Аннотация: Заголовок повести В.Снежко "Побег из преисподней" можно дополнить словом - "детей". Опаленные чужой ненавистью, подростки не утратили детской непосредственности, хотя приключений на их долю выпало немало.
Побег из преисподней
Безвинным жертвам
всех локальных конфликтов
- детям -
посвящаю
Все чаще Пашке снился дивный сон, похожий на счастливую сказку: небольшое село с единственной улочкой, круто взбегающей вверх по косогору; причудливо петляющая речка с заросшей травянистой зеленью берегами и глубокими бочагами, полными лопатистых, отливающих золотом карасей. И березовая роща, залитая солнечным светом.
Да руки тетки Дарьи, такие теплые и добрые, пахнущие парным молоком и горячими пирогами. И еще ему снилась деревенская тишина и покой.
Лишь вечером безмолвие нарушалось требовательным мычанием нетерпеливой буренки с разбухшим от молока выменем. Мол, пора тебе, хозяйка, пора, брать в руки прожаренный июльским солнцем подойник.
Тем летом они гостили у папиной сестры в деревне с красивым названием Раздольное. Чего-чего, а простора там, действительно, было не меряно. За околицей до самого горизонта, насколько хватало взгляда, переливались упругие волны заколосившейся пшеницы.
Едва занимался рассвет, Пашка с отцом, прихватив с собой удочки и банку с червями, отправлялись на рыбалку к своему излюбленному месту - раскидистому тальниковому кусту, где отменно клевала рыба. Возвращались всегда до полуденного пекла с неизменным трофеем: в ведре плескалась пара дюжин жирных карасей, из которых тетка Дарья могла приготовить много кулинарных изысков: уха с неповторимым ароматом, зажаренные в сметане караси, рыбные салаты - все эти нехитрые деревенские деликатесы получались у тетки Дарьи на удивление вкусными.
Вечером, когда жара шла на убыль, тетка Дарья с мамой отправлялись на огородные грядки, где, впрочем, Пашке с отцом непременно находилась работа. Как-никак, а полив огорода требовал крепких мужских рук.
Картинки той деревенской жизни пестрым и бесшумным калейдоскопом проплывали в Пашкином сознании, едва стоило ему смежить веки, и на короткое время провалиться в зыбкое забытье.
Но шестнадцатилетний Пашка Егоров знал, что непрочную пелену полудремы каждую секунду могли разорвать треск автоматов или снарядные разрывы. Так бывало неоднократно, и только чудо пока спасало мальчишку от верной гибели.
Несколько дней кряду он пытался выбраться из города, из этого кромешного ада, сотканного из пожаров, взрывов, пуль и осколков. И каждую ночь он, словно затравленный зверек, забивался в подвал очередного дома. В темноте и холоде Пашка коротал кажущиеся неимоверно бесконечными ночи.
Но не это в его положении было невыносимым: Пашку донимали крысы. Эти мерзкие серые твари с длинными хвостами чувствовали себя безраздельными хозяевами подвалов. Ночи напролет из всех углов доносились шуршание и писк. Иногда писк сменялся отчаянным визгом : крысы делили добычу.
ЭКСКУРС В ПРОШЛОЕ
Полтора года назад Пашка впервые прибежал домой с расквашенным носом и в изодранной рубашке.
Мама, увидев расхристанного и окровавленного Пашку, всплеснула руками.
- Что с тобой, сынок?
Он молча, по-взрослому, сбросил с ног легкие тряпичные босоножки и отворил дверь в ванную комнату. Крутанул синий барашек крана и подставил голову под тугую прохладную струю. Затем тщательно смыл с лица потеки уже подсохшей крови.
Пока Пашка приводил себя в порядок, мама стояла в дверях ванной, и терпеливо ждала ответа.
- Что же все-таки произошло, Паша? - повторила она свой вопрос. -Отвечай, я тебя спрашиваю.
Он прошел в комнату, прилег на диван, приложив влажное полотенце к распухшему с добрую картофелину носу, и только тогда взглянул на мать, пристально всматриваясь в ее потемневшие от необъяснимой тревоги глаза.
- Мам, а правда, что скоро война начнется? Только честно скажи. . . Мама присела на диван рядом с сыном, и теплой ладонью пригладила его мокрые, торчащие в разные стороны вихры.
- Кто тебе такую глупость сказал, сынок ? Какая война? Кто с кем воевать станет?
Она старалась оставаться спокойной, но легкая дрожь в голосе выдавала ее волнение и обеспокоенность. Видно, понимала, что дело принимает скверный оборот, коль о войне заговорили дети.
- Кто сказал ?- недовольно переспросил Пашка. - Да Казбек во дворе всем пацанам рассказывает об этом. И еще он говорит, что чеченцы устроят русским какую-ночь, вот только забыл какую. Вар. . . Вор. . .
- Варфоломеевскую?
- Вроде так. А что это за ночь такая?
- Это была страшная ночь, сынок, да и рано тебе знать об этом. Тебе Казбек расквасил нос?
- Кто же еще ?- недовольно пробурчал Пашка.
- Казбек, скорее всего, как и ты, тоже не знает, что такое Варфоломеевская ночь. - констатировала мама. - Зачем же вы устроили потасовку, глупые? Разве нельзя было разойтись мирно?
- Нельзя. - отрезал сын и замолчал.
Мама постаралась отвлечь внимание сына от неприятного дворового инцидента.
- Почему нельзя было разойтись по-хорошему, сынок? Помнится, вы раньше дружили, учились в одном классе.
- Потому что. . . - замялся Пашка, видимо, не желая напрямую отвечать на мамин вопрос.
- Говори уж, коль начал.
Наверное, женщина почувствовала, что сын чего-то недоговаривает, и утаивает от нее истинную причину потасовки.
- Да потому что Казбек сказал, что чеченцы вырежут русские семьи, как когда-то турки вырезали армян. Так ему сказал отец. Такое было, мам?
Что она могла ответить сыну? Покривить душой и солгать во благо? Однако, она понимала, что Пашка вышел из того возраста, когда любое слово, произнесенное родителями, относится к категории непреложной истины. Уличив мать в неискренности, она потеряет уважение в глазах сына.
- Да, Паша, такой факт действительно имел место. Давно, правда. . .
- А Варфоломеевская ночь? - продолжал любопытствовать сын.
Она горестно вздохнула и ответила неопределенно.
- Кто знает, известно немало случаев. Когда человеческая жизнь стоила не дороже горсти песка, сынок.
И, словно опомнившись, спохватилась:
- Пошли ужинать, скоро отец вернутся с дежурства.
Непростой разговор дал ей понять, что Пашка стал почти взрослым. Он вырос из детских проблем и забав так стремительно, что она этого и не заметила.
Вечером, уложив Пашку спать, Маргарита Петровна ополоснула под краном чашки и, смахнув со стола несуществующие крошки, щелкнула выключателем и присела к окну. В черном оконном квадрате трепыхались ветки кленов и скреблись в оконную раму. Их печальный скрип походил на жалобу бродячей собаки, волею недоброго хозяина выброшенной на улицу. Там, за холодным стеклом было неуютно и пустынно.
Неприятный осадок, оставшийся на душе после разговора с сыном, свинцовым башмаком давил на сердце, причинял саднящую боль, и вызывал чувство вполне объяснимого беспокойства.
Когда ощущение тревожного одиночества достигло эпогея и стало невыносимым, звякнул ключ в замке. Наконец-то!
Александр, стараясь не шуметь, прошел на кухню и включил свет. Увидев сидевшую возле окна жену и прочитав в ее глазах мятущееся беспокойство, граничащее с паникой, спросил:
- Почему сидишь в темноте, Ритуль? Случилось что-нибудь?
От избытка нахлынувших чувств, кои пополнило некоторое облегчение, вызванное долгожданным появлением мужа, Маргарита не смогла произнести ни слова. Единственное, на что у нее хватило сил - она заплакала. Будто чуяла сердцем приближающуюся беду.
- С Пашкой проблемы, родная?
Он обнял ее за плечи.
- Дождались, Саша. - наконец, смогла произнести она.
- Да что случилось-то, в конце концов? Объясни, наконец!
- Пока ничего страшного не произошло, Саша. Пока. . . Просто Пашка во дворе подрался с Казбеком.
- Ну, это не беда. -облегченно выдохнул Александр. -Кто в его возрасте не разбивал друг другу физиономии? Я вот помню себя. . . - Не нужно о себе сейчас, Саша, речь идет о нашем сыне. Знаешь, какова причина потасовки?
Александр взял табурет и подсел к Маргарите, готовый посмеяться над пустопорожними и безосновательными опасениями жены. Однако, по мере повествования, он становился серьезнее, сознавая, что суть проблемы таится далеко не в разбитых мальчишеских носах.
- Что же делать, Ритуля?- тихо спросил Александр, когда Маргарита замолчала.-Единственный выход - уезжать в Россию, и пускай здесь все горит синим огнем. - также тихо ответила жена, а затем добавила:
- Пока не поздно.
Пашка не спал. От слышал родительский диалог, и ему впервые нестерпимо захотелось оказаться в Раздольном. Захотелось вновь увидеть причудливо петляющую речку и светлую березовую рощу. Захотелось подышать воздухом, настоянном на ароматах луговых трав и пшеничного поля. Туда, где так уютно, тепло и спокойно.. .
Уехать они не успели.
К тому времени в городе начался хаос, с каждым днем набиравший обороты. Остановились предприятия. Прекратил работу общественный транспорт. Больницы и магазины обслуживали только коренных жителей. Несмотря на присутствие в городе российских войск, участились избиения русских. Грабежи и разбои стали обычным делом, не заслуживающим внимания местных властей.
Отец попросил своего старого товарища-чеченца Артура вывезти их из города, и тот согласился. Естественно, не за спасибо. Деньги нужны были и Артуру, и патрулирующим город боевикам.
Пашка знал, что определенная сумма у родителей имелась, которой, по их мнению, должно было хватить на оплату побега из мятежного города.
Отъезд был назначен на утро завтрашнего дня. В полдень отец рискнул отправиться в магазин за хлебом. И. . . не вернулся. Напрасно Маргарита с Пашкой ждали его дома. Он не вернулся ни вечером, ни ночью.
Когда за окном забрезжил рассвет, Маргарита поняла, что произошло непоправимое. Проклятый страж двери - звонок- подал голос в десять часов утра.
На пороге стоял парень в армейской форме-"песочке", с его плеча стволом вниз висела длинноствольная винтовка с прибамбасами на затворе.
"Снайперка". - мелькнуло в Пашкиной голове.
Отвечая на немой вопрос (пока еще) хозяев квартиры, он спросил:
Она знала этого парня, он жил в соседнем доме вместе с сестрой и матерью. Звали его, кажется, Исса.
Парень сдернул с плеча винтовку, бесцеремонно двинул стволом в бок Маргариту и шагнул в комнату.
- Неважно, "жил-не жил". -недовольно процедил сквозь зубы Исса. - Я тебя знаю, ты - жена Александра Егорова, так?
Маргарита утвердительно кивнула головой.
- Твой муж совершил преступление против Ичкерии, и теперь он нами арестован.
- Такого быть не может, Исса, это невероятно. - выдохнула Маргарита, глотая подступившие к горлу рыдания. - Это недоразумение, Александр здесь родился и вырос, он не может быть преступником.
- Много говоришь, женщина. - оборвал ее Исса. -Я передаю только то, что поручил мне мой командир. Ты желаешь видеть мужа живым и здоровым?
- Конечно, конечно. - заторопилась Маргарита. - Что для этого нужно?
Ответ был краток.
- Деньги.
- Сколько?
Сумма, которую назвал Исса, была гораздо больше той, что была приготовлена для выхода из Грозного.
Маргарита стрелой метнулась в спальню и принесла требуемые деньги. Передавая пачку купюр, она как-то унизительно и заискивающе посмотрела в глаза чеченцу.
- Вы обещаете, что Саша вернутся домой?
- Слово джигита даю!- чиркнул ногтем по горлу Исса.
Он взъерошил толстую пачку купюр и, не спеша, пересчитал.
- Этого мало, женщина.
Маргарита растерялась.
- Но. . . у меня больше нет денег, Исса. Здесь все наши сбережения.
Несговорчивость русской женщины, похоже, рассердило Иссу не на шутку.
Он зло прищурился и сказал:
- Не следует меня обманывать и злить, ох, не следует.
Затем он по-хозяйски прошелся по комнате, походя пнул ногой кожаный чемодан с вещами, в котором поместился весь их скарб - несколько платьев, рубашек и брюк.
- Приготовили барахло для драпа?- недобро усмехнулся Исса. - Вот сейчас мы и проверим.
Он щелкнул чемоданными застежками и, не церемонясь, вывалил ворох одежды на пол. Брезгливо стал перебирать носком грязного ботинка. И было в его действиях нечто невыносимо оскорбительное, что ни Маргарита, ни Пашка не смогли произнести ни слова. Молча стояли и давились слезами унижения, застрявшими в горле колючими комьями.
Наконец, Исса нашел то, что искал. Из кармана папиного пиджака выпал замшевый мешочек. Исса распустил стягивающий шнурок, и на его ладони заискрилось бриллиантовое колье - подарок маме на
десятилетие свадьбы, пара обручальных колец, серьги с крупными сапфирами и золотой перстень с изумрудом.
- А ты говорила, что ничего больше нет. - повеселел Исса. - Нехорошо обманывать власть, нехорошо. Этого достаточно для освобождения твоего мужа.
Ссыпав драгоценности обратно в мешочек, он сунул его в карман куртки и исчез за дверью.
Маргарита не знала, что в это время ее муж, Александр Егоров, находился рядом с домом, на соседней улице. Он лежал на заднем сиденье старых "Жигулей", едва живой от побоев, со связанными руками и ногами. За ним присматривал Шамсуд, с которым Исса отбывал наказание за совершенное ими разбойное нападение на инкассатора. На свободе они оказались благодаря начавшейся дудаевской вакханалии.
Исса подошел к машине и сел за руль "Жигулей".
- Удачно ?- поинтересовался Шамсуд.
- Конечно, дорогой. - растянул губы в довольной улыбке Исса.
Он передал Шамсуду пачку купюр.
- Здесь твоя доля.
Они не обращали внимания на пленника. Для них он был уже не человек, а бессловесный товар, предназначенный для продажи. Человек-раб.
- Должны успеть, время у нас есть. - ответил Исса и машина тронулась с места.
О замшевом мешочке с драгоценностями Исса предпочел не распространяться. Шамсуду достаточно тех денег, которыми Исса с ним поделился.
Не дождался Пашка отца, а Маргарита - мужа. Прошел день, другой, минула неделя, а след Александра так и не отыскался в череде пропавших без вести русских в Грозном. Напрасно Маргарита кидалась за помощью к знакомым чеченкам, которые искренне сочувствовали ее женскому горю, но помочь ничем не могли. Напрямую обращаться к Иссе она боялась.
В бесплодных поисках прошла еще неделя. На небе родился новый месяц, и свет его был ослепительно ярким, освещавший полнеба, что играло на руку российским летчикам во время ночных бомбардировок.
Однажды во дворе Маргарита перехватила мать Иссы. Зарема спешила домой с авоськой продуктов. Маргарита подошла к ней и тронула за рукав.
- Зарема, дорогая, давай поговорим.
Женщина остановилась и поставила сумку у ног.
- У меня пропал муж. - сказала Маргарита и заплакала. Рыдания душили ее и она не могла говорить.
Чеченка погладила ее по плечу.
- Успокойся, Рита, сейчас у каждого горе. Видишь, что творится в городе? Все, словно с ума сошли.
- Зарема, миленькая, поговори с Иссой. - наконец, заговорила Маргарита. - Он приходил к нам домой и сказал, что Александр совершил преступление. Пообещал освободить и даже взял деньги за освобождение Саши, но дома он так и не появился. Не знаю, живой он или нет.
- Разве сейчас дети слушают родителей? - горестно обронила чеченка. - Они на войне помешались. А Александр твой живой.
- Ты уверена? - с надеждой спросила Маргарита.
- Пьяный Исса проговорился, что твой Александр находится где-то далеко в горах. Больше я ничего не знаю. Извини меня, Маргарита.
И Зарема, подхватив авоську, устало направилась к своему дому.
Пашка лежал на кровати и никак не мог уснуть. Время куда-то сдвинулось, и он не мог спать днем, когда было относительно спокойно, не считая редких автоматных очередей. А вот ночью сон по странной божьей прихоти вообще миновал его стороной. Впрочем, как можно спокойно спать, когда сверху на тебя надвигается натужный рев бомбардировщика?
Взглянув на светящийся циферблат настенных часов, Пашка отметил: "Два часа ночи". Он перевернулся на правый бок, чтобы воспользоваться относительной тишиной и постараться уснуть, но услышал невнятный шепот.
Пашка потихоньку встал с кровати и приоткрыл дверь в спальню. Он увидел маму, стоявшую в ночной рубашке на коленях возле темного окна.
Мама молилась!
Никогда прежде Пашке не доводилось видеть маму, взывающей к Богу!
Мальчишка застыл в каком-то оцепенении, не в силах сдвинуться с места, и только шепот, полный горя и боли доносился до его слуха.
Настолько необычным было это зрелище, что ему самому нестерпимо захотелось заплакать, подойти к маме и обнять ее, но он боялся прервать этот шепот и идущие из ее глубины души слова, которые и молитвой можно было назвать с большой натяжкой.
Прижав руки к груди, мама шептала:
- Господь наш, всесильный Иисус Христос!
- Ты всемогущ!
- Почему же Ты, Отче наш, являясь сильнейшим мира сего от его сотворения, позволяешь проливаться невинной крови?
- Каждому воздаешь по делам его?
- Тогда почему допускаешь мученические страдания безгрешных чад своих, никогда не причинивших горя и смерти ближнему, не погрязших в воровстве, блуда не изведавших?
- Кара ли это Господняя?
- Наказание ли за грехи, ими не совершенные?
- Коли так, есть ли тогда на свете матушка-справедливость?
- Господи, прошу Тебя, сохрани жизнь чадам своим Павлу Егорову и Александру Егорову. Не за себя прошу, Спаси их и Помилуй!
Слова матери шевелили волосы на голове Пашки, исходила от них какая-то магическая сила, не способная оставить равнодушным любого, кто их слышал.
В свете луны он различал ручейки слез, беспрерывно катящиеся из материнских глаз.
Вдруг дверь содрогнулась от гулких ударов. По ней колотили то ли тяжелыми сапогами, то ли автоматными прикладами. Требовательный грохот в дверь звучал зловеще, и не предвещал ничего хорошего.
Мама поднялась с коленей и набросила на себя халат.
- Паша!- позвала она негромко.
- Здесь я. - эхом откликнулся сын.
- Оденься и встань за дверь!
- Зачем?
- Это по нашу душу пришли, я чувствую, сынок.
Но Пашка не спешил выполнить указание матери.
- Убежать-то мы все равно не успеем, мам.
- Делай, сын, что я тебе говорю. Может, хоть ты сможешь спастись!
И вновь Пашка различил слезы в материнском шепоте.
- Я тебя одну не оставлю, мама!
Страх, отчаяние и решимость - все эти чувства переплелись в голосе сына.
- Паша, я надеюсь, ты давно понял, что вслед за папой теперь настала моя очередь? Кому станет легче оттого, что если и ты погибнешь вместе со мной? Спрячься за дверью, быстро!
В этот момент дверь, сорванная с петель, с треском влетела в прихожую. На пороге замаячили две темные фигуры, и в глаза Маргариты ударил яркий сноп карманного фонаря (электрического света в доме давно не было)
- Почему не открывала, сволочь!- раздался уже знакомый, с надтреснутой хрипотцой, голос Иссы. - Раненых русских солдат прячешь?!
Маргарита от слепящего света прикрыла ладонью глаза.
- Какие раненые? В такое время страшно ночью открывать дверь незнакомым людям, Исса. Бандитов полный город.
- Я тебе не бандит какой-нибудь, а ХОРОШИЙ знакомый. -недобро засмеялся Исса. - Кто в квартире еще есть?
- Никого, я одна. - солгала Маргарита, понимая, с какой целью ночью к ней нагрянули боевики (деньги и драгоценности они забрали еще в прошлый визит).
- А сын, сын куда подевался?- не отступал от нее Исса
- Уехал он из города с родственниками, а мне места не хватило. -стояла на своем Маргарита.
- Понятно. - плотоядно хмыкнул Исса.
Он бросил в кресло свою длинноствольную винтовку, схватил ее за руку и потащил за собой в открытую дверь спальни.
- Не надо, Исса. . . - просила Маргарита, но чеченец оставался глухим к просьбе русской женщины.
- Шамсуд, - с придыханием заговорил Исса, - выключи фонарь и проследи, чтобы сюда не зашел никто из наших, и не помешал мне.
Дождавшись, когда комната вновь погрузилась в темноту, и под тяжестью тела Шамсуда жалобно скрипнули пружины старенького дивана, стоявшего в гостиной, Маргарита с яростью раненой тигрицы вцепилась в ненавистное лицо Иссы, оттолкнула его от себя и крикнула:
- Беги, сынок, беги!
Пашка, кусая до крови губы, стоял за полуразбитой дверью. Что он сможет сделать один против двоих вооруженных бандитов? Воспользоваться темнотой и неразберихой, выскочить на улицу и позвать на помощь? Глупо, сразу схлопочешь пулю какого-нибудь боевика. Да и никто ночью не придет на помощь, не то время. Мама права, он должен спастись, а потом посмотрим. . . Что будет "потом", Пашка не знал, но, выполняя последнее мамино желание, он решился. . .
Чувствуя, как бешено заколотилось в груди сердце, Пашка что было мочи выскочил из-за двери, скрывающей его от боевиков, и помчался вниз по лестнице, прыгая через три ступеньки, и ежесекундно ожидая выстрела в спину.
- Шамсуд, догони и убей звереныша!- раздался взбешенный голос Иссы. -Убей его, убей!
Сзади донесся неуклюжий топот, видимо, догонявший Пашку Шамсуд опасался оступиться на темных ступеньках. Затем клацнул автоматный затвор и прогремела очередь. С треском разлетелось единственное целое стекло подъездного окна, и звонкие осколки осыпались вниз, но Пашка к этому времени оказался вне досягаемости стрелка.
Он выскочил на улицу и понесся к стоящей напротив пятиэтажке, в надежде укрыться там. У двери последнего подъезда он вдруг различил сгорбленную фигуру. Пашка резко затормозил, намереваясь бежать в другую сторону, но его остановил спокойный старческий голос.
- Не бойся меня, сынок, я тебе худого не сделаю. Подойди ко мне.
Не зная почему, Пашка сразу поверил старику-чеченцу: он шагнул к нему.
- Как тебя зовут?
- Пашка.
- Тебя хотели убить, Пашка?
В ответ мальчишка всхлипнул. От пережитого ужаса. От бессилия и обиды.
- Я вот убежал. - выдохнул он. - А маму. . .
Чеченец жесткой ладонью погладил его по голове и тяжело вздохнул.
- Ничего, с каждого спросится за все. И с русских, и с чеченцев. Пойдем со мной.
Старик взял его за руку, и они спустились в подвал, где нестерпимо воняло смрадом: тухлой водой и перегнившими пищевыми отходами. Под ногами чавкала вязкая грязь.
Отыскав место посуше, старик усадил мальчишку на бетонную плиту, и спросил:
- Кушать хочешь?
Сквозь приступы всхлипываний, Пашка произнес:
- Нет.
Старик не огорчился отказом, лишь бесстрастно сказал:
- Не беда, сейчас не желаешь, завтра захочешь. Ты подожди меня здесь и никуда не уходи. Я принесу тебе поесть.
Он ушел, тяжело ступая по раскисшей подвальной грязи.
Вернулся старик минут через сорок. Пашка, заслышав осторожные шаги, притих, стараясь не дышать и вжимаясь телом в холодный бетон.
- Паша?- тихо окликнул его чеченец.
- Тут я. - едва слышно отозвался мальчишка.
Старик подошел к спасенному им пацану и передал матерчатую сумку.
- Здесь сыр, лаваш, вареное мясо и вода. Захочешь - покушаешь. Вот что я скажу тебе, сынок. Оставаться тебе здесь долго нельзя. В этом районе мало ваших солдат, все больше боевиков. Встреча с ними для тебя закончится смертью, и ты это сам понимаешь. Тебе нужно уходить в центр города. Там, на углу Виноградной и Кавказской, проходит водоканал, закрытый тяжелым канализационным люком. Спустишься вниз и по водоканалу выйдешь на окраину города, где находятся ваши. Повезет - останешься в живых, а не повезет. . , эх, никогда не думал, что на старости лет увижу такую жизнь. Постарайся идти по ночам, ближе к утру, когда большинство боевиков отдыхают, меньше возможности встретиться с ними. Ну, я пошел, удачи тебе, сынок.
И старик во второй раз за ночь бесследно растаял в черном подвальном мраке, оставив Пашку один на один с собственной бедой в бесконечно запутанном лабиринте, откуда выхода, казалось, он никогда не отыщет.
Пашка сидел на бетонной плите, обхватив колени руками и прижав к груди холщовую сумку с харчами - подарок сердобольного чеченца. Что делать? Сколько ему осталось жить? До утра? Или же ему удастся выскользнуть из этой кровавой мясорубки? Ответы на эти вопросы ему были неведомы.
Постепенно мысли его вернулись к маме. Осталась ли она жива? Или Исса в приступе бешенства пристрелили ее? А может, только ранил, и некому ей оказать помощь, перевязать рану и напоить водой. Ведь только благодаря маме он пока еще дышит смрадным воздухом подвала. Живой и здоровый, в сотне метрах от их дома.
От мыслей распухла голова. Нет, он никогда не простит себе, если не вернутся в родную квартиру, чего бы это ему не стоило. Исса с Шамсудом наверняка давно убрались из их квартиры.
И Пашка решительно спрыгнул с бетонного блока в вонючую жижу, прихватив с собой мешочек с провиантом.
Он осторожно двинулся по подвалу, вытянув вперед левую руку, чтобы ненароком не удариться о какую-нибудь конструкцию, коих в подвале всегда найдется немало. Наконец, он добрел до ступенек и, переведя дух, стал подниматься наверх.
Оказавшись на улице, он первым делом взглянул на небо. Черный атлас небосвода оказался слегка подернутым серым пеплом, значит, рассвет не за горами. Следовало поспешить.
Внимательно оглядевшись вокруг, Пашка не приметил ничего подозрительного. Не было слышно даже шальных автоматных очередей. Только в воздухе ощущалась едкая гарь, исходящая от разбомбленных домов.
Пригнувшись к земле, Пашка домчался до полусгоревшей детской беседки, отдышался, и после второго рывка оказался в подъезде родного дома, где родился и вырос.
Снова прислушался. Тихо. Стараясь наступать на носки мягких кроссовок, поднялся на второй этаж и замер у разбитой входной двери своей квартиры. Тишина была зловещей и неприветливой. Ни звука, ни шороха не доносилось из осиротевшей квартиры.
Он вошел в прихожую и тихо окликнул:
- Мама!
Ответом ему была тишина.
Пашка прошел на кухню. В столе отыскал полдюжины стеариновых свечей, приготовленных на случай отъезда из города, и засунул их в холщовую сумку, подаренную стариком-чеченцем. Там же отыскались и пять спичечных коробков.
Свечка занялась с третьей спички. Пашка осмотрелся. Все в квартире оказалось перевернуто вверх дном. Пол устилал пух из вспоротых подушек, матрацы были изрезаны острыми ножами. Под ногами хрустели осколки битой посуды. Видно, Исса и Шамсуд искали, чем бы еще поживиться, но не нашли.
Собрав в кулак всю свою волю, Пашка, наконец, шагнул в спальню. Этого места он особенно боялся, ожидая увидеть самую жуткую картину. Но спальня, вопреки его ожиданиям, находилась в относительном порядке. Лишь постель оказалась смятой да возле подушки расползлось большое кровавое пятно.
Мамы нигде не было.
Погасив свечу, он тихо и осторожно покинул квартиру.
Остаток ночи и день Пашка провел в подвале, сидя на холодной бетонной плите.
Пашка родился в Грозном, здесь он вырос и хорошо ориентировался в хитросплетениях городских улиц и переулков. Обдумывая маршрут дальнейшего продвижения к центру города, он наметил короткий путь, но все равно выходило, что ему необходимо преодолеть не менее двух десятков многоэтажных домов, прежде чем он выйдет на перекресток Виноградной и Кавказской, где находился спуск в водоканал. Больше двух домов за ночь ему пройти не удастся.
Вдруг Пашка почувствовал, как матерчатый мешок со скудными съестными припасами уплывает из-под руки. Второпях чиркнув спичкой, он увидел огромную серую крысу, которая, вцепившись острыми зубами в край сумки, нахально вытаскивала ее из-под Пашкиной ладони.
Пашка схватил кусок железной арматуры, приготовленный им для подобных случаев, и со всего маху огрел серую тварь вдоль спины. Отчаянно взвизгнув, крыса шмыгнула в темноту.
С тех пор Пашка всегда старался пристроить драгоценную сумку где-нибудь повыше, подальше от острых крысиных зубов. Не дай бог, сожрут крысы его провиант, тогда и он недолго протянет.
Благо, на руке у Пашки оставались часы - подарок отца, и он имел возможность ориентироваться во времени.
Дождавшись наступления глубокой ночи, Пашка прихватил с собой сумку, и отправился в первый ночной рейд по городу. Время было подходящее- три часа ночи.
Выглянув из подвального укрытия, он никого не увидел на темной, неосвещенной улице. Решил, что пора совершить первую перебежку к очередному дому, он поднялся во весь рост и. . . чуть не попался в лапы боевиков. Из-за угла вышли пятеро бандитов, что-то пьяно и воинственно горланя. Они изредка вскидывали автоматы, и трассирующие пули решетили черное небо. Боевики непременно заприметили бы Пашку, будь чуток потрезвее, но они оказались занятыми решением собственных проблем, поэтому Пашкин кульбит вниз головой остался для них незамеченным.
Этот случай заставил Пашку быть еще осторожнее и внимательнее.
В ту первую, пробную ночь Пашке удалось преодолеть путь до соседнего дома, дальше идти он не решился.
Отыскав в подвале укромное место, он пожевал хлеба с сыром, преодолевая тошноту и отвращение, вызванные удушливым зловонием, которым были заполнены каждый из подвалов, где он побывал.
Стоило ему закрыть глаза, и он опять оказывался в Раздольном. Там было все по-иному: добрая тетка Дарья, мама - молодая и веселая, отец - сильный и мудрый. Все они любили Пашку, всячески потакая его прихотям.
И оттого пробуждение каждый раз становилось невыносимо тяжким. В Раздольном было много мира, покоя и солнца, здесь - только война, кровь и смерть. Но мальчишка понимал, что раскисать и расслабляться ему никак нельзя, иначе погибнешь.
Следующей ночью ему удалось пройти два дома. Пашке повезло, он наткнулся на подобие лежбища из нескольких телогреек, поэтому на очередную дневку-ночевку он устроился с относительным комфортом.
Он позавтракал при свете свечки, которая в его положении ценилась на вес золота, и сложил остатки еды в мешок. Поискал глазами какой-нибудь крючок, на который смог бы пристроить свою провизию, и вдруг прямо над головой разглядел противогазную сумку. Обыкновенную противогазную армейскую сумку. С виду сумка пустой не казалась.
Пашка осторожно снял с крючка сумку и положил перед собой с целью обревизования неожиданной находки. Расстегнул ременчатый клапан и запустил вовнутрь руку. На свет появилась зачерствевшая буханка хлеба. Затем четыре банки рыбных консервов и складной нож. А вот на самом дне противогазного хранилища покоились. . . пять гранат. В гладких зеленых "рубашках". В каждую гранату вставлен запал, чека с разогнутыми усиками.
Несколько секунд Пашка обалдело глядел на свалившееся на него нежданно-негаданно богатство. Затем прислушался: все было тихо. И когда он был готов успокоиться и спокойно все обдумать, до него донесся звук, от которого по спине побежали мурашки: он услышал тихий детский всхлип.
Пашка взял свечной огарок и пополз в угол, откуда доносился плач. Наконец, он наткнулся на кучу тряпья, из которого на него испуганно таращились округлившиеся от страха черные глазенки.
- Ты кто?- спросил шепотом Пашка.
- Э-эля. - пролепетало существо в готовности зареветь громче.
