ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Подвиг капитана Тушина

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

"Русские в 1812 году" 1855.

Художник Константин Леонардович Пржецлавский (1827 - 1876)

Анатолий Каменев

Подвиг капитана Тушина

(Не благородный поступок, а лишь его корысть - желание князя Андрея Болконского показать свою причастность к подвигу батареи капитана Тушина)

Сперва развилась жажда денег, за нею - жажда власти, и обе стали как бы общим корнем всех бедствий. Действительно, корыстолюбие сгубило верность, честность и остальные добрые качества; вместо них оно выучило высокомерию и жестокости, выучило презирать богов и все полагать продажным.

Гай Саллюстий Крисп,

древнеримский историк

Есть в нашей военной традиции русская особенность - не выставляться и не кичиться боевыми заслугами.

Корни этой традиции уходят в древние времена, к былинным богатырям.

Исконный Герой наш не похож на западного рыцаря. И те только внешнее несходство рознит двух воителей.

"Рыцарь на час" - слабовольный человек, неспособный к длительной борьбе ради благородных целей.

Этот рыцарь тщеславен, любит почет и уважение. Все его боевые заслуги строго ранжированы и тарифицированы - любое его военное деяние имеет цену и требует безусловного вознаграждения.

Наш русский Герой скромен, и даже совершивши великий подвиг, не требует от властей даров и наград. Он не тщеславен и не выставляет напоказ свою доблесть. Ему, Герою нашему, неуютно вблизи сановных и влиятельных лиц, но комфортно среди простых людей. А рыцарь, наоборот, любит красоваться в блистательной свите повелителя-правителя.

Свершивши благое и трудное дело, Герой наш удаляется с поля битвы и не рыщет по полям в поисках нежданной жертвы. Он вполне может обходиться без войн и военных приключений, но если зазвучит вечевой колокол и позовет боевая труба, он без излишнего промедления идет на войну и бьется с врагом, не щадя себя во имя победы.

В бою Герой наш преображается, стряхивает с себя все обременительное, облачается в военные доспехи и начинает жить совершенно иной жизнью. Благородные устремления вытесняют все прочие, а общественный и гражданский долг становится главным и ведущим мотивом его действий. Он превращается в исполина, готового ради родной Отчизны сокрушить любого врага. Его не пугает ни численность противника, ни его прежняя слава, ни превосходство в оружии.

Этот благородный воинский тип, который рождает лишь земля Русская.

И если все прочие народы уповают на религиозный фанатизм, мощь оружия и боевой техники, надеются на талантливых военачальников, то русские люди, не отрицая значения оружия, техники, стратегии, тактики и талантливых военачальников, всегда делали ставку на массу войскового офицерства, которое, не гоняясь за громкими победами, чинно и по-деловому день за днем делами свое военное дело и тем самым создавали основу для громких побед.

Без этой повседневной боевой работы, в которой ковались и закалялись характеры, оттачивалось мастерство, завоевывались высотки местного значения, не могло быть прорывов и наступлений, которые вели в последующем к решительным победам над врагом.

В романе "Война и мир" Л.Н. Толстого много персонажей, но, на мой взгляд, там есть единственный настоящий Герой - это артиллерийский капитан Тушин.

Князь Андрей Болконский - это, по понятиям писателя, тоже "герой". По моим же понятиям, он не идет ни в какое сравнение с названным капитаном.

Однако, развитие данной темы не входить в канву моего предисловия, а представляет собой предмет особого разговора.

Обратимся теперь к фрагменту "Войны и мира", чтобы понять и осмыслить тот тип армейского офицера, на котором держится вся система войны.

Л.Н. Толстой о подвиге батареи капитана Тушина

(фрагменты из его книги "Война и мир")

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб-офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему-то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.

Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.

-- Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым-то! Ловко! Важно! Дым-то, дым-то! -- заговорила прислуга, оживляясь.

Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: "Ловко! Вот так-так! Ишь, ты... Важно!" Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.

Из-за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.

Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это, как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из-под маленькой ручки смотрел на французов.

-- Круши, ребята! -- приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.

В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.

Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.

Из-за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из-за свиста и ударов снарядов неприятелей, из-за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из-за вида крови людей и лошадей, из-за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из-за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.

-- Вишь, пыхнул опять, -- проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, -- теперь мячик жди -- отсылать назад.

-- Что прикажете, ваше благородие? -- спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что-то.

-- Ничего, гранату... -- отвечал он.

"Ну-ка, наша Матвевна", говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим-то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.

-- Ишь, задышала опять, задышала, -- говорил он про себя.

Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.

-- Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! -- говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:

-- Капитан Тушин! Капитан!

Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб-офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:

-- Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы...

"Ну, за что они меня?..." думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.

-- Я... ничего... -- проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. -- Я...

Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что-то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.

-- Отступать! Все отступать! -- прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.

Это был князь Андрей.

Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. "Я не могу бояться", подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.

-- А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, -- сказал фейерверкер князю Андрею, -- не так, как ваше благородие.

Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным.

Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.

-- Ну, до свидания, -- сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.

-- До свидания, голубчик, -- сказал Тушин, -- милая душа! прощайте, голубчик, -- сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.

<...>

В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях.

Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.

-- Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: "пропущу этих и встречу батальным огнем"; так и сделал.

Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?

-- Причем должен заметить, ваше сиятельство, -- продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, -- что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.

-- Здесь-то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, -- беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. -- Смяли два каре, ваше сиятельство.

На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная.

Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.

-- Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? -- спросил он, ища кого-то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) -- Я вас, кажется, просил, -- обратился он к дежурному штаб-офицеру.

-- Одно было подбито, -- отвечал дежурный штаб-офицер, -- а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал... Жарко было, правда, -- прибавил он скромно.

Кто-то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.

-- Да вот вы были, -- сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.

-- Как же, мы вместе немного не съехались, -- сказал дежурный штаб-офицер, приятно улыбаясь Болконскому.

-- Я не имел удовольствия вас видеть, -- холодно и отрывисто сказал князь Андрей.

Все молчали.

На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из-за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.

-- Каким образом орудие оставлено? -- спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.

Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку.

Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:

-- Не знаю... ваше сиятельство... людей не было, ваше сиятельство.

-- Вы бы могли из прикрытия взять!

Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда.

Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.

Молчание было довольно продолжительно.

Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор.

Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.

-- Ваше сиятельство, -- прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, -- вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.

Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.

-- И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, -- продолжал он, -- то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, -- сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.

Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.

-- Вот спасибо: выручил, голубчик, -- сказал ему Тушин.

Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него.

Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

Послесловие

Не буду по абзацам или по частям анализировать изложенное. В данном случае на то нет особой нужды.

Но есть потребность акцентировать внимание на концовке повествования.

Все закончилось благополучно для капитана Тушина благодаря вынужденному вмешательству князя Андрея.

Как мне кажется, тут имел место не благородный поступок, а лишь желание князя показать свою причастность к подвигу батареи капитана Тушина.

Поистине жаль, что о подвигах армейских офицеров мы узнаем лишь в связи с деяниями известных лиц (государей, полководцев и т.д.).

Надо понять, наконец, что самоотверженное служение Отечеству рождается и крепнет внизу, в массах простого воинства.

И примеры этого самоотвержения куда более значимы, чем победные баталии известных полководцев.

Да и победы эти невозможны без героизма, мужества и самоотвержения той массы людей, которые, подобно капитану Тушину, не кричат о своих заслугах и не спешат выстраиваться в ряд лиц, жаждущих награды и восхищения...

"Лучше бы я родила черный камень, чем бесславного сына"... 63k "Фрагмент" Политика

Эренбург: "Ожили в наши дни, казалось, архаичные слова: добро, верность, благородство, вдохновение, самопожертвование, - они отвечают нашим чувствам. В борьбе против немецких автоматов человек не только вырос, он возрос. В этом историческое значение войны. Мы часто называем ее "священной" - лучше не скажешь: воистину священная война за человека".

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

Первой жертвой войны становится правда... 72k "Фрагмент" Политика. Размещен: 24/08/2014

Поучительный пример Петра Великого. Солдат и офицеров, павших в знаменитой Полтавской битве, хоронил сам Петр I. Первым распоряжением Петра после битвы было приготовить могилы. На другой день, в шесть часов утра, в его присутствии было совершено отпевание, погребены тела павших воинов и насыпан холм, на котором Петр собственноручно водрузил деревянный крест со следующей надписью: "Воины благочестивые, за благочестие кровию венчавшиеся, лета 1709 июня 27".

Иллюстрации/приложения: 3 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/perwojzhertwojwojnystanowitsjaprawda.shtml

Правда вооружает, а умолчание разоружает... 70k "Фрагмент" Политика. Размещен: 23/08/2014.

Симонов: "Здесь, остановив машину, для того чтобы напиться у колодца воды, я не мог найти в себе силы посмотреть прямо в глаза крестьянкам, потому что в глазах их был немой и скорбный вопрос: "Неужели уходите?" И нечего было им ответить, кроме горького "да".

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/prawdawooruzhaetaumolchanierazoruzhaet.shtml

"Победу нельзя выиграть, ее нужно добыть". 66k "Фрагмент" Политика. Размещен: 20/08/2014.

Ильи Эренбург: "Из солдатской фляжки мы хлебнули студеной воды ненависти. Она обжигает рот крепче спирта... Мы ненавидим немцев не только за то, что они низко и подло убивают наших детей. Мы их ненавидим и за то, что мы должны их убивать, что из всех слов, которыми богат человек, нам сейчас осталось одно - "убей".

Иллюстрации/приложения: 4 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/pobedunelxzjawyigratxeenuzhnodobytx.shtml

"Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины"... 68k "Фрагмент" Политика

Впервые официально названы имена главарей фашистской клики: Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Гиммлер. Риббентроп, Розенберг... Их ждет виселица ... Нельзя не обратить внимание на требование, чтобы все государства оказывали "друг другу взаимное содействие в розыске, выдаче, предании суду и суровом наказании гитлеровцев и их сообщников"...

Иллюстрации/приложения: 7 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/typomnishxaleshadorogismolenshiny.shtml

0x01 graphic

Сталин.

Художник Александр Павлович Бубнов

Операция "Багратион"

И. Баграмян

(фрагменты из кн. "Так шли мы к победе")

В течение всей зимы 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта непрерывно наносили удары по врагу.

В конце концов их наступательные возможности иссякли.

Передышка стала необходимой не только для подготовки к новому наступлению, которое мы надеялись осуществить летом 1944 года, но и потому, что весна была в разгаре.

Вот почему в марте, когда мы проводили очередную наступательную операцию против витебской группировки врага, я решил просить у Ставки разрешения на переход к обороне.

Но надо было заручиться поддержкой соседа -- командующего Западным фронтом генерала В. Д. Соколовского, войска которого тоже участвовали в наступлении. Вызвав его по прямому проводу, я предложил совместно позвонить Сталину.

Василий Данилович, согласившись, что войскам необходима передышка, обращаться к Сталину не советовал: в Москве, мал, не хуже нас знают обстановку на фронтах.

Когда я все-таки позвонил в Ставку, Верховный, как всегда, внимательно, не перебивая, выслушал доклад об обстановке и доводы в пользу прекращения наступления, потом, после минутного молчания, спросил:

-- А что думают на этот счет на Западном фронте?

Я сообщил о мнении генерала Соколовского, считающего, что Ставка и без нашей просьбы придет к такому же решению.

-- Хорошо, подумаем, -- заключил И. В. Сталин и попрощался.

2 апреля из Генштаба сообщили, что подписана директива о переходе войск 1-го Прибалтийского фронта к обороне, причем нам предстояло оборонять рубеж между Полоцком и Витебском силами трех армий: 4-й ударной, 6-й гвардейской и 43-и. 11-я гвардейская выводилась в резерв Ставки в район Невеля.

Не успели мы по-настоящему развернуть работу по созданию прочной обороны, как перед нами возникла чрезвычайно ответственная задача по оказанию срочной помощи одной из крупнейших в Белоруссии партизанских группировок, действовавшей в полосе 1-го Прибалтийского.

О грозившей партизанам опасности я узнал от прибывшего к нам представителя Белорусского штаба партизанского движения при нашем фронте, секретаря ЦК Компартии Белоруссии И. И. Рыжикова. Когда он переступил порог, я по выражению лица гостя догадался, что его привело ко мне чрезвычайное событие.

-- Товарищ командующий! -- воскликнул он, даже не поздоровавшись. -- Гибнет наша "партизанская республика", смерть угрожает тысячам партизан и жителей!

-- Что стряслось, товарищ Рыжиков? -- спросил я, пораженный его словами. -- Кому и где угрожает беда?

Подойдя к столу, представитель белорусских партизан быстро развернул карту и, обведя карандашом треугольник между Полоцком, Лепелем и Бешенковичами, сказал:

-- Вот здесь, как вы знаете, долгое время среди моря слез и страданий, принесенных на нашу землю фашистскими оккупантами, назло фашистам существовал один из островков Советской власти. Долго наши партизанские бригады сидели у оккупантов в печенке, но вот теперь они решили любой ценой покончить с ними... -- Закурив трофейную сигарету, которую машинальным движением вытащил из нагрудного кармана, и отмахнув ладонью струйку дыма, И. И. Рыжиков продолжал: -- Не один раз терпели фашисты неудачу, когда пытались покончить с нашей "партизанской республикой", поэтому идут на любые жертвы, чтобы добиться успеха... И положение сейчас у нас отчаянное. Не исключено, что против партизан брошено пять полнокровных дивизий и свыше десяти отдельных частей. Наступает около шестидесяти тысяч карателей при поддержке сотни с лишком танков и двухсот пятидесяти орудий и минометов... А противостоит этому всего около семнадцати тысяч слабо вооруженных народных мстителей, положение которых затруднено не только абсолютным превосходством фашистских карателей в силах, но и скованностью партизанских частей. Они лишены сейчас самого большого своего преимущества -- маневренности, так как связаны по рукам и ногам. Не могут же партизаны бросить женщин, стариков и детей на произвол карателей?! -- Рыжиков задумался на мгновение, а затем добавил: -- О решительных намерениях фашистов свидетельствует также и то, что возглавляют этот карательный поход известный палач и садист, сам "генеральный комиссар оккупированных областей Белоруссии" генерал-лейтенант Готтберг и командующий третьей танковой армией генерал-полковник Рейнгардт...

Готтберг, Курт фон (1896 - 1945), один из руководителей оккупационного режима в СССР, обергруппенфюрер СС и генерал войск СС и полиции.

-- Родился 11 февраля 1896 г. в Прейссиш-Вильтен.

-- 1 февраля 1932 г. вступил в НСДАП (N948 753).

-- 20 июля 1932 г. вступил в СС (N45 923).

-- Служил на командных постах в СС.

-- После оккупации советских областей и создания генерального комиссариата Белоруссии был назначен сюда руководителем СС и полиции. Один из ближайших помощников генерального комиссара В. Кубе, организатор жесточайшего террора против евреев и мирного населения.

-- Руководил проведением операции "Котбус" (1942), в ходе которой было уничтожено около 9,5 тыс. чел., подозревавшихся в принадлежности к партизанам.

-- Один из ответственных за уничтожение населения Хатыни.

-- 27 сентября 1943 после убийства Кубе белорусскими патриотами принял на себя исполнение обязанностей генерального комиссара и в тот же день приказал расстрелять около 300 заложников.

-- В течение 1943 - 1944 продолжал проводить жестокую оккупационную политику и несколько позже был назначен высшим руководителем СС и полиции Центральной России.

-- В конце 1944, после эвакуации оккупированных областей, получил назначение командиром ХII армейского корпуса СС

Слушая взволнованный рассказ представителя партизанского движения, я стал обдумывать наиболее вероятные пути оказания помощи народным мстителям.

Надо сказать, вражеское командование избрало для этой операции против партизан, получившей издевательское наименование "Весенний праздник" ("Фрюлингсфест"), самое выгодное для него время: наши войска, изнуренные многомесячными боями, перешли к обороне, и нельзя было думать, что в условиях развернувшейся весенней распутицы можно без тщательной подготовки прорвать оборону противника, чтобы подать руку помощи партизанам.

Следовательно, если даже Ставка разрешит нам ударить солидной группировкой войск по противнику с целью прорыва к Западной Двине, то попытку эту предпринять можно не раньше чем через 10--15 дней. А за это время фашисты расправятся с партизанами или вытеснят их с территории Полоцко-Лепельской зоны.

Выходит, помочь можно только массированными ударами нашей авиации по карателям и организацией регулярного снабжения окруженных боеприпасами сбрасыванием их с самолетов на парашютах.

И все же мы решили подготовить в районе Полоцка удар одним усиленным стрелковым корпусом 4-й ударной армии в целях прорыва на узком участке обороны противника и выхода к Западной Двине. Он, по моим предположениям, мог вызвать отвлечение части сил карателей, брошенных на ликвидацию партизанского края.

Был созван Военный совет фронта, на котором мы обсудили создавшееся положение, наметили конкретные меры, чтобы помочь партизанам, уделив особое внимание организации вывоза раненых из района окружения.

Вскоре была установлена регулярная связь с командующим партизанскими бригадами Героем Советского Союза В. Е. Лобанком. Он сообщил нашим авиаторам районы концентрации сил карателей, по которым авиация вскоре нанесла массированные удары. Уточнялись также районы, где партизаны готовились принять боеприпасы и сдать раненых.

Постепенно выяснился замысел гитлеровцев, которые стремились, это было очевидно, оттеснять партизанские части от Западной Двины, наступлением в обход наиболее укрепленных опорных пунктов народных мстителей максимально сжать их район, лишить партизанские части возможности маневрировать и концентрическими ударами покончить с ними. Но этим намерениям партизанское командование противопоставило свой план.

Предусматривалось закрыть наиболее важные подходы к районам базирования партизанских отрядов инженерными заграждениями и умело использовать их для упорной обороны; опираясь на эти заграждения, активно маневрировать и контратаковать части противника по открытым флангам и тылу, а также любыми путями попытаться нарушить управление карательными силами.

Претворяя этот план в жизнь, партизаны создали две линии круговой обороны на глубину 15--20 километров, опирающиеся на узлы сопретивления, систему дзотов, прикрытых минными полями, лесными завалами, а на танкоопасных направлениях -- надолбами, противотанковыми рвами, эскарпами, контрэскарпами.

С нетерпением ожидая вести из района боев, мы облегченно вздохнули, когда к исходу 11 апреля получили донесение, что партизанские части успешно отразили четыре яростные атаки фашистов и нанесли им большой урон.

Партизанскую бригаду имени Ленина атаковала 56-я пехотная дивизия при поддержке 35 танков (из них 12 "тигров") и авиации.

Командир бригады Сакмаркин дважды водил своих партизан в контратаку, и враг был отброшен, потеряв много солдат и несколько танков. Особенно отличились бойцы отряда имени Суворова, которые не отступили даже тогда, когда их позиции стали утюжить около десятка "тигров". Партизаны отсекли пехоту от них, а затем организовали охоту и на "тигров". Смелость и упорство проявили в этом бою все партизаны, а пятеро из них схватились с "тиграми", что называется, врукопашную.

Партизаны В. О. Волков, И. В. Чернышев, братья В. П. и Д. П. Хахель и В. М. Фядур -- пятеро славных сынов белорусского народа не дрогнули под натиском танков.

Они со связками гранат бросились под гусеницы машин. Именно это героическое самопожертвование потрясло остальных фашистских танкистов и вынудило их отступить.

Потеряв несколько своих действительно грозных машин, фашисты откатились назад и стали издали яростно обстреливать позиции суворовцев. Трижды переходили в контратаку и их соседи -- отряды имени Фрунзе, Кирова и Ворошилова. Во время одной из атак пал смертью героя начальник штаба бригады Изофатов.

Каждый день приносил нам все новые сведения о геройских подвигах народных мстителей.

Постепенно стало ясно, что каратели наносят удары в нескольких направлениях. На 5 тысяч партизан бригад имени Ленина, Чапаева и "За Советскую Беларусь" навалились две пехотные дивизии и один отдельный полк общей численностью в 20 тысяч солдат и офицеров. Но и при таком абсолютном превосходстве в силах фашисты не могли одолеть партизан.

Каждый завоеванный километр каратели оплачивали огромными потерями.

...Уже более двух недель длились ожесточенные схватки патриотов с карателями.

Особенно трудные испытания выпали на их долю в конце апреля.

Части карателей, теснившие с запада бригаду имени Суворова, предприняли психическую атаку. Свыше 150 пулеметов и более 700 автоматов беспрерывно поливали огнем позиции партизан. На них двигалось около трех тысяч озверевших от шнапса карателей. Народные мстители хладнокровно подпустили их на 50--70 метров, а затем, дружно открыв огонь из всех видов оружия, бросились в яростную контратаку.

Ошеломленные гитлеровцы обратились в бегство.

И чем меньше становилась партизанская зона, тем медленнее продвигались фашисты. Однако в связи с сокращением ее площади нам все труднее становилось снабжать партизан боеприпасами, поскольку удобных посадочных площадок для самолетов становилось все меньше.

Посоветовавшись, мы решили активизировать доставку боеприпасов парашютным способом.

Труднее было решить проблему вывоза раненых.

Несмотря на огромные трудности, авиация фронта благодаря неустанной деятельности генералов Андреева, Папивина и Дагаева и героизму рядовых летчиков только за период боев по отражению атак карателей доставила партизанам 578800 килограммов боевых грузов и вывезла в тыл сотни раненых.

Однако сдерживать натиск 60 тысяч вооруженных до зубов карателей, поддерживаемых танками и авиацией (за период боев фашистская авиация сбросила на партизан более 500 тонн бомб), становилось после трех недель непрерывных боев все труднее и труднее.

К концу апреля нам стало окончательно ясно, что долго так продолжаться не может.

Партизаны оказались зажатыми в железном кольце на небольшой территории северо-западнее белорусского городка Ушачи -- "столицы" партизанского края.

Надо было разорвать кольцо фашистских войск.

Обсудив на заседании Военного совета фронта все возможные варианты, мы решили предложить партизанскому командованию прорываться или в направлении болота Великий Луг, или на северо-запад в общем направлении на Шарковщину, в районе которой находились особенно густые леса.

После изучения вновь добытых сведений о расположении сил карателей объединенное партизанское командование решило нанести два удара: на запад -- отвлекающий, а с целью прорыва -- в направлении лесов к югу от озера Шо.

Нашей авиации мы поставили задачу не только расчистить путь народным мстителям, но и оградить их от ударов с флангов и от преследования. С величайшим нетерпением ждали мы донесения о результатах боя, но ничего утешительного не узнали: фашисты, преградив путь плотной стеной танков и пехоты, отбили атаку партизан.

Тогда партизанское командование решило в ночь на 4 мая прорваться на юг.

5 мая мы с облегчением вздохнули: поступило сообщение, что перед полуночью 3 мая бригады прославленных партизанских командиров Шлапакова, Куксенок и Смоленский партизанский полк Садчикова прорвали кольцо вражеских войск.

Вслед за ними вырвались из окружения и ушли в леса к юго-западу от Ушачей остальные поредевшие отряды народных мстителей.

Но часть из них, пробившись к линии фронта в районе Полоцка, оказалась к концу апреля под угрозой уничтожения.

Тогда с разрешения Ставки мы двинули 29 апреля навстречу партизанам 83-й стрелковый корпус 4-й ударной армии, а для того, чтобы расчистить им путь, выслали значительные силы фронтовой авиации.

Так до конца в тесном взаимодействии сражались войска и партизаны.

Итоги боев и радовали, и огорчали нас.

Немало партизан и мирных жителей погибло от рук карателей, некоторые отряды понесли невосполнимые потери. И все же в ходе диадцатишестидневных ожесточенных боев фашисты не смогли уничтожить бойцов Полоцко-Лепельской партизанской зоны.

Народные же мстители, уничтожив почти 20 тысяч карателей и несколько десятков танков, вырвались из вражеского кольца, и вскоре снова фашистские гарнизоны и гитлеровские прислужники ощутили на себе их внезапные карающие удары.

К действиям партизан мы вскоре вернемся, когда речь пойдет о наступательных операциях войск 1-го Прибалтийского фронта с целью освобождения Белоруссии, Литвы и Латвии.

Планируя военные действия на 1944 год, Советское Верховное Главнокомандование твердо знало, где, когда и какими силами оно нанесет удары.

Руководство же вермахта было, естественно, в неведении об этом и поэтому считало своей главной задачей разгадать замысел советской стороны. Но это ему не удалось.

Нам с помощью ряда остроумно задуманных и искусно проведенных мер дезинформации удалось ввести в заблуждение немецко-фашистское командование.

Бывший ответственный офицер штаба группы армий "Центр" Гакенгольц после войны писал: "Ход зимних сражений привел к большой концентрации русских сил на территории Западной Украины. Здесь, в Восточной Галиции, восточное Львова, где с большим напряжением удалось приостановить наступление русских, и должно было, по мнению Гитлера и его советников из ОКВ и ОКХ, развернуться главное наступление русских в летнюю кампанию 1944г. ...Этой точки зрения германская ставка придерживалась и позднее, когда обстановка на советско-германском фронте существенным образом изменилась. Во всяком случае, немецкое руководство, пренебрегая всеми другими участками фронта, все наличные резервы стягивало в Галицию, особенно же большинство танковых дивизий, ибо продолжало считать, что главный удар будет нанесен русскими по группе армий "Северная Украина".

Следует указать, что в итоге зимнего наступления советским войскам удалось на западном стратегическом направлении освободить около 40 районов Витебской, Могилевской, Гомельской и бывшей Полесской областей Белоруссии.

Однако гитлеровцы все еще продолжали удерживать основную часть территории республики. В результате упорных зимних боев линия саветско-германского фронта приняла здесь своеобразное начертание -- образовался огромный выступ, обращенный вершиной на восток.

Внутри этого выступа, названного гитлеровским командованием "белорусским балконом", оборонялась сильная немецко-фашистская группа армии "Центр" в составе 3-й танковой, 4, 9 и 2-й полевых армий. Войска группы поддерживал 6-й воздушный флот. К северу от "белорусского балкона" действовала 16-я полевая армия группы армий "Север", южнее -- 4-я танковая армия группы армий "Северная Украина".

Всего противник имел в Белоруссии около 65 дивизий численностью более 1 миллиона 200 тысяч солдат и офицеров.

Прочное удержание "белорусского балкона", по мнению гитлеровского командования, преграждало Красной Армии кратчайшие, наиболее важные пути к Восточной Пруссии и Польше, а также позволяло наносить фланговые удары по нашим войскам в случае их наступления в обход Белоруссии с севера и юга.

Кроме того, имея в этом районе развитую сеть аэродромов, немецкая авиация все еще могла угрожать Москве. Фашистская пропаганда провозгласила оборону в белорусском выступе битвой за "фатерлянд", стремясь убедить своих солдат в том, будто они здесь защищают всю Германию.

Гитлер потребовал от своих генералов превратить все крупные белорусские города в крепости и удерживать их любой ценой.

Воины 1-го Прибалтийского фронта, от рядового солдата до генерала, горели желанием как можно быстрее освободить Белоруссию, исстрадавшуюся под гнетом фашистов. Не раз бойцы и командиры спрашивали нас, руководителей фронта: когда же мы ударим но врагу и освободим белорусский народ от фашистской оккупации?

Однако все зависело в первую очередь от того, какую главную цель поставит Ставка перед советскими войсками в летнюю кампанию 1944 года.

Фашисты, конечно, догадывались, что летом 1944 года наше Верховное Главнокомандование, безусловно, предпримет новое генеральное наступление.

Но где? Это было для них тайной за семью печатями.

Об этом не знало не только гитлеровские командование, но даже и мы, руководящие военные работники фронтового звена.

Однако у нас первые догадки зародились еще в апреле.

Правда, в начале месяца ничто еще не предвещало, что войскам нашего фронта в скором времени предстоит участвовать в крупнейшей наступательной операции 1944 года.

Более того, все указания Верховного Главнокомандования настраивали нас на оборонительный лад. Ставка потребовала от нас создать глубокую оборону, оборудовав не менее трех рубежей на глубину до 40 километров.

Особое внимание было приказано уделять инженерному оборудованию позиций и организации системы стрелкового и артиллерийского огня, а также обеспечению стыков между армиями и с соседними фронтами. Даже населенные пункты следовало приспособить к круговой обороне.

Словом, все свидетельствовало о том, что в ближайшем будущем нам предстоит обороняться.

В это время из Генштаба поступила директива, требовавшая от нас вывезти все мирное население из прифронтовой зоны.

Я знал, что эта мера предшествует обычно началу подготовки к осуществлению крупной операции.

Она преследовала две цепи: во-первых, предохранить жителей от возможных потерь, в случае если противник активизирует свои артиллерийские и авиационные удары в прифронтовой зоне, а во-вторых, не дать фашистской разведке забросить во фронтовой тыл своих агентов, которым, естественно, легче маскироваться среди местного населения, особенно в том случае, тогда там оседает много беженцев.

Штаб фронта в короткий срок выполнил директиву: тысячи семей коренных жителей и беженцев были организованно вывезены со всем необходимым имуществом и размещены в ближайших районах.

С этого времени мы со дня на день стали ждать соответствующих указаний Ставки.

В начале мая я был вызван в Москву, где меня принял генерал А. И. Антонов. Алексею Иннокентьевичу с 1943 года приходилось замещать в Генеральном штабе А. М. Василевского, поскольку начальник Генштаба в роли представителя Ставки почти постоянно находился на различных фронтах Действующей армии.

Генерал Антонов, несмотря на огромную занятость, как всегда, встретил меня приветливо и ознакомил с проектом плана Белорусской операции, как он заметил тогда,-- главной наступательной операции 1944 года, получившей впоследствии условное наименование "Багратион".

По ее замыслу предусматривались ликвидация так называемого "белорусского балкона" и выход на рубеж городов Дисна (на Западной Двине), Молодечно, Столбцы, Старобин. На пути к этой цели предстояло прежде всего окружить и разгромить фланговые группировки фашистских войск в районах Витебска и Бобруйска, затем глубоким охватом обнажившихся флангов (с одновременным давлением с фронта) встречными ударами с севера и юга в общем направлении на Минск окружить и разгромить главные силы гитлеровской группы армий "Центр".

Осуществление этого замысла намечалось возложить на войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов. На правом крыле стратегического построения наших войск с северо-востока на Минск нацеливались войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, а с юго-востока -- 1-го Белорусского фронта. В центре на Минск должен был наступать 2-й Белорусский фронт.

Общая идея замысла операции мне сразу понравилась: навалиться силами четырех фронтов на группу армий "Центр" и разгромить ее, что обеспечивало в случае успеха не только освобождение многострадальной Белоруссии, но и создание благоприятных условий для ведения дальнейших операций Красной Армии на главном стратегическом направлении.

После краткого обмена мнениями по поводу этой операции Алексей Иннокентьевич предложил мне, вернувшись на фронт, внимательно продумать, какое наиболее аффективное участие и с какими конкретными задачами могли бы войска 1-го Прибалтийского фронта принять в организации и проведении этой грандиозной операции, указав при этом, что примерно в середине мая Ставка намерена совместно с командующими войсками фронтов рассмотреть и утвердить окончательный ее замысел и план подготовки.

Мы распрощались.

Поскольку Антонов особо предупредил меня о соблюдении полнейшей тайны в отношении подготовки операции, я по возвращении в штаб фронта ознакомил с полученными указаниями только члена Военного совета генерала Д. С. Леонова и начальника штаба фронта В. В. Курасова.

А 22 мая меня вместе с генералом Д. С. Леоновым снова вызвали в Москву.

Нас пригласили в Генеральный штаб для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину.

В кабинете А. И. Антонова уже был командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский. Эта встреча очень обрадовала нас обоих, вызвала большое оживление и взаимные расспросы о фронтовых делах.

Когда перешли к делу, генерал А. И. Антонов объявил, что нам предстоит поочередно обсудить с Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, которые готовы принять нас, все вопросы, связанные с участием войск каждого фронта в намечаемой операции.

Первыми, в порядке установленной очередности, побывали на приеме у ближайших соратников И. В. Сталина мы с Леоновым. Маршалы нас встретили очень тепло и в непринужденной обстановке разъяснили цель встречи и вопросы, которые мы должны решить.

Георгий Константинович Жуков жестом пригласил меня к карте, на которой был графически изображен замысел операции и вытекающие из него задачи фронтов.

-- Иван Христофорович,-- обратился ко мне Жуков,-- в соответствии с замыслом операции, который мы завтра с вашим участием будем докладывать Верховному Главнокомандующему, Первому Прибалтийскому фронту на начальном ее этапе надлежит силами четвертой ударной, шестой и одиннадцатой гвардейских и сорок третьей армий, первого танкового и третьего гвардейского кавалерийского корпусов прорвать оборону противника северо-западнее Витебска, форсировать Западную Двину и, прикрываясь со стороны Полоцка, наступать главными силами в направлении Лепель, Молодечно, а частью сил -- на Сенно с целью окружения и уничтожения витебской группировки врага во взаимодействии с войсками Третьего Белорусского фронта. Вашему соседу слева будет поставлена задача после разгрома совместно с войсками Первого Прибалтийского витебской группировки и прорыва обороны противника в районе Орши направить главные усилия фронта для выхода в район Вильнюса. Как вы расцениваете такое построение операции?

Я выразил глубокое удовлетворение сутью замысла, смелыми и решительными целями этой грандиозной операции, однако в связи с тем, что наш сосед справа -- 2-й Прибалтийский фронт -- на первом этапе операции в наступлении не участвовал, высказал опасения за свой правый фланг. Ведь войска нашего фронта привлекались не только к разгрому северного крыла группы армий "Центр", но и к глубокому охвату с северо-запада всей центральной группировки противника в Белоруссии.

-- В этом случае,-- сказал я,-- обладающая значительной мощью вражеская группа армий "Север" может нанести сильный удар с севера по растянутому флангу и тылу нашего фронта.

-- Да, угроза такого удара вполне реальна,-- заметил Георгий Константинович, -- Второй Прибалтийский перейдет в наступление значительно позднее. У противника в Прибалтике на некоторое время будут развязаны руки, и это надо учитывать. А что вы предлагаете?

Я уже продумал этот вопрос, поэтому без промедления ответил:

-- После выполнения ближайшей задачи -- окружения и разгрома витебской группировки противника -- целесообразнее возложить нанесение глубокого удара в юго-западном направлении на правое крыло войск нашего соседа слева -- Третьего Белорусского. Основные же наши усилия лучше направить на запад, для того чтобы во взаимодействии с правым крылом фронта Черняховского принять активное участие в разгроме третьей танковой армии группы "Центр" и одновременно отсечь южное крыло войск группы армий "Север".

Начался оживленный обмен мнениями.

Всесторонне рассмотрев предложение об уточнении задачи войскам 1-го Прибалтийского фронта, маршалы Жуков и Василевский обещали поддержать его при докладе Верховному Главнокомандующему окончательного варианта замысла операции.

После предварительного обсуждения Генеральный штаб вынес на решение Верховного вариант замысла стратегической наступательной операции "Багратион", которым предусматривалось сначала разгромить фланговые группировки противника, занимавшие белорусский выступ и сконцентрированные, главным образом" в районах Витебска в Бобруйска.

Это открывало для наступавших войск широкие ворота на территорию выступа. Распахнув их, войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов должны были в последующем охватывающими ударами в общем направлении на Минск окружить минскую группировку противника и освободить столицу Советской Белоруссии.

2-му Белорусскому фронту предстояло фронтальным наступлением в общем направлении на Могилев, Минск сковать возможно больше сил из состава группы армий "Центр" и всемерно содействовать войскам 1-го и 3-го Белорусских фронтов в окружении главных сил группы армий "Центр" восточнее Минска. 1-му Прибалтийскому фронту после разгрома витебской группировки противника ставилась задача в соответствии с моим предложением.

В связи с изменением замысла операции состав ударных группировок на 4-м и 3-м Белорусская фронтах решено было значительно усилить. Нашему соседу слева -- 3-му Белорусскому фронту -- передавались 11-я гвардейская армия и 3-й гвардейский кавалерийский корпус, включенные первоначально в состав нашего фронта. Кроме того, он усиливался из резерва Ставки 2-м гвардейским Тацинским танковым, 3-м гвардейским механизированным корпусами и 5-й гвардейской танковой армией, которой командовал маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров.

Учитывая, что 1-й Белорусский имел в своем составе десять общевойсковых, танковую, две воздушные армии, три танковых, механизированный, три кавалерийских корпуса и Днепровскую флотилию, можно себе представить, в какие мощные клещи зажималась фашистская группа армий "Центр".

На следующий день, 23 мая, в Ставке собралось ограниченное по составу участников совещание.

Кроме Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина здесь были Г. К. Жуков, А. М. Василевский, А. И. Антонов, К. К. Рокоссовский, Н. А. Булганин, В. Е. Макаров и генерал Д. С. Леонов.

Когда все уселись, Верховный закурил трубку, встал и, медленно прохаживаясь по кабинету, предложил А. И. Антонову доложить замысел и план операции.

Изредка он подходил к разложенной на столе карте и пристально всматривался в конфигурацию линии фронта, задерживая внимание на стрелах, обозначавших направления главных ударов фронтов.

Поскольку по плану операции все было ясно, мы лишь еще раз высказались о нем с одобрением. Выступления командующих фронтами сводились в основном к тому, как они мыслят решать фронтовые задачи.

-- Хорошо,-- послышался тихий, глуховатый голос Сталина, склонившегося над картой, когда я первым доложил свое решение.-- Только, по-моему, взятый вами участок прорыва великоват.

Выслушав мои объяснения, И. В. Сталин посоветовал мне по возвращении на фронт еще раз вернуться к этому вопросу, проанализировать все на местности и принять окончательное решение.

Во время обсуждения предложений командующих Верховный был немногословен.

Он больше слушал, изредка задавая короткие, точно сформулированные вопросы.

У него была идеальная память на цифры, фамилии, названия населенных пунктов, меткие выражения. Сталин был предельно собран, на его лице отражалась сосредоточенная строгость, взгляд чуть прищуренных глаз был всегда пристальным и несколько холодноватым.

Последним выступил К. К. Рокоссовский.

Хорошо помню, что вопреки предложению Генерального штаба -- нанести войсками фронта мощный удар только на одном участке прорыва -- Константин Константинович весьма обоснованно решил создать две ударные группировки, которым надлежало прорвать оборону противника на двух участках, чтобы последующим наступлением в глубь обороны окружить и разгромить главную группировку противника.

Это предложение командующего решительно поддержали Г. К. Жуков и А. М. Василевский, и оно было одобрено Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным.

Мне думается, что к генералу армии К. К. Рокоссовскому Верховный проявлял особую симпатию.

С. К. Тимошенко рассказал мне как-то, что И. В. Сталин сравнивал Константина Константиновича с Ф. Э. Дзержинским. "Такой же,-- говорил он,-- честный, умный, добрый, человечный, только Феликс немного потверже и построже".

Очень внимательно Верховный Главнокомандующий выслушал и выступления Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского, высказавших ряд важных соображений по организации наиболее эффективного первого удара по врагу.

-- Ну что ж, ваши предложения вам и надо решительно провести в жизнь,--сказал Сталин и объявил, что Г. К. Жуков и А. М. Василевский назначаются представителями Ставки по координации боевых действий фронтов: первый -- 1-го и 2-го Белорусских, второй -- 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского.

При обсуждении вопросов использования в предстоящей операции различных родов войск и их материально-технического обеспечения к работе совещания в Ставке привлекались главный маршал авиации А. А. Новиков, генерал армии А. В. Хрулев, главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, маршал инженерных войск М. П. Воробьев, маршал войск связи И. Т. Пересыпкин, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев.

Мы уезжали, окрыленные грандиозностью предстоящего наступления, охваченные горячим желанием поскорее начать подготовку войск к великой битве за Белоруссию.

Возвратившись на фронт, мы с Д. С. Леоновым тотчас же пригласили первого заместителя командующего войсками фронта генерал-полковника В. И. Кузнецова и всех остальных наших ближайших соратников. Мое сообщение о принятом Ставкой решении на проведение Белорусской наступательной операции было встречено с глубоким удовлетворением.

В общих чертах я изложил предстоящую задачу фронта и сказал, что она будет конкретно указана в директиве Ставки. Мнение всех было единодушным: немедленно, не ожидая директивы, начать подготовку к наступлению.

На следующий день я довел до командующих армиями и соответствующих начальников родов войск и служб свое предварительное решение на предстоящее наступление.

Ставка Верховного Главнокомандования приказали нам передать полосу обороны 6-й гвардейской армии 2-му Прибалтийскому франту, чтобы мы могли использовать гвардейцев на направлении главного удара. А вслед за этим поступила директива Генерального штаба, в которой нам были даны конкретные указания по обеспечению скрытности подготовки наступления.

Таким образом, еще да получения директивы на наступление подготовка к нему уже развернулась.

А когда 31 мая нарочный доставил нам директиву Ставки, мы смогли приступить и к конкретному планированию операции.

Этой директивой войскам фронта ставились задачи: во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом форсировать Западную Двину и овладеть районом Бешенковичи, во взаимодействии с правым крылом 3-го Белорусского фронта разгромить витебскую группировку противника и овладеть городом Витебск и в дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Лепель, прочно обеспечивая главную группировку фронта с полоцкого направления.

Баграмян И.X.

Так шли мы к победе. -- М.: Воениздат, 1977.

0x01 graphic

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 07/02/2015, изменен: 07/02/2015. 65k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Не благородный поступок, а лишь его корысть - желание князя Андрея Болконского показать свою причастность к подвигу батареи капитана Тушина...

Каменев Анатолий Иванович Подвиг капитана Тушина

Каменев Анатолий Иванович
Подвиг капитана Тушина