ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Полк - зона "тяготения" или "отторжения"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Проводы новобранца, 1879

Художник И.Е. Репин

Анатолий Каменев

ПОЛК - ЗОНА "ТЯГОТЕНИЯ" ИЛИ "ОТВЕРЖЕНИЯ"

(Опасная статистика - освобождение от умной "повинности" в полку)

ТРИ НЕДЕЛИ, которые....

Римские легионеры и советские новобранцы

По мнению Вегеция Флавия, Рим победил остальной мир, благодаря постоянным военным упражнениями и умению отбирать нужных новобранцев.

Обосновывая свою мысль, Вегеций Флавий спрашивал:

"В чем другом могла проявить свою силу горсть римлян против массы галлов? На что другое могли опереться низкорослые римляне в своей смелой борьбе против рослых германцев?"

Сам же, отвечая на поставленные вопросы, он писал:

"Совершенно очевидно, что и испанцы превосходили наших, не только численностью, но и телесной силой. Мы никогда не были равны африканцам ни хитростью, ни богатствами. Никто не станет оспаривать, что в военном искусстве и теоретическом знании мы уступали грекам.

Зато мы всегда выигрывали тем, что умели искусно выбирать новобранцев, учить их, так сказать, законам оружия, закалять ежедневным упражнением, предварительно предвидеть во время упражнений в течение лагерной жизни все то, что может случиться в строю и во время сражения, и, наконец, сурово наказывать бездельников.

3нание военного дела питает смелость в бою: ведь никто не боится действовать, если он уверен, что хорошо знает свое дело. В самом деле, во время военных действий, малочисленный, но обученный отряд всегда гораздо скорее добьется победы, тогда как сырая и необученная масса всегда обречена на гибель".

Мудрые историки совершенно верно подметил важность отбора в войска лучших граждан, а также высоко оценил необходимость систематического военного упражнения с новобранцами.

В древнем мире научились различать людей по разным признакам: роду занятий, состоянию, месту жительства, воспитанию, здоровью и нравственности.

Так, к примеру, тот же Вегеций писал:

"Чувство чести делает воина наиболее подходящим, чувство долга, мешая ему бежать, делает его победителем. Какая польза обучать труса, когда большую часть времени своей военной службы он проведет сидя в лагере?"

Несмотря на простоту оружия и незамысловатость тактики, новобранец должен был получить самые разнообразные военные навыки.

Обращаясь вновь к Вегецию, мы увидим требования того времени:

"...Если хочешь стать всадником, или пехотинцем-стрелком, или щитоносцем, необходимо изучение всех видов и приемов владеть оружием, чтобы не покидать места, не ломать рядов, мешая сотоварищам, бросать метательное копье с большой силой в намеченную цель, проводить ров, уметь искусно вбивать колья, обращаться со щитом, косым ударом отклонять летящие копья, предусмотрительно избегать удара, смело его наносить".

Но, прежде всего, новобранцев учили так называемому военному шагу, т.е. умению ходить строем, перестраиваться, сдваивать ряды и т.п.

Затем - тренировали в беге, чтобы, как писал Вегеций, молодые воины приучены были с большим натиском нападать на врага, а в надлежащий момент - занимать удобные позиции, упредив врага, который собирался сделать то же самое.

Физическая выносливость и скорость передвижения обеспечивала успех в разведке и успех маневра на поле боя.

Римского воина учили перепрыгивать через рвы и преодолевать всякое мешающее возвышение, с тем чтобы, если встретятся подобные трудности, воины могли без труда преодолеть их. Кроме того, если во время самого столкновения, когда пущено в ход оружие, под градом стрел боец двигается бегом, скачками, то он поражает и ослепляет глаза неприятеля, устрашает его ум и наносит ему удар раньше, чем тот успеет приготовиться, чтобы защититься или отразить его.

В равной мере всякий новобранец должен в летние месяцы изучить искусство плавания.

Ведь не всегда реки переходят по мостам, но зачастую и отступающее и наступающее войско бывает вынуждено переправляться вплавь. Часто вследствие внезапных дождей или таяния снегов разливаются горные потоки.

Неумение плавать в таких случаях ставит войско в опасное положение не только со стороны неприятеля, но и со стороны самих этих потоков. Потому-то древние римляне, которых множество проведенных ими войн и постоянные опасности обучили всякому военному искусству, выбрали Марсово поле по соседству с Тибром, чтобы молодежь после упражнений с оружием омывала в этой реке пот и пыль и свою усталость от беганья прогнала трудом плаванья.

Помимо прочего, новобранцы тренировались, как бы создавая запас прочности для боя.

Для этого им вручали защитный щит, сплетенный из ивовых прутьев, который весил в два раза больше, чем боевой щит. Приложением к нему была столь же тяжелая дубина, которой новобранец должен был вбить для себя в землю такое отдельное деревянное чучело, так чтобы оно не качалось и имело 6 футов в высоту.

Против этого чучела, как бы против своего настоящего врага, новобранец упражнялся, стараясь поразить его в разные части, сам не открывал ни одной части своего тела и не подставлял ее для удара.

Кроме того, новобранцев учили колоть, а не рубить.

Удар рубящий, с какой бы силой он ни падал, не часто был смертельным, так как жизненно важные части тела защищены и оружием и костями; наоборот, при колющем ударе достаточно было вонзить меч на два дюйма, чтобы рана оказалась смертельной.

Когда, окончив обучение, новобранец получал боевое оружие, вдвойне легкое, то, как бы избавившись от более тяжелого груза, сражался спокойнее и бодрее.

Следует заметить, что командиры древних римлян вознаграждали двойным жалованьем лучших новобранцев, а тех, кто не выказывал успеха в воинских упражнениях, переводили с пшеницы на ячмень до тех пор, пока тот на практике доказывал, что способен выполнять то, что требовало военного искусство.

0x01 graphic

Россия. Новобранец. 1906.

Художник Валентин Александрович Серов (1865-1911)

В советское время отбор в войска лучших граждан был заменен набором тех, кто достиг призывного возраста и не сумел, как сегодня говорят, "закосить" от армии.

Система всеобщей воинской повинности, при всей грозности принципов, которые были в нее заложены, имела множество явных и тайных способов уклонения от воинской службы:

См.:

Всеобщая воинская повинность 80k "Статья" История. Обновлено: 17/02/2009. 80k. Статистика. 7032 читателей (на 14.2.2015 г.)

Опасная статистика:

-- Петр III дал грамоту вольности дворянства - освобождение от службы по достижении офицерских чинов; Екатерина II заменила для купечества поставку рекрут денежной повинностью. В конце концов, около 20% населения было освобождено от повинности.

С середины ХIХ века и по сей день, существует множество ухищрений, посредством которых обязанные идти и служить в войсках молодые люди, того не делают.

В советское время уклонялись от службы в армии, главным образом, дети партийных и советских чиновников. А вот дети других граждан исправно тянули солдатскую лямку.

Особенно много было призывников из мелких городов, сел и деревень.

Самыми испорченными (в нравственном отношении) считались новобранцы из крупных городов, особенно из Москвы и Ленинграда.

Видимо, это объясняется тем, что всякое дурное поветрие распространяется из столицы и только спустя некоторое время доходит о провинций и совсем медленно распространяется в сельской местности, этой исконной хранительницы народной традиции и истинного народного духа.

По физическим, нравственным и психологическим качествам, новобранцы советского периода были далеко не первой степени.

Откровенно больных, конечно, не было. Но и шибко здоровых было очень мало.

В основном это были неразвитые в физическом отношении люди, не подорвавшие здоровья, имеющие достаточные физические резервы, но не работающие над собой, не знающие своих возможностей и способностей и не привыкшие к трудностям, физическим нагрузкам, а потому, слабосильные, быстро утомляемые и не способные выдержать длительное физическое напряжение.

В моральном плане тогдашние новобранцы были личностями с не устоявшимися взглядами на жизнь, не нашедшими свой путь.

Иждивенчество, инфантилизм уже свили себе гнездо в душах молодых людей. Понятие "право" уже начинало превалировать над понятием "обязанность".

Необходимость воинской службы восторга не вызывала.

А само служение отечеству рисовалось в мрачных тонах, подкрепленных рассказами о дедовщине, бесправном положении первогодка и тех страшных испытаниях, которые предстояло испытать каждому в первый год службы.

Для столь мрачной картины солдатской жизни, впрочем, были достаточные основания.

Солдатская жизнь, действительно, уже имела две стороны: внешнюю, уставную, парадно-показную; и внутреннюю - казарменную, с ночными "забавами" стариков и подлинным бесправием солдата первого года службы.

Как бы мы не винили общество в том, что корни дедовщины взращиваются в семье, культивируются во дворе, развиваются в школе, надо все же признать, что в условиях армейской действительности основная вина лежит на офицерстве.

Безусловно, верно, что армия - это собрание людей из общества.

Именно общество поставляет в вооруженные силы своих граждан, которые к моменту призыва уже имеют все те добродетели и пороки, которые этому обществу присущи.

Скажем большее: сами вооруженные силы, объективно, создают предпосылки для негативных проявлений.

Во-первых, масса разнородных людей всегда конфликтна. Здесь есть сильные и слабые, достойные и недостойные, справедливые и несправедливые, независимые и не имеющие твердой жизненной позиции, волевые и безвольные, умные и глупые, честные и подлые ...

Во-вторых, солдатская масса - это юношество, которому присуща энергия, стремление к самоутверждению, желание проявить себя и т.п. Это - активный возраст человека. И активность эта не всегда положительна. Кроме того, этому возрасту присуще безрассудство, импульсивность, бесшабашность и т.п.

В-третьих, условия казарменного проживания, солдатский быт заставляет людей резко ограничивать зоны личной безопасности, до минимума сведя пределы личной свободы, время отдыха, лишая человека возможности уединиться и т.д.

Другими словами, воинская часть вообще, а также такие ее площадки, как казарма, столовая, другие пункты скопления массы людей, а также те места, которые выпадают из поля зрения опытных командиров (каптерки, кочегарки, хлеборезки, склады и т.д.) являются местами взрывоопасными, т.е. такими, в которых накапливается негативная энергия, способная взорвать мир и спокойствие данной части.

В силу сказанного, можно высказать следующее.

Да, действительно, общество посылает в вооруженные силы не лучших своих граждан. Все пороки, которые в обществе в данный момент прогрессируют, незамедлительно перетекают и в вооруженные силы.

Вооруженные силы, в силу специфики своей организации, способны усилить и обострить пороки, которые им передает общество.

Но, правильная постановка жизни воинской части может положить предел этим порокам и не дать им развиться в новых (армейских) условиях.

Говоря о правильной постановке жизни воинской части, следует отметить следующие ее аспекты:

- во-первых, надо в корне пересмотреть отношение к полку и полковому командиру;

- во-вторых, надо сплотить офицерский коллектив и сделать его монолитным (плохо ведь, когда в товарищах согласья нет);

- в-третьих, надо воспитать надежный сержантский состав;

- в-четвертых, надо как можно быстрее воспитать и обучить новобранцев;

- в-пятых, нельзя ни в коем случае довольствоваться достигнутым, нельзя ни на минуту терять бдительность.

0x01 graphic

"В армии полки хороши будут от полковников,

а не от уставов, как бы быть им должно".

Эти слова, сказанные признанным авторитетом в военном деле генерал-фельдмаршалом П.А. Румянцевым, актуальны сегодня как никогда:

См.:

Армия сильна полковниками 130k "Очерк" История. Размещен: 18/04/2007, изменен: 12/03/2012. 130k. Статистика. 3714 читателей (на 14.2.2015 г.)

Анализируя причины неудач Русской армии в 1-ой мировой войне А.А. Керсновский писал так:

"Ставка, не сознавала огромного значения, командира полка. Полк - отнюдь не чисто тактическая инстанция, как батальон или дивизия. Это - инстанция духовная. Полки - носители духа Армии, а дух полка - прежде всего, зависит от командира. В этом - все величие призвания полковника. На должность командиров полков следовало назначать носителей их духа и традиций - уцелевших кадровых батальонных, либо даже ротных, произведенных за боевые отличия. Только такие командиры, любящие свой полк, могли бы сплотить вновь переменившийся от беспрестанной убыли и пополнений офицерский состав".

Мои служебные наблюдения всецело подтверждают вывод о том, что боевой успех куется, главным образом, в полку.

Здесь же все воинские приказы и распоряжения либо обретают законную силу, либо теряют всякое значение.

Вот почему назначение в полковые командиры должно стать предметом особой заботы политической и военной власти.

Полк не может и далее быть трамплином для занятия дивизионных и армейских должностей.

Карьеристам, невеждам и солдафонам путь в командиры полков доложен быть закрыт.

Только лучшие из лучших офицеров должны командовать полками и отдельными воинскими частями.

Временной ценз командования полком целесообразно увеличить до 5-7 лет, а к командованию полком следует допускать лишь после продолжительной практической стажировки в качестве заместителя командира полка и всесторонней оценки степени готовность к командованию к моменту решения кадрового назначения.

Прав был генерал от инфантерии П.П. Карцов, который писал в конце ХIХ века:

"Каждый человек, призываемый к какой-либо общественной деятельности, прежде чем принимать возлагаемые этою деятельностью обязанности, должен, по долгу совести, проверить себя, есть ли в его знаниях, характере и способностях, все данные, которые необходимы для добросовестного исполнения принимаемого на себя дела.

Гораздо лучше не браться за что-либо, чем, взявшись, обнаружить свою несостоятельность.

Принимающий на себя обязанности не по силам и способностям, забывает, что он вредит этим не только себе и порученному делу, но и всем тем, которые в нем должны участвовать. Ни в какой отрасли службы это так не вредно, как в военной, потому что в ней все неправильное и фальшивое и неразумно-практическое, все, несогласуемое с духом и основами военных требований, вредит не непременно, а продолжительно, пускает корни, вывести которые будет гораздо труднее, чем посеять их".

Полк - это не экспериментальная площадка для неумелого и невежественного офицера, а живой организм, который требует бережного к себе отношения и разумного управления.

0x01 graphic

Обелиск в честь Румянцева,

на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге

Конечно же, предметом первостепенной заботы командира полка является сплочение офицеров в единый коллектив, с прочными и добрыми традициями, заботой друг о друге, с правильно поставленными вопросами чести, долга и ответственности.

Тема эта чрезвычайно важна и частично раскрыта в ряде публикаций:

См.:

Где собака зарыта! 10k "Статья" Публицистика. Обновлено: 17/02/2009. 10k. Статистика. 2808 читателей (на 14.2.2015 г.)

Худо, когда в товарищах согласья нет

Командир и порядочность в полку 41k "Рассказ" История Обновлено: 04/02/2011. 41k. Статистика.3345 читателей (на 14.2.2015 г.)

Н.Бутовский о роли командира полка в воспитании чувства порядочности

История военных союзов и обществ 95k "Статья" История. Обновлено: 17/02/2009. 95k. Статистика. 4287 читателей (на 14.2.2015 г.)

От сисситии спартанского до казино германского

И др.

В данном случае, ограничимся лишь констатацией данной проблемы, указав, что в силу разобщенности офицерский корпус теряет свою силу и влияние и оттого нередко проигрывает борьбу со злом и пороком в солдатской казарме, офицерском общежитии и в положительном воздействии на общество.

0x01 graphic

Как глубоко поучительно для нас то, что, в свое время сделал великий прусский реформатор Шарнхорст после поражения прусской армии под Йеной в 1806 году:

См.:

Уроки Иенской катастрофы 136k Годы событий: 1806-1813. "Документ" История

По материалам сообщения капитана Генерального Штаба Русской Армии Н.А. Морозова в Обществе ревнителей военных знаний 14 декабря 1911 г.

Не буду повторять то, что изложено в данной публикации, но лишь замечу: еще вчера надо было заняться реабилитацией честного имени офицера, которое оболгали во время горбачевской перестройки и ельцинского передела собственности новые "западники", слепые пацифисты и просто злобные люди.

Бросив серьезный упрек этим лицам, не могу обойти внимание и то, что среди офицерского состава сегодняшней армии много стало таких людей, которые, прикрываясь погонами, используя служебное положение, творят свои черные дела и тем самым бросают тень и честных и порядочных офицеров.

По примеру Шарнхорста, надо избавить вооруженные силы от балласта и гнили и создать такую систему, при которой непорядочный и порочным офицер немедленно изгоняется из офицерского корпуса и не смеет возможности спекулировать на своем армейском прошлом.

0x01 graphic

Наводчик сержант Н. Л. Федотов.

Художник Аввакумов Н. М.

Третий столп полковой жизни - сержанты.

Если это настоящие командиры, то офицеру нет нужды день и ночь торчать в казарме.

При правильной постановке сержантской службы: день - в полном распоряжении офицера, вечер и ночь - под бдительным присмотром сержанта.

Наш сержант далек от идеала и, в большинстве случаев, является лишь носителем сержантских лычек.

Это - самое слабое звено в полковой жизни.

И проблему надежного сержантского состава надо решать кардинально.

См. перспектива - историческая и современная:

"Сержант "сдал" всю страну" 61k "Фрагмент" Политика. Ионг. Размещен: 22/09/2014, изменен: 22/09/2014. 61k. Статистика. 712 читателей (на 14.2.2015 г.)

Немецкий майор Глейн, ("турист" из Копенгагена): "Там за кружкой пива сержант рассказал мне кое-что о цитадели, ее гарнизоне и значении. После того как мы выпили еще несколько кружек пива, он показал мне помещения командного состава, здания военных учреждений, телефонную станцию, расположение караульных постов и старинных ворот у северного и южного входов. Осмотрев все то, что представляло для меня интерес, я распростился с сержантом".

Иллюстрации/приложения: 5 шт.

И, наконец, новобранцы.

Случай, который имел место в артполку, помог мне раскрыть глаза на один очень важный аспект введения новобранцев в армейский строй.

0x01 graphic

Вы не поверите: новобранцы с удовольствием шагают по плацу

Событие это имело место в 1971 году, когда на территории СибВО министерство обороны проводило крупные учения.

По разнарядке штаба округа из частей на учения командировалось почти 100% личного состава. В частях оставалось 3-4 офицера и подразделения для несения караульной службы.

Период учений совпал со временем прибытия в часть молодого пополнения.

В тот год к нам в полк на пополнение прибыло около 200 призывников и примерно 20 новоиспеченных сержантов. В полку успели лишь составить план подготовки молодого пополнения, обмундировать вновь прибывших и назначить офицеров для руководства курсом подготовки молодого солдата.

И тут по тревоге полк поднимают на учения.

В казармах остаются лишь новобранцы, молодые сержанты и всего два офицера. Эта честь выпала мне и офицеру-"двухгодичнику", правда не из когорты пьяниц, а вполне приличному человеку, но, как говорится, "без военной косточки".

Итак, фактически, я остался один на один с большой группой вчерашних школьников, одетых в военную форму, да группой неопытных сержантов.

Предстояло не менее двух недель общаться с ними, учить и воспитывать, не допуская тех ошибок, которые постоянно делают в таких случаях.

Кое-кто считает (правда, это люди глупые), что с самого первого дня службы человека нужно сломить гражданский дух новобранца.

Лучше всего это делать грубо, жестоко, бескомпромиссно.

Надо выбивать из человека его "я", обезличивать, отсекать проявление индивидуальности и т.д.

Я тогда еще не был близко знаком с трудами генерала русской армии М.И. Драгомирова и мог только догадываться о том, что нравственное изуверство над новобранцем - это насилие, которое или ломает человека и превращает его в безвольное существо, или же озлобляет его, заставляет всячески противится тому, кто это насилие производит.

Подспудно я понял свою задачу так: надо не ломать и коверкать солдата, а шаг шагом показывать ему суть и преимущества воинской службы.

Армейская среда не должна быть агрессивной, но воинский быт не должен давать повода и возможности для проявления негативных качеств.

Но все это слова, а тут нужны были конкретные дела.

Начал с малого - точного соблюдения распорядка дня.

Обычно распорядок соблюдается в смысле служебных мероприятий и игнорируется в его личностной основе.

Речь идет о том, что в ряде частей тщательно следят за всеми атрибутами, касающимися учебных занятий, построений, порядка службы и игнорируют право людей на отдых, свободное время и т.п.

Подобное встречалось везде:

К примеру, потребовалось командиру дивизии генералу Левадному провести строевой смотр офицеров полка в 22 часа, он провел этот смотр. И этим не ограничился - назначил повторный смотр на 4 часа утра.

В Алма-Ате, согласно распорядку дня рабочий день заканчивался в 18 часов, но начальник училища нередко продлевал его на 1,5-2 часа. При этом он любил приговаривать: "Что вы торопитесь домой? Небось, тарелки мыть?"

Нет уж, если возлагаются обязанности, то и даются права: обязанность - трудиться, право - отдыхать.

Мои подопечные скоро увидели, что у них никто не отнимает личное время, не посягает на их права, не заставляет делать сверх положенного.

И это успокоило людей.

Правда, надо было еще немало поработать с сержантами, которые пришли из учебки злые на своих наставников и готовы были отыграться на беззащитных солдатах.

Однако, двух-трех разъяснений их роли, постоянный контроль за их действиями сыграл положительную роль и вскоре сержанты избавились от жажды мести и сосредоточились на учебе молодых воинов.

Первоначальная учеба была не сложна: надо было обучиться азам строевой подготовки, сначала одиночной, потом - в составе отделения и взвода.

Строевая подготовка относится к разряду малоприятных занятий, но с точки зрения воинского строя, умения правильно стоять и ходить это занятие весьма полезное. Кроме того, наблюдая за другими, человек начинает анализировать свою походку, осанку.

Вы когда-нибудь замечали, как вы ходите? Как стоите? Как сидите? Вам кажется, что с осанкой у вас все в порядке?

А ведь это целое искусство.

Вот, к примеру, как Жан-Жак Руссо в своей книге "Эмиль" говорит о человеке, придающим значение своей походке и осанке: "Его фигура, поступь, осанка говорят об уверенности и довольстве: лицо его сияет здоровьем; твердая походка придает ему бодрый вид"...

Строевая учеба спустя некоторое время стала восприниматься, как полезное занятие.

Молодые люди стали следить за своей осанкой, учились правильно ходить, стоять. Сравнивали себя с другими. Замечали то, на что раньше не обращали внимание.

И это так увлекло моих подопечных, мне пришлось вмешиваться, чтобы увлечение не навредило делу.

К примеру, однажды вечером, часов в семь, когда все строевые занятия закончились я заметил на плацу марширующее отделение и подумал, что сержант из-за провинности кого-то решил наказать все отделение дополнительными занятиями по строевой подготовке.

Намереваясь строго взыскать с сержанта, я был удивлен тем, что сами солдаты, оказывается, выразили желание дополнительно позаниматься на плацу.

Читающий эти строки скажет:

- Лукавишь, дорогой. Где это было видано, чтобы вчерашний школьник с удовольствием и по собственной инициативе отбивал ноги на строевом плацу?

Я бы и сам не поверил, если кто-то мне об этом рассказал.

Решив прояснить для себя обстановку, я все же спросил:

- Чем вы, товарищ сержант, объясните такое странное желание своих подчиненных?

Сержант, не смутившись, пояснил:

-Товарищ старший лейтенант. Завтра у нас соревнование среди отделений по строевой подготовке. Мы решили выиграть это соревнование. Ну, а для того, чтобы быть уверенными в победе, сообща решили дополнительно позаниматься.

Что я мог возразить против таких доводов? Возражений не было, но совет, все же дал:

- Хорошо, действуете, но не увлекайтесь. Еще 10-15 минут позанимайтесь и дайте своим подчиненных отдых.

На следующий день, как и было намечено, состоялись строевые состязания среди отделений во всех взводах.

Я решил понаблюдать за моим припозднившимся вчера отделением.

Ребята старались вовсю и опередили конкурентов.

Они получили первое место и заслужили благодарность.

На лицах молодых солдат, которые только что выиграли соревнование, было написано неподдельное восхищение, сродни тому, какое испытывает спортсмен, выигравший ответственное соревнование.

Спустя некоторое время было проведено состязание по строевой подготовке среди взводов. А на заключительном этапе состоялось соревнование между двумя учебными батареями.

И эти соревнования прошли с большим накалом.

Даже те немногие молодые солдаты, которые явно тяготились армейской службой и пребывали в меланхолическом состоянии, втянулись в общий процесс и на время забыли свои переживания.

После каждого такого соревнования долго не утихали эмоции.

Но даже горечь поражения была какой-то светлой...

Россия. Атаманцы.

Художник Самокиш Николай Семенович (1860-1944)

В чем заключался секрет данного феномена?

Наблюдая за ростом интереса к строевой подготовке, я невольно отметил для себя, что не само занятие, а мотивация к нему играет решающую роль.

Можно, ведь, делая даже самую рутинную работу так себя мотивировать, что и она начинает восприниматься, как полезная.

Вспомним, к примеру, известную мотивацию: "Не догоню, так разогреюсь..."

Следовательно, любую работу, любое задание, надо уметь мотивировать, т.е. показывать подчиненным ту пользу, которую они могут извлечь, исполняя поручение (задание) командира.

В данном случае, "сработало" разъяснение, как важно для человека правильно и красиво ходить, стоять и вообще владеть искусством пантомимики.

Некоторые молодые люди впервые в жизни обратили внимание на свой внешний вид и осознали, что их походка со стороны выглядит смешно и нелепо.

Впервые им продемонстрировали примеры правильной походки, достойные внимания элементы пантомимики (жесты, положение корпуса тела, ног, рук, головы и т.п.).

Безусловно, многим захотелось исправить собственные недочеты во внешнем виде.

0x01 graphic

Россия. Неравный брак. 1862.

Художник Пукирев Василий Владимирович (1832-1890)

Вторая особенность названного феномена состояла в следующем: русский человек во всем, что он делает, сознательно или неосознанно, ищет смысл.

Бессмыслица жизни и деятельности его, русского, тяготит и отталкивает.

Особенно привлекателен для любого человека личностный смысл, т.е. польза, которая может быть извлечена для него самого. На втором плане польза для семьи, друзей, знакомых. Далее - польза общественная (к примеру, польза для военного дела, защиты страны и т.п.).

Самая характерная ошибка многих руководителей и воспитателей заключается в том, что они проповедуют и настаивают на том, чтобы человек полностью сосредоточился на достижении пользы общественной.

При этом игнорируется (или просто не учитывается) польза личная и семейная.

В условиях армейской действительности именно так и происходит.

Офицеру и солдату со всех сторон твердят: "заботься о пользе общей"... При этом почти никогда командиры и начальники не пекутся о личной пользе солдата, сержанта и офицера. А уж польза семейная вообще поминается раз-два в год, главным образом, в преддверии праздника женщин - 8-е марта.

Но человек - не бездушный механизм, который работает на других и не думает о себе и своих близких.

Только фанатики и одержимые могут всецело служить идее.

Все остальные служат и работают, чтобы благополучие и процветание осенило их самих и посетило их дом.

В этом, на первый взгляд, эгоистической позиции, нет ни эгоизма, ни индивидуализма, ни отрицания значимости общественных целей.

Каждый человек вправе рассчитывать на то, чтобы жизнь и деятельность приносили ему удовлетворение, давали возможность реализовать духовные и материальные потребности.

Да и общество заинтересовано в том, чтобы граждане были довольные и преуспевающие.

Если каждый человек самодостаточен и удовлетворен условиями жизни, а семьи граждан не испытываю острой нужды в самом необходимом, то и общество здорово, а общественные дела в нем идут в гору.

Следовательно, даже в армейских условиях нельзя забывать об исконном интересе каждого человека: стать лучше, совершеннее, добиться успеха и признания в среде равных, возвыситься добродетелью и т.д.

И этот личностный интерес имеется в душе солдата, сержанта и офицера.

Вот почему искусство командования состоит в том, чтобы, учитывая личностный интерес каждого военнослужащего, умело привести к исполнению важной общественной потребности, которой для армии и флота является высокая боевая готовность.

Те же личные интересы, которые противоречат идее добродетели и связаны с пороком, безусловно, должны быть нейтрализованы. Так же глупо потакать каким бы то ни было прихотям людей...

Что дало мое "командирство"?

Однако, срок моего "командирства" скоро закончился.

Окружные учения были завершены и личный состав полка возвратился в казармы.

Командование новобранцами перешло к тем офицерам, которые были назначены приказом по полку ранее.

Я тоже вернулся к исполнению своих должностных обязанностей.

Мне было, однако, интересно наблюдать за новым пополнением.

Удивительнее всего было то, что те несколько недель, которые постепенно втянули молодых людей в жизнь воинской части, не ломай и не коверкая их характера, а лишь убирая все наносное в их поведении и общении, не прошли без следа.

Это были уже не пугливые юноши.

Они обрели уверенность в себе.

Научились они не многому, но в строевом отношении они выглядели даже лучше, чем обычные солдаты.

Между ними завязались приятельские связи и отношения.

Они стали сплоченнее и тем увереннее в себе.

Их уже нельзя было разобщить, застращать поодиночке.

Они усвоили и то, что в воинской части действует принцип справедливости.

Каждый, заслуживающий поощрения, обязательно будет отмечен. Многие из них поняли, что права и обязанности равноценны и не могут существовать друг без друга.

Интересным было и понимание того, что дисциплина - это не только строгость, а система взаимной обязанности.

"Дисциплина - дело взаимное, - говорил М.И. Драгомиров, - т.е. бывает крепка только там, где она существует, не только снизу вверх, но и сверху вниз, ибо тот же самый закон, который налагает на солдата известные обязательства, обеспечивает его от неправых посягательств и начальствующих лиц, которые позволяют себе подобные посягательства, суть нарушители закона, и дисциплины".

Вот чего можно, оказывается, сделать, чего добиться, если убрать из армейской среды грубое солдафонство, муштру, беснующихся сержантов, равнодушных офицеров и "гиен" из солдатской среды.

Прав был тот же Драгомиров, говоря, что блажен тот офицер, который может сказать: "Много людей прошло через мои руки, и весьма мало между ними было таких, которые оттого не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела".

Через мои руки прошли тогда всего лишь 200 солдат и 20 сержантов и почти все они стали лучше за эти три недели гуманизма и человечности...

Если посмотреть правде в глаза...

Информация к размышлению

Н. Бутовский

КОМАНДИР И ЧУВСТВО ПОРЯДОЧНОСТИ В ПОЛКУ

Предисловие

В делах общих руководитель всегда играет важную роль. Он не только организует совместное дело, но и создает ту или иную нравственную атмосферу внутри коллектива, а во вне его - зону тяготения или отторжения. Если попробовать "переложить" на язык математики ролевое значение руководителя в обеспечении успеха общего дела, то оно (это значение) в процентном отношении имеет значения от 50% и выше. Оставшиеся проценты приходятся на долю исполнителей, случайностей и стечения обстоятельств.

В военной истории известны, к примеру, случаи, когда личность командующего имела столь могущественное значение, что одного только имени прославленного полководца достаточно было для воодушевления войск и устрашения противника. Так, 7 августа 1794 года Екатерина Великая предписала А.В. Суворову двинуть отряд в Польшу, "сделать сильный отворот сему дерзкому неприятелю и так скоро, как возможно, от стороны Бреста и Подляского и Троцкого воеводств"... Далее императрица указывает: "Ваше сиятельство были всегда ужасом поляков и турок... Ваше имя одно в предварительное обвещение о вашем походе подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи"{1}.

Точно так, как в боевом деле (боях, сражениях, походах) качества полководца играют важную роль в организации победы над врагом, также и во взаимоотношениях между людьми высокая нравственность позволяет командиру и начальнику владеть сердцами людей и побуждать их не за страх, а за совесть исполнять все воинские обязанности, начиная от малых и кончая большими, значимыми и весьма важными.

На протяжении всей моей долголетней офицерской службы не единожды приходилось мне встречаться с такими явлениями, как непорядочность и даже подлость среди офицерского состава. Как правило, эти негативные нравственные проявления имели место при прямом попустительстве со стороны того или иного командира. Если в полку, к примеру, были льстецы, которые на все лады расхваливали командира, то такое могло быть возможным лишь при молчаливом одобрении лести со стороны начальника.

Невдомек было таким горе начальникам понимания известных с незапамятных времен истин. Так, перефразируя известное библейское поучение{2}, можно напомнить таким людям: "Берегитесь льстецов, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные".

Однако, по разным причинам, некоторые командиры и начальники пригревают около себя разного рода шептунов, доносчиков, а то и сами плодят армию шпионов.

Печально сознавать тот факт, что он командира, который должен был бы блюсти душевный покой и нравственную чистоту в части, сам со своими подручными будоражит людей, вносит нервозность в работу воинского коллектива и тем самым наносит непоправимый ущерб общему делу. Офицеры и прапорщики, солдаты и сержанты вступают в открытую или невидимую вооруженным взглядом войну и воинская часть начинает напоминать некое место боевых действий, где то тут то там возникают локальные бои, а то и целых сражения.

У китайцев есть интересное поучение о мудрой обезьяне, которая, стравив двух тигром, наблюдает за исходом их сражения с высокой горы и извлекает этим для себя пользу.

Плохо, когда на роль "мудрой обезьяны" претендует непорядочный командир или начальник. Там, где постоянные склоки и трения, не может быть ни порядка, ни дисциплины. Такая часть есть не что иное как паровой котел, готовый взорваться, или мина замедленного действия, которая может сработать в любой момент.

Обращаясь к статье Н.Д. Бутовского, известного военного публициста и крупного военачальника{3}, мы имеем целью привести для всеобщего обозрения пример деятельности главного действующего лица - командира полка Авалова, умного и порядочного человека.

Этот пример интересен, прежде всего, тем, что вновь назначенному командиру противостояла сплоченная группа злонамеренных лиц, уже успевших разобщить офицеров и ввести в оборот свои представления "нравственности".

У Н. Бутовского наглядно видно, что решающую роль в борьбе за души офицеров полка сыграла высокая порядочность самого командира. Смею утверждать, что в числе нравственных качеств командира или начальника это качество (порядочность) всегда должна стоять на первом месте.

На практике этим правилом нередко пренебрегают, не понимая впоследствии, почему строгая и даже жесткая требовательность к подчиненным не дает никакого результата.

Позволю себе задать вопрос и моим уважаемым читателям: а вы сами можете отличить порядочность от ее антиподов - непорядочности и подлости?

Если вам это всегда удается делать, то причин для волнения не должно быть, а если - наоборот - то следует задуматься и приглядеться к самому себе и к окружающим - нет ли тревожных нравственных симптомов.

Впрочем, не буду поучать, ведь думающий человек всегда найдет ответ в интересующем его вопросе сам.

А.И. Каменев

Итак, предлагаю познакомиться со статьей Н. Бутовского, прекрасного практического педагога и умного психолога.

***

Ежегодные товарищеские обеды N-го корпуса последнее время стали многолюдными и оживленными; их аккуратно посещают питомцы этого заведения, между которыми можно встретить высокопоставленных лиц, корифеев военной науки, представителей последних войн, а также и лиц, удалившихся в разное время в гражданский мир, но не утративших традиций славного корпуса.

Новое поколение кадет, еще не давшее нам вполне законченного типа, вступает здесь в тесное общение с представителями предыдущих эпох и прекрасно чувствует себя среди этого оригинального собрания, где неравенство лет и служебного положения стушевывается военным братством. <...>

Для многих из нас, самым интересным лицом на обеде N-го корпуса был генерал Б. Почтенный старец, высокий, седой, сгорбленный, но живой в манерах, с красным, веселым, почти смеющимся лицом, в очках и с Георгием в петлице, он выбирал себе в товарищеских обедах самый уютный угол и весьма бывал густо окружен собеседниками. С ним необычайно скоро сближались, откровенничали, спорили, как со своим человеком и даже поверяли ему свои служебные промахи и неудачи. Генерал, не стесняясь, давал советы, а при случае не прочь был и разнести спорщика, но все это было проникнуто таким добродушием, такими симпатичными манерами, что разносы бывали даже приятными.

На этот раз оппонентом генерала явился командир одного из армейских полков, моложавый, немножко занятый собой, с изящными, но несколько суетливыми манерами и не совсем добрым выражением лица. Он жаловался на состав офицерского общества и вообще на трудность современного управления полком.

-- Знаете, что, милейший, -- сказал Б., характерно тряхнув головой, -- не трудно командовать полком, где все помощники, как говорится, на подбор; там командир может держать себя барином, разбрасывая направо и налево красивые руководительные словечки, а вот настроить распущенный полк, внести хороший тон в общественную офицерскую жизнь, водворить гармонию в отправление службы, -- вообще обнять полк своим авторитетом, своим воспитательным влиянием -- это заслуга...

-- Позвольте, ваше превосходительство, -- перебил полковник, -- офицеры не школьники; их воспитание заканчивается в учебных заведениях... Командир полка в роли воспитателя -- это даже смешно... Каждый офицер зрелый человек, отлично понимающий свои обязанности, строго определенные законом; исполнил их -- прав, не исполнил -- подвергайся каре закона... Я даже не понимаю, какие тут могут быть нежности?

-- Напрасно, напрасно, мой милейший, вы так узко смотрите на дело, -- возразил генерал, -- воспитываться никогда не поздно; школа замечательных военных начальников воспитывает даже генералов. Войска, побывавшие в руках талантливого начальника, совершенно преобразовываются: какая серьезность, какая святость отношения к исполнению служебных обязанностей приобретается такими войсками; сколько любви и интереса к делу, сколько довольства своей принадлежностью к военной корпорации, и, как высшая точка этих проявлений -- обаятельный идеал воинской доблести, стремление к высоким подвигам, полная готовность "положить душу свою за други своя..." Положим, у нас, в общем, все войска хороши; но я говорю о высших проявлениях, о том, что может сделать выдающийся начальник... Да, зачем далеко ходить, возьмем хотя генерала N., он умел увлекать не только молодежь но и нас -- седых стариков. Я не могу вспомнить без волнения нашего похода, нашей привязанности к этому человеку, нашего корпоративного духа... Да что говорить, этот человек оставил после себя целую школу...

Генерал характерно махнул рукой, как бы давая знать этим, что все это слишком известно и что даже странно так много об этом говорить. Полковник не возражал; он казался несколько смущенным и все время покручивал свои красивые усы.

-- Да, мой милейший, -- сказал генерал после некоторой паузы, -- я через эти дела прошел: командовал 12 лет полком, да шесть лет дивизией; всего насмотрелся; имел горькие и утешительные опыты, и снова, и снова повторяю, что воспитываться никогда не поздно. Что же касается молодежи, то о ней и говорить нечего, она в высшей степени восприимчива к воспитательным мерам начальника... Знаете ли, на меня всегда удручающе действовало, когда искупителями полковых неурядиц являлись молодые офицеры -- ведь это воск, из которого можно лепить что угодно... Вот, вы жалуйтесь на состав офицерского общества; положим, я с вами согласен, что известная часть молодежи, вышедшая из разночинной среды, не приносит с собой возвышенных принципов; но, верьте мне, что молодой офицер, за весьма редкими исключениями, способен перевоспитаться к лучшему, если будет окружен приличием и порядочностью со стороны старших.

Общественное мнение в полку, всегда находящееся в руках старших товарищей -- огромная сила, и раз она попадает в руки ловких, влиятельных, но недостойных людей, не ждите ничего хорошего: уровень порядочности в офицерской среде понижается; служба вышучивается; мелкие дисциплинарные отступления, расшатывающие военный строй, покрываются ложным понятием о товариществе и т.д. Искупительной жертвой такого положения почти всегда являются простодушные, слепо идущая за старшими молодежь; крутые меры против этой молодежи -- жалкий паллиатив, свидетельствующий о слепоте командира... Я убежден, что во всех кутежах, сопряженных с неприличными поступками, в офицерской задолженности, в развязных манерах, антидисциплинарных жестах, в неумении выслушать и исполнить приказание, в дурном критическом духе по отношению к службе и вообще в дурном тоне, не отвечающем военному строю, непременно есть заводчики среди старших... Благо тому командиру, который сумеет отыскать их безошибочно и направить силу своей власти и своего авторитета на этот реальный центр полковых неурядиц.

-- Да вот, господа, если вам не надоело слушать, -- продолжал Б, раскуривая сигару, -- я расскажу вам блестящий пример воспитательного влияния командира отдельной части, бывший у меня в дивизии. Один из моих полков, не имея в течение пяти лет постоянного командира, совершенно расшатался. По разным случайностям, смена командиров происходила чуть не каждый год, а последний был назначен издалека и целый год не являлся; да на беду еще старший штаб-офицер был хотя и порядочный в нравственном отношении человек, но вялый, мягкий и очень недалекий. Соседи, как это часто водится, старались сбыть в этот полк все, что им не нужно, и, таким образом, состав образовался неважный. Не проходило месяца, чтобы там не было нескольких скандалов. Наконец, я вижу, что дело плохо; призываю временнокомандующего, расспрашиваю, ничего, как есть, не могу от него добиться -- точно в лесу ходит. -- "Я, говорит, ваше превосходительство, за каждый проступок "примерно" наказываю". "Да что, говорю, в том толку, что вы "примерно" наказываете! Вы мне положение дела объясните, -- может быть кого-нибудь удалить надо?"...

Я хотел уже сам вмешаться во внутреннюю жизнь этого полка и велел присматривать бригадному. Как раз в это время является настоящий командир. Впечатление на меня произвел неважное: худенький, невысокого роста, в пенсне и все улыбается, даже когда о серьезном говорит. Я вздохнул и подумал, что не такого сюда надо: опять, думаю, пойдет канитель... Чистая беда.

-- Ну, -- говорю, -- полк принимаете не важный; хорошенько присмотритесь, да потом вместе подумаем, что предпринять. -- "Знаю, говорит, мне писали об этом", а сам улыбается. "Вот, думаю, чудак".

Ну, я, конечно, во все его посвятил и на некоторое время оставил в покое. Недель этак через пять Авалов (так была его фамилия), является ко мне с докладом.

-- Ну, что, -- говорю, -- как? Рассказывайте.

-- Завтра, -- говорит, -- я призываю подполковника В. и капитана Г. и предложу им подписать прошения об отставке или гарантировать честным словом свое дальнейшее поведение...

-- Постойте, батюшка мой, нет ли тут недоразумения? Ведь В. переведен к нам из N-го резервного батальона, где удостоился производства "за отличие вне правил"; это, можно сказать, единственный штаб-офицер в полку...

-- Ваше превосходительство изволите ошибаться, -- возражает Авалов и все улыбается, -- я остановился на этом человеке, как на главном виновнике дурных влияний в полку, а потому я счел своей обязанностью собрать самые подробные справки о всей его жизни и службе...

Он вынул из кармана два письма, одно от лица, знающего В. при начале его службы, а другое от своего товарища, тоже командира полка, которому В. был хорошо известен в качестве командира роты. В обоих письмах он был выставлен ленивцем, интриганом, вообще вредным человеком, совершенно не способным даже для командования ротой; но история производства В. в подполковники была так юмористически изложена, что я до сих пор не могу вспомнить ее без смеха. Командир резервной бригады, старик-инородец, плохо говоривший по-русски, не мог видеть этого ротного на смотрах.

-- Ну, вы послушайте, -- выговаривал он командиру батальона, -- надо куда-нибудь убрайт этого капитана, совсем убрайт!... фуй, -- это срам!

-- Я сам уже думал об этом, -- отвечал командир, -- и только жду случая, чтобы на что-нибудь серьезное опереться.

-- Ну, ну, -- отвечал генерал, жестикулируя и строго наморщив брови, -- ну, ви, понимайт... можно там как-нибудь "за отличие нэ правил" представляйт... ну, ви умный человек, ви понимайт...

На том и порешили. Таким образом, В. попал в подполковники.

Я, конечно, обещал Авалову полную свою поддержку. Большую сенсацию произвело в полку это событие; все встрепенулось, почувствовало силу, а главное -- разумную силу, прямо попавшую в центр. Однако, я ничего этого как будто не знаю, жду рапорта и уже начинаю беспокоиться. Послал адъютанта справиться и получил ответ, что рапорта не будет и что в полку все благополучно. Я потребовал Авалова, и то, что я от него узнал, заставило меня удивляться и недоумевать, каким образом этот маленький, худенький человек, да еще с виду такой чудак, мог в какой-нибудь месяц изучить свой полк до ниточки, даже узнать характеристики полковых дам.

-- Что же, -- говорю, -- не будете исключать?

-- Бог с ними, ваше превосходительство, -- улыбнулся Авалов, -- народ простой, неупорный, -- обещались все сделать по-моему.

Он подробно рассказал мне свои наблюдения.

-- Да что вы за волшебник такой? -- спросил я, выслушав с некоторым сомнением рассказанные им характеристики. -- Как могли вы изучить полк в такое короткое время? Офицеров, что ли, допрашивали?

Авалов поморщился: ему видимо не понравился мой вопрос.

-- Я не признаю такого способа, -- сказал он, нервно улыбнувшись.-- Мои докладчики промежуточные начальники; да и они оказались на этот раз лишними: картина полковой жизни и службы вся налицо; я вижу ее и понимаю, а потому и сам могу быть своим докладчиком.

Оказалось, что Авалов в первую же неделю завел дешевые вечера в собрании, где мог отлично познакомиться не только с офицерами, но и с их семьями. По казармам ходил не часто, но каждый обход давал ему массу материала, который он умел обдумывать и обобщать. Он сразу заметил, что служба в полку отправляется из рук вон плохо, но что это явление не коренное, а представляет отпрыск чего-то более важного, на чем Авалов и сосредоточил все свое внимание.

Подробности общественной офицерской жизни хотя кого привели бы в ужас; но Авалов не растерялся; он производил свои наблюдения тихо, спокойно, все с той же загадочной улыбкой и не торопился принимать какие-либо меры.

Очень важный предмет особенно занял Авалова: чудное учреждение -- светильник чести офицерской, суд посредников находился в недостойных руках, а временно командующий полком, вместо того, чтобы регулировать действия этого учреждения, только вносил путаницу своим бестолковым вмешательством. Подполковник В. и капитан Г. стояли во главе суда и бессменно выбирались каждый год. Популярность их основывалась на грубой выпивке, на вышучивании требований начальства, а главное -- на покровительстве, которое они оказывали приставшей к ним кампании офицеров; наоборот, -- молодежь твердая, воспитанная, избегающая безобразий и желающая служить, подвергалась систематическому преследованию, не находя никакой защиты в слабом и до крайности ограниченном штаб-офицере, временно стоявшем во главе полка. Главным образом, орудовал подполковник В.; капитан Г. состоял у него в качестве подручного. Временное безначалие в N-ом полку дало им власть, а кто не знает, к какому результату может привести людей недалеких и маловоспитанных опьяняющее чувство властолюбия...

Несколько чудных юношей навсегда оставили военную службу; одни сами уходили из этого безобразного хаоса, других ловили на пустяках и предавали офицерскому суду. Это была невидимая извне и страшная именно этой невидимостью, облеченная в подкупающую форму офицерского достоинства, диктатура нескольких лиц над всем полком. Дамоклов меч висел над каждым офицером, осмелившимся чувствовать себя независимым от этого страшного кружка.

Офицеры, покровительствуемые этой безобразной партией, держали себя совершенно развязано: фамильярничали со старшими; не видели в ротных командирах своих начальников и иногда даже позволяли себе неприличные против них выходки, имея у себя за спиной защиту, которая распространяла свою власть и на ротных командиров, как и на обер-офицеров. Странно было видеть юношей, подходящих к буфетной выставке с какой-то трактирной манерой; подпоручика, хватающего под руку почтенного капитана и держащего его за пуговицу во время разговора; грубый смех и неприличные остроты резали ухо в собрании; но что было самым ужасным -- это поголовная задолженность офицеров: люди, живущие одним жалованьем, утоляли жажду деликатными винами и безнаказанно забирали в буфете на целые сотни вместо разрешенного небольшого кредита...

Не только к литературе, но даже к обыкновенному легкому чтению не чувствовалось в обществе никакого интереса. Библиотека стояла запертой, журналы не разрезанными; тоска какая-то разбирала офицеров, особенно по вечерам, и поездки в такое место, где можно развязно провести время, обратились в насущную потребность. В. и Г. были душой таких поездок и косо посматривали на товарищей, не принимавших в этом участия, называя их отщепенцами.

В карты играли по большой, не по средствам, и тут тоже входили в долги...

Авалов все понял и все сообразил с первых шагов своего командования. Он дал время созреть своим наблюдениям и не торопился принимать меры. Ему хотелось безошибочно наметить центр, около которого вертится все это безобразие, и он намечал его исподволь, как на занятиях, так и на вечеринках в офицерском собрании. Никому не выражая своих мнений, он измерял всякое явление своим проницательным взглядом, сопровождаемым загадочной улыбкой, что, в соединении с изысканной деликатностью в обращении, ставило его в положение неразгаданного сфинкса -- положение, которое обыкновенно вызывает в людях инстинктивную осторожность.

Без всякого применения каких-либо мер, уже все стали воздерживаться от резкостей в присутствии командира и держали себя с ним в строго дисциплинарных отношениях, а в конце месяца после его прибытия уже все ждали чего-то, чувствовалась близость какого-то кризиса.

Служебное объяснение с подполковником В. и капитаном Г. с быстротой молнии разнеслось в полку и произвело огромную сенсацию. Как раз перед этим они хвастались, что заберут Авалова в свои руки и что порядки в полку не изменятся, и вдруг эта сила, эти орлы, ворочавшие всем полком, вернулись от командира с подрезанными крыльями, точно в воду опущенные.

Этот необыкновенный случай привлек всех офицеров в собрание; все с серьезными лицами передавали друг другу свои впечатления. "Оно и к лучшему, -- говорили лица, принадлежащие к кружку В. и Г., -- а то чересчур все разболталось". "Наконец-то Бог послал нам настоящего командира", -- радовались офицеры, находившиеся до тех пор в осадном положении. Некоторые из поклонников В. и Г., приставшие к ним из чувства самосохранения, но в душе ненавидевшие их, сразу изменили своим принципам и стали пить за здоровье Авалова.

-- Вот так молодчина! -- восклицали они. -- Нет, господа, а командир должен быть командиром, а то что ж это такое, за завтрашний день никто не может ручаться, все ждешь, что под тебя кто-нибудь подкопается...

Начало было сделано; главное колесо машины было исправлено. В. и Г. стали, как говорится, шелковыми и сразу утратили свое влияние в полку. Надо было приниматься за средние и малые колеса, чтобы вся служебная машина действовала исправно. Все это Авалов произвел с удивительным умением и тактом.

У него были свои оригинальные приемы; это был в полном смысле человек не слова, а дела; он никогда не болтал, не упражнялся в казенном, всем надоевшем красноречии; никогда не читал банальных нравоучений; но все его действия были замечательно красноречивы и проникнуты любовью и уважением к человеку. Он высоко ставил звание офицера, старался поднять его деликатностью в обращении и открыть прямой и свободный путь каждому офицеру для полного удовлетворения самолюбия. Все действия Авалова, все его требования, наглядно доказывали, что офицеру легко достичь полного спокойствия за свою будущность, полной гарантии от каких бы то ни было неприятностей, если (кроме поведения вне полка) у него не будет недочетов в следующем: знании, усердии, дисциплине и приличном обращении со старшими и товарищами. Кто, господа, из нас не видел офицеров, которые знают свое дело, но вместо того, чтобы заниматься, только посматривают на часы, зевают да курят папиросы, а бывают и такие, что тянутся только на глазах у начальства, а за глазами -- хоть трава не расти.

Авалов сразу оттенил значение правдивости в офицерской среде и тонко дал всем понять, что без этого достоинства он не признает офицера. Бывает и так, что офицеры стараются, хлопочут, принимают близко к сердцу интересы роты, а между тем своими ошибками, своей непривычкой заглянуть перед занятиями в устав, ставят себя в неловкое положение перед начальством и в комическое перед солдатами. Солдаты отлично понимают каждую ошибку офицера и за глаза им доставляет большое развлечение разбирать ошибающегося по косточкам.

В N-м полку была целая коллекция офицеров, которые ничем не интересовались и не работали, несмотря на то, что временно командующий "примерно" наказывал за неисправность на занятиях. У Авалова все заработало; и когда соседи спрашивали: "Что вы так тянитесь? Командир, что ли у вас строгий?", офицеры обыкновенно отвечали: "Совсем не строгий, никогда даже голоса не возвысит, ни с кого не взыскивает, а только человек такой, что при нем как-то неловко, стыдно быть в чем-нибудь замеченным... да и дело видит насквозь, сейчас же заметит всякое отступление..."

Что касается знания службы, то достаточно было Авалову раз обойти занятия, чтобы все принялись за повторение уставов. Придут, бывало, в роту и что-нибудь спросит у солдата, и если солдат соврет, он сейчас же к офицеру: "пожалуйста, поправьте его", и если офицер спутает что-нибудь, он ни за что не станет конфузить его, особенно перед нижними чинами, а только посмотрит ему в глаза, да потом еще как-нибудь при встрече опять посмотрит и только головой покачает. Кажется, что за важность, что командир пристально посмотрит на офицера? А, однако, никакие кары закона, обильно применявшиеся до этого, так сильно не действовали, как этот взгляд маленького, худенького и на вид даже чудаковатого человека. Вся сила заключалась в приобретенном Аваловым уважении.

Служебные отношения Авалов строго отделял от общественных. Вне службы требовалось обыкновенное, принятое в порядочном обществе, приличие; никаких правил на этот счет не устанавливалось, но все как-то незаметно переняли тот приличный тон, который командир внес своим появлением в собрании. Сам Авалов держал себя в обществе просто, обращался с офицерами, как старший товарищ; но раз дело касалось службы, картина обращения совершенно менялась: офицер должен был стоять смирно, получая приказание от начальника. Каждый назывался по чину и никаких Иван Иванычей не допускалось.

Отдание чести требовалось педантично, а без головного убора офицер должен был сделать приличный поклон каждому входящему начальнику, хотя бы это был ротный командир. Никаких предписаний и распоряжений по этому поводу не отдавалось; достаточно было отрывочного замечания Авалова, сопровождаемого все той же улыбкой и обращенного даже не к провинившемуся, а вообще к офицерам, чтобы эти меры, имеющие в военном строю глубокий смысл, быстро прививались в офицерском обществе. Все это было очень расшатано в N-м полку; доходило до того, что офицер, сидя, протягивал левую руку ротному командиру, и даже при входе штаб-офицера не находил нужным встать. Много столкновений происходило между начальниками и подчиненными вследствие этой распущенности, особенно в строю, где офицер, не привыкший ни к дисциплине, ни даже к обыкновенной служебной вежливости по отношению к своему ротному командиру, позволял себе не только разговаривать, но даже возражать.

Постановка занятий в полку как-то незаметно приобрела рациональные начала. Младшие офицеры стали отвечать вместе с ротными командирами, один за молодых солдат, другой за старослужащих, и стали интересоваться не только успехами, но и поведением своих людей , чего прежде никогда не было. До тех пор в полку была совсем другая мода: большинство офицеров или совсем не работало, или своим вмешательством вносила путаницу в дело, и ротные командиры нередко обращались к ним со словами: "вы бы лучше не мешали, пусть взводный учит, он уже знает мои требования..."

Преподаны были принципы в постановке строевых занятий; указаны основания первоначальной выправки, которые должны, как говорится, войти в плоть и кровь солдату, без чего сколько бы ни мучили роту, она никогда не может быть твердо выучена. Подготовка к стрельбе получила систему и чисто практическое направление, что сразу понравилось солдатам и возбудило большое соревнование между офицерами. Но что оказалось совершенной новостью в полку -- это указание командира относительно подготовки учителей молодых солдат: их раньше заставляли только зубрить уставы и воспитывали по циркулирующему в войсках "вопроснику". Учителя, бессмысленно вызубрившие обязанности по способу, уничтожающему в человеке последние проблески инициативы, не умели приступить к занятиям с новобранцами, задергивали их и запугивали, проходя одними тем же способом, например, "Молитву Господню" и "смену часового с поста".

Авалов, со своей обычной улыбкой, закрыл "вопросник" и велел больше не раскрывать его, а учителем велел преподать приемы обучения, практикуя их друг на друге, а еще лучше -- на недоучившихся людях последнего набора, и вообще все занятия, не только с учителями, но и с прочими людьми, велел перенести на практическую почву. Исключения допускались только для усвоения понятий, не поддающихся показу, и для молитв; но и в этих случаях указан был способ, после которого на вопрос солдату: "какую ты знаешь молитву?" он ни в коем случае уже не ответит: "Очи нашу..."

Приказал также Авалов, чтобы все обучение было проникнуто испытанием находчивости учителя и внушением ему понятий о постепенности в упражнениях, о правильном чередовании физического и умственного труда, а главное -- о значении мягкости в обращении с учеником, имея в виду, что забитый бессмысленной подготовкой учитель, прежде всего, старается задать страху новобранцу, накричать на него, а то и пинка ему дать, чтобы лучше понимал...

Таким образом, почти незаметно была введена новая система занятий: от солдата требовали не заучивания уставных фраз, а умения и находчивости в исполнении своего простого дела, что легко достигается посредством практического преподавания. Вследствие этого все оживилось и повеселело. Заметив, что дело пошло на лад, Авалов стал давать офицерам как можно больше самостоятельности. Быстро схватывая недостатки учения и держась того принципа, что людей, добросовестно тянущихся, не следует доедать замечаниями за ошибки, он старался облекать свои замечания в самую мягкую форму и совершенно пропускал детальные ошибки, боясь, чтобы не увлекались их исправлением.

Наибольший интерес внес Авалов в тактические занятия, которые до него производились только для очистки номера и носили характер одной из самых неприятных повинностей. Под руководством Авалова они стали живыми, увлекательными, наподобие спорта, и служили предметом горячих бесед в офицерском собрании.

В решениях Авалов больше всего ценил самостоятельность, выход из шаблона, быструю оценку обстановки, и не только не затрагивал самолюбия ошибающихся офицеров, а, напротив, старался внушить им уверенность в их способностях, но при этом никогда не забывал и оттенял важность инструкционных упущений.

Кажется, не было предмета в полку, в которому Авалов незаметно, без шума не приложил бы своей руки. Уже в первую неделю по принятии им полка пищу варила испытательная комиссия, под его личным наблюдением, и это сразу дало по три лишних золотника мяса на каждого солдата; нанят был булочник для обучения хлебопеков, и хлеб стали выпекать без закала; солдатская одежда и постели были очищены от грязи и насекомых: воду для питья стали пропускать через фильтры; упорядочили посещение бани; сырые помещения начали просушивать, и целые кучи мусора были вынесены из казарм; вентиляция была урегулирована и перестала простужать людей; дезинфекция стала применяться не кое-как, а с толком, под наблюдением врача; в каминах отхожих мест установилась тяга, и ночью никто уже не ходил туда босиком; водворилась тишина во время законного послеобеденного отдыха; упорядочились посещения слабыми людьми приемного покоя; строго было воспрещено фельдшерам ковырять ланцетом солдатские нарывы и вообще, по старинному обычаю, лечить незначительные болезни, т.е. исполнять обязанности благодушествующих докторов и т.д. <...>

Заставлять людей работать, не употребляя для этого никаких понудительных мер -- это была особенность Авалова. Много ли вы, господа, найдете командиров, которые могут, например, убедить своего священника, что деятельность его не должна ограничиваться казенным исполнением треб и таким же казенным, произнесенным для очистки номера, проповедями, что влиянием духовной особы, особенно на солдат, может быть могущественным только в том случае, когда священник искренно и горячо войдет в нравственные интересы полка. Авалов умел это сделать; он сошелся со священником, повлиял на него, растрогал его ласковой беседой о духовных нуждах солдата. Священник, по желанию командира, действительно сблизился с людьми, беседовал с ними в ротах, навещал больных и особенное влияние имел на арестованных, которых приводил своим ласковым наставительным словом к полному и чистосердечному раскаянию.

Трудно перечислить сотни, а, может быть, и тысячи предметов, к которым Авалов приложил свою руку. В каких-нибудь несколько месяцев он совершенно преобразовал полк. На инспекторском смотру я ничего не узнал из прежде виденного; на всем лежала печать таланта, да, господа, именно таланта: для того, чтобы так быстро схватить со всех сторон такой живой и бесконечно сложный организм, как полк, и заставить его правильно функционировать, нужна не просто работа ума, а творческая...

Да, у этого человека был недюжинный административный талант. Бог знает, какую бы он принес пользу государству, если бы стал на высокий пост; но такие люди редко кем замечаются: они слишком скромны, слишком неискательны. В глазах света это только хороший полковой командир -- и больше ничего...

Я должен еще сказать об отношениях Авалова к офицерским семьям. Как тонкий администратор, он отлично понимал, что семейная обстановка имеет большое влияние на службу офицеров; поэтому, как я уже упомянул, Авалов, сделал визиты семейным, поспешно выразил желание видеться с семьями офицеров на полковых вечерах. Высказывая изысканную и одинаковую любезность всем полковым дамам, он, с удивительным искусством светского человека, отклонял какие бы то ни было разговоры и даже намеки о полковых дамах, суждения о нравственных качествах полковой офицерской среды и прочее. Если дамы начинали заговаривать об этом, он тонко переводил разговор на другие предметы, и это было отлично понято с первого же вечера. Только одна дама, а именно, супруга старшего подполковника, от которого Авалов принял полк, оказалась слишком назойливой: она считала сдачу полка неполной, потому что от нее не отобрали аттестаций о сослуживцах мужа. Как только она заговаривала об этом, Авалов в изысканных выражениях извинялся и с озабоченным видом, как бы отрываясь службой, обращался с каким-нибудь вопросом к близ стоящему офицеру. Эта дама, между прочим, догадывалась, что еще не умерла в нашем войсковом быту Василиса Егоровна из "Капитанской дочки", но только заразилась многими нехорошими привычками. Она положительно управляла своим мужем и вместе с ним отдавала служебные распоряжения. Командуя временно полком, слабохарактерный и недалекий подполковник N. всякий раз советовался с женой, как ему поступить с провинившимся офицером. "Хорошенько его, хорошенько, пусть Александра Петровна (жена провинившегося), не важничает... про тебя и без того говорят, что ты распустил полк, вон она не нашла нужным даже поздравить меня с днем рождения..." Если же подполковник N. хотел взыскать с офицера, жена которого угождала временной командирше, она обыкновенно набрасывалась на мужа: "Пожалуйста, не глупи, стану я из-за тебя с Марьей Ивановной ссориться!" Иногда она вбегала в кабинет в то время, когда муж отдавал распоряжения адъютанту и начинала кричать: "Не слушайте его! Ну, что ты глупости говоришь!" и т.д. Однажды она атаковала Авалова и решила добиться, чтобы он выслушал ее сплетни; ее особенно бесила ровность обращения командира, не оказанное ей предпочтение перед другими дамами. Авалов деликатно срезал ее.

-- Виноват, -- сказал он, -- пожалуйста извините меня; я рад беседовать с вами о чем угодно, но только не о полковых делах: об этом я ни с кем не говорю; это мое правило.

Все это, вместе с другими, уже известными нам поступками Авалова, создавало ему поклонников не только среди офицеров, но и среди их семейств, и ставило его авторитет на такую высоту, с которой уже легко командовать полком. Каждый шаг Авалова, каждое не только приказание, но и мимолетно выраженное желание, встречало горячее сочувствие в полку.

Батальонные командиры, воображавшие прежде, что чин штаб-офицера дается для того, чтобы ничего не делать, стали настоящими хозяевами в своих батальонах. Они стали посещать занятия, проверять хозяйство, следить за исполнением рационального внутреннего порядка, который дает солдату добрый, воспитывающий пример, обеспечивает ему здоровье, опрятность, законные часы необходимого отдыха и т.д. О ротный командирах и говорить нечего, те и прежде несли на себе всю тягость беспорядочной службы в полку. Теперь же они нашли в младших офицерах своих настоящих помощников, а вновь открывающиеся роты не попадали уже в руки людям, не умеющих повернуться в своем деле.

Авалов держал себя замечательно ровно, никогда не сердился, был скуп на похвалы и лишь изредка только обращался к солдатам с одобрительным словом, которое они очень ценили... <...>

Так вот, господа, как иногда большие дела делаются: человек ни разу за свою службу не рассердился, не принимал никаких принудительных мер для водворения порядка в полку, а между тем завел такой образцовый порядок, такую дисциплину и так всех подчинил своему авторитету, что можно было наверно ручаться, что этот полк нигде не осрамит и везде блестяще выполнит свое назначение. Этого мало, когда Авалов умер и N-й полк перешел в руки посредственного командира, славный дух продолжал жить, несмотря даже на неловкие шаги нового начальника.

Да, -- это был истинный талант, который умел обнять не только службу, но и жизнь своего полка, и силою своего авторитета умел насадить везде и во всем чувство порядочности. <...>

ПРИМЕЧАНИЯ

1.См.: Михневич Н. П. История военного искусства с древнейших времен до начала девятнадцатого столетия. 2-е доп. изд. - СП б., 1896. - С.462.

2.См.: Матф., 7-15.

3.БУТОВСКИЙ Николай Дмитриевич (1850-?). Генерал-лейтенант. Образование получил в Петровско-Полтавской военной гимназии и Павловском военном училище. Служил в лейб-гвардии Павловском полку. Командовал полком, бригадой. В 1907 назначен начальником 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии.

4.Бутовский Н. Чувство порядочности в офицерской среде. (Очерк военного быта) // Военный сборник. - 1898. - N11, - С. 117 - 141.

0x01 graphic

"Проводы в город парубков, назначенных в рекруты". 1860.

Художник Соколов Иван Иванович (1823 - 1918)

Письмо командира 4-й батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады русской армии родителям новобранца.

1909.

Как отдельные лучики света в это темное царство беспорядков проникал опыт русских офицеров, которые умели и любили работать с солдатами.

Какой заботой о человеке, к примеру, может быть следующее историческое свидетельство - письмо командира 4-й батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады русской армии родителям новобранца:

"Уведомляю Вас, что сын Ваш Федор Смирнов зачислен на службу в 4-ю батарею Лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады, прибыл благополучно 10 ноября 1908 г., здоров.

Российской Артиллерии ее предки доблестно сражались еще под знаменами императора Петра Великого под Нарвой, Лесной и в Полтавском бою, били мы врага и в Отечественную войну 1812 года и в Турецкую кампанию 1878 года... Вашему сыну выпала высокая честь служить в такой старой и славной бригаде. Уверены, что он окажется достойным этой чести...

Милостью государя нашего теперь служба коротка, служить Вашему сыну полагается только 3 года, считая с 1 января 1909 года, на такой небольшой срок ему нетрудно будет соблюсти себя построже, - с любовью и старанием отнестись к царской службе, чтобы потом, вернувшись на родину, иметь чистую совесть солдата - честно исполнившего свой долг и присягу.

Во время службы сын Ваш будет находиться на полном казенном содержании. Теперь он уже получил койку, матрац, подушку, одеяло, 3 простыни и 3 наволочки, а еще получит сапог 2 пары, рубах 3 штуки, подштанников 3 штуки, портянок 3 пары, платков носовых 3 штуки и полотенец 2 штуки, вся верхняя одежда тоже полагается ему казенная - как-то мундиры, шаровары, шинели, верблюжья куртка, фуражки, башлык, наушники, рукавицы и набрюшники.

Пища полагается казенная - каждый день: обед из двух блюд с Ґ фун. Мяса и ужин с ¹/₄фунта мяса, хлеба 3 фунта, горячий чай" каждый месяц выдается 1 ⁷/₈фун. сахару и Ґ фун. мыла. Баня полагается не менее 1 раза в неделю. Жалованья получает 1 руб. в месяц.

Свое вольное платье сдал на хранение, но в любое время может получить обратно и выслать его домой или продать. Денег с собой не принес. О своем житии отпишет Вам сам. Вы же не забывайте его и пишите, чтобы он помнил, любил и почитал свою родную семью".

Человеку современному, далекому от тех времен, покажется излишним столь подробное перечисление всех видов довольствия, которые приводил в письме командир батареи. Если же учесть то обстоятельство, что основу русской армии составляли выходцы из крестьян и городских низов, то станет понятно то цивилизующее значение, которое для них имело простое полотенце, не говоря уже о разнообразных куртках, башлыках, фуражках и фуфайках...

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 15/02/2015, изменен: 15/02/2015. 88k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 16 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Перспективы настоящего дня Русской Армии: в корне пересмотреть отношение к полку и полковому командиру; сплотить офицерский коллектив и сделать его монолитным; воспитать надежный сержантский состав; как можно быстрее воспитать и обучить новобранцев; русский человек всегда во всем ищет нравственный смысл, а не личную выгоду... Прав М. Драгомиров, говоря: "Много людей прошло через мои руки, и весьма мало между ними было таких, которые оттого не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела"...

Каменев Анатолий Иванович Полк - зона "тяготения" или "отторжения"

Каменев Анатолий Иванович
Полк - зона "тяготения" или "отторжения"