ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Поучительные примеры из русской...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:

Поучительные примеры из русской политической и военной истории

Каменев А.И.,
автор-составитель

  
  
   Великие князья, цари и императоры России: их поступки и линия поведения в деле обороноспособности страны, боеготовности Армии и Флота; отношение к полководцам и военачальникам (благоразумие или невежество и безрассудство). - Примеры из жизни и боевой деятельности русских военачальников. - Оценки полководческих дарований русских военачальников.
  

... Мудростию правителя цветут государства образованные; но только сильная рука Героя основывает великие империи и служит им надежною опорою в их опасной новости.

Н.М. Карамзин

  
  
   [Александр I и М.И. Кутузов] В 1813 г., пропуская мимо себя в Полоцке славный Московский гренадерский полк, шедший за границу после Великой Отечественной войны, Государь [Александр I] сделал ряд следующих замечаний старику-фельдмаршалу, только что спасшему Россию: "мундиры в полку все обожжены, в заплатах, офицеры сбивались с ноги; кивера у многих солдатские, сабли медные". На все замечания Кутузов только отвечал: "Славно дерутся, Ваше Величество, отличились там-то и там-то"...
  
   [Александр I и М.И. Кутузов] Резче всего разница между прежним и новым направлением в жизни России сказалась по окончании войны 1812 г. в разговоре между Императором и стариком Кутузовым. "Александр, -- пишет Шильдер, -- хотел мира в Париже. Кутузов же полагал, что Наполеон теперь для России не опасен и что следует поберечь его для англичан, которые стремятся захватить его наследство в ущерб России. Все помыслы фельдмаршала клонились только к спасению отчества, а не Европы, как того желали англичане и немецкие патриоты, свыкшиеся с мыслью смотреть на Россию, как на удобное орудие для достижения и упрочения своих политических целей".
  
   [Александр I и Русская Армия] 29-го июля 1815 г. Русской Армии привелось вторично вступить в Париж. Этим мероприятием Александр спас французскую столицу от грозившей ей беды: Блюхер со своими свирепыми ордами собирался было разгромить и разграбить беззащитный город. Оккупация эта длилась всего месяц и за все время ее случилось одно на вид незначительное происшествие, имевшее однако для Русской Армии самые печальные последствия и определившие на сорок лет весь уклад ее жизни. Как-то, проезжая Елисейскими Полями, Император Александр увидел фельдмаршала Веллингтона, лично производившего учение двенадцати новобранцам. Это явилось как бы откровением для Государя: "Веллингтон открыл мне глаза, -- сказал он, -- в мирное время необходимо заниматься мелочами службы. Современники, как Ермолов, Муравьев и др., а за ними и позднейшие историки находят происшествие далеко не случайным и приписывают его хитроумному расчету Меттерниха. Зная болезненную страсть Александра I к муштре, австрийский канцлер без труда уговорил Веллингтона разыграть эту сцену, в надежде на то, что Император Всероссийский после этого с головой уйдет в дорогое ему экзцирмейстерство и не будет больше вмешиваться в политику, благодаря чему у Австрии и Англии на конгрессе руки окажутся развязанными.
  
   [Александр I и Русская Армия] Могучий и яркий патриотический подъем незабвенной эпохи Двенадцатого Года был угашен Императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному русскому. Он как-то особенно не любил вспоминать об Отечественной войне -- самом ярком национальном русском торжестве и самой блестящей странице своего царствования. За все многочисленные свои путешествия он ни разу не посетил полей сражений 1812 года и не выносил, чтобы в его присутствии говорили об этих сражениях. "Непостижимо для меня, записал в свой дневник в 1814 г. Михайловский-Данилевский, как 26 августа Государь не токмо не ездил в Бородино и не служил в Москве панихиды по убиенным, но даже в сей великий день, когда все почти дворянские семьи в России оплакивают кого-либо из своих родных, павших в бессмертной битве на берегах Колочи, Государь был на бале у графини Орловой. Император не посетил ни одного классического места войны 1812 г. ... хотя из Вены ездил на Ваграмские и Асперские поля, а из Брюсселя в Ватерлоо". На репетиции парада в Вертю 26 августа 1815 г. Толь заметил, что "сегодня годовщина Бородина". Государь с неудовольствием отвернулся от него. Прусский король соорудил памятник Кутузову в Бунцлау, где скончался победитель Наполеона, и просил Царя осмотреть его на пути в Россию. Александр отказался. Он питал неприязнь к самой памяти Кутузова.
  
   [Александр I и Русская Армия] Подражание и преклонение перед иностранцами стало одной из самых резких и характерных черт новой русской системы и больно и обидно отозвалось в сердцах победоносной армии, дотоле столь гордой своим русским именем. "Положение нас, русских, -- пишет Волконский, -- в Вене, во время конгресса было довольно щекотливое. Наш Император[Александр I], при беспрестанных отличительных приветствиях ко всем иностранцам, не тот был к нам и казалось нам, что он полагал, что мы в образовании светском отстали от европейцев. Полный учтивости к каждому прапорщику, не носившему русского мундира, он крутенько обходился с нами, так что мы нехотя отказывались от приглашений дворцовых и высшего круга и более жили в среде соотечественников и вели жизнь шумную между собою, но не обидную для народной гордости".
  
   [Александр I и Русская Армия] Порядки, заведенные Императором Павлом, не только не исчезли, но еще усложнились и получили дальнейшее развитие. Дело дошло до того, что даже такой знаток и любитель плацпарада, как Цесаревич Константин Павлович, не выдержал и уже 11 февраля 1817 года писал начальнику штаба гвардейского корпуса генерал-адъютанту Сипягину: "Нечего дивиться тому, что полковые командиры выбирают и одних и тех же посылают офицеров в караулы I отделения на раздевалку, ибо ныне завелась такая во фронте танцевальная наука, что и толку не дашь; так поневоле пошлешь тех же самых офицеров, точно как на балах обыкновенно увидишь прыгают французский кадриль всегда одни и те же лица -- пары четыре, или восемь, а другие не пускаются. Я более двадцати лет служу и могу правду сказать, даже во время покойного Государя был из первых офицеров во фронте, а ныне так перемудрили, что и не найдешься".
  
   [Александр I, А.П. Ермолов] В 1815 г. через месяц после приезда Александра[I] в Париж, одна гренадерская и кирасирская дивизии с торжеством вступили в столицу Франции. Во время церемониального марша некоторые части сбились с ноги, за что полковые командиры, к общему огорчению русских, были арестованы. При обсуждении этого инцидента, резко обозначились в армии два противоположных течения: старое -- боевое и новое -- плацпарадное. Так, некоторые генералы громко говорили, что этот поступок неприличен; другие, которые находились ближе ко двору, уверяли, что наказание еще недостаточно строго. Резче всего, при этом, настроение самой армии отразилось на том же неукротимом Ермолове, который не только осмелился не исполнить приказания Императора об арестовании полковников, но еще излил свою душу Великим Князьям, встретив их в театре вечером, следующими словами: "Разве полагаете, ваши высочества, что русские военные служат Государю, а не отечеству. Они пришли в Париж защищать Россию, а не для парадов. Таковыми поступками нельзя приобрести привязанности армии".
  
   [Александр Невский (1252 -- 1263)] Что может прибавить суд историка, в похвалу Александру...? Добрые россияне включили Невского в лик своих Ангелов-хранителей и в течение веков приписывали ему, как новому Небесному заступнику отечества, разные благоприятные для России случаи: столь потомство верило мнению и чувству современников в рассуждении сего князя! Имя Святого, данное ему, гораздо выразительнее Великого: ибо Великими называют обыкновенно счастливых; Александр же мог добродетелями своими только облегчать жестокую судьбу России, и подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценить достоинства государей и не всегда полагает их во внешнем блеске государства.
  
   [Алексей Михайлович (1645 -- 1676)] Были у царя недостатки, о которых архиепископ Коломенский Иосиф писал, что царь "не умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить, люди им владеют". При всей своей живости, как отмечали современники царя, Алексей Михайлович был безвольным и малодушным человеком.
  
   [Алексей Михайлович] В 1660 г. князь Хован­ский был разбит в Литве и потерял почти всю свою два­дцатитысячную армию. Царь спрашивал в думе бояр, что делать. Боярин И.Д. Милославский, тесть царя, не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если госу­дарь пожалует его, даст ему начальство над войском, то он скоро приведет пленником самого короля польского. "Как ты смеешь" -- закричал на него царь, -- ты, страдник, худой человечишка, хвастаться, своим искусством в деле ратном, когда ты ходил с полками, какие победы пока­зал над неприятелем?". Говоря это, царь вскочил, дал старику пощечину, надрал ему бороду и, пинками вы­толкнув его из палаты, с силой захлопнул за ним двери.
  
   [Алексей Михайлович] В 1660 г. сын Ордина-Нащокина, молодой человек, подававший большие надежды, которо­му иноземные учителя вскружили голову рассказами о Западной Европе, бежал за границу. Отец был страшно сконфужен и убит горем, сам уведомил царя о своем не­счастии и просил отставки. Царь умел понимать такие положения и написал отцу, задушевное письмо, в кото­ром защищал его от него самого. Между прочим он пи­сал: "Просишь ты, чтобы дать тебе отставку; с чего ты взял просить об этом? думаю, что от безмерной печали. И что удивительного в том, что надурил твой сын? от малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир божий и его дела; как птица полета­ет туда и сюда и, налетавшись, прилетает в свое гнездо так и сын ваш припомнит свое гнездо и свою духовную привязанность и скоро к вам воротится".
  
   [Алексей Михайлович] Казначей Саввина Сторожевского монастыря отец Ники­та, выпивши, подрался со стрельцами, стоявшими в мо­настыре, прибил их десятника (офицера) и велел выбро­сить за монастырский двор стрелецкое оружие и платье. Царь возмутился этим поступком: "до слез ему стало; во мгле ходил", по его собственному признанию. Он не утер­пел и написал грозное письмо буйному монаху. Характе­рен самый адрес послания: "От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дому и единомысленнику сатанину, врагу проклятему, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките..."
  
   [Андрей Александрович (1294 -- 1304)] ...Мог ли Андрей, разоритель отечества, требовать любви от народа и почтения от князей? Он не имел и тех свойств, коими злодеи человечества закрашивают иногда черноту свою: ни ревностного славолюбия, ни великодушного мужества; брал города, истреблял христиан руками монголов, не обнажая меча, не видав опасности и пролив множество невинной крови, не купив даже права называться победителем!
  
   [Андрей Боголюбский (1169 -- 1174)] Андрей же, некогда любимый, по сказанию летописца, был не только набожен, но и благотворителен; щедр не только для духовных, но и для бедных, вдов и сирот... Но в самих упреках, делаемых летописцами народу легкомысленному, неблагодарному, мы находим объяснение на сию странность: вы не рассудили (говорят они современникам), что царь, самый добрый и мудрый, не в силах искоренить зла человеческого; что где закон, там и многие обиды. Следственно, общее неудовольствие происходило от худого исполнения законов или от несправедливости судий: столь нужно ведать государю, что он не может быть любим без строгого, бдительного правосудия; что народ за хищность судей и чиновников ненавидит царя, самого добродушного и милосердного! Убийцы Андреевы знали сию ненависть и дерзнули на злодеяние.
  
   [Апраксин Ф.М.] В 1708 г. царь привлек Апраксина к боевым делам на севере, где шла война со Швецией: Федору Матвеевичу было вверено начальствование над Балтийским флотом и русскими войсками в Ингерманландии (приладожской земле), которым надлежало отразить наступление 12-тысячного корпуса шведского генерала Люберека, выдвинувшегося от Выборга по берегу Финского залива на Петербург. Умелыми мане­врами Апраксину удалось поставить шведов в невыгодное положение и перекрыть им дорогу назад. В сентябре он разбил арьергард Люберека у Криворучья, и шведский генерал был вынужден посадить оставшиеся войска на суда и ретироваться. За успешную охрану Петербурга Петр, только что одержавший победу над шведами под Лесной, повелел вы­бить особую медаль с изображением на одной стороне портрета Федора Матвеевича и надписью: "Царского Величества адмирал Ф.М. Апраксин", а на другой -- изображение флота, построившегося в линию" с надписью: "Храня сие не спит, лучше смерть, а не неверность".
  
   [Аракчеев А.А.] Суровый и грубый Аракчеев был строг к себе и берег свое честное имя. Примером этому однажды стала записка, приколотая к двери его приемной и предназначенная для чтения посетителями: "Я, Влас Васи­льев, камердинер Алексея Андреевича, сим сознаюсь, что в день Нового года я ходил с поздравлениями по многим господам, и они пожаловали мне в виде подарков"... и далее поименно перечислялось, кто именно и сколько дал Васильеву денег. Вслед за камердинером горько раскаи­ваться пришлось тем, кто попал в этот список.
  
   [Армия и закон: мнение военного писателя] Менять законы не дело армии; ее дело -- охранять те законы и тот государственный строй, которые существуют "сегодня". Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит "сегодняшний" закон и заменит его новым, -- тогда армия будет охранять этот новый закон или порядок. Точно также войско не должно вмешиваться в деятельность какой бы то ни было партии, не должно поддерживать какую-либо партию; дело армии поддерживать не партию, а закон, законный порядок, законную власть.
  
   [Багратион П.И.] Воспитанному в суворовском наступательном духе Багратиону в период отступления было морально очень тяжело. "Стыдно носить мундир, -- писал он начальнику штаба 1-й армии А. Ермолову. --...Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр -- искать и бить!" Он возмущался Барклаем: "Я никак вместе с военным министром не мо­гу....И вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого"... [При Бородино] Фран­цузы дважды овладевали Багратионовыми флешами, и дважды бы­ли выбиты оттуда. Во время очередной атаки противника князь Петр поднял свои войска в контратаку, и в этот момент (около 12 часов дня) он был тяжело ранен: осколок гранаты раздробил ему берцовую кость. Полководец, снятый с коня, еще продолжал руководить своими войсками, но после потери сознания он был вынесен с поля сражения. По свидетельству очевидцев, благородный князь Петр, когда его несли в тыл, просил передать Барклаю-де-Толли "спасибо" и "виноват": "спасибо" -- за стойкость соседней 1-й армии в сражении, "виноват" -- за все, что раньше Багратион говорил о военном министре.
  
   [Багратион П.И.] Духом благородства командного состава блещет и Бородинское сражение, называемое иногда "битвою генералов" по количеству потери начальников. Утром, когда обозначился удар французов на флеши, кн. Багратион посылает к соседям просить подкреплений и ни от кого не получил он отказа, никто не стал отговариваться неподчинением князю и отсутствием приказания Главнокомандующего. Даже Раевский, находясь в затруднительном положении, сам ожидая грозного удара французов, прислал князю половину своих резервов.
  
   [Багратион П.И.] И насколько вообще щепетильны были ... тогдашние начальники, как предпочитали они лучше совсем не наложить взыскания, когда проступок касался их личности, чем подать повод, что они взыскивают по личности, можно видеть из следующего факта, касающегося кн. Багратиона. "Кроме других предосудительных привычек, -- пишет Д. Давыдов, -- нижние чины дозволяли себе разряжать ружья ( не только после дела, но и во время самой битвы). Проезжая через селение Анкендорф, князь едва не сделался жертвою подобного обычая. Егерь, не видя нас, выстрелил из-за угла дома, находившегося не более 2 сажень от князя; выстрел был прямо направлен в него. Князь давно уже отдал на этот счет строгое приказание и всегда сильно взыскивал с ослушников. Но здесь направление выстрела спасло егеря; ибо князь полагая, что наказание в этом случае имело бы вид личности, проскакал мимо; но никогда не забуду я орлиного взгляда, брошенного им на виновного".
  
   [Багратион П.И.] Под Прейсиш-Эйлау после жестокого боя французы опрокидывают наш левый фланг; в общем резерве нет ни одного человека, а Главнокомандующий Беннигсен исчезает с поля сражения, отправившись торопить, спешивший к армии, отряд Лестока. Момент был настолько критический, что гибель всякой другой армии была бы неизбежна, но в русской армии того времени, несмотря на то, что французы были уже в тылу, не явилось ни паники, ни речи об отступлении; наоборот, к месту катастрофы бросились части с других участков позиции; по своей инициативе, с противоположного фланга прискакали три конные батареи, явились отдельные полки, прискакал тот же, всюду поспевавший кн. Багратион, бывший не у дел в день боя. Общими усилиями, никем свыше не объединенными, но тем не менее дружными, французы были не только остановлены, но и отодвинуты назад; удачная атака Выборгского полка, шедшего во главе отряда Лестока, давала надежду на окончательное поражение французов при общей контратаке, но, прибывший в это время, Беннигсен остановил порыв подчиненных и помешал той контратаке, которая, по свидетельству Бернадота, дала бы нам не менее 150 орудий и привела бы Наполеона к катастрофе много раньше Березины. На ночном военном совете решение Беннигсена отступить встретило горячий отпор со стороны его генералов и дело едва не дошло до дуэли тут же на месте с состоявшим при армии, но не подчиненным Главнокомандующему, генералом.
  
   [Бакланов Я.П.] В трудные минуты боевой обстановки Бакланов с шашкой в руках первый бросался на своем коне вперед. Его шашка "разваливала" врага от темени до седла. Он был непримиримо строг и безжалостен к трусам и говорил обычно оплошавшему казаку, показывая огромный кулак: "Еще раз струсишь, видишь этот мой кулак? Так я тебя этим самым кулаком и размозжу!" Зато за храбрость поощрял всячески и по воз­можности берег своих подчиненных. За строгий нрав, отвагу, могучее здоровье его называли "Ермаком Тимофеевичем". Для горцев же "Боклю" ("лев") был "шайтаном", "дьяволом". Считалось, что его можно убить только серебряной пулей, стреляли в него и такими, но и они не брали казака. Его рябое и заросшее волосами лицо, большой нос, громадная папаха усиливали производимый им устрашающий эффект.
  
   [Барклай-де-Толли М.Б., А.П. Ермолов, И.Ф. Паскевич] Фельдмаршал Барклай-де-Толли, заметив надвигающиеся тучи войск (три пехотных и одна кавалерийская дивизии) на батарею Раевского, сам прибыл к месту и хладнокровно под градом ядер распоряжался обратным овладением укреплениями, Бравирование опасностью доходило у фельдмаршала доходило до того, что многие участники битвы заявили, будто он искал смерти. Принц Евгений Виртембергский, который получил лично приказание от князя отобрать укрепление, взятое французами, исполнил данное ему поручение, хотя по словам его "это означало идти в ад". В продолжение нескольких минут под ним были убиты три лошади.... Начальник штаба 10-й армии, Ермолов, по поручению главнокомандующего, привел для поддержания центра две конно-артиллерийские роты и затем лично в рядах 3-го батальона Уфимского полка участвовал в обратном взятии потерянного нами укрепления; во время этого боя он был тяжело ранен в шею. Генерал Паскевич, дивизия которого обороняла центральный курган и батарею Раевского, принимал личное участие в упомянутой контратаке с остатками своей дивизии. Смерть косила людей сотнями около и сзади него, но счастливая звезда оберегала жизнь будущего фельдмаршала, хотя в схватке штыками закололи его лошадь, а ядро убило под ним другую.
  
   [Барклай-де-Толли М.Б.] В боевой обстановке его отличало необычное хладнокровие, кото­рое даже стало солдатской поговоркой: "Погляди на Барклая, и страх не берет". О невозмутимом спокойствии Барклая-де-Толли один из его современников писал так: "Если бы вся вселенная сокрушилась и грози­ла подавить его своим падением, то он взирал бы без всякого содрога­ния на сокрушение мира".
  
   [Барклай-де-Толли М.Б.] Не менее велик и Барклай в январе I807 г., когда не боясь ответственности, рискуя всей репутацией, он останавливает 25 января у Гофа, без всяких приказаний, свой 3-х тысячный отряд и кладет его в неравной борьбе с главными силами Наполеона, теряя знамена и орудия, но спасая армию.
  
  
   [Барятинский А.И.] Из рядов Армии, из первого ее ряда, выступил защитник попранных духовных ценностей. Это был первый кавалер Георгиевской Звезды нового царствования, сокрушитель Шамиля, фельдмаршал князь Барятинский. Суровый воин, солдат Божьей милостью, он своим "внутренним оком" (как сказал бы Румянцев) угадывал беды, которые несет родной Армии новый, "нестроевой" уклад жизни, чувствовал всю опасность угашения духа, осуществляемого его бывшим начальником штаба [Д.А. Милютиным]. "Боевой дух армии, -- писал он Государю, -- необходимо исчезнет, если административное начало, только содействующее, начнет преобладать над началом, составляющим честь и славу воинской службы". Фельдмаршал подверг обстоятельной критике милютинское Положение о полевом управлении войск, указывая на его бюрократический характер. Приведем существенную часть этой пророческой записки. "Зачем учреждения военного времени истекают у нас из учреждений мирных? -- спрашивает Барятинский. Т.к. армия существует для войны, то и выводы должны быть обратными". От военного министра не требуется боевых качеств; он должен быть хорошим администратором. Оттого у нас он чаще назначается из людей неизвестных армии, в военном деле мало или вовсе опыта не имеющих, а иногда не только в военное, но и в мирное время никогда солдатами не командовавших. Впрочем, неудобств от этого быть не может, если военный министр строго ограничивается установленным для него кругом действий. Вождь армии избирается по другому началу. Он должен быть известен войску и Отечеству своей доблестью и опытом"...
  
   [Борис Годунов (1598 -- 1605)] Хвалили его ... за ревность искоренять грубые пороки народа. Несчастная страсть к крепким напиткам, более или менее стойкая всем народам северным, долгое время была осуждаема в России единственно учителями христианства и мнением людей нравственных... Имя Годунова, одного из разумнейших властителей в мире, в течение столетий было и будет произносимо с омерзением, во славу нравственно неуклонного правосудия Потомство видит лобное место, обагренное кровию невинных, Св. Димитрия издыхающего пол ножом убийц, Героя Псковского в петле, столь многих вельмож в мрачных темницах и келиях; видит гнусную мзду, рукою венценосца предлагаемую клеветникам-доносчикам ...
  
   [Василий III (1505 -- 1533)] В похвальном слове Василию так описаны дела и свойства его: "Сей государь добре правил хоругвями отечества, твердо укоренного Богом, подобно вековому дереву; всегда благославляемый успехом, всегда спасаемый от врагов видимых и невидимых, покорял страны мечом и миром, а в своей наблюдал правду, не усыпляя ни умом, ни сердцем; бодрствовал над душами, питал в них добродетель, гнал злобу, да не погрязнет корабль великой державы его в волнах беззакония! Душа царева светилась яко зерцало, блистая в лучах Божественной премудрости. Мы знаем, что государь естеством телесным равен людям; но властию и подобен ли Богу Единому? Неприступен во славе земного царствия... Царь истинный царствует над страстями, в венце святого целомудрия, в порфире закона и правды. Таков был великий князь Василий, правитель велеумный, наказатель добродетельный, истинный кормчий, образ благости, столп твердости и терпения; защитник государства, отец вельмож и народа, мудрый соглагольник духовенства" ... Он шел путем, указанным ему мудростью отца, не устранился, двигался вперед шагами, размеренными благоразумием, без порывов страсти, и приближался к цели, к величию России, не оставив преемникам ни обязанности, ни славы исправлять его ошибки; был не гением, но добрым правителем; любил государство более собственного великого имени и в сем отношении достоин истиной, вечной хвалы, которую не многие венценосцы заслуживают. Иоанны III творят, Иоанны IV прославляют и нередко губят; Василии сохраняют, утверждая державы, и даются тем народам, коих долговременное бытие и целость угодны Провидению.
  
   [Василий Дмитриевич (1389 -- 1425)] Три предмета долженствовали быть главными для политики государя московского: надлежало прервать или облегчить цепи, возложенные ханами на Россию, -- удержать стремление Литвы на ее владения, усилить великое княжение присоединением к оному уделов независимых. В сих трех отношениях Василий Дмитриевич действовал с неусыпным попечением, но держась правил умеренности, боясь излишней торопливости и добровольно оставляя своим преемникам дальнейшие успехи в славном деле государственного могущества... Государствование Василия было славно и счастливо: он усилил великое княжение знаменитыми приобретениями без всякого кровопролития; видел спокойствие, благоустройство, избыток граждан в областях своих; обогатил казну доходами; уже не делился ими с Ордою и мог считать себя независимым.
  
   [Василий Темный (1425 -- 1462)] Кроме междоусобия, государствование Темного ознаменовалось разными злодействами, доказывающими свирепость тогдашних нравов. Два князя ослеплены, два князя отравлены ядом. Не только чернь в остервенении своем без всякого суда топила и жгла людей, обвиненных в преступлениях; не только россияне гнусным образом терзали военнопленных: даже законные казни изъявляли жестокость ... Москва впервые увидела так называемую торговую казнь, неизвестную нашим благородным предкам: самых именитых людей, обвиняемых в государственных преступлениях, начали всенародно бить кнутом.
  
   [Василий Шуйский (1606 -- 1608)] Чья судьба в истории равняется с судьбою Шуйского? Кто с места казни восходил на трон и знаки жестокой пытки прикрывал на себе хламидою царскою? Сие воспоминание не вредило, но способствовало общему благорасположению к Василию: он страдал на отечество и Веру! Без сомнения уступая Борису в великих дарованиях государственных, Шуйский славился однако ж разумом мужа думного и сведениями книжными, столь удивительными для тогдашних суеверов, что его считали волхвом... Он хотел добра отечеству, и без сомнения искренно: еще более хотел угождать россиянам... Тот же Василий велел перевести с немецкого и латинского языка "Устав дел ратных", желая, как сказано в начале оного, чтобы "россияне знали все новые хитрости, коими хвалятся Италия, Франция, Испания, Австрия, Голландия, Англия, Литва, и могли не только силе силою, но и смыслу смыслом противиться с успехом, в такое время, когда ум человеческий всего более вперен в науку необходимую для благосостояния и славы государств: в науку побеждать врагов и хранить целость земли своей. Ничто не забыто в сей любопытной книге: даны правила для образования и разделения войска, для строя, похода, станов, обоза, движения пехоты и конницы, стрельбы пушечной и ружейной, осады и приступов, с ясностию и точностью. Не забыты и нравственные средства. Перед всякой битвою надлежало воеводе ободрять воинов лицем веселым, напоминать им отечество и присягу; говорить: "я буду впереди ... лучше умереть с честию, нежели жить бесчестно", и с сим вручать себя Богу".
  
   [Василько, князь. Время татаро-монгольского ига] Некий князь Василько попался в руки татар. "Изнуренный подви­гами жестокой битвы, скорбию и голодом, он не хотел при­нять пищи от руки врагов. "Будь нашим другом и воюй под знаменами великого Батыя!" -- говорили ему татары". -- "Лютые кровопийцы, враги моего отечества и Христа, не могут быть мне друзьями", -- ответствовал Василько".
  
   [Вельяминов] Разбирая различные способы действий против Кавказских горцев, генерал Вельяминов, между прочим, говорить: "Кавказ можно уподобить сильной крепости, чрезвычайно твердой по местоположению, искусно огражденной укреплениями и обороняемой многочисленным гарнизоном. Одна только безрассудность может предпринять эскаладу против такой крепости; благоразумный полководец увидит необходимость прибегнуть к искусственным средствам, заложив параллели, станет подвигаться вперед сапою, призовет на помощь мины, и овладеет крепостью. Так, по моему мнению, должно поступать с Кавказом, и если бы ход сей не был предварительно начертан, дабы постоянно сообра­зоваться с оным, то сущность вещей вынудит к сему образу действий, только успех будет гораздо медленнее, по причине частых уклонении от истинного пути".
  
   [Владимир Мономах (1113 -- 1125)] Сей государь щадил кровь людей; но знал, что вернейшее средство утвердить тишину есть быть грозным для внешних и внутренних неприятелей... Успехи Мономахова оружия так прославили сего великого князя на востоке и на западе, что имя его, по выражению летописцев, гремело в мире, и страны соседственные трепетали от оного ... Он не имел дерзкой решительности тех людей, кои жертвуют благом современников неверному счастию потомства; хотел быть первым, но не единственным князем российским: покровителем России и главою частных владетелей... Никто из древних князей российских не имеет более права на любовь потомства: ибо он с живейшим усердием служил отечеству и добродетели...Одолевая внешних неприятелей, Мономах смирял и внутренних. Когда князь минский Глеб не захотел ему повиноваться, Владимир, усмирив непокорных, велел одним торжественно присягнуть себе в верности, других удержал у себя, а третьих заточил. Правые или не столь виновные возвратились домой, узнав опытом, что самый человеколюбивый, но мудрый государь не оставляет дерзких ослушников без наказания.
  
   [Владимир Святой (980 -- 1014)] Главное право его на вечную славу и благодарность потомства состоит, конечно, в том, что он поставил россиян на путь истинной Веры; но имя Великого принадлежит ему и за дела государственные.
  
   [Волконский, князь, воевода. 1610 г.] В несчастное смутное время верные воеводы нередко гибли со своими малочисленными отрядами от руки изменников и ляхов. Так в 1610 г., когда Тушинский вор осадил Пафнутьев монастырь, находился там начальник князь Волконский отбил приступ, а на другой день погиб славною смертью, ибо ночью подчиненные ему воеводы изменили, отво­рили ворота и впустили туда ляхов вместе с русскими не­годяями. Заметив измену, Волконский остался непоколебимым; отказался, несмотря на все увещания товарищей, встретить самозванца, и со словами "умру у гроба Пафнутия-чудотворца", удалился с горстью иноков и других людей в собор. Там он бился пока не пал, изнемогши от ран, у левого клироса, где и принял венец мученика вместе с другими верными россиянами.
  
   [Воронцов М.С.] В перерывах между сражениями генерал Воронцов составил уни­кальный документ -- "Наставление господам офицерам Нарвского пехотного полка". Наставление было выдержано в суворовском духе: оно подробно разъясняло тактику колонн в сочетании с рассыпным строем, нацеливало на наступление как основной вид боя, подчерки­вало значение обучения и воспитания солдат. Наставление содержало девиз самого Воронцова: "Упорство и неустрашимость больше вы­играли сражений нежели все таланты и все искусство". Командир полка учил своих подчиненных: "Храбрые люди никогда отрезаны быть не могут: куда бы не зашел неприятель, туда и поворотиться, идти на него и разбить".
  
   [Всеволод I (1078 -- 1093)] Не имев никогда великодушной твердости, сей князь, обремененный летами и недугами, впал в совершенное расслабление духа; удалил от себя бояр опытных, слушал только юных любимцев и не хотел следовать древнему обычаю государей российских, кои сами, в присутствии вельмож, судили народ свой на дворе княжеском.
  
   [Всеволод III (1176 -- 1212)] Всеволод Георгиевич, княжив 37 лет, спокойно и тихо представился, оплакиваемый не только супругою, детьми, боярами, но и всем народом: ибо сей государь, называемый в летописях Великим, княжил счастливо, благоразумно от самой юности и строго наблюдал правосудие. Не бедные, не слабые трепетали его, а вельможи корыстолюбивые. Не обинуясь лица сильных, по словам летописи, и не втуне нося меч, ему Богом данный, он казнил злых, миловал добрых.
  
   [Всеволод Олегович (1139 -- 1146)] Всеволод спокойно закрыл глаза навеки: князь умный и хитрый, памятный отчасти разбоями междоусобия, отчасти государственными благодеяниями! Достигнув престола киевского, он хотел устройства и тишины; исполнял данное слово, любил справедливость и повелевал с твердостью; одним словом, был лучший из князей Олегова мятежного рода.
  
   [Генералы России на начало ХХ века] В больших организационных единицах считается достаточным иметь одного генерала на 60 -- 70 офицеров. Полагаю общую численность офицеров и чиновников около 55.000, мы получим необходимое число, 900 генералов. Действительное 1. 386 превосходит на 50% необходимое.
  
   [Голицын М.М.] В сентябре 1708 г. Михаил Михайлович блистательно проявил себя в разгроме корпуса шведского генерала Левенгаупта у деревни Лесной. Петр, бывший свидетелем его действий, наградил его чином генерал-поручика и предоставил ему право просить чего только он пожелает. "Прости Репнина", -- сказал Голицын, считавший, что князь Репнин, разжалованный царем в солдаты за неудачу в Головчинском сражении, достоин вернуться к чину генерала. Царь, зная о неприязненных отно­шениях между Репниным и Голицыным, был удивлен этой просьбой, но последний пояснил: "Что значит вражда личная между нами, когда отечество и ты, государь, нуждаетесь полезными людьми?" Аникита Иванович был прощен, а бывшие противники помирились.
  
   [Голицын М.М.] Князь Голицын, дважды отбитый при штурме Шлиссельбурга, получил категорическое приказание Царя [Петра Великого] немедленно отступить от стен крепости, иначе голова его завтра же слетит с плеч, не убоялся ответить, что завтра его голова во власти царской, а сегодня она ему еще сослужит службу, и третьим приступом взял крепость.
  
   [Горчаков М.Д.] Хотя усилия Горчакова по спасению Севастополя были безуспеш­ны, Александр II счел своим долгом утешить его письмом, в котором он писал: "Явив себя в сей тяжкой борьбе превыше враждебных обстоя­тельств, вас окружавших, в мужественном их преодолении, в пред­усмотрительном сохранении вверенных вам войск, вы, в развалинах твердынь Севастополя, воздвигли памятник несокрушимой славы себе и армии..."
  
   [Грузия: до присоединения к России] Царствовавший в то время в Грузии престарелый царь Ираклий не имел ни сил, ни средства не только оградить свое царство от врагов внешних, но и водворить порядок во внутреннем управлении. Государственная казна была истощена и народ обременен тяжкими налогами. Внутреннее расстройство Грузии в последние годы прошедшего столетия доходило до того, что даже ближайшие к царю родствен­ники, которым были розданы значительные уделы и которые были обязаны содействовать царю войсками в минуту опасности, нередко являлись ослушниками воли царской. Помещики, обязанные в чрезвычайных случаях помогать царю своими доходами, вознаграждали себя разорением крестьян. Последние были доведены до положения столь бедственного, что искали убежища в чужих владениях, предпо­читая рабство у соседей притеснениям на родине. Политическая немощь Грузии в конце прошедшего столетия была такова, что Аврский хан обложил Грузинское царство ежегодною данью. Недостаток войск вынудил царя Ираклия по­стоянно содержать от 5.000 до 10.000 наемного войска из лезгин, которые производили своеволия даже в Тифлисе. Вместе с тем, эти наемники, узнав скрытные проходы в Грузию, проводили в ее пределы своих единоземцев, производивших беспрерывные грабежи и выводивших ежегодно из Грузии большое число пленных, которых лезгины или обращали в рабство, или отправляли на продажу в Персию и Турцию.
  
   [Грузия: ее присоединение к России] В конце 1799 г. Высочайше повелено было: от войск, на Кавказской линии расположенных, отде­лить 17-й егерский полк (позже Лейб-Эриванский Его Величества), с 5 орудиями, и под начальством шефа полка, генерал-майора Лазарева, отправить для постоянного пребывания в Грузию. В ноябре месяце, войска наши перешли Кавказ по Дарьяльскому ущелью, по нынешней Военно-Грузинской дороге, которая в то время далеко не имела тех удобств, которые представляет ныне, и с тех пор не оставляли уже Закавказья. Прием войскам нашим в Тифлисе был самый радушный. Приведем, извлечение из письма прибывшего вместе с войсками в Грузию, в качеств полномочного министра, при дворе царя Грузинского, статского советника Коваленского, к генерал-лейтенанту Кноррингу, командовавшему Кавказскою линией. "При входе в Тифлис, -- писал Коваленский, -- полк сделал фигуру преизрядную, был встречен за три версты наивеликолепнейше, по предваритель­ному моему с Его Высочеством Царем о том соглашению. Царь со всеми знатными светскими и духовными выехал на встречу, в сопровождении более десяти тысяч народа: в городе же, вид амфитеатра имеющем, все крыши домов были усыпаны женщинами, и по единообразному их из белого холста одеянию, казали собою прекрасный вид рассеянного по городу лагеря. Пушечная пальба и колокольный по всем церквам звон возвышали сие празднество, а радостные восклицания народа, движения и самые слезы, особливо женщин, усовершали сию трогатель­ную картину братского приема и неложные преданно­сти к нам народной. Попечением моим, при усерднейшем подвиге на все, что до выгоды войск относится, Его Высочества Царя, полк успокоен и снабжен по мере надобности и возможности всем нужным. Квартиры отведены лучшие в городе, и дабы подать пример вельможам здешним, Царь предлагал каждому из штаб-офицеров свое соб­ственное жилище. По разорению здешнему, более же по умеренности в великолепии Его Высочества, он живет в двух комнатах, очистив пред моим приездом дом для меня".
  
   [Гурко И.В.] Когда на одном из перевалов Гурко доложили, что артиллерию да­же на руках поднять нельзя, "железный генерал" сказал: "Втащить зу­бами!" Отряд преодолел и этот перевал. После 8-дневной героической борьбы с горами, морозами и метелями Западный отряд Гурко спустил­ся в Софийскую долину. В результате упорных боев он овладел Ташкисенской укрепленной линией и 23 декабря занял Софию. В приказе по случаю освобождения города Иосиф Владимирович отмечал: "Взятием Софии завершился блестящий период нынешней войны -- переход через Балканы, в котором не знаешь чему удивляться больше: храбрости ли, геройству ли вашему в сражениях с неприятелем, или выдержке и терпе­нию, с которыми вы переносили тяжкие невзгоды в борьбе с горами, стужей и глубоким снегом... Пройдут годы, и наши потомки, которые посетят эти суровые горы, с гордостью скажут: здесь прошло русское войско, воскресившее славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей!"
  
   [Гурко И.В.] Припоминается характерный анекдот про генерала Гурко. Однажды он на маневрах учинил разнос какому-то генералу за плохое обучение части. Оправдываясь, тот ответил, что на войне зато она не хуже других положит в защиту родины свои кости. "Ваше превосходительство! -- холодно возразил герой. -- Родине нужны не ваши кости, а кости ваших врагов".
  
   [Давыдов Д.В.] Мечтавший о подви­гах офицер решился на смелый поступок: ночью, "дабы упредить новую колонну родственников", хлопотавших о своих близких, он проник в гостиницу, где остановился фельдмаршал М. Каменский, назначенный главнокомандующим в новой кампании против Наполеона, и попросил о зачислении его в действующую армию. Настойчивость Давыдова была вознаграждена, и в конце концов он добился для себя должности адъютанта при генерале Багратионе.
  
   [Дмитрий Донской (1350 -- 1389)] Димитрий, устроив полки к выступлению, желал с братом Владимиром Андреевичем, со всеми князь­ями и воеводами принять благословение Серия, игумена уединен­ной Троицкой обители, уже знаменитой добродетелями своего основателя. Сей святый старец, отвергнув мир, еще любил Россию, ее славу и благоденствие: летописцы говорят, что он предсказал Димитрию кровопролитие ужасное, но победу -- смерть многих героев православных, но спасение великого князя; упросил его обедать в монастыре, кропил святою водою всех бывших с ним военачальников и дал ему двух иноков в сподвижники, именем Александра Пересвета и Ослябю, из коих первый был некогда боярином брянским и витязем мужественным. Сергий вручил знамение креста на схимах и сказал: "Вот оружие нетленное! Да служит оно вам вместо шеломов!" Дмитрий выехал из оби­тели с новою и еще сильнейшею надеждою на помощь небесную.
  
   [Дмитрий Донской] Калита и Симеон готовили свободу нашу более умом, нежели силою: настало время обнажить меч. Увидим битвы кровопролитные, горестные для человечества, но благословенные гением России: ибо гром их пробудил ее спящую силу и народу уничиженному возвратил благородство духа... Каждый ревновал служить отечеству: одни мечем, другие молитвою и делами христианскими... В похвальном слове Димитрию есть сила и нежность. Описывая добродетели сего великого князя сочинитель говорит: "Некоторые люди заслуживают похвалу в юношестве, другие в лета средние или в старости: Димитрий всю жизнь совершил во благе. Приняв власть от Бога, он с Богом возвеличил землю Русскую, которую во дни его княжения воскипела славою; был для отечества стеною и твердию, а для врагов огнем и мечом; кротко-повелителем с князьями, тих, уветлив с боярами; имел ум высокий, сердце смиренное; взор красный, душу чистую; мало говорил, разумел много; когда же говорил, тогда философам заграждал уста; благотворя всем, мог назваться оком слепых, ногою хромых, трубою спящих в опасности...
  
   [Долгорукий Я.Ф.] Во время битвы под Нарвой шведы взяли, в числе других пленных, князя Якова Федоровича Долгорукова. "Князь Долгорукий томился в неволе одиннадцать лет. В 1711 г., в числе сорока четырех других русских пленных, шведы отправили его из города Якобштадта в город Умео; переход этот надо было сделать морем и пленников по­садили на шхуну. Осмотревшись, князь Яков Федорович увидел, что есть надежда к спасению: шведов было на шхуне всего двадцать человек, а наших сорок четыре. Усло­вились, чтобы во время субботней всенощной, которую служил на судне пленный же священник наш, при словах служ­бы: "Дерзайте убо", бросить вдруг весла, -- шли на гребле, в пленников русских посадили на весла; при словах же: "Дерзайте люди Божия", каждым двоим русским схватить по шведу, и если который из них станет противиться, то выкинуть его за борт. Сказано -- сделано. Шведы не успели опомниться, ни­чего не ожидая, как вдруг все были схвачены и перевязаны. Князь Яков Федорович сам бросился на шкипера и, приставив ему нож к груди, закричал: "Если хочешь быть жив, то вези нас домой -- в Кронштадт или Ревель". После этого наши храбрецы направились к себе домой; по дороге отпустили всех пленных шведов кроме шкипера, и наконец у Ревеля подняли русский флаг, отсалютовав крепости. Государь обнял старика со слезами ра­дости на глазах.
  
   [Дохтуров Д.С.] В сражени­ях он никогда не боялся опасности, равнодушно относился к огню вра­жеских ружей, говоря: "На каждой пуле и на каждом ядре написано, кому быть раненым или убитым, и они свою жертву найдут. Не лучше ли в таком случае умереть на том месте, которое указывают долг и честь".
  
   [Дохтуров Д.С.] Под руководством Дохтурова 2-я армия сдерживала сильнейшее давление рвавшихся вперед французов, оставаясь в критическом поло­жении. В самый разгар сражения Дохтуров получил от главнокоман­дующего записку: "Держаться до последней крайности". Между тем под ним убило лошадь, ранило другую. Он спокойно разъезжал по позици­ям, отдавая указания, руководя огнем, ободряя солдат. Вечером, когда сражение стихло, Кутузов встретил Дмитрия Сергеевича словами: "Позволь мне обнять тебя, герой!"
  
   [Драгомиров М.И] Ведя жестокую борьбу с косностью и рутиной, существовавшими тогда во всех звеньях офицерства и генералитета, он внимательно изучал опыт зарубежных армий, отбирал все лучшее, передовое, переносил его в русскую армию и создавал, таким образом, стройную науку, близкую и понятную для армий второй половины девятнадцатого века.
  
   [Евпатий Коловрат и рязанцы, 1237 г.] Огромная татарская орда, силою к триста тысяч человек, под начальством Батыя, появилась в 1237 г. в Рязанском княжестве. Батый послал к рязанским князьям требовать десятую часть от всего: от князей, от простых людей, от полей. Князья отвечали: "Когда нас всех не станет, тогда все будет ваше". У князей рязанских ратной силы было мало, по одному русскому ратнику приходилось на 100 татар... Как саранча обступили татары Рязань, взяли ее приступом, обманом, за­лучили к себе князя и княгиню, и убили их; церкви и мо­настыри пожгли; пленных или рубили, или расстреливали из луков... Пылая ревностно отомстить врагам, Евпатий с 1700 воинов устремился вслед за ними, настиг и быстрым ударом смял их полки задние. Изумленные татары думали, что мертвецы рязанские восстали, и Батый спросил у пяти взятых его войском пленников, кто они? "Слуги рязанского полку Евпатиева",-- ответ­ствовали сии люди, -- нам велено с честью проводить тебя, как государя знаменитого, и как россияне обыкновенно провожают от себя иноплеменников стрелами и копьями". Горсть великодушных не могла одолеть рати бесчисленной: Евпатий и смелая дружина его имели только славу умереть за оте­чество; немногие отдались в плен живые, и Батый, уважая столь редкое мужество, велел освободить их".
  
   [Екатерина II, Суворов А.В.] О взятии Варшавы Суворов донес в следующих кратких словах: "Всеми­лостивейшая Государыня! Ура! Варшава наша!" Екатерина ответила на это так же кратко: "Ура! Фельдмаршал". Этим она возводила его в фельдмар­шалы.
  
   [Екатерина II] Везде правительства изыскивают способы воздействия на массы и прежде всего, разумеется, на семью и школу, в направлении напоминания об обязанности граждан перед отечеством. И в этом отношении поражает ум тот факт, что мысли Императрицы [Екатерины II], Самодержицы Всероссийской, высказанные ею более ста лет тому назад, можно признать как бы повторенными теперь в Бельгии, Японии и других странах; мы разумеем здесь учебники времени великой "Матери Отечества", в роде: "О должностях человека и гражданина"(СП б., 1786 г.), "Гражданское учение" и т.п.
  
   [Екатерина II] Когда тревожная весть о вторжении в 1795 году в Закавказье огром­ных полчищ персидского шаха и полнейшем разорении грузин­ской столицы дошла до Санкт-Петербурга, самодержавная правительница Екатерина II Алексеевна, по­лучив такое известие, сильно разгневалась. Императрица в подобных случаях принимала ответственные решения без долгих раздумий. И самое главное -- без колебаний. Страшный в истории разгром шахской армией Восточной Гру­зии, находившейся под покровительством России, стал прямым оскорблением достоинства великой державы, прямым вызовом ей. Война с Персией была решена самодержавной Императрицей сра­зу и бесповоротно. Готовился военный поход, вошедший в исто­рию как Персидский 1796 года.
  
   [Екатерина II] После взятия Кольберга в 1761 г. Румянцев, произведенный в генерал-аншефы, был назначен Петром III главнокомандующим экспедиционными войсками для готовившейся им войны против Дании. Румянцев, сформировав армию, уже выступил в поход, когда на пути к Штеттину узнал о дворцовом перевороте и вступлении на престол Екатерины II. Ему было приказано приостановить дальнейшее движение вглубь Германии, сдать командование армией Петру Панину, а самому немедленно явиться в Петербург. Неприязненное отношение Екатерины II к одному из лучших, зарекомендовавших себя боевыми подвигами генералов, объяснялось тем, что Румянцев не сразу признал новую правительницу России и долго воздерживался от присяги. Считая, что он уже не может больше продолжать службу, Румянцев подал рапорт об отставке "по болезни" и в начале 1764 г. был уволен "для лечения". Но талантливый генерал пользовался большим авторитетом и влиянием в армии, и Екатерина II не решилась совершенно отстранить его от дел. Отбросив свое личное нерасположение, она 10 ноября 1764 г. вновь призвала Румянцева на службу. Он получил назначение на Украину, где было только что уничтожено гетманство и учреждена Малороссийская коллегия. Румянцев стал президентом этой коллегии и одновременно генерал-губернатором Украины.
  
   [Екатерина II] При Императрице Екатерине II принцип инициативы в нашей армии еще больше развился, в чем имела влияние сама Государыня. Все известно, как она во многих случаях вдохновляла и наставляла избранных ею генералов к решительным и энергическим действиям против многочисленных тогдашних врагов России. Например: вторая турецкая война, как известно, застала Россию врасплох. В Крыму, который турки хотели отнять обратно у нас, войск было слишком мало. Севастопольский флот был разбит бурей. Потемкин был в отчаянии, стал проситься в отставку и писал Императрице, что надобно вывести войска из Крыма; Государыня на это ответила ему: "Прошу ободриться и подумать, что бодрый дух и неудачу поправить может". При этом она указывала переменить оборонительную войну на наступательную и идти на Очаков или Бендеры. Великая Царица проявила вполне свой гений и в другом отношении. Никто из современных ей государей Европы не понимал так ясно, как она, другого важного принципа военного искусства, -- что главнокомандующим армий должно предоставлять большую инициативу, иначе говоря, полную мощь на войне, не стесняя его действий свыше. Великое дарование Государыни выбирать выдающихся генералов и предоставление им должной самостоятельности и было главнейшей причиной столь громких побед русской армии, которыми ознаменовалось ее царствование. Вообще, так называемый "Век Екатерины" представляет богатую сокровищницу многих сторон чисто русского военного искусства, которое в то время далеко оставляло позади себя таковое же всех остальных европейских армий.
  
   [Екатерина II] Однажды граф Никита Иванович Салтыков представил Императрице рапорт об исключении со службы армейского капитана. "Это что? Ведь он капитан, _ сказала Императрица, возвысив голос. _ Он несколько лет служил, достиг этого чина, и вдруг одна ошибка может ли затмить несколько лет хорошей службы? Коли в самом деле он более к службе неспособен, так отставить его с честью, а чина не марать... Если мы не будем дорожить чинами, так они упадут, а уронив раз, никогда не поднимем".
  
   [Ермолов А.П.] В течение 11 лет Ермолов твердой рукой управлял Кавказом, дей­ствуя планомерно и расчетливо, соединяя жесткость и суровость с ува­жительным отношением к мирному населению. "Штурм Кавказа будет стоить дорого, -- считал он, -- так поведем же осаду". Свою политику на Кавказе главнокомандующий определил так: "Я медленно спешу".
  
   [Ермолов А.П.] Несмотря на прилежную службу, Ермо­лов имел несчастье не понравиться инспектору всей артиллерии генера­лу А.А. Аракчееву. При проверке роты тот измучил солдат и офицеров придирками, когда же в конце он выразил удовлетворение содержанием в роте лошадей, Ермолов мрачно ответил: "Жаль, ваше сиятельство, что в армии репутация офицера часто зависит от скотов". Аракчеев долго не мог простить Ермолову такого сарказма.
  
   [Игорь (912 -- 945)] Игорь в зрелом возрасте принял власть опасную: ибо современники и потомство требуют величия от наследников государя великого и презирают недостойных... Игорь в войне с греками не имел успехов Олега; не имел, кажется, и великих свойств его: но сохранил целость Российской державы, устроенной Олегом ... Игорь мстил древлянам за прежний их мятеж; но государь унижается местию долговременною: он наказывает преступника только однажды.
  
   [Идея войны] Возьмите две последние войны -- русско-турецкую [1877 -- 1878 гг.] и русско-японскую [1904 -- 1905 гг.] Трогательная идея первой, в смысле заступничества за убиваемых братьев-славян, подняла общественное самосознание на необычайную высоту и это тотчас передалось войску. Между тем, как кажущаяся беспочвенность второй, если и не сделала общества вполне враждебным к ее идее, то, во всяком случае, создала глубокое к ней равнодушие и это крайне пагубно отразилось на самочувствии войск. Общество учитывало лишь мучительные, нравственные и материальные потери и в то же время не оправдывало их. Поэтому в современных войнах мы прежде всего должны считаться с глубоким тылом, ибо он является базой к доблестному настроению войск и притом, чем дольше пойдем мы по пути прогресса, тем влияние это будет становиться все сильнее и сильнее.
  
   [Изяслав (1019 -- 1054)] Жертвуя властолюбию и православием восточной церкви и достоинством государя независимого, он признавал не только духовную, но и мирскую власть папы над Россиею... Изяслав был столь малодушен, сколь мягкосердечен: хотел престола, и не умел твердо сидеть на оном.
  
   [Изяслав Мстиславович (1146 -- 1154)] Изяслав -- по словам летописца -- благословенная отрасль доброго корня -- мог бы обещать себе и подданным дни счастливые, ибо народ любил его; но история сего времени не представляет нам ничего, кроме злодейств междоусобия. Храбрые умирали за князей, а не отечество, которое оплакивало их победы, вредные для его могущества и гражданского образования... Так граждане своевольствовали в нашем древнем отечестве, употребляя во зло правило, что благо народное священнее всех иных законов.
  
   [Илья Муромец] Подвиги свои Илья совершает тогда, когда нужно избавить кого от беды, постоять за честь земли русской. Действует он не из корысти, почета не ищет, похвальбы не любит, да и принимается за дело только тогда, когда нельзя обойтись без него, когда ему "некем замениться". Хитрости и лукавства в нем нет, всякое дело ведет он прямо, начистоту. Все эти свойства высоко ценит наш народ; потому-то Илья и самый любимый его богатырь.
  
   [Интеллигенция, война и военное дело] Война [1904 --1905 гг.]с самого начала своего была крайне непопулярна во всех слоях русского общества. В так называемом интеллигентном обществе не могли не возбуждать общего негодования и раздражения наши военные неудачи.
  
   [Интеллигенция и декабристы] Князь[Трубецкой Е.Н.] на страницах "Московского еженедельника" в 1909 г. пишет: "Декабристы за свободу умирали на эшафотах, но ранее того проливали свою кровь против внешнего врага. Им и в голову не приходила идея улучшить внутреннее положение России помощью иностранцев. Всем же тем, кто наводил или наводит хазар и половцев на русскую землю и разуется их победам, нужно сказать: таким путем Россия свободы не получит, а история и грядущее поколение знают для них одно название: предатели"
  
   [Интеллигенция и Русско-японская война] Наша передовая интеллигенция во время минувшей кампании вела себя преступно: она смотрела на войну, как на время, удобное для достижения своей цели -- изменения существующего режима. Пропаганда велась среди запасных, войска засыпали прокламациями, устраивались стачки на военных заводах, железных дорогах, организовывались бунты, аграрные беспорядки и т.п. Дело дошло до того, что в газете "Наша Жизнь" некий г. Новиков высказал, что студенты, провожавшие уходившие на войну полки, этим поступком замарали свои мундиры. В той же газете было напечатано, что в Самаре какой-то священник отказался приобщить привезенного из Манчжурии умиравшего от ран солдата по той причине, что на войне он убивал людей. Какой ужас должен пережить этот несчастный верующий солдат, отдавший свою жизнь родине и вместо благодарности в минуту смерти выслушавший от духовного пастыря лишь слово осуждения!
  
   [Иоанн II (1353 -- 1359] Время государей тихих редко бывает спокойно: ибо мягкосердечие их имеет вид слабости, благо приятной для внешних врагов и мятежников внутренних... Княжив 6 лет, Иоанн скончался монахом на тридцать третьем году от рождения (13 ноября 1359 года), оставил по себе имя Кроткого. Не всегда достохвальное для государей, если оно не соединено с иными правами на всеобщее уважение.
  
   [Иоанн III (1462 -- 1505)] Народ еще коснеет в невежестве, в грубости; но правительство уже действует по законам ума просвещенного. Устраиваются лучшие воинства... Вот содержание блестящей истории Иоанна III, который имел редкое счастие властвовать сорок три года и был достоин оного, властвуя для величия и славы россиян... В лета пылкого юношества он изъявлял осторожность, свойственную умам зрелым, опытным, а ему природную: ни в начале, ни после не любил дерзкой отважности; ждал случая, избирал время; не быстро устремлялся к цели, но двигался к ней размеренными шагами, опасаясь равно и легкомысленной горячности и несправедливости, уважая общее мнение и правила века. Назначенный судьбою восстановить единодержавие, он не вдруг предпринял сие великое дело и не считал всех средств дозволенными... Кроме внешних опасностей и неприятностей, юный Иоанн должен был внутри государства преодолеть общее уныние сердец, какое-то расслабление, дремоту сил душевных... Умное правосудие Ионнново пленяло сердца тех, которые искали правды и любили оную: утесненная слабость, оклеветанная невинность находили в нем защитника, спасителя, то есть истинного монарха, или судию, не причастного низким побуждениям личности... Иоанн, рожденный и воспитанный данником степной Орды... сделался одним из знаменитейших государей в Европе... не уступая первенства ни императорам, ни гордым султанам; без учения, без наставлений, руководствуемый только природным умом, дал себе мудрые правила в политике внешней и внутренней; силою и хитростью восстановляя свободу и целость России, губя царство Батыево, тесня, обрывая Литву, сокрушая вольность новгородскую, захватывая уделы, расширяя владения московские до пустынь сибирских и норвежской Лапландии, изобрел благоразумнейшую, на дальновидной умеренности основанную для нас систему войны и мира, которой его преемники долженствовали единственно следовать постоянно, чтобы утвердить величие государства... Совершая сие великое дело, Иоанн преимущественно занимался устроением войска. Летописцы говорят с удивлением о сильных его полках. Он первый, кажется, начал давать земли или поместья боярским детям, обязанным в случае войны, приводить с собою несколько вооруженных холопей или наемников, конных или пеших... Иоанн сам родился не воином, но монархом; сидел на троне лучше, нежели на коне, и владел скипетром искуснее, нежели мечом. Имея выспренный ум для государственной науки, он имел слуг для победы: Холмский, Стрига, Шеня вели к ней его легионы. Воин на престоле опасен: легко может обмануть себя и начать кровопролитие только для личного славолюбия; легко может одною несчастною битвой утратить плоды десяти счастливых. Ему трудно быть миролюбивым, а народы желают сего качества в венценосцах... Иоанн оставил государство, удивительное пространством, сильное народами, еще сильнейшее духом правления, то, которое ныне с любовью и гордостью именуется нашим любезным государством.
  
   [Иоанн I (1533 -- 1584)] Иоанн родился с пылкими страстями, с воображением сильным, с умом еще более острым, нежели твердым или основательным. Худое воспитание, испортив в нем естественные наклонности, оставило ему способ к исправлению в одной Вере: ибо самые дерзкие развратители царей не дерзали тогда касаться сего святого чувства... Государь возмужал: страсти зреют вместе с умом, и самолюбие действует еще сильнее в летах совершенных. Пусть доверенность Иоаннова к разуму бывших наставников не умалилась; но доверенность его к самому себе увеличилась: благодарный им за мудрые советы, государь перестал чувствовать необходимость в дальнейшем руководстве... Отселе начало злу... Но отдадим справедливость и тирану: Иоанн в самых крайностях зла является как бы призраком великого монарха, ревностный, неутомимый, часто проницательный в государственной деятельности... В заключение скажем, что добрая слава Иоаннова пережила его худую славу в народной памяти: стенания умолкли, жертвы истлели, и старые предания затмились новейшими; но имя Иоанново блистало на Судебнике и напоминало приобретением трех царств монгольских: доказательства дел ужасных лежали в книгохранилищах, а народ в течение веков видел Казань, Астрахань, Сибирь как живые монументы Царя-завоевателя; чтил в нем знаменитого виновника нашей государственной силы, нашего гражданского образования; отвергнул или забыл название Мучителя, данное ему современниками, и по темным слухам о жестокости Иоанновой доныне именует его только Грозным...
  
   [Иоанн IV и покорение Казани] Казанцы воспользовались утомлением наших воинов, верных чести и доблести: ударили сильно и потеснили их, к ужасу грабителей, которые все немедленно обратились в бегство, метались через стену и вопили: секут! секут! Государь увидел сие общее смятение; изменился в лице, и думал, что казанцы выгнали все наше вой­ско из города. "С ним были, -- пишет Курбский, -- великие синклиты, мужи века отцов наших, поседевшие в добродетелях и в ратном искусстве"; они дали совет Государю, и Го­сударь явил великодушие: взял святую хоругвь и стал пред Царскими воротами, чтобы удержать бегущих. Половина отборной двадцатитысячной дружины его сошла с коней и ринулась в город, а с нею и вельможные старцы рядом с их юными сыновьями. Сие свежее, бодрое войско, в светлых доспехах, в блестящих шлемах, как буря нагрянула на татар: они не могли долго противиться...
  
   [Иоанн IV, Суворов А.В.] Во время Казанского похода Иоанн IV отказался поместиться в воеводском доме в Свяжске. "Мы в походе", -- ответил он и приказал разбить шатер среди войска. О том, как разделял Суворов тягости военной жизни, излишне и говорить. Солдаты говорили про него: "Он во всем, кроме добычи, с нами в части". Находясь в одинаковых условиях с остальным войском и подавая пример чрезмерного напряжения, начальник без отказа получит такое же напряжение и в среде подчиненных.
  
   [Иоанн Калита (1328 -- 1340)] Отечество наше сетовало в уничижении; головы князей все еще падали в Орде по единому мановению ханов: но земледельцы могли спокойно трудиться на полях, купцы ездить из города в город за товарами, бояре наслаждались избытком; кони татарские уже не топтали младенцев, девы хранили невинность, старцы не умирали на снегу. Первое добро государственное есть безопасность и покой; часть драгоценная для народов благоденствующих: угнетенные желают только облегчения и славят Бога за оное... Благоразумный Иоанн -- видя, что все бедствия России происходят от несогласия и слабости князей -- с самого своего восшествия на престол старался присвоить себе верховную власть над князьями древних уделов и преуспел в этом.
  
   [Кавказская война] По окончании Турецкой войны 1828 -- 1829 годов, Императору Николаю I пришла мысль воспользоваться тогдашним усиленным составом войск на Кавказе, чтобы предпринять решительные действия против горских племен и положить конец затянувшейся на многие десятки лет войне в том крае. Фельдмаршалом Паскевичем представлено было полное предположение вторжения в горы многими колоннами, или отрядами; потребовано было меньше от тогдашнего Начальника Кавказской линии, дельного и опытного генерала Вельяминова, который представил серьезные возражения на проект фельдмаршала. Возникла продолжительная переписка, прошло много времени и задуманное Императором намерение осталось неосуществленным. Но сохранилась в архивах весьма любопытная коллекция документов, в которых высказывается, как в те вре­мена (т.е. в тридцатых годах) смотрели на положение дел в крае. Мало знакомые с Кавказом (к числу которых принадлежали и гр. Паскевич, и сам Император) считали возможным покорение горского населения вторжением нескольких отрядов вглубь гор; в глазах же знатока северного Кавказа (ген. Вельяминова) водворение Русской власти в среде горского населения стави­лось не целью военных действий, а только вспомогательным средством для лучшего охранения линии. И тот, и другой взгляд на предстоявшую нам на Кавказе трудную задачу изменились в позднейшее время, в сороковых, особенно же в пятидесятых годах. Но в записках ген. Вельями­нова 1832 и 1833 годов сохранилось много любопытных подроб­ностей и указаний относительно тяжелой службы казаков и войск на Кавказской линии в былое время.
  
   [Кадровая политика в России в начале ХХ в.] На верхи военной бюрократии, в ряды будущих военных вождей пробираются именно те генералы, которые всей своей службою менее всего подготовлены к выполнению ответственной роли вождя, именно те, кто достигает степеней известных окольным путем.
  
   [Кадровая политика при Александре I, Аракчееве] Установившийся в России около ста лет тому назад госу­дарственный и общественный строй, сковывавший личную ини­циативу, взявший в опеку не только деятельность, но и образ мыслей граждан, -- словом, установившийся во всех сферах жизни бюрократический порядок, в связи с падением значе­ния дворянства как передового сословия, оказались, вероятно, главными факторами, которые лишили русский образованный класс сильных и самостоятельных характеров, подведя его под общий уровень безволия, нерешительности и пассивности. Яр­ким представителем такого направления в военном ведом­стве был всемогущий Аракчеев, систематически вытравлявший волю из строевых начальников. "Без протекции, -- говорит про эту эпоху А.Н. Куропаткин, -- пробирались вперед только офицеры наиболее послушные воле начальства, в каких бы диких формах эта воля ни проявлялась".
  
   [Кадровая система при Петре Великом.] Штаб- и обер-офицеры полка, в котором открывалось производство [в чины], собирались все вместе, читали имена представленных в следующий чин, рассматривали заслуги, отличия их, познания в науках, и клали в общую кружку избирательные или неизбирательные баллы. Число баллов отмечалось председателем в особых списках против каждого баллотируемого кандидата. Списки представлялись Государю, и он обыкновенно награждал чинами получивших более белых баллов. Но если Государь при баллотировке замечал пристрастие, излишнюю благосклонность или строгость товарищей, то приказывал вновь производить баллотирование, сам являлся с собрание, и объяснял свое мнение касательно баллотируемых.
  
   [Кадровые назначения при Александре II] Высшие назначения по военному ведомству исходили непосредственно от Александра II и Милютин не мог на них влиять. Политическая благонадежность по-прежнему расценивалась много выше боевой пригодности. О состоянии генералитета можно судить по письму генерала Циммермана, командовавшего действовавшим, или, вернее, бездействовавшим в Добрудже ХIV корпусом, к Милютину от 28 июля 1877 г. В очень мягких выражениях Циммерман так характеризует своих начальников дивизий: "Командуют генералы, идущие в первый раз на войну", один из них "не имеет почти никаких сведений и вообще недалеких способностей", другой --"человек неглупый, но нерешительный", третий -- "мало знает пехотную и артиллерийскую часть". При большей откровенности командир корпуса, вероятно, сказал бы, что все трое никуда не годны.
  
   [Каменский Н.М.] А какой высокой гордостью веет от ответа графа Н.М. Коменского 2-го французскому парламентеру, предложившему ему сдачу, в 1807 г. "Вы видите на мне русский мундир и осмеливайтесь предлагать сдачу", -- закричал граф и повернув лошадь уехал, прекратив всякие переговоры.
  
   [Кауфман К.П. Во время похода на Хиву. 1872] Зная не понаслышке о жестокости генералов, идущих во главе, отрядов, хан [хивинский] попытался в своих письмах отговорить их. Но подучил отказ. В част­ности, Кауфман писал ему: "Война вызвана вашим поведением с нами. Все предложения мои о мире и дружбе были оставлены вами в течение 6 лет без внимания. В настоящее время я готов заключить с вами ус­ловия мира и дружбы, но буду двигаться вперед, как Бог мне укажет. Если желаете спасти народ свой и ханство от разорения нашими войс­кам, распустите их и объявите жителям всех мест заниматься своим хозяйством. Русские войска бьют врагов, но не разоряют мирных жителей".
  
   [Квашнин И. 1659 г.] При том же Царе [Алексее Михайловиче] восставшие казаки взяли несколько городков в Малороссии и перебили там царских воевод. Они подступили к Новгороду Северскому, и несколько раз предлагали тамошнему воеводе Квашнину свободный выход с гарнизоном из Малороссии. Но русский воевода отвечал: "Умру, а города не сдам". 29 февраля они снова послали трех сотников с тем же предложением. Непреклонный воевода велел умертвит посланных. Остервенелые казаки полезли на приступ, и скоро верный своим словам Квашнин один оборонялся среди толпы казаков; саблею положил он на месте более десятка врагов; желая избавить жену свою от плена, ударил и ее (но только ранил) и наконец пал, убитый выстрелом из мушкета.
  
   [Коновницын П.П.] В начале Отечественной войны 1812 г. 3-я дивизия Коновницына вошла в состав 1-й Западной армии М. Барклая-де-Толли. 14 июля под Островно дивизия вступила в первый бой с французами; сменив утом­ленный корпус генерала А. Остермана, она целый день сдерживала на­тиск противника, обеспечивая отход главных сил армии. Коновницын писал домой: "Я целый день держал самого Наполеона, который хотел отобедать в Витебске, но не попал и на ночь, разве что на другой день. Наши дерутся, как львы". Так же, как лев, дрался сам Коновницын, удостоенный за этот бой ордена святого Александра Невского. 5 авгус­та он защищал Смоленск, оставаясь раненым в строю, 6 августа сра­жался при Лубине. Вскоре после оставления Вязьмы ему было поручено возглавить арьергард 1-й и 2-й Западных армий, и, отражая атаки мар­шала Мюрата, находясь в беспрерывных боях, он обеспечивал отход русских войск к Бородино. Награды за эти бои он получит уже после Бородино.
  
   [Константин Павлович, великий князь] Критикуя новые уставы и новых лиц, Цесаревич[Константин Павлович] в письме от 27 февраля I8I6 г. писал: "Бога ради, избавьте меня подальше от вашего комитета сочинения воинского устава. Я от двух вещей бежал сюда из Петербурга за полторы тысячи верст: I) в Мраморном дворце приемного зала и знаменной комнаты, а 2) вашего комитета. Боюсь поклонов и шарканья, а сочинения устава вашего так, что если мне сюда будут о нем писать, то я дальше еще за полторы тысячи верст убегу".
  
   [Корнилов В.А.] В преддверии осады Севастополя. Владимир Алексеевич, получив­ший указания от царя, сказал: "Пусть прежде поведают войскам слово Божье, а потом я передам им слово царское". И вокруг города был со­вершен крестный ход с хоругвями, иконами, песнопениями и молеб­нами. Лишь после этого прозвучал знаменитый корниловский при­зыв: "Позади нас море, впереди неприятель, помни: не верь отступле­нию!" 13 сентября город был объявлен на осадном положении, и Корни­лов привлек к строительству укреплений население Севастополя. Были увеличены гарнизоны южной и северной сторон, откуда ожидались главные атаки неприятеля. 5 октября противник предпринял первую массированную бомбардировку города с суши и моря. В этот день при объезде оборонительных порядков Владимир Алексеевич был смертельно ранен в голову на Малаховом кургане. "Отстаивайте же Севастополь", -- были его последние слова. Николай I в своем рескрипте на имя вдовы Корнилова писал: "Россия не забудет этих слов, и детям вашим переходит имя, почтенное в истории русского флота". После гибели Корнилова в его шкатулке нашли завещание, адресо­ванное жене и детям. "Детям завещаю, -- писал отец, -- мальчикам -- избрав один раз службу государю, не менять ее, а приложить все усилия сделать ее полезною обществу... Дочкам следовать во всем матери".
  
   [Котляревский П.С.] Настал грозный 1812 г. Почти все силы страны были брошены на войну с Наполеоном, а на Кавказе русские войска в ослабленном соста­ве продолжали борьбу с персами. Двухтысячный отряд Петра Котля­ревского стоял у реки Аракс, сдерживая воинственные устремления Аббас-мирзы. В то время как главнокомандующий на Кавказе генерал-лейтенант Н. Ртищев желал скорейшего заключения мира, Котляревский считал, что персы понимают только язык силы, и поэтому готовился к новым сражениям. Когда войска Аббас-мирзы вторглись в Талышинское ханство и взяли Ленкорань, Петр Степанович получил от главно­командующего разрешение действовать на свой страх и риск. Он обра­тился к своим солдатам: "Братцы! Нам должно идти за Аракс и разбить персов. Их на одного десять, но каждый из вас стоит десяти, а чем более врагов -- тем славнее победа!" Переправившись 19 октября через Аракс, отряд русского генерала атаковал персидские войска под Асландузом и обратил их в бегство, затем ночным штурмом взял эту кре­пость. Персидские историки писали: "В эту мрачную ночь, когда принц Аббас-мирза хотел сделать сердца своих воинов пылкими к отражению Котляревского, лошадь принца споткнулась, отчего его высочество изволил с очень большим достоинством перенести свое высокое благо­родство из седла в глубокую яму". За победу под Асландузом Котля­ревский был удостоен чина генерал-лейтенанта и ордена святого Геор­гия 3-й степени.
  
   [Котляревский П.С.] Победы Котляревского сломили персов, которые пошли на заклю­чение благоприятного для России Гюлистанского мира. Сам же генерал, награжденный орденом святого Георгия 2-й степени, страдая от полу­ченных ран, "живым мертвецом" уехал домой, на Украину. На сумму, дарованную Александром I, Котляревский купил себе имение сперва близ Бахмута, а затем около Феодосии, где лечился от ран. Легенда гласит, что однажды он побывал в Петербурге, и на приеме в Зимнем дворце царь, отведя его в сторону, доверительно спросил: "Скажите, генерал, кто помог вам сделать столь удачную военную карьеру?" "Ваше величество, -- ответил герой, -- мои покровители -- это солда­ты, которыми я имел честь командовать, и только им я обязан своей карьерой".
  
   [Кульнев Я.П.] В кампании 1809 г. Яков Кульнев отличился, командуя авангардом корпуса П. Багратиона во время перехода русских войск через льды Ботнического залива. Перед началом этого трудного похода Яков Пет­рович объявил своему отряду: "Бог с нами, я перед вами, князь Багра­тион за нами. Поход до шведского берега венчает все труды... Иметь с собой по две чарки водки на человека, кусок мяса и хлеба и два гарнца овса". Поход был совершен ускоренным маршем и увенчался взятием Аландских островов. Не мешкая, Кульнев через ледяные горы с боями прорвался к шведскому берегу и занял Гриссельгам, угрожая Стокголь­му. С этого времени эпитеты "храбрый" и "доблестный" стали неотде­лимы от его имени. Успешное окончание войны принесло Якову Петро­вичу орден святой Анны 1-й степени.
  
   [Кульнев Я.П.] Жители области, в коей воевал Кульнев, не подвергались ни оскорблениям, ни разорению от солдат его; мало в чем разнился образ жизни их во время войны с образом их жизни в мирное время. Молва об его великодушии разносилась повсюду. Когда, по завоевании северной Финляндии, он приехал в Або и вошел на бал князя Багратиона, все сидевшие в зале абовские жители обоего пола, узнав, что то был Кульнев, встали со своих мест, танцевавшие остановили танцы, и все общество подошло к нему, с изъявлением благодарности за сохранение спокойствия и собственности жителей той части Финляндии, где он действовал.
  
   [Кульнев Я.П.] Начальствуя над авангардами, Кульнев был неусыпен в надзоре за неприятелем и говаривал: "Я не сплю и не отдыхаю для того, чтобы армия спала и отдыхала". И подлинно, он почти не спал и не отдыхал. Он, можно сказать, надевал на себя одежду при начатии войны и снимал ее при заключении мира. Все разоблачение его на ночной сон состояло в снятии в себя сабли, которую клал у изголовья. Только в течение дня, по возвращении дальних разъездов, с уведомлением о далеком расстоянии неприятеля и о бездействии оного, -- только тогда он позволял себе умыться и переменить белье. После того, немедленно и в ту же минуту, опять надевал на себя одежду, и в ней провожал ночь, имея коня оседланным у балагана или куреня своего. При первом известии с передовой цепи о выстреле, или о движении неприятеля, Кульнев являлся, с одним только ординарцем, или вестовым, к той части цепи, откуда слышан был выстрел, или где примечен был неприятель.
  
   [Куропаткин А.Н.] Драма генерала Куропаткина, конечно, не только в отсутствии у него равновесия между умом и волею. Психологически Куропаткин был на Ў в прошлом. В его военном творчестве доминировали воспоминания турецкой войны и среднеазиатских методов. И эти воспоминания делали его нечувствительным к восприятиям нового лика войны. Что это так, что это мое утверждение верно, доказывается всею боевою деятельностью, в период Великой войны, этого, несомненно, почтенного генерала.
  
   [Кутузов М.И.] Князь Кутузов ... понимал религиозность русского человека и пользовался ею в самый трудный период войны 1812 года. Известно, что во время отступления из Смоленска дальновидный Кутузов приказал взять из города чудотворную икону Божией Матери и везти с отступающей армиею; затем накануне Бородинского сражения князь "велел пронести вдоль линии войск эту икону; по временам духовная процессия останавливалась и совершалось молебствие; тысячи воинов падали на колени, творя крестное знамение и молясь усердно. Сам главнокомандующий со всем своим штабом встретил икону и поклонился ей до земли".
  
   [Кутузов М.И.] Когда стали известны просьбы Наполеона о мире, вели­кий русский баснописец Крылов написал басню "Волк на псар­не". В ней описывалось, как волк хотел залезть в овчарню, к беззащитным овцам, а попал на псарню и стал просить мира. В ответ седой старик ловчий сказал: "...Обычай мой: с волка­ми иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой". Крылов собственноручно переписал эту басню и через жену Куту­зова передал ее полководцу. Рассказывали, что когда Кутузов чи­тал ее офицерам и доходил до того места, где описывалась седина ловчего, он снимал шапку и тряс своими седыми волосами.
  
   [Кутузов М.И.] Начиная с Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и в донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собою лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем-нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст ни одного русского. И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, -- он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживает немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна. Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение событий. Действия его -- все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1)напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2)победить их и 3)изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
  
   [Лазарев М.П.] Однажды Лазарев был в Петербурге на приеме у Николая I, и после обсуждения дел царь предложил адмиралу остаться пообедать с ним. "Не могу, государь, -- ответил Лазарев, -- я дал слово обедать сегодня у адмирала Г." (который был в немилости при дворе). Вытащив толс­тый хронометр, Михаил Петрович сказал: "Опаздываю", -- попрощался и быстро вышел. Зашедшему минутой позже А.Ф. Орлову царь, почесывая лоб, сообщил: "Представь себе: в России есть человек, который не захо­тел со мной отобедать!"
  
   [Лермонтов М.Ю.] Лермонтов, не окончив курса в Московском университете, в 1832 г. поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Из Петербурга он писал Марии Лопухиной: "До сих пор я жил для литературной карьеры, столько жертв принес неблагородному кумиру, и вот теперь я -- воин. Быть может, это особая воля Провидения; быть может, это путь кратчайший, и если он не ведет меня к моей первой цели, может быть, приведет к последней цели всего существования: умереть с пулей в груди -- это лучше медленной агонии старика. А потому, если будет война, клянусь Богом, буду всегда впереди".
  
   [Мадатов В.Г.] О его храбрости и необычайной быстроте действий знала вся армия. Денис Давыдов назвал Мадатова, с которым ему довелось воевать бок о бок на полях Германии, "до невероятия неустрашимым генералом". Жители города Галле, куда он приехал лечиться после ранения, несли его на руках до отведенного ему дома.
  
   [Мальцов С., 1569 г.] Весною 1569 года Турецкий султан послал кафинскаго пашу с 17.000 спагов и янычар, а также крымского хана Давлет Гирея с 50.000 всадников отнять у Иоанна Грозного завоеванную нами Астрахань. В этом походе попался им навстречу царский сановник Семен Мальцов. "Он ехал из ногайских улусов и встретил неприятелей на берегу Волги; окруженный ими, скрыл государев наказ, как неприкосновенную святыню, в дереве на Царицын-острове; сдался уже полумертвый от ран; прикованный к пушке, терзаемый чувством боли, жажды, голода, ежечасно угрожае­мый смертью, не переставал ревностно служить царю своему; стращал турков рассказами: уверял, что астраханцы и ногаи манят их в сети, что шах персидский есть союзник России, что мы послали к нему 100 пушек и 500 пищалей для нападения на Касима, что князь Серебряный плывет с тридцатью тысячами к Астрахани, а князь Иван Бельский идет полем с несметною силою. Мальцов учил и других наших пленников сказывать тоже; склонял греков и волохов, бывших с Касимом, пристать к россиянам в случае битвы, звал сыновей Давлет Гиреевых к нам на службу... Без всякой надежды увидеть святую Русь, без вся­кой мысли о награде, о славе, сей усердный гражданин хотел еще и накануне смерти быть полезным Государю, оте­честву... Провидение спасло Мальцова. Выкупленный в Азове нашим крымским послом, Афанасием Нагим, он возвра­тился в Москву.
  
   [Мевес] В огромном калейдоскопе военных начальников ... выделяется один исключительною тре­бовательностью, но вместе с тем и исключительным уважени­ем к офицерскому званию. Это был командир 20 корпуса, гене­рал Мевес, умерший за три года перед Японской войной. Чело­век высокой честности, прямой, суровый, он стремился провести и поддержать в офицерской среде рыцарское понятие об ее предназначении и моральном облике. Едва ли не единствен­ный из крупных начальников, он не допускал столь излюблен­ного и, в сущности, позорного способа воздействия, не приме­нявшегося в отношении служилых людей прочих ведомств, -- ареста офицеров. В этом наказании он видел "высшую обиду личности, обиду званию нашему". Мевес признавал только вну­шение и выговор начальника и воздействие полковых товари­щей. "Если же эти меры не действуют, офицер не годен, и его нужно удалить".
  
   [Меншиков А.Д.] Во время Северной войны 1700 -- 1721 гг. Меншиков командовал крупными силами пехоты и кавалерии, отличился в осаде и штурмах крепостей, во многих сражениях. В 1702 г. при осаде Нотебурга своевременно подоспел со свежими силами к М. Голицыну, начавшему штурм, и крепость была взята. Весной следующего года, действуя с Петром в устье Невы, одержал первую морскую победу над швецами, смелым абордажным ударом пленив два неприятель­ских корабля. Чрезвычайно довольный этим успехом, царь велел выбить медаль с такой лаконичной надписью на ней: "Не бываемое бывает".
  
   [Милорадович М.А.] Мятеж декабристов в 1825 г. обернулся для Милорадовича бедой. Из двух возможных преемников умершего Александра I -- Константи­на Павловича и Николая Павловича он отдавал предпочтение Кон­стантину, с которым еще в 1799 г. участвовал в суворовских походах. Возможно, поэтому генерал-губернатор столицы не предпринял энер­гичных мер по предотвращению мятежа на Сенатской площади. При­быв 14 декабря в Конногвардейский полк, шефом которого являлся Константин, Милорадович не захотел вести его против восставших, жалея русскую кровь. "Пойду сам", -- сказал он и поскакал на Сенат­скую площадь. Там он, приподнявшись на стременах и достав золо­той клинок, обратился к солдатам: "Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?" Тихо стало на площа­ди. "Слава богу, -- воскликнул Милорадович, -- здесь нет ни одного русского солдата!" В рядах восставших наметилось замешательст­во, и тут прозвучал роковой выстрел отставного поручика Кахов­ского: смертельно раненный генерал опрокинулся с лошади в снег.
  
   [Милорадович М.А.] С походом через Сен-Готард связан один любопытный эпизод. При спуске с крутой горы в долину, занятую французами, солдаты Милора­довича заколебались. Заметив это, Михаил Андреевич воскликнул: "Посмотрите, как возьмут в плен вашего генерала!" -- и покатился на спине с утеса. Солдаты, любившие своего командира, дружно последо­вали за ним.
  
   [Милютин Д.А. Записка 1877 г.] Внутреннее и экономическое перерождение России находится в таком фазисе, что всякая внешняя ему помеха может привести к весьма продолжительному расстройству государственного организма. Ни одно из предпринятых преобразований еще не закончено. Экономические и нравственные силы государства далеко еще не приведены в равновесие с его потребностями. По всем отраслям государственного развития сделаны или еще делаются громадные затраты, от которых плоды ожидаются лишь в будущем. Словом, вся жизнь государства поставлена на новые основы, только еще начинающие пускать первые корни. Война в подобных обстоятельствах была бы поистине великим для нас бедствием. Страшное внутреннее расходование сил усугубилось бы еще внешним напряжением; вся полезная работа парализовалась бы и непомерные пожертвования могли бы привести государство к полному истощению...
  
   [Милютин Д.А. Записка 1877 г.] Во всей Европе нет ни одного государства, которое искренно сочувствовало бы решению восточного вопроса в желаемом нами направлении. Напротив, все державы, по мере возможности, стараются противодействовать малейшему нашему успеху, все одинаково опасаются хотя бы только нравственного нашего усиления на Балканском полуострове. Эти опасения, безмолвно связывающие против нас всю Европу, заставляющие наших друзей опускать руки, а наших врагов создавать нам на каждом шагу всевозможные препятствия, могут поставить Россию в случае войны в самое критическое положение...
  
   [Милютин Д.А.] Из дневника: 1876 г. 28-го сентября. Вторник: "Сегодня имел я длинный доклад в присутствии наследника-цесаревича. У государя новая мысль: поручить командование действующей армией против Турции -- Тотлебену... Мысль эта явилась вследствие случайного обстоятельство: Тотлебен, на пути своем в Крым, читал присланные бывшим его адъютантом Шильдером корректурные листки русского перевода сочинения Мольтке о войне 1828 и 1829 годов и в разговоре с государем упомянул об этом сочинении, заключающем в себе рассуждения знаменитого немецкого стратега о театре войны в Европейской Турции. Из этого разговора Государь заключил, что генерал Тотлебен не исключительно только специалист по инженерной части, но вместе с тем и авторитет в военном деле вообще. В пользу назначения его командующим действующей армией его величество приводил, кроме личных достоинств Тотлебена, также и "prestige" его имени. Я не возражал, однако ж не мог не заметить, что его тяжелый характер и щепетильность могут быть большим неудобством в командовании армией.
  
   [Милютин Д.А.] Из дневника: 1876 г. 23-го марта. Вторник: "После доклада присутствовал в Академии генерального штаба, где молодой князь Николай Николаевич читал решение последней заданной ему стратегической задачи. При этом разборе присутствовал отец молодого великого князя Николай Николаевич старший, принц Петр Георгиевич Ольденбургский и довольно много других лиц. Решение задачи признано весьма удовлетворительным, и после сделанных поочередно профессорами частных замечаний начальник Академии генерал-лейтенант Леонтьев очень ловко высказал общее заключение о работах великого князя в продолжение трехлетнего пребывания его в Академии. Заключение это было так лестно для молодого князя, что тот не только сам, но и отец его прослезились и бросились в объятья друг другу. Остается пожелать, чтобы знания, приобретенные великим князем в Академии, дали ему серьезное направление в дальнейшей его жизни и службе и чтоб из него вышел человек дельный, не похожий на двоюродного его брата Николая Константиновича, также кончившего довольно успешно курс Академии несколько лет тому назад. Во всяком случае, пример двух великих князей, прошедших курс Академии генерального штаба, имеет в моих глазах особенное значение: далеко ли то время, когда и Академия, и весь Генеральный штаб были в загоне, когда каждый офицер, носивший мундир генерального штаба, считался бесполезным теоретиком, скучным педантом, самонадеянным либералом.
  
   [Михаил Александрович (1304 -- 1319)] Сей князь, столь великодушный в бедствии (ему пришлось вынести издевательства ханских воевод, подогреваемых стремящимся к власти Георгием), заслужил славное имя отечестволюбца. Сверх достоинств государственных -- ума проницательного, твердости, мужества -- Михаил отличался и семейственными: нежною любовью к супруге, к детям, в особенности к матери, умной, добродетельной Ксении, воспитавшей его в правилах благочестия и скончавшей дни свои монахинею.
  
   [Михаил Федорович (1613 -- 1645)] О личной деятельности царя Михаила Федоровича известно очень мало; его личность все время заслоняют лица более энергичные, более твердой воли, чем он -- его мать и отец. Как человек, Михаил Федорович был необычайно мягкий и добрый.
  
   [Мстислав (1125 -- 1132)] Княжение его, к несчастью кратковременное, прославилось разными успехами воинскими, которыми он желал единственно успокоить государство и восстановить древнее величие оного... Мстислав забыл наставление отца: "Дав клятву, исполняй оную!" Щадить кровь людей есть без сомнения добродетель; но монарх, преступая обет, нарушает закон естественный и народный; а миролюбие, которое спасает виновного от казни, бывает вреднее самой жестокости.
  
   [Муравьев Н.Н.] Неудачное начало Крымской войны не вызвало удивления у Мура­вьева: причину этих неудач он видел в политике Николая I. "Бедная Россия, в чьих руках находятся судьбы твои", -- писал Николай Ни­колаевич. Но когда удрученный ходом войны царь предложил Мура­вьеву возглавить русские войска на Кавказе, тот. хоть и не без колеба­ний. согласился. "Когда государь так убедительно просил меня помочь ему, устраняя лицо свое и призывая единственно любовь мою к Оте­честву, я признал в обороте речей его тяжкое для него сознание в не­справедливости ко мне и оскорблениях, прежде им нанесенных" -- так объяснял он свое согласие.
  
   [Нахимов П.С. Оборона Севастополя, 1854 г.] Перенесение цели обороны из мира материального в область, где численность и пушки противника бессильны, практикуется опытными начальниками. Так, когда союзники медленно, но упорно приближались к Севастополю, когда Нахимову стало ясно, что успех неприятеля несомненен и когда после отбитых штурмов высказывались предположения, что неприятельский успех остановлен, Нахимов говорил: "Пустые мечты-с! Мы сражаемся теперь не за Севастополь, а за честь России и на нашу честь! Будет ли взят город, или нет, не наше дело-с. Мы, умирая, будем еще держать оружие в руках-с". В самом деле, раз что дело идет о чести России и ее защитников, то успех противника уничтожается в корне; даже более того, он переносился на сторону гарнизона и поднимал его дух.
  
   [Начальник, внушающий презрение] Недостаток природного обаяния стараются заполнить искусственными способами: чинами, орденами, высоким положением. Все эти средства оказывают некоторое воздействие на толпу, конечно, при том обязательном условии, если основные черты характера данного лица не делают его совершенно неспособным к руководству массами. К сожалению, действительность показывает, что у нас во главе даже значительных сил могут стоять начальники, "не могущие внушать к себе ничего, кроме ненависти и презрения" подчиненных. И. Мартынов говорит про бывшего начальника 35 пехотной дивизии: "Это был прежде всего совершенно исключительный, феноменальный трус, у которого страх за свою особу доходил до болезненности... К перечисленным свойствам Добржинского присоединялись еще: холопство перед начальством, хамство с подчиненными, крайняя лживость, бессердечное отношение к солдату и отвратительная жестокость к мирным жителям".
  
   [Начальники и подчиненные офицеры, середина ХIХ в.] Офицера, до получения им роты, ценили только по наружности, по умению маршировать, а ротного командира по тому, как рота ходила церемониальным маршем ли делала ружейные приемы... Эта эгоистическая односторонность взгляда начальников на истинную службу, убивала в офицерах стремление к настоящему военному образованию, развивала в них желание угождать, в ущерб понятию о долге.
  
   [Начальники: отношение к военной науке, середина ХIХ в.] У многих начальников наука не только не находила покровительства, а, напротив, встречала преследование, насмешку: занимающегося наукой офицера обыкновенно называли ученым, прилагая это название преимущественно в тех случаях, когда ему случалось сделать какой-нибудь промах.
  
   [Неверовский Д.П] замечателен подвиг Неверовского под Красным. Когда армии соединились, решено было идти навстречу неприятелю, который от Витеб­ска, по-видимому, направился прямо к Москве. Между тем на самом деле оказалось, что Наполеон устремился к Смоленску с тем, чтобы, овладев им врасплох, зайти русской армии в тыл и отрезать ее от Москвы. Хитрый ма­невр его едва не удался. Гарнизона в Смоленске почти не было, а армия наша находилась на более далеком расстоянии от него, нежели французская. Но на пути к Смоленску передовой отряд французской армии встре­тился с незначительным (около 7 тысяч) русским отрядом, которым коман­довал Неверовский. Зная опасное положение главной армии, Неверовский решился во что бы то ни стало задержать неприятеля хоть на несколько часов, дабы таким образом дать время занять войскам Смоленск. Построив свои полки в густые колонны и воодушевив их краткой, но сильной речью, он встретил врагов с мужеством героя, отразил первый натиск и начал от­ступать медленно, стройно, задерживая их на каждом шагу. По свидетельст­ву самих французов, он отступал, как лев. Французы сорок раз пускали в атаку свою кавалерию -- и все напрасно. Неверовский отбился и дал воз­можность отряду Раевского занять Смоленск.
  
   [Николай I и Русская Армия] Для характеристики того ужасного разлагающего влияния, какое имела на дисциплину новая система общения начальников с подчиненными, приведу слова записки о состоянии государства в 1841 г., поданной Н. Кутузовым Императору Николаю Павловичу. Вот, что говорится об армии в этом документе: "Войско наше блестяще, но это наружный блеск, тогда как в существе оно носит семена разрушения нравственной и физической силы. Разрушение нравственной силы состоит в потере уважения нижних чинов к своим начальникам; без этого же уважения -- войска не существует. Эта потеря произошла от предосудительного обращения главных начальников с подчиненными им офицерами и генералами: перед фронтом и при других сборах нижних чинов, их бранят, стыдят и поносят. От этого произошло то, что, с одной стороны, те только офицеры служат и терпят это обращение, которые или не имеют куска хлеба, или незнакомы с чувством чести; с другой -- что нижние чины потеряли к ним уважение, и это достигло до такой степени, что рядовой дает пощечину своему ротному командиру! Это не бывало с учреждения русской армии; были примеры, что убивали своих начальников, но это ожесточение, а не презрение".
  
   [Николай II и Русская Армия] У царской семьи была отработана система взаимоотношений с гвардией и армией. В дни рождений и тезоименитств (именин) Николая, его матери Марии Федоровны, его жены Александры Федоровны и сына Алексея, а также в годовщины восшествия на престол императора и императрицы все воинские части освобождались от занятий и учений. Члены царской семьи были шефами многих полков, присылали поздравления или лично участвовали в полковых праздниках, одаривали подарками офицеров и солдат. Представители мужской части семьи зачислялись на воинскую службу с рождения.
  
   [Олег (879 -- 912)] Сей опекун прославился великою своею отважностью, победами, благоразумием, любовью подданных... Мудростию правителя цветут государства образованные; но только сильная рука Героя основывает великие империи и служит им надежною опорою в их опасной новости.
  
   [Ольга (945 -- 969)] Отмстив древлянам, она сумела соблюсти тишину в стране своей и мир с чуждыми до совершенного возраста Святославова; с деятельностью великого мужа учреждала порядок в государстве обширном и новом; не писала, может быть, законов, но давала уставы, самые простые и самые нужнейшие для людей в юности гражданских обществ.
  
   [Остерман-Толстой А.И.] Чтобы выиграть время и дождаться здесь Багратиона[речь идет о соединении 1 и 2 армий], Барклай приказал графу Остерману с небольшим отрядом задержать францу­зов. Целый день мужественный Остерман выдерживал напор сильнейшего не­приятеля. Когда ему донесли, что неприятель все более и более усиливается, между тем русские полки понесли большой урон и при этом спрашивали, что делать, -- он хладнокровно отвечал: "Ничего не делать; стоять и умирать".
  
   [Офицер, его ценностные качества] Храбрость и мужество являются не добродетелями, а атрибутами офицерской профессии. Без них офицер не является офицером, особенно на поле боя, на глазах у своих подчиненных, причем мужество далеко не всегда является спутником храбрости: как известно, немало офицеров, в том числе и известных в свое время военачальников, обладая ярко выраженной личной храбростью, тем не менее были лишены мужества, понимаемого как умение думать не только о себе и своей славе, но прежде всего о своих подчиненных офицерах и солдатах, о наиболее успешном, решительном и целесообразном способе выполнения поставленной боевой задачи.
  
   [Офицерская присяга. ХVII в.] По присяге 1651 г., например, офицер подтверждал "крестным целованием", что он "Царю прямити и добра хотети во всем правду, никакого лиха ему, Государю, не мыслить, с немецкими и иными людьми биться, не щадя головы своей до смерти, из полков и из посылок без указу не отъезжать и воевод не оставлять, по свойству и дружбе ни по ком не покрывать".
  
   [Офицерский состав России конца ХIХ -- начала ХХ вв.] Офицерский состав мирного времени был дисциплиниро­ван, достаточно предан служебному долгу, в бою самоотвер­жен, умел безропотно умирать, но в массе... не обладал, по край­ней мере, в главном роде войск качествами, присущими воину по призванию: авторитетом, инициативой, предприимчивостью, неукротимой волей к победе. Его храбрость имела вообще оп­ределенно пассивный характер. Даже взаимная выручка не находилась на должной высоте. Активные воинские качества встречались чаще у молодежи, младших офицеров, начальни­ков команд разведчиков и пр., между которыми герои были нередки; реже те же качества можно было встретить между ротными командирами и в виде исключения -- между баталь­онными. Состав последних в армейских пехотных полках, го­воря вообще, был, безусловно, неудовлетворителен. Поддержи­вать строгую дисциплину в условиях военного времени офи­церы в массе, по недостатку авторитета, не умели.
  
   [Офицеры, их положение в начале ХХ века] Начальники видят себя обязанными громить подчиненных с высоты своего величия... Но как же офицеру отдать себя целиком службе, если и во время мирных упражнений и смотров, он обязательно должен помнить, что в случае неглижирования он может быть нравственно уничтожен и ему даже не дадут возможности оправдаться...
  
   [Павел I и Русская Армия] Отметим, что за 4 года 5 мес. царствования Павла за, так называемое, незнание службы было уволено, отставлено и выкинуто со службы: 7 фельдмаршалов, 363 генерала и 2156 офицеров, при армии в четыре раза меньшей, чем теперь. Как жестоко звучит при этом подобный приказ: "Шт.-кап. Крипичников разжалуется в рядовые, с прогнанием шпицрутенами сквозь тысячу человек раз!" Наряду с этим, как сравнительно снисходителен другой приказ: "Ген.-м. Арбенев за трусость и оставление в сражении своего полка, при чем он удалился за 40 верст, исключается из службы".
  
   [Павел I, Суворов А.В. Итальянский поход. 1799 г. ] В какие-нибудь четыре -- пять месяцев Италия была свободна от власти французов. Они разбиты были в двух больших и шести малых бит­вах; у них взято было в плен до 80 тысяч человек, отнято 25 крепостей. Император Павел не знал уж, чем наградить богатырские подвиги Суворова. "Вы поставили себя выше всех наград", -- писал он ему. Суворов уже по­лучил титул светлейшего князя с прозванием Италийского. Наконец повелено было отдавать ему воинские почести, подобные царским, даже в присут­ствии государя. "Достойному достойное!" -- говорил император в своем ре­скрипте.
  
   [Павел I, Суворов А.В.] Переход Суворова через Альпийские горы продолжался 16 дней. Он не имел таких важных последствий, как, например, штурм Праги или победы в Италии, но по справедливости считается венцом славы Суворова. Первые полководцы в свете могли бы гордиться таким необыкновенным подвигом, а французский полководец, надеявшийся захватить здесь Суворова в плен, го­ворил потом, что он отдал бы все семь своих побед за один этот переход. Император же Павел в рескрипте своем Суворову писал: "Побеждая повсю­ду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, вам недоставало одного рода славы -- преодолеть и самую природу. Но вы и над нею одержали ныне верх". Он дал Суворову самый высший военный чин генералиссимуса и при этом еще сказал: "Это много для других, а ему мало".
  
   [Павел I] Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность Отечества; к необъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал нас не поданными, а рабами; казнил без вины; награждал без заслуг; отнял стыд у казны, у награды -- прелесть...
  
   [Панин П.И.] В декабре 1772 года скончался боевой соратник Панина фельдмаршал П.С. Салтыков, командовавший русской армией в войне с Пруссией. В последние годы он находился в опале у Екатерины, и власти не сделали каких-либо распоряжений относительно похорон, хотя у гроба фельдмаршала, по существующим правилам воинского этикета, обязан был стоять караул из офицеров гвардии. Лишь генерал Панин в полной форме и со всеми регалиями приехал в Марфино, чтобы отдать последние почести полководцу. Тогда-то и прогремели на всю Россию слова Панина: "До тех пор стоять буду на часах, пока не пришлют почетного караула для смены".
  
   [Панин П.И.] Обладая прямым характером, Панин высказывал свое мнение, не взирая на авторитеты. Однажды во время заседания Сената он заспорил с генерал-прокурором А. Вяземским, который заявил: "Вы забываете, что я, по изречению Петра Великого, есть око государево". -- "Нет, -- ответил Петр Иванович, -- вы не око, а бельмо государево".
  
   [Паскевич И.Ф.] В одном из своих многочисленных писем к нему, увеща­ний, император Николай I, высоко ценивший боевые заслуги Паскевича, говорил: "Не надо угнетать и быть несправедливу... Прощать -- великодушно; притеснять же без причины -- небла­городно... Да украсит Вас и последняя слава -- скромность. Воз­дайте Богу и оставьте Нам славить Вас и дела Ваши..."
  
   [Первая мировая война и потери офицеров в ней] На третьем году войны, когда выбывало из строя до 80% кадровых офицеров и солдат, когда армия, пополнялась призывами старых годов, а в корпус офицеров попадал случайный элемент, когда офицеры и солдаты не знали друг друга, когда, по выражению покойного Государя "войну повели прапорщики" -- тогда крах был очевиден, но в нем русское офицерство неповинно.
  
   [Первая мировая война, офицеры и интеллигенция] Впереди легли, широко размахнув руки и сдвинув седые брови, старые командиры, и на их места встали залитые кровью юноши, молодые, полные огня. Они подняли высоко знамена дедов и молча ложились впереди с наивно удивленными глаза­ми и красной струйкой резвой крови. А там, в глубокой дали, в тылу, в самом сердце страны, остались те, кто был мозгом, кто был душою нации. Они, сытые, довольные, они, державшие нити мысли и слова, -- интеллигенция великой страны. Им скоро надоел первый экстаз подъема. Спрятав национальные флаги первых дней, они зевали над телеграммами и скучали от затянувшейся войны. Их не коснулось великое горе России.
  
   [Первая мировая война, потери офицерского состава] Наши пехотные полки потеряли за мировую войну по несколько комплектов командных составов. Насколько могу судить по имеющимся у меня данным, лишь в немногих полках потери офицерского состава убитыми и ранеными спускаются до 300%, обыкновенно же достигают 400 -- 500% и более.
  
   [Первая мировая война: офицерские потери] В первый же год войны большая часть офицеров была истреблена. Открывавшиеся вакансии заполнялись путем досрочных выпусков из военно-учебных заведений и краткосрочных курсовых мероприятий. Ни о какой "классовой чистоте" офицерского корпуса уже не могло идти речи. За три года войны потери офицеров составили 120 тыс. человек. К 1917 г. в армии налицо было 247 440 офицеров. Шел стремительный процесс демократизации офицерского корпуса. Дворянским он продолжал оставаться главным образом в штаб-офицерском и генеральском звене.
  
   [Первая мировая война. 1915 г.] Австрийцы, обнаглев, совершали все передвижения открыто и пошли в атаку густыми сомкнутыми массами, а у наших стрелков не было ни одного патрона. 4-я бригада не удержалась и отошла. Ее блестящий начальник, генерал Селивачев, выехал к отступавшим, сам в цепи подбадривал людей, и действительно ему удалось остановить отход на следующем лесном рубеже. Когда же сверху пришел обычный грозный запрос, кто виноват в неудачном бою бригады, Селивачев с достоинством ответил: "Побеждают мои полки, а если несем неудачу, то виноват я один". Вот бы нам побольше Селивачевых! Наверное не было бы такого позора, который мы переживаем сейчас.
  
   [Первая мировая война. 1915 г.] Кажется, судьба начинает немного улыбаться нам. Общественные организации, изверившиеся в работе правительства, взялись за изготовление всего, что нужно армии, и в середине августа мы получили первый ящик со снарядами, изготовленными на частных заводах Москвы. На ящиках горделиво красовалась надпись: "Снарядов не жалеть". Мы в армии знаем, чем мы обязаны нашей родной промышленности. С огромными усилиями, преодолевая невероятные трения со стороны всего бюрократического аппарата управления, она начинает создавать заводы, оборудовать их и лихорадочно поделывать то, чего не может сделать правительство. Имена Рябушинского, Гучкова, Второва, Лианозова доносят до нас, но сколько других, имена которых нам не известны. Эти люди думают и заботятся об армии, и их творчеству, их инициативе мы обязаны этой надписи. После ужасов беспомощности, чем мы сможем их отблагодарить?
  
   [Петр Великий и гвардия] Это [гвардия] была школа начальствующих с широкою практикой на войне и во время мира, выпуская своих питомцев, в качестве офицеров и начальников частей, проводников правильных взглядов на воспитание и обучение и питомником прочного воинского духа. Созданием гвардии Петр I построил тот якорь, которого до этого не имела русская вооруженная сила и который должен был обеспечить незыблемость и преемственность новых начал службы среди случайностей будущего.
  
   [Петр Великий] Петр Великий, создавая регулярную армию в России, был первым, кто в законодательном порядке установил ответственность за оскорбление офицера. В 1712 г. он издал указ, штрафовавший каждого, кто не почтит офицера, и провел это преимущество в Табели о рангах. Оскорбление, нанесенное офицеру, рассматривалось как задевающее честь всего офицерского сообщества данной части так же, как и неблаговидный поступок одного из военнослужащих бросал тень на достоинство офицерского звания.
  
   [Петр Великий] В декабре 1701 г. Шереметев принес России первую победу над шведами -- в сражении у селения Эрестфер, близ Дерпта (Тарту). Шведский отряд, которым командовал генерал Шлиппенбах, не устоял перед натиском превосходящих сил противника и был разбит, потеряв около трех тысяч человек (потери русских -- около одной тысячи). Петр I так отозвался об этой победе: "Мы дошли до того, что шведов побеждать можем пока, сражаясь двое против одного, но скоро начнем побеждать их и равным числом".
  
   [Петр Великий] Вот еще случай, когда Петр указал патриарху, что он понимает свое служение государству шире, чем он обучен был тому с молоду. Во время допроса и пыток бунтовавших стрельцов патриарх является к царю с иконой Богоматери. Петр ему говорит: "Зачем ты пришел сюда с иконою? Я чту Богоматерь не меньше тебя, но моя обязанность и долг перед Богом охранять народ и казнить злодеев, которые посягают на его благосостояние".
  
   [Петр Великий] За заслуги и талан прощал Царь даже самые серьезные грехи, говоря по адресу Меньшикова: "Голова, голова, как не так ты умна была, -- давно бы приказал отрубить тебя". Простил снисходительный Царь и известному кн. Долгорукому, разорвавшему царский указ, даже в такой высшей степени дерзкий и неприличный поступок, ценя благородные побуждения князя, всегда разрешая ему говорить в глаза даже самую неприятную правду.
  
   [Петр Великий] Из Амстердама Петр пишет: "Следуя слову Божию, сказанному праотцу нашему Адаму, трудимся в поте лица, видит Бог, не из нужды, но желая блага, дабы искуситься в науке и быть полезным отечеству". В этой фразе ясно сквозит мысль: не царство для меня, а я -- для царства. Получить звание мастера 14-ти ремесел, аттестат зубного врача, изучить все науки, -- это ли не выполнение долга перед отечеством?
  
   [Петр Великий] Обстоятельства окончания Прутского похода 1711 года представляются не вполне выясненной историей. Однако, если прочесть рескрипт, посланный Петром Сенату в предвидении пленения своего и всей армии, то ясно становится, сколько мало дорожил Петр собственным благополучием и напротив сколько сильно было его сознание долга перед отечеством. Вот этот рескрипт: "Господа сенаторы, уведомляю Вас через сие, что я со всем своим войском, без нашей вины и ошибки, но только через ложно полученное известие, окружены вчетверо сильнейшим турецким войском, таким образом и столько, что все дороги к провозу провианта пересечены, и я без особенной Божеской помощи ничего, как совершенное наше истребление или турецкий плен, не предусматриваю. Если случится последнее, то не должны Вы меня почитать царем, вашим государем и ничего исполнять, что бы до Ваших рук не дошло, хотя бы то было своеручное мое повеление, покамест не увидите меня самолично. Если я погибну и вы получите известие о моей смерти, то изберите между собой достойнейшего моим преемником".
  
   [Петр Великий] Петр вынужден был обращаться к услугам иностранных специалистов. Но их привлечение на русскую службу таило по крайней мере два негативных следствия. Одно из них обнаружилось еще во время заключения контрактов: иностранным специалистам надлежало платить в три -- четыре раза более высокое жалованье, чем отечественным. Другое выявилось, когда они приступали к выполнению своих обязанностей: оказывалось, что многие из них не владели необходимыми ни опытом, ни знаниями. Особо ощутимы отрицательные последствия найма иностранцев в армии: офицерам, готовым служить всякому, кто платил больше, были чужды патриотизм, чувство долга перед Родиной, и они не выдерживали испытания в первом же серьезном деле, требовавшем жертв.
  
   [Петр Великий] Петр крайне снисходительно относился к военным неудачам. После поражения Шереметева 15-го июля 1705 г. при Мурь-Мызе Петр пишет ему: "Не извольте о бывшем несчастье печальным быть, понеже всегдашняя удача много людей ввела в пагубу. Забудьте, и паче людей ободряйте".
  
   [Петр Великий] Преобразования Петра Великого особенно плодотворны для русской армии потому, что принимая что-либо извне, он заботился о строгом согласовании вновь вводимого с русскою жизнью, старался придать нововведению форму, понятную для русских людей, подготовленных царем для деятельности на всех ступенях военной иерархии.
  
   [Петр Великий] Современник Петра А.А. Матвеев, описывая "Потешных" и упоминая о молодом Государе, говорит: "И не токмо Его вышеупомянутое Величество неусыпно от тех молодых своих ногтей оный корпус молодых тех солдат сам всегда надзирал, но и все те, начав от барабанщичьего чина, солдатские чины прямыми своими заслугами прошел". Это было "новое начало службы", принявшееся до того только в непопулярных войсках иноземного строя и, как известно, в корне противоречившего понятиям местничества, уничтоженного официально, но все еще живущего в виде прочно усвоенного старого предрассудка.
  
   [Платов М.И.] Казаки, и, в частности Войско Донское под предво­дительством генерала от кавалерии М.И. Платова, внесли огромный вклад в победу в Отечественной войне 1812 года. Сам император Наполеон дал такую оценку казачьей коннице: "Надо отдать справедли­вость казакам: именно им обязаны русские своими успехами в этой кампании. Это бесспорно лучшие легкие войска, которые только существуют". После окончания войны общественность Лондона в знак признательности и благодарности решила преподне­сти сабли особо отличившимся полководцам армий союзников. На клинке, врученном Матвею Иванови­чу, была сделана надпись: "...Атаману Платову... с глубоким признанием его блистательным дарованиям, высокости духа, непоколебимому мужеству, оказан­ным в продолжение долговременной войны, предпри­нятой для утверждения мира, тишины и благоденствия в Европе".
  
   [Платов М.И.] Матвей Иванович с юности взял за правило: никогда не пренебрегать советами бывалых казаков, обсуждать с наиболее опытными воинами план предстоящей вы­лазки или боя. Как-то после тяжелого дневного пере­хода полк Платова остановился на ночлег. К усталому и вымотавшемуся за день командиру подошел быва­лый казак. "Батюшка наш, Матвей Иванович, погово­рить мне надо с тобой в чистом поле наедине", -- попросил он. Командир и казак пошли в поле. Старик припал ухом к земле: "Что слышишь, Матвей Ивано­вич?" "Да шум какой-то, вроде птица кричит. Что же это такое?" -- воскликнул удивленный Платов. "А вот что, -- ответил бывалый воин. -- Недалеко от нас оста­новился враг, и много его. От огня костров и подня­лись птицы". На удивленный взгляд Платова старик добавил: "Поживешь, Матвей Иванович, с мое, узна­ешь и больше". Платов не захотел обижать старика недоверием: выслал разведку. Вернувшийся вскоре ка­зачий разъезд сообщил, что действительно близко рас­положился на ночь большой отряд турок.
  
   [Платов М.И.] Нравственному воспитанию казаков в войсках, кото­рыми командовал М.И. Платов, уделялось первосте­пенное внимание. Достаточно сказать, что в корпусе Платова за весь период Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813 -- 1814 годов не было зафиксировано случаев мародерства, воровства или насилия. Огромное нравственное воздействие на всю русскую армию оказал поступок казаков М.И. Плато­ва, пожертвовавших большое количество золота и се­ребра, отбитого у французов, для украшения Казан­ского собора в Петербурге. Из этого серебра были изваяны четыре евангелиста. "При взоре на них, -- писал в благодарственном письме к донцам М.И. Кутузов, -- в нашей душе будет соединяться воспоми­нание о мужестве русских героев, о грозном их мще­нии и о страшной погибели иноплеменника, посягнув­шего на русскую землю".
  
   [Платов М.И.] Современники вспоминали, что Платов, почти всю жизнь проведя в седле, стремился воспитать казаков в постоянной готовности к походам и сражениям, сде­лать так, чтобы они были привычны к тяготам и лишениям воинской службы. "Мы не рождены ходить по паркетам, да сидеть на бархатных подушках, -- гово­рил Матвей Иванович станичникам. -- Наше дело хо­дить по полю, по болотам, да сидеть в шалашах или еще лучше под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были в тягость. Всякое дело тогда и хорошо, пока всегда с ним, а то ты от него на вершок, а оно от тебя на аршин, и так пойдете вы врозь: хорош будет толк".
  
   [Платов М.И] Важным качеством М.И. Платова была его исклю­чительная близость к людям. Он делил со станичника­ми и голод, и холод, и нелегкую бивачную жизнь, а в атаке был в первых рядах, увлекая своим примером подчиненных. Во время штурма Измаила Платов уже в ранге бригадира сумел личным примером решить исход схватки. При атаке крепостных стен колонна атамана попала под сильный огонь противника. Каза­ки как муравьи карабкались на стены, но под сильней­шим обстрелом турок... отхлынули. Тогда Платов, перейдя ров по пояс в воде, с криком "За мной!" первым бросился на вал, увлек за собой казаков. Они рванули на штурм и взяли укрепление.
  
   [Пожарский Д.М.] Во время осады Москвы Пожарский находился на самых трудных участках обороны. Еще не вполне оправившийся после тяжелой болезни, он с бесстрашием и отвагой бился в первых рядах защитни­ков столицы. Под его водительством стойко сражались ратники и московские ополченцы. Заслуги Дмитрия Пожарского были велики, что царь счел необходимым отметить их в особой грамоте. В ней говорилось, что вовремя осады Москвы "князь Пожарский про­тив польского войска королевича Владислава стоял крепко и муже­ственно, в боях бился, не щадя головы своей, и ни на какие королевичевы предложения не прельстился и, будучи в осаде, во всем оску­дение и нужду терпел".
  
   [Полководец и массы.] С массами ... тонкости не у места; с ними требуются приемы более грубые, более показные, актерские, хотя и относящиеся к индивидуумам. Эта первая степень воздействия на массы через единицы. Назвать по фамилии человека, стоящего в числе тысяч; спросить, не за такое ли дело он получил орден, зная наперед, наверное, что именно за это дело, и проч. Моралисты, пожалуй, скажут, что это недостойные фокусы: пусть говорят -- на то они и моралисты, чтобы читать нравоучения и требовать от других того, чему сами в практической жизни не следуют.
  
   [Потемкин Г.А.] В Сборнике биографий кавалергардов о светлей­шем князе Потемкине-Таврическом написано: "В числе лиц, окружавших трон Екатерины II, среди диплома­тов и военачальников, законодателей и администрато­ров, среди всех сановников и советников резко выде­лялся Григорий Александрович Потемкин, заслужи­вший титул князя и прозвание Таврического. Это был наиболее славный и достойный советник императри­цы, оставивший по себе заметный след в истории. Потемкин олицетворял чисто русскую натуру со всеми ее недостатками, даже пороками, и в то же время со всеми ее светлыми, столь пленительными качества­ми. Трудолюбивый и выносливый, он работал без уста­ли; умный от природы, он обогатил свой ум многосто­ронними познаниями, был одним из образованнейших людей своего времени и вместе с тем беспечный и лени­вый, капризный, развратный, иногда самодур, но всег­да добрый, отзывчивый, гуманный человек"...
  
   [Потемкин Г.А.] Потемкин первым понял значение присоединения к России Крыма. Он писал Екатерине: "Крым положением своим разрывает наши грани­цы... Положите же теперь, что Крым Ваш и что нет уже сей бородавки на носу -- вот вдруг положение границ прекрасное... Нет держав в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приоб­ретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит". 8 апреля 1782 г. императрица подписала манифест, оконча­тельно закрепляющий Крым за Россией. Первыми шагами Потемкина по реализации этого манифеста стали строительство Севастополя как военного и морского порта России и создание Черноморского флота (1783 г.).
  
   [Революция 1917 г. и офицерство] Кадровое офицерство растерялось уже до революции в совершенно необычных условиях ... Формализм, поддерживающий авторитет офицерства, пал, и офицерство сразу почувствовало себя приниженным, потерявшим ту значительную часть авторитета "технического руководителя", которая поддерживалась искусственно...
  
   [Революция 1917 г. Офицеры и политика.] Собственно, офицерство политикой и классовой борьбой интересовалось мало. В основной массе своей в классовом отношении оно являлось элементом чисто служивым, типично "интеллигентным пролетариатом".
  
   [Революция 1917 г. Произвол нижних чинов] Один полк был застигнут праздником святой Пасхи на походе. Солдаты потребовали, чтобы им было устроено разговление, даны яйца и куличи. Ротные и полковой комитеты бросились по деревням искать яйца и муку, но ... ничего не нашли. Тогда солдаты постановили расстрелять командира полка за недостаточную к ним заботливость... Ценой страшных унижений и жестоких оскорблений выторговал он себе жизнь.
  
   [Революция 1917 г. Размежевание в офицерской среде] Полковников [фамилия офицера] -- продукт нового времени. Это тип офицеров, которые делали революцию ради карьеры, летели как бабочки на огонь и сгорали в ней без остатка... Полковников помогает большевикам создать движение против правительства, но потом ведет юнкеров против большевиков. Много детской крови взял на себя он... И в конце концов в марте 1918 годы Полковников был зверски убит большевиками.
  
   [Революция 1917 г.: ее истоки] Вся русская жизнь, вся деятельность многочисленных представителей власти, литература, театры, кинематограф, чудовищные порядки винной монополии, -- все это день и ночь работало на то, чтобы сгноить русский народ, убить в нем все чистое и высокое, охулиганить русскую молодежь, рассосать в ней все задерживающие центры, отличающие человека от зверя, и приблизить царство господства самых низменных и животных инстинктов и вожделений.
  
   [Революция 1917 г.: офицерские семьи] Депутация офицерских жен целый день моталась по разным комиссариатам с просьбой отменить запрещение выдать содержание за декабрь; одна из их представительниц, жена полковника Малютина спросила помощника военного комиссара товарища Бриллианта, что же делать теперь офицерским женам, на что товарищ со столь ослепительной русской фамилией, сквозь зубы процедил: "Можете выбирать между наймом в поломойки и поступлением в партию анархистов".
  
   [Революция. 1917 г. Генеральный Штаб] Историки в будущем посвятят не мало страниц печальной деятельности нашего Генерального Штаба, работа которого во время войны была отвратительна; во время революции его многочисленные чины обнаружили полное отсутствие государственного понимания и национальной честности.
  
   [Революция. 1917 г. Место дворянства] Как мосты рассчитываются на никогда практически недостижимую нагрузку, так и государственное управление и государственные деятели должны быть рассчитаны на самые тяжелые испытания. Иначе все идет самотеком, рутинным и бытовым, и самотеку тому цена грош. Мы по совести должны обвинять в крушении Государства Российского тот высший класс, который стоял у кормила правления, и класс этот -- дворянство. Соль земли -- по самой своей исторической сути, оно превратилось в унылую, засохшую смоковницу, вокруг которой играет и бушует весеннее половодье. В то же время, не блюдя интересы государственные, дворянство зорко следило за сохранением своих привилегий и тормозило развитие крестьянского сельского хозяйства -- этой основы нашей страны, дабы не лишиться дешевого работника своих земельных угодьях и не создать себе опасного конкурента.
  
   [Революция. 1917 г. Обманутые военачальники.] Обманутые общественностью военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, никакой выгоды не искали. Ими руководило желание блага России, ложно понятого. Они полагали, что благоденствия Родины можно добиться изменою Царю... Их непростительной ошибкою было то, что они слишком считали себя "общественными деятелями" и недостаточно помнили, что они -- прежде всего присягнувшие Царю офицеры.
  
   [Революция. 1917 г. Роль высшей школы.] Университет ... сделался тем приемником, на который действовала из-за границы наша эмигрантщина, создавая примерно тип социалистического мировоззрения, а профессура действовала изнутри, создавая тип мировоззрения либерально-парламентский, в английском вкусе, который столь блистательно провалился на историческом испытании в лице Временного Правительства 1917-го года.
  
   [Революция. 1917 г.] Военным министром стал 36-летний помощник присяжного поверенного А.Ф. Керенский... Растерявшегося дилетанта (Гучкова) сменил самоуверенный профан. По своему происхождению, воспитанию и взглядам Керенский был бесконечно далек от Армии и не имел -- да и не мог иметь -- никакого понятия в военном деле. Безмерно себялюбивый, самоуверенный и самовлюбленный, он считал себя героем Русской Революции, не имея к тому решительно никаких данных. Это был человек фразы -- но не слова, человека позы -- но не дела.
  
   [Революция. 1917 г.] Революция готовилась планомерно, в течение десятилетий; в известных слоях интеллигенции она стала традицией, передававшейся из поколения в поколение; она ломала русскому человеку и народу его нравственный и государственный "костяк" и нарочно неверно и уродливо сращивала переломы.
  
   [Революция. 1917 г.] Россия начала ХХ века имела две опасности: войну и революцию. Войну ей сознательно навязала Германия, чтобы остановить ее рост; революцию в ней сознательно раздули революционные партии, чтобы захватить в ней власть.
  
   [Революция. 1917 г.] Русская Революция с самого своего рождения творилась винтовкой и пулеметом. Эти штыки и пулеметы надо было привлечь на свою сторону -- и все остальное тогда само собой прилагается.
  
   [Революция.1917 г. Офицеры и солдаты.] Сегодня слухи о перевороте распространились по городу и проникли в полки нашей дивизии. Еще никто не понимает, что произошло, а главное поскольку это коснется нас. В штабе дивизии разницы не вижу никакой, но в полках солдаты стали говорить с офицерами просто вызывающим тоном. Многие прекратили отдавать честь. Сегодня вечером мне доложили, что ко мне хочет явиться делегат, избранный от команд штаба на общее собрание делегатов Севастополя в полуэкипаж. Я приказал его позвать; явился один из моих лучших солдат, Карга по фамилии, и изложил, в строго корректной форме, просьб разрешить ему идти на собрание, которое по нашим законам считалось преступным. Я ему это сказал. Но ответ меня покорил. "Мы знаем, что это незаконно по старому, но в переживаемые дни многое изменяется, и, прося у вас разрешения, мы хотим в новых условиях сохранить законность и порядок". Конечно, разрешение было дано... тем более, что не пустить уже было нельзя. Чувствовалось, что в этой области масса сразу ушла из рук. Это первое выступление наших раньше безмолвных подчиненных.
  
   [Революция.1917 г. Приказ N1.] Как бомба с ядовитыми газами упал к нам приказ номер первый. Будь проклят человек, придумавший эту гадость. Что сделал он армии, что сделал он России? Ведь чернь получила язык, которым она может говорить. Ведь что бы ни делала масса, она непременно хочет иметь идею или идейку, которая давала бы красивое обоснование ее поступкам. Теперь желания отделаться от суровых требований дисциплины, от исполнения тяжелого военного долга облечены для солдат в форму борьбы за "свободу" со своими собственными интересами. За такую помощь господа в Берлине принесут свою искреннюю благодарность. Едва ли только за это поблагодарит Россия.
  
   [Репнин А.И.] Не обладая выдающимися полководческими талантами, Репнин, по оценке военных историков, действовал в сражениях с должной настойчивостью и разумностью, был "отважен без задору, но гото­вым, если надо для великого дела, и умереть, не пятясь".
  
   [Русская армия в начале ХХ столетия] Опыт турецкой войны, не исследованный нами научно, казалось, не требовал борьбы за повышение качества армии. Ведь дрались же прекрасно неграмотные турецкие крестьяне, плохо снабженные, под командой столь же невежественных и голодных офицеров. Мы стремились к большой и дешевой армии. Офицерский запас накоплялся весьма медленно: несмотря на крайне легкое отношение к испытаниям на чин прапорщика запаса, количество ежегодно зачисляемых повысилось к I903 г. только до I.223, что давало накопление лишь десятка тысяч прапорщиков -- не больше половины потребности в офицерах запаса при первой мобилизации армии; пополнение потерь являлось вовсе необеспеченным. В Маньчжурии, где действовала только пятая часть русских войск, обеспечить их командным составом не удалось; в ротах часто не было ни одного младшего офицера; прапорщики запаса в Маньчжурии еще не выступали в бою на первый план; вместо них действовали преимущественно зауряд-прапорщики, т.е. временные офицеры из сверхсрочных фельдфебелей и унтер-офицеров.
  
   [Русская Армия, офицерство и воинский дух] Нам, офицерам, не на кого надеяться в деле поднятия военного духа армии. Снизу он не вырастет. Вспомним материал, который мы снизу получаем. Треть инородцев... Одни из них бесполезны, другие -- вредны. Две трети своих. В них не капли воинственности. Воинскую повинность они отбывают как неизбежное зло: покорно, апатично. Они несут нам пассивное повиновение, тупую покорность: они в большей мере склонны претерпеть сами, чем причинить вред врагу.
  
   [Русская Армия. Как теряется богатый опыт] Тактически, армия, имевшая непрерывный десятилетний опыт -- и какой опыт -- стояла на недосягаемой высоте. Наполеоновские уроки заставили вспомнить Суворовскую науку. Весь этот ценный, так дорого доставшийся опыт надо было бережно хранить, с благоговением разработать и передать грядущим поколениям. К сожалению, этого сделано не было. Император Александр I не чувствовал мощи священного огня, обуревавшего его славную армию -- он видел лишь плохое равнение взводов. Он не замечал тактического совершенства этой армии -- он видел только недостаточно набеленный этишкет замкового унтер-офицера. И с грустью констатировал, насколько походы и сражения "испортили" его армию, отвлеченную на десять лет от своего прямого и единственного назначения -- церемониального марша -- такими посторонними делами, как войны -- пусть и победоносные. Такие войска стыдно вывести на Царицын Луг, их надо переучивать и, главное, подтянуть. Подтягивать, к счастью, есть кому. Гатчинский дух еще не угас!..
  
   [Русская Армия. Офицерское звание, престиж] Никогда еще Россия не имела лучшей армии, чем та, что разгромив Европу, привела ее же в восхищение и в трепет на полях Ватерлоо. Для войск Ермолова, Дохтурова, Раевского, Дениса Давыдова и Платова не существовало невозможного. До небес вознесли эти полки славу русского оружия в Европе и высоко стоял престиж их на Родине. Молодые тайные советники с легким сердцем меняли титул превосходительства на чин армейского майора либо подполковника, статс-секретарству предпочитали роту или эскадрон и в куске французского свинца, полученного во главе этой роты или эскадрона, видели более достойное завершение службы Царю и Отечеству, нежели в министерских портфелях и креслах Государственного Совета. Все что было в России горячего сердцем и чистого душою одело мундир в великий Двенадцатый Год -- и большинство не собиралось с этим мундиром расставаться по окончании военной грозы.
  
   [Русские генералы] Самую рельефную и выразительную характеристику русской армии дал в 1813 г. Бернадот, сказавший русским офицерам: "Для вас русских нет ничего невозможного; если бы ваш император был честолюбив, вас, русских, пришлось бы убивать каждого особенно, как убивают белых медведей на севере". Потом, повернувшись к своим шведам, он повторил: "Подражайте русским, для них нет ничего невозможного".
  
   [Русские полководцы в войне 1904 -- 1905 гг.] Русские полководцы не сумели так обставить первые сражения, имеющие такое решающее влияние на состояние духа в войсках, чтобы обеспечить себе успех или, хотя бы по возможности, гарантировать себя от неудачи (Ялу), никоим образом не допуская сражения с превосходящими их силами (Вафангоу). Они утомляли солдат бесцельными, непонятными для них походами и систематически приучали их к оставлению "позиций" без серьезного сопротивления, в виду наступающего врага. Как на доказательство малодушия полководцев, отсутствия в них твердости, что несомненно передается войску, можно указать на факты, когда в конце июня по одному только непроверенному сообщению Романова, Келлер оставляет важнейший Феншулинский перевал, или когда Стессель просит о выручке, между тем, как 2-я японская армия находилась еще в 60-ти километрах от Порт-Артура перед укрепленными позициями Наншаня, или когда в середине июля Кашталинский открыто высказывается за безнадежность русских наступательных действий... Таким образом, русские военачальники, сами разрушившие дух русского войска, довели его до того, что еще до Ляояна из 14-ти русских дивизий почти 9 уже успели показать тыл неприятелю.
  
   [Русский воин во время Казанских походов. 1545 -- 1552 гг.] О выносливости русских войск того времени иностранцы говорят следующее: "К холоду и к голоду они терпеливы до изумления, потому что, когда земля бывает покрыта мерзлым снегом, глубиною в один ярд, простой солдат спит без палатки, в открытом поле, сряду два месяца, не по­крывая даже головы. Только завесившись шинелью с той сто­роны, откуда дует ветер и разведя небольшой огонь, он лежит, оборотившись спиною к ветру. Питье его, а вместе с тем и пища -- холодная ключевая вода, смешанная с му­кою".
  
   [Русско-японская война, 1904 -- 1904 гг.] Первые месяцы кампании в рядах армии был строевой офицерский состав действительной службы; за его спиной можно было быть спокойным. Офицеры, преисполненные долга, бестрепетно сражались с врагом. Увы, с каждым боем их становилось все меньше и меньше, пришлось добавлять их прапорщиками запаса, и дело дошло до того, что во вторую половину кампании число прапорщиков запаса настолько возросло, что грозило поглотить единицы кадровых, оставшихся в строю.
  
   [Русско-японская война, 1904 -- 1905 гг.] Во время Порт-Артурского процесса бывший военный министр, ген.-адъют. Куропаткин, дал весьма назидательное показание по вопросу о назначении ген.-лейт. Смирнова комендантом Порт-Артура. Сущность этого показания заключалась в следующем: "Если бы мы хорошо знали своих кандидатов, то выбор наш должен был бы остановиться, конечно, на покойном Кондратенко"... Но выбор приходилось делать вслепую, а "о ген. Смирнове имелась отличная аттестация ближайшего начальства", поэтому он и был назначен... Если во время разразившейся войны, в единственную крепость, являющуюся главным фокусом этой войны, ожидающую осады со дня на день, коменданта приходится назначать наугад, совершенно так, как барышни гадают в "любишь -- не любишь", то ясно, насколько гадательны были другие, менее видные, назначения. И результаты налицо: достаточно было бывшему ген.-адъют. Стесселю придать перед фронтом войск своему лицу грозное воинственное выражение и подкупить начальство несколькими фразами напускной храбрости, как оно оказалось обманутым даже таким недалеким человеком, как Стессель, и выдало также и ему отличную аттестацию...
  
   [Русско-японская война, 1904 -- 1905 гг.] Главная причина нашего поражения в том, что слабый полководец [А.Н. Куропаткин] никогда не предпринимал энергичных действий, слишком боялся за тыл, преувеличивал силы противника и все смотрел не вперед, а назад; заботы о тыле парализовали все его боевые порывы, если таковые проявлялись иногда даже в слабой степени.
  
   [Русско-японская война, 1904 -- 1905 гг.] Японская война обнаружила большие недостатки в подготовке командного состава. По окончании войны недостатка в обличениях не было. Сводились личные счеты, разглашались различные злоупотребления, не без преувеличения их известной частью печати, указывались недостатки вооружения и снабжения... Все это сваливалось в общую кучу, разбираться в которой было трудно, а авторитетного лица, которое могло бы это сделать, классифицировать материал, продумать общие причины, которые повели к проигрышу войны, и дать указания по разработке данных военного опыта, не было.
  
   [Русско-японская война, 1904 -- 1905 гг.] Японская война привела нас и к другому "открытию", что командному составу необходимо учиться. До войны начальник, начиная с должности командира полка, мог жить спокойно с тем "научным" багажом, который был вынесен из военного или юнкерского училища; мог не следить вовсе за прогрессом военной науки, и никому в голову не приходило поинтересоваться его познаниями. Какая-либо поверка почиталась бы оскорбительной. Общее состояние части и отчасти только управление ею на маневрах давали критерий для оценки начальника. Последнее, впрочем весьма относительно: при нашем всеобщем благодушии грубые ошибки сходили безнаказанно.
  
   [Сабантеев] Как тяжело приходилось подобным истинным военным людям в это тяжелое время, дожить до которого они имели несчастье, показывает следующее письмо Сабантеева, получившего замечание от Аракчеева: "С покорностью и без малейшего негодования принял бы замечания от Царя земного, но получить их от Аракчеева несносно... Не грустно ли видеть каждому благомыслящему человеку, какое влияние сей гнилой столб имеет на дела Государственные? Раб и льстец, осмеливается говорить Государю, что не поверил бы, что победоносной армии Его Величества есть такой слабый по фронтовой службе батальон; как будто фронтовая механика есть необходимость для победы? Кто служил, тот знает, что для победы нужно".
  
   [Сабантеев] Перед турецкой войной Сабантеев пишет эти ужасные в своем лаконизме, слова: "К войне, кроме начальников, все готовы". Очертив неустройства армии, Сабантеев пишет: "Неужели сии два важнейших предмета не заслуживаю внимания Государя? Кто виноват? На что Главнокомандующие, которые не могут знать? Это не делает им чести. Может ли Государь все видеть, все знать? Нет. Он заблуждается и первые по нем люди видят Его заблуждение, зачем молчат? Зачем не растолкуют ясно? Истину говорить и Царю не страшно. Я за честь поставил бы впасть в немилость Царскую за подобные представления. Я имел случай представить об этом и представил. Беды никакой не ожидал, не боялся и бояться не мог, а попал в беду -- тогда истинно гордился бы лишь несчастьем".
  
   [Салтыков П.С.] За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, особой медалью с надписью: "Победителю над пруссаками", а австрийская императрица Мария Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии. отдавая должное русским офицерам и солдатам. "Ныне ее император­ское величество, -- писал Петр Семенович Елизавете, -- имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои".
  
   [Святополк (1015 -- 1019)]...Святополк имел только дерзость злодея... Святополк заслужил проклятие современников и потомства. Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя: ибо злодейство есть несчастие.
  
   [Святополк II (1093 -- 1112)] Не имея счастья воинского, Святополк надеялся иным способом обезоружить половцев и женился на дочери их князя. Но сей родственный союз, который мог быть оправдан одною государственной пользою, не защитил Россию от варваров. ...Разделение государства, вообще ослабив его могущество, уменьшило и власть князей. Народ, видя их междоусобие и частое изгнание, не мог иметь к ним тогдашнего священного уважения, которое необходимо для государственного блага.
  
   [Святослав (945 -- 972)] ...Суровою жизнию он укрепил себя для трудов воинских, не имел ни станов, ни обозов; питался кониною, мясом диких зверей и сам жарил его на углях; презирал хлад и ненастье северного климата; не знал шатров и спал под сводом неба: войлок подседельный служил ему вместо мягкого ложа, седло изголовьем. Каков был военачальник, таковы и воины. Древняя летопись сохранила для потомства еще прекрасную черту характера его: он не хотел пользоваться выгодами нечаянного нападения, но всегда заранее объявлял войну народам, повелевая сказать им: "Иду на вы!". В сии времена общего варварства гордый Святослав соблюдал правила истинно рыцарской чести...Но Святослав, образец великих полководцев, не есть пример государя великого: ибо он славу побед уважал более государственного блага и, характером своим пленяя воображение стихотворца, заслуживает укоризну историка.
  
   [Симеон Гордый (1340 -- 1353)] Симеон, в бодрой юности достигнув великокняжеского сана, умел пользоваться властью, не уступал в благоразумии отцу и следовал его правилам: ласкал князей до уничижения, но строго повелевал князьями российскими и заслужил имя Гордого.
  
   [Скобелев М.Д.] В начале своей боевой карьеры, в Средней Азии, когда он командовал небольшими частями, он действовал на подчиненные ему войска преимущественно волевыми сторонами своей богато одаренной натуры. "...Беззаветно храбрый, всегда во главе тех небольших конных отрядов, которыми командовал он, он стремился к схватке с противником в рукопашную. Не то было, когда он стал ответственным начальником. В это время выдвинулись на первый план глубоко рассчитанные соображения и осторожность в действиях, соединенные с непреклонною решимостью: личная же отвага казалась лишь способом к поднятию почему-либо поколебленного нравственного духа войск... Изучая среднеазиатские походы Скобелева, а особенно его последнюю кампанию, ясно видим, что в ней случайностям и риску отведено весьма мало места; все основывалось на строгих расчетах, вызванных глубокими соображениями о характере местности и противника".
  
   [Скобелев М.Д.] Для уничтожения их [текинцев] действия, объект войны стараются разъединить с социальной группой. Так, при взятии Геок-Тепе, когда город был отдан на разграбление, а текинцы обречены на гибель, текинские семьи были собраны из крепости, устроены отдельным лагерем и снабжены всем необходимым. Этим поступком Скобелев объявил, что считает своими врагами текинцев, а не их семьи, а потому текинец сражался только за себя. Семья же его также неприкосновенна при победе, как и при поражении.
  
   [Скобелев М.Д.] Раз на глазах Скобелева один полковой командир ударил солдата. "Я бы Вас просил в моем присутствии этого не делать. Теперь ограничиваюсь строгим выговором, но в другой раз приму иные меры!" -- "Но, Ваше Превосходительство, наш солдат не может обойтись без подобных внушений ... И притом он так глуп..." -- "Дисциплина должна быть железною, _ оборвал его Скобелев, _ в этом нет сомнения, но достигается это авторитетом начальника, а не кулаком".
  
   [Скобелев М.Д.]Однажды во время русско-турецкой войны Скобелев узнал, что новый командир полка его дивизии еще не узнавши хорошо требований Скобелева, побил солдата. Он потребовал этого командира и сделал ему грозный выговор: "Не забывайте г. Полковник, что солдат не лакей, да теперь и лакеев не бьют". "Я терпеть не могу такого отношения к солдату. Имейте в виду, что если повторится что-либо подобное, то я попрошу вас не служить в моей дивизии".
  
   [Скопин-Шуйский М.В.] Гетман Жолкевский ... лично не встречался с Михаилом Скопиным-Шуйским, но имел возможность использовать впечатления людей, знавших его: "Сей Шуйский-Скопин, хотя был молод, ибо ему было не более двадцати двух лет, но, как говорят люди, которые его знали, был наделен отличными дарованиями души и тела, великим разумом не по летам, не имел недостатка в мужественном духе и был прекрасной наружности".
  
   [Скопин-Шуйский М.В.] Дьяк Иван Тимофеев, который жил в Новгороде во время пребывания там Михаила Скопина-Шуйского и имел возможность непо­средственно наблюдать за его военной деятельностью, называл его в своем "Временнике" превосходным полководцем, выделяя такие качества юного воеводы, как самостоятельность, инициатива, при­вычка действовать, не оглядываясь на царя. По словам дьяка, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский "утроил то, что ему было ведено, ибо он, не требуя многих приказаний от царя, был для себя сам примером в добрых делах и, имея в руках кормило правления, справедливо обращал его туда и сюда, куда хотел и насколько мог". Редкое в те времена качество для воеводы!
  
   [Спиридов Г.А.] Одержав победу над турецким флотом при Чесме, Спиридов докладывал в Петербург: "Слава богу и честь Всероссий­скому флоту! С 25 на 26-е неприятельский флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили". В честь Чесменской победы Екатерина II велела возвести специальную колонну и церковь, а также вы­бить памятную медаль с изображением горящего турецкого флота и красноречивой надписью над ним: "Был". Спиридову императрица пожаловала высокую награду -- орден святою Андрея Первозванного. Особой милости удостоился А. Орлов, получивший к своей фамилии почетную приставку -- "Чесменский".
  
   [Суворов А.В. В Семилетнюю войну] Суворов отличался личною храбростью, смелостью и решительностью в битвах. Он выпросил себе назначение в легкие отряды, участвовал в нападении Тотлебена на Берлин и был в числе покоривших ... столицу Фридриха... Когда армии союзников соеди­нились и приблизились к Бунцельвицу, Суворов с казаками беспрерывно нападал на прусский лагерь, тревожил его, и однажды с 60 человеками казаков Краснощекова полка схватил прусский пикет, отбил посланный против него отряд гусаров, и отважно пронесся за ними до неприятельских окопов, так, что мог рассмотреть палатки королевской квар­тиры в лагере...
  
   [Суворов А.В., Скобелев М.Д.] Начальник не должен быть скупым на одобрения и награды и не откладывать их в долгий ящик. Скобелев любил давать кресты тут же, на месте совершения подвига. Суворов, несмотря на медлительность сообщений того времени, успевал выхлопотать награды весьма скоро. "Добро делать -- спешить должно", _ говорил он. Раздача наград производилась в церкви, с большой торжественностью. После обедни фельдмаршал сам вносил на алтарь на блюде знаки отличия и окроплял их святой водою. Вызванный кавалер становился на колени; Суворов прикалывал ему знак и благословлял его.
  
   [Суворов А.В.] Счастье не так слепо, как обыкновенно думают. Часто оно есть ничто иное, как следствие верных и твердых мер, не замеченных толпою, но тем не менее, подготовивших известное событие. В частности, оно бывает также результатом личных качеств, характера и поведения ... Когда австрийцы в 1799 г. говорили, что Суворову везет счастье, то он метко ответил: "Один раз счастье, другой раз счастье! Помилуй Бог! Когда-нибудь да и уменье". Он и рекомендовал повелевать счастьем, следуя примерам великих полководцев истории.
  
   [Суворов А.В.] ...Сам Суворов представлял собою идеал, великий образец для военных людей. Например, в первую турецкую войну главнокомандующий Румянцев приказал ему сделать поиск, разведку на Туртукай. Суворов, как известно, вместо разведки взял штурмом эту крепость и доносил Румянцеву: "Слава Богу, слава Вам, Туртукай взят, и я там". Говорят, будто бы Румянцев хотел предать Суворова военному суду за неточное исполнение приказания. Но Императрица Екатерина II наложила такую резолюцию: "Победителей не судят".
  
   [Суворов А.В.] В год восшествия Елизаветы на престол, 12-ти летний Суворов был записан рядовым солдатом в гвардейский Семеновский полк, но как говорит предание -- прибавим, не достоверное -- поступил для окончания наук и практического познания военной службы в Сухопутный кадетский корпус... Суворов, уже считаясь на службе, пробыл в корпусе или дома, еще пять лет. Он приобрел в эти годы навык фронтовой службы, учился верховой езде, фехтованию, и уже на 17-м году перешел капралом на службу действительную. "Научись повиноваться, прежде нежели будешь повелевать другими -- будь добрым солдатом, если хочешь быть хорошим фельдмаршалом -- помни, что у худого пахаря хлеб худо родится, а за ученого двух неученых дают", -- говаривал Суворов. Оправдывая слова на деле, Суворов служил усердно, учился повиноваться и хотел вполне испы­тать быт солдатский. Семь лет находился он, до офицерского чина в Семеновском полку, произведенный в 1749 г. в унтер-офицеры, в том же году в сержанты, и уже в 1754 году, на двадцать пятом году от рождения, получив первый офицерский чин поручика с переводом в армейские полки. Сверстники его были в его годы генералами...
  
   [Суворов А.В.] В нем неизменно пребывал животворящий элемент -- патриотизм; он горячо любил свое отечество, гордился именем русского и, напоминая часто солдатам, что они русские люди, делал это для поддержания в них нравственной силы и чув­ства национального достоинства. Солдата он любил и сердцем, и головой; во взысканиях с провинившихся был строг, но в оценке вины отличался снисходительностью; не доводил понятия о дисциплине до трепета подчиненных перед начальником; был отъявленным врагом педантства и мелочной требовательности. Образчиком его взгляда на этот предмет может служить приказ, отданный по войскам в Италии, где он просит офицеров не снимать шляп при его появлении, а взамен того побольше заботиться о порядке в войсках.
  
   [Суворов А.В.] В сражении при Нови, когда центр русской армии после отбитой атаки, был в полном беспорядке, то офицер, приехавший с этим известием к Суворову, сказал: "Я прибыл доложить, что русские разбиты". -- "Значит все убиты?" -- спросил Суворов. -- "Конечно нет". -- "Ну, так значит они не разбиты", -- решил полководец.
  
   [Суворов А.В.] Вероятно, каждый испытал, как неохотно и трудно приниматься за что-нибудь, но раз принявшись, охотно и легко продолжается работа. Это составляет явление психической инерции...Великий Суворов был поэтому всегда врагом приостановок и перерывов. В своей инструкции для действия войскам он пишет: "В атаке не задерживать. Когда неприятель сколот, срублен, то тотчас его преследовать и не давать ему времени ни собираться, ни строиться. Ничего не щадить. Не взирая на труды, преследовать неприятеля денно и нощно до тех пор, пока истреблен не будет". При штурме Измаила Суворов запретил выводить людей раньше, как за часа до начала штурма, "чтобы людей не удручить медлением к приобретению славы, хотя на внушение мужества можно употребить всю ночь".
  
   [Суворов А.В.] Во время турецкой войны, Суворов с 3-мя тысячами войска находится у Гирсова. Узнав, что 10 тысяч турок наступают на него, он посылает вперед казаков с приказанием: сначала упорно обороняться, а затем поспешно отступать. Этим маневром достигается смена идей у турок. Они наступают на укрепления, занятые нашей пехотой. Молчание наших войск укрепляет в турках мысль о легком продолжении победы над казаками. С полукартечного выстрела турки завершают победу -- бросаются в штыки. Тут-то строй их идей подвергается страшному испытанию: их обдают градом пуль и картечей. Наступление их приостановлено, мысли в колебании. В это время засада из бригады пехоты с конницей обрушивается на фланг турок и навязывает им идею поражения и бегства. Турки бегут, а русские их преследуют. Решающее значение контратаки, когда напряжение противника достигло апогея, было, как известно, применено Донским во время Куликовской битвы. В этом бою замечательно поведение боярина Боброка, с огромной выдержкой уловившего нужный момент для производства контратаки.
  
   [Суворов А.В.] Главными правилами боя у Суворова -- глазомер, быстрота и натиск; нормальным действием -- наступление; преобладающею силою -- закаленная человеческая душа. Все это, приведен­ное во взаимную связь, составляло полную систему, складывалось в цельную военную теорию. В этой теории холодное оружие получало преобладающее значение, но штык был не столько действующим, сколько принципом боевого действия; требо­вался не собственно штыковой бой, а бесхитростная, беззавет­ная готовность сойтись на штык, т.е. нравственная сила. Та же самая сила выражалась и в отрицании пристрастия к обходам, фланговым атакам, к опасениям за свой тыл и т.п.
  
   [Суворов А.В.] Другой поразительный пример -- это бой с поляками же у д. Орехово. Пользуясь неожиданностью своего появления, Суворов прорывается через мост, отделяющий его от поляков. Раньше чем они могли бросится на расстроенный переходом через мост русские войска, Суворов бросает свою кавалерию на то, чем поляки более всего дорожили и за что более всего опасались -- на их артиллерию. Поляки убирают свои орудия, а русский отряд выстраивается тылом к лесу. Поляки, уверенные в победе, бросают на него свою многочисленную конницу. Но и эта идея разрушается стойкостью русского войска. Когда идеи поляков в достаточной мере потеряли свое единство и пришли в расстройство, тогда Суворов, чтобы обратить их мысли назад, приказывает артиллерии зажечь деревню Орехово, находящуюся в тылу у поляков. Остается только усилить эту идею, что и достигается решительной атакой, обращающей поляков в бегство. Обращение противника на тыл было применено Суворовым и в бою при Треббии. Там он отдал приказание: "Казакам, коим удобнее, испортить мост на р.Таро (в тылу французов) и тем зачать отчаяние".
  
   [Суворов А.В.] Засим он заслуживает особенного внимания как тактик на поле сражения и как военный наставник и учитель. Воспитывая и обучая войска исключительно для войны, Суворов проводит эту задачу со строгою последовательностью. Он не поддается никаким военно-мирным искушениям, а если делает уступки, то поневоле, в силу действующей извне необходимости, сводя их по возможности к минимуму; когда же принужден поступаться сущностью, то устраняется от дела и сходит с поприща, которому посвятил всю жизнь. В силу такого метода, войска Суворова являются па поле сражения не только с чисто-боевыми воспитанием и обучением, какие только удободостижимы в мирное время, но представляют собою действующую силу, гармонически отвечающую личным боевым качествам предводителя, следствием чего является победа.
  
   [Суворов А.В.] Как пример колоссальной силы воли, надо указать великого Суворова. При Треббии заслуженный и храбрый генерал Розенберг приехал доложить, что держаться нет больше возможности, войска изнеможенны и без патронов, надо отступать. "Отступать? -- переспросил Суворов, лежащий у огромного камня. -- Попробуйте сдвинуть этот камень. Не можете? Ну, так и русские не могут отступать". В том же сражении к Суворову подъехал ординарец от Меласа с вопросом: "Куда отступать?" -- "В Пиаченцу", -- был ответ Суворова (а Пиаченца лежала в тылу неприятеля). Бой при Треббии является образцом боя военачальников. Не храбрость русских войск победила превосходящих их числом французов, а Суворов победил Макдональда. Оба войска готовы были продолжать бой и на следующий день, но в то время, когда Суворов отдает приказ о наступлении, Макдональд приказывает отступить.
  
   [Суворов А.В.] Крайне отчетливо выступает логическое воздействие на неприятеля в некоторых сражениях Суворова ... Он пользовался ею для разрушения строя идей противника во всех своих операциях. Изумительная быстрота его маршей давала ему в руки это могучее средство. Но не только ею достигалось разрушение идей противника. Во время польской кампании, узнав о занятии Сераковским у Бреста позиции, Суворов подходит вечером на шесть верст от поляков и останавливается скрытно за лесисты холмом. В 1 час ночи он трогается в обход позиции поляков. Когда поляки обнаружили движение и обход русских, они принуждены были переменить позицию под прямым углом. Перестроение было совершено в порядке, и поляки открыли артиллерийский огонь, но вскоре Сераковский приказал им отступать. Как только поляки начали отступление, так Суворов бросил всю кавалерию и часть пехоты вперед. На этом примере мы видим, как неожиданностью ночного наступления и обходом фланга Суворов начинает победу, разрушая установившиеся у поляков идеи. Второй момент -- поляки подчиняются его воле и меняют фронт. Но идеи уже расшатаны; в душе Сераковского не восстанавливается единства -- и он приказывает отступать. Главенства этой идеи и добивался Суворов. Немедленно он усиливает ее энергичным нападением и завершает победу.
  
   [Суворов А.В.] Образцом в деле заботливости о солдате и применения воспитательных приемов служит Суворов. В I794 г. в бою под Крупчицами, видя, что победа склоняется в нашу сторону, он спешно посылает за артельными повозками, таким образом через час после боя уже началась варка пищи. Также в I799 г. в Италии котлы с небольшим прикрытием шли впереди, и пища была готова к приходу на привал; только уже в самой близости от неприятеля котлы следовали сзади.
  
   [Суворов А.В.] Он прошел хорошую школу Семилетней войны. Суворова эта школа выгодно отделяет от других наших позднейших начальников, воспитанных на опыте борьбы с турками и азиатами. Суворов из борьбы с пруссаками выработал свою доктрину: "за одного ученого трех неученых дают; давай нам больше", выработал свою подготовку мирного времени, свою "науку побеждать". Он тесно соприкасался с прусской школой, но не уклонялся от состязания с ней. С турками -- каре, азиатская тактика, с цивилизованным противником -- линейный порядок, вот его мысль.
  
   [Суворов А.В.] Прежде всего и больше всего Суворов был чрезвычайно цельным типом военного человека вообще, или, в общепринятом смысли, солдата. Мало сказать, что военное дело и ко­нечное его выражение -- война были его страстью, они были его жизнью, С детских лет Суворова, военное призвание сделалось преобладающим элементом его существования, который над всеми прочими господствовал, и ими управлял. Вне воен­ной профессии для него не было деятельности, которая могла его сколько-нибудь удовлетворить; когда в 1798 году ему по­казалось, что военное поприще его кончилось безвозвратно, он пожелал идти в монастырь, т.е. отрешиться от мира и по­святить себя Богу. Строго логично было это решение. Личные качества Суворова, свойства, понятия, привычки, потребности, -- все это вырабатывалось, формировалось и направлялось к одной конечной цели. Он был военным до последних мелочей будничного житья, но понимая военное призвание и служение широко, он, наперекор понятиям времени, употребил всю силу характера, чтобы образовать свой ум и обогатить его познаниями, притом отнюдь не одними специальными. Мало было в ту эпоху таких образованных и так хорошо подготовленных к своему поприщу генералов, как Суворов, и не только в России, но во всей Европе. Поэтому очень странно читать в иностранной литературе стереотипные фразы о невежестве Суворова, о его незнакомстве с теорией военного дела и т.п., или же о неумении приложить свои знания к практике. Последнее еще имеет кое-какой внешний смысл, так как Суворовское военное искусство выработалось иначе, чем у других, хотя образцы для изучения были для всех одни и те же, и произошло это исключительно по его индивидуальности и непосредственности. Но первое обвинение не основано ровно ни на чем; оно есть недоразумение или непонимание предмета, который трактуется. Суворов в продолжение всей своей жизни любил умственные занятия, относился всегда сознательно и критически к современным военными событиям, определял их истинный смысл примерами из военной истории. Не огра­ничиваясь собою, он старался привить тоже самое и к другим; мы видели у него подобие военных советов в мирное время и попытку завести научные беседы; знаем также, что его требования доходили в известной степени до низших сту­пеней военного сословия, ибо он настаивал, дабы каждый сол­дата "понимал свой маневр". Что касается до личной лю­бознательности Суворова, то она была вполне живая; отпуская знакомого офицера за границу в отпуск или для служебной надобности, он требовал от такого лица отчета в виденном и замеченном, читал отчет с интересом и по нему выводил о писавшем заключение.
  
   [Суворов А.В. Пример из Итальянского похода 1799 г.] Подготавливая психологию своих войск к трудной борьбе, он понимал, что австрийцам необходимо вернуть потерянную веру в себя, а русским внушить уверенность, что австрийцы не так уж плохи и что вместе с ними можно одерживать победы. Поэтому Суворов с особенным вниманием подготавливает обстановку, обеспечивающую ему успех в первом столкновении с врагом. Суворов умышленно сосредоточил 25 тысяч человек с мощной артиллерией, т.е. около половины своих войск, для атаки маленькой крепости Бреши, занятой французским гарнизоном, с тем, чтобы первый бой непременно завершился успехом. Гарнизон крепости поставлял около 1.000 человек и 40 орудий, и комендант ее, увидя громадную силу, сосредоточенную к ее стенам, счел борьбу бесполезной и сдался. Этот мелкий успех Суворов всеми способами "раздул" с тем, чтобы в первом же столкновении с врагом, столкновении успешном, войска почувствовали свою силу, поверили в себя, что было особенно важно для австрийцев, в течение долгих лет не знавших ничего, кроме поражений.
  
   [Суворов А.В.] Примером того, как Суворов ревниво наблюдал, чтобы у людей было веселое настроение духа и они имели бы время отдохнуть, может служить его наставление, как колонна должна идти и сниматься с привала: "Не останавливайся, гуляй, играй, пой песни, бей барабан, музыка греми, десяток отломал! первый взвод снимай ветры, ложись! за ним второй взвод и так взвод за взводом, первая задних не жди! линия в колонне на походе растянется, коли по четыре, то в полшага, а порядком, в двое. Стояла на шагу, идет на двух, стояла на одной версте, растянется на две, стояла на дух, растянется на четыре! то досталось ли первым взводам ждать последних полчаса попусту. На первом десятке отдых час. Первый взвод вспрыгнул, надел ветры, бежит вперед десять, пятнадцать шагов, а на походе, прошел узкое место на гору, или под гору, от пятнадцати и о пятидесяти шагов. И так взвод за взводом, чтобы задние меж тем отдыхали". Этот совет не худо запомнить и иметь его в виду; его можно перефразировать так: когда человек не в работе, то не мори его без дела, а дай ему отдохнуть. Также великая мысль заключается в первой части наставления о веселье.
  
   [Суворов А.В.] Суворов никогда не скрывал от войск неблагоприятных обстоятельств и возможных неожиданностей. Так, перед Швейцарским походом он предупреждал, что там "горы велики; есть пропасти, есть водотоки", а при штурме Измаила он не скрывал от 20-ти тысячного русского войска, половина которых были вооружены лишь укороченными пиками, что Измаил обороняется 40-тысячным войском. Через беглецов получены разные сведения о числе войск, орудий и т.п., о том, что военные надеются на свои силы, хотя и считают русский корпус в 85 тысяч. Таковы были донесения перебежчиков, не успокоительные для русских, но Суворов не только не секретничал ими, но приказывал сделать их известными всем, от высших начальников до рядовых. Такова была его система. Таким образом, Суворов не только добивался, чтобы каждый воин знал своей маневр, но чтобы он также сознавал его трудности и возможные опасности.
  
   [Суворов А.В.] Суворовская военная система не порождена обстоятельствами, а родилась из особенностей его военного дарования. Главная ее основа -- человек и духовная его сила; главные атрибуты -- энергия, смелость, быстрота, простота. Система эта родилась у Суворова в своей основе совсем готовая, лет за 30 до революционных войн; она ясно выразилась в его командовании полком и получила приложение к делу в первую же войну. Основным условием своей тeopии Суворов ставил боевое воспитание и обучение войск; устава он не изменял, ибо не мог и не считал нужным; все внимание обратил применение уставных правил к практике; на внешних требованиях не останавливался; обучение за цель не принимал. Он напирал на развитие в людях отваги и упорства, на воспитание солдатского сердца в самоотвержении, в закалке его до притупления инстинкта самосохранения, до парализования впечатлительности ко всякого рода неожиданностям. "Напуган, -- на половину побежден", -- гласил Суворовский принцип. Во­спитывая в этом смысле войска, Суворов приучил их не бояться за свои фланги и тыл; он влил в них убеждение, что самое верное, прямое и даже наименее опасное средство одерживать победу заключается в том, чтобы искать ее в середине неприятельских батальонов. "Смерть бежит от сабли и штыка храброго, -- говорил он, -- счастье венчает смелость и отвагу". В наставлении молодым офицерам, изданном во Франции, 1802 году, сказано: "Кто выжидает нападения, тот уже почти побежден". Это существеннейшее правило французской теории невозможного, было таким же и в Суво­ровской теории; все сводилось к наступлению и атаке; решителем судеб боя признавался штык; отступательные движения исключались из обучения; намек на ретираду считался растлевающим.
  
   [Суворов А.В.] Суворов всегда рисковал. Желая как можно скорее и неожиданнее напасть на противника, он буквально бежал к нему с одним авангардом и часто атаковал, не ожидая подхода главных сил. Так было, например, на реке Тидоне, когда Суворов, сдав командование главными силами Великому Князю, летит на поддержку с 4-мя казачьими полками и сейчас же атакует Макдональда. Потом пускает в атаку два прибежавших батальона гренадер. Правило: "вперед, голова хвоста не ждет". То ли мы видим у нас в японскую войну, когда армии и корпуса "подтягивались " и "выравнивались" чуть не по несколько дней на глазах противника? Когда Багратион в этом сражении просил Суворова повременить, говоря, что в ротах нет и 40 человек, последний ему ответил: "У Макдональда нет и 20, атакуй с чем Бог послал".
  
   [Тотлебен Э.И.] С прибытием 2 сентября 1877 г. в главную квартиру Эдуард Ивано­вич твердо заявил: "Четвертого штурма Плевны не будет". Он верил, что сможет добиться капитуляции крепости путем организации ее пол­ной блокады и методического разрушения системы обороны противни­ка. Под его руководством были организованы шесть участков (дис­танций) линейного обложения Плевны, созданы пояса укреплений, до­роги для маневра, улучшена система снабжения осадных войск, отрыты окопы, землянки, проложены линии телеграфа. Умело расставленная артиллерия вела прицельный огонь по разрушению крепостных соору­жений. Кольцо блокады стиснуло турецкий гарнизон, в городе начались болезни, голод. В ночь на 28 ноября турки предприняли попытку про­рваться, но, потеряв шесть тысяч убитыми, отступили и вскоре капиту­лировали. Было взято в плен 43 тысячи человек во главе с Осман-пашой. Тотлебен весьма скромно оценил свои заслуги во взятии Плев­ны, сказав: "Не я победил Османа, а голод".
  
   [Тучков III-й] Многие генералы и младшие начальники, воспитанные Суворовым, блестящим образом обнаружили свои способности к самостоятельным действиям, как под его командой, так равно впоследствии в войнах с Наполеоном I. Образцом в этом отношении служит, например, действия Тучкова III в 1812 году во время отступления первой армии от Смоленска. Он командовал авангардом от колонны Тучкова I и ему предписано было, выйдя близ Лубина на большую Московскую дорогу, повернуть по ней на восток к деревне Бредихину. Но достигнувши Лубина, он увидел, что арьергарда, который должен был прикрывать отступление второй армии, тут не оказалось; тогда он решил в разрез с полученным приказанием вместо того, чтобы двинуться от Лубина на восток, повернул на запад, где присутствие его отряда было гораздо нужнее, с целью задержания французов и для облегчения главным силам выхода на большую Московскую дорогу.
  
   [Федор Алексеевич (1676 -- 1682)] Федор Алексеевич за шесть лет своего царствования не смог проявить должной самостоятельности...Важнейшим событием царствования Федора Алексеевича стало уничтожение в I682 г.
  
   [Федор Иоаннович (1584 -- 1598)] Первые дни по смерти тирана (говорит римский историк Тацит) бывают счастливейшими для народа: ибо конец страданий есть живейшее из человеческих удовольствий. Но царствование жестокое часто готовит царствование слабое: новый венценосец, боясь уподобиться своему ненавистному предшественнику и желая снискать любовь общую, легко впадает в другую крайность, в послабление вредное государству... На громоносном престоле свирепого мучителя Россия увидела постника и молчальника, более для кельи и пещеры, нежели для власти державной рожденного... Не наследовав ума царственного, Федор не имел и сановитой наружности отца, ни мужественной красоты деда и прадеда: был росту малого, дрябл телом, лицом бледен, всегда улыбался, но без живости; двигался медленно, ходил неровным шагом ... одним словом, изъявлял в себе преждевременное изнеможение сил естественных и душевных... От такой постыдной робости, от такого уничижения самодержавной власти сего ожидать надлежало? Козней в Думе, своевольства в народа, беспорядка в правлении.
  
   [Цицианов П.Д.]...Успокоив Грузию, главнокомандую­щий на Кавказе направил свои усилия на покорение соседних с ней земель Закав­казья. Прекрасно зная сущность многих владетелей еще по Каспийскому походу графа Валериана Зубова, князь Цицианов, как правило, обращался с кавказ­скими феодалами грубо и высокомерно, в полном соответствии с морально-эти­ческими нормами той противоречивой эпохи и обычаями местных правителей. Например, султану элисуйскому он писал, что у него "собачья душа и осли­ный ум" и, что пока тот не станет верным данником российского государя, он, главнокомандующий на Кавказе, будет стремиться омыть его кровью свои сапоги. Элисуйский султан был из числа тех недовольных самовластных царьков, ко­торых русская администрация и законы Российской империи лишили возмож­ности обогащаться за счет грабежа сосе­дей, прежде всего грузин, и работоргов­ли.
  
   [Цицианов П.Д.] 1 феврале 1803 года Цицианов прибыл в Тифлис. Нашел он свою историческую родину, только что присоединенную к России, в страшном разладе, раздирае­мую внутренними смутами и междоусо­бицами. Их виновником становился то один, то другой царевич, домогавшийся престола вопреки договоренностям с Санкт- Петербургом предшествовавших властителей страны. Главноуправляющий, сам грузин и близкий родственник царицы Марии (вдовствующей супруги Георгия III, урожденной Цициашвили), быстро разобрался в ситуации. Он понял: или ждать кровавых разборок в кругу царственной семьи, самоубийственной борьбы за власть различных кланов и группировок, или сразу же вводить твер­дое правление. Но тогда надо было бы лишить враждующие стороны их предво­дителей. Наилучшим выходом из такой ситуации была высылка в Россию на почетное жительство всех членов грузин­ской царской фамилии, а таковых наби­ралось 26 человек.
  
   [Чернышев З.Г.] Скромно оценивая свою деятельность, Захар Григорьевич предпо­читал отмечать заслуги других. Об этом говорит, например, такой эпизод. "Что нового?" -- спросил он у одного своего знакомого. -- "Слышно, что князю Репнину дали Андреевский орден". -- "Дали? -- переспросил Чернышев. -- Мне его дали и тебе могут дать, а Репнин сам его взял". Этим он отдал должное настойчивым государственным и военным трудам Н.В. Репнина.
  
   [Шереметев Б.П.] Петр I чтил своего военачальника [Б.П. Шереметева] и его родовитость, только Шере­метев и князь-кесарь Ромодановский допускались к царю без доклада. Петр обычно встречал Бориса Петровича не как подданного, а как вы­сокого гостя, говоря: "Я имею дело с командиром войск".
  
   [Щербатов, князь] Гордость генералов ... своим прошлым, своим [русским]именем сквозит и в записках кн. Щербатова, вынужденного в I807 г. капитулировать в Данцинге со своими тремя гарнизонными батальонами, вместе с прусским гарнизоном. "Мне казалось несносным, -- пишет он, -- видеть свое имя в капитуляции; слово сие было ново для русских. Мы брали крепости, но никогда в новейшие времена не бывали в осадах". Князь окончил размышления тем, что, отпустив свои батальоны в Россию, сам не дал слова французам и отправился в плен. Свое решение он мотивировал тем, что ему, полному сил и здоровья генералу, невозможно было оставаться год в бездействии, когда Россия вела войну; отправившись же в плен, он рассчитывал быть размененным на французского генерала и мог опять принять участие в боях.
  
   [Эртель] В 1812 г. нашему генералу Эртелю, находившемуся с отрядом в Мозыре, был прислан с парламентером пакет. Собрав генералов, бывших в этом местечке, Эртель распечатал письмо и прочел следующее: "Отец, мать, сестра ваша, старший брать с женою и тремя детьми и двое других ваших братьев захвачены в плен и находятся в Виленской крепости. Судьба их зависит от вас. Если вы сдадите Мозырь -- они будут освобождены; в противном случае они будут расстреляны. Если вам угодно будет переменить службу, то вы займете самое почетное место в армии императора. Извещая о сем, имею честь быть, генерал Рапп". -- "Вот как, бездельник обо мне думает". --закричал тогда Эртель, -- Но я покажу ему, что он во мне ошиб­ся!" и тотчас же написал Раппу следующее: "За извещение о родных моих свидетельствую благодарность. Вы можете делать с пленными, что хотите; но если намерены расстрелять невинных, это не принесет вам никакой пользы, а удвоит только славу Эртеля, который никогда не был и не будет изменником своему Государю и отечеству". Однако Рапп не решился исполнить свою угрозу, и Эртель по окончании вой­ны свиделся со своими близкими.
  
   [Юрий Долгорукий (1155 -- 1157)] Георгий не имел добродетелей великого отца; не прославил себя в летописи ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову племени. Скромные летописцы наши редко говорят о злых качествах государей, усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном князя столь любимого, не сумел заслужить любви народной.
  
   [Ярополк I (972 -- 980)] Государь, который действует единственно по внушению любимцев, не умея защитить своего трона, ни умереть героем, достоин сожаления, а не власти.
  
   [Ярополк II (1132 -- 1139)] Сей князь, подобно Мономаху, любил добродетель, как уверяют летописцы; но не знал, в чем состоит добродетель государя. С его времени началась та непримиримая вражда между потомками Олега Святославовича и Мономаха, которая в течение целого века была главным несчастием России: ибо первые не хотели довольствоваться своею наследственною областью и не могли, завидуя вторым, спокойно видеть их на престоле великокняжеском.
  
   [Ярослав I Мудрый (1019 -- 1054)] Ярослав заслужил в летописях имя государя мудрого; не приобрел оружием новых земель, но возвратил утраченное Россиею в бедствиях междоусобия; не всегда побеждал, но всегда оказывал мужество; успокоил отечество и любил народ свой... Внешняя политика Ярославова была достойна монарха сильного: он привел Константинополь в ужас за то, что оскорбленные россияне требовали и не шли там правосудия; но, отомстив Польше и взяв свое, великодушною помощью утвердил ее целость и благоденствие.
  
   [Ярослав II (1238 -- 1247)] Ярослав приехал господствовать над развалинами и трупами. В таких обстоятельствах государь чувствительный мог бы возненавидеть власть; но сей князь хотел славиться деятельностью ума и твердостью души, а не мягкосердечием. Он смотрел на повсеместное опустошение гня для того, чтобы проливать слезы, но чтобы лучшими и скорейшими средствами загладить следы оного.
  
   [Ярослав III (1263 -- 1272)] Летописцы не говорят ни слова о характере сего князя: видим только, что Ярослав не умел ни довольствоваться ограниченной властью, ни утвердить самовластия смелою решительностью; обижал народ и винился как преступник; не отличался ратным духом, ибо не хотел сам предводительствовать войском, когда оно сражалось с немцами; не мог назваться и другом отечества, ибо вооружал монголов против Новгорода.
  

   ? NewСтатистика Войны   47k   "Фрагмент" Политика
   ? NewХод Боевых Действий На Фронтах 1-Ой Мировой Войны   18k   "Фрагмент" История
   ? NewРоссии И Германии К Мировой Войне   44k   "Фрагмент" Политика
   ? NewВоенных Действий С Японией   28k   "Фрагмент" Публицистика
   ? NewУроки Русско-японской войны   10k   "Фрагмент" История
   ? NewГенералы И Адмиралы Русско-Японской Войны   46k   "Статья" Мемуары
   ? NewНравственный Элемент В Руках М.Д. Скобелева   14k   "Глава" Публицистика
   ? NewПричины Наших Неудач В Японской Войне   95k   "Очерк" Мемуары
   ? NewРоковая Стратегия   105k   "Фрагмент" История
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Карамзин Н.М. История государства Российского. В I2 т. Т.I - IV. - М., I995. - С.75.
   При подготовке данной работы использовались следующие труды:
      -- А.Г. Мысли германцев о настоящей войне // Военный Сборник. - 1915. - N7. - С.83 - 88.
      -- Баланин Д. Дух и инициатива - выше всего // Военный сборник. - 1914. - N11. - С. 88 - 91.
      -- Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале ХХ века: Очерки военно-экономического потенциала. - М.: Наука, 1986.
      -- Бобровский П.О. К характеристике военного искусства и дисциплины в войсках ХVII и начала ХVIII столетия. - СП б., 1891.
      -- Будберг А. Дневник. 1917 г. - В кн.: Архив русской революции. т. ХII. - Берлин, 1923.
      -- Буртомеев В. Русская история для всех. Опыт краткого описания в легендах и преданиях, именах и важнейших событиях. - М., 1993.
      -- Верховский А.И. Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914 - 1918 гг.). - Пг., 1918.
      -- Взгляд на состояние русских войск // Военный Сборник, т.1. - СП б., 1858.
      -- Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. - М., 2000.
      -- Волгин А. М. Об армии. - СП б., 1907.
      -- Волков С. В. Русский офицерский корпус. - М.: Воениздат, 1993.
      -- Галкин М. К познанию армии // Военный сборник. - 1914. - N1. - С. 11 - 26.
      -- Геруа А. К познанию армии. - СП б., 1907.
      -- Гучков А.И. К вопросу о государственной обороне: Речи в Государственной Думе третьего созыва. 1908 - 1912. - Пг., 1915.
      -- Деникин А. И. Путь русского офицера. - М., 1990.
      -- Дерман В. Драгомиров о воспитании и обучении войск. - М.: Воениздат, 1946.
      -- Дневник Д.А. Милютина. Том 2. 1876 - 1877. - М., 1949.
      -- Драгомиров В. Подготовка Русской Армии к Великой войне. I. Подготовка командного состава //Военный Сборник. - кн. 1У. - 1923.
      -- Драгомиров М.И. Заметки о Наполеоне. - В кн.: Драгомиров М.И. Очерки: Разбор "Войны и мира". Русский солдат. Наполеон I. Жанна д 'Арк. - Киев, 1898. - С.153 - 186.
      -- Древняя Русь: Первая книга для чтения по отечественной истории. - М., 1993.
      -- Дрозд - Бонячевский. "Поединок" Куприна с точки зрения строевого офицера. (Опыт критического обзора) // Военный сборник. - 1910. - N1. - С. 167 - 186. N2. - С. 175 - 188.
      -- [Ермолов] Записки Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года. - Лондон, 1863.
      -- Заглухинский В. Психика бойцов во время сражения // Военный сборник. - 1911. - N11. - С. 85 - 100.
      -- Загоскин Н. Очерки организации и происхождения служилого сословия в до - Петровской Руси. - Казань, 1876.
      -- Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. - М., 1996
      -- Иванов ВС. Мы. (Культурно - исторические основы русской государственности). - Харбин, 1926.
      -- Ильин И.А. Русская революция была катастрофой. - В кн.: Ильин И.А. О грядущей России. - М., б.г. - С.107 - 109.
      -- История государства Российского. Жизнеописания. ХVII век. - М., 1997.
      -- История русской армии и флота. В 15 т. - М., 1911 - 1913.
      -- Калинин И. Русская Вандея. - М. - Л., 1926.
      -- Калнин Э. Х Мысли о нашем мышлении // Военный сборник. - 1912. - N11. - С. 1 - 18; N12 - С. 1 - 18.
      -- Карамзин Н. М. История государства Российского. В 12 т. - М., 1993.
      -- Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. - СП б., 1914.
      -- Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. - М., 1987.
      -- Кедрин С.Е. Русский воин: Главнейшие события из русской военной истории: отрывки из русских авторов, дополнения, примечания к ним, стихотворения по поводу этих событий. Подвиги русских воинов. - М., 1898.
      -- Керсновский А. А. История Русской Армии. Ч. I - IV. Белград, 1933 - 1938.
      -- Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. - М., 1991
      -- Ключевский В.О. Сочинения. В 8 т. - М., 1956 - 1959.
      -- Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей ХV111 - начало ХХ в. - М., 1997
      -- Колесников Н. В. Война и офицеры // Воин, Владивосток, 1922. N3. - С. 9 - 10; N4. - С. 17 - 18.
      -- Коломин С. Генерал от кавалерии М.И. Платов: "Помышлять не о жизни, но о чести и славе России..." //Ориентир. - 1998. - N2. - С.60 - 61.
      -- Комеровский Л. Лучшие люди // Пути России. (Ростов на - Дону). - 1919. - N 1. - С. 3 - 5.
      -- Короткевич В. Армия и миролюбие // Офицерская жизнь. - 1910. - N249. - С. 2237 - 2238.
      -- Костомаров Н.И. Фельдмаршал Миних и его значение в русской истории. - Пг., 1884.
      -- Краснов П. На внутреннем фронте. - Л., 1925.
      -- Легар. Нравственная подготовка войск в мирное время. (По опыту Русско-японской войны) // Военный сборник. - 1911. - N4. - С. 87 - 92.
      -- Милюков П. Очерки по истории русской культуры. Ч.1 - 3. - СП б., 1901.
      -- Милютин Д. А. Старческие размышления о современном положении военного дела в России // Известия Николаевской военной академии. - 1912. - N30 (июнь). - С. 883 - 858.
      -- Милютин Д.А. Воспоминания. Т.1. - Томск, 1919.
      -- Михневич Н.П. Основы русского военного искусства. Сравнительный очерк состояния военного искусства в России и Западной Европе в важнейшие исторические эпохи. - СП б., 1898.
      -- Морозов Н. Воспитание генерала и офицера, как основа побед и поражений. (Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плацпарада). - Вильна, 1909.
      -- Морозов Н. Прусская армия эпохи Йенского погрома: Ее возрождение. Значение для нас этого поучения. - СП б., б., 1912. - 65 с.
      -- Оберучев. К. М. Наши военные вожди. - М., 1909.
      -- Офицерский корпус Русской Армии: Опыт самопознания. / Сост. А.И. Каменев и др. - М., 2000.
      -- Павленко Н. И. Петр Великий. - М.: Мысль, 1994.
      -- Петрушевский А.Ф. Генералиссимус кн. Суворов. В 3 - х тт. - СП б., 1884.
      -- Помни войну! Сборник статей на современные военные темы / Под ред. В.Ф. Новицкого. - М., 1911.
      -- Попов В.В. Национальная политика Российского государства (1800 - 1880 гг.): Военно - исторический аспект. - М., ВПА, 1996.
      -- Постижение военного искусства: Идейное наследие А. Свечина. - Российский военный сборник. Вып. 15. - М., 1999.
      -- Пушкарев И. История императорской Российской гвардии. ч.1. - СП б., б., 1844.
      -- Рабинович С.Е. Борьба за армию в 1917 г. - М. - Л., 1930.
      -- Ратч В. Сведения о графе Алексее Андреевиче Аракчееве. - СП б., б., 1864.
      -- Режепо П. Статистика генералов. - СП б., 1903.
      -- Романовский]. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции, читанные в зале пассажа в 1860 году генерального штаба полковником Романовским. - СП б., 1860.
      -- Свечин А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. В 2-х тт. - М. - Л., 1927 - 1928.
      -- Синюков В.А. Нравы и ценностные ориентации дореволюционного офицерства конца Х1Х - начала ХХ вв.: Дисс. канд. фил. наук. - М., 1997.
      -- Соловьев К. Святая Русь, или Всенародная история великого Российского государства. 1Х - Х1Х: Составлена по источникам Костомарова, Соловьева, Забелина и редким сочинениям князя Щербатова и по древним рукописям. - М., 1994.
      -- Станкевич В.Б. Воспоминания. 1914 - 1919 гг. - Л., 1926.
      -- Сухомлинов В. Воспоминания. - Берлин, 1924.
      -- Теттау. Куропаткин и его помощники: Поучение и выводы из русско-японской войны. В 2-х ч. - СП б., б., 1913.
      -- Толстой Л.Н. Война и мир. - В кн. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 12 т. - Т.7. - М., 1974
      -- Флуг В. Высший командный состав // Вестник общества Русских Ветеранов Великой войны. - 1937. - N 128 - 129. - С. 7 - 13.
      -- Холманских А.Е. Кодекс чести русского офицера: Корпоративная этика и нормы социального поведения, конец Х1Х - начало ХХ в.: Дисс. канд. ист. наук. - М., 1999.
      -- Хрестоматия по русской военной истории / Под ред. Л.Г. Бескровного. - М.: Воениздат, 1947.
      -- Червинка Я. В. Военная карьера у нас и за границею (Профессиональные беседы в современном духе). - Варшава, 1912.
      -- Чернавин В. К вопросу об офицерском составе старой Русской Армии к концу ее существования // Военный Сборник. - 1924. Кн. 5. - С. 213 - 230.
      -- Шишов А.В. Полководцы кавказских войн. - М., 2001.
   Все примечания сделаны автором - составителем.
   ШИЛЬДЕР Николай Карлович (1842 - 1902), российский историк, автор биографий Павла I (1901), Александра I (т. 1 - 4, 1904 - 05), Николая I (т. 1 - 2, 1903) и Э.Н. Тотлебена (т. 1 - 2, 1885 - 86).
   ВЕЛЛИНГТОН (Уэллингтон) (Wellington) Артур Уэлсли (Wellesley) (1769 - 1852), герцог (1814), английский фельдмаршал (1813). В войнах против наполеоновской Франции командующий союзными войсками на Пиренейском полуострове (1808 - 1813) и англо-голландской армией при Ватерлоо (1815). В 1827 - 1852 главнокомандующий английской армией.
   МЕТТЕРНИХ (Metternich - Winneburg) Клеменс (1773 - 1859), князь, министр иностранных дел и фактический глава австрийского правительства в 1809 - 1821 гг., канцлер в 1821 - 1848 гг. Противник объединения Германии; стремился помешать укреплению позиций России в Европе. Во время Венского конгресса 1814 - 1815 гг. подписал в январе 1815 г. секретный договор с представителями Великобритании и Франции против России и Пруссии. Меттерних - один из организаторов Священного союза.
   ХОВАНСКИЙ Иван Андреевич (? - 1682), русский политический и военный деятель. С 1636 г. стольник. В 50 - 70-х гг. воевода в Туле, Вязьме, Новгороде. Участвовал в войнах с Польшей, Швецией и Османской империей.
   ОРДИН-НАЩОКИН Афанасий Лаврентьевич (ок. 1605 - 1680), русский дипломат, боярин, воевода. Руководил внешней политикой в 1667 - 1671 гг., Посольским и др. приказами. Заключил Андрусовское перемирие в 1667 г.. В 1672 г. постригся в монахи.
   АПРАКСИН Федор Матвеевич (1661 - 1728), граф (1709), сподвижник Петра I, генерал-адмирал (1708). Командующий русским флотом в Северной войне и Персидском походе. С 1717 г. президент Адмиралтейств-коллегии, с 1726 г. член Верховного тайного совета.
   АРАКЧЕЕВ Алексей Андреевич (1769 - 1834), государственный и военный деятель, граф (1799), генерал от артиллерии (1807). С 1808 - 1810 военный министр, провел реорганизацию артиллерии; с 1810 г. председатель Департамента военных дел Госсовета. В 1815 - 1825 гг. наиболее доверенное лицо императора Александра I, осуществлял его внутреннюю политику; организатор и главный начальник военных поселений.
   БЕННИГСЕН Леонтий Леонтьевич (1745 - 1826), граф (1814), генерал от кавалерии (1802). Участник убийства императора Павла I. В 1807 г. командующий армией в войне с Францией, был разбит под Фридландом. В Отечественную войну в августе - ноябре 1812 г. и.о. начальника главного штаба армии, уволен за интриги против М.И. Кутузова.
   БЕРНАДОТ (Bernadotte) Жан Батист (1763 - 1844), маршал Франции (1804). Участник революционных и наполеоновских войн. В 1810 г. уволен Наполеоном и избран наследником шведского престола. В 1813 г. команд. шведскими войсками в войне против Франции. В 1818 - 1844 гг. шведский король Карл XIV Юхан, основатель династии Бернадотов.
   БАКЛАНОВ Яков Петрович (1809 - 1873). Имя Бакланова стоит в ряду тех российских генералов, которые вышли из низших и средних слоев общества, не дослужились до самых высших военных чинов и отличий, но благодаря своей воинской до­блести и яркости личности были широко известны в армии и народе. Другая особенность Бакланова - его принадлежность к героям Дона и российского казачества. Многое сделали казаки для укрепления границ Российской империи и расширения ее пределов.
   ПАФНУТИЙ БОРОВСКИЙ (1394 - 1477), основатель и игумен Боровского Пафнутьева монастыря. Канонизирован Русской православной церковью.
   ГОРЧАКОВ Михаил Дмитриевич (1793 - 1861), князь, генерал от артиллерии (1844). В Крымскую войну в 1854 командующий войсками на Дунае, в феврале - декабре 1855 - войсками в Крыму, потерпел поражение на р. Черная.
   КАМЕНСКИЙ Михаил Федотович (1738 - 1809), граф (1797), генерал-фельдмаршал (1797). В русско-турецкую войну 1768 - 1774 гг. корпус Каменский совместно с корпусом А.В. Суворова разгромил турецкие войска при Козлудже. В русско-прусско-французскую войну 1806 - 1807 гг. шесть дней (1806) командовал русской армией. Убит своими дворовыми.
   ЕВПАТИЙ КОЛОВРАТ, полулегендарный богатырь, рязанский боярин. Зимой 1237/38 с "полком" в 1700 чел. нанес поражение монголо-татарам во Владимиро-Суздальской земле. Убит в бою. Его подвиги описаны в "Повести о разорении Рязани Батыем".
   КУРБСКИЙ Андрей Михайлович (1528 - 83), русский князь, писатель, переводчик. Участник Казанских походов, член Избранной рады, воевода в Ливонской войне. Опасаясь "неправедной" опалы Ивана IV, бежал в Литву (1564); чл. рады Речи Посполитой; участник войны с Россией. Написал мемуарный памфлет "История о великом князе Московском" (1573) и 3 обличит. послания "лютому самодержцу" (составивших вместе с 2 ответами Ивана IV уникальный литературный памятник, исполненный страстной полемики о пределах царской власти и о ее верности "пресветлому православию").
   КОНОВНИЦЫН Петр Петрович (1764 - 1822), граф (1819), генерал от инфантерии (1817). В Отечественную войну 1812 г. командир дивизии, дежурный генерал штаба М.И. Кутузова. В 1815 - 1819 гг. военный министр, затем начальник военно-учебных заведений.
   ОСТЕРМАН - ТОЛСТОЙ Александр Иванович (1770 - 1857), генерал от инфантерии (1817), граф (1796). В Отечественную войну 1812 г. и заграничных походах русской армии 1813 - 1814 гг., командуя пехотным корпусом, отличился во многих сражениях, особенно при Бородине и Кульме.
   КОТЛЯРЕВСКИЙ Петр Степанович (1782 - 1852), генерал от инфантерии (1826). В русско-иранскую войну 1804 - 1813 гг. одержал победы на р. Аракс (1810), при Асландузе (1812) и штурмом взял Ленкорань (1813).
   КУЛЬНЕВ Яков Петрович (1763 - 1812), генерал-майор (1808). В русско-шведскую войну 1808 - 1809 во главе отряда перешел по льду Ботнического зал. В Отечественную войну 1812 г. командовал кавалерийским отряда, отличившегося при победе над французским корпусом маршала Н.Ш. Удино (N. Ch. Oudinot) при Клястицах, смертельно ранен в бою.
   ЛАЗАРЕВ Михаил Петрович (1788 - 1851), русский флотоводец и мореплаватель, адмирал (1843). В 1813 - 1825 гг. совершил 3 кругосветных плавания, в т. ч. в 1819 - 1821 гг. (командир "Мирного") в экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена, открывшей Антарктику. При разгроме турок в Наваринском сражении 1827 г. командир линейного корабля "Азов". С 1833 г. главный командир Черноморского флота и портов Черного моря.
   МАДАТОВ Валериан Григорьевич (1782 - 1829), генерал-лейтенант. Герой Отечественной войны 1812 г. и "замирения" Кавказа князь Валериан (Рустам) Мадатов родился в Карабахе, восточной окраине Армении. Боевой опыт Валериан Мадатов получил в период русско-турецкой войны 1806 - 1812 гг. Участие в боевых действиях он впервые принял в 1809 г. на Дунае, где в составе авангардного отряда атамана М. Платова не раз ходил в лихие кавалерийские рейды. Первый орден князь Мада­тов получил за отличие при штурме Браилова. Затем он храбро проявил себя в боях под Мачином, Бабадагом, Гирсово, Кюстенджи. за сражение под Рассеватом был удостоен золотой шпаги с надписью: "За храб­рость".
   МУРАВЬЕВ (Карский) Николай Николаевич (1794 - 1866), генерал от инфантерии (1853). В Крымскую войну, в 1854 - 1856 гг., наместник на Кавказе и главнокомандующий Кавказским корпусом, руководил взятием Карса (1855).
   НЕВЕРОВСКИЙ Дмитрий Петрович (1771 - 1813), генерал-лейтенант (1812). В Отечественную войну 1812 командир пехотной дивизии. Отличился в сражениях под Красным, Смоленском и Бородином. Смертельно ранен в Лейпцигском сражении.
   МАТВЕЕВ Андрей Артамонович (1666 - 1728), государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра I. С 1699 г. посол в Гааге, Вене. Президент Морской академии, Юстиц - коллегии. Автор "Записок" о событиях конца ХVII в.
   ПОЖАРСКИЙ Дмитрий Михайлович (1578 - 1642), князь, боярин (с 1613), полководец, народный герой, соратник К. Минина. Участник 1-го земского ополчения 1611 г., один из рук. 2-го земского ополчения и временного земского правительства. Руководил военными действиями против польских интервентов. Возглавлял ряд приказов.
   РЕПНИН Аникита Иванович (1668 - 1726), князь, генерал-фельдмаршал (1724), сподвижник Петра I. Участник Северной войны, командовал дивизией. В 1724 - 1725 гг. президент Военной коллегии.
   СПИРИДОВ Григорий Андреевич (1713 - 90), адмирал (1769). Во время русско-турецкой войны 1768 - 1774 гг. командовал (с 1769 г.) эскадрой в Средиземном море, занял ряд греческих городов. Одержал победу в Чесменском бою (1770). В 1771 - 1773 гг. командующий русским флотом в районе греческого архипелага.
   ЦИЦИАНОВ Павел Дмитриевич (1754 - 1806), князь, генерал от инфантерии (1804). С 1802 г. главноначальствующий в Грузии, руководил присоединением к России Имеретии, Мегрелии, Гянджинского, Карабахского, Шекинского и Ширванского ханств. Убит при переговорах с Бакинским ханом.
   ЧЕРНЫШЕВ Захар Григорьевич (1722 - 84), граф, генерал-фельдмаршал (1773). В 1760 командовал отрядом при взятии Берлина. С 1763 г. вице-президент, с 1773 г. президент Военной коллегии, с 1775 г. наместник Полоцкой и Могилевской губерний.
   ЩЕРБАТОВ Михаил Михайлович (1733 - 90), князь, историк, публицист, автор трудов: "О повреждении нравов в России", (1858), утопического романа "Путешествие в землю Офирскую" (Cоч., т. 1, 1896), "Истории Российской с древнейших времен" (т. 1 - 7, 1901 - 04).
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023