ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Почему Рим пал?

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.29*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Великую цивилизацию невозможно завоевать извне до тех пор, пока она не разрушит себя изнутри...

А.И. Каменев

Почему Рим пал?

  

(Социальные и военно-политические причины величия и падения Рима)

  

ВВЕДЕНИЕ

  
   В истории цивилизации есть немало примеров, которые поражают воображение величием свершенного деяния. Так, примеры отдельных исторических личностей вызывают восхищение величием ума, силой духа, целеустремленностью, благородством характера. Пример целого народа вызывает благоговейное отношение к деятельности вождей нации, добрым нравам народа, умению сплотиться во имя благого дела, а также к тем разумным и справедливым законам, которые регулировали отношения между людьми, не допуская пренебрежения к общим делам нации и не умаляя потребностей, прав и свобод каждого гражданина.
   *
   С точки зрения простого эволюционного развития события должны были бы развиваться от простого к сложному, от менее совершенного к более совершенному, от худшего к лучшему. Но нередко такое поступательное развитие в жизни народов уступает движению обратному: от лучшего - к худшему, от процветания - к угасанию, от богатства - к нищете, от более разумной организации - к неразумной, пагубной и вредной.
   *
   Почему так происходит? Разве по мере развития люди становятся глупее, а государственные деятели теряют мудрость? Разве можно отступать от тех нравов и обычаев, которые привнесли в общество мир, согласие, взаимопонимание и процветание? Почему в угоду тщеславию, единоличной власти над людьми, корысти и т.п. приносится в жертву будущее целого народа, отвергается коллективная мудрость лучших мужей государства?
   Почему народ, столь гордый в прежние века своей свободой и достоинством личности, легко и без сопротивления соглашается на роль бесправного и раболепного подданного, который не имеет почти никаких прав?
   *
   История Рима столь поучительна, что на примерах одного этого государства надо бы до сих пор учить все народы как следует добиваться величия, а на других его примерах - как не допускать падения империи и угасания нации. В этом отношении нам следует прислушаться к мнению Полибия, который весьма четко определил для себя цель такого исторического подхода:
  
   "...Суждения, построенные только на исходе сражений, как о победителях, так и о побежденных, не безошибочны, потому что многие по достижении величайших, как казалось успехов, навлекли на себя величайшие бедствия неумелым пользованием удачами; с другой стороны, есть не мало и таких, которые сумели мужественно пере­нести бедствия и часто обращали их на пользу себе. Поэтому нам следует дополнить описание упомянутых выше событий изображением последующего поведения победителей и того, как они пользовались сво­ею властью над миром, а также выяснить поведение и чувства остальных народов по отношении к повелителям; кроме того, следует изложить стремления и наклонности, преобладавшие и господствовавшие у отдельных народов в частной жизни и в делах общегосударственных. Это изложение покажет со всею ясностью ныне живущим поколениям, должно ли им избегать, или напротив искать владычества римлян, а потомкам поможет решить вопрос, достойно ли владычество их похвалы и соревнования, или же осуждения. Главным образом в этом и состоит польза нашей истории для настоящего и будущего"{1}.
   *
   В истории Древнего Рима мы найдем множество доблестных и поучительных примеров, увидим, как росло разумение правителей и благополучие государства. Позже обнаружится и зреющее зло, разрушившее великолепное общественное творение, ввергнувшее римский народ в братоубийственную войну.
   *
   Мы увидим, как римский народ (который Тит Ливий называл "главенствующим" {2}, причисленный легендой к потомкам самого Марса, которому, как говорил Вергилий, власть над другими народами дана была "бесконечная и беспредельная" {3}, а всемирная миссия - "покорить весь свет, дать всем народам мудрые и справедливые законы, щадить послушных и смирять непокорных" {4}) вынужден был уступить варварским (германским) племенам и без серьезной борьба отдать все свои завоевания в чужие руки. Говоря словами А. Свечина, "римская империя умерла; римский солдат не был побежден германцем - он дал себя им заместить" {5}.

I

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ УРОКИ ДРЕВНЕГО РИМА

  
   Пример Рима обнаруживает и ярко проявляет ту закономерность, которая гласит: великую цивилизацию невозможно завоевать извне до тех пор, пока она не разрушит себя изнутри. Главные причины упадка Рима заключались в измельчании вождей, духовной порче народа, угасании морали, мелочной классовой борьбе, бюрократическом де­спотизме, удушающих налогах, истребительных войнах {6}. Говоря о древних римлянах, Дж. Дрэпер справедливо указывал:
  
   "Это были люди насилия, которые пали вследствие собственных завоеваний и преступлений. Истребление их войною играло, впрочем, незначительную роль в их исчезновении, сравнительно с роковым уменьшением и разрушительным смешением, являвшимся результатами их слияния с обширною массою человечества, с которою им приходилось всту­пать в соприкосновение" {7}.
   *
   Вся история Римской империи в ее внешних отношениях была сплошною борьбою: вначале была завоевана Италия, затем - Карфаген, после этого начались распри внутри самой империи, а на закате могущества пришлось воевать на два фронта: в Европе против германцев, в Азии против парфян и сменивших их новоперсов. Условия этой борьбы диктовали необходимость развития военного дела, усовершенствования главного орудия войны - солдата.
   *
   Первое, на что необходимо обратить внимание, состоит в следующем утверждении: Рим никогда бы ни добился выдающихся побед, если бы развитию военного дела не способствовали добрые нравы и обычаи в обществе.
   *
   В то же время, добрые нравы не создаются сами по себе. Важнейшее значение в этой работе принадлежит особым институтам (религия, общественное собрание, сенат) и людям (философам, ораторам, политикам, проповедникам, государственным деятелям, полководцам и т.д.). Николло Макиавелли так обозначил этот вопрос:
  
   Из всех знаменитых людей всего знаменитее основатели и уста­новители религий. Затем всех славнее основатели республик или государств. Потом наибольшая слава принадлежит полководцам, расширившим пределы своего государства или отечества. К доб­лестным людям принадлежат также ученые; и так как их су­ществует несколько родов, то каждому принадлежит своя доля славы. Из бесчисленного множества остальных людей всякому воздается похвала сообразно степени его искусства и совершенст­ва. Напротив, позорны и гнусны люди, разрушающие религию, губящие государство и республику, враги добродетели, знания и всяких других качеств, приносящих пользу и честь человечес­кому роду; таковы нечестивцы, люди насилия, невежды, тунеяд­цы, подлецы и ничтожные твари {8}.
  
   Добрый пример авторитетного (публичного) лица играет колоссальное воспитательное значение, ибо не только действует силой внушений на массу, но указывает народу правильное направление развития духовных и физических сил и способствует формированию в обществе соответствующих ценностей, на основе которых развивается доблесть и общее стремление совершить полезное дело для общей пользы.
   *
  
   Правы те историки, которые пишут о существенном влиянии среды на формирование народного характера. Римляне, народ земледельческий, окруженный со всех сторон воинственными племенами, вынужден был одной рукой держать соху, а другой - меч. Эти два обстоятельства определили существенную черту римского характера - делало его трезвым реалистом, развивало практицизм и воспитывало воинственность.
  
   *
   Отличаясь от мечтательных греков, римлянин не проявлял большой любви к умозрительной философии и не понимал смысла чисто теоретического мышления и отвлеченных споров. Даже впоследствии, во II в. до христианской эры, видные представители эллинистически образованной римской интеллигенции находили, что умный человек не тот, кто иссле­дует то, чего он никогда не постигнет, но тот, кто дает такие ответы, которые избавляют от забот и хлопот; ценнее всего то, что полезно для отдельного гражданина и государства {9}.
   *
   Безусловно, римский практицизм дал особое направление воспитанию и образованию римлянина: все было направлено на то, чтобы образовать будущего гражданина и воина; во всей римской педагогике приоритетное значение имело лишь то, что способствовало укреплению духа и тела римских граждан.
   *
   Лучшие люди Рима считали своим долгом содействовать воспитанию юношества. Особенно много времени и внимания этому уделяли Цицерон и Квинтиллиан.
  
   Воспитание, по мнению Цицерона, есть усовершенствование дарованных человеку от природы способностей. В интересах развития нравственности наибольшее значение следует отдать религии. Юноши особенно должны во всем остерегаться неумеренности, уважать добрые нравы и старших по возрасту, избирать из них только лучших и справедливейших, и тогда поручать себя их совету и руководству. Более всего надо держать юношество вдали от чувственных наслаждений и как можно более упражнять дух и тело юношей в перенесении напряжений и в терпении. Возбуждение чувства чести и славолюбия надо считать главным воспитательным средством для тех, которые предназначаются впоследствии для занятий высших государственных должностей {10}.
  
   Квинтиллиан, в свою очередь, заявлял следующее:
  
   "Я люблю личности, которых похвала возбуждает, честь приводит в восторг, и которые плачут от сознания своей ошибки, а не от наказания: только честолюбие поддерживает прилежание, а наказание возбуждает его" {11}.
  
   Он считал, что каждая хорошая природная черта требует поддержки; но главное внимание должно быть обращено на укрепление того, что слабо. При этом, однако, надо более всего остерегаться двух вещей: не задаваться невозможным и не навязывать ученику того, к чему он не чувствует никакого призвания, помимо действительно существующего в нем.
  
   Малоспособных надо вести лишь до тех пор, пока в них хватает способностей и охоты... Другое дело с даровитыми... Здесь уже нельзя делать послабления в требованиях{12}.
  
   *
   При таких ценностных установках к воспитанию и развитию римского юношества можно было ожидать благоприятных последствий.
   *
   Не менее важно было религиозное влияние на формирование нравов и государственных установок. В этом отношении интересны два факт, относящиеся к Ромулу, основателю Рима.
   Первый факт связан с самим фактом основания Рима.
   Когда Ромул начал копать ров, кото­рым он хотел окружить стену будущего города, Рем, насмехаясь, перескочил через ров и насыпь. Разгневанный Ромул убил брата и над трупом его воскликнул:
  

"Так да погибнет всякий, кто перескочит через мои стены!" {13}.

  
   Второй факт - касается завещания Ромула. Из предания нам известно, что Ромул через особого посланника завещал:
  
   "Отправляйся и возвести римлянам: угодно богам, чтобы мой Рим стал главой всего мира. А потому пусть будут усердны к военному делу, пусть ведают сами и по­томству передают, что нет человеческих сил, способных проти­виться римскому оружию" {14}.
  
   Эти слова, переданные римлянам, были не просто советом смертного, а посланием свыше, т.е. неким возвещением Истины, которой во все времена должны были следовать римляне.
  
   *
   Эти и другие религиозные каноны играли даже не роль закона, а исполняли функцию божественного повеления, нарушить которое никто и никогда не имел права. Говоря современным языком, это была римская национальная идея, суть которой состояла в том, что Риму поручена великая всемирная миссия - силой своего оружия устанавливать везде и всегда свое господство.
  
   *
   Зная о таких установках, можно не удивляться тому, что молодые люди, едва войдя в возраст, трудились, не щадя сил, в лагере, чтобы постигнуть военное искусство на деле, и на­ходили больше радости в оружии и боевых конях, чем в распут­ницах и пирушках. И когда они мужали, то никакие трудности не были им внове, никакие пути - тяжелы или круты, ни один враг не был страшен: доблесть превозмогала все. Но горячее всего со­стязались они друг с другом из-за славы: каждый спешил сразить врага, взойти первым на стену и в миг подвига оказаться на виду. В этом заключалось для них и богатство, и громкое имя, и высо­кая знатность. К славе они были жадны, к деньгам равнодушны; чести желали большой, богатства - честного{15}.
  
   *
   Римская история свидетельствует о героическом поступке молодого римлянин, по имени Муций, который во время войны с этрусками, для спасения отече­ства, решился на отчаянное дело. Спрятав под плащом кинжал, он отправился в неприятельский лагерь, чтобы убить Порсенну, царя этрусков. Его никто не задержал, и он благополучно пробрался в царскую палатку. В это время там раздавали жалование воинам. Не зная царя в лицо, Муций бросился с кинжалом на того, к которому все обращались с вопросами, и убил его. Оказалось, что это был лишь царский писарь. Этрусские воины схватили Муция, обезоружили и привели к Порсенне. Юноша бесстрашно заявил царю:
  
   "Имя мое Муций, я римский гражданин и хотел умертвить тебя - врага своего отечества. Как видно, я ошибся, но все равно твои часы сочтены, ибо 300 римских юношей составили заговор на твою жизнь. Первому жребий до­стался мне, и то, что мне не удалось, удастся кому-нибудь из остальных".
  
   Порсенна потребовал, чтобы Муций назвал заговор­щиков, угрожая в противном случае сжечь его живым на костре. Муций не ответил на это ни слова, но, желая показать, насколько римляне презирают боль и физические страдания, спокойно подо­шел к жаровне и положил правую руку на пылающие угли. При­сутствующие были поражены ужасом, а Муций, не дрогнув, стоял, пока рука его медленно горела на огне. Больше всех пора­жен был сам царь.
  
   "Ступай отсюда безнаказанно, - вскричал он, - ты поступил с собой более жестоко, чем со мной. Желал бы я, чтобы и за меня сражались такие же бесстрашные люди!"
  
   Исполненный удивления к храбрости римлян и опасаясь за свою жизнь, Порсенна, как говорит предание, не только отпустил Муция, но и снял осаду Рима. Благодарные сограждане высоко оценили подвиг Муция и дали ему почетное прозвище Сцевола (т.е. левша). Оно впоследствии переходило ко всем его по­томкам.
   *
   Доблесть воинская соответствовала и благонравию мирскому, гражданскому. Тит Ливий свидетельствует:
  
   Единодушие было постоянным, своекорыстие - до крайности редким. Право и благо чтили, повинуясь скорее природе, нежели законам. Брань, раздоры, ненависть берегли для врагов, друг с дру­гом состязались только в доблести. В храмах бывали расточитель­ны, дома бережливы, друзьям верны. Двумя качествами сберегали и себя, и свое государство - отвагою на войне, справедливостью во время мира. И вот что служит мне лучшим доводом: на войне чаще наказывали тех, кто бросался на врага вопреки приказу или, услышав сигнал к отступлению, уходил с поля брани чересчур мед­ленно, чем тех, кто осмеливался покинуть свое знамя или место в строю, а в мирное время правили больше милостью, чем стра­хом, и, понеся обиду, предпочитали не наказывать, но прощать{16}.
  
   *
   По-другому и не могло быть. Ведь и в армии, и в гражданском обществе были люди, воспитанные на одних и тех же добродетелях, приобщенные к одной и той же системе духовных ценностей, питавшие уважение и к воинскому и гражданскому труду, безусловно, ставя несравненно выше ратный труд, как первооснову процветания Рима.
   *
   После того, как неримляне заполонили город, Рим перестал быть городом, где народ был воодушевлен тем же духом, той же любовью к свободе, той же ненавистью к тирании, где борьба за власть против сената и стремление лишить знать ее прерогатив были смешаны с уважением и являлись не чем иным, как только любовью к равенству. Когда народы Италии стали гражданами Рима, каждый город, сохраняя свои характерные черты, стал отстаи­вать свои частные интересы, обнаруживать свою зависимость от какого-либо сильного покровителя {17}.
   *
   Почему же на заре римской государственности зависть, своекорыстие, подлость и прочие пороки не имели под собой питательной почвы? Только ли оттого, что люди были бедны, и им нечего было делить между собою? Может быть дело в другом? А именно - в примере вождей? Да, именно так и обстояло дело.
   *
   Первые властители Рима были людьми достойными и доблестными. Ромул, к примеру, по преданию, отличался высокой доблестью и был дорог народу:
  
   "...Взять ли отвагу, с какою возвращено было дедовское царство, взять ли мудрость, с какою был основан и укреплен воен­ными и мирными средствами город. Ибо, бесспорно, его трудами город стал так силен, что на протяжении последующих сорока лет мог пользоваться прочным миром. И, однако, толпе Ромул был дороже, чем отцам, а воинам гораздо более по сердцу, нежели прочим; триста вооруженных телохранителей, которых он назвал "быстрыми", всегда были при нем, не только на войне, но и в мир­ное время" {18}.
   *
   Доблесть Ромула дала Нуме Помпилию возможность управлять Римом в течение многих лет мирно. Нуме наследовал Тулл, который своим свирепым мужеством напоми­нал Ромула. После него царствовал Анк, одаренный от природы так, что мог и править в мире, и вести войну. Сначала он желал идти мирным путем, но вскоре увидел, что соседи, считая его изнеженным, презирают его; тогда он пришел к убеждению, что для сохранения Рима должно воевать и подражать не Нуме, а Ромулу{19}.
   *
   Первые римские цари действовали весьма разумно, о чем свидетельствует Тит Ливий, приводя в пример Нуму Помпилия:
  
   Получив, таким образом, царскую власть, Нума решил го­род, основанный силой оружия, основать заново на праве, законах, обычаях. Видя, что ко всему этому невозможно привыкнуть среди войн, ибо ратная служба ожесточает сердца, он счел необходи­мым смягчить нравы народа, отучая его от оружия" и потому в самом низу Аргилета воздвиг храм Януса - показатель войны и мира: открытые врата означали, что государство воюет, закры­тые - что все окрестные народы замирены{20}.
  
   *
   Чрезвычайно важным в "Истории" Тита Ливия является вывод о том, что величие Рима основывалось не только на силе римского оружия, но и на достижениях мирного времени:
  
   Так два царя сряду, каждый по-своему - один войною, дру­гой миром - возвеличили Рим. Ромул царствовал тридцать семь лет, Нума - сорок три. Государство было не только сильным, но одинаково хорошо приспособленным и к войне, и к мирной жизни{21}.
   *
   Спарта, которая пренебрегла заветом Ликурга удерживаться от войн, обрела две опасные тенденции: во-первых, ее граждане стали исключительно воинами и вся жизнь государства была подчинена нуждам войны; во-вторых, спартанцы научили воевать соседей и те вскоре стали для Спарты грозной силой. Кроме того, непрерывные набеги на соседей разорили их и уже не давали Спарте той добычи, на которую они рассчитывали. Спартанцам приходилось все чаще уходить в дальние походы, чтобы в далеких странах силой оружия добывать то, что нужно было государству.
   *
   Из примера Рима и Спарты следует весьма важный вывод.
  
   Величие государства нельзя создать только силой оружия и непрерывных войн. Воинские победы обязательно должны дополняться свершениями мирной жизни: разумными законами, достижениями науки, искусства, экономики, воспитания и образования народа. Государство, говоря словами Тита Ливия, должно быть одинаково хорошо быть приспособлено и к войне, и к миру.
   *
  
   Безусловным благом Римского государства было создание свода законов - Законов ХII таблиц. В Риме не существовало писаных законов, суды целиком на­ходились в руках патрициев, поэтому плебеи много терпели от произвола, царившего в этих судах. В 462 г. до н.э. народный трибун Гай Терентилий Арса предложил создать комиссию для составления общих для всех римских граждан писаных зако­нов, которыми впредь должны были руководствоваться консулы в своей судебной деятельности. Патриции, конечно, оказали упорное сопротивление этому требованию плебеев, но плебеи несколько лет подряд избирали одних и тех же трибунов, которые продолжали настаивать на введении писаного права, так что в конце концов патрициям пришлось уступить. После того как было достигнуто соглашение о составлении свода законов, сенат направил несколько из наиболее уважае­мых и почтенных сенаторов в греческие города южной Италии и в самую Грецию для ознакомления с законами греческих го­сударств. В Греции римские сенаторы пробыли дольше всего в Афинах, где изучали главным образом законодательство Со­лона. В 452 г. до н.э. посольство вернулось в Рим, а в 451 г. до н.э. была избрана специальная коллегия из 10 человек (децемвиры), исключительно из числа патрициев, которым и было поручено разработать и записать свод законов. Децемвиры имели консульскую власть и им было передано на предстоящий год управление государством. Все должностные лица, вплоть до трибунов, сложили на это время свои полномочия. Таким обра­зом, децемвиры получили на время составления законов неогра­ниченную власть. В течение 451 г. до н.э. коллегия децемвиров представила народному собранию свод законов, который и был утвержден. Затем законы были вырезаны на 10 медных досках и выставлены на форуме, но так как по заявлению самих децемвиров их сле­довало дополнить, то на 450 г. до н.э. была избрана новая кол­легия децемвиров, которая добавила некоторое количество за­конов. Они были дополнительно вырезаны на 2 досках. Так по­явились знаменитые законы XII таблиц{22}.
   *
   Из опыта законодательства Афин (законодательство Солона, прежде всего), Спарты (установления Ликурга) и Рима (названные законы XII таблиц) точно установлено значение умных законов на жизнь и деятельность государства.
  
   Сила законов в их справедливости, умении направлять энергию масс на благое дело, ограничении произвола сильных и влиятельных лиц, честности установленных норм и правил, посильности предписаний, неотвратимости санкций и т.д.
  
   *
   Закон - это регулятор общественной жизни, устанавливающий такие правила, которые полезны для государственности, развития инициативы, поддержания порядка, пресечения злоупотреблений. Без закона общество не может благоденствовать, народ - процветать, а государство - развиваться. Беззаконие порождает в обществе хаос, смуту, волнения и восстания.
   *
   Трепетное отношение к закону - характерная черта древнего Рима. Это видно на примере времен Тулла Гостилия. Он не только не был похож на предшественника (им был Нума Помпилий), но воинственностью превосходил даже Ромула. Молодые силы и дедовская слава волновали его. И вот, решив, что в покое государство дряхлеет, стал он повсюду искать повода к войне. Вскоре повод был найден: на поле битвы сошлись римляне и альбанцы. Во время этой войны произошло знаковое событие.
  
  
   Герой этой войны, по имени Гораций, триумфально возвращался в Рим. Римляне встречали победителей ликованием и лишь сестра Горация, невеста одного из убитых альбанцев, воплями и проклятием встретила победителей. Мужественную душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачавшие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, восклицая при этом:
  
   "Отправ­ляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях - о мертвых и о живом, - забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!"
  
   Черным делом сочли это и отцы, и народ, но противостояла пре­ступлению недавняя заслуга. Все же Гораций был схвачен и при­веден на суд к царю. На суде особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций-отец, объявивший, что дочь свою он считает убитой по праву: случись по-иному, он сам наказал бы сына отцовскою властью. Народ не вынес ни слез отца, ни равного перед любою опасностью спокойствия духа самого Гора­ция - его оправдали скорее из восхищения доблестью, нежели по справедливости. А чтобы явное кровопролитие было все же искуплено очищением, отцу повелели, чтобы он очистил сына на обще­ственный счет. Совершив особые очистительные жертвоприноше­ния, которые с той поры завещаны роду Горациев, отец перекинул через улицу брус и прикрыв юноше голову, велел ему пройти слов­но бы под ярмом {23}.
   *
   Мораль здесь такова: в древние времена в Риме господствовал Закон. И он был неумолим по отношению к нарушившему его (закона) требования. Ни власть, ни прошлые заслуги, ни заступничество влиятельных лиц, ни родственные связи не могли умалить его действия.
   *
   Скажем более: цари и полководцы считали должным для себя своими поступками укреплять силу Закона. Примером тому служит поступок Манлия Торквата{24}.
   Когда Манлий Торкват явился в римскую армию, располо­женную под Капуей, он нашел там сильный упадок дисциплины. Дело доходило до того, что были случаи братания между рим­скими и латинскими воинами. Этому не приходится удивляться: оба народа были близки друг другу и по языку и по культуре, а в недавнем прошлом они вместе сражались против общих врагов. Манлий Торкват принялся восстанавливать дисциплину кру­тыми мерами. Он категорически запретил не только всякое бра­тание, но даже отдельные стычки и поединки с врагом. Однажды римский отряд, посланный в разведку, наткнулся на вражеский пост. Римским отрядом командовал сын консула Тит Манлий, а во главе неприятельской конницы был знатный латинянин, лично знавший и римского консула и его сына. Он на­чал издеваться над римлянами и, наконец, вызвал Тита Манлия на поединок. Юноша не смог равнодушно перенести насмешки и вызов врага и, вопреки запрещению консула, своего отца, схва­тился за оружие. Всадники ринулись друг на друга, схватились, и Манлий воткнул острие копья между ушами коня противника. Конь поднялся на дыбы и сбросил с себя всадника; в тот самый момент, когда он, опершись на копье и щит, хотел подняться, Манлий пронзил его копьем с такой силой, что пригвоздил к земле. Сняв с убитого вооружение, Манлий при восторженных кликах солдат направился в лагерь, прямо к палатке отца. Узнав, что произошло, консул немедленно приказал трубить общий сбор и, когда сошлось все войско, сказал:
  
   "Тит Манлий, вопреки приказанию консула, ты сразился с неприятелем и, та­ким образом, нарушил воинскую дисциплину. А только благодаря дисциплине Рим стал великим и могущественным. Этим поступком ты поставил меня перед необходимостью или пренебречь интересами государства, или принести в жертву себя и близкого мне человека. Но пусть за совершенное преступление поплатимся мы сами, а не государство. Этим мы дадим всему войску суро­вый, но спасительный для будущего пример. Правда, я слышу в себе голос отцовской любви и гордости и этот образец твоей храбрости радует меня, но так как суровая кара за проступок укрепит авторитет постановлений консула и, наоборот, твоя безнаказанность окончательно подорвала бы их силу, то я считаю, что ты сам, если в тебе есть хоть капля моей крови, не откажешься восстановить дисциплину, нарушенную твоим поступком. Лик­торы, отведите его на плаху!"
  
   Все войско онемело от ужаса, услышав это приказание. Но когда голова несчастного покатилась на землю, воздух огла­сился криками скорби и негодования. Тем не менее, после этого страшного примера непреклонной воли и твердости консула, уже никто больше не осмеливался нарушать его распоряжения{25}.
   *
   Другими словами, дисциплина и строжайшее исполнение Закона явились теми важнейшими средствами, которые укрепляли могущество древнего Рима.
   *
   Следующим важным фактором могущества Рима был безусловный приоритет гражданских обязанностей перед всеми остальными.
  
   Порядок и последовательность нравственных обязанностей в древнем Риме нам хорошо известны: сначала долг по отноше­нию к родине, затем к семье и родственникам и только на по­следнем месте приватные обязанности. Высшая ценность, которую знает римлянин, - это родной город и его могущество. Даже переселившиеся в Рим роды чувствовали себя истыми римлянами. Рим рассматри­вался как некая вечная и бессмертная величина, которая во всяком случае переживет каждую отдельную личность. В случае конфликта интересы отдельной личности всегда отступают перед интересами общества в целом{26}.
  
   *
   Пример Рима о приоритете гражданских обязанностей над всеми остальными весьма поучителен: без заботы об общем благе, без укрепления его, без общей цели и общественно значимых добродетелей, среди которых воинская доблесть занимает одно из первых мест, а патриотизм считается неотъемлемой чертой гражданства, в государстве не может быть ни единства, ни согласия, ни доброй воли, ни благих поступков, ни великодушия, т.е. всего того, что позволяет определенному сообществу людей не только жить в мире и согласии, но и выступать единым и монолитным фронтом против неприятеля.
   *
   Рим покорил всю вселенную при помощи народов Италии, которых он в разное время наделил различными привиле­гиями. Большая часть народов сначала мало заботилась о получении права римского гражданства; некоторые даже пред­почитали сохранить свои старые обычаи. Но когда это право стало признаком господства над вселенной, когда человек, не бывший римским гражданином, был ничем, а получавший это звание становился всем, народы Италии решили или погиб­нуть, или стать римскими гражданами. Не сумев добиться своей цели домогательствами и просьбами, они взялись за оружие{27}.
   *
  
   Права римского гражданства, столь ограниченные и распространенные среди немногих, были для Рима благом, так как только титульная нация кровно заинтересована в развитии государственности и укреплении могущества своей Родины. Иностранцы, получившие права гражданства, как правило, тяготеют к своей родине и свое новое
   местопребывание рассматривают то ли как временное, то ли в качестве источника личного благополучия. Интересы коренной нации им чужды, непонятны и безразличны. Личная корысть и расчет является для них основным движущим мотивом{28}.
   *
   Опыт Рима учит: право гражданственности не следует распространять широко; если, одна, приходится расширять рамки гражданства, то нельзя терять бдительности в отношении лиц иного происхождения и вероисповедания. Если естественные нормы общежития требуют равенства прав, то некоренные жители должны иметь больше обязанностей перед государством, которое дало им кров и защиту{29}. Русская пословица, гласящая, что "в чужой монастырь со своим уставом не входят", как нельзя лучше отражает суть вопроса.
   *
   Конфликт патрициев и плебеев (уход последних на Священную гору), разрешившийся созданием института народных трибунов. Так как в дальнейшем народные трибуны приобрели огром­ное значение в государстве, то следует хотя бы вкратце расска­зать, в чем заключались их права и обязанности. Трибуны избирались из плебеев сроком на один год в коли­честве двух, затем пяти и, наконец, десяти человек. Их личность считалась священной и неприкосновенной. Главное, и в пер­вое время, единственное право народных трибунов заключалось в том, что они могли оказывать помощь и покровительство каж­дому обращавшемуся к ним плебею, а впоследствии и любому гражданину. Кто искал защиты трибунов, тот мог во всякое время дня и ночи обращаться к их помощи. Поэтому трибуны не имели права отлучаться из Рима и дом их должен был оставаться откры­тым даже ночью. Трибуны были совершенно независимы от консулов и се­ната. Постепенно они получили право уничтожать своим проте­стом любое распоряжение других должностных лиц, вплоть до консулов и сената. Это было так называемое право "вето", трибуну нужно было только произнести слово "veto", т.е. "за­прещаю", и любое распоряжение становилось недействитель­ным{30}.
   *
   Это народное "завоевание", в конечном счете, принесло Риму много бед и совсем немного пользы. Народные трибуны, пользуясь своими правами, стали больше вредить общему делу. Народные нужды, которые они были призваны защищать, отошли на второй план, а на первый план выползли интересы честолюбцев, стяжателей, авантюристов и всякого рода проходимцев, которые, пользуясь правом вето, блокировали разумные решения и проводили в жизнь свои замыслы.
   *
   Будоража народ, играя на трудностях переживаемого периода, пользуясь каждой слабостью Сената, промашкой консулов, т.е. весьма уважаемых и умудренных опытом римских граждан, они постоянно вносили разлад в римское общество, толкали римлян в пучину междоусобицы и в моменты смут и неразберихи грабили общее достояние.
   *
   "Глас" и "страж" (народный трибун) народный вскоре столь высоко вознесся, что оторвался от самого народа, который представлял. Идея народной защиты, сама по себе верная, но практически извращенная и врученная для решения нечистоплотным и недальновидным лицам, вместо сближения интересов разных слоев и групп общества, ведет к конфронтации, раздору, смуте, подрыву государственных устоев и всеобщего благосостояния.
   *
   В Риме существовал фактически один способ прекращения гражданского противостояния в условиях грозящей военной опасности - установление диктатуры. Диктатор обычно на­значался на 6 месяцев и пользовался неограниченной властью. Ему беспрекословно подчинялись все остальные должностные лица, кроме народных трибунов. Знаками его высокого положе­ния была пурпурная тога и свита из 24 ликторов (т.е. свита, вдвое большая, чем у консула).
   *
   Диктатура в Риме была благом до тех пор, пока диктатор был честен перед своими гражданами и не злоупотреблял своим положением и правами. Но как только появилась возможность продлить срок диктаторства сверх необходимого срока и как только появился соблазн вручать судьбу Рима в руки одного человека на неограниченный срок (Сулла, Цезарь и другие тому пример), диктатура стала злом:
  
   "Концентрация власти и усиление безнравственности шли рука об руку. В ранние времена римского владычества оно сосредо­точивалось в руках нескольких тысяч людей, затем перешло в руки нескольких семей, потом сделалось добычею отдельных личностей и, наконец, было захвачено одним человеком, сделавшимся властелином 120 млн. людей. По мере развития этого процесса, добродетели, украшавшие древние времена, исчезли, и на место их появились преступления, подобных которым не видал никогда свет и, на­верное, никогда не увидит. Наступали злосчастные дни, когда об­щество признало, что единственное мерило общественных различий - богатство. За этими днями последовало вскоре в Риме и неизбежное их последствие: правительство, основанное на двух внутренних элементах - подкупе и терроризме" {31}.
   *
   Честолюбивый диктатор в порыве властолюбия не останавливается ни перед чем. Во времена Суллы римляне впервые за свое многовековое существование увидели римские войска вступившими в него, как в неприятельский го­род. Их вел Сулла. Сулла воспользовался этой победой, прежде всего, для того, чтобы расправиться со своими политическими противниками.
  
   В первый же день своего вступления в город Сулла созвал заседание сената в храме богини Беллоны. Одновременно по его приказанию в близлежащий цирк было согнано 6 тыс. пленников захваченных в ходе боев за Рим. Когда Сулла начал свою речь перед сенаторами, солдаты Суллы приступили к избиению плен­ников. Крики и стоны жертв, конечно, доносились до храма Сенаторы пришли в ужас, но Сулла продолжал речь даже не меняя интонаций, со спокойным и холодным лицом и только просил внимательно выслушать его слова, не развлекаясь посто­ронним; это, сказал он, учат, по его приказанию, нескольких негодяев. Таким образом, первое заседание сената, созванное Суллой после его возвращения в родной город, прошло под устрашающий аккомпанемент, который, по расчетам Суллы, должен был произвести соответствующее впечатление на сенаторов {32}.
  
   *
   Этим актом устрашения Сулла добился небывалого унижения народа и сената, положил начало перерождению духа римских граждан{33}.
  
   В пе­риод гражданских войн ... Рим, ставший добычей честолюбцев и полный робких граждан, трепетал пе­ред первой попавшейся шайкой солдат, которая приближалась к городу{34}.
  
   *
   Диктатор не заботится о балансе сил и координации отношений в обществе. Он обязательно занимает сторону имущих. Так поступил и Сулла, подвергнув изменению структуру народного собрания и систему голосования.
  
   Сулла считал, что голосование должно на­ходиться не "в руках неимущих и самых дерзких, но в руках обладающих достатком и здравым смыслом" {35}.
  
   Мало чем от Суллы отличались действия других диктаторов. Почти так же поступил и Цезарь, приняв решение перейти Рубикон для похода на Рим против войск Помпея.
   *
   Из этого исторического опыта Рима можно сделать только один вывод: диктаторство (как власть и ответственность одного человека) может быть полезна только на период кризисной ситуации, когда обстоятельства требуют быстрых и решительных действий. Но поведение и поступки диктатора обязательно должны быть подотчетны конституционному органу власти. "Кризисный" главнокомандующий должен нести всю полноту ответственности за те решения, которые он принял в чрезвычайной обстановке. И ничто не должно умалять его вины, если таковая будет объективно установлена.
   *
   В Риме, впрочем, существовала практика заслушивания отчетов консулов в сенате. Да и Сулла, к слову сказать, сам на склоне жизни сложил с себя полномочия диктатора и готов был дать каждому отчет в своей деятельности. Но никто не посмел спросить этого отчета. Почему?
   *
   Сулла настолько напугал римлян, что надломил их гордый характер. Жизнь гражданина в его времена перестала цениться. По приказу Суллы, со­ставлялись и вывешивались особые списки - так называемые проскрипции. Лица, попадавшие в такой список, считались объ­явленными вне закона; сами они подлежали смерти, а имущество их конфискации. Убийца, расправившийся с жертвой, чье имя попало в список, получал крупное денежное вознаграждение. В первые же дни вступления Суллы в Рим было убито до 40 сенаторов и около 1.600 всадников. Жертвами проскрипций сплошь и рядом оказывались не только политические враги Сул­лы, но и просто богатые люди. За счет конфискации их имущества обогащались сулланцы{36}.
  
   Страх парализовал римлян, убил в них дух гражданственности, свободолюбия, независимости{37}. Он подорвал в своей основе законность. Закон был попран, а его место заступил произвол. В этом замещении и надо искать причины, которые привели к разрушению Римской империи.
  
   *
   Кроме того, наиболее прозорливые граждане понимали, что с падения нравов, утраты чувства меры, уклонения от исполнения гражданских обязанностей начинается ослабление римской государственности:
  
   "Накопление власти и богатств дало начало всеобщей испорченности нравов. Законы утратили всякую цену. Истец должен был давать взятку, прежде чем затевать процесс. Общественное здание подвергалось тлению, разлагалось на части. Народ превратился в чернь, аристократия получила чисто демонический характер, столица обратилась в ад. Все преступления, когда-либо занесенные в летописи человеческой злобы, со­вершались здесь: убийства, не сопровождавшиеся раскаянием, изме­на родителям, мужьям, женам, друзьям; отравление, возведенное в систему..."{38}
   *
   Мы не будем точно датировать время, когда вместо строгости нравов в римском обществе стало развиваться излишество, невоздержанность, пренебрежение к заветам предков{39}.
   Полибий в одном общем рассуждении говорит следующее:
  
   "Если государство отбило многие опасности и затем пришло в состояние безусловного превосходства и могущества, то полу­чается, что образ жизни каждого в отдельности становится все более притязательным, так как в государстве повсюду распро­страняется богатство и люди начинают домогаться должностей и всяких других предприятий с большим честолюбием, чем это следует. В дальнейшем ходе подобного развития страсть к господ­ству, ущемленное самолюбие и честолюбие образуют начало разложения и кичливую пышность частной жизни".
  
   В заклю­чение Полибий развивает мысль о том, как народ, развращен­ный благодаря дурному примеру руководящего класса, неизбежно нарушает гражданское согласие и содействует торжеству охлократии. Судьба такого государства предопределена - ему суждено либо погибнуть, либо существенно ограничить свои притязания и запросы{40}.
   *
   Парадоксальность государства, где царит роскошь, состоит в том, что оно начинает испытывать затруднения в пополнении государственной казны. Жадность богатых становится невыносимой и агрессивной: они не хотят ни с кем делиться и разумно издерживаться на общественные нужды. Бедные граждане, которых становится все больше, оказываются неспособными платить налоги. Средний класс попадает в тиски: богачи и власть стараются лишить их имущества и разорить, а бедные не имеют возможности пользоваться их услугами из-за дороговизны товаров и услуг.
   *
   Возникает ситуация, когда на место добровольности приходит принуждение - требование соответствующего закона. Так, еще в период Пунических войн возникла необходимость пополнения казны для военных нужды. Тогда-то были приняты закон Г. Клавдия 218 г. {41}, законы М. Метилия 217 г. {42} и закон Г. Оппия 215 г. о роскоши. Последний жестко ограничивали "нерациональные" траты фамильных ресурсов, основного источника пополнения римской казны{43}.
   *
   Тем не менее, названные законы, временно ограничивающие расходы богатых людей, не могли сдержать их стремления к роскоши. Об этом явлении Монтескье писал следующее:
  
   "Величие государства доставило громадные сокровища част­ным лицам. Но так как довольство заключается в добрых нравах, а не в великолепии, то колоссальные богатства рим­лян привели к неслыханной роскоши и расточительству. Те, которые сначала стали испорченными из-за своих богатств, потом стали испорченными вследствие своей бедности. Трудно быть хорошим гражданином, имея очень большое богатство; разорившиеся крупные богачи, привыкшие к роскошной жизни и сожалевшие о потере своего состояния, были готовы на все преступления; как говорит Саллюстий, появилось поколение людей, которые сами не могли иметь состояние, но не могли терпеть, чтобы им обладали другие" {44}.
  
   *
   Если посмотреть на проблему немного шире, то мы увидим два явления: во-первых, люди, ставшие чрезвычайно богатыми людьми, как правило, не удовлетворялись своим первенствующим экономическим положением; они начинали претендовать на власть, в том числе самую высшую; возникло много претендентов, много разных интересов и много возможностей купить власть; во-вторых, потерявшие и промотавшие свое состояние люди были готовы на все, чтобы вновь вернуться к беззаботной и обеспеченной жизни. Рассмотрим подробнее второе явление на примере заговора Катилины.
   *
   Римский сенат чувствовал себя также очень неуве­ренно, тем более, что старинный авторитет сената был уже зна­чительно подорван развращенностью, продажностью и политиче­ской беспринципностью большинства римских сенаторов-ари­стократов. Вот этот-то тревожный момент и решил использовать римский патриций Луций Сергий Катилина для организации го­сударственного заговора. Свою молодость он провел в ку­тежах и скандальных развлечениях, в результате которых нажил огромные долги. Катилина принимал деятельное участие в про­скрипциях Суллы и, как рассказывают, умертвил даже собствен­ного брата, а затем и жену с сыном.
   Сначала Катилина добивался избрания на должность кон­сула, но, трижды потерпев неудачу на выборах, решил встать на другой путь и стал готовить государственный переворот. Желая привлечь на свою сторону как можно больше сторонников, Ка­тилина выдвинул лозунг полной отмены всех долгов. Это был очень ловкий ход с его стороны: в отмене долгов были заинтере­сованы и промотавшиеся аристократы, и римская "золотая моло­дежь", и беднейшее население города, и, наконец, разорившиеся, лишенные земли крестьяне, попавшие в долговую кабалу к круп­ным землевладельцам. И, действительно, Каталине удалось при­влечь на свою сторону представителей самых различных слоев населения; его агенты разъезжали по всей Италии, вербуя солдат для его будущей армии. В самом Риме Катилина устраивал сходки и тайные ночные совещания своих сто­ронников. Он произносил за­жигательные речи, призывая к борьбе против узурпаторов власти, обещая своим со­участникам богатство, честь и славу. Число заговорщиков ши­рилось, заговор разрастался и становился опасным. Слух о заговоре пополз по Риму. Тогда-то против Катилины и его соучастников энергично выступил один из консулов 63 г., знаменитый римский оратор и видный политиче­ский деятель - Марк Туллий Цицерон{45}.
   *
   Мы не ставим целью раскрыть последовательность событий (это сделано Саллюстием в работе, которая публикуется в данном томе). Дадим лишь выводы, касающиеся этой проблемы.
   *
   Суть вопроса в том, что в смутные времена находится немало соискателей личной власти, знающих как опереться на недовольных и спровоцировать общественное (народное) возмущение. Благо, когда в обществе находится такой человек, как Цицерон, который видит зло и умеет раскрыть глаза другим. А если такого не окажется? Если "провидец" окажется труслив и не посмеет раскрыть рта? Тогда возможен лишь один исход - в ходе спровоцированного бунта к власти неизбежно придет проходимец и принесет всему народу столько зла, сколько не сможет принести самый лютый враг.
   *
   Что делать во избежание ситуации, подобной заговору Катилины?
  
   Первое - не давать повода для провокаций и обоснованному возмущению властью. За это в ответе сама власть. Второе - прислушиваться к мнению лучших мужей государства, особенно с точки зрения оценки текущего момента и прогнозов на будущее.
  
   Умные советники всегда нужны власти. Власть же должна научиться привлекать к государственному делу и слушать мудрых граждан своей страны. Во II в. н.э. Цельс в одном из своих сочинений писал:
  
   "Может быть, надо не игнорировать мудрых людей, которые говорят, что большинство окружающих землю демонов слилось с творением; будучи прикованы к крови, к туку, к песнопениям и привязаны к другим подобным вещам, они ничего лучшего не умеют, как исцелять тело, предсказывать будущую судьбу человеку и городу, знают и могут лишь то, что относится к земным делам. Надо отдавать им должное почтение, поскольку это полезно"... {46}
   *
   Во времена упадка империи ясно обнаружилось еще одно зло, питаемое эгоизмом, завистью, неумеренной страстью и неуемным стремлением к обогащению. Это - продажность власти.
   *
   Особенно четко и ясно это явление проявилось в ходе войны с Югуртой. Пожалуй, ни одна из многочисленных войн, которые велись римской республикой, не выявила с такой силой продажность гос­подствующего класса рабовладельцев, не привела к таким поли­тическим осложнениям и скандалам в самом Риме, как война с Нумидией - так называемая Югуртинская война. Югурта, один из претендентов на престол Нумидии, пользовался большой популярностью у себя на ро­дине. Хорошо знал он и римлян; был лично знаком с целым рядом влиятельных римских деятелей, а под командованием Сципиона Эмилиана даже сражался в Испании. Сам Югурта из своего знакомства с римлянами вынес твердое убеждение, что любого из них можно подкупить, что в Риме подкупом можно добиться чего угодно. Поэтому, когда римский сенат, вняв просьбам о заступничестве бежавшего Адгербала (второго правителя Нумидии), направил в Африку особую сенатскую комиссию для расследования кон­фликта на месте, Югурта не задумываясь предложил всем членам этой комиссии крупные взятки. Расчет его полностью оправ­дался. По решению римского правительства, к нему перешла западная, наиболее плодородная часть нумидийской территории{47}.
   Не успокоившись на достигнутом, Югурта решил прибрать к своим рукам вторую половину Нумидии. Этим решением он бросил прямой вызов Риму, который выступил гарантом второго правителя. Югурта, вызванный в Рим для объяснений, так и не был привлечен к ответственности из-за табу, наложенного одним из народных трибунов. Рассказывали, что, покидая Рим, Югурта вос­кликнул:
  
   "О, продажный город, ты перестанешь существовать, как только для тебя найдется подходящий покупатель!"
  
   Риму пришлось пройти через ряд унижений, прежде чем с Югуртой было покончено.
   *
   Власть за продажность своих представителей понесла большие потери. Сенатское руководство было пол­ностью скомпрометировано. На ближайших консульских выборах и всадники и демократы отдали свои голоса Гаю Марию. Он был избран консулом на 107 г. до н.э. Выдающиеся военные способности Мария, его личное мужество, а главное, то, что он вышел из про­стой солдатской среды, сделали его исключительно популярным в войсках Метелла. Рядовых римских воинов особенно привле­кало в Марии то, что, заняв важную командную должность, он продолжал вести простой и суровый образ жизни солдата, вплоть до того, что участвовал в рытье рвов и устройстве частокола во­круг лагеря. Многие воины писали своим родным с театра воен­ных действий о Марии. В этих письмах они выражали уверен­ность, что война в Нумидии закончится лишь тогда, когда Марий будет избран консулом и возглавит армию. Несомненно, эти письма способствовали успеху Мария на выборах.
  
   Рассказывали, что после избрания Марий, выражая и соб­ственные взгляды и взгляды своих избирателей, назвал свое кон­сульство "добычей, отнятой им у изнеженных аристократов и богачей".
  
   По существу, это было верно{48}. Характерно то, что сразу же после своего избрания Марий вплотную занялся войском - провел серьезную военную реформу. Укрепив армию, он повысил способность власти решать внутренние и внешние проблемы. Без армии, этой организованной и дисциплинированной силы, нельзя было бороться со смутой внутри страны и многочисленными противниками вне государства.
   *
   Как итоговое заключение последствия падения римских нравов целесообразно обратить внимание на следующую констатацию фактов, которую дал Н. Макиавелли:
  
   "Обращаясь, далее, к временам других императоров, он{49} увидит жестокие войны, раздоры и мятежи, терзающие империю во время мира и войны; множество монархов, умирающих от меча, бесчисленные междоусобия, беспрестанные внешние войны; уви­дит Италию страдающей от беспрерывных новых бедствий; города ее разрушенными и разграбленными. Он увидит Рим, объятый пламенем, Капитолий, разрушенный собственными гражданами; осквернение древних храмов, искажение религиоз­ных обрядов, города, полные прелюбодеяния; он увидит море, покрытое ссыльными, скалы, залитые кровью. Он увидит, что Рим запуган бесчисленными злодеяниями; благородство проис­хождения, богатство, честь, а главное, добродетель почитаются уголовными преступлениями. Он увидит награжденных клевет­ников, рабов, подкупленных против своих господ, клиентов - против патронов; увидит человека, не имеющего ни одно­го врага и погибающего от рук друзей; тогда он узнает, чем обязаны Цезарю Рим, Италия и весь мир{50}.
  
   Мощное и сильное государственное образование - империя - великолепие которой было заложено в царский период и в период республики ("золотой век"), стало приходить в плачевное состояние во времена гражданских войн и императорского владычества.
   *
   Но, прежде чем поставить точку в этом вопросе, мы должны обратить внимание еще на один фактор, послуживший упадку Римской империи. Речь идет о элленизации и варваризации Рима. С военной экспансией Рима была связана активизация процесса культурной диффузии. Давно канули в лету времена, когда для римлянина древних времен играло роль только мнение сограждан, мнение же иностранцев было ему глубоко безразлично. Более того: глубокое равнодушие древнего римлянина к чужеземцам обычно было смешано с явным к ним презрением. С выходом за пределы Италии римляне встретились с другой культурой, другими обычаями и нравами. Привыкшие к простоте и суровости жизни, римляне увидели красоту, излишество и изящество, которые как запретный плод манили воображение и расслабляли дух.
   *
   Дальновидные римские правители предвидели пагубные последствия влияния иного образа жизни на нравы римлян и пытались ослабить это воздействие. Катон Старший, много лет занимавший должность цензора, инспирировал принятие закона, в соответствии с которым ввоз любых предметов роскоши с Востока облагался огромными пошлинами. Но остановить распространение новых, более высоких жизненных пристрастий, никакие законы так и не смогли.
   *
   Все зло иноземного влияния состояло в том, что оно подрывало нравственность, древние духовные основы римской жизни, ценностные ориентации, которые направляли жизнь людей, их поступки и поведение. Вместе с потоком греческих риторов в Рим проникли сомнительные и вредные идеи, ставящие под сомнение духовные основы Римского государства. Власти, принявшие закон (161 г. до н.э.), позволяющий претору при необходимости изгнать из Рима всех греческих риторов и философов, - это запоздалая реакция на угрозу влияния чужеродного мышления.
   *
   Внутри самого государства, среди его видных и авторитетных представителей, образно говоря, на груди государства, пригрелась змея, которая смертельно укусила приютившее ее государство.
   *
   Особый резонанс в Риме получило распространение восточного экстатического культа Вакха. Этот культ поначалу приобрел много приверженцев в Риме, которые тайно собирались на ночные вакханалии. Власти углядели в этом настолько серьезную угрозу традиционной религии и общественному спокойствию, что репрессии впервые в римской истории приобрели массовый характер. В Риме были арестованы три тысячи адептов культа Вакха, а сам культ запрещен{51}. Но этим болезнь не была побеждена - ее загнали в подполье, а запретный плод, как говорится, сладок...
   *
   Другими словами, через чувственные наслаждения, внешнюю красоту и привлекательность в римское общество проникали и получали права гражданства те мысли и идеи, которые на корню разрушали древнюю чистую нравственность, понятия долга, чести, справедливости и др., т.е. именно то, что объединяло людей, ставило преграды подлости и низости, себялюбию и сребролюбию... Внутри Рима был открыт новый фронт борьбы и противник без устали день за днем губил души римлян, поражая, прежде всего, цвет римского общества, надежду и совесть нации.
   *
   Духовное разложение верхушки римского общества - это первопричина падения Рима. Закон, гласящий о том, что тому, кому много дается, с того и много спрашивается, может быть логически продлен и так: величие цели требует и величия души. Мало подогревать национальное чувство картинами великой древности (Августу казалось это хорошим социально-педагогическим приемом). Подвиги предков не могли побороть политическое бессилие императорской власти. Нужно было гражданское мужество и воля для того, чтобы возвысить лучших людей государства, а затем и весь римский народ на новую степень нравственности, побороть их эгоизм, себялюбие и прочие пороки людские... Но именно величия души, гражданского мужества и воли недоставало римскими правителям позднего императорского периода.
   *
   Единственно, на что были способны новые правители Римской империи - это обогащаться, топить в крови своих противников, заискивать перед солдатами, которые возводили их на трон и покорно ждать своего часа свержения с престола.
   *
   Власть ослабла, а элита римского общества измельчала, погрязла в интригах, запятнала себя позорными делами и настолько стала чужда римскому народу, что тот (народ) стал равнодушен к самой власти. С этой поры римскому народу были безразличны личности, находящиеся у власти.
   *
   Отлетели далеко в прошлое и заботы простого гражданина о государственном благе. Гражданин, лишенный всякого общественного значения, превратился в подданного, обремененного налогами в пользу тенеядствующей элиты. Народ притупил свое гражданское сознание, а вместе с тем из его сознания стали улетучиваться и патриотические чувства. Равнодушие граждан так ослабило мощь Римской империи, что подвиг, который в свое время совершил патриций Муций Сцевола, не только не вызывал бы в те времена трепетного восхищения, но был бы безусловно отнесен к разряду безрассудных.
  
  
  
  
  

II

ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ Уроки ДРЕВНЕримскоЙ ИСТОРИИ

  
  
   Видя свое предназначение к войне, римляне считали ее единственно важным для себя занятием, а военное искусство почитали наиважнейшим занятием свободного гражданина. В силу этого обстоятельства они сосредоточили весь свой ум и все свои мысли на том, чтобы усовершенство­вать это искусство{52}.
  
   *
   Следует признать как факт, что римляне достигли больших высот в овладении наукой побеждать.
   *
   Краеугольным камнем римской науки побеждать была строгая и выверенная военная политика, в которой все ее звенья были прочны, органичны и тесно между собою связаны.
   *
   Прежде всего, основным принципом римской военной организации, как она сложилась еще при царях и удержалась при республике, мы должны признать всеобщую воинскую повинность в самой суровой и напряжен­ной форме. Римская воинская повинность была гораздо тяжелее афинской. В Риме военизация глубже проникала в общество, чем даже в Спарте: с 510 г. возникли две цели, которым служили центурии - они являлись одно­временно войсковыми и избирательными единицами{53}. Подобное общественно-политическое устройство раннего Рима можно определить как "военную демократию", ибо высшим органом общины все же было народное собрание, а оно в свою очередь представляло собой не что иное, как сходку вооруженного народа, поскольку принимать участие в собрании могли лишь мужчины-воины.
   *
   Следующим наиважнейшим требованием военной организации римской армии было то, что в ряды воинов принимали только тех граждан, которые обладали достаточным имуществом для того, чтобы быть заинте­ресованными в сохранении города. Сервий Туллий, говоря словами Тита Ливия, "слыл у потомков творцом всех гражданских различий, всех сословий, четко делящих граждан по степеням достоинства и со­стоятельности{54}.
  
   Он учредил ценз - самое благодетельное для будущей великой державы установленье, посредством которого по­винности, и военные, и мирные, распределяются не подушно, как до того, но соответственно имущественному положению каждого. Именно тогда учредил он и разряды, и центурии, и весь основан­ный на цензе порядок - украшенье и мирного и военного времени" {55}.
  
   *
   Следует признать чрезвычайную важность системы цензовой повинности: с одной стороны, справедливо, когда вклад в общее государственное дело осуществляется сообразно с доходами; с другой стороны, имущий, состоятельный человек имеет более оснований заботиться о безопасности своего состояния, нежели неимущий, у которого нет ни кола, ни двора.
  
   *
   Имущественный ценз был дополнен идеологическими, нравственными и физическими требованиями.
   *
   Все государственное военное устройство Рима было прочно утверждено на превосходном основании - праве служить в войске (jus militiae)... Этим законом определялось, кто именно имел право и вместе обязанность служить в войске, кто был осво­божден от этой обязанности и кто был лишен этого права.
  
   Правительство римское признавая, что защищать отечество, служа в войске, были обязаны, преимущественно свободные от рожденные, благородные, богатые или до­статочные и ничем не опороченные римские граждане, им одним предоставило это почетное право, на них одних возлагало и эту почетную обязанность.
  
   Эта правоспособность была определена и некоторым образом ограничена известными условиями, а именно: возрастом - не моложе 17-ти лет и не старше 45-ти. Никто моложе 17-ти лет и старше 45-ти лет не мог быть обязываем военною службой, хотя мог быть принимаем в нее по собственной доброй воле. Но законные сроки действительной службы считались только с 17-ти до 45-ти лет. 28-ми-летний срок военной службы не был непрерывный, но мог быть прерываем, лишь бы только военнослужащий прослужил полное число установленных законом шестимесячных походов, в пехоте - 20-ти, а в коннице - 10-ти.
  
  
   Прослужившие половинное число этих походов - и только они одни имели право на получение общественных и государственных гражданских должностей.
  
  
  
   По достижении 45-ти-летнего возраста, римские граждане были совершенно освобождаемы от обязанности слу­жить в войске и причисляемы к городским легионам (legiones urbanae) или к местным гарнизонным войскам. Обязанности их ограничивались, в мирное время - городовою службой, а в военное - обороной городов. Но те из них, которые сами добровольно или по приглашению полководцев вновь поступали на службу в полевые войска, назывались ветера­нами (veterai, emeriti, evocati) и пользовались большим уважением и особенными преимуществами{56}.
  
   *
   Данный государственный опыт Рима содержит три поучительные идеи: во-первых, воинская служба возведена в ранг почетной и благородной; во-вторых, к воинской службе привлекаются только достойные; в-третьих, отслужившие свой срок воины получают право на занятие ответственных государственных должностей. И в обществе пользуются особым уважением и преимуществами (льготами).
   *
   Важное значение имело и требование к физическим способностям будущего воина. Во внимание принимались: рост, здоровье, бодрость, крепость и сила. В отношениа к росту, историки говорят, что римляне, будучи вообще небольшого роста, обращали на него гораздо менее внимания, нежели на совершенно здоровое состояние, бодрость, крепость и силу тела. И в этом отношения им редко приходилось делать исключе­ния, потому что в этом периоде нравы римлян были еще очень просты и суровы, а потому и слабых, болезненных или с телесными недостатками, либо пороками, между ними было очень мало. Однако были некоторые телесные недостатки, которые слу­жили препятствием к приему в войско, именно тзкие, которые могли затруднять им и препятствовать надлежащим: употребле­нию оружия и действиям в строю, как-то: телесные пороки рук и ног, слабость слуха и особенно зрения.
  
   Некоторое по­нятие о том, чего требовали римляне от новобранцев в телесном отношении, может дать то, что говорит об этом Вегеций, именно: "новобранец должен иметь глаза - живые, го­лову - поднятую вверх, грудь - широкую, плечи - плотные, кисти рук - большие, руки - длинные, живот - небольшой, стан - стройный, ноги и ступни - менее мясистые, нежели жилистые. Если все это есть, то нечего смотреть на рост, ибо гораздо нужнее, чтобы воины были крепко сложены, нежели высокорослы".
  
   Во­обще полагают, что у римлян отношение к внешним данным было не только сугубо практическое, но и эстетическое. С этим можно согласиться, понимая, насколько важны внешние данные для того, чтобы производить должное впечатление на сограждан и на врагов.
   *
   Наконец, право служить в римском войске определялись нравственными условиями, именно незазорными, безукоризненными во всех отношениях нравствен­ностью и поведением - качествами, которые в эти лучшие вре­мена римской республики были, можно положительно сказать, общими римским гражданам{57}.
  
   *
   Статус римского войска был настолько высок, что в наказание за военные и особенно государственные про­ступки и проступления, из войска были исключаемы как отдельные лица, так и целые отряды войск, и даже целые города, области или племена Италии были объявляемы недостойными нести военную службу. Так, по удалении карфагенян в Италии в конце 2-й пунической войны, подобному наказанию были подвергнуты все жители Бруттия, Лукании, Пицена и других областей Италии, которые после сражения при Каннах восстали против Рима и присоединились к Ганнибалу{58}.
   *
   Из всего приведенного выше легко усмотреть можно, какой превосходный во всех отношениях состав имело в это время римское войско! Вот в чем заключались главные достоинства и сила, как его, так и всей римской республики. Такого состава мы не находим ни у одного народа древности, даже у греков в лучшие их истории. И не мудрено, что он возбуждал такое всеобщее удивление и уважение к себе, не только в древние вре­мена, но и в средние, и новые, и новейшие, и едва ли не будет справедливо и достойно возбуждать их всегда! {59}
   *
   Не менее важное значение для престижа римского войска было то, с каким почетом встречали на родине победителей. При возвращении в Рим победителю устраивали торжество, триумф.
  
   Император в сопровождении своих солдат, которые пели победные песни, ехал через весь город в раскрашенной повозке, имевшей вид круглой башни, в ярко-красном плаще с золотой каймой, с лавровым венком на голове и браслетами на руках. Над ним раб держал золотую корону с драгоценными камнями и повторял: "гляди назад", т.е. не возгордись. Впереди несли его добычу, золото и серебро, диковинные вещи, неви­даннее растения и животных, вели пленников в оковах и между ними иногда побежденных царей; несли большие картины, изображавшие все его победы, крепости, которые он взял, горы, реки, моря, города, которые он захватил{60}.
  
   По всем улицам стоял народ в праздничных белых плащах. Шествие направлялось к Капитолию, старинной крепости внутри Рима, в храм Юпитера, где богу возносили молитвы и отдавали лучшие вещи. Бывший вождь сохранял в Риме видное по­ложение; нередко к нему обращались во второй раз. Сципион, после победы над Ганнибалом, легко провел на должности своих близких дру­зей и родственников: Квинкция Фламинина в Македонской войне и своего брата в войне с Антиохом. Эмилий Павл был также близок к Сципиону Старшему; сын Эмилия после смерти отца был принят в семью Сципионов и полу­чил ее имя (этот Сципион Эмилиан называется также Африканским Младшим) {61}.
   *
   Вполне понятно, что души триумфаторов наполнялись гордостью, а встречавшие их люди были полны признательности им за их подвиги. Молодые люди, естественно, горели желанием поступить в войска с тем, чтобы тоже удостоится своего триумфа.
   *
   Римский сенат, в лучшие времена империи, осуществлял достаточно взвешенную политику в отношении своих полководцев: лучшие из них удостаивались заслуженного триумфа, допустившие ошибку - милостиво прощались, преступившие закон или же принявшие неверное самостоятельное решение - немедленно наказывались.
   *
   Пример благородства римского сената в отношении проигравшего сражение полководца наиболее ярко показан на примере Канн. Когда в Рим вступил с остатками разбитых войск Теренций Варрон, сенат в полном составе вышел ему навстречу и благодарил его за то, что он не утратил веры в спасение отече­ства. Вскоре был проведен и новый набор в войско. К военной службе были привлечены все римские граждане, начиная с 17 лет и кончая таким возрастом, который еще позволял человеку дер­жать в руках оружие{62}. Сенат, в данном случае, понимал, что необходимо было не усугублять положение (бить виновного), а следовало быстро преодолеть возникшую растерянность.
   *
   Совсем иное решение принял римский сенат в ходе Латинской (самнитской) войны{63}. После того, как самниты собрали большие силы и поставили во главе своих войск талантливого полководца Понния, он занял очень выгодную позицию у Кавдинского ущелья (западная часть Самнитской области) и хитростью заманил туда римское войско. Римляне беспрепятственно вошли в узкое и длин­ное ущелье, но когда дошли до выхода, то нашли его загорожен­ным срубленными деревьями и большими грудами камней. Они повернули обратно, но теперь и вход в ущелье был заперт таким же образом, а вокруг, на высотах, появились самнитские легионы. Положение римлян было абсолютно безнадежным, поэтому римские консулы вынуждены были согласиться на предложен­ную им капитуляцию. Победители потребовали выполнения по­зорного обряда прохождения "под игом". Он выглядел так: в зем­лю втыкали два копья, они покрывались третьим, и под этим сооружением, имевшим подобие виселицы, должна была пройти сдавшаяся армия. Проходили по одному человеку, без оружия, в нижнем платье, под градом язвительных насмешек стоявших вокруг противников.
  
   При известии об этой позорной капитуляции все население Рима облачилось в траур, все государственные дела были приостановлены, а сдавшееся войско отважилось всту­пить в Рим лишь поздней ночью, и сразу все воины разбрелись по своим домам.
  
   Римские историки отмечали это событие, как одно из самых тяжелых унижений, которые когда-либо испыты­вала римская армия. Но сенат проявил в этот критический момент большую твер­дость: заключенный консулами мирный договор не был утвер­жден, начальство над войсками поручалось диктатору, всегда избиравшемуся в Риме в момент крайней опасности. Война про­должалась. Вскоре римляне восстановили честь своего оружия и, в свою очередь, заставили самнитское войско, в том числе и Понния, пройти под игом. Понний затем был привезен в Рим и там казнен{64}.
   *
   "Изучая римскую историю, можно увидеть, какую помощь оказывала религия для начальствования войском, для соглашения народа, для поддержания добрых граждан и для посрамления злых" {65}, - так свидетельствовал Н. Макиавелли. В своих "Рассуждениях" он писал:
  
   "...Религия, учрежден­ная Нумой, была первым основанием благополучия Рима, потому что она установила в нем добрые порядки, добрые порядки дали ему счастье, а счастье доставило ему все его успехи. Как соблюдение Богопочитания делается основанием величия республик, так прене­брежение им бывает причиной их падения, ибо, где нет религиозного страха, там государство или распадается, или должно сохраняться боязнью к государю, который в этом случае заменяет религию. Но жизнь государей коротка, и по смерти их государство все-таки падает, не имея более опоры в их добродетелях. Отсюда следует, что государство, зависящее только от добродетели одного человека, недолговечно, потому что со смертью его лишается всякой опоры, так как очень редко случается, чтобы его добродетель возродилась в его наследнике{66}.
  
   В качестве примера использования религии в военном деле можно привести случай, имевший место при осаде Вейев. Тогда военачальники вос­пользовались религией, чтобы расположить солдат в пользу предприятия: в этот год Альбанское озеро необыкновенно раз­лилось, и римские солдаты, которым наскучила долгая осада, хотели вернуться в Рим. Тогда Римляне придумали, будто Аполлон и другие оракулы предсказали, что Вейи будут завое­ваны в год разлива Альванского озера. Это побудило солдат переносить тяготы осады в надежде вскоре овладеть городом; они согласились продолжать военные действия, так что Камилл, назначенный Диктатором, взял, наконец, Вейи после десятилет­ней осады{67}.
   *
   Н. Макиавелли делает весьма интересный вывод относительно религии:
  
   "...Вожди республики или государства должны за­ботиться о сохранении оснований своей национальной религии; при этом условии им будет легко поддержать в своем государстве религиозность и через это удержать в нем согласие и добрый порядок" {68}.
  
   Этот вывод Макиавелли имеет не только мировоззренческое, но и практические значение: об укреплении отечественной веры и усилении ее влияния на военное дело надо заботиться всегда, а не только в минуты военных испытаний{69}.
   *
   Воспитанию римской молодежи государство придавало большое значение: с одной стороны, ставилась задача формировать и укреплять их боевой дух; с другой - упражнять тело.
   *
   Следует отметить, что в лучшие времена римской республики нравы в ней были еще так про­сты и строги, честь так развита, а любовь к отечеству и уважение к закону и долгу так глубоки и сильны, что уже сами по себе были достаточны для формирования здорового духа молодежи.
   *
   С падением нравственности для воспитания боевого духа нужны были достойные примеры. Таких примеров в римском войске было достаточно. Выше был приведен случай, который касался Манлия Торквата и его сына Тита. Вскоре после этого случая произошло решающее сражение у подножия Везувия. Легенда рассказывает о том, что накануне битвы обоим консулам Манлию Торквату и Децию Мусу явилось во сне одно и то же видение. Человек сверхъестественного роста с величавой осанкой возвестил им, что в предстоящем сражении должно погибнуть с одной стороны войско, с другой - один из полководцев.
  
   Чтобы обратить это предсказание в пользу римлян, консулы договорились между собой, что тот из них, чье крыло первым дрогнет в бою, принесет себя в жертву. Манлии Торкват командовал правым крылом, Деций Мус - левым. Уже в самом начале битвы левое крыло поколебалось. Тогда Деций приказал главному жрецу посвятить его на смерть. Потом он произнес над собой и над врагами страшное заклятие и ринулся на коне, как дух мщения, в самую середину латинских легио­нов.
  
   Смятение распространилось среди латинян, и когда Деций мерт­вым упал с коня, а римляне с бе­шенством кинулись на врагов, что­бы отомстить за своего вождя, ла­тинское войско, не выдержав такого натиска, обратилось в бегство{70}.
   *
   Строжайшее соблюдение строгих законов было самою твер­дою и надежною опорою римских армий в лучшие времена римской республики. Только этим способом римскому правительству возможно было из народа грубого, не­образованного, своевольного, пылкого и воинственного образовать войско правильно устроенное, вполне покорное и послушное, терпеливое и воздержное.
  
  
  
   И римские легионы и армии были всегда непобедимы, доколе предводители их соблюдали в них строгую военную дисциплину, и были побеждаемы лишь тогда, когда пред­водители допускали малейшее ослабление ее.
  
   И в этом отношении также римляне не имели не только равных, но и подобных себе в числе всех народов древности, не исключая и греков, которые всегда, даже в лучшие времена, отличались своеволием, неповиновением, раздорами, буйством и мятежным духом. По наборе римских легионов и раздаче вооружений, каждый римский воин в строю был отмечаем своим именем, начертанным на его щите, вместе с номером его центурии и позже когорты; сверх того, щиты каждой когорты были выкрашены одним цветом.
  
   Ни один воин не мог быть употребляем на частную службу и был обязан исполнять только обязанности и работы полевой и лагерной военной службы. На расстоянии 1000 римских шагов от Рима, предводитель римской армии имел уже полное право жизни: и смерти над чинами армии и мог сам судить и осуждать их безаппелляционно, но большею частью производил военный суд чрез военный совет, под своим председательством.
  
   Под властью его, военные трибуны назна­чали денежный пени, принимали залоги (иногда гасты, что называлось censio hastaria) и как они, так и цептурионы, назначали телесные наказания прутьями (римским войнам), либо палками (союзным или неримским). Ликторы же приводили в исполнение смертные приговоры предводителей армий - прутьями или отсечением головы. Если военный совет приговаривал воина к наказанию прутьями или палками (fustuarium), то председательствовавший трибун прикасался к нему палкой, и по этому знаку все прочие воины бросались на осужденного с палками и каменьями, и если он успевал спастись от смерти, то уже никто, даже родственники, не могли принять его к себе{71}.
   *
   Военные законы были строги и справедливы. Так, по закону 12 скрижалей или таблиц (449 г.) смертной казнью наказывался: тот, кто возбудил врагов против отечества или предал неприятелю граждан; тот, кто в бою сражался без по­рядка, покидал свою часть войска, свою должность, свое место или военный пост, свой войсковой знак; тот, кто бросал или отдавал свое оружие; тот, кто возбуждал мятеж... Если целая часть войска в бою обращалась в бегство, то была децимирована, т.е. 10-й человек, а иногда 8-й и даже 5-й был казним смертью, а остальные помещались отдельно вне лагеря и получали, вместо зернового хлеба, ячмень. Кто похищал в свою пользу часть военной добычи - был присуждаем, сначала - к изгнанию, потом - к ссылке и позже - к возвращению вчетверо более похищенного и даже к смерти. Беглецы (дезертиры) внутри государства были наказываемы прутьями, привязываемы к позорному столбу и продаваемы, а перебежчики к неприятелю (удалявшиеся от лагеря на такое расстояние, с которого нельзя было слышать звука труб) из римских граждан были распинаемы на кресте, прочие же - подвергаемы отсечению головы. Явное неповиновение наказывалось смертию. Часовой, заснувший или покинувший свое место, и вообще всякое нарушение правил строевой, лагерной и полевой службы были наказываемы телесно прутьями или палками, в числе ударов по мере вины. Тому же наказавию были подвергаемы воры, лжесвидетели, распутники и т.п. Как вора наказывали и того, кто ложно присваивал себе отличный боевой подвиг. За меньшие же проступки воины были подвергаемы вычетам жалованья, полным или частным (что называлось oere diritus). Вообще военные законы и наказания за военные преступления и проступки у римлян были очень строги; главные виды наказаний были: смертная казнь, телесные наказания, денежные взыскания и посрамления (demissio ignominiosa) или исключение из военной службы, присуждение носить разодранную одежду, выставление к позорному столбу и т. п.; - от этих наказаний не избавляли ни сан, ни чин, ни знатность рода, ни даже число виновных; наконец, этими строгими законами и наказаниями рим­ляне и поддерживали в своих войсках строгую военную дис­циплину, какой не было ни у одного из народов древности, даже у греков{72}.
   *
   Воспитанию боевого духа способствовали военные награды, которые, со своей стороны, имели источником своим те же побуждения, необыкновенно возбуждая, поощряя и вознаграждая мужество, храбрость, любовь к отечеству и его пользам и славе, уважение к закону, долгу и чести, и все лучшие военные и гражданские добродетели. Военные награды вообще со­стояли; в производстве в высший класс войска или чин, в увеличении жалованья, в денежных выдачах, в пожаловании богатого почетного оружия, венков из различных растений, серебряных или золотых венцов, ожерелий, зарукавьев (браслетов) и т.п., а также в пожаловании земель, пожизненных пенсий, в зачете годов службы, в освобождении от нее и т.п., и были назначаемы как отдельным лицам, так и целым частям войск. Те, которые освобождали отряд войска, окруженный неприятелем, и тем спасали отечеству многих граждан его, полу­чали головной венок из свежей травы (позже из золота), а которые спасали жизнь римского гражданина или союз­ника - такой же венок из дубовых листьев, который им надевали на головы спасенные ими; кто первый всходил на стену неприятельского города получал венок из древесных листьев (позже из золота, с зубцами); кто первый входил в неприятельский лагерь или укрепление - золотой венец с зубцами в виде тына; кто оказывал необыкновенный подвиг храбрости - простой золотой венец, с надписью, за какое именно отличие; кто ранил неприятеля в единоборстве - гасту без наконечника (hasta pura), а если убил его, то оже­релье, нарукавник или (всадник) конскую сбрую. Прочие почетные награды за особенные военные отличия назначались пред­водителями армий и состояли в серебряных или золотых ожерельях, нарукавниках, цепях, пряжках и др. т.п. вещах, оружии, лошадях и пр. Иногда римских воинов награждали землями или освобождением от податей, от всех или нескодьких лет службы и т. н. Землями нередко награждали тоже неприятельских перебежчиков, как например испанских и нумидийских, которые во 2-й пунической войне получили земли в Сицилии. Денежные, продовольственные и фуражные награды состояли в единовременных денежных выдачах, в прибавке половины или полного жалованья или рациона и пр. Военные награды целым частям войск состояли в трофеях на их войсковые знаки и орлы, а иногда в денежных выдачах и пр. т.п. {73}
   *
   Все вообще военные награды были провозглашаемы и разда­ваемы всенародно и сопровождаемы похвальными речами, а удо­стоенные их - освобождаемы, по окончании сроков службы, от податей и занимали почетные места в народных собраниях и на общественных играх. Престарелые же и увечные (adynati) по­лучали содержание от казны, их поселяли в римских колониях; давали им должности в подвластных Риму областях и т.п. {74}
   *
   Мудрый римский опыт наказаний и наград учит всех, понимающих значение боевого духа и дисциплины тому, что всякое наказание, если оно справедливо, будет восприниматься как должное и полезное как наказуемому, так и другим. Награда же ценна только тогда, когда она ценит боевую доблесть, возвеличивает человека, совершившего подвиг. Государство же, которое помнит о ветеранах, достойно защищавших свое отечество, поступает не только справедливо, но и мудро, ибо тем самым показывает пример признательности тем гражданам, которые своей кровью и подвигом оказали своей родине неоценимую услугу.
  
   *
   Наряду с боевым духом, римское государство заботилось о тренировке тела молодых римлян. Римляне должны были особенно закалить себя, чтобы но­сить такое оружие, тяжести которого не мог выдержать обыкновенный человек{75}.
  
   Они достигали этого благодаря непрерывному труду, укреплявшему организм, и благодаря упраж­нениям, развивавшим в них ловкость, которая есть не что иное, как правильное распределение своих сил. Их приучали ходить военным шагом, т. е. проходить в пять часов 20 миль, а иногда и 24. Во время этих маршей их заставляли нести на себе тя­жести, весившие 60 ливров. Их приучали бегать и прыгать в полном вооружении; во время этих упражнений они имели при себе мечи, дротики и стрелы, имевшие двойной вес по сравне­нию с обыкновенными; эти упражнения производились систе­матически.
  
   Военной школой служил не только лагерь; в городе нахо­дилась площадь, где упражнялись граждане (Марсово поле) {76}. После военных занятий они бросались в Тибр, чтобы совер­шенствоваться в плавании и смывать с себя пыль и пот{77}.
   *
   Следует отметить следующее: во-первых, римских солдат заставляли много работать (особенно для укрепления лагеря) и они постоянно были заняты; во-вторых, работы, которые они выполняли, были, безусловно, необходимы. Эти два фактора исключали безделье, основу праздности и источник дурных наклонностей, и подкрепляли мысль сознанием того, что выполняемая работа полезна для них самих и для безопасности войска. Оттого римские войска были всегда бодры, сильны, дисциплинированы.
   *
   Поучительное значение имел набор римских легионов. Из истории можно увидеть, с какими вниманием и тщанием они производили набор хороших воинов и уравновешивали их достоинства так, чтобы легиовы имели всевозможно равномерный состав. Полибий сообщает верные и точные сведения, как это производилось в его времена, т. е. в самое лучшее время римской республики в настоящем периоде.
  
  
   После выбора консулов, выбирались трибуны: 14 из прослуживших 5 лет и 10 из прослуживших 10 лет. Затем, в назначенный для набора день, утром на Капитолие выставлялось знамя, герольды всенародно провозглашали по всему Риму о наборе и все совершеннолетние граждане от 17-ти до 45-ти лет собирались в Капитолие (а позже на Марсовом поле за городом), по трибам, число которых было постепенно увеличено до 35-ти. Трибуны пяти лет службы разделялись на четыре части, по числу четырех легионов: четыре первоизбранные народом либо консу­лами назначались для первого легиона, три следующие - для вто­рого, четыре следующие - для третьего и наконец три последние - для четвертого. Затем десять трибунов десяти лет службы распределялись таким же образом, два первые - в первый легион, три следующие - во второй, два следующие - в третий и три последних - в четвертый. Таким образом, на каждый легион приходилось по шести трибунов. Затем трибуны каждого легиона садились особо, вызывали трибы по жребию из урны и выбирали из них по четыре человека, сколько можно более одинаковых лет, крепости и силы. Из них одного выбирали трибуны первого легиоииа, из трех одного - трибуны второго, из двух одного - трибуны третьего, а последний четвертый доставался четвертому легиону. Из следующей по очереди трибы выбор начинали трибуны второго легиона, а оканчивали трибуны первого, и так далее, пока все четыре легиона не были набраны в количестве и в совершенной равномерности в отношении лет и качеств воинов{78}.
  
   Обратим внимание на ключевое положение данной системы набора войск - умение и желание уравновесить войска в качественном отношении, как в командном, так и в рядовом составе. Опытных командиров и воинов не только равномерно распределяли по легионам, но и этим самым создавали благодатную основу для обучения и боевого применения войск.
   *
   Текст присяги римских воинов был изложен в короткой и простой формуле: "Клянусь повиноваться начальникам моим и упо­треблять все мои силы к исполнению того, что они мне прикажут" {79}.
   *
   Из этой формулы видно, что легионеры выражали преданность только своим командирам, а не исполнению долга перед родиной, как то было в Греции. Клятва эфеба была более совершенной и продуманной:
  
   "Я не посрамлю священного оружия и не покину товарища, с которым буду идти в строю, но буду защищать и храмы и святыни - один и вместе со многими. Отечество оставлю после себя не умаленным, а большим и лучшим, чем сам его унаследовал. И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и повиноваться установленным законам, а также и тем новым, которые установит со­гласно народ. И если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду за­щищать их и один, и вместе со всеми. И я буду чтить отеческие святыни"... {80}.
  
   *
   Греческая присяга закладывала в сознание воинов их высочайшую ответственность перед Родиной и побуждала с честью и достоинством служить Отечеству и Закону, а не полководцам только. Не это ли отличие главной клятвы воина стало причиной забвения впоследствии в римских войсках интересов Отечества в угоду честолюбивым планам их военачальников?
  
   *
   Так как по закону консулы имели начальственную власть над войском только вне пределов города Рима, но отнюдь не внутри их (закон также весьма мудрый), то по произведенном наборе легионов, они назначали им сборное место, за пределами города, или за городскими воротами, или в ближайшем городе на пути следования армии в поход, или, наконец, в менее или более отдаленных местах. Туда новобранцы и отправлялись полегионно без оружия, там только распределяли их по различным родам войск и раздавали каждому роду их присвоенное ему оружие, туда же квесторы переносили и легионные орлы{81}, которые они хранили в государственном казнохранилище в Капитолие. В день, назначенный для похода, консул от­правлялся в храм Марса, потрясал щиты и гасту (полу­копье) статуи Марса, приносил жертвы и обеты, к затем, обла­чившись в присвоенные ему одежды полководца, отправлялся уже на сборное место. Здесь войско очищалось особым жертвоприношением под названием люстрации (lustratio) и выступало в поход{82}.
   *
   Военное командование в римских легионах и армиях имело свою правильную иерархию или чиноначалие. В римских легионах начальствующими чинами были:
  
   Младшими командирами: 1) декурионы (decuriones) или десятники (соответствовали унтер-офицерам), начальствовавшие 10-ю воинами или одним рядом каждый и составлявшие 1-ю шеренгу манипулы. Кроме того при каждой манипуле состояли: один знаконосец (signifer), носивший знак (signa) или значок манипулы, избираемый всегда из сильнейших и храбрейших воинов и в отличие носивший шлем, покрытый шкурой львиной или медвежьей головы, и один трубач; 2)подцентурионы (duplicati, tergi ductores) или пятидесятники (соответствующие субалтерн-офицерам); они были назначаемы военными трибунами, по выбору центурионов, и стояли в замке за манипулами, которые поэтому центурионы могли смелее вести в бой, не опасаясь беспорядка в задних шеренгах{83}.
   *
   Низшее офицерское звено командования составляли цептурионы (centuriones, ductores ordinum) или сотники; они были назначаемы предводителями ариий, по выбору военных трибунов; в каждой манипуле их было по 2, старший и младший; первый стоял на правом, а второй на левом фланге перед­ней шеренги (декурионов); старший центурион 1-й манипулы триариев назывался примипилом (primipilus, первое копье), поль­зовался достоинством всадника, правом заседать в военном совете и другими почетными преимуществами, и ему исключительно вверялось охранение легионного орла.
  
  
  
   При выборе центурионов во­обще, по свидетельству Полибия, обращали особенное внимание не только на их мужество и храбрость, но и на твердость характера и военную опытность, так как главною обязанностью их было соблюдать строгий военный порядок в манипулах; центурионы (как и все вообще частные начальники в легионах) отлича­лись разными украшениями на шлемах и латах, и носили ви­ноградные трости, для немедленного наказания виновных рядовых воинов{84}.
  
   Жалование их равнялось двойному солдатскому; Цезарь увеличил его и вместо 120 денариев (90 марок=44 зол. руб.) они стали получать 225 денариев (165 марок=77 зол. руб.) в год{85}.
   *
   Средними офицерскими чинами римской армии были военные трибуны (tribunes militum, соответствовавшие штаб-офицерам); они были избираемы первоначально сенатом, а потом предводителями армии; в римском легионе их было сначала по 4: 1 старший и 3 младших, для начальствования отделениями линейной пехоты, потом по 6-ти, по одному старшему и одному младшему на каждую из З-х линий, и, наконец, по 10-ти, по числу когорт и по одному на каждую; старшие из них имели право заседать в военном совете и начальствовали легионами по очиерди (если он не состоял под начальством легата) {86}.
   *
   Старшими чинами были легаты (legati - посланные), называвшиеся так потому, что первоначально были посылаемы сенатом в армию, в качестве членов военного совета и для началь­ствования армиями, в случае смерти или болезниее предводителя; впоследствии же предводители армий сами избирали легатов из числа военных трибунов и поручали им начальствовачие одним, двумя или более, легионами либо отдельными отрядами войск (по­чему легаты соответствовали некоторым образом нынешним генералам) {87}.
   *
   Наконец, высшую степень в военном чиноначалии занимали предводители армий{88}, в лице одного или двух консулов: одного - если в поле была одна армия, двух - если были 2 армии, начальствуя обеими поочередно в продолжении суток. Это имело большия неудобства и невыгоды и нередко бывало причиной больших бедствий (как, например, в сражении при Каннах). А потому часто, в особенно важных или опасных случаях, римляне избирали диктаторов с неогра­ниченною властью. Первым диктатором был Ларций Флав, избранный в 497 году, в войне с латинянами{89}. Диктатор избирал себе сам, а иногда сенат или народ назначали ему товарища или помощника, с званием магистра или начальника конницы (magister equitum) {90}.
   *
   Главное управление (главный штаб) римской армии составляли: 1) квесторы (quaestores) или казначеи и интенданты армиии; они занимали равную с легатами степень и содействовали предводителям армии в подробностях выдачи войскам жалованья, взимания контрибуций, распределения добычи, раздачи одежды, вооружения, продовольствия вычетов за них, и потому вероятно получали или сами вели строевые списки легионов; им же вверялось хранение легионных орлов в Капитолие в мирное время и раздача их, равно и вооружения, а конница и лошадей - по наборе легионов; так как они были гражданскими сановниками в Риме, то число их было ограниченное и не все армии имели их при себе; в таком случае предводитель армий вверял исправление их обязанностей одному из легатов; 2) контуберналы (contubernales), избираемые обыкновенно из молодых людей знатного рода; они состояли при предводителе армик, передавали приказания и исполняли поручения его, научались военному делу под личным его руководством и т. п. (соответствовали некоторым образом личным адъютантам и состоящим по поручениям); 3) мензоры (mensores), цензоры (censores) и метаторы (metatores), измерявшие и разбивавшее ла­гери, в 4) антимензоры (antimensores) и антицензоры (anticensores), разведывавшие дороги и местность и назначавшие места под лагери (все они соответствовали некоторым обра­зом офицерам генерального штаба); 5) либрарии (librari) и фрументарии (frumentarii), подчиненные квесторам лица по хранению и раздаче продовольствия и фуража (соответствовали чинам интендантского ведомства); наконец, 6) авгуры (augures) или жрецы - прорицатели воли богов и успеха или неуспеха предприятия или сражения, по разным приметам: по полету и крику птиц, клеванию кур, молнии и грому, внутренностям жертвенных животных и многим другим, грубым языческим суевериям, большею частию обманным; ибо рим­ляне, крайне суеверные, как и греки и все вообще язычники, также опасались начинать войну или вступать в бой, не испытав сначала, будто бы, воли их богов, которая, разумеется, всегда согласовалась, как и у греков, с волею предводителей армий{91}.
   *
   Из анализа структуры и характера военного командования видно, что самой опытной и надежной частью римского войска было низшее и среднее звено командного состава (центурионы и военные трибуны). Выбор высшего состава и предводителей армий сначала всецело зависел от воли сената, а затем - от воли солдатской массы, которая сама присвоила себе право выбирать предводителя, давая ему титул императора. Военные школы для образования офицерского состава не существовали и только военная практика формировала боевые качества будущих офицеров. В этих условиях только неумолимая традиция могла содействовать качеству командного состава. Но, традиция, сама по себе существовать не может. Должны быть ее носители и хранители. Носители традиции безвозвратно убывали, а хранители не были соорганизованы: только историки, писатели и поэты, большинство из которых военное дело знали льшь со стороны сохраняли для потомков те примеры воинской доблести, которые сами были в состоянии постичь.
   *
   Саллюстий справедливо писал об этом упущении римлян:
  
   "Деяния афинян, по моему суждению, и блистательны и великолепны, и все же они многим меньше той славы, которою пользуются. Но у афинян были писатели редкостного дарования -- и вот по всей земле их подвиги считаются ни с чем не сравнимы­ми. Стало быть, во столько ценится доблесть поступка, насколько сумели превознести ее на словах ясные умы. Римский народ, од­нако ж, писателями не был богат никогда, ибо самые рассудительные бывали заняты делом без остатка, и никто не развивал ум в отдельности от тела, и лучшие предпочитали действовать, а не го­ворить, доставлять случай и повод для похвал, а не восхвалять заслуги других" {92}.
   *
  
   Делая необходимое обобщение, следует отметить, что во все времена была (и остается) необходимость летописания, но не простого описания происходящих событий, а аналитического анализа событий и явлений не только давнего, но и самого близкого периода. Если это должно быть закономерным и системным для гражданских сфер жизни общества, то в военной области необходимость такой работы вдвойне очевидна.

Война и боевая деятельность войск

  
   Стремление к завоеваниям, прирожденное Риму по самому происхождению и началу его, обнаружилось уже с самых первых времен существования его.
   Под правлением царей часто обуз­дываемое миролюбивою политикой их, оно, с учреждением народного правления уже сделалось не только существенною потребностью римской республики, но даже и необходимым условием политического бытия ее. Ибо только обращением на внешния дела внимания и сил народа, необыкновенно пылкого, страстного, беспокойного, воинственного и алчного к славе, власти и еще более к обогащению добычей, и удовлетворением этих сильнейших страстей его, правительство римское могло соблюдать в государстве внутренния благоустройство и безопасность. Кроме того, ежегодная смена консулов в Риме, а во время и после Пунических войн и наместников в покоренных областях и странах, постоянно побуждала тех и других к новым войнам, как к вернейшему средству приобретения славы, богатства, ува­жения сограждан, общественных и государственных отличий, наград, достоинств, и с ними значения и силы{93}.
   *
   Поэтому римское правительство тщательно искало поводов к войне, объявляло ее за малейшие, действительные или мнимые, оскорбления чести государства и народа римского или нарушение прав и выгод их, искусно вмешивалось во внутренние дела других народов и в международные отношения между ними.
   *
   При подготовке к войне на первом месте стояла разведка противника.
  
   Втайне решив вести воину с тем или другим народом или государством, оно, еще до объявления ее установленным порядком, всячески старалось втайне же, тщательно и обстоятельно разведывать о военных силах, средствах и способах этого народа или государства, о расположении умов в них, о личности, способностях и характере их полководцев, о свойствах страны их, словом - о всем, что ему необходимо было знать для того, чтобы сообразовать с этим свои политические и военные действия.
  
   Сообразно с тем, оно составляло общее предначертание войны и первоначальных военных действий, и хранило его в величай­шей тайне, стараясь между тем вводить противника в заблуждение ложными слухами, движениями и действиями. А между тем в Риме, у союзников и подвластных народов набирались войска, на выгоднейших местах учреждались склады продовольствия (horrea), подвижные склады оружия (агтепиагиа), оружейные заводы (fabricae) и т. п. {94}
   *
   Объявление войны совершалось после того, как все предварительные приготовления к войне были совершенно кончены. Тогда римский сенат объявлял ее против­нику посредством фециалов или жрецов, с известными обря­дами.
  
   Они требовали от имени сената и народа римских удовлетворения за нанесенное им оскорбление или за нарушение их прав и выгод. В случае отказа, один из фециалов бросал на землю противника окровавленное копье, что и служило знаком торжественного объявления войны и называлось clarigatio.
  
   Когда же владычество римлян стало распространяться за пределы Италии, тогда обряд объявления войны исполнялся на так называемом бранном или военном поле (agger hostilis) за стенами Рима. По объявлении войны, немедленно отворя­лись, до окончания ее, двери Янусова храма - и римские армии двигались в поле{95}.
   *
   Начав войну, полководцы предпринимали самые решительные наступательные действия. Сосредоточив все силы для решительного сражения, они старались первым ударом разбить противника или нанести ему решительное поражение. Имея в своем тылу укрепленный лагерь с запасами продовольствия и оружия, они использовали его на случай неблагоприятного исхода как крепость, столь укрепленную земляным валом, что могли довольно долго и успешно обороняться против превосходящего противника{96}.
   *
   Обыкновенно консульская армия не превышала 4-х легионов (2-х римских и 2-х союзных), потому что римляне признавали истинную силу армии не в числе войск, а в их хорошем устройстве и мужестве и храбрости, и в военных дарованиях и искусстве главного предводителя их. Но в случаях особенной важности или опасности, или когда необходимо было вести войну с одним или несколькими сильными противниками, римляне выставляли в поле несколько армий, число легионов в которых достигало иногда значительного числа{97}.
   *
   Римское военное искусство поражало воображение современников своей разумностью и практичностью: все учреждения и воинское искусство, от главнейших до мельчайших, были соображены, согласованы и устремлены к одной цели. Не удивительно, что и в древнин, и в новые времена они возбуждали к себе такие восторженные чувства восхищения и восхваления. Вегеций, удивляясь верной соразмервости всех составных частей римского легиона, приходит в некоторый восторг, говоря:
  
   "Должно быть, что учреждение легиона вну­шено мудростью, превыше человеческой!"
  
   А Иосиф Флавий вы­ражается об этом предмете с большею еще силой.
  
   "Если рассмотреть, - говорит он, - до какой степени римляне изучали военное искусство, то нельзя не согласиться, что великое могуще­ство, до которого они достигли, было не даром счастия, но на­градою их мудрости. Они не ждали войны для того, чтобы упраж­няться во владении оружием; не видно, чтобы они, усыпленные на лоне мира, начинали приводить в движение руки только тогда, когда необходимость пробуждала их; никогда они не прерывают своих военных упражнений, как будто оружие родилось вмеете с ними и входило в состав их телесных членов, - и эти военные игры суть глубокомысленное изучение образа битв. Каж­дый день каждый воин производит опыты силы и мужества, зато действительные битвы не представляют ему ничего нового и трудного; привыкнув сохранять свои рады в строю, воины римские никогда не знают расстройства и беспорядка в них, никогда страх не омрачает их рассудка, никогда усталость не истощает их сил. Они уверены в победе, ибо уверены, что встретят неприятеля, не похожих на них, и можно было бы сказать, не опасаясь ошибиться, что их упражнения суть битвы без пролития крови, а битвы - кровопролитные упражнения" {98}.
  
   Заметим, что в данном случае речь идет о реализации того принципа, который впоследствии сформулировал и осуществил в своей практике Великий Суворов: "Тяжело в учении - легко в бою!".
   *
   Названная черта римского военного искусства - упражняться в боевом искусстве всегда, везде, с постоянным и неослабным напряжением - исключительно важная черта боеспособной армии. Боевое мастерство не формируется вдруг, не возникает из ничего, а вырастает из тяжелой, повседневной боевой учебы. Важная особенность такой учебы состоит в том, что она усложняется по мере овладения предметом тренировки, от одного уровня мастерства восходит к другому, более совершенному и не прекращается до тех пор, пока есть неиспользованные резервы и возможности.
   *
   Как и в других странах древнего мира, в Риме существовал и принцип материальной заинтересованности воинов в виде получения определенной доли военной добычи.
  
   В случае одержания победы над неприятелем в поле и взятия его лагеря или же города, военные трибуны выбирали известное число воинов от каждой центурии, манипулы и когорты, для сбора добычи и доставления ее в свои легионы; остальные затем войска оставались в это время в строю под оружием. Военные трибуны собирали всю добычу вместе и заведывали ее продажей квестором и ее распределеиием войскам по назначению предводителя армии.
  
   При этом каждый воин получал только половину того, что ему следевало, а другая половина хранилась в складах при легионных войсках и знаках. Каждый легион имел, по числу когорт, 10 своих запасных денежных бурс или мешков, из которых известная часть составляла 11-ю бурсу или мешок для погребения тел легионеров. В распределении добычи, известными, определенными частями, участвовали все чины армии, от предводителя ее до низших, равно содержавшее стражу, посланные на какия бы то ни было служебный работы и даже больные.
  
   Вообще, для деления военной добычи, приобретенией от неприятеля, существовали особые правила или скорее обычаи, которые строго соблюдались. Именно - добыча делилась на три части, которые назначались; одна - для государственной казны, другая - пред­водителю армии, а третья - частным начальникам войск и самим войскам, в определенной соразмерности.
  
   Но когда начальников и воинов стали награждать деньгами или землями, тогда военная добыча частию отчислялась в государственную казну, а частию предоставлялась предводителям армий, которые нередко употребляли ее на народные игры, сооружению общественных памятников и зданий и т.п. {99}
  

Внешняя политика римлян

  
   Римский сенат разработал и осуществил на практике весьма интересную политику, посредством которой он решал несколько задач: во-первых, создавал для себя удобный повод для начала войны; во-вторых, не давал противнику создать против себя мощную коалицию враждебных государств; в-третьих, умело вовлекал в сферу своего влияния колеблющихся правителей, обещая свое покровительство; в-четвертых, ослаблял сильных противников, действуя через третьи страны; в-пятых, умело пользовался плодами победы своих полководцев, диктуя побежденным такие условия, которые окончательно подрывали их военную и экономическую мощь, а также политическое влияние на собственный народ.
   *
   Надо отдать должное Ш. Монтескье, который обстоятельно и последовательно проанализировал характер внешней политики римлян и дал нам возможность тезисно изложить ее основные черты.
   *
   Сенат, прежде всего, держал в повиновении покоренные народы. Он присвоил себе роль трибунала, который судил все на­роды; по окончании каждой войны он выносил постановления о наказаниях и наградах, которые каждый заслужил. Он отнимал часть земли у побежденного народа с тем, чтобы отдавать ее союзникам. При этом он достигал двух целей: он заставлял теснее примыкать к Риму тех царей, которые не вну­шали ему особых опасений и от которых он мог многого ожи­дать; он ослаблял других, от которых он не мог ожидать ника­кой помощи и которых он должен был сильно опасаться{100}.
   *
   Особое отношение Рим проявлял к союзникам: союзниками пользовались, чтобы вести войну с неприяте­лем; но тотчас же после победы в свою очередь расправля­лись с ними{101}.
   *
   Когда римляне имели против себя нескольких противников, они заключали перемирие с более слабым, который считал себя счастливым, получив его, и рассчитывал на некоторое время отсрочить свою гибель{102}.
   *
   Когда римляне вели большую войну, сенат терпеливо выносил всякого рода оскорбления со стороны других народов, молчаливо ожидая случая, когда он сможет наказать обидчика. Когда какой-либо народ выда­вал ему виновных, он отказывался их наказывать, предпочи­тая объявлять всю нацию виновной и сохраняя для себя воз­можность полезного мщения{103}.
   *
   Хотя римляне причиняли своим врагам громадные бедствия, все же против них не составлялись лиги, ибо тот, кто нахо­дился дальше всех от опасности, не хотел приблизить ее. Римлянам редко объявляли войну, но они всегда ее объявляли в наиболее подходящее время, наиболее выгод­ным для себя способом тому народу, с которым им было наи­более удобно сражаться. Среди народов, на которых они на­падали, было очень мало таких, которые не выносили бы от них всякого рода оскорблений, лишь бы их оставили в покое{104}.
   *
  
   Римляне имели обычай говорить всегда в тоне владык. Послы, которых они посылали к народам, которые еще не почувствовали их могущества, обычно встречали плохой прием. Это служило римлянам верным поводом к тому, чтобы объяв­лять войну{105}.
  
   *
   Так как они никогда не заключали мира искренно и стре­мились все захватить, то их договоры, собственно говоря, являлись только перерывами в войне. Они включали в них условия, служившие всегда зародышем гибели государства, которое их принимало: они заставляли выводить гарнизоны из крепостей или ограничивали число сухопутных войск, или тре­бовали выдачи им лошадей и слонов. Если же народ был сильным на море, то они его обязывали сжечь свои корабли, а иногда требовали его выселения из прежнего места вглубь страны{106}.
   *
   После того как они уничтожали войска какого-либо госу­даря, они истощали его финансы чрезмерными налогами или данями, которые они взимали под тем предлогом, что он должен оплатить военные расходы{107}.
   *
   Когда они заключали мир с каким-либо государем, то брали в качестве заложников кого-либо из его братьев или сыновей. Это давало им возможность по своей прихоти возбу­ждать смуты в его государстве. Имея в своих руках ближай­шего наследника престола, они стращали им сидящего на троне. Если же у них был более далекий родственник царя, то им поль­зовались для того, чтобы возбуждать мятежи среди народов{108}.
   *
   Если какой-либо князь или народ отказывался повино­ваться своему государю, то они тотчас же давали возмутив­шемуся титул союзника римского народа, благодаря чему он становился священным и неприкосновенным. Таким образом, не было ни одного царя, даже самого великого, который мог бы быть всегда спокоен насчет своих подданных или даже на­счет своей семьи{109}.
   *
   Несмотря на то, что титул союзника был известным родом рабства, за ним очень гнались, ибо получивший его мог быть уверен, что он будет получать оскорбления только от римлян, и мог надеяться, что эти оскорбления будут не очень значи­тельными. Таким образом, ради того чтобы получить этот титул, народы и цари готовы были оказывать любые услуги и совершать любые низости{110}.
   *
   Чтобы не дать крупным государям возможности усилиться, они не позволяли им вступать в союзы с теми государствами, которые были союзниками римлян; а так как они никогда не отказывались заключить союз с любым соседом могуществен­ного государя, то это условие, включавшееся в мирный до­говор, лишало этого государя всяких союзников{111}.
   *
   Кроме того, когда они побеждали какого-либо крупного государя, то заключали с ним мир на условии, что он не бу­дет иметь права разрешать посредством войны свои споры с союзниками римлян (т. е. обыкновенно со всеми своими соседями). Он обязан был признавать римлян в качестве третей­ского судьи: это отнимало у него возможность воспользоваться в будущем своими военными силами{112}.
   *
   Когда какой-либо государь одерживал победу, которая ча­сто истощала его, тотчас же являлся римский посол, который похищал эту победу из его рук. Среди тысячи примеров можно напомнить случай, когда римляне одним лишь словом изгнали Антиоха из Египта{113}.
   *
   Они всегда придерживались правила разделять силы наро­дов. Ахейская республика состояла из союза свободных горо­дов; сенат объявил, что отныне каждый город будет управ­ляться по своим собственным законам и не будет зависеть от общей власти{114}.
   *
   Когда в каком-либо государстве возникали раздоры, римляне немедленно брали на себя роль судей. Благодаря этому они получали уверенность в том, что против них будет высту­пать только та сторона, которую они осудили. Если претен­денты на престол имели общих предков, то они иногда объявляли обоих царями; если же один из них был малолетним, то они решали дело в его пользу и брали на себя его опеку в качестве защитников всего мира. Дошло до того, что цари и народы стали их подданными, не зная даже точно, на каком юридическом основании; ибо римляне считали, что достаточно было какому-либо народу услышать о них, чтобы тем самым он стал их подданным{115}.
   *
   Они никогда не вели войн с отдельными народами, не обес­печив себя предварительно вблизи врага каким-либо союзни­ком, который мог бы посылать им вспомогательные отряды; и так как армия, которую они посылали, никогда не была мно­гочисленной, то они всегда держали вторую армию в провин­ции, расположенной ближе всего к врагу, и третью - в Риме, которая всегда была готова выступить в поход. Таким обра­зом, они рисковали лишь весьма незначительной частью своих сил, в то время как их противник ставил на карту все свои силы{116}.
  
  
   *
   Они произвольно толковали даже договоры. Так, когда рим­ляне захотели унизить родосцев, то сказали, что данную родосцам Ликию следует рассматривать не как дар, но как дру­жественную, союзную Риму страну{117}.
  
   *
   Когда какой-либо из римских генералов заключал мирный договор для спасения своей армии от неминуемой гибели, се­нат, никогда не соглашавшийся ратифицировать этот договор, пользовался этим миром для продолжения войны. Так, когда Югурта запер римскую армию и затем отпустил ее, положив­шись на договор, то в борьбе против него использовались те самые войска, которые он пощадил. Когда нумантинцы при­нудили 20 тысяч римлян, умиравших с голоду, попросить мира, то мирный договор, спасший столько граждан, был расторг­нут в Риме, а от ответственности перед общественным мне­нием уклонились тем, что послали к нумантинцам консула, подписавшего договор{118}.
   *
   Иногда они заключали мирный договор с государем на спра­ведливых условиях, и когда он выполнял их, они прибавляли такие условия, что ему приходилось снова начинать войну. Так, когда они заставили Югурту выдать им своих слонов, своих лошадей, свои сокровища, бывших у него перебежчиков, они потребовали, чтобы он выдал себя самого; но это составляет самое ужасное несчастье для государя и не может быть выставлено в качестве условия заключения мира{119}.
   *
   Они, наконец, судили царей за их частные преступления и ошибки. Они выслушивали жалобы тех, кто вступал в спор с Филиппом; отправляли послов для охраны безопасности его противников; выслушивали обвинения Персея в том, что он убил нескольких граждан союзных с Римом городов и вступил в споры с другими{120}.
   *
   Как владыки вселенной, они присваивали себе все ее сокро­вища; они грабили более справедливо как завоеватели, чем как законодатели. Узнав, что Птоломей, царь Кипра, обладает несметными богатствами, они по предложению одного трибуна приняли закон, согласно которому объявили себя наследни­ками еще живого человека и конфисковали имущество союз­ного государя{121}.
   *
   Корыстолюбие отдельных граждан разграбило все то, что ускользнуло от алчности государства. Судьи и правители продавали свое правосудие царям. Спорящие стороны разо­ряли себя наперебой, чтобы купить всегда сомнительное благоволение судьи против соперника, который еще не оконча­тельно истощил себя, ибо здесь не соблюдалась даже справед­ливость разбойников, которые при совершении своих пре­ступлений соблюдают известную добросовестность. Наконец, государи, зная, что их законные или узурпированные права могут быть подтверждены только посредством подкупа, для того чтобы получить деньги, грабили храмы и подвергали конфискации имущества самых богатых граждан; они совер­шали тысячи преступлений для того, чтобы отдать римлянам все сокровища мира{122}.
   *
   Они завоевывали постепенно. Когда побеждали какой-либо народ, то удовлетворялись тем, что ослабляли его; ста­вили ему такие условия, которые незаметно подтачивали его; если он поправлялся, его еще больше унижали: он стано­вился подданным, причем нельзя было указать точно, в какой момент это произошло{123}.
   *
   Безумие победителей состоит в том, что они желают навя­зать всем народам свои законы и свои обычаи. Это ни к чему не служит, ибо люди способны повиноваться при всяком роде правления. Но Рим не предписывал никаких общих законов, поэтому народы не имели между собой никаких опасных связей; они составляли одно тело только в смысле общего повиновения; не будучи соотечественниками, они все были римлянами{124}.
   *
   Подводя итого изложенному, следует признать, что такая коварная и гибкая внешняя политика Рима, как правило, решала две важнейшие задачи: во-первых, силой дипломатии и законодательства она не только закрепляла, но и усугубляла (углубляла и расширяла) достижения римского оружия; во-вторых, благодаря этой политике римское войско смогло избежать целого ряда военных столкновений (войн, сражений и битв), следовательно, меньше понесло потерь при гораздо больших завоеваниях.
  

III

Военно-политические причины падения Римской империи

  
  
   Чем далее Рим отступал от своих принципов, лежащих в основе военной политики, чем чаще нарушал некогда нерушимые правила, тем более соображения личной выгоды и политические задачи диктовали римским диктаторам иные тактические задачи, которые, в конечном счете, обернулись большими стратегическими просчетами.
  
   Итак, с тщеславием и жаждой единоличной верховной власти в Риме начались те необратимые процессы, которые привели к гибели Римской империи{125}.
   *
   Прежде всего, своими действиями и поступками, Сулла, Помпей, Красс и Цезарь установили безнаказанность всех госу­дарственных преступлений; они уничтожили все, что могло помешать порче нравов, все, что могло содействовать прекра­щению беспорядков; подобно тому, как хорошие законодатели желают сделать своих сограждан лучшими, они стремились сделать их худшими.
  
   Они ввели обычай подкупать народ день­гами; когда обвиняли кого-либо в происках, подкупали судей; они производили беспорядки при выборах посредством вся­кого рода насилий; когда привлекали кого-либо к суду, наво­дили страх на судей; уничтожена была даже власть народа, свидетельством чего служит Габиний, который бесстыдно потребовал триумфа по поводу того, что он вооруженной рукой восстановил на престоле Птоломея вопреки воле народа{126}.
  
   *
   Первые люди республики стремились внушить народу отвращение к власти, доведя до крайностей неудобства республиканского образа правления:
  
   В Риме существовал закон об оскорблении величества, на­правленный против тех, кто покушался на римский народ. Ти­берий воспользовался им и стал применять его не к тем, против которых он был издан, но ко всем, которых ему указывали его ненависть и недоверчивость. Под этот закон подпадали не только поступки, но и слова, и знаки, и даже мысли, ибо слова, которые произносятся при откровенных беседах двух друзей, могут рассматриваться только как мысли. Не было больше свободы на пирах, доверия между родственниками, верности в рабах; притворство и мрачность государя сообща­лись всем. Дружба стала рассматриваться как опасность, искренность - как неблагоразумие, добродетель - как аффек­тация, способная напомнить народам о счастье минувших времен{127}.
  
   *
   Единоличная власть (диктаторство, тирания), как правило, губит добрые нравы и обычаи. Так и диктаторская, грабительская и корыстолюбивая политика Суллы все перевернула в государстве вверх дном:
  
   "Те, кто с легкостью переносил лише­ния, опасности, трудности, - непосильным бременем оказались для них досуг и богатство, в иных обстоятельствах желанные. Сперва развилась жажда денег, за нею - жажда власти, и обе стали как бы общим корнем всех бедствий. Действительно, коры­столюбие сгубило верность, честность и остальные добрые каче­ства; вместо них оно выучило высокомерию и жестокости, выучило презирать богов и все полагать продажным. Честолюбие многих сделало лжецами, заставило в сердце таить одно, вслух же говорить другое, дружбу и вражду оценивать не по сути вещей, но в согласии с выгодой, о пристойной наружности заботиться боль­ше, чем о внутреннем достоинстве. Начиналось все с малого, ино­гда встречало отпор, но затем зараза расползлась, точно чума, народ переменился в целом, и римская власть из самой справед­ливой и самой лучшей прекратилась и жестокую и нестерпимую" {128}.
  
   Чтобы крепче привязать к себе войско, которое он водил в Азию, Луций Сулла избаловал солдат чрезмерными удобствами и слишком щедрым жалованьем - вопреки обычаям предков. Пре­лесть, очарование тех краев в сочетании с праздностью легко из­нежили суровые души воинов. Тогда впервые приучилось римское войско развратничать и пьянствовать, дивиться статуям, картинам и чеканным вазам, похищать их из частного и общего владения, грабить храмы, осквернять все божеское и человеческое. {129}
   *
   С этих пор лицемерие правителей стало нормой их поведения и действий:
  
   "В дальнейшем (чтобы коротко объяснить истинное положение дел) всякий, кто приводил государство в смятение, выступал под честным предлогом: одни якобы охраняли права народа, другие под­нимали как можно выше значение сената, - и все, крича об общей пользе, сражались только за собственное влияние. В этой борьбе они не знали ни меры, ни совести; и те и другие жестоко злоупот­ребляли победой" {130}.
  
   *
   Корыстолюбие правителей пагубно действует на народ, развращая нравы, попирая веками установленные нормы, открывая каждому возможность "отличиться" в дурном деле. Это явление ярко обозначил в своей речи против Катилины Катон. Говоря о том, что возвысило предков, Катон указал, что это были: "в отечестве - трудолюбие, за его рубежами - справедливость власти, в советах - свободный дух, не отягощенный ни преступлениями, ни страстями".
  
   "А у нас вместо этого роскошь и алчность, бедность в государстве, изоби­лие в частных домах. Мы восхваляем богатство и любим безделие. Меж добрыми и худыми нет никакого различия, все награды за доблесть присваивает честолюбие. Что ж удивляться? Когда каж­дый из вас печется лишь о себе, когда дома вы рабски служите наслаждениям, а здесь деньгам или дружеству, тогда и возможно покушение на государство, лишенное главы", - продолжил он. {131}
  
   *
   Развитие дурных нравов в римском обществе быстро проникло в римскую армию и разрушило в ней то, что является наиболее ценным - дисциплину и повиновение:
  
   "Он (Сулла - А.К.) уничтожил всякую военную дисциплину во время своих азиатских походов; он приучил свою армию к грабежам, раз­вил в ней такие потребности, которых она раньше не имела; он окончательно развратил солдат, которые в дальнейшем должны были развратить полководцев. Он ввел вооруженную армию в Рим и научил римских генералов нарушать убежище свободы. Он роздал земли граждан солдатам и развил в них нена­сытную алчность, ибо начиная с этого момента не было ни од­ного воина, который не ожидал бы случая, чтобы овладеть имуществом своих сограждан" {132}.
  
   *
   Римская армия перестала быть дисциплинированным и послушным войском с тех пор, как в него начала проникать митинговая страсть, которая подорвала основу власти - единоначалие. Демократия, уместная в гражданском обществе{133}, недопустима в военной среде, где успех военного предприятия решается не только гениальным решением военачальника, но, главным образом, умением влиять на войска. Если эту способность у полководца отнять или лишить его возможности влиять на войска, армия мгновенно превратится в неуправляемую, агрессивную и опасную толпу (банду) для сограждан и начальствующих лиц, но удобную для избиения и уничтожения группу лиц - для противника.
   *
   После того, как в армии утвердятся "порядки Суллы", Лукуллы оказываются беспомощны. Лукулл, будучи талантливым полководцем, дал ряд успешных сражений, но он же запретил солдатам грабить и заниматься мародерством. Вследствие этого и добыча, которую привык получать римский солдат, резко сократилась. Это вызвало недовольство солдат и даже отказ выполнить приказ императора:
  
   Особенно труден был поход 69 года в Армении, крае совершенно неизвестном римлянам, когда Лукулл разгромил крупнейшие силы, стянутые Ти­граном, взял его новую столицу Тигранокерту (в северной Месопотамии) и стал преследовать армянского царя в горах. Но именно теперь, после самых блестящих побед, наступила гибельная для Лукулла остановка вследствие того, что его армия отказалась итти по снежным дорогам на завоевание восточной Армении. Солдаты заставили императора отступить опять к Месопотамии, где его последним успехом было взятие крепкого Низибиса{134}.
  
   В крушении дальней экспедиции Лукулла сказалось то, что в армию Лукулла вторглись нравы столичной демократии, атмосфера римских митингов, а в лице его шурина Публия Клодия (или Клавдия, или знаменитой старинной фамилии) среди армии полнился необыкновенно умелый и опасный агитатор.
  
   Клодий принес в лагерь сведения о том, что в Риме решено устранить Лукулла; он представил солдатам их бес­конечно долгую, безвыгодную службу, и особенно возбудил их рассказами о благополучии Помпеева воинства, которое после походов, гораздо более кратких, уже возвратилось по домам. Вести эти тем более раздражили лукулловцев, что командир после трудной осады Низибиса не позволил им водвориться во взятом городе, а заставил их по-прежнему жить в лагере{135}.
  
   *
   На примере Лукулла видно, как опасно проникновение в войска разного рода политических агитаторов, которые не только будоражат войска, но зачастую призывают их действовать против командиров.
   *
   На этом же примере видно, в каком крайне тяжелом положении оказывается полководец, который потерял власть над войсками:
  
   ...Благодаря вынужденному бездействию Лукулла, все результаты его побед были опрокинуты... Затравленный и в Риме, и в собственном лагере, Лукулл попытался еще раз вызвать войско к решительным действиям и направиться из Месопотамии к Понту: теперь он покинул свою важность и гордость, пожимал руки солдатам, молил их пожалеть своего командира. Он ничего не достиг: солдаты объявили, что они свободны от всяких обязательств по отно­шению к нему, и Лукуллу пришлось покорно дожидаться появления преемника себе, а таковым явился неизменный баловень судьбы Помпей...{136}
  
   *
   Данный факт говорит о том, что правительство, допустившее падение авторитета полководца, может уже не поднять на должную высоту положение военачальника. Оно будет все время идти на уступки той силе которую родила сама. Сила эта - солдаты, почувствовавшие свою политическую власть{137}.
   *
   Первое солдатское требование к правительству было увеличение их жалованья. У римлян существовал старый обычай, согласно которому триумфатор раздавал несколько динариев каждому солдату. То была незначительная сумма. Во время гражданских войн эти подарки были увеличены.
  
   Когда-то раздавали деньги, взя­тые у неприятеля; в эти бедственные времена стали давать деньги, взятые у граждан; хотя и не было военной добычи, солдаты требовали своей доли.
  
   Эти распределения производи­лись после окончания войны; Нерон стал производить их в мирное время. Солдаты привыкли к ним; они роптали на Гальбу, смело ответившего им, что он умеет набирать солдат, но не покупать их{138}.
   *
   Каракалла проявил безмерную щедрость по отношению к солдатам.
  
   Он точно следовал совету, который дал ему уми­рающий отец: обогащать солдат и не заботиться о других.
  
   Но эта политика была хороша только для одного царство­вания, ибо наследник, не имевший возможности быть столь же щедрым, немедленно убивался солдатами. Таким образом, мудрые императоры убивались солдатами, а плохие погибали от заговоров или по постановлениям сената{139}.
   *
   Жадность людская не знает границ. Римские легионеры перестали довольствоваться незначительными (по их мнению) суммами:
  
   Ни­когда солдат не был так требователен, никогда в такой мере не торговался с вербовщиками и с самим крупным военным пред­принимателем, главнокомандующим. Никогда так сильно не был выражен в войске дух наемничества. В момент ссоры с Октавианом в 44 г. Антоний предлагает Цезаревым ветеранам, переправлявшимся из Македонии, по 100 денариев каждому в виде задатка, если они вступят на службу к нему. Солдаты встречают предложение смехом: дело в том, что Октавиан уже обещал в пять раз больше - 500 денариев. После соглашения с Антонием и заключения триумвирата Октавиан идет на Рим и обещает каждому солдату, который за ним последует, 10000 сестерциев в качестве окончательной денежной награды. В продолжительной и трудной войне с республиканцами на Во­стоке цена награды солдатам подымается вдвое: триумвиры обещают каждому ветерану при возвращении 5000 денариев (20000 сестерциев) {140}.
  
   *
   Власть пожинала плоды своего творения и начинала метаться в поисках средств для удовлетворения все возрастающих солдатских требований:
  
   Необходимо было, однако, уже теперь выдать солдатам задатки; также важно было собрать суммы для военных опера­ций, предстоявших на востоке. Этой цели должны были послужить опальные списки, а для составления их нашли очень выгодную вывеску: наказание убийц Цезаря. Автор "закона о преследовании убийц Цезаря", новоизбранный консул Педий, племянник Цезаря, назвал имена 17 выдающихся людей Рима, которые были предположены триумвирами к казни; но в ту же ночь потрясенный ужасом, охватившим население, он умер от удара. У Антония и Октавиана оказались более крепкие нервы. Они занесли в tabulae proscriptionis сначала 130, потом еще 150 человек. На списке впереди стояли имена близких родственников всех командиров, Лепида, самого Антония, Планка и Поллиона; в число врагов Цезаря Антоний поспешил занести Цицерона, и убийцы настигли его 7 декабря 43 г. {141}
  
   *
   Правительство, вставшее на путь уступок солдатской массе, вынуждено было от проскрипций прибегнуть к ряду финансовых и административным мер:
  
   Метрополия, не платившая податей более 120 лет, была обложена целою сетью налогов. Все земле­владельцы Италии, граждане, иностранцы, вольноотпущенные, духовенство, кто имел более 400.000 сестерций имущества, должны были подвергнуться оценке и обложению соответ­ственно доходу; при этом сумма в размере годового дохода взималась тотчас же и еще вперед 2%. С земель потребовали половины годового дохода. С владетелей домов и квартиро­нанимателей взят был особый налог в размере годовой наемной платы. Между прочим, было условие, которое очень харак­терно приравнивало систему обложения полной экспроприации: триумвиры предлагали собственникам уступать 2/8 своих вла­дений взамен уплаты всяких сборов{142}.
  
   *
   Всего этого оказалось мало. Триумвиры высчитали сумму, необходимую для ведения войны, в 200 миллионов сестерциев.
  
   Для покрытия недостачи они еще изобрели небывалый сбор: был составлен список 1400 самых знатных и богатых женщин Рима; они должны были представить к оценке свое имущество и заплатить на военные издержки, сколько потребует правитель­ство. Но это решение вызвало жестокую бурю в городе, и триумвиры не могли его провести. Римские матроны оказались смелее мужчин; они двинулись длинной процессией на форум, где сидели триумвиры; для выражения протеста они выбрали из своей среды Гортензию, дочь знаменитого оратора Гортен­зия Гортала. В замечательной речи, которая впоследствии была издана и много читалась, Гортензия говорила, что и без того женщины пострадали от опал, от гибели близких людей; по обычаю предков, женщины не обязаны платить, так как они не принимают участия в политической жизни. Триумвиры хотели разогнать просительниц и кликнули своих ликторов. Но на­род поднял шум и помешал полицейским. Пришлось уступить: в список облагаемых были внесены только 400 богатейших жен­щин, и с них была взята десятая часть по оценке{143}.
  
   *
   Все эти сборы составляли больше чем военную контри­буцию с завоеванной страны ("военнопленной" называет Ита­лию историк гражданских войн{144}). Вдобавок солдаты были расставлены на постой по городам и кормились всю зиму на счет населения{145}.
   *
   Надо ли после указания таких драконовских мер правительства говорить о той негативной реакции граждан Рима и союзников, которая имела место и как это негативно отразилось на общественном мнении и отношении к армии?
   Естественная реакция народа в такой ситуации - только защитная: противоборство, возмущение, саботаж и уклонение от исполнения обязательств тех, кому приходится оплачивать политические амбиции правительства. Возмущение же большей частью направлено против армии и оно (это возмущение), отчасти, справедливо. Действительно, часть вины ложится на требовательных солдат, но большая часть вины лежит на правителях, которые допустили и поощрили требования солдатской массы. Корень зла - в правителях, в их пагубной политике, в их тщеславии, властолюбии, корысти, эгоизме, желании подчинить своей воле все органы власти и править не по закону, а по личной прихоти и своеволию.
   *
   По примеру правителей, генералитет начинает выходить из подчинения центральной власти. Солдаты начинают признавать только своего генерала, возлагать на него все свои надежды и меньше любить свое отечество. Они уже не были больше солдатами республики, а стали сол­датами Суллы, Мария, Помпея, Цезаря. С этой поры Рим не мог больше знать, является ли командующий армией в провинции его генералом или же его врагом{146}.
   *
   С этого момента открывается большое зло: даже один частный начальник (генерал, полковник и т.п.) может нанести непоправимое зло своей собственной стране. В истории Рима таких примеров было немало:
  
   Так, еще не успела утвердиться республиканская форма правления, как молодой римской республике пришлось выдержать серьезное испытание. Изгнанный из Рима, царь Тарквиний Гордый не желал примириться со своим положением и потерей власти. Удалившись в один этрусский город, неподалеку от Рима, он начал оттуда через своих сторонников подстрекать знатную римскую молодежь к заговору против республики. Он не скупился на обещания, и ему удалось добиться согласия открыть ворота города, когда он по­дойдет к нему с вооруженным отрядом. Однако заговор был раскрыт{147}.
  
   Гай Марций, по прозвищу Кориолан, происходил из знатного патрицианского рода. С юных лет он отличался храбростью и му­жеством. Возмущенный изгнанием из Рима за свои действия против народных трибунов, он перешел на сторону заклятых врагов римлян - вольсков. Поступок Кориолана был сурово осужден еще в древности. Так, историк Плутарх, подводя итог жизнеописанию Кориолана, писал:
  
   "Он начал войну (с римлянами) единственно ради удо­влетворения чувства мести. Ему не следовало щадить отечества из-за своей матери, а пощадить отечество вместе с матерью, ибо и мать и жена его были только частью осажденного города. Сурово отвергнуть мольбы от имени целого народа и затем снять осаду в угоду матери - было не честью, оказанной матери, а потом для отечества. Подобная милость способна возбудить к себе только ненависть: ею не осталась довольна ни одна из сто­рон. Виной всему этому - необщительный характер Кориолана, его страшная гордость и высокомерие, качества, ненавистные на­роду сами по себе, а в соединении с честолюбием, делающиеся совершенно невыносимыми" {148}.
  
   Во времена гражданских неурядиц даже один человек может сделать многое, если он дерзок и решителен:
  
   Центурион Клавдий Фавентнн, которого Гальба некогда оскорбил, уволив из армии, сумел склонить к измене весь мизенский флот; он показывал мо­рякам подложные письма Веспасиана, в которых тот якобы обещал им награду, если они предадут Вителлия.
  
   *
   Из этих и других подобных примеров можно сделать вполне логичное заключение: при соблюдении максимального доверия к своим генералам, правительство не должно терять действенного контроля за их деятельностью, всякий раз решительно пресекая их своеволие, дерзость по отношению к закону и власти, но, не мешая им быть дерзкими и решительными в сражении...
   *
   Мысль о соблюдении режима лояльности к закону и власти со стороны полководцев, приводит к соображению, которое касается общенациональных интересов. Дело в том, что смена власти, как правило, влечет за собой изменение курса государства, в том числе к кардинальному изменению во внутренней и внешней политике.
   *
   Рим страдал оттого, что каждый новый император нередко сводил на нет завоевания предшественника. Преемственность, последовательность в решении общенациональных задач не могла иметь места в государстве, раздираемом противоречиями и клановыми пристрастиями. Сенат, который в лучшие годы своего владычества, выполнял роль рулевого государства. Говоря словами Монтескье:
  
   "Сенат оборонялся своей мудростью, своей справедливостью и любовью, которую он внушал к отечеству, своими благодеяниями и мудрым распределением сокровищ республики, уважением, которое народ питал к славе первых семейств и к добродетели великих людей, религией, старин­ными учреждениями, отменой дней собраний под тем пред­логом, что ауспиции неблагоприятны, клиентами, противо­поставлением одного трибуна другому, назначением диктатора, объявлением новой войны и общими несчастьями, объединяв­шими интересы всех{149}.
  
   *
   Но как только власть себе прибрали народные трибуны и легионы стали ставить и низвергать императоров, роль сената как рулевого страны была сведена к нулю. Государственный корабль Рима стал плавать в бушующем море без лоцмана, мудрого капитана, без руля и ветрил.
   *
   Монтескье, анализируя причины величия и падения Рима, пришел к выводу о том, что римское государство нуждалось в неком институте, который был бы подобен тому, который существовал в Англии:
  
   Мудрость английского правительства заключается в том, что в нем есть учреждение, которое все время проверяет пра­вительство и в то же время проверяет самого себя; поэтому ошибки правительства никогда не бывают длительными и ча­сто даже становятся полезными, благодаря тому, что они обра­щают на себя внимание нации{150}.
   *
   Политическое господство солдатской массы привело Рим к военной диктатуре. Армия погрязла в политике: легионы учреждали власть, ставя во главе государства своих императоров; солдаты сделались приверженцами разных политических партий{151}.
  
   В этих условиях армия превращается в орудие политической борьбы. Не следует забывать, что римские полководцы того времени были одновременно и политическими деятелями, они опирались на те или иные политические группировки и преследо­вали определенные политические цели. Они широко начинают пользоваться своими войсками для осуществления этих целей. Так пользуется своими войсками сам Марий. В этом же направ­лении использует преданную ему армию и его злейший против­ник Сулла. Рим вступает в полосу ожесточенных гражданских войн, в огне которых прекращает свое существование республика{152}.
  
   *
   Армия есть собрание вооруженных людей, оторванных от общества, имеющих призвание обращать свое оружие, без рассуждения, куда прикажут и воспитываемых в таком духе, стоящих особняком посреди вооруженных граждан. Для того, чтобы эта вооруженная сила была страшна врагам и безопасна для своих, нужно, чтобы она была глубоко дисциплинирована, то есть, чтоб воля старшего была высшим и непреложным законом для младшего{153}.
  
   "Армия вне партий, армия вне политики, она за закон. Вовлекать армию в политику - преступление. Она не должна принимать участия во внутренней политической борьбе своей страны: она громадная сила и мощь народа, она слишком грозна, чтобы примкнуть к той или другой партии. Ее не должны трогать бури: она остается политически бесстрастной и блеском штыков, сабель и пушек охраняет законный порядок и охлаждает пыл враждующих сторон" {154}.
  
   В чем нуждается Армия? Она нуждается во внимании правительства, заботе общества, понимании интеллигенции. Нужды Армии ставятся в повестку дня тогда, когда о них знают. Понимание нужд Армии опирается на знание:
  
   "Без знания своей армии не может быть никакого движения вперед, ибо только солидарная осведомленность о своих институтах может открыть своевременно их достоинства и недостатки. Не зная своей армии, мы можем лишь слепо верить в ее мощь, а потому и жестоко поплатиться за свою неосведомленность" {155}.
  
   *
   Такое исключительное положение римской армии привело к следующему: в армию устремились деклассированные элементы; патриоты и честные граждане вынуждены были уступить место тем, кто состязался не в послушании и доблести, а старался превзойти других дерзостью.
   *
   В этих легионах, почувствовавших свою силу, сложилась своя организация, выработался корпоративный дух, самостоятельность{156}. Солдаты этого периода римской истории собирали сходки, обсуждали на них общее положение вещей, стратегические и политические вопросы, а командиры привыкали с ними советоваться, объяснять им свои намерения, действовать с их согласия{157}.
   *
   Роль командного состава сводилась почти на нет. Сражение велось без вмешательства командиров{158}, по плану, установленному самими солдатами. В качестве примера можно привести следующий факт.
   Марсов легион из октавианского войска был окружен двумя другими - антонианскими, своими недавними товарищами по Македонии, с которыми он разошелся уже в Италии; те и другие собирались решить во­прос чести - кого считать изменником - как на дуэли, но без пощады и до последнего издыхания.
  
   Они "сражаются не за дело начальников, а за свое собственное; личный опыт солдат заме­няет всякие приказы".
  
   Солдатская организация сама быстро решает выставить друг против друга преторианцев, гвардию Антония и Октавиана; дуэль должна быть на равных условиях. Новичков удаляют, чтобы они не мешали бою испытанных. Решено устранить всякие возгласы, крики поощрения или угрозы; враги-товарищи знают друг друга, знают безошибочно всю науку битвы и считают достойным себя только молчаливо-мрачную рукопашную, в которой нет ни одного стона, павших тотчас же бесшумно уносят из рядов. Вся гвардия более слабой стороны, октавианской, падает до единого человека; остальные бьются до полного изнеможения; обе стороны отступают мед­ленно с угрожающим видом; только к вечеру октавианцам удается решить битву в свою пользу благодаря внезапному наступлению свежего легиона, того самого 4-го, который ушел с марсианами из войска Антония{159}.
   *
   Войско, выйдя из подчинения своим начальникам, стало диктовать свою волю самому сенату. Так, войско Октавиана, победившее легионы Антония, прислало в Рим центурионов требовать от сената консульства для своего начальника. В виду не­которых колебаний в сенате выступил глава депутации, центу­рион Корнелий, и грубо сказал, доставая из-под плаща свой меч:
  

"Вот кто сделает его консулом, если не сделаете вы" {160}.

  
   *
   Этот "сенат в сапогах", по выражению консула Люция Антония, сошелся торжественно на Капитолии и потре­бовал предъявления письменного текста договора, заключенного между триумвирами Марком Антонием и Октавианом после победы при Филиппи. После дебатов солдаты утвердили до­говор и отдали протокол собрания на хранение весталкам, как это делалось с важнейшими государственными актами{161}.
   *
   Солдаты считали себя господами положения, и это сказы­валось в разных мелочах.
  
   На одном театральном представлении в Риме, где присутствовал Октавиан, один солдат, придя не­сколько поздно, не нашел себе места; он прошел, не стесняясь, на почетные скамьи всадников и сел там. В театре стали шуметь, и Октавиан удалил солдата через ликтора. Солдаты выразили в свою очередь неудовольствие. Они окружили Октавиана и потребовали, чтобы он выдал удаленного товарища, которого они считали убитым. Хотя солдата вернули невредимым, тем не менее, на другой день состоялась сходка, на которую позвали императора. Октавиан заставил себя ждать; солдаты начали громко бранить его, а когда один центурион стал приглашать их к почтительности в отношении начальника, забросали его каменьями, убили и кинули на дороге, где должен был идти Октавиан{162}.
  
   *
   Наконец, наступило время, когда римские граждане, ставшие солдатами, пресытились военной службой, а войско стало тяжкой обузой для государства. Невозможность содержать столь дорогое войско привела к тому, что стали набирать менее дорогое: заключали договоры с варварскими племенами, которые не привыкли к роскошной жизни римских солдат, имели другие склонности и предъяв­ляли другие требования{163}.
   *
   Правительство считало, что в привлечении варварских племен нашло выход из создавшегося положения. Так как варвары неожиданно нападали на страну, не делая никаких приготовлений после принятия решения о выступлении, то трудно было в провинциях производить наборы вовремя; по­этому для оказания отпора врагу набирали другой отряд из варваров, которые всегда готовы были получать деньги, гра­бить и сражаться{164}.
   *
   Тактическая выгода затмила негативные стратегические последствия варваризации римского войска: во-первых, усмирять эти варварские отряды потом стоило такого же труда, как покорять врагов; во-вторых, коренное население Италии (прежние великие войны) ослабело и изнежилось и не представляло никакой силы, способной постоять за интересы собственного отечества: в-третьих, германцы, став главной силой римской армии, обрели самостоятельность, а с нею и желание стать полноправными хозяевами на тех территориях, которыми они прежде командовали в качестве наемников римлян.
   *
   Рим, фактически без сражения, уступил все свои завоевания тому, кому отдал право и возможность отстаивать интересы своей империи.
  
  

IV

Всемирно-исторические Уроки падения древнего рима

  

Общие идеи

  
  
   Гарантией долговременности государства может служить только его способность изменяться сообразно новым обстоятельствам. Опыт Рима и других государств показывает, что самыми благоустроенными и долговечными должны почитаться те учреждения, которые больше всего
   допускают обновлений или которые получают возможность обновиться вследствие какого-нибудь счастливого случая, не зависящего от их учреждений{165}.
   *
   Любые добрые начала со временем извращаются и попираются, если в государстве не представится случай вдохнуть в древние традиции и нравы свежее (новое) начало. Патриархальные нравы древнего Рима могли существовать только в условиях относительного имущественного и гражданского равенства. Как только это равенство было нарушено, произошла и порча нравов.
   *
   Для постепенных преобразований необходимы мудрые люди, которые подмечали бы порчу учреждений издалека и как только она возникает{166}.
   *
   ...Если вначале трудно разобрать воз­никающее зло, то это зависит от пристрастия людей к новизне; и далее, что, когда зло обнаружилось, лучше обходить его, чем идти прямо навстречу ему{167}. Если будем избегать его, оно или само собой уничтожится, или по крайней мере будет отсрочено.
  
   Итак, вожди государства должны постоянно, которые хотят не спускать глаз с опас­ностей устранить, ослабить или смягчить; они должны думать, как бы не усилить опасность, вместо того чтобы ослабить ее, как бы не навлечь на себя беду, стараясь оттолкнуть ее, и, поливая растение для его заглушения, как бы этой полив­кой не способствовать его росту{168}.
  
   *
   Закон изменения требует, чтобы вместе с законодательством менялись и учреждения:
  
   "Законы изменяются вследствие разных происшествий в государстве, но учрежде­ния не изменяются никогда или по крайней мере редко; поэто­му новые законы ни к чему не служат, так как сохранившиеся прежние учреждения портят их" {169}.
  
   *
   Опыт Римской империи учит, что разного рода нововведения требуют кардинальных преобразований, политической воли руководителя и его умения управлять сложившейся ситуацией:
  
   "...Недостаточно обыкновенных средств, особенно когда эти средства сделались негодны; здесь необходимо прибегать к чрезвычайным мерам, например к насилию и к оружию; необходимо прежде всего сделаться господином в государстве и приобрести возмож­ность распоряжаться им по своему усмотрению{170}.
   *
   Изменения в государстве требуют особой осторожности и соблюдения ряда правил:
  
   "Никогда не следует обнаруживать таким об­разом своих намерений, а должно всячески стараться получить желаемое. Например, прося у кого-нибудь оружия, не следует говорить: "Я хочу тебя убить им"; а когда получишь оружие в руки, тогда можешь исполнить свое желание" {171}.
  
   "Кто намерен или желает преобразовать государство, с тем чтобы преобразования его были приняты с удовольствием всеми, необ­ходимо должен сохранить по крайней мере тень древних учреж­дений так, чтобы народ и не подозревал о перемене порядка, хотя бы в действительности новые учреждения не имели ничего обще­го с прежними; надо заметить, что большинство людей гораздо более боится внешности, чем сущности, и очень нередко мнимое производит на них гораздо большее впечатление, чем действи­тельное" {172}.
  
   *
   В государстве, ослабленном смутами, слабом в экономическом отношении нужно, прежде всего, установить сильную власть:
  
   "...Трудно или невозможно сохра­нить или учредить республику в государстве развращенном. Поэтому, во всяком случае, лучше установить в таком государ­стве порядок монархический, чем народный, чтобы людей, дерзость которых не могут исправить законы, обуздывала по крайней мере власть монархов" {173}.
   *
   Если Н. Макиавелли акцентирует внимание на монархии, то, в современных условиях, когда монархическая власть ушла в прошлое, акцент следует поставить на выражении "сильная власть", подразумевая при этом не тиранию или диктатуру, а тот государственный механизм управления, который может обеспечить действие законов, принимаемых во благо нации, а не отдельных групп и лиц.
  
  

Мысли о правителях, элите и народе

  
   Римляне победили все народы благодаря своим принципам; но когда они выполнили свое намерение, то оказалось, что республика не могла больше существовать. Следовало переменить образ правления; и когда при новом правлении стали применять принципы, противоречившие предыдущим, то они привели к падению величия Рима{174}.
   *
   Существуют общие причины как морального, так и физического порядка, которые действуют в каждой мо­нархии, возвышают ее, поддерживают или низвергают; все случайности подчинены этим причинам. Если случайно про­игранная битва, т.е. частная причина, погубила государство, то это значит, что была общая причина, приведшая к тому, что данное государство должно было погибнуть вследствие одной проигранной битвы. Одним словом, все частные причины зависят от некоторого всеобщего начала{175}.
   *
   Беспомощность многих государей можно объяснить тем, что они не знают истории, а те, кто читает ее (историю), не умеют делать из нее надлежащих выводов:
  
   Во все времена повторяются одни и те же бедствия и смуты, потому что историческими соображениями пренебрегают, чита­ющие историю не умеют делать из нее выводов или выводы эти остаются неизвестны правителям{176}.
  
   *
   Римское государство понесло много урона от тирании отдельных личностей. Но мало кто усвоил тот факт, что тирания не рождается на голом месте: условия ее вызревают в обществе:
  
   "....Зло тирании произошло в Риме по тем же причинам, которые возбуждают его всегда во всех государствах, а именно от излишнего желания народа быть свободным и от излишнего желания аристократии властвовать. Когда народная и аристократическая партии не соглашаются между собой в пользу издания закона, ограждающего свободу, и вместо того начинают каждая со своей стороны выдвигать какую-нибудь новую честолюбивую личность, тогда тотчас воз­никает тирания" {177}.
   *
   Нахождение баланса интересов разных групп людей в обществе - задача исключительно сложная и ответственная. Тем не менее, можно согласиться со следующими положениями Н. Макиавелли, Ш. Монтескье и Дж. Дрэпер:
  
   "Когда дают почести, то точно знают, что это значит; но когда к ним присоединяется также и власть, то нельзя ска­зать, каких размеров она может достигнуть" {178}.
  
   "Нет более жестокой тирании, чем та, которая прикрывается законами и видимостью правосудия, когда, если можно так выразиться, несчастных топят на той самой доске, на которой они спаслись" {179}.
  
   "Концентрация власти и усиление безнравственности шли рука об руку. Накопление власти и богатств дало начало всеобщей испорченности нравов. Законы утратили всякую цену. Истец должен был давать взятку, прежде чем затевать процесс. Общественное здание подвергалось тлению, разлагалось на части. Народ превратился в чернь, аристократия получила чисто демонический характер, столица обратилась в ад." {180}
   "В благоустроенном государстве общество должно быть богато, но отдельные граждане бедны; в Риме же закон этот не был соблюден...{181}
  
   *
   Подводя итог изложенным мыслям, надо отметить тот факт, что излишняя концентрация власти и капитала в руках отдельных лиц, делает их настолько могущественными, что они оказываются в состоянии диктовать свою волю главе государства и законной власти. В силу этого обстоятельства в государстве образуется несколько полюсов власти, которые не ищут примирения и компромисса, а собирают вокруг себя сторонников, чтобы силой одолеть соперников и свергнуть законную власть.
   *
   Законная власть не может рассчитывать на помощь и содействие олигархов, аристократии и прочих реальных или потенциальных соискателей власти. Законная власть может рассчитывать только на поддержку народа, помня, однако, что не разовыми подачками, тактическими уступками, а реальной заботой о народном благе власть может рассчитывать на народную поддержку. В Риме поступали иначе{182}.
  
   Однажды Римляне имели случай удачно оказать щедрость наро­ду; это было в минуту опасности, когда Порсенна подступил к Риму, чтобы восстановить Тарквиния; тогда Сенат, опасаясь, чтобы народ не предпочел лучше принять царя, чем выдержи­вать войну, освободил его от налога на соль и многих других тягостен, сказав, что бедные окажут достаточную пользу отечест­ву, если прокормят самих себя и своих детей; вследствие этой щедрости народ решился терпеть осаду, голод и войну.
  
   Но пример этот не должен никого соблазнять: не должно ждать такой критической минуты, чтобы приобрести расположение народа, потому что едва ли другим удастся то, что удалось в этом случае Римлянам. Если ты будешь ждать нашествия врага, чтобы оказать народу щедрость, то народ и сочтет себя обязан­ным не тебе, а твоему врагу; он будет бояться, что по прошествии опасности ты отнимешь у него вынужденные необходимостью щедроты, и не будет чувствовать к тебе никакой благодарности. ...Кто рассчитывает привязать к себе людей с наступле­нием опасности, тот ошибается, ибо подобная мера не только не защитит его, но и ускорит его погибель{183}.
   *
   Из сказанного следует весьма важный вывод: как бы ни было соблазнительно для власти принять помощь олигархов или аристократов, она должна от этой помощи отказаться: во-первых, потому, что даже без претензий на власть олигархи и аристократы ставят власть в зависимость от себя и при случае требуют компенсации в виде разного рода уступок и льгот для себя; во-вторых, богатство и знатность рода сами по себе являются соискателями власти (первым, олигархам, это нужно для того, чтобы умножить капитал за счет власти; вторым, аристократам, это необходимо для удовлетворения тщеславных амбиций).
   *
   Другими словами, законная власть кровно заинтересована проводить политику во благо народа (т.е. основной массы граждан). В ее интересах ограничивать сверхприбыли олигархов. Она не должна допускать узурпации отдельными кланами государственных должностей. В интересах разумной власти давать простор и свободу людям среднего сословия, видя в них надежную опору государственности и власти. Римские правители, за редким исключением{184}, не поняли очевидного и поплатились за свою связь с олигархами и аристократами.
   *
   Всегда было и будет, что люди, замечательные своими доблестя­ми и блистающие в республике, забываются в спокойное время; зависть, сопровождающая известность, заслуженную ими их вы­сокими достоинствами, возбуждает против них множество граж­дан, считающих себя не только равными им, но даже выше их.
  
   Отсюда видно, что один из недостатков народного правитель­ства состоит в том, что оно пренебрегает в мирное время достой­ными людьми. Это пренебрежение вдвойне оскорбляет их: во-первых, потому, что они лишаются заслуженного места, а во-вторых, потому, что людей презренных или менее способных ставит равными им и даже выше их.
  
   Это злоупотребление было для республики постоянно источником беспорядков, потому что граждане, думающие, что республика несправедлива к ним, и очень хорошо знающие, что это пренебрежение происходит только от мира и спокойствия, стараются произвести беспорядки и новые войны, несогласные с интересами республики. Есть два средства предупредить это обстоятельство: или удерживать всех граждан в бедности, чтобы богатство без доблестей не могло никого прельстить, или направлять все учреждения к войне, чтобы быть всегда готовым к ней и постоянно чувствовать потребность в полезных людях, как это делал Рим в первое время своего существования{185}.
   *
   Благоустроен­ная республика никогда не смешивает проступки своих сограждан с их заслугами.
  
   Она устанавливает награды за добрые дела и наказания за злые, и если тот, кто получил награду за хороший поступок, совершит потом дурной, то она наказует его, невзирая на какие бы то ни было его добрые поступки. Если порядок этот соблюдается точно, государство может долго жить свободно; иначе не замедлит погибнуть.
  
   Действительно, если гражданин, соверши­вший для отечества какой-нибудь блистательный подвиг, кроме славы, которую доставил ему этот подвиг, получит еще смелость и самоуверенность вследствие возможности делать зло, не боясь наказания, то в скором времени смелость его дойдет до того, что он будет пренебрегать всеми гражданскими постановлениями{186}.
   *
   Умная власть проводит свои решения в жизнь, даже самые непопулярные, умело, не возбуждая всеобщего недовольства и сопротивления, а, наоборот, вызывая энтузиазм и благодарность народа, ввиду своей прозорливости и разумности.
  
   "Римский Сенат выказал такого рода ум, когда постановил содержать на общественный счет воинов, которые прежде содержались на собственный счет. Сенат убедился, что таким образом нельзя вести войны, потому что это не позволяет ни осаждать города, ни предпринимать отдаленные походы; находя вместе с тем обширные военные предприятия необходимыми для государства, он решился поло­жить войскам жалованье. Но при этом он распорядился так, что вменил себе в заслугу решение, вынужденное необходимостью. Народ был так обрадован этой милостью, что во всем Риме происходило ликование по случаю великого благодеяния, полу­ченного совершенно неожиданно и которого сам народ никогда не решился бы просить. Хотя Трибуны старались унизить заслугу Сената, доказывая, что милость его не только не дает народу облегчений, но и ведет к большему обременению его, потому что для уплаты жалованья придется прибегнуть к новым налогам, однако народ продолжал искренне благодарить Сенат. Сенат сумел еще более возвысить свое благодеяние благоразумным распределением новых налогов: самые большие и тяжкие подати были наложены на Патрициев и взысканы первыми" {187}.
   *
   Зная о том, что высшие классы (аристократия) честолюбивы и способны строить разного рода козни против власти{188}, власть не находит более лучшего средства, более легкого и менее опасного, противиться замыслам честолюбцев, как предупредить их на всех путях, по которым они идут к своей цели{189}.
   *
   Следует помнить об уроках и последствиях гражданской войны в Риме:
  
   Ни одно государство не представляет такой сильной угрозы для остальных, как то, которое испытало ужасы граж­данской войны. Все его граждане - знатные, горожане, ремес­ленники, крестьяне - становятся солдатами. Когда после установления мира их силы объединяются, это государство обладает великими преимуществами по сравнению с теми, ко­торые имеют только граждан. Далее, гражданские войны часто способствуют появлению великих людей, ибо в этой общей смуте выдвигаются те, кто имеет заслуги, и соответственно этому они занимают место и получают должность{190}.
  
   *
   Власть должна понимать, что появление в государстве большого количества граждан-воинов, наличие сильных лидеров всегда вызывает потребность либо использовать эту силу во вне (для войн, как это делал зачастую Рим), либо найти способ нейтрализовать военную составляющую этих лиц путем использования их знаний и опыта для благих государственных целей.
   *
   Рим вторую задачу не ставил и не решал и потому имел против себя массу недовольных граждан, идущих в услужение к любому лицу, которому требовались воины.
  
   Разумное государство решает проблему оказавшихся не у дел бывших воинов по-другому: оно находит те сферы государственной и общественной деятельности, где дисциплина, чувство долга, исполнительность, надежность, чувство государственности более всего необходимы и направляет туда бывших воинов. Этим решением не только снимается возникшая напряженность, но и решаются многие государственные проблемы: государственная служба получает в свое распоряжение проверенные и дисциплинированные кадры, воспитательная система - людей с патриотической закваской, образование - педагогические кадры, военное ведомство - прекрасных аналитиков и экспертов...
   *
   Из истории Рима видно, как опасно в управлении государством рассчитывать только на страх наказания. Проскрипции, казни, гонения на граждан подорвали силу римской власти:
  
   "...Мы видим, как гибельно для республики или для государя держать подданных в постоянном страхе угрозою казней и оско­рбления. Более опасного положения дел нельзя, конечно, и при­думать: люди, которым приходится постоянно трепетать за себя, решаются наконец на все, чтобы оградить себя от опасности; смелость их увеличивается, и они не останавливаются ни перед какими покушениями. Итак, следует или вовсе не обижать ни­кого, или удовлетворить своей злобе и ненависти одним ударом, а потом успокоить людей и возвратить им уверенность в безопас­ности" {191}.
   *
   Вообще отношение правителя (правительства, власти) к народу должно быть осторожным и взвешенным: с одной стороны, нельзя давать волю народной стихии и уличным агитаторам (провокаторам); с другой - надо внимательно следить за изменением народного настроения и народных пристрастий (благосклонностью); в-третьих, народная масса становится мощной силой, если она обретает вождя. Надо знать:
  
   Народ в совокупности силен, а по отдельности слаб{192}.
  
   Благосклонность народа не отличается постоянством...{193}
  
   Люди больше всего оскорбляются тогда, когда нарушают их обычаи и церемонии. Попробуйте их угнетать - это иногда является доказательством уважения к ним; но нарушение их обычаев служит всегда признаком презрения к людям{194}.
  
   ...Для человека, который ничего не имеет, с извест­ной точки зрения довольно безразлично, какое правительство он имеет{195}.
  
   Нации, охваченные неверием, должны обязательно претерпевать и анархию{196}.
  
   Общественное разложение продолжается своим чередом, проникая все дальше и дальше вглубь народной массы, пока, наконец, оно не охватит учреждения, созданные для того, чтобы задержать его. Раз будут заражены армии, орудия репрессии, конец будет близок, но никакое человеческое предвидение не в состоянии сказать, что затем воспоследует, в особенности, если власть, по небрежности или добровольно, пренебрегла подготовлением общества к предстоящему ему испытанию{197}.
  
   *
   Принимая во внимание все вышеназванные факты, правительство должно уметь упреждать негативные народные проявления и развивать добрые черты народного характера. Но с невежеством и низменными интересами народными указами, законами и запретами справиться нельзя. Для того нужно духовное оружие: деятельность религии и интеллигенции.
  
   Из всех обязанностей просвещенного правительства наиболее важной является обязанность вступать в союз с философией в критический момент, который переживается обществом, претерпевающим такой глубокий переворот в своих мнениях, какой происходит в том случае, когда отбрасывается старая религия и принимается новая: это самая важная из обязанностей правительства, потому что она тесно связана с тем, что переживает все временные интересы{198}.
  

Мысли о военной политике и о военном деле

  
   Исходная (главенствующая, методологическая) мысль заключается в том, что первое лицо государства (царь, император, король, президент и т.п.) является наипервейшим ответчиком в деле обороноспособности государства.
  
   "Современные государи и республики, не имеющие для защиты и нападения собственных войск, должны стыдиться и видеть из примера, представленного Туллом [Гостилием], что этот недоста­ток их зависит не от отсутствия людей, способных к военной службе, а от их собственной вины и неумения составить войско. ... Ничего не может быть очевиднее, что где есть люди, а нет солдат, то виновато в этом не положение страны и не природа, а нерадение государя" {199}.
  
   *
   Ответственность государя за обороноспособность государства должно базироваться на его знании военного дела и, в лучшем случае, на полководческом таланте. Если второе (полководческий дар) может отсутствовать, то глубокое знание военного дела правителю чрезвычайно необходимо.
   *
   Обстановка, в которой возникают войны, не позволяет правителю (главе государства) создавать свой запас военных знаний непосредственно на этом посту. Государь, неуч в военном деле, делается игрушкой в руках обстоятельств и людей, не всегда компетентных в военном деле, но зачастую амбициозных и своенравных. Следовательно, еще до вступления на столь ответственный пост, он должен овладеть особой программой военных знаний{200}, которые позволят ему со знанием дела исполнять обязанности главнокомандующего.
   *
   Если ранее, престолонаследник проходил такую программу, то в условиях отмены монархии и закона о престолонаследии нужна иная система подготовки лиц к занятию высших должностей государства{201}.
   *
   История Рима учит государя и правительство быть осторожным в решении вопроса о войне:
  
   "Войну можно начать когда угодно, но нельзя когда вздумается кончить ее; потому, прежде чем браться за предприятие, государь должен взвесить свои силы и соображаться с ними. Он должен быть благоразумен и не ошибиться в своих средствах; ошибка будет неизбежна, если он возложит упование на деньги, на положение страны, на любовь народа и не запасется хорошим войском" {202}.
  
   *
   Решившись на войну, государь должен позаботиться о формировании и развертывании верного войска:
  
   "...Без верного войска ничто не поможет. Без него бесполезны деньги и неприступность страны; без него непрочна верность и преданность народа, потому что народ не может остаться верен государю, который не мог защитить его. Без защитников все горы, озера и крутизны обращаются в равнины. Одни деньги также не защитят, а только скорее погубят. Чрезвычайно ошибо­чно полагают, будто деньги - главный нерв войны" {203}.
  
   *
   Опыт Рима показывает, что только национальное войско, воодушевленное идеей защиты отечества, спаянное дисциплиной и повиновением, может считаться надежным:
  
   "Если хотят, чтобы армия одержала победу, нужно внушить ей такое доверие, чтобы она была убеждена, что ничто не помешает ей победить. Это доверие является в ней, если она хорошо вооружена, дисциплинированна и составлена из войск, знающих друг друга. Но доверие это или эта дисциплина может возник­нуть только между солдатами одной страны, привыкшими жить вместе. Необходимо, чтобы военачальник пользовался уважени­ем, так чтобы армия надеялась на него; и она всегда будет я надеяться на него, если увидит, что он любит дисциплину, мужествен, заботлив и что достойно поддерживает величие сво­его сана. Всего этого он достигнет легко, если будет наказывать солдат за проступки, не утомляя их бесполезно, точно исполнять свои обещания, показывая им, что путь к победе легок, будет скрывать от них предметы, издали кажущиеся опасными, и уменьшать их значение. Соблюдение этих условий составляет одну из главных причин уверенности войска, а уверенность ведет к победе. Римляне пользовались религией для внушения своим войскам этой уверенности"... {204}
   *
   Но для успеха войны нужно еще одно важное условие - необходимы умные полководцы.
  
   "Древние полководцы, убеж­денные в силе необходимости и в том, до какой степени увеличи­вает она в сражениях храбрость войска, употребляли все силы своего ума, чтобы заставить воинов повиноваться ей. Но с другой стороны, они так же тщательно старались избавить от нее своих противников. Поэтому им случалось открывать врагу дороги, ко­торые они могли закрыть ему, и закрывать своим воинам пути, которые были открыты им. Таким образом, тот, кто желает заставить город защищаться с упорством или армию сражаться со всею храбростью в открытом поле, должен главным образом употреблять все усилия, чтобы сердца воинов, готовящихся к бою, прониклись этой необходимостью. ...Полково­дец, который осаждает крепость, должен употребить все усилия, чтобы избавить осажденных от необходимости защищаться и таким образом убить в них желание упорного сопротивления, или обещая им помилование, если они боятся кары, или, если они опасаются за свою свободу, уверяя их, что он сражается не против общественного спокойствия, но лишь против небольшого числа честолюбцев, которые желают подчинить их себе{205}.
   *
   Ум и прозорливость полководца не исчерпывается умением принимать толковые решения и добиваться победы. Военачальнику не следует быть самонадеянным. Он должен уметь вовремя остановиться и не обманывать себя призрачной надеждой на военное счастье.
  
   "Презрительное обращение с неприятелем происходит часто от самонадеянности, возбуждаемой победой или обманчивой на­деждой на победу; эта обманчивая надежда заставляет людей ошибаться не только в словах, но и в поступках. Забравшись в сердце человека, она увлекает их за пределы благоразумия и часто заставляет их терять случаи приобрести верную вы­году, погнавшись за неверной. Это обстоятельство заслуживает внимания, потому что люди очень часто подвергаются этому заблуждению и этим вредят целому государству. ... Поразив Римлян при Каннах, Ганнибал послал в Карфаген гонцов, извещая о победе и прося помощи. Карфагенский Сенат собрался для совещания по этому поводу. Ганнон, старый и мудрый гражданин карфа­генский, советовал благоразумно воспользоваться победой для заключения с Римлянами мира, который вследствие победы можно, было получить на весьма выгодных условиях. Он пред­ставлял, что не должно ждать поражения для заключения мира, потому что Карфагеняне имели целью только доказать Римля­нам, что могут тягаться с ними; стало быть, одержав победу, безрассудно подвергать себя дальнейшим опасностям ради боль­ших выгод, которые еще очень сомнительны. Совет этот был отвергнут; впоследствии карфагенский Сенат убедился в его благоразумии, но было уже поздно" {206}.
  
   *
   Римляне поступали верно, когда на время боевых действий предоставляли своим полководцам полную свободу действий.
  
   "Кто желает извлечь пользу из чтения "Истории..." Ливия, дол­жен, по моему мнению, замечать все поступки Народа и Сената римских. В числе других обстоятельств, достойных внимания, замечательна власть, которую Римляне давали Консулам, Дик­таторам и другим военачальникам, посылая их за границу. Им вверялось самое обширное полномочие, так что Сенат оставлял за собою только право начать новую войну и заключить мир, а все остальное предоставлялось на волю и власть Консула" {207}.
  
   *
   Римляне отличались от всех других боль­шим снисхождением и умеренностью в наказании своих полководцев. Когда военачальник делал ошибку из злого умысла, они наказывали его, но человечно; если по незнанию, то не только не наказывали, но и награждали и почитали.
  
   Они считали такой образ действий самым лучшим, потому что пола­гали, что военачальникам их очень важно чувствовать себя совершенно свободными и не испытывать никакого тревожного состояния, чтобы иметь возможность в решениях своих ни перед чем не останавливаться; поэтому они не хотели увеличивать затруднений и опасности военачальнической должности, и без того трудной и опасной; они были убеждены, что страх наказа­ний может только помешать действовать энергично.
  
   Римляне не хотели подвергать их наказанию, находя, что самый позор поражения составляет уже достаточ­ное наказание{208}.
   *
   Было, однако, в Риме в отношении к удачливым полководцам такое негативное проявление, которое получило продолжение во все времена и у многих народов.
  
   "...Победа полководца возбуждает в государе подозрение, которое не замедлит усилиться вследствие какой-нибудь дерзкой выходки победителя, на какую победитель способен, потому что люди вообще по природе честолюбивы и подозрительны и никог­да не довольствуются своей долей. Государь оказывается в нео­бходимости оградить себя от своего полководца; с этой целью он замышляет убить его или лишить его славы, приобретенной в глазах народа и войска; для этого он старается доказать, что победа принадлежит не достоинствам полководца, а случаю, трусости неприятеля или благоразумию других военачальников, участвовавших в сражении" {209}.
   *
   Отношения триумфатора и государя могут настолько осложниться, что может возникнуть угроза внутреннего противостояния, вплоть до возникновения гражданской войны. Победоносное войско, возвратившееся из похода, может наделать не меньше бед, чем тот неприятель, с которым это войско только что сражалось.
   *
   Римляне старались, чтобы их войско было больше войска союзников. Но в последнее время они не только перестали соблюдать эту пропорцию по отношению к вспомогательным войскам и даже наполнили варварскими солдатами свои собственные войска.
  
   Они, таким образом, ввели обычаи, совершенно противоре­чащие тем, благодаря которым они стали владыками мира. В то время как раньше постоянная политика римлян состояла в том, чтобы сохранить за собой военное искусство и лишить его всех своих соседей", они теперь уничтожили его у себя и вводили его среди других народов{210}.
  
   *
   Первые римляне считали непреложным правилом, что сол­дат, оставивший свой пост или бросивший свое оружие в сра­жении, подвергается смертной казни. Но нани­мавшиеся римлянами варвары, привыкшие воевать по образцу татар, т.е. убегать, чтобы еще биться, думать больше о добыче, чем о чести, неспособны были выносить такую дисциплину. Дисциплина первых римлян была такая строгая, что гене­ралы осуждали на смерть своих детей, одерживавших победу вопреки их приказу. Но когда римляне смешались с варва­рами, то они заразились от них духом независимости, свой­ственным этим народам. Когда мы читаем о войнах Велизария против готов, то мы видим, что офицеры почти никогда не слушались своих генералов{211}.
  
   Римляне потеряли, наконец, свою военную дисциплину; они также отказались от своего собственного оружия. Вегеций говорит, что солдаты, считая свое оружие слишком тяжелым, получили от императора Грациана разрешение оставить латы, а затем и шлем. Таким образом, не имея защиты от ударов, они находили себе спасение только в бегстве{212}.
   *
   Поздние правители Рима забыли о древнеримском правиле:
  
   "Всякий раз, когда римляне считали, что им угрожает опас­ность или хотели исправить какой-либо ущерб, они начинали укреплять военную дисциплину. Когда нужно было объявить войну латинам - народу, столь же воинственному, как они сами, - Манлий позаботился о повышении авторитета коман­дования и подверг казни своего сына за то, что тот победил врага вопреки его приказу. После поражения римлян при Нуманции Сципион Эмилиан немедленно лишил солдат всего, что приводило их к изнеженности. Когда римские легионы прошли под игом в Нумидии, Метелл исправил этот позор тем, что восстановил старую дисциплину. Чтобы победить кимвров и тевтонов, Марий начал с того, что отвел течение рек; точно так же Сулла заставил солдат своей армии, устрашившихся войны против Митридата, работать так много, что солдаты потребовали повести их в бой, суливший конец их мучениям" {213}.
   *
   Самый неутешительный вывод о падении древнего Рима заключался в том, что, устремившись к завоеваниям, римляне ослабили внимание к человеку, гражданину римскому. Многие полезные с древних времен занятия и упражнения были оставлены как не заслуживающие внимания. То, что раньше служило военному делу, или же было заброшено вовсе, или же превратилось в развлечение{214}.
   *
   Блестящий и печальный опыт древнего Рима поучает нас следующему: побольше внимания опыту предков; поменьше самомнения; повнимательнее к тому, что возвышало государство и к тому, что приводило к их падению{215}.
   *
   И, последнее: больше внимания к истории; больше уроков и выводов из нее; меньше будет ошибок в принимаемых решениях, которые имеют для государства судьбоносное значение...
  
  

Примечания

  
   1.Полибий. Всеобщая история в сорока книга. Том 1. Кн. I-IV. - М., 1890. - С.246-247.
   2.Тит Ливий. История от основания Рима. - В кн.: Историки Рима. - М., 1951. - С.141.
   3.Там же. - С.142.
   4.См.: Виппер Р.Ю. Очерки истории Римской империи. - Берлин, 1923. - С.351.
   5.Свечин А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. В 2-х тт. - М. - Л., 1927-1928. - С.86.
   6.См.: Дюрант В. Цезарь и Христос. - М., 1995. - С.714.
   7.Дрэпер Дж. История умственного развития Европы. В 2-х т. - Киев-Харьков, 1900. - С.197.
   8.Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. - М.: Мысль, 1996. - С.138-139
   9.См.: Дератани Н.Ф. История древнеримской литературы. - М., 1928.- С.11-12.
   10.См.: Модзалевский Л.Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Ч.1. - СП б., 1892. - С.128,130,131.
   11.Там же. - С.136.
   12.Там же.
   13.Тит Ливий. Указ. соч. - С.147.
   14.Там же. - С.156.
   15.См.: Тит Ливий. Указ. соч. - С.38.
   16.Там же. - С.39
   17.См.: Монтескье Ш. Избр. произв. - М., 1955. - С.87.
   18.См.: Тит Ливий, Указ. соч. - С.155-156.
   19.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.160.
   20.Тит Ливий. Указ. соч. - С.158.
   21.Там же. - С.160.
   22.Там же. - С.43.
   23.См.: Тит Ливий. Указ. соч. - С.164,165,166.
   24.Позднее это имя сделалось символом дисциплины в духе традиций Древнего Рима.
   25.См.: Древний Рим. Книга для чтения / Под ред. С.Л. Утченко. - М., 1950. - С. - С.49.
   26.См.: Утченко С.А. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения Республики (Из истории политических идей I в. до н.э.). - М., 1952. - С.56.
   27.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.86.
   28. Как бы ни было данное государство полно общечеловеческого духа, как бы ни было проникнуто идеей мирового блага, и даже чем больше оно ей проникнуто, тем более твердо оно должно памятовать, что для осуществления этих целей необходима сила, а ее государству дает та нация, которая своим духом создала и поддерживает его Верховную власть. Остальные племена, пришедшие в государственный состав по историческим случайностям и даже иногда против воли, уважают правительство данного государства только по уважению к силе основной национальности, и если почувствуют ее захиревшей, не могут не получить стремления создать себе иное правительство, более сродное их духу. - См.: Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. - М., 1998. - С.610.
   29.Рано или поздно, негативное влияние той или иной диаспоры скажется на жизни коренного населения страны. Связано это может быть с проникновением во власть, бизнес, культуру, образование или же коснется расширения жизненного пространства пришельцев из других стран, а может проявится в религиозной экспансии. Так или иначе, окрепшая и застолбившая себе место диаспора вскоре начнет не только добиваться уравнения в правах с коренным населением, но и пытаться истребовать для себя особые льготы и привилегии, которых лишены коренные жители. В силу этого обстоятельства, государство непременно должно ставить перед иностранцами, желающими жить в чужой стране, определенные условия, одним из которых должно быть непременное требование уважать культуру и традиции коренного населения.
   30.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.27.
   31.Дрэпер Дж. Указ. соч. - С.205.
   32.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.156-157.
   33.Аппиан свидетельствует: "...Сулла присудил к смертной казни до 40 сенаторов и около 1 600 так называемых всадников. Сулла, кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги -- кто донесет, наказания -- кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигли, -- в домах, в закоулках, в храмах; некоторые в страхе бросались к Сулле и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из видевших все эти ужасы даже пикнуть не смел". - См.: Аппиан. Гражданские войны. - М., 1935. - С.67.
   34.См.: Монтескье Ш. Размышления о причинах величия и падения римлян. - В кн.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.112.
   35.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.153-154.
   36.Аппиан писал: "По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды, причем выдвигались против них разнообразные обвинения. Их обвиняли или в том, что они были командирами, или в том, что служили в войске, или в том, что вносили деньги или оказывали другие услуги, или вообще в том, что они подавали советы, направленные против Суллы. Поводами к обвинению служили гостеприимство, дружба, дача или получение денег в ссуду. К суду привлекали даже за простую оказанную услугу или за компанию во время путешествия. И всего более свирепствовали против лиц богатых. Когда единоличные обвинения были исчерпаны, Сулла обрушился на города и их подвергал наказанию, либо срывая их цитадели, либо разрушая их стены, или налагая на граждан штрафы, или истощая их самыми тяжелыми поборами". - Аппиан. Гражданские войны. - М., 1935 - С.67.
   37.Аппиан писал: "В Риме Сулла устроил все по своему желанию. Не было и речи о каких-либо законах или о голосованиях или о выборах по жребию: все от страха дрожали, попрятались, безмолвствовали. - Аппиан . Гражданские войны. - М., 1935 - С.67.
   38.Дрэпер Дж. Указ. соч. - С.205-206.
   39.У многих авторов имеются лишь краткие указания на раз­ложение нравов в римском обществе, которые, однако, дают представление о том, как сами римляне датировали начало этого процесса. Так, например. Фабий Пиктор, по словам Страбона, считал, что римляне впервые "попробовали богат­ства" в период Третьей Самнитской войны, подчинив себе са­бинян. Валерий Максим говорит о склонности к менее стро­гому образу жизни, которая стала заметной после конца Второй Пунической воины (201 г.) и поражения Филиппа Македон­ского (197 г.). Ливий, источник которого в данном случае указать затруднительно (во всяком случае, как видно из даль­нейшего, не Полибий), считает, что возвращавшееся из Азии оккупационное войско (187 г.) принесло с собой в Рим семена расточительства. - См.: Утченко С.А. Указ. соч. - С.110.
   40.См.: Утченко С.А. Указ. соч. - С.110-111.
   41.Скорее всего, был вызван потребностями римского флота в грузовых кораблях для перевоза войск, снаряжения и продовольствия, как-то предусматривал первоначальный план ведения войны римского командования.
   42.См.: Квашнин В.А. Законы о роскоши начала Ганнибаловой войны и политические группировки в Риме (218-215 годы до н.э.) // Античность и средневековье Европы. - Пермь, 1998. - С.76-85.
   43.См.: Ляпустин Б.С.Экономическое развитие древнего Рима в свете закона Оппия о роскоши // Из истории античного общества. - Н.-Новгород, 1991. - С.52.
   44.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С.89.
   45.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.169.
   46.Цит. по кн.: Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. - М.: Издательство политической литературы, 1990. - С.329.
   47.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.140.
   48.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.143,144.
   49.Н. Макиавелли обращается к государю, которого он поучает как вести управление.
   50.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.139-140
   51.См.: Куманецкий К. История культуры древней Греции и Рима: Пер. с польск. - М.: Высшая школа, 1990. - С.214.
   52.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С.54.
   53.См.: Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Том первый. Античный мир. - М., 1936.- С.220.
   54.Тит Ливий сообщает: "Из тех, кто имел сто тысяч ассов или еще больший ценз, Сервий составил восемьдесят центурий: по сорока из старших и младших возрастов; все они получили название "первый разряд", старшим надлежало быть в готовности для обороны города, млад­шим - вести внешние войны. Вооружение от них требовалось та­кое: шлем, круглый щит, поножи, панцирь - все из бронзы, это для защиты тела. Оружие для нападения: копье и меч. Этому раз­ряду приданы были две центурии мастеров, которые несли службу без оружия: им было поручено доставлять для нужд войны осадные сооруженья. Во второй разряд вошли имеющие ценз от ста до се­мидесяти пяти тысяч, и из них, старших и младших, были со­ставлены двадцать центурий. Положенное оружие: вместо круглого щита - вытянутый, остальное - то же, только без панциря. Для третьего разряда Сервий определил ценз в пятьдесят тысяч; обра­зованы те же двадцать центурий, с тем же разделением возрастов. В вооружении тоже никаких изменений, только отменены поно­жи. В четвертом разряде ценз - двадцать пять тысяч; образованы те же двадцать центурий, вооружение изменено: им не назначено ничего, кроме копья и дротика. Пятый разряд обширнее: образо­ваны тридцать центурий; здесь воины носили при себе лишь пра­щи и метательные камни. В том же разряде распределенные по трем центуриям запасные, горнисты и трубачи. Этот класс имел ценз одиннадцать тысяч. Еще меньший ценз оставался на долю всех прочих, из которых была образована одна центурия, свободная от военной службы". См.: Тит Ливий. Указ. соч. - С.181
   55.Тит Ливий. Указ. соч. - С.180-181.
   56.См.: Голицын Н.С. Всеобщая военная история древних времен. Ч. 2. От смерти Александра Великого до 2-ой Пунической войны (323 г. - 218 г. до Р.Х.). - СП б., 1873. - С.87-88.
   57.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.88-90.
   58.См.: Там же. - С.91.
   59. См.: Там же. - С.91-92.
   60.Победитель Македонии, Эмилий Павл, вез в течение трех дней свою добычу: первый день на 250 огромных телегах прошли взя­тые у греков статуи и картины, на другой - появился целый арсенал оружия, несколько тысяч человек тащили на плечах сосуды с серебряной монетой, на третий - несли золото в деньгах, золотую посуду побежден­ного царя и т. д.
   61.Виппер Р. Учебник древней истории. - М.-Пг., 1923. - С.136-137.
   62.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.83.
   63.Борьба за обладание богатой Кампанией приводит ко второй Самнитской войне, продолжавшейся более двадцати лет (326 - 304 г. до н. э.).
   64.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.51.
   65.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.142.
   66.Там же. - С.143.
   67.Там же. - С.146-147.
   68.Там же. - С.144.
   69.См.: Педагогика благонравия: Хрестоматия. Авт.-сост. А.И. Каменев. - М., 2004.
   70.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.49-50.
   71.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.127-128
   72.См.: Там же. - С.128-129
   73.См.: Там же. - С.129-130.
   74.См.: Там же. - С.130
   75.Военные тяжести, уже по самому названию своему у римлян (impedimenta, помехи, препятствия) прямо показывают, что последние имели верное понятие об этой; столько же неизбежной, сколько крайне обременительной принадлежности армий в походе. Поэтому-то они старались, по возможности, уменьшать перевозимые и увеличивать переносимые самими воинами военные тяжести, и для того смолоду приучали римских граждан носить на себе такие огромные тяжести, которые возбуждают в нас теперь невольное удивление. Именно, римский пеший воин носил на себе в походе: 1) на правом плече - 2 или более кольев (палисадин) для укрепления лагеря; 2) на конце этих кольев - привязанный к ним мешок с покла­жей воина и с зерновым хлебом на 14 дней или 2 недели; 3) щит, копье и до 7-ми легких дротиков - в левой руке, в углублении щита, и 4) шлем на груди, на ремне. Все это вмеете взятое и с тяжестью грудных и ножных лат состав­лявшее огромный вес, римский пеший воин переносил на себе и в палящий зной южного солнца, и в густой пыли, и в силь­ный ветер, и под проливным дождем, и в глубокую грязь! Впрочем, разумное распределение носимых тяжестей, с всевозможным равновесием их, облегчало некоторым образом ношение их. В случае же внезапной встречи с неприятелем и необходимости немедленно вступить в бой с ним, римскому легионеру стоило только сложить с правого плеча на землю колья с поклажей и надеть шлем - и он был мигом готов к вступлению в бой налегке, без поклажи. А иногда, если слу­чалось обороняться против конницы, римские легионеры склады­вали колья с поклажей перед собою и защищались за ними, как за валом. - См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.125-126
   76.Усовершенствование в теоретических военных познаниях тех из молодых граждан, которые, по знатности происхождения и рода, могли иметь право на повышение и получение отличий, они предоставляли их семействам, строго наблюдал только, чтобы все молодые граждане, моложе17-ти лет, собирались в назначенное время на Марсовом поле для военных упражнений. Здесь, в присутствии военачальника и под руководством опытных воинов, их обучали 1)военным: стойке, хождению военным шагом, бегу, взлезанию на валы и высоты, поодиночке и целыми отделениями, без поклажи и с полной поклажей; 2) прыганию через рвы и преграды, вольтежироваиию и плаванию; 3) действию разного рода оружием, для чего в землю вбивались толстые колья, в которые обучавшееся стреляли из луков, метали дротики и нападали на них с мечами, учась прикрывать себя щитами во всяком положении тела; при этом все вооружение было вдвое тяжелее обыкновенного для того, чтобы это последнее позже, в действительном бою с неприятелем, уже каза­лось гораздо легче; наконец 4) ношению больших тяжестей, произ­водству земляных работ, построению укрепленных лагерей, обороне и атаке их, и пр. т. п. - См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.114-115.
   77.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С.54-55.
   78.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.92-93.
   79.См.: Там же. - С.93.
   80.См.: Уссинг. И. Л. Воспитание и обучение у греков и римлян. - СП б., 1878. - С.141.
   81.Знаком легиона был римский одноглавый орел, серебря­ный или вызолоченный, на вершише древка, поперек которого, под орлом, была прикреплена разноцветная ткань, с номером легиоиа, когорты и манипулы. Легионный орел всегда на­ходился при 1-й манипуле триариев и был вверяем лично ее примипулу (1-му центуриопу 1-й манипулы). - См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.117-118.
   82.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.93.
   83.См.: Там же. - С.118-119.
   84.Там же.
   85.См.: Дельбрюк Г. Указ. соч. - С.348.
   86.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.120
   87.Там же.
   88.Отличительными наружными знаками предводителей римских армий были: пурпуровая мантия или багряница (paludamentum), богатое вооружение и пышная конская сбруя. Кроме того, их сопровождали ликторы (lictores), учрежденные еще Ромулом оффициальные служители высшего начальства в Риме. Они предшествовали сначала царям, а потом консулам, диктаторам и другим высшим должностным сановникам Рима, и сопровождали их, в определенном для каждого числа (от 2-х до 12-ти), исполняли их приказания, связывали преступников из римских граждан, наказывали их телесно толстыми прутьями, казнили их отсечением головы и т.п., для чего носили связки прутьев вокруг топора на длинном древке. - См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.121.
   89.С тех пор до начала войн с самнитянами в 343 году (в 154 года) было избрано 33 диктатора, а в периоде с 343-го года до 133-го (в 210 лет) 49, всего 82, из которых самыми замечательными были: Папирий Курсор в 309 г., Фабий Максим в 216 г. и Цецилий Метелл в 204 г.
   90.Когда же, после 2-й Пунической войны, римляне стали вест войны вне Италии, тогда начальствование над римскими и всеми другими войсками в покоренных и подвластных Риму областях, вверялось проконсулам, пропреторам или проквесторам, т.е. лицам, которые, прослужив 1 год в Риме в звании консулов, преторов или квасторов, были назначаемы наместниками означенных выше об­ластей, смотря по степени важности последних, с неограничен­ною властью, как военною, так и гражданскою, что чрезвычайно способствовало быстроте, решительности и силе военных предприятий и действий римских армий. Но истечении же срока дан­ной наместникам власти, они были обязаны давать римскому сенату отчет в употреблении ими этой власти и в своих действиях. Но, в случае неудачных военных действий их, рим­ский сенат поступал гораздо благоразумнее греческих и карфагенского правительств, редко подвергая наместников взысканиям, ибо справедливо опасался тем увеличивать важность неудач в глазах войска и народа, унижать достоинство звания наместников и ослаблять деятельность последних опасением взыскания. - См.: Голицын Н.С. Всеобщая военная история древних времен. Ч. 2. От смерти Александра Великого до 2-ой Пунической войны (323 г. - 218 г. до Р.Х.). - СП б., 1873. - С.120-121.
   91.См.: Голицын Н.С. Указ. соч., Ч.2. - С.120-121.
   92.Гай Саллюстий Крисп. Заговор Катилины. - В кн.: Историки Рима. -М., 1969. - С.39.
   93.См.: Голицын Н.С. Указ. соч., Ч.2. - С.143.
   94.См.: Там же. - С.144-145.
   95.См.: Там же. - С.145.
   96.О роли укрепленного лагеря очень показательно сказано в речи перед боем при Пидне консулом Эмилием Павлом к солдатам: "Ваши предки считали укрепленный лагерь всегда от­крытой гаванью войска, откуда они выходили на противника и где, разбитые бурей сражения, они могли найти себе надеж­ное пристанище. Лагерь есть место отдыха для победителей и оплот для побежденного. Это - военное жилище, вторая ро­дина; вал - это стены, а палатка для каждого бойца - его дом и очаг". - См.: Разин Е.А. История военного искусства. Т.1. Военное искусство рабовладельческого периода войны. - М., 1955. - С.284.
   97.Так в войне против галлов (226 - 220 г.), после 1-и пунической войны, Рим выставил 5 армий и 2 легиова (всего 22 легиона), не считая множества вспомогательных войск, а во 2-й пунической войне и после нее число римских армий и легионов в поле часто бы­вало и еще значительнее и постепенно увеличивалось по мере рас­пространения завоеваний римоян вне Италии (в Африке, Испании, Македонии, Греции и на Востоке). Но тогда римляне большею частию увеличивали число союзных и вспомогательных войск в 1-й линии, области же народов, выставлявших эти войска, за­нимали собственно римскими войсками, в виде резервов, чем содержали эти народы в должном повиновении, обеспечивали край и сообщения в тылу действовавших армий, и, ведя войны более союзными и вспомогательными войсками, сберегали собственный свои войска и силы своего народа, которых иначе, без опасения истощения их, было бы недостаточно для ведения Римом его частых, почти непрерывных, многих и кровопролитных войн. - См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.145-146
   98.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. - С.149.
   99.См.: Там же. - С.131-132.
   100.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.72-73.
   101.Там же. - С.73.
   102.Там же.
   103.Там же.
   104.Там же.
   105.Там же.
   106.Там же. - С.73-74.
   107.Там же. - С.74.
   108.Там же.
   109.Там же.
   110.Там же.
   111.Там же. - С.75.
   112.Там же.
   113.Там же.
   114.Там же. - С.76.
   115.Там же. - С.76-77.
   116.Там же. - С.77.
   117. Там же.
   118.Там же.
   119.Там же. - С.77-78.
   120.Там же. - С.78.
   121.Там же.
   122.Там же.
   123.Там же. - С.79.
   124Там же.
   125.Относительно Цезаря, к примеру, Аппиан писал: "Цезарь, закончив вполне эти гражданские войны, по­спешил в Рим, внушив к себе такой страх и славу о себе, какую не имел никогда никто до него. Вот отчего и угождали ему так безмерно, и были оказаны ему все почести, даже сверхчеловеческие: во всех святилищах и публичных местах ему совершали жертвоприношения и посвящения, устраивали в честь его военные игры во всех трибах и провинциях, у всех царей, которые состояли с Римом в дружбе. Над его изображениями делались разнообразные украшения; на некоторых из них был венок из дубовой листвы как спасителю отечества, символ, которым издревле чтили спасенные своих защитников. Его нарекли отцом отечества и выбрали пожизненным диктатором и консулом на десять лет; особа его была объявлена священ­ной и неприкосновенной; для занятий государственными де­лами ему были установлены сиденья из слоновой кости и зо­лота, при жертвоприношении он имел всегда облачение три­умфатора". - См.: Аппиан. Гражданские войны. - М., 1935. - С.134-135.
   126.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.103.
   127.См.: Там же. - С. - С.106-107.
   128.Гай Саллюстий Крисп. Заговор Катилины. - В кн.: Историки Рима. -М., 1969. - С.39-40.
   129.Там же. - С.40.
   130.Там же. - С.52.
   131.Там же. - С.63.
   132. См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.90.
   133.Говоря о демократии, тем не менее, надо всегда иметь в виду, что она (демократия) может пасть, если, говоря словами Платона, "свобода превращается во вседозволенность, и хаос приводит к потере свободы". - См.: Платон. Государство, 524.
   134.См.: Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.170.
   135.См.: Там же. - С.170-171.
   136.См.: Там же. - С.171.
   137. К.Тацит свидетельствует: "Полководцы флавианской партии сумели разжечь граж­данскую войну, по оказались не в силах справиться с победивши­ми солдатами; во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные". - См.: Историки Рима. - М., 1969. - С.363.
   138.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.113.
   139.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.120.
   140.Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.316.
   141.Там же. - С.322-23
   142.Там же. - С.325
   143.Там же. - С.326.
   144.Аппиан.
   145.Там же.
   146.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.86.
   147.См.: Древний Рим. Книга для чтения / Под ред. С.Л. Утченко. - М., 1950. - С.21.
   148.Там же. - С.28,31,33.
   149.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.83.
   150.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.85.
   151.Чтобы понять эту роль легионов необходимо прежде всего принять во внимание количественные силы солдат, в руках которых находились в то время судьбы значительной части культурного мира. Таких военных громад не выставляло пред­шествующее время. Не было ничего подобного и в позднейшей империи: число ее легионов было гораздо меньше, и они стояли притом по границам, а не во внутренних областях. Осенью 43 г. после гибели Децима Брута, в момент образования второго триумвирата у Октавиана было 10 легионов, у Антония с Лепи-дом 18; в это время Брут и Кассий успели сосредоточить на востоке 20 легионов. Это составляло всего более 280000 чело­век (считая по 6000 в легионе); в это время сын Помпея, Секст, уже собирал значительные морские силы между Африкой и Италией. После победы над Брутом и Кассием триумвиры соединили со своими армиями значительные остатки республи­канских войск, которые перешли к ним, и отпустили по домам 28 легионов, оставив себе, Октавиан - 5, Антоний - 6 легио­нов. Но уже через год, в 41 г., для так называемой Перузинской войны, т. е. для подавления великого италийского восстания, Октавиану пришлось набирать новые силы; по окончании этой войны Октавиан располагал 40 легионами, в то время как на востоке у Антония было свое, по всей вероятности, не малое войско. В 30-х годах накопление военных масс продолжается. После победы над Секстой Помпеем, державшим несколько лет в своих руках Сицилию и западную часть Средиземного моря, у Октавиана оказалось 45 легионов (более 250000 чело­век тяжело вооруженных), 25000 конницы, 40000 легко воору­женных. От разрушенной им морской державы Секста Помпея он удержал 600 военных кораблей, не считая массы транспорт­ных судов. Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.315.
   152.См.: Древний Рим. Книга для чтения... - С.148.
   153. См.: Фадеев Р.А. Указ. соч. - с.12.
   154.Болотников И.Н. Указ. соч. - с.51.
   155.Кедрин С.Военная история, как один из главных источников прогресса военного дела. // Братская помощь. - I908.- N4. - с.41.
   156.Весьма естественно, что под влиянием соперничества пре­тендентов, которые наперерыв старались привлечь к себе испы­танные уже легионы, самостоятельность и корпоративность как солдат, так и офицеров развилась еще более, чем это было в войсках Суллы, Помпея и даже Цезаря. Проявления этой самостоятельности часто ставили вождей в большие затрудне­ния. В 44 г. Антоний и Октавиан наперебой обращались к готовым легионам, уже служившим при Цезаре, а также к ветеранам, поселенным на земле или назначенным к отправке в колонии. Особенно важны были для обоих те 5 легионов, которые Цезарь отправил на Восток для парфянской войны. Антоний в качестве консула выписал их из Македонии; но прежде, чем они успели высадиться в Брундизии, среди них появились агенты Октавиана. Мы узнаем тут любопытную подробность: в среде солдат вращается множество проклама­ций, где сопоставлена скупость Антония и щед­рость младшего Цезаря3). Антоний, правда, прибегает к самым суровый мерам, велит схватить агитаторов; но уже положиться на македонские легионы нет возможности. См.: Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.316-317.
   157.Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.86
   158.Легионы действуют очень само­вольно. Первое сражение при Филиппи начато солдатами Кассия вопреки прямым приказам начальника, и загадочная смерть самого Кассия в момент, когда его уже достигала весть о победе коллеги на другом крыле, объясняется, может быть, отчаянием командира в виду полного неповиновения и дезор­ганизации войска. И второе сражение при Филиппи через 20 дней произошло против желания Брута, ставшего един­ственным главнокомандующим соединенной армии. Сколько можно понять, решение было принято не в высшем военном совете, не штабом армии, а самими солдатами. Брут сказал будто бы в этот момент характерные слова: "мы не командиры более, а исполнители команды!" - См.: Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.32.
   159.Виппер Р.Ю. Указ. соч. - С.317-318.
   160.Там же. - С.318-319.
   161.Там же. - С.332.
   162.Там же. - С.332.
   163.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.127-128.
   164.См.: Там же. - С. - С.128.
   165.См.: Макиавелли Н. Указ. соч. - С.300.
   166.См.: Там же. - С.158.
   167.Полибий писал: "...С величайшею осмотри­тельностью следует отыскивать, прежде всего, причины каждого события, ибо часто незначительные обстоятельст­ва ведут к событиям первостепенной важности, а всякое зло наилегче устранить при первых приступах и проявлениях". - См.: Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Том.1. Кн. I-IV. - М., 1890. - С.251.
   168.См.: Макиавелли Н. Указ. соч. - С.177.
   169.Бесполезность прежних учреждений после развращения об­щества обнаруживается главным образом в двух отношениях: в деле назначения должностных лиц и в законодательстве. Когда Римляне покорили Африку и Азию и подчинили себе всю Грецию, они сочли свободу свою обеспеченной и не видели более вокруг себя врагов, которых стоило бы опасаться. Эта беспечность и эта слабость неприятелей сделали то, что римский народ при выборе консулов стал об­ращать внимание не на достоинства избираемого, а на любез­ность его, выбирая того, кто более умел понравиться согражда­нам, а не того, кто умел лучше побеждать врагов; потом любез­ным людям стали предпочитать могущественных, так что вследствие неудобств этого учреждения честные люди были совершенно устранены от должностей. Так и в законодательстве: трибун и всякий другой гражданин мог предлагать Народу за­коны; все граждане могли высказываться "за" или "против" этих законов, прежде чем его пускали на голоса. Когда граждане были честны, это учреждение было полезно, потому что всегда полезно, чтобы всякий, имеющий в виду что-нибудь полезное для общества, мог предложить его; хорошо также, чтобы всякий мог высказать это свое мнение, дабы народ, выслушав каждого, мог выбрать лучшее мнение. Но, когда граждане развратились, учреждение это сделалось вредно, потому что одни сильные стали предлагать законы не ради общественной свободы, а ради собственной власти и никто из страха не смел возражать им, так что народ обманом или насилием был вынужден решать собственную свою погибель. - См.: Макиавелли Н. Указ. соч. - С.156.
   170.Там же. - С.158.
   171.Там же. - С.196.
   172.Там же. - С.166.
   173.Там же. - С.158.
   174.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.128.
   175.Там же. - С. - С.128-129.
   176.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.188.
   177.Там же. - С.192.
   178.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.92.
   179.Там же. - С. - С.107.
   180.Дрэпер Дж. В. История умственного развития Европы. 3-е изд. В 2-х т. - Киев -Харьков. - С.98.
   181.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.183.
   182.Как свидетельствует Аппиан на примере аграрной инициативы Гракха: "Цель Гракха заключалась не в том, чтобы создать благополучие бедных, но в том, чтобы в их лице получить для государства боеспособную силу". - См.: Аппан. Гражданские войны. - М., 1935. - С.22.
   183.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.176
   184.К ним относятся братья Гракхи.
   185.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.343-344.
   186.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.165.
   187.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.205-206.
   188.Почти все дела портит то, что люди, предпринимающие их, кроме главной цели стремятся еще достигнуть мелких част­ных успехов, которые льстят их самолюбию и их самодоволь­ству. - См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.100.
   189. Макиавелли Н. Указ. соч. - С.206.
   190.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.95.
   191.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.197.
   192.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.215.
   193. Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.92.
   194.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.96.
   195.Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.97.
   196.Дрэпер Дж. В. Указ. Соч. - С.76.
   197.Там же.
   198.Там же.
   199.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.161.
   200.Ранее эти знания входили в состав так называемой "царской науки", т.е. науки государственного управления, которая специально преподавалась наследникам престола.
   201.Это может быть государственная программа подготовки государственной элиты, к примеру, по опыту Пажеского корпуса Российской империи.
   202.Макиавелли Н. Указ. соч. - С.244.
   203.Там же. - С.244-245.
   204.Там же. - С.374.
   205.Там же. - С.336.
   206.Там же. - С.374.
   Там же. - С.286.
   207.Там же. - С.298.
   208.Там же. - С.173-174.
   209.Там же. - С.171.
   210.Там же. - С. - С.128.
   211.Там же. - С. - С.130.
   212.Там же. - С. - С.129.
   213.Там же. - С. - С.55-56.
   214.См.: Монтескье Ш. Указ. соч. - С. - С.55.
   215.Шлиффен, канонизируя бой при Каннах, справедливо писал: "За 2000 лет оружие и способы ведения боя совершенно изменились... Но в общих чертах боевые условия остались без изменения. Бой на уничтожение может быть дан и ныне по плану Ганнибала, составленному в незапамятные времена". - См.: Шлиффен. Канны. - М.. 1938. - С.14.
  
  
   Публикации, близкие по теме:
     
      Глас вопиющего?   22k   "Статья" Публицистика. Россия.
      Чему учит военная история России   91k   "Очерк" История. Россия.
      Ахиллесова пята Египта   113k   Оценка:7.42*4   "Глава"
      Везде настигать врага   37k   "Глава" История. Скифия.
      От Иерихона к Вавилону   128k   "Глава" История. Древнееврейское государство.
      Почему пал Ашшур?   32k   "Глава" История. Ассирия.
      Рыцари из пастухов   62k   "Глава" История. Древняя Персия.
      Секретное оружие Китая   152k   "Сборник рассказов" История. Древний Китай.
      Уроки Иенской катастрофы   136k   Годы событий: 1806-1813. "Документ" История. Пруссия.
      Не забывайте монархии греческой   129k   "Статья" История. Древняя Греция.
   ? Домоклов меч Македонии   87k   "Статья" История
   Почему пала Древняя Македония
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  

  
  
  
Оценка: 5.29*12  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023