Лучшие в классах "а", "б" и "в" летом поедут в Америку. Ничего себе приз! И для обычных "б" и "в", и даже для продвинутого гимназического "а" класса. Десять счастливчиков будут там три месяца балду пинать - отдыхать и в пригласившем их колледже защищать подготовленные здесь проекты. И хоть в Америке Паша уже был, все равно завелся. Тогда с родителями, на папины деньги, две недели под присмотром, да еще батя всё больше по каким-то дырам таскался, дела делал, а здесь на все лето и сам себе хозяин.
Правила отбора - систему зачетов - установили сами америкосы. Успеваемость, знание языка - здесь все в норме, Паша в своем классе на первых ролях. Язык - без проблем, ну не как родной, но и читает, и кино их смотрит. Тот же батя тогда на переговоры прихватывал, вроде как, чтобы среди солидных людей побыл, а сам потом все выспрашивал, о чём партнеры за его спиной между собой говорили. Только идиомы подзубрить, чтобы там поговорками сыпать. Он теперь даже дома спутниковые каналы американские и английские гнал по телеку, и что CNN, что СВС - врубался с лёту. Кроме, разве что узкоспециального и словечек, когда репортаж из какого-нибудь Гарлема. Ну, так и здесь никакой их переводчик не ухватит, о чем говорят на перемене пацаны за трансформаторной будкой или строители, ставившие в здании школы стеклопакеты.
Пункт третий - подготовить проект, который надо представить в Америке. По экономике, политологии или социологии, на российском материале. Кое-что здесь Павел сам набросал, спецы у бати в фирме всё проверили, экономическую часть просчитали. Не придерешься.
Когда подвели предварительные итоги, то из шести отпущенных на гимназический "а" класс мест Павел честно занял третье. Вот за оставшиеся четыре места в классах обычных вышла драчка, но и там всё, в конце концов, поделили. И здесь одно из мест досталось его закадычной подружке Оксане.
Правда предстояло еще подтвердить, что кандидат на поездку участвует в социальной работе. Это американцы оговорили особо.
Дело оказалось несложным. По просьбе колледжа собес раздал путевки с адресами стариков и даже обзвонил опекаемых, сообщив, что ребята не какие-нибудь мошенники, обирающие пенсионеров, а выполняют недельный практикум по социальной работе. Причем подобрали, как и просили, чтобы там никакие лежачие-вонючие, а просто одинокие.
Получается, на пути в Америку осталось лишь принести в посольство три фотки, справку, что у тебя нет СПИДа, да выделенному собесом подопечному притащить кефир, картошки с рынка и микстуру из аптеки.
* * *
Оксана вышла из колледжа вместе с Пашей. Отдала ему свою сумку и на ходу распускала волосы. С каждой вынутой заколкой, словно пружинка выстреливала, и она с растущей на глазах гривой становилась похожей на рыжего львенка.
- Тебе кто достался? - поинтересовалась она.
Паша слазил в карман, развернул направление и прочел:
- Пасько Мэлор Давыдович. Малая Коммунистическая, 23. Да, антиквариат! - заключил он, наткнувшись на год рождения.
- Мэлор?.. - хмыкнула Оксана. - Испанец что ли?
- Тебе кого дали?
- Бабулька какая-то, тоже за семьдесят. Я ей позвонила, уже ждет, "солнышком" назвала.
Мимо потоком шли с занятий одноклассники. Мода на рюкзаки прошла, все дружно тащили брезентовые псевдоармейские сумки с крупными надписями, кожаными нашлепками и вделанными в ткань кольцами. Кроссовки и ботинки на высокой подошве давно сменили кеды, и выделиться среди остальных можно было разве крутым сотовым телефоном, хотя и это было непросто. У Оксаны телефон уже третий с начала года, украшен стразами и больше напоминает шкатулку. Постоянным в её нарядах оставался лишь вделанный в причудливую оправу небольшой золотой самородок, который всегда качался на своем месте чуть выше груди.
Форма была обязательна лишь для гимназического класса, и на крыльце Павел с удовольствием расстегнул пиджак, снял и сунул в карман галстук.
Отец Павла входил в какую-то там десятку самых крутых бизнесменов в городе. Впрочем, в его классе этим никого не удивишь. Оксана выделилась и здесь, её отец был золотоискателем, бригадиром артели в Сибири. Она сама не раз рассказывала, что отец весь сезон пропадает на разных таежных речках, мать сидит, караулит дом в поселке, а ее отправили сюда, к тётке, преподававшей в их школе английский. После занятий девчонка ходила на факультатив по экономике, и даже для практики, подрабатывала по выходным в банке.
Подружились они спустя месяц или два после появления в школе Оксаны. Та как-то всегда оказывалась поблизости, и на школьных вечеринках они сидели рядом и если удрать с собрания или субботника, то норовили вместе.
Зато и у Павла теперь не было проблемы кого вызвонить, чтобы сходить в клуб или кино. Он знал, что Оксана никогда не откажется составить компанию, не свинтит с кем-то другим, не станет в ресторане или магазине разводить на деньги. А скорее, она просто ему нравилась.
К тому же девушка всегда уступала ему свой потрепанный видавший виды скутер, на который не нужно было ни прав, ни номеров. Он и сейчас ждал её, примотанный тросиком с замком к школьной ограде.
- Подвезти? - Оксана, крутила в руках ключ.
- Да не знаю куда двинуть, - задумчиво потянул Павел, - к себе на "Дикий запад" проект дописывать, к репетитору или к деду этому.
- Ну, тогда в Америку вместе поедем. - Она помахала ему рукой и ушла.
- Лучше в Сибирь золото мыть! - крикнул он вслед и сразу пожалел, что отказался и придется теперь идти на остановку троллейбуса или пешком тащиться до моста, чтобы перебраться в старую заводскую часть города, где остались все эти Коммунистические, Трудовые и Фабричные.
Через реку темно-красные корпуса фабрик смотрелись как бастионы. Троллейбус неспешно катил по крайнему ряду, перевалил через середину моста, и здания с высокими темными трубами надвигались, не столько поднимаясь, сколько растягиваясь вдоль набережной.
Жилой квартал начинался сразу за ними. Паша сошел на Большой Коммунистической и дворами вышел к нужной улице и дому.
Серого кирпича хрущевка так заросла вокруг деревьями, что стояла, словно в кустах. Во дворе висело на веревках белье, задумчиво шастали коты, на лавочке вели бесконечные беседы старухи.
Павел заглянул в выданную путевку и шагнул в подъезд.
Марши лестничных пролетов оказались непривычно узкими и короткими. Он в два счета взлетел на второй этаж. На площадке три двери металлические, с выбранной под тамбур нишей, и лишь одна, нужная ему, старая деревянная стояла утопленной в стену.
Павел позвонил. И сразу приоткрылась дверь напротив. Он оглянулся, но увидел лишь кусочек натянутой цепочки и край халата или платья в полоске между дверью и косяком. Сознавать, что кто-то сзади разглядывает тебя, было неприятно, и Павел нажал кнопку звонка уже надолго.
- Да слышу, слышу... - глухо донеслось из-за двери. Повернулся ключ в единственном замке, и Павел, чтобы уйти из под сверлящего спину взгляда, перешагнул через порог.
Дед оказался совсем старым. Стоял в коридоре в потрепанной рубашке и вытянутых в коленях, давно потерявших форму брюках. Невысокий и щуплый, он смотрел на Пашу снизу вверх, чуть наклонив голову.
Они помолчали, разглядывая друг друга.
- Здравствуйте, Мэлор Давыдович.
- Верно, Павел? - настороженно спросил тот.
- Да, вот направление, - протянул бумагу школьник.
- А документ личный у тебя есть? - поинтересовался дед, повернув путевку из собеса так, чтобы на нее упал свет из кухни.
Документа у него не было, только банковская карточка с именем и фамилией.
Старик повертел её в руках, погладил-нащупал пальцем выдавленные буквы и вернул.
- Иди на кухню, тимуровец.
Ему пришлось вмоститься в узкую щель между застеленным клеенкой с цветочками столом и холодильником. Прямо перед носом оказалась тарелка с недоеденными холодными макаронами, политыми чем-то бурым.
Косясь на неё, Павел бодро расписал, что неделю будет приходить и помогать по хозяйству, отдал дневник социальной практики - тетрадку, в которой Пасько должен был отмечать и оценивать его добрые дела.
Павел что-то говорил, стараясь не смотреть на сидевшего напротив деда. Краем глаза ухватывал белую редкую щетину, впалые глаза, окольцованные в провалах темной кожей век, словно очками. Застегнутый на пуговичку воротник словно поддерживал худую морщинистую шею.
Не понравился ему дед. Слишком старый был. И волосы редкие и тонкие заломаны, словно ковыль ветром. Глаза выцвели.
Старик достал из кармана очки с толстыми стеклами, пролистал чистые листы тетрадки.
- Ты в каком классе учишься? - спросил он.
- В предпоследнем. Мэлор Давыдович, что вам принести из магазина или аптеки? Может в ремонт что-то надо сдать или водопроводчика вызвать? А хотите, я что-нибудь сделаю, чтобы сразу за пять дней зачесть...
Тот словно и не слышал, встал и осторожной шаркающей походкой ушел в комнату.
Павел первым делом отодвинул подальше тарелку с недоеденными макаронами. Огляделся. Такие вещи он встречал лишь на помойке. Они не были грязными или сломанными. Просто, мимо какой не пройдешь, валялись такие же пожелтевшие от времени разбитые шкафчики и столы, крутобокие, словно надутые холодильники. Здесь все это еще жило.
Словно протестуя, в холодильнике заработал мотор, и он зло затрясся. Облезлая красная эмблема на дверце дрожала перед самыми глазами.
Павел поерзал, стул под ним отозвался скрипом. Стало тоскливо, ему захотелось уйти и еще обязательно вымыть руки.
Дед вернулся, в одной руке он держал сторублевку, в другой дрожал листок.
"Картошка - 2 кг, огурцы - 1 кг, морковь - 0,5 кг" - было написано четким ясным почерком с большими, словно по прописи выведенными буквами.
- Уф-ф-ф! - облегченно вздохнул Павел, когда дверь за ним закрылась.
Он сбежал вниз, выскочил из подъезда и заторопился к остановке.
Надо было ехать к репетитору, но не хотелось сегодня вбивать в голову новые фразы. Он пошел к реке, спустился к воде и побрел вдоль берега.
Красные корпуса фабрики вблизи не столь впечатляли. Суровая мрачность осталась, но видно и то, что кирпич выщерблен временем, стекла, казавшиеся издали затемненными, оказались просто покрыты толстым слоем пыли. Зато в следующем корпусе их уже заменили на стеклопакеты, а прокопченные стены закрыли нарядной белой вагонкой.
Он шел к мосту, огибая следы костров, разбитые бутылки и скомканные как бумага пустые пивные банки, торопился, пока не показался мост, а перед ним гранитная набережная, со всеми полагающимися скамейками, фонарями под старину, лотками, гуляющими парочками.
* * *
Последней парой во вторник была физкультура. В зале свели сразу два класса. Павел - парень крупный, к тому же пару лет ходил в секцию бодибилдинга. Разнесло его тогда от занятий, а скорее от специального питания размера до пятидесятого. Год назад бодибилдинг в колледже кончился, Павел еще поездил в спортклуб в другом районе, но времени уже не хватало и с культуризмом пришлось завязать. Но если потягать штангу или гири - тут ему не было равных, правда с прыжками или бегом выходило куда хуже.
Физкультурник - по прозвищу "Свисток" - маленький и сухой старичок, работавший в школе больше сорока лет, принимал зачет как раз по прыжкам. Два класса свели вместе, и в большом зале оказалось неожиданно тесно. Один за другим, кто лучше, кто хуже, школьники прыгали через коня. Оксана так и вовсе ухитрилась сделать кувырок и приземлиться метрах в двух на самом краю мата.
Павел разбежался, трамплин под ним хрустнул и поехал назад, он тяжело взлетел на коня и, наткнувшись на собственные руки, оседлал снаряд.
Кто-то засмеялся, физрук возмущенно засвистел в судейский свисток, потом подбежал, опустился на колени, рассматривая сломанный трамплин. Свисток так и остался во рту, его ленточка стелилась по полу. Вид у него был такой огорченный, что все снова засмеялись. Теперь уже над преподавателем.
Физрук резко вскочил, дал два свистка и махнул в сторону двери, давая понять, что урок закончен.
Довольные ученики, толкаясь в узких дверях, повалили в раздевалки.
- Павел! Убери маты! - крикнул физрук и сам потащил сломанный трамплин в кладовку.
Провинившийся Павел брал маты за лямку у края и, поднимая пыль, волок их в угол, затаскивал один на другой и все поглядывал на турник в дальнем углу.
На нем Оксана отрабатывала соскок.
Они остались вдвоем в зале. Павел закончил убираться, уселся на низкую скамейку и смотрел.
Девушка раскачивалась все сильнее и сильнее, потом резкий бросок на второй турник, пониже, переворот и соскок, когда ни шага вперед, сразу замерла и только руки разведены в стороны как крылья.
Наконец, она открутила "программу", соскочила в последний раз и подбежала.
- Здорово! - только и сказал Павел.
- А такое видел?
Она отошла метров на десять, пару раз качнулась вперед, словно примериваясь, и открутила сальто так, что остановилась прямо перед ним.
Павел дрогнул, подавшись назад.
Они стояли лицом к лицу. Оксана раскраснелась, дышала глубоко, высокая грудь, поднимаясь, казалось, вот-вот коснется его.
Павлу вдруг захотелось обнять её, но он, неожиданно для самого себя, сказал:
- Да я этого коня одним ударом завалил бы, а то еще скакать через него.
Оксана молчала.
Хлопнула дверь зала. Физкультурник поднял, было, свисток, потом передумал и сказал устало:
- По домам, молодежь, а то еще чего поломаете или натворите.
Они разошлись по раздевалкам и встретились уже у выхода.
- Классно ты кувыркнулась, - похвалил её Павел, - как мастер.
- Как кандидат. Пять лет гимнастики.
- Впереди универсиада-олимпиада?
- Да ничего впереди. Позади всё. Дома тренер набрал сразу девок тридцать и гонял как лошадей. Всё думал на ком-нибудь из нас за рубеж выехать. У меня одна подруга разбилась, другая. Я и завязала. Ты сейчас куда?
- К питомцу, картошку-морковку купить.
- Я бабульке еще перед занятиями лекарства занесла. В банк сегодня не надо. Так что свободна, хочешь встретимся?
- Давай. Созвонимся.
Павел помнил, что видел на Большой Коммунистической новый, недавно открывшийся сетевой магазин из недешевых. В него он и свернул перед тем, как зайти к деду.
- Вот, Мэлор Давыдович, все, что просили. Картошка, морковка, еще зеленый горошек, только огурцы в банке, маринованные. Корнишоны.
Пасько принял прозрачный пакет и недоверчиво принялся рассматривать содержимое. Потом выдернул сетку с картошкой.
- Это что она, мытая уже?
- Так удобней. Чистить не надо. Можно вообще уже резаную покупать.
- Это точно на сто рублей?
- Девяносто три, - полез в карман Паша за чеком и сдачей.
- Резаную.., - передразнил его старик, все рассматривая чистые клубни. - Ишь, желтые какие. В земле все витамины, они же в стручок откуда еще попадут, вся сила от земли идет.
- Так вы же не землю едите. Все равно и грязную чистить придется. Вот сдача, чек и распишитесь, пожалуйста, в тетрадке.
- Оставь! - оттолкнул он его руку с мелочью, - Девчонке мороженое купишь.
Паша раскрыл тетрадь и щелкнул ручкой. Дед приложил, было тетрадку к стене, поднес ручку, потом остановился.
- Что мы как телеграмму получили, пойдем, Павел, в комнату.
Парень секунду подумал, потом снял туфли и в носках пошел следом.
Комната была заставлена. Родители Павла недавно поменяли мебель, новая была под старину, нарочито громоздкая, массивная. У Пасько же она оказалась просто старой и никакой. Разве что огромный и явно тяжелый шкаф выделялся. Стенка с облезшей позолотой по краю, мутное зеркало над тумбочкой, разложенный и застеленный когда-то мохнатым, а теперь вытертым до основы покрывалом диван, большой круглый стол посередине комнаты. Полировка давно выцвела и стала белесой. На стене несколько фотографий в рамках. Сам Пасько - еще молодой, какая-то тетка рядом. Потом та же тётка - отдельно. Видно жена.
Вот телевизор в углу на тумбочке был новый, черный, с пультом, вложенным в затянутый резинкой полиэтиленовый пакет.
- Садись, - кивнул Пасько на задвинутый стул, сам сел напротив и, нацепив очки, стал старательно писать в тетрадке.
Закрыл он её так торжественно, что ясно было - хвалил парня.
Они посидели молча, потом Павел спросил:
- А вы испанец?
- Почему испанец?
- Имя странное - Мэлор.
Пасько засмеялся:
- Мэлор - это "Маркс-Энгельс-Ленин", а Давыдович, так я детдомовский. Директора Давидом звали, так всех, кто без документов, Давыдовичами и записали, а фамилию со слов.
- Как это со слов?
- Война подошла, детдом эвакуировали. Нас-то в тыл вывезли, а бумаги наши по пути затерялись. Едем, а навстречу эшелоны-эшелоны. Привезли - документов нет - имя-фамилию спрашивают. А что мы сказать можем? Половины букв не выговариваем. Вот и стал Пасько, после войны фамилию узнал - а что менять уже? Привезли тогда в эвакуацию, в местном детдоме поселили. Спали по двое в кроватке, чтобы теплее было, да и мест не хватало. Вырос, ФЗУ окончил, пробовал родных искать. В город поехал, откуда эвакуировали...
- Мэлор Давыдович! - перебил его Павел, - мне еще к репетитору ехать. Скажите, что купить завтра?
Говорил он нарочито громко и медленно, как часто разговаривают со стариками.
Пасько, сбитый с мысли, некоторое время молчал.
- Ты в какой институт будешь поступать?
- Еще не знаю. Вообще, может, не здесь учиться буду. Это по языку репетитор, по второму.
- Язык это хорошо, это надо, вот в наше время больше немецкий. Больше его. А тогда вернулся, из родных никого не нашел. Жена десять лет как померла, теперь вот только племяши и остались.
Павел с тоской посмотрел в окно, потом на круглые пластмассовые часы на стене.
- Лекарства принеси, если время будет. Они бесплатные, с рецептами в нашу аптеку надо, там адрес записан. Если от дома идти то...
Паша спрятал рецепты, в коридоре сунул ноги в туфли, выскочил из квартиры и, как ракета, помчался вниз, перескакивая через ступеньки.
Он свернул со двора на улицу и, обойдя мамашу, качавшую коляску, зашагал по забиравшей в гору улице.
Откуда-то сверху доносился лёгкий, словно комариный звон. Потом звук загустел и перешел в легкий рокот.
Из-за поворота на роликах выкатилась Оксана. В наколенниках, защите на локтях она напоминала хоккеиста, ехала, чуть согнувшись и присев, вытянув перед собой руки, словно хотела во что-то упереться, она с испуганным лицом неслась навстречу.
Увидев Павла, чуть повернула, налетев на него и крепко схватив, так, что они едва не упали.
В её глазах еще был ужас, когда она, отдышавшись, затрещала:
- Ой, круто, я ж тормозить не умею, ваще, в кого врежусь, тому хана. Если бы не ты, я бы вон в ту дуру въехала! - показала она на мамашу с коляской.
Толстая мамаша услышала, повернулась всем телом и, угрожающе выставив нижнюю челюсть, процедила:
- Слышь, ты, быдло, только попробуй задеть меня или моего ребенка, я тебе...
Но Оксана её не слушала, ноги на роликах разъезжались, она крепко держалась за Павла.
- Ох-х! Даже сердце закололо.
- Ты как меня нашла?
- Говорил же, что Коммунистическая. Большая - Малая. Час уже катаюсь.
Павел дотащил-докатил её до скамейки, где Оксана отщелкнула пластиковые крепления на роликах и в изнеможении откинулась на спинку.
Её обычно распущенные волосы были собраны в косички-хвостики по бокам головы. Шорты неприлично коротки, майка открывала животик, по которому так и хотелось провести пальцем.
- Ты и к бабусе своей так ходишь?
- Ага, так прикольней. Ролики, во рту чупа-чупс. Здрась! Соцпомощь прибыла! Ну, скажи, можно такую о чем-то серьезном просить, ты её в аптеку или магазин пошлешь, а она все в игровые автоматы проиграет.
- Тебе не кажется, что люди, старея, превращаются в черепах?
- Ага! Такие же медленные и тугодумные.
- Да нет, и внешне тоже.
- У тебя дедушка с бабушкой что, не такие? Вы вместе живете?
- Нет, конечно. Они вообще на даче всегда. Там батя такой коттедж отгрохал! Квартиру свою сдают, да еще у деда дивиденды по акциям, когда завод пилили, он в руководстве был. Бабушка до сих пор красится, в салоны ездит. В Египте только что отдыхали.
- В Египте... Я и не была еще нигде. Банк этот, не вырвешься.
Оксана сняла конек, стала его внимательно рассматривать.
- Ох-х! Ну как на них тормозить-то?
- Вот здесь должен тормоз быть, - показал Павел на пустое место за колесиками.
- Фуфло китайское! - Оксана швырнула конек за скамейку, потом отстегнула второй и отправила туда же. - Как твой питомец?
- Дед? Про войну рассказывал. Детдом, холод-голод.
- Это надолго! То-то, думаю, тебя нет и нет.
- Меня вот бабуся одарила, - Оксана достала из рюкзачка банку варенья. Литровая банка была закрыта плотной бумагой и прихвачена по ободу резинкой, сквозь стекло в темно-красном вареве проглядывали мелкие белые зернышки. - Качусь и думаю, щас долбанусь, всё всмятку, рюкзак можно будет с чаем жевать.
- Зато я на семь рублей на старом поднялся. - Павел достал из кармана мелочь, погремел ею в ладони. - Поехали?
Они встали, банка с вареньем осталась на скамейке.
Если спуститься по Малой Коммунистической до пересечения с Большой Коммунистической и на площади не ждать троллейбус или маршрутку, а взять такси, то по набережной за десять минут долетишь до ресторана "Чердак". Там они скромно, рублей на семьсот, пообедали, съездили в клуб, покатали шары в боулинге. Но в клубе им показалось скучно и потому завалились к Оксане, сидели там, пока не пришла её тетка, потом ещё покатались на скутере, и домой Павел вернулся заполночь.
* * *
Очередь в аптеке тянулась безнадежно долго. В основном стояли старухи, добравшись до окошка, они по спискам набирали пакеты лекарств. К провизорам обращались просительно, спрашивали что-нибудь подешевле, некоторые, покопавшись в кошельке, отходили, так ничего и не купив.
Павел рассматривал витрины. Все таблетки-пузырьки были как на подбор веселенькие - разного цвета и формы, здесь же висели листовки и плакаты, убеждавшие, что хвори - ерунда, надо лишь принять новое чудо-средство, и все беды и печали останутся позади. Наконец, дождавшись, он протянул рецепты.
Провизор выдала ему две ленты таблеток, коробочку с витаминами, часть рецептов вернула.
- По этим бесплатных нет.
- А если за деньги?
- Пробивайте, - пожала плечами тетка-провизор.
Стоя в кассу, Павел услышал, как вздыхала очередная бабуля из очереди:
- Повезло кому-то с внучком.
В этот раз Пасько явно его ждал, встретил в костюме. Старый был костюм. Не вытертый или с дырками, просто дед в нем тонул, усох видно с той поры, когда последний раз одевал. А так и пиджак отглажен, и стрелки на брюках, и медалька "ВДНХ" со взлетающей ракетой на лацкане.
- Мэлор Давыдович, вот лекарства, как просили, - опустошал сумку Павел, - здесь я вам газет свежих прихватил, журналов.
Дед внимательно смотрел, как Павел выгружал все это богатство. Глянцевые журналы разъехались, закрыв цветочки на клеёнке.
- Ладно, - дед аккуратно сложил лекарства в ящик стола. Собрал в стопку журналы и газеты. - Садись, сейчас обедать будем.
- Мне еще уроки делать...
- Садись, а то в дневнике твоем двойку поставлю.
Павел обреченно сел.
Из кастрюльки, когда сняли крышку, повалил пар. Пасько медленно разлил по тарелкам суп. Себе чуть-чуть, Паше так, что капуста с картошкой лежали горочкой. Нес тарелки двумя руками и так же аккуратно ставил на стол.
Суп оказался неожиданно вкусным, а может Паша просто отвык от первого, в будни больше перекусывая, чем обедая. Дома суп готовили только если в выходные. Так что ел он с аппетитом.
Пасько, довольно поглядывая на него, съел несколько ложек и отодвинул тарелку.
Вскоре свою порцию доел и Павел.
Он остановил взгляд на медальке.
- Вы с космосом были связаны?
- С космосом? - Переспросил дед. - Я парень работал с тем, о чем и сегодня говорить нельзя. И на космос наш завод работал. Не весь, а специальный цех. Космонавты к нам приезжали. Космонавтов-то знаешь?
- Гагарин и Армстронг, - моментально отозвался Павел.
- Еще! - потребовал дед.
Парень наморщил лоб.
- Армстронг?! - передразнил Пасько. - А Титов, Быковский, Терешкова?
- Так две отечественных, 1812, потом 1941. В первой договор с Наполеоном - Тильзитский мир. Отступление. Оставили Минск, Смоленск. Битва при Бородино, оставили Москву. Пожар. Полководцы: Кутузов и Багратион, Денис Давыдов. Потом битва под Лейпцигом. Влияние России в Европе. Война вторая: пакт Молотова-Риббентропа, отступление, битва под Москвой, Сталинград, высадка американцев. Маршал Жуков, Эйзенхауэр. Ленд-лиз. Штурм Берлина, раздел Европы, навязывание социалистической системы, холодная война. Могу по годам разложить. У меня история не профильная, но я её хорошо знаю.
- История... кому история, а кому и жизнь. - Дед встал, сдвигая посуду. - Думаешь, такая история жизни научит?
Он принес большой обтянутый уже потертым бархатом фотоальбом с силуэтом фабрики на обложке.
- Вот, смотри, - распахнул его Пасько, - вот тебе история. Не по учебнику. К юбилею выпустили.
Дед увлекся и понять, что он говорит, торопясь и причмокивая, было непросто. Когда объяснял, как работает тот или иной механизм, руки с темными пигментными пятнышками на коже ходили над альбомом, как над клавиатурой. На одном снимке оказался и он сам, совсем молодой, во втором ряду на групповом снимке. Между страниц были вложены и отдельные фотографии, на одной Пасько был за рулем мотоцикла.
- Видишь, какое время было? - сказал Пасько, наконец, закрыв альбом.
Павел лишь пожал плечами.
- Хотел бы жить в нём?
- Нет.
- Какое тебе по нраву? При царе?
- Там тоже невесело. В книжках, по программе читали, всё сомневаются, мучаются чего-то. А как не мучиться? Ну, в театр сходить, на бал или в карты на деньги перекинуться. По проспекту взад-вперед проехаться в коляске. Ни телевизора, ни Интернета. Одна тусовка. В деревне вообще труба, со свечками живи, хоть и барин. Вообще непонятно, чем занимались. Потому, верно, и мучились. Жить сейчас надо.
Неожиданно дед засмеялся сухим мелким смешком.
- У вас мотоцикл был?
- Был, - подтвердил дед.
- Какой марки? Скорость сколько, а "кубиков"?
- Да не помню я, - пожал плечами дед, - "ИЖ" назывался. Быстро ездил, девки фабричные покататься в очередь стояли.
- У меня по этой вашей фабрике проект разработан, - наконец, вставил слово Павел.
- Какой проект?
- Мы разработать проекты должны разные - социальные, технические, по политологии. И в моем как раз переустройство старых фабричных зданий. Стоят же без дела. Площади большие, пустуют, сносить и строить новое - невыгодно. Я рассчитал проект. Там будут рестораны, казино, развлекуха всякая, а еще жилье.
- Жилье?! - поразился дед.
- Лофты. Очень распространено на западе. И престижно и модно. Только дорого.
- Это как же в моем цеху будет кто-то жить и еще платить за это немерено, - он покачал головой, не веря. В бараках! Мы в бараках на головах друг у друга стояли, пока фабрика эти дома не построила!
- Так они же там не работать, а жить будут. Престижный район станет.
- А где они работать будут? Ведь фабрики-то не станет.
- Не знаю. Там богатые поселятся, у них свои дела.
Дед захлопнул альбом, сходил в комнату и принес тетрадь, в которой отмечалась практика.
- Иди, - буркнул он, когда расписался. - Иди, раз мы войну по ленд-лизу выиграли и Европу закабалили.
Павел уже во дворе вспомнил, что не спросил о поручениях на завтра.
* * *
Всё верно. Вечером он проверил расчёты: каждый вложенный в переустройство фабрики рубль принесет три. Более того, цены на жилье прут вверх, и прибыль еще вырастет. Конечно, следовало учесть удорожание стройматериалов, суммы "откатов" чиновникам были заложены лишь приблизительно, на положенные десять процентов от бюджета. Но лофты потянут еще кучу проектов. Причал для яхт, клуб, пару ресторанов, подземный гараж. Планы дальнейших инвестиций можно набросать отдельной главой. Потом он часов на пять завис в Интернете и лег спать, когда за окном уже светало.
В школе, к концу последнего урока его совсем разморило. Голова была тяжелой и упорно клонилась к парте. Он подпёр ее рукой, но и с нее голова норовила соскользнуть, чтобы впечататься лбом в раскрытый учебник. Все же, незаметно для учителя, он прикорнул, очнувшись, когда прозвенел звонок с урока.
За пятнадцать минут дремоты сон и усталость как рукой сняло. Он собрал сумку, вышел из класса последним, а когда увидел в коридоре Оксану, помахал ей рукой.
- Ксан! Вчера от деда удирал, забыл заказ взять. Как думаешь, что ему принести?
- Памперсы! - она гоняла во рту жвачку. Оделась сегодня как-то непривычно торжественно. Под рукой держала большую коробку конфет. В сумке среди учебников прятался горшок и наружу торчал яркий цветок среди густо-зеленых длинных как сабля листьев. - Моя бабуля совсем с катушек съехала, говорит, ты ходи ко мне не только на этой неделе, но и дальше, а я на тебя квартиру оформлю.
- Классно! Так что деду взять?
- Ой, ну купи ему бальзам какой, чая пачку, бутылку красивую, носки теплые. Китайское, что-нибудь яркое. Я теперь ни о чем, кроме квартиры той думать не могу...
В аптеке Павел взял граненую толстого стекла бутылку бальзама с прикрепленной к горлышку листом, сложенным книжечкой, в магазине пену для бритья, пачку чая и печенье, и еще толстые белые шерстяные носки на лотке возле остановки. К дому деда подошел уже уверенно, поднялся и долго позвонил дверь.
- Пришел? - то ли удивился, то ли просто подтвердил Пасько, - раз пришел, так заходи. Сколько? - спросил он, принимая пакет.
- Да это я так, в порядке помощи.
- Сколько?! - спросил дед уже строго.
- Пятьдесят рублей.
Пасько недоверчиво глянул в пакет, покачал головой.
- Иди в комнату.
Дед сегодня выглядел хорошо. В квартире было прохладно, и он натянул свитер с высоким воротом. Может от закрывшего шею ворота, а может, свет в комнате так падал, но дед словно помолодел, ходил, не шаркая, и лицо подобралось, разгладилось.
- Садись, - указал он на задвинутый стул, а сам пошел на кухню. Слышно было, как ударила в чайник вода. Дед вскоре вернулся с чашками, сахарницей и распечатанной пачкой печенья.
- Вот, смотри, - расставив все, протянул он открытку.
"Всвязи с возобновлением работы Совета ветеранов, предлагаем сообщить по телефону... или лично свои данные для остановки на учет",
- Понял?
- Да, - кивнул Павел, - "В связи" раздельно пишется.
- Ничего ты не понял, - огорчился дед, - открытка-то не сама по себе пришла. И тебя вот прислали. Помнят, а главное понимают, что опыт, традиции мы должны молодежи передать.
"Странно, - подумал Павел, - вроде и с охотой к нему идешь, а два слова скажет и сразу такая тоска! Только и думаешь, как свалить".
- Чего глаза красные? - поинтересовался Пасько, усевшись напротив, - уроков задают много?
- В Интернете ночью сидел. Я про войну много прочитал. Про вторую отечественную.
- В Интернете - это по компьютеру?
- По нему. В общем, перед войной разведка Сталина предупреждала, а он не послушал. Всех маршалов, кроме тупых кавалеристов посадил. Сам хотел напасть, и Гитлеру пришлось первому ударить, упреждая.
- А если напасть хотел, зачем маршалов умных посадил?
