебя поблизости, чтобы заставить тебя подчиняться всем его идеям и дурным советам".

21 сент. 16 г.: "Никто не имеет права узурпировать твои права. Меня это очень огорчает". (Речь идет о Николае Николаевиче.)

5 ноября 16 г. Государыня сообщает, что "Ник., Орлов и Янушкевич хотят выгнать тебя (это не сплетня, у Орлова уже все бумаги были готовы), а меня в монастырь".

В этом убеждении поддерживал и вдохновлял Александру Феодоровну Распутин.

Дело в том, что, к несчастью, именно семья Николая Николаевича впервые ввела в царскую близость Распутина, как "богоугодного старца" и "провидца", но потом, когда истинный лик его обнаружился, Николай Николаевич и его близкие стали во враждебные отношения к "старцу". Распутин это знал и платил злобной ненавистью. Тем не менее он несколько раз пытался проникнуть в Ставку. Но, когда его поклонники нащупывали для этого почву, они неизменно получали ответ великого князя:

-- Если приедет, прикажу повесить!

Что Распутин сыграл роль в решении Государя принять верховное командование -- несомненно.

Подтверждается это и письмами императрицы:

3 авг. 16 г.: "Не бойся называть имя Григория, говоря с ним (ген. Алексеевым) -- благодаря Ему ты остался тверд и год тому назад принял командование, когда все были против тебя. Скажи ему это, и он поймет тогда Его (Распутина) мудрость".

9 дек. 16 г.: "Наш друг говорит, что пришла смута и если Он (Император.- А. Д.) не взял бы места Н. Н., то бы летел с престола теперь".

Нет никакого основания считать, что навязчивую идею Александры Феодоровны относительно великого князя разделял и Государь. По крайней мере, ни в отношениях его к Николаю Николаевичу, ни в действиях, ни в суждениях это никогда не проявлялось. И если влияние императрицы и Распутина в этом направлении было все же велико, то оно, по всей вероятности, находило свое объяснение в мистически-религиозном понимании Государем своего предназначения и своей "богоустановленной" власти.

После выхода высочайшего указа о принятии Государем верховного командования Александра Феодоровна писала ему:

"Это -- начало торжества твоего царствования. Он так сказал, и я безусловно верю этому".

Несомненно, она верила. Несомненно также, что Государь -- спокойный и уравновешенный, не заходил так далеко, как она, в своей мистике. Во всяком случае, он был вполне искренен, когда говорил противившимся его намерению министрам:

-- В такой критический момент верховный вождь армии должен стать во главе ее.

В армии перемена Верховного не вызвала большого впечатления.

Командный состав волновался за судьбы войны, но назначение начальником штаба Верховного генерала Алексеева всех успокоило. Что же касается солдат, то в деталях иерархии они не отдавали себе отчета, а Государь в их глазах всегда был главой армии. Одно обстоятельство, впрочем, вызывало толки в народе, оно широко отражалось в перлюстрированных военной цензурой письмах. Все считали, что "Царь был несчастлив", что "ему не везло". Ходынка, японская война, первая революция, неизлечимая болезнь единственного сына...

Начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев, Председатель Временного правительства князь Львов и военный министр Гучков.

Ставка Верховного главнокомандующего. Весна 1917.

Фактическим распорядителем всех вооруженных сил Российского государства стал ген. Михаил Васильевич Алексеев.

В сущности такая комбинация, когда военные операции задумываются, разрабатываются и проводятся признанным стратегом, а "повеления" исходят от верховной и притом самодержавной власти, могла быть удачной.

Но...

Государь не имел достаточно властности, твердости и силы характера, и ген, Алексеев, по тем же причинам, не умел "повелевать именем Царя".

В результате во второй период войны, больше еще, чем в первый, проявляется несогласованность и стремление главнокомандующих фронтами преследовать свои местные цели. Ставка же налаживает соглашения, прибегает к уговорам и компромиссам, доходящим до абсурда, когда, например, весною 1916 г. два главнокомандующих сорвали подготовленную большую операцию, и притом совершенно безнаказанно.

Об этом говорю в следующей главе.

А. И. Деникин

Путь русского офицера. -- М.: Современник, 1991.

См. далее...

Информация к размышлению

Николай III 35k "Фрагмент" Политика. Размещен: 15/07/2015, изменен: 15/07/2015. 35k. Статистика.

"Великого князя обвиняли то в бездарности и неспособности к командованию, то в честолюбивых замыслах, грозных для царской семьи. В придворных кругах в это время многозначительно говорили о ходившем по рукам портрете великого князя с подписью: "Николай III". (Шавельский. 1914-1916)

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

Тайник Русской войны 42k "Фрагмент" Политика. Размещен: 13/07/2015, изменен: 13/07/2015. 42k. Статистика.

В виду множества ходивших в армии разговоров о трусости, предательствах евреев на фронте, при общем пренебрежительном отношении нашего офицерства к евреям, этот поступок великого князя свидетельствовал не только об его благородстве к прекрасной привычке воздавать каждому по делам его, но и об его способности эволюционировать в своих взглядах и убеждениях, когда жизнь давала к этому серьезные основания. (Шавельский. 1914-1916)

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

-- Враг бьет нас... 39k "Фрагмент" Политика. Размещен: 24/12/2014, изменен: 24/12/2014. 39k. Статистика.

Баграмян. "Расплата за отступление"...

Иллюстрации/приложения: 8 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/wragbxetnas.shtml

Расплата за отступление... 72k "Фрагмент" Политика. Размещен: 15/08/2014, изменен: 15/08/2014. 73k. Статистика.

Писать о погибших воинах дело непростое. Было прямое указание Сталина: не печатать их. Верховный объяснил: Слишком много потерь... Не будем радовать Гитлера... Вот и весь резон! А ведь были такие потери, о которых молчать нельзя. Погиб прославленный командир кавалерийского корпуса Лев Доватор. Погиб летчик-истребитель Тимур Фрунзе. Погиб командир пулеметной роты Рубен Ибаррури, сын Долорес Ибаррури...

Иллюстрации/приложения: 6 шт.

"Наука ненависти" 76k "Фрагмент" Политика

Илья Эренбург: "Год тому назад, накануне войны, Красная Армия была частью государства... Теперь вся Россия - это Красная Армия... Мы многое потеряли за этот год: мир, уют, города, близких. Мы многое за этот год обрели: ясность взгляда, плодотворную ненависть, огонь патриотизма, завершенность, зрелость каждого человека"...

Иллюстрации/приложения: 9 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/naukanenawisti.shtml

А.В. Суворов: "Победа или смерть" (фрагментарные мысли генерала от инфантерии Сергея Константиновича Гершельмана из его труда "Нравственный элемент в руках А.М. Суворова (1900)") 90k "Фрагмент" Политика. Размещен: 26/01/2014, изменен: 28/01/2014. 90k. Статистика. 818 читателей (на 2.12.2014 г.)

Иллюстрации/приложения: 13 шт.

Полководцы: "демьянова уха" 68k "Фрагмент" Политика. Размещен: 22/01/2014, изменен: 25/01/2014. 68k. Статистика. 1050 читателей (на 25.2.2015 г.)

Иллюстрации/приложения: 19 шт.

Каменев. Пусть простит меня читатель, что привожу лишь фрагментарные мысли генерала от инфантерии Сергея Константиновича Гершельмана из его труда "Нравственный элемент под Севастополем (СП б., 1897)". Мысли эти интересные и смысла его труда не изменяют, но меняют лишь причину его труда, как мысли на будущее.

Севастополь вырос в могучую крепость, о которую в течение 11-ти месяцев разбивались все неимоверные усилия двух могущественных европейских наций, с вспомогательными контингентами других стран.

Все это, как мы знаем, достигнуто было не превосходством сил, вооружений и вообще способов к борьбе с материальной точки зрения, а исключительно выходящими из ряда по своей энергии и крепости нравственных сил защитников.

Иван Андреевич Крылов загадал загадку, которая называется: Демьянова уха

0x01 graphic

Россия. "Демьянова уха" 1865.

Художник Попов Андрей Андреевич (1832-1896)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 18/08/2015, изменен: 18/08/2015. 70k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 7 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Отступление стоило нам дорого. Потери наши составляли более миллиона человек. Кадры выбиты. Дух армий подорван. В 1915 году центр тяжести мировой войны перешел в Россию. Это был наиболее тяжелый год войны. (Деникин)

Каменев Анатолий Иванович Великое отступление русских армий

Каменев Анатолий Иванович
Великое отступление русских армий