ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Магерамов Александр Арнольдович
Текст повести "В чистилище"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.44*20  Ваша оценка:
"Извините, что задержали ответ с отзывом по книге. Майорова Р.Г. присоединяется к нашей благодарности за то, что поработали над этим материалом и открыто, правдиво, оригинально раскрыли страшную страничку боевого пути нашей дивизии. Прекрасная книга, которая рассказывает как всё это было на самом деле, что происходило с солдатами: как они страдали, но шли вперёд, защищая Родину. По этой правдивой книге нужно учить детей патриотизму, любви к стране."
  
   С уважением, педагогический коллектив школы 29 г. Коломны.
  
  
  
   Начало здесь
  
  
  Петр Иосифович ненавидел войну каждой клеточкой своего организма. Ему внушали отвращение войны освободительные и захватнические, справедливые, и не очень - все они вызывали неприятие, и это несмотря на то, что он был профессиональным военным. Еще в середине двадцатых годов молодой человек закончил так называемую "нормальную военную школу" в г. Харькове, после выпуска из которой получил звание "комвзвода" и по два рубиновых "кубаря" в петлицы. Назначенный на должность комначсостава Петр несколько лет принимал участие в "Первой гражданской", когда дрался с "белобандитами" на Северном Кавказе. Участвовал он пятнадцатью годами позже и в той войне, что вошла в историю нашей страны, как "Великая Отечественная", в Западную под названием "Вторая мировая", а в историю белой эмиграции, как "Вторая гражданская". Она, кровавым Молохом прошедшаяся практически по каждой советской семье, искалечила не только тело Петра, но и его душу.
  Читая через много лет после войны приглаженные историками описания шедших в те месяцы жарких схваток, Петр Иосифович вспоминал, как все было в действительности... Конечно, он не мог тогда знать всего масштаба проводимых к западу от Москвы операций, и лишь по-прошествие времени постиг, сколько советских людей было втянуто в те кровопролитные сражения. Ведь общее руководство войсками Западного и Калининского фронтов осуществлял Г. К. Жуков, который по свидетельству многих сослуживцев, "...в крови брода никогда не искал". Еще про будущего маршала говорили, что он не может остановиться, пока хоть кто-то из личного состава подчиненных ему частей еще остается целым и невредимым. Петр Иосифович в глубине души даже порадовался, что не был лично знаком с этим жестким человеком, лишь один раз довелось ему увидеть Георгия Константиновича в двадцатые годы перед строем полка - в составе какой-то комиссии.
  - Так!.. Что же историки и военачальники пишут про Ржевско-Вяземскую операцию?.. - подумал он, решив впервые прочесть официальную советскую историю битвы под Москвой, - ага, вот что: "Вначале успех сопутствовал Красной Армии. Однако к концу января ситуация резко изменилась. Немецко-фашистское командование спешно перебросило из Западной Европы 12 дивизий и 2 бригады. В результате контрударов 33-я армия и 1-й гвардейский кавалерийский корпус оказались в окружении, а севернее этого "котла" лишь узкий коридор связывал 22-ю, 29-ю, 39-ю армии и 11-й КК со своими войсками. На картах военного времени появился Ржевско-Вяземский плацдарм. Из словаря-справочника "Великая Отечественная война 1941-1945": "Ржевско-Вяземский плацдарм, выступ, образовавшийся в обороне немецко-фашистских войск в ходе наступления советских войск зимой 1941-1942 г.г. на западном направлении. Ржевско-Вяземский плацдарм имел размеры до 160 км в глубину и до 200 км по фронту у основания. Зимой 1942-1943 здесь было сосредоточено около 2/3 войск группы армий "Центр". Против этой группировки действовали основные силы Калининского и Западного фронтов. В этом же ряду - огромное количество советских армий, принимавших участие в боевых действиях: есть сведения о почти двадцати, включая ударные и воздушные".
  И еще: "С 8 января по 20 апреля 1942 года войска Калининского (32-е стрелковые и 5-ть кавалерийских дивизий, 4-е танковые бригады, всего 346,1 тысяч человек) и Западного (45-ть стрелковых, 12-ть кавалерийских и 1-а танковая дивизий, 26-ть стрелковые бригады, 2-е воздушно-десантные бригады и 14-ть танковых бригад, всего 713,1 тысяч человек) фронтов (Всего 95 дивизий, 46 бригад, 1059,2 тысяч человек, около 11 тысяч орудий и минометов, 474 танка) провели Ржевско-Вяземскую стратегическую наступательную операцию с целью разгрома главных сил немецкой группы армий "Центр". Операция являлась частью битвы под Москвой. Немецкая группировка включала: 625 тысяч человек, около 11 тысяч орудий и минометов, 354 танка, 350 самолетов. Командовал ею генерал-фельдмаршал Г. фон Клюге. Операция советских войск проводилась без оперативной паузы после завершения Московской стратегической наступательной операции. В результате проведенных боев, несмотря на незавершенность, советские войска нанесли поражение шестнадцати дивизиям противника, продвинулись на запад на 80-250 км, полностью освободили Московскую и Тульскую области, многие районы Калининской и Смоленской областей. В то же время не удалось окружить и полностью разгромить противостоящую группировку немецких войск, что было обусловлено недостатком танковых соединений и, как следствие, низкими темпами наступления ударной группировки фронтов, составлявшими в среднем 1-2,5 км в сутки. Глубокий охват группы армий "Центр" противника, потерявшей более 330 тысяч человек убитыми и ранеными, поставил ее в невыгодное оперативное положение. Уже в ходе боевых действий были введены управления 3-й и 4-й Ударных армий, 29 дивизий и 33 бригады. В рамках операции проведены Сычевско - Вяземская, Можайско - Вяземская, а также Вяземская воздушно-десантная и Ржевская операции".
  Петр не мог без слез вспоминать бои, в которых ему довелось участвовать в феврале-апреле сорок второго на территории Калининской и Смоленской областей, не любил встречаться с другими ветеранами 135-й "Краковской" Краснознаменной стрелковой дивизии. Ведь из тех людей, с которыми он плечом к плечу бился в кровавых сражениях, не уцелел, практически, никто. Из всей своей части Петр Иосифович в послевоенные годы встретил только бывшего водителя командира 173-го противотанкового дивизиона. Выжили лишь они вдвоем, да еще сын полка дивизиона, которому после окончания войны было около шестнадцати лет. Впрочем, эта цифра - трое уцелевших из дивизиона 2-го формирования была неудивительна, ведь только в ходе операции немецких войск "Зайдлиц" под городом Белым с 1-го по 10-е июля 1942 безвозвратные потери дивизии составили 4088 человек убитыми и пропавшими без вести. В те трагические дни - 5-6 июля, когда атакующие части германских 2-й танковой и 246-й пехотной дивизии соединились возле деревни Пушкари с частями ХХIII-го немецкого корпуса, его родное соединение в очередной раз попало в окружение.
  
  6.Памятник воинам 262 сд на дороге между дд. Пушкари и Нестерово. На этом участке в июле 42-
  го вышли из окружения многие другие части,
  в том числе 17 гв., 135, 179 сд, 24 кд, 21 тбр.
  Вражеский армейский корпус под командованием генерала пехоты Шуберта 2-го июля начал наступление вместе с Западной группой - частью 110-й дивизии генерала Гильберта, 1-й танковой дивизией генерал-майора Крюгера, 102-й дивизией генерал-лейтенанта Фриснера и Восточной- 5-ой танковой дивизией генерал-майора Фена с кавалерийской бригадой 9-й армии полковника фон Медема, специально сформированной для этой операции. Поддерживали наступление немецкие пикирующие бомбардировщики, а ударившая от Белого группа генерала фон Эзебека двинулась сначала на восток, а затем, изменив направление, пошла на север. 135-я в те дни получила удар в спину в самый критический момент своего наступления - когда исход сражения, по Наполеону, решает один-единственный сохранившийся в резерве батальон. Она была окружена вместе с 17-й гвардейской дивизией, с которой плечом к плечу сражалась уже несколько месяцев у этого древнего русского города. А еще 24-й кавалерийской дивизией и 21-й отдельной танковой бригадой - все эти четыре соединения обороняли назначенный им рубеж, располагаясь на левом фланге 41-й армии Калининского фронта. В армию генерала Тарасова входили еще 134-я, 179-я и 234-я стрелковые дивизии, полукольцом располагаясь вокруг города с задачей - уничтожить Бельскую группировку противника. Ближайшими к ее левому флангу были находившиеся северо-восточнее соединения 39-й армии генерала Масленникова, почти в полном составе попавшие в окружение.
   []
   Личные вещи П.И.Пожариского: планшет, кобура ТТ, компас, командирское удостоверение 173-го оптд 135-й сд, рисунки дочери, справка об эвакуации семьи 1941 года, удостоверение МПВО г. Калинина 1941 года, бритва "Золинген" с квасцами, упоминавшаяся в книге трофейная вилка-ложка, взятая у убитого немецкого солдата, медаль "За боевые заслуги", полученная П.И.Пожариским в 1946 году.
  
  Группа Эзебека соединилась с вражеским армейским корпусом, во взаимодействии с 1-й танковой дивизией Вермахта разгромила 17-ю гв. сд вместе со 135-й и, сильно потрепав северо-восточнее Пушкарей 134-ю сд, замкнула за частью войск 22-й и 41-й армий огненное кольцо. С 7 по 9 июля, с боями выйдя из "котла", "болотная дивизия" имела в своем составе около 1000 человек , а соединились ее остатки с войсками Калининского фронта в районе деревни Льба, куда она вышла после ряда ожесточенных боев - на участке между Пушкарями и Нестерово, и в промежутке между дд. Нарцы и Лейкино. Сам Петр Иосифович в том страшном году лишь чудом остался в живых, спасенный от неизбежной смерти "владимирцами". Кем были эти люди, откуда они происходили, их имена - осталось для него неизвестным. Но он был благодарен незнакомым бойцам и командирам за то, что, выкопав его через несколько дней после боя из перепаханного снарядами и гусеницами танков окопа - раненого, контуженного, находящегося без сознания, они не позволили ему умереть на позиции. Кроме комбата, сменщики нашли невдалеке от его тела еще двоих тяжелораненых, которых они тоже доставили в полевое медицинское учреждение, или, как было впоследствии записано в личном деле Петра: "...с 27.04.1942... - госпиталь в селе Лосьмино, Пречистенского района Смоленской области". Наиболее вероятно, что это было ошибкой, так как находящееся рядом с местом боев село с таким названием значилось и значится лишь в Бельском районе. Также непонятно происхождение термина, которым назвали себя его спасители , но они сообщили персоналу только то, что стало известно впоследствии раненому командиру. Одновременно Петр постоянно размышлял о том, что напрасно ему позволили выжить - смерть была бы для него избавлением от многолетних душевных страданий командира, не уберегшего от гибели ни одного из своих бойцов....
  А больше всего он не любил выступать перед молодежью! Ведь его, как и других ветеранов Великой Отечественной войны, часто приглашали на подобные встречи. К первой из них он долго готовился, надеясь донести до подростков всю свою ненависть к войне! Но после того как Петр оказался с ребятами лицом к лицу, перед ним возникли образы погибших подчиненных, многие из которых были немногим старше сидящих напротив трибуны школьников. Когда бывшего комбата попросили рассказать о тех боях, он, вспомнив все, что произошло с его подразделением в конце апреля сорок второго, закрыл лицо руками и, захлебываясь в рыданиях, вымолвил только: "Это была мясорубка!" Потом он сразу же ушел с трибуны и никогда больше не ходил на подобные встречи, "доверив" их проведение другим фронтовикам, воевавшим, в основном, в последние годы войны . А "мясорубка" осталась в памяти навсегда - именно такое кровавое определение окрашивало до конца жизни все воспоминания Петра о войне. Поэтому в семье его об этом не расспрашивал никто и никогда. Лишь изредка, забываясь, он по эпизодам описывал свой боевой путь и непростую судьбу...
   Когда началась Великая Отечественная война, Петр Иосифович сразу же написал рапорт на откомандирование в действующую армию. Ведь он считал своим долгом, как кадровый военный, в этот тяжелый для страны период руководить подразделением на поле боя, а не сидеть в тылу, имея пожарную "бронь". Много раз в последующие месяцы он писал рапорта об отправке на фронт, но все они безжалостно отклонялись руководством Калининской городской пожарной охраны, где он проходил службу в должности Заместителя начальника по противовоздушной обороне. А после начала войны его еще назначили Начальником штаба Местной ПВО.
  И вот, наконец-то, накануне эвакуации учреждений и "сдачи" советскими войсками города очередной рапорт старшего лейтенанта был удовлетворен! В октябре он прибыл на призывной пункт родной РККА. Вскоре его и других, как мобилизованных, так и прошедших лечение в местных госпиталях командиров уже везли на грузовике в часть, в составе которой Петру предстояло отправиться на фронт, грохотавший невдалеке.
  За бортом мелькали города и села, пока еще не тронутые войной, войска, передвигающиеся по шоссе Москва - Ленинград и беженцы, нескончаемый поток гражданских лиц, пытающихся уйти в тыл от войны. Все это напомнило ему "белый" Ростов-на-Дону, где он жил, будучи школьником, во времена "Всевеликого Войска Донского атамана Краснова" и "Ледяного" похода Добровольческой армии, да еще 20-е годы, когда в составе 25-й Чапаевской и 9-й Донской стрелковых дивизий он участвовал в боях с повстанцами. Попутчики, многие из которых лишь недавно выписались из госпиталей, рассказывали по дороге про тяжелые приграничные сражения, большие потери наших войск, мужество и предательство, героизм и трусость, делились боевым опытом со своими боевыми собратьями, с которыми им предстояло в ближайшие месяцы снова идти в бой. Один из них - пехотный капитан, почему-то абсолютно уверенный в своей скорой гибели заставил Петра вспомнить о пройденном им жизненном пути. Ведь пришло, похоже, время подводить итоги!..
  Петр Иосифович родился в старинной польской шляхетской семье. Род их вел свое происхождение от рыцаря, пришедшего в Польшу, под город Краков из Моравии, и был известен с 880 года от Рождества Христова. Позже его предки поселились в Мстиславском воеводстве Великого княжества Литовского, Русского и Жемайтского, а после присоединения в XVIII веке восточных земель Речи Посполитой к Российской империи им было подтверждено дворянство российским Департаментом герольдии. Семья Петра тогда была внесена в 6-ю часть Родословных книг Могилевской губернии, и это была та часть, в которую заносились только очень древние рода, причисленные к дворянскому сословию не менее чем за двести лет до этого события. Все братья его деда в XIX веке остались жить в имении Скураты, что рядом с городом Могилевом, в отличие от самого Томаша, сына Юзефа (Фомы Иосифовича), который имел "неосторожность" принять участие в восстании 1863 года, и был вынужден, опасаясь ареста, а также конфискации родовой собственности покинуть отчий дом. Братья от него по той же причине сразу отреклись, а еще он был лишен потомственного дворянства. Впрочем, на новом месте дед быстро продвинулся по служебной лестнице и вновь стал дворянином, правда, уже так называемым "личным". Потеряв все связи с родными-католиками, и женившись на православной русской женщине, он, тем не менее, своего первенца по многолетней семейной традиции назвал Юзефом, или как его звали в детстве - Юзиком.
  Поэтому отец Петра - Иосиф Фомич, несмотря на то, что считал себя поляком, был православного вероисповедания, так же, как его жена - донская казачка и родившиеся с разницей в шесть лет сыновья. Своего первенца, как и дед, по все той же древней семейной традиции он назвал Томашем, в русском варианте - Фомой. В 1910 году отец Петра был избран профессором Варшавского университета, с началом 1-й Мировой войны служил в Анатомо-бактериологической лаборатории Западного фронта русской армии и "за службу" был награжден орденом Святого Станислава 2-й степени. В мае-июне 1915 года он вскрывал трупы погибших в результате газовой атаки немцев в Булимовском лесу под Варшавой. Его публикации по данной теме, а также диссертация ученика и друга Шалвы Иосифовича Криницкого впоследствии были использованы советским правительством для принятия в Лиге Наций так называемых "Женевских протоколов 1925 года о запрете применения химического оружия". О профессоре см. тут
   После эвакуации университета из Варшавы Петр вместе с родителями и братом Фомой оказался в городе Ростове-на-Дону. Отец за два последующих года построил и основал в этом городе институт, стал первым деканом впервые созданного в регионе Университета, но внезапно умер, заразившись сыпным тифом. Петр помнил, как отца отпевали в Александро - Невском, так называемом "Новом" соборе Ростова-на-Дону, как огромная процессия шла вслед за гробом, провожая в последний путь безвременно скончавшегося ученого. Помнил речи над открытой могилой, особенно глубокое впечатление произвели на него слова и сопереживание близких друзей отца - молодого доктора медицины Ш. И. Криницкого и пожилого профессора А. А. Жандра. Вспомнил холмик над свежезарытой могилой, и свой ужас - только в тот момент он понял, что стал сиротой. Впрочем, коллеги не оставили семью профессора без средств к существованию, и добились назначения пенсии вначале от Университета, потом от Всевеликого войска Донского, а затем и Советской власти!
  Старший брат в 1920 году, во время обучения на медицинском факультете того же высшего учебного заведения был направлен на практику в санчасть советской IX армии в город Екатеринодар. Мать тоже была вынуждена пойти трудиться, и даже 14-летний Петр, не закончив школы, пошел зарабатывать на жизнь в Университет помощником препаратора. Но вскоре он был направлен биржей труда на курсы тракторного дела, одновременно получил среднее образование, а после завершения обучения работал инструктором в совхозе "имени Артема" в Донбассе. В отличие от своего брата, записавшего при советской власти в свою графу национальности - "русский", Петр всю жизнь во всех документах значился поляком, как его отец, дед, прадед. И репрессиям он ни из-за происхождения, ни из-за пятой графы, в отличие от многих, кто сейчас утверждает обратное, не подвергался никогда! Впрочем, он не афишировал своего дворянского происхождения....
   7.Петр - командир роты, фото сделано в городе Ростове-на-Дону не ранее 1932 года.
  
  
  А вскоре Петр решил связать свою жизнь со службой в армии. Повлияло на это, кроме "левых" убеждений в семье еще при жизни отца, общение с его сослуживцем и старинным другом еще по петербургской Военно-Медицинской академии - профессором медицины Варшавского, а затем Донского Университета Александром Жандром .
  Именно Александр Андреевич еще при жизни отца говорил одиннадцатилетнему Петру, что каждый патриот должен послужить в вооруженных силах своей Страны. Еще он сказал тогда подростку: "...Если ты пойдешь служить в русскую армию, неважно, как она будет тогда называться, и примешь присягу - то, или исполняй ее до последнего вздоха, или не принимай никогда!" Правда, несмотря на столь лояльные к новой власти взгляды, большевики не "простили" Александру Андреевичу его офицерского прошлого, он был арестован и расстрелян по решению коллегии ДонЧеКа в августе 1920 года. Но эта бессмысленная казнь поистине великого гражданина нашего Отечества была единственным, с чем был категорически не согласен Петр во взаимоотношениях с новой властью! Петр принял революцию всем сердцем, до конца своей жизни был стойким атеистом, кроме того, уже после войны вступил в ряды ВКП (б)!
  А что же Красная армия? Уже в 1924 году она была очень сильно сокращена - из трех с лишним миллионов штыков и сабель в строю осталось менее полумиллиона человек. Тем не менее, Петру, приписавшему себе два года к возрасту, и числившимся с тех пор рожденным в 1905 году, удалось поступить добровольцем на службу в 25-ю стрелковую дивизию , которой командовал до самой своей гибели легендарный советский полководец Василий Иванович Чапаев. Лишь надев на себя буро-серую солдатскую шинель с "разговорами", красноармейскими петлицами и шевроном на левом рукаве с изображением восходящего солнца, а на голову - суконную буденовку с красной эмалевой звездой, Петр понял, что свершилась мечта его жизни - он стал кадровым военным.
Из Полтавы Петр в октябре 1924 был направлен в г. Харьков, где в течение года обучался на красного командира в военной школе, как тогда назывались военные училища, созданные М.В. Фрунзе. В те дни их в городе было два - Харьковская школа Червонных старшин и Украинская военно-подготовительная школа. Сам Наркомвоенмор до своей смерти
  состоял в последней из них членом партийной организации. Про данное военно-учебное заведение известно немного. Создано в мае 1924 года "...на базе Харьковской пехотной школы(?) и 9-х пехотных Сумских командных курсов" в соответствии с приказом РВС Республики. Предназначалось для обучения будущих курсантов военно-учебных заведений с 3-годичным сроком обучения. В школу принимались подростки 15-18 лет по направлению ЛКСМ (У), как правило, воспитанники детских домов, дети военных и рабочих. А также красноармейцы, имеющие хотя бы начальное образование, направляемые воинскими частями для обучения. В декабре 1925 года эта военная школа переехала в Полтаву. Закончив военно-учебное заведение, и всего лишь через год учебы, в октябре 1925 года Петр был назначен командиром взвода вновь в 25-ю стрелковую дивизию и, хорошо зарекомендовав себя на первой должности начсостава, в апреле 1927 года стал командиром роты в 9-й Донской сд .
  В этих двух соединениях он и познакомился со многими будущими полководцами РККА, ведь "краскомов" в пятисоттысячных Вооруженных силах было немного и все они, практически, были знакомы друг с другом. Так, в 9-й Донской стрелковой дивизии вместе с Петром проходили службу будущие Герои Советского Союза - К.А. Мерецков и Н.Ф. Грухин. В ней же с 1920 по 1929 год прошел практически все ступени служебной лестницы: командира взвода, роты, начальника полковой школы, командира батальона 26-го Ленинградского стрелкового полка другой будущий Герой Советского Союза - небезызвестный А.А. Власов. Первым командиром роты у Петра был ставший впоследствии генерал-полковником артиллерии и руководителем Всесоюзной игры "Зарница" Н.А. Хлебников. А, кроме того, в подразделениях обеих дивизий было много командиров - бывших "ЧОНовцев", и оба эти соединения в двадцатые годы немало повоевали, подавляя восстания крестьян Украины, казаков Дона, Кубани, Терека и жителей Кавказа против советской власти. Чапаевская дивизия в год поступления Петра на службу была переведена на территориально-милицейские штаты, и стала комплектоваться добровольцами, поступающими на военную службу до самой своей пенсии. То есть дивизия, как и вся армия, фактически, стала профессиональной, имея, правда, сильно сокращенный состав - 6516 человек. До 1925 года 25-я сд являлась дивизией ЧОН - эти войска были созданы четырьмя годами ранее по решению X съезда РКП (б).
  9-я Донская стрелковая дивизия в конце 20-х преследовала и уничтожала "белобандитов" на Северном Кавказе, Кубани и Дону. Ведь мало для кого является секретом, что на территории той же Чечено-Ингушкой АССР повстанческое движение существовало не только в 20-е, но в 30-е, и даже 40-е годы. Особенно кровопролитные бои на Дону, Кубани и Тереке шли в 1929 - 1933 годах, после начала коллективизации. Бойцов и командиров подразделений, участвовавших в боях с повстанцами, в 9-й сд по старой памяти называли "чоновцами".
  Старший брат Петра - Фома тоже с 1925 по 1927 год служил в Красной армии в должности "врача - одногодичника" и был прикомандирован к Военно-Химическому управлению РККА. Занимался он всю свою службу, что в 20-е, что в 40-е годы XX века разработкой новых боевых отравляющих веществ для армии молодого государства рабочих и крестьян. Получив в ходе своей научной деятельности тяжелое поражение внутренних органов, он умер в 1953 году. Одновременно со службой в армии Петр Иосифович успел заочно окончить два курса медицинского факультета Донского Университета и даже перейти на третий.... Но боевые походы и сабельные рубки с "белобандитами" не прошли бесследно, в результате чего Петр заболел туберкулезом. Несколько месяцев он лечился в Ростовском-на-Дону окружном военном госпиталя, затем - в санатории "Ясная поляна" в Крыму, а позже был уволен в запас. В Университет Петр больше не вернулся, после поисков работы поступил на службу инструктором военного дела в Союз Воинствующих безбожников (СВБ) - организацию, занимавшуюся борьбой с религией и уничтожавшей церкви по всей России. Вскоре после его прихода в эту организацию ростовским отделением СВБ был снесен Собор Александра Невского, удивительное по своей красоте архитектурное сооружение, построенное по проекту академика А. А. Ященко в 1908 году и расписанное по эскизам братьев Васнецовых. Именно в этом величественном соборе отпевали отца Петра в год его смерти! Участие в подобных преступлениях против духовной жизни народов России сильно аукнулось впоследствии в судьбе красного командира.
  Потом была служба в должностях военного руководителя и начальника ПВО различных организаций: системе ОСОАВИАХИМ, Московской, Забайкальской железной дороги, на КВЖД в городе Харбине, физкультурном техникуме в подмосковной Малаховке. Наконец Петр, окончательно вылечившись от туберкулеза, вновь пошел служить - на этот раз
  
  
  8. Лейтенант А. Миронов,1941
  в Калининскую городскую пожарную охрану НКВД. Перед этим он женился на бывшей крестьянке Горкинского уезда Тверской губернии Анне, и в 1937 году у молодоженов появилась дочь....
  Сидя в кузове "полуторки", Петр Иосифович снова и снова с тоской вспоминал свою четырехлетнюю дочурку и красавицу-жену. Ему удалось эвакуировать семью вместе со всем персоналом госучреждений г. Калинина в Горьковскую область, к родственникам сестры жены - Антонины. Муж последней - лейтенант Алексей Миронов, выпускник 1941 года Калининского военного училища был тяжело ранен в Белоруссии и умер осенью от заражения крови в госпитале города Коврова, Владимирской области. "Жаль, что Тоня не успела родить ребенка от Алексея, остались Мироновы без наследника.... Какое счастье, что у нас с Анной есть дочь, хоть кто-то после моей гибели останется жить на этом свете!", - думал Петр, ведь он был профессионалом, и у него не было сомнений в своей будущей судьбе. Лишь в глубине души у него теплилась надежда остаться в живых в этой катастрофически начавшейся войне....
  А тем временем машина въехала в ворота воинской части - конечную точку их маршрута. Выяснилось, что Петр прибыл для прохождения дальнейшей службы в 30-ю запасную стрелковую бригаду, располагавшуюся в Гороховецких лагерях, в резерве Московского военного округа. Про эти лагеря писатель-фронтовик Борис Слуцкий впоследствии писал:
  
  На Гороховец, что с дрожью по коже,
  Вспоминают фронтовики...
  ...На Гороховец, Горьковской области.
  (Такое место на карте есть)
  Оттуда рвутся на фронт не из доблести,
  А просто, чтобы каши вдоволь поесть.
  
  Из запасной бригады он был направлен в город Горький и там, на эвакуированных в тыл ленинградских Курсах усовершенствования начсостава , Петр превратился из кавалериста - рубаки и пехотинца - стрелка в артиллериста. Ему даже удалось в последний раз повидать семью в Лысковском районе, а в конце декабря, после успешного окончания сборов Петр оказался в городе Коломне, в уже сформированном отдельном противотанковом дивизионе, получившем вскоре 173-й номер. Военком штаба дивизии батальонный комиссар Озерный с начальником артиллерии по фамилии Чевгус предложили ему занять место начальника службы артиллерийского снабжения. Старший лейтенант согласился, и вскоре начальник 4-го отделения интендант 3-го ранга Гусев передал ему выданное в штабе черное коленкоровое удостоверение, где он был вписан в качестве лица, занимающего вышеуказанную должность. На новом месте в его подчинении было еще четверо лиц комначсостава и походные артиллерийские мастерские, включавшие в себя шесть командиров среднего звена, а также четыре десятка сержантов и рядовых. Однако в связи с тем, что в противотанковом дивизионе была нехватка подготовленных артиллеристов - командиров огневых батарей, вскоре старшего лейтенанта назначили командиром 3-й батареи 45-мм пушек дивизиона .
  
  
  
   9. Петр Иосифович с семьей, 1941
  Дивизион располагался в длинном одноэтажном кирпичном здании невдалеке от железнодорожной станции Старая Коломна. Командовал им Георгий Григорьевич Мисюра - черноволосый, с усами "а-ля Семен Михайлович Буденный" армейский капитан. После утверждения декабрьских штатов дивизион был введен в состав 401-ой стрелковой дивизии, сформированной в Приволжском военном округе и в декабре переброшенной в Коломну. В ходе передислокации соединение было переименовано в 135-ю стрелковую дивизию "второго формирования". В те дни комплектование войск осуществлялось по утвержденным в июле 1941 штатам так называемой "легкой" сд РККА военного времени, или, как ее еще называли - "10-тысячной дивизии". По штату такое соединение состояло из трех стрелковых и одного артиллерийского полка, батальонов - саперного и связи, а также вновь введенного в штат с декабря противотанкового дивизиона, других подразделений обеспечения и обслуживания .
  Весь январь и до первой половины февраля в частях дивизии шла напряженная боевая учеба. С раннего утра и до позднего вечера с рядовым и командным составом проводились занятия в классах и поле. Накануне отправки на фронт дивизия провела невдалеке от Коломны большие учения, на которых, в частности, пехота наступала вслед за огневым валом, который создавала перед боевыми порядками пехоты вся артиллерия
  соединения. Десятого января полки и подразделения приняли присягу и, таким образом, через два месяца после начала формирования 135-я стала полноценным войсковым соединением. Ее командиром был назначен полковник Иосиф Иванович Попов , а начальником штаба - еще один участник гражданской войны - Антон Прокофьевич Гаран, имевший воинское звание подполковник. Дивизия насчитывала чуть больше одиннадцати тысяч военнослужащих, и вакансий на начало января в ее составе почти не было.
  173-й отдельный противотанковый дивизион принял присягу раньше других частей - уже 25.12.1941. Петр по прибытии с курсов вместе с вновь назначенными в дивизион бойцами и командирами еще раз присягнул на верность Родине. Конечно, он считал, что Мужчина, Защитник принимает клятву только один раз и на всю жизнь, красный командир ее уже дал Отечеству однажды в 1924 году, но порыв, которым был охвачен личный состав в тот торжественный момент, должен был еще сильнее сплотить его батарею. Поэтому Петр вместе с безусыми юнцами и убеленными сединами ветеранами вновь произнес торжественные слова, не менявшиеся впоследствии десятилетиями: "...Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами..."
  Сидя в эшелоне, везущем подразделение Петра на фронт, он уже знал, что биться с врагом его дивизия будет под городом Ржевом. "Ну вот, мне предстоит сражаться в тех краях, где жили мои предки по матери", - Петру было хорошо известно, что ее девичья фамилия была "Ржевская". "Скорее всего, фамилия родительницы возникла именно в тех местах, а уже после ее возникновения прадеды ушли на Дон и стали казаками", - подумал тогда еще Петр Иосифович.
  
  10. Здание в городе Коломне, на улице Полянская, д. 6,
  где формировался 173-й (29-й) оптадн в 1941-1942 годах.
  Первая продолжительная стоянка воинского состава было на станции Сонково Калининской области. В привокзальной комендатуре, куда Петр отправился для решения хозяйственных вопросов, он увидел своего сослуживца по пожарной части г. Калинина - Михаила Грязнова, дежурившего на вокзале в качестве руководителя Местной ПВО. До войны "дядя Миша" параллельно своей основной специальности подрабатывал сапожником, чиня всем сослуживцам обувь, и его хорошо знали не только сами пожарные, но и все их домочадцы. Они обнялись, так как уже не чаяли увидеть друг друга живыми - всех служащих пожарной части в сентябре отправили в какой-то лагерь под Тверью, и их дальнейшая судьба была неизвестна Петру. При этом никто из начальства своевременно не распорядился эвакуировать их семьи, а старшему лейтенанту тогда "крупно повезло" - по очередному написанному им рапорту решался вопрос об отправке в действующую армию, и он, оставаясь по этой причине в городе, случайно узнал, когда в эвакуацию отправится последний пароход. На него Петру и удалось в самый последний момент посадить семьи некоторых пожарных, в том числе своих домочадцев, а также некоторых родственников жены.
   "В Калинин я вернулся в декабре, - начал свое повествование дядя Миша, - город за два месяца боев и оккупации, конечно, пострадал очень сильно - на Миллионной, то есть Советской улице осталось всего два целых дома - почта, да еще аптека. Ну, та самая, что недалеко от нашей пожарной части на улице Крылова. Твоя квартира тоже была разрушена, да что говорить - от всего нашего дома на улице Советской ? 49/37 осталось одно только воспоминание - прямое попадание немецкой авиационной бомбы. В здании пожарной части, которая не пострадала, в период оккупации было расквартировано какое-то вражеское подразделение - фрицы загородили проезд по Серебряной улице, а входили в здание через переулок Специалистов. Моя семья при них оставалась на месте - да, конечно, я знаю, что ты предлагал жене уехать, спасибо тебе! Но она сама тогда решила, что останется в городе, и будет ждать меня! Толика моего помнишь, он ведь ровесник твоей дочурки? Так вот, и жена, и сын, и другие дети сотрудников - все говорят, что немцы относились к семьям пожарных хорошо, не обижали их и не выселяли, детишек угощали сахаром, конфетами, иногда даже шоколадом. Особенно хорошим человеком, по словам моего Тольки, был один пожилой германец, старавшийся всячески подкормить всех проживавших в "пожарке" ребятишек. Но не все они были такими! На площади Ленина находилось гестапо, во дворе которого они расстреляли и замучили много наших людей. А здесь, в Сонково я оказался всего месяц назад - наш начальник пожарной охраны Павлов - ты ведь у него замом был, предложил мне повышение. А вообще все пожарные, кто не погиб при бомбежках, служат на прежних должностях - бронь нашу никто не отменял".
  
  
  11.Командирское удостоверение личности.1941 год.
  Они успели еще немного поговорить, но тем временем эшелон тронулся, и начал набирать ход. Петр бросился к своей теплушке.... Через сутки они стали приближаться к станции Бологое, а старший лейтенант все еще думал о встрече с "дядей Мишей" - из всей пожарной части только он один, да еще Кузьма Евстафьевич Лобанов, ставший на фронте рядовым сапером, пошли добровольцами на фронт.
  На запасных путях "крайней" в Калининской области станции налет немецких бомбардировщиков прервал его размышления, и артиллеристы по команде комбата прямо из вагона открыли сосредоточенный огонь из карабинов по вражеским самолетам. А потом невдалеке от насыпи они хоронили своих первых убитых. Проведя на станции Бологое несколько дней, во время которых батарея доукомплектовывалась, получала недостающее вооружение и боеприпасы, ходила в кино и санитарную обработку, они вновь загрузились в эшелон, который вскоре проследовал Осташков и покрытое льдом озеро Селигер. За дверью теплушки проплыли станции Пено, затем Андреаполь и к концу февраля транспорт прибыл на станцию Торопец. Почти по всему маршруту эшелон подвергался непрерывным бомбежкам, и многочисленные свеженасыпанные холмики над братскими могилами убитых были вехами, отмечавшими путь соединения. Впрочем, они видели на своем пути не только своих погибших - немецкие трупы в серо-зеленых шинелях на подступах к Торопцу лежали буквально ковром.
  Накануне прибытия на передовую двух свежих соединений - 134-й и 135-й сд, 3-го марта 1942 года Калининский фронт начал Ржевскую наступательную операцию против 9-й полевой армии противника. Наступление имело целью: прорвать оборону врага на ряде участков и концентрическими ударами на Ржев - Оленино расчленить его группировку, уничтожив по частям, и тем самым ликвидировать ржевско - сычевско - бельско - оленинский плацдарм, с которого немцы могли угрожать Москве. Обе вновь сформированные дивизии в это время уже совершали марш пешим порядком по маршруту: Андреаполь - Торопец - Старая Торопа - Ильино, перемежающийся непрекращающимися боями местного значения. Позже операцию, в которой они участвовали, назовут Ржевско-Вяземской . Вновь прибывшие соединения были введены в сражение на все более увеличивающемся разрыве между 4-й Ударной и 22-й армиями , уничтожая недобитые остатки и контратакующие части противника в районе: Старая Торопа - Андреаполь - Ильино. Основное отличие Ударной армии от "обычной" заключалось в том, что ее личный состав получал повышенное денежное содержание, увеличенное в 1,5 раза у комначсостава и в два - у сержантов и рядовых. Запомнились слова командира дивизии: "Партия и Советское правительство установило выплаты денежного содержания вам и вашим семьям почти вдвое более высокие, чем военнослужащим других армий - как составу только что созданных гвардейских соединений и частей. Это высокое доверие, оказанное нам! Поэтому, я надеюсь, вы и сражаться будете, как львы".
  
  12. Красноармеец Алексей Яковлевич
  Андреев, 1914 г/р. Загорск, 1941. Служил в комендантской роте 135-й сд, позже - в 85-й
  роте охраны штаба 41-й армии. Погиб 26.10.
  1942. Похоронен в братской могиле в деревне Макарово. По свидетельству участкового Г.Н. Акулова ни могила, ни сама деревня больше не существуют.
  В конце марта обе дивизии при 30-ти градусном морозе и практически полном отсутствии дорог совершали очередной, почти стокилометровый марш. Личный состав 135-й был экипирован для боевых действий очень хорошо - все бойцы были одеты в шинели с одетыми под ними ватными телогрейками и такими же брюками, на головах под стальными шлемами образца 1940 года - армейские шапки - ушанки. Буденовок и прочих устаревших предметов обмундирования в дивизии не было. Поверх всего снаряжения, за исключением валенок или сапог, до поры-времени находившихся в вещевых мешках, на всех бойцов и командиров были надеты белые комбинезоны. На руках - как меховые, так и суконные трехпалые солдатские рукавицы, а командирам от взводного и выше еще в Коломне выдали кроликовые безрукавки. Пистолеты командирам взводов и рот в дивизии не выдавали - все они, как и рядовые бойцы были вооружены винтовками Мосина, автоматами или карабинами. Около недели подразделения по ночам двигались по тоннелям из снега, открытым только сверху, зато снабженным четырехметровыми горизонтальными стенами, которые постоянно росли от расчищаемых бойцами наносов. Снежный покров в том году был невероятно глубоким и доходил местами до двух метров. Под ним находились незамерзшие под толстым слоем болота, и на этой "дороге" постоянно застревала вся автомобильная техника. Выдвижение дивизий в первый же день было вскрыто разведывательной авиацией противника, и весь свой путь на передовую войска подвергались непрерывным бомбежкам.
  Еще 5 марта 1942 немецким командованием было получено указание Гитлера: "Все доступные силы группы армий "Центр" должны быть собраны для удара 9-й армии в направлении города Осташкова". Но немецкие войска в последующем не смогли опрокинуть соединения 3-й, 4-й Ударных армий, и лишь 7-я танковая дивизия, выполняя приказ, смогла с боями вновь дойти до города Белого, где оборонялась переброшенная в январе из Франции 246-я пд. Оба немецких соединения образовали позже оперативную группу генерала Функа, которая удерживала на стыке 22-й и 39-й советских армий узкий коридор, остававшийся в последующем неизменным до июля. Именно с этими вражескими дивизиями, а еще 2-й тд и остатками других частей, военных комендатур, обороняющих вклинение в оборону советских войск к северо-востоку от Смоленска, пришлось в ближайшие месяцы сражаться сформированной для обеспечения быстро удалявшегося от соседей левого фланга армии генерала Голикова оперативной группе генерала Колпакчи .
  
  13.Фрагмент карты боевых действий в районе
  Ржева, Вязьмы, Сычевки, Белого. Линия
  фронта обозначена по состоянию: на декабрь
  1941, январь 1942 и конец апреля.
  Войска Калининского фронта в течение первого дня мартовского наступления вели ожесточенные бои в районе г. Велижа и северной части г. Белый. Третья Ударная армия приступила к штурму г. Холм. Отдельные части 135-й сд сражались в этот день на станции Торопец, а многие с 3 по 8 марта дрались под городом Андреаполем. Четвертого марта войска правого крыла и центра Калининского фронта продолжали тяжелые наступательные бои по уничтожению холмской и велижской группировок противника. Штурм войсками 3-й Ударной армии г. Холм противником был отражен. У города Белого 4-я Ударная армия продолжала бои по освобождению города. 135-я сд к 11-му марта взяла деревню Тюрино Ильинского района, хотя еще 13-го марта некоторые части дивизии дрались на станции Старая Торопа. Восемнадцатого марта войска 3-й и 4-й Ударных армий Калининского фронта возобновили наступление на холмско - локнянском, велижском и демидовском направлениях. В тот же день 135-я сд атаковала деревни Савино, Голубы Ильинского района, наступая в направлении г. Демидова. Немцы оказывали упорное сопротивление, и соединение несло тяжелые потери. Наступление советских армий развивалось медленно. Девятнадцатого марта 4-я Ударная продолжала наступление только на велижском направлении. На остальных участках и в полосе 3-й Ударной армии противник остановил продвижение советских войск. Войска 22-й армии продолжали тяжелые уличные бои за г. Белый, другие объединения Калининского фронта вели боевые действия по уничтожению велижской группировки противника. Двадцатого марта 22-я армия продолжала уничтожение противника в районе Оленино и во взаимодействии с двумя дивизиями 4-й Ударной очищала северную часть г. Белый. А 23-го 135-я сд получила приказ: совершить марш по маршруту Винокурово - Малое Ильино - Прудок - Прусохова - Задорье - Подвезье - Устье - Макарово, и к 16.00 27.03.1942 сосредоточиться в районе: Подвезье - Малое Макарово - Зайково.
  Уже вечером 27-го марта в деревне Малое Макарово командир дивизиона дважды собирал командиров противотанковых батарей. В первый раз он довел им предварительные боевые задачи: 2-я и 3-я батареи придавались 396 и 497 стрелковым полкам, а 1-я оставалась в резерве командира дивизии.... Ближе к ночи он вновь собрал комбатов и, сидя за столом, на котором лежала карта - "пятидесятка", сообщил свежеполученную информацию: "Только что командир дивизии отдал боевой приказ. Я при его отдаче также присутствовал. Полковник Попов довел, что противник численностью до четырех пехотных полков обороняет город Белый, одновременно атакуя в северо-восточном направлении, в котором наступает вражеский 404-й пехотный полк 246-й пд, а еще до двух пехотных батальонов 352-го пп той же дивизии с артиллерией и минометами занимают населенные пункты: Красногородка, Дворище, Вышегоры, Могильцы и Лосьмино.... Наша дивизия сейчас сосредоточена в районе: Ломоносово, Малое Макарово, Режица. Справа - 134-я сд ведет бои за дд. Околицы, Красногородка, Булатово, Демехи. Слева - 179-я сд. Задачи:
  - командиру 497-го сп майору Логинову передовым отрядом до рассвета 29-го марта занять Бор. Боевое охранение выставить на высоту 216,8 - Вышегоры. Остальным силам полка сосредоточиться в районе: 3-я Лосьмянка, Смородовка, Азарово, Дуброво. Разведку вести до рубежа: урочище Свитское - урочище Петрушино. После занятия района приступить к превращению населенных пунктов в опорные.
  - командиру 396-го сп подполковнику Найдышеву установить связь со 179-й сд в районе Дмитровки. Разведку вести в направлении: Воробьево - Поляново - Глинцево - урочище Стунево. Особое внимание обратить на лес северо-западнее деревни Залексоновки.
  - 2-й и 3-й батареям приказываю немедленно начать выдвижение в части, которым они приданы, и доложить о прибытии не позднее 6-00 28.03. 1-й батарее и роте противотанковых ружей оставаться на месте.
  А последнее, что я хочу сказать - по показаниям пленного немецкого обер-ефрейтора О. Шрампеля вражеские командиры требовали от солдат "...обороняться изо всех сил". Так что, уважаемые комбаты, доведите до подчиненных, что "веселой" прогулки с гармоникой, танцами и выпивкой у нас не предвидится. Свои задачи вы знаете. Идите и удачи вам!"
  ...В ходе совершения марша в районы, назначенные для перехода в наступление, части 134-й, 135-й и 179-й стрелковых дивизий начали вести боевые действия как севернее, так и южнее реки Лосьмянки, в полосе 22-й армии. Первым, после 20-минутной артподготовки всей артиллерии соединения, в бой на рассвете 30-го марта вступил 1/497 сп капитана Г.М. Царева, усиленный одной ротой 2-го и одной 3-го стрелковых батальонов того же полка. Первый батальон захватил у д. Бор высоту 216,8 (217), но уже к концу дня в атаки вражеских позиций были втянуты другие подразделения 396-го и 497-го стрелковых полков. Противник от Бора и с высоты 216,8 отошел к Лосьмино и закрепился . Задача, поставленная командующим оперативной группой генералом Колпакчи, вскоре была изменена . Дивизия по новому плану должна была атаковать противника в первом эшелоне оперативной группы в двух направлениях: с севера от Залексоновского болота на Глинцево, Поляново, Демяхи и с юго-запада от Бора в направлении Демяхи. "Болотная" дивизия была самой укомплектованной и подготовленной из соединений оперативной группы, и потому должна была наступать на главном направлении, имея задачу: перерезать шоссе Пречистое - Белый, в дальнейшем, удерживая ее, частью сил наступать в направлении: Бабенки - Емельяново - Белый.
  Впрочем, как почти всегда происходило в те дни, в свое первое широкомасштабное наступление молодое соединение шло не только практически вслепую, но и без поддержки артиллерии и авиации! По свидетельствам подавляющего числа очевидцев, автомобильная техника отстала из-за отсутствия бензина, а советских самолетов они не видели не только в ходе той операции, но и в течение почти всего 42-го года. По воспоминаниям ветеранов соединения очень плохо в те дни работала разведка - за первый месяц боев разведывательные подразделения 135-й не взяли ни одного "языка"!
  Батареи 45-мм пушек, которые сами артиллеристы называли "Прощай, Родина", в соответствии с получаемыми от командиров стрелковых полков и батальонов приказами почти всегда следовали за атакующими подразделениями и, уничтожая вражескую бронетанковую технику, несли при этом тяжелые потери. Вернее, "потерями" было трудно назвать огромную убыль от непрерывных налетов авиации, артиллерийского огня противника и массовых заболеваний бойцов и командиров, которую маршевые роты и запасной полк дивизии время от времени пополняли , компенсируя выбывающий почти ежечасно из списков живых и здоровых личный состав .
  Дмитрий Андреевич Крупейников вспоминал впоследствии про совместные действия артиллеристов 173-го оптдн и стрелковых полков, батальонов (рассказ Крупейникова): "Дивизион для нас, пехотинцев, всегда был первой опорой, постоянно [находясь] в боевых порядках [стрелковых подразделений] - где помочь, где вытащить, куда дать огонь - [у нас с ним] было постоянное взаимодействие. Всегда помогали друг другу и совместно [буквально] прогрызали оборону противника.... Мы - пехотинцы поддерживали их огнем .... Командиру-артиллеристу надо [было] видеть все: соседей, противника, действия подчиненных, и все держать в своих руках - любая ошибка недопустима".
  
  14. Атака переднего края обороны противника (высота 201,1).
   Рисунок Л.И.Жданова, красноармейца 115-го сп 38-й гв. сд.
  Бывший немецкий офицер Вернер Хаупт сообщает о тех событиях в своей книге "Сражения группы армий "Центр": "Верховное главнокомандование Красной Армии не захотело признать [сражение проигранным] и в марте приказало войскам Калининского фронта предпринять еще одно наступление для уничтожения оленинской группировки немецкой 9-й армии".
  Именно в нем пришлось участвовать бойцам и командирам 135-й сд. После того, первого проведенного батареей боя подчиненные принесли Петру немецкий пистолет вместе с кожаной кобурой. Комбат внимательно разглядел трофей, вспомнив Наставление, которое он изучал совсем недавно со своими подчиненными - согласно последнего "...пистолет "Парабеллюм" является личным оружием всех офицеров немецкой армии. Он имеется в двух калибрах одинакового образца: 7,65 и 9 миллиметров".. А память продолжала рисовать картины - перед комбатом - три словно мелькали кадры кинохроники ...
  ...Тот, первый бой его батареи был очень тяжелым - пехотинцы, при поддержке огня противотанковых пушек, механически двигались к деревне Глинцево под ураганным огнем, многие из них, сраженные на ходу, падали в снег. Они перестали принадлежать себе уже в ту секунду, когда команда "Вперед!", щедро сдобренная отборным матом и криками командиров взводов выгнали красноармейцев из укрытий - с первыми же разрывами снарядов всех захватила дикая и беспощадная стихия боя. Артиллеристы по глубокому снежному покрову толкали вперед свои "сорокапятки", понукая измученных, голодных лошадей, помогая им при помощи лямок тянуть вперед орудия. Они старались не отставать от стрелковых рот, немедленно открывая огонь из пушек по вражеским огневым точкам, мелькающим среди домов и сараев немецким бронемашинам.
  Разрывы снарядов и мин, осколки и пули косили движущиеся впереди пехотные цепи, время от времени сталь со свинцом обрушивалась на артиллеристов, разрывая на части живых и мертвых. Грохот боя глушил отчаянные крики лежащих повсюду раненых и умирающих, санитары метались между стеной шквального огня и распластанными телами, оттаскивая искалеченных, окровавленных бойцов и командиров в ближайшие воронки. Вскоре они уже переставали узнавать друг друга, лишь чутье да окраска обмундирования, техники позволяли отличать "своих" от врагов, по которым немедленно открывался сокрушительный огонь. Как в калейдоскопе мелькали покрытые гарью и кровью лица подчиненных, их сжатые зубы, резко выделяющиеся на фоне закопченных лиц, валяющиеся на земле куски разорванных снарядами людей и животных.... Выскочившие в тот день из переулка немецкий танк и бронетранспортер артиллеристы расстреляли огнем всех четырех находившихся в строю орудий. Два осколочных снаряда попали в открытую заднюю дверь вражеской бронемашины, взорвавшись внутри и разметав через верх убитых и раненых немецких пехотинцев, а танк лениво разгорался на обочине и, когда батарея входила на окраину населенного пункта, бойцы слышали душераздирающий вой горящих в нем заживо людей. Деревню в тот день дивизия взяла, при этом 5-я стрелковая рота, которую артиллеристы поддерживали огнем, потеряла ТРИДЦАТЬ человек убитыми и ранеными - около ТРЕТИ своего личного состава. Одним из первых в том бою был ранен сам командир стрелковой роты - его фамилию Петр забыл, и убит его заместитель по политической части Иван Петрович Артамошкин. Всех погибших в бою советских и немецких военнослужащих бойцы противотанковой батареи зарыли в общей могиле прямо на окраине деревни.
  Военнослужащие 135-й сд тогда еще не знали, что 31-го марта 1942 года состоялось совещание в ставке Гитлера. Генералы Клюге и Модель доложили, что ввиду перенапряжения войск немецкое наступление в районе Осташкова в настоящий момент стало невозможным. Было утверждено решение ограничить усилия 9-й армии на ржевском участке созданием предпосылки для планируемого наступления, получившего кодовое название "Наводка моста". А на следующий день, 1-го апреля командование Группы армий "Центр" передало в штаб 9-й немецкой армии распоряжение генштаба Командования Сухопутных войск Германии об отмене операции в направлении Осташкова. В документе, посланном в армию генерала Моделя, цитировался следующий приказ генерала Гальдера: "На основании донесений командующего 9-й армией и командующего Группы армий "Центр" о том, что наступление на "О" (Осташков) до начала распутицы уже невозможно, для группы армий устанавливаются следующие задачи: 1. Подготовить проведение наступления после окончания распутицы. Пока не ясно, позволит ли развитие обстановки [на фронте] противника, особенно перед фронтом 3-й танковой армией, и положение немецких сил осуществить наступление после периода распутицы...; б) При любых обстоятельствах сохранить отсечение сил противника, находящихся в районе юго-восточнее и северо-восточнее Белый. По линии Белый - Духовщина, и под Нелидово перерезать вражеские коммуникации, идущие на Торопец...". Таким образом, первоочередной задачей 9-й полевой и 3-й танковой армий противника становилась задача нанесения максимально возможного ущерба снабжению советских войск, действующих на левом фланге Группы армий "Центр".
  Впрочем, уже вскоре наступление советских войск в Залексоновских болотах окончательно захлебнулось. В марте-апреле в селе Бор располагалась санчасть одного из стрелковых полков дивизии. Деревни: Чичата, 2-я Лосьмянка, Лосьмино Бельского района также упоминались в донесениях в связи с расположением в них полевых медицинских учреждений. В Читатах с марта по середину мая находились: штаб 135-й сд и ее медико-санитарный батальон, располагавшийся в здании средней школы и сарае через дорогу - на берегу реки Аржать. Об этом, в частности, сообщили ветераны дивизии и подполковник Гаран в одном из своих донесений Начальнику Центрального бюро по персональному учету потерь Главупраформа с указанием местонахождения управления соединения - "дер. Чичаты", мест боев и безвозвратных потерях - "...473 человека с 4.04. по 21.04". А также "...список 62 умерших в госпитале дивизии с 28.03. по 30.04.1942" с указанием мест захоронения умерших - все в той же д. Чичата .
  Морозы за дни "снежно - туннельного" марша дивизии резко ослабели, к началу апреля начало припекать солнце и внезапно пришла ранняя весна. Очевидец - фронтовик Л.Б. Кудряшев свидетельствует: "... подтверждаю, что 25 марта 1942 года лично участвовал на лыжах в разведке, причем ходили мы под Рудню, что между Смоленском и Витебском.... А числа 5-7 апреля началось бурное таяние снега и лыжи стали уже непригодны. Распутица... была такая, что ни прямыми, ни окольными путями невозможно было проехать даже на лошадях" . Это отмечает в своих мемуарах и немец Вернер Хаупт: "Затем начался период распутицы, когда невозможно было ни проехать, ни пройти, ни по одной дороге. Соединениям Калининского фронта не удалось ни на одном из участков прорвать оборону немецких войск, крепнувшую с каждой неделей".
  Снег, необычайно обильный зимой 42-го, быстро таял, и окрестности буквально заливало водой. Начальник артиллерии, или, как его должность правильно называлась - "командующий артиллерией дивизии" написал через много лет в своих мемуарах про те дни: "...наступление наших войск 4-го апреля проходило в тяжелейших условиях весенней распутицы. Кто наступал тогда в Залексоновских болотах.... вряд ли забудет этот день. Вода льет потоками сверху, вода пробивается снизу, моментально заполняя свежевырытые окопы. Во влажных испарениях, в тумане идет в атаку пехота. Ноги вязнут в черном жидком месиве так прочно, что кирзовые сапоги прихватывает, как клещами. Орудийные расчеты с большим трудом, под огнем противника вытаскивают с помощью лямок 45-мм пушки на открытые огневые позиции. Минометчики несут на спинах и плечах минометные трубы, опорные плиты и металлические коробки с минами, вязнут в грязи, падают, и сами подняться на ноги не могут. Грязь в эти дни была нашим главным врагом. Она заставляла солдат терять много времени на преодоление каждого метра пути...".
  
  
  15. Район боевых действий 135-й стрелковой дивизии. Фрагмент карты 1:200000 1942 года.
  Несмотря на тяжелые погодные условия - дождь, снег, распутицу, к исходу первого дня наступления 1/396 сп майора Георгия Васильевича Исаева с боем захватил деревню Цыгуны и перерезал большак Демяхи - Белый. Осажденная в городе Белом вражеская группировка оказалась полностью блокированной.
  Но командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Вальтер Модель, получивший это звание 1.02.1942, вовсе не собирался мириться со сложившейся обстановкой - он хотел сохранить плацдарм для соединения своих оленинской и бельской группировок с одновременным окружением частей советской 39-й армии, осуществленных по его приказу в июле. За одни лишь сутки - 8-го апреля немецкие самолеты бомбили передовые подразделения 135-й дивизии ПЯТНАДЦАТЬ раз! После нескольких безуспешных попыток сбросить с большака советские роты и батареи, противник в середине того же дня ввел в бой 7-ю танковую дивизию, переброшенную из района Смоленска .
  Передвижения и транспортировку к тому времени артиллеристы осуществляли исключительно вручную - гужевого состава после десяти суток непрерывных боев в подразделении не было - большая его часть была убита, а остальные животные передохли от голода, болезней и перенапряжения в ходе бесконечных многонедельных маршей. Ведь конский состав - это не русский солдат, его надо своевременно и по норме кормить, чистить, давать время на отдых! Казенное "добро" редко пропадало, и многих из умирающих лошадей, зарезав, вечно голодные бойцы просто-напросто съедали, причем чаще всего в сыром виде. Иногда они варили на кострах и ели даже лошадиную кожу. Подразделения в непрерывных атаках порядочно износились и поредели, их белые маскировочные халаты уже после двух первых боев пришли в полную негодность. Бойцы едва держались на ногах от голода, недосыпания и усталости.
  С утра 9-го бои возобновились с новой силой, а в 17-00 немцы с трех сторон атаковали Цыгуны. При этом враг вновь наступал свежими частями: одним батальоном пехоты из д. Клепики, усиленным батальоном из района д. Демяхи, и пятью танками с пехотой из Кузьмино - все эти немецкие подразделения ударили по героическому батальону майора Исаева. Противотанковая батарея уже к середине дня полностью израсходовала все боеприпасы к орудиям, в том числе неприкосновенный запас. Результатом их стрельбы были несколько поврежденных огнем вражеских бронемашин, нелепо застывших между Воробьево и Цыгунами.
  К исходу тех трагических суток Георгий Васильевич вызвал Петра на свой командный пункт, и артиллерист, уже докладывая о прибытии, услышал конец фразы, которую майор прокричал в микрофон переносной радиостанции: "...Умру, но врагу деревню не отдам!..". Потом он повернулся к старшему лейтенанту и ровным, лишенным всяких эмоций голосом поставил ему боевую задачу: "Противник к северу от деревни Цыгуны разрозненными группами пехоты занимает высоту 205,6. Танков в его боевых порядках не обнаружено. Батарее противотанковых пушек приказываю: в 1-00 10-го апреля начать выход из окружения в северо-западном направлении - вдоль "Черного ручья", через восточный склон высоты "Пунктирная" в лес "Ближний". В дальнейшем скрытно, через болота продвигаться в направлении восточной опушки Залексоновского леса - в район, откуда мы начинали наступление. В случае обнаружения противником подразделения, батальон огнем и контратаками свяжет его на высоте 205,6. С собой приказываю забрать: обе полковые 45-мм пушки, минометы с расчетами, всех раненых, а также персонал для их переноски с медицинского пункта батальона. Боеприпасы к карабинам батареи снарядить в пустые пулеметные ленты, и вместе со всеми имеющимися в подразделении противотанковыми, ручными гранатами, бутылками "КС" и стеклянной посудой передать на мой КП. На каждого бойца, выходящего из окружения оставить по десять патронов образца 1908 года. Ваша основная задача - спасти материальную часть артиллерии и раненых".
  Потом он добавил: "Комбат, послушай меня еще! Ручей разлился, и немцы туда вряд ли сунутся. Не любит наш враг воевать ночью, да и не предполагает он, что вы будете выходить по воде, да еще в самое ненавистное для него время! А ручей проходим, под талой водой довольно крепкий лед - разведка проверила. Завтра - наш "праздник", поэтому считаю, что гибель отлично подготовленного личного состава артиллерийских подразделений при полном отсутствии снарядов будет совершенно бессмысленной - короче, спасай материальную часть и бей этих гадов дальше. Пулеметчиков с пустыми лентами я к вам отправлю. Проверь, чтобы у твоих орлов не осталось ни одного трассирующего патрона, и во избежание случайного выстрела не было досланных в ствол боеприпасов.... Да,... еще... - отомстите за нас!"
  Затем он совершенно спокойно повернулся в сторону противника, и начал ставить боевую задачу своему заместителю - единственному остававшемуся на тот момент в живых старшему лейтенанту. Это был начальник полковой школы 396-го сп Николай Русаков из Хабаровска - артиллерист познакомился с ним еще в Харбине, когда они вместе трудились на КВЖД, и не раз видел его в последнее время, отбирая младший командный состав для своей батареи. Остатки "школьной" команды были приданы 1-му батальону всего несколько дней тому назад вместе с истребительным отрядом лейтенанта Владимира Сверчкова, и оба эти подразделения понесли 7-го апреля тяжелейшие потери. Командир "истребителей" в тот же день погиб в рукопашной схватке, а все оставшиеся в живых бойцы и командиры этих двух подразделений были влиты в состав 1/396 полка и 3-й батареи 45-мм ПТП.
  Николай Николаевич уже вторые сутки исполнял обязанности заместителя майора Исаева, несколько раз побывав на позициях противотанковой артиллерии. Теперь он получал боевую задачу вместе с последним из оставшихся в живых батальонных адъютантов. Петр узнал покрытое гарью, кровью и пылью лицо двадцатишестилетнего Георгия Говардовского из Кунцево, не имевшего воинского звания и, соответственно - знаков различия на петлицах своей гимнастерки, воротник которой выбивался из-под простреленного и изорванного солдатского бушлата. Тот быстро записывал в блокнот распоряжения майора, лишь мельком глянув на Петра. Они встретились глазами, и артиллериста пронзило мертвенным холодом пустого, безжизненного взгляда этого всегда в прошлом веселого, жизнерадостного человека. Артиллерист похолодел - он, словно живьем попал в могильный склеп. "Вот как, оказывается, выглядит человек, увидевший совсем рядом свою смерть! Хотя у меня, наверное, сейчас точно такие же глаза! Ведь ни одна живая душа пока не знает, удастся ли нам к утру выйти из окружения?" - подумал Петр, приложив руку к головному убору.... Передумав отдавать воинскую честь, он просто поправил фуражку на голове, резко повернулся на левом каблуке и отправился в свою батарею. Он так и не решился попрощаться со своими боевыми товарищами, делившими с ним в последние дни и радость побед, и горечь поражений. Не хотелось верить в то, что они были обречены; единственное, что оставалось сделать для них - мысленно пожелать хоть немного удачи, отвернувшейся в последние дни от подразделений, сражавшихся на большаке.
  Для организации выхода из окружения в распоряжении командира батареи было всего несколько часов темного времени. Вскоре на позицию артиллеристов начали приносить и приводить раненых. Их было очень много. Заполночь все были готовы к прорыву, и ровно в 1-00 в абсолютной темноте подразделение начало выдвигаться в направлении Черного ручья. Петр прокручивал впоследствии в своей памяти картины, как на подходе к разлившейся водной преграде его бойцы вручную толкали по жидкому месиву четыре 45-мм противотанковые пушки. По ручью они двигались по пояс в воде, при этом над поверхностью были видны лишь верхние части щитков орудий. Когда они преодолели "Ближний" лес, выйдя к болотам, лежащим к югу от урочища Залексоновское, они вновь начали месить ногами чавкающую жижу, неся на себе носилки и поддерживая ходячих раненых. Свои шинели бойцы еще ночью отдали медицинскому персоналу для утепления "лежачих", тем не менее, над каждым из артиллеристов струился пар - словно от скаковых жеребцов после забега. Петр впоследствии всегда удивлялся, что после того нечеловеческого марша простудными заболеваниями в его подразделении не заболел ни один человек!
  ...Ожесточенные кровопролитные бои продолжались вокруг Красногородского озера весь апрель и май. Достаточно сказать, что через медсанбат дивизии к 9-му апреля только ранеными прошло 1245 человек - свыше одиннадцати процентов от численности соединения, не считая убитых, пропавших без вести, а также доставленных в санчасти полков и медицинские учреждения 179-й сд, наступавшей севернее, в направлении города .
  Противник почти непрерывно бросал в контратаки танки и автоматчиков, производил артиллерийские обстрелы и осуществлял налеты авиации на позиции советских войск, сражающихся в Залексоновских болотах, и все эти недели превращались в одну сплошную, не затихающую ни на минуту кровавую карусель. Населенные пункты, высоты, урочища, здания, блиндажи и позиции по нескольку раз переходили из рук в руки, подступы к ним все гуще и гуще заполняли тела убитых с обеих сторон и черно-рыжие остовы сгоревших немецких танков и бронемашин. Дни сменяли ночи, а все вокруг продолжало стонать, грохотать и взрываться, превращая жизнь бойцов в нескончаемое тускло-серое существование, не имеющее ни прошлого, ни будущего, ни начала, ни конца. Существовало только настоящее, и оно до краев было наполнено грохотом разрывов, воем осколков, смертью и сладковатым трупным запахом! Даже время и почва под ногами уже не были реальностью, зато зыбкая, качающаяся под ногами земля было щедро полита кровью их товарищей, удобрена лежащими повсюду частями тел живых и мертвых - врагов, пришедших поработить эту землю, и своих, защищающих ее. Многие красноармейцы сходили с ума, некоторые даже забывали при бомбежках свои имена!
  Петра в те дни тоже накрыло взрывом авиабомбы и с нечеловеческой силой швырнуло на бруствер окопа. Он лежал и смотрел на затянутое дымом серое небо, по которому с ревом проносились бомбардировщики с черными крестами на крыльях, и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Слезы сами собой текли по его лицу от ощущения бессилия и безысходности. Время тоже остановилось, и он даже мог разглядеть лица немецких летчиков за колпаками кабин, скалящих зубы и обменивающихся какими-то сигналами. В мире не оставалось больше ничего, только ужас, смерть и эти самолеты, прилетевшие, чтобы жечь, разрушать, калечить и убивать защитников позиции! Мыслей тоже не было, лишь детская считалочка звучала в мозгу:
  
  Szedł Żyd z Warszawy,
  Niósł Żyd cymbały.
  Spotkal Żyd pana:
  "Graj, Żydzie!"
  "Szabas, panie!"
  "Kij na Żyda!"
  "Zaraz, panie!:
  Ljachczin - czachczin,
  Tyr - dyr - dam.
  Jak pan każe,
  Tak gram?"
  
  Петр считал слоги у детского стишка, которым они с друзьями пользовались в Варшаве, и загадывал, что вот сейчас, с последней ее фразой очередная бомба, вывалившаяся из-под фюзеляжа "Юнкерса" попадет прямо в него. Но огромная черная точка прошелестела над головой и шлепнулась в болото, почему-то не содрогнув взрывом земли. Комбат даже пожалел при этом, что она не оборвала его мучений! Вскоре старшего лейтенанта нашли уцелевшие бойцы третьей батареи, откопали из земли нижнюю часть туловища, перевязали голову и, когда к нему вернулся слух, доложили, что в подразделении погибло еще четверо бойцов, десять ранено, выведены из строя две "сорокапятки".
  ...Какие-либо сведения о 173-м дивизионе в донесениях о безвозвратных потерях дивизии до конца 1942 года отсутствуют совершенно, как будто и не существовало такой воинской части в составе соединения и вообще на Калининском фронте ! Сохранились лишь отдельные упоминания, что "...28-го мая сорок второго дивизион вместе с батареями 276-го артполка вел бой против немцев, занимавших город Белый". Весь июнь "болотная дивизия" сражалась на улицах города в составе группы генерала Березина, и в ходе боев потеряла убитыми, ранеными, пропавшими без вести большое число бойцов и командиров. Имеются документы, датированные апрелем - в них назван адрес противотанковой части в те трагические дни: "Действующая армия, ппс (полевая почтовая станция) ?1714, 173-й оптд". Впоследствии дивизион получил другой номер полевой почты - 81153.
  А 3-я батарея тем временем вместе с пехотинцами непрерывно ходила в атаки, контратаки, чередующиеся оборонительными боями. Они не отражались в сводках Информбюро, так как были всего лишь "боями местного значения". К середине месяца артиллеристы "сидели" на дороге возле безымянного водоема, находящегося среди нескончаемых Залексоновских болот. 1-я и 2-я батареи дивизиона к тому времени заняли позиции в районе деревень Михалево и Дуброво, южнее н.п. Чичаты. Эти два подразделения - единственный резерв, оставшийся в распоряжении командира дивизии, отвели назад - для прикрытия тылов соединения от удара с запада и защиты полевого госпиталя. Несомненно, что все находившиеся в районе мест боев 3-й батареи болота носили у местного населения какие-то названия, но они остались неизвестными не только военным геодезистам, составлявшим в сорок первом топографические карты близлежащих мест, но и личному составу подразделений, оседлавших позицию. В памяти бойцов и командиров оставались лишь кровоточащие названия: "Цыгуны", "Черный ручей", "...речка Красногородка,... ну та, что после поворота становится Лосьмянкой", и еще страшная "...Высота Номер Двести-Шестнадцать-И-Восемь". За эту точку на карте они непрерывно сражались последние дни, и она стала их богиней, мучительницей и палачом - подступы к окопам, непрерывно переходившим из рук в руки, были буквально завалены трупами: с севера и запада - наших бойцов, а с юга и востока - немецкими! Здесь же среди воронок, развалин двух ДЗОТов, искореженного вооружения и обломков проволочных заграждений лениво чадили немецкие танки, отлитые совсем недавно в Германии из знаменитой крупповской стали. Они были железными, а все равно горели, как сырые поленья, заволакивая окрестности густым черным дымом от догорающих нефтепродуктов, взрывчатки, резины, перемешанного с запахом поджаренного человеческого мяса....
  Петр уже давно привык к тому, что во время сливающихся в один непрерывный гул разрывов, орудийной канонады, треска пулеметных очередей и отвратительного чавканья немецких пристрелочных пуль типа "Б" его бойцы фанатично выкрикивали, вместо обычных в бою: "На, гад, получи!..", "За Родину!.." и "Что, тварь, не нравится?", густо приправленных самым площадным матом еще и "Верую...", "Матка Боска...", "О-о-о, Бисмалла Рахмани Рахим...", другие знакомые им с детства молитвы. Впрочем, обращаемые к мертвому, безжизненно - серому небу горячие слова мало помогали, и уже через несколько дней "внезапно уверовавших" в искалеченном виде доставляли в медико-санитарные роты, а чаще всего после одного - двух боев их уже не было в живых. Церквей поблизости тоже не существовало - все они были разрушены много лет назад, в период массовой борьбы с культом, в которой в свое время принял участие и Петр. Стены тех храмов, что не были разрушены до самого основания, сиротливо стояли среди пепелищ - местность за эти месяцы превратилась поистине в лунный пейзаж. Словно гигантский косильщик прошел по окрестностям с огромной "литовкой", уложив на землю все, что хоть чуть-чуть выступало над поверхностью - тысячи зданий, миллионы деревьев, десятки тысяч людей. От множества находившихся в округе деревень остались только ряды когда-то выбеленных известкой русских печей, виселицы у околиц да свежие бугры братских могил уничтоженных врагом местных жителей. Тригонометрические пункты, отдельно стоящие деревья, целые леса и рощи были срезаны миллиардами осколков снарядов и бомб, пейзаж изменился до неузнаваемости, а потому только высоты, да полуразрушенная кирпичная колокольня красногородской церкви служили командирам в качестве ориентиров при топографической привязке. Второй, невидимый теперь большой храм в Чичатах еще совсем недавно использовался оккупантами в качестве эшафота - на торчащей среди развалин арматуре они вешали подпольщиков, партизан и местных жителей. Православная вера была не в почете у всех властей, владевших краем в последние два десятка лет!
  В памяти комбата всплыла деревня Цыгуны - такой, какою она была видна с КП противотанковой батареи - ее низкие, приземистые домики словно качались на зыбких волнах черного дыма пожарищ, дымчатого марева и испарений, идущих от болот. В то утро, 10-го апреля, среди сотен лежащих повсюду трупов, дымящихся бронемашин, развалин домов, укреплений, перепаханных тысячами снарядов, 1-й батальон 396-го полка готовился принять свой последний бой. Исход его был неизбежен - боеприпасов, которые оставила в Цыгунах 3-я батарея, должно было хватить самое большее на несколько минут стрельбы. Впоследствии Петр вспоминал выход своих бойцов из окружения - они шли по Черному ручью вдоль высоты "Пунктирная", молясь каждый своему богу, чтобы на ее восточных склонах не оказалось немцев. Красноармейцы боялись даже кашлянуть - вражеские позиции на высоте 205,6 были всего в пятистах шагах, и у них не было ни одной свободной руки, чтобы выстрелить по врагу. К моменту появления далеко к востоку от них солнечного диска они встретили подразделения 791-го полка, выдвигающиеся навстречу....
  А за их спиной с первыми лучами рассвета 10-го апреля загрохотал ружейно-пулеметный огонь, к которому вскоре присоединилась немецкая артиллерия. Истекающий кровью батальон отвлекал на себя внимание врага и глушил звуки передвижения батареи и медиков, отягощенных скорбным грузом. К исходу девятых суток непрерывных боев 1/396 сп, медленно отходя на север, был почти в полном составе уничтожен . Майор Исаев погиб ближе к вечеру, последним из всех командиров. По донесениям, хранящимся в архиве Министерства обороны, это произошло около 15-00, и для истории сохранилась последняя радиограмма командира батальона, записанная на КП дивизии связистами: "...Боеприпасов нет, людей нет, взрываю себя гранатой..." - после этих слов связь оборвалась. Как сообщил впоследствии о произошедших возле деревни событиях очевидец из местных жителей: "...немцы подогнали к Цыгунам танки и загнали наших бойцов в мох..." . В тот день, когда закончил свой жизненный путь Георгий Васильевич, его подчиненных при поддержке пехоты атаковали сразу двенадцать железных чудовищ, а еще около пятнадцати вражеских машин ожесточенно штурмовали позиции других частей дивизии, пытаясь прорваться к Чичатам.
  
  Штаб 135-й встречными боями пытался поддержать подразделения, обороняющие большак, и к Цыгунам прорывался батальон капитана Кузнецова из состава 791-го полка. Но он опоздал - к исходу того трагического дня 1/396 сп был истреблен почти в полном составе - немногим из его состава удалось выйти к своим, и лишь около сорока человек, в основном раненых, попали в плен. Пробившиеся к трассе советские подразделения вышли на рубеж Воробьево - Цыгуны и в ярости от увиденной картины расправы сошлись с противником в штыки, нанеся удар такой силы, что немцы, как обычно, в панике бежали сразу в двух направлениях - в Клепики и Кузьмино. Тем не менее, к 12-му апреля непрерывными контратаками врагу вновь удалось остановить наши части, налетами авиации, чередовавшимися интенсивным артиллерийским огнем обескровить их и добить последние очаги сопротивления на большаке. Вскоре немецкие танкисты сбросили остатки советских батальонов с дороги, деблокировав свою окруженную Бельскую группировку.
  ...14-го апреля было затишье, и остатки 3-й батареи стояли в обороне. Они заняли окопы, почти доверху залитые водой от оттаявших болот и речушек. Тела солдат и офицеров обеих противоборствующих сторон, убитых как совсем недавно, так и в прошлом году, до сих пор лежали не захороненными в окрестных лесах, оттаивая из-под снега на солнце. Вода и тающий на реках и болотах лед был, как и заходящее по вечерам солнце розово-красным. Артиллеристов поставили прикрывать эту позицию, так как дорога, тянущаяся среди мертвых, почти безжизненных водоемов, оставалась единственной трассой, проходимой для вражеской техники, а потому являлась танкоопасным направлением. Почти каждый день немцы бомбили и обстреливали позиции, иногда проводя пехотные атаки и налеты авиации, пытаясь любой ценой уничтожить обороняющиеся невдалеке от Лосьмино части дивизии. А саму деревню советские подразделения почти непрерывно атаковали с севера, пытаясь уничтожить оборонявшийся в ней батальон немецкого 352-го пехотного полка...
  Потери в живой силе у батареи 45-мм противотанковых пушек и находящихся невдалеке пехотинцев были просто колоссальными - люди выбывали из строя один за другим. Убитых и раненых, за редким исключением, уже никто не эвакуировал - катастрофически не хватало санитаров, транспорта, и потому раненые вскоре умирали в страшных мучениях из-за отсутствия медицинской помощи. Предать земле павших было невозможно из-за непрерывного огня противника, а рыть могилы было тем же самым, что бросить трупы плавать в водоемы. Земля на позиции практически не встречалась и, кроме самой дороги, вокруг была одна только промерзшая зловонная жижа. Поэтому тела командиров и красноармейцев просто складывали штабелями позади окопов вместе с немецкими трупами.
  
  16. Развалины села Лосьмино и лес к северу от него, из которого врага весь апрель 42-го непрерывно атаковали 396-й и 791-й сп. Местность такова,
  что зачастую огонь немцам приходилось открывать
   в упор, с расстояния в "...30-100 метров".
  Доходило и до рукопашной, поэтому вскоре после прибытия "на болото", прикончив из трофейного пистолета добежавшего до нашего окопа фашиста, Петр "добыл" складную алюминиевую вилку-ложку 1939 года выпуска с выбитым на ней вермахтовским орлом. Он извлек ее из сапога убитого - и это был единственный трофей, который Петр привез с войны
  
  
  
   Та самая ложка-вилка
  
   Еще он обнаружил несколько банок консервов и поджаренный хлеб в котелке, притороченном на спине застреленного солдата германского Вермахта. Если бы он знал, с какой тоской его подчиненные будут вскоре поминать те "вражьи" продукты!
  Позиции германской пехоты находились за болотом - они занимали дома в окрестных селах, превращенных в неприступные опорные пункты, состоящие из окопов, блиндажей, ДЗОТов, опущенных под землю деревянных домов местных жителей, вокруг которых все было буквально нашпиговано проволочными заграждениями и минными полями. Из деревень: Лосьмино, Демяхи, Клепики, Дворище они уже несколько дней непрерывно контратаковали наши войска. Пейзаж открывал взору резко пересеченную местность, состоящую из бесчисленных сопок, лежащих среди озер, болот и ручьев, а также речки Красногородки, текущей среди холмов, и вся расстилающаяся вокруг местность была густо покрыта телами погибших.
  Время от времени немцы заводили граммофон с записями своих маршей, иногда - с песнями Леонида Утесова. Петр, услышав одну из них, вспомнил, что был знаком с исполнителем лично еще в 1914 году, когда тот руководил ватагой мальчишек, помогавших взрослым разгружать баржи в одесском порту.... По окончании "представлений" фрицы обычно орали в сторону наших позиций: "Рус, сдавайся! Война капут!.." и подпускали к вещанию "агитаторов" из перебежчиков. Те, конечно, "толкали" речи с обещаниями сытой жизни, цивилизованностью захватчиков и "раем" на земле в немецком тылу, особо напирая на то, чтобы бойцы "случайно" не забыли взять с собой в плен ложки и котелки.
  После этого почти всегда начиналась перестрелка, ведь многие уже знали о сотнях расстрелянных под Рудней советских военнопленных, обезображенные тела которых были найдены не захороненными во рву за поселком! Кроме того, на пути наших войск попадалось множество местных жителей, чудом спасшихся от бесчеловечности оккупантов. Одна из женщин, случайно выжившая в Пречистенском районе, молча и без слез рассказывала о
  пережитом: "...Мы жили рядом с Воронцово - в деревне Новая. Однажды немцы пришли в село, согнали всех баб, стариков и детишек в сарай и сожгли их заживо. Я шла из соседней деревни и лишь издали слышала стрельбу, крики горящих людей и довольный гогот этих извергов. Все мои родные тогда погибли - дети, а также мать, сестра с семьей и свекровь. Отомстите за них, ребята!" . Губы подчиненных Петра белели от ненависти, когда они слышали подобные свидетельства, впрочем, со зверствами врага они сталкивались постоянно, находя в деревнях и окрестных лесах следы целенаправленного истребления местного населения, особенно мужчин разных возрастов и мальчиков от 7 до 12 лет. Иногда палачи расстреливали даже пятилетних ребятишек. Чаще всего они развлекались тем, что убивали детей выстрелом из пистолета в голову, смотря им в лицо - на лесных полянках бойцы противотанковой батареи часто находили целые группы подростков с черными точками между глаз, будто бы прилегших отдохнуть... Генерал-майор Максимилиан Зиры - "...старый и заслуженный солдат...", видать, очень сильно тосковал по виселице .
  
  
   17. Схема района боевых действий 396-го сп на 22.04.1942
  ...Но в тот день, пришедшийся на середину апреля, было затишье - немцы укрепляли занятые ими в последние дни позиции. Над болотами разносились звуки репродуктора - прибывшая на фронт советская агитационная машина вела пропаганду на немецком языке. Знакомый по совместным боям пехотный лейтенант из соседней дивизии, вышедший со своей разведывательной группой и пленным немецким фельдфебелем к
  противотанкистам, первым на позиции увидел Петра. Они обнялись, как братья, и тот попросил покормить разведчиков, не державших во рту и маковой росинки уже несколько суток. Артиллеристы достали все свои скудные запасы, остатки "наркомовской" водки, и стали потчевать гостей прямо в окопе с водой. Плюхнувшись ногами в траншею и увидев за позициями штабеля с мертвецами, лейтенант нисколько не удивился, а посетовавшему на отсутствие снабжения Петру сказал: "...Говоришь, батарея уже вторую неделю не получает продуктов?.. Чему ты удивляешься, комбат? Я воюю, практически, с самого начала войны и скажу так: даже жизнь командира роты для начальников не значит ничего. Противогаз с гофрированной коробкой - и тот для них гораздо дороже! Химик полка в 41-м имел строгий приказ - собирать противогазы после боя. Что и делал! А раненых солдат и лейтенантов некому было подбирать! Они и тогда, и сейчас сами ползут, истекая кровью в санроты. Убитых и замерзших в снегу вообще не учитывают. Против их фамилий в списке ставят крестики и считают, что они "списаны" на войне. Спроси в полку штабистов, где похоронены солдаты и лейтенанты? В "похоронках" названия деревень и населенных пунктов указаны, а где на самом деле остался лежать убитый - этого не знает никто".
  Последнее из сказанного было сущей правдой - Петр однажды случайно увидел в штабе черновик донесения о боевых потерях своей дивизии - в нем не только не были указаны координаты могил военнослужащих, погибших за Родину, но даже не сообщалось, в каких подразделениях и частях они служили. Самыми ходовыми формулировками были такие: красноармеец, сержант или лейтенант такой-то, призванный там-то, убит в бою тогда-то, похоронен "...на опушке леса у деревни Пупкино, ...-ского района ...-ской области", или "...у разъезда Головастище Калининской железной дороги, в 300 метрах от железнодорожной насыпи, в сосновой роще". И в конце - адрес родных, куда необходимо послать "похоронку" со столь "точно" указанным местом последнего упокоения отца, брата или сына. Именно после столь шокирующего "открытия" Петр стал при помощи компаса и местных ориентиров определять места захоронения своих подчиненных, хотя его артиллеристы нечасто предавали земле своих убитых командиров и красноармейцев - этим обычно занимались специально назначенные команды.
  Напоследок лейтенант озвучил как раз те мысли, которые вертелись в голове Петра: "Но главное - прогнать врага с нашей земли, ведь никто из нас не сможет прямо смотреть в глаза своим близким, если мы допустим в наши дома фашистов, ссылаясь на то, что нам не присылали еду. Или патроны со снарядами. Нам надо просто выполнять свой долг - бить врага!.." Петр припомнил один из рассказов, прочитанный еще в юности.... Это случилось в 480 году до новой эры. Ведя своих воинов на врага, афинянин Фемистокл заметил схватившихся друг с другом петухов. Он заставил свое войско остановиться и сказал: "Смотрите, они сражаются не за родину, не за отчих богов, не за гроба своих предков, принимают муки не ради славы, свободы или блага детей, но единственно ради того, чтобы победить и превзойти мужеством противника". После этих слов воодушевленные греки разбили персов под Саламином. Он рассказал историю лейтенанту, и тот ответил: "Да, сильно! Ну, что ж, прощай, старлей, может, и не увидимся больше никогда"!.. Вскоре разведгруппа ушла в тыл, таща за собою захваченного немца, а противотанковая батарея продолжила свое скорбное "сидение" в обороне.
  Прибывающее в пехоту пополнение честно распределялось их начальниками на месте между всеми подразделениями, как пехотными, так и артиллерийскими, зато подготовленных по специальности командиров среднего звена противотанкистам не прислали не разу. Вскоре Петр Иосифович остался единственным офицером в батарее, хотя до 1943 года комначсостав почти никогда не называли этим "контрреволюционным" словом. Он не покинул своих подчиненных после первого, "легкого", как он написал впоследствии в автобиографии, ранения. Продукты питания и воду в его подразделение за месяц не доставляли ни разу. Ведь Калининский фронт в то время среди солдат уже назывался "голодным". Поставки фронту в те дни шли через город Бологое - это был приличный крюк по бездорожью.
  Весна наступила ранняя.... Непонятно, правда, куда к апрелю исчезло продовольствие из сорока (!) складов, захваченных 4-й Ударной 21-го января в Торопце? Ведь согласно официальным данным именно эти продукты стали основным источником снабжения объединения в последующие месяцы. Когда пошли первые дожди, в войска фронта стали подвозить только патроны и сухари, да и то изредка. Всё остальное доставлять стало невозможно из-за непролазной грязи на ставших практически непроходимыми дорогах, в которой застревало все - танки, трактора, автомобили, даже военные двуколки и крестьянские повозки. Перевозка снарядов и других боеприпасов к тому времени вообще потеряла смысл - танки и артиллерия прочно увязли в болотах, и не могли самостоятельно выдвигаться в районы боевых действий. Многочисленные танки: БТ, Т-60, "Матильды", "Валлентайны", а также грузовики стояли застрявшими среди болот. Пехота на руках толкала вперед автомобили, орудия, легкие танки, понимая, что с одними винтовками им будет трудно выполнять поставленные командованием задачи.
  Впрочем, в батарее Петра Иосифовича противотанковые снаряды пока еще имелись в наличии. Связь с артиллеристами никто из командования дивизиона поддерживать не пытался, и вообще было непонятно, где находится его штаб и командир - Сергей Петрович Рыжков, сменивший в середине апреля на этой должности капитана Мисюру . Командиры стрелковых подразделений вполголоса сообщали Петру, что командование 173-го противотанкового дивизиона к тому времени, чуть ли не в полном составе было уничтожено! Поэтому его солдаты, рискуя жизнью, собирали на болотных кочках все, что можно было употребить в пищу, выкапывали из болотной жижи корни растений, ловили и ели сонных лягушек, мелких грызунов. Пили только гнилую красноватую воду из болот, и было непонятно - красная она из-за торфа, или крови тысяч погибших. В ней же размачивали сухари, присланные тыловиками в начале апреля - этот "продукт" своей твердостью напоминал танковую броню, для борьбы с которой были предназначены их орудия.
  Все это напоминало Петру рассказы А.А. Жандра о войне 1877-78 годов, ведь по его словам вся ставка в войне у бездарного российского командования была лишь на героизм русского солдата. Он вспоминал разговор Александра Андреевича с отцом, прочно врезавшийся в память подростка: "Представьте, Иосиф Фомич, армия была разута и раздета, солдаты питались очень скверно - на Шипке ежедневные потери наших войск от холода и болезней достигали 400 человек. Лишь одна 16-я дивизия Скобелева была одета в теплые полушубки и фуфайки, часто даже купленные генералом за свой счет. Впрочем, так же, как и продукты питания для солдат! Император, начиная смотр "скобелевцев", выгодно отличающихся от других частей и соединений русской армии своим боевым духом и молодцеватым внешним видом даже спросил свиту: "А ЭТО ЧТО ЗА КРАСНОРОЖИЕ?"
  Сейчас все обстояло точно так же, как в те далекие годы, вот только не было в рядах советских войск "белого генерала" - он уже давным-давно лежал в могиле. Даже стоявший в Москве до революции памятник этому убежденному противнику Германии, новые власти в 1918 году уничтожили. А командование многих уровней в подчиненных Жукову армиях составляли новоиспеченные "бояре", полные пренебрежения к своему сражающемуся с противником личному составу.
  Петр никак не мог понять, как командирам можно ТАК относиться к своим подчиненным - заставлять их биться с врагом, не снабжая, практически, ничем ? Несмотря на раннюю весну, некоторые вновь прибывшие в подразделение бойцы до сих пор ползали по воде в валенках и зимнем обмундировании. Они были истощены до предела еще до того, как попали на передовую и теряли сознание от голода, многие из них умирали в госпиталях, санитарных и медицинских частях полков и подразделений .Все окрестности вокруг реки Лосьмянки были завалены разлагающимися телами расстрелянных местных жителей, наших и немецких солдат, погибших за многие месяцы непрерывных наступлений, контрнаступлений, обстрелов, а также при "борьбе" оккупантов с партизанами. В брошенных и сожженных деревнях грудами лежали мертвецы, зачастую вперемежку - в одной полуразрушенной усадьбе смердели тела пяти десятков фашистов, захваченных недавно бойцами дивизии врасплох и не успевших даже выскочить из своих спальных мешков. У покойников красноармейцы заимствовали летнюю кожаную обувь, чтобы заменить свои полуразвалившиеся от воды войлочные "бахилы", разрезая ее по швам, чтобы высвободить окоченевшие ноги трупов.
  Погибшие лежали среди болот в самых причудливых позах - на подмерзших кочках и островках со скудной растительностью - там, где застала их смерть, временами даже громоздясь друг на друга. Один из оттаявших из-под снега бойцов был сражен поздней осенью пулей, попавшей ему прямо в лоб. Его когда-то голубые глаза удивленно смотрели ввысь, на низкие серые облака и казалось, что он плачет - столько боли и удивления было запечатлено на его лице. Но эти слезы были просто таявшим в глазницах снегом.... Петр сразу вспомнил такого же молоденького немецкого пехотинца, смертельно раненого огнем его батареи меньше месяца назад - как и лежавшему невдалеке красноармейцу, ему было никак не больше восемнадцати лет. В тот день 3-й расчет на окраине деревни двумя осколочными снарядами расстрелял вражескую бронемашину. Сидевших внутри полугусеничного транспортера немцев разнесло на части, а находившегося возле пулемета солдата выбросило взрывной волной через открытый верх и отшвырнуло на десяток шагов. При этом крупный осколок разворотил ему живот, а другой, совсем крошечный, перебил сонную артерию. Когда батарея входила в деревню, двигаясь мимо подбитой машины, солдат все еще лежал на свежем снегу, держа выпавшие из брюшины буро-сизые внутренности, и дергал ногами, словно пытаясь бежать, а из его горла с шипением била тонкая струйка крови. Голубые глаза солдата были так же, как и у нашего бойца залиты слезами, текущими по покрытым юношеским пухом щекам. Он по-щенячьи скулил, умирая, и с тоской смотрел перед собой - на покрытый как из краскопульта толстой красной коркой снег...
  В ходе почти непрерывных атак многие из убитых и раненых двух противоборствующих сторон засасывались в болотную трясину, и душераздирающие крики погибавших холодили душу всем, кто их слышал! А пузыри, прорывающиеся на поверхность после ухода тел в могильный холод, напоминали обороняющимся и наступавшим, что там, в глубине болотной бездны лежат их мертвые товарищи. Даже выбросы метана они принимали за проклятия и крики о помощи тех, кто утонул в болоте.
  Днем на солнце покойники, если они не были разорваны на части, раздувались и начинали шевелиться - это было жуткое зрелище для всех наблюдавших происходящее. К вечеру газы прорывались наружу, трупы оседали, сдуваясь как воздушные шарики, махая своими пухлыми ладошками пока еще живым, будто говоря: "Погодите, мы с вами очень скоро встретимся!". Довершало страшную картину местное воронье - оно слеталось изо всех окрестных лесов и выклевывало глаза у погибших - это было их лакомством, ведь бои, идущие в радиусе тысяч километров, сделали их добычу обильной, а жизнь сытой. Первоначально и наши, и немцы начинали с двух сторон дружно поливать кормящихся птиц огнем, но ненависть друг к другу вскоре пересиливала, сталь со свинцом обе стороны вновь обрушивались на врага, и пернатым хищникам уже никто не мешал делать свое черное дело. Это был ИХ ГОД - изобильный и щедрый на мертвечину! Петр автоматически посмотрел на замеченного им невдалеке от окопа голубоглазого красноармейца с отверстием во лбу. В его глазницах зияли черные провалы - вороны уже похозяйничали и здесь...
   Часто эвакуировать убитых и раненых из болота не было никакой возможности - противники немедленно открывали огонь на все перемещения санитаров и добровольцев. Немцам, правда, удавалось выносить время от времени, в основном ночью, своих погибших, так как на позициях их 18-го апреля в очередной раз сменили - враги тоже были сильно потрепаны за время непрерывных боев, и германское командование, вероятно, распорядилось попутно эвакуировать с поля боя тела своих солдат и офицеров. Впрочем, полностью им это сделать не удалось ни разу. А наши красноармейцы давно прекратили подобные попытки, стараясь экономить силы из-за голода.... Противники могли отличить "своих" от "чужих" только днем по стальным шлемам, да еще оружию, настолько все они были одинаковы из-за грязи, сырости, вшей и покрывавшей их с ног до головы болотной растительности. Впрочем, сходство внешнего вида нисколько не снижало взаимного ожесточения при перестрелках и рукопашных - дрались почти всегда упорно и жестоко. Хотя были среди наших войск явления позорные и неприглядные!..
  Кроме почти непрерывной пропаганды по репродуктору, враг время от времени разбрасывал листовки - пропуска для беспрепятственного прохода красноармейцев в тыл своих войск. Местные жители часто использовали подобные цветные фантики вместо обоев в своих домах. На некоторых из них был изображен Сталин в виде кормчего за штурвалом тонущего корабля под названием "Россия". Другой подобный агитационный листок, из сотен, валявшихся в округе, как-то попался Петру на глаза - на нем был изображен человек, кирпичным обелиском в виде серпа и молота придавленный к земле, а находившийся на переднем плане немецкий солдат веревкой стаскивал с него тяжкую ношу. Подпись вnbsp; нижнем левом углу на русском языке гласила: "...действителен для неограниченного количества переходящих на сторону германских войск командиров и бойцов РККА. Пропуск. Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную Армию и переходит на сторону Германских Вооруженных сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, покормят его и устроят на работу". На обратной стороне листовки было напечатано обращение "...к гражданам Советского Союза, бойцам и командирам РККА", в котором геббельсовское министерство пропаганды сулило предателям мирную жизнь, землю и свободу. Как ни прискорбно, но отношение своего командования к подчиненным ему военнослужащим делало вражескую агитацию достаточно эффективной, а потому дезертирство из советских подразделений в те трагические дни было довольно распространенным явлением, особенно в пехоте - зачастую уходили "сдаваться" врагу целыми отделениями и взводами .
  В противотанковой батарее трое рядовых из недавнего пополнения тоже ушли "к немцам в плен". Накануне они осторожно прощупали отношение Петра Иосифовича, спросив: "Командир, мы слышали, что вы по национальности - поляк, и происходите из дворян... Вы сами прекрасно видите, что командование поставило нас здесь только для того, чтобы истребить - подразделения месяцами морят голодом, не снабжают практически ничем, присылая только пополнение. И то же самое творится на всех остальных позициях. Неудивительно, что наши красноармейцы так часто сдаются немцам. А вот Вы - уважаемый в батарее человек, не собираетесь ли сделать то же самое?"
  Петр Иосифович, еще не оправившийся после ранения в голову, плохо соображал и медленно ответил своим подчиненным, что врагу не сдастся ни за что, напомнив им при этом: "Мы ведь все дали присягу!" Еще он спросил: "Кто, если не мы будет защищать страну от фашистов"? Попутно Петр пообещал, что если кто-либо попытается уйти, то он будет стрелять, впрочем, наутро комбат подумал, что разговор привиделся ему в горячечном бреду - какой настоящий солдат придет склонять своего командира к предательству? Долго потом в ночных кошмарах старшего лейтенанта преследовало видение - он кричит удаляющимся за линию фронта темным теням: "Стоять, пщя крев! Стойте, или я открываю огонь!" И стреляет из трофейного пистолета вдогонку дезертирам.
  Помощник командира первого взвода - командир первого орудия сержант Пурхальский, стоявший рядом с ним, почему-то спокойно сказал тогда Петру: "Пусть идут. В конце - концов, каждый из нас выбирает свой путь САМ!" Петр зло спросил его при этом, не хочет ли он тоже перебежать к немцам, наставив на него "Парабеллум". На это сержант спокойно ответил: "Нет, можете быть уверены, что я врагу не сдамся ни за что! Я же жид, как вы говорили совсем недавно! Да, кстати, почему вы вспоминали про евреев, когда мы вас выкапывали из земли?" Петр удивился, так как сержант был высоким голубоглазым блондином, а, кроме того, отличным младшим командиром и объяснил, что на польском языке слово "жид" означает "еврей" и рассказал, как загадывал тогда на бруствере окопа, будет ли разорван авиационной бомбой.
  Еще он сказал подчиненному: "Мне кажется, сержант, что у жителей нашего государства нет другой национальности, кроме одной - русский. И неважно, кто ты по происхождению - мордвин, еврей, татарин, поляк иль осетин. Именно так считали, считают, и будут считать жители всех других стран, особенно исторически враждебных нам. К примеру, у вас - евреев, национальность определяют по матери, у русских и всех остальных народов - по отцу! Представь, тем не менее, до Первой Мировой моего отца - поляка по происхождению, к тому же блестяще говорящего по-польски и по-немецки, "местные" в Варшаве все равно считали русским! Деление по национальностям было и есть всего лишь наше "внутреннее" дело, да и появилось оно только при советской власти. До революции только вероисповедание могло дать примерный ответ на этот вопрос, но весьма приблизительный. Я, например, рожден в православии, а по происхождению - поляк, зато моя мать - донская казачка, то есть русская. Кто я по национальности, ведь по еврейским законам я - казак, а по остальным - сам знаешь? Никто этого не скажет, и ни один человек, владеющий информацией о своих предках, не даст тебе точного ответа на этот вопрос! Поэтому и я, и ты в любом случае для всех представителей других наций будем считаться русскими. Потому что там, где мы родились, выросли, где живут наши семьи, которые мы должны защищать с оружием в руках - и есть наша Родина, а не в Польше, Монголии, Персии или Палестине!".
  Через некоторое время, последовавшее за долгим молчанием, Петр добавил: "И вообще, где ты в нашей стране видел чистокровных представителей какой-либо национальности? Покопайся в любой, не только своей родословной - в них обнаружится целый плавильный котел разных наций, народов, религий и даже рас! Тут как в медицине - нет абсолютно здоровых людей, есть только "необследованные". Это я тебе как недоучившийся врач говорю! В российской генеалогии все можно выразить следующим образом: основная масса нашего населения просто не знает своих предков старше четвертого поколения от себя. Расспроси о них дедушек, бабушек, просто людей постарше, кто их еще помнит - и услышишь такое!"
  В ходе последних апрельских боев, во время недолгого затишья, политработники довели до подразделений свежеполученную информацию - разведчиками дивизии был найден дневник убитого немецкого солдата . В нем против записи за 16-е апреля повествовалось о тяжелых потерях среди вражеской пехоты и ужасе, царящем в немецких окопах из-за огня советской артиллерии. Именно в тот день по противнику вела огонь осколочными снарядами 3-я батарея 173-го противотанкового дивизиона. Похоже, Петр не зря все эти месяцы учил своих бойцов - они продолжали бить врага даже тогда, когда на это, казалось, уже не было сил!
  Уже с 5-7 апреля снабжение боеприпасами в полосе 3, 4-й Ударных и 22-й армий осуществлялось невиданным дотоле способом - по свидетельству фронтовика Л.Б. Кругляшова, на протяжении 20-30 километров выстраивались бойцы, и по цепочке передавали друг другу ящики с патронами и снарядами. А венцом непрерывных лишений военнослужащих 135-й сд были походы в тыл - им приходилось пешим порядком обеспечивать самих себя боеприпасами. Обычно каждый вечер все артиллерийские подразделения дивизии отправляли от двух десятков до сотни бойцов на станцию Ломоносово или Жарковский, лежащих от Бора, соответственно, в 25 и 50 километрах к западу. А примерно через сутки - двое измученные и поредевшие в перестрелках и при бомбежках группы возвращались со снарядами - каждый из красноармейцев нес либо по одному выстрелу для 122-мм гаубиц, либо по нескольку - для 45 и 76-мм орудий. В дни таких "возвращений" артиллерийские и минометные батареи 276-го ап, 173-го оптдн, стрелковых полков, производили "массированные" - по 5-10 выстрелов, огневые налеты на вражеские позиции. В остальные дни существовала "норма" - один снаряд на орудие в день.
  К 19-му апреля весна уже полностью вступила в свои права. Все в окрестностях окончательно "поплыло", и личный состав "захлюпал" по воде своими извлеченными из вещмешков и снятыми с убитых солдатскими сапогами. В тот же день 3-я батарея ПТП вместе со 2/396 полка, ночным маршем преодолев уже знакомый ей ручей, называвшийся в дивизии "Безымянным", а в 396-м полку - "Черным", скрыто вышла к немецкому опорному пункту у деревни Воробьево. После первых безрезультатных атак, которые 135-я обычно начинала с утра, и в ходе которых ее подразделения несли большие потери, части дивизии перешли на ночные наступательные действия. Поэтому, устроив внезапный налет на вражеские окопы, бойцы забросали в блиндажах и траншеях гранатами не успевших даже оказать сопротивления фашистов, а оставшиеся в живых немецкие солдаты в панике бежали со своих позиций. Батарея к утру заняла небольшую высотку у деревни и закрепилась на ней. С рассветом немцы бросили против прорвавшихся подразделений все имевшиеся у них в резерве танки и пехоту. Противник уже приближался к деревне, когда отличился первый расчет, первым же выстрелом подбивший головной немецкий танк. Одержанная над бронетехникой врага победа вызвала ликующий, победный вопль из сотен глоток бойцов и командиров, оборонявших высоту. С этого мгновения все, находившиеся на позициях вокруг Воробьево, поняли, что у немцев нет ни единого шанса сбросить подразделения с высоты, и вообще - народ приободрился и обрел уверенность в своих силах. Всего за день боя артиллеристам вместе с пехотой удалось уничтожить три вражеских танка и до взвода автоматчиков. Безвозвратных потерь наши подразделения не имели.
   ...После очередной из отраженных вражеских атак Петр по-пластунски подполз к 4-му расчету и увидел, что наводчик орудия - красноармеец Лапин внимательно что-то рассматривает в прицел орудия. Рядом с ним по колено в воде стоял с перевязанной головой командир расчета - младший сержант Васильев, и через трофейный "цейсовский" бинокль смотрел в том же направлении. Невдалеке от них в окопе сидели заряжающий Кудерин и ездовой Яндыков - после гибели последней из батарейных лошадей он исполнял обязанности "пешего" подносчика снарядов. Выполнять свои новые обязанности ему приходилось буквально - совсем недавно боец вернулся со станции Жарковский, приведя в батарею восемь человек маршевого пополнения. Каждый из них, включая бывшего ездового, принеся на спине по десятку выстрелов, обеспечил снарядами оба находящихся в строю орудия на пару суток боев. Продуктов им на станции, как обычно, не дали ни единой крошки...
  Яндыков сидел и бормотал нечто невразумительное - вроде того, что через пару дней из восьмерых прибывших новобранцев останется в живых один или два, а может быть, и все погибнут. Ведь необученное пополнение уходило в землю со скоростью, опережающей во много раз скорость гибели ветеранов, участвовавших хотя бы в нескольких боях. Вновь прибывшие бойцы угрюмо внимали его словам, на лицах у многих был запечатлен страх, перемешанный с любопытством, когда они по-очереди заглядывали в прицел пушки. Петр одернул не в меру словоохотливого красноармейца, одновременно прокричав на ухо командиру орудия: "Что вы там выглядываете?".
  "Да вот, товарищ старший лейтенант, вчера всадили пяток осколочных снарядов вон в тот немецкий ДЗОТ, а теперь смотрим на его развалинах, как здоровенная русская ворона вытягивает кишки из тевтонского трупа. А заодно показываем вновь прибывшим бойцам, что германец - существо смертное, и его можно смело бить. Это своего рода политико-воспитательная работа", - заорал в ответ, контуженный накануне Васильев.... Петр посмотрел в оптический прибор - огромная серо-черная птица сидела на развалинах укрытия рядом с разрубленным почти надвое телом убитого немца и с удовольствием кормилась содержимым брюшины, внимательно оглядывая время от времени круглым черным глазом пространство вокруг себя. "Гляньте, птица - то, какая жирная, отъелась за полгода непрерывных боев. Что и говорить, корма у нее теперь навалом, в отличие от нас, бедолаг, - прокомментировал происходящее сержант и, поправив повязку на голове, начал размышлять, - а ведь мы, пожалуй, в легенды местных пернатых войдем, как добрые боги изобилия!.." "Так же, как и в эпос могильных червей - говорил мне еще до войны один ученый муж, что таких биологических видов существует целых шесть единиц", - с горечью добавил при этом командир батареи.
  Но, ни черный, ни белый юмор уже не помогали. Все давно находились на грани, как теперь говорится, "...физических и психических возможностей". Подчиненных в батарее Петра оставалось совсем немного, а потому каждый опытный боец был поистине на вес золота. К остававшимся в живых подчиненным комбат относился по-братски. Поддерживал дрогнувших, растерявшихся, потерявших волю к сопротивлению красноармейцев, воодушевляя их, в том числе и бессмертными словами легендарного афинского стратега. Никогда не ел в одиночку своего командирского "доппайка" - в него изредка, в отличие от солдатского рациона, тыловики включали печенье и сливочное масло. Конечно, в те давно позабытые времена, когда продукты еще присылали на передний край! Если существовала хотя бы малейшая возможность помочь бойцам и командирам - делал для этого все возможное. Артиллеристы были, пожалуй, единственным подразделением, которое хотя бы пыталось эвакуировать своих и пехотных раненых, которых волоком доставляли в ближайшие медико-санитарные роты полков, медсанбаты и госпиталя. Впрочем, это было связано с тем, что потери у артиллеристов были гораздо меньшими, чем в пехоте. Тем не менее, красноармейцы, видя заботу о себе со стороны непосредственного и единственного живого начальника, относились к нему со всей теплотой и любовью. А ко дню его рождения - 14-го апреля они, рискуя жизнью, собрали на болоте прошлогоднюю клюкву, и при полном отсутствии в батарее каких-либо других продуктов питания сварили ведро морса, которым и отметили день рождения своего командира. К концу месяца их при двух орудиях оставалось в живых всего двенадцать человек.
  
  А потом настал страшный день - 27 апреля!....
  
  Вражеская контратака началась внезапно, под вечер - немцы, видя безуспешность своих утренних наступлений тоже начали приспосабливаться к изменениям обстановки и стали воевать ночью. Следом за очередным налетом "Юнкерсов" по позициям советских войск открыла огонь вражеская артиллерия и минометы. Пехота противника из-за болота тоже вела интенсивный пулеметно-минометный огонь, впрочем, с нею успешно дрались бойцы наших стрелковых рот. В 17-00 из-за изгиба дороги, тянущейся среди холмов, вынырнул десяток танков с десантом на броне. Советские подразделения открыли огонь по вражеским машинам из короткоствольных трофейных 7,92-мм ПТР Pz. B. 39, а также полученными накануне винтовочными противотанковыми гранатами Сердюка (ВПГС-41) - очень малоэффективному, как оказалось, средству борьбы с бронированной техникой противника. Кроме винтовочных гранат, снабженных холостыми патронами и деревянными шомполами, вставляемыми в ствол, боевую часть которых с ввернутым запалом Ковешникова бойцы применяли также в качестве ручных, на бруствере перед каждым из пехотинцев лежало по две-три заряженных винтовки Мосина, подобранных среди убитых товарищей. С помощью подобных хитростей "малина" стремилась максимально увеличить плотность огня своих сильно поредевших подразделений. Станковые пулеметы "Максим", непрерывно рассыпавшие свинцовый дождь по автоматчикам противника быстро перегревались, и из их иссеченных пулями и осколками кожухов били струи водяного пара. Броневые щитки станковых пулеметов и противотанковых орудий тоже были сплошь во вмятинах, дырах от пуль и мелких снарядов. Мрачное, кроваво-красное солнце медленно клонилось к закату, с осуждением оглядывая происходящее внизу.
  Вот как описал бои, шедшие у деревни Бор младший лейтенант Крупейников, прибывший 26-го апреля на высоту 216,8 (217): "...В госпиталь 138-го омсб пришло распоряжение комдива выписать тех, кто мог держать в руках оружие. Меня направили в 497-й полк, и вскоре я уже доложил о прибытии командиру 1-го батальона Кольке Коптяеву - именно так представился мой новый непосредственный начальник, а в руках у него при этом был немецкий пистолет-пулемет МП-40... Младший лейтенант... приказал принять 1-ю стрелковую роту, [и я]... сразу лег за станковый пулемет "Максим" - отражать очередную атаку, так как... пулеметчики были все выбиты. В роте личного состава насчитывалось человек пятнадцать, остальных... [к тому времени уже всех] покосило.... Два дня дрался [наш] батальон на высоте с отметкой 216,8 у деревни Бор. Немцы потеряли в этих боях немало живой силы и техники и были вынуждены отойти на исходные позиции. С потерей выгодного рубежа... [они] не смирились, и систематически продолжали наносить удары авиацией, [проводили] налеты артиллерийским и минометным огнем.... Коптяев? Не знаю его дальнейшей судьбы - ведь меня через неделю ранило. Век категории взводного - ротного на фронте был очень недолог - день, два, максимум - неделя. Иногда мы даже познакомиться с "соседом" не успевали - а его уже не было в живых" ....
  ...А на позициях батареи 45-мм противотанковых пушек в тот вечер происходило следующее - номера 1-го и 4-го расчетов через прицелы орудий и бинокли внимательно наблюдали, как с первыми же разрывами винтовочных противотанковых гранат автоматчики противника спешились и при поддержке своих боевых машин начали очередную атаку опорного пункта советских войск. Вскоре железные чудовища преодолели полуразрушенные
  
  18. Схема района боевых действий 497-го СП на 6-00 27.04.1942. В верхней части
  схемы описка - вместо "3/773 птд" необходимо читать: "3-я батарея 173-го оптдн".
  заграждения, выйдя при этом на рубеж открытия огня. Местность была хорошо пристреляна, и комбат просто подал команду: "По головному танку - ОГОНЬ!" Два выстрела 45-мм пушек прогремели дуплетом, красными пунктирами трассеров прочертив воздушное пространство. Выбив из переднего Pz-III снопы искр, они заставили его уткнуть в землю ствол и жирно зачадить. Но остальные вражеские машины сразу же остановились и сосредоточенным огнем нескольких орудийных стволов уничтожили одну из оставшихся в батарее "сорокапяток". Часть из них перенесла огонь на второе орудие, а другая, раздавив рогатки и опрокинув деревянные противотанковые надолбы начала утюжить окопы советской пехоты.
  Позади Петра рвались танковые снаряды, обдавая его едкими облаками с тошнотворно-ядовитым луковым запахом, фонтанами теплой грязи и воды, но он, не отрываясь, смотрел в бинокль, вычисляя в уме расстояние до ближней машины, чтобы дать наводчику орудия четкую команду на открытие огня. В глубине души он понимал, что это будет последний выстрел его батареи, и не мог допустить, чтобы тот промахнулся! В бинокль Петр видел, как хохочущие немецкие танкисты гоняют по дороге обезумевших от страха людей, бросивших позиции, расстреливая их из пулеметов и давя своими бронированными машинами. Комбат четко видел, как на гусеницы танков наматывалась человеческая плоть.... Наконец, среди грохота разрывов, не отрывая от глаз своего "бэ - шестого", он прокричал команду: "Первое орудие! Прямо - головной танк Т-4. Прицел... Угломер.... Наводить в правую гусеницу. Бронебойным... ОГОНЬ!" - скомандовал он, но орудие молчало.
  Старший лейтенант обернулся - его удивило то, что никто из расчета не дублировал команды своего командира, он тогда еще подумал, что просто плохо слышит из-за контузии. Но.... прислуга лежала в окопе без признаков жизни, включая наводчика орудия, бесформенное тело которого взрывом бросило почти под ноги комбата. Исполняющий обязанности командира огневого взвода сержант Пурхальский, единственный держащийся на ногах из расчета, шатаясь, шел по колено в воде к снарядному ящику, держась руками за голову - вероятно, раненый или контуженый. На предостерегающие крики командира батареи он не реагировал, и в ту же секунду крупнокалиберная пуля попала ему в спину, разнеся тело сержанта на части. Старший лейтенант увидел кровавый всплеск, разметавший по брустверу окопа останки его младшего командира... Все происходящее напоминало Петру ночной кошмар, ведь ему довелось, как в замедленном кино, увидеть гибель последнего подчиненного и то, как его голова с верхней частью туловища шлепнулась в воду окопа, подняв фонтан воды. Петр помимо своего желания даже идентифицировал торчащий из пульсирующего кровавого месива обломок ослепительно белой плечевой кости: "Clavicula", и в то же мгновение понял, что все происходящее не является страшным сном, а происходит в реальности - останки бойцов и материальной части его батареи лежали вокруг в радиусе двадцати метров! Рядом с уничтоженным первым расчетом среди воронок, частей искореженного орудия и горящего гусматика лежали агонизирующие тела, валялись окровавленные клочья обмундирования от разорванного снарядами четвертого расчета, погибшего несколько минут назад....
  Ненависть к врагу все сильнее закипала в душе командира, он почему-то посмотрел на свою правую руку с надетым на нее компасом Андрианова в черном бакелитовом корпусе, забрызганным грязью, как ему показалось вначале. Теперь он понял, что это была не болотная жижа, а мозговое вещество наводчика первого расчета, лежащего подле с разнесенной осколками черепной коробкой. Петр механически стер серые брызги с поверхности прибора, зачем-то быстро определил азимут на противника, и рывком бросился к единственной уцелевшей пушке, перепрыгнув дымящиеся воронки и трупы бойцов. К его огромному облегчению орудие было исправно и заряжено! Прильнув к прицелу, он навел перекрестие на отполированную до блеска вращающуюся ленту головного танка, зелено - розовую от болотной растительности, мяса и крови раздавленных людей. Тщательно прицелившись, он нажал на рычаг орудийного спуска. Выстрел перебил гусеницу Pz-IV, вырвал ему направляющее колесо, танк крутануло на месте, а экипаж горохом посыпался из машины, и сразу же противотанковое орудие, как живое, начало задирать ствол куда-то высоко вверх, будто стараясь взлететь. В прицеле появился яркий свет, мелькнуло солнце, на миг ослепившее Петра. А потом наступила темнота...
  ...Сержант Пурхальский подошел к Петру и четко доложил: "Товарищ старший лейтенант, докладываю: в третьей батарее вечерняя поверка произведена. Лиц, незаконно отсутствующих нет. По списку - пятьдесят, в строю - сорок восемь, отсутствуют двое: красноармеец Валиев в медсанбате, а младший сержант Марков вместе со старшиной батареи на пункте хозяйственного довольствия. Докладывает помощник командира 1-го взвода сержант Пурхальский". Петр никак не мог понять, как помкомвзвода мог остаться в живых после попадания малокалиберного снаряда, разорвавшего младшего командира на куски? Но голова очень сильно болела, и он решил оставить разгадывание этого ребуса на потом. Поэтому он скомандовал батарее: "Вольно! Командиры отделений - развести личный состав по землянкам".
  Потом он собрал у себя комначсостав - политрука батареи Думбадзе, командиров взводов - младших лейтенантов Кудрявцева и Воробьева, и очень удивился, когда они вытянулись перед ним, готовые выполнить все распоряжения своего непосредственного начальника. Ведь он смутно помнил, что политрук был разорван 150-мм немецким снарядом во время мартовского выдвижения, а взводные были убиты в боях на бесчисленных "безымянных" болотах. Кудрявцеву пристрелочная немецкая пуля попала в голову, пробив стальной шлем, а Воробьев погиб вместе со своим взводом, когда его до последнего человека уничтожили ворвавшиеся на позицию немецкие пехотинцы. Сдаться из подчиненных лейтенанта никто не пытался, пощады тоже не просили, поэтому даже раненых немцы добили, изуродовав до неузнаваемости штыками. У расстрелянного в упор и искромсанного ножами взводного, когда его нашли на бруствере окопа, все магазины ППД-40 были совершенно пусты...
  "Джугаев!" - раздался невдалеке окрик кого-то из взводных. Этого красноармейца Петр помнил очень хорошо. Он происходил из Осетии, учился в Московском университете, откуда был призван в армию и попал служить в самый первый состав противотанковой батареи, в отделение разведки. Из рядовых он до последнего своего часа оставался чуть ли не самым "старым" рядовым в подразделении, провоевавшим почти два месяца, а погиб боец в начале апреля, когда его, стоявшего на посту, попыталась взять в плен в качестве "языка" немецкая разведгруппа. В самый последний момент он с жутким хохотом готового к смерти, а потому свободного человека подорвал себя и еще двух немецких солдат ручной гранатой Дьяконова РГД-33 - остальных оглушенных взрывом пятерых фашистов расстреляли из карабинов и закололи штыками выскочившие на крик рядового артиллеристы 1-го взвода. Граната бойца была в оборонительной рубашке и упала на ящик с трофейными минами, поэтому останки красноармейца и немцев было трудно опознать.... Лишь по обрывкам обмундирования удалось из кровавого месива извлечь части тела того, что раньше называлось рядовым Джугаевым. "Что испытал боец, когда он САМ выпускал из рук гранату, бросив ее себе под ноги, а ребристые осколки рвали его живое тело?", - подумал тогда старший лейтенант, содрогнувшись от испытанной им почти физической боли. Ведь уже несколько недель практически каждый день он писал донесения в штаб о боевых потерях батареи с описанием подвигов своих подчиненных, надеясь, что никто из погибших и оставшихся без погребения командиров и красноармейцев не будет значиться в списках пропавших без вести. О троих дезертирах он тоже сообщал в своем донесении.... "Вот только куда девать эти списки, штаб дивизиона так и не выходит на связь?", - обреченно подумал в ту минуту комбат, убирая очередной в свой коричневый кожаный планшет и аккуратно застегивая его на две подпружиненные кнопки.
  Слуховые галлюцинации продолжались почти все время, пока Петр был без сознания. А потом он очнулся. Хирург полевого госпиталя, делавший старшему лейтенанту операцию, рассказал кто его "крестники", и сообщил страшную информацию - из батареи, кроме него, не выжил никто... Свою позицию они в тот день не удержали. Когда ее по прошествии нескольких суток снова отбили у врага, в госпиталь привезли троих выкопанных из земли батарейцев, но двое из них - младший сержант Васильев и красноармеец Лапин, умерли в тот же день. Этот же врач, с ног до головы перепачканный кровью, нервно курил возле Петра в перерыве между операциями, держа хирургическим зажимом папиросу. Он скороговоркой поведал старшему лейтенанту про последние мгновения жизни его подчиненных: "У Васильева было смертельное ранение в живот - он потерял почти половину внутренних органов, начался сепсис, а Лапин умер от большой потери крови. Да и ты, артиллерист, вероятно уже никогда не вернешься в строй - у тебя кисть левой руки разворочена осколками так, что мы лишь случайно ее не ампутировали - дали тебе возможность, до того, как начнется гангрена, за нее "побороться". Гангрена, к счастью, не началась, хотя все предпосылки были налицо. Молись, что у нас в тот момент еще был стрептоцид!"
  Раненый капитан из управления 497-го полка описал события, произошедшие после гибели 3-й батареи: "...к исходу 28-го немец окончательно оттеснил нас с высоты 216,8. 29-го было затишье - все укреплялись. Дивизия тем временем осуществила передислокацию - позиции в районе Залексоновского леса вместо сильно потрепанного 396-го полка занял 791-й полк. Фронт обороны дивизии на рубеже: Горюны - юго-восточная опушка урочища Залексоновка, составлял всего лишь 6 километров - в первом эшелоне справа - 497-й, слева 791-й сп, а 396-й - во втором эшелоне, позади 497-го. В 19-00 30-го апреля три пехотные роты противника атаковали наш полк из Вышегоры и Лосьмино, пытаясь окружить 2-й батальон, а еще до роты - из Лосьмино и со второй, "вашей" высоты 216.8 атаковали 791-й полк. Но мы в тот день удержали свои позиции. 1-го мая враг двумя пехотными батальонами при поддержке танков ударил от Околицы, и наши подразделения дрались под Горюнами. А 2-го, с "первой" высоты 216,8 немец атаковал сразу в двух направлениях: одной ротой на южную опушку рощи восточнее Залексоновки, одной ротой - на Бор, а еще двумя - из Вышегор и Гудилово ударил по нашему полку в Бору. Но и на этот раз мы немцев отбили с большими для них потерями - только убитых солдат они оставили лежать перед нашими позициями около двух сотен". Он же сообщил, что с началом ледохода все окрестные реки - Обша, Чичатка, Межа, Кокошь несколько суток несли вниз по течению поистине потоки человеческой крови, а еще - множество трупов, ушедших в Волгу, Днепр и Двину с Даугавой...
  ...Но выход из забытья был недолгим, и был лишь началом новой трагической эпопеи раненого командира! Госпиталь почти все время находился в пути.... В середине июля, во время очередной из непрерывных эвакуаций Петру Иосифовичу вернули его командирское удостоверение личности со свежей печатью. Последним местом его "прописки" в Смоленской области, на территории нынешнего Холм - Жирковского района, был Трофимовский сельский совет. На последней странице документа стоял штамп с неразборчивой подписью, сделанный его секретарем - в тот день госпиталь располагался среди непроходимых лесов и болот - в районе деревни Мольня, Андреевского района, находящейся в 50-ти километрах к юго-востоку от Белого. Отметка была сделана 20 июля 1942 года, а само село находилось в самом центре боевых действий немецких войск, которые они вели в ходе операции "Зайдлиц"! Их главной задачей было уничтожение "русских" соединений в Холм-Жирковском выступе и ликвидация плацдарма для удара в тыл Ржевско-Вяземской группировки германских войск....
  Бои вокруг села шли непрерывно, не затихая ни на минуту. Еще 5-го июля части эссенской 86-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта фон Штудница с подчиненным ей конным разведывательным отрядом 328-й пд начали наступление на запад двумя колоннами. Одна из них двигалась из Андреевского на Ленино, находящегося севернее Холм-Жирковского, другая - в направлении г. Белый, рассекая войска 39-й армии на северную и южную части. Германские войска имели задачу: не допустить советские подразделения в лес юго-западнее дороги Вязьма - Белый и "отжать" на северо-запад советский 11-й кавалерийский корпус. Севернее 86-й пд наступали немецкие 20-я танковая и 328-я пехотная дивизии. Одно из подразделений, приданных 86-й пд - кавалерийский разведывательный отряд, пройдя от Мольно всего в нескольких километрах к северу, 8-го июля захватил деревню Василево, находящуюся в 7 км на северо-запад от Мольня, а 9-го - деревню Варварино, располагающуюся западнее Василево. Германский 185-й пехотный полк к тому времени занял деревню Тупик .
  Немецкие пехотные и разведывательные подразделения прочесывали окрестные леса вокруг деревни, захватывая в плен и уничтожая попавших в окружение бойцов и командиров армии генерала Масленникова. Ее армейские штабные части всего две недели назад были сильно потрепаны у деревень Жиздрево - Голенищево,... Бобовище , и Холм - Жирковского, последний населенный пункт находился от места расположения госпиталя всего в 20-ти километрах к югу. То удаляясь, то снова приближаясь к спрятавшемуся среди лесов и болот селу гремела непрерывная орудийная канонада и ружейно-пулеметная трескотня, а потому раненые и персонал с тревогой смотрели на север, юго-восток, юго-запад и запад, ожидая появления противника с четырех возможных направлений.... Все, даже тяжелораненые были готовы при появлении немецких мотоциклистов немедленно спрятаться в ближайших лесах. А вражеские кавалеристы - разведчики могли появиться в любое время и в любом месте....
  В ходе выхода из окружения главных сил 39-й армии и кавалерийского корпуса их соединения выдвигались из района, ограниченного населенными пунктами Разбойня - Холма - Жирковского и сосредотачивались в районах деревень: Буково, Варварино, Владимирское, Данькино, Медведки, Тупик, Тупик Владимирский, Рожки, Шапки, а также "урочища Костино", расположенного севернее с. Тупик. Это были именно те леса, что были описаны в Повести Временных лет: "Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское". Прорываться они пытались первоначально на участке Егорье - Обухово, в северном направлении. Но этого им сделать не удалось. Другие соединения 39-й армии - 381-я и 252-я стрелковые дивизии, отдельные полки и эскадроны 11-го КК, расположенные в урочище Костино, осуществили выход из окружения в западном направлении к реке Лосьмянке - в район расположения частей 134-й сд.
  Основная же группа с рассветом 15-го июля из лесов северо-восточнее Варварино приступила к выходу в северном направлении на участке Остроухи - Молявня, находившихся восточнее Верховья. По дороге этим частям пришлось сбивать вражеские заслоны на участках Буково - Варварино и Варварино - Руево, находящихся северо-западнее Мольни, где под прикрытием семи танков и пяти бронемашин возводили заграждения солдаты двух немецких полков.... Уже 17-го июля эта группа находится в нескольких километрах севернее деревни Шиздерево, находящейся тогда в Олениинском районе Калининской области. В "Справке о положении 39 армии и 11 КК за 20 июля" говорится, что 19-го июля окруженные войска под командованием генерала И.А. Богданова были сосредоточены в районе колхоза "Красный лес" - отметка 264.1. В течение дня все разрозненные части армии были сведены в полк, который вошел в состав 256-й сд. Всего насчитывалось до 5000 человек. Части 11-го КК имели в своем составе до 4000 человек и до 2000 лошадей. В этот же день части группы достигли отметки 278.3, то есть перешли через дорогу: Кострицы - Белый . И, наконец, в докладе командования 22-й армии в штаб фронта на 22-30 22.07.1942 доносится, что "...в глубине обороны противника в 1,5-2-х км идет сильный бой.... Предположительно выходящие части ведут бои с противником". Главные усилия артиллерии 185-й сд переносятся в этот район. "Дивизия усиливает действия навстречу прорывающимся. Уже на 23-00 на участке 185-й сд из окружения вышло до 3500 человек. Противник ведет сильный огонь из д.д. Клевцово, Перелесье, Пустошка, хутора Мята , Замошье . Артиллерия дивизии [открыла] огонь по огневым точкам противника в этих местах. В 2-00 22.07.1942 указанные пункты горели". На 4-00 22 июля сообщалось, что на участке дивизии из окружения вышло свыше 10000 человек .
  Вошел ли в статистику подразделений, вырвавшихся из огненного кольца военный госпиталь , в котором находился Петр, или он передвигался в другом направлении - неизвестно. Имеются свидетельства, что некоторые соединения и части прорывались в северном и северо-восточном направлениях. Но вскоре после выхода этого многострадального медучреждения в районы, занимаемые советскими войсками, комбата эвакуировали в город Иваново, в эвакогоспиталь ?1889. К тому времени ему уже сообщили, что его родная дивизия к середине июля вышла из того же самого вражеского "котла" с ужасающе огромными потерями. Сотни погибших в непрерывных боях навсегда остались лежать у деревни Сосновка и "...совхоза Шамилово" , а в коридоре между н.п. Бондарево и Ольшаники . Шайтровщинского сельсовета дивизия потеряла около двух тысяч человек только пропавшими без вести. В ходе прорыва упоминались многие убитые в районе деревни Петрушино. По отношению к этому населенному пункту встречается также название "Петрушки", и в одном из донесений сообщалось, что погибших "похоронили 3.07.42...на берегу реки..." Льба. Все названные населенные пункты когда-то находились к северу, северо-востоку и востоку от города Белого.
  Петр помнил, как долгими часами он всматривался через бинокль вдаль, на северо-восток, пытаясь рассмотреть город, за взятие которого его бойцами и командирами было пролито так много крови. Горизонт в те дни почти непрерывно озаряли вспышки - там, на подступах к Белому, как и у Воробьевых высот, шли ожесточенные бои.... Он пытался представить себе этот населенный пункт. Те, кто побывал в городе до войны и сражался возле него, рассказывали, что он весь выстроен из белого камня. Но в воображении артиллериста населенный пункт почему-то был не белым, а розово-красным! Много раз комбат впоследствии видел его во сне, но никогда не ездил в те места после войны - это был город его трагедии, город, отнявший столько человеческих жизней!
  Еще раненые сообщили, что пропали без вести почти все его друзья и сослуживцы по 173-му дивизиону, кто в июне еще оставался в живых. И что "...не вышел из боя" с почти всем управлением дивизии даже его старый знакомый - батальонный комиссар Озерный, пропавший без вести 8 июля в составе 396-го полка. .
  О гибели 17-й гв. стрелковой дивизии впоследствии вспоминал Александр Шумилин. В своей рукописи он пишет: "45-й гвардейский полк за короткое время, за каких-то пару часов, перестал существовать". Еще автор сообщил, что бывший командир 17-й гвардейской, как он пишет, "...предатель Березин... летом сорок второго года сумел всю дивизию загнать немцам в плен". Там же о событиях июля: "...Три полка солдат. Топают сейчас по пыльной дороге из Белого на Смоленск. Пленные! А чем они виноваты? Дело рук Березина, Карамушко, Ковалёва и подобным им в том, что дивизия попала в такое положение. Командиры полков, батальонов сразу разбежались, кто куда, побросали роты, а солдаты попали в плен.... Под удар была поставлена не только наша дивизия, в котел попала целая армия и кав[алерийский] корпус.... Последнее время дивизией командовал полковник Горбунов. Но только вы учтите. Горбунов принял дивизию неделю назад. А Березин обрёк её [на гибель] гораздо раньше, когда первый раз сдал Демидки ... Я видел собственными глазами, как роты и батальоны... поднимали руки и сдавались немцам..."
  
  
  19. Антонина и ее свекровь на
  могиле умершего в Коврове
  мужа и сына - Алексея
  Миронова, октябрь 1941.
  После эвакуации в тыл Петр узнал, что с целью повышения престижа службы в противотанковой артиллерии РККА с июня 1942 года все такие части и подразделения стали называться отдельными истребительно-противотанковыми артиллерийскими бригадами, дивизионами, батареями и взводами. Связано это было с тем, что, зная не понаслышке о тех огромных потерях, которые несли эти части, опытные и подготовленные военнослужащие не стремились возвращаться в свои подразделения. Поэтому для их личного состава Приказом Наркома обороны ? 0528 от 1.07.1942 за подписью И. В. Сталина вводилась особая нашивка, размером 85 х 65 мм, носимая на рукаве над левым локтем - черный ромб с красной окантовкой и скрещенными посредине желтыми пушками. Тем же приказом повышались штатные воинские звания для расчетов орудий противотанковой артиллериии, устанавливался полуторный оклад содержания начальствующему составу таких частей и подразделений, а младшим командирам и рядовому составу - двойной. Также для всех чинов истребительной противотанковой артиллерии РККА вводились премии за каждый подбитый танк: командиру орудия и наводчику - по 500 рублей, остальному составу расчета - по 200. По тем временам это были огромные суммы , но... подобные изменения Петра уже мало интересовали!
  В госпитале, где ему довелось "проваляться" еще целый год, до лета 43-го, комбату сделали множество операций, но исковерканная до неузнаваемости рука продолжала ссыхаться, кисть изогнуло к ней под углом девяносто градусов. Кости поврежденной конечности гнили и вылезали наружу еще много лет после окончания войны, их вначале удаляли врачи, а потом и сам Петр при помощи пинцета и плоскогубцев. После тяжелейшей контузии у него были проблемы с памятью, координацией движений, даже речью. Туда же, в Иваново приехала из Горьковской области жена, чтобы навестить раненого мужа и оставаться рядом с ним. До конца! Ведь она помнила печальный опыт своей сестры, опоздавшей в 1941 году к смертельно раненому супругу в госпиталь - ей довелось лишь похоронить его на местном кладбище. Нюра плакала от счастья, что Петр был жив, хоть и весь искалечен, так как не только ее сестра, но и почти все женщины деревни Лысковского района, где они жили в эвакуации, уже получили "похоронки" на своих родных.
  Вместе с комбатом в госпиталь попало несколько бойцов из дивизий 41-й армии, раненых под Пушкарями. Они показали Петру на пожилого солдата с перевязанной ногой. Тот беззвучно плакал, по его щекам катились крупные слёзы, и боец непрерывно повторял: "...У меня там сына убило! Мальчонку маво! Теперь я остался один, совсем один!" Высокий усатый красноармеец, раненый в том же бою в живот рассказал, что старик плачет уже много недель: "Помешался, должно быть, сердешный! А на высоте у Пушкарей был такой ужас! Земля летела из-под ног во время непрерывных налетов, стоять в окопе было невозможно - всех бомбами на дно валило. Ты, командир, знай - кого здесь видишь, ранило первыми, и потому санитары нас сразу вынесли. А больше с высоты никто не вернулся.... Просто страх какой-то - сколько там народу полегло!"
  Постепенно, благодаря неустанным заботам жены, врачей и персонала лечебного учреждения организм Петра, кроме израненной руки начал идти на поправку. Там же, в Иваново он встретился с подполковником - танкистом, лежавшим с тяжелыми ранениями в грудь, руку и ноги в одной с ним палате. Его лицо Петру показалось знакомым, подполковнику, видно, тоже.... Оба некоторое время присматривались друг к другу и, наконец, разговорились. Выяснилось, что когда-то они вместе служили, подполковник - взводным в роте, где командиром был Николай Михайлович Хлебников , а Петр - рядовым красноармейцем.
  Звали танкиста Виктором Николаевичем, все последние годы он с перерывами на учебу продолжал службу в 25-й Чапаевской дивизии, воевал в ее составе с первого дня войны и прошел весь путь Отдельной Приморской армии от границы СССР с Румынией до города Севастополя. После выяснения столь неожиданной для обоих командиров информации, комбат стал частенько вывозить на коляске своего бывшего начальника подышать свежим воздухом. При этом они почти непрерывно вспоминали свою совместную службу, друзей, сослуживцев, очень многих из которых уже не было в живых. Некоторые знаменитые "чапаевцы", знакомые подполковнику лично, а Петру - только по именам еще здравствовали, например бывший командир кавалерийского эскадрона Г.К. Жуков и уже знаменитый партизанский командир С.А. Ковпак.
  Виктор Николаевич рассказал про последние годы существования соединения, куда он вновь попал служить в 1941 году, после окончания учебы в Военной академии механизации и моторизации РККА - уже после освобождения Западных областей , в котором дивизия принимала активное участие. Перед началом войны 25-я входила в состав 14-го стрелкового корпуса 9-й армии , после 22 июня прошла путь от Измаила до рубежа Днестра , с июля под командованием генерал-майора Ивана Ефимовича Петрова обороняла Одессу - родной город Петра Иосифовича, затем кораблями Черноморского флота была эвакуирована в Евпаторию и Севастополь. Из города Русской славы она была переброшена на Перекоп, где вместе с 95-й сд сражалась под Ишунью, атаковав противника в лоб. Затем с боями прорывалась обратно к Севастополю , и с 9-го ноября в течение двухсот пятидесяти дней стойко обороняла главный военно-морской порт на Черном море
  Про последние свои бои в Крыму подполковник сообщил, что в последний день декабря в горах Мекензи он получил тяжелое ранение, из-за которого был доставлен вначале в дивизионный медсанбат, а в январе был эвакуирован на "Большую Землю". Дальнейшую судьбу соединения он знал лишь по рассказам командиров, уцелевших в боях лета того года:
  "После излечения в Крым я не вернулся - возникла очередная тяжелая ситуация под Ржевом. А 25-я к концу июня фактически уже перестала существовать, 29-го числа в районе Английского кладбища ожесточенно сражались лишь ее отдельные подразделения. В полках, самое большее, было по две сотни способных держать в руках оружие бойцов - ведь ранены были почти все, находящиеся в строю. А еще через сутки - 30-го июня 25-я, поредевшая чуть ли не до численности роты, дралась южнее Малахова Кургана, и с боями отходила к бухте Стрелецкой. Бойцы дрались на улицах города. Врукопашную. Причем дивизия отступала вовсе не под ударами рвущегося вперед противника, поддерживаемого огнем и гусеницами четырех трофейных КВ-1, легко уничтожавших наши последние "русские Виккерсы" с противопульным бронированием, а лишь потому, что командованием СОР был отдан приказ об отходе "...к исходу дня 1 июля в район морской 35-й береговой батареи...". На мыс Херсонес. Там дивизия и окончила свое существование, а 18.07.1942 она была расформирована из-за огромных потерь и в "...связи с утратой боевых знамен".
  Фактически, это одно из самых лучших в Красной армии соединений погибло из-за того, что, в отличие от Одессы, было брошено командованием Кавказского фронта на погибель вместе с другими соединениями и частями, оборонявшими Севастополь, и полегло в нем до самого последнего человека! Все двести пятьдесят с лишним дней обороны наши подразделения стойко дрались с врагом. Правда, некоторых представителей начсостава, в основном от командира полка и выше по приказу командования фронтом удалось эвакуировать - и это стало очень скользкими моментами в их биографиях. Не знаю, как они должны были поступить - остаться погибать со своими подчиненными или спасаться бегством под прикрытием этих же самых бойцов? Это, конечно, не касается командования Приморской армией и Черноморского флота - их захват противником в плен был бы не военным, а политическим событием! Но командиры полков и дивизий?... Не знаю. Я бы, скорее всего, остался в Севастополе, нарушив приказ...
  Еще точно знаю, что ни одно из знамен нашей 25-й и полков, входивших в ее состав, а также исторический формуляр, печать и прочие штабные документы к немцам в руки не попали - наверняка был бы приказ в случае их захвата врагом. Разговаривал с эвакуированными и оставшимися в ЖИВЫХ представителями командного состава. Одни из них рассказывали, что знамёна почти всех воинских частей, обороняющих Севастополь, кроме 172-й стрелковой, вывезенных ее раненым командиром - полковником Ласкиным, были уничтожены в конце июня 1942 года в районе 35-й береговой батареи. По приказу командующего армией генерала Петрова - чтобы они не попали в лапы немцев. А последний комдив 25-й, назначенный на место Ивана Ефимовича - Трофим Калинович Коломиец, во время нашей встречи в Москве сообщил, что 24-го июня знамена дивизии были затоплены у Камышовой бухты. Еще чуть позже бывший начальник штаба дивизии рассказал совсем другое - знамена были сожжены в землянке возле бухты.... Но что знамена, если наш золотой фонд - бойцы, младшие командиры, опытнейший средний начсостав в июле полностью погиб? Или попал в плен. В общем - это очень темная история".
  Через несколько дней, во время одной из бесед один на один подполковник спросил: "Петр Иосифович, вы ведь, кажется, служили в подразделениях противотанкистов "Прощай, Родина"? То есть, в боях были тесно связаны с пехотой. Как думаете, почему недавно отменили эмблемы у "царицы полей" - две перекрещенные винтовки на фоне мишени? Не знаете? Я дам ответ - те невероятно огромные потери, которые по вине вышестоящего командования наша пехота несла с 41-го года, сделала службу в ней совершенно не престижной! Все сразу вспомнили дореволюционный стишок - издевку:
  
  Умный в артиллерии,
  Щеголь в кавалерии.
  Лодырь во флоте,
  А дурак - в пехоте!
  
  Вот и считается с тех пор чуть ли не позором служить в рядах "царицы полей", прежде всего, потому, что здешние начальники ее воспринимают не иначе, как "пушечное мясо". И относятся соответственно.
  Раньше я никак не мог понять, почему стрелковые части и подразделения доводят до такого состояния, когда в ходе одной-единственной атаки из строя убитыми и ранеными выбывает до половины личного состава. Теперь понял. Все просто - по опыту разгромного 1941 года "они" теперь просто тупо считают, что стрелковые подразделения ОБЯЗАНЫ сражаться до последнего бойца. А раньше наука называла другие цифры - среднестатистический солдат не теряет присутствия духа, пока в подразделении потери составляют до двадцати процентов от первоначальной численности. При этом русский солдат выделяется среди военнослужащих любой другой армии мира, ведь он психологически способен выдерживать гибель и ранения у половины своих товарищей! Опыт начавшейся войны показал, что даже при 80-ти процентных потерях бойцы "Чапаевской" дивизии не теряли высокого боевого духа. А до войны наша военная наука считала 20-ти процентные потери "свехбольшими".
  Вы слышали когда-нибудь такое: "...Командующий, который не наступает только для того, чтобы снискать славу и не воздерживается от сражения..., чтобы избежать смертного приговора за просчеты и отступление, но желает только сохранить людей и принести правителю выгоду - сокровище для государства. Когда полководец смотрит на войска, как на своих детей, они пойдут за ним в самые глубокие долины. Когда он относится к войскам, как к своим любимым детям, они будут жаждать умереть вместе с ним"? Не слышали никогда? А ведь это трактат Сунь Цзы, шестой век до нашей эры!
  В нынешней войне у наших войск практически нет отцов, а есть только злые отчимы, из-за чего во вновь сформированных соединениях за одну атаку - и сразу "выбивается" половина личного состава стрелковых рот и батальонов! В результате возникла парадоксальная ситуация - передовые части не верят вышестоящему командованию, а командование, в свою очередь - подчиненным подразделениям. Отсюда и бессмысленные потери. А с каким настроем вчерашний крестьянин идет потом в бой? Ведь моральное состояние отдельного военнослужащего зависит от трех основных факторов:
  -понимания смысла ведущейся войны, уверенности в ее справедливости и законности;
  -доверия к способности непосредственных начальников организовать бой так, чтобы с минимальными потерями выполнить боевую задачу;
  -уверенности в своей профессиональной подготовке к ведению боевых действий.
  Из трех подобных заданных самому себе вопросов лишь на первый из них боец может ответить утвердительно. А дальше у него неизбежно начинается недоумение - где наша артиллерия, авиация, их совместная поддержка атакующей пехоты, а еще огневое сопровождение наступления, которым его начальников вроде как "учили в академиях"? И учили ли вообще? А где санитарные подразделения, части обеспечения? Почему его никто не обучает, да и не снабжает ничем - ни боеприпасами, ни продуктами питания, а только постоянно что-нибудь требует? Крестьянин или рабочий производит определенные умозаключения и совершенно правильно спрашивает командира о подобных методах ведения боевых действий: "Почему начальники бросают наши роты без всякой подготовки в лобовые атаки, называя их "разведкой боем" и другими "мудреными" названиями, а с потерями при этом никто из них не считается?" И сразу же идет под трибунал за "...распространение панических настроений".
  Знаешь, что орал мне генерал N, когда я под Ржевом заявил, что не буду посылать людей на бессмысленную погибель? В лучших традициях дореволюционной России: "Русские бабы солдат еще нарожают, а подбитый на нейтральной полосе танк приказываю эвакуировать любой ценой!" Пригрозил, что меня расстреляет, а бойцов под командованием вновь назначенного командира все равно отправит в бой.... Пришлось мне "безлошадных" танкистов - единственный резерв, под его непосредственным руководством лично вести в классическую пехотную атаку. При этом, как и у "царицы полей", убитых и раненых с поля боя никто не выносил - они лежали в снегу до подхода тыловых частей. Половина из них - высококлассных специалистов, тогда замерзла до смерти. Меня, правда, бойцы вытащили. А отбитый и отремонтированный танк генерал сразу же поставил возле командного пункта - охранять свою персону. И ведь мы с ним в академии вместе учились....
  Кстати, 25-я с первого дня войны и до своего конца сражалась очень грамотно - этого у нее было не отнять, уж я могу сравнить действия Приморской армии с боями под Москвой. Вот что значит, когда вся дивизия - подготовленное, обученное и сплоченное кадровое соединение, а во главе него стоит толковый командир! Мы отлично подготовили своих бойцов и командиров к началу войны, ведь наши части в предвоенные годы, практически, не "вылезали" с полей и полигонов...
   Но вернусь к нашему генералу. Иван Ефимович после назначения его командармом и на новой должности зарекомендовал себя очень грамотным руководителем, его даже сейчас называют "Мастером обороны". В Одессе и Крыму он был действительно образцом для всех подчиненных - четок, немногословен, корректен, умен. Это - действительно образец мудрого командующего и прекрасного человека! Редкий красноармеец и краснофлотец в Севастополе не знал его в лицо - на главной военно-морской базе Крыма он почти постоянно находился на передовой, при этом был всегда одет в обычный солдатский бушлат образца 1941 года. Именно в нашем генерале концентрировались воля, твердость духа всех бойцов и командиров СОР, их общая решимость одолеть врага. А мы, его подчиненные, видели в нем большой полководческий талант, кипучую энергию и искренне любили Ивана Ефимовича, доверялись ему во всем. Фронт для него был вовсе не линией на карте а, прежде всего - сплоченной массой живых людей, уверенных в себе, своих товарищах и вышестоящем командовании. Среди "местных" руководителей трудно найти подобные примеры...
  Обе кадровые дивизии, входившие с момента формирования Приморской армии в ее состав - 25-я и 95-я , так хорошо держались в боях под Одессой и Севастополем отчасти еще и потому, что они ни разу за время войны не отступили под натиском врага. Представляете - НИ РАЗУ! Отходили всегда только по приказу, чтобы не оказаться обойденными, если враг прорывал фронт соседей. Лишь однажды немцам удалось преодолеть позиции 95-й, и то лишь потому, что на том участке в полном составе полегли подразделения, державшие оборону. А отступали мы всегда, резко отрываясь от противника, каждый раз выводя всю свою материальную часть. О подобных соединениях можно с горечью констатировать - прискорбно, что они больше не существуют, ведь их части всегда упорно дрались, НИКОГДА не пытались бежать или сдаться врагу, в отличие, например, от подразделений "свежеиспеченной" 388-й стрелковой . Я вам скажу больше: чтобы вновь создать такие дивизии, нужен не один год, да что год - не одно десятилетие! Ведь соединения и части - это не фигуры на шахматной доске, их надо непрерывно сплачивать, не жалея сил обучать и готовить к боевым действиям.
  Возвращусь к пехоте - за первый же год войны служба в ней стала своего рода дисциплинарным взысканием, фактически - уголовным преступлением, ведь "царица полей" у неумных руководителей зачастую выполняла и выполняет боевые задачи аналогичные тем, которые ставятся созданным в прошлом году дисциплинарным батальонам и ротам. Только невероятное мужество и презрение к смерти нашего народа заставляет его идти служить в "малину", фактически - на верную смерть. Да еще желание быстрее разбить ненавистного врага! А все трусы и "шкурники" стремятся куда угодно, но только не в ряды стрелковых подразделений.
  Раньше я постоянно задавал себе еще один вопрос - как можно было ТАК
  руководить Вооруженными силами, что они погибли в приграничных сражениях? Кто в этом виноват? Политики, определявшие военную доктрину государства, военные, которые плохо сражались или, может, нарком обороны? Думаю, все в какой-то степени виновны, но политики не командуют войсками и не двигают их по лесам, степям и железным дорогам, войска наши бились достаточно храбро, пока не теряли возможности сопротивляться из-за отсутствия снабжения и катастрофических размеров потерь, а Нарком обороны - это просто генерал или маршал. Он больше политик, чем военный, Ворошилов, например. Хотя Климент Ефремович - весьма толковый руководитель и хорошо знает войска! Но главная проблема заключается в том, что наша СИСТЕМА подразумевает руководство выдвиженцем практически любым ведомством - начиная от Наркомата обороны и кончая легкой промышленностью или газетой "Правда". А начальники, назначающиеся на подобный пост, как правило, не хотят учиться ничему! Тот же "первый красный маршал" ПОЛОЖИЛ вначале 1-ю танковую дивизию в Ленинградской области, а следом, вернувшись в "город Революции", издал громовой приказ об изготовлении на заводах десятков тысяч наконечников для пик для последующего "нанизывания" на них немцев, которые вот-вот должны были ворваться в северную столицу! Ведь кавалерийские "замашки" у него, как и многих других наших военных руководителей, остались доминирующими!
  А главный в Вооруженных силах - это все же начальник Генерального штаба - самый умный, самый грамотный и подготовленный генерал в стране! Поэтому считаю, что он и является главным виновником разгрома - сам планировал, разрабатывал и добивался утверждения необходимых штатов, сам руководил разведкой, сам оценивал обстановку и готовил приказы на передислокацию, сосредоточение войск и доставку грузов. Хотя, как мне рассказывали в приватных беседах весьма компетентные люди, еще в августе 41-го Начальник ГШ направил в Ставку доклад следующего содержания: "... считаю, что противник очень хорошо знает всю систему нашей обороны, всю оперативно - стратегическую группировку наших сил и... ближайшие наши возможности. Видимо, у нас среди очень крупных работников, близко соприкасающихся с общей обстановкой, противник имеет своих людей"
  Впрочем, даже это донесение нисколько его не реабилитирует - как при нашей системе комплектования в его вотчине мог оказаться предатель?! Я говорю про всю СТРУКТУРУ советских Вооруженных сил, которая с момента ее создания построена на некой семейственности - аналоге прусской системы строительства этого немецкого государства до объединения Германии - то есть лидер "тащит" за собою наверх всю свою команду ЛИЧНО преданных ему людей независимо от их деловых, моральных и профессиональных качеств. Преданность "хозяину" в таких группах, особенно в последние годы, ценится гораздо выше любви к Родине!
  А потому все, что мы делаем сейчас - чистая импровизация, и попытка при помощи "запасников" - необученных, призванных совсем недавно в армию крестьян и рабочих сломать хребет Гитлеру. Причем те, кого мобилизуют, за малым исключением в войсках никогда не служили! Мы ведь в результате "грамотного" руководства потеряли на границе все танки, артиллерию, авиацию, немцы лупят теперь по нам из наших минометов и гаубиц, нашими же минами и снарядами. А 120-мм миномет им так понравился, что они даже начали производить его на своих заводах, добавив к нему лишь предохранитель от двойного заряжания. И вооружены они зачастую советскими автоматическими винтовками АВС и СВТ, захваченных на границе чуть ли не миллионами.
  И еще один аспект - очень многие из тех, кто сейчас стоит на самой вершине наших Вооруженных сил, зачастую имеют точно такое же образование, как и Вы, Петр Иосифович - 1-2 года обучения в военной школе, хотя и дававшей в 20-е годы достаточно качественное первоначальное военное образование. Разница между Вами заключается лишь в том, что Вы пришли в армию со средним образованием, а многие из них - с 2-3 классами церковно-приходской школы. Вы были уволены из армии по болезни, вновь пошли служить только с началом войны, и опять стали командиром роты. А "высокие" руководители тем временем, зачастую не обучаясь в академиях - да и что могли дать высшие учебные заведения людям, едва умеющим читать и писать, доросли до полковников - генералов, почему и стали командовать на фронте полками, дивизиями и корпусами. Да что корпусами - именно таков в начале войны у нас был "цельный" начальник Генерального штаба! Да, он весьма талантлив. Да, жесток! Этого у него не отнять - хоть и немаловажно все это для военнослужащего. Но не было у него никогда фундаментального военного образования - одни только сплошные Курсы различных усовершенствований, да и склонности к штабной работе тоже не было. А ведь подобная деятельность - это целое призвание!"
  Петр возразил: "Виктор Николаевич, ну не может один начальник Генштаба быть виноват во всем!" На это подполковник, подумав, ответил: "Испокон веков за победы и поражения отвечал сам полководец, и всем, кто стоял выше или рядом с ним, было глубоко наплевать, по чьей вине его войска были разгромлены. ОН должен был все предусмотреть! Но дело в том, что Сунь Чжанцины, Александры Македонские, Цезари, Бонапарты и Суворовы рождаются довольно редко, даже не в каждом столетии. А сейчас и они бы не смогли принять правильного решения без надежной связи и эффективного механизма доведения приказов до подчиненных войск, разбросанных на тысячах квадратных километров. Ведь воевать надо было всегда, поэтому с усложнением армии, появлением новых родов войск и государственной бюрократии неизбежно возникла необходимость создания совершенно новой структуры, осуществляющей оперативное руководство, координирующей действия Вооруженных сил, в том числе с государственными учреждениями и занимающейся военным планированием. Этой организацией в свое время стал еще у Мольтке - старшего прусский Генеральный штаб, и его руководитель сразу показал эффективность такого новообразования. Именно Мольтке стал фактическим главнокомандующим всеми национальными Вооруженными силами, и добился при этом выдающихся результатов в разработке операций по разгрому многочисленных противников - датчан, австрийцев, французов и других их союзников, типа 200-тысячной ганноверской армии. И раз мы взяли за образец руководства своей армией прусский Генштаб, то и отвечать за все происходящее должен его начальник. Эта мысль, кстати, и у Шапошникова в "Мозге армии" прослеживается. Поэтому кто, кроме НГШ может быть виноват в уничтожении в начале войны нашей с вами родной армии?
  Вспоминаю трактат Сунь Цзы: "Полководец заключает в себе мудрость, доверие, гуманность, мужество и строгость". Многие ли из этих качеств вы встречали у наших военачальников за войну, причем все одновременно? Ведь еще две с половиной тысячи лет тому назад великий китаец поучал своих преемников: "Нет таких полководцев, которые не слышали бы об ЭТИХ пяти.... Те, кто понимает их, будут побеждать. Те, кто не понимает..., побеждать не будут. Поэтому, измеряя с помощью расчетов, ища подлинную природу, спроси: Кто из правителей обладает Знанием? Кто из полководцев обладает наибольшими способностями? Кто обрел преимущества Неба и Земли? Чьи законы и приказы выполняются более тщательно? Чьи войска сильнее? Чьи командиры и воины лучше обучены? Чьи награды и наказания понятнее? Из этого я узнаю победу и поражение!". Ах, да, вы не читали этого трактата!
  Что я могу вам сказать, командиру батареи это простительно, ведь ваша задача - исполнять приказы вышестоящего командования, но дело в том, что основная масса советских военных руководителей тоже не читала, не учила, и никогда не использовала в повседневной деятельности этот труд. А ведь он - очень небольшой по объему, в Академии эта книга была в наличии и рекомендовалась к изучению потому, что в ней сконцентрирована вся мудрость тысячелетий ведения войн. Но, к сожалению, ее мало кто прочел. Подготовку наших войск, способности военачальников, основной их принцип раздачи наград - "наказание невиновных и награждение непричастных", да и все остальное, о чем в трактате говорится, вы испытали на своей шкуре! Кто из высоких руководителей выполнял и выполняет главный военный принцип: "Война - это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным. Когда цель близко, показывай, будто она далеко. Когда же она действительно далека, создавай впечатление, что она близка" ? Мало пока таких людей! Этим наши военачальники разительно отличаются от командиров германского Вермахта, о которых командарм 1-го ранга Иван Панфилович Белов писал Ворошилову в октябре 1930 года: "... когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от нашей слабости...".
  Но особо мне хотелось бы остановиться на связи. Телеграфные линии и другие проводные средства, как известно, перед началом и в самом начале войны весьма эффективно уничтожали вражеские диверсанты и их пособники, и они сразу перестали действовать. А радиосвязи в Красной Армии, как вы знаете, в тот момент фактически не существовало. Формально в некоторых подразделениях радиостанции имелись, но их было так мало, что можно считать, что мы начали войну без беспроводных средств - в нашей дивизии, правда, на момент начала войны числилось два десятка 5-АК - тех самых, что устанавливаются на грузовиках, тачанках и двуколках. А также 75 переносных радиостанций 6-ПК , для связи командира полка с командирами батальонов и в сетях артиллерии - именно там они впоследствии и использовались.
   В танковой же роте образца 41-го года радиостанция была в наличии только у командира. На исходном для наступления рубеже ротный вылезал из башенного люка и махал флажками - ведь даже при наличии в других танках приемников его подчиненные не могли доложить об уяснении полученной команды! И потому, сидя на башнях, тоже поднимали флажки - "Вижу", "Понял!", "Выполняю". А что было у противника? Вот, скажем, атакует наш передний край немецкая танковая рота. Все ее 10-15 танков при этом связаны радиостанциями. Немецкий мотопехотный батальон, помимо ультракоротковолнового аппарата на каждом боевом бронетранспортере, имел дополнительно другие бронемашины с радиостанциями для связи с вышестоящим командованием. Подобной техники в штате немецкого мотопехотного батальона по расписанию полагалось более десяти единиц! У немцев даже командиры артиллерийских взводов частенько имели свой БТР с рацией. А у вас хоть одна в батарее была в наличии? Нет? То-то же!
  Неудивительно, что наша пехота всегда ожесточенно штурмовала безвестные, а зачастую и не особо нужные холмы и сопки - ведь командирам надо было посадить на них командиров артиллерийских подразделений или корректировщиков с телефонами - с высоты местность хорошо видна, и можно ставить огневые задачи батареям. Именно из-за отсутствия радиосвязи ваши "сорокапятки" почти никогда не стреляли по врагу с закрытых огневых позиций, а только лишь прямой наводкой - ведь дальность стрельбы у них небольшая, расчеты во время наступления почти все время перемещаются - как тут организуешь телефонную линию? Потому начальникам было невозможно поставить батарее 45-мм ПТП огневую задачу - при полном-то отсутствии радиосвязи, а зачастую и топографических карт!
  Мне кажется, что на тактическом уровне именно в отсутствии беспроводной связи и состоит причина наших катастрофических потерь. Особенно в начальном периоде войны и не только среди бронетанковой техники. До войны наша промышленность выпускала в месяц всего по 400 танковых радиостанций, и их устанавливали только на командирских машинах. А ведь командир роты-батальона двигался в атаку в цепи подразделения, и когда ближние машины натыкались на вражескую оборону, то перераспределить обнаруженные цели, да и просто остановить своих подчиненных без радиосвязи у него не было никакой возможности. Поэтому его командиры были вынуждены, выполняя приказ, вести подразделения на противотанковые и зенитные орудия, ставшие у немцев со времен войны в Испании основным средством для уничтожения нашей бронетехники. То есть на верную смерть! Чтобы остановить разгром ротный, если он еще не был убит или ранен, опять-таки вылезал из машины, чтобы вновь "помахать флажками" - и это на виду у противника - его стрелков, снайперов и пулеметчиков. Потом стало еще хуже.... В результате эвакуации заводов выпуск танковых станций был прекращен почти до середины 1942. Машины около года уходили на фронт вообще без радиостанций. Даже командирские.
  Хотя, что там подразделения и части! Руководящему составу Приморской армии доводили приказ, что к середине дня 22-го июня у командующего 3-й армией Западного фронта на все его дивизии - 27, 56, 85-ю и 68-й Гродненский УР из ТРЕХ имевшихся в наличии радиостанций, смонтированных в автобусах, две были разбиты, а третья повреждена. Разве подобную ситуацию можно назвать "...четким и непрерывным управлением подчиненными войсками" со стороны Генштаба? Кто должен был до войны предусмотреть подобное развитие событий?
  А в завершение скажу - даже выдающийся полководец современности никогда не сможет своевременно отреагировать на нападение противника, если его начальник штаба развалит всю работу в своей вотчине - как он после этого будет доводить до войск хоть трижды гениальные приказы? А чем, кроме развала деятельности штабов, структур управления, связи и, как результат - гибели кадровых Вооруженных сил можно назвать 41-й год?" Помяните мое слово - лет через двадцать пять - тридцать, когда из армии уйдут последние участники этой войны, в наших Вооруженных силах начальники будут учить своих подчиненных не тому, как драться с врагом, а как грамотно выполнять команду "Чего изволите?"
  ...Однажды Петр, вспомнив своего друга - бывшего политрука роты 9-й Донской стрелковой дивизии, погибшего на Халхин-Голе в должности командира 127-го Краснознамённого стрелкового полка 57-й стрелковой дивизии, поинтересовался у бывшего начальника: "Виктор Николаевич, скажите, а почему вы до сих пор не генерал и не командуете дивизией, корпусом или армией, как большинство ваших сослуживцев? Ведь образование у вас очень хорошее - десять классов, позже вы окончили военную школу во Владивостоке, затем академию, да и служите в войсках с самой Гражданской войны". На это подполковник ответил: "Странно, что вы не поняли причины. Хорошо, объясню.... Я уже давно бы был весьма близок к самой верхушке военного Олимпа, но обладаю весьма неуживчивым и прямым характером. Когда меня неоднократно пытались "прибрать к рукам" весьма влиятельные теперь люди, я им всегда говорил, что интересы Отечества всегда будут для меня приоритетом перед желаниями непосредственных начальников. Кому это понравится? Так я и не попал ни в одну из команд, рвущихся ввысь - ведь, как я уже говорил, каждый руководитель в нашей стране "тянет" во власть свою группу, и эта традиция сложилась, видимо, с тех времен, когда основатели советского государства были подпольщиками и жили на нелегальном положении. Ведь они десятилетиями выдавали себя за других граждан, а потому доверяли только тем людям, что неоднократно был проверен в личной преданности и все время находился рядом с ними. В одной команде".
  ...Два командира долго спорили в последующем по совершенно разным вопросам, но основной тематикой их разговоров, конечно, всегда было начало войны - ведь оба в далекой юности посвятили свои жизни делу защиты Отечества, и им были совсем не безразличны причины поражений. Однажды Виктор Николаевич высказал очень интересную мысль: "Знаете, Петр Иосифович, как высоких начальников можно заставить считаться с потерями своих войск?.. Надо просто обязать их хоронить своих погибших в боях подчиненных каждого в индивидуальной могиле и отдельном гробу, при этом заставить их лично писать каждому убитому письмо на Родину! Тогда каждый командир и начальник будет прогнозировать потери в предстоящем сражении, и заказывать при этом целые железнодорожные составы с пустыми гробами, назначать многотысячные транспортные, эвакуационные и похоронные команды. По принципу: если плохо воюешь - потребуется эшелон гробов, а если очень плохо - то два! Парочка бестолково проведенных операций, ведущихся по нынешним стандартам - и военачальники будет вынуждены стремиться к снижению числа погибших в своих войсках до минимума. А, прежде всего - думать. Ведь никто из них пока не понимает, что будет с демографией нашей страны после войны, ведь при нынешнем отношении к подчиненным нас ждет настоящая катастрофа"
  Для подполковника эти беседы были своеобразной исповедью атеиста, подводившего итоги своей жизни, так как вскоре он скончался - сердце не выдержало очередной операции. Петр Иосифович стоял у свежей могилы с помертвевшим лицом и горстью земли в здоровой руке - на его глазах закончил свой жизненный путь еще один человек с Большой Буквы и очередная жертва этой кровопролитной войны, тысячи которых он видел за последние месяцы. Но эта смерть была далеко не последней - кладбище невдалеке от госпиталя росло прямо на глазах. В Иваново заканчивали свой жизненный путь не только сорокалетние, умирали военнослужащие всех возрастов, даже совсем молодые ребята - раненые, контуженные, искалеченные, обмороженные, истощенные голодом и болезнями в Ржевской и других, непрерывно следующих одна за другой операциях. Столько боли и нечеловеческих страданий умирающих, горя близких людей Петр видел только в самых жестоких боях! Лишь самоотверженный труд персонала внушал надежду, что больные поднимутся, несмотря ни на что.
  Рука у Петра по-прежнему не действовала, ее кости, ткани продолжали гнить, от искалеченной конечности постоянно шла нестерпимая вонь, защищаясь от которой собеседники старались держаться наветренной стороны. Вскоре комбата по письменному заявлению, подкрепленному ходатайством военного комиссара, привезенного женой, отправили долечиваться по месту жительства семьи в эвакуации. Медкомиссия Лысковского РВК Горьковской области признала его негодным к службе в армии . Но его уже ничего не радовало, даже встреча с родными! Перед глазами вставали погибшие и изуродованные в боях подчиненные - сотни командиров и красноармейцев, полегших по безвестным холмам, болотам и рощам - все, до последнего человека. Петр долгое время не мог даже вспомнить названия деревни, возле которой произошел их роковой бой, а место расположения госпиталя, куда он был доставлен, впоследствии в документах указал неправильно - это были последствия тяжелой контузии и ушиба головного мозга. Лишь спустя многие годы все пришло в норму, а лет через десять зажила и израненная кисть руки, которая, потеряв половину суставов, уже никогда не действовала. Бывший комбат несколько раз писал запросы в Подольск, дважды ездил на встречи ветеранов своей дивизии. Но никого из раненых в Смоленской области подчиненных он так и не увидел - если кто из них и выжил в том страшном году, то погиб в последующих боях! А из ЦАМО пришел ответ за ? 451298 от декабря 1955 года, в котором сообщалось, что: "... документов 173-го оиптд за 1942 год... в архиве МО нет..." Детей у них с женой тоже больше НЕ ПОЯВИЛОСЬ...
  Впрочем, впервые про отсутствие в архивах документов дивизиона он узнал гораздо раньше. Через год после окончания войны Петру довелось впервые увидеться сразу с двумя своими бывшими сослуживцами - водителем Г.Г. Мисюры и юным воспитанником противотанкового дивизиона, которому накануне их встречи исполнилось шестнадцать лет. Подростка - круглого сироту, подобранного бойцами на Смоленской земле, после множества ранений и контузий мучили сильные головные боли, а документов, подтверждавших свое участие в боях, он не имел. Лишь благодаря свидетельствам двух выживших однополчан мальчику удалось доказать свое пребывание в действующей армии и получить впоследствии статус инвалида Великой Отечественной войны.
  При встрече он рассказал им следующие эпизоды из боевого пути части: "...К июлю сорок второго в дивизионе оставались: изрядно поредевшие 1-я, 2-я батареи 45-мм ПТП и рота ПТР, сформированная в марте-апреле. Все наши орудия, уцелевшие в Залексоновских боях, были потеряны летом, когда нам в спину ударила 1-я немецкая танковая дивизия. Из окружения тогда вообще мало кто вышел. В конце лета мы были пополнены личным составом, получили противотанковые пушки образца 1942 года с подкалиберными снарядами и в ноябре сражались в Калининской области, под Урдомом. А в марте 43-го с боями вновь прошли по Бельской земле, правда, уже к востоку от города - из Оленинского района через Верховье, совхоз Шамилово до Ярцево. 10-го марта Белый был освобожден, мы встретились на подступах к нему с бойцами наших старых знакомых - 134-й и 17-й гвардейской стрелковыми дивизиями. Все предшествовавшие этому двенадцать месяцев они продолжали непрерывно сражаться за город вместе с 93-й сд. Из Ярцево дивизион маршем проследовал по местам лосьмянских боев на станцию Ломоносово для погрузки в эшелоны - нашу дивизию перебрасывали под Курск. Передвигались быстро - лошадей в батареях уже не было, а в качестве тягачей мы с апреля того же года использовали американские "Виллисы". Примерно в то же время появились тяжелые немецкие танки, которым наши "сорокапятки" уже не могли противостоять. Поэтому в апреле 44-го дивизион вместо них получил на вооружение трофейные длинноствольные 50-мм противотанковые пушки ПАК-38, захваченные в Тернополе. Это были очень хорошие орудия, к ним немцы разработали отличные противотанковые термитные снаряды, с помощью которых мы подбивали "Тигры" с "Пантерами", в основном, конечно, в борт . Я под конец войны почти все время находился во взводе лейтенанта Ф. Б. Яблонского, пока он не погиб, а командовал дивизионом с осени 42-го и до расформирования в мае 45-го майор Михаил Сергеевич Мазуров. Капитан Мисюра? Слышал, что он остался в живых, стал подполковником, но где сейчас находится, я не знаю".
  Это был единственный за все послевоенные годы экскурс в историю части - у Петра ни разу не возникло желания повидать своих бывших начальников, а больше всего на свете ему хотелось вообще позабыть обо всем! Тем не менее, в его голове все чаще и чаще пулеметными очередями стучали стихи Александра Трифоновича Твардовского:
  
  Я убит подо Ржевом,
  В безыменном болоте,
  В пятой роте, на левом,
  При жестоком налете.
  Я не слышал разрыва,
  Я не видел той вспышки,-
  Точно в пропасть с обрыва-
  И ни дна, ни покрышки.
  ...............................
  Фронт горел, не стихая,
  Как на теле рубец.
  Я убит и не знаю,
  Наш ли Ржев наконец?
  Удержались ли наши
  Там, на Среднем Дону?..
  Этот месяц был страшен,
  Было все на кону.
  ................................
  Завещаю в той жизни
  Вам счастливыми быть
  И родимой Отчизне
  С честью дальше служить.
  Горевать - горделиво,
  Не клонясь головой,
  Ликовать - не хвастливо
  В час победы самой.
  И беречь ее свято,
  Братья, счастье свое -
  В память воина-брата,
  Что погиб за нее.
  
  Петр уже знал, что это произведение было создано на реальной основе. Его герой - Владимир Петрович Бросалов лежал в госпитале имени Бурденко после тяжелого пулевого ранения в голову. Навестить раненых пришел Александр Твардовский. В тот же день к раненому сыну пришла мать. Она показала Александру Трифоновичу "похоронку". В ней говорилось, что Владимир был убит в боях за город Ржев: "Ваш сын, красноармеец Бросалов Владимир Петрович в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 25 сентября 1942 года. [Он был] похоронен на восточной окраине деревни Бершево Зубцовского района Калининской области".
   "Но стихотворение-то написано, словно про моих бойцов и командиров!.. А какой счастливый человек, - рассуждал о герое произведения Петр, - ведь сотням тысяч наших товарищей повезло гораздо меньше!" О себе он почему-то тогда не подумал, узнав, что в ходе Ржевско-Вяземской операции с 8 января по 20 апреля 1942 года потери наших войск составили: безвозвратные - 272320 человек, санитарные - 504569 человек, всего - 776889 человек.
   Петр никогда не мог спокойно смотреть кадры военной кинохроники, переключал телевизор, даже когда показывали художественные фильмы про войну. Незадолго до смерти бывший комбат по долгу службы прочитал свежие мемуары появившегося как черт из табакерки очередного "Великого Полководца Советской Армии". Он долго плевался, удивляясь, как бывшему политработнику удалось описать войну, не сообщив о ней ничего, кроме "...выдающейся роли в Победе Коммунистической партии". Это произошло через много лет после обычных для нашего государства, непонятных для большинства населения и совершенно бессмысленных реформ советских Вооруженных сил. Десятки тысяч военнослужащих, в массе фронтовиков тогда выгнали из армии без пенсии, при этом, как обычно бывает, они были оставлены без средств существования. Ведь профессии у них не было, а хорошо делать они умели только одно - защищать свое Отечество! Одновременно по приказу партийной верхушки уничтожалось огромное количество военной техники, в том числе новейшей. Солдаты и сержанты с тех пор под командованием младших, а зачастую и старших офицеров непрерывно трудились в народном хозяйстве и на личных подсобных участках многочисленного, моментально разросшегося, как фекалии на дрожжах генералитета. Офицерский корпус стали использовать на всех видах работ, при этом высокие руководители старались отстранить от любой, даже мало-мальски ответственной деятельности рядовой и сержантский состав. Сержантский корпус - костяк любой армии, всеми возможными способами уничтожался, как явление, и усиленно опускался до статуса своего близнеца-брата - рядового состава. Кроме того, в Советской армии упорно насаждались те принципы, на которых строили свое существование уголовные преступники в местах лишения свободы.
  Рассказывая об этом, офицеры, обучающиеся в соседней с его домом военной Академии, поведали свежий анекдот: "Маршал в Генштабе звонит своему заму - генералу и спрашивает: "Петрович, у тебя есть два толковых подполковника?" "Так точно!" "Тогда пришли их ко мне, надо диван переставить".
  Петр, пообщавшись со слушателями, с горечью подумал: "Что же, в конце - концов, происходит? Почему армия страны, вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом - плановой и непрерывной боевой учебой, основной задачей которой является подготовка к отражению агрессии против нашей Родины, вместо этого почти круглый год занимается покраской заборов, бордюров, травы и снега. А еще зарабатывает деньги, стройматериалы на свое убогое существование, подметает улицы в городах, чистит местные "авгиевы конюшни", трудится на стройках народного хозяйства, целине, колхозах, совхозах и дачах своих начальников, других партийных и непартийных руководителей?" Тогда же всем ветеранам, в том числе и Петру Иосифовичу, отменили выплаты, установленные после Отечественной войны - десять рублей ежемесячно награжденным медалью "За отвагу", и пять - имеющим "За боевые заслуги". Тремя такими серебряными наградами - двумя на серо-голубой муаровой ленте его наградили во время войны, а одной - на серо-желтой - в 1946 году. Никаких других боевых отличий, кроме двух нашивок за ранения ни бывший комбат, ни родственники его убитых подчиненных так и не увидели - и он, и его бойцы не значились в списках воевавших в составе соединения .
  Еще он случайно узнал весьма позорную информацию - новое руководство страны и армии секретным постановлением распорядилось записки из "смертных" медальонов солдат и офицеров, обнаруживаемых в местах боев немедленно уничтожать, не ставя в известность родных и близких. Государство не хотело брать на себя бремя дополнительных расходов за вновь выявленных погибших в сражениях - бюджету было выгоднее платить семьям пенсии с формулировкой: "пропал без вести"! Впрочем, военные захоронения в послевоенные годы никто особо и не искал, так же, как военное ведомство никогда не пыталось целенаправленно разыскивать и вручать оставшимся в живых ветеранам, а также семьям драгоценные награды, миллионами хранящиеся в Министерстве обороны СССР .
  Все это было продолжением того пути, что был пройден за многие столетия народом его Страны. Петр припомнил слова поэта, сказанные совсем в другое время и про других людей:
  
  В канавах люди пожирают трупы,
  Ребенка мать бросает на дорогу -
  Прохожие глаза отводят тупо:
  Они помочь ничем уже не могут.
  В сплошной войне идут десятилетья...
  
  Но, к сожалению, Петр Иосифович все то, что описал китайский поэт много столетий тому назад, успел увидеть за свою совсем недолгую жизнь. Поэтому, взвесив все узнанное в последние дни, он продолжил свои размышления - ведь ему была далеко не безразлична судьба Отечества, и известна цена пролитой за нее крови: "Помнится, в начале последней войны все военнослужащие РККА четко разделяли - "...эта дивизия "кадровая", а значит - спаянная, слаженная, ей можно доверять, а вот эта - вновь скомплектована из "запасников", а потому - кто его знает, как она будет действовать, не разбежится ли в панике при ударе врага? Даже военнослужащих тогда делили на категории - "кадровых", что автоматически накладывало на них отпечаток уважения, и "запасников" - это слово имело пренебрежительный оттенок. Ведь всеобщей воинской повинности в стране до 1939 года практически не было, в результате чего выросло целое поколение, никогда не служившее в армии. Да и времени в начале войны на боевую подготовку и "слаживание" отделений, расчетов, взводов, рот, батарей не было, после формирования части и соединения немедленно шли в бой! Главным тогда было - отбросить врага от Москвы".
  Он вспомнил слова из прочитанного им наконец-то трактата Сунь Цзы, "добытого" по его просьбе друзьями из академии: "...Корми солдата тысячу дней, чтобы использовать его только один час", и размышлял: "А если, не дай бог, снова начнется война - опять необученный личный состав будет, как в начале последней войны приносить многотысячные жертвы и с массовым, но совершенно не нужным героизмом овладевать тем, чему он должен был выучиться в мирное время! Неужели высоких руководителей в России история не учит ничему?! А может быть, они все - ИСТИННЫЕ ВРАГИ НАШЕГО НАРОДА?!"
  Когда настал его последний час, он увидел политрука Думбадзе, сержанта Пурхальского и рядового Джугаева. Они что-то говорили ему, но он не слышал, что именно. А позади его подчиненных единой массой стояла остальная батарея, но их лиц старший лейтенант почему-то тоже не видел. Он лишь чувствовал, что рядом находятся все те, кто когда-то любил его, прежде всего - мать и отец. Рядом с ними стоял Герой Советского Союза Николай Федорович Грухин, с которым Петр дружил, когда они вместе служили в 9-й Донской стрелковой дивизии. Николай погиб раньше всех его друзей - в 1939 году, на Халхин-Голе, в бою с самураями. Родители и сослуживцы, ставшие такими дорогими для него в первые месяцы сорок второго смотрели на Петра, и когда он, наконец, разглядел близких ему людей, дружно загомонили: "Ну вот, и наш командир с нами!" В их голосах была такая неподдельная радость, что у бывшего комбата моментально к горлу подступил ком. А Коля Грухин просто сказал, как всегда говорил раньше: "Здравствуй, Петрик! Ты удивлен, что мы все здесь? Дело в том, что всю свою жизнь и я, и ты, и твои подчиненные служили богоборческой, людоедской власти, поэтому теперь нам нет пути ни "туда", ни "обратно". Мы с тобою немало в свое время дров наломали, подавляя восстания казаков и крестьян против изъятия хлеба, продуктов, церковных ценностей, поэтому и меня, и тебя ТУДА уже никогда не пустят! А в аду мы не горим лишь потому, что погибли за Отчизну, сражаясь за родную Землю до конца. Не нарушили ПРИСЯГИ, не щадили "...своей крови и самой жизни...", не сдались врагу!
  В это мгновенье Петр понял - он прошел свое ЧИСТИЛИЩЕ еще тогда, когда был живым, и смерть пришла за ним не сегодня, а 27 апреля 1942 года. Она просто не забрала его из Залексоновских болот, так как он не выполнил своей самой главной задачи - осмыслить и рассказать всю правду об этой войне. В иной мир он ушел спокойно, с чистым сердцем и чувством исполненного долга. Он сделал то, ради чего ему дали возможность пройти еще один путь по этой Земле.
   "...В сплошной войне идут десятилетья...".
  
   Личные вещи Петра
  
   фото героев статьи можно увидеть здесь
  
  
  
  
  Неожиданное продолжение
  
   Отто Кухенбауер []
   Фото бывшего бойца 246 пд Вермахта Отто Кухенбауера, сделанное им во время боев под городом Белым поистине символично! Немецкие солдаты одновременно движутся во ВСЕХ четырех направлениях. Не знают куда идти?
  Вот что написал Отто Кухенбауер про бои под городом Белым
Оценка: 5.44*20  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023