ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Призрак "генерала на белом коне"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Ecce Homo (Се, Человек!).

На картине Антонио Чизери Понтий Пилат показывает подвергшегося бичеванию Иисуса жителям Иерусалима, в правом углу изображена скорбящая жена Пилата.

А. Деникин

ПРИЗРАК "ГЕНЕРАЛА НА БЕЛОМ КОНЕ"

(Фрагменты из книги "Очерки русской смуты")

Генерал Корнилов

Через два дня после могилевского совещания, генерал Брусилов был уволен от должности Верховного главнокомандующего. Опыт возглавления русских армий лицом, проявлявшим не только полную лояльность к Временному правительству, но и видимое сочувствие его мероприятиям, не удался.

Отставлен военачальник, который некогда, при вступлении на пост Верховного, свое провиденциальное появление формулировал так:

"Я вождь революционной армии, назначенный на мой ответственный пост революционным народом, и Временным правительством, по соглашению с петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Я первым перешел на сторону народа, служу ему, буду служить и не отделюсь от него никогда".

Керенский в показаниях, данных следственной комиссии, объяснил увольнение Брусилова катастрофичностью положения фронта, возможностью развития германского наступления, отсутствием на фронте твердой руки и определенного плана, неспособностью Брусилова разбираться в сложных военных событиях и предупреждать их, наконец, отсутствием его влияния как на солдат, так и на офицеров.

Как бы то ни было, уход генерала Брусилова с военно-исторической сцены, -- отнюдь нельзя рассматривать, -- как простой эпизод административного порядка: он знаменует собой явное признание правительством крушения всей его военной политики.

19 июля, постановлением Временного правительства, на пост Верховного главнокомандующего был назначен генерал от инфантерии, -- Лавр Георгиевич Корнилов.

Я говорил в VII главе о своей встрече с Корниловым, -- тогда главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Весь смысл пребывания его в этой должности заключался в возможности приведения к сознанию долга, и в подчинение, Петроградского гарнизона. Этого Корнилову сделать не удалось.

Боевой генерал, увлекавший своим мужеством, хладнокровием и презрением к смерти -- воин, был чужд той толпе бездельников и торгашей, в которую обратился петроградский гарнизон. Его хмурая фигура, сухая, изредка лишь согретая искренним чувством речь, -- а главное, -- ее содержание, -- такое далекое от головокружительных лозунгов, выброшенных революцией, такое простое в исповедывании солдатского катехизиса, -- не могли ни зажечь, ни воодушевить петроградских солдат.

Неискушенный в политиканстве, чуждый по профессии тем средствам борьбы, которые выработали совместными силами бюрократический механизм, партийное сектантство и подполье, он, в качестве главнокомандующего петроградским округом, не мог ни повлиять на правительство, ни импонировать Совету, который без всяких данных отнесся к нему с места с недоверием.

Корнилов сумел бы подавить петроградское преторианство, если бы в этом случае и сам не погиб, но не мог привлечь его к себе.

Он чувствовал непригодность для него петроградской атмосферы.

И когда 21-го апреля исполнительный комитет Совета, после первого большевистского выступления, постановил, что ни одна воинская часть не может выходить из казарм с оружием, без разрешения комитета -- это поставило Корнилова в полную невозможность оставаться в должности, не дающей никаких прав и возлагающей большую ответственность. Была и другая причина: главнокомандующий петроградского округа подчинялся не Ставке, а военному министру. 30 апреля ушел Гучков, и Корнилов не пожелал оставаться в подчинении у Керенского -- товарища председателя петроградского совета.

Положение петроградского гарнизона, и военного командования, в столице было настолько нелепым, что приходилось искусственными мерами разрешать этот больной вопрос. Ставкой, совместно со штабом петроградского округа, по инициативе Корнилова, и с полного одобрения генерала Алексеева, был разработан проект организации петроградского фронта, прикрывающего доступы к столице через Финляндию и Финский залив. В состав этого фронта должны были войти войска Финляндии, Кронштадта, побережья, Ревельского укрепленного района, -- и Петроградского гарнизона, в котором запасные батальоны предположено было развернуть в полевые полки, и свести в бригады; вероятно было и включение Балтийского флота. Такая организация, логичная в стратегическом отношении, в особенности в связи с поступавшими сведениями -- об усилении германского фронта на путях к Петрограду, давала главнокомандующему законное право видоизменять дислокацию, производить смену фронтовых и тыловых частей и т. д.

Не знаю, возможно ли было таким путем действительно освободить столицу от гарнизона, который становился настоящим бичом ее, Временного правительства и даже, в сентябрьские дни, небольшевистской части Совета... Правительство донельзя опрометчиво связало себя обещанием, данным в первой его декларации, "неразоружения и невывода из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении". Но план рухнул сам собой с уходом Корнилова: его заместители, последовательно назначаемые Керенским, были настолько неопределенной политической физиономии, и настолько недостаточного военного опыта, что ставить их во главе такого крупного войскового соединения -- не представлялось возможным.

В последних числах апреля, перед своим уходом, Гучков пожелал провести Корнилова на должность главнокомандующего Северным фронтом, освободившуюся после увольнения генерала Рузского. Генерал Алексеев и я были на совещании с Тома, и французскими военными представителями, когда меня пригласили к аппарату Юза, для беседы с военным министром. Так как генерал Алексеев оставался в заседании, а больной Гучков лежал в постели, то переговоры, в которых я являлся посредником, были чрезвычайно трудны, и технически и по необходимости, ввиду непрямой передачи, облекать их в несколько условную форму. Гучков настаивал, Алексеев отказывал. Не менее шести раз я передавал их реплики сначала сдержанные, потом повышенные.

Гучков говорил о трудности управления, наиболее распущенным, Северным фронтом, о необходимости там твердой руки. Говорил, что желательно оставить Корнилова в непосредственной близости к Петрограду, ввиду всяких политических возможностей в будущем... Алексеев отвечал категорическим отказом. "Политические возможности" обошел молчанием, а сослался на недостаточный командный стаж Корнилова и неудобство обходить старших начальников, более опытных и знакомых с фронтом, как например генерала Драгомирова (Абрама). Когда на другой день, тем не менее, из министерства пришла официальная уже телеграмма, по поводу назначения Корнилова, Алексеев ответил, что он категорически несогласен; а если назначение все же последует помимо его желания, то он немедленно подаст в отставку.

Ни разу еще Верховный главнокомандующий не был так непреклонен в сношениях с Петроградом. У некоторых, в том числе у самого Корнилова, как он мне впоследствии признался, невольно создалось впечатление, что вопрос был поставлен несколько шире, чем о назначении главнокомандующего... что здесь играло роль опасение "будущего диктатора". Однако, сопоставление этого эпизода с фактом учреждения для Корнилова Петроградского фронта -- обстоятельство не менее значительное, и также чреватое всякими возможностями -- находится в полном противоречии с подобным предположением.

Корнилов в начале мая принял 8-ю армию на Юго-западном фронте. Генерал Драгомиров был назначен главнокомандующим Северного фронта.

Это -- второй эпизод, дающий ключ к разгадке установившихся впоследствии отношений, между генералами Алексеевым и Корниловым.

8-ю армию Корнилов, по его словам, принял в состоянии полного разложения. "В течение двух месяцев, -- говорит он, -- мне почти ежедневно пришлось бывать в войсковых частях, лично разъяснять солдатам необходимость дисциплины, ободрять офицеров, и внушать войскам необходимость наступления... Тут же я убедился, что твердое слово начальника и определенные действия необходимы, чтобы остановить развал нашей армии. Я понял, что этого твердого слова ожидают и офицеры и солдаты, сознательная часть которых уже утомилась от полной анархии"...

При каких условиях проходили объезды Корнилова, мы уже видели в главе XXIII. Удалось ли ему за это время пробудить сознание в солдатской массе -- не думаю: в 8-й армии Калуш 28 июня и Калуш 8 июля являют одинаково лик героя, и лик зверя. Но среди офицерства и небольшой части настоящих солдат, его обаяние выросло весьма значительно. Выросло оно также, во мнении несоциалистической части русского общества. И когда после разгрома 6 июля, назначенный на крайне ответственный пост -- главнокомандующего Юго-западным фронтом, только в порядке непротивления демократизации армии, генерал Гутор впал в отчаяние и прострацию, то его заменить было некем, кроме Корнилова (в ночь на 8 июля).

...Хотя призрак "генерала на белом коне" витал уже в воздухе и смущал душевный покой многих.

Брусилов сильно противился этому назначению. Керенский минуту колебался. Но положение было катастрофическим. А Корнилов смел, мужественен, суров, решителен, независим, и не остановится ни перед какими самостоятельными действиями, требуемыми обстановкой и ни перед какой ответственностью. По мнению Керенского, опасные в случае успеха качества идущего напролом Корнилова при паническом отступлении могли принести только пользу. А когда мавр сделает свое дело, с ним можно ведь и расстаться...

И Керенский настоял на назначении Корнилова главнокомандующим Юго-западного фронта.

На третий день по вступлении в должность Корнилов телеграфировал Временному правительству: "Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер, и лишит меня единственного средства спасти армию, и использовать ее по действительному ее назначению защиты Родины и свободы, то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия главнокомандующего"...

Ряд политических телеграмм Корнилова, -- произвел огромное впечатление на страну, и вызвал у одних страх, у других злобу, у третьих надежду.

Керенский колебался. Но... поддержка комиссаров и комитетов... Некоторое успокоение и упорядочение Юго-западного фронта, вызванное между прочим, смелой, решительной борьбой Корнилова с армейскими большевиками...

То удручающее одиночество, которое почувствовал военный министр после совещания 16 июля... Бесполезность оставления на посту Верховного Брусилова и безнадежность возглавления вооруженных сил генералом новой формации, уже доказанная опытом Брусилова и Гутора... Настоятельные советы Савинкова...

Вот ряд причин, которые заставили Керенского, ясно отдававшего себе отчет в неизбежности столкновения, в будущем, с человеком, всеми фибрами души отрицавшим его военную политику, решиться на назначение Верховным главнокомандующим Корнилова. Не подлежит никакому сомнению, что Керенский сделал этот шаг только в порыве отчаяния. Такое же чувство обреченности руководило им, вероятно, при назначении управляющим военным министерством Савинкова.

Столкновения начались раньше, чем можно было ожидать. Получив указ о своем назначении, Корнилов тотчас же послал Временному правительству телеграмму, в которой "докладывал", что принять должность и "привести народ к победе, и приближению справедливого и почетного мира" он может только при условиях:

1) ответственности перед собственной совестью и всем народом.

2) полного невмешательства в его оперативные распоряжения, и поэтому, в назначение высшего командного состава.

3) распространения принятых за последнее время мер на фронте и на все те местности тыла, где расположены пополнения армии.

4) принятия его предложений, переданных телеграфно на совещание в Ставку 16 июля.

Прочтя в свое время в газетах эту телеграмму, я был немало удивлен содержанием первого пункта требований, устанавливавшего, весьма оригинальную, государственно-правовую форму суверенитета верховного командования, впредь до Учредительного собрания.

И ждал с нетерпением официального ответа. Его не последовало.

Как оказалось, в совете правительства, по получении ультимативного требования Корнилова, шли горячие дебаты, причем Керенский требовал, для поддержания авторитета верховной власти, немедленного устранения нового Верховного главнокомандующего. Правительство не согласилось, и Керенский, обойдя молчанием другие пункты телеграммы, ответил лишь на 2-ой -- признанием за Верховным главнокомандующим права выбора себе ближайших помощников.

В отступление от установившегося и ранее порядка назначений, правительство, одновременно с назначением Корнилова, издало указ без его ведома, о назначении генерала Черемисова главнокомандующим Юго-западным фронтом. Корнилов счел это полным нарушением своих прав, и послал новый ультиматум, заявив, что он может оставаться в должности Верховного только при условии, если Черемисов будет удален, и притом немедленно. До выяснения вопроса ехать в Могилев отказался. Черемисов в свою очередь, крайне нервничал и грозил "с бомбами в руках" войти в штаб фронта, и установить свои права главнокомандующего.

Это обстоятельство еще более осложнило вопрос, и Корнилов докладывал по аппарату в Петроград, что считает более правильным увольнение Черемисова в отставку:

"Для упрочения дисциплины в войсках, мы решились на применение суровых мер к солдатам; такие же меры должны быть применяемы и к высшим войсковым начальникам".

Революция перевернула вверх дном все взаимоотношения, и существо дисциплины. Как солдат, я должен бы видеть во всех этих событиях подрыв авторитета Временного правительства (если бы он был) и не могу не признать права и обязанности правительства заставлять всех уважать его власть. Но как бытописатель добавлю: у военных вождей не было других способов остановить развал армии, идущий свыше; и если бы правительство поистине обладало властью, и во всеоружии права и силы могло и умело проявлять ее, то не было бы ультиматумов ни от Совета, ни от военных вождей. Больше того, тогда было бы ненужным 27-е августа, и невозможным 25-е октября.

В конечном результате, в штаб фронта прибыл комиссар Филоненко и сообщил Корнилову, что все его пожелания принципиально приняты правительством, а Черемисов назначается в распоряжение Временного правительства. Главнокомандующим Юго-западным фронтом был назначен случайно, наспех, генерал Балуев, а Корнилов 24 июля вступил в должность Верховного.

Призрак "генерала на белом коне" получал все более и более реальные очертания.

Взоры очень многих людей -- томившихся, страдавших от безумия и позора, в волнах которых захлебывалась русская жизнь, все чаще и чаще обращались к нему. К нему шли и честные, и бесчестные, и искренние и интриганы, и политические деятели, и воины, и авантюристы. И все в один голос говорили:

-- Спаси!

А он -- суровый, честный воин, увлекаемый глубоким патриотизмом, неискушенный в политике и плохо разбиравшийся в людях, с отчаянием в душе и с горячим желанием жертвенного подвига, загипнотизированный и правдой, и лестью, и всеобщим томительным, нервным ожиданием чьего-то пришествия, -- он искренне уверовал в провиденциальность своего назначения.

С этой верой жил и боролся, с нею же умер на высоком берегу Кубани.

Корнилов стал знаменем. Для одних -- контрреволюции, для других, -- спасения Родины.

И вокруг этого знамени началась борьба за влияние и власть людей, которые сами, без него, не могли бы достигнуть этой власти...

Еще 8 июля в Каменец-Подольске имел место характерный эпизод.

Там возле Корнилова произошло первое столкновение двух людей: Савинкова и Завойко. Савинков -- наиболее видный русский революционер, начальник боевой террористической организации социал-революционной партии, организатор важнейших политических убийств -- министра внутренних дел Плеве, великого князя Сергея Александровича и др. Сильный, жестокий, чуждый каких бы то ни было сдерживающих начал "условной морали"; презиравший и Временное правительство, и Керенского; в интересах целесообразности, по-своему понимаемых, поддерживающий правительство, но готовый каждую минуту смести его, он видел в Корнилове лишь орудие борьбы для достижения сильной революционной власти, в которой ему должно было принадлежать первенствующее значение.

Завойко один из тех странных людей, которые потом тесным кольцом окружили Корнилова и играли такую видную роль в августовские дни. Кто он, этого хорошенько не знал и Корнилов. В своем показании верховной следственной комиссии Корнилов говорит, что познакомился с Завойко в апреле 1917 года, что Завойко был когда-то "предводителем дворянства Гайсинского уезда, Подольской губернии, работал на нефтяных промыслах Нобеля в Баку и по его рассказам, занимался исследованием горных богатств в Туркестане и Западной Сибири. В мае он приехал в Черновицы и, зачислившись добровольцем в Дагестанский конный полк, остался при штабе армии, в качестве личного ординарца Корнилова. Вот все, что было известно о прошлом Завойко.

Первая телеграмма Корнилова Временному правительству была первоначально редактирована Завойко, который "придал ей ультимативный характер со скрытой угрозой -- в случае неисполнения требований, предъявленных Временному правительству, объявить на Юго-западном фронте военную диктатуру". Убеждения Савинкова перевесили. Корнилов согласился даже удалить Завойко из пределов фронта, но скоро вернул опять...

Все это я узнал впоследствии. Во время же всех этих событий, я продолжал работать в Минске, всецело поглощенный теперь уже не наступлением, -- а организацией, хоть какой-нибудь, обороны полуразвалившегося фронта. Никаких сведений, даже слухов о том, что творится на верхах правления и командования, -- не было. Только чувствовалось, во всех служебных сношениях, крайне напряженное биение пульса.

В конце июля совершенно неожиданно получаю предложение Ставки: занять пост главнокомандующего Юго-западным фронтом. Переговорил по аппарату с начальником штаба Верховного, -- генералом Лукомским: сказал, что приказание исполню и пойду, куда назначат, но хочу знать, чем вызвано перемещение; если мотивами политическими, то очень прошу меня не трогать с места. Лукомский меня уверил, что Корнилов имеет в виду исключительно боевое значение Юго-западного фронта, -- и предположенную там стратегическую операцию. Назначение состоялось.

Я простился с грустью со своими сотрудниками и, переведя на новый фронт своего друга генерала Маркова, выехал с ним к новому месту службы. Проездом остановился в Могилеве. Настроение Ставки было сильно приподнятое, у всех появилось оживление и надежды, но ничто не выдавало какой-либо "подземной" конспиративной работы. Надо заметить, что в этом деле военная среда была настолько наивно неопытна, что потом, когда действительно началась "конспирация", она приняла такие явные формы, что только глухие и слепые могли не видеть и не слышать.

В день нашего приезда, у Корнилова было совещание из начальников отделов Ставки, на котором обсуждалась так называемая "корниловская программа" восстановления армии.

Я был приглашен на это заседание. Не буду перечислять всех основных положений, приведенных ранее и у меня, и в корниловских телеграммах-требованиях, как, например, введение военно-революционных судов и смертной казни в тылу, возвращение дисциплинарной власти начальникам, и поднятие их авторитета, ограничение деятельности комитетов, и их ответственность и т. д.

Помню, что наряду с ясными и бесспорными положениями, в проекте записки, составленной отделами Ставки, были и произведения бюрократического творчества, малопригодные в жизни. Так, например, желая сделать дисциплинарную власть, -- более приемлемой для революционной демократии, -- авторы записки разработали курьезную подробную шкалу, соответствия дисциплинарных проступков и наказаний. Это -- для выбитой из колеи, бушующей жизни, где все отношения попраны, все нормы нарушены, где каждый новый день давал бесконечно разнообразные уклонения от регламентированного порядка.

Как бы то ни было, верховное командование выходило на новый правильный путь, а личность Корнилова, казалось, давала гарантии в том, что правительство будет принуждено следовать по этому пути. Несомненно, что с советами, комитетами и с солдатской средой, предстояла еще длительная борьба. Но, по крайней мере, определенность направления давала нравственную поддержку, и реальное основание для дальнейшей тяжелой работы.

С другой стороны, поддержка корниловских мероприятий военным министерством Савинкова давала надежду, что колебания и нерешительность Керенского будут, наконец, преодолены. Отношение к данному вопросу Временного правительства, в его полном составе, не имело практического значения, и даже не могло быть официально выражено...

Керенский в это время, как будто освободился несколько от гнета Совета; но, подобно тому, как ранее все важнейшие государственные вопросы решались им вне правительства, совместно с руководящими советскими кругами, так теперь, в августе, руководство государственными делами перешло, минуя и социалистические, и либеральные группировки правительства, к триумвирату в составе Керенского, Некрасова и Терещенко.

По окончании заседания, Корнилов предложил мне остаться и, когда все ушли, тихим голосом, почти шёпотом сказал мне следующее:

-- Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N. Он все носится со своей идеей переворота, и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича; что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства... Ну, нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду. Так вот, Антон Иванович, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?

-- В полной мере.

Это была вторая встреча и второй разговор мой с Корниловым; мы сердечно обняли друг друга и расстались, чтобы встретиться вновь... только в Быховской тюрьме.

А.И. Деникин

Очерки русской смуты. -- Париж, 1921.

См. далее...

Информация к размышлению

Русская военная "формула квадрата" 61k "Фрагмент" Политика. Размещен: 11/06/2015, изменен: 11/06/2015. 62k. Статистика.

Великая сила кутузовского прозрения сказалась здесь, во-первых, в том, что он увидел момент, когда можно было дать решающее сражение с уверенностью в победе, а, во-вторых, в том, что он понял характер Бородинской битвы, понял, что это - победа с отсроченным результатом...

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

Вечевой колокол истории 40k "Фрагмент" Политика. Размещен: 10/06/2015, изменен: 10/06/2015. 40k. Статистика.

Истинный историк верит в свой народ и никогда не сомневается в его силе, способностях и возможностях. Когда видит опасность, подстерегающую его страну, он бьет в вечевой колокол, пытаясь созвать сограждан для отражения грозящей агрессии.

Иллюстрации/приложения: 6 шт.

В 1478 году, желая лишить Новгород самостоятельности и стремясь присоединить его огромные владения к Москве, Иоанн III с войском подошел к Великому Новгороду и осадил его. При этом московский князь со всей строгостью поставил вопрос о вечевом строе: "вечю колоколу... не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати"...И если "черные люди" встали на защиту вечевого строя, то бояре стремились "жалобниками" прийти к царю. Как писал Н.М.Карамзин: "Бояре не стояли ни за вечевой колокол, ни за посадника, но стояли за свои вотчины".

Стратегия М. Кутузова 53k "Фрагмент" Политика. Размещен: 27/05/2015, изменен: 27/05/2015. 53k. Статистика.

Пора бы признать, что Михаил Илларионович Кутузов - не просто главнокомандующий русскими войсками в Отечественной войне 1812 года. Он - творец победы над Наполеоном.

Иллюстрации/приложения: 9 шт.

http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/strategijamkutuzowa.shtml

Аракчеевский "мозговой центр" 70k "Фрагмент" Политика

Если кто-то думает, что времена Аракчеевщины, плацпарадности ушли в прошлое, то глубоко ошибается. "Общество вычищенных сапог" процветает, а "Общество ревнителей военных знаний" не функционирует даже в том виде, в коем оно пребывало в дореволюционное время: прогресс технический - не сопутствующая прогресса нравственного. Любят цепных псов, охраняющих ревниво господское добро...

Иллюстрации/приложения: 10 шт.

http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/arakcheewskijmozgowojcentr.shtml

Аракчеев был фаворит и временщик. Распоряжаться людьми он мог самовластно. "Он все давит, -- писал Жозеф де Местр. -- Перед ним исчезли, как туманы, самые заметные влияния". Так могло казаться, ибо под конец царствования Александр принимал почти все доклады через Аракчеева. Министрам нелегко было добиться аудиенции.

Аракчеев любил военное ремесло на плацу и в кабинете, а на войне, по слабости нервов, избегал опасности. И любовница у Аракчеева была такая же, как он: сластолюбивая и жестокая. Александр и с ней, с Настасьей Минкиной, беседовал благосклонно, не ревнуя ее к временщику. Он не подозревал, что дворовые убьют эту помещицу, и тогда Аракчеев, забыв о своем государе, покинет его в самую опасную минуту его жизни.

В 1819 году вспыхнул в Чугуеве среди военных поселенцев бунт. Аракчеев приехал для расправы. Шпицрутены пущены были в ход. Долго не выдавали зачинщиков, но пытка продолжалась, и в конце концов бунтовщиков усмирили.

И вдруг Александру доносят о бунте Семеновского полка!К нему явился с донесением адъютант командующего корпусом лейб-гусарского полка штаб-ротмистр Чаадаев. Это был тот самый Петр Яковлевич Чаадаев, впоследствии автор "Философических писем". Александру было неприятно почему-то встретиться теперь с глазу на глаз с этим офицером, и ранее ему известным. Если бы сейчас перед ним стоял какой-нибудь простец, камердинер Онисимов, или кучер Илья, или граф Аракчеев, ему было бы легче. Но видеть устремленные на тебя умные, проницательные глаза, все понимающие, -- нет, это невыносимо!

Кутузов: "глас вопиющего в пустыне" 201k "Фрагмент" Политика. Размещен: 22/04/2014, изменен: 22/04/2014. 201k. Статистика. 499 читателей (на 30.11.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 29 шт.

Кутузов яснее, чем кто-либо, представлял себе опасность, угрожавшую русскому народу. Он распознал не только вполне уже выясненного врага -- Наполеона, но и не вполне еще выяснившихся "друзей", вроде Франца австрийского, короля прусского ...

Война 1812 г грянула... Отовсюду шел один и тот же несмолкаемый крик: "Кутузова!"

8 августа 1812 г. Александр принужден был подписать указ о назначении Кутузова главнокомандующим российских армий, действующих против неприятеля, на чем повелительно настаивало общее мнение армии и народа.

На авансцене истории в этот грозный момент стояли друг против друга два противника, оба отдававшие себе отчет в неимоверном значении того, что поставлено на карту.

Оба делали все усилия, чтобы в решающий момент получить численное превосходство. Но один из них -- Наполеон, которому достаточно приказать, чтобы все, что зависит от людской воли, было немедленно и беспрекословно исполнено.

А другой -- Кутузов, которого, правда, царь "всемилостивейше" назначил якобы неограниченным повелителем и распорядителем всех действующих против Наполеона русских вооруженных сил, оказывался на каждом шагу скованным, затрудненным и

Кутузов знал, что повелевать ими может и будет царь, а он сам может не приказывать им, но только увещевать и уговаривать, чтобы они поскорее шли к нему спасать Москву и Россию.

Этот призыв остался гласом вопиющего в пустыне...

"Россия не увидела нового Кутузова"... 45k "Фрагмент" Политика. Размещен: 29/03/2014, изменен: 29/03/2014. 45k. Статистика. 408 читателей (на 26.11.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 15 шт.

НЕ русский генерал А. Куропаткин, в большей степени, чем другие высокопоставленные лица, виновен в поражении Русской Армии в войне с японцами в начале ХХ века.

В заслугу этому боевому генералу можно поставить не только честность и мужество признавать собственные ошибки, но и прозорливость, умение видеть причины военной слабости царской России.

Его мысли, изложенные далее, представляют собой плод творческого ума, помноженный на боевой опыт и знание реалий тогдашней России.

Приходится сожалеть о том, что мысли, высказанные А.Н. Куропаткиным, не были востребованы властью и не нашли практического воплощения.

Сейчас, более сто лет спустя, нам надобно не только с благодарностью отнестись к высказанному генералом Куропаткиным, но и призвать всех радеющих за нашу Отчизну, последовать примеру этого офицера и сделать достоянием те мысли и суждения, которые родились в головах думающих офицеров и генералов на полях современных битв и сражений.

Конечно, нет никакой уверенности в том, что и сегодня власть обратит внимание на мысли современных "Куропаткиных". Должно ли это их останавливать? Пожалуй, нет. Хотя бы потому, что найдутся люди, которые, прочитав умные мысли, скажут: "Ай, да, молодец!"...

Набат Брусиловского "прорыва": "поле для измены и для лакейства"... 53k "Фрагмент" Политика. Размещен: 28/03/2014, изменен: 28/03/2014. 53k. Статистика. 477 Читателей (на 8.1.2015 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 9 шт.

Учитель верховой езды до чина генерал-майор включительно, сам великолепный наездник, Алексей Алексеевич Брусилов (1853-1926) заслужил этим благосклонность Великого Князя Николая Николаевича, постоянного покровителя конного спорта в армии.

Никогда ничем предварительно не командуя, Брусилов получил вторую гвардейскую дивизию.

Через короткий срок он уже командовал корпусом, причем перед отъездом к новому месту служения во время прощального обеда в присутствии Великого Князя Николая Николаевича на глазах многих присутствующих поцеловал руку у своего августейшего покровителя в знак признательности за незаслуженные милости.

Война была также благосклонна к Брусилову, человеку "случая": знаменитый его прорыв 1916 г., обязанный своим успехом серьезному, талантливому и скромному его начальнику артиллерии генералу М.В. Ханжину, прославил не этого выдающегося артиллерийского генерала, а Брусилова, который не сумел даже эксплуатировать без личного труда доставшуюся ему победу и не справился с задачею массового кавалерийского преследования, невзирая на свою кавалерийскую специальность.

Искусная реклама свила вокруг Брусилова победный ореол.

"Символ: любовь к Отечеству, наука и славянство"... 78k "Фрагмент" Политика. Скобелев. Каменев. Обновлено: 16/02/2011 Обновлено: 16/02/2011. 78k. Статистика. 2294 читателей (на 20.11.2014 г.)

Иллюстрации/приложения: 9 шт.

Заслуга Скобелева состояла в том, что все свои планы он строил на осмысленном выполнении воинского долга, на доскональном знании изумительных боевых качеств русского солдата.

В кругу близких Скобелев не раз говорил: "Мой символ краток: любовь к Отечеству, наука и славянство. На этих китах мы построим такую политическую силу, что нам не будут страшны ни враги, ни друзья! И нечего думать о брюхе, ради этих великих целей принесем все жертвы".

Германия. Скобелев вернулся на родину в угнетенном настроении. Все увиденное на маневрах в Германии утвердило его в мысли, что война с немцами неизбежна.

Именно железная дисциплина германской армии привела Скобелева к мысли, что в русском народе требуется не только низшее или среднее, но и высшее образование, как залог осмысленного патриотизма: - Где будет патриотизм, там будет и дисциплина... (См.: Пикуль В. Соб. соч. - т.20. Исторические миниатюры).

Популярности Скобелева в то время мог позавидовать любой из европейских правителей.

Вокруг Скобелева складывалась обстановка ненависти, зависти к человеческом личности, к блестящему, ясному и дальновидному уму, к уникальным военным дарованиям, к трудолюбию и терпению.

В нем придворная камарилья видела опасного конкурента, и потому полный генерал пребывал все еще на должности командира корпуса.

Слухи, муссировавшиеся в обеих столицах, пророчили военный переворот во главе со Скобелевым и даже определяли его дату -- день коронации Александра III, и даже то, что Скобелеву суждено взойти на российский престол под именем Михаила III.

Историкам известна фраза фельдмаршала Мольтке: - Не скрою, что смерть Скобелева доставила мне радость...

В этом случае немка Ванда [девица, в номере которой был найден Скобелев] могла быть агентом германского генштаба, который с ее помощью убрал Скобелева, как опасного противника в будущей войне.

"Священной дружины", которая расправилась с популярным генералом совсем по иным причинам. В первом случае Ванда действительно являлась агентом бисмарковской Германии, ибо сразу же после гибели Скобелева немецкая пресса издала вопль дикой радости; в кайзеровской армии началось всеобщее ликование, будто она уже выиграла войну с Россией.

Александр III направил Надежде Дмитриевне письмо: "Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для Русской армии трудно заменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей".

В искренности этих слов трудно усомниться.

0x01 graphic

"Славильщики".

Художник Соломаткин Леонид Иванович (1837-1883)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 01/09/2015, изменен: 01/09/2015. 45k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 4 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Взоры очень многих людей - томившихся, страдавших от безумия и позора, в волнах которых захлебывалась русская жизнь, все чаще и чаще обращались к нему. К нему шли и честные, и бесчестные, и искренние и интриганы, и политические деятели, и воины, и авантюристы. И все в один голос говорили: - Спаси! Корнилов стал знаменем. Для одних - контрреволюции, для других, - спасения Родины.

Каменев Анатолий Иванович Призрак "генерала на белом коне"

Каменев Анатолий Иванович
Призрак "генерала на белом коне"