Экипажи танков копаются в машинах -- буквально каждый нашел себе дело.
Не приходит сон к усталым воинам!
Непрерывные двухмесячные бои поломали, спутали режим дня, приучили неделями не спать, не мыться, не бриться, обедать и ужинать, когда позволит боевая обстановка.
И огромная инерция этой боевой страды все еще несет куда-то танкистов, и им в диковину, что ночью можно поспать, а не ремонтировать танки.
**
Уже три дня мы с Михаилом Ефимовичем объезжаем части, вручая правительственные награды, и в каждой бригаде -- одно и то же.
Катуков ворчит: "Везде полуночники".
Выпив крепкого чая у гостеприимного Володи Горелова, Михаил Ефимович лукаво спросил хозяина:
-- Устал, небось, на бригаде?
-- Никак нет! -- удивлен Горелов.
-- Вот, советовались мы с Кирилловичем: не пора ли тебя на корпус выдвигать?
Горелов насупился:
-- В нашей армии на корпусах командиры есть. В другую -- не пойду.
-- Не торопись, планы Военного совета тебе неизвестны. Гетмана выдвигают на первого замкомандующего армией. Вот и будет вакантная должность! На бригаде ты сидишь более двух лет, командовал неплохо, Герой Советского Союза, образование подходящее -- академик! Один академик и сменит другого: ведь у нас их в армии -- раз, два... Сам знаешь. Подумай!
Горелов подумал.
Потом сказал:
-- За доверие -- спасибо. Но если можно, выслушайте мое мнение. У Гетмана корпус боевой, хороший, но там и свои комбриги опытные, и зам неплох; главное -- танкистов среди них хватает. А я свой корпус люблю и до конца войны готов в нем остаться на бригаде. Но если хотите выдвигать -- с охотой пошел бы замом к генералу Дремову. Для дела это будет полезно: я в нашем корпусе все бригады знаю, знаю и офицеров, и солдат, кто чего стоит. Иван Федорович -- неплохой комкор, но, -- Горелов пожал плечами, -- мало внимания танкам уделяет. Если доверите место его зама -- с удовольствием пойду.
**
Предложение Горелова ломало наши планы.
-- Твое мнение? -- спросил меня Катуков.
-- А твое? -- отвечаю ему вопросом на вопрос. -- Горелову бригаду не я, а ты сдавал. Сам преемника выбирал себе. Дремов-то действительно танкового образования не имеет. Природа танковых войск ему не очень близка. Если удовлетворим желание Горелова, то, конечно, подкрепим Дремова.
-- Горелов, а обижаться не будешь? -- спросил Катуков. -- Если вместо Гетмана назначим на корпус не тебя, а твоего друга Бабаджаняна?
**
Горелов даже привстал от волнения.
-- За Армо только рад! Кандидатура подходящая. Бабаджанян -- почти танкист. И на корпус больше меня подходит: сумеет лучше организовать взаимодействие с пехотой.
Ответ был не без доли яда: Горелов гордился своим "чистокровным танкистским" образованием.
-- Ну что ж, в принципе, считай, поговорили. Будем докладывать по инстанциям. Но в бригаде работу не ослабляй.
-- Для меня бригада -- мой дом.
-- Хотим узнать твое мнение: кого командиром бригады вместо тебя подобрать?
Горелов, волнуясь, мерил крупными шагами комнату, брови его задумчиво сдвинулись, губы шевелились, как бы произнося одну за другой фамилии. Мы не торопили.
Иногда энергичным взмахом головы он как бы отбрасывал неудачную мысль.
Наконец остановился.
-- Считаю, что наилучшей кандидатурой будет не мой зам и не начштаба, а Темник -- командир танкового полка из бригады Костюкова. Был с ним в нескольких боях. Грамотный, смелый, спокойный. Под танком не раз вдвоем лежали -- разговаривали. Рассказывал, что он из политработников: значит, будет хорошим командиром.
-- Ты Темника хорошо знаешь? -- спросил меня Катуков.
-- Да. На Халхин-Голе он был начальником политотдела танковой бригады, с начала войны выпросился на фронт. Танкист до мозга костей! Окончил высшие курсы усовершенствования при Академии бронетанковых и механизированных войск.
-- Сочетание неплохое: политработник и командир,-- задумался Михаил Ефимович.-- Но как, Горелов, твои орлы примут Темника?
-- Все будет хорошо. Ручаюсь.
-- Ну что ж. Темник так Темник. По-моему, кандидатура подходящая.
Катуков отодвинул от себя пепельницу, подошел к двери и распахнул ее. Легкий, напоенный запахом смолы ветер освежил нас.
**
Из бригады мы поехали в штаб армии.
Катуков всю дорогу находился под впечатлением беседы с Гореловым.
-- Предложили корпус -- ведь не пошел! Прав был Дремов, когда просил его к себе замом.
Горелов с двух лет воспитывался в Уржумском детдоме: его отец, кровельщик, разбился на работе, мать умерла вскоре после отца.
Путь у него был прямой: ФЗО, завод, из пионеров -- в комсомольцы, по путевке комсомола -- в танковое училище.
Потом -- армия: взвод, рота, академия...
Да, такой человек предан своему боевому коллективу.
-- Редкий человек. А Бабаджанян, думаешь, от корпуса не откажется?
-- Думаю, что все же согласится.
**
В штабе встретили секретаря Львовского обкома партии Ивана Самойловича Грушецкого.
У него было к армии много просьб, больших и малых.
Касались они восстановления хозяйства Львовщины. Ведь прошел всего месяц, как область была освобождена от гитлеровцев.
-- Может, трофейные лошаденки найдутся? А то беда: на коровах пашут. Горе, а не пахота!
-- Есть лошаденки, дадим. А танковой армии они и по штату не положены.
-- Инвентарь у нас старый, машины разбиты!
-- Отремонтируем. Да и трофейных машин дадим. Не откажем.
Иван Самойлович от души благодарил нас -- представителей армии.
-- Провожу завтра партийный актив, приглашаю вас. Послушайте, как живет освобожденная область.
**
Всю дорогу в двести километров до Львова заполнили разговоры о давних историях и взаимоотношениях руководителей партийных и советских организаций с армией.
Партактив проходил в уцелевшем здании Львовского оперного театра.
Оно до отказа было заполнено секретарями райкомов, председателями исполкомов, пропагандистами и другими партийными и советскими работниками.
Почти все были в гимнастерках со следами споротых погон, некоторые прихрамывали, опираясь на палочку, другие вели записи левой рукой: правый рукав был прихвачен поясным ремнем.
Многие среди них -- наши боевые друзья: танкисты, артиллеристы, пехотинцы, саперы. И сам секретарь обкома генерал И.С. Грушецкий, с которым мы вместе воевали еще с сорок первого года, только два месяца, как оставил армию.
Внимательно слушали мы доклад Ивана Самойловича Грушецкого: больше трех лет не доводилось нам бывать на областных партактивах...
Огромная работа предстояла труженикам Львовщины -- мы прошли всю область с боями и видели разрушенную до основания промышленность, сожженные села и города. Казалось, десятилетия понадобятся, чтобы возродить когда-то цветущий край.
Но секретарь обкома говорил о сроках куда более коротких -- руками женщин и искалеченных войной мужчин ведется гигантская восстановительная работа.
**
Мы с Катуковым внимательно слушали Грушецкого и мысленно прикидывали, чем и как мы сможем помочь.
Деловыми, по-солдатски лаконичными и боевыми были выступления коммунистов.
Ветерком мирной жизни повеяло от решения актива, той жизни, когда солдат становится каменщиком или сеятелем.
Да, хоть и не повержен еще враг, хоть впереди еще многие километры фронтовых дорог, но так уж устроен человек -- он всегда стремится к светлому, радостному. И как же нам было дорого слышать думы и заботы людей о будущем, о том часе, когда навсегда умолкнут орудия и в белую кипень оденутся вновь по весне возрожденные сады родной Украины.
**
После актива мы неотступно начали думать, как лучше подготовить людей к предстоящим боям.
-- Давай посоветуемся с работниками ПОарма, -- предложил я Катукову.
На второй день в светлом украинском домике, где размещался политотдел, Журавлев собрал всех работников ПОарма. Как и всегда, первыми явились подполковники А.Т. Слащев и Н.Н. Михайленко. Они только вчера вечером прибыли из полков и бригад.
Много рассказывать о задачах политической работы по подготовке личного состава к предстоящим боям не требовалось: работники политотдела армии, прошедшие войну, понимали все с полуслова. Но теперь жизнь выдвигала новые задачи, новые формы и методы моральной подготовки солдат и офицеров к боям: нужно было организовать непривычные для фронтовой жизни дивизионные партийные школы и марксистско-ленинскую подготовку офицеров.
-- Как лучше это сделать? Где взять учебники? Кто разработает планы занятий? -- спрашивал Журавлев, покачиваясь с ноги на ногу.
-- Методические разработки и учебные пособия,-- предложил Слащев,-- напишут работники отдела пропаганды. А ленинские труды попросим у Львовского обкома.
Уже на другой день Слащев и Павловцев выехали во Львов и из Львовского университета привезли большое количество необходимой литературы, чудом уцелевшей от немецких оккупантов.
**
Несколько тысяч коммунистов и комсомольцев, офицеры и солдаты армии накануне великого похода на запад сели за учебу.
Марксистско-ленинская теория, освещающая путь к миру и счастью трудового народа, помогала нам в борьбе, вела к полной победе над гитлеровской Германией.
Учился партийный актив всех первичных организаций армии -- парторги и комсорги подразделений. Для них было создано 9 дневных школ партийного актива и 63 вечерние школы.
В школах изучали историю Коммунистической партии, вопросы партийного строительства и партийно-политической работы в Красной Армии.
Два с половиной месяца, вплоть до начала наступления, планомерно занимались люди в школах, в группах армейского, корпусного и бригадного партийного актива.
В армию вливались новые части: экипажи боевых машин из запасных полков.
Это были разные люди: пожилые и совсем еще юные -- 1925 -- 1926 года рождения, бывалые фронтовики, прибывшие из госпиталей, и необстрелянные солдаты, люди многих национальностей.
Особенно много было тех, кто более трех лет находился на временно захваченной врагом территории.
Все эти особенности пополнения учитывались командным составом и политработниками в боевой и политической подготовке.
Прежде всего, надо было приобщить новичков к традициям советской гвардии, -- в этом большую помощь политработникам оказали ветераны, Герои Советского Союза.
**
Командиры и политработники настойчиво боролись за повышение военного мастерства воинов, боеспособности частей и подразделений.
Большое внимание уделялось высокой бдительности -- вопросам сохранения военной тайны, разоблачению вражеской агентуры, борьбы с благодушием и самоуспокоенностью.
Важной воспитательной задачей являлось укрепление боевого содружества Красной Армии с Войском Польским, вступившим в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
Большую помощь армии оказывал наш представитель при Польском правительстве генерал-лейтенант Сергей Савельевич Шатилов, который передавал нам конкретные материалы о положении Польши, содействовал нашим встречам с руководителями Польского правительства и Войска Польского.
**
Каждый день с утра до вечера мы с Катуковым разъезжали по частям.
-- Настоящая лаборатория! -- радовался Михаил Ефимович.
И действительно, район размещения армии напоминал гигантскую военную лабораторию. Всюду отрабатывались приемы и методы будущего наступления: каждая полянка превратилась в танкодром, полигон или автодром.
Танкисты учились взаимодействию с авиаторами, разведчики обобщали опыт,-- одним словом, вздохнуть было некогда на этом "отдыхе".
Как-то раз по дороге на полигон услыхал знакомый голос: "Запевай!"
Из строя донеслось:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
Петя! Петя Мочалов командует.
**
Бронетранспортер остановился.
Крепкогрудый, уверенный командир роты лейтенант Мочалов четко доложил Катукову.
-- Вот он, богатырь! -- засмеялся Михаил Ефимович. -- Знаменитый Петр Мочалов!
Даже уши Мочалова запунцовели от смущения.
-- Ну, поздравляю, лейтенант, с новым орденом и с новым званием! -- Катуков крепко сжал узкую ладонь командира роты.
-- Как здоровье? -- спросил я Петю.
-- Хорошо, товарищ генерал! -- Но, заметив мой испытующий взгляд, смутился и добавил: -- Швы иногда побаливают, очень уж большие.
-- Как пополнение? Откуда? -- спросил Катуков.
-- С Украины. Ничего народ, хороший, только сыроватый,-- ответил он солидно, как подобает комроты, и оглядел своих бойцов, которые с любопытством смотрели, как их лейтенант непринужденно разговаривает с командованием армии. -- Молодые, по восемнадцать лет всего.
А самому Мочалову исполнилось недавно двадцать.
Но за плечами у него лежали два года войны. Курская дуга, Днестр и Висла!
Глядя на складки, обозначившиеся у верхней губы, на твердое выражение лица, я чувствовал: перед нами действительно стоит зрелый человек.
-- Как "старики", помогают тебе?
Прежняя застенчивая улыбка заиграла на его губах.
-- Так их же рядовых почти нет, товарищ генерал. Кто на взвод пошел, кто на курсы лейтенантов. Да не беспокойтесь, к наступлению рота будет готова выполнить любые задачи.
-- А почему думаете, что будет наступление? -- спросил Катуков.
-- А как же? Для чего мы сюда пришли? Не сидеть же сложа руки!.. И общая политическая обстановка такая... Берлин впереди! Приемы наступления сейчас отрабатываем...
-- Правильно думаете! А как с преодолением танкобоязни? Приучаете новичков?
-- Так точно, утюжу. Некоторые дрожат, придерживать их по первому разу приходится. Когда "тридцатьчетверка" над головой проходит, успокаиваю: "Да не бойтесь, он уже прошел, вы живы остались, немного только земелькой присыпало". Ведь роту доверили, товарищ командующий, вот и готовлю ее. Если жизнь в бою солдатам придется отдавать, то какой ценой? Надо, чтобы недаром погибать! Родина с меня за каждого спросит! И каждая мать тоже: как сынок погиб? А что ей ответить, если он вдруг по сырости, по неумелости даром голову сложит? -- В голосе Пети слышалась какая-то отцовская нота. -- Вот и готовлю.
-- Ну, друзья,-- обратился к роте командарм,-- кто не вас совсем не воевал? Ого! Ну, не горюйте, вырастут из вас командиры, как ваш лейтенант. Самое главное -- никогда не забывайте, о чем он вам говорит.
**
По плану Михаил Ефимович должен был ехать в корпус Гетмана, где шла передача соединения Бабаджаняну.
Но Катуков неожиданно заявил, что передумал: "Заедем лучше вместе на передачу к Горелову, а потом к Гетману".
Разговор этот начался еще в штабе и продолжался сейчас в автомашине.
К нему молчаливо прислушивался сидевший на заднем сиденье невысокий офицер, смуглый, усатый -- новый командир "Первой гвардии" полковник Темник.
-- Скажи, о чем задумался? -- шутливо обратился к нему Катуков. -- Сидишь, как невеста на выданье. В старину говорили: "Хоть за курицу, да на свою улицу". Мы тебя просватали не на сторону, а в своей армии, в свой корпус, да еще в какую бригаду! Вся армия с Московской битвы ее знает. Эх, сколько тогда корреспондентов ездило! Горы бумаги исписали...
-- Позвольте, товарищ командующий, сказать свое мнение, -- негромко начал Темник. -- Бригада отличная, я бы даже сказал, исключительная бригада. Но...
-- Что "но"?
-- Есть в ней отдельные слишком гордые офицеры...
Вспомнилось, как сам Темник "гонорился" перед своим новым комбригом Костюковым всего три месяца назад. А вот теперь ему самому предстояло побыть в этой трудной роли.
-- Конкретнее? -- спросил Катуков.
-- Вот, например, комбат Бочковский. Знаю его хорошо: смелости очень много, но гонору, пожалуй, еще больше. А я спуску не буду давать.
-- Бочковский? Вы что, шутите?! Да вы знаете, о ком говорите? За Коломыю его в приказе Верховного Главнокомандующего на всю страну отметили! Вам это известно?
-- Слышал, читал...
Было видно, что Катуков Темника не убедил.
-- Может, это вскружило Бочковскому голову? -- взволновался Михаил Ефимович.