ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Капитан сверхсрочной службы

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наука требует жертв

А.И. Каменев

  

КАПИТАН СВЕРХСРОЧНОЙ СЛУЖБЫ

  
   Продолжение. Начало См.:
  
   Время решать   43k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть седьмая.
   Без руля и без ветрил?   34k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть шестая
   Легко в учении - тяжело в бою   19k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть пятая.
   Академия - не богодельня, а чистилище   23k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть четвертая.
   Для чего люди учатся?   31k   "Фрагмент" Мемуары
   Мои университеты, часть третья
   Чему нас учили   26k   "Фрагмент" Мемуары
      Мои университеты, часть вторая
   Мои университеты. Ч.1   30k   "Фрагмент" Мемуары
         Знание - сила, образованность - благо.
   Полосатый рейс   25k   "Статья" История
          О государственной потребе и местничестве
   Луч света   26k   "Фрагмент" Мемуары
          Поболее бы таких лучиков в царстве равнодушия и своеволия
   Свобода - это дар...   38k   "Фрагмент" Мемуары
          Истина делает человека свободным, а умение использовать этот дар - счастливым
   Курс на Красноярск   25k   "Фрагмент" Мемуары
          О чистой совести и чувстве исполненного долга
   Самое бесправное сословие   19k   "Фрагмент" Мемуары
          Проблема вторая - молодые офицеры
   Проблемы полка   15k   "Фрагмент" Мемуары
          Худо, когда боевая часть превращается в военно-подметальное учреждение
   У алтаря права дружбы кончаются   22k   "Фрагмент" Мемуары
          Дружба - это наука и искусство
   Пить или не пить?   23k   "Фрагмент" Мемуары
          Пора трезветь, господа!
   Неудачником не рождаются   23k   "Фрагмент" Мемуары
          Неудачи и просчеты: наше отношение к ним.
   Двухгодюшники   16k   "Фрагмент" Мемуары
          Лучше меньше, да лучше.
   Эффект метро   17k   "Фрагмент" Мемуары
          Интересные наблюдения и необычное умозаключение
   Плох тот, кто...   13k   "Фрагмент" Мемуары
   Не звание возвышает офицера над подчиненными, а умение быть искусным воином.
   ЧП в артполку   21k   "Фрагмент" Мемуары
             О педантизме, мелочности и палке капрала
   Три недели, которые...   35k   "Фрагмент" Мемуары
             А Ларчик просто открывался.
    Из леса вистимо   30k   "Фрагмент" Мемуары
             Голь на выдумки хитра
    Кочкоград   22k   "Фрагмент" Мемуары
             Мой гарнизон - моя крепость?
    В отдельном автомобильном   45k   "Фрагмент" Мемуары
             Риск - благородное дело
    В чем наша беда?   23k     "Фрагмент" Мемуары
             Практические заметки из служебного опыта
    Из технарей в политработники   12k     "Фрагмент" Мемуары
             О неожиданном повороте судьбы и мыслях по этому поводу
    ТАТУ   34k     "Фрагмент" Мемуары
             Начало пути вечного узника
  
  
   Мое поступление в адъюнктуру по кафедре военной психологии и педагогики академии заставило в полной мере осознать, прежде всего, отношение к науке правительства и граждан наших.

Наука у нас не ценится

  
   Наука в государстве Российском прошла через различные препоны, пока не обрела прочные права гражданства.
   *
   С одной стороны, наука долгое время находилась в ведении церкви и та, безусловно, наложила свой отпечаток на нее: определила ее характер - богословие, ее носителей - монахов, ее учреждения - монастыри и храмы православные.
   *
   По справедливому суждению историка В.О. Ключевского, "наука и искусство ценились в древней Руси по их связи с церковью, как средство познания слова Божьего и душевного спасения. Знания и художественные украшения, не имевшие такой связи и такого значения, рассматривались как праздное любопытство неглубокого ума или как лишние несерьезные забавы".
   *
   Следует, однако, отметить, что православие широко смотрело на свою миссию в русском обществе.
   А потому, Кодекс сведений, чувств и навыков, какие считались необходимыми для освоения этих правил, составляли науку о христианском жительстве, в котором были обозначены три важнейшие части:
  
  -- Строение (наука) душевное - учение о долге душевном или дело спасения души;
  -- Строение мирское - наука о гражданском общежитии;
  -- Строение домовое - наука о хозяйственном домоводстве.
  
   В то же время, церковь ревностно относилась к любому другому знанию и при появлении оного тотчас возбуждала тревожный вопрос: безопасная ли эта наука для правой веры и благонравия, для вековых устоев национального быта?
   *
   По свидетельству того же В.О. Ключевского, "в русском обществе установилось подозрительное отношение к науке. В школьных прописях помещалось наставление:
   "Братие, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: елминских борзостей не текох, риторических астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах...; учусь книгам благодатного закона, как можно было мою грешную душу очистить от грехов".
   Такой взгляд питал самоуверенность незнания:
   "Аще не учен словом, но не разумом", - писал про себя древнерусский книжник, - не учен диалектике, риторике и философии, но разум Христов в себе имею".
   *
   Летописи, которые на Руси велись издавна, безусловно, не могли служить делу накопления, развития и распространению научных знаний о войне и военном деле.
   Кроме того, на Руси, в силу сложившейся традиции, считалось вредным что-либо менять в практике отцов. Дети перенимали опыт предков, но не стремились усовершенствовать военное дело.
   Только в начале XVII в., в период правления Василия Шуйского, возникла настоятельная потребность свести воедино известные познания в военном деле.
   Этой работой занялся Онисим Михайлов, подьячий, мастер Пушкарского, который составил "Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки" (1607, 1621 гг.).
   Содержание уставов включало многообразную тематику: внушение ратным людям чувства долга, опре­деление воинских обязанностей, рекомендации по изготовле­нию пороха, регламентации действий оружием и различные тактические вопросы (организация похода, порядок располо­жения для отдыха, оборона и осада крепостей).
   Мудрый подьячий, простирает свой взор на вопросы общие, научные и практические:
   "Повелось исстари, -- пишет О. Михайлов, -- во всех госу­дарствах и землях ... везде больше убогих (бедных - А.К.), нежели богатых людей обретается. Богатые от природы не наделены добрым своим учением, и разумом, и смыслом. Поэтому на них одних нельзя полагаться и доверять им одним рать водити или отческие земли от врагов защитити и обороняти.
   Следует искать с великою совестью таких начальников, которые шли бы на врага смыслом разума, а не силою телеси своего".
   *
   Не будем, однако, множить исторический ряд примерами Петра и Екатерины Великих, мудрыми примерами доброго отношения к науке выдающихся полководцев наших (А.В. Суворова, Г.А. Потемкина, П.А. Румянцева, М.И. Кутузова, М.Д. Скобелева и др.).
   Эти примеры, как бы они ни были хороши, не позволяют нам констатировать факта преклонения в обществе нашем перед наукой.
   Совсем наоборот - ею (наукой) постоянно пренебрегали и не ценили.
   *
   Приведем в качестве характерного примера сведения, изложенные в первом номере "Военного сборника" за 1858 г. в статье под названием "Взгляд на состояние русских войск".
   В ней констатируется следующее:
   "Офицера до получения им роты, ценили только по наружности, по умению маршировать, а ротного командира - по тому, как рота ходила церемониальным маршем, или делала ружейные приемы"...
   Печально было то, что "бездарность, или совершенное невежество, выказанные на маневрах, навлекали на виновного порицания только со стороны высших начальников... Ближайшие начальники оставались к этому совершенно равнодушными".
   По мнению автора статьи, "эта эгоистическая односторонность взгляда начальников на истинную службу убивала в офицерах стремление к настоящему военному образованию и развивал в них желание угождать, в ущерб понятию о долге. Не только с военными науками, но даже с теми частями устава, которые были написаны не для смотров, а для войны, офицеры наши были мало знакомы".
   В данном случае, причина такого небрежения наукой и образованием состояла в том, что:
   "У многих начальников наука не находила покровительства, а, напротив, встречала преследование, насмешку: занимающегося наукой офицера обыкновенно называли учеными, прилагая это название преимущественно в тех случаях, когда ему случалось сделать какой-нибудь промах".
   В другой статье этого же журнала раскрывается причина указанного небрежения:
   "Нельзя не заметить, что смотры высшего начальства составляют альфу и омегу нашей служебной деятельности. Не успешность службы в ее постепенном, непрерывном ходе; не ровная, постоянная заботливость о ее выгодах, а только удача на смотру, вот что поглощает все стремление начальников частей".
   *
   Военная наука и войсковая практика шли и развивались раздельно, не влияя должным образом друг на друга.
   Наука не стала двигателем войсковой практики, а обратилась в собрание разрозненных и не сведенных в единую систему знаний, где, наряду с бесспорными достижениями человеческого ума, спокойно соседствовали знания и учения ложные и недостоверные.
   ***
   Мне недосуг в данном месте приводить рассуждения о том, что любая деятельность без опоры на разум, не может быть плодотворной.
   *
   Роджер Бэкон, английский ученый, философ и естествоиспытатель ХIII века, писал:
   "Разум -- вот вождь правой воли; он направляет ее к спасению. Чтобы делать добро, надо его знать; чтобы избегать зла, надо его различать. Пока длится невежество, человек не находит средств против зла... Нет опасности больше невежества. Знающий истину, если иногда и пренебрегает долгом, имеет прибежище в совести, побуждающей его скорбеть о случившемся и остере­гаться в будущем. Нет ничего достойнее изучения мудрости, про­гоняющей мрак невежества, -- от этого зависит благосостояние всего мира. Каков человек в изучении мудрости, таков он и в жизни"...
   В его сочинениях мы находим верное понимание природы знаний и того, что препятствует познанию истины:
   "Есть три источника знания:
  
  -- авторитет,
  -- разум и
  -- опыт.
  
   Однако авторитет недостаточен, если у него нет разумного основания, без которого он вызывает непонимание, а лишь принятие [истины] на веру, -- мы верим авторитету, но не через авторитет понимаем. Разум [или отвлеченное рассуждение} один не может отличить софизма от настоящего доказательства, если он не может оправ­дать свои выводы опытом".
   "Четыре в высшей степени заслуживающие порицания вещи составляют помеху делу истины... Они стоят на дороге всякому мыслителю и едва позволяют кому бы то ни было достигнуть настоящей мудрости. Вот эти помехи:
  
  -- преклонение перед неосно­вательными и недостойными авторитетами,
  -- долговременная при­вычка {к известным мнениям},
  -- неосновательность суждений толпы и, наконец,
  -- скрывание [учеными} своего невежества, вместо ко­торого они выставляют напоказ свою призрачную мудрость...
  
   От этих язв происходит все зло человеческого рода: благодаря им люди не знакомятся с наиболее полезными, великими и прекрас­ными памятниками мудрости и тайнами всех наук и искусств.
   Где имеют силы три первые помехи знанию, там не действует ни разум, ни право, ни закон, там нет места для правды, там не имеют силы предписания природы, искажается порядок вещей, господствует порок, добродетель исчезает, там царствует ложь и гибнет истина".
  
   *
   Печально сознавать, но наши предки и мы, до сего дня, так и не осознали причины того, что мешает науке утвердиться в нашем сознании и занять прочное место в системе подготовки офицерских кадров.
  
   Во-первых, не все то, что называется наукой, таковой является.
   В каждой научной области (дисциплине) функционирует масса сведений ложных, непроверенных и малопродуктивных.
   Во-вторых, в силу сложившихся обстоятельств и объективных причин многие науки и, в первую очередь, науки общественные, не имели (и не имеют по сей день) должных оснований.
  
   *
   Научное древо можно изобразить в виде причудливого растения, почти не имеющего корней, с хилым стволом, редкой кроной и мелкими, пожухлыми листьями, которые опадают даже при слабом дуновении ветерка.
   Вместо того, чтобы иметь мощные корни, подпитываемые из естественной среды, такие науки не имеют надежного основания в виде исторической и методологической составляющих, которая не только определяют истоки научного знания, направление и методологию познания, выявляет тенденцию и представляет к осмыслению открытые законы и закономерности, но и направляет дальнейшее постижение Истины в верном направлении.
   В обществоведении, к примеру, "бытие определяло сознание", индивидуальное приносилось в жертву коллективному и т.д. В педагогике духовное сводилось к партийному, человек рассматривался как простое вместилище разных социальных влияний, а воспитание сводилось к принятию извне тех или иных мер воздействия.
   Фундаментальные исследования, в том же обществоведении, имели только название сие, а по сути дела никакой серьезной научной проблемы не решали, а лишь приносили соискателям и творцам пухлых и никому не нужных трактатов искомые звания и степени.
   Про одного из таких "ученых" в академии говаривали, что "вон, мол пошел крупный специалист по тактике мелких подразделений".
   В то же время было множество прикладных исследований самой разнообразной тематики и столь узких и специфичных тем, что приходилось дивиться, что такие мелкие вопросы вырастали в научную тему.
   Эти исследования никакой пользы науке и практике не приносили, но плодили число "остепенных" людей.
   *
   Такое положение в советской науке объяснялось рядом факторов:
  -- во-первых, ведущая кафедра, как правило, сама не имела плана перспективной работы и потому работала по принципу: "сами выбирайте тему, но не преступайте рамок "приличия", т.е. не берите на себя много, и работайте в свое удовольствие";
  -- во-вторых, исследования в области обществоведения никем и никогда не финансировались, а потому всю исследовательскую работу следовало вести на свой счет (для серьезного исследования требовались большие суммы, средства и кадры; но всего этого не было);
  -- в-третьих, состарившиеся на своих должностях начальники кафедр зорко следили за тем, чтобы их не подпирали молодые и перспективные ученые, а потому все делали для того, чтобы не дать им ходу после защиты кандидатской диссертации.
  
   ***
   Кроме того, в военно-учебных заведениях, прежде всего, в военных академиях, сложилась неправильная система приоритетов.
   Военная наука была несвергнута с законного первого места, а на ее место заступило узкое профессиональное обучение.
   И. Клюжев писал в "Вестнике воспитания" за 1916 год следующее:
  
   "Кадетские корпуса организовали по образцу полка; фронтовое учение заменяет в них воспитание, отстраняя науку, а, следовательно, и правильное развитие ума, сердца и совести. Невежество, прикрытое формой сурового обращения, холодности, натянутости, старающееся видеть в каждом ребенке подчиненного, разрушает дисциплину. Резкое разделение воспитательного и учебного элементов производит и дурное воспитание и дурное учение".
  
   Ученый понимал, что образование не может строиться без науки, без опоры на нее.
   *
   Но, если взглянуть на этот вопрос шире, то можно сказать и более: учебный процесс должен всецело опираться на последние научные достижения, идти вровень с наукой, не отставать от ее выводов.
   Неизбежный разрыв обучения и требований дня наступает там, где постоянно не ведется серьезная научная работа профессорско-преподавательским составом военно-учебного заведения.
   И это должна быть не просто отвлеченная и только для соискателя нужная тема, а то магистральное направление, которое определяет профессиональное назначение слушателей военной академии.
   Попутное педагогическое исследование, которое необходимо вести на каждой кафедре, должно открывать глаза преподавателям на те проблемы, которые мешают слушателям более эффективно осваивать учебный предмет.
   *
   Военная академия должна на первом месте иметь развитие науки, затем - воспитание и обучение слушателей, а также - распространение научных знаний среди военнослужащих.
   *
   При таких приоритетах, т.е. при главенстве научного направления в деятельности военной академии, учебно-воспитательный процесс никогда не отстанет ни от достижений научной мысли, ни от требований войсковой практики.
   Но эти приоритеты надо когда-то утвердить!!!
   ***
   Теперь мы подходим к вопросу: почему наука не почитается слушателями?
   Ответ на этот вопрос в следующем.
   *
   Наука входит в сознание обучаемого через учебный предмет.
   Учебная дисциплина - это часть науки.
   У нас же путают эти два понятия и в состав учебной дисциплины пытаются втиснуть как можно более научных сведений, нужных и ненужных, полезных и бесполезных, первостепенных и второстепенных.
   Мы пока не научились правильно выделять предмет учебной дисциплины, не научились расставлять приоритеты в нем и не умеем правильно преподносить учебные знания обучаемым.
   *
   Что надо было бы сделать?
   Из всей совокупности научных сведений надо выделить ВЫВОДНОЕ УЧЕБНОЕ ЗНАНИЕ.
   Поясним на примере.
   Тем, кто пользуется компьютером, не надо знать многое из того, что связано с ним.
   Пусть мониторами занимаются специалисты, программами - программисты.
   Да и из всех программ нам нужны только те, которые подходят нам по профилю работы.
   Нам, как пользователям, нужны и знания пользователя.
   Все остальное - удел специалистов.
   Вот это-то и знание, в данном случае, является выводным для нас.
   Оно, конечно, ограничено, неполно, но вполне достаточно для того, чтобы использовать компьютер для определенной цели.
   *
   Военная школа наша напоминает заведение, где напоказ выставляется масса ненужного для пользователя и пригодного только для специалиста.
   Вот и пытаются выучить тому, что не нужно.
   Слушатель - существо разумное. Он противится всему нерациональному, всему насильственному.
   Преподавателям и организаторам учебного процесса надо бы прислушаться к мудрым словам Платона, который писал:
  
   "Ни одну науку свободный человек не должен изучать, как раб. Телесные упражнения, выполняемые даже против воли, нисколько не вредят телу, в душе же никакая насильственная наука не остается прочно".
  
   До сих пор учебный процесс строится так, как еще в ХVI в. писал выдающийся французский просветитель М. Монтень:
  
   "Нам без отдыха и срока жужжат в уши, сообщая разнообразные зна­ния, в нас вливают их, словно воду в воронку, и наша обязанность состоит лишь в повторении того, что мы слышим".
  
   Далее он делает совершенно справедливый вывод:
  
   "Если кто изрыгает пищу в том самом виде, в каком проглотил ее, то это сви­детельствует о неудобоварнмости пищи и о несварении желудка. Если желудок не изменил качества и формы того, что ему надлежало сварить, значит, он не выполнил своего дела".
  
   И еще:
  
   "Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует. Он ничего не находит; да и не ищет он ничего".
  
   Он категорически настаивает:
  
   "Пусть наставник заставляет ученика как бы просеивать через сито все, что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову, опираясь на свой авторитет"...
  
   В тон М. Монтеню, вторит великий чешский педагог Я.А. Коменский, автор знаменитой "Великой дидактики", книги, написанной в ХVII веке:
  
   "Правильно обучать юношество -- это не значит вбивать в головы собранную из авторов смесь слов, фраз, извращений, мнений, а это значит -- раскрывать способность понимать вещи, чтобы именно из этой способности, точно из живого источника, потекли ручейки (знания), подобно тому как из почек деревьев вырастают листья, цветы, плоды, а на следующий год из каждой почки вырастет целая новая ветка со своими листьями, цветами и плодами".
  
   Он подвергает резкой критике тех ученых, которые "занимаются только тем, что, копаясь в авторах, из­влекают фразы, сентенции, мнения, составляя науку наподобие лоскут­ного платья. К ним с упреком обращается Гораций: "О, подражатели, рабский скот!" И действительно -- рабский скот, привыкший только к тасканию чужих тяжестей".
   Самое прискорбное, по его мнению, заключается в том, что "школы стремятся к тому, чтобы научить смотреть чужими глазами, мыслить чужим умом. Школы учат не тому, чтобы открывать источники и выводить оттуда раз­личные ручейки, но только показывают ручейки, выведенные из авторов, и согласно с ними предлагают идти по ним к источникам назад".
   По его мнению, "самые академические работы будут подвигаться вперед более легко и успешно, если, во-первых, мы туда будем посылать только избранные умы, цвет человечества, а остальных направим к плугу, ремес­лам и торговле, смотря по их природной склонности".
   ***
   Следовательно, из сказанного можно вполне точно заключить, что причин небрежения к науке и научному знанию в нашей военной школе несколько:
  
   - во-первых, содержание обучения не отвечает потребностям слушателей, а лишь обременяет память их массой ненужных и бесполезных сведений;
   - во-вторых, не всякий слушатель способен воспринимать науку, ибо только "избранные умы" способны это делать.
  
   *
   Все это я познал за те четыре года, которые провел в стенах военно-политической академии, вникая в собственный опыт, наблюдая за сокурсниками и читая полезные книги.
   *
   А теперь о прозе адъюнктской жизни...

Адъюнкт "первого года службы"

  
   Начало нового дела всегда трудно.
   Вдвойне трудно, когда кто-то намеренно осложняет жизнь.
   Кто бы мог подумать, что в педагогическом коллективе может существовать самая настоящая дедовщина.
   Адъюнкт первого года обучения - это, по сути, и есть молодой солдат.
   "Деды" - почти все остальные: начальство, которое дает большое количество самых несуразных заданий; старшие преподаватели, которые под предлогом личного одолжения перекладывают на него часть своей нагрузки; простые преподаватели, которые подсовывают самые неудобные для дежурства дни, то ли по кафедре, то ли в патруле.
   *
   Кроме того, учебный отдел планирует массу никому не нужных занятий по философии для укрепления методологической основы исследований. Кафедра иностранный языков старается повысить языковую подготовку адъюнктов, невзирая нужно это для данного исследователя, или нет.
   Все это отнимает массу времени.
   Ничего нового для дела эта адъюнктская программа не дает.
   *
   Начало адъюнктской жизни несет неприятное открытие буквально с первого дня.
   Так, первое занятие по философии меня очень сильно разочаровало.
   Лекцию читал начальник кафедры философии генерал Миловидов.
   Его лекцией начинался мой курс обучения в академии еще в 1972 году. Тогда я был настолько приятно удивлен эрудицией этого человека, что почти дословно записал текст лекции.
   Решив дальне продолжить записи в тетради по философии, я прихватил ее на первую адъюнктскую лекцию. И тут, с первых слов лектора я уловил что-то знакомое и невольно открыл запись 1972 года.
   Последующая сверка лекции с моими записями показала, что лектор чуть ли не слово в слово повторяет то, о чем говорил четыре года назад. Структура лекции, факты и выводы - все осталось прежним.
   Ничего нового!
   *
   Естественно, это вызвало мое недоумение. Как может такое быть?
   *
   Поразительнее всего, что на эту лекцию генерал Миловидов пригласил преподавателей своей кафедры, проводя, как бы, поучительное занятие.
   Мне до сих пор непонятно, как такое возможно?
   Разве можно на прежнем багаже вести обучение, ничем его не пополняя, не развивая, не совершенствуя.
   Впоследствии, став преподавателем, я нередко ловил себя на мысли, что одну и ту же тему мне никогда не удавалось читать в одной и той же редакции. Случалось иногда даже так, что лекцию по одной и той же теме, которая была предназначена для второго потока курсантов я вел (не читал) совсем по-другому, учитывая недостатки прошлого и ориентируясь на другую аудиторию.
   *
   Но генерал Миловидов без тени смущения озвучил один и тот же текст.
   Почему?
   Видимо, потому, что уверил себя в том, что достиг совершенства, создав прочную и незыблемую конструкцию обучения...
   Уверен был он и в том, что никто не сделает ему упрека...
   Так оно и было.
   Но горький осадок остался...
   *

Кафедральные "вожди" и нравы того времени

  
   В военно-политической академии на всех гуманитарных кафедрах начальники их по 20-30 лет сидели на своих местах
   Такие "светила" и зорко следили за тем, чтобы никто не смел покуситься на их должностное положение и научный авторитет. Вот почему многие молодые преподаватели подолгу пребывали в звании кандидата наук и никак не могли выбиться в настоящие ученые - так называемые доктора наук.
   *
   Должность старшего преподавателя прочно находилась в руках приближенных начальника кафедры, которому было выгодно держать при высокой должности престарелых подчиненных, мечтающих как можно больше продержаться в штате.
   *
   В благодарность за преданность, начальник позволял своим услужливым подчиненным перед уходом на пенсию защищать докторскую диссертацию, в которой не было ничего такого, что давало бы толчок развитию науки.
   Это были добротно сработанные труды, где, кроме общих фраз, цитирования классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС и хвалебных од в адрес текущего начальника и членов ученого совета не содержалось ничего путного.
   *
   Вспоминается, как тщетны были попытки выбрать из защищенных диссертаций какие-то свежие мысли или практические рекомендации.
   Их просто не было.
   Кафедры работали вхолостую.
   Авторитарный стиль правления подавлял всякое брожение и недовольство.
   *

"Бунт" на корабле

  
   Когда мытарства первого года обучения в адъюнктуре закончились, наметилось продолжение практики отрыва от исполнения плана научной работы.
   Опять начались множится задания, которые сбрасывались на кафедры командованием академии, к примеру, участие во всякого рода проверках и т.п.
   Кафедральное начальство не прочь было и далее использовать в своих интересах молодые научные кадры, подсовывая для исполнения часть своей работы.
   Да и старшие товарищи были готовы "по-братски" поделиться своей учебной и служебной нагрузкой с нами, адъюнктами.
   *
   Надо было положить этому предел.
   Вот почему я категорически отказался и далее исполнять те задания, которые были, в какой-то мере уместны на первом курсе, но стали совсем нежелательны на втором году обучения в адъюнктуре.
   *
   Это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
   Ранее никто не сопротивлялся сложившейся практике, как сегодня говорят, "припахивания".
   Многим, скрепя сердцем, приходилось подчиняться воле старших.
   Были и такие, которые сами набивались в услужение начальству, надеясь получить льготу при защите диссертации или место на кафедре после окончания адъюнктуры.
   Срабатывало.
   На кафедре оставались как раз покладистые, услужливые люди, а ершистые и самостоятельные отправлялись в разные пункты назначения.
   *
   Мой активный протест вызвал понимание у тех, кому было не по душе это "припахивание", недоумение у коллег и злорадство тех, кто лишился возможности делать свое дело чужими руками.
   Двое моих коллег поступок мой не осуждали, но и по моему пути не пошли.
   Он продолжали безропотно в течение последующих оставшихся двух трудиться "на дядю".
   Меня оставили в покое и не тревожили по пустякам.
   Именно это и позволило мне выполнить всю исследовательскую программу и подготовиться к защите кандидатской диссертации.
   Иное положение было у моих сокурсников по адъюнктуре: ни тот и ни другой научной работы не исполнили и после трех лет безуспешной работы убыли в разные края - один в Таллин, другой - в Тамбов.
   Не сбылись их мечты на покровительство тех, кому они все это время оказывали личные услуги.
   *

Прощай, Пироговка!

  
   Нежданно-негаданно моей семье повезло с улучшением жилищных условий.
   В конце второго года обучения в адъюнктуре, в августе, когда основная масса преподавателей и адъюнктов была в отпусках, мне представилась возможность получить во временное пользование двухкомнатную квартиру в районе Кузьминок.
   Основание для получения квартиры было достаточное - семья ожидала прибавления.
   Но для квартирной части академии нужно было другое основание - мзда. Денег давать я не хотел, да и не мог, так как скудной зарплаты едва-едва хватало на жизнь.
   Но тут господин случай помог решить дело в пользу моей семьи.
   *
   В связи с убытием выпускников к месту службы образовался фонд свободного помещения. По существовавшим тогда правилам, помещение, не занятое в течение месяца, могло быть отобрано у академии местными властями. Как раз, на днях, московские власти прибрали к рукам одну академическую квартиру именно в Кузьминках. Судьба второй квартиры висела на волоске.
   Вот почему позвонили мне и потребовали срочно выехать для осмотра пустующей квартиры.
   *
   Дом, в котором мне предстояло прожить чуть больше года, находился недалеко от парка Кузьминки, прекрасного места отдыха с прудом, ухоженными дорожками и примыкающим к парку лесополосой.
   Конечно, меня вполне удовлетворил этот вариант и после оформления необходимых документов мы вселились в эту квартиру.
   *
   Дом, в котором мы стали жить, в простонародье назывался "хрущевками".
   Это была серия домов, построенных из панелей, с маленькими комнатами и еще меньшей кухней.
   Во времена катастрофической нехватки жилья проект Н.С. Хрущева построить много простых малогабаритных домов дал возможность многим семьям обрести крышу над головой.
   *
   Это сейчас можно глумиться по поводу квартирной программы Хрущева, а тогда, в 60-70-е годы это было спасение.
   Моя семья буквально накануне моего поступления в военное училище, в 1962 году, получила квартиру в одном из таких домов. Трудно описать ту радость, которую испытывали все мы, получив после десятилетних скитаний по коммунальным и частным квартирам свое жилье.
   *
   Да, там было тесно везде.
   Кухня вообще была крошечной и на ней трудно было разойтись 3- человекам. Ванная комната была совмещена с туалетом, что, конечно, не очень удобно. Коридорчик был совсем мизерный. Но зато были 3 комнаты, балкон и небольшое подсобное помещение в подвале.
   Мне, правда, пользоваться благами нового жилья пришлось всего каких-то восемь месяцев, но родители все же сумели на старости лет пожить в отдельной квартире, без волнений и склок, которые обычно имеют место в коммунальном жилище.
   *

Прибавление в семействе. Андрей.

  
   Мы ждали рождения ребенка.
   Наконец, этот долгожданный день настал. 22 августа 1978 года у нас родился сын, Андрей.
   Ирина, которой уже исполнилось 10 лет, первоначально ревниво встретила появление на свет Андрюшки, но вскоре успокоилась, видя, что и она не обделена лаской и заботой родителей.
   *
   Для нас наступили райские времена. Впервые за все время пребывания в Москве мы обрели стоящее жилище и начали жить как все нормальные люди.
   Диссертационная работа, хотя и отнимала много времени, не препятствовала какое-то время проводить в общении с семьей. Благо, под рукой был прекрасный парк.
   Конечно, мы частенько ходили в парк, помногу гуляли на улице. Учили Андрея плавать, сначала в ванне, потом - в бассейне. В воде он чувствовал себя прекрасно. Хорошо держался на воде, не пугался воды.
   *
   Так продолжалось вплоть до поздней осени. А зимой купание пришлось прекратить.
   Зима 1978/79 гг. была в Москве лютой. Батареи в квартире еле теплились. Панельные стены плохо держали тепло.
   Пришлось поддерживать температуру с помощью зажженной газовой горелки.
   Окна, как в войну, завесили одеялами, а на себя одели множество одежек.
   *
   Но эти трудности были явлением временным и их можно было преодолеть. Так мы и сделали.
   *
   Наступал ответственный этап - подготовка к защите диссертации.
   Одновременно вставал вопрос о распределении после окончания адъюнктуры.
   Неожиданно для меня был разрешен вопрос об очередном звании.
   *

Капитан "сверхсрочной службы" получает майорское звание

  
   К лету 1979 года я уже "отходил" примерно два срока в капитанском звании.
   В таком положении, как я, было несколько офицеров - среди них один офицер был мой сокурсник. Он перехаживал в звании майора.
   В то же время, на соседних кафедрах начальники вышли с представлением о присвоении очередных воинских званий своим офицерам, а наш начальник по какой-то причине не собирался этого делать.
   Тогда возмущенный майор обратился за разъяснением к начальнику кафедры и фактически вынудил его написать представление. Тому ничего не оставалось делать, как написать подобное представление и на меня.
   Далее состоялся разговор, который его озадачил и разозлил.
   Вызвав меня, генерал объявил о своем решении написать представление на присвоение очередного воинского звания "майор". При этом он ожидал услышать от меня слова благодарности и признательности, но в ответ получил от меня вопрос:
   - А зачем вам, Александр Васильевич, надо было это делать?
   Тот искренне удивился:
   - Как зачем?
   Я пояснил:
   - Товарищ генерал. Зачем вам беспокоится? Ведь я и так это воинское звание при назначении на должность получу.
   *
   Для меня, действительно, не было принципиально важным получение этого звания на месяц-два раньше.
   Важнее было другое: мой начальник не послал на меня представление еще 2,5 года назад.
   Он, либо не хотел просто обременять себя такой заботой, то ли боялся кого-то разозлить своей просьбой, то ли просто не посчитал нужным хлопотать за человека, который "хорошо!" не попросил сам за себя.
   *
   Унижаться и хлопотать за себя я не умел и не хотел.
   И потом я знал о том, что у начальника кроме прав есть обязанность - внимать в нужды подчиненных и не оставлять их без внимания.
   *
   Забота о присвоении очередного воинского звания - это не головная боль самого претендента, а прямая обязанность начальника.
   Но у нас сложилась весьма странная картина прав и обязанностей начальника.
   Как правило, права начальника неприкосновенны, а вот обязанности строго разграничены: по отношению к старшим - безусловно исполняемы, к равным - в зависимости от уровня симпатий-антипатий, к подчиненным - почти всегда невыполняемые.
   *
   Начальник, который считает нормальным, когда все работают только на него и в какой-то мере на общее благо, вряд ли может рассчитывать на взаимопонимание и искреннюю поддержку своих подчиненных.
   Подчиненные до поры до времени мирятся с такой системой односторонности, но при случае платят начальнику той же монетой - им тоже становится недосуг до его дел, как только положение этого начальника зашатается.
   *
   Но суть даже не в ответной реакции подчиненных на эгоизм начальника.
   Закон человечности и порядочности требует в полной мере исполнять все свои обязательства, обращая особое внимание на тех, кто находится в поле влияния данного должностного лица.
   *
   Безусловно, мой диалог с начальником не мог пройти без ответной реакции.
   И эта реакция последовала: во-первых, мне переместили срок защиты диссертации с июля на ноябрь; во-вторых, кафедральное начальство исключили меня из числа кандидатов на должность преподавателя академии.
   *
   Мне предстояло отбыть к новому месту службы, а затем возвратиться для защиты кандидатской диссертации в Москву.
  
   Продолжение следует...
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023