ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Чп в артполку

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О педантизме, мелочности и палке капрала

А.И. Каменев

"ЧП" В АРТПОЛКУ

  
   Продолжение. Начало См.:
  
   Три недели, которые...   35k   "Фрагмент" Мемуары
   А Ларчик просто открывался.
   Из леса вистимо   30k   "Фрагмент" Мемуары
   Голь на выдумки хитра
   Кочкоград   22k   "Фрагмент" Мемуары
   Мой гарнизон - моя крепость?
   В отдельном автомобильном   45k   "Фрагмент" Мемуары
   Риск - благородное дело
   В чем наша беда?   23k   "Фрагмент" Мемуары
   Практические заметки из служебного опыта
   Из технарей в политработники   12k     "Фрагмент" Мемуары
   О неожиданном повороте судьбы и мыслях по этому поводу
   Тату   34k     "Фрагмент" Мемуары
   Начало пути вечного узника
  

Стрельба прямой наводкой

   Стрельбы в артиллерии являются важнейшим упражнением в боевой подготовке войск.
   Они являются реальным показателем той обученности, которой достигли войска за истекший период.
   К стрельбам готовятся в полку все, но более всего, конечно, стреляющие.
   Вначале отрабатываются стрельбы из одиночных орудий, потом организуются взводные, а следом за ними - батарейные, дивизионные и полковые стрельбы.
   Но основа коллективной стрельбы все же закладывается артстрелковой подготовкой расчета.
   *
   В зависимости от типа орудия, стрельба подразделяется на два вида: с закрытых огневых позиций и прямой наводкой. Так, к примеру, противотанковые орудия стреляют прямой наводкой, а гаубицы, преимущественно, с закрытых огневых позиций.
   Однако, учитывая боевой опыт, гаубичные расчеты тоже учат стрелять прямой наводкой.
   В время боя нередко возникает необходимость выводить гаубицы на прямую наводку и стрелять из этих орудий по наступающим танкам и БМП противника.
   *
   Боевые стрельбы расчета всегда готовятся тщательно. Им предшествует военно-инженерная подготовка, связанная с оборудованием огневой позиции. Далее тренируется на слаженность расчет. После этого отрабатываются разного рода вводные, связанные с внезапным нападением противника, сменой огневой позиции, взаимозаменяемостью и действия в составе сокращенного расчета.
   Следом идет стрельба холостыми зарядами и только после них наступает ответственный момент - боевая стрельба.
   *
   В день стрельбы из одиночных орудий все было, как обычно. Легкая суета, волнение стреляющих, приподнятое настроение у всех остальных.
   Стреляли прямой наводкой по макету танка.
   Стреляющими были командиры орудий, сержанты.
   До этого они успешно отстрелялись с закрытых огневых позиций и уже чувствовали себя уверенными.
   Но волнение все же не оставляло их, что заметно было по некоторой скованности, излишней нервозности и другим внешним проявлениям.
   *
   К моменту "ЧП" отстрелялись пятеро командиров расчетов.
   И вот наступил черед шестого.
   Глядя в бинокль, командир расчета уверенно скомандовал установки для стрельбы.
   Расчет навел орудие в цель.
   Заряжающий дослал патрон в патронник.
   Прозвучала команда для стрельбы и раздался выстрел...
   *
   Выстрел этот надолго запомнился в полку и его последствия очень сильно сказались на всей последующей боевой учебе.
   Снаряд, пушенный из орудия, разорвался в непосредственной близости от орудия.
   Произошло это по вине наводчика, который, ошибся в установке и придал стволу угол склонения.
   Снаряд, вместо того, чтобы лететь по малой навесной траектории, был направлен в землю, как говорится, под самые ноги орудия.
   Стреляющий сержант, нарушив инструкцию, наблюдал в бинокль за полетом снаряда в метре от защитного щита орудия.
   Находись он за щитовым прикрытием, он был бы защищен от сколков разорвавшегося снаряда, но, выйдя из-за него, подставил себя им.
   Сержант был убит наповал донной частью мощного снаряда...
   *
   Стрельбу тотчас прекратили.
   Следом за этим событием в полк нагрянули всяческие комиссии из дивизии и штаба округа.
   Помимо проверяющих из отдела боевой подготовки прибыли тыловики, медики, политработники.
   Внушительный десант в полк направила военная прокуратура.
   Из службы войск прибыли офицеры, которые не оставили без своего внимания ни одного уголка военного городка и ни одного приказа по полку.
   Все чего-то искали...
   *
   Казалось, факт несчастного случая на стрельбе очевиден.
   Организация стрельб была выполнена строго по инструкции.
   Все должностные лица обязанности свои исполнили в должной мере: обучили, научили, тренировали, предупреждали об опасности, категорически запрещали нарушать правила безопасности.
   Орудие было в исправном состоянии. Все приборы и оборудование были в надлежащем виде.
   И вот только два человека в расчете были, действительно, виновны: наводчик, который придал угол склонения орудию, и командир орудия, нарушивший требования безопасности при стрельбе.
   *

Система: "найди крайнего"...

   Но такова уж наша Система Возложения Ответственности, которая ищет не виновного, а "крайнего", т.е., так называемого, "козла отпущения". Причем, в это "козлиное стадо" попадают не только виновные, но и все те, которые подпадают под раздачу наказаний.
   *
   При такой Системе важно быстро найти "ответчика", возложив на него не только ответственность за происшедшее, но и подведя солидную базу под категории "безответственность", "уклонение от исполнения служебных обязанностей", подкрепив все это ссылками на упущения в политической подготовке и воспитании личного состава.
   Вот почему лихорадочно собирается компромат на то должностное лицо, которое выбрано в качестве отвечающего. Десятки людей для этого озабоченно трутся в казармах, листают кипы документов, опрашивают массу людей и с упоением хватаются за каждую шероховатость в службе, быте, обеспечении войск, деятельности должностных лиц.
   Случается так, что об истинном виновнике даже забывают, так как на горизонте мелькают фигуры покрупнее, чем какой-то виновник "ЧП".
   *
   Так было и на этот раз.
   Наводчик, истинный виновник происшедшего, отделался легким испугом.
   Пострадали командир взвода и батареи. Но и их наказание было довольно мягким.
   Основной удар пришелся на командира дивизиона.
   На полкового начальника не замахнулись, но нервы ему помотали тоже изрядно.
   *
   А вот командир дивизиона был лучшей кандидатурой на звание ответчика.
   Фигура в полку заметная.
   Должность вполне приличная.
   Да и хозяйство немалое - в нем можно накопать все, что угодно.
   И, накопали изрядно все проверяющие: служба войск нашла упущения в исполнении уставов и приказов командующего; тыловики обнаружили лишнее обмундирование и неучтенное имущество; политработники в конспектах солдат и сержантов обнаружили непозволительные рисунки и сомнительного рода стишки.
   Совместными усилиями проверяющих была составлена докладная записка на имя командующего войсками, в которой положение дел в дивизионе рисовалось лишь в черных тонах, а сам командир дивизиона характеризовался как недобросовестный офицер и безответственный командир, который "самоустранился от руководства боевой и политической подготовкой личного состава" и совершенно перестал интересоваться делами службы.
   На самом деле, этот командир дивизиона ничем не отличался от других: исполнял, все, что положено, от дел службы не уклонялся, и по своим качествам был весьма неплохим офицером.
   Но, на его беду, в дивизионе произошло "ЧП" и надо было срочно найти виновного достаточного ранга, чтобы успокоить окружное начальство. Командир полка был слишком большой фигурой и в качестве ответчика мог наделать много шума.
   Командир дивизиона был фигурой помельче, да и шуму вокруг него не должно быть большого.
   Так и произошло.
   Никто в полку не шумел и не возмущался вопиющей несправедливостью.
   Лишь в курилке слышались недовольные голоса, но и они быстро смолкали, как только рядом появлялись посторонние люди.
   Бедного командира дивизиона понизили в должности и без лишних разговоров перевели в другую воинскую часть.
  

"Извините, господа, погорячился"...

  
   Много лет спустя, изучая историю русского офицерства, я наткнулся на весьма интересный и поучительный пример того, как в Русской Армии офицеры защищали друг друга, невзирая на титул того лица, от которого исходила несправедливость.
   В 1813 году, вскоре после Кульмского сражения, на одном из переходов цесаревич Константин нагнал колонну кавалергардов и увидел, что полковник В. Каблуков едет в строю вопреки уставу в фуражке, а не в каске.
   Возмущенный брат императора подскакал к Каблукову, сорвал фуражку и, наговорив дерзостей, двинулся дальше.
   А между тем полковнику, раненому под Аустерлицем тремя сабельными ударами в голову и двумя штыковыми в бок, приказом по полку разрешалось носить в строю фуражку.
   Вечером на привале Каблуков объявил однополчанам, что собирается подать рапорт об отставке.
   Все офицеры, возмущенные выходкой цесаревича, подали такие же рапорты по команде.
   Из солидарности к ним присоединился командир полка и шеф кавалергардов Уваров.
   Это известие дошло до Александра I.
   Через несколько дней цесаревич проводил смотр в полку.
   После смотра он собрал офицеров полка и признал себя виновным в нанесении незаслуженной обиды доблестному полковнику и просил извинить нанесенную обиду.
   "А если, - добавил Константин Павлович, - кто-нибудь из офицеров останется недоволен, то я согласен дать каждому личную сатисфакцию".
   Конечно, победителем из этого конфликта вышел не только Каблуков, но и все офицеры полка.
   Каждый из кавалергардов ясно понимал, что не вступись он за своего товарища, завтра может сам оказаться жертвой подобных оскорблений.
   *
   В моей служебной практике мало было случаев, подобных тому, который произошел в 1813 году.
   А поводов для подобной реакции было предостаточно...
   В последующем я попытаюсь ответить на вопрос: почему в нашем российском офицере нет духа истинного товарищества.
  

У семи нянек

  
   Для артполка "ЧП" на полигоне мело неприятное продолжение.
   С этой поры все боевые стрельбы начинались и заканчивались под неусыпным контролем дивизионного и окружного начальства.
   Приезжающие в полк начальники не учили, а инспектировали, не воспитывали, а мотали нервы, не помогали, а мешали полковым офицерам.
   Эта чрезмерна опека нужна была лишь для того, чтобы в случае какого-либо происшествия прикрыться ссылками на то, как основательно командование дивизии и округа работают в войсках, чтобы вновь найти того "стрелочника", на которого следовало свалить всю вину за происшедшее.
   *
   Есть хорошая поговорка, которая гласит: "У семи нянек дитя без глаза".
   Поговорка эта, как нельзя лучше подходит и к данному случаю.
   Десятки людей суетятся вокруг дела не для пользы его, а ради формального исполнения указания старшего начальника.
   Формализм и казенщина губят любое живое дело.
   Кроме того, что посторонние люди мешают непосредственным исполнителям, они еще воспитывают психологию иждивенчества и губят на корню инициативу, самостоятельность и ответственность должностных лиц.
  

Палка капрала и пуля неприятеля

  
   Фридриха Второго все же несправедливо называют великим.
   "Величие" его заключается лишь в том, что маленькую Пруссию он сделал большим и сильным государством.
   Но Фридрих был не мудр, не прозорлив и не велик тогда, когда добился того, что палку капрала его солдаты боялись пуще пули неприятеля.
   И самый большой грех его заключался в том, что путем мелочного контроля, педантизма он вытравил из офицерского корпуса всякое стремление к инициативе и самостоятельности.
   *
   Для убедительности приведем извлечения из прекрасного труда русского генерала Н. Морозова под названием "Прусская армия эпохи Йенского погрома. Ее возрождение. Значение для нас этого поучения. (СП б., 1912):
   "Блеск побед гениального короля в Семилетнюю войну совершенно ослепил умы современников; прусская армия стала считаться первой в Европе; на ее ученья и маневры ежегодно сотнями съезжались смотреть иностранцы и не было предела восторгам и удивлению посторонних наблюдателей перед выучкой и искусством маневрирования прусских войск".
   Но вот именно эта-то блестящая внешняя выучка и яви­лась впоследствии одной из причин быстрого упадка прусской армии, справедливо замечает автор.
   Французский офицер, посетивший Пруссию в эту эпоху, приглядевшись к манере короля все делать самому, вникая во все мелочи управления и обезличивая своих сотрудников, писал следующие знаменательные слова:
   "Король непременно делает все сам, его министры ровно ничего не значат и им, как и генералам, не достает самостоятельности и одушевления. Кажется, что король, делающий так мало для их подготовки, ведет свое государство к пропасти, на краю ко­торой оно очутится тотчас после его смерти".
   Суровый гнет короля, его мелочность и обезличение подчиненных гибельно отразились на командном составе армии, вытравив в нем всякие следы инициативы и самостоятель­ности.
   Не давая самостоятельности своим сотрудникам и не имея времени лично вникать в подбор командного состава, король стал оценивать начальников по внешности частей, требуя блестящей строевой и тактической выучки, не обращая внимания на личные достоинства начальников, - их характер и знания.
   Чтобы смотр сошел гладко, стали вперед все расписы­вать, точно указывая каждому исполнителю, что и когда он должен делать.
   Создался форменный тактический шаблон наступления, отступления, обороны, строго регламентированный указаниями начальства, и подчиненным оставалось только точно и слепо исполнять без всякой мысли то, что за них уже было обдумано и предписано к неуклонному исполнению сверху.
   Внешность от этого, конечно, сильно выиграла в красоте и стройности исполнения, зато прусские генералы и офицеры разучились думать и что-либо делать без указки сверху. Слепое исполнение мельчайших указаний начальства стало счи­таться в армии верхом воинской добродетели, а отсутствие приказаний на даннный случай - законной причиной полного бездействия.
   Естественно, что при таком духовном и умственном гнете истинные военные люди с характером и инициативой не могли ужиться в рядах армии.
   Недаром, знаменитый Блюхер, впоследствии герой и душа войны за освобождение Германии, в эту эпоху подал в отставку, заявив, что, расходясь с королем в убеждениях, он не может продолжать служить.
   "Ротмистр фон Блюхер может убираться к черту", гла­сила короткая резолюция короля.
   В это же время ушел в отставку и Иорк, впоследствии смелый инициатор Таурогенской конвенции, решивший без ведома короля переход Пруссии на сторону России и войну за освобождение Германии.
   Впал в немилость даже знаменитый Зейдлиц за свое желание обучать конницу лихим атакам, а не парадным кунштюкам и без­упречной стройности эволюций.
   В рядах армии остались лишь те, кто смог подавить в себе всякий собственный живой взгляд, всякую самостоятельность смысла, кто мог всецело погрузиться в тщательное соблюдение пунктиков устава, обратившись в слепое орудие в руках высшего начальника.
   Со смертью короля положение дел усугубилось: свои шаблоны появились почти у каждого генерала. В прусской армии создалась атмосфера, невыно­симая для подчиненных с самостоятельными, твердыми ха­рактерами и как нельзя более благоприятная для лиц, не твердых в чувстве долга, - уверенных в своей безнаказан­ности, - и для лиц произвола, не допускавших и тени само­стоятельной мысли у своих подчиненных, а одновременно готовых исполнять самое абсурдное, самое незаконное и вред­ное для дела требование старшего начальника.
   Итог такой политики - поражение Пруссии в сражении под Йеной в 1806 г. от французов и потеря ею государственной самостоятельности на долгие семь лет.
  

Ложные утверждения и их последствия

   В наших вооруженных силах (советских и нынешних) старшие командиры и начальники все время подрывают самостоятельность и инициативу подчиненных.
   Нет более ложного утверждения, что дисциплина и исполнительность несовместимы с инициативой и самостоятельностью.
   Действительно, ровная настойчивость необходима для достижения начальником исполнения его целесообразных, законных требований, то, с другой стороны, является весьма опасным впадение в крайность, при которой, постоянно замещая волю исполнителей своею собственной и добиваясь пассивного повиновения, можно совершенно заглушить их самостоятельность и инициативу.
   Это - крупная ошибка, которой многие командиры и начальники не мало грешны.
   Способность разумного выбора того, что лучше, в области как умственной, так и нравственной, развивается только тогда, когда выбирающему предоставлено известное поле для свободной деятельности.
   В области же воли, где все основано на самостоятельных решениях, эта разумная свобода в действиях является настолько необходимым условием воспитания, что, при отсутствии или недостаточности ее, результаты этого воспитания будут как раз обратными: мы воспитываем людей безвольных.
   Психологически, этот воспитательный процесс, обращающийся на самовоспитательный, очень прост: при каждом самостоятельном, ответственном решении, если мотивом не является страх начальства, борются в душе долг и страх неудачи (иногда - страх за подчиненных); побеждая же последний и приобретая привычку побеждать его, мы тем самым непосредственно готовим себя к тому, что придется делать на войне - побеждать страх.
   Отсюда - капитальное значение, по существу, развития самостоятельности еще в мирное время, всем направлениям военной системы.
   *
   У нас же, зачастую, побеждает страх перед начальством.
   Выходит, что до сих пор многие командиры и начальники до сих пор исповедуют пропахший гнилью принцип Фридриха: "пусть пуще всего подчиненный боится палки капрала, нежели пули неприятеля"...
   Как это печально, грустно и опасно!
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023