ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Пожарная команда 8-й армии

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Застигнутые бурей.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

А. Деникин

"ПОЖАРНАЯ КОМАНДА" 8-Й АРМИИ

(Фрагменты из книги "Путь русского офицера")

1914 год. На фронтах войны

Началась первая мировая война.

Соотношение вооруженных сил сторон было таково: после окончания мобилизации и сосредоточения силы Антанты, по сравнению с Центральными державами, были 10 к 6. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии; неорганизованность и полное несоответствие современным условиям вооружения и снаряжения армии сербской -- армии храброй, но имевшей характер милиции. С другой стороны, превосходство австро-германцев в количестве артиллерии, особенно тяжелой, а немецкой армии -- в технике и организации уравновешивало, если не перевешивало, эту разницу.

Особенно трудным было положение России, с ее громаднейшими расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все возрастающими потребностями военного времени.

Можно сказать, что, если на Западноевропейском фронте противники состязались друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два года, противопоставляли убийственной технике немцев -- мужество и... кровь.

Немецкий план, еще по мысли покойного ген. Шлифена, высокого военного авторитета, заключался в том, чтобы первоначально расправиться с Францией, направив главный удар через Люксембург и Бельгию. Для этой цели на правом крыле собиралось в 7 раз больше сил, чем на левом. Неподвижной осью захождения и удара был район Меца.

Новый начальник Генерального штаба фон Мольтке, вообще не блиставший талантами своего знаменитого отца, изменил план Шлифена, ослабив "ударный кулак" на 5 корпусов. Три корпуса направлены были им для охраны Эльзаса и Лотарингии, а два корпуса -- позже в Восточную Пруссию, куда вторглись русские.

В данном случае интересы стратегии были принесены в жертву сохранению престижа.

Французы не готовились совершенно к удару со стороны Бельгии и развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Частные атаки французов в Эльзасе и Арденских горах успеха не имели. 4 английские дивизии потерпели серьезное поражение, и ген. Югук, главнокомандующий германской ударной группой, стал приближаться к Парижу.

В конце августа французские армии по всему фронту отступили к Марне. Новая (6-я) армия ген. Монури, вместе с англичанами, активно обороняла Париж, испытывающий смертельную тревогу.

Французское правительство эвакуировалось в Бордо и обратилось к русскому со странной и неисполнимой просьбой перебросить во Францию 4 русских корпуса через Архангельск. Вместе с тем Пуанкаре, ген. Жофр, Палеолог требовали скорейшего перехода нашего в наступление в пределы германской территории.

* * *

Согласно русско-французской конвенции, в случае нанесения немцами главного удара по Франции, русский Северо-Западный фронт должен был начать наступление на 14-й день мобилизации, а Юго-Западный -- на 19-й день.

Это легкомысленно данное представителями русского Генерального штаба обещание ставило войска наши и особенно Северо-Западный фронт, в чрезвычайно тяжелое положение. Мобилизационная готовность последнего была на 28-й день, когда мы имели бы 30 пехотных и 9Ґ кавалерийских дивизии, к началу же наступления (17 авг.) у нас оказалось только 21 пех. и 8 кав. дивизий. Причем к войскам не успело подойти достаточное число транспортов и хлебопекарен, а некоторые дивизии (2-я армия) не имели даже дивизионных обозов. В конце операции, когда войска отдалились от железных дорог, они испытывали острый недостаток в снаряжении и форменный голод.

Так, самопожертвование наше в пользу Франции было одной из важных причин последовавшей катастрофы.

Я остановлюсь несколько подробнее на этом печальном эпизоде, ввиду того что он вызывал много разнотолков и подорвал дух участников.

Во главе фронта стоял ген. Жилинский, бывший начальником штаба дальневосточного наместника, адм. Алексеева, во время японской войны. Вслед за сим он занимал высокие посты начальника Российского Генерального штаба и командующего войсками Варшавского военного округа.

Карьера Жилинского в широких военных кругах вызывала большое недоумение и объяснялась какими-то "оккультными" влияниями. Потому его провал, как главнокомандующего, выпустившего совершенно из рук управление войсками и направлявшего их не туда, куда следовало, не был неожиданным.

Но двумя армиями фронта командовали генералы, 1-й -- Ренненкампф и 2-й -- Самсонов, вынесшие блестящую боевую репутацию из Японской кампании, и на них-то мы возлагали надежды.

Армии Северо-Западного фронта вторглись в Германию, имея целью отрезать немецкие корпуса от Вислы и овладеть Восточной Пруссией. Армии наступали, имея между собой большие интервалы, по обе стороны Мазурских озер.

Командующий 8-й германской армией ген. Притвиц развернул один корпус заслоном против Самсонова, двумя корпусами ударил на Ренненкампфа. Произошел бой у Гумбинена (20 авг.), у противников оказались почти равные силы, но у немцев, конечно, большое превосходство в артиллерии: 500 германских орудий на 380 русских.

В бою у Гумбинена Ренненкампф нанес немцам тяжелое поражение, корпуса их, понеся большие потери, в беспорядке отступили на юг.

Ввиду неожиданности столь раннего русского наступления и поражения под Гумбиненом, ген. Притвиц отдал приказ своей армии отойти к нижней Висле, бросив Восточную Пруссию.

Этот приказ вызвал большой гнев Вильгельма, и Притвиц был сменен Гинденбургом с начальником штаба Людендорфом. Новое командование немедленно отменило приказ об отходе, предприняв контрманевр, который имел большие шансы на успех уже потому, что... все карты наши оказались открыты.

По непонятному и преступному недомыслию русских штабов, директивы фронта и армии передавались войскам радиотелеграммами в незашифрованном виде.

На усиление 8-й армии немцы спешно двинули с французского фронта 2 корпуса, 1 кавалерийскую дивизию и новые формирования, созданные внутри страны. Между тем, вместо согласованных действий наших 1-й и 2-й армий, не управляемых надлежаще свыше, получился разброд и, интервал между ними увеличился.

Ренненкампф, у которого было всего 6Ґ дивизий, обнаружив отступление немцев, стал продвигаться вперед, но медленно, ввиду утомления войск и расстройства тыла.

Благодаря плохой разведке, он не оценил важности южного направления и, придерживаясь полученной от Жилинского задачи, шел на запад, чтобы отбросить немцев к морю и блокировать Кенигсберг.

Самсонов, вместо движения на. север, для совместных действий с 1-й армией, уклонялся все более к западу, растянув свою армию в одну линию на 210 километров, без резервов.

И когда Гинденбург, оставив небольшой заслон против Ренненкампфа, ударил всеми силами на Самсонова, последний был жестоко разбит. Два русских корпуса погибли полностью, остатки армии отступили, к Нареву.

Самсонов в критический момент боев отправился со своим штабом в боевую линию к наиболее угрожаемому корпусу; там, в дремучем лесу, запутавшись в немецком окружении, он потерял связь и со штабом фронта и с остальными своими корпусами.

Не вынеся обрушившегося несчастья и считая для себя позором неминуемый плен, генерал Самсонов выстрелом из револьвера покончил с собой. Это было в ночь на 30 августа.

Ренненкампф получил приказ Жилинского идти своим левым флангом на помощь Самсонову только 27 авг. В это время расстояние между армиями их было 95 километров. Ренненкампф выступил 28-го, но в ночь на 30 получил приказание остановиться, так как 2-я армия находилась уже в полном отступлении.

В своем докладе Верховному главнокомандующему Жилинский, не сумевший координировать действий своих армий, всю вину за происшедшую катастрофу возложил на Ренненкампфа, заявив, что последний "совсем потерял голову". Великий князь Николай Николаевич послал своего начальника штаба ген. Янушкевича "проверить состояние Ренненкампфа". Ответ гласил: "Ренненкампф остался тем, кем был". Жилинского сместили с поста и заменили ген. Рузским.

Между тем Гинденбург, сильно подкрепленный новыми корпусами, частью сил преследовал 2-ю армию, главные же направил против Ренненкампфа. Его армию, ввиду создавшегося положения, следовало бы отвести к русской границе, но Ставка приказала: "Ни шагу назад"... Последовал ряд тяжелых боев, в которых Ренненкампф, постепенно отступая и не имея поддержки на правом фланге от разбитой 2-й армии, нес очень тяжелые потери и к середине сентября отошел к среднему Неману.

На Немане и Нарве войска пришли в порядок, усилились новыми подошедшими дивизиями и стали прочно.

Захватить Восточную Пруссию нам не удалось. Но российское командование выполнило свои обязательства перед союзниками, выполнило их дорогой ценой и отвлекло силы, средства и внимание противника от англо-французского фронта в решающие дни сражения на Марне. И не раз за эту кампанию наши действия руководствовались соображениями помощи союзникам. Маршал Фош имел благородство сказать впоследствии:

"Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России".

* * *

Судьба ген. Ренненкампфа еще более трагична, чем Самсонова.

Впечатление ген. Янушкевича, что "Ренненкампф остался тем, кем был" -- не было правильным. После первой понесенной неудачи, благодаря отчасти своим ошибкам, а еще более чужим, он несомненно пал духом. Угнетало его и то обстоятельство, что широко распространился слух, будто "Ренненкампф предал Самсонова". Никакие оправдания или доказательства не были для него возможны, ибо военные операции были облечены строгой тайной.

Во всяком случае, как во времена отступления к Неману, так и в дальнейших операциях Ренненкампфа не видно уже той инициативы и решимости, которые он проявлял во времена Китайской и Японской кампаний.

В начале 1915 г. он был отрешен от командования армией и стал жить в Петрограде. Здесь начались для него поистине тяжелые дни... В связи с его немецкой фамилией и восточно-прусской трагедией по всей стране пошел слух, что "Ренненкампф -- изменник!"

Это было отголоском явления, которого я коснусь сейчас.

Весной 1915 г., когда, после блестящих побед в Галиции и на Карпатах, российские армии вступили в период "великого отступления", русское общество волновалось и искало "виновников", 5-ю колонну, как теперь выражаются. По стране пронеслась волна злобы против своих немцев, большей частью давным-давно обруселых, сохранивших только свои немецкие фамилии. Во многих местах это вылилось в демонстрации, оскорбления лиц немецкого происхождения и погромы. Особенно серьезные беспорядки произошли в Москве, где, между прочим, толпа забросала камнями карету сестры царицы, великой княгини Елизаветы Феодоровны, женщины, увлекавшейся мистикой и благотворительностью и никакой политической роли не игравшей.

Вероятно, под напором общественного мнения летом 15-го года состоялось много увольнений с гражданских постов лиц с немецкими фамилиями, и Ставкой приняты были некоторые репрессивные меры в Прибалтийском крае в отношении местных нотаблей. Императрица Александра Феодоровна болезненно реагировала на это явление и в своих письмах к Государю несколько раз просила его побудить вел. кн. Николая Николаевича прекратить "гонение на остзейских баронов".

Несомненно, во всей этой истории пострадало напрасно много вполне лояльных людей, но нельзя не признаться, что в Прибалтийских губерниях германофильские симпатии, совершенно чуждые коренному населению (эстонцы, латыши), проявлялись в немецком населении городов и в прибалтийском дворянстве. И это невзирая на то, что последние в течение веков пользовались в России привилегированным положением и благосклонностью династии.

Эти симпатии обнаружились наглядно впоследствии, после занятия германской армией Прибалтийского края, когда в местной немецкой печати и в воззваниях предводителей дворянства всех трех губерний прозвучали неожиданные мотивы:

1) Признание, что "с горячей симпатией и пламенным восторгом (дворянство) следило за успехами германского оружия и болело душой, что не имело возможности на деле доказать свой германизм".

2) Радость, что "столь долго желанное отделение от России стало, наконец, действительностью".

3) Призыв "пожертвовать самым дорогим -- послать своих сыновей в германскую армию, чтобы они сражались вместе со своими освободителями".

Хотя практического значения эти призывы не имели и в армии, где служило много прибалтийских дворян, никакого отклика не получили, но появление их не могло не отразиться на усилении неприязненного отношения к немцам русского общества и народа.

Волновалась и армия.

Так что Верховный главнокомандующий счел себя вынужденным отдать приказ, призывавший не верить необоснованным слухам и обвинениям. Но вместе с тем ввиду упорно ходивших в армий разговоров, что "немцы пристраиваются к штабам", Ставка отдала секретное распоряжение -- лиц с немецкими фамилиями отчислять в строй.

В одном из своих писем к военному министру Сухомлинову начальник штаба Верховного главнокомандующего говорил:

"Масса жалоб, пасквилей и т. д. на; то, что немцы (Ренненкампф, Шейдеман, Сиверс, Эберхардт и т. д.) изменники и что немцам дают ход, а равно и настроения (выясненные) по письмам военной цензурой побудили великого князя (Ник. Ник.) отказаться от мысли о Плеве" (который предназначался на пост главнокомандующего Северо-Западным фронтом).

В свою очередь военный министр писал в Ставку:

"Государь Император повелел" мне переслать Вам (Янушкевичу) прилагаемое письмо. Прилагаю и полученное мною из Харькова. Оба эти документа свидетельствуют о том, что ненависть к немцам может быть использована агитаторами для такого рода выступлений в войсках, с которыми придется очень считаться".

Крупных столкновений в армии на этой почве, впрочем, не произошло, бывали лишь мелкие эпизоды. И, конечно, перечисленные выше генералы -- вне всякого подозрения.

Вообще наш офицерский корпус ассимилировал так прочно в своей среде инородные, по происхождению, элементы, что русская армия не имела оснований, за очень малыми, может быть, исключениями, упрекнуть в чем-либо своих иноплеменных сочленов, которые точно так же, как и русские, верно служили и храбро дрались.

* * *

Возвращаюсь к судьбе Ренненкампфа.

Под влиянием общего настроения, обвинявшего его, Государь поручил одному из видных генералов произвести расследование. Впоследствии мне пришлось ознакомиться с объемистым томом следственного дела, когда я был начальником штаба Верховного главнокомандующего. Составленное документально, объективно и очень подробно, оно выяснило стратегические ошибки Ренненкампфа -- такие, впрочем, какие могут быть и у других командующих, но ни малейшего признака нелояльности.

Ренненкампф был уволен в отставку, дело о нем прекращено и... погребено в архивах Ставки, так как шла война. Общественной реабилитации он не получил, в глазах большинства людей, не разбирающихся в военной обстановке, над ним по-прежнему висело чудовищное обвинение в измене...

Со своей оригинальной наружностью, большими пушистыми усами и нависшими бровями, в забайкальской казачьей форме, которую он носил, он был хорошо знаком публике по сотням портретов в газетах и журналах еще со времен японской войны. Его легко узнавали, и не раз на улицах и в публичных местах он подвергался оскорблениям. Можно себе представить переживания старого солдата, в формуляре которого записаны были три войны и такие славные страницы, как Цицикар, Мукден, Гирин и, наконец, Гумбинен...

Революция застала ген. Ренненкампфа в Таганроге, где разнузданная толпа распропагандированных солдат-дезертиров, бросивших фронт, предавших армию и родину, убила его, подвергнув предварительно жестоким истязаниям.

* * *

В то время, когда происходили описанные события в Восточной Пруссии, Россия получила большую моральную компенсацию от разгрома австро-германской армии на полях Галиции.

Юго-Западный фронт, в составе 4-х армий, имел задачей охват с обоих флангов австро-венгерцев, с целью отрезать их от Днестра и Кракова. Западная группа, более слабая (4-я и 5-я армии), должна была наступать между Вислой и Бугом в общем направлении на Перемышль, а восточная группа (3-я и 8-я армии), развернувшаяся в районе Ровно и Проскурова, -- в направлении на Львов.

Наша восточная группа далеко еще не была обеспечена транспортными средствами и тыловыми учреждениями и, кроме того, к нам не подошел еще 2-й корпус. Комплектовалась группа корпусами изнутри страны, и потому мобилизационная ее готовность была далеко не полная. Тем не менее, во исполнение франко-русского договора, армии Юго-Западного фронта перешли в наступление.

Австро-венгерское главное командование, выставив заслоном на восток 1Ґ армии, главные свои силы направило против слабейшей нашей западной группы. Между Вислой и Бугом разыгрались встречные бои, кровопролитные и неудачные для нас. В особенно тяжелом положении оказалась 5-я армия. Наши войска принуждены были отступить к Люблину и Замостье.

Но к 1 сентября произошел перелом.

Подвезены были подкрепления, и сказались победы восточной группы.

Вторгнувшись в пределы Австрии, армия генерала Рузского на восточных подступах ко Львову, армия ген. Брусилова -- южнее, отбросили австрийцев у Злочева, на Золотой Липе, и на Гнилой Липе, нанеся им жестокое поражение (26-28 авг.).

Австрийцы поспешно и в беспорядке отступили, но наше командование, имея преувеличенное понятие о силе противника, не преследовало его, а приступило к подготовке планомерной осады Львова, который считался сильной крепостью и имел, кроме того, политическое значение, как столица Галиции. Совершенно неожиданно 2-го сентября австро-венгерские силы оставили Львов, и 3-го наши конные разъезды вступили в него. Точно так же на Днестре почти без сопротивления был захвачен нами сильно укрепленный город Галич.

Армия Рузского, после занятия Львова, двинулась севернее на выручку нашей западной группы, а армия Брусилова развернута была от Львова до Днестра, с задачей пассивной обороны. Но Брусилов энергично запротестовал, и штаб фронта предоставил ему продолжать наступление.

* * *

Я принял участие в этих первых операциях 8-й армии в качестве генерал-квартирмейстера, но штабная работа меня не удовлетворяла. Составлению директив, диспозиций и нудной, хотя и важной штабной технике я предпочитал прямое участие в боевой работе, с ее глубокими переживаниями и захватывающими опасностями.

И когда через наш штаб прошла телеграмма фронта о назначении начальником дивизии ген. Боуфала, бывшего начальником 4-й стрелковой бригады, я решил уйти в строй. Получить в командование такую прекрасную бригаду было пределом моих желаний, и я обратился к начальнику штаба и к ген. Брусилову, прося отпустить меня и назначить в бригаду. После некоторых переговоров согласие было дано, и 6 сент. я был назначен командующим 4-й стрелковой бригадой.

В своих воспоминаниях, написанных уже в большевистские времена, ген. Брусилов приводил такую оценку моей деятельности:

"Генерал Деникин, по собственному желанию служить не в штабе, а в строю, получил 4-ю стрелковую бригаду, именуемую "Железной", и на строевом поприще выказал отличные дарования боевого генерала".

4-я стрелковая бригада прославилась в русско-турецкую войну 1877-1878 гг.

Начало ее известности относится к знаменитому переходу через Балканы отряда ген. Гурко и славным боям на Шипке, куда бригада пришла форсированным маршем на выручку к истомленному и истекавшему кровью гарнизону и отстояла перевал.

С тех пор она носила название "Железной", так ее прозвали ее боевые соседи, и имя это. вошло в обиход всей российской армии и получило признание в словах Высочайшего рескрипта на имя полководца фельдмаршала Гурко, бывшего впоследствии шефом 14-го стрелкового полка.

Прощаясь с бригадой, ген. Гурко говорил:

"История оценит ваши подвиги... Дни, проведённые с вами, стрелки, я считаю и всегда буду считать самыми лучшими днями своей жизни".

Через 38 лет я мог повторить те же слова.

В мирное время бригада состояла в Одесском военном округе, считавшемся второстепенным в смысле требовательности службы, и стояла в Одессе -- городе с особой психологией, со спекулянтским характером и интернациональным населением. Никого из участников турецкой войны в бригаде, конечно, не оставалось, только начальник ее, ген. Боуфал был тот самый поручик Боуфал, который некогда со своей ротой на крупах казачьих коней первым ворвался на Шипку...

И вот, когда началась мировая война, железные стрелки доказали, что ими не растрачено духовное наследие славных отцов. Так живучи военные традиции.

Судьба связала меня с Железной бригадой.

В течение двух лет шла она со мной по полям кровавых сражений, вписав не мало славных страниц в летопись великой войны. Увы, их нет в официальной истории. Ибо большевистская цензура, получившая доступ ко всем архивным и историческим материалам, препарировала их по-своему и тщательно вытравила все эпизоды боевой деятельности бригады, связанные с моим именем...

Положение бригады (дивизии) в 8-й армии было совершенно особое.

Железным стрелкам почти не приходилось принимать участия в позиционном стоянии, временами длительном и скучном. Обычно, после кровопролитного боя, бригада выводилась Брусиловым в "резерв командующем армией" для того лишь, чтобы через два-три дня опять быть брошенной на чью-либо выручку в самое пекло боя, в прорыв или в хаос отступающих частей. Мы несли часто большие потери и переменили таким порядком четырнадцать корпусов. И я с гордостью отмечаю, что Железная дивизия заслужила почетное звание "пожарной команды" 8-й армии.

Об одном из таких эпизодов во время февральского наступления врагов 1915 г., когда подошедший германский корпус прорвал наш фронт, Брусилов говорит:

"Первое, что мною было сделано, это приказание немедленно перейти в контрнаступление, и я направил туда 4-ю стрелковую дивизию для поддержки отступающих частей. Эта дивизия всегда выручала меня в критические моменты, и я неизменно возлагал на нее самые трудные задачи, которые она каждый раз честно выполняла".

"Каждый раз"... да. Но какою ценой! Мое сердце и сейчас сжимается при воспоминании о тех храбрых, что погибли...

Тогда мы совместными усилиями с 8-м корпусом не только приостановили наступление немцев, но и заставили их перейти к обороне.

Когда однажды за Саном, в Карпатах, дивизия моя атаковала покрытую редким кустарником гору и после упорного, тяжелого боя подошла уже на прямой выстрел к окопам противника, я получил неожиданное приказание о смене нас другой частью, причем немедленно, среди белого дня, и отводе в резерв. Операция эта нам дорого стоила, но мы уже знали, что наше имя обязывает...

Потом оказалось, что штаб нашей 8-й армии получил предупреждение из высшего штаба, что 24-й корпус, в который входила моя дивизия, будет переброшен в 3-ю армию, и командующий поспешил выключить нас заблаговременно из корпуса, дабы такой ценой сохранить в составе своей армии железных стрелков.

Еще один эпизод.

В июне 1916 г., у Киселина, во время жестоких боев выяснилось, что с нами дерется знаменитая "Стальная" германская дивизия. 4 дня немцы засыпали нас тысячами снарядов, много раз переходили в атаки, неизменно отбиваемые. И однажды утром перед их позицией появился плакат "Ваше русское железо не хуже нашей германской стали, а все же мы вас разобьем".

"А ну, попробуй!" -- гласил короткий ответ моих стрелков. .

20 июня, после 42-й атаки, "Стальную" дивизию, ввиду больших потерь, отвели в резерв.

Но и в наших полках, особенно в 14 и 16, оставалось по 300, 400 человек.

"Да, были люди в наше время"...

Продолжение войны

Генерал Брусилов после Львова продолжал наступление. Надо было обеспечить левый фланг армии, и командующий передал в подчинение ген. Каледину, начальнику 12-й кавалерийской дивизии, мой 14-й полк (полк. Станкевича), который и взял 6 сент. форты города-крепости Николаева. Вместе с тем 24-му корпусу, в состав которого входила Железная бригада и который стоял у Галича, приказано было форсированными маршами вдоль Днестра выйти на фронт армии и составить ее левое крыло.

Между тем ген. Конрад, переоценивая успех, одержанный над нашими 4-й и 5-й армиями, оставил против них только заслон. Вторая капитальная ошибка германского командования, которое, вместо того чтобы использовать свой успех и подошедшие подкрепления для преследования разбитой армии Самсонова и выхода в тыл нашей западной группе, занялось "для престижа" освобождением Северной Пруссии, района, не имевшего стратегического значения.

Тремя армиями, из которых одна была подвезена с сербского фронта, ген. Конрад повел наступление на наши 3-ю и 8-ю армии, с охватом их обоих флангов. В течение 6-12 сент. происходило жестокое сражение, известное под именем Гродекского, главная тяжесть которого легла на растянутую 8-ю армию и особенно на 24-й корпус (левый фланг).

Корнилов Лавр Георгиевич (18 августа 1870-- 31 марта 1918, Екатеринодар) -- генерал от инфантерии. Военный разведчик, дипломат и путешественник-исследователь. Герой русско-японской и Первой мировой войн. Верховный Главнокомандующий Русской армии (август 1917 года). Участник Гражданской войны, один из организаторов и Главнокомандующий Добровольческой армии, вождь Белого движения на Юге России, первопоходник.

Моя бригада (три полка) стояла в центре корпуса; правее -- 48-я пехотная дивизия, которую только что принял генерал Корнилов.

Наше первое знакомство с ним состоялось при обстоятельствах довольно необычных. Упираясь левым флангом в Миколаев, правый корпус сильно выдвинулся вперед и был охвачен австрийцами. Бешеные атаки их следовали одна за другой. Положение становилось критическим, в этот момент Корнилов, отличавшийся чрезвычайной храбростью, лично повел в контратаку последний свой непотрепанный батальон и на короткое время остановил врагов. Но вскоре вновь обойденная 48-я дивизия должна была отойти в большом расстройстве, оставив неприятелю пленных и орудия. Потом отдельные роты дивизии собирались и приводились в порядок Корниловым за фронтом моей Железной бригады.

Тут произошла встреча моя с человеком, с которым так провиденциально соединилась впоследствии моя судьба...

Получилась эта неудача у Корнилова, очевидно, потому, что дивизия не отличалась устойчивостью, но очень скоро в его руках она стала прекрасной боевой частью.

Одновременно с атаками на корниловскую дивизию австрийцы прорвались с юга на Миколаев, создавая уже угрозу всей 8-й армии. Ген. Каледин лихими конными атаками и стойкостью стрелков сдерживал прорвавшихся, но, после отхода с фронта 48-й дивизии, положение мое стало еще более тяжелым. Прикрываясь с открытого фланга последним своим резервом, я отбивал атаки австрийцев, при крайнем напряжении моих стрелков в течение 3-х суток -- 10, 11 и 12 сентября.

Ценою большого усилия 8-я армия устояла.

В это время на севере наши 4-я и 5-я армии, перейдя неожиданно в наступление, опрокинули заслон неприятеля, а ниже, у Равы Русской, части 5-й и 3-й армии разбили и погнали противника. И в ночь на 13 сент. вся австрийская армия начала отступление, принявшее вскоре характер панический. Австрийцы уходили за Сан, преследуемые нами по пятам, бросая оружие, обозы, пушки и массами сдаваясь в плен. Они потеряли 326 тыс. человек (100 тыс. пленными) и 400 орудий. Нам боевые операции стоили 230 тыс. чел. и 94 орудия.

Так кончилась великая Галицийская битва.

И хотя русским не удалось охватить и уничтожить австрийскую армию, но последняя никогда уже не могла оправиться от этого удара. Все дальнейшие активные операции ее могли осуществляться успешно только при солидной поддержке германских дивизий.

* * *

За доблесть Железной бригады в этих тяжелых боях я был награжден "Георгиевским оружием", причем в Высочайшей, грамоте было сказано:

"За то, что вы в боях с 8 по 12 сент. 1914 г. у Гродека с выдающимся искусством и мужеством отбивали отчаянные атаки превосходного в силах противника, особенно настойчивые 11 сент., при стремлении австрийцев прорвать центр корпуса; а утром 12 сент. сами перешли с бригадой в решительное наступление".

Усталость войск, расстройство тыла и то обстоятельство, что немцы, оставив одну армию для прикрытия Восточной Пруссии, начали подвозить корпуса для выручки австрийцев, побудили ген. Иванова придержать наступление Юго-Западных армий, дав нам отдых, длившийся около трех недель.

К концу сентября группа ген. Макензена и менее пострадавшая 1-я австрийская армия, всего 52 австро-германские дивизии, перешли в наступление с линии Краков -- Ченстохов, к северу от верхней Вислы. Искусным маневром русское командование, успевшее сосредоточить к Варшаве и Ивангороду 4 армии, встретило удар.

Целый месяц длилось сражение, окончившееся поражением австро-германцев, и 27 окт. противник начал поспешное отступление на всем фронте, преследуемый нами.

В то же время севернее две наших армии вновь вторгнулись в Восточную Пруссию.

"Положение опять стало крайне напряженным на Восточном фронте,- писал впоследствии про этот момент ген. Людендорф,- исход войны висел на волоске".

Почти вся русская Польша была освобождена, почти вся Восточная Галиция -- искони русские земли -- воссоединена с Россией.

Наступала русская зима. Необходимо было дать возможность нашим армиям пополниться, привести себя в порядок и наладить всегда хромающую материальную и техническую часть. Но этого не удалось сделать благодаря опять-таки требованиям союзников.

Битва на Марне окончилась в половине сентября победой французов и отступлением немцев на р. Эн. Противники в октябре и ноябре протянули фронт к морю после кровопролитных сражений на Изере и Ипре, где погибли вновь сформированные внутри Германии корпуса, почти, сплошь укомплектованные молодежью. После этого и французы и немцы, исчерпав свой порыв, зарылись в землю, создав сплошную линию окопов от Ламанша до швейцарской границы, и перешли к позиционной войне.

Ввиду неудачи "блиц-крига" против Франции и разгрома австрийской армии, немцы, перейдя на Западном фронте к активной обороне, начали переброску своих корпусов на Восток.

Под влиянием тяжелых боев во Фландрии, Китченер, Жофр и их представители в России обратились к русской Ставке с горячими просьбами и даже настойчивыми требованиями -- продолжать наступление в глубь Германии для отвлечения немецких сил.

Ставка уступила этим настояниям. Четырем армиям Северо-Западного фронта была поставлена задача вторгнуться в Силезию и Познань, тогда как одна армия (10-я) должна была теснить немецкий заслон в Восточной Пруссии.

Эта операция, известная под названием Лодзинской, была для нас явно непосильна, несвоевременна и не вызывалась положением англо-французского фронта.

Выполняя директиву, наши армии, оторвавшись от своих баз, не успели еще наладить транспорт, как немцы необыкновенно быстрым контрманевром перебросили свои главные силы севернее Калиша и охватили две армии. В происшедшем сражении оба противника проявили необыкновенную активность, и бывали моменты, когда судьба битвы висела на волоске. Обе стороны дрались с великим ожесточением: под Лодзью наша вторая армия, окруженная со всех сторон, отчаянными атаками успела пробиться к своим; у Брезин германская дивизия ген. Шеффера попала в кольцо русских войск и только после тяжелых боев ей удалось прорваться.

Битва эта кончилась вничью.

В конце ноября и начале декабря немцы перебросили с французского фронта на наш еще 7 корпусов. Ввиду такого значительного (вдвое) усиления противника, Ставка отказалась от наступления и главнокомандующий Северо-Западным фронтом ген. Рузский отвел свои армии, без давления со стороны противника, несколько назад, на позиции по рекам Бзуре, Равке и Ниде, где они в течение зимы успешно отбивались от германцев.

* * *

Остальные три австрийские армии, приведенные несколько в порядок, также перешли в наступление против сильно растянутого фронта 3-й и 8-й армий. Последняя с 4 октября вела тяжелую позиционную войну против вдвое сильнейшего противника. 24-й корпус, к которому была придана Железная бригада, прикрывал доступы к г. Самбору. В течение 9 дней мы отбивали настойчивые атаки австрийцев, причем Брусилову пришлось ввести в бой весь свой резерв. Пытались мы все же переходить в контратаки, но безуспешно.

На фоне этих трудных боев произошел эпизод, оставивший славное воспоминание железным стрелкам.

24 октября я заметил некоторое ослабление в боевой линии противника, отстоявшей от наших окопов всего на 500-600 шагов. Поднял бригаду и без всякой артиллерийской подготовки бросил полки на вражеские окопы. Налет был так неожидан, что вызвал у австрийцев панику. Наскоро набросав краткую телеграмму в штаб корпуса ("Бьем и гоним австрийцев"), я пошел со стрелками полным ходом в глубокий тыл противника, преодолевая его беспорядочное сопротивление.

Взяли с. Горный Лужек, где, как оказалось, находился штаб группы эрцгерцога Иосифа. Когда я ворвался с передовыми частями в село и донес об этом в штаб корпуса, там не поверили, потребовали повторить -- "не произошло ли ошибки в названии".

Не поверил сразу и эрцгерцог. Он был так уверен в своей безопасности, что спешно бежал со своим штабом только тогда, когда услышал на улицах села русские пулеметы. Заняв бывшее помещение его, мы нашли нетронутым накрытый стол с кофейным прибором (на котором были вензеля эрцгерцога) и выпили еще горячий австрийский кофе...

Судьба иногда шутит шутки с людьми.

Семь лет спустя, когда я со своей семьей очутился, уже в качестве эмигранта, в Будапеште, к больной моей дочери позвали доктора. Услышав мою фамилию, доктор осведомился, не я ли тот генерал, который командовал Железными стрелками. И когда я подтвердил, он радостно жал мои руки, говоря: "Мы с, вами чуть не познакомились в Горном Лужке, я был врачом в штабе эрцгерцога Иосифа".

И не раз в Венгрии мне пришлось встречаться с бывшими врагами, участниками войны, офицерами и солдатами, моими "крестниками" (военнопленными, взятыми в плен моими частями), и всегда эти встречи были искренно радостны. Особенно дружелюбное отношение проявили к нам офицеры, прекрасной в боевом отношении, 38-й гонведной дивизии, с которой судьба несколько раз столкнула на полях сражений Железную дивизию.

В первой мировой войне сохранялись еще традиции старого боевого рыцарства.

С занятием Горного Лужка открылся важный для нас путь сообщения -- шоссе Самбор-Турка. За смелый маневр Железной бригады я получил Георгиевский крест 4-й степени.

В начале ноября, под влиянием неудач германцев в районе Ивангород -- Варшава и австрийцы начали отступать, преследуемые 3-й армией на Краков и 8-й армией к Карпатам.

* * *

С конца 1914 г. у главнокомандующего Юго-Западным фронтом возник план большого наступления через Карпаты на Будапешт, с целью добить австрийцев. Но Ставка не соглашалась, считая по-прежнему главным направлением Берлин.

Ген. Иванов самостоятельно приступил к подготовке намеченной им операции, поэтому в течение ноября и декабря на фронте 8-й армии, стоявшей в предгорьях Карпат, шли непрерывные и тяжелые бои. С нашей стороны они имели целью захват горных перевалов, с австрийской -- деблокаду Перемышля.

Железная бригада почти не выходила из боя.

Во второй половине ноября 8-я армия, отразив очередное наступление австрийцев, сама двинулась вперед к перевалам. Брусилов возложил на 8-й и 24-й корпуса овладение всем главным хребтом Карпатских Бескид от Лупковского до Ростокского перевалов, причем четыре раза меняя задачу, редактировал ее окончательно так: корпусам перейти в наступление с целью отрезать путь отступления к югу и уничтожить противника, укрепившегося к западу от Ростокского перевала. Причем 24-й корпус должен был возможно глубже охватить правый фланг противника.

Исполнить эту директиву можно было только перейдя Карпатский хребет и спустившись в Венгрию. Я считаю нужным подчеркнуть это обстоятельство потому, что оно в дальнейшем послужит для характеристики ген. Брусилова и как полководца, и как человека.

Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову, усилившиеся после того, как Корнилов сменил его впоследствии на посту Верховного главнокомандующего и столь резко разошелся с ним -- попутчиком советской власти -- в дальнейшем жизненном пути. В своих воспоминаниях, написанных при большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус и в особенности на Корнилова несправедливые обвинения.

24-му корпусу якобы приказано было им "не спускаться с перевалов". Корнилов же "из-за жажды отличиться и горячего темперамента... по своему обыкновению, не исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 тысячи пленными, свою артиллерию и часть обоза"...

Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе командира корпуса (ген. Цурикова) ограничился выговором в приказе... им обоим.

Вот как пишется история при большевиках.

А вот как дело происходило на самом деле.

Виновником неудачи был исключительно сам ген. Брусилов, но, заботясь о своей славе и пользуясь тем одиумом, который вызывало у большевиков имя Корнилова, свалил вину на него и других.

20 ноября дивизии, согласно приказу, перешли в наступление.

Моя бригада шла восточнее Лупковского перевала, 48-я дивизия (Корнилова) -- на перевал Ростокский, 49-я -- между нами. Все мы получили совершенно определенный приказ командира корпуса -- овладеть Бескидским хребтом и вторгнуться в Венгрию. Дивизия Корнилова, после горячего и тяжелого боя, овладела Ростокским перевалом, встречая затем слабое сопротивление отступающего противника, двигалась на юг, спускаясь в Венгерскую равнину, и 23 ноября заняла г. Гуменное, важный железнодорожный узел.

49-я дивизия, сбив охраняющие части австрийцев, овладела предписанным ей участком Карпатского хребта и к 23-му, спустившись с гор, вышла на шоссе Гуменное -- Мезоляборч и перерезала железную дорогу, захватив станцию Кошкац.

Наиболее упорное сопротивление оказали австрийцы на фронте Железной бригады и соседнего справа 8-го корпуса. На левом фланге корпуса наступление совсем захлебнулось. Чтобы помочь ему и пробить себе путь, я в течение трех дней вел тяжелый бой у Дупкова, главная тяжесть которого легла на правое крыло мое -- 14-й и 15-й полки доблестного ген. Станкевича. К концу третьего Дня город и станция Лупков, с прилегающими высотами, были нами взяты, противник разбит, некоторые его части почти уничтожены, остатки -- до 2 тысяч -- попали в плен.

Погода в эти дни стояла ужасная. Мороз достигал внизу 15 гр. по Реомюру, в горах же было гораздо холоднее, снежная метель заволакивала всю лощину и слепила глаза. Дорог через горы на моем участке не было, одни козьи тропы, крутые, скользкие, обледенелые. Австрийцы занимали все еще Лупковский перевал, и положение 8-го корпуса оставалось тяжелым. Было ясно, что только внезапным выходом в тыл войск, стоявших на Лупковском перевале, можно облегчить 8-му корпусу продвижение и открыть нам в то же время хорошую шоссейную дорогу на Мезоляборч.

Я решился на рискованную меру: оставил у Лупкова под прикрытием одного батальона свою артиллерию и обоз; часть лошадей выпрягли и взяли с собой, навьючив их мешками с сухарями и патронами. Преодолевая огромные трудности, двигаясь по обледенелым, заросшим мелким кустарником склонам гор, без всяких дорог, полки мои опрокидывали австрийцев, беря пленных, заняли ряд деревень и опорных пунктов, потом узел шоссейных дорог и ворвались в город и станцию Мезоляборч.

Трофеями Железной бригады за Карпатский переход были 3730 пленных, много оружия и военного снаряжения, большой подвижной состав с ценным грузом на железнодорожной станции, 9 орудий. Потери наши за поход были 1332 чел. (164 убитых).

Войска 24-го корпуса проникли глубоко в расположение противника, захватили главную питательную артерию его фронта -железнодорожную линию Мезоляборч -- Гуменное. Таким образом, задача, нам поставленная, была выполнена и операция сулила большой стратегический успех.

Но... над ней уже нависала катастрофа.

Движение дивизии Корнилова почему-то ничем не было обеспечено с востока, с этой стороны чем дальше он уходил на юг, тем более угрожал ему удар во фланг и тыл. Для обеспечения за собой Ростокского шоссе он оставил один полк с батареей у с. Такошаны -- все что он мог сделать. Опасность положения 48-й дивизии сознавал и Цуриков и снесся с Брусиловым по телефону в ночь 23 ноября.

Брусилов в этом разговоре неожиданно заявил, что движение на Гуменное вовсе не входит в его расчеты, и приказал было отозвать дивизию обратно на перевал, но после взволнованного доклада Цурикова решение свое отменил. И Корнилову приказано было занять Гуменное. Но Брусилов и теперь ничего не предпринял для обеспечения этого движения с фланга. Между тем у него были свободные части за Ростокским перевалом и на соседнем Ужокском перевале (восточнее), которые молено было вовремя использовать. Наконец, за 48-й дивизией шла конная дивизия (2 казачьих полка), которая почти не принимала участия в операции и, несмотря на многократные просьбы Цурикова, не была ему подчинена.

И австрийцы обрушились с востока, сначала на заслон у Такошан. Полк отразил первые атаки, но 24-го австрийцы силами более дивизии смяли его и он отошел к перевалу. Дивизия Корнилова была отрезана от Росток... 25 ноября Гуменное было атаковано с запада. По приказу армии, передав Гуменное подошедшим на помощь частям 49-й див., Корнилов тремя полками вступил в бой с 11/2 див. противника у Такошан. 26-го и 27-го шли тяжелые бои. Командир корпуса, считая положение безнадежным, просил Брусилова об отводе дивизии по свободной еще горной дороге на северо-запад.

Но получил отказ. Телеграмма Брусилова гласила:

"Движение наше к северу (т. е. отступление. -- А. Д.) есть маневр, который может быть исполнен только после нанесения поражения, и нельзя допустить, чтобы вследствие этого маневра могла родиться мысль, что мы отходим вследствие неудачи. Поэтому ген. Корнилов не должен оставлять направления на Ростоки".

А 48-я дивизия, уже почти в полном окружении, изнемогала в неравном и беспрерывном бою...

27-го вечером пришел, наконец, приказ корпусного командира -- 48-й дивизии отходить на северо-запад.

Отходить пришлось по ужасной, крутой горной дороге, занесенной снегом, но единственной свободной. Во время этого трудного отступления австрийцы вышли наперерез у местечка Сины, надо было принять бой на улицах его, и, чтобы выиграть время для пропуска через селение своей артиллерии, Корнилов, собрав все, что было под рукой, какие-то случайные команды и роту сапер, лично повел их в контратаку. На другой день дивизия выбилась, наконец, из кольца, не оставив противнику ни одного орудия (потеряны были только 2 зарядных ящика) и приведя с собой более 2000 пленных.

Вот как разнится правда от "правды" Брусилова"...

Операция, столь блестяще начатая, окончилась неудачей. И 49-я дивизия с тяжелыми боями должна была вернуться на перевал. Железная бригада до 30 ноября медленно, с боями, подвигалась еще вперед, пока не была сменена сибирскими стрелками и, по обыкновению, отведена "в резерв командующего армией".

Виновником неудачи был объявлен Корнилов.

Железная бригада получила телеграммы: "с горячей благодарностью" -- от Верховного главнокомандующего, "с полным восхищением несравненной доблестью" -- от корпусного командира. Генерал же Брусилов, утверждавший и написавший об этом в своих воспоминаниях, что части корпуса "самовольно" сошли с перевалов в Венгрию, телеграфировал мне:

"Молодецкой бригаде за лихие действия, за блестящее выполнение поставленной ей задачи, шлю свой низкий поклон и от всего сердца благодарю Вас, командиров и героев-стрелков. Перенесенные бригадой труды и лишения и славные дела свидетельствуют, что традиции старой железной бригады живут в геройских полках и впредь поведут их к победе и славе".

* * *

8-я армия стала на перевалах, два корпуса пододвинуты на северо-запад в помощь 3-й армии, и снова наша армия растянулась тонкой завесой на 250 километров. Австрийцы, имея 6 корпусов и усиленные германским корпусом и частями, переорошенными с сербского фронта, перешли опять в наступление в направлении на Перемышль. На одном участке им удалось прорваться, и фронт здесь подался глубоко назад. Неудача эта вызвала какую-то временную децрессию в настроении обычно энергичного и решительного ген. Брусилова, который отдал всей армии приказ отступать.

7 дней мы отступали, не понимая, в чем дело, так как нажим противника на нас не был силен, а частные переходы в контратаку, по собственной инициативе отдельных частей, в том числе и моей бригады, неизменно сопровождались успехом -- взятием пленных и трофеев.

10 декабря мы наконец остановились. Брусилов, видимо, овладел собой и решил перейти в контрнаступление, поддержанное 3-й армией. Австро-германцы стали быстро отходить, и к кощу года армии Юго-Западного фронта вновь заняли линию Карпат.

А. И. Деникин

Путь русского офицера. -- М.: Современник, 1991.

См. далее...

Информация к размышлению

Просчеты нашей совести 94k "Фрагмент" Политика. Размещен: 04/01/2015, изменен: 04/01/2015. 94k. Статистика.

Ушинский: "...Много ли найдется между нашими родителями таких, которые бы серьезно, не для фразы только, сказали своему сыну: "Служи идее христианства, идее истины и добра, идее цивилизации, идее государства и народа, хотя бы это стоило тебе величайших усилий и пожертвований, хотя бы это навлекло на тебя несчастье, бедность и позор, хотя бы это стоило тебе самой жизни".

Иллюстрации/приложения: 11 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/proschetynashejsowesti.shtml

Последний резерв 47k "Фрагмент" Политика. Размещен: 13/12/2014, изменен: 13/12/2014. 47k. Статистика.

Катуков: "...Пока могу отдать только один приказ: "Ни шагу назад!"...

Иллюстрации/приложения: 7 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/poslednijrezerw.shtml

"Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва" 47k "Фрагмент" Политика.. Размещен: 28/09/2014

"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков".

Иллюстрации/приложения: 11 шт.

"Ч.В.С." 67k "Фрагмент" Политика. Рокоссовский. Размещен: 26/09/2014

Рокоссовский: "Пронзительно уставившись на меня, он (старик - А.К.) говорил голосом, полным горечи и боли: Товарищ командир... сами вы уходите, а нас бросаете. Нас оставляете врагу, ведь мы для Красной Армии отдавали все, и последнюю рубашку не пожалели бы. Я старый солдат, воевал с немцами. Мы врага на русскую землю не пустили. Что же вы делаете?.. Эти слова помню и по сей день. Я ощутил их как пощечину, да и все присутствовавшие были удручены".

Иллюстрации/приложения: 8 шт.

"Ни шагу назад!" 57k "Фрагмент" Политика

Приказ требовал в корне пресекать все разговоры о том, что "у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке... Такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам", они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступление, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.

Иллюстрации/приложения: 15 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/nishagunazad.shtml

"Фашистские вояки шли за "железными крестами", а достались им деревянные"... 68k "Фрагмент" Политика. Размещен: 11/08/2014

Заповедное сокровище - русские слезы... Щедра наша Русская земля и щедры наши люди, они презирают скупость, и только в одном случае слово "скупая" русские произносят с одобрением: "скупая слеза" - может быть одна, самая страшная, слеза матери... В темноте ночей плачут матери Киева и Минска, Одессы и Смоленска. А днем палачи видят сухие глаза и в них огонь ненависти"...

Иллюстрации/приложения: 7 шт.

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/fashistskiewojakishlizazheleznymikrestamiadostalisximderewjannye.shtml

"Поцелуй Иуды" 85k "Фрагмент" Политика. Размещен: 10/08/2014

Горький: "Сравнить предателя не и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы".

Иллюстрации/приложения: 8 шт.

"Дух победы, дух уверенности, дух правды!" 53k "Фрагмент" Политика. Размещен: 09/08/2014

"По преданию царь Ирод приказал истребить младенцев. Имя Ирода стало нарицательным, и, не думая о древнем царе, люди говорят про бессердечного человека: "Ирод". Мы знали, что немцы убивают детей. Мы думали, что этим занимаются самые подлые, самые бесчеловечные. Теперь мы знаем, что этим занимается вся немецкая армия. Убивать детей - таков приказ германского командования.

Иллюстрации/приложения: 11 шт.

0x01 graphic

Возвращение с охоты.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 17/08/2015, изменен: 17/08/2015. 62k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 5 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Если на Западноевропейском фронте противники состязались друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два года, противопоставляли убийственной технике немцев - мужество и... кровь. Ставка приказала: "Ни шагу назад". Интересы стратегии были принесены в жертву сохранению престижа... А "Железная дивизия" заслужила почетное звание "пожарной команды" 8-й армии... (Деникин)

Каменев Анатолий Иванович Пожарная команда 8-й армии

Каменев Анатолий Иванович
Пожарная команда 8-й армии